Школьникова Вера Михайловна : другие произведения.

Веер наместницы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Да и как обойтись без веера? Непринужденные жесты "воздушного языка" давно уже заменили неуклюжие слова: дама касается губ закрытым веером - увы, мой друг, вы мне неинтересны; стыдливо прикрывает улыбку раскрытым - еще не все потеряно, поухаживайте за мной; роняет веер под ноги кавалеру - ну что же вы, поднимите скорее, я жду вас сегодня вечером. Мужчина с поклоном возвращает веер: рукояткой вперед - весьма польщен, но у меня другие планы, рукояткой к себе - быстрее бы настал благословенный час свиданья. Древнейшая игра между мужчиной и женщиной - любовь.

   Вот уже второй час назойливо свистела флейта - высокие ноты отражались от каменных стен, поднимались вверх, чуть приглушившись о шпалеры, и метались под потолком, переплетаясь с однообразным перебором струн. Время от времени в нудную мелодию врывался надсадный визг скрипки. Придворные молча слушали: кавалеры обречено подпирали стены, дамы сидели на низеньких табуреточках, расправив широкие юбки, и завидовали своим бабушкам. В их времена при дворе танцевали, а наместницу Нимирру еще не прозвали Хмурой. Молодая рыжеволосая наместница знала толк в танцах - никто не мог угнаться за ней в хороводе гарильи. Она танцевала ночи напролет, а утром насмешливо подбадривала заспанных министров, путающихся в докладах. Откуда только брались силы... Тогда она любила другую музыку и позволяла придворным дамам носить разноцветные платья - все равно они не могли затмить свою госпожу. Последние двадцать лет фрейлины одевались в серое. Девицы скучали, сражаясь со сном - в прошлом году сестра графини Инванос задремала под музыку и свалилась с табурета. Ее величество презрительно поджала сухие губы, и уже назавтра девушку отослали в провинцию. Несмотря на скуку, девицы не хотели возвращаться домой и ткать бесконечные гобелены в отцовских замках. Даже потускневший, затянутый паутиной благопристойности двор оставался двором, а столица - столицей. Парочки по-прежнему обнимались в укромных нишах, а потом торопливо поправляли шнуровку, мужские губы касались надушенных женских запястий, а дамы одним движением веера поощряли кавалеров или навсегда отнимали надежду.
      В этом сезоне в моде были расписные веера из прозрачного шелка: их привозили из Кавдна, и стоили они намного дороже столь модных еще месяц назад деревянных, из тонких резных пластинок. Но беспощадная мода не оставляла выбора: наместница не терпела ярких платьев, запретила кружевные воланы, драгоценности разрешалось носить только замужним женщинам, а лучшим украшением девушки, согласно Книге Семерых, объявили скромность. С мудростью богов не спорят, но разноцветный праздничный веер выгодно оттенял девичью стыдливость, и скромницы не замедлили этим воспользоваться. Да и как обойтись без веера? Непринужденные жесты "воздушного языка" давно уже заменили неуклюжие слова: дама касается губ закрытым веером - увы, мой друг, вы мне неинтересны; стыдливо прикрывает улыбку раскрытым - еще не все потеряно, поухаживайте за мной; роняет веер под ноги кавалеру - ну что же вы, поднимите скорее, я жду вас сегодня вечером. Мужчина с поклоном возвращает веер: рукояткой вперед - весьма польщен, но у меня другие планы, рукояткой к себе - быстрее бы настал благословенный час свиданья. Древнейшая игра между мужчиной и женщиной - любовь.
      Лита Сорель обходилась без шелкового посредника: она без всякого стеснения, даже с гордостью смотрела на молодого человека, специально выбравшего место напротив ее табурета. Скромность украшает девушку, но как не гордиться, что из десятков других этот прекрасный юноша выбрал именно ее, как спрятать счастливую улыбку, если через неделю на зимнем балу в ратуше объявят их помолвку, а через месяц лорд Квэ-Эро поведет свою невесту к алтарям. Они уедут на юг, к морю, поселятся в дворце из розового мрамора, а в саду будут цвести персики и сладкий миндаль. Каждая девушка мечтает о знатном лорде на белом коне, но большинству приходится довольствоваться четвероюродным кузеном на пегой кобыле. Лите повезло.

***

      Наместница сидела в кресле, борясь с желанием прислониться к высокой спинке - ныли ребра, схваченные корсетом, голова под высоким рыжим париком разрывалась от боли. Но она сидела прямо, обтянутые истончившейся старческой кожей пальцы сжимали рукоять веера, веки устало прикрывали воспаленные глаза. Музыка разбудила память, зал заполнился танцующими парами - все женщины были юны и прекрасны, мужчины молоды и красивы, пламя свечей отражалось в парче рукавов и алмазном шитье, золотые нити вспыхивали в молочно-белых кружевах. Призрачные танцоры кружились, не касаясь пола, распущенные волосы девушек, короткие плащи мужчин, вызолоченная пудрой кожа - цветная метель неслась по залу, видимая ей одной. Никого не осталось: вон тот неотразимый кареглазый красавец в алом камзоле погиб на границе двадцать лет назад, а неуклюжий толстяк-бургомистр, с трудом поспевающий за своей прелестной женой, умер пять лет назад, не справившись с обильным ужином. А фрейлины... кто умер родами, кого-то унесла черная потница, пощадившая наместницу, кто-то доживал последние дни при внуках в отдаленных замках.
      Она не хотела смотреть в центр зала, но память не спрашивает разрешения, у нее не вымолишь пощады, не выпросишь отсрочки... Пара в самом центре зала: все расступились, освобождая место для стремительной альты. Немирра против воли вглядывалась в сияющее лицо рыжеволосой девушки, еще не покрытое толстым слоем белил, пышущее здоровым румянцем, не изрытое черной потницей. Белое платье, обманчивое в своей простоте, ласково обняло высокую грудь, прильнуло к тонкой талии. Этой девушке не нужно тратить два часа на утренний туалет, не нужны изумруды и жемчуг, у нее зеленые ясные глаза и ровные жемчужные зубы... впрочем, глупая девушка считает их слишком мелкими и стесняется своей улыбки. Вернее, стеснялась, раньше. Но теперь она наместница, и тонкие губы расплываются до ушей. Обтянутые белым сафьяном каблуки отбивают лихую дробь - быстрее, быстрее, еще быстрее. Словно знала - сколько не танцуй - не успеешь натанцеваться всласть, не успеешь нарадоваться. Годы отделяли ее от первых морщин и седых волос, надсадного утреннего кашля и болей в животе. Сейчас каждый день тянулся дольше этих мимолетных лет.
      А девушка в центре зала протягивает руку высокому мужчине в черном камзоле с зелеными рукавами. Он молод, синеглаз и влюблен. Он умоляет наместницу бросить все и уехать с ним. Его корабль ждет, но Немирра не готова, боится нарушить волю богов, избравших ее править этой страной, не хочет жертвовать долгожданной свободой, да и куда спешить? Впереди целая вечность, а он - если любит - будет ждать. Музыка рассыпается быстрым перебором, мужчина подхватывает девушку за талию, подбрасывает вверх, осторожно опускает на мраморный пол, успев коснуться губами влажной от пота щеки. Они ссорятся, расходятся, сходятся, то она изгоняет его в провинцию, то он в гневе покидает двор, каждый раз - навсегда, но снова и снова возвращается, вызолоченный южным загаром, с военными трофеями. И она по локоть запускает руки в ларцы с розовым, голубым, черным, золотым, белым жемчугом, примеряет тяжелые ожерелья из старинных золотых монет, разглядывает свое лицо в эльфийское зеркало с Лунных Островов, такое прозрачное, словно в серебряной оправе и вовсе нет стекла.
      Потом он устал ждать и нашел себе жену. Рыжеволосую, зеленоглазую, шестнадцатилетнюю. Через год молодая супруга родила первого сына, а наместница в гневе разбила эльфийское зеркало. В тот день ее веер требовательно указал на молодого человека, недавно прибывшего ко двору. Счастливчик, залившись краской, поднял драгоценную безделушку. Его счастья хватило на три ночи, а на четвертую веер упал под ноги рослого капитана дворцовой стражи. Старший сын ландийского посла, секретарь министра иноземных сношений, мальчик-лютнист, по слухам даже придворный жрец Келиана, аскетичного бога смерти - веер наместницы не отличался особой разборчивостью, но стремился к разнообразию.
      Он вернулся неожиданно, нарушив запрет появляться в столице. Утром служанка подобрала в королевской спальне изломанный веер, а наместница, счастливо улыбаясь, перебирала жемчужные четки, завернувшись в измятую простынь. Три жарких летних месяца ее величество обходилась без веера и опаздывала на утренние заседания Совета. Она словно помолодела на десять лет - даже круги под глазами, немые свидетели бессонных ночей, только подчеркивали морскую глубину ее взгляда. Три бесконечно счастливых месяца, словно вырванных из-под власти богов. Всего три месяца.
      Пираты и раньше мешали торговле, но морские лорды справлялись с охраной больших караванов. Но в том году прибрежные герцогства потеряли слишком много кораблей во время морского рейда варваров, а пираты заручились негласной поддержкой кавднийских купцов, почуявших слабину. Он уезжал в спешке, не успев толком проститься, только пообещал привезти ей в дар носовую фигуру с пиратского флагмана. Корявую деревянную птицу с кривым клювом бросили к ее ногам матросы с его корабля. На этот раз он не вернулся. С тех пор при дворе не танцевали - двухмесячный траур растянулся на двадцать лет.

***

      Мелодия достигла визгливого пика и смолкла, наступившую тишину нарушал только вкрадчивый шепот вееров. Немирра открыла глаза и медленно оглядела зал, возвращаясь в настоящее. Память, все еще удерживающая государственные дела, подводила наместницу в мелочах: она плохо запоминала лица и еще хуже имена. Смазливые внучки ее первых фрейлин сливались в одну безликую девицу, затягивающую корсет и подогревающую вино. Ласковое "дитя мое" или пренебрежительное "милочка" пока что успешно скрывали провалы в памяти, но наместница понимала, что скоро сдаст старости и этот рубеж. Малознакомые скучные лица, серые платья, темные камзолы... Она приготовилась встать, зная, что стоит подняться на ноги, и притаившаяся под ребрами боль вцепится в печень, и застыла, уподобившись неподвижностью своему каменному супругу. Ярким пятном среди всеобщей серости знакомое, до боли знакомое лицо: насмешливые брови, выгоревшие на солнце волосы, серебристо-синие глаза, даже черная родинка, словно мушка на щеке кокетки. Наместница поднялась, все еще во власти наваждения, не обращая внимания на боль и медленно пошла вперед. Дамы поспешно вскакивали с табуретов, кавалеры кланялись, а наваждение по-прежнему стояло перед ней. Наместница остановилась возле молодого человека, впилась в него взглядом, не веря глазам, боясь ошибиться: те же широкие кисти рук, такие пристало бы грузчику, а не лорду, длинные ресницы, словно присыпанные золотистой пудрой, и серебряные искорки во взгляде, будто луна рассыпала блики по морской воде.
      Стоит ли задумываться о возможном и невозможном, если боги явили милость! Говорят, что из посмертия не возвращаются - пусть говорят. Медленно, словно в торжественном танце она подняла руку, разжала пальцы. Веер упал на пол, раскрывшись в падении, золоченые перья жар-птицы отразили пламя свечей. Зал замер, и только маленькая Лита в ужасе подалась вперед, сжав кулаки: "Как же так! Он не согласится! Никогда!" Ярость исказила ее кукольное личико, придав ему несвойственную глубину. Время тянулось невыносимо медленно - еще миг, и она кинется вперед, изорвет проклятый веер, кинет его в старухе в лицо.
      А он стоял, опустив взгляд, уставившись на лакированную рукоятку веера, словно на голову ядовитой змеи. Отказаться - оскорбить наместницу перед всеми, она не забудет и не простит. Она не прощает даже друзей, что уж говорить о врагах. И Лита - бедная девочка совсем беззащитна, у нее нет влиятельной родни, а он пока еще никто, даже не жених. Наместница запрет ее в обители навечно.
      Согласиться - кровь в жилах застыла от одной только мысли, от одного взгляда на высохшие мощи, задрапированные в белый саван. Недаром белое - цвет королевского траура. Как он потом посмотрит в глаза невесте, как посмеет назвать своей, прикоснуться к ее чистой коже.
      - Ну что же вы стоите? Подайте веер наместнице.
      Он наклонился, поднял веер, медленно выпрямился и посмотрел ей в лицо, так и не решившись ни на что. Немирра стояла перед ним, протянув руку, он видел как дрожат ее пальцы, видел, как сквозь толстый слой белил и рисовую пудру проступают красные пятна на щеках. Нет, он не посмеет. Эту женщину любил его отец, ненавидела его мать. Эта женщина полстолетия правила империей, и ни одна наместница не могла сравниться с ней. Эта женщина умела любить и желать. Каким пустым и бестолковым показалось ему фарфоровое личико Литы по сравнению с этим страстным взглядом. Он был слишком молод, чтобы понять, что чувствует Немирра, но знал, что не посмеет сказать "нет", и протянул ей веер рукоятью к себе.
      Наместница кивнула, раз, другой, третий, подбородок дрожал, она не могла разогнуть скрюченные пальцы. Боги не знают милосердия. Смотрит на нее с омерзением, как девица на таракана, но не смеет отвести испуганный взгляд, не в силах скрыть отвращение. Наваждение разбилось тысячью осколков. Она старуха, а он - трусливый сын отважного отца. Немирра жестом подозвала ближайшую фрейлину, оперлась на ее плечо и медленно вышла из зла. Он так и остался стоять с веером в руках.
      Через три месяца наместница тихо скончалась во сне. Ее преемница не любила музыку и приказала переделать малый танцевальный зал под зимний сад.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"