Аннотация: Цветет жасмин, Тейвор играет в солдатики, мятеж подавляют как обычно - кровью и обещаниями.
- Покойный Старнис был прав! Тейвор, вы безнадежно глупы! Что вы натворили в Виастро?! - Министр государственного спокойствия был в бешенстве, и даже присутствие короля не заставило его сдержать гнев.
- Я хотел предотвратить мятеж! - Оправдывался Тейвор. Обвинение в глупости он предпочел не заметить.
- Вы его вызвали!
- Вы же сами приказали следить за графом! Он бы все равно взбунтовался, а так мы были готовы!
- Вы что, бог Времени и видите будущее в стеклянном шаре? Мы бы успели решить эту проблему другим способом, не заливая кровью половину империи!
Король, наконец, вмешался:
- Вы обвиняете военачальника в глупости, господин министр, но то же самое можно сказать и про вас. Глупость или небрежность, но вы просмотрели мятеж у себя под носом, - голос его величества был опасно безмятежен, Чанг понимал, что скользит по самому краю: у Элиана были свои люди в его ведомстве, часть из них министр давно раскрыл и прикармливал, но не сомневался, что есть и другие. На этот раз он не имел ни малейшего понятия, что происходит во дворце - Чанг только что вернулся из неудавшейся поездки. К счастью, он не успел добраться до Виастро, Эльвин перехватил министра на границе, и завернул назад, передав, что ему рассказали солдаты гарнизона.
Он опоздал, не осталось ни малейшей надежды уладить дело миром, ошибки Тейвора слишком дорого обходятся империи. Король получил доклад от военного ведомства, можно не сомневаться, что Тейвор умолчал о своей самодеятельности. Ничего, он исправит упущение. Жаль, что даже этот просчет не вынудит короля сменить военачальника, он, как мальчишка, заигравшийся в солдатики, в восторге от идей Тейвора, но есть надежда, что его эльфийское величество хоть теперь задумается об истинной стоимости военной реформы.
- Ваше величество, - Чанг снова заговорил обычным спокойным голосом, - я не "просмотрел" мятеж. Но я действительно совершил ошибку, и готов понести наказание. Я положился на военачальника империи, - он замолчал, выдержав достаточно долгую паузу, позволяя королю додумать невысказанное вслух: это ваш военачальник, ваше величество, значит, ошибка столь же ваша, как и моя, - когда начался мятеж, я был на границе Виастро, и если бы Тейвор не вынудил графа взяться за оружие, никакого восстания бы не произошло.
- Вы знали, что граф Виастро собирается бунтовать, но не арестовали его, а отправились тайно договариваться? В моем понимании, спокойствие государства подразумевает, что мятежники находятся в тюрьме, либо завершают жизнь на плахе, а не правят провинциями с благословения министра, чей долг это спокойствие поддерживать, - голос короля по-прежнему был невозмутим, но в нем отчетливо слышалась опасная ласковость.
- Ваше величество, лучший способ борьбы с пожаром - тушит, где тлеет, а не где горит.
- Дурную траву следует вырывать с корнем.
- Вы уже вырвали целый куст, ваше величество, и лорды боятся попасть под следующую прополку. Мы только что справились с недовольством ваших подданных по поводу отмены реестра запрещенных механизмов, - так деликатно Чанг обозначил два года народных возмущений по всей империи.
Оставшись без работы оголодавшие, отчаявшиеся люди громили станки, убивали мастеров и проклинали короля, навлекшего на их головы все эти беды. Самозваные вожди бунтовщиков грозили концом света, возвращением Ареда и призывали вернуться в старые добрые времена, когда колдунов сжигали вместе с их механизмами, а люди добывали свой хлеб честным трудом. Наличие короля-эльфа старые добрые времена не предполагали, зато способ вернуться в эту благодатную эпоху был прост и очевиден - убивать всех, кто противится путешествию в прошлое, и сжигать все, что горит. Как и всякий народный бунт, он не мог долго продолжаться без подлинного вождя, но два года войны с собственными подданными опустошили и без того тощую казну, расшатали торговлю, а о любви народа к его эльфийскому величеству теперь можно было говорить только в докладах, бумага и не такое стерпит. Зато для тех, кто уцелел, работа нашлась - в рудниках и каменоломнях.
На уступки своему народу король не пошел, преобразования продолжались полным ходом, налоги росли, один только кнут, и никаких пряников. Но его величеству придется усвоить, что графов и герцогов нельзя пороть столь же безнаказанно, как простолюдинов.
- Ваше величество, пока граф Виастро еще только собирался поднять мятеж, его соседи могли размышлять, поддерживать им эту рискованную затею или нет. После того, как ваши солдаты по приказу вашего военачальника попытались разоружить графскую дружину, у них не останется никаких сомнений. А после того, как попытка оказалась неудачной, не будет и опасений. Военачальник показал, что нам нельзя доверять, но нас уже можно не бояться.
Тейвор не выдержал:
- Это они так думают! Я уже приказал подготовить к отправке новую партию оружия, совершенно иной способ зажигания, достаточно спустить курок - искра поджигает заранее подготовленный фитиль, и больше никаких осечек! Они даже не боятся сырости! И на рудниках в Суэрсене отливают новые стенобитные бомбарды! Хватит одного отряда, обученного по моей новейшей тактической разработке, чтобы втоптать их в землю! Ваше величество, я жду только вашего одобрения. Один граф или десять - это не имеет значения с новым вооружением!
- Тейвор, - простонал Чанг, не впечатленный перечисленными новшествами, - может вы начнете учиться на своих ошибках, раз уж не способны делать выводы из чужих? Перебить половину правящих лордов империи - плохой способ установить мир и порядок! Ваше величество, Виастро уже бунтует, с этим ничего не поделать, мятеж необходимо пресечь, но мы не успеем перебросить войска из Суэрсена до нового сезона. Наша главная задача - не допустить, чтобы к Виастро присоединились соседи.
Король холодно усмехнулся в ответ, и Чанг с отчаяньем осознал, что его эльфийское величество только обрадуется, если мятеж захватит соседние провинции. Если лорды дадут хоть малейший повод, король с радостью сметет их с лица земли своими новыми бомбардами. А Элиан любезно ответил министру:
- Предотвращать мятежи - ваша работа, господин министр. А задача военачальника - эти мятежи подавлять. И мне все равно, кто именно из вас преуспеет.
***
Геслер стоял на пару шагов позади Тейвора - военачальник слишком сильно размахивал руками, когда пребывал в волнении, а поводов волноваться у него было предостаточно. Все оказалось не так: и бомбарды, и новобранцы, и погода, и дороги, и сам Геслер. Тейвор был недоволен всем, но сильнее всего военачальника, как казалось Геслеру спустя три недели выматывающей гонки, угнетала собственная принадлежность к роду человеческому. Вот будь он Эдаа, он бы замедлил ход времени, и тогда они бы все успели в срок. А Навио бы перенес и войско, и две огромные стенобитные бомбарды, и обоз в мановение ока в мятежную провинцию. "А будь он Лаар, - ядовито думал наместник Короны, - так выиграл бы битву голыми руками, а не гонял бы нас до изнеможения".
Главный литейщик битый час объяснял Тейвору, почему нельзя ускорить отливку ствола, но в результате был с позором выгнан из мастерской. Геслеру с трудом удалось уговорить военачальника не обвинять беднягу в государственной измене, но перепуганные мастера сдались и делали теперь все так, как требовал Тейвор. Наместник надеялся только, что военачальник не успеет испытать свое детище перед отправкой. Восстанавливать шахты после взрыва - сомнительное удовольствие.
А ведь ему еще предстояло напомнить упрямому вояке о некоторых географических особенностях Суэрсена и прилежащих провинций. Если войско еще худо-бедно можно переправить ранней весной по горным тропам, хоть снег еще и не сошел с перевалов, то бомбарду, для которой нужны три подводы и дюжина лошадей, только морем. А морской путь в этих краях откроется не раньше апреля. И если людей можно заставить исполнить, пригрозив, любое дурацкое распоряжение, то лед, сковавший морские волны от гнева господина Тейвора не растает.
И что всего обидней - особых причин для спешки не было. Подумаешь тоже - мятеж! Одна провинция на краю империи! Выгнали гарнизон и сидят как сычи, куда они оттуда денутся? К варварам сбегут? Так туда им и дорога, не пройдет и года, как всех перережут. Вот если бы все пограничные провинции взбунтовались, тогда да, а так - много шума из пустяка. Понятно, что королю и военачальнику не терпится устроить непокорному графу показательную порку, чтобы другим неповадно было, вот только другие и без того в пекло поперек Ареда не полезут, даром что ли министр государственного спокойствия к каждому в гости заглянул, побеседовал.
Можно было не торопясь обучить новобранцев, а не издеваться над беднягами с восхода до заката, до отупения заставляя строиться и перестраиваться в шеренги. Подождать, собрать обоз, да и бомбарды эти зверские отлить без спешки. Ну придут они в Виастро не весной, а летом, зато в два раза быстрее доберутся - на перевалах снег сойдет, дороги высохнут, морской путь откроется, а из Сурема помощь от королевы подоспеет. Саломэ каждый год отправляла обозы с зерном в самую весеннюю бескормицу, когда даже за деньги у соседей хлеба не купишь - сами запасы подъедают. Обычно помощь подходила как раз вовремя, но в этом году Геслер кусал локти в ожидании: неурожай, что в Суэрсене дело привычное, королевские поля поражал сильнее, чем чудом сохранившиеся крестьянские участки. Загадка природы раскрывалась просто - северяне не хотели работать из-под палки, а земля-то скудная, поливать потом надо, удобрять кровью, чтобы хоть что-то взошло.
И с того, что взойдет, храмовую десятину отделить, запас на посев отложить, часть на налог продать, дружину и рудники прокормить, а в этом году еще и военный обоз собрать. Запасов не хватило, пришлось собирать по хуторам. Бабы выли, кидались в ноги, мужчины угрюмо молчали, и это молчание страшило королевского наместника куда сильнее, чем мятеж на дальней границе. Если королева не поторопится, то Тейвору далеко ходить не придется, испытает свои драгоценные бомбарды прямо здесь, не отходя от рудников. В который раз Геслер пожалел, что король извел Аэллинов под корень. Сидел бы в северной твердыне герцог, его бы голова болела, а не наместника.
***
- И что я, по-твоему, должен сделать, Арьен? Сказать королю: "Извините, ваше величество, но я не пропущу ваши войска через свои земли, мне брат не позволяет?" - разговор пошел уже на третий круг, и все без толку. Арьен, названный брат и управляющий графа Инхора, все также, насупившись, сидел на подоконнике в кабинете, в свете свечей его карий глаз казался совершенно черным, а в зеленом бесновались искры. - Мне это все нравится не больше, чем тебе, но если ты запамятовал, то в Суэрсене сидит королевский наместник. А знаешь, почему?
- Знаю, знаю, но отец нашел бы выход!
Кальдер вздохнул, но сдержался - как же он устал быть тенью великого Ланлосса Айрэ! Сам он отца почти не помнил, знал по восторженным рассказам Арьена, хотя по-хорошему, рыжему бастарду любить генерала было не за что, как, впрочем, и самого Кальдера. Ведь чтобы жениться на матери нынешнего графа, Ланлосс объявил мальчика ублюдком и развелся с первой женой. Слухи ходили, что мальчишка-то на самом деле законный, недаром генерал оставил парня при себе после развода и вырастил, как благородного, просто жена великому военачальнику опостылела до того, что он и родного сына не пожалел. Сколько в тех слухах правды, Кальдер не знал - сходства между названными братьями не было, но Арьен ведь мог и в мать выдаться. А мать как ушла много лет назад в обитель Эарнира, так ее с тех пор и не видели.
Сам Арьен про свое происхождение отмалчивался, но покойного генерала боготворил и ни в чем не обвинял. Граф любил старшего брата, ценил его верность, но Семеро и Восьмой, как же с ним порой было тяжело! Может, это он, Кальдер, на самом деле бастард, а Арьен - достойный наследник великого полководца? Все, чего он хотел - спокойно жить на своей земле, следить, чтобы крестьянам хватало хлеба до нового урожая, (для нищего Инхора и это достижение), растить детей и охотиться на горных козлов. А брат словно унаследовал неспокойную душу от названного отца - не сиделось ему на одном месте. Успел в молодости повоевать на границе, сплавать и в Кавдн, и в Ландию, и по варварским землям с торговым караваном пройтись. Казалось бы, осел, остепенился, женился даже в прошлом году, а все неймется!
- Я служил в дружине старого Старниса, Каль, и знаю Вильена. Если он восстал, значит, есть хорошая причина, и тебе эта причина тоже известна. Ты сам мне ее только что назвал.
- А еще мне известно, что королева - моя старшая сестра. И я не стану бунтовать против ее мужа. Этого тебе достаточно, раз уж все остальные доводы не убеждают?
- Скажи уж сразу, что ты - родич короля, и потому уверен, что тебя не тронут, даже если всю остальную империю объявят владением Короны.
- Арьен, империя - и так владение Короны, точнее - короля. Я ему присягал, между прочим!
- А я нет, - возразил рыжий упрямец, - я ведь не дворянин.
- А я не мятежник, и хватит об этом! Ты мой управляющий, и твоя обязанность - обеспечить продвижение обоза и войск. Если не можешь справиться с этим сам - поручи другому.
Арьен мог справиться - он знал тропинки и перевалы лучше любого контрабандиста, в чем те не раз убеждались. Но даже для него было непросто переправить небольшое войско через скованные снегом и льдом перевалы. Тейвор в кои-то веки принял мудрое решение, Вильен наверняка не ждал врага так рано. Ах, какой соблазн угробить отряд в горах... но это лишь отсрочит неизбежное. Проклятье, как же их всех запугали, ведь никто, даже граф Инваноса, не поддержал Вильена! В одиночку он обречен.
Арьен раздраженно толкнул подвернувшуюся под руку чернильницу - по карте расплылось безобразное пятно. Вильен один, и он тоже один, Кальдер не станет вмешиваться. Один да один получается два. Внезапно он улыбнулся. А что если изменить счет? Эльфийский выскочка убедил всех в своей неуязвимости, но если Вильен победит? Разобьет вдрызг карательный отряд вместе с их новейшими бомбардами? Король не отступится, соберет новое войско, даст Тейвору пинка под зад, может, и господину министру достанется, но на это понадобится время, а пограничные лорды могут и передумать. Ничто так не лечит от страха, как блестящая победа.
Если Вильен выиграет сражение, у него появится шанс победить в войне. Арьен скинул на пол испорченную карту и придвинул стопку бумаги. Для надежности придется выпустить десять голубей, всех, что у него есть для связи с Виастро. Птиц беспощадно отстреливают на границах мятежной провинции, но хоть один да и прорвется. А он пока потянет время - необязательно вести их кратчайшей дорогой, если военачальник будет недоволен - следующий отряд пусть переправляет сам.
***
Вильен достал письмо из футляра, прочитал и протянул скрученный лист капитану своей гвардии. Послание попало к ним чудом - голубя подстрелили, но мертвую птицу подобрали в горах люди графа. Он усмехнулся:
- У нас нет союзников, но все еще остались друзья.
- Лучше бы наоборот, ваша светлость. Этих-то мы разобьем, а дальше что? Они ж не успокоятся.
- А дальше, - Вильен снова усмехнулся, но уже недобро, - дальше посмотрим. Он не надеялся, что одной победы хватит, чтобы переубедить до полусмерти испуганных соседей. Министр и его бывший лучший друг потрудились на славу. Да, без Эльвина не обошлось, Вильен знал, что его кузен сопровождал Чанга во всех поездках. Живое доказательство безнадежности мятежа: уж если граф Инваноса не поддержал друга и родича, то другим и подавно нечего гневить короля.
Но в глубине души затеплилась надежда. Если показать наглядно, что новое оружие бесполезно против старых добрых клинков, как его не совершенствуй, а королевские солдаты воевать не могут, чему их не учи, быть может, хоть кто-то из лордов решит поступить по совести! Достаточно одного смельчака, чтобы обрушилась лавина. Они ведь сейчас сидят, затаившись, оглядываются друг на друга. Военный налог и королевские преобразования всем давно уже поперек горла стоят...
Он загнал так некстати проснувшуюся надежду подальше. Сейчас не время. По-хорошему надо устроить засаду на границе и перестрелять горе-вояк прямо там. Но мятежникам нужна красивая победа, на поле боя, такая, чтобы не осталось сомнений, кто сильнее. Из засады только дурак не сможет, а вот лицом к лицу - тут уж не поспоришь. Так что, пусть приходят, полягут там же, где и гарнизонный отряд.
***
Последнее время ему слишком часто снился один и тот же сон: шеренга солдат на равнине, связанные люди, залп, тела валятся на землю, а он в яростном бессилии разбивает кулаки о каменную кладку. Кошмар преследовал его по ночам, а порой и днем, стоило на миг прикрыть глаза. Вильен тряхнул головой, отгоняя наваждение: это не тот день, не тот бой, не сон, а явь. Они, наконец-то, дошли. Меньше, чем он боялся, но больше, чем хотелось бы - граф позволил разведчикам потрепать противника на подходах. Отряд передвигался медленно - длинные стволы бомбард замедляли войско на марше. Видно, господин военачальник дожил до седых волос, а так и не уяснил, что размер - не главное.
Всадники сидели в засаде - по сигналу конница атакует с трех сторон. Вильен больше не собирался терять людей, за прошлую победу он заплатил слишком дорого. На этот раз у противника больше стрелков, если они выстроятся в две шеренги, то успеют дать два залпа, но времени развернуться у них уже не останется.
Он присмотрелся к копошению фигурок на равнине - солдаты занимали боевой порядок. И спину медленно сковал противный холод, словно кто-то плеснул за воротник ледяной водой. Они строились, но не в шеренги! Он никогда не видел ничего подобного - противник становился в кольцо. В середине - ежом свернулись копейщики, отсюда не понять, сколько рядов, а вокруг, двумя кольцами стрелки. Сверху это напоминало спелый подсолнух: черная сердцевина и желто-красные лепестки. Стволы бомбард сверкали в ярком весеннем солнце, наступила тишина, даже птицы, справлявшие в эту пору года свадьбы, замолкли, разлетелись в стороны, подальше от ощетинившихся сталью людей.
Он хотел остановить атаку, но было уже поздно, пропел горн, основной отряд вылетел на поле, по второму сигналу конница атаковала с флангов. "Сон, пусть это будет еще один страшный сон", - молился он сам не зная, кому, уже понимая, что они проиграли, еще до начала сражения, что даже его всадники, сроднившиеся со своими лошадьми в одно целое, не смогут разбить это колесо смерти.
Прогремел первый залп, затем, сразу же, почти без паузы, второй. Равнину заволокло дымом, звон стали сливался с отчаянным ржаньем лошадей, криками людей. Иногда раздавались отдельные выстрелы. Он ничего не видел в сизом тумане, но и так знал, что его дружина, его люди - гибнут сейчас там, в дыму и гари, не видя даже, кто наносит им смертельный удар. Те, кого не смели залпы, с разбегу натолкнулись на копья.
Дым развеялся. Небольшая равнина перед замком была завалена телами: люди, лошади, синее с золотом, кое-где, вперемешку, кровавыми пятнами красные королевские мундиры. Они проиграли. Из-за его гордыни, его самоуверенности. Нужно было расстрелять вражеское войско еще на границе, а не играть в солдатиков! Он погубил своих людей. Бой закончен, а вместе с тем и мятеж. Горнисты заиграл приказ к отступлению, если еще осталось, кому отступать.
Он обернулся к капитану и хрипло выговорил, с трудом выталкивая слова из пересохшего в миг горла:
- Просигнальте огнем - пусть все, кто выжил, уходят на границу. Я запрещаю им возвращаться. И отправьте переговорщика - может быть, они позволят подобрать раненых.
Капитан кивнул, и поспешил вниз, понимая, что графу надо побыть одному. В часовне загудел колокол, начали поминальную службу. А внизу уже разбивали лагерь, устраивали подоспевший обоз, стаскивали в сторону лошадиные трупы. Начиналась осада.
Вечером Вильен собрал уцелевших офицеров на совет. Сердце сжималось при виде пустых мест за столом. Граф не стал тянуть:
- Мы проиграли. Я проиграл, - поправился он, - это не ваша вина, но расплачиваться заставят всех. Пока они не замкнули кольцо, нужно отправить прочь всех, кого сможем. Но кто-то должен остаться здесь, выдерживать осаду, тянуть время. Если взяв замок, они обнаружат пустые стены, начнется охота на ведьм. Королю нужны будут виноватые.
Капитан пожал плечами:
- Да чего распинаться? Я тут у варваров черноголовых забавный обычай видел. Они каждую весну из стада овцу покрасившее выбирают, годовалую, потом каждый ей на ухо свои грехи шепчет, кается. А как все покаются, сжигают ее на алтаре Келиана, и все племя на год от грехов очищается. Я еще посмеялся тогда - как удобно, бессловесную скотину спалили, и чистенькие. А шаман и говорит, что на скот они всего лет сто как перешли, а раньше вождь выбирал самого грешного, ну и дальше как с овцой. Не думал, что на старости лет бараном стану, но надо, так надо. Добровольцы найдутся, ваша светлость, все сделаем, как положено. А вот вам надо уходить поскорее.
Для немногословного ветерана это была необычайно длинная речь, но Вильен только качнул головой. Он останется здесь. Мудрый у варваров был старый обычай - куда честнее на алтарь отправить грешника, чем несчастную овцу. Он снова вспомнил последний разговор с Риэстой: бессилие, стыд, что там еще осталось? Унижение. Королю нужно будет сорвать гнев, а заодно преподать урок неблагонадежному дворянству. Будет суд, потом казнь, род вне закона, все как в Суэрсене. Но Виастро - пограничная провинция, даже у короля хватит ума понять, что кто-то должен будет, как и прежде, гонять варваров. А если не хватит, то министр подскажет. Его люди останутся на своих местах.
Всю ночь он не спал - подсчитывал, кому можно уйти, а кто должен остаться. Кто спасется, а кому он вынесет смертный приговор. Вспоминал, у кого есть дети, а кто единственные сыновья у пожилых матерей, кто здоров, а кто тайком покашливал в рукав последние полгода, не желая уходить на покой в столь беспокойное время. Утром он огласил список и сурово оборвал все возражения. Уходили через потайной ход, к сожалению, слишком узкий, чтобы провести лошадей. Осталось четыре десятка лучников и три десятка гвардейцев, не считая раненых. Обошлись без прощаний - уходящие коротко отсалютовали графу и по одному скрылись в узком коридоре.
***
Осада растянулась на три месяца, а решающего штурма все не было. Он догадывался, в чем причина. Тейвор хочет испытать свое новое чудо-оружие. До Вильена доходили слухи, что в Суэрсене отливают какие-то гигантские стенобитные бомбарды, способные разнести в прах любое укрепление. Должно быть, ждут, пока доставят. А чтобы мятежники не сбежали - поставили сторожей.
Он смотрел на разбитый под крепостной стеной лагерь - разноцветные шатры с гербовыми вымпелами. Вишневый с золотом Айн, коричневый с зеленым Уррар, желтый с оранжевым Стрейн, зеленый с красным Вонвард, лазурно-синий с белым - морской Айон, и, раскаленной иглой в сердце - синий с серебром - Инванос. Соседи и родичи, союзники и друзья. Король заставил их доказать свою верность Короне. Вернее, Вильену хотелось верить, что заставил.
Он усилием воли отгонял назойливое виденье: перепуганные лорды спешат изъявить верноподданнические чувства и предлагают свои отряды, дабы покарать мятежника. Пусть их заставят, пускай - это он может понять. И только про одного, того, кто был и другом, и родичем, и соседом, и союзником, он знал точно. Эльвина никто не заставлял. И от этого еще больнее схватывало сердце.
Ожидание тянулось бесконечно долго. У него осталось слишком мало людей для ночных вылазок, не говоря уже об открытой атаке, да и не хотел он напрасно проливать кровь, после боя мечи держат в ножнах. Припасов хватало с избытком, воды тоже. Но люди были уже на грани, хоть и знали, ради чего они здесь. Вильен понимал их - он и сам чувствовал себя живым мертвецом, чудом избежавшим могилы. Порой ему казалось, что он чувствует запах тления.
Никогда еще он не ощущал так остро свое бессилие - даже когда лежал, не в силах поднять голову и сказать связно два слова, после магической атаки близнецов, ни когда узнал, что псы Хейнара арестовали отца, и даже в тот черный день, когда на его глазах расстреливали заложников. Тогда еще оставалась надежда, пусть далеко, на самом дне души, неоправданная и робкая, но освежающая, как глоток воды из горной реки. Надежда умерла вместе с конницей, налетевшей на копья королевских солдат. Его народ никто не защитит от королевских налогов и станков, его сын лишился родового наследства, его дочери - приданного, его жена - мужа и крыши над головой.
Он вышел на галерею: внизу, в лагере, горели огни, доносилось лошадиное ржание. Вильен вдохнул свежий весенний воздух, пропитанный цветущим жасмином. Граф не любил этот аромат - слишком сильный, чересчур приторный, но женщинам он нравился, а раз в году можно и перетерпеть. Интересно, цветет ли жасмин в Айоне? Жена будет тосковать по своему саду, и Риэста тоже.
Вильен негромко рассмеялся - что за чушь лезет в голову? До жасмина ли теперь? Похоже, что бомбарды на подходе - в центре лагеря расчистили площадку и возвели массивные каменные платформы. Подул холодный ветер, разогнав цветочный запах. Вильен поежился - он вышел в одной рубашке, и вернулся в дом. Завтра разглядит во всех подробностях, что там построили.
Он настолько погрузился в невеселые размышления, что маленькую фигурку, съежившуюся в нише возле камина в зале, заметил только когда задел ее рукой, потянувшись за поленом - в очаге догорали уголья, а он хотел посидеть у огня. Вильен поднял свечу повыше - маленькая служанка рыдала, уткнувшись в стену. Лицо было смутно знакомо - куча веснушек и большой горбатый нос, такой, что на троих хватит, но ни как зовут девчонку, ни как долго она тут служит, он не знал. Граф приглядывался к служанкам только когда жена была в положении, а последний год ему и подавно было не до девиц.
Девушка, все еще всхлипывая, присела в поклоне:
- П-простите, ваша светлость, я тут дров должна была подбросить, я сейчас, быстренько, - но Вильен жестом остановил засуетившуюся служанку.
- Ты чего ревешь? Кто-то обидел? - С этим в его дружине всегда было строго. По доброй воле сколько угодно, он не жрец, чтобы за добронравием своих воинов следить, но руки распускать мужчинам не позволял. А если дело все же доходило до скандала, то разбиралась с виновником графиня.
- Н-е-е-ет, не обидел, - снова зарыдала девица, утирая слезы рукавом. - Мне Делин сказал на кухне сегодня, что скоро нас штурмовать буд-у-у-ут.
- Будут, - подтвердил Вильен, - но ты-то что убиваешься? Прислугу никто не тронет, отсидитесь в подвале, пока все не закончится. Или ты за друга боишься?
- Нету у меня друга. Но ведь попортят же! Всегда ж так, чужие солдаты девок портят, мне кухарка говорила!
Вильен не нашелся, что возразить, скорее всего, и впрямь "попортят", надо было отправить служанок в ближайшую деревню. Но он как-то не подумал, да и потом, не такая уж большая беда для кухонной девчонки, ей не в наместницы избираться. Но он не успел ничего сказать, как служанка продолжила:
- А меня, если спортят, точно никто замуж не возьмет, у меня же нос! И коровы не заработала! В дегте вымажут, батька со двора выгонит! - И она снова зарыдала.
Граф улыбнулся - что же, жизнь продолжается. Это у него впереди только плаха, а девушка хочет замуж. И правильно, так и должно быть. Он стащил с пальца перстень:
- Ну, вот что - испортят тебя или нет, это еще неизвестно. Не будешь высовываться, может и обойдется. Я не могу тебя защитить, девочка, но вот, возьми. На приданое. На корову тебе точно хватит, - он вложил кольцо ей в руку, - а теперь разведи огонь, подогрей мне вина и отправляйся спать.
Смуглые пальцы девушки сжали золотой ободок, но она мешкала, стояла, сжав кулак, уставившись в пол, а потом, не поднимая взгляда, тихо, так тихо, что он едва расслышал, спросила:
- Можно, я останусь?
Он не сразу понял, что она хочет, а осознав, резко, пожалуй, слишком резко, ответил:
- Нельзя.
Служанка всхлипнула тихонько:
- Это потому, что у меня нос такой, да? - И снова зарыдала.
Вильен вздохнул: он не хотел этой ночью женского общества, даже если бы вместо чумазой девчонки ему предлагала свои прелести златокудрая эльфийка. Но и обижать девочку не дело, она ведь от всей души.
- Нет. Просто ты можешь понести. А сейчас для этого не время.
Девочка всхлипнула напоследок, и так и не осмелившись поднять на графа взгляд, разожгла огонь, потом принесла кубок с горячим вином и ушла. Вильен остался один. Вино горчило, служанка переложила имбиря, но он все равно выпил до дна и задремал в кресле.
***
Бомбарды привезли два дня спустя, две огромные стальные махины, каждую тащили двенадцать лошадей и еще двое суток устанавливали на платформах. Наступила последняя ночь, утром они начнут стрелять, стена не выдержит. Ну что ж, по крайней мере, его дом погибнет вместе со своим хозяином, в нем не поселится королевский наместник. Сам он тоже хотел бы уйти так - в бою. Но не имеет права.
На стене перекрикивались караульные, из кухни пахло жареным мясом и доносились взрывы смеха - кто-то рассказывал байки. Вильен собрался уже было спуститься туда, провести последние часы со своей дружиной, но в дверь постучал капитан, и вид у него был очень смущенный:
- Ваша светлость, мы тут лазутчика поймали.
- Ну так расспросите, как он сюда попал, и отправьте к Ареду.
- Он с вами говорить хочет, да вы сами все увидите.
- Хорошо, тащите сюда незваного гостя.
Капитан открыл дверь и посторонился, пробормотав что-то под нос. Вильен не поверил своим глазам:
- Что ты здесь делаешь?!
- Нам нужно поговорить, Вильен. Наедине. Прошу тебя, это важно. Оторвать мне голову успеешь потом, если посчитаешь нужным. Но сначала выслушай.
Капитан за спиной Эльвина развел руками: мол, не мог я его не привести, хоть мы и враги, а все ж таки столько лет друзьями были.
Вильен кивнул, и офицер скрылся за дверью. У Эльвина не было оружия, а даже если и было - все знали, что граф Инваноса книжник, а не воин. Ничего он его светлости не сделает, а вдруг что толковое скажет. Ведь не может так быть, чтобы по королевскому указу сразу и родство забылось и доброе соседство.
- О чем мне с тобой разговаривать? Иди, беседуй с министром, ты теперь его пес.
- Вильен, пожалуйста. Все так. Я предал тебя, я помогаю Чангу, мои солдаты осаждают твой дом. Но неужели ты думаешь, чтобы все так случилось?
- Нет, конечно, ты никому не желаешь зла, не умеешь, не знаешь, как это делается! Все из лучших побуждений!
- Мы оба ошиблись. Я верил, что смогу предотвратить это безумие, ты - что сумеешь победить.
- Ты что же, хочешь, чтобы я тебе еще и спасибо сказал? - Вильен с трудом сдерживал нарастающую ярость.
Эльвин опустил голову:
- Нет, не хочу. Я знаю, что ты не простишь, и это правильно. Такое не прощают. Но я хочу, чтобы ты знал - если бы моя смерть могла что-либо исправить, я бы заплатил эту цену.
Ярость куда-то ушла от этого тихого, грустного голоса. Осталась только усталость:
- Я знаю. Но ты сделал то, что сделал. Этого не изменишь. Ни твоей жизнью, ни моей смертью.
Они замолчали, единственным звуком, нарушавшим тишину, был треск дерева в камине. Эльвин не знал, куда девать руки - переплетал пальцы в замок, обхватывал запястье, наконец, взял со стола перо и сломал пополам:
- Не совсем так. Я не мог понять, сперва, почему ты не ушел. Чанг тоже, он надеялся, что у тебя "хватит ума".
- О, да! Он бы сбежал при первой возможности и служил какому-нибудь вонючему варвару, предоставив королю разорять его землю! Впрочем, погоди, я переоценил господина министра - до бунта бы дело не дошло!
Эльвин бросил на стол многострадальное перо, но так и не посмел поднять взгляд на кузена:
- Ты думаешь, что король довольствуется твоей казнью, и не станет дальше мстить?
- Эльф любит кровавые спектакли, судя по Суэрсену. Но здесь граница, должен же он понимать, что ее придется защищать.
- Ты не знаешь короля, Виль. Твоя кровь только разогреет ему аппетит. Он устроит из твоей смерти показательный урок для всех нас, как уже поступил с твоим мятежом. Думаешь, нам всем было так легко и приятно привести своих людей под твои стены? Элиан правит страхом.
- И что мне теперь, бежать? Бросить своих людей, стать наемником и погибнуть в какой-нибудь варварской разборке за пяток овец? Хороший выбор: умереть мятежником или трусом!
Эльвин молчал, не зная, как сказать то, что нужно. В голове звучал усталый, но уверенный голос министра: "Мы не можем довести дело до суда и тем более, казни. Король поднял старые, еще доимперские кодексы. Отсечение головы заменяется медленным расчленением, род изменника приговаривается к смерти до седьмого колена, земля подлежит выжиганию, замки - сносу. Графа Виастро мне не жаль, сам знал, на что шел, но подобное кровавое действо закончится всеобщим восстанием. Пугать можно до определенного предела".
И сразу же, мучительной болью прозвенел в памяти другой голос, переполненный гневом:
- Ты должен был сразу мне сказать! Я отправляюсь в Виастро!
- Не смей! Тебе нельзя вмешиваться!
- Я в долгу перед Старнисом!
- А перед Даларой и ее сыном ты не в долгу, раз уж взялся их защищать? Ты подумал, что с ними будет, а заодно и со мной?
- Боишься за свою нежную шкурку, родственничек?
И вот уже он повторяет доводы министра, словно в изломанном кривыми зеркалами танце отражений. Мэлин слушает, мрачнея, гнев, вспыхнув во взгляде, осыпается искрами, он медленно кивает. Эльвин заставил себя разлепить пересохшие губы:
- Ты должен погибнуть в бою, Вильен. Судить будет некого.
- И что потом?
- Король хорошо ко мне относится, насколько это для него возможно. Я попрошу Виастро под свою опеку, для сына. Твоя дочь после обручения перешла в мой род. Остальных я переправлю в Ландию. А когда все это закончится, Виастро вернется твоему сыну.
Вильен молча смотрел в окно, Эльвин видел только его склоненную голову - темные волосы на затылке выбелила седина. Потом он негромко спросил:
- А ты действительно веришь, что это когда-нибудь закончится?
***
Дважды прогремели бомбарды, провал в вековой кладке оскалился обломками, но налетевший ветер быстро развеял дым. Солнце только что взошло, вымпелы над шатрами искрились золотой нитью, перекрикивали друг друга горнисты. Если бы не уродливый пролом в стене, можно было бы подумать, что начался диковинный красочный парад - солдаты в разноцветных колетах, сверкающее в солнечном свете оружие, танцующие на ветру флаги, гарцующие всадники. Праздничный парад смерти.
К полудню все кончилось. От стены остались одни обломки, деревянная усадьба полыхала. Целители перевязывали раненных, тела убитых стаскивали во двор. Пленных отвели в сторонку, но их оказалось мало, бой был короткий и кровавый. Целитель подозвал ближайшего офицера, в синем с серебром колете, перепачканном копотью:
- Кажется, это он, посмотрите.
Тот наклонился над лежащим на спине человеком и кивнул жрецу:
- Да, это он. Выживет?
- Нет, - покачал головой целитель.
Вильен силился открыть глаза, но не мог - веки казались неподъемно тяжелыми, во рту стоял соленый вкус крови. Голоса доносились, как сквозь толщу воды. "Не выживу. Это хорошо". И хорошо, что он не может открыть глаза, не видит, как догорает его дом. Сквозь гарь и кровь пробился непобедимый запах жасмина.