Тэйрин повезло - они прибыли в Квэ-Эро одновременно с весной. Дорога заняла больше месяца - через Айн и Луэрон в Ойстахэ, а оттуда по Сантре к морю. Она впервые плыла на корабле, с каждым днем все теплело: сначала Тэйрин скинула шерстяной плащ и выходила на палубу в тонкой накидке, потом оставила и ее. Весеннее солнце оказалось обманчиво-ласковым, и два дня девушка отсиживалась в каюте, обмазав обожженное лицо кислым молоком. Зато потом можно было проводить целые дни на залитой солнцем палубе, запрокинув голову смотреть, как матросы лазают по вантам, запоминать названия парусов.
"Злата" была прекрасным кораблем, пусть и не первой молодости, но даже ничего не понимающая в морском деле Тэйрин восхищалась изящными очертаниями галиота, выгнувшего лебединую шею. Она была благодарна жениху, подарившему ей чудесное путешествие - лорд Корвин мог отправить за невестой корабль попроще, "Злата" мало подходила для неторопливого плаванья по реке, выделяясь среди встречных судов и размером, и оснасткой, и золотистым отливом парусов, вымоченных в настое дубовой коры для прочности. Корабль пах морской солью и водорослями, кавднскими пряностями, не выветрившимися из трюма с прошлого рейса, и чем-то еще, освежающе-горьковатым, словно лимоны, перетертые с медом.
Капитан Трис рассказывал ей про море с затаенной нежностью, столь неожиданной в старом грубияне, его истории переплетались с воспоминаниями матери, всегда тосковавшей по югу, и Тэйрин, еще не видя, полюбила море всей душой. Когда "Злата" неторопливо и торжественно вошла в портовую гавань, подняв праздничные штандарты на всех мачтах, девушка стояла на палубе, зажмурившись, подставив лицо соленым брызгам. Когда она, наконец, решилась открыть глаза, море не разочаровало будущую герцогиню Квэ-Эро, раз и навсегда завладев ее сердцем.
Тэйрин смотрела на пронизанные солнечным светом волны, слизывала с губ капельки соленой воды и улыбалась: как бы ни сложилась ее дальнейшая жизнь в Квэ-Эро, одного друга она уже нашла. Этот друг никогда не предаст, не обманет, не потребует больше, чем она готова отдать, и, самое главное, никогда не покинет ее, а она не расстанется с ним. Сердце Тэйрин затопила острая жалость к матери - как жестоко было лишить ее, выросшую под этим солнцем, у этого моря, всего, что она так любила!
Тэйрин никогда еще не видела столько людей, собравшихся в одном месте: казалось, все население города пришло на пристань, посмотреть на будущую герцогиню. Горожане остались довольны выбором своего лорда - девушку встретили радостными криками и цветочными букетами. Тэйрин сделала всего несколько шагов, а ее руки уже заполнились цветами, яркими, с крупными бутонами, пахнущими так, что голова шла кругом, она таких даже на картинках никогда не видела. Тэйрин шла по лепесткам, а вслед ей неслись одобрительные выкрики. Внезапно люди расступились, и девушка оказалась лицом к лицу перед своим женихом.
Корвин Пасуаш оказался высоким юношей, загорелым до черноты, с широкой, добродушной улыбкой. В его серых глазах проскакивали лукавые синие искорки, а выгоревшие на солнце волосы отчаянно нуждались в гребне. Он привычным движением откинул со лба упрямую прядь и протянул руку невесте. Тэйрин застыла, не зная, что делать с букетами, но какой-то парень в моряцкой робе подхватил у нее цветы, и она вложила вспотевшие пальцы в ладонь жениха, с ужасом осознав, что не надела перчатки. Этикет запрещает благородным дамам потеть, как бы ни было жарко, но жениха, похоже, мало беспокоили светские приличия - ему и самому бы не помешали перчатки, ладони у наследного лорда Квэ-Эро оказались шершавыми и твердыми, как у крестьянина, натершего мозоли за плугом.
Праздник продолжался весь день, и Тэйрин ни на минуту не оставалась с Корвином наедине. Они успели обменяться парой ничего не значащих вежливых слов, украдкой рассмотреть друг друга - девушка заметила, что ее жених предпочитает молодое розовое вино и пользуется любовью горожан. Собственно говоря, толпа приветствовала его, как герцога, слуги обращались к нему "ваше сиятельство"... что же за человек Ванр Пасуаш, если его настолько презирают, что при живом отце считают сына своим лордом! Девушка выросла в Виастро, где народ любил и уважал Вэрда Старниса: его по-прежнему считали графом, хоть наместница Энрисса и лишила бунтовщика титула. Она не представляла, что нужно сделать, чтобы заслужить подобное презрение. Следующим утром, переночевав в городском доме, они отправились в герцогский дворец, расположенный на берегу небольшой бухты, недалеко от столицы.
***
Ивенна Пасуаш, урожденная герцогиня Суэрсен, бывшая когда-то Ивенной Эльотоно, встречала сына и его невесту на ступенях террасы, спускающейся к морю. Сына... теперь ей не нужно было делать мысленное усилие, чтобы называть юношу сыном, получалось само собой, естественно, так, словно она действительно произвела его на свет. В то время как свои родные сыновья давно превратились в скрытое тенью воспоминание: два маленьких мальчика, спящих под одним одеялом. Больше она ничего не хотела знать: письма от Вэрда, в которых он исправно сообщал, как растут близнецы, растравляли старую рану; в какой-то момент герцогиня перестала их читать, складывала, не распечатывая, в шкатулку. Когда-то в ней уже хранились запечатанные письма - от Иннуона. Она получила их после смерти брата и сожгла. Если бы только воспоминания горели так же легко, как бумага! Но последнее письмо из Виастро ей пришлось прочитать - на нем полыхала красная тревожная печать.
Всю ночь после этого она провела в своей спальне, над старыми письмами, вскрывая пожелтевшие конверты, один за другим, по порядку. Она не заплакала - последние слезы были пролиты двадцать лет назад. Сложила листы бумаги в аккуратную стопочку и положила обратно в шкатулку, последнее письмо Вэрда легло сверху. Горло сдавил удушливый смех: проклятье близнецов... не убежать, не спрятаться, не разорвать. Сколько еще жизней пойдет в уплату за ненавистные узы? Все бесполезно, Квейг ничего не изменил - их дети так же обречены, как в свое время были они с Иннуоном. Ее брат-близнец, наверное, сейчас смеется в посмертии над своей наивной сестрой. Скоро они встретятся, и тогда Ивенна снова попадет в старую сеть, так и не разорвавшуюся, лишь ослабевшую на короткое время отпущенной ей жизни. Но пока она здесь - она сделает все возможное, чтобы не увеличить кровавый счет.
Герцогиня смотрела на свою невестку - молоденькую девушку, еще девочку, золотисто-розовую, как фруктовая пастила в фарфоровой бонбоньерке, и не понимала, чем та смогла так заворожить ее сыновей. Таких девочек десять из дюжины, в каждой дворянской семье, на любом балу в провинции. Красива, но кто, скажите на милость, не красив в четырнадцать лет? Мило улыбается, показывая хорошие зубы - благовоспитанной улыбке благородных девиц обучают с младенчества, так же, как скромному взгляду и стрельбе из-под ресниц. Но эти синие глаза... такие знакомые...
Ивенна с досадой прикусила губу - она сама хотела, чтобы кровь Эльотоно вернулась в Квэ-Эро, но не думала, что будет так тяжело видеть ее каждый день. Эта девочка могла бы быть ее дочерью, ее и Квейга. И тогда их сыновья... "желали бы свою сестру" - закончил мысль безжалостный внутренний голос, - "тебя ведь трудно этим удивить, не так ли, милочка?" Она достигла немалых успехов в борьбе со своим вторым "я", не знающим пощады, не умеющим молчать, но так и не смогла окончательно изгнать его из своих мыслей. Впрочем, это не было единственным поражением в ее жизни - Ивенна Аэллин много не смогла. Она шагнула по ступеням вниз:
- Добро пожаловать домой, Тэйрин, - выражение лица герцогини противоречило ласковому приветствию.
Девушке хотелось стать крошечной, меньше мышки, лишь бы избежать этого холодного задумчивого взгляда, рассеянно, словно нехотя, выворачивающего ее наизнанку. Боги милосердные! И с этой женщиной ей придется жить под одной крышей?! И не просто жить, а высказывать всяческое уважение, положенное свекрови от невестки. Тэйрин стоило большого труда не оглянуться в поисках пути к бегству. Вместо этого она опустилась в глубокий реверанс, приподняв юбку несколько выше обычного, чтобы показать безупречные щиколотки:
- Я счастлива наконец-то оказаться здесь, ваше сиятельство.
- Ты можешь называть меня леди Ивенна, - улыбка прорезала лицо герцогини.
Пьесу разыгрывали по нотам, и, хотя женщины видели друг друга первый раз в жизни, каждая в совершенстве знала свою партию:
- К сожалению, я не смогу заменить тебе мать, но сделаю все, что возможно, чтобы ты поскорее почувствовала себя среди близких людей.
- Благодарю вас, леди Ивенна. Я уже чувствую себя как дома, вы так тепло приняли меня!
Корвин, нахмурившись, слушал этот обмен любезностями: он слишком хорошо знал Ивенну, чтобы не оценить подлинную меру ее искренности, но не понимал, почему она так встречает невестку, которую сама же и сосватала. Молодой человек любил свою мать, глубоко уважал ее, но почувствовав, как дрожит рука Тэйрин в его руке, дал себе слово, что защитит свою жену от любой угрозы, даже от собственной матери. Он еще не мог сказать, полюбит ли эту маленькую девушку, настороженную, словно устрица, захлопнувшая створки раковины, когда познакомится с ней поближе, или просто будет терпеть, как многие в браке, но одно Корвин Пасуаш знал твердо: если мужчина ведет женщину к алтарям, он за нее в ответе. За ее жизнь, за ее безопасность, и за спокойствие ее души. Он шагнул навстречу матери, увлекая за собой невесту:
- Хватит стоять на пороге. Я хочу показать Тэйрин дом. И, надеюсь, отец присоединится к нам за завтраком.
Ивенна едва заметно сморщилась, что происходило каждый раз, когда ей напоминали про существование Ванра Пасуаша, нынешнего герцога Квэ-Эро и ее супруга перед богами и людьми и, улыбнувшись сыну, ушла в дом. Она надеялась, что Ванр будет в состоянии встретить невестку... герцогиня брезгливо поморщилась - бывший секретарь Энриссы так и не научился пить без последствий для здоровья.