Ну, здорово, корефан, ёб твою мать! Пишу тебе это письмо из психушки под названием Сен Поль. Это которая в Сен-Реми-Де-Прованс. Меня спровадили сюда местные пидарасы из Арля. Не нравилось им падлам, что я бегаю по ночам голый по улицам и матерные песни ору. Ну и припадки мои им тоже не нравились. Они суки ни разу не художники, и не понимают что такое вдохновение.
Вчера я нарисовал интересную картинку, назвал её Звёздная ночь. Нормальное такое название, не приебёшься. А то однажды мы с Полем поехали бухать в Брюссель, и я там нарисовал тоже такую чоткую картинку, и назвал её Сеятель. А Поль надо мной потом стебался, что картинку с таким же названием нарисовал один кент по имени Остап, кажется Фендер или Бендер, в общем сука ещё та, судя по погремухе. Вот рисовал он её очень грамотно, одним пальцем, на пароходе который плыл по реке. За борт свесился вниз головой, и прямо на борту рисовал. Очень зачотно.
А вообще, если прикинуть, то пароход самое нормальное место для художника. Я бы тоже так на пароходе прокатился. Там должно быть бухать прикольно. Пустые бутылки можно кидать за борт прямо в воду, а можно уебать кого нибудь на берегу бутылкой по чану если повезёт.
А я тогда поехал из Парижа в Арль и там бухал в одиночку и чего то рисовал, щас уже не помню, а потом приехал Поль и мы стали бухать вдвоём и трахать местных проституток. А Поль не хотел рисовать вдвоём, сука индивидуалист. Как бухать вдвоём так пожалуйтса, как трахать Шари в два смычка, тоже. А как рисовать - так хуй. Я ему объяснял, что братья Гонкуры всегда писали вдвоём, братья Стругацкие тоже стругали вдвоём, и Кукрыниксы всегда рисовали втроём, а три мушкетёра у Дюма вообще всё делали только вчетвером. Но Поль не повёлся. Я, говорит, тебе не д'Артаньян и не братья Монгольфье! Такая вот сука.
После этого разговора он, козёл, ещё и Шари стал трахать в одно жало, а у меня на других проституток вообще перестал вставать. Но потом мы с Полем опять вместе набухались, и вроде всё хорошо, но потом стали сильно бухие и конечно снова подрались. Короче, сразу за всё - и из-за Шари, и из-за Сеятеля, мне надоели его подъёбки с пароходом, а в основном конечно из-за коллективного творчества. Короче Поль, уже конкретно бухой, схватил в ванной мою бритву и говорит, вот если хочешь совместного творчества, то я тебе щас бороду сбрею под корень, и щетину твою на кисть пущу. Будет у меня кисть настоящая, а то Нимфа, она разве кисть даёт?
А что такое художник без бороды! Я у него бритву стал отбирать, а он мне начал ломать пальцы, а я ему начал пальцем другой руки пасть рвать, а он как уебал мне коленкой по яйцам! Ну и я ему тоже в ответку слегка бритвой по яйцам секанул. Не отрезал, а так царапина, но кровило сильно. А он сука, даром что бухой, извернулся, и цап зубами! Хуяк - и половины уха нет!
Так всё быстро получилось, Поль даже сам удивился. Сел, такой, на жопу, вытаскивает моё ухо изо рта и говорит: хуяссе! Потом порвал хозяйское полотенце на лоскуты, перебинтовал мне башку с огрызком уха, а себе яйца бритвой покоцаные. Потом Поль типа извиняться начал. А я ему говорю, да ладно уже, хуй с тобой с мудачиной, хорошо хоть, глаз не откусил. И у тебя яйца вроде целы.
Короче, мы с Полем помирились и опять стали трахать Шари в два смычка, он со шрамом на яйцах, а я без половины уха. Шари как нас увидела, так ржала, говорила, чуть не обоссалась. Зато потом-то она уже конкретно обоссалась, когда мы стали жарить её в два смычка, во все щели. А потом мы отправили Шари за бухлом, и пока она шароёбилась с кошёлкой по винным магазинам, мы опять конкретно разосрались с Полем из-за совместного творчества, опять навешали друг другу пиздов, и он в результате съебал из Арля обратно в Париж.
Я конечно, сильно огорчился и конкретно напиздюрился водкой. На второй день у меня бухло кончилось, я пошёл затариться, и уже у самого магазина меня уебало припадком. Ну, местная пьянь вышла из магазина, хуё-моё, базар-вокзал, менты, скорая, как полагается, короче увезли меня в психушку и конкретно закрыли.
Вот прикинь как бывает - художника с мировым именем выкинули из города как ссаный мешок из кладовки и держат теперь в дурдоме. Я теперь в этот Арль ни ногой. Козлы они и пидары и пошли они на хуй.
Короче, я тебе чего пишу. Привези мне щетины для кисточек, а то мои поизносились уже, а ещё сырой холстины сколько сможешь, и каких нибудь деревяшек для багетов. А главное - привези мне хоть какого-нибудь бухла! Любого! Если совсем с бабками кранты, слей у кого-нибудь стекломой из бачка омывателя. Мне и такая хуйня сойдёт, а то я уже два месяца ни в одном глазу, остекленел уже.
Тут в отделении, насчёт выпить - голяк! Зав отделением - бывший военврач, уволенный за пьянку. Он подшитый, закодированный, сам не пьёт, и за нами сука сечёт днём и ночью. Говорит, увижу кого бухим, сульфозином заколю до полусмерти.
Из отделения в город не выйти, а в больнице кроме спирта нихуя нет. Спирт медсёстры запирают в сейф, а ключ у старшей сестры. Я с ней много раз пробовал договориться, но она ни в какую. Ебать даёт без вопросов, а со спиртом - ну никак! А тут ещё Поль меня в письме подъёбывает что он мою курительную трубку мне в жопу засовывал когда я бухой валялся. Вот выйду из психушки и точно ему яйца отрежу!
Ну всё, дорогой, надо заканчивать и браться обратно за кисть, талант ведь не пропьёшь. Нихуя не могу вспомнить как тебя зовут, но ты не переживай, ты как приедешь мне сразу и напомнишь.
Ну всё, до встречи. Твой незабвенно... Ну БЛЯТЬ! Выходит, что я уже и как меня самого зовут тоже запамятовал. Хотел своё имя в истории болезни посмотреть, но её тоже от меня в сейфе прячут. Как будто я и сам не знаю что я алкаш и эпилептик. Вот блядская эпилепсия, память отказывает наглушняк, а тут ещё и этот сухой закон, я так скоро и как рисовать забуду.
Да, вот ещё - если увидишь Поля, непременно навешай ему за меня конкретно пиздов. Если будет спрашивать, о чём пиздюли, ты ничего не объясняй! Пусть он, сцуко, сам поймёт! Ну всё, бывай. Твой навеки, Ванька Гог.