Аннотация: Место действия: королевский замок в Суреме.
Господин Чанг возглавлял министерство государственного спокойствия с момента его создания двадцать лет назад. Министр начал служить еще при наместнице Амальдии, в министерстве иноземных сношений, но по молодости лет далеко не продвинулся. Карьеру господин Чанг сделал уже при Энриссе, нуждавшейся в молодых и верных сторонниках, а после ее смерти остался на своей должности - никому и в голову не пришло предложить молодой наместнице сменить всесильного министра с тихим, вежливым голосом. Сам же господин Чанг в не ушел в отставку только потому, что считал своим долгом перед столь внезапно умершей Энриссой (кто-кто, а министр государственного спокойствия не поверил в осложнение от простуды) помочь Саломэ Светлой продолжать политику своей предшественницы. Порой он сожалел о принятом решении - юная Саломэ с трудом понимала, чего он от нее хочет, а империей управляли маги. Иногда ему удавалось добиться нужного решения, застав наместницу врасплох, но каждая победа над Высоким Советом давалась слишком большой кровью.
Он снова и снова перебирал аргументы за и против: с одной стороны, господин Чанг не хотел сыграть на руку магистрам, последнее время невзлюбившим Хранителя Леара, с другой - больше не мог замалчивать вопиющие факты - еще месяц, и открытого скандала не избежать. Нынешнего Хранителя он помнил маленьким мальчиком, появившимся при дворе после неудавшегося мятежа герцога Квэ-Эро, и уже тогда этот мальчик показался ему весьма неприятным ребенком; с годами министр не изменил своего мнения - из неприятного мальчика вырос малоприятный молодой человек, но сейчас, когда его знаменитая интуиция получила очередное документальное подтверждение, он не видел повода для радости.
Чанг с утра перекладывал бумаги, создавая беспорядок на идеально убранном полированном письменном столе, отчитал секретаря за ошибку в отчете, перечитал отчет еще раз, обнаружил, что ошибся сам, вызвал секретаря, извинился и отметил в уме, что нужно выплатить пострадавшему от начальственного гнева премию, выпил четыре чашки карнэ, и, наконец, принял решение. Отодвинув едва начатую пятую чашку, он вышел из кабинета, направившись к наместнице.
***
Вопреки ожиданиям наставниц и магистра Иланы, из Саломэ не получилось сильной ведьмы. Девочка обладала врожденным даром, быстро схватывала все новое, но ей не доставало терпения оттачивать свои умения, и очень скоро Саломэ уступала не столь одаренным, но упорным и старательным ученицам. Госпожа Илана быстро поняла, что ее подопечная не видела особой нужды в учении, веря в свое высокое предназначение, и не стала настаивать - белым сестрам ни к чему была сильная ведьма на троне, а преданность девушки ордену и лично магистру не оставляла сомнений.
Единственным, что пришлось по душе юной послушнице из обширного курса магической науки, оказалось садоводство. Саломэ полюбила возиться в земле, она хорошо чувствовала растения, и даже без магии создавала потрясающей красоты цветочные композиции. А с малой толикой магии плодородия ее клумбы превращались в сказочные видения, загадочные, нежные, волнительные, в тонкой водяной дымке. Она умело сочетала цвета: яркие краски смягчались пастелью, не утомляя взгляд, а мелкие соцветия подчеркивали совершенную красоту крупных бутонов, не теряясь при этом в их тени.
Став наместницей, Саломэ перенесла свои любимые растения в дворцовый сад, отгородив себе уголок, куда строго запретили входить садовникам. Туда она уходила отдыхать от опостылевших государственных дел, запутанных докладов и надоедливых министров. Большинство министров уважали желание наместницы побыть в одиночестве, и никогда не появлялись в ее убежище, но только не Чанг. Саломэ с удовольствием отказала бы ему в аудиенции, но как обычно, не нашла в себе мужества. Она подозревала, что господин Чанг обладает тайной магической силой: внимательный взгляд его выцветших зеленых глаз внушал ей чувство безысходной покорности, от которой не спасала вся ее нехитрая магия. Саломэ понимала, почему попавшие на допрос к министру преступники сразу же сознаются во всех грехах, лишь бы прекратить разговор, и порой завидовала им - преступникам было достаточно признаться, чтобы избавиться от общества господина Чанга раз и навсегда, наместница же была лишена подобной роскоши.
Министр государственного спокойствия знал, что не пользуется особой любовью ее величества, и, как следствие, не боялся испортить ей настроение - он не нуждался в благосклонности наместницы, чтобы делать свое дело, и давно уже не боялся отставки, в глубине души даже желая уйти на покой. Но сейчас даже невозмутимый министр ощущал некоторое неудобство - слишком уж деликатную тему придется обсуждать с ее дважды девственным величеством - Саломэ хранила девство и как наместница, и как белая ведьма. Он прошел по извилистой дорожке в самый дальний уголок заповедного садика, углядев белое платье наместницы - она стояла на коленях и нежно гладила ствол розового куста, чудом не накалываясь о шипы. Саломэ нехотя поднялась, что-то шепнув напоследок поникшей бежевой розе, единственной на кусте, и повернулась к министру:
- Добрый день, господин Чанг. - Хорошо знавший наместницу Леар легко бы прочитал в ее взгляде притаившееся отчаянье, но для постороннего наблюдателя лицо молодой женщины выражало только внимательное участие.
- Добрый день, ваше величество. Сожалею, что пришлось прервать ваше уединение, но дело не терпит отлагательства, а во дворце нас могут подслушать.
Саломэ не сдержалась и удивленно наклонила голову - все знали, что разговоры во дворце подслушивают люди министерства спокойствия, и другим прознатчикам пришлось бы расталкивать локтями состоящих на жаловании у господина министра, чтобы услышать что-нибудь важное.
- Прошу вас, - она показала ему на скамейку, но министр остался стоять, чтобы лучше видеть ее лицо.
- Ваше величество, дело очень деликатное, настолько, что я долго колебался, стоит ли давать ему ход... Но если не поставлю вас в известность сейчас, через месяц произойдет катастрофа.
- Я вас внимательно слушаю.
Больше всего она ненавидела такие вот "деликатные" дела. Каждое из них грозило падением империи, черной напастью, неурожаем и чуть ли не возвращением Проклятого в следующую пятницу, а сводилось к тому, что нужно отказать просителю, или подписать приговор, или поднять налог. Наместница запинаясь, повторяла слова отказа, подсказанные заботливым секретарем, дрожащей рукой подписывала суровый приговор, с тяжелым вздохом ставила печать на бумагу из министерства финансов, а потом проводила вечер в библиотеке, с Леаром. Хранитель терпеливо разъяснял ей, почему необходимо было сделать то, что она сделала, и на душе становилось легче... до следующего раза.
- Хранитель Леар, ваше величество. Как Хранитель он подотчетен только вам лично, как член высокого Совета - отвечает перед большинством Совета, как герцог Суэрсена - опять таки, отвечает перед вами лично и перед Высоким Советом.
Саломэ пожала плечами - министр повторял общеизвестные истины, и при чем тут Леар? Она уже неделю не виделась с Хранителем, заставляя себя проходить мимо библиотечной башни. Надеялась, что столь явное выражение недовольства заставит его уступить, и боялась снова вступать в спор, знала, что проспорит.
Чанг продолжал:
- Если не принять меры, через месяц Хранитель Леар предстанет перед судом по обвинению в убийстве.
Саломэ медленно опустилась на скамейку.
- Последние восемь лет я регулярно получал отчеты о поведении Хранителя в городе. Как вам известно, министерство государственного спокойствия отвечает за безопасность членов Высокого Совета. Несколько раз в месяц Хранитель переодевался в купеческое платье и отправлялся по злачным местам. Я не находил в этом ничего странного, ваше величество, молодой человек нуждается в определенного рода отдыхе, будь он хоть трижды книжный червь.
Щеки наместницы медленно покраснели, несмотря на попытки хозяйки сохранять невозмутимость.
- Но в последнее время этот отдых приобрел некоторые особенности, о которых я, если вы позволите, не буду распространяться вслух, все подробности есть в бумагах. В конце концов его стали принимать только в нескольких дорогих домах для удовольствий, где привыкли к любым капризам клиентов. Два дня назад Хранитель заказал девушку на вечер. Он заплатил хозяйке вперед, золотом, и она приказала девице выполнять все пожелания клиента. Девушка была новенькая, недавно из провинции, и, хотя в подобных заведениях быстро учатся, пришла в ужас от требований Хранителя. Она отказалась выполнить его пожелания. Опять-таки, позвольте мне обойтись без подробностей, но то, что он потребовал, омерзительно и непристойно даже для шлюхи.
Саломэ и без зеркала чувствовала, что ее покрасневшие скулы пошли белыми пятнами. Она хотела встать и уйти, приказать ему замолчать, прекратить гнусные сплетни, но словно приросла к скамье, онемев от отвращения и гнева. На этот раз господин министр заплатит за клевету! Она найдет в себе силы поставить его на место. Только переведет дыхание. А министр продолжал, прочистив горло:
- Хранитель попытался заставить девушку силой, она начала сопротивляться и укусила его за руку. Тогда он пришел в ярость и, - господин Чанг сглотнул, - избил девушку до смерти, обезобразив тело. - Он не стал уточнять, как именно, поскольку детали могли вызвать рвоту не только у девственно чистой наместницы, но и у повидавшего виды наемника. - Хозяйка дома предпочла бы замолчать дело за приличную мзду, в таких случаях не любят привлекать стражу, но у девушки оказался жених. Не удивляйтесь, ваше величество, бедные крестьянки из деревень вокруг Сурема часто зарабатывают себе таким образом на приданое. Жених отказался взять деньги и подал жалобу в суд до того, как его удалось остановить, и, по несчастливому совпадению, дело досталось чуть ли не единственному честному судье в этом городе.
Саломэ, наконец-то, обрела дар речи:
- Я не верю ни одному вашему слову! И уберите эти гнусные бумаги! Не знаю, что вы задумали, но ничего не получится - я не допущу, чтобы вы навредили Леару. Даже не пытайтесь придти в Высокий Совет и повторить свою клевету!
- Ваше величество, - попытался он успокоить разъяренную наместницу, - если ничего не сделать - будет скандал. Судья потребует справедливости и будет прав. Вмешается храмовый совет, у них с Хранителем давние счеты, а Высокий Совет в сложившейся ситуации будет только рад поддержать жрецов. У нас всего несколько дней, чтобы принять меры. Вы можете не верить мне, не верить бумагам, но вам придется поверить в судебное дело, и тогда уже не важно будет, клевещет ли обвинение. Нужно срочно перевести судью Фергана в другую управу, а на его место назначить своего человека. Если вы лично подпишете перевод и новое назначение, я успею провести их через министерство справедливости без лишних вопросов, но если вы промедлите - придется принимать более суровые меры. Если, конечно, вы не хотите, чтобы Хранитель ответил согласно закону. - Министр положил на скамейку папку с бумагами.
Пока он говорил, наместница сумела вернуть себе некоторую долю самообладания и почти спокойным голосом ответила:
- Мы не собираемся принимать никаких мер по несуществующему поводу. Если же окажется, что повод все-таки существует, вам лучше заранее подать в отставку и уехать за пределы империи. Впрочем, это вам лучше сделать в любом случае, поскольку мы немедленно поставим Хранителя в известность о ваших гнусных измышлениях. И на будущее, прошу запомнить, что не мы не желаем видеть вас без предварительно согласованной аудиенции.
На какой-то краткий миг несколько блеклое, несмотря на безупречную красоту, лицо Саломэ Светлой приобрело решительные черты Энриссы Златовласой, и склонившийся министр впервые поверил, что нынешняя наместница находится в кровном родстве с предыдущей. К сожалению, ее величество, в отличие от предшественницы, выказывала характер не там, где следует. Когда разразится гроза, наместница, разумеется, прибежит к нему за помощью, но судье Фергану, хорошему, честному человеку, придется заплатить жизнью за ее недальновидность. Хорошо, если это послужит ее величеству уроком, но сам министр предпочел бы устроить несчастный случай потерявшему всякий страх Хранителю (совесть он потерять не мог по причине ее отсутствия). Увы, с этим господин министр уже опоздал.