Annotation

     Что делать Творцу создавшему в мироздании столь прекрасную планету названную Землёй? Жить на ней, лелеять её, и оберегать, в первую очередь от себя. И Творец следует этим принципам выработав для себя некоторые правила и ограничения.

     Так и появляется девочка Саша. Самая обычная, с мальчишескими повадками. Но это на первый взгляд. Если присмотреться – Саша не совсем, и даже если всмотреться внимательнее – совсем необычная девочка. Она – Странница. Отрезки её жизней коротки, и беспорядочно разбросаны во времени. И всякий раз появляясь на свет она не помнит себя прежнюю и не знает о своей природе. Для этого у неё есть Охранители, которых она и создавала многие и многие эпохи. Одни Охранители дают морю корзинки, другие Охранители встречают эти корзинки, но уже с младенцем, третьи, четвёртые и пятые всегда по правое и левое плечо от неё. Только вот она о том не знает. Она обычная девочка смотрящая на мир широко открытыми глазами.

     Бывает так, что очередная цивилизация на голубой планете, завершает своё восхождение от начала и начинает движение к концу. Этот излом и предстоит уловить Охранителям. Ведь им надо подготовить Странницу. Дать ей подсказки. Подвести её к мысли о своей природе и своём замысле. И Странница начинает свой путь находя спрятанные в тайниках силы, что были туда положены раннее.

     Неверно думать, будто Творец абсолютен. Он совершает ошибки. Он экспериментирует, пробует, любопытствует. Творец создаёт и уничтожает, наблюдает и огорчается, радуется удачам и удивляется неожиданным результатам. Давая очередной цивилизации погибнуть, он огорчается и начинает новую. Это почти принцип. Но вместе с тем от Землян он хочет иного. Дав им неограниченную свободу Творец подводит их к мысли о сострадании, о вере и о надежде. И всё это Саша. Она же – Странница. И дорога её трудна. Собирая свои энергии, знания и память миллиардов лет, она принимает на свои плечи груз судеб всего мироздания, и что для неё важнее – Земли, маленькой голубой планеты на краю огромного звёздного скопления.

     А ещё есть колодец, и Дракон, и мечты, и усталость, и желание вернуться в очаровательное, беззаботное состояние ребёнка и остаться на маленьком острове где-то на краю ледяного моря. Но мироздание, это мизерная часть пустоты его окружающей. И стоит Страннице остановиться как эта пустота готова породить нечто новое.

      Где дуют все ветра .

      Где море сливается с небом .

      Где сходятся пути всех миров.

      Где время пространства подобно точке.

      Там маяк, что светит незримо.

      Там остров моего притяжения.

     

     Пройденный путь скрыт от меня непроницаемым занавесом. Я бреду по нескончаемым дорогам, открывающим мне всё новое и новое. Но как заглянуть назад? Как узреть оставшееся позади? Может, в этом мне помогут осколки памяти, что я оставляла за собой в кромешной тьме пространства? Осколки, что стали маяками пройденного мной пути. Те осколки, что теперь помогают мне на пути следующем, и высвечивают путь на восток от меня, и на запад.

     Я захлёбываюсь от восторга, осознавая себя творцом всего. Я Создатель. Я Странница. И я Ключница открывающая замки всех миров. Я сгребаю руками белый снег пространства, сбиваю его в комок, и бросаю его, и разбиваясь искры снега рождают всё новые и новые воплощения моей души.

     Я ищу скрытое от взора моего. Ищу то, что было рождено мной, и мной потеряно. Я ищу свою цель. Я засыпаю и просыпаюсь. Я создаю миры, и дороги мои ведут меня от одного мира к другому. И я вижу сны, в которых торжествую над мраком пространства, и сны эти бесконечной чередой, виток за витком, скручивают мой путь, то приближая меня к цели, то удаляя от неё.

     Я шаг за шагом ступаю по снежной, безмолвной пустыне, от маяка до маяка, от начала к началу, меняя имена и миры. Я та, чей путь не будет завершён. Я, знающая точку пространства, что подобна началу всего. Я, которая пишет эти строки, сидя в маленьком домике, на маленьком острове, посреди ледяного моря.

      Моё сознание сжалось превращаясь в некий осязаемый шар. Он сжимался, и продолжал сжиматься, пока не достиг состояния точки. Точка схлопнулась разлетаясь осколками в тёмном пространстве. Немая, безразличная ко всему, чернота. Ни зги. А чуть погодя начали проявляться очертания чего-то, что можно было принять за облик холма. Вслед за этим, безликая чернота разбавилась еле уловимыми, сереющими пятнами. Но и они пришли не надолго, и, как и чернота, начали неспешно изливаться вверх, а снизу их замещала мертвенно-голубая мгла. Царственно воспаряя над контурами холма, вдруг открывшегося сияющим жерлом, холодящая воображение дымка высушивала воздух, расползалась по окрестностям, дрожала и подвывала. И вот, за всем этим, жерло исторгло из себя искру, которая позже породила ещё две. Исторгло и взвыло, ознаменовав этим акт рождения.

      Так начинался новый мир, что я – Странница, открыла, выбрав один из множества ключей висящих на стальном кольце закреплённом у меня на поясе.

      Глаза, подрагивая ресницами, распахнулись. Новое сулило мне долгие тысячелетия созерцания удивительного мира. Моя душа обратилась в себя, затем во вне, и увиденное поразило её. Ушедшее на запад, бывшее до этого привычным, скрылось в дымке. А здесь взор обращался на восток, к новому, и это новое надо было пройти, до самого горизонта.

     

     ***

     

     В один из солнечных дней на изломе лета и осени, когда воздух окрашивается в жёлтые и красные цвета, в комнате старой избы, что стояла в месте, где маленькая, но бойкая речушка, журча, изливает в холодное море свои воды приносимые из необъятной, пахнущей хвоей тайги, сидели двое: мужчина и женщина.

     Первой заговорила женщина. – Тебе надо идти. Возьми лодку, что стоит на берегу у избы. Плыви вдоль берега моря на запад, туда, где густеет дымка. Дальше иди на север. Увидишь холм, мимо которого тебе не пройти. Поднимись на него. Там ты всё увидишь своими глазами, и услышь ушами.

     Мужчина чуть повёл головой вправо. – Обязательно мне?

     – А ты здесь кого-то ещё видел? – Она попыталась взять себя в руки.

     Тот угрюмо смотрел в стол.

     – Понимаешь? Без тебя мне не справиться. Да и нет больше никого, – она замолчала. – Пожалуйста, иначе мы её потеряем.

     – Кого? О ком ты говоришь? – выдохнул он. – Да и с чего вдруг такая уверенность? Как я могу знать места, в которых ни разу не был? Куда следовать то?

     Женщина опустила голову. – Если бы я сама понимала. Но ты знаешь куда идти. Тебе даже вспоминать не надо. Поначалу следуй моим словам, а там уже твои ноги сами поведут тебя. – И чуть помедлив продолжила. – Что-то произошло, и произойдёт ещё, но я ни в чём не уверена. – Говорившая осмотрелась похлопывая ладонью по столу. – Будто сон какой, но не сон. Мы друг друга знаем, а вот откуда, этого мы не знаем.

     Собеседник хмыкнул. – И то верно. Пелена позади меня. Не разглядеть в ней вчерашнего дня.

     – Вот то-то же, – кивнула она. – Но мы разберёмся. Обязательно. А пока, всё что я вижу, относится не к нам. Но выполнить требование этого видения, необходимо.

     – Что же за требование такое?

     Она вздохнула. – Найти и сохранить. Я не знаю кого, но станет ясно в тот момент как найдём. Тот, кого найдём, является ключом ко всему. Там нам и память вернётся, и осознанность наших действий.

     Собеседник хмыкнул.

     – Очень тебя прошу – следуй слепой воле. Просто иди, и куда бы ты не свернул, ты придёшь именно туда куда надо.

     Мужчина встал, взял со стола шапку, и подойдя к двери обернулся. – Чёрт с тобой! – и уже выходя из избы крикнул: – вёсла то хоть есть в лодке?

     

     

     Женщина ничего толком не сказала ему. Умолчав о многом, лишь намекнула на некую миссию и некий замысел. А ведь она на тот момент уже понимала происходящее. Как только мужчина вышел из избы, закрыла глаза, откинулась на спинку стула и выдохнула.

     Перенесясь в эпицентр событий, она встретила и разбросала по миру три искры, затем сплела свою первую корзинку, вложила в неё не весть откуда взявшегося младенца, и вручила морю. А увидев куда корзинка пристала, уже знала и путь своего посланника.

     

     Лодка оказалась дрянной. Только встав в неё, мужчина увидел, как сквозь щели между досок сочится вода. Плыть несколько миль вдоль берега оказалось предприятием утомительным. Осенние ветра дувшие на материк с юго-запада сносили лодку к берегу, где она налетала на камни, а то и застревала в них. Весь световой день ушёл на борьбу с осерчалым, по-осеннему угрюмым ветром, заливавшим прибрежную полосу ледяной водой, да постоянным вычерпыванием воды деревянным ковшом, что лежал в прохудившейся от времени лодке.

     На протяжении всего пути, мужчина наблюдал мертвенно-голубой туман, стелющийся по берегу, и вероятно не только, но и дальше, в уже начинавшейся от самого моря тайге. Был ли этот туман опасен? Но от одной мысли о возможном соприкосновении с ним, у него по телу пробегала судорога.

     В самой, как ему показалось, густоте отвратительного тумана, мужчина направил лодку к прибрежным валунам, спрыгнул на песок, проволок посудину по песку, перекрестился, и, пройдя несколько шагов, вступил в лес. Дав себе зарок не останавливаться, а уж тем паче не ночевать в этих проклятых местах, он намеревался идти всю ночь, пусть и по-глухому, освещаемому всполохами голубого зарева, лесу. Только в предрассветный час, выбившись из сил, устав проклинать себя за податливость на уговоры и неумение сказать «нет», он засомневался в выбранном направлении. Чутьё подсказывало – брать надо левее.

     Выйдя к лесному ручью, путник встал на колени и попил ледяной воды, что немного взбодрило его. Ручей тёк с запада на восток, и так как двигаться надо было чуть западнее, он, проклиная который раз, свою судьбу, и жалея новые яловые сапоги, ступил в ручей и пошёл по нему против течения. Вскоре выйдя к густым зарослям орешника, и низко нагибаясь, прошёл сквозь них. Перед его взором открылась обширная поляна с редко растущими деревьями и высокой травой. Удивительно, но это островок, огороженный со всех сторон плотными, непролазными зарослями кустарника, освещённый солнцем, и наполненный пением птиц, будто не имел ничего общего с дикой, неприветливой тайгой. Здесь же обнаружился и тихо клокотавший ключ дающий жизнь приведшему его сюда ручью. Уставший долгой ходьбой мужчина лёг на траву, и стал смотреть в небо наслаждаясь нежным журчанием воды.

     Сон пришёл быстро. Снился звонкий детский смех, снилась эта поляна, и большая тень на траве, чего-то невидимого, что двигалось в небе. Снилась девочка, лица которой он не видел. Она бегала между деревьев и задрав голову к небу звонким голосом, что-то радостно кричала.

     Он открыл глаза, будто и не засыпал, встал, подошёл к ключу, нагнулся, попил воды, и пройдя по поляне продрался сквозь заросли на противоположной стороне от той где входил. Поляна осталась за спиной. Идя на запад, в какой-то момент, по наитию, взял правее, на север. Лес потяжелел, ухмурился. Непроходимая чащоба, завалы образованные неведомо далёкими временами, с сердитой насмешкой, ставили подножки и возводили препятствия из покрытых мхом и лишайником поваленных деревьев. Начались овраги и взгорки. И вдруг всё это разом осталось позади. Мужчина ступил в редкий сосновый лес. Здесь землю, освещали солнечные лучи, а мох покрывавший почву местами сменялся зарослями папоротника. И ни одного животного, ни единой птицы. Солнце скатывалось к горизонту.

     В начинающихся сумерках он разглядел впереди одинокий холм, высотой метров десять, среди густых еловых зарослей. Его склоны, покрытые мхом, будто отторгали всякую иную растительность. Этот холм казался чуждым, инородным образованием. Уже в темноте мужчина достиг вершины холма и ступил на верхнее плато, можно сказать, идеально круглое, будто какой землемер циркулем очертил его границы.

     И только сейчас он понял, что совсем не знает цели, с которой его сюда послали. Зачем он здесь? Кому, или чему он призван помочь на этом холме? Сев на один из булыжников он стал угрюмо всматриваться в подрагивающее над холмом мрачное голубое свечение. Наверное, глаза его закрылись сами собой и он задремал.

     Судорожно вздрогнув, путник пробудился. Причина для столь внезапного пробуждения была. Низкий гул. До неприятного низкий. Заставляющий все внутренние органы сжаться в спазмах. Внизу, под ногами, или здесь, на уровне его груди, или над ним? Воздух вибрировал. Мужчина ощутил движение грунта. Ритмичные, протяжные толчки, усиливались. Встав на ноги он чуть было не упал, и тогда, широко расставив их, отупело уставился в темноту. И тут, как ему показалось, от центра площадки пошла волна, почва вздыбилась, расходясь кругами. Камни, лежащие на поверхности, подлетали, падали…

     И всё же его сбило с ног. Таким неожиданным и сильным было колебание почвы. Упав на спину, он оказался за краем площадки и кубарем полетел по склону, ударяясь о камни. Сколько времени он пролежал без сознания? По земле снова прокатилась волна, он хорошо это чувствовал лёжа на спине. Какая по счёту? И тут… О боги! Земля под ним стала подниматься, а холм, очертания которого он видел в темноте, прямо на его глазах раскололся надвое. Встав на четвереньки, бедняга осмотрелся, затем поднялся на ноги и… его сердце перестало биться. В абсолютной тишине из глубины расщелины вырвался столб светло-голубого света. Путник с удивлением отметил отсутствие всяких звуков. Он не слышал даже самого себя. Ни биения сердца, ни пульсации вен, ни дыхания. Не стало и леса вокруг. Пустота. Только она существовала. Даже сам он стоял ногами на пустоте. Пустота, и столб света исходящий из холма.

     Остолбеневший от увиденного путник не думал ни о чём. Вселенский холод сковал его мышцы и мысли. Он смотрел на столб света, а тот на его глазах начал втягиваться своей нескончаемой протяжённостью сам в себя превратившись в шар, висящий над землёй. Нет, нельзя было сейчас понять, висел он или… всё же, висел? Земли не было. Пустота, а в ней шар. Светящийся, светло-голубой шар, вдруг сжался до, как показалось, точки, или искорки, он видел эту искорку, и в то же мгновение с хлопком, оглушившим его, взорвался. Всё вокруг потонуло в сумеречном свете. Высветились контуры холма, а следом контуры деревьев и валунов. И в этом холодном свечении, из всё той же расщелины, вылетела и устремилась в небо искра. Взлетев выше она дала этому миру ещё две искры, и те полетели в иную, от материнской, сторону. А следом, будто из подземелья, раздался душераздирающий рык.

     Сознание включилось. Вместе с сознанием пришёл страх. По спине пробежал мороз. Сердце на мгновение остановилось, но заработав вновь, билось, как бьётся всякое сердце глядя в глаза смерти. Не помня себя, он вскочил, развернулся и побежал не разбирая дороги, не замечая ударов веток по лицу, не оборачиваясь. Бежать. Только бежать. Ибо позади смерть, а в ней страшная пустота.

     Лес за его спиной дрожал, озарялся всполохами мертвенно-голубого света. Он видел это по отблескам на камнях и стволах деревьев. Хищная, алчная стихия, жаждущая вобрать в себя всё сущее преследовала беглеца, не позволяя тому остановиться и перевести дух.

     Не помня всего пути. Не помня имени своего, и места в этом негостеприимном мире, повинуясь инстинктам, несчастный выбежал на берег. Не найдя в себе сил думать, в какой стороне осталась его лодка, он наугад побежал вдоль берега налево. Можно ли было в темноте что-то увидеть, но морская гладь отражала свет луны, и вскоре несчастный увидел лодку носом стоящую на песке. Забравшись в неё, он без раздумий погрёб прочь, от берега, как можно дальше от морозящего душу холодного тумана. И вот уже на смену ночи пришёл стылый сентябрьский день,за ним вновь наступила ночь, а с ней пришли шторм и ледяной дождь, и борьба за жизнь, в которой неукротимая природная стихия выступала на стороне холодной воли смерти, желающей прибрать к своим рукам, казалось бы слабую плоть. Но маленький, борющийся за жизнь человек, был ниспослан силами иными, возложившими на него груз своего, неоспоримого никакими стихиями, замысла.

     Всё когда-то заканчивается. Буря улеглась. Ночь прошла. Наступил новый день. По-осеннему холодный, с чудным, ясным небом и мягким солнечным светом. Лодку прибило к крошечному пяточку суши, от которого, малоприметной, бежала гряда камней к острову, что затерялся где-то посреди ледяного моря.

     

     Ав это самое время, на острове, возле малоприметного стороннему глазу, и довольно старого колодца, лежал в высокой траве мальчик лет девяти.

     Как сам оказался здесь, он не помнил. Будто пелена позади него скрывала вчерашний день. Но что помнил хорошо, так это марево, холодного мёртво-голубого света, пришедшего с севера. И в этом мареве, ослепившем его, парнишка сумел разглядеть яркий шлейф огня от летящего по небу метеорита, и сильно испугавшись, понял, что тот упадёт на остров. Затаившись в первом попавшемся ему овраге на низменном плато острова, он со страхом ожидал чего-то неотвратимо страшного.

     Страхи паренька не оправдались. Всё, что он услышал и связал с падением метеорита, перед тем как забыться коротким сном, это странный звук более похожий на вздох огромного существа.

     А снилось ему, в тот короткий час, место не знакомое, покрытое снегом. Залитое солнечными лучами и звенящее звонкими детскими голосами. Девочки и мальчики, одетые в пальтишки, в тёплых вязаных шапках на головах, и все как один в валенках, весело, с криками и смехом катались с горки. И в какой-то момент, всё это веселье потонуло в свете увеличивающегося на небе солнца. Его свет становился ощутимо теплее, сменился жаром, и в этот момент, одна из девочек подняла голову и... Видение сменилось зелёными полями черничника и слышимым шумом моря, а сам он стоял высоко, на горе, и с этого места видел это море. Море везде, куда ни глянь. А прямо перед ним, на небольшой поляне, окружённой со всех сторон корявыми, невысокими берёзами, материализовался домик, чуть дрогнула земля под ногами, чуть скрипнуло, охнуло. Домик, как человек устраивающийся в кресле, покрутился, покачался, и основательно утвердившись на земле, довольный замер. Следом за этим чудным явлением, в небе появилась большая чёрная птица. Она приближалась и из просто большой стала неимоверно огромной. Чёрное крылатое существо взрезая когтями землю, мох, корни и камни, опустилось на поляну перед домиком, сделало пару шагов и опустило на крыльцо корзинку. А тем временем в гору, выпуская из ноздрей струи пара, поднимался конь вороной масти, позади коня шел мужчина. Повернувшись в сторону человека животное мотнуло головой как бы предлагая тому не сомневаться и следовать за собой. Оба подошли к домику. Мужчина поднялся на крыльцо, постучал в дверь, подождал, и открыв её зашёл в дом. Ни крылатого посланника, ни корзинки к тому времени уже не было.

      И начало было жизни следующей. Какой по счёту? Второй? Третьей? Иной какой? И не знала я того от краткости своих путей, оставляющих за пеленой забвений все деяния мира этого. Но встречали меня, не зная того, как создателя держащего в руках своих ключи этого мира. И имя дали мне принадлежащее от начала самого. И любовь свою. Да только не ведали они дня ушедшего за горизонт, а в день тот приняли они корзинку, а с ней жизнь новую, от другой отличную.

     

     ***

     

     – Галюня, иди сюда, помоги матери.

     – Сейчас мам.

     – Вот снова ты за своё, проворчала женщина, расставляя на столе тарелки для ужина.

     Вечер разыгрался ветром и дождём. Море штормило. Грохот волн, разбивающихся о берег был слышим сквозь вой ветра. В окно маленькой кухоньки то и дело, рывками, ударяли тяжёлые, ледяные капли дождя. Мария Васильевна сильнее запахнула отворот толстого халата, и потёрла руки. В доме было тепло, но от непогоды за окном, казалось, что всё тело застыло.

     Не расслышав, из-за ветра, скрипа открываемой двери, женщина вздрогнула, чуть не выронив тарелку.

     – Мария! Скорее сюда! – кричал с порога мужичонка. Малого роста, одет он был в просторный плащ военного образца с огромным капюшоном и низом волочащийся по земле. Широкие рукава были чрезмерно длинными. Оттого, нельзя было рассмотреть ношу, с которой пришёл в дом этот человек. Звали его Егором. С утра и до вечера, изо дня в день, проводил Егор в лёгком опьянении, чего не скрывал и не стыдился. Но, при всём этом, слыл рукастым. Маяк содержал в исправности. Живя в одиночестве – слыл лёгким в общении, и простоватым в суждениях, отчего и располагал к себе других островитян.

     – Силы небесные! Егор! Напугал то как!

     От испуга и неожиданности, женщина, было, рассердилась, но продолжать не стала, потому как почувствовала – не просто спьяну ввалился Егор в дом, не напугать её.

     – Что стряслось?

     – Мария. Вот. Смотрите, – Егор быстро, путаясь в плаще, и чуть не падая, подошёл к столу, зашуршал рукавами, вынул из недр одежды, и поставил на стол корзинку. Поставил, против своей торопливости, мягко, будто хрусталь ставил.

     – Смотрите, родимая! Диво какое! По берегу шёл, и вот...

     – Что это? Спьяну ты, Егор? – проворчала женщина бросив взгляд на корзинку. – И что же в ней дивного?

     – Мария. Дитя там. Младенец. В одеяльце. Спит. – Шёпотом оправдывался мужчина.

     Мария Васильевна внимательно посмотрела в его глаза, вытерла руки подолом халата и дотронулась до корзинки.

     – Осторожно! Бога ради! Тяжёлая она...

     – Ладно ты, причитать, – остановила она Егора, – дура я, по-твоему, что ли? Дочку, вон, вырастила, не чета тебе, бобылю.

     Несмотря на свои слова, от неожиданности момента, или быть может ей передались страх и трепет маячника, Мария Васильевна, с великой осторожностью, опустила руки в корзинку, и, затаив дыхание, подняла из неё кулёк. Опустив его на стол, рядом с корзинкой, женщина подняла уголок одеяла.

     Смотря во все глаза на открывшееся личико младенца, мирно спящего, она проговорила: – Мне этого не понять. Дитя только родилось, а матери рядом нет. Быть того не может.

     Повернувшись к Егору, стоящему возле двери, и нервно мнущему шапку, строго спросила: – Егор, расскажи мне, где ты взял ребёнка. Ну?!

     Егор занервничал и, подняв правую руку, повёл ею в сторону окна. Пальцы руки дрожали. Заикаясь, он начал было рассказывать: – На берег я пошёл, водоросли проверить, не унесло ли волной. Я же, вы знаете, Мария Васильевна, долго собирал...

     – Короче, Егор! – прервала его, женщина, – ребёнка где взял?

     – Да и говорю вам! Там и взял, – разволновался мужичонка, – как к берегу спустился, пошёл вдоль, а тут волна, а на гребне корзинка, значит, эта. – Проговорил, указывая, кивком головы, на корзинку, стоящую на столе. – На песок её, значит, кинуло. И следом волна... Я так смекнул – пригодится мне она. Побёг, чтоб не успело её в море унести. Хвать, а она тяжёлая. Да при луне и разглядел кулёк. Отогнул краешек. А что делать теперь и не знаю. Вокруг посмотрел – нет никого. К вам так сразу и заторопился. А как не спешить, коли дитя совсем раннее? Шутить нельзя. Не до шуток здесь. М-да. Вот ведь дело то какое. – Сказал он, и замолк, всё также продолжая мять свою шапку.

     – Мама, а мы оставим себе ребёночка? Интересно, это братик или сестрёнка? – девочка стояла возле матери и пыталась провести пальчиками по лобику спящего младенца.

     – Не трожь! Галюня! Что ты делаешь?! Разбудишь его. Что делать то будем? Кормить чем? – перепугалась женщина.

     – Так что, мам? Мы себе ребёночка оставим?

     – Нет конечно. Он чужой. Его ищут. Представить не могу, какое горе у матери потерявшей дитя. – Женщина вновь повернулась к Егору. – Милый, раз ты всё ещё здесь, сходи за Леонидом Фёдоровичем. Попроси его, чтоб пришёл. И чемоданчик свой пусть прихватит. И ещё... – женщина на секунду задумалась, – ты точно никого не видел на берегу? Ты внимательно смотрел? Обломков не было? Может они на карбасе шли да разбился он? Шторм то какой, – добавила она, и, чуть помедлив, махнула рукой, – ну, иди же.

     – Мам, а как зовут ребёночка? – Девочка всё ещё стояла рядом, в надежде потрогать малыша.

     – Да как мне знать то? Записки нет, вроде. Может и не успели ещё имя дать...

     – А Леонид Фёдорович придёт и узнает имя?

     – Ну что ты! Как же он узнает? Он врач, а не волшебник...

     – Её Александрой зовут.

     – Поль? Ты что здесь делаешь? – женщина была удивлена, больше не тем что мальчик пришёл сюда, а тем как она не заметила его, пока тот не заговорил.

     – Я с Егором пришёл. Кто-то же должен был сказать вам как зовут ребёнка.

     – Но, откуда тебе знать это?! И почему Александра? Это девочка?

     – Предполагаю, что да, – мальчик ухмыльнулся.

     – Но почём тебе знать то? Говори, коли знаешь, а то веры нет твоим словам. – Мария Васильевна села на стул, сложив руки перед собой, и с недоверием посмотрела на пацанёнка.

     – Ну ясно. Сказал просто – имя нравится. Эх Поль! Кабы знать, так пусть хоть и Александрой будет. Я же не против. А сейчас придёт Леонид Фёдорович. Осмотрит малышку. После уж, родителей сыщем, и знать будем с твоей догадкой...

     – Только не догадка это. Я же правду говорю. Я знаю эту девочку, но сказать вам не могу, откуда мне это известно. Пока не могу, – уточнил мальчик, и опустил голову, будто повинен был, что тайна у него.

     Женщина взмахнула руками, выражая этим своё возмущение нелепым словам ребёнка.

     Дверь с грохотом отворилась. С шумом ветра, в дом вошли двое мужчин. Тот, что повыше, фельдшер Леонид Фёдорович, поставил на пол пузатый саквояж, сильно истёртый и, по-видимому, тяжёлый. Скинул мокрый плащ, обвёл кухню взглядом, остановился на корзинке, неодобрительно поморщился, по-хозяйски помыл руки, и, обтерев их, висящим рядом с рукомойником, полотенцем, подошёл к столу.

     – Вечер добрый, Мария. Ну? Показывай. Кто больной?

     Та, не вставая, как сидела, молча, кивком указала на корзинку. Она молчала. Так уж получилось, что фельдшер пришёл не вовремя, не сейчас, когда мысли её взбунтовались: «Да что такое-то?! Ну что за мальчишка?! Глупость сказал. И ты веришь? Ну уж нет! Это же смешно! И не глуп он совсем. Да. Ребёнок. Не придаёт значения своим словам. Мелет чепуху. Без умысла. Конечно. Грех сердиться. Мальчик хороший. Дочка у меня умница, а про него плохого не скажет. Это что-то да значит. Но зачем он сказал это? Да ещё так? Уверен в том? Быть не может! Поговорить с ним? Надо конечно. Мальчишка понятливый. Надо поговорить. Поспокойнее, а вдруг он знает, что? Не смеши! Нет! Спокойнее. Это же ребёнок, приютный к тому же. Здесь педагогика нужна. Ты педагог, Маша! Не забывай. Ладно. Лёня пришёл. А Поль то где? Куда запропастился?»

     – Галюнь?

     – А?

     – Где Поль?

     – А я знаю?

     – Вот дьявол! Леонид, – выругавшись, обратилась она к фельдшеру, – осторожнее! Бога ради!

     – Ты о чём? – спросил он её.

     – О младенце я. В корзинке. Вот.

     – Вот так новость! – Строго посмотрев на женщину, добавил: – обязательно осмотреть! Но после, расскажешь мне всё!

     – Леонид, расскажу всё, что знаю.

     Постелив на стол одеяло, фельдшер аккуратно распеленал найдёныша. Ощупал крохотные ножки и ручки. Послушал сердцебиение.

     – Ребёнок абсолютно здоров. Да. Кстати. Это девочка.

     – Это хорошо и удивительно.

     – Что же здесь удивительного?

     А в то время за окном начало светать. Мария Васильевна качала на руках, вновь запелёнатого, ребёнка. Тот молчал, рассматривая женщину своими ярко-голубыми глазками.

     – Девочка... это же надо так?

     – Мария Васильевна, – Егор, стоя у двери, переступал с ноги на ногу. И все так же, по привычке, мял шапку. По всему - горел нетерпением уйти, если бы не его болезненная застенчивость, – я уж пойду, на берег, поискать бы надо, родителей то, а?

     – Да, да Егор. Конечно. Леонид, – она обратилась к фельдшеру, – тебе бы сходить с Егором. Мало ли отыщете кого? Помощь нужна будет?

     – Я непременно иду. Егор. Жди. Вместе пойдём. – фельдшер торопливо оделся, и схватив саквояж, открыл дверь.

     – Да брось ты портфель свой, – крикнула фельдшеру женщина. – Куда он тебе сейчас, в темноте, да под дождём? Возвернёшься ещё.

     Леонид Фёдорович послушал её, поставил саквояж и нырнул в противно-завывающую сырость.

     Егор вышел за ним.

     Мария Васильевна присела на стул.

     – Покормить бы надо, ребёнка то. Молоко нужно. Галуш!

     – Ну что, мам?

     – За молоком сбегай, ребёнку покушать надо.

     – Ребёнок. Ребёнок. – Девочка вышла из комнаты и остановилась на пороге кухни.

     – А имя дать ему не хотите?

     – Дадим. И вообще: что ты такое говоришь? Найдём родителей. Они же где-то есть? Ну не может ребёнок, да ещё такая кроха, без родителей. – Женщина вздохнула.

     – Всё. Давай. Беги к Карпухе. Бидон возьми. Вон, за печкой, справа. Скажи ему: рассчитаюсь с ним позже. Некогда мне сейчас.

     Девочка, всем недовольная, бурча, проклиная неудобные ей обстоятельства, обмоталась шарфом, накинула фуфайку, и, одновременно борясь с пуговицами, вставила ноги в резиновые сапоги на пару размеров больше требуемого. Гремя бидоном, и на ходу одевая шапку, выскочила из дома хлопнув, сначала дверью в предбанник, а затем и входной.

     – Ну что за ребёнок, – охнула женщина.

     Младенец спал. Тихо посапывал. Безмятежно.

     «Колыбельку бы мне надо, – подумалось Марии Васильевне, – не всё же на руках качать».

     Вернулись мужчины. Аккуратно затворили дверь, стараясь не шуметь. Разделись. Говорили шёпотом.

     – Не нашли мы никого. Хмурь по берегу висит ещё. За пять метров не видать ничего. Мы с Егором разделились: я по берегувправо пошёл, а он влево. Да без толку только. Может и есть там кто, да поди же разгляди, особенно если меж валунов.

     Егор молчал.

     – Ну а ты Егор? Молчишь то что?

     – Да что говорить? Леонид уж сказал всё. Нет никого. А ежели и есть, так искать надо как разъяснится. Только вот, Мария, скажу тебе как вижу: никого мы не найдём. Один он, ну, то бишь девчушка эта, одна она. – Подумав чуть, смущаясь кажущейся своей бестолковости или вины не совершённой, кашлянул, глядя в пол, сказал: – Имя бы дали какое. Негоже... – Замолк.

     – Не спеши Егор, имя давать ребёнку чужому. Отыщутся родители его. Дитя, как ты себе представляешь, одно по морю? Нет! Не могло так быть, – интонации последних слов женщины были нетвёрдыми. Она стала понимать это немного раньше. Надежда ещё была, но, всё больше, призрачная. Успокаивали сами слова. Потому и говорились.

     – Попрошу я тебя, Егор, лучше, придумай люльку какую. Руки устали качать. Отойти не могу. А как мне надо будет куда?

     – Это я завсегда! – живо обрадовался Егор, – мигом сооружу! А то как, не соорудить то? Эка невидаль, – мужчина потёр ладони, скинул фуфайку, сапоги, торопясь успеть – не опередил бы кто, не отнял бы праздника его рукам.

     Увидев реакцию маячника Мария Васильевна обрадованно уточнила: – инструмент в кладовке, что в предбаннике. Там и досочки какие-то есть.

     – Знаю уж я, – махнул рукой тот. – Мне не впервой ремонт у тебя ладить. А уж коли не найду чего, так и к себе сбегать – не семь вёрст.

     Хлопнула дверь. Ухнул ветер, прищемлённый стремительностью продрогшей девчушки.

     – Мам. Держи. Ветрюга-то! А? Как дунул кто и забыл перестать...

     – Тише ты! Угомонись! – громким шёпотом осадила женщина дочку. – Дитя спит, а ты? Ну-ка, пошуруди уголья, да ковш достань, ставь молоко кипятиться.

     – Я уж пойду, Мария. Вон и Карпуха звал меня, посмотрю его, да может вместе берег ещё раз осмотрим, – фельдшер накинул капюшон плаща. – Да только… – он обернулся и виновато посмотрел на хозяйку, – боюсь я, Мария, не найдём мы никого. Как бы не случилось, что потонули родители. Шторм ведь.

     – Да что ты такое говоришь то?! – сердито шикнула женщина. – Типун тебе на язык за слова твои. – И махнула рукой, – иди уж. Да, и вот ещё что: подумала я тут, шторм как стихнет, на землю сходить надо, народ поспрашивать. Это уж ежели не найдём никого.

     – Это правильно. Да, так и сделаем.

     Егор, тем временем, усердно работал, явно испытывая радость от того что нашлось занятие его неспокойным рукам.

     Молоко остывало. Постучали в дверь. Галя оторвалась от созерцания люльки, что мастерил Егор, и поспешила к двери.

     – Привет. Можно войти?

     – А то нельзя? Давай. – Девочка усмехнулась и подмигнула Полю. – Умеешь ты людей озадачивать. Мама моя вон, так и думает о том, что ты сказал. Спрашивала тебя, а ты ускакал.

     – Домой бегал. Обыскались. Думали – на берег ушёл. Эта вон...: "Я тебе колокольчик на шею повешу". Вредина ещё та.

     – Ладно тебе. Она ж за тебя беспокоится.

     Польс интересом глядел за плечо Гали.

     – Чего там?

     – Да Егор... Мама применение нашла рукам его.

     – Никак люльку Саше делает? – догадался мальчик.

     – Кому? А. Ну да. Саше, – загадочно закончила Галя.

     – Я просто знаю. – Голос Поля был твёрдым, взрослым. – Понимаешь? Её зовут Сашей. Просто поверь.

     Девочка обеспокоенно глянула на друга. Неожиданно улыбнулась и подмигнула ему.

     – Мама, как раз, имя выдумывает. Подсказать не хочешь?

     – Иди ты! – рассердился Поль.

     – Цыц! – Шёпотом осадила детей женщина. Бережно держа в руках кулёк, она слегка покачивала его. – Расшумелись то что?! Брысь из дому! До маяка сбегайте ка лучше, может Леониду Фёдоровичу помощь какая нужна.

     – Мария Васильевна подумала, что неплохо бы Галюне и Полю взять с собой Антона.

     – Мам, – подавляя смешок хмыкнула девочка, – помощь то ему какая от нас может быть?

     – Не перечь, – всё тем же шёпотом продолжала женщина, – а коль охоты нет, всё равно сидеть вам тут не чего.

     – Ладно, ладно, – вздохнула девочка, – пошли Поль, может и вправду помочь чем сможем.

     Дети засобирались.

     – И Антона, прихватите с собой, – вспомнила женщина.

     – Его дома нет.

     – Ты откуда знаешь? – спросила Мария Васильевна.

     – Поль заходил за ним.

     – Снова по острову ходит?

     – Угу, – ответила девочка. – Ищет что-то. А как спросишь, не отвечает, или говорит загадками.

     Галя и Поль ушли.

     «Ещё один подкидыш, – подумала Мария Васильевна, и вздохнула. – Метеорологи, конечно, бездетные, но… Ох, уж эта Лизавета. Как что втемяшится в голову, так по ейному и будет. И откуда она детишек берёт? Поль, теперь вот и Антон. И мальчонки то хорошие. Умненькие. Взгляд, что у одного, что у другого, проницательный, наполненный, со смыслом...»

     – Эта… Мария… Испытывай, давай, готова уж, – прервал её размышления мужчина, срываясь на развязный тон в попытках скрыть свою застенчивость.

     Мария Фёдоровна давно уже привыкла к этой особенности маячника и потому не осуждала его, но задело её иное: – Уж ты, Егор, говори да не заговаривайся, где ж это возможно, чтоб я на ребёнке грудном испытания всяческие проводила? Ууу, чёрт старый…

     – Не серчай, родимая. Не об том я, что сломается, а только что – клади уж да скажи по совести: нравится али как.

     – Ладно тебе, Егор, не всерьёз я, – женщина почувствовала укор совести видя огорчение мастера, – за ребёночка волнуюсь, потому и сорвалась.

     Подойдя к колыбели и уложив свёрток – качнула.

     – Ох! Ну молодец! – Улыбнулась она мужчине, – изъясняешься иной раз коряво, но руки у тебя золотые.

     Сказав это – качнула ещё, и ещё.

     – А как качается! Ни звука. И не скрипит совсем. Спасибо тебе Егорушка.

     – Ну так, пойду уж я, эта, до маяка пойду уж. Может и Леониду, что помочь надо. Загляну к нему.

     – Нет. Стой. Покормить мне тебя надо, а потом и пойдёшь. Стой же ты, шельмец! Говорят тебе! Мария Васильевна прикрикнула на Егора глядя как тот пытается второпях покинуть её дом. Оставь ты сапоги свои уже!

     – За стол садись. Не евши то со вчерашнего дня небось?

     В поставленном на стол чугунке оказались грибы с картофелем. Кусок хлеба и спинка сёмги дополняли горячее.

     Егор, поборов застенчивость, ел. Резкими движениями рук, торопливо чавкая. Крякнув, сказал: - Ну хозяюшка, благодарствую, и дело мне нашла, и накормила. Я, вот что понимаю: снаряжать нам карбас пора. Погода спокойная весь день будет. Идти надо на землю. Разузнать…

     –Откуда знаешь, что погода хорошая будет? – Оборвала его, на полуслове, женщина.

     – Да как не знать? Вчерась облака дивно ходили по горизонту, вот и знаю.

     – Это кто ж надоумил тебя облака разглядывать? Карпуха небось? – Она усмехнулась и наклонив голову вправо посмотрела на Егора.

     Егор покраснел: – Ну он. – Чуть помолчав, продолжил, – Он правду говорит. Не ошибается. Сколько раз вера была словам его. И учит меня, мол: «Смотри, так-то и так-то – к шторму это, завтрева к вечеру волна поднимется», или: «Ишь как белуха идёт! За косяком сельди, к берегу, значит и сельдь к берегу, а это, значит то-то и то-то»…

     – Ну про то, – перебила его женщина, имея в виду последнее, – мы и без старика этого знаем. А про облака впервые слышу.

     – А зря, что впервые. Не ошибся ни разу он. Знает дело, – защищал своего старого приятеля маячник. Он оделся и топтался возле двери желая поскорее уйти, но не решался о том сказать. – Я это, пора и честь знать. Благодарствую. Пойду я.

     – Да иди уж, – с усмешкой сказала женщина.

     Егор ушёл. Дитя чуть слышно посапывало в колыбельке. Марии пора было собираться в дорогу.

     Вернулись дети. Шумные, разгорячённые.

     – Тише вы, окаянные! – Охладила их Мария Васильевна.

     – Хоть и нет надежды на вас никакой, но и выбора у меня, тоже нет, а потому слушайте внимательно: будьте дома, да тихо сидите, а я отлучусь до завтра. На землю мне надо. Да за ребёнком присматривайте! – Давала указания мать Галины.

     – Хм. А вдруг проснётся, что делать то? – хмыкнула Галя.

     – Проснётся. Не без этого. Молока захочет и проснётся. Молоко в бидоне. Должно хватить до моего возвращения. А нет, так к Карпухе сбегайте. Всё. Я ушла, – стоя, одетая в дверях, произнесла женщина.

     Солнце вкатывалось на небосвод. Карбас шёл, против обыкновения, тяжело. Море, хоть и было спокойно, но не сильный ветер гнал к острову мелкую, ленивую волну, против хода, отчего до ближайшего от острова берега тайги, шли в два раза дольше. Сойдя на берег, проволокли карбас по песку и, закинув верёвку вокруг камня петлёй, обвязали узлом. Предстоял долгий, в пол дня, путь до деревни. Идти было несколько миль вдоль берега по петляющей, грунтовой, раскисшей от частых дождей дороге. Мария Васильевна, Леонид Фёдорович, да Егор, вспотевший и уставший больше других, и всё по причине изрядных возлияний и отсутствия нормального питания. Уже в сумерках все трое вошли в деревню и направились к реке под названием Нерпа, на берегу которойстояла привязанной к лаве лодка. На другом же берегу, у самого устья, одиноко ютилась изба, в которой жила интересующая путников старуха. Переправившись на лодке на левый берег они подошли к дому.

     – Бабка Лиза ждёт нас. Вон и свеча горит в окне, – прервала долгое молчание Мария Васильевна. – И хорошо, думаю, знает, что придём. Колдунья, – через паузу от чего-то добавила она, то ли с неодобрением, то ли как-то ещё.

     Поднявшись на крыльцо, женщина постучала в дверь и громко спросила: – Лизавета, можно к тебе?! – не дожидаясь ответа открыла дверь и шагнула в предбанник. Её спутники вошли следом.

     Послышалось шарканье ног. В темноте, слева от входа, проявилась и медленно расширялась полоса света.

     – Ну, добре вам, гости. Проходите. Вот и дверь уж открыла – дорогу указала. Мне, старухе, каждый шаг тяжко даётся. – Голос был скрипучим, медленным.

     – Да ты, Лизавета, не беспокойся за нас. Люди мы взрослые. В твоём доме не заблудимся.

     Отужинав картошкой с зайчатиной, выслушали сетование старухи на память плохую свою, да что навещают её, больную, редко. – Вот и вы, по нужде пришли, а чтоб просто навестить – и не кажетесь.

     – Баба Лиза, так чай, море неспокойно через день, а то и неделями, – оправдывалась Мария Васильевна. – Трудно добраться до тебя. Вот и вправду что нужда заставила.

     – Ну, раз и впрямь, нужда, – бабка усмехнулась, – докладывай, не держи время.

     – Да и моего времени мало, Лизавета, а потому скажи без прелюдий: был ли здесь у кого ребёнок, младенец? Рожал ли кто? Аль из другого места откуда, а здесь мимоходом? Девочку мы нашли, крохотную совсем, штормом прибило, в корзинке…

     – Эка сказки какие! – воскликнула старуха, перебив женщину. – Как такое быть может? Ну да ладно, – спохватилась она, – рассказывай дальше.

     – Больше сказать мне нечего. Ночью берег обошли. Как засветлело – обошли ещё. Нет никого на острове. В корзинке одеяльце, и нет никакой записки. Имени не знаем.

     – А как назвать думаете? – снова прервала разговор старуха.

     – Странная ты, баб Лиз. Родителей найти надо. Мать! А имя они и так знают своему ребёнку.

     И снова старуха прервала женщину: – Не знают они имени никакого. Да и нет у ребёнка родителей никаких. Девчушка твоя, с мальчонкой имя знают. Их спроси. Им и жить с найдёнышем, и жизнь та долгой будет.

     Сидящие всё это время за столом Леонид Фёдорович и Егор, крякнули от удивления.

     – Странные вещи говоришь ты, Лизавета. Странные. Будто знаешь что, да скрываешь от меня.

     – Скрываю. Что врать то? Рано знать кому об том, о чём известно мне. Ну? – неожиданно и напористо произнесла старуха, – уж есть имя то? Звучало? И странно тебе было, сердилась, отмела как ненужное, не ко времени? Ну? – наседала она.

     Мария Васильевна опустила голову. Было видно, что испытывает она вину, и понимает неодобрение со стороны Лизаветы.

     – Знаю имя. Но, как-то странно всё это. Чудно как-то.

     – Из странных вещей выстраивается чудный мир. Запомни это, дорогая, – учительским тоном произнесла бабка.

     Женщина кивнула в ответ на эти слова, показывая своё согласие.

     – Поль, ну, ты баб Лиз знаешь мальца того. Сама нам его подбросила на воспитание…

     – Отчего не знаю? Знаю, – вновь прервала она собеседницу.

     – Так вот, Поль сказал – Александрой ту девочку зовут.

     – Ну а ты не поверила… – то ли спросила, то ли утвердила старуха.

     – Нет, не поверила. Посчитала баловством, но… уж очень уверенно он говорил. Встревожилась я за него. Показалось – им овладела навязчивая идея. Но… баба Лиза! – женщина развела руками, – то, что говоришь ты – пугает меня ещё больше!

     – Не надо пугаться, девочка моя. Дети, в отличие от нас, способны видеть иное. Вот он и видит, а ты нет. Думаю, он знает эту девочку. Да, да! Именно, что знает, – бабка утвердительно кивнула, и прищурив глаза посмотрела на гостью. А чуть подумав, продолжила: – и вот ещё что – родителей девчушки не ищи, нет их. Не теряй времени. Возвращайся домой. Твоя задача: девчушку схоронить. Знать тебе надо: нет у неё опасностей окромя её самой. Однако же, не гоже, чтоб кто вне острова прознал о её появлении. Людишки не готовы к странностям. Пущай всё чередом своим идёт. Пущай сиротою будет. Неминуемо день настанет когда она сама решит что да как. Мы с тобой всяко лишь смотреть можем. Таково предназначение наше. А ещё вот что – детям препятствий не чини. Они лучше тебя знают, что быть им всем вместе. Вот и всё. Ты всё услышала. Спать вам застелено. Завтра с восходом вставать. И вот ещё что, – строго проговорила она, – позже, как шторма стихнут, младенца мне привези, гляну на него. – И чуть слышно, себе под нос проговорила, – Убедиться мне надо. Хотя, чего уж тут непонятного, коли в корзинке она прибыла. – Бабка умолкла, кряхтя встала со скамейки и, шаркая ногами, направилась в комнату, спать.

     Направились спать и гости.

     А утром, как накормила да, спровадила гостей, Лизавета вышла из дома и села на скамейку, лицом к реке.

     – Эвона как, – проговорила она сама себе. – Не даёт ей покою остров этот. Не спроста тяга такая. Неспроста, – она задумалась, – неужто есть там что, о чём я не знаю? Ну да ладно. Может и расскажет нам о путях своих, когда мир к исходу своему подойдёт, а до того одну её не оставлять. – Лизавета причмокнула, махнула рукой чему-то виденному только ей одной, и пошла в дом.

     Дорога до острова сложилась быстро. Дорога к дому всяк быстрей, и легче.

     Следом за карбасом море гнало шторм. Осень, рано наступающая в этих краях, всё настойчивее давала о себе знать шквальными ветрами, дождями и штормами, следующими один за другим. Начинался новый день, пятое сентября.

      Я приходила, всякий раз приносимая морем, и на мир смотрела большими глазами. И уходила неслышно. И не было смерти, не было и рождения.

     

     ***

     

     Было раннее утро наступающего дня конца лета. Прохладный, влажный ветер тихонько раскачивал высокую, начавшую уже сохнуть, траву. Две девочки: Наташа и Саша, одна вслед другой, сбегали по крутому склону горы, спеша встретить восход. Солнце готово было вот-вот показаться из-за горизонта и первыми лучами озарить морскую гладь, согревая ими маленький островок, затерявшийся в большом море, где-то на северной стороне нашего мира.

     Саша, девочка лет девяти, остролицая, с голубыми глазами и хвостиком светлых волос, ростом не высоким для своего возраста, не худенькая, фигурой, как впрочем, и манерами, больше смахивающая на мальчика. Наташа, немного старше Александры, стройная, ростом на голову выше подруги, которой совсем недавно исполнилось четырнадцать лет. Но, что одна, что другая, невзирая на возраст, одеты были неподобающе легко для столь ранней прогулки.

     Добежав до берега и преодолев кучи морской, гниющей на воздухе и от того сильно пахнущей травы, девочки выбрались на твёрдый как камень песок. Они остановились и... застыли. Утро на берегу было хорошим. Над водой стелилась легкая полоска тумана.

     – Ох, мне так и кажется, что всё воздушное какое-то! – воскликнула Саша.

     – Что? – не расслышав её, спросила Наташа уже что-то выковыривающая из песка.

     – Ну, ты посмотри! – Саша махнула рукой в небо, по которому, средь прозрачной синевы плыло бело облачко.

     – Да вижу я. – Наташа, задрав голову, посмотрела в небо.

     – А ты чувствуешь сейчас что-то необычное? – зачарованным голосом спросила Саша подругу.

     – Чувствую слишком раннее для меня утро. А ещё, чувствую, что нам с тобой одеться надо было теплее. – Наташа сложила руки на груди и пыталась согреться.

     – Ну, я не об этом. Ты чувствуешь волшебство? – произнесла Саша, казалось больше круглыми от восторга глазами, чем ртом.

     – Волшебство? – Наташа задумалась. – Не чувствую я никакого волшебства. – И махнула рукой. – Ну тебя.

     – Ой! Посмотри. Что там?

     – Ну что опять? – Наташа подняла голову, и посмотрела в ту сторону, куда подруга показывала рукой. Над морем низко висел туман и в прослойке между ним и водной гладью, совсем далеко от земли были видны серебристые всплески и переливы чего-то, что появлялось из воды и в ней же исчезало.

     – Что это? Как ты думаешь?

     – А! Это Белухи веселятся. – Наташа присмотрелась. – Точно Белухи. Смотри, спинки блестят. О! Слышишь?

     – Что слышишь? – Саша подняла голову.

     – Слышишь гудки? Это они поют. Им хорошо значит. Люблю я их, хоть и не видела никогда вблизи. Они здоровые такие! Ух! Но очень умные.

     – А ты знаешь, что у Белух тут родильный дом?

     – Да. Между нами и деревушкой есть отмели, там, правее. Эти отмели песчаные, и вода теплее чем в других местах. Там белухи и рожают. – Наташа улыбнулась морю и посмотрела на подругу. И если бы Сашины мысли небыли в это момент, как впрочем, и в любой другой, заняты постижением чего-то непостижимого, она, может, обратила бы внимание на то, как Наташа на неё смотрит. В Наташином взгляде читалось любопытство, смешанное с задумчивостью. Она часто, так вот, смотрела на свою подругу. Будучи старше на четыре с небольшим года, Наташа отличалась некоторой прагматичностью. Мир воспринимался ею как само собой разумеющееся, данное раз и навсегда, неизменное, и не таящее в себе ничего ещё не раскрытого. Всё что она видит, есть всё, что имеет этот мир. А вот Саша… Она не взрослеющий ребёнок, будто только для неё одной время остановилось. Каждый день смотрит, к примеру, на бревно лежащее в лесу возле колодца, и каждый день видит в нём новое, до того не замеченное ею. Зачем Саше это, и главное: как так у неё получается? То бревно это на крокодила похоже, то она уверена, что тысячи лет назад бревно нерпой было, та умерла и тело погрузилось на дно, но с течением времени дно в этом месте вспучиваться стало, подниматься, так, кстати, со слов Саши, наш остров и появился. И вот, истлевающее тело нерпы начало деревенеть, и теперь лежит здесь бревном, а мы садимся на него. И ведь теперь сама отказывается садиться. Говорит: не хочу сидеть на бедной умершей нерпе, у неё же мордочка прям как у кошки нашей. Вот так вот. Что тут скажешь?

     – Да! Я слышу! Ууу! Как гудят! Завораживает аж! – Сашин голос дрожал от восторга.

     – Так удивляешься, будто не слышала никогда их песен. Каждое лето поют, и каждое лето ты удивляешься. Ну хоть я каждый раз не удивляюсь твоему удивлению. Иди ка лучше сюда, здесь не так сыро, – Наташа кивнула в сторону длинной коряги, лежащей на небольшой возвышенности из намытого песка. Подойдя поближе, они увидели, что это всего лишь старое бревно изъеденное червями и выбеленное долгим пребыванием в морской воде. Подобных ему вдоль берега лежало много. Устроившись поудобнее девочки притихли, задумавшись каждая о своём.

     Спустя какое-то время Саша поднялась с бревна и побрела к волнам, периодически что-то поднимая с песка и с интересом разглядывая это "что-то". Подойдя совсем близко к воде, настолько, что отдельные волны заливали босоножки, девочка остановилась. Сашин взгляд был где-то там, где сливаются море с небом и где линия горизонта неумолимо указывает каждому из них своё место. Так стоять и смотреть она могла, кажется, бесконечно долго. Во всём этом было что-то грандиозное, непостижимое, захватывающее. Она не знала, что именно заставляет её сердце умолкать, будто оно устремляется вслед за взглядом, куда-то туда и… когда-нибудь так и случится. Сердце выскочит из тела, и подхваченное жаждой узреть невидимое, скрытое за горизонтом, полетит, и останется только тело, истлевающее на берегу острова.

     – Саша! – окрик подруги заставил девочку обернуться.

     – Если ты посмотришь налево от себя, то увидишь камень. Сядь на него и сиди там сколько влезет, а то, боюсь, тебя скоро в песок засосёт. Да. И не забудь положить под себя чего-нибудь, а то я же знаю – не скажешь так ты голой попой на ледяной камень сядешь, – ухмыльнулась Наташа.

     Ничего не ответив подруге на это замечание, Саша подобрала с песка первый подвернувшийся под руки кусок доски, вероятно оставшийся от лежащего неподалёку пришедшего в негодность карбаса, побрела к камню, вскарабкалась на него, положила досочку, и наконец уселась тут же уйдя "в себя".

     Солнце показалось из-за горизонта. Его лучи улыбнулись морю, берегу и двум девочкам, пришедшим сюда ради этой встречи. Начинался новый день. Наташа ковырялась в песке сидя всё на том же месте – на бревне, а Саша так и не двигалась – будто замерла. Поначалу её мысли расползались по линии горизонта, вздрагивая от всполохов волн налетающих на прибрежную отмель, успокаивались, погружались в толщу воды исчезая в непроницаемой свинцовой густоте, и снова, будто их выдёргивал Сашин взгляд – оказывались пляшущими над стихией воды и ей более неподвластными. Но первые лучи солнца изменили Сашино настроение, и как от сильного разряда, дав искру, взорвали эту безмятежную созерцательность, разодрав в клочья союз моря и неба, песню волн и запах жизни. Сердце девочки изменило ритм, вздрогнуло, сорвалось с места, взвыло и, клокоча и неистовствуя, породило новую и сильную мелодию. Саша вдохнула, выдохнула, вдохнула снова… И снова мысли.

     Мысли, воспоминания, сны. Что-то во всём этом было не так. Тревожило, щекотало кончик носа запахами далёкого. И мысли об этом всём. Нескончаемые вереницы мыслей. Часто, одна мысль прерывала другую и прерывалась третьей, а та в свою очередь, сменялась первой, или не сменялась, или не первой, а какой-то ещё.

     «Я, будто знаю что, но не могу вспомнить. И вчера… оно было. Был тот город, и там целая жизнь, и улицы помню, и… да! Там был Поль! Мы гуляли по улице… Шервуд Плейс! Да! Конечно! И бревно через ручей помню. Как его забыть? Да и как выдумать его можно? Нет. Не выдумки всё это. А город? – Саша нахмурилась вспоминая и облегчённо выдохнула, – Стивенвилл. Канада. Как странно. Почему именно Канада? Почему вообще Канада? Почему не мой остров? – Она улыбнулась, вспомнив миссис Флоранс, сторожа школы, в которой учились они с Полем. – Но, странно. Была эта же школа, всё там же, на бульваре Брюс, и там не было миссис Флоранс. – Саша хмыкнула. – То она есть, то её нет. То Стивенвилл, то Анкоридж. И города разные, и жизни разные. И в Анкоридже я не помню Поля. А вот маму помню всегда. Она была там всегда, а здесь её нет. Кого не спроси – никто о ней ничего не знает. Зато здесь знают о бабе Лизе, а моя мама о такой и не слыхивала. Но и с мамой как будто что-то не так. И разобраться в этом не получалось. Саша не могла понять причин, по которым её мама менялась. Нет. Она была всё та же. Одинаковая. Но не совсем так. Её мама, привычная ей, родная мисс Лили Бишот, в один момент могла стать Серафимой. И это ещё ничего. Хуже было с ней самой. С Сашей. Саша была разной. Одной и той же, но разной. И лучше сейчас об этом не думать. Зато медведь, с которым прошла такой путь… Медведь? – Саша засмеялась в голос и торопливо прикрыла рот, боясь, что смех её услышит подруга. – Нет. Про медведя нельзя. Это сон. Этого ещё не было. Потому как, если медведь был, то и путь был. Длинный, опасный для неё, для самой души. Как и те люди, что жили далеко на севере. Странный народ, говорящий загадками. – Она стала вспоминать, вздохнула, опустила голову. – Я ещё не пришла, но приду, как уже приходила. Каждый раз это оказывалось сном, но так будет не всегда. Иначе этот мир меня разочарует. – И тут, следующее воспоминание заставило Сашу закрыть глаза от того, что их стало щипать. Она не хотела, чтобы Наташка видела её слёзы. – Мой дракон. Я найду тебя. Много раз уже находила. Я знаю то место. Ты ждёшь меня там. Я знаю. Но сказать никому о тебе не могу. Один раз я уже сказала о тебе Галине Александровне. И лучше бы не говорила. Она так перепугалась. Даже меня напугала. И ушла я от неё… когда закрывала дверь, глянула, а она, бедная, сидит за столом, а глаза будто сквозь стену смотрят, миль на пять дальше острова. Не знала потом куда деть себя, виноватой считала. Нельзя так с Галиной Александровной. Ни с кем нельзя. – Проговорив это она вспомнила Фёдора. Как без оглядки оставила его одного на острове. А ведь любила. Он ей отцом был, посильней любого другого отца. – Девочка подцепила пальцами цепочку, висящую у неё на шее, нащупала красный, блестящий множеством искорок стального цвета камушек, потёрла двумя пальцами и отпустила его. Камушек юркнул вниз, под одежду, ближе к груди. – Вот и папа. То он есть у меня, то нет его. – И тут, мысли её резко перескочили на другое, будто стрела сквозь неё пролетела. Это окрылило девочку. Заставило улыбнуться.– У меня есть остров. Есть колодец. И есть моё имя в нём. Мне никогда не потерять их».

     Прошло уже минут тридцать, как она устроилась на камне. Вздохнув, Саша сползла с него и осмотревшись вокруг, побрела вдоль берега.

     Волны легко и чуть лениво наползая на песок приносили с собой много для себя важного и интересного, а уходя – уносили обратно, туда... Иногда, принеся что-то со дна морского, они оставляли это что-то, но взамен забирали, что-нибудь иное, будто имели свои желания и пристрастия. Девочки любили приходить на берег, и не только потому, что природа здесь будто биение сильного и счастливого сердца, очаровывала их. А ещё, море иногда любило тайком, как бы полушутя, застенчиво, и даже с опаской показать кому-нибудь ещё, что-нибудь такое, что было ценным и значимым для него самого. Вот и сейчас, Саша шла вдоль линии разделяющей два мира, и всматривалась в песок, всматривалась до боли в глазах, так как делала это всегда, когда искала грибы, собирала малину или когда искала упавший и куда-то ускакавший по полу винтик. Её взгляд ощупывал, казалось, каждую песчинку, каждую щёлочку между песчинками, каждый камешек, веточку. Увидев краба выброшенного на берег волной и спешащего обратно в сторону моря, девочка подняла его, погладила по панцирю и опустила на песок ближе к воде: волна обязательно заберёт крабика. От чего-то Саше стало жалко его, она присела на корточки и стала ждать следующей волны. Они, одна за другой приходили и уходили, иногда окатывая собой краба, иногда не доползая до него, но всё же, очередная волна подхватила скитальца и унесла в море. Саша облегчённо вздохнула и поднялась. Пройдя вдоль берега несколько метров и не найдя ничего для себя примечательного, она подняла глаза и увидела то, мимо чего никак пройти не могла. Три, внушительных размеров, валуна, лежащие здесь, казалось, с сотворения мира, и потому на половину погружённые в песок, образовывали правильный треугольник. Подойдя к ним, она запрыгнула на один, потопталась, восхищённо цокнула, крутанулась вокруг, перепрыгнула на другой, разведя руки в стороны снова крутанулась и опустила взгляд, обратив наконец внимание на сами камни. Заинтересовавшись чем-то, громко, как то на французский манер произнесла: «ой ля-ля» и посмотрела в расселину образованную естественно, в самом центре каменного треугольника. Что-то в самой глубине белело, но что это было, разглядеть не получалось. Стоило бы сунуть туда руку и выудить это нечто, но девочка боялась. Тогда она, спустившись на песок, нашла палку и снова взобравшись стала шебуршать ею между камнями в надежде понять хотя бы, что же там в самом деле такое лежит. Разыгралось воображение и стало даже жутко. Саше показалось будто там что-то шевельнулось, и даже услышала шипение...

     – Что ты там нашла?

     – Да ерунду какую-то, не обращай внимания. Хотя, мне показалось, что я увидела лешего.

     – Вот ты выдумщица.

     «Вот и сейчас, Наташка не понимает меня, – с горечью подумала Саша. – Никакая я не выдумщица, и в отличие от многих, я ничего не выдумываю. Мне иногда что-то такое кажется, и я понимаю, что это смешно, и даже предполагаю, что это кажущееся, может быть, ну или существовать. Вот и всё». Чуть помолчав, она продолжала, будто вспомнила что-то. – Я, когда здесь прошлый раз была, камушки эти по другому лежали, а теперь вот так лежат.

     Наташа фыркнула и покачала головой:

     – Когда ж такое было? Сколько помню – они всегда так лежали.

     – Это давно уже было. Мы с тобой здесь ещё не гуляли. Как то раз я села на один из них и сидела так задумавшись. Долго сидела. И вдруг что-то позади меня забулькало. Я испугалась, поворачиваюсь… и ничего… лужица около камней этих. И, представляешь?! Эта лужица вдруг начинает вспухать, как бы, подниматься. Я смотрю на это, мне страшно, а глаз не оторвать, а вода ко мне лезет, поднимается, а на конце шар почти образовался. Я почувствовала, что шар на меня смотрит, разглядывает, и только потом у него глаза появились, сначала маленькие, затем наружу вылупились и на макушку полезли и мигают, и добрые-добрые. Мне совсем не страшно стало. Они моргнули, ещё на меня посмотрели и вдруг эта штуковина взлетела и прямо сверху в море плюхнулась, как будто из ведра воду вылили. Это вправду было, я не выдумываю ничего. А ведь я тогда на море смотрела и думала о нём как о живом существе. Вот. А ещё я…

     – Саша, перестань. Ужас какой-то рассказываешь. Ты слишком много читаешь и у тебя всё стало перепутываться в голове.

     Саша состроила обиженную мину. Эмоция предназначалась для подруги. Сама же девочка забавлялась, наблюдая Наташину реакцию.

     – Твои выдумки мне не нравятся. Прямо не знаю, что с тобой делать. Пошли уж.

     Но девочку, как говориться, уже понесло, она не думала останавливаться, и как бы ни с того ни с сего задала вопрос: – Тебе снятся сны?

     – Чего это ты вдруг? – удивилась Наташа. – Снятся, конечно.

     – Вот и мне снятся, – как-то загадочно, и с грустью продолжала Саша.

     – Каждую ночь?

     – Угу. Вообще каждую.

     – И что тебе снилось сегодня?

     – Дом. Представляешь? Мне снилось, что у меня есть мама, и мы живём в своём доме, – Саша запнулась. – Только вот где? Я не поняла. А ещё, – она громко вздохнула набирая в лёгкие побольше воздуха. – У меня был папа, но только потом. Не сразу.

     – Как это? – удивилась Наташа. – Без пап детей не бывает.

     – Как бы да, – кивнула Саша. – Но я не рождалась. Я появилась, из неоткуда...

     – Это тебе тоже приснилось? – Наташа внимательно посмотрела на подругу.

     – Да. Приснилось. Но я и без этого знала. Всегда знала, – с уверенностью заключила Саша.

     – Кто же ты тогда? – хитро сощурясь спросила Наташа.

     – Я из космоса, – не задумываясь ответила Саша. – Просто из космоса.

     – Но это же было во сне? Ведь так?

     – Сны, это мы сами.

     – Ну ничего себе! – вдруг взорвалась Наташа. – Ты хоть слышала сейчас себя?! Говорила, прям как мудрец столетний. – Она обняла подругу и уже спокойно продолжала: – А я там была, в этом твоём сне?

     – Тебя тогда ещё не было, – виноватым тоном ответила Саша. – Это было очень давно.

     – Вот как?

     – Угу. И потом тебя не будет, а я всё так и буду: то с вами, то без вас, то с мамой, то без мамы.

     – О нет. Это невозможно для меня. – Подруга развела руками и замотала головой.

     Саша вздохнула, не спеша обвела взглядом море и обернулась к Наташе. – Пойдём?

     Та кивнула, поднялась с бревна, на котором сидела, протянула подошедшей к ней подруге руку и повела её за собой в сторону от берега, туда, где, закрывая линию горизонта, возвышалась гора. Им предстояло взобраться на неё. Вершина горы была размыта утренним туманом и лишь только где-то, ещё выше, почти на самом небе виднелся фонарь маяка, будто парящий в молочной пустоте. Из-за тумана во всём воздухе, как бы окружая девочек со всех сторон, непонятно откуда доносился рокочущий звук – это работала дизельная электростанция. И сейчас, в этой молочной мгле, такой привычный им звук, казался зловещим, было неуютно, утомляло непроходящее желание оглядываться назад, и знать, что там никого нет. Да там и не было никого и ничего. На несколько миль вокруг никакой магии могущей угрожать двум юным любительницам ранних прогулок. Наташе это было точно известно. Ну а уж где-то там, дальше, вокруг тумана окутавшего их остров, может, и обитали большие, страшные животные. А здесь – на острове разве что зайцы и ежи да нерпы, да и те больше в море, чем на берегу. А уж о немногих людях, что жили здесь, девочки знали всё. Быстро, насколько позволял крутой склон горы, они карабкались не разбирая дороги между порослями мелкого кустарника. Здесь наверху было светлее. Маяк, дома, деревья и дорога, были хорошо различимы. Облако тумана осталось ниже. Наконец, вскарабкавшись на вершину, Наташа и Саша перевели дыхание и присели на поваленную берёзу, что лежала у края дороги и стали смотреть туда, где должны были быть море и берега острова. Ни моря и ни острова. От их ног и до самого горизонта только белое облако, и будто плавающий в нём луч света там, где далеко на косе должен стоять сигнальный маяк.А ближе к ним, там, где как они знали, находится низменность острова, сквозь туман проглядывались верхушки берёз – редкие, кривые ветви которых напоминали чахлые деревца на каком-нибудь болоте. И так бывало каждое утро в конце всякого лета.

     – Нам на завтрак пора, ругаться ведь будут, – сказала Наташа и взяла Сашу за руку. – Пойдём скорее.

     – Я что-то немножко заблудилась. Куда идти то?

     – Да вот же маяк наш, а нам направо.

     – Но мы же с другой стороны поднялись, значит нам налево, – не соглашалась Саша.

     – Ну нет же. Мы по твоему, что, вокруг горы обошли?

     – Наверное, несколько раз, я так думаю.

     – Снова ты выдумываешь! – с осуждением воскликнула Наташа и потянула девочку за собой. – Кто тебя не знает – подумает, что ты здесь совсем недавно. У тебя дар сбивать с толку – будто сковородой по голове. И всё же, иди ка ты лучше за мной.

     Из-за зарослей берёз показался домик. Наташа неожиданно подпрыгнула так, что испугала Александру, и весело затараторила:

     – Ну вот! Говорила же я тебе! Говорила! Ауу! Сашааа! Ты гдее?!

     – Ну чего ты расшумелась то? – возмутилась Саша. – Здесь же я. Не видишь што ли?

     – Да уж. Здесь. Где угодно, может даже в кроличьей норе, но не здесь, – обидевшись, ответила Наташа.

     – Ну, пойдём в столовку.

     – Мне больше нравится слово "камбуз", а не столовка. Вокруг нас всё-таки море и мы будто на корабле, а столовка это для детсадовских.

     – Камбуз, – повторила Наташа, будто пробовала слово на вкус. – Это так столовку матросы называют. Ты видела матросов?

     – А то ты не знаешь. Конечно, видела. А ты?

     – Нет. Ну, то есть – нет, не видела. Ну, давно, может как-то и видела… Нет, никогда не видела, – определилась, наконец с ответом Наташа, скривила рот и странно покосилась на подругу.

     – Мне нравилось бывать у них. Хорошие они мальчишки. Весёлые.

     – Пацанка ты Александра. Пацанка и выдумщица.

     – Как это, пацанка? Почему это, выдумщица? – насторожилась Саша.

     – Да так это. – передразнила её Наташа. – Тебе же нравится лазать везде и с железяками ковыряться? Так ведь? А на маяк с Сергеем зачем лазаешь? Ага. Ты ему стёкла помогаешь менять, и проводки крутишь. И в колодец лазаешь, хоть и запрещено тебе. А мы с Машкой прикрываем тебя и выгораживаем перед Галиной Александровной. А ещё трактор этот полумёртвый, – вспомнила она.

     – Почему это он полумёртвый? – с возмущением, улыбаясь спросила Саша.

     – Ну пусть будет полуживой, – ответила Наташа. – Разницы особой не вижу. А вот то, что только ты его оживлять умеешь, это ну очень интересно. Всем интересно. Ни у кого не получается, а у тебя само собой выходит. То ли руки у тебя чудесным образом прикручены, то ли ты ведьма и заговоры знаешь какие.

     – Смешно, – опустив голову, произнесла Саша. – Ничего такого я не делаю.

     – А что ты делаешь? Что-то ты ведь делаешь, чего другие не могут. Ну? – требовательно спросила Наташа.

     – Да не знаю я! Чего прицепилась то? Сама не знаю, как так выходит.

     Наташа пристально посмотрела на подругу и сделала вывод: – ну вот. Я права.

     – Что это за вывод такой?

     – А то это. Странная ты. А ещё странней то, что не понятно в чём именно ты странная. Но только ты не думай ничего такого. Никто тебя на костре жечь не собирается. И не обижайся. Ладно? Я же люблю тебя. И Машка любит. И все вообще любят.

     – Я и не обижаюсь. С чего бы вдруг мне обижаться, – с грустью в голосе ответила Саша.

     Наташа в ответ хмыкнула. – Ну, так что? Идём тогда на камбуз твой, раз уж так. – Обернувшись в сторону подруги она с удивлением обнаружила, что Саша пошла в противоположную сторону. – Эээ! Сашечка! Ты куда это пошлёпала? Маяк никуда от тебя не убежит, – сквозь смех проговорила Наташа. – Эх, и попадёт же нам от Галины.

     – Почему ж это? Возмутилась Саша.

     – А щас узнаем, если конечно она вдруг не ослепла… – и она снова засмеялась и посмотрела на подругу. – Голова ещё не отвалилась? Крутишь ею, будто не нужна тебе стала. Того и гляди отвалится, – Наташа снова рассмеялась.

     – Не понимаю. Куда идти то? Тут кусты, тут кусты, а где не кусты так там грязь непролазная. Завела ты нас... Хорошо, что не в лес дремучий.

     – Ой! Умора мне с тобой. Шлёпай за мной. Выведу. А если боишься чего, так и не стоит. Кровь твоя нормальному вампиру не нужна. Зачем вампиру проблемы потом с головой, – и захохотав пуще прежнего, Наташа запрыгала вокруг Александры.

     – Ну вот. Обиделась. Не обижайся. Я ж просто, чтоб посмеяться.

     – Любишь ты смеяться надо мной. Я давно это поняла. Вот Маша никогда не смеётся, а ты хуже злючки.

     – А ты Машу не сравнивай с нами. Она другая какая-то. Ну, то есть она хорошая очень. У неё даже тень светлая, а у меня тень совсем бурая. Вот. Погляди. Ух ты! – Наташа крутилась стоя на месте. – Ёлки-палки! Сашунчик! Посмотри! Что это с моей тенью такое?!

     – Нормальная тень у тебя – хорошая. На картофельные очистки похожа, – едва успев закончить фразу Саша залилась таким неудержимым смехом, что повалилась в высокую траву, а следом за ней там же оказалась и Наташа, которая хохотала громче своей подруги.

     – Ну Сашуля! Я валяюсь. Ты такая смешная. – отдуваясь от смеха сказала Наташа. – Ну всё, пошли, – она протянула подруге руку, та поднялась, и, так и держась за руки, девочки пошли вправо от домика сквозь заросли кустарника. Идти было трудно да к тому же на их пути оказалась большая лужа, и обходя её они умудрились залезть в грязь и измазать ноги. Розовые Сашины босоножки перестали быть розовыми, а Наташины резиновые сапоги не спасли её от глины аж на коленях. Как так можно было вымазаться знали лишь эти девочки. Всё же, обогнув дом, они вышли на дорожку ведущую к крыльцу. Совсем старое, какое-то очень простое крыльцо: три ступеньки, веранда, совсем небольшая, да крыша над ней поддерживаемая двумя столбиками, ну и дверь, конечно, самая обыкновенная, деревянная. Поднявшись на крыльцо девочки уже собирались взяться за ручку, но тут, дверь отворилась и в проходе они увидели Галину Александровну.

     – Ну, входите. Столбом не стойте... Гулёны. Хм... Хорошо выглядите. Я так думаю – пора мне ставить стражей возле ваших дверей, – сказав это она показала девочкам проходить и когда те прошли внутрь, закрыла за ними дверь. – Раздевайтесь, – но внимательнее посмотрев на них, женщина с усмешкой продолжала: – если, на то, есть надобность, – и, продолжая улыбаться добавила: – умойтесь для начала, если это у вас получится с первого раза… – но чуть помедлив, махнула рукой и со вздохом закончила: – поешьте, а потом видно будет, – и вышла из дома.

     Девочки скинули обувь и прошли в комнату, в которой стоял большой стол. Саша, подскочив к одному из стульев, оседлала его и грустно уставилась на самовар. Наташа, потирая грязные ладошки, подошла к рукомойнику, помочила их водой, посчитав подобное умывание вполне достаточным, достала из буфета две чашки и поставив на стол грозно спросила подругу: – может всё же поможешь мне, а? – и покачав головой взохнула: – без моей помощи даже и покормить себя не можешь.

     – Я думаю. Не знаю о чём, но думаю. А что надо сделать то? Ты ж мне не говоришь ничего, вот я и сижу.

     – О господи! Ложки хоть достань! Сахар, там… Ну… Хлеб, что-ли. Ё-маё! Александра! Ей-богу, как дитя малое!

     Надувшись друг на друга и кое-как приготовив простой завтрак из чая и бутербродов, девочки принялись кушать. Ели с аппетитом. После такой прогулки аппетит есть всегда.

     Поднялся ветер, за окном зашумело: полетели листья, высокая трава пригибалась к земле, и казалось, будто кто-то невидимый машет серо-зелёным полотенцем. Но здесь, в доме, где сидели девочки, было тепло и как-то по-особому уютно. Протопленная с раннего утра печь ещё отдавала свой жар, девочки это чувствовали, и оттого им было спокойно. Прошло минут двадцать как они сели за стол, дверь с хлопаньем распахнулась, и кто-то с громким сопением ввалился в домик. Что-то металлически звякнуло, проскребло по деревянному полу, пристукнуло и затихло. Слышно было как вошедший снимает одежду и отдувается. Вскоре этот некто, шаркая ногами, показался в проёме двери.

     – Привет, девчонки! – тяжело дыша, прокричала вошедшая в комнату девчушка.

     Звали девочку Машей, но почти всегда – Марусей, что последней не очень-то нравилось. Смешная, полненькая, и это не совсем верно, скорее, пышка. Личико круглое, с розовыми щёчками, большие добрые глаза. Этакая неваляшка, которая при всём притом обязательно на что-нибудь натыкается, что-нибудь сносит, задевает, роняет... Словом: всё не по еённому, всё ей мешает. Но какая девчонка! Какая подруга! Ммм! Все, знающие Марусю были без ума от неё. Золотая девочка. Ну а что смешная... так это даже и к лучшему.

     Завалилась и, сопя, устроилась за столом.

     – Проголодалася я. Щас Галина ругать меня будет, что поздно пришла. Ну вот! Идёт уже.

     Было слышно как открылась дверь, влетел промозглый ветер, дверь закрылась и... тишина.

     – Ой! Что я вам скажу! Mon Dieu - Mon Dieu. У нас появилась новая девочка, кажется Юлей зовут, и кажется, она сейчас сюда придёт, – скороговоркой произнесла Маша, громко звеня ложкой в огромной чашке с чаем.

     Обе девочки уставились на неё.

     – Ну же! Рассказывай! И прекрати ты греметь! Пятьсот раз тебе говорила! – с раздражением и громогласно, но при этом, как то по-особенному, цедя звуки произнесла Саша.

     – Ух! Глазищи то выкатила! Ну ладно. Так вот. Иду я сюда, значит, волочу санки...

     – Чиво?! – подавив смешок вскрикнула Наташа. – Санки? Зачем? Что ты с ними делала?

     – Каталась с горки. А что ещё с санками делают? – надулась Маша.

     – Да ведь лето же, – выкатывая глаза, совсем тихо констатировала Саша.

     – Да фиг с ними, с санками. Всякое с человеком случается. Рассказывай дальше, – с нетерпением сказала Наташа, прожёвывая бутерброд.

     – И вот, иду я уже здесь – на горе, а следом Сергей – маячник наш, – уточнила Маша. – А рядом девочка. Он чемодан тащит и ещё один, а у неё рюкзак на плечах. Ну, всё, думаю, к нам. И про себя так: «С прибытием в отчий дом! Добро пожаловать на землю обетованную». Остановилась, дождалась их, с дядей Серёжей поздоровалась. Любит он мне руку целовать! – Говоря это Маша постаралась выразить взглядом шуточное недовольство. – Ну, так вот, а он и говорит: «Вот Машенька, новая подруга вам, Юлей зовут, не обижайте её». А девчоночка красивая и глазки такие... умные очень, только грустные. Сказал, что её сейчас покушать приведут – с дороги ведь. Я только успела спросить её, как она качку перенесла. Она ответила, что плохо и головой покачала как-то огорчённо. По-моему, хорошая девочка, – рассказав всё это Маша, наконец, что обе её подруги с облегчением отметили, вынула ложку из чашки и принялась рыться в вазочке с печеньем.

     – Чего ты ищешь? Скажи мне – я подам, – участливо спросила Саша, передвигая вазу к себе.

     – Там, печеньки должны остаться, с орешками, такие, круглые, дай мне две штучки, – потирая ладошки, сказала Маруся.

     – Ты что, с горки по траве, что ли ездила на санках? И кто тебя надоумил? Сова ты наша мудрая, – с иронией в голосе произнесла Наташа.

     Маша собиралась было что-то сказать, и уже развела руками, но тут дверь вновь распахнулась, послышались голоса, свист ветра продрогшего и потому желающего погреться у печки. Дверь захлопнулась. Тишина. На пороге комнаты, где за столом сидела компания из трёх девочек, появилась новенькая. Робко остановившись, она осматривала комнату, стеснялась и не знала куда деть свои руки.

     – Здравствуй, – одна за другой поприветствовали вновь прибывшую девочки.

     – Здравствуйте. Меня зовут Юля, Юля Сколкова, я новенькая, – краснея от сильного смущения и нерешительности, чуть слышно пролепетала она.

     – Ах! – театрально произнесла Саша, –

     Оставь фамилию свою тому

     Кто знать её желает,

     А здесь она нам ни к чему,

     Мы и своих не знаем.

     – Ого! Поэтесса! – Восхищённо проговорила Маша, и с чувством протянула Александре руку для пожатия. – Молодчина! Держи пять!

     Та, восхищённая своим поэтическим успехом хихикнула и ответила Маше, пожав её руку.

     – Ух! Сильная рука то какая.

     – Эй! Благодарная публика и её кумиры! У нас гости! У нас новенькая девочка и она пока что чувствует себя не в своей тарелке. Может вы обратите на Юлю своё внимание, пожертвовав высоким? – Обратилась Наташа к подругам, и снова обернувшись к вновь прибывшей мягко продолжила: – проходи, садись, щас чаем угостим, обустроишься, мы тебе наш остров покажем. Ты быстро привыкнешь. Здесь хорошо, вот увидишь, уже завтра как дома будешь.

     – М-м-м… Тебя, м…, куда поселили? М-м-м… Прошу прощения, это всё из-за печеньки. – Тыкая пальцем себе в рот, старательно пережёвывая и глотая, проговорила Маша.

     – Меня, мужчина симпатичный, галантный такой…

     – Ааа. Эт наш Сергей Леонидович. Ага. Красавчик. Точно. – Перебила Юлю Наташа.

     – Ну вот. Значит. Встретил на берегу и привёл в дом, двухэтажный. На второй этаж вещи поднял и комнату показал. Сказал, что я буду жить с Машей, но её я не видела. А ещё у меня письмо для… ох, ну не вспомнить как имя женщины, но её я тоже не видела. – Юля виновато развела руками и умолкла.

     – Здравствуйте! А кто ж тебя сюда привёл тогда? – спросила новенькую Саша.

     – Женщина, высокая такая. Сказала, что она сейчас крайне занята. Ей некогда со мной разговаривать, и убежала.

     – А! Ну понятно! Это Галина. Наверно, и письмо для неё. Вечно бежит куда-то, – важно проговорила Наташа. – Интересно, и куда же это она спешила так рано утром?

     – Ааа… Скажи, пожалуйста, – притворно закатив глаза начала Саша. – В комнате, в которую тебя поселили, лежало что-нибудь на полу, у подушки там…?

     – Ну… носочки лежали… на полу… у двери, – Юля засмущалась…

     – Ну понятно! Теперь я спокойна. А то вот сижу и думаю: а вдруг ещё какая Маша в наших краях завелась.

     – Ладно вам. Это моя комната. Что хочу то и кладу куда пожелаю, – Маша явно обиделась, от чего её личико ещё больше округлилось.

     – А с тобой никто больше не шёл на корабле? – спросила Наташа Юлю.

     – Ну, дяденька какой-то вышел, но он не по-русски говорил. Бонжур, это же по-французски? Да? – спросила Юля, кажется, больше себя, чем сидящих рядом девочек.

     Наташа, сидя боком к Александре, скосила на неё глаза. Подруга, опустив голову, двумя пальцами катала хлебный шарик.

     – Саша! – Наташа пристально посмотрела на подругу. – Ты чего это?

     – Совсем ничего, просто задумалась, чуть резко и с вызовом, не поднимая головы, отозвалась Саша.

     – Ну и ладно тогда, – ответила та и повернулась к Маше.

     Маруся, некоторое время назад, с обидой погрузившись в глубины своей немаленькой чашки, вынырнула оттуда и поочерёдно посмотрела на расшумевшихся девочек.

     – Вы чего расшумелись то?

     – Во! Всплыла Селёдкина! Привет, Маруся. Говорю тебе: девочка приехала к нам! Новенькая! Юлей зовут! Слыхала?! – усмехнулась Наташа.

     Маша, в первый момент не понимая о чём её спрашивают, посмотрела на подругу. – Откуда тебе это известно? Тебе Галина… – и тут до неё дошёл смысл Наташиного вопроса, и комичность ситуации. – Ой! Ну да! Конечно… Тьфу…! Ууф! – Глубоко и с шумом вдохнула и с шумом выпустила воздух Маша. – Очень смешно! Ума палата! Знаешь, что?! Да ты…! Да…! Ммм… Не хочу больше с тобой разговаривать! Всё!

     – Наташа! Сейчас же попроси прощения! Или я с тобой не играю! – округлив глаза от возмущения прокричала Саша, и вскочив со стула подошла к Маше.

     – Не буду я никакого прощения просить! Я ничего такого не сделала! – И тут же, будто опомнившись Наташа сменила тон и посмотрев на Машу мягко заговорила: – Машуньчик, ну прости меня, я же ведь ничего, так просто, без злости. Ну не обижайся ты!

     Саша подняла руки и положила их сидящей к ней спиной Маше на плечи. Та раздражённо дёрнула плечами и что-то буркнула. Её глаза остекленели, лицо раскраснелось. Так всегда обижалась только Маша – будто улитка, рожки которой попытались укусить, прячется в раковину и уже там, обижается, скрываясь от посторонних глаз.

     – Ну и как хотите! – с обидой в голосе произнесла Наташа.

     Юля боязливо улыбнулась и тихонечко присела на краешек стула. Маша встала, подошла к буфету, сердито загремела стоящими в нём чашками, с грохотом хлопнула дверцами, открыла хлебницу, долго и сердито шуршала там пакетом и также с грохотом вернула крышку на прежнее место. После этого вывалила перед Юлей всё то, чтонасобирала, улыбнулась и с головой погрузилась в роль гостеприимной хозяйки. Это было её. Маша снова улыбалась, внимательно всматривалась в глаза собеседнику, задавала вопросы, выслушивала ответы, сочувствовала, думала, успокаивала… Одним словом, – психолог.

     Саша тихонько сидела в кресле, стоявшем в углу между окном и печкой, выступавшей полукругом из стены. Это было большое, потрепанное временем, уютное кресло. Сашино кресло. Так уж получилось, может случайно, а может судьба так распорядилась. Как то вокруг стола собралась большая шумная компания девочек, было весело, и уже не вспомнить, что именно так увлечённо обсуждалось, но Саше за столом места не хватило, и она забралась в кресло. И уж о чём она думала? И кто-то, среди шумного разговора, вдруг заметил, что Саша в кресле, будто маленькая принцесса. Девочкам это понравилось, они умилялись, глядя на уютную и безмятежную сценку. С тех пор, по молчаливому согласию кресло стало Сашиным. Никто и никогда не занимал его без согласия хозяйки. Бывало, конечно, что кто-то, решив пошутить над ней, посягал на Сашину собственность, на её личное, само собой ей одной принадлежащее. Саша сердилась, пыталась вытолкнуть захватчика, спасти своё, ругалась, а бывало, начинала плакать от обиды, всерьёз воспринимая ситуацию. Тогда кто-нибудь обязательно шикал на обидчика, говоря этим, что шутка неумная и жестокая, и обидчик ретировался. Но чаще захват Сашиного кресла был весёлой детской игрой.

     И сейчас, забравшись в него с ногами, девочка притихла. Волна лёгкой грусти накрыла её. Сашин взгляд блуждал по старому и, как и кресло, сильно потрепанному столу, где-то между неимоверно большой Марусиной чашкой, совсем маленькой, почти кофейной чашкой самой Саши, и большим бутербродом приготовленным Марусей для Юли. Маша сделала его по Сашиному рецепту. Тот пришёлся подруге по вкусу как впрочем и самой Александре. Прошлым летом ей приснился сон, в котором она приготовив себе чашку чая, взяла большой кусок хлеба, положила на него масло, почистила варёное яйцо, и порезав его на четыре кружочка, положила на хлеб, а сверху положила ещё один кусок хлеба перевернув его маслом вниз. Приготовления к этому завтраку происходили в неправдоподобной пустоте: ни пола, ни стен, ни потолка – вокруг только море, только волны лёгкие, полупрозрачные. Безмятежность этого сна была настолько восхитительна…! «Эх. Люблю я такие сны. Приснится же иногда. Будто газа летучего вдохнула. Были бы все сны такими потрясающими». Саша вздохнула, и посмотрела на девочек.

     Машино гостеприимство, на этом бутерброде не заканчивалось, и Сашин взгляд пробегал по стоящим на столе вазочке с печеньем и пряниками, огромных размеров сахарнице, с торчащими из неё кусками колотого сахара, и остановился на руках девочек. Машины пальцы почти касались Юлиной правой руки и это было не удивительно. В этом была вся Маша – отдавать своё тепло, излучать свет, уметь по-особенному слушать и чувствовать собеседника, чувствовать руками.

     – Сашунчик. – Наташа, взяв из шкафа книжку и пристроившись прямо на полу возле печки, обратилась к подруге.

     – Что? – Вопрос Наташи выдернул девочку из вереницы грустных воспоминаний.

     – Да вот, смотрю я, давно ты с другом своим закадычным не общалась. С Полем, – уточнила она. – Рассорились что ли?

     – Тихо ты! – Шикнула на неё Маша. – Балаболка.

     – А что не так-то? – Наташа возмущённо глянула на Марусю.

     Та с осторожной тревогой, оглядываясь в сторону Саши, поманила болтушку к себе и приложила к губам палец.

     – Ну что тебе? – Шёпотом огрызнулась Наташа, но всё же встала с пола и подошла к Маше.

     – Не спрашивай её про Поля. Переживает она очень. Не виделись они две недели как, а для неё это много, будто тем летом последний раз виделись. – Маша шептала, и продолжала с тревогой поглядывать на Сашу. – Ты будто с луны свалилась. Знаешь же, что Поль сейчас у бабки Лизы.

     – А он то, что там делает? – Шептала в ответ Наташа. – И не говори мне, что я с луны свалилась. Знаю я не хуже тебя, что Саша у неё была, а вот что и Поль там, не знала.

     – Ну, вот теперь знаешь.

     – А что он там остался?

     – Не спрашивай меня. Вернётся и сам расскажет, если сочтёт нужным.

     – А кто такая, эта бабка Лиза? Саша часто у неё гостит, да только мне ничего не рассказывает, а сама я стесняюсь спрашивать.

     – Вот и правильно, что стесняешься. Подрастёшь – узнаешь.

     Наташа фыркнула. – Ага. А ты уже, конечно, выросла.

     – Нет. Я тоже не знаю. И не моё это дело. Когда кому надо будет, тогда тот и расскажет то, что посчитает нужным рассказать. – Маша посмотрела на подругу и улыбнулась. Дай я тебя поцелую.

     Наташа подалась вперёд и Маша чмокнула её в лоб, отчего та хихикнула, после состроила виноватую мину, как бы извиняясь за своё бестактное поведение, и пошла на место, чтобы устроившись на полу возле печки почитать книгу.

     Саша снова погрузилась в свои мысли. «Идти мне пора. Поля бы только дождаться. Не. Ждать не буду. Он знает, где меня искать. – Она подумала о блокнотике, что лежал у неё под попой. – Сначала я посещу остров… Только бы не начудить чего-нибудь этакого, как в тот раз когда я приплыла себе же в руки. Да уж, – она хмыкнула. – Ничего смешного. Мне было страшно видеть мамино горе. Она так убивалась, а я не знала чем ей помочь. Я тогда и в самом деле не знала. – Она снова хмыкнула, но уже выражая этим некоторый сарказм. – Отчего Фёдор только сейчас сводил меня к холму? Знать бы мне тогда, то, что я знаю сейчас. Эх, взять бы сейчас всю свою память. – Девочка мечтательно улыбнулась, вспоминая, как выуживала из себя, и заключала в сосуды все доступные ей воспоминания ушедших миров. – У меня есть колодец. Без него я бы совсем потерялась, даже в этом маленьком мире. И есть Поль, – она вздохнула. – Встретит он меня там? Не случится ли так, что встречать меня будет некому? – и, вздрогнув от этой мысли, поспешила туда где уже стояла одной ногой. – Ну, девчонки, не теряйте меня. Я мигом».

     Маруся всё ещё разговаривала о чём-то с Юлей, Наташа читала книгу…

     Хлопнула дверь. Вместе с ветром в домик, шурша листвой, залетели обрывки чьих то голосов. Нарушив тишину маленького мира, они погасли, может за печкой, может под половицей. Появившись и исчезнув, они встревожили его маленьких обитателей. Маша вспомнила про оленя гуляющего ночами по крышам. Наташа подумала вдруг по какой-то причине, о кладбище на Летнем мысе. Юле стало жутковато, и она невольно прикоснулась к Машиной руке, и тепло этой руки чуть успокоило её.

     – Чего это мы? А? Солнце то ещё вверх карабкается.

     – Где же Галина?

     – Пойдёмте к маяку. Татьяна звала нас на пирог с капустой.

     – Без дяди Серёжи не пойду. Неудобно просто так приходить, будто напросились.

     – А может, к себе пойдём? Домой?

     – И что? По комнатам закроемся?

     – А! Я придумала! Полезли на чердак. Там же этот, как его? Ну, труба эта, подзорная стоит, ну как её там…?

     – Телескоп, по-моему.

     Ветер, воющий за окном, и своими порывами встряхивающий ветви кустов, неожиданно умолк. Ему на смену пришла звенящая тишина. Девочки умолкли, будто пытались услышать это неожиданно наступившее молчание. Заскрипел гравий. Послышались шаги. Открылась дверь…

      Солнце мира этого ещё только вползало на небосвод, когда я, если ещё и помнила себя – уже начинала забывать. А пошедшие за мной, терялись в догадках о природе моей истинной, видя во мне человека. Я же, раз за разом, уходила и приходила, когда по прихоти, когда по неизбежности дорог своих. И терялись идущие во времени им не подвластном. Не знали они многого, сами не ведая природы своей, и надобности своей. И искали смыслы путей моих, но всюду лишь двери на замки запертые. А ключи от всех замков в руках моих, отчего и прозвана была Ключницей.

     

     ***

     

     Немолодая, лет пятидесяти пяти женщина, сидела за массивным письменным столом, при взгляде, на который, можно было безошибочно определить его возраст. Крепкая на вид столешница возлежала на двух широких тумбах с ящиками внутри, некоторые из которых запирались на добротные замки, явно не этого века сработанные, как впрочем и сам стол. Во всю столешницу лежало толстое стекло, под которое, в совсем разные времена, были положены различные графики, списки, календари, на иных листах бумаги столбцами располагались цифры и формулы. Много чего было под стеклом. Детские глаза любили изучать это таинственное и явно важное. Здесь ощущалась строгость, как и во всём кабинете, который располагался на втором этаже небольшого, но крепко сколоченного дома, с большим крытым крыльцом и широкой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Было здесь и много другого, но, об этом, пожалуй, позже.

     Как и кабинет, в коем чувствовалась строгость и сдержанность стиля, атмосфера которого была пропитана благородным молчанием обо всём том, что здесь, когда-либо говорилось и происходило за многие и многие годы его существования. Так и внешний вид упомянутой мною женщины, выдавал в ней даму Викторианской эпохи. Высокая, худощавая со строгим непроницаемым лицом и убранными в тугой пучок волосами. Строгий, и одновременно, простой наряд был несколько старомоден, но гармоничен как с его хозяйкой, так и с окружающей её обстановкой. При всём при этом, героиня моего описания отличалась живостью ума, богатством эмоций, необузданным нравом и сильно развитым чувством юмора. Детскость характера и чрезмерно богатая фантазия нередко вводили, людей в возрасте, в ступор, а кто помоложе, и в особенности детей, в восторг. Её уважали и боялись, ей ябедничали и рассказывали о самом сокровенном. Она была заступницей для многих и кошмаром для провинившихся. И наконец – её педагогическое чутьё… Всю свою жизнь она спасала, воспитывала и создавала новые личности. Всё это началось так давно, что и вспоминать те времена уже нет надобности.

     Итак, наша дама писала, сосредоточенно водя ручкой по листу бумаги, когда внизу хлопнула дверь, а затем скрипнули одна за другой несколько ступеней. В дверь кабинета постучали и не дожидаясь ответа отворили. Аккуратным, и всё ещё сосредоточенным движением, она положила ручку на лист бумаги и посмотрела в сторону двери. Вошедший мужчина, оказался удивительно схож с хозяйкой кабинета, как возрастом, так и ростом и худощавостью. Сказать, что он солидный было бы неправильно, скорее изысканный, как в одежде, так и манерами. Движения, мимика и глаза выдавали подростка лет пятнадцати – в глазах горело жизнелюбие и озорливость.

     Они очень хорошо знали друг друга, были близки и, чтобы понять это, присутствующему здесь постороннему человеку не требовалось много времени. У этих двоих были свои традиции и секреты. Их отношения, порой, шокировали окружающих непредсказуемыми эмоциональными рывками. Взаимоощущения этой пары позволяли каждому из них безошибочно предполагать за другого, додумывать за партнёра, и рассматривать окружающее его глазами. Два тела одной души. Смелое, но весьма верное определение, какое можно дать, наблюдая за этой парой.

     – Bonjour madam, – воскликнул мужчина, поклонившись и приложив правую руку к груди.

     – О Господи! Мой милый друг, оставь на потом свой французский и эти великосветские манеры, – выйдя из-за стола и пытаясь сдержать смешок, хозяйка кабинета сделала реверанс.

     – Буду Вам признателен, – ответил гость, жестом предлагая собеседнице вернуться в кресло.

     – Нет. Ты неисправим. Оставь свой тон. Мы с тобой так давно не виделись, – вздохнув женщина строго посмотрела на своего гостя. – Год назад я посылала тебе известие. Здесь столько всего произошло. И вот, спустя этот год ты здесь. – Понурив голову и уже спокойнее, женщина продолжала: – ты так был нужен мне, но тебя нигде не было, – замолчав, она прошлась по комнате и тяжело села в кресло.

     Антуан слушал. Безмолвно проследив глазами за женщиной, за тем как она садится в кресло и как молча смотрит в окно будто и нет никого здесь. Сам он оставался при этом неподвижен.

     – Тем сентябрём чуть было не случилось ужасное, – Галина посмотрела на друга так словно умоляла его о сопереживании. – Помню, будто произошло это вчера. Я наверху, здесь, у дома, – уточнила она, переведя взгляд на мужчину. – И тут, поднялся ветер, совсем ветра не было и вдруг сильный порыв, и... понимаешь, – она чуть задумалась и продолжала, – вдруг, озоном запахло, сильно, – она снова замолчала. – И небо чистое. И в один момент успокоился, – она тряхнула головой и проведя по глазам кончиками пальцев продолжала, – я вешаю бельё, и вижу, Сергей бежит и машет руками и вниз показывает, туда, на тот берег, северный, – она махнула рукой, то ли чтоб Антуану понятнее стало, то ли переживая прожитое вновь, – и кричит, а что кричит – мне неслышно. Я смотрю в ту сторону – ничего. И уж когда Сергей ближе был, расслышала как он кричит, что вниз Татьяна уже побежала и что нам скорее туда надо, что с Сашенькой беда приключилась. – Она шмыгнула носом, взяла со стола платок, провела им под глазами и продолжала: – Я бегом, бросив таз с бельём, пустилась за Серёжей. Не помню, как, не разбирая дороги, напролом через кусты и понизу к самому берегу, и вижу Татьяну. Помню – на коленях она стоит, а перед ней на песке Саша. Таня плачет и сказать толком ничего не может. – Женщина остановилась, зажмурила глаза, будто увидеть пыталась снова ту сцену. – Сергей кричит: «Скорее! Помощь нужна! Саша не дышит! Умерла наша Саша!» – У меня сердце биться перестало. В жар бросило. Я подбегаю. Кричу: – Таня, что с Сашей?! А она плачет, в море показывает. Вижу: толку мало от неё. Ребёнка хватаю, переворачиваю на живот, лицом вниз, а изо рта вода полилась. Затем на спину повернула и показала Татьяне как массаж сердца делать, а сама дыхание искусственное делаю. Уж не знаю сколько времени прошло. Сил не осталось у нас. Страшно стало, Антуан, будто мир опустел. Серым сделался. Солнце исчезло. Задыхаться я стала. И тут вздрогнула Сашенька наша, закашлялась. У неё вода с кровью изо рта, да из носа. Села она и на нас смотрит. Глаза удивлённые. А мы уже и не верим с Татьяной. Саша, страшно хриплым голосом, и булькает у неё всё, аж мурашки у меня от такого, произносит: «Что вы тут делаете?». Ты представляешь?! Как ни в чём не бывало. Сергей подошёл. Ей куртку свою на плечи набросил. Спрашивает: «помнит ли она что случилось, и как на берегу оказалась?». А Саша спокойна, будто творение Микеланджело, кашляет водой с кровью и рассказывает: «Помню всё. Белух увидала, карбас взяла и поплыла погладить их. Весёлые. Из воды выныривают и поют. Я к ним. Они увидели и подплыли. Большие, блестящие. Погладила я их. Двое было. Наверно, мальчик с девочкой. И вдруг в лодке поскользнулась. Ноги поехали, и я за борт. В воду. Камнем. Они двое, увидели и со дна меня подталкивать носами вверх стали, а потом на спинах своих до берега. Я, как утонула и умерла, видела всё, будто глазами ихними». И заметь, всё это спокойно рассказывает. Без страха и истерики. – Галина вздохнула. – Я вопросов не задавала. Была потрясена. И не только случившимся, но и тем что происходило позже. Не понимаю, как после остановки сердца и нахлебавшись морской воды, можно вот так вот сидеть и просто пересказывать всё это? Как она может?! Как способна, так воспринимать свою смерть?!

     – А ты сама, почему испугалась? Ты же знаешь всё.

     Галина с возмущением посмотрела на собеседника. – Ох, Антуан. Легко тебе говорить. В тот момент, не передать как я была напугана. Все были напуганы. Мы до конца так и не знаем особенностей девочки. А рассчитывать на чудо, когда перед тобой лежит бездыханный ребёнок… кто так сможет?

     – Знаем мы всё, – смотря в землю проговорил мужчина. – Знаем, уверены, много раз теряли и встречали, да только, человеческое сильно въелось в нас. Оно довлеет. Взрастило страхи. Мы, как и люди, обрастаем неверием, слабеем, скудеем.

     Галина, вслед за Антуаном, тоже опустила голову и смотрела в землю. – Ты прав. Тысячи лет мы здесь. Тысячи лет, одетые в материю, подобны людям. И всё почему? А потому, что идём позади Странницы. Мы её верная конница, и здесь не нам решать какими быть. Мы такие, какими нас хочет видеть она.

     Антуан внимательно посмотрел на неё. – Мы многое поняли. Да? И ведь ничего не знали. Вспомни нас, детьми. Вспомни первое для нас появление Саши. Ту корзинку, что Егор принёс. И сколько времени нашего пройти должно было, чтобы мы понимать начали хоть что-то. Себя понимать, в первую очередь. Для чего мы здесь. Кто мы такие. А уж про девочку нам и до сего дня многое не известно.

     – Мы с тобой не знаем самого начала, а когда явились сюда, застали Сашу в образе человека. И грош нам цена, если ещё не поняли важных деталей её замысла. – Галина строго посмотрела на собеседника. – Но ты прервал меня. А история, которую я тебе рассказывала, имела некоторые, так сказать, – женщина хмыкнула, – нюансы. И пусть они окажутся не важными впоследствии, но я взволнована. И мне необходимо поделиться с тобой.

     – Извини, что перебил тебя. Рассказывай. Обещаю молчать.

     Женщина вздохнула, – так вот, – она чуть задумалась, будто вспоминала произошедшее, так сильно напугавшее её, – мы как чуть успокоились, передали Сашу девочкам, которые сбежались на берег, а сами с Татьяной, отошли чуть в сторонку. И вот, стала я всё прокручивать. Все события. Да и спрашиваю: – Танюша, а как ты узнала, что беда с Сашей? Кто-то сказал? А она: «Да. Я у себя была, в доме. Сергей на маяке. Так вот, дверь вдруг, слышу, открывается и молодой мужской голос кричит: «Татьяна, беда с Сашей. На берег бежать надо. Утонула она!». Я-то с кухни выскакиваю. Дверь открыта, да нет никого. Я до Сергея. Ему сказала и вниз, Сашу искать, а Сергей к тебе». Но кто это был? Кто тебе то сказал? А она: «Я не знаю. Голос молодого мужчины. Но у нас из мужчин Сергей да Карпуха. Голос Сергея мы все знаем, ну а Карпухин ни с чем не перепутаешь.»

     Антуан выглядел озадаченным. – Получается: либо Татьяна, что напутала, либо на острове был кто да мы не знали. Так?

     – Она уверенно говорила. Голос звучал молодым, звонкий голос мужчины лет двадцати, – Галина скривила рот и вздёрнула плечами, показывая этим, как она обескуражена.

     Антуан стоял перед окном и смотрел в линию горизонта. Не отводя взгляда, он проговорил: – Галя, извини, что я не приехал. Но в итоге, всё закончилось хорошо? Так?

     – Не извиняйся. – Галина уже расслабилась, и сидя в кресле крутила карандаш. – Да. Всё закончилось хорошо.

     – Нам необходимо прогуляться. Ты бледна, и мне это не нравится.

     – Согласна. Куда хочешь, чтобы мы сходили?

     Антуан, глядя в горизонт, кивнул. – Туда. Вниз. На дальний маяк. Осилишь? – он посмотрел на подругу.

     – Осилю. – Она засмеялась. – С тобой хоть пешком до того берега.

     – По воде? – Антуан вздёрнул бровью и заулыбался.

     – Именно по воде. Только бутербродов с собой возьмём.

     – Без них никуда. – Он оторвался от созерцания, так полюбившегося ему горизонта, подошёл к столу и подал руку даме, помогая ей подняться с кресла.

     Выйдя на улицу, они направились в сторону тропинки убегающей вниз, к берегу моря.

     Всю дорогу до берега, исключая самого спуска, во время которого не особо и поговоришь, Антуан рассказывал подруге о путешествии по Франции и Италии. Рассказывал, как посетил он множество монастырей, некоторые из которых уже не первый раз. Бывал допущен и до старинных хранилищ, в которых имелось немало книг и рукописей, настолько древних, что дух захватывало. И вот тут-то, неожиданно для Галины, чуть подумав, стал рассказывать о неких трактатах содержащих описания удивительных существ водившихся в Альпах. Описывал их Антуан сбивчиво, отчего сложно было представить сами эти существа, пока мужчина не произнёс название. Оказалось, что трактаты говорили о драконах.

     Галина прыснула со смеху, но осеклась. И было от чего. – Забавно, однако.

     Антуан с осуждением посмотрел на неё.

     Та, заметив его взгляд, поправилась. – Видишь ли, я уже слышала о драконах. А точнее, об одном драконе. Конкретном. И мне это не понравилось. А теперь вот, ты, толкуешь о них.

     – Ничего удивительного. Драконы упоминаются в массе сказок, наряду с другими сказочными существами.

     – Нет, дорогой мой. Слышала я о драконе не из сказки. В том-то и дело, что мне о драконе Саша рассказала. А это уже ой какая разница.

     Антуана заинтересовался. – Так, так. Расскажи поподробнее, пожалуйста.

     Та хмыкнула, после чего огорчённо вздохнула. – Саша издалека не заходила. Ты же знаешь её. Прямо, и всё как есть. Пришла ко мне в кабинет, устроилась на диване, рисовала что-то, и вдруг закрыла блокнотик свой, сунула его себе под попу и говорит: «Галина Александровна, я, пока дракона не найду, так и буду держать вас здесь. И миры буду создавать, а затем уничтожать их. Не будет мне покоя. И вам не будет.». – А я её спрашиваю: «А он есть, дракон этот?». «Есть», – говорит. – «Я создала его. Да только, вложила в него саму себя. А уж позже поняла, как не права была». – Я снова вопрос ей: «Где сейчас твой дракон? Не с тобой разве?». «Нет», – говорит. – «Он, пока ещё маленьким совсем был, попросил меня на миры мои посмотреть. Ну я и отпустила его». – Я и спрашиваю: «И как давно это было?». – А она: «Много, много путей назад. Ещё когда я только пришла сюда. Многих из вас ещё не было. Только те, кто Фёдором назвались, да бабой Лизой». – Вот тут-то, мой дорогой друг, я и замолчала. А Сашенька, шмыг за дверь мышкой, и по лестнице ножками тук-тук-тук. Мол, посиди тут одна, да поразгадывай загадку мою. – Галина замолчала.

     – Вот так да. Тебе Саша сказала больше чем мне древние рукописи.

     – Одно к другому. Да? – Галина сказала это и подумала о мире, что создавала их девочка.

     – Да. Рукописи, хоть и грешат преувеличениями и излишними фантазиями, правдивы в своей сути.

     – Чего мы ещё не знаем? – Вопрос собеседницы был риторическим, а сама она смотрела вдаль, любовалась свежестью осени.

     – Что-то мне подсказывает, что бревно это уже служило мне местом отдыха. – Антуан кивнул на корягу, лежащую в густом черничнике. – Присядем?

     Устроившись на бревне, они молчали.

     Первой заговорила Галина. – Что ты обо всём этом думаешь?

     – Что я думаю? – Антуан набрал полную грудь воздуха и с шумом выпустил его. – Начну с дракона. Да. Он есть. Был всегда. Всю историю человечества. И судя по словам Саши – не только этого человечества. Ведь, наша девочка не первый раз посещает эту планету. И это человечество здесь не первое. Кстати, – неожиданно изрёк мужчина. – По немногим сохранившимся документам античные мыслители писали о богах, что обитали на этой планете ещё при предыдущих цивилизациях. Тому у них были, если не доказательства, то как минимум некие на тот момент ещё сохранившиеся источники, как письменные, так и вещественные. Из всего этого следует, что люди прошлых цивилизаций тоже знали о богах. Они с ними сталкивались, так или иначе. – Антуан повернул голову и пристально посмотрел в глаза Галине. – Мы то с тобой знаем, кто играет роль бога на этой планете.

     – И какой из всего этого ты делаешь вывод?

     – Да это же очевидно! Галя! Вывод такой, что древние источники не врут. Да, выдумки много, преувеличения, таинственность, мистика, но всё это основывается на увиденном воочию. Все древние сталкивались с богами, бессмертными и драконами. Если перевести на наши знания, то каждого было по одному. Бог, бессмертный, дракон. И всё это – наша девочка.

     – Ну, с драконом ты наверное поспешил. Саша не дракон. Она ищет своего дракона, но сама таковым не является.

     – Я не был бы столь категоричен.

     – Вот теперь я тебя узнаю, – хмыкнула женщина. – Вопросы твои заслуживают долгих, вдумчивых размышлений. И думается мне, времени у нас будет достаточно.

     – У нас с тобой, да. У Саши времени всё меньше остаётся.

     Галина округлила глаза и вопросительно посмотрела на Антуана.

     Тот хмыкнул видя реакцию подруги. – Чему ты удивляешься? Наша девочка, рано или поздно, забудет всё, что…

     Галина кивнула. – Уже забывает. Себя не помнит. Вот только и осталось, что дракон, и путаные обрывки воспоминаний, которые, кстати, она и не считает уже воспоминаниями. Говорит о фантазиях.

     Антуан кивнул в ответ. – Вот именно. И если в начале пути она знала свой замысел, понимала задуманное, осознавала чего хочет, то скоро она и не вспомнит о себе той. И только ближе к концу пути начнёт находить подсказки, что сама же и разбросала повсюду.

     – Ты уверен, что такие подсказки есть?

     – Полной уверенности у меня нет. Есть понимание, что по другому она бы не поступила.

     – Объясни, – потребовала Галина.

     Антуан хмыкнул. – Ну, слушай. – Он встал с бревна, сделал шаг, развернулся лицом к женщине и заложив руки за спину втянул полную грудь воздуха. – Изучая историю человечества, и особенно такого феномена как христианство, я сопоставлял представления людей о Боге с тем, что наблюдаем мы с тобой. И на первый взгляд нет ничего общего, но до той поры пока не отложишь в сторону официальные церковные трактаты, и не взглянешь глубже. И смотреть надо за много столетий до появления христианства, не важно, язычество это, иудаизм или ведизм…

     – Язычество, как и многие иные верования древних обращали свой взор на силы природы, часто на неодушевлённые предметы: деревья, камни, а то и на животных, – прервала мужчину Галина. – И причём здесь Саша?

     – Отчасти ты правильно думаешь, но лишь отчасти. – Антуан выставил вперёд правую руку ладонью вверх, как бы показывая что-то, что на ней может лежать. – Генезис миропонимания. Изначально мир представлял собой некое единство всего. Саша задумывала и создавала гармонию, великую гармонию. Силы природы, всё что произрастает на земле, всё что движется, и сам человек. И этот человек чувствовал себя частью общего. Всюду царствовала сопричастность, единение, не осознаваемые, ещё тогда, общие интересы. И это было правильным. Человек напрямую обращался к ветру, к дождю, закономерно испытывал страх перед громом, боялся и преклонялся перед, к примеру, львами, медведями, и вместе с тем, бережливо относился к лесу, к речке. Потому что был частью общего. Потому что чувствовал связь здоровья природы со своим здоровьем. А затем… – Антуан замолчал, прикрыл глаза, и вздохнул, – затем… время не стоит на месте. Человек развивается. Инстинкты начинают подавляться правилами социума. Правила социума вырабатывают свои механизмы направленные на поддержание и сохранение этого самого социума. Появляется мораль. Но она – как вода в реке, текуча. Она обходит преграды, а то и ломает их. Нужно нечто надморальное. Нечто недосягаемое. Всевидящее око. Карающий меч. Так появляются протокумиры. Абсолютные.

     – Совсем неуместные слова, – фыркнула Галина.

     – Но ты поняла меня. Я говорю о Боге.

     – Ну хорошо. Пусть так. Мы с тобой прошли эти этапы вместе с человечеством, но история всего прожитого, прозвучавшая из твоих уст несколько, на мой взгляд, неверна.

     Антуан нагнулся, сорвал веточку черничного куста и внимательно её разглядывая, сел на бревно рядом с подругой. – Как это соотносится с нашей девочкой? Может и никак, но, хочу особо отметить, есть у меня ни на чём не основанное предположение, что Странница, в какой-то момент могла сделать что-то такое, откорректировать какой-то параметр созданного мира. И это её появление, а может воздействие, имело сторонних наблюдателей. Как давно это произошло? Может на заре этого мира, может позже, несколько тысяч лет назад. Какими были люди в те времена, какие выводы могли тогда сделать? – мужчина пожал плечами. – После того прошли эпохи, пришли и ушли сотни поколений, но где-то, в чём-то, может в крови, осталась, даже не память, осталось неосознанное убеждение не нуждающееся в доказательствах. – Он посмотрел на подругу. – Ты поняла?

     – Можешь не продолжать. Остальное, если твоё робкое предположение верно, понятно. Дальше была история религий.

     – Но, – Антуан поднял указательный палец, – я ещё не озвучил самое важное, – на слове «самое» он сделал ударение.

     Галина вздёрнула брови. – Ещё более важное? Я готова слушать дальше.

     Мужчина засмеялся. – Да полно тебе, подруга. Поживи пока с этим. Остальное я расскажу тебе позже.

     – Ну хорошо. Мне и без того есть о чём подумать.

     Вместе с солнцем в этот день приходил ветер. Из лёгкого и прозрачного он перерождался, готовясь стать штормовым. От того становилось заметно холоднее.

     Галина тяжело вздохнула и встала с бревна. – Вставай, дорогой мой друг. Иначе мы никогда не дойдём до дальнего маяка. – Она протянула руку.

     Они, не спеша, нога в ногу ступали по камням, выступающим из воды. Эти камни и были той дорогой, а вернее косой, что вела к крошечному островку, отчего-то прозываемого Карпухой Чурнаволоком. На нём-то и стоял дальний маяк.

     Солнце ещё лежало у самого горизонта, будто не желало вставать, решив проваляться на боку весь день. Неторопливо прогуливаясь по берегу Антуан и Галина возвращались с прогулки. Оставалось пересечь нижнее плато сплошь поросшее берёзами и подняться на гору. Антуан изнывал от нетерпения увидеться с девочкой, а Галина то и дело подтрунивала над ним и укоряла за редкие визиты. Проходя сквозь небольшую берёзовую рощу, они услышали конское ржание.

     – Если я не ошибаюсь – где-то рядом гуляет Пегас. Это же он, да?

     – Ты прав. И он там не один. Помнишь его друзей? – глаза Галины озорно светились.

     – Да! Ещё бы мне не помнить эту троицу! – воскликнул он. – Удивительно, будто моё детство ещё не кончалось, – Антуан повернул влево, и пройдя метров двадцать вышел на поляну, густо поросшую высокими кустами голубики. Остановившись, он глубоко вздохнул. Конь фыркнул ещё раз, поднялся, показавшись из-за высоких зарослей, вслед за ним поднялся и направился в его сторону бык, прямо к ногам, непонятно откуда, вынырнул крючкохвостый пёс. Один за другим подойдя к мужчине, они тыкались своими носами, кто ему в грудь, кто в живот. Они помнили, казалось, далеко ушедшее назад время. Помнили дружбу. Галина, наблюдая за друзьями, вдруг подумала о мистической и такой прочной связи, что держит вместе и не отпускает трёх животных и двух людей: мужчину и девочку. Троицу часто можно было видеть рядом с Сашей стоило той спуститься с горы и пойти к берегу. И старый конь, и бык, и начинающий лысеть пёс подошли к Антуану выразить своё уважение и благодарность за его воспитанницу, в которой они, в полной мере, нашли замену ему самому.

     «Старый конь, – подумала женщина и мысленно усмехнулась. – Старый, но захваченный вихрем Сашиного пути, неумертвимый, как и пёс, и бык, как и мы с Антуаном. Как так, девочка? Настанет ли то время, когда ты раскроешь перед нами свои пути-дорожки? – Галина вздохнула и посмотрела на друга».

     Тот, покормив Пегаса сушёными яблоками, потрепав пса, отплёвываясь, вытерев носовым платком лицо после того как бык лизнул его, вздохнул и показав в сторону горы обратился к своей спутнице: – Думаю, нам пора.

     – Я хочу, чтобы ты сходил со мной к колодцу. Покажу тебе кое-что.

     Мужчина посмотрел на подругу. – Загадки?

     – Пойдём. Там и расскажу.

     До колодца идти было не далеко и вскоре оба остановились возле колодезного короба возвышавшегося над землёй на добрых пол метра.

     – Посмотри вот сюда, – женщина показала рукой на куст одиноко росший посреди песка и низкорослых кустиков сики.

     Антуан присел на корточки, и рассматривая куст стал трогать его листья. – Похож на крыжовник.

     – Верно, – хмыкнула Галина. – Странно, что со всей этой чехардой его ветки не обсыпаны ягодами. Я бы не удивилась.

     – Тогда, что удивляет тебя? И зачем ты показываешь мне этот куст?

     Галина сначала улыбнулась, а затем выражение её лица сделалось задумчивым, чуть грустным. – Пару дней назад я обнаружила его здесь. – Антуан попытался что-то сказать, и она подняла указательный палец призывая его к молчанию. – Его сюда посадила Саша, сразу как вернулась от поморов. А неделю назад! – Голос женщины сорвался на крик. Она осеклась, сделала глубокий выдох, и успокоившись продолжала: – А неделю назад девочки решили сделать Саше сюрприз и пересадили куст к кочегарке. Предваряя твои сомнения скажу, я лично наблюдала сцену препирательства Маши и Наташи сразу после того как Наташа пересадила этот загадочный куст. Последняя здорово сердилась на Машу за то, что та дала ей тупой топор. Они так мило бранились, – Галина улыбнулась вспоминая ту сценку. – Маша умаслила подружку вкусными пирожками, а затем они пошли к маячникам с гостинцем, и Сергей наточил злосчастный топор. И вот… – женщина взмахнула руками, – прошло несколько дней и этот куст вернулся на место.

     – Чертовщина какая-то, – помрачнев заключил Антуан. – Что-то уже нарушено, или ещё только произойдёт. А это значит…

     – Не надо драматизировать. Может статься так, что наша Саша решила посмотреть себе за спину. Уже не в первый раз мы становимся свидетелями её оглядываний. Таким образом она пытается разглядеть далеко ушедшее, оставленное позади. Ей не хватает памяти, которой она себя намеренно лишила. Ну что же, нам остаётся только наблюдать и быть нужными. А от тебя я жду обещанного рассказа о чём-то важном, – улыбаясь проговорила Галина.

     Антуан кивнул и посмотрел на подругу, – как всегда. – Улыбнувшись он протянул руку, и они пошли к взгорью. – Я помню об обещанном.

     Поднявшись по крутой тропинке-лестнице к башне наблюдения, они остановились отдышаться после тяжёлого подъёма. А дальше до кухонного домика вела тропинка, вьющаяся между, тут и там лежащих больших валунов и зарослей кустарника. Галина и Антуан поднялись на крыльцо, и открыли дверь. Здесь было тепло, пахло протопленной печкой, слышались голоса. Раздевшись, вошли в комнату. За большим столом сидела компания девочек. Казалось, мгновение назад, царившее здесь оживление сменилось тишиной, которая с любопытством разглядывала и слушала вошедших.

     – Добрый день, барышни, – поздоровался с девочками Антуан. – Взгляд его поблуждал по кухне и остановился на кресле.

     Наблюдая за гостем, девочки, одна за другой повернули головы вслед за его взглядом.

     – Ииии? – произнесла Наташа.

     – Что-то я не совсем…

     Но Машу перебила подруга. – Сашуня только что здесь была.

     – Куда она…? Когда успела то? – Продолжала Маша.

     – Да, только что здесь сидела, – проговорила Наташа обращаясь к взрослым, будто оправдывалась.

     Антуан посмотрел на Галину. – Девочки, как давно вы видели Сашу?

     – Она в кресле сидела. Вот. Только что. Мы все здесь, вместе сидели. Разговаривали, – ответила Наташа, и тоже посмотрела на Галину.

     Маша икнула прикрыв ладонью рот. – Ой, – тихо проговорила она, и посмотрев на женщину спросила: – она вернётся?

     – Что бы это значило? – себе под нос изрёк Антуан.

     – То и значит, дорогой мой. Не успели мы. – Галина развела руками, посмотрела на друга и грустно сказала: – сейчас, если наша Саша не выкинула очередной финт ушами, где-то в этом мире волны несут к берегу маленькую корзинку…

     – Тсс, – прервал её Антуан, – не стоит грустить. Идём к тебе, заварим чай, и я расскажу что-то очень важное о нашей девочке.

      И загадывала я загадку за загадкой. И странствовала из жизни в жизнь, будто мерцала подобно звезде. И оставляла подруг, и вновь возвращалась, но были мне подругами уже иные, иной была жизнь, иным было время. Оставляя позади себя дорогу памяти, оставляла и загадки.

      Смерть за смертью. Явление за явлением. Путь начатый конца не имеет.

     

     ***

     

     – Машк, а Машк, – обратилась к подруге Наталья проглатывая в её имени последнюю букву.

     – Ну Машк. И чиво? – передразнивая её, ответила Маша.

     – Как ты думаешь? Что это было?

     – Это я хотела у тебя узнать. Сдаётся мне что ты что-то знаешь… А?

     – Ничего я не знаю. И вообще, ну вышла она и вышла. Мы не заметили. Проскользнула она мимо нас. – Высказав своё мнение Наташа вздёрнула плечами и чуть подумав, уже иным тоном, продолжила:– И всё же зря мы так.

     – Что именно, зря? – спросила Маша подругу.

     – Зря ушли, – ответила Наташа. – Вы же всё видели. Надо было остаться и подождать пока она не появится.

     Маша фыркнула. – Ну, появится. И что? Они же к ней в гости пришли. Дождутся и поговорят о чём хотели. Не наше это дело.

     – С Сашей может что-то случиться? – с беспокойством в голосе спросила Юля.

     – Всё может быть. Мы же не знаем ничего, – загадочно проговорила Маша.

     – А когда она появится, эти взрослые могут ей навредить?

     – Нет, Юля, что ты! Они никогда ничего плохого не сделают.

     – Тем более Саше, – добавила Наташа.

     – А какая у Саши фамилия?

     – Чего это ты вдруг? – снова хмыкнув, вопросом на вопрос ответила Наташа.

     – Просто интересно стало, – пожала плечами Юля. – У всех есть фамилии. У меня, например…

     – Ты уже говорила, – перебила Юлю Наташа. – Забудь свою фамилию. Она тебе теперь не нужна. У нас нет фамилий. Мы здесь все без родителей росли.

     – Хочу на мостик сходить. Пойдёте со мной? – неожиданно предложила Маша.

     – А что это такое? – спросила Юля.

     Маша махнула рукой куда-то влево. – Это там. Пойдём. Покажу тебе.

     – Машк, а зачем этот мостик?

     – Перестань меня так называть! – Маша с возмущением посмотрела на подругу. – Я же просила тебя так не делать.

     – Прости. Само вылетело. – Наташа сделала виноватый вид, подошла к Маше и обняла её. – Больше не буду.

     – Ты уже так говорила, – всё так же с обиженным выражением лица парировала девочка, – и всё равно продолжаешь.

     – Ну всё, всё. Обещаю, это был последний раз. – Наташа по пионерски отдала честь приложив к голове ладонь. – Так ты знаешь, что это за мостик такой?

     – Знаю, только если вы не будете смеяться.

     – Мы не будем смеяться.

     Маша остановилась, немного подумала. – Ладно, расскажу. Только чур не хихикать. – Она пошла по тропинке оставляя подруг позади. – На этом мостике матросы смотрели за морем и помогали кораблям. Давно это было.

     – Здесь матросы жили? – спросила Наташа догоняя девочку. Вслед за ней спешила и Юля.

     – Да.

     – А где?

     – Саша мне рассказывала, что вот там, – Маша махнула рукой в сторону высокой чёрной трубы кочегарки.

     – А ей откуда известно?

     – Она рассказывала, что жила здесь.

     – Когда жила? Мы здесь всегда вместе с ней. Как же мы не видели матросов? – Наташа с ухмылкой смотрела на подругу.

     – Она до нас здесь жила.

     Девочки подошли к металлической лестнице ведущей на второй этаж небольшого, но довольно высокого сооружения. Нижняя часть здания, которому больше подходило определение «башня», было сложено из кирпича. Под навесом, образованным террасой второго этажа, была видна металлическая дверь и справа от неё маленькое окошко. Второй этаж, оштукатуренный и крашенный в жёлтый цвет, казался более интересным благодаря большим, практически во всю стену, окнам. Поднявшись по стальной, установленной под углом, с поручнями лестнице, девочки оказались на террасе обрамляющей периметр всей башни. Сквозь большие окна хорошо просматривалось всё помещение. Отсюда же, с террасы, вертикально установленная лестница вела на крышу, в центре которой стоял монокуляр, но девочкам, с того места где они стояли, он виден не был. Зато хорошо были видны столбики и перекладины ограждения крыши, отчего верх башни напоминал корону. С крыши служащей роль наблюдательной площадки, как впрочем и из помещения ниже, открывался дивный вид на бескрайнее море, до самого горизонта. Вдали, держась за остров тонкой извилистой ниткой гряды, стоял дальний маяк. Правее виднелся берег большой земли. В ясную погоду в монокуляр хорошо было наблюдать как на берег выходят из леса медведи.

     Маша мотнула головой, показывая, что карабкаться наверх сейчас не время, и открыла дверь помещения второго этажа.

     – Проходите. Садитесь на подоконники. Они здесь широкие. Даже спать на них можно. – Слова эти больше предназначались для Юли, которая на башне ещё ни разу не бывала.

     В самом помещении кроме большого стола ничего не было.

     – Мы с Сашей в ту Новогоднюю ночь сюда убежали. Так вот, она мне рассказывала…

     – Вот вы даёте! – прервала Машу подруга. – Я вас тогда искала везде. Даже в баню спускалась. Чуть с душой не рассталась от страха, а вы здесь сидели. Подруги называется, – Наташа рассердилась. – И вообще, что вы здесь делали? В такую-то холодину.

     – Мы бенгальские огни жгли, – виноватым тоном ответила Маша. – А потом залезли наверх и смотрели на звёзды.

     – А почему меня не взяли?

     – Ну. Ты была занята и мы не захотели тебя отвлекать.

     – Не была я занята. Не ври.

     – Ничего я не вру, – обиделась Маша. – Ты с маячниками в домино играла.

     – Девочки, перестаньте ссориться. – Юля попыталась успокоить подруг.

     – Да. Чем оправдываться лучше расскажи нам про ваши похождения.

     – Я не оправдываюсь. Мне всё равно что ты там себе надумала.

     – Ну ладно тебе, Машунчик, не обижайся. Я же не всерьёз. Шучу я. – Наташино любопытство брало верх. Она спрыгнула с подоконника, на котором сидела, и подошла к подруге. – Ну прости, и рассказывай, давай дальше, что там Саша тебе говорила.

     Маша, всё так же надувшись, сидела и невидящим взглядом смотрела куда-то вдаль, сквозь окно в противоположной стене. Наташа, сидя рядом, гладила её по плечу, зная, что нужно подождать минут пять и подруга оттает сама. Так и случилось.

     – Ладно. Расскажу, но только ради Юли. – Маша вздохнула, слезла с подоконника и, подойдя к столу, уселась на него. – Мне Саша иногда рассказывает про мальчишек, которые здесь жили. Говорит, что давно это было. Они служили на острове. У них и домик свой был…

     – Как это, давно? – перебила её Наташа.

     – Не знаю я, как давно. Саша говорила, что жили они здесь ещё до нас.

     – До нас? А она? Получается, что она была? Так получается? – не унималась Наташа.

     – Получается, что так.

     – Вот интересно то! – Наташа посмотрела на Юлю, как бы взглядом делясь с нею своим сарказмом. – А ты не помнишь когда нас с тобой сюда привезли? – обратилась она снова к Маше. – Я вот, помню. Нам по пять лет было.

     – Помню конечно. Тогда ещё, в первый же день Мария Васильевна принесла Сашу в обеденный домик и молоко подогревала в бутылочке. А потом наш Сергей Леонидович коляску делал. А помнишь, как мы осторожно на санках Сашу катали?

     – А помнишь, – Наташа засмеялась, – как мы с тобой в кабинет к Галине Александровне пришли, и положили Сашу в корзинку, что висит там? Воображали, что это люлька. Галина Александровна пришла и за голову схватилась, и странно так на нас посмотрела. Помнишь?

     – Конечно помню, – Маша заулыбалась.

     – Ой! Я кое-что вспомнила, – Наташа театрально прикрыла ладошками свой рот.

     – Что?

     – Я расскажу. Чуть позже. Просто… вдруг, как я могла забыть? Но вообще, хочу вам сказать, девочки: наша Саша не такая уж и простая, и совсем не выдумщица.

     – Девочки, когда вы на острове оказались, Саша ещё совсем малюткой была? Да?

     – Да, Юля. Не просто малюткой. Ей ещё месяца не было. Вот так-то.

     – Ей как раз уже месяц был, – авторитетно поправила подругу Маша.

     – Ну пусть и месяц, а за день до того ей меньше месяца было. Так что вот, – досадливо ответила та.

     – Где же её родители? Значит Сашина мама где-то здесь?

     – Нет, – возмутилась Наташа. – Говорят же тебе – нет у неё родителей.

     – Но как же так? – удивилась Юля.

     – Ну ты прям удивляешься как ребёнок. Ей-богу! Мы вот тоже удивляемся. И что? – Наташа усмехнулась. – На каждый наш вопрос ответ один: «Умерьте своё любопытство». – Девочка надула щёки и громко фыркнула. – Ой, девочки! Я вам сейчас такое расскажу, такое! Но попозже.

     – Загнула. – Маша в упор посмотрела на Наташу.

     – Ладно, – Наташа спрыгнула с подоконника. – Есть у меня один большущий секрет.

     – Подожди ты! Я ещё не всё рассказала! –махнула на неё рукой Маша.

     – Рассказывай, и пойдём в кочегарку. У меня там кое-что припрятано.

     – Кстати о кочегарке, – Маша обратилась к подруге. – Ты не думала, зачем тут эта кочегарка стоит?

     – Думала, но потом перестала. Наверное, когда-то она была нужна.

     – Ага. – Маша закивала головой. – Мне Саша рассказывала, что раньше, ещё до нас, у матросов был дом здесь, и он стоял вплотную к кочегарке и отапливался от неё. Там у них даже бильярд был. И вода из крана шла. А как моряки ушли с острова, так их дом стал разрушаться и его снесли.

     – На том месте пусто теперь? – поинтересовалась Юля, для которой здесь всё было в диковинку.

     – Заросли малины там. Но в этом году её мало, – ответила ей Наташа.

     – А ещё, Саша мне сказала, – продолжала Маша, – что будет время когда здесь снова появятся матросы, и снова построят свою казарму, закрутится вот эта вот штуковина, – она показала пальцем на большую тарелку зелёного цвета стоящую за окном возле мостика на высокой металлической мачте. Саша рассказывала, что иногда возле неё голуби падали на землю. Это из-за облучения. И что под нами, на первом этаже лампочки даже сами по себе загораются. Там какие-то магнетроны работают. Страшно опасные они.

     – Откуда Саша знает, что будет потом?

     – Хах! – вскрикнула Наташа. – Сейчас я вам кое-что покажу. Это вынос мозга. И если это правда, то наша Саша, это нечто.

     – Ох и невозможная ты, – со вздохом проговорила Маша, слезла с подоконника и шлёпнула Наташу по плечу, – вставай, идём смотреть твой секрет пока ты сама не вынесла нам мозги.

     Девочки плотно закрыли за собой дверь мостика и спустились по лестнице. Кочегарка располагалась совсем близко, за зарослями малины, и самым сложным было миновать эти заросли. У самого угла кочегарки, к которому вышли девочки продравшись сквозь колючие кусты ягоды, непонятно зачем и кем оставленное, стояло крыльцо со ступеньками и тяжёлая металлическая дверь, уже изрядно проржавевшая.

     – Вот всё время не понимала, что оно здесь делает? – охая от боли возмутилась Наташа, случайно задев ногой нижнюю ступеньку крыльца скрытую кустами малины.

     – Это от дома моряков осталось. Вход у них здесь был.

     – Тебе Саша сказала?

     – Угу, – ответила Маша кивнув.

     Сразу за бездомным крыльцом тянулась серая, оштукатуренная стена котельной. Местами, куски штукатурки отвалились обнажая красный кирпич. Два больших окна, уже без стёкол, со сгнившими рамами. Под одним из них, серого цвета полусгившая деревянная скамейка. Вдоль стены дорога, частично мощёная разношёрстным камнем и битым кирпичом, поросшая травой. Напротив, через дорогу, остатки кирпичной стены. Что за строение здесь когда-то было, никто не помнил. Саша говорила Маше, что это развалины шибко давнего заводика по переработки какого-то минерала, и работал он пока минерал не закончился, а затем, на месте добычи построили маяк, но было это ещё во времена царя Гороха, и Маша воспринималарассказ подруги за шутку. Пройдя мимо крыльца и скамейки девочки дошли до угла кочегарки и свернули налево. Здесь был двор где, судя по ещё сохранившимся остаткам, сваливали уголь и дрова. Возле стены, на бетонном постаменте, стояла стальная дымоходная труба чёрного цвета. Рядом с ней, наполовину сгнившая, на двух петлях, раскачивалась на ветру дверь должная служить входом в саму котельню. Сразу за двором начинался крутой обрыв, под которым стояла баня. Туда же, под обрыв, уходила и труба по которой поднималась насосом вода из нижнего колодца. И всюду заросли дикого кустарника не имеющего ни названия, ни полезности. Лишь старая, непривычно высокая для здешних мест берёза, скрашивала забытый на долгие годы уголок острова.

     – Наташа! – требовательным голосом громко произнесла Маша.

     – Что опять? – Наташа подошла к подруге которая сидела на корточках у самой берёзы.

     – Я чего-то не поняла, – Маша рассматривала землю покрытую пожухлой травой и опавшими листьями, – а где куст? Ты куда его дела?

     – Крыжовник? – не поняла та. – Да здесь он был. Вот, примерно там где сейчас ты и сидишь. Ты же его видела. Мы с тобой малину собирали несколько дней назад. Ты ещё крыжовину на кусте этом нашла и сорвала. Не помнишь что ли?

     – Да помню я! За кого ты меня принимаешь?!

     – Может забрал кто? Пересадил? – Предположила Юля.

     – Маловероятно, – авторитетным тоном заявила Маша. – Но его здесь точно нет. – Она встала и разведя руками вопросила: – что за шутки такие скверные?!

     Теперь присела на корточки Наташа. – Не шутки это. Здесь даже земля не тронута. Прям будто я только сейчас с топором тем тупым подошла сюда. Ну и удружила же ты мне Маруся топор хороший.

     – Иди ты! – огрызнулась Маша. – Сама то не видела, что топорище всё в зазубринах?

     – Я думала, так и должно быть.

     – Но это же топор! – возмущалась Маша. – Он должен быть острым и гладким!

     – Перестаньте ругаться, девочки, – попыталась успокоить подруг Юля.

     – Ага! – обернулась к ней Наташа. – Попробовала бы ты таким топором корни рубить! – И почему ты, – теперь она обращалась к Маше, – не сказала мне взять пилу? Уж ею точно удобнее пилить.

     – А ты что, пилила корни топором?! – Маша засмеялась.

     – Смешно ей, – обиженно парировала Наташа. – Сама так, вон, пирожки пекла, пока я в земле ковырялась. Все ногти себе поломала.

     – Тебе мои пирожки не понравились?

     – Пирожки отменные получились. Я чуть пальцы себе не пооткусывала.

     Маша хмыкнула. – Сначала ногти ломала, а затем за пальцы принялась.

     Наташа тем временем шарила руками в траве. – Всё как было до моего рытья. Если бы ты сама не видела здесь этого куста, можно было бы подумать что я сочинила историю с пересадкой.

     – Девочки, а Саша знает, что вы куст пересаживали? – спросила обеспокоенная Юля.

     Подруги переглянулись. – Нет ещё. Хотели сначала убедиться, что он приживётся.

     – Фуф! Ну тогда не так всё плохо. Хоть и загадочно до чёртиков. – Юля подняла голову, посмотрела вдаль и улыбнулась. – Мне этот остров всё более загадочным кажется.

     – Вот уж правда. Всё чудеснёвее и чудеснёвее становится здесь, – констатировала Маша серьёзным тоном. – И скажу тебе по секрету: наш остров и без вот этого интересный, – она показала на место под берёзой, – а уж с этим всем и вовсе странноватым стал.

     – Наташа прыснула со смеху и посмотрела на подруг. – Сейчас будет ещё чудеснёвее. Идёмте за мной.

     Девочки подошли к кочегарке.

     – Нам сюда, – сказала Наташа и вошла в открытую дверь.

     Света здесь, даже в солнечный летний день, не было. Покрытые плотным слоем копоти стены и потолок поглощали всё, что проникало сюда сквозь открытую дверь. В стене, обращённой к обрыву, имелось три больших окна, в которых, по большей части, сохранились стёкла, но сами они от слоя копоти уже давно, казалось, излучали темноту. Четыре чугунных котла высотой в рост девочек. У Маши эти котлы всегда ассоциировались со слониками. И всюду трубы, толстые, ржавые. У дальней стены, на бетонном возвышении, располагались два насоса внешне похожих на тот, что стоял в колодце. У левой стены большим коробом стоял верстак с закреплёнными к нему тисками и наковальней. На столешнице верстака в беспорядке лежали кем-то и когда-то брошенные молотки, топоры и остатки чего-то, вероятно, нужного в далеко отсюда оставшемся прошлом. Сразу за верстаком, в стене виднелся широкий проём. Войдя в него, девочки оказались в помещении на полу которого лежали кучи угля, а над головами, на стальныхногах стояли два бака высотой до самого потолка. В этих баках, по уверениям Саши, хранился запас воды. За баками, большей частью закрытые ими, виднелись те самые два окна, что выходили на дорогу. Благодаря разбитым стёклам окна пропускали в помещение свет, и под баками было достаточно светло.

     – Сейчас, девочки. – Наташа взяла лопату стоящую в углу помещения, забралась на кучу угля и стала рыть. Получалось у неё плохо. Крупные камни плохо поддавались лопате. Пыхтя от старания и прикусывая язык девочка наконец нашла, что искала, положила лопату на кучу и выудила на поверхность что-то, размером с книгу завёрнутое в чёрный полиэтиленовый пакет.

     Наташа посмотрела на подруг. – Только я вас очень прошу: никому ни слова. Особенно Саше и Галине Александровне. Я обещаю, что сразу верну тетрадку на место.

     – Тетрадка? В пакете? Что ещё за тетрадка и где ты её взяла? – Маша была строга, как впрочем всегда в подобных ситуациях когда чувствовала некий подвох, неправильность или нарушение правил.

     – Пойдёмте под маяк. Сядем там на скамейку и я всё расскажу. Ладно?

     Девочки вышли из кочегарки и посмотрев друг на друга при солнечном свете, засмеялись. И ладно, что Наташа, которая рылась в куче угля, вся оказалась перемазанной сажей и угольной пылью. Так ещё и Маша с Юлей, которые ни к чему не прикасались, но, однако же, их лица и руки были в чёрных пятнах и разводах.

     – Нам придётся спускаться в баню и отмываться, пока нас никто не увидел, иначе вопросами замучают.

     – Да ладно. Не в первый раз.

     Юля рассматривала подол своего белого в горошек платья. – Я чумазая.

     Наташа подпрыгнула, ухватилась двумя руками за ветку берёзы стоящей возле входа в кочегарку, и повиснув на ней мартышкой весело проговорила: – привыкай, Юльчик. Здесь это нормально.

     Девочки подошли к маяку, обогнули его и уселись на скамейку стоящую у стены. Наташа вздохнула, развернула пакет, от которого во все стороны полетела чёрная угольная пыль, и достала из него тетрадь.

     – Так ты нам скажешь, что это за тетрадка у тебя? – не унималась Маша.

     – Я её у Галины Александровны взяла.

     – Она тебе дала?

     – Маша, ну что ты такая наивная? Я же сказала: взяла.

     – Ты украла эту тетрадку?!

     – Я не украла. Я взяла случайно. На время.

     – Да как ты могла такое сделать, Наташа?! Ты хоть представляешь, что ты сделала?! – ужаснулась Маша.

     – Да постой ты. Не кипятись. Ты не знаешь, что в этой тетрадке, а там такое!!! Ты обалдеешь, когда увидишь.

     Маша строго посмотрела на подругу. Её осуждение действий Наташи боролось с любопытством. – Расскажи сначала, как ты её выкрала.

     – Не крала я её. Ещё раз тебе говорю, – Наташа начинала сердиться. – Меня Галина Александровна послала к ней в кабинет за рамкой для фотографии. Сказала, что лежит она во втором ящике стола, но я пока шла, забыла в каком втором: втором сверху или втором снизу. Ну я и решила начать со второго сверху.

     – Так он же под замком. Ты не заметила?

     – Нууу… Я не заметила. Да и открыт он был.

     – Галина Александровна иногда забывает два верхних закрывать. Ты же знаешь, если эти ящики под замком – в них никому лазать не позволено. И всё равно полезла?

     – Я же говорю: я позабыла об этом. Увидела и вспомнила только, когда выдвинула ящик.

     – Какая же ты, Наташка, сорока любопытная, – Маша покачала головой.

     Наташа закатывала глаза, всем видом показывая, что ей наскучило слушать проповеди подруги, и когда Маша замолчала, продолжила свой рассказ:– Ну, в общем, выдвинула я этот ящик, а там прямо сверху тетрадь лежит. Сразу она мне в глаза бросилась своим странным видом. Понимаете? – она потыкала пальцем в тетрадь, которая лежала у неё на коленях. – Уж больно она старая какая. И обложка, и переплёт, вон какие. Будто книга. А ещё на обложке было имя Сашино написано. Ну, совсем не обязательно, что это именно нашей Саши касается, но мне любопытно стало.

     – Может это карточка Сашина? Знаете, как в школах заводят? Отметки, успеваемость, день рождения, способности и особенности, – предположила Юля.

     – Нет. Что ты. Наши карточки все в одной папке помещаются. И эта папка лежит в верхнем ящике стола. Там и читать нечего, – авторитетно заверила Юлю Маша. – Так и что в этой тетрадке? – спросила она Наташу.

     – Да много всего. Вот, смотрите. Вся тетрадь исписана. Места живого нет. – Наташа открыла тетрадку.

     Маша достала из кармана брюк увеличительное стекло. – Дай мне посмотреть.

     – Держи. Только осторожно. Мне её ещё вернуть на место надо. – Наташа положила тетрадь на колени подруги.

     Маша поднесла лупу к обложке. – Здесь написано: «Александра». Совсем не обязательно, что это наша Саша.

     – Да ты открой и почитай, что там дальше, – громко прошептала Наташа. – Почитай. Там такое! Ты за голову схватишься.

     Маша открыла тетрадь. – «Ключница», – прочитала она. – «До». И всё? Страница пустая, – она перевернула её. – И здесь пусто. Кто-то говорил, что тетрадь исписана аж места живого нет, – с сарказмом проговорила она.

     – Да ты дальше листай.

     Маша перевернула ещё страницу. – «Наше время», – прочитала она. – А дальше столбики цифр, будто годы.

     – Это и есть годы. Ты посмотри. Написано: «первое при нас» и год, а ниже цифра следующая и год, и ниже, ниже, ниже.

     – Да ладно тебе! – возмутилась Маша. – Таких годов не может быть. Ты хоть представляешь себе такое время? Не года это вовсе.

     – Тогда глянь на последнюю строчку. – Наташа сама начала перелистывать тетрадь. – Вот, – она ткнула пальцем в строчку, после которой не было никаких записей.

     Маша с помощью лупы прочитала то на что указала подруга. – Так. Иии… – она стала что-то считать помогая себе пальцами. – Так это год рождения Саши.

     – Догадливая какая, – отозвалась Наташа. – Вот именно! День её рождения! Ты понимаешь?!

     Маша сидела уставившись в горизонт. Молчала. Вдруг резко встала, положила тетрадь на скамейку, сделала пару шагов вперёд и села на траву. – Ты чокнутая. Я знаю о чём ты подумала. По твоему получается, что все предыдущие цифры, это годы рождения? Так?

     – Я уверена. Это годы рождения Саши. Машка! – неожиданно вскрикнула Наташа. – Наша Саша бессмертная!

     – Фу ты! У тебя голова набекрень. Зачем бессмертной рождаться несколько раз? Ты об этом подумала?

     Наташа сжала губы, вздохнула и опустив глаза проговорила: – я об этом не подумала.

     Маша стянула со скамейки тетрадку и стала её листать. – Мне вот интересно: что такое ключница?

     – Не что, а кто. Это человек у которого много ключей от всех дверей.

     – Ты откуда знаешь?

     – Читала. По моему в книжке «Собор Парижской Богоматери» была такая ключница. Старуха какая-то. Она всегда носила с собой связку ключей подвешенных на большущее кольцо. И не было такой двери, которую она не могла бы открыть. Ты разве не читала?

     – Я? – Маша показала на себя пальцем. – С моим то зрением только и читать книги.

     – Извини. – Наташа хлопнула себя по лбу ладошкой. – Всё время забываю. А зачем здесь это слово написано, я не знаю, – она кивнула на тетрадь.

     Маша протянула тетрадь подруге. – Почитай, пожалуйста, что там ещё интересного?

     – Я её уже всю почитала. Там много интересного, но всё непонятное. – Наташа открыла тетрадку и стала перебирать страницы. – Все какие-то древние времена здесь. – Она задумалась, – может и вправду это года написаны? Вот, кстати, здесь интересно, – она перелистнула страницу и ткнула пальцем в текст, – здесь как дневник. Девочки, гляньте ка на год и дату. Вы помните день рождения Саши? Я вот, не сразу догадалась, а как вспомнила, так у меня мурашки по спине поползли.

     Маша взяла лупу и стала водить ею по верхней строчке листа. – Год то какой, ты видела?!

     – Ага, – с восхищением ответила Наташа.

     – Ну, читай. Что там написано. – Маша снова села на лавку.

     – «Мы с Полем первый раз увидели этого ребёнка. Было дико думать как эта малютка выжила». Вот ещё: «Поль сразу придумал имя. Моя мама была возмущена». Дальше: «Второго нет. Только один». И вот: «Антоша был чем-то сильно взволнован».

     – Кто такой этот Антоша?

     – Может Антуан? – предположила Наташа и пожала плечами, показывая этим, что совсем не уверена в своём предположении.

     – Антуан – француз. А Поль? Ведь это же наш Поль. Не так разве? – Маша во все глаза смотрела на Юлю, хотя её вопрос явно был обращён к Наташе.

     – Наш конечно! Другого то и нет, – ответила подруга.

     – Но как же тогда так получается, что Галина Александровна с Антуаном выросли, а Поль остался мальчиком?

     – Тебя это удивляет? – хмыкнула Наташа. – Да в этой тетрадке каждая строчка удивляет, а ты удивляешься только этому. И то, что с тех лет ни одна Галина, и никакой Антуан не выжили бы. С тех годов уже померли все давным-давно.

     – Ты права, – вздохнула Маша.

     – Постойте, девочки, – подала голос Юля, – но в том году уж точно не могло быть никакого Антуана. Это писал человек, который уже давным-давно умер.

     – Вот и ты туда же, – сердито ответила ей Наташа. – А ничего, что вся тетрадь исписана одним почерком? Да и почерк этот хорошо нам знаком. Это же точно Галина Александровна писала.

     – Значит она переписывала откуда-то. Никакая тетрадь не дожила бы с тех времён, – утвердительно заявила Маша.

     – Но о ком идёт речь? Вот я думаю, что о Саше.

     – Почему ты так уверена?

     – А потому, что следующая запись тоже в день её рождения. И все следующие тоже.

     – Наташ, а что в конце написано?

     – Где? – не поняла Наташа.

     – В тетрадке этой. Почитай последнее.

     – Ну, тут-то всё понятно. Запись была девять лет назад в день рождения Саши. Ей наверное месяц отроду был, когда нас сюда привезли. Чего не понятно?

     – Мда, – задумалась Маша. – Всё непонятно. А что ещё? Написано что-нибудь?

     – Сейчас, – Наташа стала читать. – «Вероятно, это последний раз». А вот дальше… – многозначительно проговорила Наташа. – «Теперь наверно я знаю кто такой Поль...» и дальше всё сильно зачиркано. Совсем ничего не прочесть. Дальше даты нет, но написано: «Мальчиков отправили на материк». И больше ничего.

     – Я ничего не поняла, но очень интересно. – Маша встала, потянулась, и разглядывая маяк, будто видела его в первый раз, проговорила: – теперь мы знаем о какой-то большой и очень древней тайне.

     – А этот Поль, это Сашин брат?

     – Нет, Юля, что ты? Они друзья…

     – И мне кажется, – Маша перебила Наташу, – что оба они родились где-то там, может в деревне, а может рядом где, в тех местах.

     – С чего ты так решила?

     – А с того, Наташа, что не просто так они летом к этой бабке ездят гостить.

     – Ты про Лизавету?

     – Ну да. Она или их бабушка, или ещё кто из родни. Я у Саши спрашивала. Она сказала, что бабка Лиза ей вовсе не бабушка.

     – Наверно она родня Поля.

     – Всё, девочки, нам пора в баню. – Наташа встала со скамейки. – Идёмте отмываться.

     – Наташа ты помнишь, что тебе обязательно надо вернуть тетрадку?

     – Что за вопрос?! – Наташу возмутило Машино напоминание. – Думаю, прямо сейчас это и сделать.

     Девочки дошли до обрыва, спустились по крутой тропинке вниз, зашли в баню и кое-как отмылись, ещё тёплой после последней протопки печи, водой. Решив не спешить с возвращением они пошли вокруг горы огибая её против часовой стрелки. Девочки прошли мимо стоящего под горой трактора, мимо тарахтящей в зарослях берёз генераторной. Идя вдоль подножия горы они взяли левее, там где гора острым выступом несла на своей макушке башню мостика. Миновали четыре огромные, походящие на поросят цистерны с соляркой уложенные в ряд недалеко от берега. Здесь склон горы становился более покатым, а нижнее плато было густо заросшим берёзами и кустарниками. По поросшей травой дорожке уходящей влево и плавно взбирающейся в гору девочки прошли мимо небольшого поля огороженного старой изгородью. Посреди поля, в высокой траве, стоял конь. Быка и пса видно не было.

     – Странно. Пегас один. – Маша подняла свой маленький театральный бинокль и смотрела в сторону коня надеясь увидеть его приятелей.

     – В траве, наверно, дрыхнут или в лес отлучились. Пойдём, Маруся, мы и так сильно задержались.

     Девочки пошли дальше. В этом месте, на подходе к хозяйственным постройкам маяка, дорога всегда, даже в погожий солнечный день, была тёмной и сырой. Юля уже устала с непривычки ходить по камням и гальке. Шла медленно, и всё больше смотрела в землю.

     – Юльчик, – Наташа протянула девочке руку, – давай, помогу тебе. Со временем привыкнешь. Это ты ещё по берегу не скакала, – усмехнулась она. – Поначалу всем трудно.

     Показались сараи. Старые, покосившиеся, серого цвета. Сразу за сараями был разбит огород, где Сергей Леонидович со своей женой Татьяной Алексеевной даже умудрялись выращивать клубнику.

     – Наташ, пойдём завтра чернику собирать? Юлю с собой возьмём, а может и Сашу.

     Наташа согласно кивнула. – Я согласна. Возьмём фуфайки и пойдём.

     – А фуфайки зачем?

     – Увидишь Юля.

     – Мы на них ложимся, собираем чернику и объедаемся ею. Иногда прям там и спим. Если погода солнечная. Тебе понравится.

     – Ты так рассказала, что мне уже понравилось.

     Маша с Наташей переглянулись и засмеялись.

     – Это ты ещё грибы здесь не собирала. Вот то-то у тебя восторг будет.

     – Угу, – продолжила Маша. – Выйдешь на полянку, а там сразу пятнадцать подосиновиков стоят. И так везде.

     – Вы меня возьмёте с собой?

     – Конечно возьмём. Ты же теперь с нами. Мы здесь одна семья. Жаль, что мальчишек с нами больше не будет.

     – Машк, ты не знаешь, почему Галина Александровна отправила их с острова?

     – Нет. Не знаю. Но сегодня здесь будет Поль.

     – Интересно, почему она его оставила?

     – Не знаю, Наташ.

     Девочки прошли мимо маяка, и свернув в густой пролесок вышли к обеденному домику. Уставшие и голодные они обнаружили, что ничего не приготовлено, и подогрев чайник на электрической плите довольствовались хлебом и сгущённым молоком.

     – Где все? Кажись сейчас ужин должен быть.

     – Странно. Пойдём к Галине Александровне. Может там все собрались?

     Открылась и закрылась входная дверь. Послышались шаги. В кухню заглянула Галина Александровна.

     – Хорошо что вы здесь.

     Вновь открылась и закрылась дверь. Стало тихо.

     – Только у меня ощущение такое, будто на острове, кроме нас троих больше никого нет? – Наташа скинула с себя сапоги и забралась с ногами в Сашино кресло. В руках у неё оказалась тетрадка.

     – Снова читаешь?

     – Да, Машунь. – Наташа листала страницу за страницей. – Мне вот интересно стало… – она на пару секунд замолчала, – вы заметили реакцию Галины и Антуана?

     Маша задумалась. – Ну да. Странно они отреагировали, но я не придала этому значения. Ни до того было.

     – Вот именно! – С жаром ответила Наташа. – Тебе ни до того было. Ты испугалась, а они отреагировали как-то уж слишком спокойно. Будто такое уже не раз видели.

     – Нуу… я бы так не сказала, – задумчиво ответила Маша. – Антуан, вон, растерялся немного.

     – Ага. Немного. Мне показалось, что он не ожидал этого именно сейчас, и был огорчён. Он, – Наташа подняла указательный палец, – не испугался пропажи ребёнка девятилетнего. Он расстроился, что не увидится с ней. Это не странно?

     – Странно. – Ответили одновременно Маша и Юля.

     – Вооот! – торжественно воскликнула Наташа. – И у меня появилась мысль посмотреть записи.

     – Но мы же их уже смотрели, и так ничего и не поняли. Или это я одна не поняла? – спросила Юля.

     – Да нормально всё, Юльчик. Но если Сашино пропадение не испугало взрослых, значит такое уже было. Я хочу глянуть, когда до этого она пропадала. – Наташа листала страницы начиная с последних. – Ага. Вот, – она водила пальцем по листку. – Вот. Через… – девочка загибала пальцы на руках и проговаривала вслух, – девять лет. А вот… – она снова считала, – одиннадцать лет. А вот тринадцать. – Наташа перелистнула страницу. – И тут девять. А здесь семнадцать. – она ещё раз перелистнула. – Одиннадцать, тринадцать, девять, пятнадцать.

     – Ты чего там нашла такое? – любопытствуя спросила Маша.

     Наташа резко подняла руку призывая не отвлекать её всякими вопросами.

     – Не мешай. Она считает что-то, – шёпотом проговорила Юля.

     Прошло минут пять. Наташа выдохнула, и закрыла тетрадь. – Вот. Если мы правильно что-то понимаем, то Сашуляпропадала всегда примерно в возрасте от девяти до семнадцати лет. Я всё проверила.

     – Ага. А сегодня ей было девять. – С важным видом изрекла Маша. – Интересно, а когда она появится? Она же должна появиться? – Она посмотрела на Наташу. – И если ты права, то сегодня её день рождения, и значит сегодня она родится снова. – Девочка мотнула головой. – Дурдом в поселковом клубе.

     Наташа развела руками. – Не говори.

     – Может нам Галину Александровну расспросить? – Юля посмотрела, сначала на одну девочку, затем на другую.

     Наташа фыркнула. – Так она и рассказала нам.

     – Девочки, всё будет хорошо. Надо подождать и Саша вернётся. Я прям чувствую – этот остров её, и без Саши он не нужен сам себе. Вот даже не просто чувствую. Я знаю это. И не спрашивайте откуда. – Маша вздохнула и поднялась со стула. – Пойдём на причал. Надо узнать, Поль здесь или нет.

     Подруги вышли из домика.

     

     ***

     

     В блокноте, что мальчик держал открытым на чистой странице, прорисовывался домик с ниткой дыма из печной трубы, стоящий окружённый берёзами, на краю горы. И не завершённый, на половине, таковым и остался.Мальчик улыбнулся, поднялся с камня, осмотрелся и пошёл в сторону горы, навстречу той, чьи мысли он только что прочитал.

      Душа моя, будто снег первый, чиста и легка была. А сама я бродила не ведая многого. И пути мои длинными были, не прямыми, но сквозь тысячи шагов возвращалась я в начала свои находя ходы короткие в тысячелетиях. И что в жизнях людей эпохами было, то для меня взглядом пройтись да порадоваться за созданное. А память, что листья жёлтые, насытившись деяниями, срывалась ветром пути моего и уносима была в забвение.

     

     ***

     

     Саше снился сон. Она не запомнила его, но остались впечатления. Мягкие, тёплые, как от одеяла, которым тебя укрывают любящие руки. Она это знала наверняка так как проснулась с улыбкой. Открыла глаза, закрыла и открыла вновь. – Ох! Уже поздно. Солнце вон где. Наташка, наверно, завтракает. И чего она меня не разбудила? Ну подруга. – Выбравшись из постели, она передёрнулась от холода, потянулась, и шлёпая босыми ногами, вышла из комнаты.

     – Хм. Никого нет. – Произнеся, пусть и негромко, но всё же вслух, эти слова, она вдруг в полный голос продекламировала стихотворение, непонятно откуда появившееся у неё в голове:

     Вознестись до небес и упасть в тишине,

     В мёртво-бледной, холодной, космической мгле.

     – Во, придумала! – Так же громко, с восхищением прокричала она и закружилась по коридору будто вальсируя.

     – Нет. Что-то явно произошло. Надо умыться, одеться и пойти на завтрак. И я обещаю, что ничему не буду удивляться. Ага? – сказала она себе. – Согласна. Буду спокойна. Мне всё равно.

     Воздух был морозным. С неба падали редкие мелкие снежинки, будто пыль. Природа ненавязчиво напоминала о надвигающейся зиме. Прикрыв дверь Саша побрела по тропинке в сторону обеденного домика.

     Что-то было не так, но что? Мельком, где-то на самом краю сознания она ощущала странность всего, что её окружало. Но всё то странное было, одновременно, очень знакомым, привычным, каждодневным... И всё же...

     Тропинка виляла между голыми берёзами, скинувшими листву, лежащими тут и там камнями, ямами заполненными водой и торчащей из-под неё пожухлой травой. Справа слышалось поскрипывание мачты антенны. Ветер был не сильный, но какой-то настойчивый, угрюмый. Казалось, он задался целью пригнуть верхушку антенны к земле, ещё немного и у него это получится. И снова что-то было не так. Чего-то не хватало. Что-то не соответствовало каждодневному повторению и привычному существованию. Но что?

     Прямо перед девочкой тропинка вдруг оборвалась уйдя под воду. Это место было несколько ниже и вода нередко скапливалась здесь образуя большую непроходимую лужу. Саша разочарованно развела руками и насупилась. Для того чтобы обойти лужу и добраться до камбуза необходимо было вернуться назад, почти дойти до жилого дома и взяв влево от него пройти между маяком и домом, в котором жили дядя Серёжа с Татьяной. Эти лишние пятнадцать минут ходьбы расстроили и рассердили её. От огорчения она готова была пройти прямо по ледяной воде этой никчёмной лужи, но ей представилось что там, в глубине, может кто-то скрываться и девочку передёрнуло от страха. Она развернулась и побрела в обратную сторону.

     – Вот так да, – в слух проговорила Саша глядя на маяк. – Что-то я не понимаю, как это! Вот в чём дело! – и констатировала: – Маяк не работает! – Покачав головой, она направилась в сторону дома дяди Серёжи с намерением выяснить, что случилось. Поднявшись на крыльцо, постучала в дверь и стала ждать. Тишина. Постучала ещё. Тишина.

     – Странно всё это. – Саша обошла дом, заглядывая в его окна, посмотрела по сторонам – никого. – Все на камбузе что ли? Может что случилось? – Она поспешила дальше, оставив позади себя непривычно молчаливые постройки. Из-за деревьев показался обеденный домик. Девочка продрогла, и уже не глядя по сторонам, и ни на что не отвлекаясь, почти бегом, вскочила на крыльцо и открыла дверь.

     – Ну и ну! А чего холодина то такая?! Эй! Люди! Вы где там все?!

     Тишина, прозвучавшая в ответ, остановила её. Та замерла на входе, у самой двери. По спине пробежали мурашки. Не в силах сдвинуться с места Саша как замороженная пыталась подумать о происходящем, но, казалось, что все мысли, как желающие погреться змеи, переплелись в клубок. Собравшись, она шагнула в сторону комнаты, сделала ещё шаг, и ещё. Стоя на пороге обвела комнату взглядом и всё в той же тишине подошла к своему креслу и села.

     – Поесть бы надо. Но здесь даже печка не топлена. Самовар поставлю. Ха! Ты оглохла? Генератор же не работает! И как оно так всё получилось? Ладно. Надо растопить печь, а то помру с голоду.

     Саша заставила себя встать с кресла, прошла на кухню и через несколько минут возни с бумагой и щепками в печке загорелся огонёк. Из-за ветра тяга была хорошей и поленья быстро взялись. Чайник, поставленный на печь, издавал булькающие звуки, в комнате стало теплей. Саша повеселела и решила, что после хорошего завтрака со всей этой чертовщиной как-нибудь разберётся.

     Позавтракав тем, что было в буфете она убрала со стола, помыла чашку с ложкой и устроилась в своём любимом кресле. В домике, благодаря растопленной печке, было тепло, но несмотря на это девочка укрылась пледом. В этот дом, вместе с теплом и хорошим завтраком, пришли страхи усевшиеся на стулья вокруг стола. Саша ещё больше закуталась в плед.

     – И что мне теперь делать? – шёпотом спросила она саму себя. – Мне страшно, я не хочу так. Где все? Разволновавшись она тихо заплакала. Ей было жалко себя, обидно за то, что её одну здесь оставили. Куда-то ушли, а её оставили.

     Проснувшись Саша поняла что замёрзла, но что было гораздо хуже, это темнота, а ещё тишина. И даже за окном стояла звенящая..., нет, гудящая тишина. Ветер ушёл оставив её одну на этом маленьком холодном острове. Стало страшно. К дрожи от холода прибавилась дрожь от страха. Животного страха. Страха когда не можешь обернуться, и не можешь не обернуться. Знаешь что там, в темноте, что-то есть и это что-то может тебя схватить. Ничего лучше не придумав она сползла с кресла, и хоть пол и был холоден, осталась сидеть на нём. Надо было что-то делать, о чём-то подумать, но мысли... они предательски дрожали своими маленькими замёрзшими хвостиками и не способны были помочь девочке. Ухватившись за подлокотник, она приподнялась, подняла плед, и дрожащими руками накинула себе на плечи.

     – Первым делом тепло, нет, свет, нужен свет, в буфете есть свечи, а на кухне спички, надо зажечь несколько свечей и страх уйдёт из этого домика. – Саша нашарила в темноте несколько свечей лежащих на верхней полке буфета. Огонь в печке погас, но ещё оставались красные угли. Взяв спички девочка попыталась зажечь одну, но та выскочила у неё из пальцев. Руки тряслись от холода не способные удержать тоненькую спичку. Саша положила коробок на печь, помассировала руки, потом потянулась как после хорошего сна и потёрла за ушами как делала всегда когда, хотела быстрей проснуться. Снова взяв спички, она, уже более уверенным движением чиркнула по коробку и зажгла свечу. Пройдя с кухни в комнату она зажгла ещё две свечи и расставила их: одну на столе, другую на буфете, а третью взяла на кухню где собиралась растопить печь. Провозившись с печкой дольше обычного, девочка всё же растопила её, и когда в топке затрещал огонь, с облегчением выдохнула, улыбнулась сама себе и поставила чайник. Необходимо было поесть, воспользовавшись хотя бы тем, что здесь могло остаться, и подумать, что делать дальше. За окном была темнота, но Саша понимала – выйти придётся. Но вот куда идти? Ближе всего был дом Галины, и он не такой большой и страшный как дом в котором жили девочки. А дом маячников был далеко, да и потом ещё эта лужа посередине... Нет. Надо идти к Галине. Там её уютный кабинет, там она может найти что-то, что подскажет ей, что же на самом деле происходит.

     Одевшись потеплее, насколько позволял находившийся в Сашином распоряжении «гардероб», она открыла дверь домика и выглянула наружу. Ничего хорошего эта вынужденная прогулка не обещала. Дрожь вновь овладела девочкой, и кое-как справляясь со свечкой в дрожащих руках, одинокая странница пустилась в путь. Спустившись с крыльца и обогнув домик по неразличимой в темноте тропинке Саша вошла в заросли высокой травы. Судороги страха так сильно донимали её, что ноги подкашивались будто в коленках что-то сломалось. Впереди показались тени берёз. Нет. Не тени, но сами берёзы пугали девочку. Такие милые днём, при свете, сейчас, в темноте, когда наедине с ними только она, девочка-подросток, замёрзшая, перепуганная и не понимающая происходящего… А ещё лужа! Она где-то здесь! И только ещё успев начать думать об этой луже, как ноги одна за другой шлёпнули в ледяную воду и заскользили по глинистому дну, и ойкнув Саша с размаху села во всё это тёмное, холодное и ужасно неприятное. Слёзы обиды и злобы одновременно заняли место в чувствах испуганного ребёнка. Она кое-как встала, и плача, и дрожа, и ругаясь, то на себя, то на всех тех кто её здесь одну оставил, не разбирая дороги, сквозь эту треклятую лужу, и чтобы не упасть снова, хватая руками пучки травы, пошла дальше. И вот уже лужа позади, но… Саша поняла лишь, что дух напрочь вышел из её дрожащего тельца, она присела, мороз пробежался по коже от головы, по шее, позвоночнику и дальше, и она поняла что уже не может, и сейчас сердце остановится… Из темноты, откуда-то, где когда-то должно было быть небо, над Сашей нависло огромное, чёрное нечто, что-то, что двигалось и испускало пар. И когда Саша перестала воспринимать свои страхи, и остатками себя самой спряталась в глубине плоти обледенев снаружи и внутри… её, застывшую, коснулось что-то мягкое, горячее и чуть влажное. И как то медленно доходило до девочки, что о лицо, голову, плечи и коленки трётся нечто щетинистое и явно не желающее зла. Открыв глаза она уже не могла отказывать своим суждениям и опыту многих лет – морда испускающая пар была мордой Пегаса, Сашиного любимчика. Девочка даже не задалась вопросом как конь, никогда не заходивший в эту часть горы, здесь оказался, и почему не спит. Вместо этого она отчаянно-радостно запричитала, стараясь прижиматься всем телом к коню, чтобы согреться, да и потом, когда друг рядом, уже не так страшно. А Пегас всё тёрся и изредка пощипывал Сашины руки своими влажными губами, и кажется, улыбался, но только, кажется, и всё это было уже счастьем, и можно было идти дальше. Надо было свернуть налево от тропинки ведущей к дому девочек, и пройдя метров сто чуть спуститься. Пегас шёл рядом, да Саша и не отпустила бы его от себя. Его нельзя было отпускать. Конь-охранник исправно шёл по правую руку от своей подруги, и может не просто так, а потому как знал – там, куда они идут есть сушёные яблоки в большом суконном мешке, а может и вовсе не потому, а по причине иной – вдвоём легче и спокойней.

     Чуть спустившись с горки, Саша и её верный друг остановились перед крыльцом небольшого, но высокого дома сложенного из брёвен. При свете дня было бы видно, что дом этот старый, давно не крашеный, а точнее, не крашеный вовсе. А сейчас, в темноте, он напоминал тень большого, грузного существа севшего на землю с целью отдохнуть. Четыре ступени вели к просторному крыльцу крышу которого поддерживали несколько крепких столбов. Пол крыльца выстланный широкими, не струганными досками, обрамлялся массивными перилами. В противоположной от лестницы стороне, в стене дома, на старых, потемневших от времени латунных петлях прочно покоилась высокая дверь. То ли пропорции её, то ли цвет дерева, а может какие иные причины, вызывали уважение и к самой двери, и к дому, и к хозяевам. Но сейчас, в темноте, эта дверь была надеждой. Девочка поднялась на крыльцо и оглянулась назад. Пегас стоял на месте и похоже покидать подругу не намеревался.

     – Не уходи. Пожалуйста, – обратилась она к коню. – Я тебе яблочек вынесу.

     Дверь тяжело, со скрипом отворилась и Саша шагнула в дом.

     «Темно. Как темно». – Страх снова овладел девочкой. Искать свечи в кромешной темноте большого зала, сил не было, а взять одну из обеденного домика она не догадалась, но были спички, которые Саша положила в карман юбки. Дрожащими руками раскрыв коробок и доставая одну спичку за другой она чиркала их, некоторые ломались иные падали на пол. Кое-как, истратив весь коробок, она с досадой бросила его, поднялась по лестнице наверх и открыла дверь в комнату Галины.

     «Здесь, слева шкаф, и где-то… где-то здесь… нет, на этой полке… ага. Вот». – Саша нащупала на полке свечку и собралась уже поджечь её, но, тут до неё дошло, что спичек больше нет, как и коробка. Пришлось выйти из комнаты, и ползая по полу шарить руками в надежде найти хоть одну уцелевшую спичку. Коробок нашёлся сразу, попадались и спички, но пытаясь поджечь их выяснялось, что они негодные. И вот наконец, Сашины пальцы нащупали очередную спичку на верхней ступени лестницы, и даже нащупывалась серная головка на конце спасительной спичины. Вернувшись в комнату, измученная страхами, холодом и долгим ползанием по полу девочка, смогла таки зажечь свечу, и поставив её в центр блюдца стоящего на письменном столе, сама, с глубоким вздохом облегчения, упала в кресло.

     Что-то надо было делать. Саша понимала это, но не могла собраться и подумать зачем именно она сюда пришла. Услышав за окном фырканье Пегаса она вспомнила о своём обещании угостить его сушёными яблоками. Где-то внизу, в кладовке, возле комнаты Марии Васильевны должен стоять мешок с лакомством. Саша, со свечкой в руках, спустилась вниз и нашла дверь кладовки.

     Конь стоял у самого крыльца, и в неверном свете, отбрасываемом свечой, в его глазах читалось ожидание, и не только ожидание, но… что же именно, нельзя было понять.

     – На. Кушай, кушай красавчик. – Саша протянула ладошку с яблоками к щетинистой морде, а другой рукой гладила его возле глаз. Конь, аккуратно подбирая лакомство с ладошки девочки, фыркал от удовлетворения и тряс головой.

     – Молодец. Умничка. Скушал все яблочки! Я вот тоже есть хочу, но наверно останусь голодной. Ну не пойду же я в домик по такой темноте. Мне страшно идти туда, даже с тобой страшно. – Саша покачала головой, состроила мордочку Пегасу и с удивлением поняла, что этим хотела развеселить его.

     «Ого! Я думаю о нём как о человеке! Вот это да! Я одичала и разговариваю с конём». – Ей вдруг стало стыдно за свои мысли. Да, конечно, это всего лишь конь, старый конь и он не думает, он животное, а животные не способны размышлять. И если животное ругать словами, но при этом улыбаться то оно воспримет это как что-то хорошее для себя. Оно уловит эмоции, но не смысл сказанного.

     Саша провела рукой по лошадиной гриве и ушла в дом. На первом этаже, помимо комнат Марии Васильевны, кладовок и просторного холла, располагалась ещё и кухня. Пользовались ею не часто, но девочка надеялась отыскать что-нибудь, чем можно подкрепиться. Растопив печь, что становилось для неё привычным занятием, и расставив несколько свечей, она принялась открывать дверцы и выдвигать ящики шкафов. Банка тушёнки, немного муки и сахара, и непонятно было какая это мука, мешки с крупами, варить которые Саша не умела по той причине, что никогда их не варила. Разогрев на печке чайник и выложив на стол всё что нашла, она попила чаю и пошла на второй этаж устраиваться спать.

     За окном чвыркали и свистели птицы. Солнце, показавшись над горизонтом, ласкало остров. Утро и само Сашино пробуждение, было лёгким и приятным. Откинув одеялоона поднялась с дивана, на котором устроилась вечером спать в комнате Галины. Большой, из старой и уже сильно потёртой кожи диван был неудобен для долгого отдыха, но всё же девочка чувствовала себя хорошо. Холод вчерашнего дня отступил оставив место свежести и покою. Саша спустилась вниз и позавтракала предварительно растопив печь. Помня о вчерашнем она не хотела терять время. Что-то надо было делать. Плана у неё не было, но для начала она решила обойти остров.

     Конь стоял у крыльца и весело фыркнув увязался за девочкой.

     – Ты пойдёшь со мной? Хорошо. – И только она успела подумать, как Пегас подошёл к большому камню и остановился встав боком к нему.

     – Ух ты! Умничка. Прямо мысли мои читаешь. – Саша, взобравшись на камень, перелезла на хребет коня и ухватилась за гриву. – Я готова, поехали.

     Конь неторопливо спустился с горы по долгой извилистой дороге и побрёл вдоль подножия огибая её. Маяк остался позади. Пройдя по-нижнему плато вдоль горы, конь, повинуясь дороге стал подниматься на холм с раскинувшемся на нём глубоким озером, и оно, тоже, как и маяк, стало уходить назад. Берег, что виднелся вдали плоской низины, сменился пролеском, а потом и лесом сплошь из берёз. Справа, впереди было видно поле огороженное старой, наполовину развалившейся изгородью. Слева поднимался взгорок с редкими берёзами. Дорога поворачивала и поворачивала, плавно взбираясь в гору. Поворот за поворотом. Здесь не было ничего сложного, нельзя было заблудиться. Если идёшь всегда вправо, то огибаешь гору по часовой стрелке, ну а если влево, то против часовой. Сделав очередной поворот направо, повинуясь воле старой разбитой дороги, Саша пфыркнула и потянула гриву коня на себя.

     – Ну, стой же, красавчик! Стой, говорю тебе! Смотри. Что там? – Она показала рукой в сторону берёзовой рощи раскинувшейся за озером, сквозь деревья виднелся дом, будучи здесь, на Сашиной памяти, никогда не стоявший, и от того, непонятно откуда взявшийся. – Нам надо туда. Ты меня понял?

     Пегас понял хозяйку и побрёл в сторону загадочного дома.

     Дом, как и со стороны, вблизи был небольшим, крепко собранным из массивных тёсаных брёвен, и к тому же брёвна были не пилены, а рублены топором отчего их концы походили на карандашные, ну, только что не такими острыми. Крыша, как смогла разглядеть девочка, укрывалась черепицей кирпичного цвета. Окон, на той стороне, что они подъехали, было два. Большие, с массивными ставнями, открытыми, и как показалось Саше, дружелюбными. Небольшое, но высокое крыльцо было подстать крепкости самому дому. И только сейчас, разглядывая этот удивительный дом вблизи, Саша увидела дым вьющийся из трубы.

     – Странно. Только что я его не видела. Или его не было? Просто не заметила наверно. Пегас, а ты чего скажешь? Ты видел дым? Я не наблюдательная. – Она вздохнула и стала кряхтя слезать на землю. Конь исправно стоял на месте и явно не собирался никуда идти.

     «Здесь точно кто-то есть,» – подумала Саша и пошла вперёд.

     Дверь неожиданно легко отворилась и девочка вошла в небольшой светлый предбанник.

     «Я сошла с ума! Мне нестрашно. Но это же удивительно. Мне должно быть страшно. А вдруг здесь опасно? Что если меня здесь ждут и хотят разделаться со мной? Мне нельзя сюда, но я иду, и ничего не могу с собой поделать. Как бы не попасть в какую-нибудь историю». – Саша спорила с собой, успокаивала, пугала сама себя, но шла. Открыв вторую дверь она оказалась, то ли в комнате, то ли на кухне, сразу нельзя было понять, но точно здесь было чисто и светло, а ещё тепло, и пахло печкой, и запах был знаком и приятен. Стоя посреди этого помещения она решила получше осмотреться. Дело в том, что что-то тревожило девочку. Где-то, на самом краю сознания маячили смутные очертания чего-то. Мысль или ощущение или что-то ещё, не давали ей покоя, и она понимала – стоит только попробовать приблизиться к этому чему-то, попробовать подобрать, схватить, как это что-то сорвётся вниз и исчезнет навсегда. И девочка подумала о непозволительности такой роскоши. Нет. Она не может себе позволить так легкомысленно транжирить такое важное и нужное ей чувство. А потому стоило осмотреться и понять что же здесь происходит. Справа и слева от входа в залу её украшали и делали светлой большие высокие окна по одному с каждой стороны. Справа под окном стоял большой диван, довольно старый, но, похоже, ещё крепкий. Рядом с диваном, прислонившись к дальней стене стоял сервант и ничего примечательного из себя не представлял. Слева, ближе к девочке, и обращённой к ней задом своих массивных тумб, царствовал огромный письменный стол. Он казался и вовсе старым, и даже – старым из старых. Между столом и стеной стояло уж очень древнее кресло с деревянными подлокотниками и высоченной спинкой. У противоположной от входа стены, чуть слева, кроме двери, закрытой, и пока ещё не известно куда ведущей, стояли два стула на одном из которых сидел большой чёрный кот смотрящий на Сашу огромными, широко раскрытыми глазами. Чуть правее стульев, напротив девочки стоял комод, на крышке которого лежала раскрытая книга. Над комодом висело зеркало, в отражении которого странница видела себя стоящую с широко расставленными ногами и с удивлением рассматривающую удивительное, нежданно как появившееся, ей неизвестное до сего, жилище. В стене, у которой стояло кресло письменного стола, виднелся проход в другое помещение. Оно оказалось кухней, небольшой, но опрятной. Кухонная печь была растоплена. На полках шкафчика, висящего на стене, стояли пакеты с крупами и банки с консервами, В доме явно жили и хорошо подготовились к длительному пребыванию на острове. У окна, такого же большого как окна в комнате, стоял обеденный стол, вероятно, рассчитанный на несколько человек. На печке закипал чайник, о чём давал знать ещё пока слабым посвистыванием, грозящим превратиться в громкий настойчивый и совсем неприятный свист. Зная об этом, Саша поспешила отставить чайник в сторону, и он удовлетворённо умолк. Здесь же стояла накрытая крышкой кастрюля и сковорода с картошкой. Вернувшись в залу, девочка села на диван и уставилась на закрытую дверь. А чувство голода настойчиво возвращало её на кухню, к закипевшему чайнику и готовящемуся, пока ещё неизвестно кем, обеду.

     Что-то тревожило её. Сбивало все иные мысли и намерения. Туманное, или столь далёкое, что чуть угадывалось за пеленой расстояния. И не давало покоя. На самом кончике языка, пощипывало, мерцало чувство упущенного.

     «Нет. Я должна. Должна пронзить туман времени, и разглядеть то далёкое, что тревожит меня,» – девочка встала с дивана, и, не отдавая отчёта в своих действиях, подошла к двери и открыла её. Задник кухонной печи, кровать, кровать кем-то занята, ну да и бог с ним, мало ли кто устал и лёг поспать, не её это дело. Дальше, в углу, у окна, висит корзинка на двух верёвках свисающих с потолка. Под окном стол. По правую сторону стоят разномастные сундуки.

     «В одном из них мои игрушки. Деревянный дракончик. Мне его вырезал… кто? – Память подводила её. Мучила. Заставляла страдать своей совсем близкой недоступностью. – Дракончик… – Она перевела взгляд на корзинку. – Там одеяльце. Всё тоже. Оно всегда одно и тоже. Я не умею изнашивать вещи и они следуют за мной по жизни. Он… кто он? Отмечал, что я не знаю новых вещей. Всегда в старом, в не уходящем, не тленном. Но кто он? Почему мне не вспомнить его имени? Не вспомнить лица?»

     Саша вздохнула. Посмотрела на сундуки.

     «Вот и цепочка. Знакомая. Я сама её повесила на этот сундук, но откуда она у меня, чьими руками…?» – девочка дотронулась пальцами правой руки до своей шеи пытаясь нащупать что-то, что там должно быть, но...

     Будто поражённая молнией, она резко развернулась, вылетела из комнаты, пересекла залу и с грохотом, рывками, раскрыла сначала дверь в предбанник, затем и дверь на улицу, и сбежав с крыльца, бледная и растерянная, огляделась.

     «Направо. Туда. К краю тех берёз,» – она побежала, и метров через сто остановилась.

     Поляна, в центре которой стоял домик, здесь заканчивалась. Дальше заросли черники и берёзы. Но в этом месте границы поляны обозначались лишь парой деревьев, а дальше за ними обширное, выжженное до песка, пятно овальной формы. Песок, как и камни, лежащие здесь, напоминали лунный пейзаж. Но девочка сама себя поправила. Нет, не лунный, если только луна не соприкасалась с Солнцем, а иначе как объяснить оплавленность грунта, и необычную форму камней.

     Саша встала у края этого пятна, пытаясь понять, что привело её сюда.

     Окрик чьего-то голоса. Смех. Восторг. Смеялась она. И восторг испытывала она. Не было сомнений. Но окрик? Этот голос она знала. Родной голос, знакомый ей с самого детства. Вот только бы вспомнить лицо.

     Тем временем солнце забралось выше по небосклону и его лучи залили светом выжженную поляну. Саша зажмурилась от яркого света, но закрытые глаза не избавили девочку от созерцания этого места. Место осталось в поле её зрения. И яркий свет остался. И то, что она увидела, повергло её в ужас и, одновременно, в восторг. Схватившись за голову Саша всхлипнула и села на корточки.

     – Я помню! – закричала она, так и не открыв глаз. – Я всё помню! – Она вскочила на ноги и побежала к дому.

     Вскочив на крыльцо девочка распахнула дверь домика, следом вторую дверь, затем была зала, и ещё дверь... Наконец, вбежав в комнату с печью, растолкала спящего на тахте мальчика. Тот открыл глаза и с удивлением смотрел на неё.

     «Вот, кто, оказывается спит здесь!» – подумала она, и уже во весь голос закричала: – Поль! Поль! Ты вернулся!

     Мальчик потянулся и сел. – Что расшумелась то?

     – Но ты, ты здесь! Это же так невероятно! Я одна на этом острове. Все покинули меня, только остров и остался. И вот ты. Но, – Саша осеклась, – когда же ты успел вернуться? И почему ты остался здесь, со мной?

     Поль усмехнулся. – Ну, это вопрос к тебе, скорее. Я сидел на берегу, собирался идти домой, на гору, и вдруг, будто весь воздух вокруг меня вздрогнул. Я удивился, моргнул думая, это со мной что-то случилось, но пока я моргал, остров стал пустым, другим стал. Понимаешь? Всё тем же, но как будто бы другим, молодым, без времени, без истории. – Мальчик умолчал о блокноте решив чуть подредактировать дальнейшее, – я просто пошёл на гору, а дальше… Ничего не помню, и вот, проснулся уже от твоих криков.

     – Ничего не понимаю. – Девочка ходила по комнате от двери до окна и обратно и грызла ноготь. – Мне надо Пегаса покормить.

     – Мешок с яблоками на кухне, – мальчик, улыбаясь, махнул рукой.

     Саша посмотрела на друга. – Мешок с яблоками?! На кухне?! Откуда тебе знать это? Ты же сам сейчас сказал, что пошёл в гору, а дальше ничего не помнишь.

     Поль развёл руками. – Именно так. Я будто откуда-то знаю этот домик.

     – Ничего не понимаю, – Саша рассердилась и громко топая вышла из комнаты.

     На кухне она открыла большой холщовый мешок. – Ого! Яблоки то свежие! – Выложив несколько яблок на стол она их порезала на четвертинки, скидала в первый попавшийся тазик и пошла на улицу.

     Пегаса у крыльца не оказалось. Зато вместе с девочкой из дома выскочил кот и опрометью бросился в заросли кустарника густо разросшегося слева от крыльца.

     – Пегас! Дружище! Иди сюда! – Саша спустилась с крыльца и цокая языком пошла вокруг дома. Обойдя его и повернув за угол, из-за которого стало видно крыльцо, она обнаружила коня спокойно пощипывающего пожухлые стебли куста голубики.

     Увидев подругу конь фыркнул обнажив большие белые зубы.

     – На-ка вот. Гостинец тебе принесла. – Девочка села на корточки и поставила на землю тазик с угощением. – Ешь.

     Конь склонил голову, понюхал яблоки шумно втягивая ноздрями воздух, но есть не стал.

     – Ты чего, дружок? Не хочешь яблок? – Саша взяла несколько четвертинок и протянула коню ладонь. Тот снова склонил голову, понюхал и стал аккуратно подбирать губами лакомство с её ладони.

     – Какой капризный господин, – фыркнулаона.

     Пегас фыркнул в ответ.

     Вскорости тазик опустел, а Саша, уставшая сидеть на корточках, просто села попой на землю, благо та была густо покрыта сухой опавшей листвой.

     – Вот скажи мне, конь, ты тоже из этих…? – она не смогла вспомнить нужного ей слова и вздохнула. – Ты всё время был там, со мной, на том острове, и там был Поль, и теперь ты здесь, и снова здесь Поль. Никого нет, а вы с Полем есть. Как так, конь? Почему вы можете, а они не могут? – И тут она вспомнила про большого совершенно чёрного кота. – А кот? Он кто? Его здесь никогда не было. Там, на том, моём острове, никогда я его не видела, а здесь он есть. Значит, он здесь всегда? Даже без меня? – Девочка будто ждала ответа.

     А конь щипал траву, и пускал газы.

     Саша вздохнула, поднялась с земли и пошла в дом. Голод не тётка, и он умел настаивать на своём. Зайдя в дом девочка остановилась ища глазами мальчика.

     – Проходи. – Поль сидел на кухне за столом.

     – Садись и кушай.

     – Это ты приготовил? – Саша показала рукой на плиту, на которой стояли кастрюля и сковородка, и аппетитно пахло жареным и чем-то ещё.

     – Нет. Я ничего не делал. Я же говорил тебе, что не знаю как здесь очутился. – Мальчик поспешно убрал со стола блокнот и сунул его в карман своих брюк.

     Девочка вздёрнула брови. – Ничегошеньки не понимаю.

     Суп был вкусным хоть и рыбным, а уж про рыбный суп Саше не надо рассказывать – она его немало съела за свою жизнь. На второе была картошка с луком и это неожиданно обрадовало девочку. Картошка была редка на острове так же как и лук.

     Девочку мучил один вопрос, ответ на который сама она, сейчас, найти не могла. Череда событий, связывающих её саму с окружающим миром, начинала закручиваться вокруг неё, превращаясь в подобие волчка. Вращение волчка породило звук, и тот, начав с низких тонов, стал подниматься над землёй, становясь всё более высоким, и вот уже оставалось совсем немного чтобы центробежные силы разрушили и раскидали по пространству всё собранное в этом вращении.

     «Кто я?» – подумала она и с вызовом посмотрела на Поля. И она искала и отыскивала в своей памяти, смутные, будто проглядываемые сквозь дымку, и давно оставленные позади, коряги, камни, волны вчерашнего моря, ушедшие в закат восходы, и не находила. Лишь образы. Слепки событий, оставившие в волнениях воздуха память о невозвратном, давно истлевшем.

     – Ты хоть что-нибудь знаешь обо мне? – наконец заговорила она. – Расскажи.

     Мальчик внимательно посмотрел на Сашу. – Ты помнишь, зачем пришла сюда?

     – Сюда? – девочка показала пальцем в пол.

     – Нет. Не сюда, как место, а сюда, значит за горизонт востока. Что заставило тебя заглянуть за грань не свершившегося?

     Саша не понимала его и смотрела требуя понятности.

     Ты помнишь холм, к которому тебя водил Фёдор?

     – Холм? – девочка постаралась вспомнить на острове все взгорки и неровности, что могла считать холмами. – Нет.

     Мальчик вздохнул. – Хорошо. Я расскажу тебе, но предупреждаю: знаю я далеко не всё. – Он, подняв голову посмотрел куда-то вдаль. Стоило ли говорить ей всё? Нет. Делать этого не стоило. Она была против. Сейчас, уже не зная того, не помня по вине своей же воли, она строго наказала молчать. Он снова вздохнул и заговорил: – Ты появилась на острове много лет назад. Тебя прибило к берегу в маленькой корзинке. Был шторм. Ты была завёрнута в одеяльце. И больше в корзинке ничего не было. Никакого упоминания о твоём имени или твоих родителях. И не понятно, как корзинка не утонула и сама ты не намокла путешествуя по морю подобным образом. Егор, что маячником был, пришёл в дом, где жила Мария Васильевна, мама Галины Александровны, и принёс корзинку с младенцем. После, они все искали твоих родителей, надеясь, что в море ты оказалась не одна. Все. Понимаешь? И фельдшер Леонид Фёдорович, и даже Карпуха. А позже Мария Васильевна с маячником и фельдшером отправилась на землю, к поморам. Женщина хотела поговорить со старушкой одной, звали её Лизавета. Старушка чудная. Поговаривали, колдовством та промышляла, да всё знала, видела и слышала много дальше других. По прибытии состоялся разговор у них, после чего ты и была окончательно оставлена в семье этой. – Поль развёл руками. – Вот пожалуй и всё. Не так много. Коли посмотреть сквозь время, то дорога твоя и их дороги длинными сделала.

     Девочка, слушая рассказ Поля с открытым ртом, вспомнила ту корзинку. Наверняка это была именно она. Корзинка всегда, сколько она себя помнила, висела перед окном на двух крепких канатах толщиной с её мизинец, и всё что в ней было это одеяльце сложенное конвертом. А ведь Саша трогала эту корзинку и даже качала, и как то давно спросила Галину почему она здесь висит, но та ответила: – висит чтобы больше не плавать. Тогда слова Галины Саша восприняла как шутку. И сейчас, вспомнив это она вздрогнула. – Мама нашей Галины Александровны?! Ты ничего не напутал? Ведь, тогда получается, что я должна быть уже взрослой. – Девочка задумалась, наморщила лоб, потёрла его. – Это неправда. Кто тебе рассказал такое?

     Поль опустил голову. – Ты сама просила рассказать. Вот я и рассказал.

     – Но тебе то кто сказал?

     – Старик один, на том берегу. Он в тайге живёт.

     – А я его знаю?

     Поль пожал плечами.

     Глядя на него пожала плечами и Саша. – Ну? И чего ты ещё мне расскажешь?

     Не поднимая глаз мальчик продолжил: – Антуан много лет пытался выяснить кто ты и откуда, кто твои родители, но безуспешно. Но, что-то мне подсказывает, есть у меня подозрение, что он, всё же, что-то выяснил. Я не уверен, утверждать не буду, ведь это всё с чужих слов. Больше мне сказать нечего. – И добавил вспомнив, – нашли тебя третьего сентября, было холодно.

     – А имя мне тогда придумали, да?

     Поль чуть помедлил, но принял решение и убедительным тоном ответил: – да, тогда же и придумали, как от бабки Лизы вернулись. – Он встал из-за стола. – Пойдём на улицу. – И протянул девочке руку.

     Они вышли из дома и нога в ногу, раскидывая носками ботинок листву, побрели в сторону рощи. Пройдя её дети вышли к озеру и остановились.

     Неожиданно девочка вырвала свою руку из руки мальчика. – Мне надо сесть. Я устала.

     – Что с тобой?

     – Ты что-то скрываешь. Я это чувствую. – Саша смотрела на небо. – Я это вижу. Они не могли выдумать мне имя. Никто не мог. Оно у меня было всегда. Оно записано, и храниться в колодце.

     Мальчик улыбнулся услышав о колодце. – «Она знает что-то очень важное для себя. Знает, будто столбики верстовые, обозначающие дорогу и помогающие не свернуть во тьме, которые расставив в самом начале пути, использует. Вот и колодец, он всегда с ней. Он не даст ей заблудиться. И сейчас её состояние вызвано стремлением вырваться из условий, которые сама же себе и поставила».

     – Иди сюда. – Поль показал подруге на бревно, подал ей руку и усадив, устало сел сам. – Придёт время. Ты сама всё будешь знать. Вспомнишь. А затем, найдя то, что так старательно ищешь, и взяв его в свои руки, счастливая, пойдёшь дальше. И может даже, когда-нибудь, расскажешь, кто я такой в твоих мирах. Я хочу узнать себя, – в голосе мальчика звучали нотки грусти. Он вздохнул, и бросив быстрый взгляд на девочку, продолжил: – Сейчас ты уйдёшь, а затем вернёшься другой дорогой. Я ещё не знаю причины, по которой ты заглянула за горизонт востока где увидела заходящее солнце. Ты сообщишь о ней потом.

     – Но с чего ты взял, что я хочу сейчас уйти?

     – Вспомни, что час назад ты нарисовала.

     – Так вот у кого второй блокнот?!

     – Ты снова позабыла. Так бывало уже много раз.

     Неожиданно для девочки, новость о том, что её рисунки в блокноте видит кто-то ещё, взорвала её. Да. Она забыла. Да. Рисуя, она таким образом общалась с ним, с Полем. Так было всегда. Но не в этот момент, не сейчас. Ведь, именно сейчас она того не помнила, и значит, в эту самую минуту блокнот принадлежал только ей одной, и ещё, кому-то незримому, не ясному ей. А теперь? Вот он! И это Поль. И он всё знает, и это всё равно как увидеть её раздетой, купающейся в озере в тот момент когда она уверена, что никто не видит этого! Она разгневалась: на себя, на свою память, на скверного мальчишку видящего её сокровенные мысли. В порыве возмущения и досады, Саша вскочила на ноги, вскинула голову, и топнула, сначала одной ногой, затем другой. Сухие листья взлетели над землёй и летали, уже не опускаясь. В какой-то, неуловимый момент, Поль осознал тугую боль в голове. Гнев девочки сотрясал и раскалывал видимое и слышимое мальчиком. И вот уже его голова гудела, что-то в ней ухнуло и… грохот и звон сменились звенящей тишиной. Его глаза закрылись. А когда он открыл их, Саши рядом не было.

     

     ***

     

     Вздохнув, мальчик встал и побрёл к домику. Сколько раз он провожал Сашу. Сколько раз, спустя неизведанные отрезки, она возвращалась, принося в созданный собою мир новую корзинку. К этому ли берегу прибьёт её? Или к какому другому? Поль сел на камень недалеко от домика и стал чего-то ждать сам ни в чём не уверенный.

     И тут, случились, одно за другим, два события. Сначала он увидел лодку приставшую к крошечному островку, которым заканчивается коса. Из лодки мешком вывалился на песок берега мужчина, перевернулся на спину и лежал ни жив не мёртв. А недалеко от косы, в высокой траве, недалеко от разрушенного колодца, мальчик лет девяти ждал когда тот отдохнёт, пройдёт по косе и ступит на берег острова. Это видение возникло и растаяло через секунду. В том, что это было видением он не сомневался. А спустя какое-то время, и то было уже не видением, дверь дома открылась и на крыльцо вышла его Саша…! – Она вернулась? Сюда? Значит… – Но подумать ещё у Поля не было времени, за девочкой, на крыльцо вышел и он сам. – Но как?! Как могло так случиться?! Это могло означать только одно, только то, что Саша оказалась позади своих шагов. И вот теперь он понял: то видение оказалось фрагментом его памяти. Испугавшись, и ничего не понимая, Поль вскочил на ноги, и осторожно, чтобы не потревожить эту и без того странную, запутанную ситуацию, спрятался за деревьями и стал ждать когда он, тот, и девочка отойдут подальше.

     Созданная Сашей ситуация не сулила ничего хорошего. Он уже знал это. Теперь впереди только игра в классики, где квадратиками нарисованными мелом будут пути пройденные девочкой, по которым ему предстояло долго скакать в поисках этой самой, неугомонной Странницы.

     Тихонько подозвав к себе Пегаса он взобрался на него и поскакал в сторону где должен был быть старый колодец. Сейчас он, колодец, был единственным ориентиром для девочки, и надеждой для него. Поскакав обходной дорогой, чтобы не быть замеченным теми двоими, и оказавшись на месте где должен быть колодец, Поль спешился.

     Но колодца там где он извечно стоял, не оказалось. Исходив хорошо ему известное место в берёзовой роще нижнего плато, он убедился в его отсутствии. Поля поразил страх. Всё могло прямо сейчас закончиться. Потеряв маяк Страннице оставалось только выйти из своего мира, бросить его, а значит отказаться от своего замысла, который, как он понимал, заключался не только в существовании этого мира, но было и ещё, более важное, а может и единственно важное.

     Мальчик, устрашённый перспективой неминуемой гибели всего, что когда-либо было создано в великой пустоте, вскочил на коня и поскакал напролом, сквозь рощу, на гору, к домику. Последний раз глянуть, и, может быть забрать корзинку, которая теперь не имеет для Саши никакой ценности. А сам он? Что будет с ним? То решать не ему.

     Сейчас же, встретивший его дом был иным. Совсем немного, почти не ощущаемо, но иным. Что-то, что мальчик хорошо помнил, чуть изменилось, постарело на тысячелетия, но только наоборот, будто вспять, и с домом было всё совсем по другому. Дом, будто возведённый вчера, и сам ещё будучи младенцем, приготовился в первый раз встречать в своих стенах младенца иного рода. Вот так, время, обращённое чудовищной энергией девочки вспять, вывернуло наизнанку само себя. И теперь, в доме, что-то первозданное играло свою, давно позабытую мальчиком, музыку. И запахи, ещё не обогатившиеся историей жизни. И некая пустота памяти. Не было и корзинки там где она была всегда. И нет, она не была сорвана. Не было даже крюков для верёвок, на которых та должна была висеть. Но если это удивляло, то отсутствие извечного колодца приводило в ужас.

     – Будто предыстория, – прошептал Поль. – То время, которое ждёт Странницу. Что-то взяло и отменило тысячелетия всего мира. Потому и нет ещё колодца. Может, его образ, как раз сейчас, лежит на санях, которые тянет за собой пара оленей по бескрайней белой пустыне. Саша, Саша, что же ты такое сделала оказавшись на шаг впереди своего начала? Саша, оглянись назад. Умоляю тебя...

     И в этот самый момент, когда мальчик предавался горестным размышлениям, дрогнул воздух, и эхом прокатился долгий, медленно угасающий вздох. Низкие, тяжёлые звуки ушли вниз впитываясь в половицы, и пока Поль пытался уловить их исход, и объяснить себе природу произошедшего, в остановившихся колебаниях воздуха он увидел другой дом, другую комнату, в которой сейчас стоял. Он увидел корзинку. И от чего-то, самого себя лежащего в зарослях черники, перед маленьким, уютным домиком, стоящим посреди берёзовой рощи. И прямо сейчас, перед его глазами, некий мужчина вышел на крыльцо держа на руках младенца. И, как и предыдущее, это видение дрогнуло и растворилось. Встряхнув головой мальчик прошёл к тахте и сел. Корзинка висела на своём месте.

     – Теперь снова всё родное. Стены, они шепчут, пересказывают историю, они говорят со мной. И запахи. Вот же они. Все здесь. Родные. Богатые оттенками. И Фёдор… – Поль снова мотнул головой. – Теперь всё хорошо. Значит и колодец должен быть на месте. Я могу уходить и продолжать поиски своей Саши. А остров сейчас не мой. По нему сейчас ходит тень моего далёкого, предродового прошлого.

     Выйдя из дома, он поспешил к стоявшему неподалёку Пегасу. Следовало успеть уйти до того как, Саша и он другой, вернутся.

      Породившая мир, да породит себя сама. Сколько их, этих порождений? И кто тот, кто плетёт корзинки? Чьими руками начинается всякий новый путь? И кто сопровождает меня? Кто любит? И каждое новое порождение полнится видениями . И встают они явью вдоль дороги моей, будто столбы верстовые. А я , сделав шаг по дороге одной, делаю шаг и по другой. И оглядываюсь, и вижу сменяющиеся обрывки памяти своей, будт о картинки калейдоскопа . Так что вижу я на пути своём уже прошедшем?

     

     ***

     

      Девочка открыла глаза. Мир вокруг неё покачивался, был голубым и пах морем.

      «Где я? Где? – Она попыталась оглядеться, но у неё не получилось. – Какие странные ощущения. Знакомые до боли. И почему, чёрт побери, почему я уверена, что уже бывала в подобной ситуации?» – Вздохнув она закрыла глаза, а через минуту уже стояла на вершине горы. Что это была за гора, и что сама она делала там, неважно. Важно было действо разворачивающееся под горой, повсюду, куда не кинь взгляд.

      Сама же наблюдающая испытывала сейчас странные трансформации. Нет, она не изменялась превращаясь из себя той в другую как одна форма трансформируется в другую. Нет. Происходило что-то с её зрением. Её глаза. Их стало больше. Больше чем привычных два. Сейчас она взирала на мир тремя парами глаз, но длилось это триединство недолго. Она стала замечать как увиденное ею… режется, и хоть и видела она по-прежнему всё так же ВСЁ, но это ВСЁ в абсолюте таковым не являлось.

      Девочка же, стоя на горе, наклонилась и взяла в свои руки весь мир, что был вокруг. Не медвежью берлогу, не гнездо чайки, не муравейник, а весь мир. Встав и вытянув руки она с улыбкой рассматривала то, что сама же, некоторое время назад, создала. Не так уж и давно. Ещё и звезда, что согревала этот мир, не прошла и четверти оборота вокруг центра небольшого звёздного скопления. И сама она помнила, как совсем недавно оставляла все эти звёзды и планеты безымянными, но её мир, населённый разумом, уже успел дать всему названия. Раскрасил всё вокруг именами. Вот вам и Земля, колыбель человечества, вот и звезда по имени Солнце, что греет колыбель, вот и галактика под прекрасным названием Млечный путь. Кстати, про колыбель…

      Лёжа в том, что мерно покачивалось в некоей сладкой, нежной, и такой привычной пустоте, она вспоминала, чем всякий раз заканчивалось подобное убаюкивающее путешествие. Да. Именно путешествие. Потому как незыблемым правилом было следование её существа к некоей точке отсчёта, к незримому маяку. И бог бы с ней, с оболочкой. Та была её собственным условием. Важным был путь её души, которую нежно и бережно несла по волнам безбрежного пространства маленькая ко рзинка , а маяк своим огнём освещал этот путь.

      То ли сон это был, то ли явь, а может, пребывала она в тумане воспоминаний своих прошлых хоженых путей, но покачивать перестало, а мгновения спустя, девочка ощутила, как наблюдаемая ею синева приблизилась к её глазам, а саму её уже держат нежные тёплые руки. Руки женщины.

      « А вот и я , – подумала она, и улыбнулась. – Здравствуй, мой мир».

     

      «Милая мама, посмотри в мои глаза , тронь моё лицо своими нежными пальцами, и оттолкни корзинку в море. Велено ей пристать не к этому берегу».

      Оставив Поля на острове, она оставила и сам остров, оказавшись здесь, где был всё тот же сентябрь, те же берёзы, и где также север был между востоком и западом. Но она непременно вернётся туда. Поль ждёт, она чувствовала, ждёт и боится не дождаться. Надо вернуться, и завершить круг, а иначе тугие витки пружины её путей не освободятся и не раскидают по пространству все дороги, что проложены были ею.

      «Мне бы только ещё чуточку. Совсем немного…»

      Девочку остановили воспоминания. Она закрыла глаза. Совсем ненадолго.

      «Я только вспомню некоторые фрагменты того, что уместилось в краткость мига между вчера и сегодня, и вернусь».

     

     Остров померк, а вместе с ним и Поль. Она ещё помнила последние мгновения, когда её друг, закрыв глаза от нахлынувшей на него головной боли, застонал. Неподвластная ничему сила изливалась из девочки, будто огненный кнут хлещущий своей разрушающей природой по досаждающим обстоятельствам. Да. Она досадовала. Злилась. Даже негодовала. Но зато сейчас, пребывая в блаженной расслабленности мгновения между уходом и следующим появлением, она отдавалась приятным воспоминаниям давно пройденных путей. Она ещё вернётся. Довершит начатое. Исправит, распутает, расставит по местам, и спасёт мир ставший ей родным. А сейчас немного воспоминаний. Тех, что ещё остаются в её памяти. Тех воспоминаний, благодаря которым она сможет крепко стоять на земле и очаровываться великолепию созданного ею мира.

     

     Николь сидела на подоконнике.

     – Мам! – позвала она, и снова одела наушники будто, не ожидая маминого ответа.

     В комнату вошла женщина, на вид ей было около тридцати, в домашнем халате, босиком, с убранными в хвост волосами.

     – Ты меня звала? Эй! Николь! Что за невежество?! – женщина подошла к дочери и одним точным движением сняла с её головы наушники.

     – Мама! – Николь вздрогнула и испуганно посмотрела на мать. – Ты напугала меня! Разве так можно?!

     – Ну и ну. Зачем же ты меня позвала если не ожидала увидеть здесь?

     – Я… забыла. Посмотри, какая красотища! Хочу посмотреть на рассвет. Схожу на берег. – Девочка повела подбородком в сторону окна.

     – Только, прошу тебя, не ходи туда одна.

     – Да? И с кем? Все сони непробиваемые, вставать к обеду для них нормальное дело. Не понимаю, как так можно? Полдня проспать. Пол жизни во сне. Жутко.

     – Кстати, забыла сказать. Вчера тебя мальчик спрашивал. Они недавно приехали сюда. Насколько я знаю у него нет отца, но мальчик хороший.

     – Откуда ты знаешь, что он хороший?

     – А я чувствую. – женщина улыбнулась, и выходя из комнаты, добавила: – Его Поль зовут. Симпатичный мальчик.

     Николь, собираясь, уже, одеть наушники, остановилась и смущённо посмотрела на мать: – Мне не нравятся симпатичные мальчики.

     Мама улыбнулась и кивнула. – Вот и хорошо.

     Продолжая сидеть на подоконнике девочка слушала музыку и размышляла: «И чего, мама не найдёт себе мужчину? Она современная, красивая, и кран на кухне снова протекает, и кто это будет делать? Придёт какой-нибудь сантехник в засаленном комбинезоне, усатый, фу».

     Дослушав до конца альбом, Николь слезла с подоконника и засобиралась на улицу. «Зайду за Адель сначала, а там потом видно будет, может у неё есть план. Спрошу, может она чего знает про этого Поля. Странно, что мама так улыбалась, он же мальчик ещё. Эх, старость не радость». – Последняя мысль заставила девочку улыбнуться.

     На улице было свежо. Под летним солнцем проползали облака, и они явно никуда не спешили. Застегнув кофточку девочка заторопилась к домуподруги.

     

     Воспоминание прервалось проплывающими по небу белыми облачками и колоколом высокой белой башни стоящей на горе. Заржал конь. Из чёрной трубы вырвались клубы дыма, запахло углём. Где-то, может под горой, тарахтел дизель-генератор. Кололи дрова возле старой, высокой берёзы.

     Обрывки образов сменились белым пространством тянущимся от горизонта до горизонта. Белый медведь скользил вниз по обледенелой горе широко расставив лапы. Девочка услышала свой смех. Она бежала, и это можно было понять по хрусту снега.

     И эти видения ушли, а на их место вернулись те, где у неё другое имя, и рядом родные, сильные руки:

     

     – Давай руку, а то ещё того гляди, в ручье окажешься. – Поль протянул ей руку, и первым ступив на брёвна, аккуратно повёл за собой. Рука его была сильной и тёплой.

     Неожиданно Николь остановилась.

     – Вот это да! Посмотри! Вон, там, видишь? Какой огромный кот! Киса. Кис-кис-кис…

     – Не отвлекай его. Он рыбу ловит. – При этих словах, как девочке показалось, Поль подмигнул коту и лукаво улыбнулся.

     – Странно как-то.

     – Что именно тебе так странно? – и не дожидаясь её ответа продолжил, – мы с ним знакомы. Это мой кот и зовут его Проглот. Он любит свежую рыбку. Каждое утро ходит сюда охотиться. Говорит – здесь отменные рыбины.

     – Говорит? Ты сказал: говорит?! – Николь рассмеялась отчего ей пришлось присесть и ухватиться руками за брёвна чтобы не свалиться вниз.

     – Поосторожней! Мы ещё не на берегу и можем вмиг в воде оказаться. Я представляю, как Проглот развеселиться, наблюдая такое, – и ещё крепче сжал её ладошку в своей руке.

     А тем временем возле моста было слышно шипение и всплески воды. Обернувшись, дети увидели, как кот, сидя на песке, у самой кромки воды, передними лапами, погружёнными в воду, явно, с чем-то отчаянно борется. Пузо кота, изрядно намокшее, то и дело ополаскивается от чего само животное шипит и фыркает. Наконец, изморив невидимого соперника, коту удаётся сделать несколько движений назад от ледяной воды и явить миру свою победу: большую, сверкающую рыбину. Пытаясь вышвырнуть её на берег, кот, несколько раз получает по морде широким рыбьим хвостом, хозяйка которого отчаянно извивается в лапах охотника. Несколько раз мяукнув, злобно шипит, встаёт на задние лапы, и развернувшись всем телом, круговым движением швыряет рыбу на землю. Та, пролетев почти метр, шлёпается на песок не переставая при этом, бить хвостом. И вот, на глазах у изумлённой публики, кот потёр передние лапы, и не опуская их, как был, на задних, улыбаясь подошёл к жертве.

     – Вот это да! Здорово он её! Будет ждать, когда она успокоится или камнем по голове?

     – Злая ты Николь. Злая и удивительная. Как правило, – камнем по голове.

     Они предпочли поскорее удалиться от моста, не желая наблюдать сцену убийства.

     

     Воспоминания текли обрывками,прерываемые не совсем ясными образами. По небу летали два дракона изрыгая из своих пастей струи огня. Горел город. Пещера. Один из драконов, на глазах девочки, уменьшился превращаясь в деревянного дракончика. Снова пещера. Корзинка. Чёрный яйцеподобный камень. Холм.

     Череда скоротечных видений прервалась уступив место более связному, и важному для неё:

     

     Из-за камней, наваленных у самой воды показался уже знакомый девочке кот.

     – Кыся! Ты что здесь делаешь?! – девочка обрадовалась живой душе. Проглот подошёл и стал тереться о её ногу. – Господи! Да ты мокрый! Опять рыбку ловил? – Тот замурлыкал. – Где твой хозяин, кыся? – Кот пристроился попой на её ногах и задрав голову посмотрел на девочку. – Но… почему ты всё время молчишь? Ты же говорящий кот. – Она наклонила голову и уставилась на него ожидая реакции на свой вопрос. – Ты молчун.

     – Я не люблю много говорить.

     – Ого! Ты сказал прямо мне в мозг! Значит вот как ты разговариваешь! Здорово! – Николь так восхитилась этому, что запрыгала на месте, отчего кот поспешил соскочить с её ног. – Ура! Я знала! Знала!

     – Но ты должна понять, что всё это не сказка. Тебе никто не поверит. И рассказывая об этом ты сделаешь хуже себе.

     – Ты прав, милый котик. Я запомню это.

     – И не говори со мной вслух, а то я два раза слушаю тебя, не говоря уж о том, что ты несколько… глупо выглядишь.

     Выслушав кота, Николь повращала глазами, обдумывая услышанное, и проговорила, как делала это в моменты мысленных диалогов: – Я поняла тебя. Дай ответ если я сделала правильно.

     – Ты всё сделала правильно.

     – Ура! У нас получилось! Ой… Но, ведь, тогда, получается, что ты можешь читать мои мысли. Это плохо. Это как подслушивать. И я ничего не смогу с этим сделать.

     – Это не так. Слушать твои мысли, когда ты сама с собой, сущая мука. Твою какофонию, прости меня, пожалуйста, ни черта не разобрать. Хм. И как ты сама себя понимаешь?

     – Ладно язвить! Лучше скажи, где мне найти Поля?

     – Уже соскучилась? Он просил не говорить тебе. Да к тому же, я и сам уже ухожу. Не буду тебе мешать. И кстати, может ты знаешь, где тут курятник поблизости есть?

      Девочка засмеялась. – Нет. Про курятники я ничего не знаю.

      – Жаль. Очень жаль. Мясо местных ворон уж больно отвратительно. Будто перьев наглотался. Хуже шерсти. Ну да ладно. Я знаю где сегодня меня курочкой угостят. Так что, не прощаюсь с тобой.

      Николь, не уловив сути сказанного котом, была занята вопросами куда более для неё в тот момент важными. – Может ты скажешь, где этот Поль живёт?

      – Сдался он тебе. Ладно. Не обижайся. Он сам тебя найдёт. А мне идти пора. У меня свидание. – И вдруг, будто боясь не успеть, торопливо проговорил: – цепочка с кулончиком, что висит у тебя на шее, покажи, а?

      – Что? – не поняла девочка.

      – Ну, кулончик с цепочкой. Нравятся мне кулончики. У тебя есть кулончик?

      Девочка усмехнулась. – Есть. И что?

      – Покажи. А?

      – Вот пристал-то, – хмыкнула она и стала доставать из-под кофты цепочку. Явив на свет, сияющий тысячами искорок стального огня небольшой камешек красного цвета висящий на тонкой серебряной цепочке, девочка села на корточки и положив его на ладонь поднесла к мордочке животного.

      Кот, с красными от отражения камня глазами, зачарованно смотрел на кулон. – Откуда это у тебя? Ты знаешь?

      Николь пожала плечами. – Не знаю. Эта цепочка с камешком всегда у меня есть.

      Кот удовлетворённо кивнул, будто то и хотел услышать, затем произнёс непонятно к чему: «уважаю», развернулся и пошёл прочь.

     Потеряв из виду сказочного собеседника, девочка хмыкнула, убрала цепочку с камешком под кофту и пошла дальше, к дому Адель. И спустя час рассказала ей о приключившемся. А зря. Не стоило рассказывать. Адель презрительно фыркнула, повертела пальцем у виска, и сказав: «Пока, подруга», развернувшисьушла. Вот и подруга...

     На девочку накатила грусть. Распрощавшись с Адель, она неторопливо пошла вдоль ручья, в сторону школы, в которой училась. Зачем она шла в ту сторону? Она просто шла по течению ручья. Дойдя до мостика соединяющего два берега девочка поднялась наверх, и повернув налево, в сторону противоположную от школы, направилась домой.

     

      Воспоминание на этом не заканчивалось. Иные мелодии врывались в него. Вздрагивали и распадались видения. Рвались связи. Время скакало. Появлялся домик на краю горы, окружённый берёзами. Солнце, проходя над домиком, заходило, то в одной стороне, то в противоположной, будто плёнку этого видения прокручивали задом-наперёд. Домик блёк. Туман рассеивался. И очередная интерлюдия сменялась продолжавшимся представлением:

     

      Мадам Бишот готовила ужин.

      – Милая, отложи книгу и помоги матери накрыть на стол.

      – Хорошо мам. Иду.

      Николь помогла маме и они сели ужинать.

      Девочка ковыряла вилкой кусок курицы. – Мама, ты хочешь выйти замуж?

      – С чего вдруг такой вопрос?

      – Ты меня натолкнула на такие мысли.

      – Разве?

      – Угу. Когда о мальчике этом заговорила. О Поле.

      – Вон оно что.

      Николь прислушалась, – мне кажется к нам стучатся.

      – Я ничего не слышу, – мадам Бишот прислушалась вслед за дочерью. – Да. Теперь слышу. Будто скребётся кто, – она встала из-за стола и пошла в прихожую.

      До Николь донеслись возгласы мамы.

      – Это ещё что такое?!

      Послышался смех.

      – Молодой человек, вы к кому?

      Сначала на кухню, без суеты, хозяйской походкой прошёл большой чёрный кот. Следом за ним вбежала мама девочки и остановилась глядя на нежданного во всех смыслах гостя. Делая вид, что возмущена, она обратилась к животному: – это что же за бесцеремонность такая?!

      Кот же, игнорируя реакцию хозяйки подошёл к Николь и сел возле её ног.

      Девочка улыбалась. – Мама, пусть он останется. Это мой новый друг.

      – Этот красавчик, твой друг? Почему я об этом ничего не знаю?

      – Я сама только сегодня узнала об этом.

      Мать с удивлением посмотрела на дочь. – Как так?

      – А вот так. Всё твой хороший мальчик Поль. Это он сказал, что кот мой. Теперь он и впрямь мой. Вот, даже на ужин пришёл.

      Мадам Бишот села за стол, и подпёрла голову руками. – Я конечно уважаю твой выбор, но такого не ожидала. Давай ка поедим и ты мне всё расскажешь.

      – Хорошо, мам. Но сначала надо угостить Проглота курочкой. Он прям мечтает об этом.

      – Проглот? Хм. – Женщина взяла блюдце, и выудив из кастрюли несколько кусочков тушёной курицы поставила его на пол. – Прошу к столу.

      Николь хихикнула. Кот встал, поднял хвост, и подойдя к блюдцу стал поедать угощение. Затем долго вылизывал посуду, сел и облизался закрывая глаза.

      – И кто же его Проглотом назвал? – усмехаясь спросила мама девочки.

      – Не знаю. Стоит, наверное, Поля спросить. А что?

      – Да он, – женщина указала под стол, – прям проглотил курицу. Я даже не успела увидеть чтобы он ел её. Просто проглотил.

      Николь засмеялась, а кот громко уркнул, и как показалось девочке, этим звуком он выразил своё неодобрение, и пошёл изучать кухню шумно нюхая пол, стены и мебель.

      После ужина девочка с мамой устроились на диване в гостиной. Николь рассказала о встрече с мальчиком, а точнее о том как он подкарауливал её, и о её попытках отделаться от назойливого молодого человека. Этот рассказ повеселил сплетниц, но более интересным был пересказ девочки о встречи с котом и в особенности о его повадках. Тут-то мадам Бишот и сказала, что кот ей понравился, но, может, стоит его помыть и купить средство от блох. Проглот, устроившийся на стопке книг стоящей на подоконнике, при этих словах хозяйки дома зарычал, и соскочив на пол пополз на животе под диван.

      – Жжуть какая. Как можно терпеть подобное?

      – Тихо ты, – мысленно проговорила Николь. – Успокойся. Твоей шёрстке будет полезно принять ванну».

      – Кому я доверился. Кому я доверился! Божечки мои! – причитал кот.

      Девочка засмеялась.

      Засмеялась и мама, – какой забавный. Будто понимает, что мы о нём говорим.

      Николь не упомянула только об особенности Проглота мысленно разговаривать. Она понимала, что маме будет крайне сложно поверить в подобное.

     

     Сцену воспоминания закрыли лёгкие белые облака проплывающие по небу. Лаяла собака бегая кругами вокруг лежащего в черничнике быка. Выйдя на крыльцо избы что-то кому-то кричал Карпуха. Наташка, пыхтя и ругаясь на свою судьбу колотила топором перерубая корни. Рядом с ней лежал куст крыжовника с обёрнутым в кусок полиэтилена корневищем. Большое кресло стоящее в углу столовой. Запах растопленной печи.

     А дальше, будто здесь и сейчас, чётко прорисованные сцены, наползали заполняя собой всё пространство:

     

     Городок спал. Пройдя по Мейн-Стрит, и оставив позади себя постройки колледжа Норд Атлантик, девочка свернула севернее, в сквер и пошла по неширокой дорожке посыпанной мраморной крошкой. Справа и слева от неё росли берёзы, чуть дальше берёз – ели, а на холме, справа, там, где кончается город и начинается пустошь – высились корабельные сосны – высокие, стройные, сильные.

     Сбавив шаг Николь глубоко вздохнула, вспомнила школу: – Как не хочется возвращаться в этот зверинец...

     На одинокой скамейке, там, где ей предстояло пройти, кто-то сидел. – Странно. Я думала весь город спит. Нет же, кто-то, как и я встал пораньше и не усидел дома. – Пройдя метров сто, она рассмотрела сидящего мальчика, примерно одного с ней возраста, лет одиннадцати.

     – Привет, Николь.

     Девочка вздрогнула, и бросила взгляд на поприветствовавшего её мальчика.

     – Привет. – Не хватало ещё чтобы к ней клеились всякие подростки.

     – Меня зовут Поль.

     – Ну и хорошо. Я очень за тебя рада. – Николь вместо того чтобы остановится, прибавила шагу.

     – Постой! – Мальчик соскочил со скамейки и в два прыжка оказался перед спешащей девочкой. – Ты что, испугалась меня?

     – От чего ж это? – вдруг неожиданно для себя, с яростью в голосе ответила она. – И чего это мне бояться? Вот возьму и сделаю тебя камнем посреди дороги, а потом его трактором подцепят и увезут. Может что дельное сделают. – Николь почувствовала себя увереннее от своих слов и от мысли, что она и вправду сможет так сделать.

     – Не сомневаюсь в этом, но, пожалуйста, не торопись. Я не опасен.

     Оба остановились и не отрываясь смотрели друг другу в глаза.

     – Я просто хотел познакомиться с тобой.

     – Может, я и была бы этому рада, да только настроение у меня плохое, вот смотри, видишь – глаза какие красные? Нестрашно тебе?

     Мальчик был выше, да и шире в плечах, однако, она начала и уже не могла остановиться. Смотря ему в глаза, не мигая, подумав, что он уже оценил насколько страшен цвет её глаз, что понял всю опасность своего положения, чуть подняла руку и всё так же не отводя взгляда, предложила: – Проводи меня до ручья. Поможешь перебраться через него и иди своей дорогой. Понял?

     – Ну и ну. Какие мы злые. Может ещё скажешь куда мне идти?

     – Куда хочешь. Места вон сколько. – Она обвела рукой вокруг и зашагала дальше.

     – Да постой ты! Не могу я так вот запросто уйти.

     – Это почему же?

     – Потому что я пришёл за тобой. И уйти я смогу только с тобой.

     – Чудеса! Первый раз такое слышу. И что тебе мешает оставить меня в покое? – Девочка хмыкнула, и наконец, остановившись, уже более мягко посмотрела на собеседника.

     – Ты конечно не знаешь, а я долго тебя искал. Везде искал. Надо было сразу догадаться, что ты здесь, в этой стране, среди берёз и сосен. – Мальчик говорил эмоционально, сбивчиво, торопился сказать.

     «Мама права – он красивый. Значит вот какие мужчины ей нравятся. Такие, каким будет он, когда вырастет».

     – Ты и вправду хочешь со мной дружить?

     Вопрос застал Поля врасплох. – Дружить?! Конечно!

     – И что? Ради этого ты меня искал так долго? Странный ты. – Вспомнив разговор с мамой, она продолжила: – вы недавно сюда приехали?

     – Несколько дней назад.

     – А родители? Я слышала у тебя мама, а папы нет. Это правда?

     – Да.

     – И на долго вы здесь?

     – Не знаю. Всё зависит от тебя. Куда ты, туда и я. Почём мне знать куда тебя угораздит перенестись.

     – Э-э-э! Поосторожней с выражениями! Это ты за мной увязался, а не я за тобой. Небось, от самого дома за мной следил. Да?

     Впереди показался ручей. Мостик сломала весенняя вода и сейчас его ремонтировали. А пока, с берега на берег были перекинуты два бревна, и чтобы по ним пройти требовалась сноровка и крайняя осторожность. Переступая ногами то по одному, то по второму, приходилось следить за тем чтобы они не покатились, иначе легко можно было оказаться в ледяной воде.

     – Давай руку, а то ещё того гляди, в ручье окажешься. – Поль протянул ей руку, и первым ступив на брёвна, аккуратно повёл за собой. Рука его была большой и тёплой.

     

      Руки были нежными, тёплыми. Руки женщины.

      «Я знаю эту женщину. Она уже приходила за мной. Она из тех, кто ждёт меня, принимает, и любит. А мальчик? Он кто такой?»

      Девочка посмотрела на протянутую мальчиком руку, и перевела взгляд на его лицо. – Он мой друг, и в нём столько родного, узнаваемого, близкого, и в его глазах я вижу своё отражение.

      И в этот самый момент, что-то изменилось. Лопнуло, а может, надорвалось со звуком рвущейся ткани.

      «Ткань времени? Это для них. Они подчинены времени. Я лишь фиксирую очередной этап. Но люди уже другие. Человечество изменилось, поменяло одежды, слова, и на небо смотрит с другим интересом, и постарело, устало, и уже ничему не удивляется. А вот боги у человечества всё те же. Боги? Что они знают о богах?!»

      Она улыбнулась и открыла глаза. Её мир заливал голубой свет мерно покачивающий, убаюкивающий, манящий. Но ещё рано. Она пока в колыбели, и снова терпеливо ждёт чьи-то заботливые руки .

     

     Женщина с тревогой смотрела на свою дочь. – Ну-ка, иди сюда, – она дотронулась рукой до её лба. – Да ты заболела. – Мадам Бишот сходила на кухню и вернулась с градусником. – Живо ложись в постель и померь температуру.

     Прошло несколько минут. Женщина снова заглянула в комнату дочери. – Давай градусник. – И взяв его из рук Николь посмотрела на цифры. – Так. Я срочно вызываю доктора.

     – Что там, мам?

     Мадам Бишот строго посмотрела на дочь. – Температура, которая меня пугает.

     Женщина ушла на кухню и набирала телефонный номер. – Ало. Приёмная? Мне нужен доктор месье Марше… Спасибо… Доктор, это мадам Бишот, мама Николь. Мне требуется ваша помощь… Высокая температура. Какая? Сорок и три... Да. Спасибо. Я жду. Да. Спасибо… Нет. Я не волнуюсь. Нет, волнуюсь конечно. Да. Она лежит… Жаропонижающее? Да, конечно… Жду вас. – Повесив трубку женщина поставила на плиту чайник, нашла в аптечке таблетки и вспоминала, куда положила пакетики с порошками.

     Николь заснула. Сон, беспокойный, отрывками, никак не хотел складываться во что-то связное, и как несобранный пазл, был непонятен. Несколько раз просыпаясь, она вновь впадала в дрёму. Снился замок, большой, тёмный, с узкими, холодными улочками, и что-то скрывалось в высоких башнях. Угрожало. Подглядывало за ней из узких окон. Булыжники улиц, скользкие, измазанные, то ли глиной, то ли нечистотами отбросов, сильно затрудняли путь. Выйдя на, как ей подумалось, площадь, залитую грязно голубым туманом, девочка слышала, как чей-то голос выкрикивал имена, некоторые из которых она расслышала, иные нет. Были слышны стоны, плачь, причитания. Посреди площади, размытый голубым смогом, возвышался силуэт эшафота. Один за другим на него взбирались выкрикиваемые ледяным голосом: Пегас, Антуан, Николь, Поль. Выкрикнув очередное имя – Александра, голос вдруг задрожал и видение растаяло, и площадь стала пуста, и только ржание коня, удалявшегося от площади в темноте узких улочек. Снился дракон. Он летал над девочкой совсем низко, закрывая собой небо, а она, вместо того чтобы испугаться его и убегать, побежала за грозным созданием, догнала, и пыталась запрыгнутьтому на спину, и желая этого – отрывалась от земли и парила, но, картинка чуть дрогнула, и оказалось, догнать дракона так и не смогла, а он, круг за кругом, изрыгая из пасти огонь, жёг всё вокруг. Этот сон вдруг превращался в войну, большую, страшную, и вот уже на горизонте пылает солнце, а следом другое и третье, девочку парализует страх, её ноги слабнут… Огонь солнца совсем близок, и она чувствует его смертоносный жар. Этот жар вот-вот опалит её, но, она просыпается и облизнув пересохшие губы и осознав, что это лишь сон, засыпает. Остров. Маленький холодный остров. Пустынно. Маяк. Небо и море. И корзинка полная ягод. Корзинка качается на волнах, и они вот-вот обрушатся на неё и заберут с собой. Бедная маленькая корзинка в большом холодном море. И вот свет. Луч за лучом освещают её, свет сменяется тьмой, а она сменяется светом, и что-то большое, блестящее толкает корзинку к этому свету. Чьи-то сверкающие спины и плавники… и песня, будто соловей поёт утром в кусте боярышника. И вот, уже тепло, корзинка в лучах солнца, и конь, большой конь с крыльями. Он бежит по песку, вдоль начинающегося моря, бежит спокойно, гордо, и расправив крылья делает ими взмах, другой и уже не подчиняется ни земле, ни морю. Маленькая девочка смотрит вверх стоя на камнях, и вокруг море, куда ни глянь. Но солнце садится, и конь… конь превращается в дракона, и море под ним шипит, иссушается. Камни под девочкой обугливаются, рассыпаясь в прах, а она, вместо того, чтобы упасть, вдруг взмывает вверх и седлает дракона. Головокружение от победы выдёргивает её из сна. Девочку звали.

     – Николь. Николь, милая, проснись.

     Сквозь клубы чёрного дыма, струи огня и восторга обретённой победы, девочка слышала мамин голос. Он, будто перезвон колокольчиков, хрустальными струями изливался из башни маяка, на том острове, над которым она, сидя на драконе, пролетала. Свет маяка и мамин голос. Свет начал меркнуть, а голос, напротив, становился чётче, приближался. Или, это она сама приближалась к краю сна?

     Открыв глаза, Николь различила лицо мамы, пахло чаем с лимоном. Рядом сидел кто-то ещё. Нет, это же месье Марше, мамин доктор. Она подняла голову, и положив ещё одну подушку, попыталась сесть.

     – Добрый день, молодая леди. Рассказывайте, что вас беспокоит, – Месье Марше склонился над девочкой.

     Доктор ей нравился. Он не старался выглядеть моложе своих лет, но был всегда аккуратно одетым и подтянутым. Карие глаза на безупречно выбритом лице излучали доброжелательность и участие. Гусиные лапки говорили о его улыбчивости. Стрижка ёжиком, и приятный мягкий аромат парфюма дополняли образ. Было даже, что Николь фантазировала о нём как муже для своей мамы, но увы, у её мамы было, видимо, какое-то своё видение будущего.

     Мягкий грудной голос вывел девочку из раздумья. – Николь, ты меня слышишь?

     – Ой, да! Месье Марше, прошу прощения, чувствую себя не очень хорошо.

     – Ну что же. Судя по температуре, ничего иного быть и не может. И так… – мужчина улыбнулся.

     – Я, кажется, заболела.

     – И у тебя слабость. Не так ли?

     – Да.

     – Горло болит?

     – Немножко.

     Доктор посмотрел горло и послушал лёгкие. – Жаропонижающее давали больной? – он обратился к мадам Бишот.

     – Да. Час назад.

     – Месье Марше посмотрел на градусник. – Хорошо.

     – Вы уверены? – с тревогой в голосе спросила мама Николь. – Такая высокая температура. Может лучше положить в больницу?

     Доктор Марше засмеялся. – Милая мадам Бишот, дети так и болеют. Они легче нас переносят высокую температуру, – он подмигнул девочке. – Полежит несколько дней в постели и снова будет скакать и смеяться.

     – Мама, не переживай, я всего лишь подхватила температуру.

     Мама улыбнулась. – Температуру не подхватывают.

     – Тебе надо теплее одеваться. Уже холодно. Ты шапку надеваешь выходя на улицу? – строго спросил доктор.

     – Месье Марше, конечно! Но вчера я промёрзла. Это была случайность.

     – Ты пошла пешком из школы? Я же просила тебя не ходить пешком. Есть же автобусы.

     – Нет, мама. Я ехала на автобусе, и вышла на своей остановке, и уже пошла домой, но со мной из автобуса вышла первоклашка из нашей школы. Автобус уехал, а она вдруг заплакала. Я подошла к ней и спросила, почему она плачет. Оказалось, что она перепутала остановки и вышла раньше времени, а дороги домой не знает. Ну не бросать же малышку одну. Я выяснила где она живёт. Оказалось, что идти ещё далеко и я повела её. Вот и замёрзла пока шла с ней до её дома, а потом обратно до своего дома.

     – Хороший поступок. Николь, ты молодец. – Доктор Марше обратился к маме девочки: – думаю, вы не будете ругать дочь?

     Мадам Бишот улыбнулась. – Нет. Не буду. Я поступила бы так же.

     – А теперь ложитесь поудобнее, накрывайтесь одеялом и постарайтесь поспать. Сон – лучшее лекарство, – доктор Марше всё так же улыбался. – Мадам Бишот, нам надо поговорить о лечении юной леди.

     – Конечно, доктор. Пройдём на кухню, я приготовила чай с малиновым вареньем.

     Взрослые удалились.

     «Хороший он. Вот бы мама замуж за него вышла...»

     

     На ясные, прорисованные в деталях воспоминания, опустился густой туман, в котором растекался далёкий рокот дизель-генератора. Рокот смолк. Поднявшись на гору девочка не обнаружила маяка. Под высокой берёзой растёт куст крыжовника. Поросшая берёзами и кустарником возвышенность. Домик. Поль сидящий на камне. Из домика выходят девочка и мальчик. Тот мальчик тоже Поль. Пустота. Страх. Разъярённый дракон. Колодец с разлетающейся во все стороны спиралью. Старая лодка. Снова домик. И Саша. Здесь, на этом острове всюду Саша, и никакой Николь. Но почему? Кто такая эта Саша? И почему у неё мои глаза?

     Кадры спутались, витки перемешались. Свет погас. Дрогнуло пространство. Белая пустыня. Сани. Олени. Мир озарённый светом. И снова Поль. Его дорога убегает вперёд, за горизонт. Мальчик уходит. Остров удаляется, а на смену острову возвращается прерванное калейдоскопом мельтешащих видений, такое важное для неё сейчас воспоминание:

     

     Дверь комнаты отворилась. Войдя, мадемуазель Бишот присела на край кровати. – Поль пришёл. Ждёт в гостиной. Ты как? Не против?

     – О! Конечно, нет! Мама! –Девочку обрадовала эта новость, и она стала выбираться из-под одеяла. – Ну, только, чуточку пусть подождёт. Я сейчас, мигом. – Она забегала по комнате ища расчёску и что-нибудь из одежды – не в пижаме же сидеть перед мальчиком.

     – Я смотрю, тебе лучше. Это хорошо. Крикнешь сама Полю как будешь готова.

     – Ага.

     Прошло минут пять судорожных приготовлений, и взъерошенная Николь, с облегчением выдохнув села на кровать.

     – Поль, заходи! – крикнула она.

     Мальчик приоткрыл дверь и заглянул в комнату. – Привет. Ты чего такая?

     – Какая, такая?

     – Ну, такая, возбуждённая, что ли, – мальчик смущался, слова давались ему с трудом.

     – Поль, а ты не хочешь на улицу сходить?

     – Тебе же нельзя! Мама твоя сказала, что ты болеешь, и ещё дня два дома просидишь. Ты хочешь сбежать из постели? Я не согласен. – Он помотал головой, упрямо сжал губы и неожиданно продолжил: – Николь, я тебе уже говорил, что ты странная, и мне это в тебе нравится. Вот только понять всё никак не могу – как у тебя это получается? Понимаешь, все вокруг какие-то обыкновенные, нет, конечно у каждого есть что-то своё, но… Вот, твои глаза, они очень глубокие, там даже есть что-то, это как если смотреть в телескоп на небо. И они у тебя то зеленее, то голубее…

     Девочка хихикнула. – Может, калейдоскоп?

     Поль кивнул. – Ну да. Калейдоскоп.

      Мальчику очень нравилась Николь. Он часто думал о ней, мечтал, что когда-нибудь они станут близкими друг другу людьми. Будучи застенчивым, он никогда и никому не говорил, что она его подруга. И к его радости та не заводила новых знакомств. В этом не было его заслуги. Николь пребывала в своём мире, и этот её мир разительно отличался от обычного, населённого окружающими, людьми, которых он знал. Из раздумий его вывел голос девочки.

     – Ты, когда-нибудь думал о том, чтобы поцеловать меня?

     – Николь, – мальчик покраснел, попытался ответить, оправдаться, объяснить как она не права, и что он думает только о хорошем, без всякого там… но выходили лишь сбивчивые обрывки фраз: – что ты… я… да. Думал… Конечно, но… – смущение сбило его с толку, сломало язык, обестолковило.

     – А он милый. И руки. Вон какие. – Она посмотрела на руки друга. – Сильные, тёплые, большие. Я где-то уже видела эти руки. Видела и ощущала. Много раз.

     

      Девочка закрыла глаза . Что из всего вспоминаемого было, а что будет ? На волнах покачивалась маленькая фруктовая корзинка служившая ей колыбелью. Море медленно, неотвратимо отдаляло её, спящую, от Поля, от мамы, и от многого, так хорошо ей знакомого и родного. Но там, где девочка пребывала начав вспоминать, она видела себя эту. Будто здесь и сейчас сливалось со всем там и тогда в одну точку, погружённую в ледяную воду тёмного колодца, и темноту эту освещали лучи маяка стоящего на горе. И куда ни протяни руку, дотронешься до себя, пусть то прошедшую или ещё не явленную.

      В ткань воспоминаний прерываемых вереницами не стройных видений ворвалась знакомая мелодия будильника.

      «Как странно. Эту мелодию я должна услышать позже, идя по другой дороге, – девочка оглянулась. – Наверное я снова что-то напутала. Пусть так. Сейчас я вернусь на остров и всё исправлю».

      Круги времени, подобно бликам воды в колодце, отбрасывали на голубом полотне небосвода, отблески путей моих. Круги времени. Они порождались в глубине колодца, выходили из него, вели за собой миры, и доводя до финала уходили в точку своего порождения. Но случалось и иное. Я, будучи Ключницей открывала новый мир не тем ключом, что для него предназначался. В такие моменты ключи на кольце висящем у меня на поясе шуметь начинали. Замок же, неверным ключом открываемый, скрежетал. Так и с путями моими бывало, когда следующий впереди предыдущего оказывался. Потому как шла я не всегда с востока на запад, или с запада на восток, но иной раз встав на востоке на восток и смотрела ногами своими.

     

     ***

     

     Она возвращалась. Нахлынувшие на неё воспоминания выталкивали из мягкой колыбели.

     «Пора. Я нужна этому миру. Нужна тем, кто любит меня. Тем, кто пересаживает куст, только чтобы порадовать меня, кто идёт тысячи миль по заснеженной пустыне сопровождая сани запряжённые оленями, кто боится за меня, кто мною покинут, и ждёт».

     Колыбель растворилась превратившись в белое облачко на фоне небесной лазури. Проплыв над островом оно, скрывшись за горизонтом опустилось к морской глади и исчезло в ней.

     

     – Поль? – девочка открыла глаза и посмотрела на мальчика, сидящего на сундуке стоящем рядом с тахтой, на которой она сейчас лежала.

     – Николь, всё хорошо. Ты просто…

     – Николь? Я не понимаю, о чём ты говоришь.

     – Ты меня удивляешь. Я с тобой разговариваю вообще-то.

     – Но… я же Саша! Причём тут какая-то Николь?

     – Ты Саша? Хм, – мальчик задумчиво посмотрел на лежащую в постели подругу. – Значит ты Саша, – констатировал он. – Ага. Понятно.

     – Что тебе понятно? О чём ты? – девочка посмотрела вокруг, явно не понимая где находится. – Я где? Мне незнакомо это место.

     – А что ты сама думаешь? Где ты?

     – Поль, скажи мне: все вернулись или мы с тобой одни на острове?

     – Вот так да! Ты делаешь успехи! Поздравляю тебя!

     – С чем поздравляешь? Я, ну совсем ничего не понимаю! Ты дурачишь меня?! – Она приподняла голову, и найдя глазами окно, посмотрела в него. – Где Галина?

     – Галина? – Ах ну да. Конечно. Что тебя удивляет?

     – И где все девочки? Ты мне так и не ответил. Мы одни?

     Мальчик внимательно посмотрел на Сашу. – Ты помнишь домик на верхнем плато, возле поля с овсом?

     – Так мы здесь? – Девочка оглянулась в надежде найти глазами то, что напомнит ей о той комнате, в которой она когда-то нашла спящего мальчика. Что-то явно было не так. – Но. Это правда тот дом?

     – Если ты можешь встать, предлагаю тебе небольшую прогулку. Сама всё увидишь.

     – Хорошо, – Саша села.

     Поль протянул ей руку. Она встала на пол, сделала шаг и поняла, что может уверенно идти. – Спасибо. Я чувствую себя хорошо. Пойдём.

     Сашу тревожила несвоевременность её здесь присутствия. Пугала немота стен, которые, казалось бы должны быть родными. Не скрипели половицы. Неслышно было и шёпота памяти, да и нечему было шептать. Окружающее жило ожиданием ещё не свершённого. Уловив все эти ощущения девочка забеспокоилась, но говорить об этом мальчику не спешила. Ей необходимо было убедиться в своих знаниях. Пройтись по острову. Увидеть эту реальность.

     Выйдя из домика, ребята пошли сначала к верхнему озеру, чтобы потом от него идти в сторону маяка. Озеро отливало светло-голубым, а вот остров по центру показался Саше большим, но удивило её не это, а отсутствие дорог там, где они всегда были. Дороги исчезли. Они не заросли. Нет. Их не было вовсе. Как не было и маяка. Северо-восточное окончание взгорья встретило Сашу берёзовым лесом и зарослями кустарника. Маяк, домик маячников, столовая, а также домик девочек и Галины Александровны попросту отсутствовали. Отсутствовала даже радиометрическая башня матросов, которая стояла здесь с незапамятных времён над самым обрывом. И никакой памяти. Даже фундаментов или намёков на них.

     – Как же так?! – Саша была растеряна. С горы она хорошо видела чистое нижнее плато, на котором должны были быть дизель-генераторная и цистерны для топлива. Тишина подтверждала отсутствие всего этого.

     – Здесь нет ничего, что так привычно для тебя. Всё исчезло. Или ещё не стало. – Поль с виноватым видом пожал плечами и взял Сашу за руку. – Пойдём. Я тебе кое-что покажу.

     – Пойдём, – обречённо согласилась девочка.

     Поль повёл её туда где должна была стоять кочегарка. – Помнишь это место?

     – Здесь кочегарка стояла. Конечно, помню. – Она помолчала смотря на заросли малины. – И сейчас её нет. А вот берёза у входа так и стоит. И она точно такая какой я её помню.

     – Присмотрись получше. Что ещё ты видишь? – Поль показал рукой вниз, под крону берёзы.

     – Куст крыжовника? Но… Это же куст, который я хотела пересадить! Он рос у нижнего колодца. Я сама его туда посадила, как вернулась от поморов. – Саша села на корточки. – Ух ты! Значит девочки успели перенести его, а мне ничего не сказали. Наверное, сюрприз хотели сделать.

     Мальчик склонил голову и посмотрел на подругу исподлобья. – Нууу… Когда я вернулся на остров, куст этот был там, куда ты его и посадила. Тогда ещё и колодец нижний был. И всё было, кроме вас всех. Я был у колодца и видел куст, незадолго до того как воздух вздрогнул. А теперь, как ты сама видишь, нет ни нижнего колодца, ни бани, ни водопроводной трубы. Нет маяка на косе. Нет даже причала и кладбища, а ведь этому кладбищу много сотен лет. Зато куст твой здесь, под берёзой, как ты и хотела. Но я тебе покажу ещё кое-что удивительное. – Он протянул Саше руку.

     Та тряхнула головой, будто стряхивала с себя странную путаницу вновь узнанного, взялась за протянутую другом руку, и встала.

     Спуск был сложным, ведь не было ни дороги, ни тропинки. Поль вёл девочку в сторону косы. Зайдя в рощу берёз, они прошли место где, как знала Саша, всегда стоял и тарахтел дизель генератор. Тут девочка, дёрнув друга за рукав, повернула в право и пошла не откликаясь на его вопросы.

     – Ты куда? Я тебя к косе вёл!

     Так, в молчании, шла она вперёд. Наконец, становившись, осмотрелась и нахмурилась. – Здесь… – она не договорила, и вглядываясь в пейзаж, с озабоченным видом пошла вперёд делая шаги будто боялась на что-то наступить.

      – Саша, ты чего?

      – Здесь… Нет. Он должен быть здесь. Я это точно знаю. – В голосе девочки были огорчение и удивление.

     Саша судорожно вдохнула и выдохнула, обхватила голову руками, и не замечая мальчика шла по роще пристально вглядываясь в свежую опавшую листву. Она ходила кругами и тихо причитала.

     Поль забеспокоился. – Саша, ты чего? Что с тобой?

     И тут, девочка побежала, оглядываясь по сторонам, будтобоялась упустить из виду упавшую и быстро скачущую от неё ценную вещицу. – Колодец, – не глядя на мальчика, на бегу проговорила Саша. – Он должен быть здесь. Должен! Его не может не быть. Не может! – Она, наконец, остановилась, и опустилась на корточки.

      – Колодец? Тот старый колодец? – удивился Поль. – Ты его ищешь? Но он всегда здесь. Сейчас мы его найдём. Обязательно найдём.

      – Нет! Если бы он был сейчас здесь, я бы его увидела! Ведь, если есть я, есть и он! Это мой маяк, а я его потеряла.

     И тут, Саша вскочила на ноги, подняла голову, и глядя в небо, закричала.

     Звук её крика накрыл волнами всю рощу. Поль содрогнулся. По телу мальчика пробежали мурашки. Следом за этим что-то невидимое сбило его с ног. Он упал на спину, и поражённый происходящим, несколько мгновений не открывал глаза.

     Волны невиданной силы прокатывались одна за другой сопровождаемые низким гулом. Необъяснимый страх сотряс мальчика.

     

      Мир скомкался. Цвета смешались. Безграничное, не проходящее, оказалось дымным облаком.

      – Нет. Здесь должен быть он. И должен быть тот, за кем я пришла в этот мир. Я должна найти их. Одного за другим. И колодец. Без него я потеряюсь, и в следующий раз не вспомню себя.

      Она зарыдала. В полный голос. Не стыдясь. Но вместо слёз...

     

      – Колодец, колодец, колодец, – дрожа всем телом, причитал мальчик. – Ей нужен этот чёртов колодец. Он должен быть здесь. Он всегда был здесь. Если я его не найду, она сожжёт всё, а затем примется уничтожать остальное. Силы природы, что делается то?!

     Поль бежал, вначале от места жуткого явления, а затем стал брать левее, рассчитывая обежать по кругу страшное место. Он должен был найти колодец. Иначе всему конец.

     А Саша продолжала кричать, но теперь уже испытывая ярость из-за отчаяния. Ей было страшно от мысли, что колодца здесь больше нет. Но он был здесь всегда. Всегда, это значит, подобно стреле без начала и конца пронзающей абсолютно всё, и в каждой точке её пронзания есть колодец. Так задумывалось. Таков был замысел.

     И в этот момент, испытав ужас потери необъяснимо важного в своей жизни, она стремительно исчезала из мира лишённая опоры, схлопнувшись в точку. Втянувшись всем материальным, что у неё было, она свернулась в свою сущность тугим комком. Настолько тугим, что процесс втягивания и закручивания не останавливался, но продолжался и продолжался до того момента, когда сама точка её существа, сама сердцевина, не начала поглощать даже свет и звуки всего мира. И тогда, в приступе ярости, она обратила своё отчаяние в мир материальный, поглотив собою всё сущее, и только после этого перестала быть осязаемой, некоей точкой, чем-то замкнутым в самом себе.

     На смену беспорядочно-пульсирующим энергиям пришла флегматичная, размышляющая аморфность. Приятное водянистое состояние не обязывающее ни к чему. Но длилось это блаженство недолго. Энергии, разлетевшиеся из ловушки замкнутого на себя разума, вернулись в точку порождения и попали на благодарную почву протоматерии ещё не зародившегося нечто.

     Саша начинала испытывать упорядоченные движения. Исчезала неосязаемость. Вспыхивали искры видений. Корзинки, рождения, тёплые мягкие руки, стремления, волны, снова корзинки…

     В её животе расходились волны тепла. Приятными, упругими пульсациями. Объятая жаром голова походила на горящую сталь...

     Саша услышала крики. Глухие, будто из-за пелены марева, доносились до неё эти крики. Знакомый голос. Опустив голову она усмотрела далеко внизу, среди берёз, фигурку машущую руками.

      – Я нашёл колодец! Он здесь! Он есть! Не пропал!

     Жар исчез. Исчезла лёгкость. Невесомость оставила её. Она видела медленное приближение земли, травы, листьев. Оказавшись лежащей на земле она поднялась и огляделась. Из-за берёзы показалось знакомое лицо. «Кто он? Я его знаю? Мы знакомы? Да. Я знаю его. Это Поль. Глаза его широко раскрыты. Он с ужасом смотрит на меня. Боится выйти из-за укрытия. Дурачок. Чего боится?»

      – Саша, – мальчик икнул. – Я… я нашёл колодец. Он никуда не девался. Мы его не увидели сразу. Прошли мимо и не увидели. Пожалуйста, поверь мне.

     Она открыла рот и поняла, что теперь может говорить.

      – Где? – с выдохом, жёстко спросила она.

      – Там, – мальчик махнул рукой. – Идём. Я тебе покажу.

     Она взмахнула руками, это было так обыкновенно, но ни к чему не привело. Ноги. Ах, чёрт.

     Она пошла в ту сторону куда махнул рукой этот перепуганный до смерти мальчик.

      – Я Поль.

     «Зачем он это сказал? Странное уточнение, – подумала она. – Но он прав. Я будто бы знала кто он, но уверенности не было. И как он понял, что мне нужна подсказка? Оставим это на потом».

     Поль шёл впереди и через каждые несколько шагов оборачивался и с тревогой в глазах смотрел на неё.

     Метров двести вдоль берега моря и они углубились в рощу преодолев пару подъёмов. Всюду мох и кусты. Ягодные. Брусники, а может то была сика. А затем берёзы, редкий папоротник, и мох, и всё это покрыто опавшей красно-жёлтой листвой. Ребята вышли на то место, где начались их поиски, где, как и всегда, извечно, стоял колодец, и откуда, пришедшая в ужас Саша побежала не разбирая дороги.

      – Вот, – Поль остановился и показал пальцем на груду камней в нескольких метрах от них. Груда камней оказалась колодцем. Он был сильно разрушен. На одном из камней лежал деревянный, истрёпанный временем черпак. Рядом на земле лежало то, что когда-то было ведром. Полусгнившее деревянное донышко, два стальных, проржавевших кольца, да сильно погнутая ручка.

     – Как странно, – задумчиво произнесла девочка.

     – Что странно?

     – То, что я не увидела его. Так никогда не было. Не должно было быть. Значит, в тот момент колодца ещё не существовало. Я оказалась перед началом всех своих дорог. Мне пора остановиться и оглянуться вокруг, а иначе, все миры украшающие пространство могут исчезнуть. Я чуть не уничтожила всё то, что так дорого мне. Но всё исправилось и больше бояться нечего. – Саша улыбнулась, пошла вокруг колодца, и сделав круг против часовой стрелки развернулась и пошла в обратном направлении.

     Поль, всё ещё с тревогой в глазах, наблюдал за девочкой. – Что тебя так расстроило, когда ты не нашла колодец? Он так много для тебя значит? Ну, начала бы всё заново. Ведь так уже бывало. – И сказав это он уже пытался улыбаться, считая что так сможет успокоить подругу.

     Девочка молчала, только исподлобья посмотрела на Поля.

     – И что это было? Ты сама то хоть понимаешь?

     Саша снова ничего не сказала. Стоя спиной к мальчику она сделала глубокий вздох, подняла голову и закричала. Оглушительный, утробный звук её голоса, осязаемой волной всколыхнул воздух и покатился к небосклону. Тот задрожал, затем зазвенел, и по нему, одна за другой, покатились сияющие полосы схожие с переливами всполохов Северного сияния.

     Поль сидел на коряге, и разинув рот смотрел на девочку. Она обернулась, посмотрела на него, и улыбнулась. – Не бойся. Я не хотела сделать ничего, что нельзя было бы исправить.

     Поль глубоко вздохнул. – Ага. Я видел.

     – Хм. Ну и пусть. Ведь всё началось бы сначала. Как всегда.

     – Для тебя, да.

     Но Саша его уже не слушала. Подойдя к мальчику, она протянула ему руку. – Ты мне хотел что-то показать. Ты идёшь?

     Поль встал и повёл её в сторону берега.

     Не торопясь, погружённые каждый в свои мысли, шли по плотному песку береговой линии, иногда обходя большие валуны и брёвна, принесённые сюда морем и брошенные на вечное одиночество на берегу безлюдного острова. И только здесь, на берегу, Саша стала успокаиваться. Здесь, где целую вечность море ласкает этот маленький островок, всё остаётся прежним. Запах гниющей травы, крабики выброшенные волнами на песок и спешащие обратно в родную стихию, брёвна, принесённые сюда, откуда им нет пути дальше, линия горизонта, где сливаются в лёгкой дымке море и небо, нерпы, лежащие на песке под тёплыми лучами солнца. Саше стало хорошо. Она была дома. Пусть даже её дом опустел, и смолкли голоса родных ей людей, но это её дом. И грусть. Вот именно сейчас, стоя на берегу, и осознав всю глубину чувств к этому острову, Саша заплакала. Плакала тихо. Плакала от большого трудно умещаемого в себе чувства единения. Поль, увидев, что она плачет, подошёл и обнял её. Ему была понятна причина. Он понимал, успокаивать Сашу не надо. Надо дать ей понять — он испытывает те же чувства.

     Саша вытерла, как могла, лицо руками и пошла дальше. Небо было безоблачным. Над головами ребят мягко, по-северному, сияло солнце. Волны лениво накатывали на песок. Отлив закончился, а до начала прилива было ещё далеко. Впереди всё чётче проступала коса. Но заканчивалась она не маяком. Только маленький клочок земли.

     – Постой! – Девочка дёрнула мальчика за рукав. – Ты видишь, там на косе?

     – Что? Что там?

     – Там что-то есть. Пойдём скорее.

     Ребята прибавили шаг, и через минуту перед ними предстала длинная, извилистая дорожка из валунов, ведущая к когда-то стоявшему в море маяку. Перескакивая с камня на камень, а иногда и просто ступая в неглубокую воду они достигли совсем маленького островка, на котором не смогла бы поместиться даже избушка. Только песок и редкие камни. На песке лежала перевёрнутая старая лодка.

     – Лежит здесь не так давно. Посмотри. Борта песком не засыпаны. Несколько приливов и лодку на половину занесёт песком.

     – Ты думаешь, здесь кто-то есть? – Саша казалась встревоженной.

     – Сама она вряд ли сюда приплыла и перевернула себя. Так не бывает. Но на острове точно никого нет. – Поль был уверен в своём мнении.

     – Но откуда эта лодка? По морю, да на такой утлой лодчонке далеко не уйдёшь. Надо быть отчаянным. Так ведь?

     – Такие лодки Поморы строят, но используют их на реках.

     – А может быть так, что это здешняя лодка? Мы же не можем знать все лодки на острове.

     Поль задумчиво посмотрел на девочку. – Может и так. Да только, насколько я знаю, на острове и есть то, что карбасы и катер. Точнее – были, но не в этот раз, – уточнил мальчик. А вот лодка может от проходящего мимо корабля. Могла отвязаться и её приливом сюда выбросило. Может рыбаки потеряли. Но то, что она лежит перевёрнутой, меня смущает. – Поль дотронулся до Сашиной руки. – Нам пора идти.

     Взобравшись на гору, ребята направились в сторону дома. И тут, Саша остановилась, покрутила головой, бросила взгляд на ближайшую берёзу, подошла к ней и прислонилась спиной к стволу дерева.

     – Дальше я не пойду. У меня нет сил.

     По выражению её лица, Поль понял, девочка решительно не продолжит сейчас путь, хоть до домика оставалось совсем не много.

     – Что случилось?

     – Не могу идти. Ноги вдруг ватными стали. Не могу, – решительно добавила девочка. – Будто стена передо мной невидимая.

     – Ну что же, значит посидим здесь. Нам и спешить то некуда. – Мальчик присел на камень рядом с подругой. Порывшись в карманах, он извлёк горсть сушёных яблок. – Я и забыл о них. Это же для Пегаса. Всегда для него держу в кармане яблоки.

     – Пегаса? – переспросила Саша.

     Поль с возмущением посмотрел на девочку. Но что-то в её взгляде заставило его смягчиться.

     – Конь. Он всегда здесь был. Ты запамятовала. Ну ничего. Вспомнишь ещё. – Он раскрыл ладонь и протянул её к девочке. – Бери, ешь.

     Прошло не меньше получаса как Саша встала, и изъявила желание идти дальше.

     – Мне уже хорошо. Пойдём.

     – Ты уверена? Тогда пойдём.

     Ребята двинулись в путь, и совсем скоро увидели домик из которого вышли несколько часов назад. Вдруг Саша остановилась.

     – Смотри. Дым из трубы. Но разве ты топил печь?

     – Нет. Не топил.

     – Да и дом, посмотри, не такой. Тот, из которого мы вышли был много новее, будто только поставленный, а этот не такой, он старый совсем. – Девочка показывала рукой на дом. – Он тот, но не тот.

     Поль виновато опустил голову. – Наверное я знаю, отчего так. Да только не уверен. А если моя догадка верна, значит твои пути соприкоснулись, но этого ни при каких обстоятельствах не может произойти, а если, всё же произошло...

     – Ты знал, что так может быть? – Саша хмыкнула. – Я как проснулась, осмотрела комнату. И то же сомнения были, но подумала, может чего не понимаю.

     – Странно это. Вот, и стоит он на том же месте…

     – Но Поль! – прервала его Саша. – Как такое может быть?!

     – Скоро мы это узнаем. Я так думаю.

     Они двинулись дальше, и уже было видно, что дверь оставлена не прикрытой.

     – И дверь, посмотри, я её точно закрывал. В этом не может быть сомнений!

     – Здесь кто-то побывал?

     – Нет. Это исключено. – Поль тряхнул головой. – Этого не должно быть.

     – Странно, – Саша казалась встревоженной. – Сначала лодка. Теперь вот и с домом что-то, и печь растоплена. Пойдём скорее.

     – Этот дом живёт своей жизнью, или сломалось в нём что, – нервно улыбаясь проговорил Поль. – Вон и чайник на плите. Можно чаю попить, да боюсь я, а чего боюсь, не понимаю.

     Саша, не заходя следом за другом на кухню, направилась прямиком в комнату.

     И тут, из комнаты куда только что вошла девочка, раздался крик: – Поль!

     Тот вбежал в комнату. – Что случилось?

     Саша дрожащей рукой показывала на правый от окна угол. В углу висела корзинка. – Поль, – повторила девочка слабым голосом. – Это моя корзинка. Её здесь утром не было. Поль. – Она замолчала, попыталась сделать шаг к тахте, но не смогла. Её сознание помутилось, а всё вокруг стало наполняться ватной, белесой пустотой.

     

     ***

     

     Примерно за пол часа до того, как Саша потеряла сознание, по склону горы, не торопясь, в полной тишине, спускался конь. Верхом на коне сидел мальчик лет девяти. Он держал путь к косе, где на месте когда-то стоявшего маяка лежала перевёрнутая старая лодка. Успеть ему надо было встретить девочку там, откуда она, по вине своей необузданной воли, вернётсяна остров, отчего земля под ним дрогнет, и вернёт колодец в те начала когда ещё образ его предназначения везли сани запряжённые оленями ведомые древним северным народом. И если он не поможет Саше найти его – многое может произойти. Но её шаги стали такими запутанными, так много дорог ею исхожено, что у Поля зарождались нехорошие предчувствия. Подумав об этом, он неожиданно для себя хмыкнул. – Чувствую я, на этом испытания не закончатся.

      И оказался он за далью всех путей, куда, не ведая того, я отправила его. И спутались в истории его восток с западом. И всходило солнце слева, а заходило справа. И не знал он того оглядываясь за правое плечо. Но встретились ему на пути два человека, и сказали о витках, что соприкоснулись друг с другом. И боялись они. И ждали неизвестного. И были все вместе, как пальцы одной руки.

     

     

     Поль был подавлен. Молодой человек, лет двадцати, высокий, но то, для кого как: – метр восемьдесят, светловолосый, лицо вытянутое с большими глазами, то ли зелёного, то ли голубого цвета. Бесцельно бродя по улочкам маленького города, он плохо понимал, что здесь делает. Да и мир этот был чужд ему. Старый мир. Давно виданный им, но всё ж память подсказывала: был он где-то, за многие пути от привычного, вчерашнего. Был, и вот снова есть. А раз оказался здесь, так, то была воля не его. Значит, неспроста. Однако всё говорило за то что искать надо здесь, на этом острове, в этом времени, но надежда его уже истекала. Прошёл не один год как он покинул остров оставив Сашу с другим собой, и кажется, всё на тот момент складывалось благополучно, но так ли это, если он так до сих пор и не смог найти девочку? Саши не было. Её не было нигде. И, хотя он, хорошо понимал невероятность того что она могла исчезнуть вообще. Нет! Невозможно. Такого не могло случиться, ни при каких обстоятельствах! Существует совсем не много причин могущих заставить девочку исчезнуть, и ничто сейчас не говорило об их игре. Да и потом, исчезновение Странницы, именно исчезновение, а не привычное и частое её перерождение, неминуемо привело бы к разрушению всего что та создала. И всё же, руки у него опустились. Саша молчала, и блокнот лежащий у Поля в кармане рюкзака, молчал тоже, и лишь изредка вздрагивал незавершёнными, не оформившимися началами мыслей, более подобными ошмёткам сознания. И неясно было ему: её ли размышления он видит, а если её, то что она хотела сказать, и какая причиназаставляла прерываться, не давало выразиться, останавливала?

     Сняв маленький домик в самом конце улицы Паарнат несколько лет назад, Поль исходил всю Гренландию вдоль и поперёк. Похаживал буквально по всем городкам, деревушкам, и рыбацким поселениям, но следов Александры так и не обнаружил. Были здесь и странности, а именно, сами коренные жители этого острова – инуиты. И если в городах представители этого народа были по большей части коммуникабельны, и с почти любым из них можно было завести разговор, то вне городов, и в особенности в северной части острова, инуиты жили обособленно, и неохотно общались. И, чёрт побери! Именно у этого северного народа бывало в семье помногу детей, и по обыкновению, девочек заметно больше нежели мальчиков.

     Что больше всего сводило Поля с ума, так это легенда не пойми какой давности. Будто на самой северной оконечности острова, один рыбак, спасшийся от шторма благодаря тому, что укрылся в ледяной бухточке, возвращался домой и заприметил в море младенца. Младенец был спасён. Но никаких подробностей инуиты не рассказывали, ссылаясь на давность лет. Поль так ничего и не смог выяснить. Что за младенец, в каком виде он был в море? Что? Сам плыл? Лежал на спине? Лежал в лодке? А может в корзинке…? Мальчик или девочка? Насколько Полю было известно – Саша всегда возвращалась девочкой, но ничто не мешало ей быть и мальчиком. А то, что было это сто лет назад… Может быть, и так. Может она в те далёкие времена и появлялась здесь, на этом студёном острове, и может, инуиты и нашли её, спасли и вырастили. Поль не мог отрицать этого.

     Сейчас, сидя на берегу, парень слушал, как чайки шумели, отнимая друг у друга добычу. Поднимался ветер.

     «Может она снова в Канаде, на острове? Нет. Мне надо быть здесь. А если не здесь, то вернуться на свой остров. Свой остров. – Подумав об этом, Поль улыбнулся. Это приятно – так думать о месте, с которым связаны лучшие моменты жизни.

     Взбираясь в гору по узкой, извилистой, и едва приметной тропинке, он заметил кошку, или это был кот. Неважно. Тот сидел в зарослях травы и полусухого, низкого кустарника, и, как понял Поль, что-то ел. «Мышку поймал», – подумал он, и свернув с тропинки пошёл в его сторону, чтобы получше рассмотреть. Но, по всей видимости, животина не была настроена общаться и убежала. Поль успел заметить, что остатки жертвы тот унёс с собой.

     Поднявшись на гору парень бодро пошёл в сторону города.

     Он шёл по одной из улочек Нуука, тянущейся по взгорку вдоль берега моря. Начало осени, а точнее – сентябрь. Стоял тёплый солнечный день. Поль направлялся в сторону дома. Он был голоден и мечтал об обеде. А ещё, нужно было отдохнуть и пораньше лечь спать, так как завтра рано с утра ему предстояло отправиться на остров Диско. Там, на этом острове, недалеко от небольшого посёлка, проживали по берегам инуиты – рыболовы, охотники за тюленями и собиратели ягод. Проживали они на этих диких берегах сезонно, в маленьких не обжитых юртах и избушках. К ним то Поль и планировал отправиться.

     Два дня назад, гуляя по деревушкам вдоль берега, севернее Нуука, Поль помог рыбаку заволочь лодку на берег. Тот был один, старый, со скрипучим голосом, и всё время, что они волокли лодку по песку, жаловался Полю на больную спину и ноющие колени. Перевернув лодку вверх дном, и обмотав фалом вокруг большого камня, старик неожиданно предложил молодому человеку зайти к нему домой на чай, в знак благодарности. Поль уже знал, что тот одинок, и предположил, что рыбак надеется пообщаться как это любят делать старые одинокие люди. Домом оказалась одна из семи избушек потемневшего со временем дерева на лысом, безо всякой растительности, взгорке, продуваемом всеми ветрами. Не было здесь и дороги, да и дома стояли без оград. Из трубы одного из строений полз дымок. Пахло рыбой. Отворив дверь, которая не была закрыта, и без хозяина в дом могла зайти любая собака по желанию, рыбак сбросил заплечную сумку, скинул резиновый плащ и резиновые же сапоги.

     – Проходи. Не разувайся. Стыло у меня, и не прибрано, – старик быстро растопил печь, и уже ставил чайник. Поль оглядывался по сторонам. Он многое повидал. Бывал и в юртах эскимосов, и рыбацких, кое-как сколоченных домиках-ящиках, и в избах, в которых проживали семьями и с детьми, и это пристанище одинокого старика его не удивляло. Как он смог увидеть, состояло это жилище из двух помещений: кухня и комната. Не было даже предбанника. С улицы и сразу на кухню. Печь. Маленькая металлическая, и других в доме не было. Поль заглянул в комнату, рассчитывая увидеть печь и там. Нет. Печь была одна. Одно окно в комнате, как и на кухне – грязное, слабо пропускающее свет. Железная кровать, шкаф с открытой половинчатой дверью и отсутствующей второй половины, стол, керосиновая лампа на нём, скамья, сундук, корзинка, лет которой было не счесть. Ивовые прутья почернели, многими местами порваны, многими отсутствовали вовсе, образуя дыры, ручка корзинки с одной стороны держалась на одном прутке. Такую и выкинуть давно надо, но эта стояла на сундуке. На дне корзинки что-то лежало, но Поль постеснялся подойти поближе и заглянуть внутрь.

     – Мистер…

     – Зови меня Кузьма.

     – Какое интересное имя. Вы не местный? – Поль засмущался.

     – Самый что ни на есть местный. Поди, уж семьдесят пять лет здесь, если судить по солнцу, – старик улыбнулся и показал Полю на лавку из потемневших, грубо тёсаных досок, приглашая сесть к столу.

     Поль послушался, снял рюкзак и не выпуская его из рук, подошёл и сел за стол. – Кузьма, откуда у вас эта корзинка, – он уточнил, – та, что на сундуке стоит?

     – Так та, что на сундуке, одна и есть, и других отродясь здесь не было. Но историю её я тебе, молодой человек, рассказать не могу, – старик пошурудил кочергой в печи. – Старая история. Дивно старая. И кабы я кому рассказал её, то, давно сочли бы меня безумцем, а в лучшем случае – фантазёром. Но, что могу сказать тебе, так это то, что ничего дороже корзинки этой нет в моей жизни, ибо даровала она мне счастье вскормить и воспитать человека дивной природы…

     – Где сейчас этот человек? – у Поля не оставалось сомнений насчёт того о каком человеке говорит Кузьма.

     – Эээ, молодой человек… – старик снял с печи чайник и поставил его на стол. – Человек тот – птица вольная. Сейчас по правую руку от тебя, а в следующий момент позади, а то вдруг на мгновение пропадает да через лет много, уже перед тобой, – старик довольно ухмыльнулся и хитро посмотрел на собеседника.

     – Право! Вы мне удивительные вещи рассказываете! Как такое быть может?!

     Старик рассмеялся скрипучим старческим голосом. – Об чём я и говорю. Тебе удивление, а ведь я ещё ничего и не сказал. А коли бы сказал хоть часть малую, так ты бы счёл меня безумцем. Потому и молчу. А корзинка эта ещё послужит делу большому. Рано ей в печи то гореть.

     – Кузьма, я внимательно вас слушал, и серьёзно отнёсся к вашему рассказу. И нет у меня оснований считать вас безумцем. Пожалуйста, прошу вас, расскажите историю этой корзинки, – Поль поставил чашку с чаем на стол и сложил ладони рук как в молитве.

     Старик несколько секунд смотрел на Поля, сощурив глаза. – Я знаю тебя. Уж не первый год ты тут. Ищешь всё что-то. Лазаешь везде. С таким рвением какое ты проявляешь, грех ещё не найти что ищешь. Слово я дал молчать. Слово человеку удивительному. А что до корзинки этой – оставь. Не хватит тебе силы жизненной воспринять всю правду, но во власти моей направить тебя в место интересное. И коли, думать можешь, так и возьмёшь обе ниточки в одну руку, и увидишь – нет ни начала ни конца.

     – Что за место такое, о котором говорите вы, Кузьма?

     – Остров. Севернее места этого. Остров Диско. Обращён он западом к берегам Канады. Коли успеешь попасть туда, – загадочно добавил старик, и с удивлением спросил: – неужто не бывал там? Столько исходил, землю руками рыл, искал дорогое себе, а там и не был?

     – Загадками говорите, Кузьма. Не был я на том острове. Но сделаю как советуете. Может и даст мне что это посещение. Остаётся вопрос, как добраться до острова.

     – Добраться не задача. Из города твоего нередко машины ездят в деревушку, что на берегу против острова. Там рыбаки улов сдают. А с деревушки лодкой до острова. Мили три до него по морю. Всякое племя на острове промышляет. Тебе интерес будет на западном берегу. Ищи там.

     – Но что мне там искать? Да и как вы можете знать, что именно я ищу? – Поль уже допил чай. Он был разочарован общением. Понимал, что старик ни при каком условии не расскажет ему историю этой корзинки. Но то, что тот знал многое, и многое мог поведать, было очевидно.

     Правильным было рассказать Кузьме, что Поль знает Сашу, и знает эту корзинку. Что он ищет девочку с целью оградить её от всяческих неприятностей. И тогда бы старик ему доверился и всё рассказал. Но что-то останавливало. Поль не понимал причины, но что-то подсказывало, старик делает правильно напрямую не давая ответов, и уже решил для себя, что после посещения острова, и вне зависимости от того, что он там увидит или найдёт, он посетит старика и расскажет тому обо всём увиденном и узнанном. Но тот и сам попросил парня навестить его по возвращении.

     – Ищи крупицы. Как будешь там, встань на берегу взглядом на запад, может, что и поймёшь. Вот тогда снова ко мне приходи, расскажешь. А сейчас иди. Тебе успеть надо на тот остров попасть. И вот ещё что скажу тебе, – старик пошамкал губами, и раздумывая над будущими своими словами, проговорил: – тебя я знаю. Знаю оттуда, куда ты посмотришь повернув голову свою за правое плечо. А вот, кто я таков, тебе знать нет резону, потому как ведом ты той силой что восток с западом по желанию своему местами меняет. Не сочти встречу со мной заминкой досадной. Худа тебе не желаю, однако… у нас свои дороги, а у тебя дорога другая, силой ведомая. Ни мне, ни кому другому, нет никаких привилегий указывать той силе путь её. Но мы, как и ты, в каверзной ситуации. Тут наши позиции равны.

     Поль выслушал загадочную речь странного знакомца, встал, взял рюкзак, поблагодарил за чай и вышел из хижины.

     В итоге Поль машину нашёл. И вот уже завтра утром она будет проезжать по дороге мимо его дома. Водитель поедет до поселения под названием Саккак за уловом, который выкупал у рыбаков каждую неделю. Машина была большим внедорожником с просторной кабиной и ещё более объёмным кузовом с высокими бортами. Ехать до поселения предстояло несколько часов.

     В этот день произошло то, чего парень так долго ждал. В блокноте появился рисунок. Странный рисунок, дорисовав который Поль увидел и прочитал одно слово, да к тому же нарисованное детской рукой. – Саша есть. И она снова, судя по почерку и слову, недавно явилась в этот мир! – Это сообщение было важным для него. Оно успокаивало.

     Сейчас же, Поль шёл в сторону дома по не широкой асфальтированной дороге, вдоль которой стояли домики горожан, частью одноэтажные, частью двухэтажные, и по большей части выкрашенные в различные яркие цвета, что было обычным делом для Гренландии. Он шёл и думал о том, почему это вдруг Саша перестаёт быть Сашей и становится Николь, и наоборот. И какой, эта девочка, будет при следующей их встрече? А что касательно той корзинки? Поль догадывался, что она не единственная, но история её долгая и интересная. И может так статься, что она самая старая из всех корзинок, которые, когда-либо приносили Сашу в этот мир. И, уж очень странные слова, что сказал старик на прощание. Что-то в них было, но вот что?

     К предстоящей поездке было всё готово. Поль решил пораньше лечь спать, поставил будильник, и успокоенный появившейся перспективой в поисках Саши, быстро заснул.

     За три с небольшим часа машина, большой, крепкий, хоть и старый, внедорожник, проделала путь от Нуука до селения Саккак. Унылое, пустынное место на самом берегу моря. Тяжёлые, серые тучи нависали над холодной, серой водной гладью. Несколько бараков используемых, со слов водителя внедорожника, под склады, и несколько убогих домов. Редкие кустарники и пожухлая трава, да пара старых псов уставших от жизни и смотрящих на мир из под полуопущенных век.

     Поль прошёл на причал представляющий собой ветхое бревенчатое сооружение, устланный полусгнившими и местами проломленными брёвнами настила. Здесь же стояла, непонятно для каких целей, будка с окном, в которой, человек, зашедший в неё, мог только стоять. Рядом с будкой, грудой ржавого металла со следами краски жёлтого цвета, стоял кран, на конце задранной к небу стрелы которого, было подвешено ведро. На ветру ведро раскачивалось, скрипело и дзинькало. С причала можно было различить берег острова Диско. Поль предположил, что до него примерно две-три мили. У причала стояли привязанными баркасы и карбасы. На одном из баркасов мужик в ватной фуфайке что-то прилаживал к корме и Поля, кажется, не замечал.

      – Добрый день! – Поль крикнул и помахал рукой привлекая к себе внимание мужчины.

     Тот услышал и выпрямившись, с раздражением спросил: – что надо?

      – Мне на остров надо. Не подскажете, как я могу туда попасть?

      – На Диско, что ль? Я сейчас туда иду, – мужчина махнул рукой приглашая Поля. – Лезь сюда.

     Поль спрыгнул с причала на палубу баркаса.

      – Скидывай рюкзак. Поможешь мне.

     Поль поставил рюкзак возле рубки и помог мужчине ловя концы канатов, которые тот бросал из карбасов. Таким образом, отчалив от берега, баркас тянул за собой пять карбасов. Полю разъяснили, что карбасы эти будут загружены уловом и отбуксированы в Саккак.

     Баркас шёл бодро и уже совсем скоро, взяв севернее, обходил остров и готовился причалить на северо-западной его стороне к точно такому же причалу какой был в Саккаке.

     Остров Диско встретил Поля тянущим, унылым ветром, серостью камней и травы. Да. Даже трава на этом острове была цвета старого дерева. Остров представлял собой скучный плоский диск и служил прекрасной иллюстрацией к Плоскому миру одного, любимого Полем, писателя. Примечательно, что если поначалу Поль увидел этот остров пустым, то спустя некоторое время он стал замечать, как остров оживает. Сначала запахами, потом звуками, следом – людьми, зарослями торчащего своими ветками как стрелами во все стороны кустарника, постройками, и элементарными признаками цивилизации. Здесь стояла вышка какой-то связи, и на ней же, спутниковая тарелка, тарахтели похожие на муравьёв мотороллеры, а мимо проехал, старательно тарахтя, трактор на гусеничном ходу. И наконец, последним удивительным для Поля было, это – прижатое к земле, с плоской крышей, сооружение с крупной надписью, и почему-то на русском языке, «Столовая» во всю стену обращённую к Полю.

     Он помнил слова старика Кузьмы, посоветовавшего посетить западный берег, а потому, сверившись по карте Поль пошёл туда, откуда ближе всего было до берегов Канады.

     Здесь водились и зайцы. Парень предположил, что питаются они листьями и корой кустарника, не боятся людей, а их главными врагами являются морские чайки коих здесь тысячи. Идя вдоль берега он внимательно смотрел под ноги и всё по причине большого количества гнёзд. В это время года яиц в них уже не было, но разрушать даже пустые и ненужные сейчас гнёзда, он не хотел.

     Наконец, Поль пришёл туда, откуда запад ближе всего, где восток за спиной, юга нет, а север всюду. У самой воды, на камне, сидел человек и смотрел на волны. Никого вокруг больше не было, и решив, что он уже и так там где ему зачем-то надо быть, подумал, что неплохо бы подойти и поздороваться с таким же, одиноко смотрящим на запад.

      – Добрый день.

      – Добрый день, молодой человек.

     По голосу Поль понял, что перед ним женщина весьма преклонного возраста. А ещё, удивило его то, что она поприветствовала его в ответ, даже не обернувшись, и при этом назвала молодым человеком.

      – Простите, что отвлекаю вас, – Парень сделал ещё несколько шагов, чтобы видеть лицо собеседника. – Вы, как и я, пришли смотреть на запад?

      – А сам то ты как думаешь, если я и так сижу и смотрю туда? – голос старухи, а он звучал как именно голос старухи, был скрипучим.

     Поль смутился. – Может вы так сидите, потому что смотреть в этом месте на море и смотреть на запад – одно и тоже. Так ведь может быть?

      – Ты прав. Здесь, это совпадение и не совпадение вовсе, а некая закономерность. Но что привело сюда тебя? – старуха, щуря глазами стала рассматривать Поля.

      – Я ищу ответы.

      – Вот как? Кто-то, кто считает себя знающим многое, указал тебе это место. Будто отсюда, глядя на запад, ты найдёшь объект своих поисков, – старуха засмеялась своим скрипуче-трескучим смехом.

      – Вы правы. Так всё и было. Но как вы узнали?

      – Ах, молодой человек. Я на этом месте бываю каждый день когда солнце восходит у меня за спиной и заходит за горизонт на моих глазах. За всё это время никого здесь не было, никто не искал и не боялся не найти. И вот являешься ты. Не удивительно ли? А если так, если удивительно, – уточнила она, – то, есть у вселенной право предположить, что и всё остальное может быть удивительным?

     Поль не сразу понял логику рассуждения странной собеседницы, но когда понял, вынужден был признать её убедительной.

      – А вы что здесь делаете? – Поль тут же добавил: – извините, если вопрос бестактный.

     Старуха засмеялась. – Для тебя этот вопрос важен. Не так ли? Тебе сейчас кажется удивительным, что эта старуха делает в богом забытом месте? Ты задаёшь себе этот вопрос взамен другому, глубоко спрятанному. Ты и хотел бы надеяться, да боишься, потому как не веришь. Но я отвечу тебе, – старуха крякнула, встала с камня, и кинула в волны камушек, который держала в руках всё это время. – Единственное моё занятие здесь – плести корзины.

     Слова старушки привели Поля в замешательство. – Корзины?! Здесь?! Но зачем? Кому они нужны здесь? Кому их здесь вообще можно продать?

      – Я и не продаю.

      – Да и, – Поль обернулся вокруг и развёл руками, – из чего вы их плетёте? Здесь совсем нет этих, он не смог вспомнить название дерева из веток которого плетут корзины, – деревьев.

      – Ты про Иву? Ива здесь и не растёт, но она мне и не нужна, а вот те кусты, – старуха показала рукой в сторону зарослей кустарника в ста метрах от них, – очень хороши для корзин. И воды не боятся. Всяко лучше ивовых.

      – И всё же, зачем вам сдались эти корзины, если вы их не продаёте?

      – А я, как корзинку сплету, прихожу сюда, – старуха показала пальцем на камень, – ставлю корзинку у воды и ухожу. Утром её уже нет.

      – И часто вы так делаете? – Поль никак не мог взять в толк смысл действий странной островитянки.

      – По-разному. Бывает, дня не пройдёт, а бывает, что многие годы проходят. То от стихии зависит.

      – Честно вам скажу, я совсем не понимаю надобности всего этого.

     Старуха с хитрым прищуром посмотрела на Поля. – А никто из нас не знает в точности своего предназначения. И ты вот, не сможешь мне ответить. Всё, что мы знаем, это лишь то, что мы нужны некоей силе, но не в состоянии осмыслить, – она обвела рукой круг в воздухе, – что же за сила такая пронизывает наш мир и наши жизни.

      – О какой силе вы говорите?

     Старуха, похоже, начала выходить из себя. – О той, что ты ищешь здесь. Да только не здесь искать её надо. Ты смотришь на запад, а сила эта, свой взор на восток обратила. Тот старик, что послал тебя сюда, иносказательно изъяснялся. Он не о девочке говорил, а вероятно, имел в виду меня.

      – Постойте, – ошарашенный Поль смотрел на старуху. – Вы знаете о Саше?

      – Знаю ли я о ней? – старуха снова засмеялась. – А ты подумай немного. Ты у старика этого, корзинку видал? Это моя первая корзинка, и за тысячи путей этого мира я сплела их несчётное количество. А вот таким недогадливым я вижу тебя первый раз.

      – Так вы…?

      – Да. Здесь я только для этого, – она с укором глянула на Поля. – Но я успокою тебя. С Сашей всё хорошо.

     Поль аж вздрогнул. – Откуда такая уверенность?! Вы виделись с ней?!

      – С ней нет, не виделась. А вот корзинки новые плела, и морю отдавала. От того и уверенность есть у меня. Да вот только ждать нам выбора, перед которым встанет наша девочка. Серьёзным выбор тот будет, – она снова села на камень и вздохнула.

      – Вы и это знаете?! Но откуда?!

      – А оттуда, что я две абсолютно одинаковые корзинки, одну за другой, морю отдала. И этому будут последствия. Большие последствия. Мы с тобой ощутим это на себе. Вот тогда и колодец тот, что на острове вашем, снова службу сослужит став продолжением Сашиного решения и воли. Да только, в отличие от тебя, я не винюсь за то, – она вздохнула. – Ты не переживай. То, что для нас ещё только случится, уже в прошлом для Саши. Где-то произошёл сбой и витки спирали соприкоснулись один с другим. Сила, что в девочке, испытывает себя, трогает, пробует, ей буквально всё интересно. Те законы нашего мира, что мы называем фундаментальными, для неё являются точками приложения своего любопытства. Сдвинет она что, или изменит, или ещё как, и смотрит, что да как изменилось. Так она взрослеет, в нашем понимании. Да только, много ли мы знаем об этом? Чувствую, ждут нас времена куда более удивительные, – старуха глянула на Поля. – Ну? Чего молчишь то?

      – Вы мне столько всего рассказали, и я не знаю, что со всем этим делать. И пока не найду Сашу, не смогу успокоиться. – И тут спохватился, – так вот что может означать нарисованное в тетрадке!

      – В тетрадке? Не про ту ли тетрадку ты говоришь, что есть у Саши?

     Поль смутился. – Ну да. У нас с ней тетрадки есть. Мы в них рисуем.

      – Покажи ка, пожалуйста. Никогда не видела ваших рисунков. – Старушка протянула руку.

     Поль достал из рюкзака блокнот и открыл на последнем рисунке.

      – «Мама»?! Это Саша нарисовала?! – И тут, прикрыв на миг глаза, она громко расхохоталась, да так что Поль испугался за неё.

     Насмеявшись, охая и вытирая слёзы, старушка посмотрела на ошарашенно глядевшего на неё парня. – А ты, ты сам то, хоть, понимаешь, откуда у вас это свойство? Ты знаешь кто ты? Зачем ты?

     Поль с удивлением и непониманием смотрел на раскрасневшуюся от смеха собеседницу. – Н нет. Оно просто есть, и всё.

     Старушка снова засмеялась. – Теперь я много поняла. Теперь я знаю. Наша девочка мудра, и судя по миру, что она создала, многое из своей мудрости передала ему, хоть и не достоин он даже малой части даров её.

      – Но о чём вы говорите?

      – Э нет, молодой человек. Тебе я того не скажу. Коли сам не знаешь, так тому есть причина. Жди. Наша Странница сама тебе поведает о том, когда посчитает нужным. Но, –говорящая подняла указательный палец, – совсем не обязательно сделано то будет её устами. Для того у неё имеется много возможностей. А вот если говорить про рисунок, что ты мне показал…

      – Вы поняли его?

      – Может и поняла.

      – Ну?

      – Что, ну? Сам то как думаешь? Такие каракули только ребёнок маленький оставить мог. С мамой она сейчас. Вот и слово своё первое выучила. И разговаривает посредством блокнота с… – тут старушка осеклась и замолчала внимательно глядя на собеседника. – Большего не скажу тебе. Но если ты сейчас не найдёшь её, знай – всё равно тебе быть с ней.

      – Но! Вы говорите странные вещи!

      – Странные?! А вспомни остров. Вспомни как ты потерял Сашу, а затем увидел вновь. С кем была она как не с тобой другим? Теперь, зная природу твою, многое мне ясным становится.

      – Значит, сейчас я всё равно с ней?

      – Может и не прямо сейчас, но надолго она себя одну не оставляет. Ей целостность нужна. Нужен собеседник. Да только, время мира этого ей иначе видится, не то что для нас. Мы в линейном времени существуем, в том, которое она создала здесь как константу. Для неё же оно условно. Каракуль в тетрадке, для самой Саши, мог быть нарисован годы назад, а может и годы вперёд. Никто не разберёт этого. Стрелки часов только ей подчиняются, а мы смиренно принимаем данность. – Старушка крякнула и с хитрецой в глазах посмотрела на парня. – Тебе вот, не показался странным тот мир, что есть сейчас?

      – Д-да. Так и есть, – кивнул Поль. – Да только, в чём странность эта, я не пойму.

      – Эх ты, – с горечью произнесла та. – Нет уж давно мира этого. Для нас он позади остался. Были мы в нём. Проживали эти судьбы. И вот – снова здесь. Витки схлестнулись. И нам то может ничего, обойдётся. А вот Страннице испытание будет. Потому и горюю про две корзинки. Я ж, давеча, пустила корзинку по волнам, да чуть позже память мне вернулась, и я за голову схватилась: было уже это. День в день было. – Она поправилась, – не прям по дням, конечно. Не бывает того. Но вот мгновения сошлись. Те и эти, сошлись в одной точке. Дежавю. Знаешь такое?

     Поль улыбнулся слову столь мудрёному, произнесённому старушкой, и кивнул, – знаю.

      – Вот. То-то же. Миг в миг всё произошло.

      – Что же теперь будет? – Поль не до конца представлял возможные последствия бардака, со слов старушки, устроенного Сашей.

     Та развела руками. – Кабы знать. Может и закончилось уже всё, а может, впереди ещё. – И указала на него пальцем. – Но найти тебе её надо. Даже если она у тебя за спиной окажется. А вот горячиться не стоит. Даст она сигнал, – говорящая показала глазами на тетрадь, что Поль держал в руках. – А как сигнал получишь, так и знать будешь, что тебе делать. А сейчас ступай. – Она махнула рукой, давая понять, что сказала всё, и более в ней не нуждаются.

      – А что же мне Кузьме сказать? Он просил, как я вернусь, рассказать ему обо всём. Вы, ведь, о нём говорите?

      – Не ходи к нему. Нет его там. Он и здесь иносказательно выразился не утруждая себя уточнениями.

      – Спасибо вам большое, – Поль развёл руками. – Ну, наверное я пойду.

      – Ты узнал всё для себя важное – иди. Ежели, что понадобиться – ищи меня здесь, а старика не слушай, где бы ты не нашёл его. Он видел начало неисчислимо раз. Теперь не в его компетенциях отличить одно начало от другого. То моя воля, и моя вина. Он нашу Сашу другой помнит. Терял он её. Удар – способный выдержать не каждый. – Старушка причмокнула и в задумчивости тихо проговорила: – мда, мда. И вот ещё что, – вспомнила она, – не бойся и не теряйся. Знаки даются тем кто сливается своей душой с душой другого. Используй свою природу читая послания.

     Поль задумался. – Сложно вы изъясняетесь, но, может быть, я вас понял.

     Старушка улыбнулась. – значит, ты всё правильно понял. Значит, любая дорога, какую бы ты не выбрал, окажется верной.

      – Ещё раз спасибо! – Поль повернулся и пошёл прочь от старухи, в сторону причала.

     Предстояло ещё найти возможность вернуться в Саккак, а затем и в Нуук. А дальше? А дальше идти. Не останавливаться. И тогда придёшь к цели. Найдёшь.

     

     ***

     

     Старуха долго смотрела в след Полю, и когда тот скрылся за зарослями кустарника, тихо проговорила сама себе: – вот если бы мне знать, что да к чему. Если бы… Однако… одна загадка разгадана, другая увидена, и теперь многое встало на свои места. Вот же выдумщица! Вот же проказница! И как всё мудрёно придумала. И ведь всё перед глазами нашими. Ничего не скрывала. Да только слепы мы. – Засмеявшись она вспомнила хорошо известное, жившее с человечеством всю его историю, изречение: «По образу и подобию своему». – Бросив ещё камушек, она вздохнула. – А вот кабы знать, что ищет Странница... – И снова повернувшись вслед скрывшемуся за холмом Полю, тихо проговорила обращаясь к нему, ушедшему: – а ты иди, Поль, иди. Тебе идти на восток, но смотреть на запад, а пойдёшь на запад – вороти свой взгляд на восток, а уж мы приглядим за вами, да посодействуем.

     

     

     

     

     

     

     

     

     

     

      И снова круги. Множество их. И все они вращаются. И нет у них одной, общей для всех, оси. Нет центра. Нет общей, объединяющей их мелодии. Но во всю эту какофонию движений, во всю многозвучность контрапунктов, взрезая пространство, врывается страстный порыв, силой своей превосходящий сумму всех этих множественностей.

      И вот уже ошмётками памяти разлетаются замыслы и деяния. Скручиваются в тугой рог витки ещё не наступившего и уже прошедшего. И скручено в тугой узел само пространство. И сталкиваются в нём векторы времён. И крошатся. И осколками падают передо мной. И поднимаю я эти осколки. И собираю из них дорогу своего стремления. И встречаю на ней саму себя. И встаю перед выбором. А оглянувшись, вначале на восток, а затем на запад, принимаю решение. Иначе не быть мне Странницей. Ибо дорога моя есть воля моя.

     

     ***

     

     – Лили! Милая, милая Лили! Как же я рад видеть тебя! Боже! Сколько лет! Сколько зим! А ты не изменилась. Всё так же хороша! Какая неожиданная встреча! Здесь! В этом, Богом забытом месте!

     Высокий, крупный, с бычьим лицом и такой же шеей, мужчина, обнял, почти сгрёб в охапку маму, приподнял над землёй и стал кружить. Мама смеялась, и, сквозь смех, пыталась что-то говорить.

     День был наискучнейший. Да и каким он мог быть с этой чёртовой гонкой по городу в поисках вариантов покупки жилья? Муторные посещения агентств по недвижимости, бесконечные обсуждения вариантов, и передвижения из одной части города в другую с остановками для осмотра домов, домиков, и, просто квартир. Отвратительная слякоть сентября выматывала, выветривала и наполняла студёной влагой всё, от обуви до шарфа. Но мама, неугомонная в своём стремлении свить уютное гнёздышко, не желала замечать сырых ног и промозглого ветра. Они переехали в Анкоридж совсем недавно, после того как в местности где они прожили много лет, на востоке штата, в нескольких километрах от границы с Канадой, закрыли последнюю школу.

     «В кафе бы какое зайти. Сил нет уже. Есть хочется аж жуть. А маме всё нипочём. А ещё мужик этот нарисовался. Чтоб его!» – досадовала девочка.

     – А эта милая леди? Никак дочь твоя?

     – Моя дочь…

     – Да! Да! Как на тебя похожа! – прервал маму Большой Бык.

     «Хах! Большой Бык, – девочка хмыкнула. – Ну, теперь я знаю как его зовут».

     – Милые дамы, а не зайти ли нам в какой-нибудь ближайший ресторанчик? Вижу, вы устали. Посидели бы, подкрепились, пообщались. И, кстати, я знаю здесь неподалёку одно уютное местечко с хорошей кухней. Здесь. Вот, буквально за тем перекрёстком, – мужчина показал рукой вправо по улице. – Ну же! Здесь неуместно думать! Я угощаю.

     «А ничё, этот, Большой Бык. Варит. Плюс в карму». – Девочка приободрилась и весело зашагала за взрослыми.

     Ресторанчик располагался сразу за углом, окнами выходя на, пересечение 36-ой Западной улицы и бульвара Арктик. В будний день народа было немного. Три четверти столиков свободны.

     Устроившись за столом в углу зала взрослые взяли буклеты с меню и выбирали блюда. Девочка, порывшись в своём рюкзачке, выудила из него блокнот и карандаш, открыла на чистом листе, написала сегодняшнюю дату, и будто от скуки принялась рисовать выводя карандашом волнистые линии, завиточки, чёрточки, и всё это, если и имело какой-то смысл так только для неё одной.

     – Рисуешь? – мама девочки отложила буклет и заглянула в блокнот.

     – Да. Просто чиркаю разное, пока вы выбираете что поесть.

     – Тебе не пора новый купить?

     – Здесь ещё много листов чистых. Мам, – девочка задумчиво посмотрела на мать. – Когда я снова поеду к бабе Лизе?

     – К кому? – женщина явно не понимала о чём спрашивает её дочь.

     – К бабе Лизе. Я раньше каждое лето у неё гостила.

     – Доченька, снова ты об этом. Нет ни какой бабы Лизы, – мисс Бишот не на шутку встревожилась, но постаралась скрыть это от дочери.

     – Мама, но как же так-то?! Я, когда последний раз уезжала от неё, там ещё Поль оставался, и он так и не вернулся, а уже должен был.

     Мама девочки взяла её руки в свои и бережно их гладила. – Давай поговорим о чём-нибудь другом.

     – Лили, – обратился Большой Бык к старшей из Бишот, прервав их разговор, – моё имя ты знаешь, а вот вы, – он перевёл взгляд на девочку, – молодая леди – нет. Зовут меня, Джой. И, пожалуйста, без всякого там: мистер Джой. Договорились? – Джой положил огромную ручищу на середину стола ладонью вверх. – Но как же зовут тебя?

     – Николь.

     Мужчина несколько минут пристально смотрел ей в глаза.

     – Глаза у тебя не мамины. Нет. Они изумительны, но не мамины. И имя… Оно очаровательно. Оно соответствует твоим глазам.

     – Джой, а где вы познакомились с моей мамой?

     – О! Это было давно и далеко отсюда. Примерно в…

     – Джой, закажи, пожалуйста, мне вина. Горло пересохло, – прервала его миссис Бишот. – Полагаю, молодой леди не пристало интересоваться обстоятельствами нашего знакомства.

     Джой понимающе закивал головой.

     – Лили, принято к сведению. Своих детей у меня нет, вот и не различаю что можно, а чего нельзя. – Переведя взгляд на Николь, серьёзно проговорил: – Леди, я рассчитываю на ваше благоразумие и понимание ситуации.

     «А он мне нравится. Всё больше и больше. Интересно: кто он по жизни? И можно ли его спросить об этом?»

     – Николь, о чём задумалась?

     – Да так, – скривив рот, дочка посмотрела на маму. – Стало интересно: а кто по жизни Джой? Чем занимается? Но вот только спрашивать не хочу. Вдруг это дурной тон?

     Мама Николь и Джой хмыкнули и заулыбались.

     – Ну почему же нельзя? Конечно, можно. Ты пойми: в жизни любого человека бывают моменты, которым желательно оставаться вне внимания со стороны, – мама обняла дочку, и ласково посмотрела ей в лицо. – Ну, Джой, что скажешь? Сможешь насытить любопытство этой маленькой леди?

     – Гм. Гм. Хах! Нууу… Я что-нибудь придумаю. Нет. Не в том смысле, что насочиняю, но именно расскажу. Расскажу так, как я сам люблю вспоминать. Или нет… – спохватился мужчина, – это уже будет рассказ, а не ответ…

     – Нет! Нет! Джой! Расскажи! Пожалуйста! – попросила его Николь.

     Мамин друг рассказал несколько интересных историй из своей жизни стараясь не затрагивать моменты, в которых хоть как-то могла присутствовать мать девочки. Всё отвлечённо, во всех только он и незнакомые ей люди. Так, за разговорами, обед подходил к концу, и незаметно рассказы Джоя призванные насытить любопытство Николь перешли в иную плоскость: взрослые делились воспоминаниями, загадочно подмигивали друг другу, смеялись, а Николь, снова открыв блокнот, решившись что-то нарисовать, проведя карандашом несколько линий, вдруг взяла, да всё зачирикала. «Нельзя. Не сейчас. Последствия кратковременного исчезновения колодца ещё сыграют свою мелодию. Я чувствую это по краткости своего здесь нахождения», – закрыв блокнот девочка подоткнула его себе под попу.

     – Николь, я думаю, тебе пора сходить в туалет и вымыть руки.

     – Но мама! – девочка покрутила перед взрослыми своими руками, – они у меня чистые. Да и…

     – Я вижу какие они чистые, – перебила её мама. – Ты только что этими самыми руками ела курицу.

     – Но я вытерла их салфеткой!

     – Пожалуйста, прошу тебя, сходи и вымой руки. Салфетка мало чем поможет против жира. Ты и сама разве не чувствуешь, что руки у тебя липкие?

     – Ты права, – Николь вздохнула, встала, и направилась к туалетам.

     – Джой, – мадам Бишот наклонилась к спутнику, как только Николь отошла от стола. – Прошу тебя, если не умеешь врать, скажи ей, что ты моряк. И что-нибудь в общих чертах.

     – А как же всё самое интересное? – Джой улыбнулся и развёл руками.

     – Ты про Нуук?

     – Да. И не только про…

     – Прошу! Ни про Нуук, ни про Стивенвилл! Ни про что, что хоть как-то может затрагивать её саму.

     – Но почему? Что здесь такого? Красивые истории. Всё заканчивалось хорошо. Романтика. Незабываемо, – Джой снова развёл руками. – Лили, ну объясни же ты мне своё нежелание.

     – Всё просто. Проще некуда. Видишь ли, у Николь проблемы с психикой. Мы ходили к психоаналитику. Специалист настойчиво напоминает мне всякий раз, чтобы я ограждала ребёнка от волнений. Ей хватает школы. От школы я не могу её уберечь. А вот от всего что она может услышать от тебя, я уберечь могу. – Женщина откинулась на спинку стула, не отрывая пристального взгляда от своего собеседника.

     – О! Я понял, Лили. Я всё понял, и постараюсь ничего такого не рассказывать. Ну, я же не знал. Ты мне ничего не говорила.

     – Ты уж постарайся. И Бога ради! Не надо оправдываться. – В тоне женщины прозвучали чуть слышимые нотки раздражения.

     Тем временем, в туалетной комнате, Николь вытирала мокрые руки одноразовым полотенцем.

     «Кто этот Поль? И бабка эта? Бес меня дёрнул! Свои фантазии надо держать под контролем, – девочка посмотрела в зеркало, состроила гримасу и засмеялась. – Свет мой, зеркальце, скажи

     да всю правду доложи... А мальчишка этот из сна, ты же помнишь, несколько раз он мне снился. – Она округлила глаза и надула щёки. – Я оставила его там, на острове. Нашла колодец и оставила. Где он сейчас? Кто? Колодец? Да нет же! Хотя… что ещё за колодец такой? Откуда это? Ты ещё про медведя вспомни. Ага. Ещё чего. Про медведя вообще лучше не заикаться. Да что с тобой вообще такое? Взяла и выложила всю эту чушь перед мамой. Она же не знает, что это всего лишь сон, и теперь переживать будет за меня. Сейчас пойду и скажу, а то ещё немного и сама поверю. Так и в больницу попасть недолго. Хорошо ещё, не стала говорить ей про...».

     Открылась дверь.

     Николь продолжала смотреть в зеркало, а мысли её скакали, и появлялись новые, волнительные, но она не взяла с собой блокнот.

     «Эх. Сейчас бы зарисовать эти мысли. Оставить их себе, на память. Хм. Себе? Вот интересно, я что же, сама себе рисую? И не дорисовываю, чтобы затем додумывать? А почему бы и не так? – девочка подпёрла правую щёку пальцем и видя это в зеркале показала себе язык. – Глупая. Зачем самой себе рисовать? Но тогда для чего я это делаю? Для кого? Хм, – она громко хмыкнула, и хмыкнула ещё раз наморщив лоб. – Будто сама с собой разговариваю. С той собой что внутри меня. С голосом внутри. Я – эта, начинаю рисовать, а затем я – та, дорисовываю. – Девочка снова хмыкнула, – интересненько, интересненько...».

     – Николь? Ты долго там? – задала в приоткрытую дверь свой вопрос мадам Бишот. – Николь? – она повторила вопрос и зашла внутрь.

     Девочка стояла перед зеркалом.

     – Николь, девочка моя, что с тобой?

     Откуда-то послышался тихий звук будильника. Эту мелодию девочка знала хорошо. Так звучат лучики снежинок, когда те неторопливо падая ложатся на мириады своих уже упавших собратьев. Так звучит белая пустыня, вьюга, воздух и небо севера, что от края до края. Так звучит колодец. Он говорит, он зовёт, он указывает ей путь. И нужно успеть откликнуться. А звук приближался и становился всё громче.

     «О нет! Только не это! Только не сейчас! Дьявол! Успеть бы вытереть руки», – это всё о чём онауспела подумать.

     

     ***

     

      – Николь, девочка моя…

     Звуки плавали, то приближаясь, то удаляясь. Менялась тональность. Мох. Всюду мох, и редкие деревца похожие на яблони. И туман, густой. И дракон. Её дракон. Так для неё важный. Так много значащий. Весь смысл её странствований… Он здесь, вот он, летит. И скрывается. Она перестаёт его видеть. Сама. Сама же так хотела. Дала ему насмотреться на эти миры. Но так было нужно. Он должен был повзрослеть, увидеть и впитать в своё естество всё то людское, трагическое. Он ещё будет найден, захвачен её душой, влит в неё, а пока она сама подобна ему, она рассматривает эти миры, изучает. А гул над пространством… то взлетающий выше тумана, то оседающий на землю. Это мамин голос. К нему присоединяется мелодия будильника. Зеркало, перед которым Николь только что стояла, медленно исчезает, а мама всё также, стоит в дверях.

     «О нет! Только не это! Только не сейчас! Дьявол! Успеть бы вернуться», – но нет. Это было последнее, о чём успела подумать девочка. Сон вырвался из её объятий, она медленно падала на свою кровать, открыла глаза и уставилась в потолок. Мама по-прежнему стояла в дверях.

      – Вставай, соня. Мы с папой ждём тебя за столом.

     Николь оделась, умылась и спустилась на первый этаж. Родители сидели за обеденным столом.

      – Ну и что за кипишь в такую рань?

     Мистер Джой задорно улыбался. – Завтракай, пока не остыло.

      – Но папа? Неужели для этого надо было поднимать меня ни свет ни заря? Выходной же.

      – Вот потому и рано, что выходной. На прогулку поедем. Знаю я одно место замечательное. Хочу вам с мамой показать его.

     Николь была не против отцовской затеи.

     В этом доме они жили с мая месяца и были довольны своим выбором. Дом стоял в нескольких километрах от Анкориджа, на перешейке между озером Сиксмил, с высоты птичьего полёта напоминающим формой морковку, и заливом Найк Арм. Сосновый лес, чистый морской воздух, грунтовые дороги и отсутствие соседей, впрочем, как и людей вообще. Всё это нравилось девочке и она была благодарна Джою за его выбор. Как рассказывала мама, именно Джой настоял на поездке сюда с целью присмотреться к одиноко стоящему дому, о котором ему рассказал один его знакомый. Николь почти ничего не помнила о том периоде жизни, когда они с мамой переехали в Анкоридж с востока штата, и искали варианты покупки жилья. Тогда-то мама и встретила Джоя, с которым в годы молодости мечтала завести семью, но, не сложилось. Зато сложилось сейчас, спустя более двадцати лет. Почему Николь ничего не помнила из того периода, она не знала. Не помнила она и о всей своей уже прожитой жизни, а не только беготню по городу в поисках вариантов жилья, когда её мама и повстречала, по великой случайности, любовь своей молодости. Мама как-то рассказала, отвечая на вопрос девочки, что в городе, зимой, Николь поскользнулась на льду и сильно ударилась головой. Врачи заверяли, что амнезия временная. Нужно время, и память вернётся. Девочку вполне удовлетворили объяснения мамы, а уверения врачей ни радовали, ни огорчали. По большому счёту, ей было всё равно. Однако она скрывала от родителей своё безразличие, боясь расстраивать их. Дело в том, что её мама и без видимых причин склонна была проявлять беспокойство относительно всего, что касалось здоровья дочери. Малейший перепад настроения, покраснение глаз, новые увлечения, и даже содержание снов, всё воспринималось мамой со старательно скрываемым страхом. Такое внимание иногда пугало девочку.

     «Я что, смертельно больна?» – задавала она себе вопрос.

     Позже она списывала это на материнскую любовь, резонно допуская, что стань она матерью, поступала бы также.

     Вот и сейчас, пересказ девочкой своего сна взволновал маму. И в этот раз, как и в других подобных случаях, мадам Бишот, слушая дочку, всячески скрывала свою тревогу.

     «Это лишь сон. Как можно так не жалеть себя и волноваться слушая меня?» Николь постаралась скорее завершить описание приснившегося, и отвлечь маму расспросами, что одеть и что взять с собой.

     Но сон, и девочка это понимала сама, таил в себе странные, тревожные, почти совсем ощутимые, реальные очертания. Мир сна, не только последнего, но особенно последнего, ощущался кожей рук, пальцами, остатками звуков в ушных раковинах, резью в глазах от ослепительно сияющего снега. Она слышала скрип его под своими ногами. Она помнила скрип, помнила запах снежной пустыни, она, сейчас, закрывая глаза, видела всполохи северного сияния. Она была там! Она, реальная, проходила той дорогой! Но как же тогда понимать это? Как воспоминание? Видение?

     Николь вздохнула, посмотрела на родителей о чём-то разговаривающих, и подвинув к себе чашку потянулась за тарелкой с гренками.

     «Шлейф когда-то прожитого тянется за мной. Он так и будет тянуться, и мне надо сделать шаг назад, рассмотреть то, что я оставляла позади. Но как это сделать?»

     С завтраком было покончено. Решили одеваться теплее так как поездка спланирована на берег залива, а там, как ни как, ветрено. Сентябрь начался прохладными ветрами. Солнце, чаще августовского скрывалось облаками. Осень поднималась по ступенькам крыльца поскрипывая уставшими от летней жары досками. Николь любила осень, ждала её, и радовалась сентябрю как первому шагу на пути к свежему, прозрачному воздуху.

     Загрузившись в машину, семейство выехало на просёлочную дорогу. Сосны, кустарники, мох, папоротник и крики чаек. Вскоре они выехали на дорогу идущую вдоль залива. Спустя примерно пять миль папа, мистер Джой, остановил машину на обочине, и все трое пошли по сосновому лесу в сторону залива. Идти было недалеко.

     Пройдя метров сто они подошли к обрыву, с которого открывался чудный вид. Внизу, перед ними, лежала синева водной глади, а далеко-далеко, почти у самого горизонта, угадывался противоположный берег.

     Николь остановилась в полутора метрах от края обрыва и с восхищением смотрела вниз. Там, глубоко внизу, так глубоко, что сейчас закружится голова, под её ногами, извивалась песчаная линия берега уходящая влево и вправо от девочки.

     Спуститься вниз можно было по одной единственной узкой тропинке, прорубленной в почти отвесной стене.

     Все трое благополучно спустились вниз. Мистер Джой поставил походный стул и сказал, что не сдвинется с места и будет медитировать здесь, в тишине. Николь с мамой пошли к воде по плотному песку берега. Интересно то, что на этом участке берега совсем не было ни травы, ни брёвен, ни другого чудного мусора, который так любит выбрасывать море на берег. Но метрах в двухстах, а может и больше, что вправо по берегу, что влево, всего этого было в избытке. Николь, идя чуть быстрее мамы, уже приблизилась к бурым наносам морской травы и валяющимся тут и там брёвнам. Здесь было интересней. Можно запросто встретить крабов спешащих к воде и морских звёзд ждущих очередного прилива. Девочка спешила. Ей не терпелось побродить в поисках чего-нибудь эдакого. Мадам Бишот осталась далеко позади, а Николь опередив маму на добрую сотню метров, перешагивая через брёвна и камни насвистывала простенькую, только что придуманную мелодию.

     Впереди, у самой воды, она заметила какой-то предмет. Заинтересовавшись, девочка взяла немного к воде, где на песке было меньше препятствий, и в припрыжку, размахивая руками и представляя себя красной шапочкой, почти побежала вслед за своим любопытством.

     Это была корзинка. Николь уже видела. Ну что же, пусть и так. Зря что-ли она так торопилась? Плетёная корзинка, в которую собирают ягоды, или грибы. Девочка подошла к ней и заглянула внутрь.

      – Интересненько, что тут оставили? – в корзинке лежал свёрток из байкового одеяла. Николь осторожно дотронулась до него. Одеяло было сухим. Подцепив пальцами уголок одеяла она откинула его. Совсем маленькое, почти кукольное личико, смотрело на девочку большими глазами. Глаза закрылись и тут же открылись снова.

      – Ого! Ребёночек! Настоящий! – До крайности взволнованная Николь вскочила на ноги, замахала руками маме, и закричала: – мама! Мама! Иди скорее сюда!

     Мадам Бишот, услышав крики дочери, поспешила к ней.

      – Николь, что случилось?

      – Мама, ты не поверишь, смотри кого я нашла! – девочка от возбуждения не могла остановиться и то и дело садилась, и вставала, и кивала маме в сторону корзинки. – Там малышка, совсем ещё малышка! Кто-то потерял её! Надо срочно найти родителей, но она не плачет, не голодная, наверное, – тараторила девочка, снова пытаясь непонятно для чего, поднять корзинку.

      – Не трогай, а то не дай Бог уронишь ещё, – мама девочки подошла к корзинке и взглянула на младенца.

     Николь не поняла, не почувствовала того момента, когда её мама вдруг осела на песок. Её лицо исказила мука, будто ей нестерпимо сильно больно.

      – Мама, что с тобой? Мамочка.

     Мама плакала. Нет. Не как плачут обычно. Мама плакала без всхлипываний, без звуков. Сидя на песке, уставившись невидящим взором в пространство, она молчала, и слёзы текли по её щекам.

      – Времени нет, доченька, – проговорила она тихим, бесцветным голосом, всё также смотря в одну точку.

      – Мамочка, что ты говоришь? – Николь, не понимая причины маминых слёз, но чувствуя глубину её горя, то же начала плакать. Ей было страшно. Ей стало страшно за маму. В этом мире для её мамы таилась угроза, неизвестная девочке, а потому ещё более страшная. Стало темно и холодно.

      – Этот ребёночек, это ты, – мама ни взглядом, ни движением не показала о ком идёт речь, но всё и так было ясно.

     Девочка, ещё больше не понимая причины маминых слёз, заплакала сильнее, и уже её глаза не видели ничего. Корзинка стояла на песке размытым тёмным пятном.

      – Как так? Почему ты это сказала? Мама. Как это – я? Мама, объясни. Пожалуйста. Я не понимаю, – Николь пыталась говорить сквозь слёзы, но во рту клокотало, и получалось что-то вроде как говорить под водой.

     Мадам Бишот судорожно набрала воздуха в лёгкие. – Это моя вина. Нам осталось несколько минут. Совсем мало. Времени нет, – она говорила и говорила. Без интонаций, неподвижно сидя на песке. – Вы уйдёте. Обе. Я вас потеряю. Я ничего не смогу сохранить. У меня нет такой силы. Что же я наделала?

      – Мы умрём? Да? Умрём? Но почему?! Мамочка!

      – Да. Вас двоих не может быть. Только одна.

      – Значит одну из нас надо убить? – неожиданно для себя проговорила Николь спонтанную, дикую мысль, и испугалась тому, что сказала.

      – Нет, нет, нет! Это невозможно! Я не убийца! Вы мои дети! Как я могу?! – женщина трясущимися руками дотронулась до корзинки. – Есть законы, которые даже мать не может преступить.

      – Мама, мне что, надо умереть? Тогда она останется? – девочка начала успокаиваться вместе с пониманием того, что она может хоть как-то исправить эту страшную для её мамы ситуацию.

     Мама девочки медленно повернула голову и посмотрела на дочь. – Не смей говорить о смерти. – Слёзы с новой силой потекли по её щекам.

      – Но тогда погибнет малышка, а она, это я?

      – Женщина подняла руки к небу и потрясла кулаками от отчаяния. – Да.

      – А если никто не умрёт, то умрём мы обе?

     Та молча опустила голову.

      – А я могу исчезнуть сама? Ведь могу. Скажи, что могу.

     Мадам Бишот, уставившись взглядом в песок, вздрогнула и ничего не ответила дочери. «Исчезнуть? – женщина удивилась словам дочери. – Но как она сделала подобный вывод? Как связала смерть с исчезновением?» – Она подняла глаза на дочь.

     «А малышка сама не может. Она же ещё ничего не понимает, – Николь задумчиво смотрела в корзинку, на маленькое пухлое личико с огромными, очарованными от созерцания нового мира, глазами. – Она, это я. Если я уйду, она останется и вырастет до меня, и мама меня не потеряет».

      – Нет, милая! Не думай об этом! Умоляю! Я не могу тебя потерять! – мама Николь закрыла лицо ладонями и снова зарыдала.

      – Мамочка, но я же останусь. Вот же я, в корзинке, – Николь вновь заплакала. Она ничего не понимала из всего происходящего. Ей было страшно за маму, и горько за свою жизнь, которая по воле судьбы, или чьего-то промысла, так неожиданно и быстро прерывалась. И только маленькая искорка осознания того, что она сейчас, ценой своей жизни, спасает маму и эту малышку, согревала её и заполняла вторую чашу весов, тогда как первая уже была занята чёрной пустотой.

     

     Бегущие по водной глади и освещающие горизонт лучи света маяка совершали круг за кругом. Стоящий на горе, маяк, прорезал пелену забвения, высвечивая в пустоте беспамятства странные фрагменты ушедшего и не наступившего, а под горой, на равнине, недалеко от шёпота морских волн, окружённый берёзами, нёс свою неприметную службу старый колодец. Уловив зеркалом воды, хранимой в своей утробе, голос той, которой был обязан существованием, колодец заиграл мелодию реликтового снега. Пространство завибрировало, заискрилось, и начало стягиваться в тугой пучок. Вслед за пространством в колодце оказались все дороги, история которых начиналась и продолжалась всегда, и направления которых, ими не ограничивались. Дороги эти проложены были одной, и для одной предназначались. Ей и служили. И сейчас, в момент, когда девочке предстояло найти выход и принять решение, колодец явился на помощь свернув исхоженное в одну спираль. Спираль сжалась в тугую пружину, витки соединились, и теперь, куда бы девочка не пошла – она придёт в центр, к колодцу. И только здесь она сможет распутать спираль и освободить её. Освобождённая пружина выстрелит энергиями витков, распрямится и раскидает по пространству фрагменты дорог, давая девочке возможность выбора, который она же себе и оставила.

     

     Всё это проникло в девочку. Заиграло. Пришло понимание, а за ним и решение. Такое уже происходило. Смутно-знакомые, отголосками давно ушедшего, воспоминания всколыхнулись. То были вовсе не сны. Она ошибалась.

     «Времени нет, мама. Я что-то сделала с собой и появилась снова, это моя вина, но я знаю как остаться для тебя. Мне надо освободить место для себя этой. Я уже знаю, хоть это и не понятно как. И я знаю точно, это не будет смерть. Я только исчезну. Уйду».

      – Девочка моя, Николь, милая, – мама вскочила на ноги, подошла к дочери, села напротив и крепко обняла уткнувшись лицом ей в лоб. – Это я что-то сделала не так. Не ты.

      – Мама, береги меня, – голос был тихим и спокойным.

     Времени нет. И пустота совсем невязкая. Напротив – пустота прозрачна и прохладна. И в ней совсем нет звуков, кроме этой мелодии, и Николь хорошо её знала.

     Мелодия приближалась, становясь всё громче. А за кромкой пустоты, в черноте пространства, открылась чистая страница блокнота, и детской, нетвёрдой рукой, неуверенно выводились линии складывающиеся в наполовину незаконченные буквы.

     

     ***

     «Мы с тобой ещё свидимся. Ты узнаешь меня. Гуляя по берегу приметишь вдали, в волнах, корзинку, и всё поймёшь. И твои руки примут меня, и мы станем вместе. Снова, как много раз до того. И сейчас я готова утвердительно заявить тебе: так будет множество раз и дальше. Ты будешь принимать меня, и любить, и быть мне матерью. Я не забуду этого. Я ценю. Я люблю тебя».

      И только сны, осколками памяти, трепали моё сознание. Только сны оставались верны моему замыслу. Только они держали меня не давая свернуть с дороги, что своими трудами выкладывала я подбирая фрагменты пространства. Прошедшее разговаривало со мной снами, рассказывая о путях моих. Восток, ты тонко вьёшь нити, изящных кружев. Но огонь моих желаний сожжёт их, и загорятся в пустоте новые звёзды. И всё что мне надо, это найти свой огонь. И тогда сольются вместе все искры одной души.

     

     ***

     

     Откуда-то послышался тихий звук будильника. Эту мелодию Николь знала хорошо. Звук приближался и становился всё громче.

     «Будильник. Как не вовремя! И такое через раз. Все самые интересные сны прерываются будильником».

     Николь села в кровати и усердно потирала глаза.

     «Божечки! Мне снова приснился этот сон! Только бы не забыть. Повторять и записывать. Повторять и записывать. Только так можно сохранить воспоминания о сне».

     Девочка, держа конец тонкой нити ещё не закрытого сна, стала осторожно тянуть её, слово за словом, образ за образом. Было важно не оборвать. Оборвёшь – будешь домысливать, сочинять, а это вредит истине. Слово за словом. Образ за образом.

     Проговорив всё что помнилось, Николь взяла тетрадь и стала записывать. Клетки тетради, как и буквы, расплывались в ещё слипающихся глазах девочки.

     – Николь, ты встаёшь?!

     – Да. Уже.

     – Быстро умываться и завтракать. А то гренки остынут.

     – Сейчас. Иду уже.

     Николь отложила тетрадку и соскочила с кровати.

     Родители завтракали.

     – Ты чего так долго просыпалась? Тебе же нравится вставать рано, – мисс Бишот с улыбкой посмотрела на дочь.

     – Да я давно проснулась. Сон записывала. Если его сразу не записать, он забудется.

     – Снова сон интересный приснился?

     – Да. Из тех, ну… помнишь я тебе рассказывала. Это уже пятый такой.

     – Как ты понимаешь, что он из «этих»? – поинтересовался папа девочки.

     – В них есть что-то. Как будто одна линия, одна идея. Точно не могу сказать пока. Надо подумать. Но сегодня был последний. Я это почувствовала, – девочка села за стол.

     – Тебе молоко к чаю?

     – Да, мама. Молока, пожалуйста, если можно. И пасту. Джем мне уже надоел.

     – Теперь то ты нам расскажешь содержание этих своих снов? – папа положил планшет на подоконник. – И, может быть стоит подумать о публикации этой серии? Что скажешь?

     – Хм. Я подумаю. Но сначала мне необходимо переосмыслить их. Понять. Потом переписать заново, более связно. Понимаешь?

     – Конечно. Тебя никто не торопит. Мы с твоей мамой, лишь хотим сказать, что нам не безразлично твоё творчество. И будем рады, если у тебя получится хороший рассказ, пусть и маленький. А сейчас позавтракай как следует. И да. Ты не забыла, что твой приятель будет ждать у станции?

     – Да, Николь, – вмешалась в разговор мама, – оденься тепло. Сегодня морозно. Днём обещали до минус тридцати и сильный ветер.

     – Полю привет от меня. И скажи ему, что жду его на шахматы. Он должен мне проиграть. Так ему и передай, – папа усмехнулся, поднялся из-за стола, и усевшись в кресло, стоящее возле камина, взял со столика книгу.

     – Сегодня начинаю читать нечто новое. Посмотрим. Посмотрим.

     – Милый, – обратилась мадам Бишот к мужу, – может, сначала камин растопишь? Мне показалось, что у нас холодает.

     – И об этом подумаем. Может и растоплю. Пару страничек, и возьмусь за камин. – Папа улыбнулся и погладил обложку новой книги.

     – Джой, – обратилась к нему мама, – только две страницы, в противном случае я пойду греться на улицу.

     – Хех, милая, когда я пойду за тобой, что тебе принести? Может бутылочку холодненького пива?

     Заразительный хохот папы вызвал смех у рассерженной на такую шутку, мамы. Засмеялась и Николь. Подобные смехотворческие выходки папы были не редкостью. Смеялись все. Подолгу, и до колик в животах.

     В половину десятого утра Николь была почти одета. Оставалось сделать звонок Полю, надеть куртку и шапку… Зазвонил телефон. По мелодии было слышно, что звонит её, Николь, телефон, но где?

     – Мам, пап, вы не видели мой телефон?

     – Скорее всего ты оставила его в своей комнате. Не топчи обувью. Сейчас я его тебе принесу. – Вслед за словами мама поднялась на второй этаж и Николь услышала её разговор с кем-то, вероятно, по телефону.

     – Поль звонил. Просил передать, что ждёт тебя на станции, там где заканчиваются ржавые рельсы.

     – Замечательно! А где они заканчиваются, он не сообщил? Вообще-то я всегда думала, что там они начинаются. – Николь захихикала и посмотрела на папу. – Папа, когда Поль играет с тобой в шахматы, и у него белые, он знает, что у него именно белые, или он иногда и твоими играет?

     Папа засмеялся.

     – Теперь я буду внимательно за ним приглядывать. Похоже, ты раскусила своего друга, – он снова засмеялся.

     – Всё, хохотуны, я убежала, – выскочив из дома Николь хлопнула дверью.

     Кусачий мороз взбодрил и обрадовал.

     До станции добежалось быстро. В горку, с горки, и снова в горку, перебежать замёрзший ручей, шлёпнуться на льду…

     За холмом показалось здание заброшенной станции. Одноэтажное. Центральной частью из кирпича, пристройки деревянные, старого, потемневшего от времени дерева. От станции ещё метров пятьсот и тупики. Ржавые рельсы. Деревянные шпалы. Сейчас это всё было покрыто толстым слоем снега, но угадывалось и зналось по памяти проведённого здесь, в большом количестве, времени. Летом все эти тупики бывали скрыты зеленью. Настолько густой, что сразу и не поймёшь, что оказался в старых железнодорожных тупиках, коих здесь было не меньше десятка.

      – Эй! Николь! Сорви голова! – Поль частенько таким выражением обозначал свою весёлую сердитость в отношении подруги. – Где тебя черти носят?! Быстрее сюда!

      – Да иду я! Иду! – прокричала ему запыхавшаяся Николь. – Не видишь, что ли? Скользко. Грохнулась несколько раз.

      – Ладно тебе…

      – Ты на ручье когда последний раз был? – перебила Николь Поля. – Снега то! Метр почти! Воо, – она показала рукой.

      – А ты чаще ходи своими путями. Есть же нормальные дороги и тропинки. Но тебе же надо по своему. Когда-нибудь одна голова от тебя останется. Будешь знать.

      – Злой ты, Поля.

      – Не называй меня так! Ты же знаешь как мне не нравится когда ты меня так называешь, – рассердился мальчик.

      – Ну ладно тебе. Лучше скажи зачем позвал меня сюда? – Николь поёжилась от холода и втянула руки в рукава куртки.

     Видно было, что Полю тоже неуютно. Солнце только вставало, его лучи были приятны, но совершенно не давали никакого тепла, да и ветер, пусть и не сильный, но при таком морозе ощутимо вымораживал.

      – Помнишь, летом мы на великах с тобой гоняли воон туда? – мальчик показал рукой в сторону леса, – там ещё дорога такая, просёлочная, вся в лужах была?

      – Не. Не помню.

      – Ну так вот, – не отреагировав на реплику Николь, мальчик продолжал. – Мы через лес ехали, потом поле заброшенное, поросшее было, а за ним снова лес. Мы тогда с тобой до старого кладбища доехали. Помнишь? Но дальше не поехали, поздно было и мы повернули назад. Ну?

      – Да! Точно! Кладбище помню. Ворон много было. Но больше ничего не помню. И что?

      – Ну так вот. Я потом один поехал. Доехал до кладбища, и поехал дальше. Уткнулся в ручей, хотя нет, никакой это не ручей, канава обыкновенная, вода там совсем бурая, – Поль определённо склонялся в пользу канавы. – Дорога есть, а мост разбит, одно бревно. Я не захотел по нему идти, да ещё и с велосипедом. Там высота большая, а упасть с бревна как нечего делать. Ну вот. А вправо, вдоль берега от этой канавы другая, заросшая дорожка была. Ну я и подумал: а почему бы мне по ней не поехать? Поехал. Километров пять катил. Дорожка эта у взгорка закончилась. Там ещё что-то вроде луга было. Осмотрелся я. На холм поднялся, а прямо за ним, недалеко от канавы домик стоит, и малина, прям заросли малины. Ну вот я к домику пошёл. Интересно же. Домик так себе. Старенький, и дверь нараспашку. А внутри ничего особенного. Печка, комната да кухня, тоже с печкой. Ну… Я там надолго застрял. Малины наелся! – Мальчик закатил глаза.

      – Ну и? Сейчас ты хочешь, чтобы мы малины набрали? Зимой?!

      – Нет конечно! – мальчик хмыкнул. – Так вот, – продолжил Поль своё повествование, – я через недельку, взял бидон, и снова туда поехал, малины набрать. Ну и подумал ещё, что на холме земляника должна расти. В общем, приехал я туда, а в доме то живут! Бельё висит, дым из трубы, все дела. Только вот интересно: где там воду брать? В канаве вода грязная, бурая от глины, а вокруг по близости ни колодца, ни родника. Я же в первый раз там всё обошёл. Ну… не моё это дело. Живут и живут. Мне без интереса. Я велосипед бросил и на малину навалился. И потом только, увидел, как женщина из того дома вышла. Резала что-то на крыльце. Потом с тазиком к канаве пошла. Вернулась, кажись без него, и кого-то звать стала: «Ниска, иди сюда! Ниска, помощь твоя нужна». Из дома девчонка мелкая выбежала. Белобрысая. Думаю – дочка. Но точно не знаю…

      – Что за имя такое: Ниска? – прервала Николь мальчиково повествование.

      – Я знаю, что это за имя. Я как домой потом вернулся, так в интернете посмотрел. В общем: Ниска, это значит – Ниса. Редкое имя, но где-то я уже такое слышал. Ну так вот, – продолжал мальчик, – эта Ниска, и женщина, спустились к канаве ну а я насобирал малины и полез на холм за земляникой. Больше то их и не видел. Да и зачем?

      – А потом, – переведя дыхание, продолжал мальчик, – примерно через месяц, август был, конец лета, я вдруг захотел увидеть этих странных лесных жительниц. Не знаю уж что на меня нашло… В общем, снова туда поехал. Ну и грязища там была! Весь перечумазался. Приехал я туда. И что ты думаешь?! Дом на распашку, и никого нет. Я и к канаве спустился. Это мне тот тазик вспомнился. Так вот. Тазик там оказался. Лежит, вверх дном.

      – История, конечно, может быть и интересная, – после нескольких секунд молчания сказала Николь, – но по мне так, кроме имени той девочки, ничего примечательного.

      – Фу ты какая. – Мальчик явно расстроился реакцией подруги.

      – Так мы сейчас туда потащимся, по морозу? В такую даль?

      – Ещё чего! Мы поедем на тракторе. Тебе понравится, – Поль улыбался. – Сейчас… Вот. Видишь дорогу? – он показал рукой в сторону снежных сугробов, за порослью кустарника. – Там поедет трактор. У него огромные колёса, и водит его мой друг Стив. Он взрослый, и уже катал меня на этой штуковине. Она где хочешь, проедет. Вообще везде, потому что колёса воот такие, – Поль поднял руку на уровень своего носа, – не, даже выше. Наверное с мой рост. А может даже чуть выше.

      – В тракторе будет тепло? – Николь замёрзла. Её начинала бить дрожь, что её друг уже видел невооружённым глазом.

      – Да! Там большая кабина. Печка стоит. Есть радио. А у Стива точно есть термос с кофе горячим.

      – Это хорошо. А то я окоченела. Вся.

      – Дай свои руки. – Мальчик взял руки подруги и крепко прижал их к своей груди. Потом снял с них рукавицы, и, зачерпнув снега, стал быстро и энергично растирать. Николь сначала было больно, потом кожу рук защипало, они раскраснелись, и она вдруг осознала, что её рукам тепло.

      – Ну? Как? Лучше стало? – спросил подругу Поль.

      – Да. Очень. Спасибо тебе. Вот бы ещё самой согреться. Да и ноги захолодали…

      – Тогда вот тебе! Вот! Ещё!

     На Николь вдруг посыпался град снежков. Один угодил в лицо, другой за воротник. В первый момент она хотела рассердиться, но, неожиданно, задор Поля заразил её, и следующие несколько минут друзья бегали, забрасывали друг друга снежками, и смеялись.

     Послышался вой и тарахтение большой машины. Из-за бугра, со стороны городского ручья, показалась сначала кабина, а потом и весь трактор. Колёса и в самом деле поразили девочку. Они были огромными в высоту, и толстенными, от чего и сам трактор, показавшийся ей похожим на холодильник катящийся на шести арбузах, вызвал восторг.

      – Ух ты! Какая весёлая штука! А ты мне не сказал, что у этой кукарачи шесть колёс. – Девочка озорно посмотрела на Поля и швырнула в него снежком.

      – Да я, как-то… как-то и не помню чтоб их столько было. Хм. Вот дела! – Поль задумался, пытаясь вспомнить обстоятельства предыдущих поездок на этом чуде, и посчитать по памяти количество колёс. – Нет. Их точно четыре было. Ну точно.

      – Ну и как такое может быть? – засмеялась Николь.

      – А я сейчас Стива спрошу. Уж он то должен знать это. О! – мальчик вдруг вспомнил. – Знаешь, зачем нужен такой трактор?

      – Не. Не знаю.

      – Так вот. Стив на нём возит всякое снаряжение для геологоразведки. Это далеко отсюда. Далеко на север. Туда по другому никак не доехать. Мы с ним доедем до канавы, о которой я тебе рассказывал. Стив сделает небольшой крюк для нас, чтобы мы не топали по снегу далеко. Мы выйдем, а он развернётся и дальше поедет, по целине. А часа через три обратно проезжать будет. И нас заберёт…

      – Поль! Ребята! Живо сюда!

     Ребята не заметили, как в вое и грохоте, трактор приблизился к ним и остановился в нескольких метрах.

      – Быстро забирайтесь в кабину! Нечего мороз кормить.

     Поль подсадил Николь на нижнюю ступеньку лесенки, ведущую в кабину трактора, и стал подниматься сам. Кабина была просторной. Два ряда сидений, позади которых были навалены мешки и стояли деревянные ящики. Большие окна. Из радио доносилась музыка.

      – Поль, дружище, ты знаешь, где стоит термос. Налей своей подруге, и себе тоже. Вас трясёт, аж в руль отдаётся. – Стив усмехнулся. Он сидел полуобернувшись к ребятам, пристроившихся на сиденьях за ним. Его улыбчивые глаза излучали тепло. – Печку на полную врубил. Скоро сбавлю. Жаркая она. А ты – Николь? Верно? – Он посмотрел на девочку. – Подруга этого искателя приключений и первооткрывателя?

      – Да. Николь. – Девочка смутилась, подняла чашку поближе к лицу, и старательно дула на горячий кофе.

      – Ну всё, друзья мои, держитесь, мы отплываем. – Стив крякнул и развернулся на своём кресле.

     Трактор зарычал, дёрнулся и… плюхнулся. После чего полез в горку, рыкнул и… ушёл из-под ног. Его крутануло влево, вправо, снова начался подъём в невидимую горку, и снова будто ухнул вниз. Он и ухнул, но не было ни горки, в которую бы он взбирался, ни пропасти, в которую он мог сорваться.

     В первые минуты Николь удивлялась такому странному поведению машины. Несколько раз кресло под ней неожиданно уходило вниз, но после нескольких таких уханий девочка приноровилась, расслабилась и стала обращать своё внимание на пейзаж за окном.

     К слову сказать, сам трактор не был таким уж высоким. Большими были его колёса, но сама кабина располагалась нижней частью между колёс, но не над ними. Большая капсула, чем-то напоминающая школьный автобус или холодильник завалившийся на спину, будто была подвешена между высокими и толстыми арбузоподобными колёсами, тогда как смотря на трактор со стороны, видишь немного иное. Подобная конструкция позволяла машине быть чрезвычайно устойчивой. Сидя же в кабине, и наблюдая из окон эти самые колёса, Николь ощущала уверенность в том, что ни при каких обстоятельствах они не смогут перевернуться.

     Вокруг мир был белым. Вдалеке, в той стороне куда они направлялись, виднелся лес. Белый снег, серые стволы, и белые шапки крон. Начиналась метель. Значит теплеет. Колёса мерно крутились, то взбираясь на наст, то проламывая его, проваливались с каким-то утробным уханьем, вниз, в рыхлый снег, на метр, или даже больше, в глубину.

     Николь задремала. Она, сидя на коне, скакала по снежной степи. Скакала, как в замедленной съёмке, вверх и вниз, вверх и вниз, вцепившись в гриву коня, от которой пахло горячим кофе. А впереди блестел океан. Конь остановился у самой кромки воды, фыркнул, ударил копытом по воде и… поскакал вперёд. И Николь знала – коню нужны крылья. И знала – он их найдёт.

     Но вот, конь остановился, и над водной гладью прозвучал голос: – Николь, мы на месте. Нам пора.

     Девочка проснулась. Трактор стоял на месте, ровно тарахтя. Вокруг их окружали высокие сосны и ели, раскинувшие свои широкие лапы, с восседавшими на них снежными шапками.

      – Нам пора, – повторил Поль.

      – Ребята, не забудьте, через три часа буду ждать вас на этом самом месте. Поль, если что – звони. – Стив постучал пальцем по экрану телефона закреплённого рядом с рулём на панели.

      – Стив, не переживай, мы уже взрослые, да и идти нам не далеко, но я обещаю: если что случится, я обязательно позвоню. – Поль уже открыл дверь и ждал, когда Николь начнёт спуск.

     У самой дороги снег оказался глубоким, но по мере продвижения по тропинке, его становилось заметно меньше. Зато его было много на кронах деревьев. Ветви сосен и елей нависали над дорогой отчего казалось будто ребята идут под, сияющей мириадами белых искорок, аркой.

      – Красота то какая! – Восхищалась Николь.

     Поль молчал, и только довольно улыбался, наблюдая очарованную великолепием природы подругу.

     Путь оказался недолгим. Взобравшись на земляной вал, ребята спустились по другую его сторону. Здесь мальчик остановился, и левой рукой указал на едва заметный под толстым слоем снега, домик. Дверь была не заперта. Внутри царил полумрак.

      – Я предлагаю растопить печку на кухне. Что скажешь?

     Николь молча кивнула в знак согласия.

      – Давай.

      – В сенях дрова есть. Они должны быть сухими. Ты, чтоб не замёрзнуть, можешь пока взять лопату и погрести снег возле крыльца.

      – Хорошо. – Николь была немногословна. Её занимали раздумья о девочке с матерью, что жили здесь летом.

      – Скажи, Поль, – девочка, подойдя к двери, обернулась и посмотрела на друга стругающего чурку. – Эта Ниска, девочка которую ты здесь видел летом, какая она была?

      – Нуу… – Поль, сидя на корточках возле печи, поднял глаза на Николь. – Просто девочка. Твоего возраста, и роста. – Он встал и попытался представить рост виденной когда-то здесь девочки подняв руку на уровень своих глаз. – Вот примерно такого роста. Как ты, – посмотрев на подругу добавил он. – Только волосы у неё были белые. Совершенно белые. Но… – Поль снова задумался, – может солнце виновато и я неверно увидел цвет?

      – А голос? Каким он был?

      – Обычным. – Мальчик помолчал. – Самый обычный голос. Почему ты спрашиваешь?

      – Да так. Странно всё это. Очень странно. – При этих словах Николь взяла лопату стоявшую в углу, открыла дверь и вышла на улицу.

     «Странно всё это, – мысли проносились в её голове одна быстрее другой. – Эта женщина. Девочка. Что они здесь делали? Богом забытое место. Ни магазинов, ни дорог, ни людей. Откуда пришли? Куда ушли? Этот тазик на берегу. Тазик… Зачем он был им там нужен?»

     Девочка взбежала на крыльцо и распахнула дверь.

      – Поль! Тазик! Он ещё на берегу?!

      – Да откуда мне знать? Раньше был там.

     Хлопнула дверь. Николь, примерно представляя, где протекает канава пробиралась по снегу, то и дело сгребая лопатой наиболее высокие сугробы.

      – Николь! Подожди! Я с тобой! – Мальчик, запыхавшись, бежал следом. – Вот. Немного правее. Кажется, возле того дерева. Туда давай.

     Выхватив из рук девочки лопату, Поль начал расчищать снег в месте, где как он предполагал, должен был лежать таз.

      – Да! Вот. Нашёл. – Послышался металлический стук. – Вот. Так и лежит как я его видел в тот раз. Обычный. Алюминиевый. – Поль посмотрел на подругу. – Сдался он тебе…

      – Не твоё дело. – Оборвала его девочка.

      – Ну как знаешь. – Поля явно задела её реакция.

      – Извини. Пожалуйста. Я… я позже тебе попробую рассказать про это. – Николь подошла к Полю и взяла его руку в свои. – Я хочу посмотреть что под ним.

      – Ты полагаешь, что под ним что-то должно быть? Обязательно должно? Что-то конкретное?

      – Нет. Я не знаю. Но если там что-то есть, я буду удивлена. «Или нет. Я наврала ему, – подумала Николь. – Этот тазик. Тазик. Что? Что я жду под ним увидеть? Но жду. Подсказку. То, что поможет мне вспомнить. И успокоиться. Боже! Я схожу с ума».

      – Ты, может и будешь удивлена, а вот я уже удивлён.

      – Чем?

      – Не чем. Ты меня удивляешь. – Поль покачал головой, и лопатой стал поддевать край таза. Тот примёрз к земле и не хотел подниматься.

     Понадобилось немало времени, для того чтобы отодрать таз от замёрзшей земли. Пока мальчик воевал, Николь расчистила ногами пару метров узкой полоски на льду канавы и была увлечена катанием.

      – Николь! – Поль позвал девочку. – Смотри.

      – Что там?

     Николь подошла к перевёрнутому тазику.

      – Ну? Что скажешь?

     Девочка не отвечала. Прошла, может быть минута, прежде чем она вышла из задумчивости.

      – Я не знаю.

      – Что ты не знаешь?

      – Ничего не знаю. – Девочка попыталась улыбнуться, при этом всё так же, не отрывая взгляда от булыжника, который обнаружился под тазиком. – Положи таз на место и пойдём в дом. Я замёрзла.

      – Будто яйцо драконье. – Мальчик продолжал стоять с тазом в руках.

      – Яйцо?! Почему? – продолжая смотреть на булыжник спросила девочка.

     Поль бросил взгляд на подругу. – Ты смотрела на него именно так. И сейчас именно так смотришь. Будто увидела то, чего не смеешь признать, и вместе с тем, ждала увидеть. Что-то давно желанное. Вот я и подумал о драконьем яйце.

     Николь нахмурила лоб. – Это очень странно. Я уже видела такой камень. Я даже знаю о нём всё, а вот вспомнить не могу. – Девочка пыталась вспоминать, пыталась ухватить обрывки, то ли снов, то ли видений. Но те ускользали проворными, скользкими хвостиками ящериц и прятались под булыжник… «Булыжник! Они прячутся под булыжником!» – Она вскинула голову и улыбнулась. – Пойдём.

      – Да. Пошли. Я же ещё печь не растопил.

     Поль взял Николь за руку, и они пошли к домику.

     В печи расцветал огонь. В сухой полутьме домика, с маленькими, грязными оконцами, было не уютно, и, казалось холоднее чем на улице.

      – У меня с собой горячий чай и бутерброды, и ещё примерно час до выхода. – Поль открыл рюкзак, вытащил из него термос и кулёк. – Присядем, погреемся немного.

     Ребята передвинули поближе к печке маленький столик и уселись на скамью век которой, судя по тому как она качалась и скрипела, подходил к концу. Поль разлил чай в две металлические кружки.

      – Пей, давай. И бутерброд возьми. – Он смотрел на Николь. – О чём думаешь?

      – Завтра после уроков в библиотеку пойду. И хочу тебя попросить никому ничего не рассказывать.

      – Почему? Что ты задумала?

      – Просто я не хочу чтобы надо мной смеялись.

      – Почему над тобой должен кто-то смеяться? Николь, я вообще не понимаю, чего ты хочешь! Ты можешь мне рассказать?

      – Не сейчас. Позже расскажу.

      – Вот так всегда! Строишь из себя загадочную, а мне: – «Никому не говори». И что не говорить? Как я могу говорить или не говорить если не знаю о чём речь?

      – Я тебе расскажу. Обязательно. Только мне время надо.

      – Хорошо. – Поль, видя глубокую задумчивость подруги, был обеспокоен, и подумал, что не стоит её донимать своим непониманием, и показывать как он возмущён её словами. Он и сам был расстроен. Никогда ещё он не видел Николь в состоянии столь сильной задумчивости. Стоило дождаться завтрашнего дня.

      – Допивай чай. Нам пора собираться.

     Вставать со скамьи, стоявшей возле приятного тепла печки, совсем не хотелось. Вьюга усиливалась. Окна домика замело до самого верха. Щепки догорали. Поль взял кочергу, и ею разбивал угли. После, вышел на улицу, принёс оттуда большой, наспех слепленный ком снега и сев перед печкой, стал засыпать угли. Угли шипели и дымили. Избавившись от остатков снега, Поль закрыл дверцу печи, отряхнул рукавицы, и взяв рюкзак, стал его одевать.

      – Пошли, подруга моя загадочная. Я обязан вернуть тебя домой. – Он усмехнулся, и, нежно, как-то особо тепло посмотрел на девочку. – Никому и ничего я не скажу. Даже если буду что-то знать – не скажу.

      – Спасибо тебе. Ты настоящий друг. – Николь встала.

     Дети вышли из домика, в пургу. Снег был всюду. Заметно потеплело. Взявшись за руки они пошли по еле различимой дорожке. Шли молча.

      – Мы немного пораньше здесь. – Поль снял рюкзак и стал катать снежные шары.

      – О чём ты думала, когда увидела булыжник под тазиком? – Вопрос был неожиданным. Николь не замечала того что делает её друг, и по этой причине упустила «строительство» стены из больших снежных шаров вдоль дороги. И то, как Поль остановился и внимательно смотрел на девочку.

      – Не скажу. Ты будешь смеяться надо мной.

      – Ну вот опять! Что ты себе воображаешь? Прям все и всегда только и делают что смеются над тобой. Ну а я вообще хохочу не переставая. – Поль был возмущён.

      – Поль, ты уже несколько раз требовал от меня чтобы я рассказала тебе. Что мне тебе рассказать? Я же и сама не знаю ничего. А ты всё спрашиваешь и спрашиваешь. Ты сам себя расстраиваешь. Вот разберусь сама, тогда и тебе расскажу. А пока у меня лишь смутные ощущения. Давай завтра, после уроков, в библиотеке городской встретимся. Приходи туда. Хорошо? – Николь повернулась спиной к мальчику чтобы незаметно скатать снежок. Бросок оказался на удивление удачным. Поль, с полным ртом снега фыркал, отплёвывался и вытирал глаза.

      – Вот так?! Да?! Я не посмотрю на то что ты девчонка! – с этими словами Поль стал кидать в подругу снежок за снежком.

     Веселье было в самом разгаре когда послышался рокот мотора. Трактор приближался. Ребята спешили отряхнуться.

      – Ну так что? Придёшь в библиотеку? – спросила Николь своего друга, когда они уже сидели в кабине трактора.

      – Приду. Конечно! – Заверил подругу Поль.

     Почти всю дорогу до станции Николь молчала.

     Молчание не приносило облегчения. Все мысли девочки, все тревоги, догадки, ожидания, неуверенность и непонимание происходящего с ней, всё это подобно хлопьям чего-то бесформенного и неопределённого по цвету. Николь была погружена в эту тревожную тишину. И это было похоже на снегопад в тихий зимний вечер, когда огромные, пушистые снежинки неторопливо спускаются на землю, и с еле слышимым шелестом укладываются друг возле друга, боясь повредить свои нежные лучики. Нет. То, что чувствовала сейчас девочка, было иной природы. То было серой, шипящей тишиной, в невесомости, когда нельзя понять, где верх, а где низ, когда не понимаешь куда надо двигаться, и где выход, когда понимаешь, что всякая попытка движения оказывается нереально сложной, будто двигаться тебе приходится в прозрачной густоте, а ты этого не понимала и была не готова.

     Девочке мог помочь Поль. Она это знала. Поль был её другом. Настоящим другом. В их взаимоотношениях присутствовало нечто странное. Что-то такое, что убеждало Николь в преданности Поля. Но даже это не успокаивало её. Сейчас не успокаивало. Николь пугала неотвратимость. И она, эта неотвратимость, появлялась не из пустоты, не вдруг, нет. Она пришла задолго, вместе с рассветом, с востока. А значит, была здесь всегда. И камень был всегда. Когда-то, кем-то положенный, он заключал в себе некую миссию, а значит, был и тот, кто шёл на шаг позади, кто знал, приглядывал, охранял.

     «Охраняет? Но кто? Кто именно? А кто всегда рядом? Ну, как кто? – хмыкнула она, – мама, Поль. Но мама не может иначе. Она же мама. А Поль? Поль – друг. – Девочка вздохнула, – ну и сумятица у меня в голове».

     За окном бушевала зима. Девятая зима её жизни. В этом была большая странность. А ещё – неприятие. Николь ещё предстояло разобраться, что в этом так её возмущает. Но всё это потом. Позже.

     Трактор остановился. Неожиданно для самой девочки, остановился он у самого её дома, а не возле станции.

      – Стив, я выйду здесь, с Николь. А до дома мне совсем близко. Спасибо тебе большое. – Поль помахал рукой, помог подруге спуститься по лесенке, и спустился сам.

     День уходил в вечер. Темнело.

      Я уже знала: уравнение – некий символ поиска. Оно требовало решения. Несомая на руках, я вышла из мира собой созданного и вошла вновь. Но мир, за тот миг, что меня не было, онемел, обезвучился, утонул. И здесь, в мире новом, была я, новая, и была пустота. И знала я – без решения уравнения пустота поглотит, обглодает меня, и обескровит. А где-то, на краю мира, есть то, что так мне необходимо. И я приду. Я – Странница. Я знаю, что такое – путь. И в который раз мне его преодолевать. Лишь только найти решение запрятанное глубоко, за знаком равенства.

     

     ***

     

     – Мам, что это?

     – А ты не видишь? Посмотри внимательно.

     – Смешное оно какое. Хм.

     – Смешное что? Гренки под яйцом? Что же здесь смешного?

     – Ммм… Никогда ничего подобного не ела. И как это есть?

     – Руками. Берёшь руки и колдуешь ими в тарелке.

     – А! Вон оно как всё?!

     Мистер Джой спустился по лестнице и зашёл на кухню.

     – Папа, ты не знаешь где лежат мои лыжи?

     – Знаю.

     – А ты мне скажешь?

     Мистер Джой улыбнулся и подмигнул маме Николь. – Ни за что!

     – И палки там? – не обращая внимания на шутливый ответ папы, спросила девочка.

     – И палки.

     – А ботинки?

     Папа вздохнул: – в твоих ботинках мыши устроили гнездо. Так что надо покупать новые.

     – Папа, ты серьёзно?! – хихикнула девочка.

     – Серьёзнее некуда. Я их ещё осенью выбросил.

     – Вместе с мышами?

     – Ну что ты?! Мы с твоей мамой переселили семейство мышей в другое место.

     – Но папа! – Николь посмотрела на папу, потом на маму, и снова на папу. – Они же всё сгрызут в доме!

     – А ты не попадайся им на пути, и не спи в гараже.

     – Хорошо, папа, постараюсь быть осторожной. Так, мои лыжи в гараже?

     – Угу. Но ботинки мы сможем купить не раньше выходных.

     – Джой, шагом марш на работу! Сам опоздаешь и Николь из-за тебя опоздает. А ты ешь, давай! – мама строго посмотрела на дочку.

     Папа Николь снял с крючка ключи и направился к двери.

     – И кстати, – мистер Джой уже стоя у открытой двери обернулся и говорил через весь коридор. – Спроси Поля про ботинки. Сдаётся мне, года два назад у него размер ноги был, таким как твой сейчас.

     – Да, папочка, спрошу обязательно. Но только если он не разводит дома мышей.

     Папа хмыкнул. – Ну, само собой.

     Слышно было, как закрылась входная дверь.

     – До вечера, папочка! – прокричала Николь в уже опустевший коридор.

     Дорога до школы, находящейся на Бульваре Брюс, никогда не была короткой, что нравилось Николь, любительнице лишний раз прогуляться. Но сегодня она была не просто долгой, но ещё и прилично заснеженной. Идти стало трудно. Здание школы, из красного кирпича, находилось на расстоянии четырёх километров от дома, в котором жила семья Николь. Девочка знала точно про четыре километра. Два года назад, позапрошлым летом, папа принёс домой палку с колесом и счётчиком. Если опустить колесо на землю и идти, колесо крутится и счётчик отсчитывает метры. Николь всю неделю ходила с этим устройством, измеряя расстояния, а потом записывала их на карту города. Тогда она прогулялась и до школы, но по короткой дороге, а была ещё одна, более длинная. Тогда Николь решила не замерять более длинную, для того чтобы оставить себе повод думать самой о том, насколько эта дорога длиннее.

     Машин было мало. Мимо проехал пустой школьный автобус. Светили фонари, и воздух под ними искрился морозными кристаллами. Снежная пыль. Николь свернула вправо и пересекла по мосту ручей. Все в городе настойчиво называли его речкой. И только она упрямо считала, что это ручей. Ручей пересекал весь город. В самом городе его можно было перейти по множеству мостов, обычных, ничем не примечательных мостов-дорог. Севернее же дома Николь мосты были явлением редким и не постоянным. Тот или иной мост то появлялся, то исчезал, то от целого моста оставалось бревно, иной раз два, и в своих прогулках Николь нередко переходила ручей вброд, иногда приходя домой совершенно мокрой из-за того, что падала в воду. Мокрая и чумазая от головы до пят. И счастливая, от возбуждения, не имеющая возможности умолкнуть и дать, кому-либо ещё, вставить хоть слово.

     Крыльцо оказалось занесённым снегом, не убранным. Не было и следов ног. Так девочка понимала, что пришла в школу первой. Ей это нравилось.

     Поднялась по ступенькам. Снег приятно хрустел. Спустя несколько секунд после звонка в дверь послышалось как с той стороны отпирают засов. Дверь приоткрылась. Белое, тёплое освещение холла вырвалось на улицу освещая крыльцо. Следом, в проёме показалось женское лицо.

     – Доброе утро, миссис Флоранс! – Николь поприветствовала старушку, и стряхивая налипший к сапогам снег, зашла внутрь.

      – Доброе утро, ранняя пташка! – Так миссис Флоранс каждое утро приветствовала девочку. – Ты, как всегда, первая. Расскажешь мне, как день вчера провела?

     – Конечно расскажу. Но я не всегда первой бываю. Помните, на той неделе меня опередил кто-то? Кто это был?

     – Ах, милочка. Да то малец был. Первоклашка. Случилось так, что родителям его рано уезжать надо было в аэропорт. Летели они самолётом на материк, – уточнила старушка. – Ну а мальца куда? До школы подвезли. Сдали, так сказать, с рук на руки, и в аэропорт. Я его тут чаем и поила – Миссис Флоранс присела на скамейку рядом с Николь. – Ты то через минуту пришла. Я твоё опоздание не засчитала. Сама у меня сидела, и малыша того видела. Забыла никак? – Она усмехнулась. – Ты, милочка, переодевайся да ко мне зайди. После такой дороги тебе чаю горячего надо, а с тебя рассказ за вчерашнее. – Женщина поднялась и пошла по коридору, в сторону центрального входа, возле которого располагался её кабинет.

     Чай был горячим и сильно сладким. Впрочем, как и всегда. Но после пятидесяти минут прогулки до школы по заснеженным улицам города, Николь с наслаждением, маленькими глотками, пила обжигающий чай, держа бокал двумя руками.

     – Друг твой закадычный уж скоро придёт. – сказала миссис Флоранс, взглянув на большие настенные часы весящие напротив окна кабинета. – Хороший он мальчишка. Вежливый. Аккуратный. Вы, прям, и разные совсем, и одинаковые. Диву даюсь. Как же так люди выбирают друг друга? Иные, жизнь потратят, да так и проживают её с чужими по духу. А другие враз душами встречаются. Будто близнецы какие, а то может и более. – Старушка посидела, помолчала, внимательно глядя на девочку, и продолжила рассуждать. – Вот вы, например, с Полем. Ты не знаешь, да я тебе расскажу. Лет пять назад твоя семья появилась в нашем городе. И знаешь, что сразу в глаза бросилось? Нет? – Миссис Флоранс подалась в сторону Николь, облокотившись о край стола. – Ты же знаешь, не родная ты дочь матери своей, Лили Бишот. И чертами, и характерами вы разные. Но прошло время, и вы так дружны… Приятная семья, во всех отношениях. И вот ещё. Вижу я мать твою по службе своей и замечаю – с годами она весёлость твою переняла. Не ты у неё, а она у тебя! Редкое дело. Так вот, – чуть задумавшись продолжала она. – Вы как в городе объявились, так на следующий день мальчугана рыбаки нашли. На берегу, возле доков. Возраста твоего. Лет пяти. В приют сдать хотели. Родителей нет. Откуда он – мальчишка ни слова. Лет своих не знает. Зато имя твердил: – Поль. Поль. Так Полем и записали, да возраст внешне определили. Запрос на материк сделали. Да ответа, кстати сказать, так и не дождались. И уж в приют определять собрались, да неожиданно женщина объявилась. Софи Бланш. Родственницей назвалась. Высказала желание взять его к себе. С тех пор она ему заместо матери родной. Не слышала я чтоб плохо та к нему относилась. В свободе его воспитывает, да приглядывает издалека как бы. Вот и выходит, что вы оба, Поль да ты, птицы свободолюбивые. Я откуда всё это знаю то? Не со слухов каких. Дочь у меня в городской управе социальными делами занимается. И вот ещё чего, милочка, – старушка прямо смотрела в глаза Николь, – я тебе всё это как взрослой рассказываю. Знаю я тебя. Уверена. Так ты уж не разноси по белу свету, что от меня услышала.

     – Миссис Флоранс…

     – Не называй меня так. Флоранс я для тебя. Для всех может и миссис, а для тебя Флоранс.

     – Хорошо, Флоранс. Я поняла. За меня не беспокойтесь. Нет такого человека, которому я бы что рассказала.

     – Вот это меня в тебе и беспокоит.

     – Что вас беспокоит? – девочка явно растерялась.

     – Поль, – миссис Флоранс наклонилась к Николь и шёпотом сказала. – Поль, друг твой, в неведении. И мучается он недоверием твоим.

     – Мисс… Флоранс! Откуда…! Как вы…!

     – Милочка, я много чего знаю. А тебе быть честнее с Полем. Береги дружбу. Вам по жизни идти вместе. Я это чувствую. А теперь беги на урок. – Старушка встала, подмигнула девочке. – Ступай. Этот день нужен тебе.

     Николь вышла, закрыла за собой дверь, и побрела по коридору в сторону лестницы ведущей на второй этаж.

     «Странно. Много чего странно. Как же теперь всё это понимать? Что за сны мне снятся? Эта планета, космопорт… Начиталась фантастики и теперь мешанина в голове. Всё в одну кучу, этот трактор, большущее чёрное яйцо, и оно, почему-то на той планете, и она со Стивом этим, другом Поля, едет в космопорт на тракторе, а затем летит на корабле, а дальше… – девочка не помнила дальнейшего. Детали утеряны, позабыты, а затем сразу планета. – Вся белая, покрытая снегом. И странные люди, и олени. Ну как на какой-то там планете могут быть олени? – И что-то ещё, но это что-то никак не вспоминалось, и мучило девочку».

     Ноги были ватными. Николь не заметила, как остановилась напротив окна и смотрела на падающий снег. Она не заметила и Поля прокричавшего ей приветствие. Не заметила, как тот странно посмотрел на неё, подошёл и о чём-то спросил. Но она не ответила, смотрела сквозь него. И как он, постояв возле, развёл руками и направился в кабинет миссис Флоранс.

     В холле стало шумно.

     – Николь, привет!

     – Привет, Софи.

     – Ты что такая замороженная? Пешком по сугробам добиралась? – Софи выглядела бодрой.

     – Привет, Софи, – повторила девочка, не отрывая взгляда от окна и обернулась на подругу. – Пошли?

     – Ну наконец то! – Софи улыбнулась и хлопнула Николь по плечу. – Куда пойдём?

     – Как куда? – удивилась Николь. – На урок.

     – Это была проверка. – Софи усмехнулась, достала тетрадь. – У нас первым рисование?

     – Какое рисование? Его сегодня нет вообще. Литература сейчас.

     – Ах да. Перепутала я что-то. – Софи засмеялась и стала прыгать, высоко поднимая руки.

     – Софи, привет тебе! Ты чего прыгаешь? – к девочкам по коридору приближалась Адель. – Николь, привет, – Адель махнула рукой, не глядя на девочку.

     – Странная она, – сказала Софи, кивая головой в сторону Адель только что прошедшую мимо них. – Ты заметила, как она реагирует на тебя?

     – Нет. Не заметила. А что здесь не так?

     – Она тебя странной считает. Помнишь, в прошлом году ты про кота какого-то рассказывала?

     – Какого кота?

     – Вот видишь? А она говорит про кота твоего. Чёрный кот у тебя оказывается есть, а ты и не знаешь. В общем, попала она. Всей школе рассказала про него, но никто ей не верит. Поля видела сегодня? – Подруга неожиданно переключилась на другое.

     – Нет ещё. Не видела.

     – Мне почудилось, или он сзади идёт, незамеченным. – Софи медленно повернулась и посмотрела назад. – Странно. Его нет. Чёрт с ним. Заходи в кабинет. – Софи затолкала подругу в открытую дверь кабинета литературы, оглянулась назад, и не увидев там ничего на её взгляд странного, закрыла дверь.

     Дорога до библиотеки заняла сорок минут против тридцати как обычно. Уроки закончились. Софи попрощалась и ждала у крыльца своих родителей. Поля нигде не было видно.

     Одноэтажное, кирпичное здание с жёлтым крыльцом утопало в сугробах. Внутри было тепло и тихо. Николь разделась и подошла к стойке библиотекаря.

     За окном было темно. Два человека в читальном зале за стопками книг. Тишина. Девочка протёрла глаза. Усталость и пустота. А ещё чувство голода. Как найти что-то, когда не знаешь, что ищешь? Нет. Конечно, она понимала, что именно искать, но, когда шла сюда. По приходу же, встав перед библиотекарем, она вдруг не смогла связать и двух слов. Клубок мыслей разлетелся как рыхлые снежинки в морозный день.

     – Мне, пожалуйста, что-нибудь по северу Канады. Что-нибудь про удивительное.

     – Вам приключенческое?

     – Нет. Не совсем. Что-нибудь про исследования. Научные.

     – Я вас поняла. Тогда вам в ряд 14 бис. Именно там вся литература по северу, по открытиям, загадкам, и про путешественников.

     – Спасибо.

     Николь, почти в слепую взяла шесть книг и села за стол. Уже через полчаса она встала и снова подошла к ряду 14 бис. И ещё раз. И ещё. На столе уже не осталось свободного места, и она была вынуждена часть книг вернуть обратно. Но тетрадь, которая была взята с собой, чтобы записывать важное найденное, оставалась чистой.

     Усталость и голод сказывались. Надо было оставить эти попытки до следующего раза. Пора домой. Николь посмотрела на часы.

     – Ого! Восемь вечера?!

     Собрав все книги, она расставила их по полкам и пошла в гардероб. В холле, на длинном, обтянутом чёрной кожей диване, сидел Поль.

     – Привет! Ты что здесь делаешь?

     – Жду тебя.

     – Но где ты был всё это время?! Я искала тебя. И в школе не видела.

     – Я был в школе. Даже поздоровался утром с тобой, но ты была немного не в себе.

     – Но мы же договаривались встретиться в библиотеке. Хотя… – Николь чуть подумала. – Может и хорошо, что ты не пошёл со мной.

     – Я шёл за тобой. Вдалеке. Так, чтобы ты не заметила. И всё это время ждал тебя здесь.

     – И зачем ты так сделал? – Николь была возмущена.

     – Я же говорю. Я видел тебя утром. С тобой творилось что-то неладное. Я решил не попадаться тебе на глаза. Мне было за тебя страшно. И до библиотеки шёл, чтобы убедиться, что с тобой всё хорошо.

     – Глупо ты сделал.

     – Может ты и права. Нашла, что хотела?

     – Нет. Ничего я не нашла. Я даже не знаю, что и искать. Чувствую себя пустой.

     – Но ты же искала что-то? Ты знала, что тебя интересует? Ведь так?

     – Ну да. Но я стала пустой. Я вдруг всё потеряла. Везде пустота…

     – Стой. Спокойно ответь на вопрос: какие книги ты читала? Ты можешь сказать? Постой! – вдруг спохватился мальчик. – Ты же, наверно, голодная. У меня есть пара бутербродов.

     – Не откажусь. Спасибо тебе.

     Поль взял рюкзак, порылся в нём и достал свёрток из фольги. Развернув его, положил на колени подруге. – Ешь. Это тебе.

     – Спасибо, – ещё раз сказала Николь, и без промедления, взяв один тут же начала его есть.

     – Поль.

     – Да?

     – У тебя нет ничего попить?

     – Да! Конечно! Я совсем забыл. – Мальчик спохватился и вынул из бокового кармашка рюкзака термос. – Чай. Он ещё тёплый. Пей.

     Николь ела второй бутерброд запивая его чаем из маленькой кружки, а Поль смотрел на неё. – «Какая же она чудесная, а я не могу ей сказать об этом. Я ей нужен, а сказать не могу».

     – Ты чего так на меня смотришь?

     Поль опомнился: – Хочу спросить тебя. Ты мне так и не ответила.

     – Так спроси ещё раз.

     – Что ты ищешь?

     Николь опустила голову. – Я устала. Я и сначала не понимала, что меня мучает, а как посидела здесь, так и совсем перестала понимать. – Она вздохнула и повторила, но уже глухо, – я устала.

     Поль подвинулся ближе к подруге и обнял её за плечи. – Я хочу тебе помочь. Давай начнём с простого. Какие книги ты брала? О чём они?

     – О Канаде. История Канады. Севера, – уточнила девочка.

     – Приключения? Или открытия?

     – Открытия, странности разные, тайны.

     – Вот уже лучше. – Мальчик потрепал её по плечу. – И ты нашла что-нибудь интересное для себя?

     – Нет. Ну, то есть, загадок много разных… но… – она снова вздохнула. – Их много, и я не смогла разобраться с… – Николь замолчала. И тут Поль увидел, что по её щекам текут слёзы. Он испугался. Обняв девочку двумя руками, прижал к себе. Та тихо сидела. Беззвучно. Положив голову на плечо друга. И только слёзы текли по её щекам.

     – Ты устала. – Мальчик достал из кармана платок и сам стал вытирать мокрое лицо девочки. – Нам пора идти домой. А завтра мы обязательно придём сюда и будем искать вместе.

     Николь кивнула. Подняла голову. Посмотрела на Поля и улыбнулась.

     – Вот и отлично. – Он взял её пальто, помог одеться, и забрав оба рюкзака, открыл дверь библиотеки. – На выход, кукушечка.

     – Хм. Почему кукушечка?

     – Не знаю. Мне так подумалось. Держись за мою руку. Здесь снег укатали. Скользко как на катке.

     Николь не помнила, как пришла домой, куда делся Поль, что она делала и как ложилась спать. Только, проснувшись утром, она поняла, что дорога от библиотеки до дома, и весь остальной вечер, вплоть до этого пробуждения, были сбиты в плотный комок пустоты неопределённого цвета, и от чего-то ей подумалось сейчас, что комок этот, забрал с собой Поль, что ничто не потеряно, но одолжено у неё на время, старательно укатано и завязано тугими, надёжными узлами, и что Поль сохранит это, совсем непонятное ей, но, наверное, такое нужное, до времени, когда оно ей станет необходимым.

     «Надо только ждать и идти. И то, и другое вместе. Ждать и идти. Но почему?! Куда мне надо?! Как я так стала понимать, что мне необходимо идти чёрт знает куда? Отчего во мне эта тревожность, и до боли в груди, потребность? Разве я не могу успокоиться и посмотреть на себя без всех этих заморочек?» – Девочка закрыла глаза, набрала в грудь воздуха, и медленно с усилием выдыхала.

     Утро настало и прошло незамеченным. Дорога до школы была перебежками коротких, ничего не значащих размышлений. Миссис Флоранс ни о чём не спрашивала. Лишь может, чуть дольше смотрела на Николь, чуть пошевелила губами, будто и сказала, что, да для себя. Времени до первого урока оставалось много. Девочка прогулялась по всем коридорам, посмотрела во все окна, села на скамейку возле входа в спортивный зал, достала тетрадку и написала слово «Дракон». Зачем? И что оно значило, она не знала, но снег на улице напомнил ей о булыжнике под тазом возле дома, на берегу канавы. Вспомнив, девочка, сама, не зная почему, подумала о Драконах. Написав это слово, она вздохнула, закрыла тетрадку и положила её в рюкзак.

     – Николь, привет! Ты чего здесь торчишь? – Софи была весела. – Я что подумала…

     – Привет, Николь! – Поль прервал начавшуюся было болтовню девочки.

     – Вот вечно ты! – Софи размахнулась сумочкой и ударила Поля по ноге. – Не видишь, что ли? Мы разговариваем!

     – Я же не специально. Прошу меня простить. – Поль гладил свою ногу, по которой заехала Софи. – У тебя там кирпичи?

     – Нет там никаких кирпичей. Случайно дома сковородку вместо тетради в сумочку положила. – Софи явно была в отличном расположении духа.

     – То-то и видно. – Поль перевёл взгляд на Николь. – Ты как себя чувствуешь? Всё хорошо?

     – Да. Всё отлично.

     – Вот видишь? Тебе же сказали: всё хорошо. Так что можешь идти. – Софи махнула Полю рукой, показывая чтобы тот удалился.

     – Софи, ты несносна. – Мальчик развернулся и пошёл по коридору, оставив подруг наедине.

     – Софи, зачем ты так? Он мой друг. Я не хочу, чтобы ты так себя вела с ним.

     Подруга отчётливо прочитала в интонациях Николь неодобрение.

     – Хорошо. Ладно. Больше не буду. – Примирительно замахала руками Софи. – Только вот мне не нравится, что он ходит к этой, миссис Флоранс в её комнатушку. Они там явно сплетничают.

     – Я тоже хожу к миссис Флоранс. Она много разного рассказывает. И вообще, она мне нравится. И прошу тебя так не отзываться о ней. Она, старый человек с добрым сердцем, и много чего повидала. – Голос Николь срывался на крик. Она была возмущена.

     – Ладно. Ладно. Подруга. Я знаю, вы там чуть ли ни каждое утро чай пьёте. И я совсем не против. Я то про друга твоего говорю сейчас. Зачем он вчера, как с тобой поздоровался, так сразу туда побежал? Чего это он? А? – Софи, вслед за Николь разгорячилась тоже, махала руками и раскраснелась. – Он как увидел тебя в столбняке, так сразу к ней пошёл. И хочу тебе сказать – быстро пошёл. Почти бегом. Мне это не нравится.

     Прозвенел звонок прервав трудный диалог.

     Урок прошёл незаметно. И если бы сейчас, кто-нибудь спросил Николь про предмет, который был на этом уроке – не смогла бы толком ответить. Выйдя из класса, она побежала искать Поля. Он был ей нужен, но расписания уроков друга у девочки не было. Поэтому искала наугад. Не видя ничего перед собой, спускаясь по лестнице на первый этаж, Николь не заметила бы Поля, если бы не столкнулась с ним лоб в лоб, а точнее, своим лбом стукнулась о его грудь.

     – Николь, ты чего? Бежишь от кого-то? – Поль потёр ушибленную грудь, и взяв девочку за плечи, спросил: – что случилось?

     – Я искала тебя.

     – Да я понял это. – Он посмотрел по сторонам. – Так. Давай отойдём отсюда. Всё же на лестнице не очень удобно разговаривать. Нет, – чуть подумав произнёс он, – пойдём в кафетерий.

     В школьном кафе было тихо. Взяв себе и подруге по чашке чая и булочек, Поль сел за столик, за которым уже сидела его подруга.

     – Ты вчера ходил к миссис Флоранс?

     – Да. Она меня угостила вкусным чаем. Ромашковым.

     – Ты часто к ней ходишь? – Николь сидела, опустив голову, и не отрываясь, смотрела на чай в своей чашке, будто там происходило нечто самое интересное, что-то, от чего нельзя было оторвать взгляд.

     – Ты чего, подруга?! Хожу, конечно, когда есть время, часто хожу, и ты это прекрасно знаешь. Мне нравятся её рассказы. И чай нравится. И пирожки, которые она печёт. – Поль смотрел на Николь. На её макушку, на волосы, которые сейчас закрывали её лицо…

     – Она рассказала мне о тебе. О том, как ты появился в этом городе. – Девочка говорила, но всё так же, не отрывая взгляда от чашки.

     – Ты сказала то, что не должна была говорить.

     – Да. Не должна. Но твоё замечание означает, что и тебе она рассказывала эту историю. И что ты тоже обещал ей никому не рассказывать, что узнал.

     Мальчик хмыкнул. – Интересно. Мы оба знаем тайну и оба обещали молчать. И даже скрывать друг от друга. И вот, мы оба знаем, что миссис Флоранс нам рассказала. – Он засмеялся.

     – Тебе не кажется это странным?

     – Что именно?

     – То, что миссис Флоранс знает больше, чем рассказала нам?

     – Чего же в этом странного? – Поль развёл руками. – Может, нам было сказано то что мы должны были узнать, и не больше.

     – А я думаю, что она знает о тебе больше. По крайней мере, мне, твоё появление кажется загадочным. И обо мне, – девочка подняла голову и посмотрела на друга. – Зачем ей понадобилось рассказывать нам всё это? Может быть, у неё были на то свои причины?

     – Николь, не додумывай. Мы не знаем всего. Просто выбрось это из головы.

     Поль видел состояние подруги. Его это беспокоило. Но что он мог сделать? Оставалось дождаться похода в библиотеку. Мальчик надеялся, что там, Николь найдёт ответы на какие-то свои, странные, и ему не известные вопросы. И что эти ответы помогут Николь выйти из гнетущего состояния.

     Занятия окончились. Девочка оделась и вышла из раздевалки. Поль уже был здесь.

     – Ты чего здесь делаешь?

     – Жду тебя. Мы же договорились пойти в библиотеку вместе. Надеюсь, ты не забыла?

     Николь смутилась. – Да. Конечно. Помню, – взяла Поля за руку и направилась к выходу.

     Всю дорогу ребята молчали. И если Николь думала о чём-то, в чём сама не могла разобраться, то Поль, нет-нет, да и поглядывал на девочку, и думал по большей части о ней. У него было достаточно причин переживать. И бояться.

     В библиотеке было тепло и тихо. Ребята разделись и подошли к стойке библиотекаря.

     – Я вас слушаю. Чем могу помочь? – Обратилась библиотекарь к ребятам.

     – Мне нужны упоминания о разных загадочных явлениях на севере Канады. На самом севере. – Уточнила Николь. – Особенно предания народов, населяющих эти территории.

     – Так-так. Эскимосы и инуиты крайнего севера и их предания? – Библиотекарь чуть подумала. – Вы же вчера уже приходили? И ничего не нашли. Так? Советую вам поработать сначала в терминале. Дело в том, что найти подобное в литературных источниках сложнее. Проще было бы поискать в периодических изданиях, газетах и журналах. Больше шансов. Можете сесть за один из столиков левого ряда. Они оборудованы терминалами.

     – Большое спасибо.

     Ребята выбрали самый дальний столик.

     – Что именно будем искать?

     – Всё странное. – Николь уже набирала в строке поиска слова.

     – Огонь?! Николь, ты явно знаешь, что искать. Так может, скажешь мне?

     Девочка отошла от стола, нашла в рюкзаке тетрадь и открыла её на первой странице.

     Поль прочитал написанное. – Ты это ищешь?!

     – Да.

     – Ты в своём уме?! Ну… Всё что угодно, но не это!

     – Нет. Именно это.

     Поль сел на стул. – Послушай меня. Сядь и послушай.

     Николь села.

     – Ты, конечно, странная. Ты очаровательная, умная, смелая. Но странная. – Мальчик вздохнул, развёл руками, хотел ещё что-то сказать, снова вздохнул. – Ты серьёзно веришь, что это реально?

     – Я знаю, – перебила его Николь. – Я даже не верю. Я знаю. И я найду, – последовала пауза, и девочка продолжала. – Я найду его и стану цельной.

     – Это невозможно. – Поль не мог сдержать свои эмоции. Вскочил и стал ходить назад и вперёд. – Но уж точно, это интересно. – Походив так какое-то время, он сел на стул. – Это невероятно. Это даже нельзя представить, но ты меня заинтриговала. Ты ведьма, и теперь я хочу тебе помочь, хоть и отказываюсь воспринимать подобное всерьёз.

     – Отлично! Тогда начнём. Искать будем на крайних островах, обращённых к Гренландии. Ты ищи спутниковые снимки, которые выявляли пустоты, пещеры, ну и всякое такое. Я буду искать упоминания туземцев о странностях тех мест.

     – Ты всё записываешь?

     Ребята не заметили, как день сменился теменью за окнами библиотеки.

     – Всё записываю. Как ты и просила.

     Николь тёрла глаза. – Устала. Наверно, хватит на сегодня.

     – Знаешь, что? – Поль устал не меньше подруги и мечтал о доме. – Много упоминаний о… – он заглянул в тетрадку, – Земле Баффина. Там больше всего пустот, до которых не добраться ни по суше, ни по морю.

     – Странно, но у эскимосов об этом острове есть легенды.

     – Давай-ка сейчас мы пойдём домой. Уже восьмой час. А завтра после школы я предлагаю зайти ко мне и обдумать всё вот это вот. – Поль показал на тетрадки.

     – Согласна. Пойдём по домам. У меня глаза слипаются.

     – Ты как себя чувствуешь? – мальчик внимательно посмотрел на Николь.

     – Всё хорошо, Поль. Со мной всё хорошо.

     – Это радует. – Поль спохватился, – так. У меня есть булочка и чай в термосе. Тебя угостить?

     – Пожалуй, да.

     Мальчик проводил подругу до дома и вручил её заботам мадам Бишот.

     Ночью Николь проснулась от духоты. Встав с постели, девочка подошла к окну и приоткрыла его, впустив свежего воздуха. Чёрное небо. Мягкий свет уличных фонарей, и луна. Полная, сияющая бледно жёлтым светом. За ночь на улице потеплело. Прикрыв окно, девочка вернулась в постель, но заснуть ей мешали мысли. Помаявшись, минут двадцать, попыталась считать то барашков, то верблюдов, но считалочки не помогли и она обречённо разрешила себе пофантазировать о чём-нибудь необычном выбрав для этого дракона. И, только допустив себе подобное, она оказалась верхом на этом существе, и они: девочка и дракон, неслись в глянцевой, стеклянно-чёрной пустоте в сторону луны. И беззвучны были взмахи крыльев гиганта. И молчала луна, не приближаясь, но становясь холоднее в своём сиянии. И тихое, но задорное Трам-Пам-Пам дракона…

     – Тебе радостно?

     – Да. Я в восторге.

     И стоило бы удивиться самому факту разговора с Драконом, но, кто-то уже накрывает её одеялом, а кто – она не знает. Тепло пламени…

     – Николь, пора вставать!

     – Да, мама. Уже встаю.

     К большому удивлению девочки, Поль пришёл в школу первым и ждал её в раздевалке.

     – Привет. Давай вместе зайдём на чай к миссис Флоранс. Она сама предложила. У неё пирожки вкусные. Не помню только с чем. Она сказала, но я позабыл.

     – Привет, Поль. Пошли.

     Миссис Флоранс загадочно подмигнула вошедшим ребятам, усадила за стол, разлила по чашкам чай и выставила блюдо с пирожками.

     – Угощайтесь, мои милые. – Она озорно посмотрела на мальчика и обратилась к Николь. – Поль, конечно, забыл с чем пирожки. Но нам с тобой не удивляться…

     – А! Я вспомнил! Они с камбалой! – Поль, улыбаясь, показывал на карандашный рисунок в рамке под стеклом, висевший на стене.

     – Ну вот. Не безнадёжен. – Усмехнулась миссис Флоранс.

     – Миссис Фл… – Поль спохватился. – Флоранс, а что вы думаете о чудесах?

     – Поль, с чего вдруг такой вопрос? – Миссис Флоранс посмотрела на Николь и перевела взгляд на мальчика.

     – Ну, понимаете… есть мнение, что чудеса всё же существуют. И хоть я и не могу поверить в их существование, для меня важно ваше мнение,

     – Поль, вот что я тебе скажу: то, что возможно для одного человека, может быть невозможным для всего мира. Потерпи. Пройдёт не так уж много времени, как ты убедишься в этом. – Миссис Флоранс надкусила пирожок и посмотрела на ребят. – Быстро схватили по пирожку! Что сидим?

     Пирожки были удивительно сочными. Старушка наказала ребятам зайти позже и взять с собой ещё по парочке, которые заблаговременно завернула в фольгу.

     После первого урока Николь нашла Поля на первом этаже. – Ты зачем спрашивал Флоранс о драконах?

     – Мне важно было её мнение. Потому что я серьёзно отнёсся к твоим поискам.

     – И как тебе её мнение?

     – Я услышал не то что ожидал. Но она сказала удивительную вещь. Я весь урок над этим думал. Понимаешь, – мальчик оживился, – она, как бы ответила на вопрос, но задала другие вопросы. И это меня смущает.

     – Какие вопросы? Что смущает?

     – А вот теперь я не готов тебе сказать. Мне надо время.

     – Какие мы загадочные. – Николь потрепала Поля по голове.

     – Не более загадочные чем вы, леди, – в ответ мальчик легонько щёлкнул Николь по носу. – Так мы идём к Флоранс за пирожками?

     – Конечно идём.

     Миссис Флоранс вручила друзьям свёрток с пирожками и те направились в столовую.

     – Не отпускает меня этот ответ Флоранс со своими драконами. Я всё время думаю об этом. Понимаешь? – Мальчик сжал пальцы левой руки в кулак. И, то ли задавал вопрос, то ли, таким образом, пытался утвердительно ответить.

     Николь опустила взгляд. – Я не меньше твоего смущена её ответом. Ведь, она ответила не на твой вопрос. Она предупредила твои сомнения. Как бы перепрыгнула через всё многословие, и… поставила в конце точку. И я поняла, что именно она сказала. Но не поняла почему именно так.

     – Вот и получается, что, – мальчик отхлебнул из чашки, – «Не в твоих силах сомневаться в вере одного, потому как вера одного сильнее убеждённости всего мира».

     – Ну, как-то так. – Николь кивнула.

     – Ты больно уж спокойна, Николь. Ведь мы оба знаем, что говорила она о тебе.

     Николь поперхнулась и закашляла. – Ты чересчур впечатлителен. Флоранс никак не могла иметь меня ввиду. Абсолютно. Я же ей ничего об этом не говорила.

     – Ох Николь. Сдаётся мне, что наша миссис Флоранс не так уж и проста. Хотя… пирожки у неё замечательные получаются. – Поль доел два свои пирожка, и начал есть третий, которым поделилась с ним Николь.

     – Сколько уроков у тебя осталось?

     – Два.

     – И у меня два. Встречаемся в раздевалке и идём ко мне.

     Два последних урока прошли, и ребята, как и договаривались, вышли из школы и шли в сторону дома Поля.

     – Глаза режет. – Николь щурилась. На её щеках заиграл румянец.

     – Это снег потому что блестит. – Поль украдкой поглядывал на девочку. Он любовался её лицом, улыбкой. Полю нравилась Николь. Нравилась всегда. Вот и сейчас она была восхитительна. Смеялась. Розовощёкая. Её прищур напоминал Полю зверька. Он был уверен в том, что видел такого, но не мог вспомнить где и что это за зверь.

     – Ты чего это всё смотришь на меня так внимательно?

     – Да ничего. – Мальчик засмущался. Он не ожидал того что Николь заметит его подглядывания.

     Открыв дверь, Поль дождался, когда Николь сметёт снег с сапог и войдёт в дом. В доме было тепло.

     – Раздевайся и проходи ко мне в комнату. Я пока чайник поставлю.

     Николь сидела на полу перед разложенной большой картой Канады. В руках у неё была линейка.

     – Ты чего пытаешься сделать?

     – Измеряю расстояние от дома до вот этого места. – Она обвела указательным пальцем круг в районе Земли Баффинова.

     – Ого! Зачем тебе расстояние? И не проще ли посмотреть его на компьютерной карте?

     – А ты прав. Давай так и сделаем.

     Поль включил ноутбук и ждал, когда тот загрузится.

     – И потом: тебе расстояние по прямой, или в обход по морю?

     – Я пока не знаю. Не думала ещё как туда лучше добираться.

     Поль выглядел озадаченным. – Постой. Ты что, в правду собираешься туда поехать?

     – Ещё не решила. Но глядя на карту, думаю, что часть пути я проделаю морем, а часть по суше.

     – Ты сейчас серьёзно говоришь? Ты, девочка, девяти лет, собираешься, чёрт знает куда, за, может быть, тысячу километров на крайний север?! Ты в своём уме? Или смеёшься надо мной?

     Поль сидел перед ноутбуком, и был сильно разозлён. – Чёрт! Да он даже не строит маршрут! А знаешь почему? Потому что это остров. И мы на острове. Тебе пришлось бы на корабле плыть. Или плыть, потом ехать по материку, потом плыть до Земли Баффина, а потом ещё и по ней добираться. Или ты на воздушном шаре собралась лететь? И учти: сейчас середина зимы и море замёрзло. Корабли не ходят. – Поль был возбуждён. Он не мог поверить в то что Николь серьёзно собралась добраться до мест, где она должна была найти это своё искомое. И ладно ещё что она была способна всё это выдумать. Ладно. Николь всегда отличалась воображением. Но, чёрт побери! Переться в такую невозможную даль! Невероятно!

     – Я подумаю, как до туда добраться.

     – Подумай, подумай. – Поль закивал в знак согласия. – А ещё, ты вероятно, забыла о своих родителях. Ты им уже сказала, что собираешься… – Поль задумался, вдруг глухо зарычал и стал махать руками. – Да я даже не знаю, куда ты собираешься! И поэтому даже не смог бы ничего им сказать! – Он показал руками в направлении дома Николь. – Давай! Представь, что ты говоришь маме с папой о своём намерении покинуть их. Только, чур, – он прижал руки к своей груди. – Меня в этот момент там не будет. Не желаю состариться раньше времени, наблюдая за реакцией твоих родителей.

     Николь, всё это время смотрящая в пол, подняла глаза и посмотрела в окно. – Успокойся. Прямо сейчас я никуда не собираюсь. Мне надо немного времени для обдумывания деталей.

     – Ааа!!! – Крик Поля перешёл в резкий, протяжный рык. – Николь. Да ты шутишь! Николь! – Он заметался по комнате. – Мне снится сон. Мне снится дурной сон. Я сейчас проснусь и пойму, что это был сон.

     – Пожалуй, мне пора идти. – Николь складывала карту. – Можно я возьму её у тебя, на время?

     – Бери! Конечно! Давай! – мальчик в отчаянии поднял руки.

     Николь ушла. Поль забыл про чайник. Проводив девочку, он поднялся в свою комнату, встал у окна… Темно. Морозно. Мягкий свет фонарей. Небо, полное звёзд. И где-то там, за изгибом земли, эта чёртова Баффинова Земля…

     

     – Николь, девочка моя, жду тебя за чашкой чая.

     – Флоранс, мне что-то не хочется. – Николь стряхивала снег со своих сапог.

     – Я тебя и не спрашивала, хочешь ты или нет.

     – Миссис Флоранс, я и вправду хочу побыть одна. Мне надо. – Николь опустила голову уставившись на носки своих сапог.

     – Ну, как знаешь. Не в праве я настаивать. – Миссис Флоранс исподлобья посмотрела на девочку. – Знай, если тебе что надо – я всегда готова помочь. – Она зашла в свой кабинет и закрыла дверь.

     Бывало, в иной момент девочке становилось страшно, а потом она отказывалась от своей цели и приходило облегчение. Николь села на скамейку в глубине центрального корпуса на первом этаже возле спортзала. Здесь, в полутьме тупика было тихо. Редко кто пробегал мимо. Голоса проходящих по главному коридору были еле слышимыми. А полутьма, как бы подталкивала забраться поглубже в себя, закрыться в себе, от всего и всех. Николь ничего не знала. Буквально. Её разум был против некоей силы, которая горела внутри. И вовсе не там, где сердце, но глубже. Эта сила была беззвучна. Но разум… Всё, что в центре Николь пламенело бескомпромиссной устремлённостью, пыталось защищаться от разума. Две силы… но она не осознавала этой борьбы. Её мысли и страхи были проще. Но было что-то ещё. Слабым голосом, откуда-то сверху она слышала: «Не обретёшь – погибнешь. Не умрёшь, но живой уже не будешь. Потеряешь всё. Пустота. Пустота. Пустота». Этот слабый голос был ей знаком. Девочка не знала откуда, но знаком. И он успокаивал. Нет. Пугал завтрашним днём… Нет! Нет! И Нет! Не пугал. Угрожал исходом. Пустотой существования. Поражение духа? Нееет!

     Николь очнулась. Вокруг никого не было. Она всё так же сидела на скамейке в полутьме. Но она кричала. Точно кричала. И более того, кричала во весь свой голос. Боль от крика ещё оставалась в груди, настаивая отнестись к ней серьёзно.

     Из-за угла показалась Софи. Она прокричала приветствие. Замахала руками…

     Но Николь уже стояла с мелком в руке. Перед ней, подвешенная в воздухе, ни на что не опираясь, плавала классная доска. Призрачная. Стеклянная. На доске, рукой девочки было написано уравнение. Николь то и дело дописывала знаки, символы, функции. Появлялись дроби. Она осознанно трудилась над этим уравнением, и одновременно с этим, не понимала его. Доска вибрировала, издавала низкие звуки, покачивалась, а Николь писала и писала. Софи стояла рядом.

     – Николь.

     Николь посмотрела сквозь подругу и снова обратилась к уравнению.

     – Николь! Очнись!

     Николь писала. Не всегда понимая сути написанного, но знала, что дописать необходимо.

     – Николь! – Софи рванула руку подруги. Потянула на себя. Отпустила.

     Николь одновременно была перед доской и смотрела на Софи. Взгляд подруги выражал испуг.

     – Николь, тебя зовёт миссис Флоранс.

     Николь слышала.

     – Николь. – Это уже был второй голос. Голос Поля.

     Поль подбежал, подхватил Николь на руки. Девочка хотела сказать, что ей необходимо решить уравнение. Потом, что ей нужно положить на место мелок… Поль нёс её на руках, по коридору. Она заплакала. Но классная доска, с таким важным для неё уравнением, очутилась рядом. Она плыла в воздухе, сопровождая её, и, вместе с Николь, Софи и Полем вплыла в кабинет Флоранс. Поль бережно опустил девочку на пол, усадил на стул поддерживая руками… Не хватало чего-то важного. Она искала это в своей памяти, но та была чиста, или это был густой туман? Не хватало символов. Уравнение не решалось. Николь увидела, как и без того призрачная доска, начинает бледнеть, но само уравнение не исчезало. Николь начало трясти. Чьи-то руки взяли её за плечи, потом обняли… Слышен был скрипящий голос, похожий на звук мелка водимый по доске… Не хватало какой-то детали. Одной. Эта деталь была важна уравнению. Без неё оно разрушалось… Деталь. Символ… Может ей не хватало силы поверить в себя? Поверить в то, что она способна решить это уравнение? Потратить так много времени и остановиться в самом конце пути? Символ. Он нужен ей! Она зарычала. От обиды… Смолкла. Перед глазами, между уравнением и ею самой, возникало отчаяние, смертельный страх не закончить… Она вдруг услышала свой голос. Тихий. Уставший. Но было не разобрать слов. Она пыталась вслушаться. Закричала, требуя тишины. В этой тишине, чей-то скрипящий голос, приблизившись к ней, произнёс слова, понять которые Николь была не в силах. Слова из другого мира, другого языка, но её рука, держащая мелок, сама собой, помимо воли девочки, поднялась и, водя по доске, выводила символы. Один. Второй. Третий… Доска завибрировала… и исчезла окончательно. В пустом пространстве осталось уравнение. Звенящая тишина… Уравнение обрело знак равенства, за ним, ярко-красными буквами появлялось слово. Тишина нарастала. Звенела. Перерастала в шум. Монотонный гул. Колокол, приближающийся, и вот уже в самой голове, бьющий без ритма, без замысла. Не остаётся ничего. Пустота. И только буквы рождали слово. Слово овеществлялось обретая форму, цвет и музыку. Николь улыбнулась и закрыла глаза.

      Восход начался не успев закончиться закат. Иду я, круг за кругом по мирам своим, стягивая в тугой узел память деяний своих. Но есть места заповедные, что встречаются мне на дороге, что свила из тонких нитей осколков пустоты, хранящих мои деяния для себя же самой. И есть те, кто знает, и окликает меня, предлагая, остановиться и приложить руку, и вспомнить. И вспоминаю я. А вот зачем – не ведаю. На то есть иные маяки.

     

      ***

     

     Однако мгновения, не измеряемыми клочками времени, мелькали перед глазами девочки. Отрезки, обрывки. Они походили на калейдоскоп видений. Девочка перелистывала страницу за страницей вчитываясь в абзацы прожитого. Обрывки рождений, силуэты драконов, пульсирующий остров, место первого… Да! Сейчас важно это. Вспомнить и замкнуть круг.

     

     – Осторожно ступай. Камни скользкие.

     – А то я не знаю.

     – Знаешь, не знаешь, а вода ледяная. Поскользнёшься, вымокнешь, а потом всю дорогу дрожать как осиновый лист будешь.

     – Не говори под руку.

     Девочка и мальчик, лет девяти, перепрыгивали с камня на камень с целью добраться до берега. Камни, на которые они высадились с карбаса, склизкие из-за налипших на них водорослей, местами обледенелые, являлись опасными для любого путника. В первые дни лета в этих широтах ещё попадались места покрытые снегом. Особенно это относилось к берегу, куда ледяными волнами выносило шугу, из глухих чащоб, где земля не видела солнца большую часть года. Море стояло ледяным, тяжёлым, а сама вода непроницаемой, будто ртутное зеркало. Рыбак, что привёз их к берегу, помахал рукой, и карбас пошёл вдоль берега, севернее. С не малым трудом, но всё же без приключений, ребята добрались до берега, скинули большие рюкзаки и осматривались.

     – Фляжка с бензином далеко у тебя?

     – В первом кармашке, – девочка хлопнула по рюкзаку. – Кажется намок немного.

     – Да уж. Волна хорошо хлестнула. – Мальчик присел и стал расстёгивать клапан большого отделения. – Вот напасть! Всё мокрое. И блокнот мой намок. – Он достал из рюкзака блокнотик величиной с ладонь.

     – Мне повезло. Только первый карман мокрый. – Посмотрев на блокнот друга девочка успокоила его. – Я тебе свой запасной дам. Я несколько взяла.

     – Спасибо тебе. А то пришлось бы по деревне тетрадки искать. Помнишь, в прошлом году как мы искали?

     Девочка засмеялась. – Да они нам газеты старые предлагали.

     – Идти нам пора, а иначе до сумерек не успеем. Проверь, свисток на шее? – Мальчик сунул руку себе за ворот и извлёк наружу свисток. – Мой на месте.

     – Тогда пошли.

     – Эх, и попадёт же нам от Галины Александровны, – тихим голосом проговорил мальчик уже в который раз за то время как его подруга задумала идти на карбасе не до самой деревни, а сойти на берег на противоположном берегу и пройти несколько миль прибрежной дорогой, вдоль кромки таёжного, дикого леса.

     – Да ладно тебе. Чего ты переживаешь? Кто узнает, что мы здесь высадились? – Девочка посмотрела на друга. – Ты же никому не скажешь?

     – Нет конечно! – возмутился тот.

     – Тогда никто не узнает.

     – А рыбак этот? Он может рассказать, как ты его уговорила высадить нас здесь.

     – Не расскажет. Мы же ему лучше сделали. Да и он сам сказал, что появится на острове только следующим летом. К тому времени позабудет уже. Нам главное до темна прийти.

     – Авантюристка, – буркнул друг девочки.

     Дорога до деревушки, в которой жила баба Лиза, протяжённостью в пятнадцать миль, вилась вдоль берега моря, иногда выходя к самому берегу, но большей частью проходя по лесу. Дорога, самая обычная, какие бывают в лесах. Может, за лето и проедет по ней грузовик военный раза два, но чаще телега с впряжённой в неё лошадью. Лес таёжный, густой, богатый грибами и ягодами, но таящий в себе множество опасностей. Соваться в такой лес без надобности и знаний было делом смертельным. Глухой лес, на десятки, а то и сотни миль не помнящий запаха человека. Вот и дорога, что вела к деревушке, если пойти направо, скромно вилась вдоль берега, стараясь не нарушать целостности и спокойствия как самого леса, так и его обитателей.

     В том месте, где высадили ребят, дорога проходила совсем близко от берега. Нужно было лишь преодолеть песчаную береговую линию, и подняться по откосу. Если свернуть и пойти налево, то миль через тридцать, а может и того больше, будет деревушка в несколько домов, стоящая на плоском холме метров в тридцать над морем. Но ребятам надо было направо. В ту сторону они и пошли.

     – Смотри, какашки медвежьи.

     – Думаешь, медвежьи?

     – Конечно, – мальчик показал палкой на одну из тех, что лежали на дороге. – Ягоды. Видишь? Так только у медведей бывает.

     – На булочки похожи.

     – Что, на булочки?

     – Какашки. Посмотри. Похожи на булочки с ягодами.

     – Сравнила тоже, – фыркнул мальчик.

     – Значит здесь медведь ходил?

     – Они по всей дороге ходят. Нам, главное, до сумерек добраться успеть. Днём они нас не тронут.

     – Я пока ни одного живого не видела.

     – И не надо. Ты испугаешься, даже будь у тебя ружьё.

     – Я не испугаюсь.

     Мальчик посмотрел на подружку и взял её за руку. – Пошли, бесстрашная.

     Дорога, будучи узкой и малоезженной, большей своей частью походила на зелёный тоннель. Деревья, росшие вдоль дороги, никто и никогда не вырубал, и их ветви свисали над ней с обеих сторон. Обычным делом было видеть как на ветвях, что свисают иногда ниже головы, висят змеи. Что это за змеи? Небольшие. Цветом и длиной похожие на медуницу. Вот и сейчас, девочка чуть ли не столкнулась лицом к лицу с одной из таких змеек.

     – Фуф! Как они попадают на ветки? Всегда висят. Иногда я фантазирую, будто кто-то ходит и швыряет их в воздух. Одни падают на землю или улетают в лес, другие задевают ветки и повисают на них.

     Мальчик засмеялся. – Буйная у тебя фантазия.

     – Они ядовитые?

     – Думаю, что нет, но проверять не хочу.

     – Под ногами медвежьи какашки, в лесу медведи и волки, а по лицу может хлестануть змеёй. Дико интересно.

     – Под ноги смотри!

     – Ой фу! – девочка топала сапогом рассчитывая таким образом избавиться от прилипшего к подошве навоза. – Это ещё что?

     – Лошадиный.

     – Вижу, что лошадиный.

     – А что тогда спрашиваешь?

     – Сердитая потому что.

     – Смотреть надо под ноги.

     – Я занята была.

     – И чем же это?

     – Шмеля разглядывала.

     – Разглядела?

     – Почти. Немножко не хватило.

     Мальчик покачал головой.

     Его подруга, девочка, не большого роста, худенькая, но при этом крепкого телосложения, бодро вышагивала пружинистым шагом. Средней длины рыжие волосы собранные в хвостик, привлекали внимание пчёл и шмелей, но виновница любопытства не беспокоилась по этому поводу, наоборот, её веселила подобная компания.

     – Смотри, заяц!

     В метрах десяти от ребят, из-под еловых лап, на дорогу выскочил заяц и, петляя от края до края дороги побежал на детей, прошмыгнул между ног девочки и свернул в лес. Следом за зайцем из леса выскочила лиса и увидев их юркнула обратно.

     – Здорово! Мы же его поймать могли. – У девочки загорелись глаза от возбуждения.

     – Да поди же ты поймай такого проныру. Да и зачем? Пусть себе бегает. Ладно. Пойдём скорее, а то неровен час на нас волки выйдут. – Мальчик снова взял подружку за руку.

     Справа от ребят, в пролеске между морем и дорогой, показалась крыша старой, покосившейся избёнки. Слышно было как колют дрова.

     – Кто там живёт?

     – Отшельник.

     – Ты знаешь его?

     – Нет, но слышал, беглый он. Много лет скрывался здесь от властей, а как состарился, так и скрываться перестал.

     – А зовут его как?

     – Я не знаю.

     – Ребята, вы чего тут делаете?! – Мужчина перестал колоть и смотрел на детей.

     – Он нам кричит? – Девочка крепче сжала руку друга.

     – Вы нас спрашиваете?! – Прокричал мужчине мальчик.

     Мужчина показал рукой на ребят. – Да здесь больше и нет никого.

     Девочка покрутилась вокруг, будто ожидая увидеть ещё кого в столь безлюдном месте. – И правда нет никого. Наверное, он нам, – шепнула она другу.

     – Идите сюда! – Отшельник махал им рукой. – Да не бойтесь вы.

     – А мы и не боимся, – крикнула ему девочка. – Пошли, – обратилась она к другу и потянула его с дороги в сторону берега.

     Мужчина, преклонного возраста, с обритой головой, на левой стороне которой красовался лиловый шрам длиной сантиметров в десять, воткнул топор в чурбан и потирал руки. Одет он был в ватник, видно, что старый, много раз драный и штопаный крупными стежками. На ногах красовались кирзовые сапоги с заправленными в них зелёного цвета брюками военного кроя.

     – Подходите. Не бойтесь. У меня селёдка свежая на печке томится. Угостить вас хочу. Одному есть ой как тоскливо. – Он подошёл к рукомойнику, ополоснул руки и вытер их о ватник.

     Изнутри избушка представляла собой одно помещение, в котором разом умещались печь буржуйка, железная кровать, кое-как сколоченный стол и скамейка. Пара сундуков обитых стальными, ржавыми полосами, да несколько крюков на стене возле кровати дополняли обстановку жилища. На крюках висела одежда, но её было так мало, что девочка инстинктивно искала глазами платяной шкаф. Одно окно освещало комнату так плохо, что даже сейчас, в солнечный день, здесь стоял полумрак. Пахло варёной рыбой.

     – Проходите. Присаживайтесь. – Мужчина указал ребятам на скамью.

     Хозяин избушки, которому, как он сам сказал, в этом году исполнился пятьдесят один год, выглядел значительно старше. Назвал он и своё имя – Никифор.

     – Куда же вы, детишки, без взрослых идёте? Здесь не парк городской, чтобы вот так вот ходить. Медведь из леса выйдет, задерёт вас, не убережётесь. Чуть не каждый день вижу как зверь к берегу ходит. А то и волки. А ежели стая их будет, то и напасть не побоятся.

     – Мы тоже много раз видели медведей. – Подала голос девочка.

     – Сейчас?

     – Нет. Не сейчас. Мы в монокуляр если смотрим на этот берег. Через него хорошо видно. Медведи иногда по двое приходят. Наверное, рыбу ловят.

     – Это же откуда вы смотрите? Никак с того островка?

     – Да. Мы на нём живём.

     – Вона как. – Мужчина внимательно посмотрел на девочку. – Странный островок.

     – Это чем же он странный?

     Мужчина пожал плечами. – Сам на нём никогда не был, но легенда есть одна старая.

     – Расскажете нам?

     – Вы мне так и не сказали куда путь держите. – Хозяин дома проигнорировал просьбу девочки рассказать легенду об их острове. Он встал, взял с печи большую сковороду и поставил её на стол. – Ложка у меня одна. Угощайтесь.

     Пареная селёдка оказалась восхитительно вкусной.

     – И так. Я слушаю вас.

     Ребята поочерёдно передавали друг другу ложку и черпали мягкую, нежную рыбу из сковороды. Хребты отделялись сами и в ложке оказывались только спинки, без костей.

     – Мы в деревню идём. Погостить на лето.

     Мужчина усмехнулся. – Других то деревень в той стороне нету, а если так, то путь вы держите в ту, где Медведь живёт. Вы, ребятки, это, ему привет от меня передайте. – Он поднял указательный палец и встал со скамьи. – Сейчас. – Порывшись в бушлате висевшем на стене, достал мятый конверт и вернулся к столу. – Передайте ему. Буду вам благодарен.

     Судя по внешнему виду, конверт этот долго носили по карманам.

     – Вы не смотрите, что он такой. – Никифор кивнул на то, что держал в руках и положил на стол. – История у него давняя, да по моей вине. Поручено мне было передать его кому следует, да позабыл я, – он досадливо почмокал губами.

     Девочка взяла со стола конверт отметив для себя некоторую его весомость, и положила в один из карманов своего рюкзака. – Не переживайте. Мы передадим Медведю. Знаем его. Часто в доме его бываем.

     – Вот и славненько. – Никифор потёр ладони друг об друга.

     – Ну, мы уж пойдём. – Мальчик встал из-за стола. – Пора нам. До сумерек дойти надо.

     – Ну с Богом. Держать не буду. Понимаю.

     Дети вышли из домика и, сначала пролеском добрались до дороги и, взяв вправо зашагали в сторону деревни. Дорога местами уходила в гору поднимаясь выше моря на десяток метров, местами шла вровень, ныряла в тайгу, где море скрывалось за деревьями, а то и выскакивала к самому берегу.

     – Шторм начинается. – Мальчик понюхал воздух.

     – Как это ты определил?

     – Морем сильнее запахло.

     Девочка хмыкнула. – А без шторма море не пахнет морем?

     – Пахнет, но не так сильно.

     Девочка понюхала воздух. – По мне так, как пахло, так и пахнет. Но если будет шторм, это здорово.

     Солнце поднялось и висело над головами ребят.

     – Примерно половину прошли. Сейчас дорога к берегу выведет. Там остановимся, перекусим. – Мальчик оглянулся на подругу. – Устала?

     – Немного устала. Хотелось бы присесть. Отдохнуть.

     Вскоре дорога начала забирать вправо. Стал слышен шум прибоя, а следом показалась и линия берега. На прибрежном песке там и сям лежали в беспорядке брёвна и коряги выброшенные морем.

     – Давай здесь посидим. – Мальчик показал на два бревна лежащих буквой «Г».

     Дети достали из рюкзаков термосы с чаем и пакеты с едой.

     – Волны поднимаются. Смотри, гребни уже белесые.

     – Вижу. – Девочка кусала яйцо и запивала чаем. – Глянь, белуха! – Она вскочила и показывала пальцем туда, где увидела среди волн резвящихся животных. – Вон ещё! И ещё! Видишь?!

     – Ага. Теперь вижу. – Мальчик тоже встал и всматривался в море.

     – Они радуются шторму.

     – У них не далеко отсюда родильный дом. Штормом перемешивает воду и внизу она становится теплее. Им это нравится.

     – Здорово!

     – А ещё мне кажется, что небо затянет скоро тучами. Нам надо идти.

     Теперь шлось немного легче. Может это и вправду было так, а может так хотелось думать. Со стороны острова на детей наползало нагромождение туч.

     Мальчик с беспокойством оглядывался на небо. – Ну хоть не дождевые.

     – Сколько нам ещё идти? – Девочка устала, что стало видно по её походке. Пружинистый, энергичный шаг сменился тяжёлым, монотонным.

     – Миль пять ещё. Через час у аэродрома будем.

     – Быстрее бы.

     – Стой! – Мальчик резко дёрнул подругу за рюкзак.

     – Ты чего?

     – Тихо, – он перешёл на шёпот.

     На дороге, метрах в пятидесяти от детей стоял медведь. Вероятно, это была медведица, так как из леса, один за другим выскакивали медвежата.

     – Она на нас смотрит.

     Трое медвежат скрылись в противоположной стороне дороги и внезапно появились снова, но уже гораздо ближе к ребятам и с интересом рассматривали их. Сама же медведица, обеспокоенная таким близким соседством своих детёнышей с людьми, стала подходить ближе. Нюхая воздух она села, вновь встала, и пошла, сокращая дистанцию, вероятно, чтобы быть ближе к своим медвежатам, которые затеяли возню в каких-то пяти метрах от ребят. Уже оставалось метров десять как бурая мамаша задрала к небу пасть и открыв её протяжно заревела.

     Мальчик ещё сильнее сжал руку девочки, стараясь чтобы та была полностью за его спиной, но его подруга неожиданно резко вывернула свою руку из его, и выйдя из-за спины оказалась рядом. Она сделала шаг вперёд и швырнула в медведицу свою палку, которая пролетела совсем рядом со зверем. Для мальчика случившееся стало неожиданностью. Он стоял, напуганный и не знающий, что делать в такой ситуации.

     – Пошла прочь! Забирай своих деток и уходи! Давай! Уходи с дороги! Нам надо пройти!

     С девочкой что-то произошло. Она, шаг за шагом, уже без палки, с голыми руками, приближалась к зверю, который был крупнее её и в несколько раз тяжелее.

     – Уходи! Нам не нужны твои медвежата! Мы не обидим их! Но и ты, если хочешь остаться в живых, уходи по добру!

     Слова девочки были не просто словами. Они походили на огненные шары вылетающие из катапульты и разрушающие каменные стены.

     До медведицы уже оставалось несколько метров, как вдруг она легла на дорогу положив голову на передние лапы.

     – Ты ещё и полежать вздумала? – Девочка, в метре от носа зверя присела на корточки, и сбавив тон, уже спокойным, мягким голосом продолжала разговаривать: – Устала? Трудно тебе, наверное, с тремя непоседами? Тебе их защищать надо, но нас не бойся. Мы ничего плохого твоим деткам не сделаем.

     Медведица смотрела на девочку. Подошедшая устроилась попой на земле, катала камушки и негромко разговаривала с животным. Трое медвежат, наигравшись, приковыляли к маме, обнюхали её и подошли к ребёнку. Один из них встал у девочки между ног и уткнулся носом ей в живот. Девочка засмеялась, погладила малыша и стала выбирать из его шерсти грязь. Медведица продолжала лежать, иногда поднимая глаза глядя в лицо собеседницы, а то опуская взгляд, вздыхая и шевеля большим влажным носом. Вдруг, подняв голову, она повернула её в сторону деревни. Вскоре, с той стороны послышался стук копыт и из-за поворота к ним выскочила пара лошадей с наездниками. Медведица бросила на них взгляд, снова положила голову на лапы и продолжила смотреть на девочку.

     – Ничего себе! Здесь всё хорошо? Голос был звонким, девичьим.

     Мальчик, после того как медведь и его подруга затеяли разговор, подошёл ближе, и обнаружив пень у края дороги, сел на него не в силах оторвать взгляда от необычной сцены действующими лицами которой являются девочка, медведица и трое медвежат.

     – Не шумите. Моя подруга только-только успокоила медведицу и объяснила ей, что мы ничего плохого её детёнышам не сделаем. – Мальчик поднял палец ко рту.

     – Первый раз такое вижу. – Воскликнула первая.

     – Быть такого не может. – Проговорила вторая наездница.

     – Она её чем успокоила? Ружьём?

     – Нет у нас ружья. Она просто вышла из себя. Будто фурия в неё вселилась. Пошла с голыми руками вперёд, а зверюга возьми да и ляг. Теперь сидят вместе, и болтают.

     – Слышали мы медвежий рёв. После такого, медведя не успокоить. Потому и подались скорее сюда. Думали, застанем окончание кровавой сцены.

     – После такого рёва только хорошее ружьё, твёрдая рука, да железная выдержка спасут.

     Наездницы с восторгом смотрели на ребят.

     – Медведю расскажем. Он не поверит. – Хмыкнула та, что сидела на чёрной лошади. – Вы куда идёте? В деревню?

     – Да.

     – Тогда собирайтесь. Мы вас довезём. Скажи своей подруге, чтобы прощалась с мамашей.

     Мальчик встал с пня, и не отходя от него, тихо проговорил: – Вставай. Прощайся с медведями. Нам пора.

     Девочка, услышав его слова, погладила нос медведицы. – Ты слышала? Мне пора идти. И вам тоже, – обратилась она к медвежатам, – вы, наверное, на берег шли? Рыбкой полакомиться? Так идите. – Она встала вытирая ладошки от песка.

     Встала и медведица. Оглядев своих детёнышей, она посмотрела на лошадей, и дав под зад лапой одному из медвежат пошла с дороги в сторону моря. Остальные двое тоже закосолапили за мамкой. Зайдя чуть в пролесок, медведица развернулась, посмотрела на девочку и издала гортанный звук напоминающий кошачье урчание.

     – Мы ещё свидимся. – Девочка помахала зверю рукой.

     – Ребята, да вы кто вообще такие?! – Обе наездницы спрыгнули с лошадей и подошли к детям. – Вы же ещё совсем дети. Что вы здесь одни делаете?

     – Мы в деревню идём.

     – Откуда?

     – Вон с того острова. – Мальчик показал рукой в сторону моря, но острова, конечно же, видно с этого места не было.

     – С острова? – Одна из наездниц сощурила глаза и посмотрела на свою подругу. – Слышала?

     Та кивнула в ответ и с интересом рассматривала детей.

     – Вы вообще как додумались на медведя ходить? Ведь это же мамка с детёнышами. Она должна была разорвать вас.

     – Но… – Мальчик махнул рукой. – Вы сами всё видели. Я сильно испугался. Сначала медведицы, а затем, как подруга моя на животину пошла, так она гораздо сильнее напугала. Даже животное испугалось её. Теперь долго буду вспоминать это.

     – Медведь не поверит. – Повторила ещё раз светловолосая наездница и посмотрела на длинноволосую брюнетку.

     – Нет. Не поверит. – Кивнула брюнетка. – Такого не бывало никогда. Чтобы человек, тем более ребёнок, напугал мамку с детёнышами. Первый раз такое.

     – Как зовут то вас? Или секрет? – Светловолосая улыбнулась. – Я Света, а подруга моя, – она показала рукой на черноволосую, – Надя.

     Дети посмотрели друг на друга. Мальчик пожал плечами.

     – Я, Поль.

     – А я, Саша.

     – Странные вы, – засмеялась брюнетка.

     Наездницы запрыгнули на своих коней.

     – Забирайтесь и поехали. Или вы предпочитаете пешком? – брюнетка Надя протянула руку. – Ну? Поль. Давай ко мне, а ты, Саша, к Светлане.

     Дети с помощью девушек вскарабкались на лошадей и маленькая процессия двинулась в путь. Кони шли неспешно. Видимо девушки щадили ребят.

     – За этим поворотом уже аэродром, а там и деревня. – Брюнетка, заметив что-то впереди на дороге, осадила коня. – Волки.

     – Сколько? – спросила Светлана.

     – Штук пять. Идут вместе и не сворачивают.

     Не сговариваясь девушки выдернули ружья из седельных сумок, и продолжили движение держа оружие вертикально. Волки шли не останавливаясь, скученно. Оказалось, что параллельно с ними по лесу шло ещё несколько особей, и те сейчас вышли на дорогу присоединившись к первым.

     Надя взвела курок. – Они настроены задрать коней. Стреляем.

     Девушки навели ружья на стаю и выстрелили. Один волк упал, второй выл и кувыркался, остальные разбежались влево и вправо от дороги.

     – Умно они разделились. Во все стороны смотреть теперь надо. – Светлана усмехнулась. – Если бы не ребятишки, мы бы сейчас порезвились, а так нам придётся по-тихому идти.

     – Эй! Алеутки! Идите спокойно до деревни. Волками я займусь. Вас они не побеспокоят.

     Девушки, одна и вторая, усмехнулись. – Спасибо тебе, Медведь.

     Кони прибавили шагу и достигли поля раскинутого справа от дороги.

     – Аэродром, – проговорил Поль.

     – Верно. А ты откуда знаешь? – удивилась Надя.

     – Мы здесь не в первый раз.

     – И что вы здесь делаете?

     – Мы погостить приезжаем, к бабе Лизе. – Поль почувствовал, как от этих слов девушка вздрогнула.

     Позади процессии загрохотали выстрелы. Слышны были вой и визг волков.

     – Как вы узнали, что вам Медведь кричит? Вы же его не видели.

     Светлана засмеялась. – Только Медведь нас Алеутками называет.

     Кони вступили в деревню и зацокали копытами по Нижней улице идущей вдоль речки Нерпы.

     – Нам туда, – мальчик махнул рукой в сторону, где Нерпа впадает в море, – а там мы на лодке на тот берег.

     – А то я не знаю, где баба Лиза живёт, – усмехнулась Надя.

     На улице в этот час было пустынно.

     Подъехав к условному месту, где на привязи, среди прочих, стояла лодка бабы Лизаветы, ребята спрыгнули на землю, помахали на прощание девушкам и спустились к реке.

     Добравшись до противоположного берега, они вышли из лодки. Их уже встречали.

     – Лодку хорошо привязали? В море не унесёт?

     – Баба Лиза, не унесёт лодку твою. Только старая она. Течёт вся. – Поль фыркнул, вспомнив негодное состояние лодки.

     – Фыркает он. А кабы не лодка эта? Вплавь сюда добирались, али каким иным чудесным способом? – рассердилась старушка, строго и с осуждением глядя на мальчика. – Ничего. В следующий раз сделаю. Вы лучше, давайте, садитесь, да поешьте с дороги. – Сама она возилась у печи. – Сегодня хлеба купила, но муки в деревне не осталось. Будем ждать корабль. – Она глянула на детей. – Не тяните время. Ешьте скорее да спать идите. Завтра с раннего утра дорога у нас большая. Вам уже постелено.

     Поев перловой каши с мясом и запив чаем, ребята отправились в комнату, которую занимали всякий раз как приезжали сюда.

     Утро началось криками с берега реки. Выскочив из избы Поль и Саша наблюдали как на противоположном берегу женщина с вилами в руках гоняется за мужчиной явно плохо стоявшим на ногах. Тот не сопротивлялся и раз за разом принимал на себя удары грозного оружия. Кричали оба. Причём женщина выкрикивала ругательства на высоких тонах иногда переходя на визг, а мужичок басил и охал. Вскоре возле них стояло уже несколько человек, в основном женщины, которые явно поддерживали нападавшую. К мужичонку же, присоединился другой, вероятно, его приятель, но вскоре пожалел об этом своём акте солидарности и был не раз бит вилами вместе с виновником.

     – На что вы тут засмотрелись? Пьянь в деревне одна осталась. Повывелись мужики, и тех на вилы скоро поднимут. – Бабка Лиза прошаркала мимо ребят, направляясь с ведром к реке. – Умойтесь. Сейчас воды принесу. Чаю попьём.

     – Баба Лиза, зачем нам в лес идти?

     – Вот как пойдём, так и узнаете. – Выйдя из дома и почти сразу вернувшись назад со здоровой рогатиной баба Лизавета скомандовала: – возьмите с собой термосы, кульки в буфете за стеклом, и всё это в рюкзаки. Оденьте сапоги высокие, и плащи возьмите. Мешки спальные к рюкзакам приторочите. Дорога у нас дальняя будет. И поторапливайтесь. На том берегу Медведь нас ждёт.

     Дети терялись в догадках. Что затеяла баба Лиза? Почему она так строга и серьёзна? Ещё, как оказалось, и Медведь с ними идёт. Поля всё это немного пугало, а вот Саша отнеслась к предстоящему радостно. Её глаза загорелись от предвкушения всяческих приключений.

     – Мы с ночёвкой идём?

     – Не велено вам наперёд знать. – Старушка казалась недовольной долгими сборами детей. Сама она уже была полностью собрана, с заплечным мешком, старым, военного образца. На шее висел большой бинокль. В руках ружьё и рогатина, которую она принесла в дом.

     Ребята второпях покидали в рюкзаки всё что было велено, на ходу попили обжигающе горячего чая с кусками булки, влезли в сапоги и накинули на себя плащи не найдя времени застегнуть их. Наконец, все трое вышли на улицу. Старуха подпёрла дверь избы веником, и все, спустившись к речке, сели в лодку, которая тут же стала набирать воду. Добравшись до противоположного берега, закрепили лодку и поднялись к Нижней улице. Наверху их уже ждал Медведь держа под уздцы двух лошадей. Высокий, коренастый мужчина, с чёрной повязкой на левом глазу, знатный охотник и рыболов, исходивший тайгу вдоль и поперёк, низко, церемонно поклонился, но в жесте его не было ничего ироничного, напротив.

     – Утро доброе, Лизавета. И вам, маленькие укротители медведей, доброе утро. – Лицо мужчины расплылось в улыбке.

     – Доброго тебе утра, Медведь. Чего это ты надумал звания раздавать?

     – Неужто эти двое ничего не сказали тебе?

     – А что они должны были мне сказать? Живы, здоровы, а про всё остальное само время скажет. Вот ты, например, мне и расскажешь. А ежели ты про медвежий вой, так и я его слышала, токмо по какому такому поводу суматоха лесная была – не ведомо мне, – и тут баба Лиза строго глянула на ребят. – Вы, шельмецы, что же это, никак дорогой, по берегу шли?

     Саша с Полем опустили глаза. – Мы хотели тайгу посмотреть. Прогулялись немножко.

     – Выдумщики какие. Несколько миль по такой дороге вы прогулкой называете? Смотрите, чтоб Галина Александровна не прознала. Удар её схватит. Что делать будете?

     Медведь посмотрел на ребят и заговорщически подмигнул.

     – Пора ехать. На привале поговорим. – Баба Лиза для своего возраста удивительно легко вскочила на коня. – Ну, кто со мной? Поль? Давай, взбирайся. А ты, Александра, к Медведю, живо.

     Масти коней, на которых сейчас ехали ребята, заинтересовали девочку.

     – Дядя Медведь, как называется цвет у нашей лошади?

     – Что, понравился? – усмехнулся охотник. – Это конь соловой масти, а зовут его Чубран. Поль с бабой Лизаветой едут на коне мышастой масти по кличке Егерь.

     – Красивые какие. – Девочка погладила круп Чубрана. – А те девушки, что вчера нам встретились, у них какие лошади?

     – Ты про Алеуток? – Медведь рассмеялся. – У светленькой, Светланы, гнедой конь по кличке Барон. У Надежды вороной по кличке Ворон. Запомнишь?

     Саша вздохнула. – Постараюсь.

     Спустя минуту молчания Медведь хмыкнул. – Ты, пожалуй хотела ещё что спросить у меня?

     – Ну да. Хотела. – Девочка обернулась к нему. – Почему ты Светлану с Надей Алеутками прозвал? Они же ни какие не Алеутки. – Она ожидала услышать от охотника смех, но тот, против обыкновения, был серьёзен.

     – Видишь ли. Когда-то давно, их маленькими, приютила семья алеутов, погонщиков оленей. Уж где они подобрали девчушек наших уже никто и не скажет. Вскормили их, воспитывали, да только напали ночью на юрту разбойники, убили старших, а стадо оленей увели. Девочек не тронули, нужды не было, это их и спасло. Нашли потом тех подонков. Поквитались. Ну а девчушки, из тундры, чудесами уж какими, но до наших мест дошли. Приняли их. И не зря. Добрые они, благонравные, и охотницы знатные. Иной год от волков спасу нет. Так Алеутки наши держат их на расстоянии. Вот и этим летом много стай к нам пожаловало. Вчера одну такую мы хорошо проредили. Да ещё три стаи замечены рыбаками. По берегам идут в нашу сторону. Опасно сейчас в лесах. Вот, прислушайся, – Медведь поднял палец и вытянул шею. – Позади нас Алеутки идут. На расстоянии таком, чтобы волки не приняли нас всех за одну колонну. Выйдут если позади нас, а в тылу у них девчушки наши. Вот и западня им. – Мужчина вдруг положил свою руку на Сашино плечо. – Расскажи ка лучше, как ты вчера медведицу-мать заставила довериться тебе. Невиданное дело чтоб было так.

     Саша не оглядываясь на Медведя пожала плечами. – Я вдруг рассердилась на неё. Мне не понравилось, что она нам угрожала. Мы же с Полем ничего плохого не хотели сделать её медвежатам. Вот я и швырнула палку, но она мимо пролетела. А ещё она заорала на весь лес. Я и пошла к ней драться.

     – Драться?! Ох-хо-хо! – Мужчина засмеялся.

     – Да. А что? – Девочка пожала плечами. – А она вдруг легла, и голову на лапы положила. Мне её жалко стало и мы стали разговаривать.

     – Прям так вот и разговаривать?

     – Говорила я, а она слушала. Но глазами она много сказала. Я это видела.

     – И что она сказала тебе глазами?

     – Она была удивлена. С ней ещё никто так не разговаривал. И она знает моё имя. А ещё, что мы видимся не последний раз.

     – Маленькая Александра, вы меня удивляете.

     Саша сидела перед мужчиной и не видела всего, а он, говоря последние слова загадочно улыбался и выглядел явно довольным.

     – Дядя Медведь, а вы то откуда знаете эту историю?

     – Ха. Такие истории быстро перестают быть секретами.

     Двое взрослых и двое детей пересекли поросшую высоким кустарником заболоть, лежащую на запад от деревни, и вошли в лес. Кони мягко ступали по тропинке уходящей вверх. Тропинка извивалась меж больших камней и поваленных деревьев.

     – Куда мы едем?

     – Вам баба Лиза разве не сказала?

     – Нет. Сказала только, что дорога дальней будет.

     – Значит скажет, когда придёт время.

     – Секрет?

     – Да. Большой секрет. – Медведь положил свою ладонь девочке на плечо. – Секрет от всех, но ты знать будешь.

     Солнце преодолело зенит и клонилось к закату. Путники остановили коней на одной из полянок на самом взгорке и отдыхали. Позади, откуда они пришли, послышалось фырканье коня. Грохнул выстрел. Ещё один. Над лесом разнёсся волчий вой. Медведь взял ружьё. Это же сделала и Лизавета.

     – В перепуге могут и на нас выскочить. Никуда не отходите.

     Чубран и Егерь заволновались. Из леса на поляну один за другим выбежали два хищника и остановились. Взрослые вскинули ружья и выстрелили. Один из волков упал и катаясь по земле выл и скулил. Второй скрылся за деревьями. Медведь подошёл к раненому зверю и не раздумывая выстрелил добивая.

     – Собираемся. До ночи нам надо выйти к сторожке Фёдора, если не хотим провести ночь под луной слушая завывания волков ждущих когда мы заснём. – Тон бабы Лизы говорил о многом.

     Подождав ещё пару минут, вслушиваясь в звуки леса, Медведь, убедившись что всё тихо, махнул рукой давая команду садиться на коней. Плоское скалистое плато закончилось и начался пологий спуск. Внизу, в лучах заходящего солнца, заблестело зеркало озера.

     Поль, покачиваясь в седле, задремал. Откуда-то сверху до него доносился голос бабы Лизы, но разобрать слов он не мог. Напуганный змеёй выскочившей на него из зарослей камыша он побежал, споткнулся, и упал в вязкую глинистую жижу. Позади шуршала трава и ему представлялся большой смертельно-ядовитый зуб вонзающийся в его пятку. В этот самый момент чьи-то большие, когтистые лапы сгребли его и, взвалив на мягкую спину, понесли. Проехав таким способом какое-то расстояние он был бережно положен на мох. Сквозь полуоткрытые глаза Поль увидел большой влажный нос. Обнюхав мальчика неизвестный спаситель принялся слизывать с него болотную грязь. А голос откуда-то сверху всё настойчивее повторял: – Галина Александровна. Галина Александровна.

     Поль очнулся услышав смешок бабы Лизы сидевшей позади него.

     – Заснул, журавчик?

     – Да. Мне даже сон присниться успел.

     – И что же за сон такой?

     Поль смутился. – Будто медведь меня от змеи спас. Из болота вытащил и вылизывал, но я точно не уверен.

     – Почему же не уверен? Всё так и есть.

     Поль обернулся к старушке. – Странно вы как говорите, баба Лиза.

     – Может и странно, да правду.

     – А ещё, – вспомнил Поль. – Снилось будто голос сверху повторял: «Галина Александровна. Галина Александровна».

     – Ну, то тебе не приснилось. Это я, пока не поняла что тебя укачало, спрашивала про Галину Александровну. Хотела узнать как она там.

     – Хорошо. Ругает иногда нас. А так всё больше на Карпуху сердится. Говорит, что этот безумный старик Сашу загубит своими проделками.

     – Что же он такое выделывает?

     – Да всякое. Но я то знаю, это Саша его подбивает. То на свинье покататься хочет, то на быке, а Карпухе интересно с ней возиться. Вот он и соглашается.

     Баба Лиза засмеялась. – Галина Александровна за своей серьёзностью не видит в этом старике ребёнка. Но то, что она за Сашу переживает, это правильно. Слушайтесь её. На острове окромя неё нет у вас родного человека.

     Лесное озеро объезжали стороной, так как берега его были топкими на добрую сотню метров. Снова начинался подъём. Это чувствовалось по всё более сухому лесу. Становился слышимым тонкий голосочек ручейка с мелодичным журчанием бегущего по лесу.

     – Медведь, – крикнула баба Лиза охотнику, – на звук иди.

     Медведь кивнул, и кони пошли в сторону густых зарослей орешника. Процессия спешилась и взяла правее, высматривая ручей. Обнаружив бегущий вниз ручеёк Медведь, держа своего коня под уздцы, а другой рукой держа руку Саши, зашёл в заросли используя ручей как тропинку. Баба Лиза и Поль шли следом. Ручей сбегал сверху. Спустя двадцать минут ходьбы по ледяной воде и скользким камням, поднимаясь, пусть и отлого, но всё выше и выше, компания вышла на поляну. В её противоположной стороне стоял дом. Из дома вышел мужчина с ружьём наперевес.

     – Фёдор, мы это! – Крикнула, махая рукой, баба Лиза.

     Встречающий опустил ружьё, и дождавшись когда те подъедут, взял поводья коней и привязал их к столбу крыльца.

     – Проходите в дом скорее. Жду вас. Еда на столе.

     Путники скинули одежды и усталые расселись по скамейкам стоящим по обе стороны длинного стола. На столе, кажется, были все дары леса и моря.

     – Радушный ты хозяин, Фёдор. Есть не переесть. Как ты так наготовил всего? Никак домовые тебе помогали? – Баба Лиза, отведав всего по чуть-чуть, сидела, довольно посматривая на свою компанию жадно поедающую всё выставленное на стол.

     – Да кабы сам, – усмехнулся Фёдор. – Наловить да настрелять, то моя забота, а готовить мне дочурка помогает.

     – Снова в лес убежала? – Негромко спросила баба Лиза Фёдора.

     – В лес. – Утвердительно ответил старик. – Не любит она на людях показываться. Ходит по лесам. Корешки собирает да с животными нянчится. – Старик подался к Лизавете и продолжал совсем шёпотом. – Прознала она как Сашенька наша медведицу осадила. Перепугалась. Да только зря. Сама то, чем другая? – Старик посмотрел по сторонам убедиться, что их не слушают. – Пошла на поиски ентой медведицы. Как думаешь, признает зверь её, али нет?

     – Признает. Животное не обманешь. Чуют они более нашего. – Лизавета посмотрела на Сашу, и перевела взгляд на Фёдора.

     Тот облегчённо вздохнул. – Вот и хорошо.

     Пора было ложиться спать. Мужчинам хозяин дома постелил на полу, бросив для мягкости и тепла, тулупы. Женщинам постелил на койках.

     Уставшие с дороги путники заснули быстро и не слышали выстрелов и воя волков. Только Фёдор не спал и отмечал для себя насколько меньше становиться волчье племя. Он сделал вывод, что и третья стая теперь рассеяна, и волкам понадобиться время, чтобы сбиться в новую.

     Ночь прошла почти с негаснущим солнцем, а потому, могло показаться, что восход начался не успев закончиться закат. Дом проснулся. Завтрак кашей с печи прошёл под пение птиц в орешнике да ржание коней.

     – Дядя Фёдор, вы с нами едете? – Саша хитро щурилась наперёд зная ответ.

     – А как вам без меня? Дорогу только я и знаю. Ещё баба Лизавета знала, да позабыла небось.

     – Что ты такое говоришь? Старый ты пень! – Баба Лиза шутливо сердилась.

     – Ладно тебе, Лизавета. Может я запамятовал, помнишь ты али нет. – Фёдор улыбался довольный своими шутками.

     – Вот то-то же, что запамятовал. А вот я помню как плутал ты у северного берега. И ещё кое-что помню, да ушей много здесь.

     Конь Фёдора, вороной масти по кличке Пегас гулял по поляне пощипывая траву. Прихватив и закинув заплечный мешок за спину Фёдор скомандовал всем в путь да спохватился, и махнув Полю с Сашей рукой, повёл их к двум соснам, меж которых лежало несколько камней. Там то и бил ключ дававший жизнь звонкоголосому ручью. На одном из камней стояла металлическая кружка.

     – Ребятки, – обратился Фёдор к детям, – испейте на дорожку. Только аккуратно. Студёная вода.

     Входили в заросли орешника с противоположной стороны от того места где ранее вечером вышли на поляну. Метров через сто густые заросли сменились сосновым лесом.

     Солнце поднималось не спеша, дугой обходя небосвод. Поль в таких случаях шутливо говорил: «Солнце слоняется по небу». Вот и сейчас солнце слонялось, всяческими уловками удлиняя день. Стояла хорошая летняя погода. Ни ветра, ни облачка, что бывает редко в этих краях. И ключевая вода, пусть даже чрезмерно ледяная, оказалась кстати. Поль и Саша сняли свои куртки и положили их в сумки притороченные к сёдлам.

     – Баба Лиза, куда мы едем? – Саша подошла к старушке, крутила во рту соломинку и делала вид будто рассматривает горизонт.

     – Разве я вам не говорила? – удивилась баба Лиза.

     – Нет. Мы и не спрашивали. – Девочка посмотрела на старушку. И та, в Сашином взгляде увидела хитрую усмешку. – Наверное это тайна?

     – Ах и плутовка ты, Александра. – Баба Лиза засмеялась. – Ай да плутовка. – Старушка чуть отошла в сторону, села на ствол лежащего дерева и махнула рукой девочке, показывая той подойти ближе. – Мы идём к месту интересному, к началу, оно же и колыбелью является, из которой вылетели искры, что дали жизнь на этой планете, тебе туда надо, чтобы вспомнила важное, потому, как память твоя со временем рассеивается по множеству... – баба Лиза оборвала себя на полуслове, досадливо пошамкала губами. – Ну хватит разговоров, уж я и так взболтнула лишнего, пора нам. – Лизавета, кряхтя, встала, и грозя пальцем проговорила: – держи мои слова при себе. А что увидишь, то только тебе предназначается, – и строго посмотрела на девочку.

     Саша кивнула и прикрыла рот ладошкой показывая, что поняла.

     Маленький отряд сел на лошадей и продолжил свой путь уходя всё дальше в тайгу, на северо-восток. Предстояло пройти ещё около двадцати миль прежде чем они выйдут к северному берегу моря, где в совсем маленькой рыбацкой деревушке в пять домов, заночуют. А сейчас отряд входил в область заболоченную, изобилующую топями, озёрами и протоками. Кони шли осторожно ступая с кочки на кочку. Территория змей. Всякую сухую кочку или клочок земли, куда можно было поставить ногу без риска провалиться, обозначали своим присутствием змеи. Эти твари, свернувшись кольцами, грелись на солнышке, и сколько их здесь, на этих болотах, не смог бы посчитать никто. Унылая картина бескрайности, тишины, редких чахлых деревцев и сухих стволов уже давно без веток, то ли сосен, то ли елей. Дорогу маленькой компании пересекли два кабана. Те чавкая копытами в жиже, похрюкивали высматривая или вынюхивая что-то в сухой траве, прошли мимо, будто увидеть всадников было для них делом привычным. Дети задремали, а взрослые не смыкая глаз всматривались в унылую опасную топь. На одном из небольших озёр, коих здесь было великое множество, путники с удивлением обнаружили небольшую, но крепкую по единодушному мнению, лодку, привязанную к колу торчащему из воды. Удивительным было не столько то, что поблизости не было какого либо жилья, а значит не было никого кому могла быть полезной эта лодка. Более удивляло то, что воспользоваться ею не представлялось возможным так как подходов, кроме как вплавь, к ней не было. Но, удивление удивлению, а раз она здесь есть значит кому-то это надо.

     Голубые зеркала озёр, сияющие отражёнными лучами солнца, были спокойны, и как думалось Саше, могли таить в себе тайны и опасности. Солнце перевалило за середину небосвода и путники выбрав место посуше остановились на привал. Обед это был, или уже ужин, но плотно подкрепившись и немного отдохнув засобирались в дорогу. Фёдор сообщил, что до рыбацкого поселения, где они заночуют, совсем не много осталось, а топи вскоре закончатся и дорога пойдёт вверх. Так и случилось. Россыпь озёр осталась позади. Дорога пошла вверх и редкий, корявый лес сменился высокими стройными стволами сосен. Начинался подъём на прибрежное плато на самом краю которого, немного севернее и стояло то самое поселение. Солнце медленно скатывалось к горизонту и лес оживал наполняясь криками птиц, треском веток, шуршанием травы и чем-то ещё, чем-то таким, что ощущалось как дыхание большого организма объять который не представлялось возможным.

     До места ночлега оставалось совсем немного. Лес закончился неожиданно. Перед компанией открылось чистое, ровное плато покрытое мхом и камнями. Метров через пятьсот подъехали к крутому обрыву и морю под ним. Сверху было хорошо видно как волны флегматично ласкают тонкую береговую полоску песка. Берег под обрывом казался совсем узким, и несдобровать было тому, кто окажется там случись шторм. Подняться наверх и спастись от волн на ближайшие мили в одну и другую сторону не представлялось возможным.

     И так, компания из пяти человек и трёх коней взяла вправо и держа путь на север спешила добраться до места отдыха.

     – Стойте! – Медведь оказавшись впереди вдруг остановился и поднял руку.

     К нему подъехал Фёдор с Сашей. – Откуда здесь это?

     Медведь с недоумением посмотрел на Фёдора. – Ты же знаешь эту дорогу, так почему спрашиваешь?

     – Потому и спрашиваю, что никогда здесь этой расщелины не было.

     Они оба спешились, подошли к самому краю и внимательно изучали преградившую им путь пропасть.

     – Фёдор, ты когда здесь последний раз был?

     При этом вопросе Фёдор растерянно посмотрел на Сашу. – Не помню.

     – Не помнит он. Старый уже. – Ответила в защиту Фёдора баба Лиза подъехавшая к мужчинам.

     Медведь не унимался. – Как можно не помнить такое? Коли ведёшь нас этой дорогой, значит знаешь её и помнишь. Это не камень какой, и не куст выросший за последние два года.

     – Утихомирься, Медведь, и прими взаправду мои слова: не помнит Фёдор не по своей вине.

     Охотник с досады махнул рукой и вернулся к внимательному осматриванию обрыва. – Получается, мы на скале гранитной. Посмотри, – обратился он к Фёдору. – Под слоем песка всюду гранит. Ты знал об этом?

     – Ничего удивительного. – Не глядя на охотника произнёс Фёдор. – Завтра увидишь скалы. Настоящие. Так почему бы и здесь не быть граниту? Или ты думал, всё это, – он потопал ногой, – песком насыпано?

     – Что стоять нам здесь? Идти надо. Обход искать. – Баба Лиза нагнулась над расщелиной. – Глубокая какая. Может кора земная в какой момент треснула. На это много времени не надо.

     – Может и так, – угрюмо кивнул охотник.

     – У рыбаков спросим кто что знает. Им, отшельникам, должно знать, что здесь происходит.

     – Отшельникам! Да! – Саша ткнула локтем в бок Фёдору, спрыгнула с лошади и полезла в рюкзак. – Дядя Медведь, у меня письмо для тебя. От Никифора. – Она подошла к охотнику и с виноватым видом протянула к нему руку с мятым, потёртым конвертом.

     – Это кто такой? – Медведь нахмурил брови, пытаясь вспомнить, о каком таком Никифоре говорит девочка.

     – Да с берега. С нашего, что с острова видать.

     Медведь хлопнул себя по лбу и рассмеялся. – Как я мог забыть о нём. Ну конечно. Но, ты ничего не напутала? Мне ли это письмо? – Мужчина с сомнением посмотрел на Сашу.

     Девочка пожала плечами. – Так Никифор сказал. Я как о тебе обмолвилась, он и вспомнил. Сказал: «Передай Медведю».

     Ну, раз так, так пусть так и будет. – Он расстегнул куртку и спрятал письмо во внутреннем кармане.

     – А вы сейчас не прочтёте разве?

     Медведь хмыкнул и с улыбкой посмотрел на девочку. – Прочту когда глаз лишних не будет.

     – Боитесь, увижу? А может я прочитала уже, да всё знаю.

     – Уверен, что не прочитала. – Охотник потрепал Сашу по голове. – Ехать нам пора. Взбирайся, давай на Пегаса.

     Все сели на лошадей и тронулись вдоль расщелины удаляясь от моря. Прямая как стрела она тянулась уже несколько километров, а признаков её окончания видно не было.

     – Что делать то будем?

     – В лес заедем, там и подумаем.

     Неожиданно для путешественников расщелина закончилась не дойдя до леса нескольких сотен метров. От того места где она заканчивалась, начиналась скалистая гряда.

     – Вот же как! – Удивился Фёдор. – Прям уткнулась в медвежий камень и закончилась.

     – Что ты называешь медвежьим камнем? – поинтересовался Медведь у Фёдора.

     – Да как же? Вот же. Гряда эта так и называется. Да пади уж жизнь всю мою так зовётся. Считается будто это место святое для медведей. Будто есть в этой гряде лаз глазу человеческому неприметный. Он и есть – вход в пещеру.

     Путники спешились. Гряда не была высокой, однако решено было преодолеть её пешком, ведя коней под уздцы, так как усеяна она была острыми камнями, большими и маленькими. Преодоление медвежьего камня не заняло много времени. Спустившись на твёрдую почву покрытую мхом команда оседлала лошадей и продолжила свой путь в сторону рыбацкого поселения. Вскоре они уже слышали лай собак, а следом видны стали и крыши домов. Навстречу путникам вышли два рыбака. Оба пожилого возраста, в тельняшках и на босу ногу.

     – Доброго вечера, путники! – Один из них поднял руку в знак приветствия. – Расседлайте коней да в хату мою.

     – Они даже не спросили кто мы? – Саша обернулась к Фёдору.

     – Знают они, кто мы. Ждали нас. – Фёдор усмехнулся.

     Оставив коней заботам одного из встретивших их рыбаков, путешественники прошли в избу. Тёмное низкое строение атмосферой своей походило на средневековое жилище где-нибудь на севере европы. Посредине просторного зала стоял длинный стол крепко сколоченный из толстых груботёсаных досок. Поверхность стола блестела, вероятно, от долгих лет полировки локтями и утварью, и пролитыми на неё, эту поверхность, рыбьим жиром, а может и ещё чем. С обеих сторон вдоль стола стояли скамьи. Они, как и стол, выглядели крепкими, массивными. Над столом висела зажжённая керосиновая лампа. В углу зала стояла сложенная из кирпича печка непонятной конструкции. Возле печки, на полу, лежало несколько матрасов. Окон в помещении не было. Единственным источником света являлась лампа над столом.

     Вошедший в дом рыбак сообщил, что кони их покормлены и отдыхают, претворил скрипучую дверь, прошёл в левый от двери угол и стал возиться с деревянной бочкой.

     – Вы присаживайтесь. Сейчас селёдочкой вас угощу. Есть ещё сёмга и отварное мясо лося. – Он выставил на стол большие алюминиевые миски с рыбой, а из печи достал кастрюлю, в которой, по всей видимости, было мясо. – Подкрепитесь. – Заметив, что Саша потянулась к кастрюле, строго сказал: – это не для девочек. Жёсткое шибко. Возьмите лучше селёдочку.

     Фёдор с Медведем одновременно засмеялись.

     – Ладно тебе. Ты лучше скажи, что это за напасть такая у вас приключилась. – Фёдор большим ножом отрезал часть от куска лосятины и дал Саше.

     – А то сами не догадываетесь? – Рыбак покосился на девочку.

     – Ах вона что. – Медведь следом за рыбаком глянул на ничего не подозревающую, с аппетитом жующую Сашу.

     – Так ведь пальцем никто ни кого не тронул. У девушек спросить можешь. Они свидетельствовали.

     – Ты это про наездниц? – Рыбак прищурив глаза посмотрел на Медведя.

     – Алеутки мои. Порасспроси их.

     – А зачем? Что мне охотницы твои? – рыбак хмыкнул. – Мне одного слова лесной девицы достаточно. Она то мне и поведала. – Он погрозил пальцем. – Смотрите у меня. Сколько поколений нас сменилось тут, а вы всё идёте дорогой своей. Знайте, оно всё сильней и сильней становится.

     – Не тех ты пугаешь, рыбак. – Баба Лиза строго посмотрела на хозяина дома. – Боятся пусть те, кому силы своей мало.

     Тот опустил голову. – Знаю я вас. Да только страшно мне за неё. Ежели она силы своей не достигнет, почитай, напрасно всё было. Конец неминуем.

     – Не думай так. Есть мы. Иначе, зачем мы сами себе? Что мы скажем по возвращении? – Баба Лиза обвела взглядом сидящих за столом. – А сейчас, – она посмотрела на Сашу и Поля, – детишкам спать. Взяли свои спальники и живо ложитесь. Ну а нам, – Лизавета окинула взглядом взрослых, – поговорить надо ещё.

     Взрослые удалились на улицу. Уставшие Саша и Поль залезли в спальники и скоро уснули.

     Утро пришло в темноте неосвещённого дома. Путешественники собрали свои вещи, позавтракали горячим травяным чаем с хлебом и вышли на улицу. Погода стояла пасмурная. Небо заволокло серостью. С моря доносился шум прибоя. Пахло прелой травой и дождём. Кони стояли осёдланными возле крыльца. Рыбаков не было. Саша обратила внимание на хмурое лицо Медведя и сосредоточенное Фёдора. Баба Лиза, как всегда, была по-стариковски одинаковой, молчаливой. Без разговоров сели на коней и взяли путь дальше, вдоль берега. Начал накрапывать дождь. Фёдор на ходу вытащил из седельной сумки плащ и накрыл им девочку. Мерная поступь лошади и тишина успокаивали Сашу, и она уснула.

     Проснувшись, девочка оказалась перед закрытой дверью. Саша стояла, смотрела на дверь отсутствующим взглядом, и даже, вероятно, не думала о том, надо ей туда, за дверь, или не надо. Неожиданно дверь начала открываться сама. Медленно, со скрипом, дверь открывала перед девочкой лесную тропинку. Появившиеся сомнения заставили её обернуться и убедиться, что сама она и сейчас стоит на тропинке. Вокруг лес. И тишина. Ни звука, ни шелеста. Удивительным было то, что дверь всего лишь стояла на тропинке, и, чтобы пройти дальше надо было перешагнуть за порог. Только дверь, без оград. Никаких заборов, и Саше даже подумалось обойти её и идти дальше, но всякая дверь для того и существует, чтобы ею воспользоваться. И всё же, зачем здесь эта дверь? Кто и с какой целью поставил её? Саша шагнула. Дверь позади неё со скрипом закрылась, а девочка обернулась и оказалось, что она вновь стоит перед закрытой дверью. И вот, снова, эта же дверь медленно, со скрипом начала открываться. Саша, рассерженная своенравностью двери, схватилась за ручку и с силой потянула её на себя. Дверь захлопнулась. По лесу разнёсся оглушительный рёв медведя. Земля под дверью разверзалась и стала уходить вниз. Всё ниже и ниже. И вот уже дверь летит в пропасть и исчезает где-то в далёкой гулкой тьме. Саша делает шаг назад. Цокот копыт заставляет её обернуться. По тропинке, в её сторону, идут три коня. На первом сидит она, Саша, с закрытыми глазами. Укрытая плащом, с капюшоном на голове, она спит, убаюканная ровной поступью лошади.

     – Просыпайся, принцесса, мы приехали.

     Саша открыла глаза. – Куда приехали? – Она обернулась и посмотрела на Фёдора.

     Тот улыбнулся. – Мы приехали к месту твоей памяти.

     – Дядя Фёдор, а где все? Где Поль?

     – Они остались позади. Им сюда не надо.

     – Только нам с тобой надо?

     – Только тебе. – Фёдор легонько похлопал Сашу по плечу. – Слезай. Дальше пешком. Кони там не пройдут.

     – Но почему только я?

     – Потому, милая моя Саша, что это только твоё место. И только твоя память способна не забыть об этом.

     – Но как же ты? – Саша взмахнула руками и внимательно посмотрела на Фёдора. – Ведь ты привёл меня сюда. Значит ты помнишь.

     – Я помню это место благодаря тебе.

     – Вот как? – Саша, неожиданно для Фёдора, засмеялась.

     Старик поднял руку указывая девочке на скалу впереди. – Нам туда. Поднимемся на неё и ты сама всё увидишь.

     До скалы оставалось метров двести по сосновому лесу.

     – Стой! – Фёдор дёрнул Сашу за руку, приложил палец к губам, остановился и снял с плеча ружьё.

     – Что? – Шёпотом спросила его девочка.

     – Волки, – так же шёпотом ответил он.

     Саша смотрела, как Фёдор берёт на изготовку ружьё. – Нет. Не стреляй.

     – Ты что? – Старик удивился столь неожиданной реакции девочки.

     – Они ничего нам не сделают. Я это знаю.

     Группа из восьми волков спускалась с холма и двигалась в сторону путников. Саша встала, вышла из-за камня, за которым пряталась вместе с Фёдором, сделала несколько шагов в сторону стаи и вскинула руку ладонью вперёд. Волки остановились. Девочка услышала, как за её спиной хмыкнул Фёдор.

     – Что вы делали на моём холме?! – Выкрикнула волкам Саша.

     Из стаи вышел один волк и пошёл вперёд. Пройдя половину расстояния он остановился, поднял голову и завыл.

     – Я вам не запрещаю бывать там. Но вы должны признать моё право на этот холм.

     Волк перестал выть и опустил голову. Со стороны это выглядело актом повиновения.

     Саша обернулась к Фёдору. – Они признали меня, – и пошла к волку.

     Подойдя совсем близко, она положила руку на голову зверя. Волк сделал шаг вперёд, и его бок оказался рядом с девочкой. Та перекинула ногу через животное и села ему на спину, а руками ухватилась за загривок. Волк развернулся и пошёл в сторону холма. Стая расступилась пропуская своего вожака с наездницей. Фёдор, не переставая ухмыляться, вышел из-за камня, и повесив ружьё на плечо пошёл следом. Остальные волки остались стоять на месте, видимо решив дожидаться предводителя здесь. Они, так же спокойно пропустили старика, и обернувшись вслед уходящим, задрали вверх морды и завыли. Вожак поднимался с сидящей на нём Сашей, в гору. Фёдор, подойдя к подножию холма, остановился намереваясь ждать здесь возвращения девочки. Взойдя на вершину зверь сделал несколько шагов к центру поляны, которая являлась верхней точкой холма, и встал перед овальным камнем чёрного цвета по форме и размеру напоминающего дыню. Саша слезла с волка, встала на колени перед камнем и положила на него руки. Не задумываясь о знании, о том откуда они и зачем, не удивляясь тому что сейчас делает, она совершала действия безотчётно важные, и единственно нужные в данный момент. Фёдор, оставшись внизу, однако видел девочку, наблюдал за её действиями, и довольно улыбался.

     – Я вспомнила! – Саша обернулась к старику, после чего почесала волку за ухом. – Спасибо тебе, друг. Ты свободен.

     Волк снова склонил голову, и развернувшись пошёл прочь, к своим сородичам.

     Девочка встала и пошла следом за зверем, а спустившись с холма подошла к Фёдору. – Ты знал, что это за волки. Ты так забавлялся. Да?

     Тот довольно хмыкнул. – Так я поступаю всякий раз.

     – Всё повторяется, да, батька?

     Рот старика расплылся в улыбке, а глаза засветились. – Да, доченька.

     – Мы можем возвращаться к своим друзьям?

     – Да. Мы сделали всё. – Фёдор взял Сашу за руку и повёл вниз с холма.

     – Этот камень. Он…

     – Молчи. – Перебил её старик. – Никогда, никому не рассказывай о чём поведал тебе этот камень.

     – Но почему?! – Удивилась Саша. – Вот и баба Лиза мне то же самое сказала. Почему мне надо молчать?

     – Потому, что это твоё будущее, и в отличие от людей, оно у тебя есть всегда.

     – Я не человек? – Саша дёрнула Фёдора за руку и остановилась.

     – Не ведомо мне.

     – А кто знает?

     – Никто кроме тебя.

     – Но я тоже не знаю.

     – Это хорошо.

     – Но почему?! Что хорошего не знать о себе? – Саша пристально смотрела в глаза старика.

     – Ты как тёмная лошадка. Вот ты есть. Как все мы. Обычная. А потом ты успокаиваешь медведя и повелеваешь волками. – Фёдор присел на корточки перед стоящей Сашей. – Ты просто будь ребёнком. Играй, дружи, учись, взрослей, и взрослей снова. Твоё время всегда наступает в нужный момент. Не пропустишь. Важно помнить о камне, во всём же остальном будь девочкой Сашей.

     – Хорошо. Я так и сделаю. – Она улыбнулась Фёдору.

     Старик встал и повёл её дальше, к сосне, возле которой стоял его конь.

     – Ты устала. Давай ка я тебя подсажу. – Фёдор подхватил Сашу за талию и посадил в седло. После чего запрыгнул сам.

     Саша и в правду устала, и хоть спать, и даже закрывать глаза она не собиралась, но к своему удивлению её быстро сморил сон.

     Девочка шла отдаляясь от чёрного, овальной формы камня. Делая шаг за шагом, она оборачивалась и обнаруживала, что совсем не удаляется от камня. Он всё так же лежал на земле в паре метрах от неё. Тогда она снова шла вперёд, и вот уже спустилась с холма, обернулась, но камень продолжал быть рядом. Тогда она решила наоборот, пойти теперь вверх, на холм, рассчитывая на то, что камень не сможет произвольно катиться в гору. Пойдя, насколько это было для неё возможно, быстро наверх, она взошла на холм, обернулась, но камень-неразлучник всё также лежал позади неё в паре метров. Но теперь, когда девочка снова была на вершине, он сам покатился дальше, и остановился только достигнув места где до того лежал всегда, в метре от места где сейчас стояла Саша. Достигнув точки своего изначального пребывания камень не успокоился, теперь он стал подскакивать над землёй и с металлическим бряцаньем приземляться. Это показалось Саше странным. Откуда на холме, в лесу, металлические звуки? Она подошла к камню и положила на него ладонь. От этого прикосновения камень успокоился и замер. Тогда Саша другой рукой стала трогать землю под ним. Скоро её пальцы ощутили гладкую, твёрдую поверхность. Девочка содрала мох, а смахнув оставшуюся под убранным в сторону мхом землю увидела круг металлического цвета. Она решила разгрести землю вдоль этого круга, чтобы узнать, что же такое там лежит. Переложив камень в сторону, Саша, подгоняемая любопытством, продолжила. Земля оказалась рыхлой и легко поддавалась голым рукам. Вскоре девочка нащупала что-то за что можно было поддеть железяку. Так она и сделала. Не без труда, опираясь левой рукой о землю, правой рукой она приподняла край, а следом вытянула на поверхность обычный таз. Похлопав по нему и обстучав от грязи, она его внимательно разглядела. Таз как таз. Алюминиевый. Такими тазами пользуются в банях. Но как он здесь оказался? Не зная, что с ним делать, она сгребла в яму землю и уложила на место мох. Неожиданно для неё, камень, о котором девочка уже успела позабыть, покатился и замер в мягком гнезде, в том месте, что только что был засыпан ею. Что заставило девочку так поступить, она не знала, но ведомая незримым импульсом она перевернула таз и накрыла им чёрный камень, после чего встала и пошла с холма. Камень больше не сопровождал её.

     Пегас не торопясь шёл по лесу.

     – Батька, нам нужно вернуться!

     – Ты так считаешь?

     – Да! Я уверена!

     – Ну ладно. Раз уверена, значит быть тому, – неожиданно легко согласился Фёдор.

     Саша не видела как старик улыбается. Снова взобравшись на холм она подошла к камню, переложила его в сторону и стала разгребать мох. Под мхом она увидела гладкую, металлического цвета поверхность.

     Прошло минут двадцать. Девочка спустилась с холма и подойдя к Фёдору взяла его за руку.

     – Поехали домой.

     Фёдор, продолжая загадочно улыбаться, подхватил девочку и усадил в седло.

     И в этот раз Саша заснула. Заснула, как только Фёдор сел сзади. Проснулась она лежащей в спальном мешке в лесу возле костра. Протерев глаза и выбравшись наружу села на мешок и стала смотреть на огонь. Подошедший к девочке Поль сел рядом.

     – Ты наверное есть хочешь? Давай я тебе принесу.

     – Спасибо, Поль. Я сейчас немного посижу и приду сама.

     Мальчик пристально смотрел на подругу. – Ты повзрослела.

     Саша засмеялась и нежно глянув на Поля ответила: – да.

     Через пару минут Саша, а следом за ней и Поль подошла к костру и села рядом с Фёдором. Над костром висел котелок. Баба Лиза, взяв миску черпала в неё уху. Девочка приняла из её рук посуду и с жадностью накинулась на еду будто та совсем негорячая. Отрывая зубами куски хлеба от большого ломтя, она гремела ложкой в миске и проглатывала не прожеванный хлеб вместе с кусками рыбы.

     – Да ты прям как волчица молодая. – Усмехнулся Медведь.

     Проглотив уху она выдохнула, посмотрела поочерёдно на каждого и улыбнулась.

     – Вы, где были всё это время?

     – Мы с рыбаками мост строили через расщелину ту, ну ты помнишь. – Гордо сказал Поль. – Теперь есть мост и не надо объезжать по лесу.

     Только сейчас Саша обратила внимание, что взрослых нет возле костра. Все они отошли в лес и о чём-то разговаривали. У костра остались только она и Поль.

     – Вам волки встречались?

     – Где? – Саша не сразу поняла вопрос.

     – Ну там, куда ты с Фёдором ездила.

     – Нет. Не встречались.

     – А мы видели. Стая в восемь волков. Они неожиданно появились, совсем рядом. Нас увидели и прошли мимо. Медведь поначалу ружьё скинул, а потом повесил на плечо. Странно, да? Будто понял что.

     – Он опытный охотник. Может что и разглядел в поведении стаи.

     – Ты стала другой. – Поль снова смотрел на Сашу, но теперь в его взгляде присутствовала тревога. – Ты мне расскажешь, что вы делали с Фёдором в лесу?

     – Позже, Поль. Позже ты многое узнаешь. Не торопись.

     – Но почему не сейчас? Мы же друзья, а у друзей нет секретов друг от друга.

     – Поль, у нас с тобой впереди целая вечность. Ты будешь знать все мои секреты.

     Поль нахмурился и с осуждением посмотрел на подругу. – Ты стала другой.

     Вернулись взрослые. Собрали вещи, и маленькая процессия тронулась в обратный путь, но теперь уже по дороге вдоль берега моря. Путь предстоял более длинный потому как дорога огибала полуостров выдающийся в море в виде телячьего языка. Саша ехала на Пегасе вместе с Фёдором, который утром следующего дня собирался покинуть компанию, и углубившись в дебри тайги следовать к своему дому. А сейчас они ехали вместе. Начинался дождь и Фёдор, как и за день до этого, достал плащ и накрыл им девочку. Как и день назад Сашу стало укачивать и она заснула.

     Ей снился цветник. Клумба выложенная большими чёрными валунами располагалась на вершине горы. С этой точки всё море было как на ладони. На клумбе росли цветы, кусты пионов, богатых пушистых цветов с нежным кремовым ароматом. Здесь же росли нарциссы, жёлтые и белые, и непонятно как сюда попавшие кустики дикой земляники. Посреди клумбы высилась белоснежная башня маяка заканчивающаяся стеклянным куполом. Саша сидела в клумбе и орудовала тяпкой взбивая комья земли. В какой-то момент на глазах у девочки цветки пионов стали осыпаться, а лепестки, падая на землю, превращались в больших пушистых и яркоокрашенных гусениц. Гусениц становилось всё больше. Они начинали ползать друг за другом, по кругу. Создавалось впечатление, что они водят хоровод. В это же время, чёрные камни окаймляющие клумбу превратились в маленьких крылатых коней. И те тоже, летая друг за другом вокруг башни маяка, как бы водили хоровод. Но башня, вдруг стала блёкнуть, становиться призрачной, нематериальной. Купол маяка начал оседать, и, наконец, осев на землю накрыл собой Сашу, после чего замерцал переливаясь цветами, и превратился в таз уже раз виденный девочкой. Она оказалась под этим, одновременно и тазом и куполом, но изнутри он был прозрачным, как и до того сам купол маяка. А ещё она осознала, что камень под тазом, виденный ею ранее, это – она под куполом. И там, под тазом-куполом она-камень обнаружила таз-купол, и всё продолжилось, подобно забавной матрёшке, и убедившись в нескончаемости вереницы себя самой Саша облегчённо вздохнула, встала и сделала шаг в сторону. А клумба, оставшись в стороне, засияла, воспарила, и задрожав сжалась в призрачный шар, после чего с глухим хлопком исчезла. На голой, теперь уже, земле, среди камней лежала цепочка с красным камешком сияющим тысячами искорок, лучи которых, подобно бабочкам, разлетались в разные стороны сверкая своими крылышками. Девочка нагнулась, подобрала цепочку, и повесила себе на шею. Спрятав камень под кофту она посмотрела по сторонам, и остановившись взглядом всматривалась в далёкий берег таёжного края. Заметив что-то для себя интересное она зажмурила глаза и через секунду открыла их.

     Компания остановилась на привал. Дождь прекратился. Ветер крепчал неся прохладу с севера. Начинался шторм, и находящиеся сейчас на западной оконечности полуострова путники наблюдали как гребни волн одна за другой угрюмо несут свою мощь в сторону маленького острова.

     – Какие там сейчас волны! – Девочка с восторгом смотрела на море.

     – Даа. – Мальчик кивнул показывая этим, что разделяет с подругой восторг. – На берег, что за дизельной, брёвен накидает. Поедем собирать их.

     Отдохнув, путешественники подкрепились вяленой рыбой с хлебом и горячим чаем. Скоро тронулись в путь. Необходимо было до темна добраться до брошенной избушки на берегу в нескольких милях отсюда. Там предполагали заночевать. Дорога складывалась легко, без приключений. Разве что встречалось зверьё, от зайцев и лис, до волков и лосей, но зверь старался держаться от людей подальше. Сама дорога, то ныряла в тайгу забывая о море, то, будто вспоминая о нём возвращалась, проходя вдоль песчаной прибрежной полосы. Бывало, что поднималась на десяток метров выше моря, а то вдруг, ныряла в болотину, ручьи и грязь да так, что кони шли бродом. Попадались поваленные деревья преграждающие путникам дорогу. Тогда компания останавливалась, и мужчины топорами перерубали стволы и сволакивали их с дороги прочь.

     Снова начинался дождь, но путники уже свернули с дороги в сторону моря и спешившись пробирались сквозь заросли кустарника к одиноко стоявшему домику. Тот не представлял из себя ничего примечательного. Интересным было лишь то, что дверь его подпиралась черенком лопаты, а возле рос раскидистый куст крыжовника с ещё совсем зелёными ягодами, да стоял колодец с ведром на верхнем венце. В остальном дом как дом. Сени, да помещение поделённое перегородкой на кухонную и спальную части. Печка буржуйка, сколоченные из грубой доски стол и две скамейки, да три койки занимающие большую часть импровизированной комнаты. Два окна. Вот пожалуй и всё.

     Путники расседлали коней, привязали к ближайшему дереву, вокруг которого росла трава, и оставили на ночь. Печь не растапливали, так как и надобности такой не было. Попили чай. Баба Лиза, Саша и Поль легли на койки, предварительно положив на них свои спальные мешки, а Медведь с Фёдором устроились на полу.

     Ночью всех потревожило ржание лошадей. Мужчины похватали ружья и выскочили на улицу. Если какой зверь и был поблизости, то успел он лишь напугать лошадей. Медведь остался на время снаружи, а Фёдор вернулся в дом и сообщил, что всё в порядке и не стоит волноваться. На утро оказалось, что Медведь так и не ложился, и может быть это было правильным решением. Дело в том, поведал охотник, что ближе к утру, на поляну рядом с домом вышла медведица с медвежатами. Странно, но на коней она внимания никакого не обратила, и более странно то, что и они приняли её соседство крайне спокойно, что совсем не характерно для лошадей. Медведица же, подошла к колодцу и возле него села не спуская глаз с охотника. Медвежата и вовсе подошли совсем близко к мужчине, легли на землю и спали. Продолжалось это, как выразился сам Медведь, «гостевание», часа два. Под конец медведица встала, кивнула два раза головой, протянула лапу в сторону охотника и заурчала. Медвежата проснулись, подошли вплотную к мужчине и потёрлись о его сапоги. После чего семейство топтыгиных удалилось в лес.

     Фёдор, заметив улыбку Саши, стоящей в проёме двери и слушающей рассказ Медведя, подмигнул ей.

     – Ох, Александра. – Строго проговорила баба Лиза. – Приручила зверя. Теперь всюду за нами шастать будет.

     – Ладно тебе, Лизавета, – Медведь засмеялся. – Завидуешь ты. Так и скажи.

     Баба Лиза досадливо махнула рукой. – Хватит лясы точить. Ехать пора. Седлайте коней.

     Но неожиданно всех задержала Саша. Она вдруг заметалась по избе в поисках чего-то. Когда от неё добились ответа, то выяснилось, что ищет она лопату. Лопату, общими усилиями, нашли, и обрадованная девочка, выхватив её из рук Поля, нашедшего инструмент в углу сеней, бросилась на улицу. Там, подбежав к кусту крыжовника, она начала копать землю пытаясь выкопать молодой отросток.

     – Ты чего это? – кряхтя поинтересовалась баба Лиза.

     Девочка, не поднимая головы, ответила: – хочу.

     – Ну тогда ладно. – Лизавета хитро улыбаясь оглядела остальных путников.

     Наконец, Саша выкопала молодой куст, сбегала в избу и принеся оттуда обрывок мешковины, аккуратно завернула корни куста с землёй в ткань.

     – На острове посажу. А пока, – обратилась она к старухе, – можно я возле дома вашего прикопаю его, пока гощу у вас?

     Баба Лиза развела руками. – Как скажешь, девочка моя.

     Медведь помог Саше приторочить её приобретение к седельной сумке своего коня. Довольная девочка была посажена Фёдором на Пегаса и все тронулись в путь.

     Кони лёгким галопом шли по дороге пока Фёдор, будучи в авангарде, не поднял правую руку показывая, что останавливается. – Здесь я вас покину. – Он обнял сидящую перед ним Сашу. – Дальше поедешь с бабой Лизой. Слушайся её.

     Девочка опустила голову. – Мне нравится ехать с тобой, но я всё понимаю.

     – Не тужи. – Фёдор крепко обнял её. – Мы ещё увидимся. И не раз.

     – Саша кивнула. – Я это знаю. Но сейчас мне грустно.

     – Понимаю. – Фёдор взял Сашу за талию и пересадил на лошадь подъехавшей к ним бабы Лизы. – Береги её, Лизавета.

     – Ишь ты. – Баба Лиза хмыкнула. – Учить меня вздумал.

     Фёдор окинул своих попутчиков взглядом, тронул Пегаса и скрылся в густых зарослях елей и кустарника. Оставшиеся, на двух лошадях продолжили свой путь в сторону деревни. Остаток дороги прошёл без происшествий и засветло отряд проходил мимо аэродрома. Медведь предложил заехать к нему. У охотника всегда было вдоволь мяса, и он любил и умел его готовить. К тому же, он знал, что дети любят бывать у него дома. Баба Лизавета неохотно, но всё же согласилась. Дом Медведя стоял крайним на Нижней улице, ближе к коровникам. Большой. Сложенный из массивных брёвен. В три комнаты. Была в доме кухня, просторная тёплая веранда, и хлев, который сам охотник использовал как мастерскую. В хлеву, по поморскому обычаю, был устроен туалет. За домом располагался огород, в котором кроме картошки больше ничего и не росло, да и ту, Медведь сам никогда не выкапывал по осени. Бывало, что кто из сельчан за мясо или рыбу подряжался выкопать картошку для охотника, а если нет – оставалась она не выкопанной на зиму.

     Ребята обрадовались предложению Медведя и усталость от долгой дороги в их глазах сменилась любопытным разглядыванием домов и людей хорошо им знакомой улицы. Они крутили головами в разные стороны, здоровались с каждым проходящим и кликали всех собак, которых узнавали. Спустя несколько минут подъехали к дому. На крыльце они увидели пекаря переминающегося с ноги на ногу.

     – Михаил, добрый день! Добрый день, Лизавета! – Пекарь обрадованно махал левой рукой держа в правой свёрток. Михаилом он звал Медведя, отчего-то считая, что Михаил, это его настоящее имя. Сам же охотник никогда и никому своего имени не говорил. Над пекарем посмеивался, но позволял ему иметь в этом вопросе своё мнение. В деревне Медведя никто больше так не называл. Раньше, бывало кто, нет нет да и назовёт его одноглазым, но после такого неосторожный обзывала обязательно бывал сильно помят и до дома добирался при содействии сердобольных сельчан. Но те немногие неосторожные жертвы гнева охотника не с красного словца называли его одноглазым. Один его глаз был потерян в тайге в схватке с медведем. Животное было повержено, но успело задеть лапой лицо и сковырнуть когтем глазпобедителя. Бывало, особенно по началу, вставлял Медведь в пустую глазницу стеклянный шар вместо глаза. Эти шары-глаза сделаны были из цветного стекла по его просьбе умельцами из дальнего отсюда села. Когда та битва человека и зверя произошла, никто не помнил, но не было такого человека в деревне и ближайших к ней мест, кто бы не вспоминал в разговорах ту историю никем, впрочем, не виденную собственными глазами. Оттуда и пошло прозвище Медведь, достойно принятое и с удовольствием носимое охотником.

     Ради полноты картины стоит упомянуть и о повсеместном пьянстве среди жителей деревни. Мужчины любого возраста, от юношества до глубоких старцев не смущаясь с утра и до вечера пребывали в состоянии подпития разной степени. В этом печальном явлении охотник был редким исключением. Если он и выпивал стопку другую, то лишь в одиночестве и по значимым праздникам, оставаясь трезвым и с твёрдой походкой, что отчасти объясняло его отменное здоровье и крепкое телосложение.

     – Добрый день Валя. Ты чего порог обиваешь?

     – Да вот. – Тот сделал виноватую гримасу и пожал плечами. – Последнее сберёг для тебя. Муки нет больше в деревне, так я тебе две буханки принёс.

     – Вот за это спасибо! – Обрадовался охотник. – А то глянь, ртов сколько привёл с собой. – Он усмехнулся и весело оглянулся на Лизавету и детей.

     Баба Лиза с Полем, отставив в сторону метлу, зашли в дом, а Саша с Медведем остались рассёдлывать лошадей.

     – Дядя Медведь, а всё же, что в письме том?

     – Ты о чём? – Медведь посмотрел на засмущавшуюся вдруг девочку.

     – О письме том, что для тебя отшельник с берега передал.

     – Ах да. Забыл уж я о нём. Сейчас в избу приду, да прочту. А тебя, как я посмотрю, всё любопытство не оставляет.

     Саша старательно делала вид, что возится с подпругой. – Больно уж конверт странный какой. Старый он. Вот мне и интересно, что ему стоило прийти в деревню да отдать тебе его. А так, получается, носил он его с собой много лет. А тут мы случайно проходили. А коли не мы так и носил бы дальше надеясь на случай?

     Медведь рассмеялся. – Вот умеешь ты, Александра, думать куда другие и взгляд свой не кинут. Ладно. Позже расскажу тебе, что в том письме, а сейчас отойди. Вижу, не расстегнуть тебе застёжку эту. – Медведь подошёл к девочке, одной рукой обнял её, а другой потрепал по голове.

     – Хорошо. Я запомню о твоём обещании.

     Хозяин дома скинул с себя походную одежду и сходил в сени. Из сеней принёс на кухню увесистый свёрток с вырезкой. Одновременно, растопив печь, поставив в большой кастрюле греть воду и разделав мясо он развернул кулёк принесённый пекарем и кряхтел от удовольствия.

     Баба Лиза сидела в большой комнате за круглым столом и возилась со старыми Медвежьими тетрадями. Поль перебирал на веранде стеклянные глаза предварительно высыпав их из множества мелких коробок в одну кучу на комоде. Саша сидела за обеденным столом на кухне и смотрела в окно на унылый вид запущенного огорода.

     – Хлеб ароматный. Аж слюнки потекли. Попробуешь? – Не дожидаясь ответа Медведь отрезал кусок и протянул девочке.

     Саша взяла протянутый ей кусок хлеба, продолжая смотреть в окно.

     – О чём задумалась?

     – О времени.

     – Эка тебя. Что о нём думать?

     – Сейчас у тебя на огороде картошка растёт. Приедем мы следующим годом и снова, как всегда, за окном будет расти картошка.

     Медведь хмыкнул. – Верно.

     Саша вздохнула. – Давай я помогу тебе картошку чистить.

     Медведь ставил в печь чугунок с мясом. На печи вскипала кастрюля с картошкой. В доме было тепло и тихо. Вскоре, привлечённый ароматом тушёного мяса на кухню пришёл Поль. Послышалось шарканье ног бабы Лизы.

     Ужин получился роскошным. Попив чая и посидев немного после столь обильной трапезы баба Лиза засобиралась домой. Дети напросились остаться на ночь у Медведя. Баба Лиза, подумав немного, согласилась, чему были рады не только Поль с Сашей, но и сам хозяин дома. Рассказав несколько раз как должны вести себя приличные дети в гостях, баба Лиза предупредила ребят о недопустимости постыдных поступков и выразила надежду на то, что её подопечные не опорочат её доброго имени. После всего сказанного старушка оделась и вышла из дома охотника. Пришло время готовиться ко сну. Дети легли в маленькой угловой комнате с двумя окнами и почти сразу, без шушуканий и возни, уснули.

     Саша проснулась от птичьего гвалта шум которого звонко изливался из леса сквозь распахнутые Медведем окна комнаты. Свежий воздух бодрил. Девочка выбралась из-под одеяла и побежала на кухню.

     – Продрога прибежала. На вот, чая горячего попей. – Медведь подвинул к Саше кружку.

     – А где Поль? – Девочка пила чай закусывая печёным картофелем.

     – Удочки ищет. Пойдёшь с нами на реку?

     – Угу.

     Два месяца лета были насыщенными. Прогулки, игры, плавание на лодках по реке, походы с Медведем на охоту в тайгу и на рыбалку на дальние таёжные озёра, где рыба сама прыгает в руки. Ребята большую часть времени проводили с охотником, часто ночевали у него дома. Баба Лиза была не против, так как сама она часто и надолго уходила далеко от деревни. Говорила, что гуляет по берегу моря, но деревенские старики говаривали иное. Ходили слухи будто Лизавета колдунья, общается с древними, грозными силами, а совсем уж шёпотом добавляли, мол бессмертная она и видела рассвет этого мира. В чьих словах была правда, неведомо. Сами же ребята чувствовали, что за внешним старушечьем обличье скрывалась тайна, и что каким-то образом эта тайна касалась их самих.

     В начале августа разыгрались на море шторма, поднимая на мелководье саймы высокие волны. Долгую неделю бушевала стихия разбив немало рыболовецких судёнышек, карбасов и просто лодок. И в одночасье море успокоилось. Открылось небо. Мягко засияло предосеннее солнце. Воздух стал лёгким и прозрачным. В тот день первого лёгкого аромата осени в избе Медведя появилась баба Лиза. Пришла она утром, когда хозяин дома завтракал с ребятами оладьями и крыжовенным вареньем. Выглядела Лизавета взволнованной. Поздоровавшись с хозяином дома и отказавшись от чая она сообщила, что Саше пора возвращаться на остров. Такое намерение старушки было неожиданным, тем более, что как оказалось чуть позже, Поля она оставляла погостить и дальше. Не только Саша, но и Медведь казался сбитым с толку, но переговорив с глазу на глаз с Лизаветой он принял её решение.

     С первым же карбасом девочку отправили на остров. Карбас с двумя добытчиками ламинарии отходил от устья речки. Наскоро собрав вещи и попрощавшись с Полем и Медведем, Саша в сопровождении старухи спустилась к реке на окраине деревни и села в лодку.

     Вскоре, после Сашиного отбытия, Медведь спохватился о забытом письме. Устроившись на деревянном диване за круглым столом, что стоял на веранде его дома, мужчина аккуратно вытащил листы из конверта, разложил их и стал читать. По ходу прочтения на его лице появилось выражение досады, а следом и огорчения.

     – Выживший из ума Никифор! А так, если подумать, откуда ему про Фёдора знать? – Он вздохнул, сложил листы, убрал в потёртый временем конверт, и химическим карандашом поверх сделал надпись: «Фёдору».

     – Отдам алеуткам. Они вмиг доставят.

     

      ***

     

      Воспоминание. Казалось бы, нить, соединяющая прошлое и всегда сегодняшнее. Воспоминание. Ты оберегаешь меня от забвения. Ты даёшь мне саму себя. Благодаря тебе нить Ариадны в моих руках.

      Поиски путника на дороге, что самим путником проложена, как поиски берёзы в берёзовой чаще. И не знаешь какая из них та. Каждая берёзой является, да не каждая тебе нужна. Закрой глаза и уши. Почувствуй в себе каплю крови моей. И путь наш общий узреешь. Следуй за мной. Не траться на сомнения, как не трачусь на них я.

     

     ***

     

     Вернувшегося с острова Диско в Нуук Поля второй день мучила головная боль. Не от давления или изменений в погоде. Нет. В какой-то момент его посетил образ, сценка, где он стоит перед школьной доской и решает уравнение, суть которого ему неясна. Решение было, но выводилось оно не его рукой. Поль объяснил это видение своим состоянием двойственности переживаний. С одной стороны, его страхи, и желание продолжить поиски Саши где-то в ином месте. С другой стороны, слова старухи о спокойствии и ожидании знака, который даст Полю понимание, подскажет как действовать дальше.

     Промучившись весь день, и уже лёжа в постели, он принял решение найти корабль отправляющийся на север европы и посетить остров, а может быть и поселение поморов. Он посчитал, что там сможет найти понимание, и обрести душевный покой. Утром следующего дня Поль занялся сборами, приготовив рюкзак, необходимые в дороге вещи, термос и несколько бутербродов, которые, пока положил в холодильник. Оставалось пойти в порт и разузнать о нужном ему судне.

     Он шёл по петляющей, неширокой, асфальтированной дороге, в сторону порта. Всходило затуманенное густым маревом солнце. «Значит, ночью будет заморозок, а температура начнёт опускаться уже сегодня», – размышлял он.

     И вот, в момент, когда Поль размышлял о мареве и вероятном похолодании, земля под ним неожиданно вздыбилась, затем ухнула вниз и завибрировала. Первым делом подумав о землетрясении, он широко расставил ноги и приготовился к худшему.

     Но этого не произошло. Творилось что-то странное. Пространство вдруг смолкло, погрузившись в нечто, похожее на стеклянный куб, после чего загудело, а следом завибрировало. Землю накрыл ещё более непроглядный туман. Происходящее напугало Поля, и сбило с ног.

     Он падал, но не на асфальт, как должно было бы произойти, а вообще, в пустоте. Туман принял свойства мутного стекла. Дома, дорога, люди, всё что окружало Поля, стало расплывчатым, медленным, гулким. Стало казаться, что всё окружающее запаздывает за некоей реальностью, на какие-то мгновения. А может, это Поль опережал окружающее? И вот, уже сидя ни на чём, он наблюдал вокруг себя сферу. Или, всё же это был куб? Не зависимо от его оценки, в этом сферо-кубе прямо сейчас царствовала пустота, а вне этого образования было всё, был мир, но странный, слабо очерченный, эфемерный.Вскоре гул сменился барабанной дробью. Вибрации завершились, но взамен им пришли короткие, через каждую секунду, глухие удары, переходящие в позвякивание стеклянной оболочки. Источник звука определить не получалось. Следом затихла и барабанная дробь, и всё вокруг Поля обрело один ритм: глухой глубокий звук, отдающий в землю, перезвон стекла, секунда, глухой глубокий звук… Ритмичность звуков и вибраций всё больше ассоциировалась у него с некоей поступью чего-то огромного, монстроподобного. Так могло вышагивать некое существо осознающее себя творцом судеб всего обозримого.

     И тут… Парень очнулся. Стояли дома, дорога, кустарники, люди. Белесые. Дрожащие будто воздух в знойный день. И он. Сам. Сидящий на пустоте, в нескольких дюймах от земли.Да, он очнулся, но мир, его окружающий был эфемерным. Эфемерной выглядела и школьная доска вдруг возникшая перед его глазами. На ней, невидимой рукой, выводился знак равенства, а за ним, ярко-красными буквами появлялось слово. Доска померкла не дав Полю последних секунд прочитать это слово до конца.

     Ритмичность поступи сотрясающей землю нарушилась и стала хаотичной. Туман опустился на землю.

     Всё, что ещё совсем недавно было серо-зелёно-голубым, стало белым. Поль протёр глаза. Всюду снег. Он и сам сейчас сидел в сугробе. Мир, если не считать того, что конец лета в одно мгновение превратился в зиму, остался прежним. Сдвинулась лишь ось времени.

     Быстрым шагом, по скрипучему снегу парень направился к своему дому. Он дрожал от холода, одетый совсем не по-зимнему. Придя домой, первое, что он сделал, это включил радио, и дождавшись выпуска новостей услышал, что сегодня третье января, и о конце августа можно забыть.

     Как такое могло произойти? Поль отказывался воспринимать случившееся рационально. Но, как давно это произошло? Нет. И тут был промах. Это произошло вот прямо час назад. Вопрос был сформулирован точнее: как долго проходило «переключение» с августа наянварь? Поль открыл холодильник, достал свёрток с бутербродами, приготовленными ещё несколько часов назад, но теперь уже это было далеко не так. Развернув фольгу, он обнаружил сыр, свежий как видом так вкусом. Ни запаха, ни плесени, которые обязательно должны были появиться за несколько месяцев. Да и хлеб мягкий. Получается, что из августа в январь мир прыгнул за мгновение, и утро сегодняшнего дня так и осталось сегодняшним. Такое не понималось по первому размышлению.

     Почему-то, руководствуясь вовсе не рациональным, а скорее необъяснимой убеждённостью, Поль уже отказался от плана посетить остров. Вспоминая «облачную» школьную доску с непонятным ему уравнением, его посетило видение. Оно не было воспоминанием о годах прожитых в Стивенвилле, но источало далёкие, хорошо знакомые запахи того города. Этого оказалось достаточно. Поль уже знал – спешить надо туда.

     Найдя в шкафу тёплую, подобающую зиме одежду, он оделся, и взяв рюкзак уже собранный для другого путешествия, вышел из дома, закрыв за собой дверь. В конторе аэропорта парень был уже под конец рабочего дня. Женщина менеджер, преклонного возраста, устало приветствовала его.

     – Слушаю вас, молодой человек.

     – Добрый вечер. Мне необходимо как можно быстрее попасть на Ньюфаундленд, город Стивенвилл. Он на западном побережье, – уточнил Поль.

     – Я знаю где Стивенвилл, молодой человек. Я не чаек здесь кормила все сорок лет. Но увы, ничем помочь не могу. Сообщение закрыто как минимум на неделю – сильные ветра.

     – Может тогда на машине?

     – Здесь аэропорт, а не транспортная компания. Но могу вам посоветовать обратиться в доки, к рыбакам. Они организовывают караваны, в том числе и до Ньюфаундленда.

     – Большое вам спасибо!

     – Пожалуйста. Но сейчас уже поздно. Конторы закрыты до завтра.

     Полю ничего не оставалось как вернуться домой. Одна ночь ничего не решала, но он был свидетелем того как всего за несколько секунд мир изменился, а тут целая ночь.

     Рано утром он уже был в доках. Рыболовецких контор, как и контор по скупке улова, на портовых улицахсуществовало великое множество. Поль счёл резонным обратиться в первую попавшуюся ему компанию, и дождавшись первого же менеджера, открывающего дверь, зашёл следом.

     – Добрый день, – поприветствовал он спину мужчины, который только пришёл на работу и ещё не успел раздеться.

     – Добрый день. Чем могу служить?

     – Мне необходимо, любым способом, как можно быстрее попасть в Стивенвилл, – Поль уточнил: – это на острове Ньюфаундленд.

     – Молодой человек, – хмыкнул работник, – можно не уточнять. Мы здесь не чаек кормим.

     – Забавно, – тихо проговорил Поль, – никто не кормит чаек в этом городе.

     – Не расслышал. Что вы сказали?

     – Я про чаек. Прошу прощения. Обидно стало за них.

     Мужчина рассмеялся. – Здесь у нас это расхожее выражение: «Мы здесь делом заняты, а не чаек кормим». – Одновременно он уже водил пальцем по карте, висевшей на стене. – До Стивенвилла мы вас подбросить не сможем, но вот… – он на секунду задумался, – до Сент-Антони, пожалуй, вы с нами доедете. Ну а там дорога по западному побережью приведёт вас в Стивенвилл.

     – Постойте! – Поль смотрел на календарь, висящий на стене рядом с картой. – Какой год?!

     – Что вас так удивило, молодой человек? Вы не знаете который сейчас год? Или что?

     – Нннет, – протянул Поль. – Нет. Всё нормально, – Он постарался скрыть потрясение от увиденного. – Я… мне показалось. Всё хорошо.

     Было ли это хорошо, или плохо? Да и какое это имело сейчас значение? Пять с лишним лет. Пять лет! В одно мгновение! Дома, слушая радио, Поль услышал дату, но в новостях не уточняют год, и предположить, что время прыгнуло на пять лет он никак не мог. Но что это меняло?

     Он вернулся к разговору с менеджером. – Так мы едем на машине?

     – Что вы! Нет конечно! Какая машина? Толщина снега местами достигает более метра. Ни какая машина не проедет, застрянет сразу, – менеджер обернулся к Полю и ткнул пальцем на фотографию, в рамке висевшую на стене. На фотографии были запечатлены аэросани снятые, как понял Поль, в движении. За их огромными лопастями клубился снежный вихрь. – Поедем на аэросанях. Безотказно. Лёгкие, устойчивые, пройдут по любому снегу, да и тонкий лёд им не страшен.

     – Есть опасность, что мы можем провалиться под лёд? – Поля насторожили слова про тонкий лёд.

     – Вероятность такая есть всегда. Но, молодой человек, я вас уверяю – не этой зимой. Лёд нынче хороший. Сами видите зима какая. И да. Чуть не забыл, – спохватился менеджер. – На остановках какие будут, по одному не выходить из кабины саней. Если по нужде, ноги размять, ещё что, неважно – выходите вы и один с ружьём. Обязательное правило. Медведи белые активизировались. Не раз замечены были в этих широтах. Шастают по льду моря, в посёлки заходят, людей пугают, собак, кошек дерут. А всё почему? – Кому был задан вопрос, Поль сразу не понял. – Потому, что лёд толстый, снега много. Прокорма нет медведям. Весьма опасные хищники. А теперь вот ещё и волки. Охотникам уже отстрел на них дали. На волков, – уточнил менеджер. – Вы всё поняли, молодой человек?

     – Да. Конечно. Я всё понял.

     – Вот и отлично. Выезжаем через сутки. Сборы здесь. В шесть утра быть на месте. Ждать никого не будем.

     Следующий день тянулся унылым ожиданием. Поль не находил себе места. На чердаке нашёл лопату. Почистил дорожку от крыльца до калитки.Наколол дров. Сложил их на крыльце, под крышей, у двери в дом. Попытался сходить на берег, но всюду, чуть ступишь в сторону от дороги, снег выше колен. Вернулся в дом. Растопил печь. Попив горячего чая вытряхнул всё из рюкзака и сложил снова, убедившись, что не забыл ничего, что может пригодиться в столь долгой дороге. Но, порывшись в шкафу, нашёл пару толстых шерстяных носков и положил их в рюкзак. Проверил и деньги. Денег достаточно. Не зная, чем ещё себя занять лёг на кровать и заснул до глубокого вечера. Зато всю ночь мерил шагами комнату.

     Ранним утром Поль, с рюкзаком за плечами, вышел из дома и направился в сторону порта. Всего, вместе с ним, собралось десять человек. Четыре водителя и шесть пассажиров. Проверив, все ли на месте, молча проследовали к причалам, возле одного из которых стояли четверо аэросаней. Те уже, как понял парень, были гружёными. Все разделились на группы, в двое аэросаней по два человека: водитель и пассажир, в двое других по трое, и без промедления загрузилась в кабины. Поль оказался единственным пассажиром. Ждали сигнала двигаться.

     Разглядеть сани снаружи у Поля не было возможности. На причале было темно. Но, сев на заднее место, удалось рассмотреть устройство кабины изнутри как только в салоне включился свет. Загорелась огоньками приборная доска. Завёлся и заурчал двигатель, расположенный где-то позади, за кабиной. Сама она представляла собой заострённую капсулу. Два сиденья, водительское и широкое пассажирское за ним, на котором могли свободно сидеть два человека. Справа и слева, у водительского кресла располагались двери. К приборной панели крепилось вертикально ружьё, а на самой панели, в углублении лежали две коробки с патронами. За задним сиденьем, выше, на стене имелась аптечка и ящик с аварийным запасом питания, на случай непредвиденных обстоятельств. За головой Поля, батареей, вертикально стояли шесть ракетниц. Присутствовал и огнетушитель, а под сиденьем стоял большой инструментальный ящик. В другом, без крышки, металлическом коробе лежало несколько пар снегоступов, крюки, наверное, ледовые, как предположил Поль, и мотки верёвок, какие используют альпинисты. Под потолком, вдоль кабины, висело два багра. Всё это успокаивало. Чувствовалась основательность людей, отправляющихся в столь не простой путь.

     В кабине стало тепло. Поль расстегнул куртку. Зашуршала рация. Прозвучала команда двигаться. Аэросани, стоявшие позади выдвинулись вперёд. Теперь Поль смог лучше разглядеть конструкцию этих средств передвижения. Она представилась ему весьма интересной. Зубообразная кабина белого цвета с красными, поднимающимися к заду полосами. Большие окна, начинающиеся от середины высоты кабины заканчивались уже на крыше, отчего была видна большая часть неба. Там же на крыше, ближе к её окончанию торчал шест примерно в метр высотой, конец которого венчался маяком. Сейчас маяк мигал синим, но в случае аварийной ситуации должен был переключиться на красный. Впереди кабины имелись фары, разнесённые в стороны длинными кронштейнами, от чего, если смотреть на сани спереди, они напоминали белого жука с глазами-усиками. За кабиной имелся длинный кузов, раза в два длиннее её самой, той же расцветки, формой напоминающий канистру. Позади всего этого, ревя лопастями, и доминируя по высоте и ширине над кузовом и кабиной, был установлен силовой агрегат. Покоился он на прочном, и как Поль предположил, алюминиевом каркасе, который, в свою очередь, устанавливался непосредственно на две широкие, сложного профиля, лыжи. К ним же крепились и кузов с кабиной. В отличие от кузова и силового агрегата кабина стояла на свободных пружинных рессорах и раскачивалась во всех трёх измерениях. Было слышно, как лыжи шуршат, скребут и хлопают по льду. Понять, с какой скоростью едут сани, не представлялось возможным по той причине, что ехали они окутанные облаком снежной пыли поднятой впереди идущими экипажами, и только несколько позже парень догадался смотреть на спидометр.

     Светало. Сани остановились. Водитель, мистер Хук, снял ружьё с фиксатора, проверил наличие патронов, и кивком головы показал, что собирается выйти. Поль не раздумывал. Несколько часов в болтающейся во всех измерениях кабине требовали поставить ноги на что-то устойчивое, пусть даже этим устойчивым будет лёд Лабрадорского моря. Снег оказался неожиданно глубоким. Поль чуть не упал. Выходя из кабины, он поставил одну ногу на лыжу, а второй встал в снег и провалился почти по колено. Выругавшись от неожиданности, он огляделся и глубоко вдохнул. Воздух был свежим, лёгким, морозным. Чистое, голубое небо и солнце, лучи которого отражались в мириадах снежинок. И хотя Поль видел подобное в своей жизни не раз и не два, но дух захватило, и восторг переполнял его. Он воспринимал такое чистое сияние пространства как чистоту не измеряемой силы природы.

     Пора было ехать дальше. Аэросани тронулись и поскользили по бескрайней белой пустыне. Снежные наносы изменились. Это стало понятно по изменению покачиваний кабины. Без резких взлётов и шлепков лыж о снежный наст, которые сопровождали первую часть пути. Сани мягко катили то вкатывая на наносы, то скатываясь с них, преодолевая волну за волной. Солнце стояло в зените, но это не было зенитом в привычном понимании. В этих краях, зимой, солнце не резало небосклон на две части. Нет. Здесь и сейчас солнце, как бы, отрезало от окружности неба небольшой кусок торта, и если смотреть чётко на север – солнце всходило чуть правее, а заходило чуть левее воображаемой земной оси.

     Хук, водитель аэросаней, в которых совершал путешествие Поль, что-то крикнул и показал рукой в левое окно. Сани сбавили ход. По снегу, вровень с ними, бежали, подбрасывая вверх задние лапы, два белых медведя. В беге этих гигантов чувствовалась царственная уверенность и превосходство. Полю подумалось, что медведи наслаждаются бегом, и воспринимают вереницу саней как нечто забавное. Пробежав милю вместе с караваном, парочка свернула влево и стала удаляться пока не затерялась среди снежных намётов.

     Поля клонило ко сну. Мерное, однообразное покачивание успокаивало и усыпляло.

     Когда он проснулся за окнами было темно. Звёздное небо, луна, снежинки, медленно спускающиеся на освещённую лунную дорожку, и мерный, глухой рокот двигателей аэросаней. На часах одиннадцатый час вечера. Хук, увидев в зеркало салона, что пассажир проснулся, поприветствовал его и сообщил о намерении колонны прибыть в Сент-Антони приблизительно к пяти часам утра. Поль поблагодарил водителя, и расстегнув рюкзак извлёк из него термос с чаем. Налив себе в чашку, предложил и ему, но тот отказался сообщив, что буквально перед пробуждением того уже попил чаю и съел бутерброд. Он рассказал, что парой часов ранее они делали остановку и выйдя на свежий воздух лицом к лицу встретились с ещё одним белым медведем, но отгонять стрельбой из ружей не пришлось – медведь ушёл сам. Но, продолжал Хук, явно, чтобы успокоить Поля, – скоро они сделают ещё одну, последнюю остановку, и тот сможет выйти, чтобы справить нужду и размять ноги. После всего сказанного водитель замолчал, продолжая пристально всматриваться в сияющую от фар белую дорожку, стремящуюся вдаль, прочь от уже пройденного.

     Поль съел свой бутерброд с ветчиной и сыром, варёное яйцо и огурец, запивая всё это чаем. Убрав термос в рюкзак, он достал из кармана блокнот и не увидев новых рисунков со вздохом закрыл.

     Вдалеке, над линией горизонта, там, где тёмный купол неба соприкасался с белесоватостью снежного покрывала Лабрадорского моря, показалась еле уловимая, не ровная в своей горизонтальности, полоска иного оттенка, в которой всё больше и больше проявлялись вкрапления мерцающих огоньков, напоминающих звёзды. Приближался остров, всё больше выползая из-под линии горизонта.

     Поль задремал. Звёзды, окружающие его со всех сторон, покачивались над набегавшими на берег волнами. На волнах, в нескольких метрах от берега виднелась корзинка. Самая обыкновенная. Одна из тех, в которые собирают грибы, или ягоды. Поль зашёл в воду с намерением вытащить её. И в этот самый момент небо озарилось ярким светом новой звезды. Луна и привычные небесные звёзды пропали. Исчезла и корзинка.

     – Поль! Выходи из воды! Поль!

     Поль обернулся. На берегу стояла девочка. Длинные,светлые волосы. Лет четырнадцати. Он хотел ей крикнуть в ответ, но замешкался, не зная её имени. Имя было. Он знал это, но сейчас Поль не мог выбрать то, которое было верным. Он взмахнул руками и… поплыл. Звезда, тем временем, летела уже над морем. Её горячий свет прогрел воду. Полю стало жарко. Девочка, кричащая ему с берега, неожиданно исчезла. А от звезды отделились две, такие же яркие и горячие. И вот уже по небосводу летели, удаляясь от Поля, три небесные странницы, и по мере удаления они превращались в искры летящие среди мириад звёзд, а он всё плыл и плыл по остывающему морю. Небо чернело. Вернулись и привычные ему звёзды.

     Поль проснулся. Его разбудила тишина. Хука в кабине не оказалось. Тихо играло радио. Выйдя из саней, он понял, что караван приехал на место назначения. Темень раннего утра разбавляли редкие фонари. Справа от дороги стояло большое серое здание. В его стене имелись ворота, которые сейчас медленно раздвигались.

     Подошёл Хук. – Доброе утро! Вот мы и на месте. Ты дальше куда?

     – В Стивенвилл. Туда мне надо.

     – Далековато. Ну ничего. Изредка можно найти транспорт в ту сторону.

     Поля не обрадовала подобная беззаботность Хука.

     – Но, – Хук почесал за ухом. – Есть у меня здесь приятель, – он достал телефон, – да! Вот! Старина Стив. Хороший малый. Как правило, по четвергам сюда приезжает, – он посмотрел на часы, – это как раз сегодня. Если тебе повезёт – поедешь на интересном звере. Тебе понравится, – Хук подмигнул Полю. – Этот мой приятель, Стив, работает в геологоразведке. Ископаемые ищут. Так он по всему острову разъезжает. Обеспечением экспедиций занимается. Продукты питания, инструмент, оборудование разное. А база у них в Стивенвилле. Да и сам он из тех мест. Позвоню ему через час. Хорошо?

     – Буду благодарен.

     – А пока можешь посидеть в кабине, или на склад зайти, но, – тот поморщился, – пахнет там отвратно, даже в конторе. Ну, смотри сам. Мы то здесь долго стоять будем. Рванём обратно завтра, рано утром.

     – Наверно я пойду прогуляюсь. Окрестности посмотрю. А то засиделся, ноги деревянные.

     – И то правильно. Походи. Но, если заблудишься, ещё что, звони, – Хук достал свой телефон. – Записывай номер.

     Поль шёл по дороге, освещаемой редкими тусклыми фонарями. Склады и конторы остались позади, а дорога плавно забиралась вверх, удаляясь от берега. С обеих сторон были пустоши, и только далеко впереди можно было различить огоньки домов. Городок просыпался. Мимо, тарахтя и брякая железом своего старого туловища, проехал внедорожник. Показалась ещё одна машина. Поравнявшись с Полем, остановилась. Нелепое творение из железа. В его облике ещё угадывался микроавтобус. Но теперь от крыши осталась только та часть, что закрывала передние сидения водителя и пассажира. А на открытой части кузова стояла довольно высокая, напоминающая пирамиду, конструкция из трёх брёвен, скреплённых между собой толстым канатом. Наверху флагшток, на котором на ветру трепыхался Канадский флаг. Водитель открыл пассажирскую дверь и махая рукой предложил Полю сесть. Махать рукой было в этой ситуации верным решением, так как двигатель этого доживающего свой век транспортного средства не сбавлял оборотов и молотил со страшным дребезгом. Поль принял приглашение и сел на соседнее с водителем сидение. Пожилой человек, на вид семидесяти лет, с высохшим, морщинистым лицом и редкой бородкой представился дедом Михаем. Большие глаза казались улыбающимися.

     – Куда путь держите, молодой человек? – голос старика оказался звонким, и не сочетался с предполагаемым возрастом.

     – Гуляю.

     – Странное вы время и место выбрали для прогулки. Что же заставило вас гулять по пустынной дороге в столь ранний час?

     – Я с караваном приехал, из Нуука…

     – Это же где такое?

     – Нуук, город в Гренландии, – объяснил Поль.

     – Вон оно как, – удивился старик. – Так по делам сюда, или от праздности?

     – По делам.

     – Ну, а дальше то куда?

     – В Стивенвилл. Вот, гуляю, жду, когда знакомый, что довёз меня до сюда, позвонит своему приятелю.Надеюсь, тот сможет меня до места подбросить.

     – Мдаа. Дорога то не скорая, – с сочувствием проговорил дед Михай. – Но да, бывает, заезжают сюда геологи. Раз в неделю всяк бывают. Вы, вот что, – опомнился он, – ежели транспорта скоро не будет, ко мне приходите. Дом у меня на отшибе, на пол пути от сюда до деревушки. Ежели так идти, то первым делом заметен он. Устрою ночлег и питание. Один я. Всякому гостю рад, – попытался он оправдываться.

     – Дед Михай, если что – обязательно к вам приду.

     – Ну а сейчас, давай-ка, подкрепимся, – старик достал большой термос, ломоть хлеба и два яйца. В термосе оказался крепкий кофе.

     Поль согласился только на кофе, по которому успел соскучиться. Насладившись хорошим напитком, поблагодарил старика.

     Тот молчал жуя хлеб и маленькими глотками отпивая кофе из стального стаканчика, будто наслаждался тем не многим, что сейчас давала ему эта случайная встреча.

     – Пойду, пожалуй, обратно, откуда пришёл, – Поль посмотрел на часы, – пора мне возвращаться. – И тут он вспомнил, о чём хотел спросить деда. – Скажите, если не секрет, что за штука такая у вас в кузове?

     Дед рассмеялся, брызгая крошками себе на колени. – Тренога это. Для бурения, чтобы пробы брать. Я киноварь добываю.

     – А киноварь вам зачем? Это же краска такая есть. Да?

     – И краску из неё изготавливают. Верно. Но, что важнее, в киновари ртути много.

     – Как же вы, треногу эту на землю стаскиваете, а потом снова в кузов? Я видел. Тяжёлая она.

     – Я и не стаскиваю. Как собрал её много лет назад, прям в машине, так и стоит она. У меня, молодой человек, дыра в полу кузова. Я на место интересное приезжаю и бур ставлю, а он прямиком сквозь дыру эту, и в землю.

     – Вот оно как? Где-то я видел уже такие. Только на санях они стояли, – Поль наморщил лоб, пытаясь, припомнить откуда у него эти смутные воспоминания.

     – Именно вот такие вы могли видеть у поморов, но я сомневаюсь, молодой человек, что вам довелось там бывать.

     – Это те, что на севере России, у берегов холодного моря?

     – Именно. Удивительно, как вы такое знаете.

     – Бывал я там. Давно.

     Дед внимательно посмотрел на Поля. – Тогда уж шибко давно. Нигде и не встретишь уж теперь. Чтобы видеть такое своими глазами, надо как минимум на сто лет назад время отмотать.

     – Дед Михай, вы помор?

     – Нууу… Может и так. Вот, значит, берите, вам это, – Дед вынул из своей сумки флакон.

     Поль рассматривал то, что тот ему вручил. Флакон, толстого гранёного стекла, размером с куриное яйцо, крышка стеклянная, в притирку, то что его наполняло было металлического блеска.

     – Вы держите его при себе. Настанет такой час, когда флакон этот пробудится и запоёт, а у меня дома по стеклу дрожь пойдёт, да перезвон. – Дед усмехнулся.

     – Загадочно это, но спасибо, – Поль открыл рюкзак, и положил флакон в самую глубину. – Пойду я, дед Михай. Пора мне.

     – Идите друг мой. Вам спешить надо, а мне ждать следующей встречи. – Последнее Михай произнёс совсем тихо.

     Поль выбрался из кабины, ещё раз глянул на старика, хлопнул скрипучей дверью и пошёл в сторону рыбных складов.

     Дед посидел с минуту, глядя в зеркало на удаляющегося молодого человека, улыбнулся и поехал в свою сторону.

     Хук звонил своему приятелю из геологоразведки, и тот, на счастье Поля, сообщил, что будет в Сент-Антони именно сегодня с целью прикупить рыбы и соли. Полю оставалось, лишь ждать. Куда-то идти ещё он не хотел, да к тому же все окрестности завалило снегом выше колен, и он забрался в кабину аэросанейнамереваясь вздремнуть.

     Разбудили его голоса.

     – Эй! Приятель! Выходи! – весело прокричали в открытую дверь.

     Перед вышедшим из кабины Полем стоял Хук улыбающийся во весь рот, и невысокого роста, широкоплечий парень лет двадцати в кожаной лётной куртке и шапке ушанке. На ногах у того были яловые сапоги. Про себя Поль назвал его лётчиком.

     – Знакомься, это Стив. Стив доставит тебя до Стивенвилла в лучшем виде, – Хук продолжал улыбаться. Он явно был на подъёме. И Поль заподозрил, что тот принял крепкого напитка. – Тебе сильно повезло. Стив планировал против обыкновения прибыть сюда вчера, и сразу двинуть обратно, но, – Хук подмигнул старому другу, – по дороге сюда он подобрал одну особу, – он снова подмигнул Стиву, – и как истинный кавалер, выручал её из беды…

     – Ладно тебе, – прервал Хука Стив, – допустим беды никакой и не было, но что верно то верно, помог.

     Стив и Поль поприветствовали друг друга рукопожатием.

     – Отправляемся через час. Иначе я задохнусь от этого запаха. Свирепо пахнет, – Стив театрально наморщился, рассмеялся и обернулся к Хуку. – Давай уж загрузим меня, а там и перекусить можно, да поедем, – Сказав это, он обернулся к Полю: – приятель мой старый. Вместе в школе учились.

     Загрузив в машину Стива шесть ящиков с рыбой, против четырёх оговорённых по телефону ранее, и мешок соли, ребята пошли в контору показывая Полю, чтобы тот шёл с ними. Вообще-то Поль был поглощён рассматриванием машины, на которой ему предстояло завершить путь доехав до Стивенвилла. Это был монстр, и парень тут же окрестил его «Трактором». Высоко подвешенная кабина метров пять в длину, прямоугольная, широкая, скошенная спереди, покоилась на шести больших, толстенных, широко расставленных колёсах. Трактор, своей крепко сбитой фигурой,чем-то смахивал на огромного жука носорога стоящего расставленными в стороны лапами на шести больших пузырях.

     На кухне конторы противный запах склада заглушался ароматом жареной рыбы и кофе.

     – Кому что? Есть жареная селёдка, есть пареная селёдка. Выбирайте.

     Поль выбрал пареную. Приятели, жареную.

     – Ел когда-нибудь подобное? – спросил Хук, хитро улыбаясь.

     – Ел. И не один раз. Селёдка мне разной нравится. Даже вяленая и сушёная.

     – О! Наш человек, – Хук посмотрел на Стива.

     Тот кивнул ему в ответ.

     – Я смотрю, ты мало чему удивляешься. Бывалый в наших краях? – спросил Стив Поля.

     – Я вырос в таких краях. А в тёплых то и не был никогда.

     – Где? Если это не секрет?

     – Север. Край поморов.

     – Ого! Побывать бы там, – Стив мечтательно зачмокал.

     Поль улыбнулся. – Наш север всюду один.

     – Вот верно, приятель! Правду говоришь, – Хук одобрительно поднял вилку с насаженным на неё куском рыбьего хвоста.

     Маленькая компания запивала рыбу крепким чаем.

     – Всё. Собираемся, – Стив встал, взял свой рюкзак, поставил в него термос со свежим чаем и кулёк с бутербродами.

     Засобирался и Поль, доливая в свой, почти полупустой термос горячий чай.

     Чтобы попасть в кабину машины Стива, пришлось подниматься по узкой стальной лестнице, жёстко закреплённой к раме между колёсами. В кабине было просторно. Посмотрев в окно Поль испытал восторг.

     – Поздно вечером приедем, – Прервал его состояние Стив. – Домой едешь, или наоборот, по делам?

     Поль поджал губы. – Ещё не знаю.

     – Как же так?

     – Сложно, да? Я еду домой по делам, и пока не знаю, ждёт ли кто меня. Я человека ищу, но не уверен там ли он сейчас.

     – Ясно. Значит прямиком ко мне. Моя мама ужином накормит. Переночуешь. Приведёшь себя в порядок, а дальше уже определишься что да как, – констатировал Стив.

     Заурчал двигатель. Кабина шелохнулась. Пейзаж поехал назад. Раскачиваясь, трактор мягко покатил по дороге.

     Стив внимательно посмотрел на пассажира в зеркало заднего вида. – Слушай, Поль, всё хотел спросить тебя да не удобно было при Хуке, у тебя в Стивенвилле нет сестры, или брата?

     Поль насторожился. – Нет. Нету. Я один.

     – Понятно. Больно глаза твои знакомые. Будто видел я их уже.

     – Такое может быть.

     – Наверно ты прав.

     – Стив, может ты знаешь в городе какую девочку по имени Николь?

     Тот чуть подумал. – Нет. Да и не слышал ни разу имени такого. А фамилия?

     – Бишот. Мать её – Лили Бишот.

     – Нет. Не слышал о таких.

     Город остался позади. Солнце покидало зенит. Начиналась метель. Поль задремал. Вероятно, дремал он минут двадцать, как проснулся от странных ощущений. Дело в том, что трактор взбирался круто вверх, от чего пришлось изменить свою позу в кресле. Продолжалось это движение недолго. Машина вдруг ухнула вниз, тут же заурчала и снова поползла вверх, ухнула, заурчала и снова вверх, и снова, и снова. Стив увидел удивление Поля и засмеялся.

     – Не дрейфь, приятель, – продолжая смеяться крикнул он, стараясь перекричать натужное рычание двигателя. – Мы едем по глубокому снегу. Зимой здесь нет дороги. Мы сначала вползаем на снег, а затем он под нами проваливается, мы ухаем вниз, и начинается всё сначала. Теперь так и будет большую часть пути.

     – Я понял. Но поначалу испугался, – прокричал ему в ответ Поль.

     – Смотри ка! – Стив показывал рукой в окно справа. – Медведи уже и сюда пришли. Сложная им зима в этом году.

     Трактор остановился. Стив, заглушив двигатель, вытащил из-под сиденья ружьё. – Открой ящик с рыбой. Покормим бедолагу. А за это не думай, – он показал на ружьё. – Для безопасности. Мало ли ему человечина милее.

     Поль подвинул ящик к двери и открыл крышку. Медведьсделав несколько шагов к машине остановился в нескольких метрах от неё. Стив открыл дверь кабины держа ружьё наготове.

     – Красавчик, иди ка, рыбкой угостись. Ну? – одев резиновую перчатку на правую руку он стал кидать в сторону медведя рыбу. Тот без опаски подошёл ближе подбирая со снега лакомство.Бросив животному дюжину хвостов Стив решил, что пора заканчивать и захлопнул дверь кабины. Ящик был убран, ружьё возвращено на место, и они тронулись дальше. Медведь, как только трактор зарычал, повернул к ним задом и ковылял подальше от большого шумного зверя.

     За окном проползал однообразный пейзаж. Белое впереди, белое в окне, белое оставшееся позади. Только небо серело из голубого. Метель усиливалась. Мягкое покачивание кабины усыпляло. Поль закрыл глаза. Ему в лицо летел снежок. Девочка подросток, держащая на поводке огромного белого медведя, смотрела на мальчика.Смахнув рукавицами снег, он открыл глаза.

     Громко зашипела рация. Стив что-то ответил. Та снова зашипела. За окном было темно. На горизонте еле уловимо искрились огоньки.

     – Скоро город. Едем ко мне, – прокричал Стив.

     Показались первые дома. Что-то в сердце Поля тронуло струну грусти. С этим городом его связывало прошлое, и оно больше обычных воспоминаний.

     Дом, где жил Стив, стоял на юге города. Одноэтажный. Типовой. Стив жил с матерью. Открыв дверь, они зашли в просторную прихожую. Кинули на пол рюкзаки. Разделись. Пахло жареным картофелем.

     – Проходи, мама приготовила нам ужин.

     С кухни послышался женский голос приветствующий их. – Мальчики, проходите скорее к столу. Только руки помыть не забудьте.

     Жареная картошка с луком и селёдкой показались Полю восхитительными. Чай с рыбным пирогом. Тишина и уютная домашняя обстановка напомнили ему времена, когда он жил на острове, который считал своим домом.

     – Поль, – обратилась к нему хозяйка дома, – Стив сказал мне, что ты ищешь кого-то?

     – Да. Свою подругу.Много лет назад мы вместе учились в школе.

     – В какой школе?

     – На Бульвар Брюс.

     – Знаю эту школу, – мама Стива чуть задумалась. – Работает у меня там подруга давнишняя. Много лет уже там. Миссис Флоранс. Сторожем. Обратись к ней. Смотришь и подскажет что.

     – Спасибо вам. Обязательно обращусь.

     – Так. А сейчас всем спать. Поль, тебе я постелила в гостевой комнате. Располагайся и чувствуй себя как дома.

     Утром весь город оказался засыпанным снегом. Метель продолжалась. Стив вызвался подвезтигостя до школы и не принимал никаких отговорок приятеля, сказав, что в такую пору только такой трактор как у него способен передвигаться и не рискует застрять в снежных заносах. Плотно позавтракав, Поль попрощался с мамой Стива и вышел из дома. Низкого, чуть меньше метра высотой заборчика, окружающего дом не было видно, как и дороги. Трактор, возле которого уже возился Стив, стоял на половину высоты своих колёс засыпанный снегом.

     – Забирайся скорее, – крикнул Стив.

     Не без труда дойдя до машины по глубокому снегу Поль поднялся по трапу.

     Уже привычно для Поля взвывая двигателем, взбираясь на сугробы, и ухая вниз, трактор Стива подкатил к крыльцу школы.

     – Дружище, не забывай, мы с моей мамой ждём тебя.

     – Спасибо, Стив. Буду иметь в виду.

     – Да. Кстати. Напоминаю, если ты позабыл: сторожа зовут миссис Флоранс.

     Судя по отсутствию следов на засыпанном глубоким снегом крыльце школы, Поль был первым. С трудом добравшись до входной двери он нажал кнопку звонка. Спустя несколько секунд раздался звук отпираемого засова. Дверь приоткрылась.

      И дорога, что началась, не лёгкой была. Дорога на север. И мир весь белым был. И сама дорога белой. И музыка ветра. И шёпот снега. И надо идти. И я шла. И всегда по правую руку восток, а по левую – запад. И не случится иначе, пока иду я, ибо дорога моя уравнением найдена.

     

     ***

     

     Открыв глаза девушка повела плечами. Сон ли то был, или вспоминание? Вот идут они с Полем вдоль берега моря. Вот лошади. Она сидит в седле. Алеутки, и Фёдор, и Медведь, и баба Лиза. И та медведица мать. Но тогда откуда эта тоска? Жгучая, пылающая в груди тоска? Желание вернуться? Остаться там? Навсегда? До самого конца мира? Нет. Тогда всё закончится пустотой. Холодной, вязкой, безмолвной. О том ей говорили воспоминания хранимые чёрным камнем оставленным для неё. Тех камней по всему миру разбросано много. Они не дадут забыть, как бы она того не хотела. Они будут звать тонким стрекотом сверчков, и не будет ей успокоения.

     Девушка тряхнула головой. Белая дорога, в какую сторону не пойди, но север звал. Туда она и шла ведомая зовом своего замысла.

      Поставив одну ногу по колено в снег, девушка вытаскивала другую. Шаг за шагом. Медленно. Быстрее не получалось. Десять метров, это примерно двадцать пять, двадцать семь шагов. Десять метров. Много или мало? Сколько надо сделать шагов, чтобы пройти сто метров? Она размышляла над этим просто так. Механически. Усталость не позволяла думать ни о чём другом. Шаг за шагом. Белая равнина. Ночь. И звёзды. Далеко позади лай собак на окраине города. Полная луна ярко освещающая путь и глубокие следы шагов позади. Путь вперёд, на север. Вот только, что делать дальше? Где брать пищу? Где переночевать? Эти вопросы пролетали в её сознании подобно теням крыльев птицы и растворялись вдалеке становясь несущественными сейчас, когда надо идти.

      Шаг за шагом. Шаг за шагом. Всё это время она шла по дороге. Сейчас дорогу засыпало снегом. Транспорт не ходил. Где-то впереди ухнуло. Закаркала ворона. По небу скатывалась вниз звезда. И высвечиваемая холодным светом луны, белая, нескончаемая даль. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Унты проваливались в снег, который, попадая внутрь, таял. Но было уже всё равно. Ещё день назад можно было подумать о снегоступах, или хотя бы о лыжах, но вчерашнего не существовало. Нет, физически оно было, но это «физическое» не проявляло себя как сожаление. Оно не имело власти. В него невозможно было вернуться. Нельзя было посмотреть назад, оно не существовало. Никогда. Это не было психологическим настроем. Странная реальность с линией горизонта впереди.

      Ночь только начиналась. Темнота пришла много раньше, и уйдёт много позже ночи, а значит, будет долгой. Темнота, и белый снег с желтоватым оттенком сияния луны. Становилось холоднее. Перестало мести. И звёздное небо. Чистое. Морозное. Собачий лай остался где-то позади. Во вчера. И это означало, что его тоже не было. Тишина снежной равнины, сначала белая, безглазая, а теперь звенящая шуршанием «ничего». Она кричит, пугает, она не наполнена и от того несчастна. Шаг за шагом. Шаг за шагом.

      Где-то в пределах небесного купола заурчало. Смутно знакомый звук, источник которого находится, как казалось где угодно. Не получалось определить направление, и ощущение замкнутости пространства, вернулось устойчивым воспоминанием родины, где в молочном тумане слышно было тарахтение дизеля, и этот шум, равный по силе, исходил из любой точки. Так было там. Далеко и давно, но оно, в отличие от всего остального, существовало. В этом стоило разобраться. Позже.

      Шум нарастал. Сгущался. Наполнялся оттенками и ритмом. Девушка покрутилась вокруг вытаптывая пятачок, в котором можно стоять не проваливаясь. Оглядываясь вокруг, на границе чёрного неба и светлеющей снежной пустыни заметила блуждающий огонёк, чуть уловимый, исчезающий и появляющийся вновь. Где-то, где позади скрылся город уже не видимый, за горизонтом. Давно. Даже не сегодня. Сегодня? Оно было, или будет? Вопросы, непонятно, как и зачем попадающие в голову, и вылетающие из неё, освобождая место новым, на грани праздной бездумности, лишь для заполнения пустоты. Пустоту не любит ни что. Пустота, это холодная смерть. Забвение. Где нет энергии, смысла, воли и цели – нет ничего. Пустота. Разрушительное ничто уничтожающее самоё себя.

      Огонёк прыгал. У рокота появились низы и верха. Шум нарастал. Медленно, но верно, он сползал с тёмного небосвода на снежную равнину и обретал точку опоры. А девушка, повернувшись спиной к рокочущему светлячку, пошла дальше, туда, где была её цель. Может, там ничего и не было. Может она ошиблась, но останавливаться нельзя. Остановиться, значит потерять всё. Стать пустотой. Разлететься на мириады частиц. Нет. Шаг за шагом. Шаг за шагом. По глубокому снегу, в бесконечную снежную даль, туда, где обретёшь искомое, или не обретёшь, но останешься, не исчезнешь, как не исчезала никогда.

      Глаза закрывались. Усталость ночи клонила в сон. Это было неважно. Она даже попробовала идти с закрытыми глазами, и оказалось, что это не мешает. В такой дороге сбиться с пути не получится. Рокот стал громче. Он напомнил ей бегущий по морю карбас. Мягкий гул перерастал в натужный вой, следом уханье, снова мягкий гул, натужный вой, уханье. Луч света, вздрагивая то вверх, то вниз, то прорезал темноту вперёд, то взлетал, освещая звёзды. Звуки приближались. Странница остановилась, развернулась и посмотрела вдаль. Увидев тёмное пятно с четырьмя огоньками, она решила сойти в сторону от предполагаемой дороги чтобы это рычащее что-то не задело её. Сделав шаг, и второй, назад, вдруг провалилась по грудь. Разгребая снег руками от себя, и одновременно растаптывая ногами под собой, она освободилась от плена. Оставалось переждать, когда эта машина проедет мимо и можно вылезать из сугроба на дорогу. Контуры приближающегося транспортного средства становились более чёткими. Это была не обычная машина. Скорее трактор. Сама по себе высокая, коробкообразная кабина висела высоко над поверхностью снега между огромными колёсами широко расставленными, отчего этот трактор напоминал каракатицу. Ещё спустя несколько минут можно было увидеть, что колёс у каракатицы не четыре, а шесть. Да, вот и Поль, в её смутном видении, удивлялся обнаружив шесть колёс у этой машины. Откуда это? Прогнав видение она сосредоточилась на снежной каракатице. Занимательно было наблюдать как этот косолапый трактор въезжал на поверхность снежного покрова натужно рыча, и вдруг ухал вниз, на половину высоты своих колёс уходя в снег, рык умолкал, сменяясь ровным обиженным урчанием, которое вновь, постепенно перерастало в рык, обрывающийся уханьем, чем-то сродни детскому восхищению от внезапности погружения в глубокий снег. Наблюдая за ходом трактора, она вновь сравнивала его с карбасом, идущим по волнам. Такие схожие мелодии и характер движений… Желание оказаться на острове, где её по-настоящему родной дом, неожиданно сильно сжало её сердце. Так сильно, что захотелось сесть в снежную яму, укрыться от всего мира и заплакать.

      По мере приближения трактора становилось понятно, что проедет он в нескольких метрах правее того места где она стояла. Оставалось каких-то, может быть, десять метров, как вдруг он накренился, рыкнул, и резко изменив направление своего движения встал, освещая двумя нижними фарами то место, где сейчас стояла странница. В глаза бил яркий свет. В первые секунды она, ослеплённая светом, едва могла различить сам трактор на фоне тёмного пятна. Догадываясь, по блуждающей черноте силуэта машины, об открывающейся двери, она с трудом увидела фигурку водителя, высунувшегося из кабины. Он кричал. Слов она не разобрала. Поднеся руки к ушам, как делают показывая, что внимательно слушают и пожала плечами, давая понять, что ей неслышно слов кричащего. Вероятно, тот правильно понял её жесты и исчез в кабине. Двигатель замолк. Будь сейчас летняя ночь, она бы услышала, как пиликают кузнечики на своих маленьких скрипках, и трещит ветка под спящей птицей. Но вокруг была только зима. И всё что можно было услышать, это тихий, желтоватый шум лунного сияния, который соприкасаясь со снежной гладью разбавлял свою тишину мириадами позвякиваний частиц хрустальной пыли.

      – Эй! Вы, там! Выбирайтесь из сугроба! – Водитель махал руками.

      Выбраться из столь глубокой ямы, оказалось не таким уж и простым делом. Барахтаясь и заползая на снег, она тут же проваливалась и всё начиналось сначала. Водитель снова исчез в кабине и через минуту, показавшись вновь, стал спускаться по лестнице гремя ногами. Сразу было и не разобрать, что не так и откуда здесь этот грохот. И только когда он пошёл по снегу широко расставляя ноги и, что показалось удивительным, не проваливаясь в него, она увидела пристёгнутые к его сапогам снегоступы. Водитель, осторожно ступая, двигался в её сторону.

      – Руку давайте. – Парень протянул ей свою. – И медленно, без рывков поднимайтесь.

      Взявшись за его руку она медленно, устало вылезла из ямы, и проваливаясь при каждом шаге в снег побрела за ним к трактору, в сторону которого парень махнул рукой, мол: «пошли за мной». Он помог ей подняться по лестнице, сначала держа за талию, когда поднимал и подсаживал, потом толкая в попу, чтобы ей было легче перешагивать на следующие ступеньки. Ввалившись в кабину, она выдохнула и плюхнулась на переднее сиденье рядом с водительским. Сам водитель, обойдя трактор, забрался вверх по лестнице с противоположной стороны, сел в кресло и закрыл дверь. Сняв перчатки и отстегнув снегоступы посмотрел на девушку, улыбнулся, и взяв рюкзак с заднего сиденья, стал в нём рыться.

      Странница, устроившись поудобнее в кресле, и почувствовав горячий воздух, выдуваемый вентилятором печки, развязала шнурок и скинула с головы капюшон. Она не ошиблась. Счастливым обладателем снегоступов оказался молодой человек лет двадцати. Крепко сбитый. Короткая, бобриком стрижка. Правильные черты лица. Улыбчивый, судя по гусиным лапкам в разрезе глаз.

      – Кофе горячий вам налил. Пейте. Вы наверняка замёрзли. – Парень посмотрел на девушку и протянул ей кружку. – Мне кажется я вас знаю.

      – Вряд ли. – Она обеими руками держала горячую кружку и дула на содержимое. На коленях лежали рукавицы с пришитыми к ним резинками. Из-под расстёгнутого мехового анорака выглядывал свитер серого цвета.

      Парень снова посмотрел на девушку и отвёл взгляд, когда та повернула в его сторону голову. – Нет, я вас определённо знаю. – Он улыбнулся. – Вы со своей мамой проживали этим летом в домике у канавы. Только… – он спохватился, – может я и ошибаюсь. Там вы были девочкой лет восьми – девяти.

      – Извините, но я не могла там быть этим летом. Я проездом в ваших краях. Вы меня путаете с кем-то.

      – Если бы не разница в возрасте… – парень мотнул головой. – Глаза, волосы, даже голос один в один. – Он задумался. – Простите, можно узнать ваше имя?

      – Саша. Александра. – Зачем-то уточнила девушка.

      – Жаль. Ту девочку звали иначе. – Он снова мотнул головой. – Но ваши глаза! Понимаете, они не то что похожи, они, глаза одного человека. Сам то я пару раз видел девчушку ту. Такие глаза забыть не получится. – Сделав паузу и глядя в окно кабины он продолжал. – Это беспокоит меня. Я вижу те глаза.

      – Как звали ту девочку? – Перебила его Саша.

      Парень задумался. Нельзя было утверждать, что он сейчас вспоминал имя девочки. Саше показалось на какое-то мгновение, что он решает говорить или нет.

      – Ниска. Её звали Ниска. Так её мама звала. Интересное имя. Непривычное… – Парень спохватился. – Прошу прощения. Я не назвал вам своего имени. Стив.

      – Вас зовут Стив?

      – Да. – Он покраснел.

      Саша рассмеялась.

      – Смешное имя? – Стив покраснел ещё больше.

      – Нет. Что вы? Я смеюсь над вашей реакцией. Вы покраснели, назвав своё имя. Мне показалось это милым.

      – Прошу прощения.

      – Вам незачем извиняться.

      – Да. Наверно, вы правы. – Стив был смущён, и это сказывалось на манере поддерживать разговор. – Саша… – и вдруг осёкся, – вы не против если я буду вас так называть?

      – Нет же, Стив! Мне нравится моё имя в любом варианте. – Саша улыбнулась. Стив показался ей приятным собеседником.

      – Саша, у меня есть бутерброды, но к сожалению, ничего более существенного, а вы явно голодны. Будете бутерброд? И вообще…

      – Нет. Спасибо. Я не голодна.

      – И вообще, – повторил он начало своей мысли, неосторожно перебитой ответом девушки. – Я всё хочу спросить вас: что вы тут делаете? Вот прямо сейчас, в этом диком месте? Мороз, снег везде, людей нет… – Он развёл руками, усиливая таким образом степень своего недоумения. – Как вы здесь очутились? Знаете, – продолжал он после секундной паузы, – ещё немного и я проехал бы мимо не заметив вас. Что бы вы тогда делали? Так и шли бы дальше? На север от города? Прямо в лапы диких хищников? Которые, к слову сказать, сейчас шарят всюду, и готовы напасть на любого.

      Саша рассмеялась, и глядя в глаза Стиву попыталась смягчить его реакцию на свой прямо-таки неуместный смех. – Простите. Я смеюсь не над вашими словами. Но я много проще отношусь ко всей этой ситуации. – Она подняла взгляд и снова посмотрела Стиву в глаза. – Я не могу сказать вам всего. Но что правда, то правда. Я шла посреди ночи, и места здесь не самые гостеприимные, но я знаю куда я шла и зачем. У меня есть цель. Меня ничто не остановит. Мне надо пройти ещё на север, а затем я сверну и пойду на запад, пересеку Лабрадорское море и достигну материка. Оттуда переберусь на Землю Баффина. – Она вздохнула. – Я совсем не уверена, что пойду именно так. У меня нет компаса и очень может так быть, что я стану блуждать. Может, пока иду, я узнаю что-то, что изменит место, в которое мне надо. Сейчас я иду туда. Завтра я могу идти в противоположную сторону. То, что мне нужно, способно находиться в разное время в разных местах. Понимаете? – Она снова глубоко вздохнула и потёрла красные от усталости глаза.

      В кабине стало тихо.

      – Я наверно не всё понимаю. И даже не хочу сейчас задумываться о том, зачем вам на эту землю. Но вы… – он несколько раз охнул, покрутил головой и развёл руками. – То есть, вы, вот так вот, – он показал на неё пальцем, – собирались проделать весь этот путь?!

      Она улыбнулась. – Да.

      – И вы улыбаетесь?!

      – Я не хочу плакать.

      – Непостижимо! Так не бывает! К таким путешествиям так не готовятся! Не могу в это поверить! – Он обхватил голову руками. Посидев какое-то время, явно потрясённый действиями и намерениями девушки, Стив тряхнул головой и продолжал – вы, когда-нибудь ходили по дикому северу, встречали белых медведей, попадали в снежные заряды, да хотя бы в пургу? Ночевали вот так вот, вне дома, где нет печки и крыши над головой? Вы же идёте с рюкзаком, в котором, я уверен, кроме смены белья, термоса и пары бутербродов, больше ничего нет. Да… – он закатил глаза, – да у вас даже снегоступов не оказалось! Я уверен, – он хмыкнул, – что вы много раз уже посчитали сколько шагов в десяти метрах. Верно?

      – Да. Я много раз считала. Ну а что ещё делать, когда идёшь, идёшь, а до горизонта ещё далеко.

      – Ох-хо-хо. И вы так спокойно об этом говорите? Боже! Да будь вы ребёнком я бы тут же повернул обратно в город и сдал вас родителям. Но увы. С вами я так поступить не могу.

      – Я взрослая. И сама решаю, как мне жить. Спасибо вам за беспокойство и кофе. Наверно, мне пора, а то вы ещё опоздаете, куда вы там ехали. – Саша насупилась. – Учитель хорош, когда он поддерживает. – И совсем уже тихо проговорила: – в среднем двадцать шесть шагов.

      – Что? – переспросил Стив.

      – Шагов в десяти метрах. Их примерно двадцать шесть.

      Замечательно! – воскликнул парень, отчасти раздражённый таким нелепым, по его убеждению, отношением к своей жизни, и внимательно посмотрел на девушку. – Вы обиделись? Напрасно. Не спешите с выводами. Я не отговариваю вас от вашей затеи. Я хочу помочь. – Он порылся в кожаной с мехом куртке и достал оттуда записную книжку. Открыв её, минуты две перелистывал странички, что-то в них вычитывал, шевеля губами. – Вот! – Он посмотрел на Сашу. – Я еду в Сент-Антони, что севернее. Там живёт один старичок чудаковатый. Хороший он человек, знаю, сталкивался с ним в самых не простых ситуациях. Так вот. Он может вам помочь, – Стив оглядел Сашу с ног до головы, – вон, хотя бы снегоступами снабдит. И если вы хотите дойти до земли этой, грех отказываться от помощи. Да и не попросит он ничего с вас за помощь. Точно знаю. А зовут его дед Михай.

      – Спасибо вам, Стив. Я, пожалуй, соглашусь.

      – Ну ещё бы вы не согласились, – рассмеялся Стив ещё не успев договорить.

      Сашу рассердила такая реакция молодого человека. Пытаясь скрыть своё отношение к этому, для неё оскорбительному смеху, она перевела разговор в другую сторону. Ещё в самом начале, заинтересовавшись историей с девочкой, которую Стив видел этим летом, спросила: – Стив, где жили те, девочка с мамой, о которых вы мне рассказывали?

      Стив покрутил головой соображая. – Так вот дальше немного. Вперёд надо ехать. До канавы. Перед ней, направо, в лес свернуть. Там километров пять ехать и домик будет. Сейчас он наверняка пустует.

      Саша молчала. Думала ли она о чём-то конкретном, или обрывочно, обо всём, как бывало с ней часто. Одна мысль зарождалась, вырастала, бросала семена, из которых рождалась мысль, но уже другая, она так же бросала семена, и они прорастали. Это, как и белка, с ветки на ветку. Только, прыгая с ветки одного дерева белка приземляется на ветку другого дерева, и так пока белка не устанет. Саша устала. Но желание отвлечься, и вопрос, заданный Стиву из ничего порождали смутные, пока ещё не сформировавшиеся предчувствия. И она уже начинала понимать, что хочет увидеть это место и этот домик.

      – Стив, мне надо туда, к этому домику. Пожалуйста.

      Стив посмотрел на Сашу, внимательно, спокойно, и мягко, как берут на руки младенца и всматриваются в лицо пытаясь найти в его чертах схожесть с тем или иным родственником, или даже предугадать судьбу. И сейчас что-то неуловимое самым своим исходом теплилось в его ощущениях. Будто видел уже эти глаза. Эти самые. Видел так близко, как можно видеть только в прекраснейшие мгновения своей жизни. Парень вздрогнул. Ощущение покинуло его.

      – Хорошо. Заедем. Но только чтобы вам отдохнуть. Не дольше.

      – Спасибо.

      Стив завёл трактор, включил передачу, и белая пустыня дрогнула. Сквозь стёкла кабины было видно плавное покачивание снежных наносов, там и сям появлялся и неторопливо уходил за спину редкий кустарник. Впереди чернела полоса леса. Рокоча, завывая и горестно ухая, машина преодолевала сотню за сотней метров, не спеша, но и не медля, а аккуратно, с уважением и осторожностью.

      Въехали в лес. Здесь, под ветвями елей, слой снега был меньше, и машина покатила ровно, а рокотание её двигателя походило на урчание большой кошки.

      Сашу клонило в сон. Она боролась. Ей сейчас было тепло и комфортно, и с интересом рассматривая проплывающий мимо пейзаж, крутила головой то налево, то направо. Стив смотрел вперёд, но девушка, заметив его улыбку предположила, что краем глаза тот следит за ней. Она улыбнулась.

      – Вы так внимательно смотрите в окно, что…

      – Смотрите! – Стив перебил её показывая пальцем в право от трактора.

      Саша посмотрела туда куда показывал Стив. Под раскидистой елью, в нескольких метрах от дороги сидели два волка.

      – Ух ты! Волки! Мне нравятся эти животные.

      – Нравятся? Ну, это хорошо. А теперь представьте, что вы не в машине сидите, а идёте пешком, одна. Они сейчас голодные. Еды мало. И вот, вы идёте. Представили?

      – Нет. Не представила. Не получается у меня. Но, думаю, я бы что-нибудь придумала.

      Стив покачал головой. – Мне вас не понять.

      Саша рассмеялась. Ей и в самом деле были удивительны, как непонимание Стива, так и его беспокойство.

      – Вот мы и доехали до канавы. Видите, дорогу пересекает просека? – Стив посмотрел в одну сторону, в другую. – Правда сейчас она плохо видна. Ветки под снегом, и низко гнутся к земле, но если присмотреться…

      – Мы уже приехали? – Саша была нетерпелива.

      – Немного осталось. Сейчас свернём направо, минут двадцать, и мы на месте.

      Трактор заурчал, и сильно накренившись на левый бок развернулся на месте.

      – Ух! – Воскликнула от удивления девушка.

      – Что? Здорово? – засмеялся Стив.

      Здесь снег был гораздо глубже. Машина то и дело ухала вниз, шла рывками, было слышно, как колёса проворачивают на месте, и вдруг, цепляясь за что-то дёргают её вперёд. Ветви деревьев хлестали по лобовому стеклу, тёрлись о борт, скрежетали. Впереди стал виден холм. Деревья расступились.

      – Мы приехали.

      – А где же дом?

      – За этим холмом.

      Стив подъехал к холму, развернул трактор и заглушил двигатель.

      – Погодите, – сказал парень. – Я вам снегоступы дам. Есть у меня комплект, аварийный.

      Саша приладила данные ей снегоступы, после чего ребята спустились из машины.

      Ухал филин. Путь от места остановки до домика, протяжённостью метров в пятьдесят оказался не лёгким. Холм стоял на открытой местности, отчего снега на нём было больше обычного. И даже снегоступы не сильно помогали, так как, чтобы забраться в гору и не скатываться при этом назад приходилось ступать под углом к поверхности склона, и закономерно, что снегоступы соскальзывали вниз вместе со снегом. К тому же у Стива было два рюкзака. И если взбираться в гору оказалось делом утомительным, то спускаться ещё более сложным. И Саша, и Стив умудрились по несколько раз полететь кубарем. Каково же было их удивление, когда они, в очередной раз высвобождаясь из снежного плена, отряхиваясь и отплёвываясь, оказались стоящими перед крышей дома, которая, как могло показаться в первый момент, лежит на снегу сама по себе.

      – Ух ты! Это тот дом, к которому мы идём?

      – Он самый. – Стив похлопал руками, снял с плеча один из рюкзаков и отсоединил от него короткую лопату. – Будем рыть. – Он осмотрелся, вероятно, вспоминая, где находится вход в дом, и пошёл вперёд беря чуть левее. – Здесь.

      Саша не собиралась стоять в стороне и ждать. Она сняла один снегоступ и приготовилась помогать Стиву. Дверь, как и сам домик была полностью погребена под снегом и молодым людям понадобилось минут двадцать на то, чтобы сделать проход к ней. Дверь открылась на удивление легко. Небольшие сени, сложенные вдоль боковой стены дрова, большая лопата, топор, пара вёдер и полки с редкой старой утварью. Обычные сени. Открыв вторую дверь Саша со Стивом вошли в кухню. В открытом дверном проёме в одной из стен кухни угадывалась комната с окном и металлической кроватью.

      – Я сейчас печь растоплю. Тепло станет. А вы ложитесь. – Он показал на кровать. – Вам поспать надо как следует. И без промедления. – Тоном взрослого человека добавил Стив. – Ложитесь, я вас укрою. – Он раскрыл один из двух своих рюкзаков в котором оказался плотно скрученный тулуп из овечьей шерсти. – Вот. Специально взял чтобы вы не замёрзли пока отдыхаете.

      Саша покорно села на койку, на которой лежал матрац, положила вместо подушки свой рюкзак, и не раздеваясь легла. Стив улыбнулся, вероятно от того что девушка так безоговорочно сделала всё как он сказал, накрыл её тулупом и вышел из комнаты.

      Провалившись в сон девушка в это же мгновение оказалась стоящей на крыльце перед стеной снега. От неё исходил жар, а вместе с ним и сияние. Сделав шаг вперёд, ещё один и ещё, и не осознавая необходимости этих действий, она шла сквозь снег, подобно тому как нож проходит сквозь масло. И не было удивления от того, что снег тает, водой стекая вниз, под ноги, образуя коридор, формой сходной с силуэтом идущей. Она всё шла, а снежная стена отступала, будто подданные перед королевой падают ниц и отходят с дороги. А под толщей снега, оказалось, росла зелёная трава, и уже бежали талые ручьи, которые вдруг с шумным журчанием поспешили к канаве, преградившей дорогу, и как бы указывая на конец пути. Стало сухо, а горячее, красное сияние девушки возросло, заставляя снег таять больше, образуя вокруг неё пространство напоминающее пещеру, и всюду трава и кусты. В траве, уже у самой канавы, перевёрнутым вверх дном, лежал таз. Она помнила, что видела его уже, но не знала откуда у неё это воспоминание. Подойдя к нему, попыталась поднять, но частично вросший в землю, он не желал подниматься. Пнув его ногой, она, раздосадованная неподатливостью железяки принялась искать что-нибудь с помощью чего можно было бы отковырнуть посудину. В этот момент, тихий глухой стук, будто бы изнутри заставил девушку вздрогнуть. Снова глухие удары, и как ей показалось, таз чуть приподнялся. Решив проверить свою догадку, она подошла к нему и снова попыталась поднять. Сейчас таз поддался. Его край вылез из земли и девушка, взявшись за него подняла его и опрокинула. На земле под тазом лежал булыжник. Чёрный, гладкий, округлый и чуть вытянутый, своей формой напоминающий яйцо. Интереса в этом было немного. Разочарованная находкой девушка обратила свой взор на канаву, окутанную густым туманом. Где-то слева послышался всплеск воды, а затем второй, третий. Видно не было, но девушка предположила, так может плескаться рыба. За спиной треснул сук. Ухнул филин. Пытаясь рассмотреть, что же там плещется в воде, она присела, но как оказалось, туман буквально лежал на мутной коричневой воде канавы, и что-либо увидеть не представлялось возможным. И тут Саша услышала характерные звуки. Так звучат вёсла лодки, когда погружаются в воду. Звуки приближались справа и уже были слышны прямо здесь, перед ней. И вот они слева, а девушка как не пыталась, так и не смогла разглядеть лодку хотя канава была узкой, обычной для канавы шириной. Ей стоило сделать шаг в воду от берега, и наверняка она смогла бы нащупать лодку в густом тумане, но страх воды и таящейся в ней опасности не позволял даже думать о подобном. Снова треснула ветка, упала на землю, и гулкий звук этого падения эхом отражался от снежных стен пещеры. Девушка встала и развернулась. Снова ухнул филин, зашуршало в траве. В тумане, совсем близко завыли волки, сначала один, следом второй, третий. Вероятно, один из них, перед самым лицом девушки открыл пасть и тяжело задышал, распространяя зловонный аромат – результат последней кровавой трапезы. Холодный пот облил несчастную странницу. Она бросилась к тазу с булыжником, хотя спроси её: зачем? Не смогла бы найти тому объяснения. Таза не было. В густой, высокой траве обнаружилась обычная корзинка, свитая наверняка из ивовых веток, а в корзинке… яйцо. Таких яиц она никогда ещё не видела. Огромное, чёрное, величиной с футбольный мяч. Глубокий чёрный цвет поглощающий всё, и даже собственную тень, которой не было, вероятно, по той самой причине. Оно манило, притягивало к себе, заставляло прикоснуться. В своей всё поглощающей черноте, это яйцо было объектом мистического притяжения. Казалось, только оно, безжизненное, способно отогнать все страхи девушки. Та подошла к корзинке, села на корточки, протянула руку к яйцу и дотронулась до него указательным пальцем. Показалось ли ей, или так оно случилось на самом деле, яйцо дрогнуло в тот самый момент, будто со своей стороны захотело почувствовать прикосновение. Оно было тёплым. Не отнимая пальца, девушка положила на яйцо ладонь. Оно завибрировало и… запело. Звук этот был знакомым, но где она могла его слышать сейчас ей не вспоминалось. Здесь, в этом пространстве, окружённом снегом, она не видела и не слышала ничего. Её взгляд поглощала чернота. Яйцо не переставало вибрировать, и как показалось, тянулось к ней желая близости и живого тепла. Саша протянула к нему вторую руку, обхватила обеими ладонями и крепко держа, медленно стала доставать из корзины. Тяжёлое, оно из тёплого в одно мгновение стало горячим. Она прижала его к своей груди. Вибрации затихли. Свет, всё это время, исходивший от неё теперь исходил и от яйца. С потолка пещеры начал капать таявший снег. Капли падая на девушку шипели, превращаясь в пар. Яйцо из чёрного превратилось в оранжевое и начало ритмично стучать изнутри подобно сердцу, сильнее и сильнее с каждым ударом. Оранжевый цвет превратился в красный. Биение усилилось. И тут взгляд Саши соскользнул с яйца и обратился внутрь себя. Яйцо уже не было чем-то отдельно взятым, как и его пульсации, которые слились с биением сердца девушки, а его сущность проникла в её сознание и растворилось в нём. Единое целое. Объятое пламенем некоего сакрального объединения. Свод снежной пещеры растаял пролив дождём. Чёрное ночное небо с вкраплёнными в него звёздами вдруг озарилось свечением и исторгло из себя низкий протяжный рык. Небесный купол просел готовый вот-вот треснуть и обрушиться вместе со звёздами. Саша и яйцо слившись воедино пульсировали огненными всполохами. Странница подняла голову, посмотрела на небо и закрыла глаза. Она уже знала – так рождается существо, которому подвластно пространство.

      Саша сидела на койке и ошалело озиралась. В печке трещали дрова. Было тепло и пахло дымом.

      Дверь домика резко распахнулась, да так, что ударилась о стену. Влетел Стив, и взглянув на койку с сидевшей на ней Сашей остановился. – Как? Вас здесь не было. Я везде искал вас. – Он выглядел возбуждённым и говорил громко.

      – Я не понимаю, – ответила девушка. – Вы о чём? Я только сейчас проснулась.

      Стив устало прошёл в кухню и сел на скамью. – Ничего не понимаю. Час назад я заглянул в комнату и увидел пустую койку. Она точно была пуста. – Он сделал ударение на слове «точно». – Вас в ней не было. Сначала я подумал, что вы вышли на улицу и уже хотел пойти искать, но решил, что это невозможно, ведь всё это время я был на кухне. Ну не могли же вы пройти мимо меня незамеченной! Тогда я стал искать в домике, и даже забрался на чердак. Вас нигде не было. Оставалось самое невероятное – вы прошли мимо меня, а я даже и не заметил! – Он развёл руками. – И пока я искал, постель оставалась пустой. Я несколько раз смотрел на койку. Значит это точно не могло быть видением. Ничего другого не оставалось, и я побежал на улицу, искать там. – Он остановился, перевёл дух и продолжил. – Теперь уже и не знаю, что происходит. Вам самой это надо увидеть. То, что увидел я, не пересказать, да вы и не поверите. – Он поднялся со скрипучей скамейки и протянул руку девушке. – Вставайте. Вы должны сами всё увидеть.

      Александра, плохо понимая всё сказанное Стивом, медленно поставила ноги на пол, натянула унты и встала.

      Стив распахнул дверь домика. Далеко вперёд от крыльца, в снегу, был прорублен коридор. Местами высота его стен доходила до головы девушки.

      Стив показал на стену пальцем, и обратившись к Александре, спросил: – Вам не кажется это странным? Как он мог здесь оказаться? Мы бы обязательно услышали если бы его прорубали. Да и какому нормальному человеку могла прийти мысль убирать снег, здесь, в глуши, да к тому же ночью? Но это не самое удивительное. Присмотритесь, этот проход явно не лопатой прорублен. Стенки обтаявшие. Снег просто таял и стекал, будто его прорезали чем-то горячим.

      – Что же это могло быть? Нож? – Сашу начинал бить озноб.

      – Нет, не нож. Посмотрите. Будто тело горячее шло сквозь снег.

      – Человек шёл? Вы об этом подумали?

      – Невероятно, но, чёрт побери, скорее всего, да.

      Пройдя метров двести молодые люди остановились. Коридор закончился широким вычищенным пространством, напоминающим залу. Прямо перед ними, в конце спуска, темнел лёд канавы.

      – Это та канавка, о которой вы мне говорили? – показывая на лёд спросила девушка.

      – Да.

      – Но кто и зачем всё это сделал? – Сашу пугало воспоминание сна. Да и был ли это сон? А сейчас? Явь? Сейчас она уже не была уверена. – Постойте! – она смотрела на старый, вросший в землю таз лежащий вверх дном и частично укрытый пожухлой травой.

      Стив проследил взгляд девушки, подошёл к тазу и потрогал его ногой.

      – Можно вас попросить поднять его?

      – Можно. Но что вы ожидаете там увидеть?

      Саша на секунду задумалась. – Булыжник. Там должен быть булыжник.

      Стив крякнул от удивления, пристально посмотрел на Сашу, присел на корточки и начал отдирать таз от земли. Подцепив пальцами край, он поднял таз и опрокинул его. Под тазом, на земле, лежал большой яйцеподобный камень чёрного цвета.

      – Чудеса! Как вы узнали, что должно быть там?

      – Не знаю. Будто я это уже проживала.

      Стив развёл руками. – Вы меня удивляете, и пугаете тоже.

      – И я удивлена. Этого таза не должно было здесь быть. То есть, он был, но потом его не стало… Но он есть. – Девушка не знала, что ещё сказать. Она замолчала и огляделась. – Вот и своды. Их здесь нет, да и не может быть, потому что снега не так много, как было во сне. Там своды стали таять и обрушились. Здесь же, просто стены.

      – Сон? Так вам снился сон пока вы спали? И как раз об этом вот всём?

      – Ну да. – Саша досадовала, что так неосторожно открылась. Приплетать в эту загадочную историю ещё и сон было чрезмерным.

      Стив присел на корточки.

      – И канава не была замёрзшей. Над ней висел густой туман. – Тихо проговорила Саша.

      Посидев, Стив встал и посмотрел на девушку.

      – Когда я вас искал, пол часа назад, и стоял в этом самом месте. – Стив потопал ногами по земле стоя в центре полянки, в метре от таза, – вдруг, в одно мгновение всё озарилось огнём, явственно слышался рык, и это происходило именно из этого места, будто я стоял в эпицентре каких-то событий. Одно мгновение и всё стихло. – Он замолчал, постоял, в задумчивости поджимая губы, и резюмировал: – прям аномальная зона. – Ещё помолчав, продолжал: – я сразу в дом, а вы уже там.

      – Вы подозреваете, это я устроила?

      – Теперь уже я не уверен. Вы в это время спали. А если это не так, и в том, что здесь произошло – есть ваша вина, тогда я не уверен ни в чём. – Стив вдруг рассмеялся. – Пойдёмте в дом. Нам надо подкрепиться и ехать дальше. – Он покосился на девушку. – Забыл вас спросить: вы как поспали?

      – Спасибо. Я отлично отдохнула. Спала как мёртвая.

      Стив покачал головой. – Да уж. Если вы и в самом деле спали всё это время, то в таком случае, где вы это делали? – Он улыбнулся.

      Зайдя в дом, Саша присела на старую, скрипучую скамью и локтями опёрлась на стол, сколоченный из грубых досок, вероятно, много лет назад. По правде сказать, она скрыла от Стива своё состояние. Видя, как он взволнован, и как недоверчиво относится к её уверениям в том, что она всё это время спала, ей необходимо было заверить его, что она, вопреки его подозрениям, отлично выспалась, как бы на самом деле это ни было. Она и сама пребывала в некоторой прострации, и то, что она проснулась в постели было слабым аргументом. Пугала её схожесть якобы приснившегося с якобы реальностью, увиденной после пробуждения. Испугал и рассказ Стива о свете и зверином рыке. И этот тазик. Как странно. Ладно бы просто тазик, но под ним, как и во сне, лежал булыжник, тот самый булыжник! Как она, ни разу здесь не бывая ранее, могла знать о его существовании? Да и снег глубокий вокруг. Даже мельком она не могла увидеть его. Даже не осознавая — увидеть и воспроизвести во сне. Как много загадок и странностей.

      Стив возился у печи. – Каша готова. Вам должно понравиться.

      На стол были поставлены две миски с пшеничной кашей. Выглядело аппетитно. Аромат дыма и румяная корочка подсказали Саше, что это блюдо приготовлено в печи.

      – Ешьте. Сытно и полезно. А бутербродов вам ещё много предстоит съесть. – Стив присел на скамью рядом. – В печи ещё чай стоит в кружках, – добавил он и принялся есть сам.

      Съев кашу и выпив горячего, крепко заваренного чая, Саша встала из-за стола, прошла в комнату, взяла свой рюкзак, и стоя в проходе молча смотрела на Стива.

      – Что? Вам не терпится продолжить путешествие? – Стив усмехнулся. – Эка вы, нетерпеливы, барышня. – Встав из-за стола, он вышел на улицу и вернулся в домик с приличным комком снега. – Огонь в печи залить надо, – объяснил он, откалывая куски от кома и бросая их в топку. Там зашипело. Запахло водяным паром и мокрой горелой древесиной. – Иначе следующие жильцы уже не обнаружат здесь этот дом. – Он хмыкнул.

      – А кто, эти следующие жильцы?

      – Да кто угодно. Может даже та мама с дочкой вернутся сюда. Те, что летом этим были, – уточнил Стив.

      – Напомните, как звали ту девочку?

      – Ниска.

      Сама того не замечая Саша про себя проговорила это имя шевеля губами.

      Стив, наблюдая за ней, рассмеялся. – И так, загадочная леди, нам пора выезжать, и тогда мы, – он посмотрел на часы, – завтра рано утром будем в пункте назначения. А ведь в этот раз я пораньше хотел туда приехать. – Он улыбнулся девушке. – Ну, может это и к лучшему.

      Закрыв поплотнее дверь, и подперев её черенком от лопаты, они дошли до трактора и поднялись в промёрзшую кабину. Двигатель завёлся, заработал вентилятор, и к тому времени как Саша сняла с ног снегоступы в кабине приятно потеплело. Стив включил радио, но оно шипело и не желало ни говорить, ни петь. Взревел двигатель. Трактор дёрнулся и стал медленно подниматься из насиженного места. Развернулись, подняв клубы снежной пыли, и поплыли по лесной дороге, вдоль канавы. Дорогу перебежал заяц. Пропетляв перед трактором, скрылся под елями. Доехав до основной дороги, и вырулив на неё взяв вправо, остановились.

      – Держитесь крепче. Сейчас может кидать. – Стив дёрнул рычаг, трактор медленно и плавно пошёл вперёд. – Я пониженную врубил. Впереди канава, она существенно ниже уровня дороги. – И ещё раз повторил: – держитесь.

      Трактор ухнул глубоко вниз. Стёкла кабины закидало снегом, двигатель взревел, что-то происходило, но понять или разглядеть не было возможности. Казалось, они стоят на месте. Стив включил дворники, и те медленно стали подниматься, вычищая сектор лобового стекла от снега, которого оказалось слишком много.

      – Прямо в намёт бухнулись. Почти по уровень с крышей. Держитесь. Сейчас будем карабкаться вверх.

      Двигатель по-прежнему ревел, но теперь кабина вдруг начала задираться вверх. Саша почти лежала в своём кресле, но вот они снова ухнули вниз, и снова стали вползать наверх. Наконец, задравшись кабиной, трактор без уханий продолжал движение, двигатель надрывно рычал, а колёса то и дело теряли сцепление и вновь находили его, что приводило к кратковременным остановкам и резким рывкам вперёд. Спустя какое-то время Сашино кресло приняло своё нормальное положение, трактор перестал взлетать, двигатель успокоился и приятно заурчал. Стив выдохнул, остановил машину и открыл дверь.

      – Вы хотите выйти?

      – Да. После такого надо глянуть, всё ли в порядке.

      – Можно мне с вами?

      – Конечно можно.

      Спустившись по лестнице, они оказались по колени в снегу.

      – Здесь снег не такой глубокий. Вы посмотрите, что в канаве творится. – Стив присвистнул, глядя туда, где пару минут назад машина билась со стихией. – Вот это да! Ведь мы могли и не выбраться.

      – Ух ты! Здорово! И мы бы там остались и вызвали помощь? – Саша выглядела радостно взволнованной.

      – Ну вы даёте! Вас веселит подобная перспектива? – Стив покачал головой. – Помощи ждать неоткуда. Не вылези мы отсюда сейчас, пришлось бы оставить трактор до таяния снега.

      – Ого!

      Стив, глядя на девушку, снова покачал головой. – Гляньте ка на крышу кабины. Вот это сугробище!

      Саша задрала голову и засмеялась. На крыше трактора лежал настоящий сугроб метровой высоты, что и привело девушку в восторг. – Вот это да! Как столько снега могло туда попасть?

      Стив заулыбался. Ему импонировал задор девушки. – Я много повидал, но, чтобы так… Мы же буквально ушли под снег, как подводная лодка уходит под воду, но столько снега как в этом году не было на моей памяти.

      Обойдя трактор со всех сторон ребята убедились, что всё в порядке и можно ехать дальше. Убедился, конечно же Стив, а Саша лишь цокала языком и восхищалась буквально всему, что видела или на что показывал парень. Наконец они забрались в кабину, где было тепло. Радио уже не шуршало. Из динамика была слышна музыка. Джаз или блюз. Саша плохо в этом разбиралась, но предположила, что играет одно из них. Стив на её вопрос посмеялся и сказал, что не знает какой это стиль.

      – Мы этот сугроб так и повезём с собой на крыше?

      Стив снова засмеялся. – Ну а что нам с ним делать? Пусть покатается.

      Теперь засмеялась и Саша. – Ага. Отвезём его туда где он больше нужен.

      – Вы весёлый собеседник. – Стив не переставал смеяться.

      Дальше они ехали молча. Дорога была однообразна. Небольшие лесистые места сменялись зарослями то ли кустарника, то ли карликовых берёз, а те в свою очередь чередовались с голой заснеженной равниной, немой и бескрайней.

      – Вы бы вздремнули. Дорога ещё долгая. Остановку сделаем часа через два. Ноги размять, ну и так, сходить кому куда надо. – Стив обращался к девушке, но посмотрев в зеркало салона увидел, что та дремлет. Он улыбнулся.

      Саша шла по бескрайней снежной пустыне. Шаг за шагом. Шаг за шагом. И хотя снег был глубоким, шлось легко. Снегоступы проваливались в снег не больше чем на пять сантиметров. Вокруг было черно, хоть и светила луна, и находясь в зените освещала она только странницу, всё же остальное пространство вокруг было погружено в черноту. Небо усеяно звёздами, и весь небосвод казался насыщенным отблесками далёких светил, не чёрным, подобно бескрайней плоскости пространства, но тёмно-синего цвета. Всё, что окружало Сашу, куда бы она ни посмотрела, казалось поделённым на чёрное внизу и тёмно-синее вверху. Мимо девушки, поднимая за собой струйки снега пробежал заяц. Обогнав её, он остановился, встал на задние лапы, посмотрел вдаль, заверещал и помчался дальше, петляя неизвестно для какой цели. Никто за ним не гнался. Не было ни кустов, ни иных преград, которые нужно было бы огибать. Заяц, плутая, почти исчез в черноте, но вскоре вновь появился, подбежал к Саше и сел в полуметре от её ног, в круг лунного света. В этот момент девушка ощутила себя этим маленьким животным, затем образы стали сменяться с головокружительной быстротой. Вот она уже лисица, вот лошадь, следом она стала огромным мамонтом, а он в свою очередь превратился в человека, незнакомого ей, перепуганного, не понимающего как здесь очутился и что ему теперь делать. Теперь она была этим несчастным. С неба падала звезда. Вторая. Достигнув горизонта, они продолжали гореть, но уже ниже, будто упав в снег не погасли, и лишь сменили свечение с голубого на красное. Вслед за ними начали падение остальные звёзды. Всё больше и больше звёзд скатывалось с тёмно-синего купола, они падали в снежную тьму и загорались красным. Саша обернулась вокруг себя. Всюду, со всех сторон, разбившись на пары, ставшие красными звёзды, парили в снежной непроглядной плоскости, ниже линии горизонта. Лишившись звёзд небо погасло, и лишь луна, настойчиво сопровождала девушку, не спуская с неё своё холодно-жёлтое око. Упавшие звёзды, пара за парой, начинали своё движение. Мерцая и вздрагивая, они вращали горизонт, и как показалось Саше, приближались к ней как к единственному освещённому месту в этой вселенной. Заяц пискнул, прижав ушки к голове. Звёзды уже были совсем рядом. Огромные белые волки, такие же белые как окружающий их снег, и тёмные как мгла вокруг. Они были повсюду, куда бы Саша не посмотрела. Вспомнив, как усеяно было небо звёздами, и учитывая, что в каждом волке по две звезды, она приняла для себя закономерность ситуации, и уже было успокоилась, но круг смыкался. Волки, чьи звёзды упав с небосклона и воспалив в них животные страсти, уже плотным кольцом окружали Сашу сверкая огнём глаз, водя носами и разевая пасти. Их желания не могли быть иными. Девушке стало страшно. Круг, освещённый луною, должен был стать последним светом. Страх рождается один раз, и родившись, либо остаётся страхом, либо, прочувствовав последнюю точку в жизненном пути звонко щёлкает по ней хлыстом отчаяния, порождает ощущение полёта, свободу, блаженство, которое так и не было испытано при жизни из боязни неудач и потерь. Зловонное дыхание сотен волчьих пастей, и кровью горящие глаза, пробудили в Саше непреодолимое желание вмешаться, и это желание было гораздо более глубокое чем страх несчастного человека. Она открыла рот для того чтобы своим криком выразить всё возмущение вселенной, позволившей поставить кого бы то ни было у последней точки. Образ человека исчез, и вот уже, она сама, закрыв глаза и подняв голову к небу, закричала. Тёмная, снежная пустыня озарилась пламенем. Волки, собранные со всей вселенной, преследующей одной ей понятную цель, подпалённые, горящие, и просто напуганные бичом огня, исходившего изо рта странницы, ревя и давя друг друга устремлялись прочь. Сама девушка, не зная, что произошло устало опустила голову и открыла глаза. В метре от неё стоял старик. Увидев, что она смотрит на него, он протянул ей руку с флаконом.

      – Возьмите. Теперь это ваше. Теперь вам это надо.

      Саша взяла протянутый ей флакон, и уже хотела спросить старика о содержимом, но тот исчез. Не было и зайца. Пространство наполнилось голосом: – Александра, просыпайтесь.

      Девушка открыла глаза и ошалело уставилась на Стива.

      – Проснулись? Крепко же вы спите, – Стив показал на дверь. – Мы постоим минут двадцать. Если желаете выйти и размять ноги тогда прошу на выход.

      За окном было темно.

      – Сколько я спала?

      – Примерно два часа.

      – Ужас.

      – Что же в этом ужасного? – усмехнулся Стив.

      – Сон ужасный приснился. Но в нём, я, будто поставила себя на место другого человека, просто человека.

      – Бывает. Наверно, снились белые медведи? Вы идёте одна и вдруг вас окружают голодные звери с горящими глазами? – Стив улыбнулся и протянул к ней руку предлагая помощь в спуске по лестнице.

      – Вы зря так. Мне, глазами другого, было по-настоящему страшно.

      – Извините. Постараюсь больше не поддевать вас.

      – Извинение принято. – Девушка нахмурила лоб. – Странно было услышать про горящие глаза, и как точно вы угадали саму суть. Только снились мне волки. Белые, огромные волки. И заяц снился. И старик снился. И то, как я не выдержала и вмешалась в естественный ход событий.

      Стив посмотрел на девушку. – Уже интереснее.

      Спустившись из кабины трактора на снег Саша несколько раз присела, крякнула, рассмеялась, и посмотрела на небо. Стив украдкой наблюдал за ней. Небо, усыпанное звёздами, казалось, переливается одновременным мерцанием тысяч и тысяч огоньков. Над горизонтом сполохи северного сияния трогали клавиши фортепиано, и создавалось впечатление будто небосвод излучает неторопливую мелодию снежной бесконечности. И прекрасная, бередящая все чувства парня, загадочная странница, зачарованно смотрящая на мир. Будто это её мир, но она, то ли забыла, то ли ещё не знает этого. Он вздохнул.

      Откуда-то из этой безмолвной и одновременно прекрасной музыки послышалось завывание.

      – Волки. Слышите? Вот и второй подхватил. – Стив шумно вобрал в лёгкие воздух, будто нюхал его.

      – Ага. – Ответила Саша на вопрос, и посмотрела вдаль.

      – Вам нестрашно?

      – Нет. А почему мне должно быть страшно? Это же волки.

      – Мда. Действительно. – Стив покачал головой.

      Сделав пару кругов вокруг трактора, они забрались в кабину и устроили импровизированный ужин. По радио передавали новости. Ожидались снегопады. Перекусив, Саша перебралась с переднего сиденья на заднее и достала тетрадку и карандаш. Стив завёл двигатель, и трактор покатил по заснеженной равнине. Ни деревца, ни холмика. Дорога обозначалась лишь столбиками, вкопанными в землю через каждые пятьдесят метров. Саша забралась с ногами на сиденье и стала рисовать.

      Сколько прошло времени девушка не знала. Трактор остановился.

      – Вы только посмотрите, что делается, а? – Стив показывал на лобовое стекло.

      Саша вначале не могла понять, что так взволновало Стива. Все стёкла, не только лобовое, были белыми, и что-либо разглядеть в них не представлялось возможным. И теперь, когда Стив включил дворники, она поняла причину его волнения. Дворники дёрнулись и остались на месте.

      – Вот это да! Просто всё белое! Кажется, сам воздух вокруг нас, это один огромный сугроб, от неба и до земли! – Он выключил бесполезные в этой ситуации дворники. – Надо думать, как ехать дальше.

      – А мы можем ехать по компасу?

      – Есть опасность попасть на холмистую местность, а там слишком большой слой снега, и эти холмы ориентировочно у нас по курсу.

      – Они левее или правее нас?

      – Точно! – Стив хлопнул себя по лбу. – Александра, вы молодчина! Холмы правее нас, и значит мы можем идти по компасу забирая чуть левее. – Он выдвинул ящик из-под своего сиденья. В ящике, помимо всего прочего лежала коробка с компасом. Компас был большим и крепился на специальное место на приборной доске. Сверившись по карте и определив местоположение Сент-Антони, куда им нужно было прибыть, Стив сделал запись в блокноте, и показав Саше пальцем на компас, прокомментировал: – держим путь чуть западнее этого градуса.

      Двигались медленно. Огромные, чуть не с ладонь величиной, снежинки, густой пеленой медленно опускались на землю. Стрелка компаса периодически вздрагивала и покачивалась, но держать заданное направление получалось, и как надеялись ребята – идут они верно и в конечном итоге, когда снегопад закончится, окажутся не сильно далеко от дороги. Стив периодически включал дворники, но всякий раз слой снега на стекле был не менее плотным того что валил с неба. В какой-то момент парень заглушил двигатель сказав, что необходимо долить солярки в бак. Выбравшись из кабины он через минуту уже чем-то гремел внизу. Саша не хотела просто так сидеть и ждать, и открыв пассажирскую дверь выглянула наружу. Снегопад удивил её и привёл в восторг. Чуть только она высунула голову из кабины как тут же оказалась в сугробе. Будто влезла в него головой. Эффект был именно таким. Казалось, что всё пространство вокруг и над ними, это один огромный сугроб. Только она смахнула со своей головы снег, и обтёрла лицо рукавом, как загремела лестница. Тот, кто по ней поднимался, чертыхался и фыркал. Саша взяла метлу. Дверь распахнулась. Девушка не знала, что можно так смеяться. То, что смотрело на неё из поднявшегося сюда сугроба, не удержалось и хохотало тоже. Продолжая хохотать Саша орудовала метлой, стараясь делать это как можно более проворно. Однако спустя несколько секунд стало ясно что стряхивать снег со Стива, тщетное занятие. Он, смеясь и чертыхаясь ввалился в кабину и стал раздеваться. От этого снег теперь лежал в кабине повсюду, и метла понадобилась, чтобы сметать его с сидений, приборной доски и пола. В конце концов Стив вытер полотенцем голову и лицо, завёл трактор, и они тронулись в путь, с периодичностью в несколько минут проверяя дворниками, не закончился ли этот роскошный снегопад. Но, всё когда-то имеет свойство заканчиваться. Так случилось и в этот раз. Стив включил дворники и через очистившееся от толстого слоя снега стекло ребята увидели свет фар, темнеющую снежную пустыню и тёмное небо без звёзд и луны.

      Стив облегчённо выдохнул. – Теперь возьмём правее и будем ловить дорогу.

      Ловить дорогу после такого снегопада оказалось делом не лёгким. Столбики, указывающие направление, превратились в конусообразные сугробы. К первым таким сугробам подъезжали почти вплотную, и открыв дверь тыкали в сугроб багром, для того чтобы выяснить, просто ли это сугроб, или в центре его есть столбик. На третьем подобном сугробе пришли к выводу, что всё конусообразное, это разметочные столбы и можно смело по ним ориентироваться.

      Так, в борьбе с последствиями стихии, прошло ещё несколько часов, и было решено остановиться и передохнуть перед последним рывком до города. Спустившись вниз и сделав несколько шагов, ребята удивились тому, что даже снегоступы не спасают и проваливаются в снег почти до колен. Виной этому был прошедший снегопад, после которого снег ещё не успел осесть и уплотниться. Удивительное зрелище представлял собой и сам трактор. На крыше кабины сугроб вырос в высоту на два метра и напоминал гребень, и Саша предположила, что это рыбий плавник. Теплело, от чего небо напоминало чугунный купол, без звёзд и луны. Бесцельно побродив возле трактора, ребята единодушно решили больше не медлить и ехать дальше, тем более что ехать придётся медленно из-за столбов, замаскированных под снежные пирамиды, и высматривать их среди белой равнины было не просто.

      – Скоро город, – громко сказал Стив.

      Двигатель машины работал как обычно: урчание – уханье – непрерывный рык. И всё по вине потепления. Снег оседал и уже не мягко проваливался под любой тяжестью. Теперь трактор заезжая на снег давил на него своим весом и разом проваливался одновременно всеми колёсами, после чего начинал новое восхождение. Так и ехали, больше вверх-вниз, чем вперёд, и высматривая в свете фар пирамидальные сугробы со столбиками внутри.

      Зазвонил телефон. Стив расстегнул куртку, достал из внутреннего кармана трубку и поднёс её к уху.

     – Привет, дружище!

     – Да. Еду.

     – Часа через три, четыре.

     – Твоему приятелю повезло.

     – Потому что я планировал приехать раньше, и уже уехал бы.

     – Так получилось.

     – Нет. Без особых приключений. Девушку до города подвязался подбросить. – Стив посмотрел на Сашу и подмигнул.

     – Да ладно тебе. – Стив рассмеялся. – Нет. Не думал об этом. Рано мне ещё.

     – Ну давай. Встретимся.

     – Да. В шесть, семь утра у складов.

     – Рыбы возьму ящика четыре. И мешок соли.

     – Конец связи.

     Стив вернул телефон в карман и обратился к Саше. – Приятель мой звонил. Спрашивал за пассажира своего. Тому в Стивенвилл надо. Повезло, что я задержался. – Стив улыбнулся. – Хорошую службу вы сослужили скитальцу, иначе ждать ему неделю, а может и две, до моего следующего визита.

     Саша смотрела в окно. На размытом от облачности горизонте появлялись первые, неуверенные огоньки города.

     – Обратно поедете с пассажиром?

     – Видимо да. Иначе ему по зиме и не добраться. Иногда аэросани ходят, но не регулярно. Рассчитывать на них не приходится.

     – Так что получается, две недели сидеть и ждать, если кому зимой ехать надо, а кроме вас никто и не поможет?

     – Ну да. Вариантов сейчас не много. Или, – Стив улыбнулся и посмотрел на Сашу. – Пойти пешком. Если повезёт не встретить изголодавших хищников, то примерно две недели пути до Стивенвилла.

     Саша посмотрела на Стива и нахмурила брови. – Так долго?

     Стив промолчал. Он что-то писал на маленьком листке бумаги. Написав, обернулся и протянул девушке. – Мой номер телефона. Я вас скоро высажу, на въезде в город, а сам поеду дальше. Высажу возле дома того человека, деда Михая, я о нём говорил. Он поможет вам снарядиться в дорогу, но, – Стив замялся, – лучше бы денег вам иметь, хоть немного.

     – Деньги у меня есть. Сколько угодно, – девушка осеклась, – ну, то есть, думаю хватит.

     – Вот и хорошо. – Стив пристально посмотрел на неё. – Не передумали идти дальше?

     Саша смотрела в окно. – Я не могу передумать. Невозможно.

     Прошёл ещё час, а может немного больше, трактор остановился.

     – Мы приехали. Листик с номером телефона не потеряйте. Если какая сложная ситуация, звоните мне. Не стесняйтесь. – Стив указательным пальцем показал на дом возле дороги. – Дед Михай. Не забудьте.

     – Я поняла. Спасибо вам, Стив. Без вас я бы две недели добиралась до сюда.

     Стив покачал головой.

     Саша, с рюкзаком на спине, спустилась по лестнице и, помахав рукой на прощание, пошла по нечищенной дорожке к дому.

     Стив ещё какое-то время, посидев в тишине кабины, снова покачал головой, и посмотрев в сторону удаляющейся странницы тихо произнёс: – Вот так да. – После чего завёл двигатель, и трактор, урча побежал на своих толстых колёсах в сторону складов. Было и ещё что-то, тёплое, от чего ныло в груди, и он, с силой выдохнув, загнал эти сложные чувства глубоко, туда где их не услышит сердце.

     Дверь не открывали. Саша решила, что хозяева ещё спят, присела на лавочку стоящую возле крыльца и стала ждать. Домик был небольшим. Брёвна потемнели от старости. Окна казались непропорционально маленькими, а белая краска на наличниках почти вся осыпалась, но кое-где ещё висели давно отставшие от досок лоскутки былой покраски. Скамейка стояла засыпанная снегом. Обнаружив лопату стоящую прислонённой к двери дома, девушка почистила скамейку, а заодно и крыльцо. Посидев минут пять, встала, обошла дом, снова взяла лопату и принялась чистить дорожки. Прочистив все какие только было можно, вздохнула, поставила лопату на место и постучала в дверь. Тишина.

     Прошёл час. На небе чувствовалось приближение поднимающегося к горизонту солнца. Постучав в дверь и во все окна какие были в доме Саша рассердилась. В доме явно никого не было, а она начинала замерзать, оставалось одно: идти, и так как въезжали они со Стивом в город с севера на юг, то и идти надо было обратно, но дальше не сворачивать налево в сторону Стивенвилла, а сойти с пробитой трактором колеи и держать прямо. Выйдя на дорогу Саша пошла вперёд по следам колёс, прочь от города.

     Где-то вдалеке, со стороны оставшегося за спиной города, слышно было тарахтение машины. По звуку девушка поняла, что та приближается. Не оборачиваясь, она шла вперёд. Поравнявшись с ней машина остановилась. Дверь со скрипом открылась. Водитель махал рукой показывая страннице подойти поближе. Та улыбнулась и покачала головой выражая этим своё нежелание, мол: езжайте дальше, я сама справлюсь. Но водитель, то ли не понял её знака, толи был настроен более решительно. Заглушив надрывно трещащий двигатель, он вылез из машины и кряхтя, по старчески засеменил в сторону девушки, которая к тому времени уже успела уйти вперёд.

     – Постойте, милая барышня! Уважьте старика! Остановитесь!

     Саша, услышав голос, и поняв, что кричит ей человек пожилой, остановилась. Развернувшись, она ждала когда тот, семеня и охая нагонит её.

     – Ну что же вы, милая? Зачем убегаете? Испугались чай?

     – Девушка хмыкнула. – Ничего я не испугалась. Да только идти мне надо. Некогда останавливаться.

     – Не испугались, значит? Это хорошо. Но и опасно. Вот, – старик указательным пальцем провёл с лева на право. – Я и смотрю, идёт девица, ранним утром, одна, по дороге в сторону от города… Кто так поступает? Куда здесь можно идти если не в город? Вы гляньте. Всюду снег. Али я чего не понимаю?

     Саша засмеялась. – Не понимаете, дедушка. Да и не надо вам понимать это. Я по делам своим иду. Дела у меня там. – Она махнула рукой вперёд.

     – Так-так. Утро то сегодня какое примечательное. – И задумчиво проговорив: та-та-та-та-та, продолжал: – интересная, однако, ситуация складывается. – После чего внимательно посмотрел на Сашу, похлопал руками в больших, с меховой оторочкой, рукавицах, и вдруг резко, не по-стариковски повернулся всем телом и показал на машину стоящую метрах в пятидесяти позади них, – садитесь в машину. И никаких возражений.

     Саша удивилась столь неожиданному повороту странного разговора, насупилась, но отказать старику не посмела. Подойдя к машине и разглядев её получше – улыбнулась. Старик, наблюдая за странницей, улыбнулся тоже.

     – Что? Диковинная?

     – Да. Особенно эта штука трёхногая. – Саша показала на конструкцию стоящую в кузове машины.

     – Дааа. – Протянул старик. – Далеко не все знают для чего нужно это. Но кто-то знает, да может, запамятовал.

     Что дверь водительская, что пассажирская, открылись с громким, звонким скрежетом. Звук этот напоминал голос самого старика — звонко-скрипучий. Завёлся двигатель, и его отчаянная молотьба была сродни последней битвы сердца с невыносимо тяжёлыми обстоятельствами жизни.

     Проехав километр машина вдруг свернула с дороги и остановилась.

     – Вот мы и на месте.

     Выбравшись из кабины Саша удивилась. Она стояла перед крыльцом с лопатой подпирающей дверь.

     – Вот так да! – Взмахнул руками старик. – Это кто же такой мне тут снег почистил? Кому я спасибо скажу?

     Девушка рассмеялась. – Вы дед Михай. Так ведь?

     – Так и есть, барышня. Не ошиблись вы.

     – Значит это вас я ждала. И не дождалась.

     – А утро и вправду чудное! – Старик, отворяя дверь дома засмеялся тоже.

     Дверь не была заперта. И Саша только сейчас догадалась, почему лопата подпирала дверь. От подобной оплошности и забывчивости она снова засмеялась.

     – Эка вы барышня смешливая какая. – Хозяин дома стоял возле открытой двери показывая, что приглашает гостью войти первой.

     В доме было стыло. Но пока она расстёгивала свой анорак и снимала унты, в печи уже трещали дрова и тянуло дымом.

     – Сейчас живо воды вскипячу. Чаю попьём. Да рыбка у меня запечённая есть. А вы пока присаживайтесь. – Дед Михай показал рукой на большую деревянную скамью с высокой спинкой и подлокотниками, больше походившую на диван, пусть и жёсткий. Саша послушно прошла в кухню и устроилась на этой скамье. Было видно, что она старая, но крепкая, много раз крашеная. На стол старик поставил два больших чайных бокала, сахарницу, заварной чайник и корзинку с хлебом. Следом положил квадратную дощечку, на которую поставил чайник, чёрный от копоти. Появилась на столе и большая металлическая тарелка, в которую дед выкладывал рыбу из противня. И наконец, сам он сел на табурет, напротив Саши. Подвинув тарелку с рыбой ближе к девушке, вскочил, пошумел в буфете, и положил возле неё ложку, вилку и нож.

     – Кушайте. А я пока чай разолью. – Разлив по кружкам чай, сел.

     Смотря на Сашу, голодно набросившуюся на рыбу, усмехнулся, и заметив что та посмотрела на него, подмигнул. – Далеко путь держите?

     – Далеко. – И зачем-то, как в оправдание себя, добавила: – Для меня далеко, а так-то для кого может и нет.

     – По вашему «далеко», это докудова?

     – Баффинова Земля. Туда мне надо.

     Старик улыбнулся и покачал головой. – Ох и шутница вы, как я погляжу.

     – Не шучу я. Туда и иду. Из Стивенвилла вышла, да по пути меня подобрали. Предложили до сюда отвезти, да вас советовали. А то я даже без снегоступов. Тяжело без них. Ноги в снег проваливаются глубоко.

     Старик слушал Сашу не переставая качать головой. – Ну, допустим, снегоступы я вам дам. И что же это получается? Вы вот так вот возьмёте и пойдёте до земли той?

     – Я заплачу вам. Деньги у меня есть.

     – Ох-хо-хо! Милая барышня, могу ли я вас отговорить? Нет. Не могу. И не стал бы так делать. Вы же туда хоть ползком, но доберётесь. Снегоступы вам дам, и не только. А денег ваших мне не надо. Вот только, что хочу сказать вам, – старик ткнул в сторону Саши указательным пальцем. – Вы, как достигнете цели своей, после посетите родные места. Вас ждут там.

     Саша хотела было что-то сказать, но он перебил её. – И не слова больше. Вы прилягте, а я соберу кое-что в дорогу. – Указав девушке на тахту в комнате, ушёл.

     Сон был коротким. И может чего и снилось ей, да не помнила. Разбудил её дед Михай. За окном сияло солнце. На кухне, у стола, стоял основательно потяжелевший рюкзак. Саша молча собралась. – Спасибо вам.

     Дед махнул рукой. – И вам, Сашенька, за встречу эту.

     Саша остановилась. – Дед Михай, вот вы меня и не спросили как звать, а по имени назвали. Откуда знать вам было как зовут меня?

     Дед прищурил глаза и хитро улыбнулся. – А вот тебе загадка в дорогу. – Он перешёл на Ты. – Много времени у тебя впереди. Будешь идти и кумекать: откель деду имя знакомо. Развлечение. А коли дела свои свершишь, возвращайся ка на родину. Там найдёшь меня, да спросишь, ежели сама не разгадаешь. Вот я тебе и расскажу ответ. – Он подмигнул Саше.

     – А если я не знаю своей родины. – Перебила она деда.

     – Знаешь, да запамятовала, а в минуту сильную память тебе откроется. Много чего вспомнишь, да узнаешь, что не одна ты, что любят тебя, да ждут домой. – Он вздохнул. – Сердце твоё второе, что духовным зовётся, стремится к тебе, ищет. Ты уж дай знать ему о себе. Смилуйся. – И бросил на девушку быстрый взгляд, в котором она успела увидеть грусть и осуждение. – А сейчас не прощаюсь с тобою. – И, махнув рукой в сторону окна, закончил, – Иди дорогая, да поскорее к себе возвращайся.

     – До свидания, дедушка Михай. – Саша открыла дверь и вышла.

     Стояла морозная погода.

     Дед Михай, оставшись один, положил руки на стол.

     – Вот ведь диковина какая. Неотвратимость судьбы с лёгкостью переламывает хребты, и рушит планы. А тут – на тебе.

     Он встал, обошёл кругом стол и остановился напротив окна.

     – Пора бы уж и в дорогу, да дождаться надо дела одного.

      Дорога их трудна была. Не ведая пути моего, искали они знаки мною оставляемые. Но всюду тьма опускалась на ищущих. И не зная куда дорога та приведёт их, шли они будто незрячие. Но незнание их, как лес полный тайн, таил в себе, помимо загадок, и разгадки. И прозревали они. И видеть начинали себя, а через себя и меня будто капля крови моей высвечивала перед ними в лучах маяка тень мою.

     

      ***

     

     Дверь приоткрылась.

     – Добрый день, молодой человек. Я вас слушаю.

     – Добрый день! Миссис Флоранс?

     – Да, миссис Флоранс, это я.

     – Можно мне войти?

     – Конечно, Поль, входи. Входи, дорогой.

     – Но… – начал было удивлённый Поль, – откуда вы…

     – Позже, – прервала его миссис Флоранс. – Она открыла дверь шире и указала пришедшему рукой, мол «проходи». После чего поспешно эту дверь закрыла и махнула показывая идти за ней. Пройдя по коридору, мимо раздевалок, она повернула налево и подошла к открытой двери. – Заходи. Чаю попьём.

     Кабинет, в который Поля пригласила миссис Флоранс, был небольшим. Посреди помещения стоял стол с четырьмя стульями. Женщина налила в чайник воды из большого бидона.

     – Ты садись, Поль, садись. Чего же стоишь то? Вот, – она показала на стул у стены. – На своё любимое место, под камбалой.

     – Под какой камбалой? – не понял её Поль.

     – Картинка, видишь? Всегда спиной к ней и сидел. А я сейчас пирожков разогрею. Вот, уже и чайник закипает.

     Поль сел на стул, как и предложила ему женщина. – Я ведь не просто так к вам пришёл, – начал он говорить.

     – А я знаю. Николь ты ищешь. – Она обернулась к Полю. – Пропала Николь наша. Уж несколько дней как пропала.

     Поль покачал головой. – Может вы и правы, миссис…

     – Зови меня Флоранс, – перебила его хозяйка кабинета.

     – Хорошо, Флоранс. Так вот, чувствую я, искать надо Сашу, а не Николь.

     – Вот как? – Флоранс расставляла на столе чашки и тарелки. – Чай готов. – Разогрев в микроволновой печи большую тарелку с пирожками, открыла дверцу, взяла прихватки и аккуратно поставила эту тарелку на стол. После чего разлила чай по чашкам и села.

     – Флоранс, и всё же, откуда вам известно моё имя?

     Женщина засмеялась. – Да уж я не один год тебя знаю. Повзрослел ты. И не совсем тот, что был здесь до недавнего времени. Однако. Одного взгляда достаточно, чтобы понять кто есть кто. Ваши с Николь глаза один мастер делал. В этом сомнений у меня нет. Да только, Поль, которого я знала, не совсем тот, который сейчас передо мной сидит. Взгляд иной у тебя. – Флоранс внимательно смотрела в глаза парня. – Расскажи мне свою историю. Понять мне надо что да как.

     Поль казался растерянным. – Но, с чего начать?

     – С начала. Откуда ты?

     – Я не знаю своего начала. Только череда жизней. И сколько помню, я всегда сопровождал Сашу.

     – Сашу, говоришь? – Флоранс задумалась. – Уже лучше. Одним этим ты мне многое сказал. – Она замолчала, отпила из чашки. – Ты это, верно сказал, про Сашу. Повторился. По первости, я уж подумала, оговорился ты, но нет. Видать, так и есть, Саша тебе родней всех других. Именно Саша и есть твоё начало. Не так ли?

     Поль не спешил с ответом. Уж очень глубоко брала эта всезнающая женщина. – Она, как тепло моей души, – он засмущался, – но большего я вам не скажу. Не потому, что не доверяю, хотя и это тоже, ведь мы с вами едва знакомы, а потому, что и сам почти не понимаю сущности, что связывает нас.

     Флоранс улыбнулась. – Совсем скоро ты узнаешь о себе чуть больше. Ну а сейчас расскажи мне, как давно ты покинул Стивенвилл?

     – Лет пять назад, а может и десять, сейчас мне не разобраться в этом. Так вот, как Саша, то есть Николь, исчезла. Я тогда предположил, что она может в Гренландии объявиться. Поехал туда. Искал по всему острову. И даже нашёл кое-что интересное, но…

     – Интересное, говоришь? И меня не помнишь? И лет пять, а может десять, не был здесь. – Последнее Флоранс произнесла с утвердительной интонацией.

     – Да. Всё так. И хоть я многого не помню, зато встретил двух людей. Те, будто знали что я ищу и не могу найти. – Кого ищу, – поправился Поль.

     – Чудесно. – Женщина улыбалась. – Они помогли? Была тебе польза от встреч тех?

     Парень задумался. – Пользы больше было от увиденного…

     – Что же такое ты увидел?

     – Сначала, в избе рыбака, я увидел старую, какую-то совсем уж древнюю корзинку. А затем мне повстречалась старушка, что эти корзинки плетёт.

     – Вот оно как. Ну и…? – женщина ждала продолжения.

     Но Поль, занятый уже следующими переживаниями не различил вопросительной интонации в голосе собеседницы. – А затем случилось нечто, какой-то скачок времени.

      – Это как?

     Парень огорчённо хмыкнул. – Представьте, был вчерашний день, и вот, в одно мгновение этот день стал пять лет назад. Целых пять лет! Я тогда в Нууке жил. Как это случилось, так сразу сюда засобирался. До того не знал где её искать, но понял что-то, будто видение, мимолётное, но увиденное подсказало мне – искать надо в Стивенвилле. Уверен был только в одном – то, что случилось, это её рук дело. Но… – осёкся он, – кто вы? Какое имеете отношение ко всему этому?

     – Ты пирожки то бери. Кушай, – Флоранс пододвинула тарелку ближе к Полю. – О себе я немного могу сказать. Вот разве что, пригляд веду за вами. По началу не было у меня умысла такого. Игра случая. Да и в начале самом кто-то же должен был рукой своей указать направление. А иначе… ох-ох-ох. – Она вздохнула и посмотрела Полю в глаза. – вот и всё.

     – Ну а Саша? Много вы знаете о ней?

     – Кой чего знаю. Не меньше твоего, а может и больше. Я постараюсь удовлетворить твоё любопытство, но ровно настолько, чтобы не сбить с пути. А дабы развеять твои сомнения в моей осведомлённости и моём участии в вашей судьбе, скажу то, что другим не известно, а для тебя секретом не является. Вы вместе пришли в этот мир. Но родственность ваша много сильнее родства по рождению.

     Поль, держа в руке надкусанный пирожок, замер и отсутствующим взглядом смотрел на чайник. – Как же так? Получается, мы с Сашей вместе родились?

     Флоранс с недоумением посмотрела на парня. – Да, милый мой. Можно и так сказать, вы родные друг другу. Неужто для тебя это новость? Удивил ты меня, Поль. Крайне удивил.

     – Не может этого быть. Мы совсем разные.

     – Да. Разные. И что из того?

     – Да как же?! – Вскричал Поль. – Саша и не человек вовсе, а вот я кто... Как мы можем быть братом и сестрой?

     Флоранс засмеялась. – Ты мечтал о любви. Я это вижу. Что ж, похвально. Но, не падай духом. Любовь у тебя есть, и любовь эта сильнее любых чувств и переживаний, что ты мог бы испытать будучи человеком. Быть тем, кем ты являешься для Саши, это великое созерцающее спокойствие творца миров.

     – Мне ещё понимать и понимать ваши слова. Но, кто тогда все мы? Вы, Галина Александровна, Антуан, баба Лиза, Фёдор, да и я тоже, а может и ещё есть, кого я не знаю? Мы же не такие, как обычные люди. Мы здесь всегда, в этом мире. Всегда, пока нужны Саше.

     – Вона как? А тебе всё да сразу. Да? И память пошаливает. Да? И рисунок на стене не помнишь. Да? – женщина коротко хихикнула мельком посмотрев на рисунок камбалы. – Вот пройдёшь весь путь повторяя Сашин, и вспомнишь. А повторить тебе его так или иначе придётся, согласно природе своей. – Она взяла с тарелки очередной пирожок.

     Поль сидел, потерянный, молчал. Его мысли разбегались и собрать их не было даже желания. Так много всего. Требовалось время для осмысления, и оно будет, а сейчас тишина, будто купол опустился и изолировал Поля от мира. – Мне надо идти. – Он встал. – Спасибо вам, Флоранс, за угощение.

     – И куда же ты собрался? – Она видела состояние Поля и корила себя за несдержанность. Раскрыть сразу так много было неосмотрительно. – Вижу, сейчас ты устал, но тебе ещё необходимо решить задачу, а исходных данных нет. Не так ли?

     – Совсем нет, – согласился Поль с предположением женщины. – Я потому и пришёл к вам.

     – И правильно сделал. – Флоранс встала, подошла к шкафу с книгами и взяла стоявшую среди них тетрадку. – Вот. Держи. Там не много что есть, но это написано Сашиной рукой. Ты уже прочитывал написанное в ней, но всерьёз не принял. Да и ты ли это был? Ну да ладно, того и я до конца не поняла. А ещё, ищи девочку по имени Ниска. – Флоранс погрозила пальцем. – Тебе не найти её надо. Тебе надо искать. Найти её – не найдёшь, но поиск приведёт тебя к Саше.

     Поль взял тетрадь из рук Флоранс. – Но, здесь ничего нет! Только одно слово!

     – Зато какое, Поль! Это слово написано гранью Сашиной жизни. Оно сильнее её сомнений. Оно одно способно вести её к цели. – Флоранс ткнула пальцем в тетрадь. – Это слово дороже множества жизней. И вот ещё что, Сашу, или другую какую в чьё имя она облачится, в городе не ищи. Нет её в городе. И не забывай, твоя цель не найти, твоя цель – быть на пути поиска, а как найдёшь – быть рядом, но чуть позади. – Не уверенная в правильном понимании самим Полем последнего сказанного ею, она кхмыкнула решив, что стоит чуть уточнить свою мысль: – Ниску эту ищи, а в процессе поиска, много впереди себя, Сашу увидишь. Приблизься к ней на расстояние вытянутой руки. Так и иди, чуть позади. Это важно. Будь чуть позади, чтобы не отставать. – Она строго посмотрела на Поля. – Большего я тебе не скажу. Не жди. Мне неведомы все Сашины порывы. – И махнув рукой, добавила: – мы с тобой ещё свидимся, а сейчас ступай.

     Поль вышел из кабинета Флоранс на ватных ногах. Ничего не замечая перед собой он побрёл по коридору. Его шаги гулким эхом отдавались от стен. По случаю выходного дня классы стояли закрытыми, а коридоры и лестницы жадно ловили любой звук. Поль поднялся на второй этаж, бесцельно побродил по коридорам, спустился вниз, открыл парадную дверь и вышел на улицу. Постояв на крыльце и не найдя в себе никаких желаний или намерений, просто пошёл вперёд по плохо почищенной от снега дорожке. Дойдя до ручья, он не пошёл по мостику на другой берег, но решил свернуть налево. Только сейчас парень начинал задавать себе вопросы. Всё сказанное Флоранс было для Поля настолько удивительным, что требовалось время для осмысления. Необходима была прогулка, без цели. Нужен был воздух. И он шёл вперёд, вдоль ручья, по плотному, осевшему от оттепели снегу. Парадокс его состояния заключался в одновременности крушения привычного понимания мира и его, Поля, места в этом мире, и новыми знаниями, которые не вмещались сейчас в известное ему миропонимание. То что он, как оказалось со слов Флоранс, является братом Саши, а значит не имеет более прав на особые к ней чувства, затмило даже главное ради чего, и в этом он был уверен, жил, а именно первоочередную, вне всяких сомнений, цель – найти девочку и быть рядом. Горечь потери Саши как объекта нежных чувств стало для него неприятным открытием. Сейчас думать надо было не об этом, но вот так вот, по щелчку, нельзя было выключить, пусть и скромные, но душевные фантазии. Требовалось время и оно у Поля было. Попытка вернуться к первоочередной цели всего своего существования напомнила ему слова Флоренс о некоей Ниске. Кто она такая? Где искать её, эту Ниску? Флоранс рассказала лишь о том, зачем нужны поиски этой девочки, но не о том как это сделать. Зацепок не было никаких. Это угнетало. Можно просто идти, бесконечно долго, в одном направлении, или не в одном. Разницы никакой. И Поль шёл.

     Слева от него уже были пустыри и начинался лес. Справа, за ручьём ещё продолжались улицы со стоявшими вдоль них домами. Впереди, примерно в километре от Поля должен был быть разрушенный весенним паводком несколько лет назад мост и, либо его восстановили, либо он увидит привычное бревно перекинутое через ручей, по которому не боялись ходить разве что горячие головы, среди которых отмечались и он с Сашей. Но то время прошло. Лет пять, или десять, он уже не знал как считать время, и допускал, что оно, время это, для него и для Саши течёт по-разному.

     Кричали чайки. Солнце, насколько смогло, забралось наверх и уже начало скатываться вниз. Поль не заметил, как дошёл до бревна. Оно оказалось обледенелым и не пригодным для использования в качестве переправы. И всё же была зима, а в это время года жители города использовали естественную переправу – лёд ручья. Поль не стал исключением и спустился вниз с целью пересечь его, этот самый ручей. Толстый слой снега покрывающий лёд оказался испещрён следами лыж и саней. Когда-то у Поля были лыжи и они с Сашей катались на них, но не по ручью, а далеко в лес, а после Саша написала слово «Дракон» и исчезла. Он с досадой похлопал по бедру тетрадью, которую всю дорогу держал в руке. Зачем Саше понадобилось писать это слово?

     А несколькими часами ранее, после ухода молодого человека, Флоранс сидела за столом в своём маленьком кабинете и вдумчиво разбирала газетные вырезки, вынимая одну за другой из папки толстого картона. Заметки, судя по цвету бумаги и чёткости печати, были разных лет и на разных языках. Встречались статьи и на русском языке. Пробежав взглядом одну из них, Флоранс хмыкнула и подняв взгляд посмотрела на висевший на стене в рамке под стеклом рисунок камбалы. Прошептав что-то, то ли разговаривая сама с собой, то ли разговаривая с рисунком, она встала, сложила заметки обратно в папку, сняла рисунок с гвоздя и положила к заметкам. Завязав тесьму папки старушка вышла из кабинета. Она сделала всё, и могла позволить себе отдых. Оставалась малость – ждать.

     А Поль, не понимая зачем перешёл на другой берег, бесцельно побродил и вернулся, дойдя вдоль ручья до залива, и уже отсюда пошёл по Западной улице мимо аэропорта в сторону Шервуд Плейс. До дома, где когда-то проживала семья Николь он добирался не меньше часа, но спешить было некуда. Дом всё так же, как и раньше, стоял в стороне от дороги, в окнах горел свет. В доме жили. Он не понимал, зачем пришёл сюда. Здесь уже ничего не осталось. Только хромая, немощная память. К пустоте добавилась грусть, ведь у него самого не было ни дома, ни семьи. Хотя нет, семья теперь была, но что с этим делать? Поль отыскал глазами скамейку наполовину засыпанную снегом, подошёл, очистил часть, и сел лицом к дому.

     – Ну что, Поль. Пора возвращаться на остров? – Эта фраза, сказанная самому себе в слух, в первый момент принесла облегчение по той причине, что можно было всё бросить, освободиться от собственных обязательств и вернуться в родные места, но то было спонтанное, обманчивое облегчение. Следующая мысль явила собой полную противоположность первой. Полю вспомнились слова Флоранс, и он представил себе как встанет сейчас со скамейки и начнёт свой путь, без оглядки, как выйдет из города и дорога его проляжет по бескрайним белым просторам, шаг за шагом, шаг за шагом, в любом из имевшихся направлении. По началу, оценив подобное намерение как в высшей степени импульсивное и смертельно опасное, он неожиданно для себя начал представлять некоторые детали подобного путешествия более конструктивно, а саму подсказку пожилой женщины воспринимать как имеющую право быть. То, что по началу показалось ему актом отчаяния, сейчас рассматривалось спокойнее и в деталях. Поль уже обдумывал необходимость хорошего рюкзака, снегоступов, ракетниц, питания, и средств элементарного ориентирования на местности. Нужно было время. Нужен был завтрашний день для закупки необходимого. Значит сейчас стоило воспользоваться предложением Стива. Поль с облегчением выдохнул и встал со скамейки.

     – Мама, Поль пришёл! – Стив обрадовался приходу друга. – Раздевайся и на кухню. Тебе надо поесть. Заодно расскажешь мне, где пропадал весь день, и нашёл ли свою подругу.

     Гость вымыл руки и прошёл на кухню. Мама Стива, мисс Силентия, готовила ужин.

     – Мальчики, проходите к столу. – Повернувшись от плиты, на которой что-то шкварчало в сковороде, она обратилась к Полю: – Садись родной. Замёрз, наверно, и оголодал. – Мисс Силентия поставила перед ним тарелку с отварной картошкой и жареными куриными крылышками. В отдельных тарелках выставила солёные грибы и селёдку.

     Пришёл и сел за стол Стив. – Ну, рассказывай, – начал он с набитым ртом. – Подругу нашёл?

     – Да чертовщина какая-то. – Поль не хотел говорить обо всём о чём поведала ему Флоранс. Ни о том, что подруга его оказалась сестрой, ни о том, что она написала в тетраде. – Подругу не нашёл. Нет её в городе. Но миссис Флоранс подсказала мне искать одну девочку. Якобы, если я начну искать её, то смогу понять куда делась моя подруга, но у меня совершенно нет никакой информации об этой Ниске.

     – Как? Как ты сказал?! Ниска? – Стив перестал жевать и в упор смотрел на Поля. – Чёрт! – выругался он, – я знаю эту девчонку. Точнее, знал. Летом бывал у них в гостях. Угощали они меня с её мамой. Да и вот, всего несколько дней назад заезжали в их домик с весьма интересной особой. О чёрт! – снова выругался он, вскочил со стула и стремительно приблизился к Полю. – Вот! Я понял! Ну как же я так! Понял! Понял! – Стив кричал и метался по кухне обхватив свою голову ладонями. – Ваши лица! А я то гадал: откуда мне так знакомо твоё лицо и кого оно мне напоминает. Ну конечно! Александра!

     – Что? Александра?! – Теперь, и Поль пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Имя Александра было редким в этих местах.

     – Как, что? Поль. Тут такая история со мной приключилась. Кстати, благодаря ей я и задержался в дороге. А иначе ждать тебе меня неделю пришлось. Так вот, я как раз в Сент-Антони ехал. В ночь выехал из дома. Часа два уже как еду. Места пустынные, после снегопада снега неимоверно много. Уж не скажу точно, но километров за сорок от города смотрю, в полной темноте человек, один одинёшенек в снегу барахтается, проваливается по колени, а то и больше, но всё вперёд идёт. Удивило меня это весьма. Места дикие. Кому в голову придёт вот так вот, ночью, да по такому снегу идти. Я подъехал конечно. Предложил в кабину забраться да погреться. А самому интересно: зачем да куда идёт. – Стив снова сел на своё место, и чуть успокоившись принялся дальше есть и рассказывать. – И вы представляете моё удивление, – он обращался уже не только к Полю, – когда выяснилось, что это девушка. Да она же ещё и садиться не хотела, мол: проезжайте дальше. А так-то, поднялась в кабину, капюшон скинула и волосы длинные, светлые, и глаза зелёные, ну прям ведьма лесная…

      Поль вскочил со стула. – Мне надо идти!

     – Да успокойся ты. Куда тебя на ночь глядя несёт? Да и потом, ты говорил, что ищешь подругу, и если я не путаю, зовут её Николь. Объясни мне, Поль, что здесь происходит?

     – Поль, сядь, успокойся и всё нам объясни, – впервые за ужином прокомментировала мама Стива.

     Полю потребовалось время на борьбу между усталостью, резонностью и отчаянным желанием незамедлительно действовать. Он сел на стул, зачем-то взлохматил пальцами волосы на голове и, видимо, таким образом сосредоточившись, заговорил: – Николь и Саша, это один человек, только имена разные. Я всегда был уверен, что она — моя подруга. И только сегодня узнал, что мы брат и сестра. И да, так бывало уже в моей жизни: я приехал искать Николь, а теперь выясняется — искать буду Сашу. Вот и всё. Всё просто, да не так-то и просто.

     – Так, так. – Проговорила мисс Силентия, многозначительно поглядывая на сына. – А девочка эта…

     – Ниска? – Помог Стив маме.

     – Да. Ниска. Она здесь, в этой всей истории, как оказалась?

     – Сам не понимаю. Век бы мне не узнать о ней. А уж, что искать надо, так подавно. – Поль вздохнул. – Если бы эта старушка, Флоранс, мне на пути не попалась. – Он вздохнул ещё раз. – Да и узнал я не много, только, что есть необходимость такая, условие – искать. Мне важно, что поиск этот поможет понять где искать Сашу.

     Стив слушал Поля, почёсывал щеку и был сосредоточен. – Семейка, как я погляжу, не простая у вас. Я ведь, как Сашу увидел, так стал вспоминать, где лицо такое мог уже видеть. И вспомнил – Ниска! Сейчас на тебя смотрю – Ниска! Вы все, трое, кто вы такие? Что ты ещё не сказал, Поль?

     – Всё я сказал. Об этой Ниске никогда ничего не слышал. Я, как и ты, в недоумении. Но хоть ты расскажи, что знаешь о девочке этой. Как-никак она ключик, который может помочь мне в поисках сестры.

     – Хорошо. Конечно, расскажу. Но сразу предупреждаю – история длинная.

     – Ребятки, давайте ка я вам чаю налью. Посидим, попьём горяченького, с булочками. Вкусные у меня булочки с маком в этот раз получились. – Мисс Силентия встала, взяла с печи большой алюминиевый чайник.

     – С чего начать? – Стив, не дожидаясь пока мама приготовит чай, решил изложить историю. – Ну да. Конечно. С лета этого. Так вот. Есть в лесу, километрах в ста от города, как ехать по дороге вдоль западного побережья на север, ручей. Канавой его ещё называют. По мне так самая что ни на есть канава, хоть и широкая, а местами так и глубокая что с головой в воду уйдёшь. Рыба там есть. Выдры водятся. В том месте, в стороне от дороги, ещё километров пять проехать если направо, домик стоит. Изба старая. Ну, сколько знаю это место, никогда там жильцов не было. Разве что охотники на час – два отсидеться заходили. И вот, в очередной раз заезжаю я туда за малиной, по дороге, как домой возвращался, решил маме на пироги собрать. Домик то этот за холмом прячется, а на холме малинник. Хорошая ягода. Крупная. Приехал я, трактор заглушил, контейнер взял, и в заросли. Собираю, а тут голоса. Женский и детский, звонкий голосок. Я на взгорок забрался и вижу как женщина и девочка подросток бельё на верёвку вешают. Ну, думаю, моё какое дело, и дальше малину собираю. Контейнер полный собрал, слышу, треск веток, и женщина эта с бидоном на поясе. «Здравствуйте», говорит. «Я вот тоже малины пришла собрать. Дочка моя любит варенье малиновое». Ну мы и разговорились. Они сюда на лето приехали, подальше от города, отдохнуть в тишине. И видно, что женщина образована, но как-то по-особенному. Какая-то чувствовалась плавность и гармония во всём, как слова говорит, как слушает, смотрит. Что-то подобное в пожилых людях есть, как бы это сказать? – Стив пытался подобрать правильные образы, или слова. – Будто видят глубже внешнего. Ценят сущность, а не форму. Мне всегда симпатичны такие люди, и поэтому когда меня, она кстати, Серафимой назвалась, пригласила в дом на чай, я даже не раздумывал. Вот в общем то и всё. – Стив развёл руками. – Ещё был я у них в гостях когда мне мимо холма с малиной проехать надо было. Провозился там не один час пока завалы из поваленных деревьев осилил. Тогда Серафима эта, на шум пришла, узнала меня и на обед пригласила. Ухой угощали. Сказали, что сами в канаве наловили. А Ниска, девчонка эта, лицом, ну прям вы с сестрой. Один в один, – добавил он. – Если ты чего понял, и тебе мой рассказ поможет, то и хорошо.

     – Мне нужно там побывать. Завтра же, как куплю всё необходимое, так сразу туда пойду.

     Стив схватился за голову и громко, с охами, рассмеялся. – Ну точно! Точно! Что сестра твоя, что ты. Вы оба чокнутые. Ты как туда добираться собрался? Пешком?

     – Если иначе не получится, пешком пойду. Но сначала попытаюсь тебя нанять. Соглашайся. Я хорошо заплачу.

     – Чудак человек. Но я подумаю. – Стив серьёзно посмотрел на Поля и покачал головой.

     За разговорами вечер быстро приближался к ночи. Хозяева дома и гость легли спать. Проведя день в бесцельных хождениях по городу, испытав шок, горечь и разочарование, услышав и осознав много для себя важного Поль заснул не успев опустить голову на подушку.

     На мольберте стояло большое белое полотно. Чьи-то невидимые руки выдавили на палитру из тюбика Английскую красную, из другого Кадмий красный светлый, из третьего Охру золотистую. В воздух взлетели кисти третьего, пятого и восьмого номеров, и поочерёдно подбирая краски с палитры наносили их на холст оставляя на нём волнистые линии. После, на палитре появились Чёрная и Фиолетовая, кисти побултыхали в банке с растворителем и обсушили тряпкой. Полотно оживало, пусть только цветовыми пятнами, но так и человеческий детёныш, вынашиваясь в утробе матери поначалу схож с пятном, которое уже – есть великий замысел. И вот на палитре нет свободного места. Берлинская лазурь, Небесно-голубой, Кобальт синий, а вслед за ними Кадмий жёлтый средний и Неаполитанская жёлтая. И кисти, сменяя одна другую, скачут то по небесному своду, то по рассвету, а два пятна, красное и чёрное, как оставленные напоследок, остаются невыясненными. Вдалеке слышна барабанная дробь. Кисть прикасается к чёрному. Щетина сменяется колонком. Барабанная дробь затихает и кисти уже бегают по пятну красному придавая ему формы и объём. Слышен, и стремительно нарастает, низкий звон колокола. Внизу, далеко под небом, в лучах восходящего солнца, бегут люди. Церковный колокол бьёт набат. В жизни несчастных ворвался вестник огня. Пятно цвета оникса оживает, расправляет крылья, и в этот момент само полотно, в том месте где рукой незримого мастера было порождено пламя, начинает тлеть. Дыра, питаемая огнём и пожирающая творение, разрастается.

     Поль проснулся, резко сел на диване, на котором спал. За окном было темно. Мягкий лунный свет проникал в комнату. Наручные часы показывали пять часов утра. В доме было тихо. Все спали. Для него же, это было нормальное время пробуждения. Умывшись в ванной, он прошёл на кухню, поставил на плиту чайник и подошёл к окну. Падали и сверкали в огнях редких фонарей мелкие снежинки. Ночь стояла морозной. Послышались шаги. На кухню вошла мисс Силентия.

     – Доброе утро, Поль. Ранняя ты пташка. – Она посмотрела на часы. – Сейчас уже и Стив проснётся, а я пока завтрак приготовлю. Вам, мальчики, подкрепиться как следует надо. У вас много дел прежде чем отправляться на поиски.

     – Я не уверен, согласится ли Стив отвезти меня к этому домику.

     – Он уже согласился. – Мисс Силентия улыбнулась и подмигнула Полю. – Он мне вчера сразу и сказал, что не может тебе отказать. И вот есть у меня подозрение, что у него какой-то интерес в этом. – Она снова с улыбкой посмотрела на Поля. – Он уже и начальнику своему позвонил. Сказал, что ему несколько дней надо для своих дел. Так что, пока ты покупаешь всё необходимое, он съездит на базу и загрузится, а по пути к Сент-Антони свернёте к геологам.

     – Сент-Антони?

     – Да. А что тебя удивляет? Я и говорю: интерес у него к твоим поискам. Видать задела его чем-то сестра твоя. – Мисс Силентия помешивала ложкой в кастрюльке стоящей на плите. – Хороший он у меня, хозяйственный, добрый, да только вот не может всё девушку себе найти. А после того как сестру твою увидел, так сам не свой.

     – Доброе утро! – Стив с полотенцем на плече вошёл на кухню. – Сплетничаете?

     – Садись, давай. Что нам ещё делать в столь ранний час? – Мама Стива поставила на стол две тарелки с манной кашей для ребят.

     – Мама, а ты завтракать не будешь?

     – Мне не скакать по всему острову. Чая попью и достаточно.

     Каша была вкусной, со сливочным маслом и мёдом.

     – Тебе к охотникам надо. – Стив показал пальцем на Поля. – Только денег с собой возьми. Бесплатно они тебе даже не покажут в какой стороне север. У охотников всё есть, что тебе будет нужно. Ты уже составил список необходимого?

     – Нет ещё. Я в голове держу.

     – Зря. Возьми лист бумаги и записывай. – Стив сходил в свою комнату и принёс оттуда бумагу и карандаш. – Пиши.

     Поль написал всё, что по его мнению ему может пригодиться.

     – Дай посмотреть. – Стив взял у него лист и стал читать. – Ружьё тебе не надо. У меня ружьё есть. Дай карандаш. – Он вычеркнул пункт с ружьём и стал дописывать, по его мнению, нужное. – Спички охотничьи, свисток…

     – Свисток зачем?

     – Медведи сторонятся резких звуков.

     – И то верно. – Поль вспомнил, как ходил с Сашей по таёжной дороге, что вилась вдоль берега, в гости к бабе Лизе и ему стало стыдно за свою память.

     Стив писал дальше. – Компас нужен с ремешком на запястье, да не балалайка какая, а большой, серьёзный. Палатку я вычёркиваю. Нечего тяжесть лишнюю таскать.

     – Ты ружьё вычеркнул, а теперь и палатку. Как же я пойду?

     – А сестра твоя не побоялась пойти с термосом, блокнотом и парой бутербродов. – Стив засмеялся и похлопал Поля по плечу. – Успокойся. Ружьё у меня есть, а согреваться и ночевать в тракторе будем.

     – Ты со мной собрался?!

     – Ну да, – ответил Стив с видом будто сообщил что-то уж слишком обыкновенное.

     – До Сент-Антони?

     – Да. И не только. Но в этом городе, а может ещё и раньше мы узнаем куда держит путь наша Саша. Туда и поедем.

     – Ты что же, собираешься сопровождать меня всю дорогу?!

     – Именно. И не просто сопровождать. Я собираюсь с тобой найти Сашу и сопроводить её куда бы она не пошла.

     Мисс Силентия многозначительно подмигнула Полю. – Я же говорила, мой мальчик влюблён.

     – Мама, – Стив засмущался и покраснел, – я не знаю что такое любовь, но суток мне хватило на то, чтобы мои представления о бесстрашии и целеустремлённости были повергнуты. Саша оказалась для меня огненным мечом рассёкшим мой мир на: до и теперь. И вот ещё что, Поль, – теперь Стив обратился к другу. – Вчера ты меня спросил: не против ли я помочь тебе в поисках Саши. Но, это я у тебя хочу спросить: ты не будешь против, если я вместе с тобой отправлюсь на поиски?

     Поль был растроган словами Стива. – Нет! Конечно нет! Я буду счастлив, если ты составишь мне компанию.

     Растрогалась и мама Стива. – Ох мальчики, какие же вы у меня хорошие!

     Полю показалось, что у неё при этом заблестели глаза.

     – Да, и вот ещё что, Поль, Саша мне рассказывала про то куда направляется. Я, если честно, к словам её серьёзно не отнёсся тогда. Я поверил в то, что эта, прости меня, «чудная девчонка», держит путь не близкий, и что идея фикс у неё, ну знаешь, как у покорителей вершин, но то, что она рассказала, да так подробно… Нет. Я не воспринял. Да и к тому же она сама после уточнила, что цель её: «сегодня в одном месте, а со временем может и в другом оказаться. Тогда и я пойду в то другое место».

     – И ты мне только сейчас об этом говоришь?! – Поль вскричал, не в силах усидеть на стуле, вскочил и резкими движениями подошёл к окну. – Говори, что она именно сказала.

     Стив выглядел виноватым. – Её конечная цель — Земля Баффина.

     – Ты уверен? Ты ничего не перепутал?

     – Я уверен. Полностью.

     – А зачем? Она сказала зачем ей туда?

     – Нет. Она не захотела говорить об этом.

     – Стив, но это же чёрт знает где! Ты хоть представляешь как это далеко?!

     – Знаю. Я уже посмотрел карту. Если она идёт туда, значит я поеду туда же. Я уже один раз её отпустил и не повторю этого. И не ругай меня, друг. Мне и так плохо.

     – Я тебя не ругаю. Мне страшно за Сашу. – Поль подошёл к Стиву и положил свою руку на его плечо. – Нам бы ещё понять цель.

     – Мы её узнаем. Не просто же так миссис Флоранс сказала тебе про Ниску.

     – Верно. У нас с тобой есть время и дорога.

     Пора было собираться. Стив планировал подбросить Поля поближе к клубу охотников и поехать по своим делам. Так и сделали.

     От дома Стива, стоящего на углу Фоулоу Драйв и Уолш-авеню они довольно быстро доехали до охотничьего клуба, который расположился на окраине города, между двух озёр, в стороне от Дамп-роуд.

     Здание клуба с названием «Белый медведь» представляло собой двухэтажное вытянутое строение, первый этаж которого был сложен из камня, а второй из массивных брёвен. Крыльцо главного входа оказалось длинной застеклённой верандой все окна которой покрывал морозный узор. Окна клуба выглядели непропорционально маленькими и напоминали бойницы. Из трубы на крыше покрытой листами шифера поднималась в небо струйка дыма. Поль поднялся по ступенькам на веранду, подошёл к входной двери и открыв её очутился в просторном холле стены которого украшали головы животных. Вдоль двух стен стояли столы со скамейками. На одном из столов стопкой лежали коробки для игры в нарды. Справа от двери стоял старый разбитый рояль с поднятой крышкой. В холл зашла, осмотрела помещение, и строго глянула на Поля, уборщица. Насколько серьёзно можно было отнестись ко взгляду блюстителя порядка говорила пыль висевшая в воздухе освещённом лучами света пробивающимися сквозь грязные окна. Коридор, из которого появилась и быстро исчезла в одной из дверей уборщица, был широким и длинным. Начинался он в противоположной от входной двери, стене, из чего Поль сделал вывод, что здание это не только длинное с дороги, но и уходящее вглубь. Послышались шаги спускавшегося по лестнице человека и из коридора в холл вышел пожилой мужчина с трубкой во рту.

     – Вам что?

     – Доброе утро. Мне нужно снаряжение купить. Посоветовали вас.

     – Вы охотник? – Мужчина пыхнул трубкой, оценивающе посмотрел на Поля и скептически добавил: – вы не похожи на охотника. Новичок?

     – Я не охотник. Мне для путешествия.

     – Идите за мной. – Мужчина развернулся и зашагал по коридору вглубь здания. Подойдя к большой двухстворчатой двери в конце коридора, достал связку ключей, выбрал длинный бородавчатый и вставил в замок. Отворив одну створку, зашёл в тёмное помещение, щёлкнул выключателем. Поль зашёл за мужчиной и оказался на складе заставленном стеллажами и паллетами. Здесь царил запах резины. Сапоги, комбинезоны, лодки, палатки. По стенам висели луки и арбалеты. Стеллажи, до отказа заполненные коробками и ящиками, прогибались под их тяжестью.

     Заметив как Поль осматривает стены с висевшими на них луками, прокомментировал: –оружие здесь не продаём. Я про огнестрельное. – Он снова пыхнул трубкой. – Всё, что здесь есть, это ракетницы, сигнальные пистолеты и вот, – он махнул рукой на стену с луками и арбалетами. – Если нужно ружьё, я проведу вас в офис.

     – Нет. Спасибо. Ружьё мне не надо.

     – А зря. В наших краях без оружия ходить опасно. Но могу вам посоветовать отличный арбалет. Против медведя он даже лучше ружья будет. – Мужчина снял висевший на крюке арбалет. – Мощный. Скорость стрелы больше ста метров в секунду. Оптический прицел. Компактный и лёгкий. Гарантия пожизненная. Но, – мужчина потёр подбородок ладонью, – дорогой. Да и стрелы не дешёвые, особенно если карбоновые брать будете.

     – Можно? – Поль протянул руку. – Хочу почувствовать его.

     – Вы хоть раз держали арбалет в руках? Пользоваться умеете? – Мужчина вложил в руки Поля оружие.

     – Нет. Никогда.

     Мужчина вздохнул. – Давайте я вкратце расскажу. – он забрал арбалет – Эта модель блочная, – он показал на колёса с натянутым на них тросиком. – Благодаря блокам сам лук имеет малый размах, что положительно сказалось на габаритах. И второе: блочная конструкция позволила существенно увеличить скорость вылета стрелы, а значит увеличить мощность и убойную силу. Взводится он при помощи натяжителя. Он идёт в комплекте. Да, забыл уточнить, в комплекте идёт колчан для стрел, который удобно крепится к цевью, благодаря чему стрелы у вас всегда под рукой. Итак, смотрите. – Из отдельного мешочка был вытянут длинный шнур с бегающими крючками и пластиковыми приспособлениями на концах напоминающими ухваты. Он тут же показал как взводить, убрал натяжитель и достал стрелу. – Стрелу устанавливать в этот паз, крашеным пером вниз, и задвигать до щелчка. После, обязательно поставить рычажок предохранителя на блокировку. Всё. Можно целиться. Как прицелитесь, сдвигайте рычажок и стреляйте. Поняли?

     Для Поля всё оказалось не так сложно как он представлял себе глядя на сложное устройство арбалета.

     – Я понял. Скажите, а медведя он точно остановит?

     – Молодой человек, это самый мощный арбалет компании Mission, и если стрелять из него не более чем на шестьдесят метров, стрела почти полностью войдёт в животное.

     Полю всё больше нравилось такое совершенное средство защиты. – Я куплю у вас этот арбалет.

     – Прекрасно. Стрелы какие возьмёте? Советую карбоновые, но их цена кусается.

     – Я возьму какие посоветуете.

     – Сколько брать будете?

     – Я ещё не думал. Может вы мне подскажете? Путешествие у меня намечается не лёгким. Может даже, придётся исходить весь север вдоль и поперёк.

     – Дааа. – Протяжно произнёс мужчина, и почесал подбородок. – Стрел пятьдесят бы вам посоветовал, но цена…

     – За цену не беспокойтесь, – махнул рукой Поль и развернул лист бумаги с записанными на нём необходимыми вещами.

     – Перечисляйте. – Проговорил мужчина, увидев листок в руках молодого человека.

     На подбор всего перечисленного в списке ушло не меньше часа. Нашлось всё. Некоторые пожелания были забракованы и откорректированы опытным охотником.

     – И это всё? – спросил мужчина, после того как на его: «Следующий пункт», Поль ответил: – это всё.

     – Так так, – почесал тот свой подбородок. – А бинокль? Почему его в списке нет?

     – Да. Бинокль, пожалуй нужен.

     – А палатка? А спальный мешок?

     – Палатка не нужна. У нас трактор. В нём ночевать будем. А вот спальный мешок лишним не будет.

     – Андрюэль, добрый день! – На склад ввалился Стив. – Вы чего тут так долго?

     – О! Стив! Ты здесь как очутился?

     – Приехал друга своего выдирать из твоих цепких лап.

     – Постой. Не спеши с этим. Хотя, ты уже можешь уносить всю эту кучу добра. – Мужчина показал рукой на коробки, ящики и свёртки сваленные слева от двери.

     – Ого! – Стив оценил объём приобретённого. – Поль, ты и арбалет купил?!

     – Да. А что?

     – Это же чертовски дорогое удовольствие!

     – Я об этом не думал. Мне он понравился. Да и к тому же отличное средство снижать кровяное давление медведям и волкам.

     Охотник и Стив не сговариваясь посмотрели друг на друга и захохотали.

     – Так вы никак, вместе отправляетесь? А то я и думаю, про какой трактор твой друг говорит?

     – Ага. – Стив потёр затылок. – Только вот я не предполагал, что он пол склада скупит. Теперь думай-гадай как всё это впихнуть в кабину.

     – Не прибедняйся. У тебя там места много.

     – Было много, да я загрузился час назад оборудованием да пайками для старателей. Они сейчас у Хоули сидят. Там и сброшу. – Стив обратился к Полю. – Ну, ты не огорчайся, докупай необходимое, а я уж как-нибудь умещу всё это.

     Наконец, Поль купил всё, что может пригодиться ему в дороге, расплатился с пожилым охотником и вышел на свежий воздух. После почти двухчасового пребывания на складе, атмосфера которого пропиталась ароматами резины множества видов и сортов, на улице, стоило только выйти за порог клуба, у него закружилась голова. Трактор стоял загруженный. Стив, как Поль видел в окно, устраивался на своём месте, и завидев друга махнул ему рукой, мол: «Давай, прекращай прохлаждаться, ехать надо». Поль забрался в кабину, и они поехали в сторону дома Стива.

     Только ребята переступили порог дома, как мисс Силентия поторопила их садиться за стол. Обед ждал на столе. Грибной суп и запеканка с мясом были восхитительными. После обеда, за чаем, решено было отправляться в дорогу рано утром. Оставалось пол дня и ребята решили посвятить это время отдыху. Стив сел читать книгу, а его друг одел наушники и слушал музыку. Снегопад усилился. Поль, лёжа на диване, хорошо видел в окно крупные снежинки лениво летящие с неба и покрывающие своими хлопковыми тельцами ветви деревьев. Быстро опустилась темнота, а за ней пришёл и вечер. Нетерпение нарастало. Попив чаю, ребята договорились встать в пять утра. Сна не было. Так часто и бывает. Пол ночи, как показалось Полю, он проворочался в постели прежде чем заснул.

     Звон будильника вырвал Поля из черноты. Он сел и поставил ноги на пол. Тяжёлая голова и ощущение, что заснул он перед самым подъёмом, удручали. Вслед за этим пришло воспоминание о предстоящей поездке. Это воспоминание обрадовало и взбодрило, будто вчера он ещё не знал об этом, и такая нежданная новость придала энергии сонному, ватному телу. По коридору, мимо комнаты, в которой спал Поль, прошёл Стив.

     – Доброе утро, Поль.

     – Привет.

     – Умывайся и на кухню. Я сейчас чайник поставлю.

     Стив ушёл на кухню и там гремел посудой. Поль встал и направился в ванну. Умывшись и немного придя в себя он оделся, проверил и убедился, что собрал в рюкзак все свои вещи и пошёл на кухню где уже начинал посвистывать чайник. Стив шуршал пакетом стоящим на столе.

     – Что это? – Поль движением подбородка показал на пакет.

     – Мама собрала нам немного, – Стив хмыкнул, – бутербродов. Тут ещё яички, яблоки, огурцы. В общем, не заголодаем.

     Пришла на кухню и мисс Силентия.

     – Доброе утро, мужчины.

     Позавтракав овсяной кашей и чаем с пирогом, ребята засобирались. Мама Стива старалась быть сосредоточенной.

     – Термосы наполнили? Стив, ты мясо, что я приготовила и завернула в фольгу, достал из холодильника?

     – Да, мама. Да, положил. Нет, не забыл.

     – А очки от солнца вы взяли?

     Стив посмотрел на мать. – Да ты гений! Зимой днём в солнечную погоду глаза болеть будут от сияния снега. А то и совсем их сжечь можно, – объяснил он другу. – У тебя есть очки?

     – Есть. Андрюэль настоял на том, что очки пригодятся.

     Взяв из рук мамы очки Стив поднял свой рюкзак и закинул за плечо. – Я пошёл откапывать монстра, а ты подтягивайся. – Он поцеловал маму в щеку и вышел из дома.

     Засобирался и Поль.

     – Береги себя. – Мисс Силентия подошла к нему и теребила на его куртке пуговицу. – Ты, Поль, не молчи если что. Говори ему всё как есть. Он может и фыркнет в ответ, но откровенность любит. – Она положила руку Полю на плечо. – Удачи тебе. Найди свою сестру.

     Поль поблагодарил женщину за приют и вышел из дома. От мороза защипало щёки. Стив уже сидел в кабине. Снегопада не было со вчерашнего дня и откапывать, как сказал Стив, «монстра», не пришлось. Забравшись в кабину Поль устроился на заднем сидении.

     – Садись на переднее. Мы теперь вместе.

     Поль сначала хотел отказаться, но передумал и пересел.

     Трактор до конца ещё не прогрелся, а потому, ехал медленно, плавно раскачиваясь на огромных колёсах. Поля сморило и он заснул. Проснулся, когда уже справа играла светлая корона горизонта.

     – Крепко же ты спишь. Я тут, останавливался по нужде, и захотел твой арбалет получше разглядеть. В руках его подержал. Серьёзная штука. Сколько жы ты заплатил за него?

     – Не знаю. Я не спрашивал. Хотя Андрюэль и говорил мне, мол дорогая вещь, и стрелы дорогие, но я не приучен считать деньги.

     – Вот ты даёшь! Наверное, хорошо зарабатываешь?

     – Я не работаю.

     – Наследство?

     – Не знаю. – Поль пожал плечами.

     – Как так? Ты не знаешь откуда у тебя деньги?

     – Знаю, что они в банке хранятся. И если мне надо что-то купить, я просто плачу, картой или наличными.

     – Вот чудак человек!

     – Наверное ты прав.

     Стив смотрел на Поля. – Может и хорошо так жить, но нужна же цель в жизни. Ради чего ты живёшь?

     – Ради Саши. Раньше я был уверен, что она мне родной человек. Ну, знаешь, как бы по жизни. А теперь ещё оказалось, что она мне сестра.

     – Как так можно жить с человеком и не знать кто он тебе? Саша, наверняка, до сих пор не знает что ты её брат. А ваши родители?

     – У нас их нет.

     – Как же так?! Погибли?

     – Нет. Не погибли. Их никогда и не было.

     – Отказались от вас?

     – Нет. Говорю же. Их никогда не было.

     – Но вас же кто-то родил?

     – Возможно. Это тёмная история.

     Стив почувствовал, что Поль не хочет сейчас продолжать этот разговор. – И ты вот так, из года в год всегда с Сашей?

     – Я не всегда с ней. Чаще я где-то рядом. Ещё чаще, я теряю её и ищу. В этом моё предназначение.

     – И что? Ни какой личной жизни?

     – Это и есть моя жизнь.

     – Удивительно и непонятно. – Стив помотал головой.

     – Не всё сразу. Пройдёт время и, мы не знаем, что там.

     – Чёрт! Поль, с тех пор как я познакомился с Сашей, а теперь вот и с тобой, я живу с ощущением преддверия, будто стою у открытой двери и вижу новое, мне не известное, и я ещё не переступил порог, но уже хочу в тот ваш, другой мир.

     – Не спеши, Стив.

     Город давно остался позади. Дорога была чищена и, как сказал Стив: «такой она будет до канавы, а дальше посмотрим». Ехали дорогой по которой въезжали в город. Выехать на автомагистраль соединяющую Стивенвилл и Сент-Антони планировали после выгрузки на посту старателей в районе городка Хоули.

     Трактор сбавил скорость. Впереди стояла метровая стена снега.

     – Вот не дочистить им было пару километров. Ну что за люди! – Стив сердился. – Ну что же, пристёгиваемся. Сейчас карабкаться будем. Поболтает нас.

     Трактор залез на стену и с завываниями и уханьями закосолапил дальше. Примерно минут через двадцать Стив направил машину вправо, под заснеженные, низко нависающие над дорогой лапы елей. А ещё через двадцать минут перед ними вырос холм. Стив развернул машину, и заглушил мотор.

     – Выходим. Но сначала надо надеть снегоступы.

     Поль полез вглубь кабины, где среди коробок, ящиков и пакетов должны были лежать новенькие снегоступы. Порывшись несколько минут он нашёл искомое и путаясь в ремешках наконец таки надел приспособления на ноги.

     Снег на холме был глубоким, и забираться вверх, как и спускаться на противоположной стороне, пришлось боком. Забравшись на верх Поль увидел избушку. При том слое снега, что здесь лежал, видимой частью домика были крыша и верхняя часть стены с оконным наличником. Спустившись вниз ребята стали подходить к строению по дуге, и первым делом наткнулись на глубокий проход прорубленный в снегу от крыльца. Проход этот был более ста метров длиной и заметно уходил вниз по мере удаления от домика. Дверь открыли с трудом. В домике было тихо и морозно. Стив осмотрелся и сделал вывод, что после их с Сашей посещения здесь никто не бывал.

     – Вот и весь домик. Здесь и жили летом Ниска со своей мамой. – Стив зашёл в комнату где стояла железная кровать. – Всё как тогда. – Он осмотрелся по сторонам. – Странно, когда мы здесь отдыхали с твоей сестрой я в комнату не заходил, но до этого, летом, я видел комнату, сидел на кровати и видел корзинку. Она у изголовья висела. Как люлька. Я тогда ещё подумал: какая милая люлька висит.

     – Корзинка?! – Поль влетел в комнату чуть не сбив Стива с ног.

     – Ну да. Вот здесь. – Стив подошёл к кровати и показал. – Вон и крючки в потолке остались. Я ещё засомневался, в самом ли деле это люлька, и Серафиму спросил. Она засмеялась, и сказала: «Не всех деток аисты приносят». Вот и понимай, как хочешь. Да к тому же, корзинка эта явно старой была и я подумал, что она давно здесь висит.

     Поль ходил по комнате сам не свой. – А что было с этим домом до того как они поселились? Здесь кто-то жил?

     – Не знаю, Поль. Я сюда никогда не сворачивал. Дороги то нормальной нет до этого домика. Так, тропинка только. – Он посмотрел на друга. – Почему тебя так взволновала эта история с корзинкой?

     – Это история. Ты верно подметил. Но я пока не готов её рассказывать. Может как-нибудь позже.

     – Ладно. Я не настаиваю. – Стива, конечно, задело нежелание друга делиться секретом. И это нежелание говорило ему о некоей тайне, а значит, когда-нибудь он будет в неё посвящён и сделает один, первый шаг в ту комнату с неизвестным ему миром. Обида на Поля не была правильной. Стив это понимал. Он вздохнул. – Пойдём, я тебе кое-что покажу, и это уже касается самой Саши. Кто знает, как нам это поможет.

     Поля сильно взволновала новость о корзинке. «Получается, Ниска не простая девочка. Корзинка была при ней, и как только Ниска со своей мамой уехали, пропала и корзинка. Но тогда, кто такая, эта Ниска? Ведь, корзинка всегда Сашина. И она, Саша, одна такая. Тогда откуда здесь корзинка? А с другой стороны, Саша бывает и Николь, так почему бы ей не быть ещё и Ниской? Но смущает, что ему об этом ничего не известно. А должно быть известно? Как бы то ни было, но корзинка Сашина. А кто такая эта Ниска, он узнает позже. – Однако всё это не давало ответа на вопрос куда направилась его, теперь уже сестра. – Получается, миссис Флоранс ошиблась? Здесь нет ответа?»

     – Эй, приятель! Ты что как замороженный? – Стив стоял у открытой двери и махал рукой приглашая того следовать за ним. – Идём.

     Поль вышел на крыльцо. От крыльца протянулся прорубленный в снегу тоннель. Стив шёл впереди. Вскоре тоннель начал спуск и закончился расчищенной от снега площадкой.

     – Зачем мы сюда пришли?

     – О! Это странное место. Я тебе позже подробно всё расскажу. Если вкратце, пока мы здесь были Саша прилегла отдохнуть, а я топил печь, а когда хватился, Саши в доме не было. Я пошёл искать и обнаружил вот это всё, а по возвращении застал твою сестру просыпающейся на кровати, в комнате. Понимаешь?

     – Пока плохо. А если честно – нет, ни черта не понял.

     Стив махнул рукой, мол да и ладно, со всем этим пониманием. – То, что увидел тогда я и то, что видишь сейчас ты, всё это Саше и снилось. Она сама сказала.

     – Постой. – Перебил его Поль. – Что это за таз?

     Стив хмыкнул. – Было у меня предчувствие, что тебя он заинтересует. Так вот, он здесь всегда лежит, и всегда вверх дном. Я уже тогда почувствовал, что у Саши какая-то связь имеется с этим тазом.

     – Связь? – Поль не отрываясь смотрел на старый алюминиевый таз припорошённый снегом. – Что под тазом? Ты можешь его опрокинуть?

     Стив снова довольно хмыкнул. – Не в первый раз мне это делать для вашей семьи. – Он подошёл к посудине и дотронулся до него ногой. – Ну так что? Ты готов?

     Поль побледнел. – Да.

     Стив присел, поддел пальцами бортик тазика и аккуратно, медленно подняв край, опрокинул его.

     – Булыжник, – прошептал Поль.

     Там, под тазом лежал чёрный булыжник, своей формой напоминающий яйцо.

     Поль перестал чувствовать свои ноги, опустился на землю и закрыл глаза.

     – Да что же за семейка то такая? Что за связь у вас с этим тазом? Эй! Поль! Ты сел на ледяную землю.

     Поль не реагировал. Сейчас он стоял на горе и наблюдал как Наташа, ругая на чём свет стоит свою подругу Машу, ковыряется в яме перерубая тупым топором корни. Мимо девочки, сидя на Пегасе, проплывает тень Саши. Саша шевелит губами, будто разговаривает сама с собой, а он, открыв свой блокнот, видит беззвучно сказанное ею проявляющееся на чистом листе. Достав из кармана карандаш он отвечает подруге, нет, уже сестре. Девочка не согласна. Они спорят, и он видит, ей уже нет дела до спора, она думает о драконе. Сашина тень вздрагивает, и вот на Пегасе сидит Николь, и, как и Саша, беззвучно шевелит губами. Он открывает блокнот – мадам Бишот бережно поднимает фруктовую корзинку стоя по колено в воде. И снова тень вздрагивает, и образ Николь сменяется образом Ниски. Его удивляет знание этого, ведь девочку он никогда не видел. Ниска выкладывает в ямке траву и бережно опускает в рукотворное гнездо большой чёрный камень, сверху накрыв его алюминиевым тазом. Камень поёт. Он слышит его голос.

     Стив, обеспокоенный состоянием друга попытался поднять его за руки, но тот оставался неподвижным и безучастным. Тогда парень подошёл сзади, схватил его подмышки и поволок в сторону дома.

     Когда Поль очнулся, Стив сидел рядом и протягивал ему кружку с горячим кофе.

     – Выпей, дружище. – Подождав когда друг сделает глоток, спросил: – ну, ты как?

     – Ещё не знаю.

     – Что это было?

     – Дай чуть времени. Я обязательно расскажу.

     – У тебя глаза красные и, мне кажется, слегка ошалелые. Ты знаешь об этом?

     Поль, казалось, не воспринимал слова Стива. – Ты знаешь, что мы знакомы с тобой уже давно? За долго до того как ты забрал меня из Сент-Антони? – Поль отпил кофе и поставил кружку себе на колено. – И то, что мы с Сашей здесь уже бывали? Я не удивлюсь, если Саша тоже не помнит об этом. Мы с ней тогда были детьми. Ты нас сюда возил.

     Стив смотрел на Поля. – Как такое может быть?

     – Вот этого я тебе не скажу. Может этой зимой, а может пять лет назад, и тоже зимой. Нам с Сашей было по девять лет, но ты не изменился.

     Стив встал. – Пойдём на кухню. Нам для начала надо поесть и ехать дальше, а по дороге ты мне всё расскажешь.

     – Хорошо. – Поль встал следом за товарищем, прошёл на кухню и присел на скамью громко заскрипевшую, уже давно не прочную, и вот-вот готовую развалиться.

     – Я знаю чего ищет Саша, а точнее, кого ищет. Я вспомнил наши с ней поиски. Правильно, это она искала, а я был рядом и помогал.

     – Значит, мы знаем куда нам ехать?

     – К сожалению нет, но примерно туда куда она тебе и сказала – Земля Баффина.

     – Но эта земля огромная! Как мы будем искать её там?

     Поль тяжело вздохнул. – Сначала нам надо туда попасть.

     – Согласен. – Стив снял с печи старый алюминиевый чайник, разлил кипяток по кружкам и подвинул поближе к Полю свёрток из фольги с завёрнутыми в него бутербродами. – Ешь.

     Ребята попили чая, съели по паре бутербродов, собрались, вышли из домика, и закрыли дверь подперев её лопатой. В кабине трактора, пока они отсутствовали, стало холодно. Стив завёл двигатель, и включил обогреватель. Без приключений выехали на дорогу свернув направо, переправились через канаву нырнув глубоко в снег и с рассерженным рычанием выбравшись на поверхность. Снег лежал плотно и трактор ровно урча катился на север. Поль задремал, а когда проснулся за окном было темно. Машина стояла на месте с заведённым двигателем, а Стив спал откинув спинку своего сидения. Чуть слышно звучало радио. Поль осторожно, чтобы не разбудить друга, открыл дверь и спустился вниз, по пути сообразив, что не взял с собой оружие. Пришлось возвращаться в кабину. Вернувшись, он взвёл трос арбалета, вставил стрелу и вложил в колчан ещё несколько штук, на всякий случай. Спустившись снова он глубоко вдохнул морозный воздух и, широко разведя руками, задрал голову к небу. Ему было удивительно хорошо. Падали редкие снежинки. Издалека слышался вой то ли собак, то ли волков. Мимо парня, метрах в двух над снежным покровом, проплыла, хлопая крыльями, птица. Он предположил, что, то был филин. Хлопнула дверь кабины. По лестнице спустился Стив.

     – Славно я вздремнул. – Энергично потерев глаза и пройдясь пятернёй по ёжиком стриженной голове он посмотрел на небо. – Теплеет, да и звёзд не видно. Надо ехать, иначе дорогу может сильно замести.

     Полю не хотелось лезть в кабину. Пусть бы уж трактор едет, а он пойдёт пешком, по снегу, как наверное сейчас идёт Саша. Но Стив говорил дело и не стоило медлить. Он вынул из канавки арбалета стрелу и нажал спусковой крючок. Тетива гулко пропела и Полю показалось, что где-то, в нескольких милях отсюда, этот звук отразился от невидимой преграды и эхом вернулся на место. Забравшись в кабину он скинул с плеча ремень арбалета и ждал Стива обходящего трактор кругом. Тот, сделав свои дела, вернулся на место и они поплыли по снежной пустыне под чёрным от безлунья небом.

     – Я тут вспомнил как мы с Сашей ночью ехали в страшный снегопад. Ты представляешь?! Ехали по компасу. – Стив засмеялся. – Расскажи, что с тобой произошло.

     Поль помолчал соображая как лучше рассказать, и так, чтобы Стиву было понятно. – Ты уже знаешь, что когда забрал меня из Сент-Антони, то я к тому времени несколько лет жил в Гренландии, потому что искал Сашу?

     Стив кивнул. – Ты рассказывал. Обрывочно.

     Поль в ответ кивнул тоже. – Верно. Но пока я искал её там, она жила здесь. И я тоже жил здесь. Мы жили в Стивенвилле. Ходили в одну школу, а ты подвозил, сначала меня летом к тому домику у канавы, а потом, зимой, нас обоих. Там, у домика, Саша увидела этот таз, а под ним лежал булыжник. Вот если бы ты увидел таз, а под ним булыжник, ты бы что подумал?

     – Да ничего бы я не подумал. Прошёл бы мимо.

     – Вот именно. Я поступил бы так же. Но не Саша. Она увидела в этом достаточно, чтобы снова надломить время этого мира, и всё изменить. Так вот, – продолжал Поль. – Саша стала искать. Я не понимал, что она ищет, но помогал ей, как мог. Она нашла, но случилось то, чего я больше всего боялся. Саша исчезла. Понимаешь, Стив? Я был здесь, всё это время я был рядом с Сашей! Но я был и там, в Гренландии. Как в этом разобраться? И тот я из Гренландии ничего не знал, а соответственно и не помнил о событиях здесь.

     – Но почему ты вдруг приехал сюда?

     Поль развёл руками. – Потому что я вдруг понял, что Саша здесь, и она что-то совершила. Случилось, как бы, глобальное потрясение, которое, кстати, испытал только я один.

     – Ну хорошо. Я ничего не понял, а если что и понимал до этого, то теперь уже точно не понимаю, но мне интересно, как ты так всё это вспомнил?

     – Я когда увидел таз, а следом и булыжник, увидел и себя, но другого себя, в другом качестве, о котором никогда до этого момента и не подозревал. Странный метафизический опыт. Не думаю, что это переселение души или иное подобное, но передо мной стоял я. И этот я, то есть, я сам, видел и читал Сашины мысли. А затем, – Поль усмехнулся. – я видел как Саша стала Николь, а та Ниской. И каждая из них мысленно разговаривала со мной. И теперь моя голова разрывается от догадок и предположений. Так много всего. Все эти старушки… Я их всех знаю. И они знают нас с Сашей. Они всегда были рядом. Приглядывали за нами, и в трудные минуты, направляли.

     Трактор резко остановился. – Мне сейчас не осознать всё то, что ты рассказываешь, но я постараюсь. Нужно время. Вы с Сашей, будто люди из другого мира. – Стив развернулся в кресле и посмотрел на Поля сидящего на заднем сидении. – Кто вы?

     Поль, рисуя в тетрадке, поднял голову. – Ответить на твой вопрос сможет только Саша. Только она и никто другой.

     – А ты?

     – Я нет. Я не знаю ответа.

     – Это ещё более странно, тем более, что ты её брат. Скажи, что не хочешь мне говорить и я соглашусь.

     – Не скажу. Я и сам уже не уверен, брат ли я ей, или нечто иное. А сейчас просто верь мне.

     – Ладно. Мы едем дальше. – Стив прибавил громкость радио и включил передачу.

     Свет фар ощупывал путь покачиваясь вверх-вниз высвечивая плохо проявляющиеся следы оставленные ранее другой машиной. Может это были следы его самого. Стив предположил, что это возможно, но его настроение не располагало к сколь-нибудь серьёзным размышлениям. Он злился на Поля, на его скрытность и недоговорки, и даже в какой-то момент предположил неправдоподобность рассказов приятеля, но тотчас отказался от таких сомнений вспомнив всё что видел. Следом его накрыла грусть, а потом и безразличие от мысли, что Саша недоступна, что она какая-то иная, и неважно какая именно, и что он, Стив, вряд ли может быть интересен такой девушке. Все эти переживания утомляли. В этот момент боковым зрением он увидел тёмные пятна. Много тёмных пятен. Они двигались справа, наперерез трактору. Пятна! Стив резко затормозил. Машина встала клюнув кабиной вниз.

     – Поль, возьми фонарик. Он позади тебя в зелёном деревянном ящике.

     Поль нашёл ящик и откинул крышку. Сверху лежал тактический фонарик с длинной ручкой и шнурком на конце.

     – Нашёл.

     – Хорошо. Включи его и посвети вправо от нас. Вон туда. – Стив показал пальцем в сторону правой двери.

     Поль посветил. Мощность фонарика позволила высветить стаю волков численностью в восемь хищников остановившуюся примерно в сорока метрах от машины.

     – Куда это они собрались? – Стив взял рацию и начал её настраивать. – Вызываю Хоули. Ребята, ответьте. Говорит Стив.

     Рация зашуршала: – Стив, приветствуем! Когда тебя ждать?

     – Еду. Минут через двадцать сворачиваю к вам. У вас всё хорошо? Стая волков с вашей стороны на запад идёт.

     – Спасибо, Стив. Всё хорошо. Видели эту стаю. Они тут фермера пощипали.

     – Как так?

     – Да не его самого. В птичник пробрались. Пса сторожевого удавили.

     – Ждите. Скоро будем у вас. – Стив выключил рацию.

     – За нами не увяжутся? – Поль продолжал светить фонарём.

     – Запросто могут. Но как поймут, что едем мы туда где они набедокурили, отстанут от нас. Они умные. Второй раз на место преступления нескоро сунутся.

     Трактор повернул направо и проехав пару километров остановился перед воротами.

     – Итак, я на месте. Открывайте. – Рация зашуршала. Ворота лязгнули, противно завизжали и открылись. Открывший их, мужчина, одетый в тулуп и сапоги, махнул рукой, мол: «заезжай». В левой руке он держал ружьё.

     – Выйди. Прогуляйся. – Бросил Стив Полю.

     Ребята спустились на землю.

     – Стив! Приветствую тебя! Давно не появлялся. Как монстр твой? Не подводит? Слышал, ты отпуск взял? Едешь куда?

     – Привет, Клод! – Стив обнял парня выскочившего из двухэтажного строения представляющего собой коробку собранную из блоков – контейнеров. – Привёз вам продуктов, а из оборудования, шланги, фитинги, цепи, тросы и буры. Много там всего. На складе сказали, что отгрузили всё, что было заказано. Ну а дальше едем с другом на север.

     – Понял, шеф. Это хорошо, что всё дали. Когда планируешь вернуться?

     – Я планов не строил. Сложное предприятие мы затеяли. Может месяц в дороге будем, а может и три.

     – Ну ты это, знай, нам без тебя туго придётся.

     – А вы рыбаков или охотников, у кого аэросани есть, попросите. Они везде пройдут пока снег хороший.

     – Если только в крайнем случае. Просят они дорого. Руководство наше со скрипом компенсировать соглашается. От того мы стараемся подальше держаться от этих ребят. Стив, – приятель хлопнул его по плечу, – зови своего друга, чаю попьём. Сильно не задержим.

     Стив позвал Поля и они в сопровождении Клода прошли на кухню расположенную на первом этаже. В помещении было тепло и уютно. Стол, рассчитанный судя по стульям на шесть человек, стоял посередине. В одном конце прямоугольной столовой располагалась плита, раковина, холодильник и стол для готовки. В другом, противоположном, стояли два кресла и небольшой столик между ними.

     – Много вас здесь сейчас?

     – Двое. Я да Шон, тот, что ворота открывал. Весной ещё двое присоединятся.

     Ребята попили настоящего, зернового кофе, что было большой редкостью в этих местах, выгрузили в соседнее помещение ящики и мешки из трактора, и попрощавшись со старателями выехали за ворота. Машина шла легче обычного. Поль это почувствовал.

     – Мне кажется, или в самом деле ехать легче стало?

     Стив усмехнулся. – Как ни как больше пятисот килограмм с борта сняли. Вот от того и легче.

     По радио играл джаз. Поля укачало и он задремал.

     Ему снился остров утопающий в зелени. Светило осеннее солнце, пахло морем. Оно пело и гнало на своих волнах льдины приближающейся зимы. Из чащи появился конь. Его хорошо было видно сверху. Следом за конём, из-под крон деревьев вышел бык, и пройдя в центр полянки, лёг. Послышался лай и к друзьям выбежал пёс, светлого окраса с мелкими чёрными пятнами. Недалеко от того места, на берегу, бегали три девочки подростка, и кидаясь друг в друга комьями морской травы вынесенной волнами на берег, смеялись. Спугнув пригревшихся на солнце нерп, девочки остановились. В их сторону, по берегу, шёл рыбак. В руках он держал корзинку со спелёнутым в одеяльце младенцем. Рыбак подошёл к компании подростков, и теперь можно было разглядеть, что возрастом он был лет за пятьдесят. Он о чём-то спросил девочек, но Поль не расслышал вопрос. Те показали взмахами рук в сторону косы, где на оконечности стоял дальний маяк с лежащей возле него перевёрнутой лодкой. Рыбак этот, поблагодарив подружек, побрёл в сторону ими указанную. А в это же самое время, под островом вскипала лава, усиливающимися ритмичными толчками стремящаяся выплеснуться наружу, и Поль, не видя и не чувствуя этого, просто знал о происходящем. Гранитная плита, на которой покоился островок накалялась, но потребовались тысячелетия прежде чем лава вырвалась, и изливаясь приподняла середину островка подарив ему гору. Гора посередине стала его украшением, но он так и остался островком, затерянным, где-то в далёком ледяном море. Прошли ещё тысячи лет, по островку шёл усталый, потерянный рыбак чудом уцелевший в шторм и прибившийся в утлой лодчонке к оконечности косы представляющей собой длинную, извилистую гряду выступающих из воды валунов. Прошли ещё годы, а может и тысячи лет, и на берегу маленького, затерянного в студёном море островка, бегали и кидались друг в друга комьями морской травы три девочки подростка, а по берегу, в их сторону, шёл рыбак неся в руках корзинку, в которой лежала спелёнутой в одеяльце следующая множественность судеб этого острова, но почему именно этот остров, Поль не знал, и глядя на светлеющее небо видел огромную тень неведомо чем, или кем порождённую. Тень двигалась на восток.

     – Я знаю, что ищет Саша на Земле Баффина, но не помню, говорил ли тебе об этом.

     – Выспался? – Стив обрадовался пробуждению друга.

     – Выспался. И сон был удивительным. Вот я и подумал, что так и не сказал тебе о том кого ищет Саша.

     – Нет. Не говорил.

     – Вот, смотри, – Поль показал приятелю рисунок в тетрадке.

     – Что?! – Стив было засмеялся, но осёкся и посмотрел на Поля. – Скажи, что ты пошутил.

     – Нет.

     – Ты серьёзно? Это не шутка, и ты мне серьёзно говоришь о том, что Саша пошла за этим?! Вот так вот, взяла и пошла? И ты хочешь чтобы я поверил тебе?

     – Можешь мне не верить. Когда мне Саша сказала, что ей надо найти! – Поль сделал ударение на последнем слове, – я возмутился подобной нелепости. Кто сейчас, в наше время, способен верить в существование подобного? Но во всём этом есть одна константа, одно неизменное правило – если Саша верит, значит так и будет.

     – Ты не веришь в это, но веришь Саше? И если она верит в то во что не веришь ты, то ты веришь?

     – Да. И Саша не просто верит. Она знает.

     – Саша, – Стив произнёс имя девушки и замолчал, будто дал имени побыть одному, без других смыслов, звуков и форм. Он молчал, пробуя на вкус, давая тому впитаться в свои чувства.

     – А ведь я даже верю. Странно. Но то время, что я провёл с Сашей, было именно сказочным.

     – Вот видишь? А я так всю жизнь живу. А теперь заводи двигатель. Нам надо ехать дальше.

     – Ну и ну! Когда я его заглушил? Мы же ехали, и я не помню чтобы была остановка. – Стив пребывал в крайнем удивлении осознав, что сам того не ведая остановил трактор и заглушил мотор.

     – Ты его заглушил сразу после моих слов о цели Сашиных поисков. – Поль хмыкнул и похлопал приятеля по плечу. – Ничего. Это только начало.

     Машина бежала резво. Слева и справа начинались и заканчивались перелески и заросли кустарника. Небо прояснялось. Наступающий день обещал быть солнечным, а значит морозным. До города оставалось не так много и было решено, как солнце будет в зените, устроить привал и хорошенько поесть, приготовив еду на горелке. А сейчас Стив, покрутив настройку радио, нашёл канал с короткими новостями и спокойной музыкой, и прибавив громкость, подпевая, вёл трактор вдоль разметочных столбиков. Поль достал свой блокнот, карандаш, и чиркал одному ему понятные линии и фигуры.

     И солнце появилось. Выстрелив из-за горизонта, оно, по зимнему торопливо взбиралось по небосводу, но вовсе не в центр его, а в условное место правее и ниже центра, где траектория его движения будет надломлена, после чего светило начнёт падать в следующую ночь.

     Стив опустил солнцезащитный козырёк и стал вспоминать, куда положил очки, о которых не забыл благодаря маме. – Поль, глянь, пожалуйста, в боковом кармане моего рюкзака. По-моему, очки я положил туда.

     Поль отложил блокнот, взял рюкзак Стива, откинул клапан бокового кармана и увидев футляр достал его.

     Стив посмотрел в зеркало салона. – Да. Они. Спасибо друг.

     Держа в одной руке очки, другой рукой Поль пытался не дать футляру закрыться, но это у него не получилось, футляр, с оставшимися в нём очками щёлкнул крышкой и выскользнув из руки нырнул обратно в карман рюкзака. Поль чертыхнулся, снова сунул руку в карман и, доставая футляр подцепил что-то ещё. Вытащив руку парень обнаружил, что вместе с футляром достал блокнот. Обложка откинулась, и он увидел рисунки. – Вот так да! Стив, откуда у тебя этот блокнот?

     Стив обернулся. – Это не мой. У меня такого не было никогда.

     – Я знаю, что он не твой. Это Сашин блокнот. Вот я и удивился увидев его в твоём рюкзаке.

     – Почему ты уверен, что это её блокнот?

     – Вот. – Поль показал на узоры линий, которые назвать узорами было сложно. – Я знаю эти линии. У каждого такого «узора» дата стоит. Это очень старая и любимая наша с Сашей игра. Она рисует то, о чём думает в данный момент. Казалось бы, получаются каракули какие-то, ну и вообще, со стороны и не понять, что нарисовано, но это совсем не так. На самом деле, ей достаточно начать рисунок, и необязательно его заканчивать. А у меня в блокноте, появляется это начало. Затем мы даты ставим своих рисунков, это для того, чтобы позже можно было вспомнить когда и о чём мы думали. Но вот, если взять Сашины рисунки, ты ничего в них не поймёшь. Почти все они половинчаты, потому что предназначались мне, а мои рисунки чаще всего завершены. Это можно проследить по рисункам с одинаковыми датами. Например, если мы вчера рисовали, даже если и не видели друг друга, даже если находились в разных частях света, и сложить их, то ты увидишь, что незаконченный Сашин, и законченный мой, это один рисунок. Как у нас так получается, никто не знает. Но законченным рисунок будет только если второй дорисовал то, что появилось. Мы не всегда так поступаем. Например, мне иногда и без дорисовывания понятно, что хотела сказать Саша.

     Стив остановил трактор. – У тебя твоя тетрадка с собой?

     – Да. Она всегда со мной.

     – Значит, ты знаешь, о чём думала Саша когда ты на аэросанях ехал в Сент-Антони, а я вёз её туда? – Глаза Стива горели.

     – Конечно. – Поль нашёл в обеих тетрадках рисунки трёхдневной давности.

     – Что там? Можно мне посмотреть? – Стив взял у друга тетрадки. – Вот это да! Но вы же были в сотнях километрах друг от друга! Да и к тому же… Но как такое вообще может быть?!

     – Только соединяясь вместе наши каракули обретают законченную форму. Так всегда. Так мы с Сашей и играем: она рисует, а я дорисовываю, как бы зная что и как надо дорисовать. – Поль забрал блокноты и сидел листая Сашин. – Вот только не пойму, как её блокнот попал в твой рюкзак.

     – Может она случайно сунула его туда?

     – Другого объяснения я не нахожу. – Поль продолжал листать. – Стой! Здесь написано: «Это для Стива». Ого! Это тебе. Вот значит. Саша не просто так тебе его положила. Читай сам. Тебе написано. – Поль протянул руку с Сашиным блокнотом другу.

     Тот взял блокнот и стал читать вслух: «Дорогой Стив, сейчас я уже далеко, и оставляю тебе этот блокнот, где на последних страницах писала о нашей поездке. Надеюсь, тебе будет приятно читать о себе...»

     – Стой! Это тебе написано. Не читай вслух.

     Тот кивнул и продолжил читать молча: «А ещё, последние рисунки могут помочь Полю понять себя. Я намеренно не озвучила их в своих мыслях. Хотела, чтобы он услышал их когда рядом будешь ты, не раньше. Я знаю, Поль обязательно ищет меня. Когда вы увидитесь, дай ему блокнот, он знает что делать. Спасибо тебе, Стив. Ещё, я хотела поблагодарить за помощь. Надеюсь...».

     Поль с нетерпением ждал.

     Прочитав послание Стив повернулся. Он выглядел смущённым.

     – Ну? Чего?

     – Не могу сказать. Это личное. Извини.

     Поль засмеялся. – Мы квиты. Теперь у каждого есть своя тайна.

     – Я переживаю за Сашу. Она осталась без блокнота.

     – Не переживай. У неё, как и у меня, может быть запасной. В крайнем случае, если ей будет что нарисовать, она сделает это на чём угодно другом. Да и потом, – он показал Стиву свой блокнот, – то, что я сегодня рисовал, говорит о том, что и Саша сегодня рисовала. Не бывает так, что один рисует, а другой нет.

     – Значит она жива. Если ты говоришь правду, значит Саша имеет возможность даже рисовать. – Стив облегчённо выдохнул. Его обрадовала эта новость. – А ты когда рисуешь, знаешь что получится?

     – Нет. Не знаю. Я могу предположить, но это догадки, которые не всегда оказываются верными. А вот Саша знает. Она ведёт нас, рисует то, что хочет сказать. Она знает, что рисовать, и ведёт меня.

     – А ты можешь нарисовать что-то типа, что мы ищем её? Чтобы она узнала об этом и ответила?

     – Нет. Инициатива всегда исходит от неё. Я ведомый. Она не услышит моего рисунка, как не услышала бы моих мыслей, которых не может быть без её намерения. И не спрашивай. Я не знаю от чего так происходит. Но, хотя, – Поль выдержал паузу, – бывает, она как будто подслушивает меня, как бы знает о чём я думаю, прислушивается. Я это чувствую, но призвать её не могу. Вот и сейчас я рисовал, и может, она знает об этом, но, наверняка промолчит. – Он снова выдержал паузу. – Может мне хочется так думать, может я ошибаюсь и Саша всегда глуха к моим мыслям.

     – Вы каждый день рисуете?

     – Нет, не каждый. Бывает, по несколько дней не рисуем.

     Стив покачал головой. – Вы замечательные и удивительные, но сейчас нам с тобой надо спешить. – Он завёл двигатель, и трактор покатил вперёд, в сторону города, чтобы затем продолжить свой путь. – Да. И вот ещё что. – Он перевернул страницу Сашиного блокнота. – Для тебя есть послания от неё. Она хочет чтобы ты их увидел, – и передал блокнот другу.

     Стив вёл машину, и увлечённый дорогой не видел реакции Поля на рисунки до этого ему не известные.

     – О, все черти этого мира! Я знаю! Я понял! – вскричал Поль.

     – Ты чего, дружище?

     – Как чего? Мне кажется. Нет. Я уверен! Я понял как так у нас с Сашей всё получается, а что более важно, я понял кто я!

     – Ну и? Расскажешь мне, или как и прочее, оставишь в тайне?

     – Да! Расскажу! – Поль замолчал, и уставившись в окно смотрел вдаль. – Я её второе я. Я существую благодаря её голосу. Она мысленно общается со мной. Как с воображаемым собеседником. Нет! – он вскрикнул и указал пальцем вверх, – не верно. Я не воображаемый собеседник. Я тот, кто всегда рядом. Я без имени, без образа. Понимаешь?

     Стив принял вопрос друга на свой счёт и кивнул. – Примерно.

     – Вспомни себя. Вспомни, как ты рассуждаешь, думаешь. Иногда в твоём воображении есть некий собеседник. Это может быть образ знакомого тебе человека, да так чаще и бывает. Но такой собеседник есть у тебя не всегда. Как правило, самым надёжным, близким, готовым тебя выслушать и ответить, является само твоё существо. Внутреннее. Без условностей и образов извне.

     Стив слушал Поля и вспоминал случаи своих внутренних диалогов. – Верно. Чаще я общаюсь совсем тихо, без обращения к кому-то образному в своём представлении. Как бы, общаюсь с собой.

     – Да! Правильно! – Поль засмеялся. – Вот над чем смеялась та старуха на островке. Вот о чём говорила Флоранс. Они подводили меня к этому знанию. Они готовили меня, и предупреждали: я не друг и не брат Саше. Я нечто большее. Я в её душе.

     – Что ещё за старуха на острове?

     – Баба Лиза. И Флоранс, это она же. – Поль махнул рукой. – Тебе сейчас не понять. Но придёт время, и ты узнаешь.

      Теперь засмеялся Стив. – Ты сейчас говоришь мне то же, что говорили тебе эти старушки? Да?

     Поль хмыкнул. – Верно. Чёрт! – Он посмотрел на приятеля. – Ты верно подметил. Не обижайся на меня. Ты же видишь, я и сам многого не знаю.

     – Ладно тебе, оправдываться. Я иду по той же дороге, по которой и ты, только на несколько шагов позади.

     – Поль повеселел. – Спасибо за понимание.

     – Так ты, как бы это правильней сказать, второе Сашино Я? И при этом материален? – Стив ткнул кулаком в плечо Поля, давая тому понять, что проверил его материальность.

     – Не просто второе Я. Самое близкое. То, что гнездится в самой её душе. Я не эфемерный, воображаемый собеседник. Я, как бы, её внутренний голос.

     – М-да. Вот и объяснение тетрадкам вашим. Она говорит с тобой рисунками. И ей нет надобности их дорисовывать. Ведь она с самого начала знает что в них. Потому и ты можешь их дорисовывать, или не дорисовывать, достаточно лишь глянуть на послание. И именно поэтому ты не можешь быть инициатором.

     – Но бывает же и так, что я отвечаю и она продолжает. Мы как бы ведём диалог. – Попытался оспорить заключение друга Поль.

     – Да. Но только если она уже начала. Начало в ней. Она начинает, пробуждает тебя, и если ей требуется, она ждёт ответа, и спорит с тобой дальше. Как всякий человек, когда ведёт мысленный спор с самим собой. – Стив был доволен своей сообразительностью.

     – Наверное ты прав. – Поль грустно вздохнул.

     – Тебе грустно?! Да это же умопомрачительно! Чёрт побери! Да и как вообще такое может быть?! Кто же вы такие?! Ну ладно, с тобой уже понятно. Хотя, чёрт! Невероятно! Но представить можно. Но Саша. Она то кто?!

     – Не всё сразу, Стив. – Поля успокоило новое знание своей природы. Теперь он начинал лучше понимать себя. Стал ближе к себе. Огорчала его лишь потеря подруги, к которой он испытывал особые чувства.

     – Так ты, получается, узнал о своей этой природе сейчас? Благодаря тем Сашиным рисункам, что она припасла для тебя?

     – Да. Они несколько иносказательные. Рисунки из моих снов. Я не знал как их трактовать. Саша лишь напомнила мне о них, дав понять, что мои сны не являются для неё тайной. Тут-то, мои смутные ощущения, будто все разом заговорили, наперебой стараясь объяснить мне свою суть. – Поль обхватил руками голову. – Ох. Даже голова закружилась.

     Солнце уже пребывало в своём зимнем зените и ребята, заглушив трактор устроили пикник под открытым небом. Они спустили из кабины раскладной столик, два раскладных стула, газовую горелку, термосы и пакет с едой. Приготовив на горелке кашу и подогрев в фольге куски мяса заготовленные мамой Стива, они плотно поели, и сварив кофе, блаженствовали. Стояла морозная погода. Чистое, светло-голубое небо предвещало ещё больший мороз. Со стороны города к ребятам приближалось несколько точек хорошо различимых на светлом фоне.

     – Аэросани. – Стив допил свой кофе и собирал горелку.

     Да, это были аэросани. Три машины. Одна красная с белыми разводами, две другие чёрные с белыми полосами вдоль кузова. Поравнявшись с ребятами машины остановились.

     – Привет, трактористам! – Из кабины красно-белых саней спрыгнул на снег водитель. – Куда, ребята, путь держите?

     – Привет! – Поль со Стивом одновременно поприветствовали встречных. – В Сент-Антони добираемся. А вы? В Стивенвилл?

     – Нет. Мы в Бичес едем.

     – А чего не по заливу? Вроде быстрее чем по суше дугу делать.

     – Не проехать сейчас по заливу. Лёд ветрами сильно поломало. Куски льдин изрядно нагромоздило, и буруны высокие. Там и на вашем монстре не пройти.

     – А идёте откуда?

     – С северо-запада идём. Из Сент-Льюиса.

     Поль насторожился. – По дороге ни кого не встречали?

     Водитель аэросаней хрюкнул от нежданного смеха. – Да что ты, парень? В такую пору, да с таким большим снегом даже охотник от дома своего не отойдёт. Мы за дорогу раз пять медведей встречали, а уж волчьих стай и не сосчитать.

     Стив похлопал Поля по плечу. – Не переживай. С Сашей ничего не может случиться.

     Ребята пожелали встречным лёгкой дороги, попрощались, закинули в кабину горелку, столик и стулья и поехали дальше.

     Солнце стремительно падало на запад. Смеркалось. Вдали, почти на линии горизонта, чуть правее направления движения, еле заметно мерцали огоньки. Спустя час различимыми стали тёмные пятна домов окраины Сент-Антони. На въезде в город Стив остановил машину возле одиноко стоящего дома.

     – Нам сюда.

     Не стуча в дверь Стив открыл её, и войдя в дом махнул Полю рукой, мол: давай. Заходи.

     – Дед Михай, ты дома?

     Послышалось шарканье тапочек по полу. – Ну а как вы думаете, коли дверь не заперта? Или вы, молодые люди, нынче все как один думаете будто лопата просто так дверь подпирает?

     – Да не было там лопаты, – возмутился Стив.

     Старик, появившийся из-за угла засмеялся звонким скрипучим смехом. – А как же ей там быть, ежели я дома?

     – Дед Михай, здравствуйте! Не помните меня? – Поль обрадовался старику, с которым познакомился по пути в Стивенвилл.

     – Ну как не помню? Помню конечно. Вы, ребята, друг за дружкой в последние дни развлекаете меня. Видать, дом мой на оживлённой тропе стоит. – Дед рассмеялся. – Ну, скидывайте одежду да на кухню проходите. Поесть вам надо, поспать, а уж завтра утром и отправитесь дальше. – Старик проследил за тем, чтобы путники сели за стол, поставил тарелки и разлил в них суп. Что это был за суп сразу было и не понять. – Барышня, которую вы ищите, пешком далеко не ушла, а уж тем более вы на транспорте, но не обольщайтесь, она не спешит быть найденной.

     При первых словах деда Поль поперхнулся. – Откуда вы знаете зачем мы здесь и кого ищем? – Он обернулся к Стиву.

     Тот пожал плечами явно удивлённый осведомлённостью деда Михая.

     – Эка вы неразумные. Уж я много лет топчу землю эту. Повидал, да прознал немало. Для меня ваши кривые да витиеватые линии всё равно что прямые. Ты вот, – дед указал пальцем в Поля. – Думаешь, зачем я тебе бутылёк дал? А ты хоть поинтересовался раз, что в нём? Нет. Бросил в рюкзак с мыслью: само образуется.

     – А что там, дед? – Полю стало стыдно. Он совсем забыл о существовании склянки данной ему этим человеком всего несколько дней назад.

     – Остолоп ты, Поль! – Дед рассердился не на шутку. – Вам доброе дело делаешь, а вы окромя как по вершкам прыгать, в суть саму заглянуть не умеете. – Он погладил свою редкую бородку двумя ладонями, причмокнул и сердито зыркнул, сначала на Стива, потом на Поля. – Держи склянку эту возле себя. Склянка эта, гудеть начинает низким тоном всякий раз как в досягаемости зрения твоего дракон оказывается. Гул этот ни с чем не спутаешь, но услышишь его только ты. Так что на приятеля своего не рассчитывай.

     – Вот как?! Вы, значит, тоже в драконов верите? И даже знаете не меньше нашего?

     – Что значит: я знаю? А вы кого ищете, не дракона ли?

     – Мы Сашу ищем, а она…

     – И где ты подвох увидел? – Старик снова начинал сердиться. – Дракон только один. Нет никаких других драконов. Вы и пойдёте по его следу, а ртуть, что в склянке, вам даст знать гулом своим.

     – Но нам до дракона ещё далеко. Нам бы Сашу найти сначала.

     – Вот ты осёл упрямый, и глухой к тому же! По твоему, Саша кто, если не дракон?

     – Как так, дед Михай? Саша, это Саша. Как она драконом быть может? – Поль растерялся от неожиданности такого поворота. – Получается, пузырёк этот на Сашу гудеть будет? И что тогда за дракон такой, за которым она идёт, если она сама им является?

     – Вижу, плохо до тебя доходит, Поль. – Хмыкнул старик. – Что там за дракон, к которому идёт Саша, знает она сама, да я видал. Много путей назад то было. Но найдя его породит она сущность цельную. Сейчас они разлучены, будто две половинки одного. А вот на что это будет похоже, зависит от того как это представляет сама наша девочка.

     Поль какое-то время сидел молча, потом помотал головой и, обхватив её обеими руками, тихо завыл. – Саша. Кто же она такая? Даже я не понимаю.

     – Потому, что ты не веришь.

     – Нет, я верю!

     – Нет. Не веришь. Ты допускаешь, а это не вера. Вера не терпит допущений. Она мертва если в ней нет завершённости. Вот ты, Стив, веришь в дракона Саши? – Старик обратился к другу Поля.

     – Верю, хоть это и не укладывается у меня в голове. И это ваше: «Саша тоже дракон». Да как такое может быть? Чёрт с ним, с самим драконом. Может он и вправду есть, но чтобы Саша… нет.

     – Вот видишь как оно получается: «может он и вправду есть». И это ты называешь верой? Брось. Это не вера. Это допущение возможности, не более того. Вы, ребята, – старик показал пальцем на одного и на второго, – проделаете большой путь, прежде чем поверите. А пока что вы не верите, но лишь хотели бы верить. – Он устало поднялся со стула. – А сейчас вам пора ложиться спать. Я вас разбужу рано утром.

     Как и было обещано, рано утром старик разбудил ребят. Он был зол и ворчал без умолку. Видимо не выспался, или болело что, может, ломило кости как у всякого старика. Покормив их пшённой кашей и пустым чаем, велел убираться и без Саши в следующий раз не попадаться на его глаза.

     Морозное утро сверкало мириадами звёзд. Небосвод в своём великолепии напоминал великосветский бал, излучал энергию и не усугублённое ничем, счастливое существование. Забравшись в кабину трактора, первым делом включили печку, а уж потом завели двигатель.

     – Странный какой-то этот дед Михай. Наговорил сказок. Подозреваю, старческое это у него.

     – Как знать. – Стив крутил колёсико магнитолы в поисках радиостанции. – Но с Сашей он явно перебрал.

     – Вероятно, перепутал. А может, мы его не так поняли?

     – Что ты про ртуть думаешь? Может она гудеть?

     – Нет конечно. Ртуть, это химический элемент. Никакой химический элемент гудеть не будет. Думаю, он выражался иносказательно, имея в виду нечто иное.

     – Значит и здесь мы его не поняли.

     Трактор прогрелся. Свет в окнах дома старика погас. По всей видимости, дед лёг спать дальше.

     – «Без Саши мне на глаза не попадайтесь». – Поль процитировал последние слова старика и вздохнул.

     – Поехали?

     – Поехали.

     Трактор медленно, неохотно, будто разбудили его в неурочный час, развернулся на дороге и взял курс на запад. Как только дорога начнёт забирать левее, в южном направлении, машина возьмёт правее, в северном, и распрощавшись с дорогой пойдёт осваивать дикие, нехоженые пространства.

     

      ***

     

     Дед Михай выпроводил ребят, убрал со стола посуду, выключил свет и подошёл к окну.

     – Не верите вы, ребята. Не верите. Всё для вас сказки. До тех пор, пока огнём не опалит этот мир, вы не поверите. – Старик тихонько ворчал разговаривая с ребятами, которые не могли его слышать. – Не знают ещё они кто рядом с ними. Не знают.

     Трактор развернулся на дороге и медленно поехал вслед ушедшей несколько дней назад Саши.

     – Вот и мне собираться пора.

      А я, наречённая Странницей пространства, в коем нет востока и запада, вышивала дорогу тонкую, из шёлка шагов своих. От маяка до маяка шла я. И читала знаки мне предначертанные. И слушала веру свою. И постигала себя. А мир, мною созданный, музыкой отвечал. И музыка эта силы давала. Таков замысел был.

     

      ***

     

     Вокруг Саши вибрировал и перекатывался по снежным волнам шелест. Были моменты, когда она слышала шорох снежинок мягко ложащихся на своих соплеменников. Этот белый шум абсолютно белого пространства разбавлялся хрустальными нотками, и переливался из холодного голубого в сверкающий жёлтый. Шелест усиливался, дополнялся другими оттенками то ли звука, то ли цвета. Монотонность сменялась переливчатостью. Небо же, сливалось со снегом, и вся эта белая, чистая пустота, без верха и низа, начинала сиять мириадами огоньков.

     – Каждый охотник желает знать… – следующего цвета она не помнила.

     И вот, в этом нечто, без начала и конца, Саша уловила перезвон младших колокольчиков. Один, второй, третий. Звонкие, коротенькие нотки всколыхивали море снежинок. В верхний перезвон младших влился, строго геометрический, звон колокольчиков постарше. Эти голоса раздавались на уровне головы девушки. Они были не так мелодичны и свободны, но их ритмичность упорядочивала какофонию снежного буйства.

     Так незаметно, то ли белый, окружающий девушку мир, подчинял себе музыку, то ли музыка подчиняла обозримое пространство. Саша улыбнулась, узнав в колокольном перезвоне четвёртый концерт Времён года.

     Из под её ног, стряхивая белую пыль, начали взлетать искрящиеся облака, это в мелодию колокольчиков вступили набаты взрослых, тяжёлых, с низким гулом, колоколов.

     Антонио Вивальди был хорош. Буйство колокольного звона порождало вьюгу перемешивающую небо с землёй, а четыре стороны света, кружась в вальсе, сходились в одной точке. Этой точкой была она, Саша. Девушке стало всё равно куда она идёт. Она шла на колокольный звон. Шаг за шагом. Шаг за шагом.

     Снегоступы на Сашиных ногах, становясь на снег, издавали хруст. Так ломались лучики неисчислимого количества снежинок, и лопались кристаллики огоньков. Саша шла и шла вперёд. Уже просто шла. Прошло трое или четверо суток с того утра как она вышла из дома деда Михая, а она всё шла боясь остановиться, не зная как спать, или даже, отдохнуть. В первый же день она, обнаружив, что глаза её горят прожигаемые сиянием солнца и снега, надела очки с почти чёрными стёклами.

     И вот уже солнце торопливо уходило за горизонт и белое пространство посерело освещаемое остатками замешкавшихся лучей света. Лучи, нырнув в снежную мякоть, пару раз отскочили обратно в пространство, и наконец увязли в глубине зимнего покрова. Пришла темнота. Стайки светящихся огоньков остались в памяти сетчаток глаз, а во внешнем мире их сменил монотонно-звенящий чёрным глянцем, мрак.

     Саша уверяла себя, что за эти дни не сомкнула глаз, но как ей было знать о таковой своей способности как сон между шагами. Правда и в том, что она ловила себя на кратких остановках, когда очнувшись от забытья оказывалась стоящей по пояс в снегу. Как проваливалась, она не помнила. Как долго стояла так, не знала. Время терялось, будто шло скачками. Именно проваливаясь, она мгновенно засыпала в удобной устойчивой позе. Не помня момента засыпания, и пробуждаясь так же мгновенно, она не способна была воспринимать эти периоды как сон.

     В очередной раз, провалившись в снег глубже обычного, Саша вздохнула, положила обе лыжные палки на снег, сняла рюкзак и достала из него термос. В нём ещё оставалась пара глотков давно остывшего чая. Чуть глотнув она откусила хлеб с сыром, сложила термос и пакет с оставшимся бутербродом в рюкзак и натянула на уши шапку. Мороз крепчал, и даже сейчас, в чёрном мраке, она видела сверкание кристаллов снега. А может, так сияли кристаллы мороза. Закинув за плечи рюкзак, она продела руки в поводки лыжных палок и стала выбираться из снежного плена. Через несколько минут бесплодных попыток Саша рассердилась, зарычала во весь голос и затрясла головой. Вылезти на поверхность никак не получалось. Палки положенные на снег с лёгкостью проваливались. Выпустив громким рыком приступ злости, она замолчала, и тяжело дыша уселась на дно ямы.

     Ноги и руки перестали слушаться. Сидя каменным изваянием в снежном плену, Саша поняла, что засыпает. Ей хватило сил снять рюкзак, свернуться калачиком, и положив рюкзак поверх себя, пошурудить палками наверху заваливая себя снегом.

     Снег цвета мёда. Рюкзак, прикрывавший девушку от снега, пока та спала, сполз на бок, и проснувшись она обнаружила, что лежит в оледеневшем коконе. Сверху, этот кокон, просвечиваемый лучами солнца был цвета мёда. От неудобной позы её тело ныло. Саша попробовала пошевелить ногами и руками. Ноги и руки слушались. Следующая задача заключалась в необходимости выкарабкаться из этого гнезда и идти дальше. У себя над головой девушка услышала звуки похожие на скрип, будто кто-то шёл по снегу. Она встряхнулась и поспешила встать, что оказалось не таким уж простым делом. Вытолкнув головой образовавшуюся над ней корку снега она смогла выпрямиться, и выглянув из снежной ямы посмотрела по сторонам. В десятке метров от неё шёл человек и с ним несколько собак.

     – Эй! – Саша обрадовалась столь необычному явлению, и закричала, но крик не получился. Беззвучно просипев, она взяла горсть снега, попыталась сбить комок и бросила его в путника. Рыхлый комок разлетелся в пух не долетев до цели. Тогда она наклонилась и подцепила языком снег. Смочив таким образом горло она закричала: – Эй! Товарищ!

     Собаки остановились и повернули морды в её сторону. Остановился и путник. Обернувшись, он смотрел на собак пытаясь по их взглядам определить источник окрика. Вероятно, он смог разглядеть Сашину голову торчащую посреди снежного поля. Девушка увидела как тот развёл руками, а следом услышала и смех.

     – Что смешного вы увидели?

     Путник шёл в её сторону и охал от смеха. – Вы видели себя?

     – Как же я могу себя видеть? – удивилась Саша.

     Путником оказался мужчина, точнее, парень лет двадцати.

     – Чуть позже я нарисую то, что сейчас вижу. Посмеёмся вместе. А сейчас объясните мне: какого дьявола вы здесь делаете?

     – А может сначала вы поможете мне вылезти из этой ямы?

     Парень усмехнулся, и подойдя совсем близко, почти нависнув над Сашей, подал ей руку и, неожиданно для неё самой, поднял её из ямы и поставил на снежный покров. Осмотрев девушку он покачал головой.

     – Вы там спали?

     – Ну конечно. Каждому человеку нужно когда-то спать, – только сейчас, оказавшись вне снежного гнезда, она поняла, что дрожит от холода.

     – Да вы замёрзли. У вас есть горячий чай, или кофе?

     – Есть. Один глоток остался, но уже давно остыл.

     Тот снова покачал головой. – А горелка есть?

     – Нет у меня никакой горелки, – Саша начала злиться. Злилась она не на парня. Злилась с досады на себя.

     – Так. Понятно. Хотя, совсем ничего не понятно, – парень снял рюкзак, развязал ремни и высвободил блестящий цилиндр.

     Цилиндр оказался газовой горелкой. Утрамбовав ногами снег, новый Сашин знакомый установил на плотный снежный пятачок горелку, поджёг газ, а сверху поставил металлическую бутыль похожую на термос.

     – Сейчас, разогрею вам кофе крепкого.

     На запах огня прибежали собаки сопровождающие парня. Это были три лайки, или похожие на эту породу собаки с хвостами закрученными вверх. Те уселись возле хозяина и внимательно рассматривали Сашу.

     Парень подал девушке кружку с горячим кофе. – Рассказывайте.

     Та взяла горячую кружку, и держала её обеими руками, наслаждаясь теплом. – Что рассказывать?

     Парень хмыкнул. – Для начала расскажите, что заставило вас здесь оказаться. Только, – он поднял руку, – не надо сочинять про то как вы заснули дома в тёплой постели и проснулись здесь, в этой снежной берлоге.

     – Ничего я не собираюсь сочинять. – Саша насупилась. – Я иду по делам.

     – Ага. Значит, где-то там у вас дела, – парень махнул рукой, – вы собрались и пошли. Просто дела. Понятно, – он усмехнулся. – А где, если не секрет?

     – Баффинова Земля, – Саша показала рукой в направлении, которое считала верным.

     Парень округлил глаза, произнёс звук «О» и захохотал.

     – Чего же здесь смешного?

     От вопроса девушки он засмеялся с новой силой.

     – Вы меня начинаете злить. Ну почему надо так реагировать на обычные вещи?

     – Обычные вещи?! Вы это называете обычными вещами?!

     – Ну конечно.

     – Девушка, да вы похоже, плохо знаете географию, или того хуже, не с этой планеты.

     – Это почему же?

     Парень успокоился. – Ну, во-первых, у меня заболел живот от смеха, а во-вторых, вы уверены в выбранном направлении?

     – Уверена. У меня есть компас.

     – У вас есть даже компас, – парень смотрел себе под ноги и старался скрыть улыбку. – Вы можете прямо сейчас проверить направление, в котором идёте?

     – А что тут такого? – Саша подняла левую руку. На рукаве куртки красовался компас. Девушка посмотрела на стрелку, встряхнула рукой. При изменении положения руки стрелка не вращалась и указывала на северо-запад.

     – Да у вас компас не рабочий, или стрелка замёрзла, – парень подошёл ближе и постучал пальцем по прибору. – Вы всегда его так носите?

     – Как, так?

     – Вот так вот. На рукаве.

     – Ну да.

     – Носите его под одеждой, ближе к телу. У него стрелка примёрзла к оси и вы, – парень сверился со своим компасом, – идёте на юго-запад.

     – Вот чёрт! – Саша отцепила свой компас от рукава и стала засовывать его за пазуху, во внутренний карман куртки.

     – Ах да, – парень стукнул себя по голове. – Забыл представиться. Меня зовут Иван.

     – Вы русский?

     – Почему вы так решили?

     – Вы произнесли своё имя по-русски. Иначе вы бы сказали – Джон.

     Иван с недоумением посмотрел на девушку. – Может это от того, что мы с вами говорим на русском языке?

     Саша округлила глаза.

     Парень снова рассмеялся. – Вас не удивило, что вы сами разговариваете со мной на русском языке?

     – Я... Я как-то даже не поняла этого.

     Иван пристально смотрел ей в глаза.

     – Вы на меня так смотрите… – Саша засмущалась, и её это злило.

     – Вы удивительный человек, – вздохнул парень. – Откуда вы идёте?

     Девушка задумалась.

     – Как называется та точка из которой вы начали своё, – Иван подбирал слово, – смертельное путешествие?

     Саша не мигая, с вызовом посмотрела на парня. – Из Стивенвилла, а потом из Сент-Антони.

     – Как много нужно прожить жизней, чтобы иметь счастье повстречать такого человека как вы? Поразительно. – Парень сказал это чуть слышно, и подняв глаза снова внимательно стал разглядывать Сашу.

     – Я что, в ваших глазах, диковинка какая-то?

     – Ну нет. Не диковинка. Скорее не из этого мира. Вот к примеру, вы говорите по-русски и даже не знали об этом, вы несколько дней как должны были околеть и лежать бездыханно под слоем снега, однако живы, и вы, так и не сказали мне своего имени.

     – Ах да, – Саша хихикнула. – Меня зовут Саша.

     Иван приподнял одну бровь. – Вы русская?

     – Нет. Ну, хотя, да. Я из Стивенвилла.

     – Русская из канадского города Стивенвилл. Интересно. И так, зачем вы идёте на Баффинову Землю? Вы кого-то ищите? Простите за нескромный вопрос.

     – Да. Ищу.

     – Вы, я надеюсь, знаете сколько вам идти до туда?

     – Примерно. Но мне туда надо и я всё равно туда приду.

     Иван хмыкнул. – Не сомневаюсь. Только хочу вас огорчить, Александра, из почти пяти тысяч километров вы прошли примерно двести, если считать от Сент-Антони. У вас нет питья. Вам нечего есть, и вместо меня вам могли повстречаться белые медведи или полярные волки. Я уже не говорю о направлении, в котором вы идёте. – Он сел на корточки и гладил одну из своих собак. – Как вы собираетесь идти дальше?

     – Просто пойду. Мне не важно как. Я должна найти того кто мне нужен.

     – Какой настрой, – парень вздохнул. – Решено. Я иду с вами.

     Саша икнула от неожиданности. – Вы пойдёте со мной всю дорогу?!

     – Почему и нет? Если, конечно, вы не будете против. Дело в том, что я и так иду сейчас в том направлении собираясь пройти Баффинову Землю по южному берегу.

     – А дальше куда вы идёте?

     – Пойду по северу Канады до Аляски.

     – Ого! – Саша скривила рот. – Я, конечно, не против попутчика, но только если вы не будете мне указывать как идти.

     – О нет! – Парень улыбнулся. – Я уже понял, вам указывать не получится. Но хотя бы помочь я вам могу?

     – Да. Я думаю, вы мне сможете помочь. Я же должна буду кого-то поймать, чтобы не умереть с голоду, а самой охотиться у меня вряд ли получится.

     – Вы удивительная девушка, – Иван покачал головой.

     – Вы уже говорили это.

     – Ну что же, нам пора двигаться дальше, – парень посмотрел на Сашины ноги. – У вас не лучшие снегоступы, но мы что-нибудь придумаем, когда дойдём до материка.

     У самого путешественника снегоступы были много больше Сашиных. Широкие и длинные.

     – А сейчас мы где идём?

     – Сейчас мы идём по льду залива Святого Лаврентия, а вы, если бы не заморозили свой компас, шли бы уже по земле и подходили к первому поселению, и вероятно, мы бы не встретились.

     – Вы путешествуете, или идёте по своим делам?

     – Саша, – Иван улыбнулся, и склонив голову набок, посмотрел на девушку. – На всём белом свете есть только один человек способный в этих краях идти по своим делам. Я, если хотите знать, путешествую. Мне нравится испытывать себя, обогащаться новыми впечатлениями, узнавать мир, но в отличие от вас я беру с собой ружьё и трёх собак. – Он снял свой огромный рюкзак, расстегнул один из множества карманов, достал карту и развернул её. – Так, – он ткнул пальцем, – зайдём вначале сюда, посмотрим, что можно сделать, чтобы облегчить вам дальнейший путь.

     Солнце стремительно стекало за горизонт. Чистое звёздное небо окрасилось цветом индиго. Саша с трудом поспевала за своим новым знакомым. Его огромные снегоступы, в сравнении с её снегоступами, совсем не проваливались в снег, и к тому же умели скользить не хуже лыж. Иван пользовался этим облегчая таким образом себе дорогу.

     Парень остановился. – Сделаем остановку?

     – Зачем?

     – Вы устали. Я быстро иду и вам сложно поспевать за мной.

     – Не стоит переживать за меня, – Саша фыркнула. – Я не торба писаная, чтобы со мной носиться.

     Лицо парня выражало досаду. – Как знаете.

     – Вы лучше скажите куда мы сейчас направляемся.

     – Мы повернули на север, и забираем чуть восточнее, чтобы попасть в городок Хенли Харбор. Очень рассчитываю увидеть там магазин и хоть какой-нибудь отель.

     Часа через четыре утомительной для Саши ходьбы парень остановился и стал снимать рюкзак.

     – Нам надо немного подкрепиться горячим чаем. Вы не против?

     Саша была не против. Несколько минут передышки даже без чая могли стать для неё спасительными.

     – Думаю, часа через два остановиться и заночевать, а завтра днём уже будем в городке.

     – А если не спать, когда мы туда придём?

     – Утром.

     – Тогда я лучше пойду, а вы, как выспитесь, догоните меня.

     Тот выругался, но Саша не расслышала самих слов.

     В Хенли Харбор ребята вошли уже утром, а точнее в девятом часу. Даже Иван с трудом переставлял ноги, что уж говорить о девушке.

     – Вы не человек, – парень смотрел на свою спутницу стоя под уличным фонарём единственной улицы городка. – Человек так не воспринимает усталость. Даже я устал. Я. Крепкий, выносливый мужчина, а вы просто идёте и просто смотрите вперёд. О чём вы сейчас думаете? – Он приблизился к Саше и всматривался в её глаза.

     – Я думаю о вас.

     – Очень своевременно! – парень взмахнул руками. – И что надумали?

     – Подумала, что вы из-за меня очень устали идти всю ночь без отдыха.

     Может и хорошо, что Саша пребывала в своих мыслях и не расслышала потока возмущений Ивана, которые сорвались с его языка. Он взял себя в руки и покачал головой. – Идти всю ночь, новый для меня опыт. А для вас, как я вижу, это норма. Ну да ладно. Сейчас нам надо отыскать магазин и купить всё необходимое.

     Ребята пошли по улице и вскоре подошли к большому приземистому бараку вывеска на стене которого говорила, что это не просто старый неказистый барак, но супермаркет. На двери висело расписание работы. Открывался маркет в одиннадцать часов.

     Прождав два часа они купили почти всё в чём нуждались по мнению Ивана. Сашино участие сводилось к пожиманию плечами на вопросы молодого человека, и редким невразумительным ответам: наверное ей это не нужно, это лишнее, а без этого она легко обойдётся.

     Наконец Иван вышел из себя. – Вам на самом деле всё равно что вы будете есть завтра?

     Саша пожала плечами. – Завтра будет завтра.

     – Ну конечно. Посмотрел бы я на вас не встреть вы меня. – Он злился, и одновременно поражался безразличию девушки к своей судьбе.

     – А я вас не просила встречаться мне на пути.

     – Вот как?! Тогда зачем же вы стали кричать, привлекая моё внимание к себе?

     – Я под снегом услышала шаги и подумала, что это волки или медведи, и поспешила скорее вылезти, но когда увидела человека то сильно удивилась.

     – Удивились чему?

     – Ну, я удивилась, что кто-то здесь может ходить. Здесь же опасно. Запросто можно замёрзнуть или попасться на глаза хищникам.

     Иван оторопел. – Я… Вы… Да вы… Ну нет. Мне это снится. Значит, вам можно здесь ходить, а кому другому – смертельно опасно? Так?

     Саша засмущалась. – Я не хотела вас обидеть. Я… Я уже встречала медведей. От них нельзя спастись. Даже с вашим ружьём, – она кивнула в сторону рюкзака парня, к которому было приторочено оружие, – но когда медведи вас окружают, вы ничего не сможете сделать.

     – Вы встречали медведей?! Иии… Ноо…

     Девушка засмеялась. – Я что-то стала говорить, а потом кричать, я не помню, но они разбежались.

     Иван замер и смотрел на Сашу. – Скажите, у меня есть шанс узнать тайну вашего существования? Извините, других слов не нашёл.

     Саша нахмурилась. – У вас нет шанса, если он зависит от моего ответа. Но если вы будете хотеть узнать обо мне невзирая на сказанное мною – шанс есть. И не обольщайтесь. Узнанное вам не понравится.

     – Там, где вы жили, у вас есть друзья?

     – Есть друг.

     – Он знает куда вы отправились?

     – Знает.

     – И что же, он вот так вот просто отпустил вас?

     – Я его и не спрашивала. В то время он был далеко отсюда, а сейчас пытается найти меня. Он очень переживает.

     – Вы не хотели бы дождаться его, встретиться и идти вместе, если уж так уверены, что он вас ищет?

     – Нет. Не хотела бы. Я должна дойти одна. Мне не нужна ничья помощь.

     Иван покачал головой. – Я вас не понимаю.

     Саша устало взмахнула рукой. – Нам пора идти.

     – Да. Вы правы.

     Ребята вышли из магазина. Свернув с улицы на боковую, не чищенную от снега, дорожку, они увидели автомастерскую, в которой ремонтировалось всё что угодно, от лодок до вездеходов. Чего здесь не было, так это привычных городских машин. В мастерской её новый попутчик договорился с рабочими о переделке Сашиных снегоступов. В планах было немного расширить их и существенно удлинить. Здесь же им подсказали как найти небольшой отель, единственный в этом городишке, в котором можно было переночевать и даже приготовить себе еду на находящейся в отеле кухне. Никаких кафе или столовых в Хенли Харборе не существовало.

     Расположившись в двух комнатках отеля, за символическую, по меркам нормального города, плату, Иван в сопровождении девушки, отнёс в мастерскую её снегоступы и через час те были готовы. Вернувшись в отель уже ближе к вечеру ребята разошлись по комнатам и отдыхали. Парень, переживший за эти два неполных дня, несколько потрясений, пребывал в состоянии далёком от душевного равновесия. Эта девушка, Саша, казалось, провела пальцами сразу по всем струнам его души. Он не находил себе места.

     Саша же, приняв душ, легла спать.

     Сон был не самым хорошим. Не тем, который, пробудившись, стараешься довспоминать и не забыть. Нет. Саша не помнила содержания сна, но настроение казалось ей не утренним. Злость на себя за всё на свете. Разочарование в своих поступках. Желание швырнуть компас в стену комнаты… Ей было почти нехорошо, и лучшим выходом из этого треклятого состояния она видела побег. Прямо сейчас. Убежать, никого не стесняя, не привязывая к себе, не обременяя и не заставляя волноваться и переживать за себя. Об Иване она вспомнила закидывая рюкзак на плечи. Вспомнила и отмахнулась с чувством сожаления. Не посмотрев на часы, она выскочила из отеля в темноту ночи, глянула на компас, стрелка которого исправно дрожала и покачивалась, Саша пошла строго на север. В тишине улицы снег громко хрустел под её ногами.

     Но город неожиданно быстро закончился, и вокруг девушки разлилась так привычная ей белая равнина, покрытая темнотой чёрного неба. Саша вспомнила, что не положила в рюкзак термос с чаем, который ей приготовил Иван, и не закрыла дверь комнаты, а ещё, она не знала, который сейчас час, но все эти забывчивости не огорчали её. Она просто шла. Шла легко. Свободно.

     Справа от Саши чернота неба изгибалась и изменяла тон. Горизонт окрашивался в цвет индиго. Девушка попыталась насвистывать мелодию, но усиливающийся мороз заставил её закрыть рот и нос шарфом и затянуть потуже шнурок капюшона. Прошло уже несколько часов как она вышла из городка, и, периодически сверяясь с компасом, который теперь лежал у неё во внутреннем кармане куртки, уверенно шла на север. Гнетущее Сашу настроение давно и незаметно для неё самой сменилось настроением задорным. Может тому причиной был крепчающий мороз и хруст свежего снега, а может осознание, что она одна, без подсказок и покровительства из вне, приближается к своей цели, пусть даже до цели ещё многие и многие сотни и даже тысячи километров.

     Впереди мелькнула тень. Может, показалось, но, через секунду, снова, в том же месте, и ещё одна. Саша, всматриваясь в тёмно-серую даль, хмыкнула, предположив, что это может быть что угодно, камень, или куст занесённый снегом. Но теней становилось больше. Девушка остановилась. Внимательно, стоя на месте, она вглядывалась вдаль, стараясь уловить движения. Тени двигались. Четыре, или пять. Может шесть. И приближались.

     – Волки, – сказала девушка вслух. – И не холодно же им на таком морозе.

     Да, это были волки. Окружая Сашу они подходили всё ближе. Шесть. Она обернулась, пересчитала. Шесть, может даже и семь. Кольцо сузилось. Полярные, насколько она могла разглядеть, и, не уверенная в своих знаниях дикой природы, махнула рукой. Кольцо хищников сузилось ещё. Волки сели, и не моргая смотрели на девушку. Саша подняла руки к небу и закружилась на одном месте. Она кружилась, то опуская руки параллельно земле, то поднимая вверх, попыталась насвистывать мелодию, но с сухих замёрзших губ срывалось лишь сипение, тогда она, хихикнув, стала ля-лякать первую пришедшую в голову мелодию.

     – Саша, не двигайся!

     Прозвучал выстрел, второй, третий. Волки повскакивали и побежали в разные стороны. Убежавшие дальше других, останавливались, и задрав головы, взвывали. К Саше бежал запыхавшийся Иван.

     – Джон, что ты наделал?! Зачем ты стрелял?!

     Парень остановился. – Джон? Ты перешла на английский? Да что тут, чёрт побери, вообще происходит?! – Он озирался по сторонам и вскидывал руки. – Ты хоть понимаешь, что была на волосок от смерти? Понимаешь?! Или у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Что с тобой такое?

     – Успокойся, Джон. Всё хорошо. С чего ты решил, что мне угрожает опасность? – Девушка недоумевала. Она никак не могла взять в толк, почему он, этот Джон, всюду видит опасности.

     Парень снял рюкзак, и поставив его на снег, сел. – Ты эгоистичная, сумасбродная девица. Я почти двадцать километров бежал за тобой. Я испугался. Да тебе и не понять, как я испугался за тебя! – он почти кричал в упор смотря на Сашу. – А когда увидел тебя, окружённую стаей волков… Да я… Я чуть с ума не сошёл. Опоздай я хоть на мгновение и они тебя… Нет. Мне страшно такое представить, – он закрыл лицо руками и судорожно выдохнул.

     Саша сначала улыбнулась, но улыбка быстро погасла, и в её глазах появилось сострадание. Она подошла совсем близко к Джону и села на снег. – Прости. Я совсем не думала, что кто-то может так бояться за меня.

     Парень устало сел на рюкзак, и смотрел куда-то в сторону, в темноту. – Она не взяла ни термос с чаем, ни поесть. Ушла с пустым рюкзаком. Я, как только осознал каким опасностям подвергается эта девушка, ни секунды не думал. Побросал всё к себе в рюкзак и думал только об одном: успеть. Я бежал не поднимая глаз. Бежал по следам этой девушки-волчонка, и когда увидел её, кружащуюся посреди стаи волков, сказал себе: «больше я никогда, никогда не отпущу её».

     Джон говорил о Саше.

     – Тебе придётся отпустить меня. Не сейчас. Потом, когда я почти дойду до цели. Туда я должна прийти одна. Это важно. – Саша дотронулась рукой до колена Джона. – А сейчас не отпускай меня.

     Парень поднял глаза и посмотрел на девушку.

     Саша почерпнула рукавицей снег, и поднеся руку ко рту слизывала его.

     – Ты хочешь пить?

     Она отмахнулась. – Оставь чай на потом. Сейчас мне хочется только снега.

     Ребята шли дальше на север. Справа от них взошло солнце, и уже скрылось за их спинами. Снова пришла темнота когда Джон предложил остановиться на отдых.

     Саша не с первого раза услышала предложение парня. Пребывая в своих мыслях она вопросительно акнула когда Джон повторил предложение остановиться.

     – Ты такая задумчивая.

     Саша, вынырнув взглядом из глубин своих мыслей, проговорила: – я вспомнила, в какой момент мы перешли на «ты».

     – Нуу, – Джон улыбнулся, – это когда я прокричал чтобы ты не шевелилась, увидев тебя окружённую волками. А позже так и не спросил, согласна ли ты на подобное обращение.

     Саша повела плечами. – Я не против. Тем более что сама обратилась к тебе на «ты».

     – Скажи, а как ты так перешла с русского на английский? Что на одном языке, что на другом, ты разговариваешь не задумываясь, как на родном. Кто же ты по национальности?

     Саша пожала плечами. – Я родилась в Стивенвилле, а до этого была русской.

     – Это как же так? Получается, сейчас ты Канадка?

     – Ну да.

     – А как же тогда ты была русской?

     – Ну так это в прошлой жизни. У меня много их было. Тебе не понять.

     Джон с недоверием посмотрел на Сашу.

     Девушка грызла яблоко. – Где твои собаки?

     – За них не беспокойся. Они учуяли что-то для себя интересное, но скоро вернутся.

     – Собаки твои, или увязались следом?

     – Мои. Всегда их с собой беру. В этих краях без собак опасно.

     – Чем же тебе помогут лайки против волков?

     Джона повеселил вопрос Саши. – Это не лайки. Порода специальная, натасканная на волков, и даже на медведя пойдут. Странно было наблюдать как они на тебя отреагировали.

     – Что странного? Я им понравилась.

     – Это и странно. Мне их даже не пришлось останавливать. Ты им была чем-то интересна. Они будто слушали тебя. Никогда ничего подобного не видел.

     Саша обгрызла сердцевину яблока, бросила её в снег и достала блокнот.

     Джон присмотрелся к девушке. Та сосредоточенно рисовала периодически дуя на руки, которые замерзали. – Решила порисовать на морозе?

     – Ага, – Саша бросила взгляд на парня, и проворно убрала блокнот в рюкзак.

     Из темноты вынырнули три тени и остановились в метре от девушки. Одна из собак подошла вплотную и положила морду ей на колени.

     – Вот так да! – Джон покачал головой.

     Саша улыбнулась и погладила пса. – Они хотят узнать меня получше.

     – Я их хорошо понимаю.

     К ночи мороз ослаб. Поднялся ветер, а темнота, из-за отсутствия звёзд и луны, была чернее обычного. Ребятам предстояло решить, идут они дальше, или готовятся переночевать на месте. По крайней мере так думал Джон, и хотел было спросить Сашу о её намерениях, но девушка уже закидывала рюкзак за плечи ясно показывая желание идти. Джон вздохнул и вслед за Сашей засобирался в дорогу.

     Поначалу шлось легко. Снег лежал плотной коркой, а долгий пологий спуск к заливу облегчал движение. Ребята подняли зацепы снегоступов и те вели себя наподобие лыж. Делая вдвое меньше шагов путники, отталкиваясь палками, больше скользили вперёд преодолевая милю за милей. Собаки бежали рядом держась ближе к Саше. К полуночи ребята обратили внимание на ландшафт. Тут и там им стали попадаться ледовые изломы. Дорога пошла по льду залива. Ветер крепчал. Пошёл снег. Джон окликнул девушку и остановился старательно всматриваясь в чёрную даль. Наконец, он поднял левую руку показывая на вздыбившийся ледовый излом в двух метрах от них.

     – Сюда. И псов, – парень говорил отрывисто. – Быстро! Всем сюда! – Он снял рюкзак, сел, прислонившись спиной к торчащей вертикально льдине. Убедившись, что все его послушали и сели, как и он сам, Джон расстегнул нижнее отделение рюкзака и достал цилиндр плотно стянутого ремнями брезента. Ещё раз глянув назад, за льдину прикрывающую их, он развернул брезент и набросил его сверху, сразу на Сашу, себя и собак. На немой вопрос девушки он ответил: – снежный заряд. Готовьтесь, сейчас нас занесёт выше голов.

     Крепчающий ветер из монотонного превратился в резкий, порывистый, будто кто-то, не имеющий отношения к музыке взял в руки виолончель и рвал струны, а те гудели, выли и рвались. Следующей жертвой стал саксофон, из которого пытались выдуть музыку, но порождали лишь сиплые, затянутые звуки. Брезент тяжелел всё плотнее охватывая тела ребят и трёх собак. Что-то трещало, то ли под, то ли позади. Стихия музицировала минут десять. И вдруг всё стихло. Все звуки в один миг покинули это место оставив после себя неправдоподобную тишину.

     Джон встал с трудом приподнимая верхний край брезента. Посыпался снег, а затем, встав на ноги и оглядевшись, ребята увидели масштаб совершившегося: всё окружающее их пространство накрыло единым сугробом будто спустившимся с неба. Это новое, вдвое более сверкающее чистотой, и пахнущее свежестью покрывало, разительно отличалось от уставшего, заросшего коркой наста, снега прошлого дня. С большими предосторожностями и не без усилий они освободились из плена, разгребая снег в разные стороны, собрали брезент и выбрались наружу. Теперь им предстояло сравнить лёгкость пути до прошедшего сквозь них снежного заряда с адски сложной дорогой по толще рыхлого, всклокоченного буйством стихии, снежного изобилия. Ноги, с лёгкостью уходили в глубину до колен и больше, а собаки не могли идти и вовсе. На счастье ребят температура повышалась и это давало надежду на скорое оседание, и как следствие, уплотнение снежной массы. А пока они продолжили свой путь отсчитывая каждый час по километру. К рассвету, незаметно для уставших путников, идти становилось всё легче.

     Тридцать с лишним дней, двигаясь по льду залива, и выходя на берег северо-восточной оконечности континентальной Канады, с целью зайти в очередное поселение или небольшой городок, ребята шли до безымянного северного мыса, за которым начинался Гудзонов пролив скрывающий за собой Баффинову Землю. Здесь, на мысе, приютился еле приметный посёлок Киллиник. Частью континента эту оконечность мыса называть не следовало, так как посёлок стоял на острове Киллинек, но нитка воды отрезающая остров от материка была сугубо символической и выглядела хоть сколько-нибудь водной преградой лишь месяц в году, а в остальное время снег накрывал и воду и землю. Всё едино.

     Тридцать с лишним раз над белым миром вспыхивало солнце, и со скоростью спринтера скрывалось за горизонт. Саша спать не хотела. Она отказывалась спать. Она не спала по трое суток. Джон выбивался из сил, задавая себе один только вопрос: – что заставляет его так жертвовать своей жизнью? А псы при любом удобном случае смотрели на Сашу ища в её глазах ответы на свои вопросы, и Джон, наблюдая за своими собаками, следовал за их взглядами и всматривался в иногда синие, а иногда зелёные глаза удивительно странной девушки.

     Большую часть пути ребята молчали переговариваясь лишь по делу. После того снежного заряда, бывало, Джон останавливался и оборачиваясь назад вглядывался и вслушивался в пройденные километры, а Саша, нет-нет да доставала из рюкзака блокнот и что-то рисовала ничего не объясняя Джону.

     Как таковой, Киллиник не был даже посёлком. Это место использовали охотники и рыболовы для краткого отдыха. Несколько сильно пострадавших от времени бараков, да жилой дом обнесённый высоким крепким забором. Кто жил в доме, ребята так и не узнали. Дом, как и сам участок, был закрыт. В одном из бараков нашёлся запас мороженной рыбы да печурка. Ребята растопили печь сухой травой, наломали веток кустарника запасённого кем-то, отварили рыбу и вскипятили чай.

     – Отсюда, прямиком через залив пойдём, а там и Баффинова Земля. Километров двести ещё. Если повезёт, пройдём через пару городишек. А если мы пойдём кратчайшим путём, строго на север, то шагать нам без пополнения провизии.

     – Нам? – Саша вскинула голову и глянула на Джона. – Туда я одна пойду. Ты забыл?

     Джон поджал губы. – Это опасно. Кроме диких зверей в этих местах можно встретить охотников, а среди них люди с разными намерениями встречаются. Я не знаю в чём заключается твой фокус заставлять собак слушать тебя, но с людьми это не пройдёт. – Парень помешивал ложкой в котелке с рыбой, стоящем на печке буржуйке. – Хочу тебя огорчить: последние две недели за нами кто-то увязался. Держатся на расстоянии. Я слышал звук мотора. Может аэросани, а может вездеход. Меня беспокоит такое внимание. Я не смогу отпустить тебя одну.

     – Наверное, это мои друзья. Если это так, они правильно делают, что держатся от меня на расстоянии. Знают, я не терплю когда дышат в затылок заботой обо мне.

     – Странная ты. У тебя есть друзья, которые за тебя переживают и готовы идти ради тебя на край света, но ты упорно идёшь одна.

     – Ничего я не странная, – Саша задумчиво посмотрела на Джона. – Когда-нибудь ты признаешь это.

     Ребята подкрепились варёной рыбой и горячим чаем и вышли на улицу. Так никого и не встретив они миновали это молчаливое место и продолжили свой путь на север. Дней десять они шли по льду Гудзонова пролива, иногда останавливаясь на отдых и сон. Спали по ночам зарываясь в снег. На дно ямы укладывали брезент, поверх, спальный мешок, в который и забирались, предварительно нагребая на себя как можно больше снега. Собаки спали сверху, вокруг человеческой берлоги.

     И вот, когда рельеф перестал быть плоским, и стали попадаться первые кусты и сухие верхушки травы торчащие из-под снега, Джон сверился по карте и сказал, что они вступили на Баффинову землю. Ему предстоял тяжёлый выбор. Либо отпустить Сашу и пойти одному, южным берегом на запад, либо… И это «либо» не было правильным. Джон это понимал. Просто не оставить девушку, и невзирая на её категорическое «против» идти с ней? Урезонить её? Уговорить? Связать, и взвалив на плечо нести на себе? Или… Отпустить и следовать на расстоянии таком, чтобы не быть помехой, как те её друзья, что едут позади на почтительном расстоянии?

     «Вот загадка, – думал Джон. – Как Саша знает, что их преследуют именно её друзья? И как они знают куда она идёт? Следы быстро заметает, и на таком расстоянии от Саши снег не читаем». В последние пару недель Джон нет-нет да задавал себе эти вопросы, и он был уверен, придёт время и он получит ответы, а сейчас предстояло принять правильное решение. И Джон думал.

     Очередная ночь, редкая, среди всех прочих, когда нестерпимая боль в ногах начинала отражаться во взгляде девушки, а её руки отказывались подниматься и держать палки, наступала. Джон уже немного изучил свою спутницу и знал, что сегодня они будут вынуждены спать.

     Он усмехнулся: «Вынуждены спать».

     Да. Он удивлялся. Саша открывала перед ним мир невозможностей и преодолений. И нет. Говорить о преодолениях в отношении этой девушки было нелепо. Она не преодолевала. Она шла. Шла так, будто выбором у неё было, сделать шаг или перестать быть. И она делала шаг. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Две, или три тысячи километров сделала Саша шагами своих ног, и делала ещё. И спала – механически. Внутри этого хрупкого создания вибрировал стержень, и никакой Джон не обладал даже приблизительно чем-то похожим. Парень был вымотан и истощён до крайнего состояния, а Саша просто шла. И мог ли он покуситься на её волю, если даже своя была захвачена волей девушки? Он всё отчётливее понимал: дальше Саша пойдёт одна.

     Ночь выдалась звёздной. Девушка налила из термоса чай и, обхватив кружку двумя руками, отпивала из неё, и не торопилась, согревая замёрзшие пальцы. Джон вскарабкался на холм в нескольких метрах от стоянки и всматривался вдаль поворачиваясь то в одну сторону, то в другую.

     – Медведь! – Он сбежал с холма и отстёгивал от рюкзака ружьё. – Не совсем уверен, но тень большая, – парень осмотрелся. – И псы, как назло, запропастились куда-то.

     Саша поставила кружку на снег, встала, и повернувшись в направлении указанном Джоном, стала смотреть.

     Это был медведь, и он шёл на них.

     – Где эти чёртовы собаки? – Джон нервничал, хоть и держал в руках ружьё.

     Саша же, больше никуда не глядя, и не обращая никакого внимания на слова парня, пошла в направлении приближающегося животного.

     – Стой! Куда ты, безумная?! – Джон испугался.

     Та, не оборачиваясь, подняла руку, показывая ему успокоиться.

     Медведь был уже в каких-то десяти метрах от стоянки, а девушка подходила к нему всё ближе и ближе.

     Её жест остановил парня, и тот будто оглушённый, стоял на месте так и не подняв оружие.

     Когда до медведя оставалась пара шагов, Саша вдруг просто села в снег и поджала колени к животу. Медведь рядом с девушкой казался огромным. Он остановился, шумно понюхал воздух, поводил носом, открыл пасть, фыркнул, переставил лапами влево, вправо и сделал несколько шагов подойдя вплотную к Саше. Та протянула руку к его морде и дотронулась до носа. Зверь заурчал и лёг. Его глаза оказались напротив глаз девушки. Хищник и человек смотрели друг другу в глаза.

     Прошла, может быть минута, а может и другое какое время. Саша встала и пошла в сторону стоянки. Встал и медведь, и пошёл следом. Не глядя на Джона, не допуская вообще какой-либо возможности его существования, девушка подошла к своему рюкзаку, открыла его, достала оттуда завёрнутую в бумагу рыбину, и дождавшись когда медведь подойдёт поближе, протянула в его сторону обе руки на ладонях которых держала угощение. Медведь чуть заметно кивнул, и открыв пасть, осторожно подобрал рыбу с рук девушки. Развернувшись, держа угощение в пасти, переваливаясь с боку на бок, он неторопливо пошёл туда, откуда пришёл. Пройдя несколько метров медведь повернулся мордой к ребятам и сел.

     – Я ухожу, а ты идёшь своей дорогой, – слова Саши разрезали тишину мыслей Джона.

     Он вздрогнул и посмотрел на девушку. – Я не могу поверить. Этот зверь с лёгкостью растерзал бы нас обоих.

     Саша вздохнула. – В этом и беда. Ты не умеешь верить, потому что никогда не позволял себе верить. Ты боялся. Вера для тебя, это что-то шаткое, ненадёжное. – Саша начинала говорить громче. – Вы, люди, опираетесь на числа, хотя и их не понимаете. Весь ваш мир, это числа. Вы даже вселенную вдоль и поперёк пересчитали. Так и живёте в монохромном мире реальности. – Тембр Сашиного голоса стал низким и упругим будто струя воздуха вылетающая под давлением. – У тебя, – она подняла руку и указала на Джона, – есть глаза и уши, и ты даже умеешь мыслить, но вопреки всему не знаешь и малой толики того, что преподнесено тебе в дар самой жизнью. Ты, даже сейчас, не способен принять увиденное. Несчастный, выросший на сказках, ты веришь только математике. Твоя математика всюду, у тебя в карманах, где звенят монеты, перед тобой и даже на твоих ногах. Воздух ты описываешь числами, остаток своей жизни, количество друзей… всюду числа. – Саша сделала шаг назад. – И вот я. Но я не сказочная, но и не реальная, с точки зрения вашей математики. Я та, в которую надо верить. Ты всё видел сам. Видел и не веришь. Также и со всем остальным. – Она сделала ещё один шаг назад. – А если я скажу, что иду найти дракона? Ты скорее примешь меня за помешанную, чем поверишь в реальность моего намерения. Так зачем мне идти рядом с тобой? Я пойду с ним, – Саша махнула рукой в сторону медведя, так и сидящего на одном месте. – В его глазах я прочитала веру. Его мир не замутнён. В его мире нет разделения на реальность и сказку. Он просто видит всё. – Она вздохнула. – Можешь остаться и ждать тех двоих. Они, как и ты, не верят, но сильно боятся за меня. Да вам бы всем за себя бояться надо. Это у вас всюду опасности. Вы слабы. У вас есть верх и низ и вы можете упасть. У вас есть время пожирающее ваши жизни. Вы вечно боитесь что-то потерять, а потому, боитесь находить. И вот что, – она оглянулась на парня, – я сделаю вас неделимыми. Медведь и ты. Каждый продолжит жить своей жизнью, но тебе дано будет видеть мир глазами его души. Случится это не сразу. Должно пройти твоё время, и наступит безбрежность мира медведя. – Саша повернулась, взяла рюкзак и пошла в сторону сидящего на снегу животного. Тот встал, и ковыляя, пошёл рядом с ней.

     Джон стоял и смотрел в темноту, в которой скрылись девушка и медведь.

     «Дракон?! Она ищет дракона?! Она же и есть – дракон! Это она и есть! Боже! А меня она зачем сделала медведем? Но сделала ли? Вот же я. Стою и смотрю как она и её медведь уходят в эту чёртову даль. Ах, да! Она сказала про время, что должно пройти. С той целью, чтобы я понял». – Он обхватил голову руками и сел на снег.

     Его глаза закрылись. Темнота. И в этой темноте, в пустом нечто, стали проявляться мерцающие огоньки. Их становилось больше. Они увеличивались, разгорались, и приближаясь вдруг рассыпались на множества себе подобных. Одни сияли, другие отражали свет, вращаясь вокруг сияющих. Подобных скоплений становилось всё больше и больше. Сам Джон, будто парил среди них, вплывая в одно скопление он проплывал сквозь и покидал его, а затем снова всё повторялось, и вот следующее скопление. Но они закончились. Наступила великая пустота, которая, казалось, уже никогда не закончится, но нет. Откуда-то, из-за горизонта его видения вновь начинали мерцать огоньки подобные искрам. Пустота кажущаяся нескончаемой, пожравшей его самого без остатка, вдруг оказывалась неизмеримым пространством наполненным смыслом. Странные, не имеющие чётких очертаний, сияющие сгустки, появившиеся из неоткуда окружили Джона, и следом за их появлением зазвучала музыка. И эта музыка не была обычной. Её звучание раскрашивало всё вокруг. Вырисовывало контуры, пока ещё невнятные. Джон вздрогнул. Перед ним стоял белый медведь. К облегчению парня медведь исчез. Следом, много дальше от себя он увидел пару оленей. Те тянули за собой сани. Рядом шли несколько человек. Удивило то, что все они обернулись увидев его, и помахали руками. Олени остановились. И вот уже он сам, каким-то невероятным образом, стоит возле саней, ещё мгновение и он помогает поднять на сани, непонятно каким образом здесь оказавшийся, и для чего могущий быть нужным, сложенный из камней верх колодца. Ещё не успев подумать об этом Джон вдруг обнаруживает, что колодец уже на санях. Северные люди похожие на эскимосов, в одеждах из шкур, кладут в сани такое же непонятное, сильно старое ведро, ковш, о чём-то между собой переговариваются на непонятном языке. Вдруг один из них хлопает себя по карману, суёт руку, и достаёт моток проволоки, и этот моток так же кладёт на сани. Картинка резко меняется. Джон стоит перед качающейся корзинкой и кладёт в неё неизвестно как оказавшуюся в его руках цепочку с подвешенным к ней камушком красного цвета. Камушек сияет тысячами огоньков ослепляя глаза.

     Из глаз парня потекли слёзы. Плакал ли он? Он не смог бы вспомнить когда последний раз плакал. Разве что, когда был совсем ребёнком. Но сейчас по его щекам текли слёзы. Нет. Сейчас он был потрясён словами девушки. Она, эта хрупкая странница, сделала с ним невероятное, но что именно, Джон ещё не мог себе объяснить. Он лишь понимал – что-то изменилось.

     Вырыв яму в снегу, парень забрался в спальный мешок, нагрёб на себя снег и заснул. Разбудил его собачий лай. Светило солнце. Джон выбрался на поверхность. Пока он возился с горелкой, и готовил еду три собаки сидели и в упор рассматривали своего хозяина.

     Прожевав бутерброд парень обратился к псам: – Чего лаяли?

     Но те, будто ледяные изваяния с остекленевшими глазами, были неподвижны. Наконец, один из псов встал, шумно выдохнул, фыркнул, и пошёл прочь от остальных. Встали и двое оставшихся, и припустили за первым. Джон ещё какое-то время наблюдал три чёрных пятна на белом фоне. Пятна становились меньше и меньше, и наконец перестали быть различимы.

     Собрав вещи, он закинул за спину рюкзак и пошёл туда, где скрылись его псы, а ещё раньше и девушка с медведем.

     Что такого должно произойти с человеком, чтобы он увидел себя во вселенной? Какие слова способны изменить зрение? Какие поступки одного могут заставить другого испытать экстаз открытия? Какого открытия? Всех. Одного за другим. Шаг за шагом. Важно понять: сейчас перед тобой океан возможностей. Начни и уже не остановишься. Начни, и падающее яблоко окажется не таким уж обычным явлением. Но что делать если ты уже потерял человека? Идти за ним понурив голову? Нет. Верить.

     Джон шёл вперёд. Один. Темнота нагнала его сразу со всех сторон, и он шёл в темноте. Просто шёл и считал шаги. Он поверил, и вместе с тем, сопротивлялся вере. Он был против, и не мог смириться с разрушением своего привычного мира. Всё его восприятие, все знания, мнения всех людей населяющих его мир, всё это страстно восставало против веры вообще.

     Псы не возвращались. Они ушли за девушкой. Джон уже понимал это. Его псы, как и медведь, поверили этой страннице. Она была интересна им. Их свободное от рамок и штампов мироощущение позволяло воспринимать мир в любом проявлении, и они как дети, удивлялись и впитывали и верили. Без условностей. Не деля на сказку и реальность.

     Джон не зарывался в снег. Не ложился спать. Сейчас он был слабым как никогда в своей жизни. Старое разрушенное ещё не давало новому занять своё место, и эта пустота не обладала ни стремлением, ни волей. И может быть, он мог переставлять ноги лишь потому, что земля крутилась именно так, что идти на север было легче чем в любом другом направлении.

     И Джон шёл. Который это был день, он не знал. Вместе с солнцем, в тот день пришёл и снегопад. Густой как молочная пена. Снежинки, просвечиваемые лучами солнца, окрашивались в цвета мёда, и с шуршанием и чуть хрустальным переливом заканчивали своё неторопливое падение ложась одна на другую. Парень шёл, будто вдавливая себя в стену, но она, эта стена, оставалась для него непреодолённой, будто многокилометровой, непроходящей.

     В какой-то момент перед слипшимися от снега глазами Джона мелькнула тень. Он остановился уловив чей-то вздох. Снежная стена перед его лицом разверзлась. Из белой пелены проявилась огромная морда, пасть которой изрыгала густые клубы пара.

     Джон засмеялся. – Ты пришёл. Ты услышал Странницу, и пришёл завершить ею задуманное. – Он протянул руку, дотронулся до носа чудовища, провёл рукой дальше по чешуйкам цвета каменного угля, посмотрел в огромные глаза, вздохнул. – Я ещё буду нужен ей.

     Голова чудовища чуть опустилась, глаза медленно закрылись и открылись. Джон снова протянул руку и положил ладонь на одну из чешуек морды. Она не была тёплой, как и не была холодной, величиной с ладонь Джона.

     Парень подумал о Саше. Голова снова кивнула. Из огромных ноздрей чудовища со свистом и шипением вырвались струи горячего пара. Снег вокруг мелодично заиграл флейтой, а растаявшие над мордой снежинки тёплыми каплями тронули струны скрипки, и нежная, немного грустная, прощальная мелодия снега соединяясь с далёким колокольным перезвоном, рождала новую, ещё никому не ведомую музыку. Музыку снега.

     Джон поднял вторую руку, и обняв двумя руками огромный нос пристально посмотрел в глаза чудовища. Те моргнули перепонками, руки парня завибрировали, их телесность померкла, задрожала, он ощутил уходящую в ничто материальность прикосновения, сделал шаг вперёд, ещё шаг. Следом за руками материальное существование в этом мире завершало всё его тело. Чудовище вздохнуло вбирая в себя воздух. И вот, парень уже стоял перед тем, кто силой своих невероятных возможностей вобрал в себя чужую материю оставив этому миру чистую сущность. Он закрыл глаза, поднялся над снежным покровом, и вспоминая удивительное видение, устремился к саням. Ему был интересен замысел. Он хотел знать, куда и зачем эскимосы везут колодец. Но сани уже оказались не здесь. Место было иным. Изменился ландшафт. Да и сам колодец был уже сгружен и стоял в снегу посреди берёзового леса. Посмотрев по сторонам Джон увидел гору, и увидел, как много времени спустя на верхней точке горы будет стоять маяк, и освещать своим огнём путь кораблям, и не только им. От этого видения в его голове зазвучала уже знакомая музыка. Начиналась она где-то над ним, и как он не старался подниматься над белой землёй всё выше и выше, тонкие звуки хрусталя всё равно оказывались над ним. Но вот хрустальный перезвон сменился весёлой мелодичностью младших колокольчиков. Отзвенели и они. Следом отмаршировали колокольчики постарше, барабанно погрохотали колокола, всё стихло, и только один удар огромного колокола спустился с небес и висел над белой землёй, и звук его торжества длился и длился.

      Вера их крепла как крепнет снежный наст под лучами северного солнца. И чем длиннее становился их путь, тем более уверовали они в меня, сестру и возлюбленную свою.

      Северный край, ты то место куда обращён взор мой, крепкий и исполненный любви.

     

      ***

     

     – Стив, ты уверен? – Поль всматривался в пятно света на снегу.

     – Я видел следы, – Стив чуть помедлил. – Я почти уверен.

     – Стой! Да стой же! – Поль перехватил арбалет в другую руку и спрыгнул на снег. – Следы. Много следов. – Включив фонарик, он поводил им вокруг.

     – Чьи следы? Разглядел?

     – Точно не человеческие, и не медвежьи.

     – Значит волки. Это плохо.

     Поль забрался в кабину, и закрыл дверь. – Погнали.

     – Постой. У меня есть предложение получше, – Стив пристально смотрел в черноту за окном трактора.

     Предложение Стива заключалось в том, чтобы сделать круг на тракторе превышающий по радиусу всю эту, как он выразился, вакханалию следов. Центром круга была точка где они сейчас стояли. Объезд по окружности давал парням шанс заметить Сашины следы.

     Ребята уже несколько дней плутали по нескончаемому белому миру. Отчасти, виной тому было Сашино блуждание. Сначала она пошла на север, но позже ребята заметили её, а может даже и не её вовсе, следы уходящие южнее. Будто она резко изменила свои намерения. Так они пару дней двигались на юг и терялись в догадках, отчего девушка столь непоследовательна. После чего Саша вновь повернула на север, но теперь рядом с её следами угадывались вторые, крупнее. Может и так, что те, вторые следы оставил человек проходивший здесь раньше или позже странницы.

     – Ты давно не брался за блокнот, – заметил Стив.

     Поль поджал губы и кивнул. – От неё нет вестей.

     Стив всматривался в пучок света бегущий по снегу. – И следов нет. Неужели мы её потеряли? – Он взглянул на Поля. – Может ты сам дашь ей знать?

     – Знать что? Что мы её ищем? Она и так знает. Да и бесполезно это. Саша закрылась. Сколько бы я не пытался показаться ей, но если она не хочет, всё без толку.

     – Но почему? – удивился Стив. – Просто возьми и нарисуй.

     Поль усмехнулся. – Это так не работает. Ты ещё не понял? Она инициатор. Она определяет трактовку посланий. Я лишь ведомый. Я голос отвечающий ей, и если она молчит, молчу и я.

     – Я з ы ч е с т в о, – Стив по буквам произнёс это слово и покачал головой.

     Поль вымученно улыбнулся, и как бы в шутку сказал: – даже солнце вращается вокруг Саши.

     Стив кивнул. – Охотно верю.

     – Она держит нас на расстоянии. И если с ней что-то случится, мы не сможем ей помочь, – Поль рассматривал карту. – Сейчас нам надо решить, пойдём мы по льду моря, или срежем по берегу материка.

     – Что думаешь ты? – спросил приятеля Стив.

     – Какой бы диковатой ни была Саша, но есть и пить ей надо. По берегу есть городишки, а значит магазины. Предлагаю идти по берегу, заходить в эти города и спрашивать местных. Может кто что и скажет.

     Стив кивнул. – Согласен.

     – Зачем ты произнёс это слово? – неожиданно спросил Поль.

     – Какое? – не понял Стив.

     – Ты сказал: «язычество», по буквам. К чему это?

     – Ах да, – вспомнил Стив. – Я подумал: Саша, она будто и не человек, но что-то большее. Как у древних славян.

     – Духи камня, дерева, и всё такое?

     – Ну, как бы да, – Стив смутился. – Она одна из богов.

     – Хм. И кто же она из них? – спросил Поль.

     – Вариантов много. Может она новый Бог, и древние славяне не встречались с ней и, соответственно, о ней не знали. Но может, она и тогда была, но оставалась неузнанной.

     – Скрывала свой образ?

     Стив подумал. – Как-то так. Но есть ещё вариант, что она была кем-то из хорошо знакомых богов.

     – Стив, а к чему склоняешься ты?

     – Я думаю, – Стив поднял палец. – Я думаю, не важно когда появилась Саша. Важно кто она сейчас. Мир меняется. Люди перестают верить в богов, но упадок веры губит человечество. И вот, незаметно, каждый индивидуум начинает ощущать потребность обрести свой дом веры. Большинство не догадывается о происходящем. Мы все ищем опору, неосознанно, – Стив посмотрел на Поля. – Разве не так?

     Поль кивнул. – Ты прав. Каждый из нас нуждается в твёрдой опоре. Нам необходимо верить. Именно вера, я уж не знаю как так вышло, оказывается некой константой, чем-то неоспоримым и не проходящим. Один верит в свои силы, другой верит окружающим или в обстоятельства, а третий ищет опору в мистике, веря в бога.

     – Но мистика ли это? – Стив обратился к Полю. – Мне кажется, мистика и вера разнонаправленны.

     – Взаимоисключение?

     – Нууу… как посмотреть, – Стив хмыкнул. – Как посмотреть.

     – Ладно, дружище. Не стану тебя мучить. – Поль похлопал по руке Стива. – Ты ошибаешься. Но это ничего. Придёт время и ты узнаешь о Саше всё. Извини, что втянул тебя в этот разговор. Я вовсе не забавлялся. Мне важно было твоё мнение на данный момент.

     – Значит ли это, что всё что я сказал о богах – не верно?

     – Отчасти. – Поль с улыбкой раскаяния и примирения посмотрел на друга.

     В двух первых, повстречавшихся на пути ребят, городишках, местные жители, на вопросы отвечали отрицательно. Никто никакой девушки в этих краях не видел. И только в Хенли Харборе, в единственном магазине городка, кассир уверенно сообщила, что пару дней назад парень и девушка, не из местных, покупали продукты и спрашивали о возможности остановиться на ночлег.

     – Парень? – Стив задумался. – С Сашей кто-то был. Значит она не одна и это несколько необычно.

     – Наверное, это к лучшему, – Поль хоть и понимал, что наличие спутника облегчит дорогу Саше, но, в то же время удивился подобному обстоятельству и даже ревновал. – Не хотеть идти ни с кем, забыть о нас… – Поль хмыкнул.

     Без особого веселья усмехнулся и Стив. – Никак ты ревнуешь? – но чувство ревности зародилось и у него.

     Поль сознался с кислой миной. – Да. Немного ревную.

     Ребята доехали до отеля, на который им указала женщина из магазина, и зашли внутрь.

     Отель представлял собой длинное одноэтажное здание с рядом окон вдоль стены выходящей на дорогу. С торца здания имелось крыльцо. Над дверью висела пластина с выцветшей надписью: Отель «Венера». По всей видимости, жители городка ощущали себя венерианцами на родной Земле.

     Зайдя внутрь всякий путник, поначалу может быть и не собирающийся становится, скажем так «Очарованным путником», становился таковым хотя бы потому что имел счастье лицезреть подобное заведение, и оказывался в предбаннике заставленном вёдрами, мётлами и лопатами. Отворив следующую дверь прозревший красоту мира счастливчик попадал в длинный коридор. Сразу слева стоял старый письменный стол, к которому старательно шоркая ногами ковыляла пожилая женщина вышедшая вдруг из тёмного, и чёрт знает что там ещё, угла. Она же, эта женщина, являлась регистратором, администратором и всем остальным обслуживающим персоналом, в том числе, как догадались ребята, и владелицей этого ночевательного заведения. Справа, напротив распорядительницы очарованных посетителей, находился туалет и душевая, что и было обозначено на единственной сразу для всего двери. Далее, по обе стороны коридора, имелось по три двери, вероятно номера для смогших посетить этот Венерианский край. Заканчивался коридор помещением, которое, вероятно, являлось кухней. Так по крайней мере рассудили ребята, увидев в открытую дверь холодильник и угол плиты. В коридоре было прохладно и сумрачно.

     – Добрый день, молодые люди, – устало поприветствовала вошедших женщина.

     – Добрый день, мадам.

     – Вам заночевать? – За спиной дамы, на стене, висели шесть ключей с бирками номеров.

     – Нет, мадам. Мы…

     – Жаль. Я надеюсь, вы ещё передумаете, – перебила Поля женщина.

     Поль, не обратив внимания на чаяния сотрудника заведения, продолжил, – мы ищем девушку посетившую ваш город дня два назад. Вероятно, она была с неким молодым человеком.

     – Ааа, – хитро улыбаясь женщина растянула букву. – Кем вы ей приходитесь рассчитывая получить от меня столь конфиденциальную информацию?

     – Я её брат и очень за неё беспокоюсь. Сами понимаете, эти края не для праздных прогулок.

     – Нуу, так-то оно да, – непонятно к чему заключила дама. – Рассказать то я вам может и смогу что, но… – она закатила глаза, – быть может вы одумаетесь?

     – Что, одумаемся? – спросил сбитый с толку Поль.

     Женщина пожала плечами. – Поживёте здесь. Погуляете по городу. Ознакомитесь с достопримечательностями.

     – Оу! – воскликнул Стив. – У вас есть на что посмотреть?

     – Нет у нас тут ничего, – снова пожала плечами женщина. – Вот. Снег только. Бывает охотники захаживают. На днях группа ночевала. На север подались. Бывает, зверьё заходит, так мы всем городом гоняем его. Вам понравится.

     – Хм. Вы нам про девушку расскажите, – Поль начинал терять терпение.

     – Вот вы всё торопитесь, а торопиться то некуда.

     – Я вас прошу, – Поль раздражался.

     – Ах, ну ладно, – махнула рукой женщина. – Заезжали к нам девушка с парнем. Пешком они были. Видно, бывалые ходоки. Две комнаты купили. Парень расплачивался. Поначалу разговаривали непонятно, но потом этот молодой человек исправился и по-английски заговорил.

     Поль и Стив переглянулись. – На каком языке говорили?

     – Откуда же мне знать то, коли это не английский?

     – Так говорили? – Поль продекламировал по-русски несколько строк первого пришедшего на ум стихотворения.

     – Очень похоже. Да только говорил молодой человек, а девушка всё больше стояла уставившись взглядом в одну точку, и глаза будто стеклянные.

     – А дальше? – Поль был нетерпелив. – Они говорили что-нибудь? Куда направляются? Может, планировали заходить куда?

     – Что мне их планы? – женщина широко открыла глаза и уставилась на парня. – Эта ваша, якобы сестра, посреди ночи возьми да и покинь отель. Ушла, с рюкзаком своим. Я подумала, может лунатик она, да мне всё равно было. Не моё это дело.

     – Ушла, ночью? Вы ничего не перепутали? – Поль выглядел обеспокоенным, впрочем, Стив тоже.

     – Что путать если часы третий час ночи показывали? – женщина надула губы.

     – А спутник её? Он то, что?

     – Дался он вам. Невоспитанный молодой человек. Посмел сердиться, ругался, и всё повторял: «эгоистка, сумасбродка», а затем и вовсе по тарабарски ругаться стал. Я ни одного слова не поняла, но было видно – грязно он выражался, – женщина хмыкнула. – В шесть утра как выскочил из комнаты, как заметался, меня к стене прижал, всё выспрашивал про девушку эту, сестру твою, – она кивнула Полю. – Не благонадёжная компания, хочу я вам сказать.

     – А дальше? Что он дальше делал? – подал голос Стив.

     – Так я его успокаивала, мол не горячись, далеко твоя пассия не уйдёт, в снегу застрянет и околеет быстро. Так он вещи собрал и бегом отсюда. Что ему мои слова? Побежал туда, куда и девица пошла.

     – Вы видели, куда именно он пошёл?

     – И он и она. Я же в дверь выглядывала посмотреть. Не каждый же день такое увидишь, – женщина причмокнула. – Ну так что? Может, остановитесь в отеле на пару ночей?

     Поль уставился на комендантшу Венеры. – Некогда нам. Может в следующий раз.

     Попрощавшись со странной, и в чём-то смешной женщиной, ребята вышли из здания отеля произвёдшего на них не менее интересное впечатление. Во-первых, конечно же, стоит отметить, что новость о посещении этого места Сашей была сама по себе хорошей новостью. То, что за Сашей помчался в погоню какой-то парень, было новостью тоже не плохой. Хотя, некоторые, на первый взгляд, странности и тревожности присутствовали. Оба, что Поль, что Стив, в особенности первый, понимали «нормальность» Сашиного побега. И пусть даже такая «нормальность», но это говорило, что с Сашей всё совсем не плохо. Подобное поведение девушки было индикатором температуры тела на отметке 36и6.

     – Забавное место, – сказал Стив когда они садились в трактор.

     Поль был с ним согласен. – Место примечательное. И название соответствует, – сказал он имея в виду отель. – Будто есть во всём этом не земное. Венерианское какое-то. И женщина эта… Смешная она. Не от мира сего.

     – И так? – Стив вопросительно посмотрел на друга. – Двигаемся в направлении заданном владелицей отеля?

     Поль кивнул. – Да, – и посмотрел на компас. – Тем более, это соответствует нашим представлениям о Сашиной цели.

     Ребята продвигались на север. Иногда им попадались дороги заметённые снегом, а иногда участки недавно расчищенные техникой, но такого было не много и большую часть они ехали по нехоженым, непролазным пространствам. Поль всю дорогу держал на коленях развёрнутой карту, и сверяясь с компасом подсказывал Стиву направление. Старались ехать через все городки и поселения стоящие вдоль восточного побережья материка. Городки по пути встречались совсем разные, от нескольких домов вросших в снег, до городков с несколькими хоть как-то расчищенными улицами, наличием магазина и даже школы. Как правило, в каждом населённом пункте была автозаправка, но в этих краях они отличались от автозаправок привычных, отсутствием какого либо сервиса. Иной раз это была всего-навсего большая цистерна с краном под замком и телефонным аппаратом без номеронабирателя. Достаточно было только поднять трубку и ждать когда на том конце ответят. На одной из таких заправок ребята и пополнили свои запасы солярки, но для этого сначала подняли трубку и с минуту ждали. На том конце сонно ответили и минут через двадцать подъехал мужчина на снегоходе, открыл кран, сняв замок, и наполнил канистры. Расплатились наличными.

     В каждом втором городке находились жители утверждавшие, что видели парня и девушку идущих на снегоступах, а некоторые примечали и трёх больших собак сопровождавших путников.

     Так Поль со Стивом и ехали, от городка к городку, ориентируясь на показания местных жителей. Дорога по большей части была однообразной. Пару раз путники попадали в снежные заряды, которые пересиживали в тепле трактора. Но вот тронуться с места после такой стихии было ещё тем приключением. Трактор засыпало снегом выше крыши, и с трудом открывая дверь ребята впускали в кабину настоящие сугробы, а ведь ещё предстояло подняться на поверхность, откуда трактора видно не было. Стив с Полем брались за лопаты и часа по два откапывали из-под снега технику после чего ещё час уходил на раскатывание снега для старта и подъёма. Тут уже работал сам трактор. Стив за свою бытность водителем побывал в различных ситуациях, чувствовал свою машину и умел оценить обстановку. Уплотнив снег короткими движениями туда-сюда он решился на подъём и включив переднюю скорость начал штурм. На маленькой скорости, чуть-ли не сантиметр за сантиметром, то пробуксовывая, то цепляясь за снег, шесть больших колёс вытянули машину на поверхность. Такая же история повторилась и во второй раз после разгула стихии.

     Поль не переставал удивляться проходимости трактора и умению Стива. В кабине было тепло, и снежинки падающие на лобовое стекло таяли и стекали ручейками вниз или смахивались дворниками.

     – Ты смотри! – Стив показал рукой влево.

     По снежному полю, метрах в ста от них, бежала стая волков по направлению движения машины.

     Стив обернулся к Полю. – Вот это да! – Теперь он показывал направо.

     По правую сторону от них двигалась ещё одна стая.

     – Это наш эскорт, – проговорил Поль переводя взгляд то влево, то вправо.

     – Что-то много их нынче. Не иначе как севернее идут.

     Казалось поселения закончились и несколько следующих дней ребята покоряли пространство белой, безликой равнины. Так они достигли северо-восточной оконечности материка. Дальше был Гудзонов пролив, а за ним обширная Баффинова Земля. На самой оконечности ютилось неприметное поселение Киллиник. Как знал Стив, поселение это не имело коренных жителей. Лишь несколько строений для переночёвок рыбаков да охотников. Зато стояла и успешно работала исследовательская станция по сбору и обработке данных наблюдений за дикими животными, и их миграциями.

     – Заедем сюда, – Стив ткнул пальцем в то место карты где было обозначено поселение. – Хочу навестить старого знакомого.

     Поль был не против. Приближалась ночь, а спать очередной раз в кабине, хоть и была она просторной, ребята давно устали. Появился шанс переночевать в более комфортных условиях.

     Уже в вечерних сумерках лучи фар трактора тут и там высвечивали безликие стены бараков. Дорог здесь не было. В окнах строений свет не горел. Не было и уличных фонарей. Как и самих улиц. Немного проехав вперёд, и свернув направо заметили высокий, крепкий забор. Ворота были закрыты. Стив посигналил и через минуту створки ворот с визгом распахнулись. К трактору, держа в руках ружьё, шёл мужчина. Виляя хвостом, рядом с ним, шла огромная собака.

     – Волкодав, – сказал с уважением в голосе Стив.

     Мужчина что-то показал рукой. Поль не успел понять жест, а Стив уже открыл дверь кабины.

     – Привет, Хэлок!

     Тот громогласно засмеялся. – Стив! Дружище! Вот так встреча, – и махнул рукой. – Заезжайте.

     Стив повёл машину на территорию станции. За ребятами, визжа закрывались ворота, и грохотали засовы.

     – Давайте живее, слазьте оттуда и ко мне. Нечего мороз кормить, – Хэлок пошёл к дому, негромко посмеиваясь и теребя собаку по спине.

     В доме было тепло. Густой аромат жарко протопленной печи, и потрескивание дров создавали особый уют.

     – Раздевайтесь скорее. Жарко у меня. Сейчас ужинать сядем. Как поедим, всё мне и расскажете.

     – Охотно расскажем, – Стив энергично растирал друг об дружку свои ладони. – Как же хочется нормальной еды.

     – Хех. Соскучились? Небось, рыба мороженная да бутерброды? – Хэлок засмеялся.

     Сам хозяин дома, мужчина лет сорока, крепкого телосложения и роста под два метра работал на станции старшим и единственным научным сотрудником. Здесь же и жил. Его несменными собеседниками были несколько здоровых злобных волкодавов, да радиостанция связывающая его с цивилизованным, населённым людьми миром. Хэлоку было комфортно и для себя он ничего иного не хотел. Уже пять с лишним лет он был избавлен от нужды слышать чрезмерный шум населённого мира, а подобные этому визиты бывали, может раз за сезон, и так как никто из визитёров не горел желанием остаться в этом краю подольше, то и выпроваживать никого Хэлоку не доводилось. Всякий прибывший был крайне деликатен и делал ноги отсюда быстрее хозяйского терпения.

     Сейчас учёный отшельник присел на скамейку и улыбался. Он с живым интересом рассматривал гостей, без стеснения изучая их лица и мимику. Его яркие голубые глаза контрастировали с густой шевелюрой каштанового цвета. Было видно, что стрижёт он себя сам, и нечасто. Поль отметил гладкую, здорового цвета кожу на лице Хэлока, и предположил, что причиной тому, годы жизни на свежем воздухе, вдали от цивилизации и вездесущего общепита.

     На электрической плите стояла кастрюля и по дому распространялся аромат варёного картофеля.

     – Хэлок, а картошка то у тебя откуда? Или ты выращиваешь её?

     – Да ты что? – засмеялся отшельник. – Вертолётом мне продукты забрасывают. Но это если погода позволяет. Бывает, что и месяцами ветра дуют, так мне и есть нечего, но я что? Я же и потерпеть могу, – он снова засмеялся и похлопал себя по пузу.

     Стив и Поль засмеялись в ответ.

     К картошке были поданы солёные огурцы.

     – Вы, ребята, не обессудьте, я мяса не ем.

     – Вегетарианец? – спросил Хэлока Стив.

     – Нет. Не он. Просто не ем мясо, – и отвечая на удивлённый взгляд Стива, пояснил: – я не хочу себя причислять к вегетарианцам. Не принадлежу я к какой-либо секте, и всё тут. Сам по себе. А вот крепкого выпить да огурчиком закусить, это мне по душе, – и он поставил на стол бутыль. – Самогон. Сам гнал. Советую хоть по чуть-чуть принять.

     Ребята были не против и на столе появились три маленькие стальные рюмки.

     – Ну что же? Теперь ваш черёд. Выкладывайте, что вас привело в эти места? – Хэлок крякнул после очередной рюмки самогона, и взяв на вилку кусок огурца отправил его в рот. Опёршись руками о стол он всем своим видом показывал, что готов слушать рассказ.

     Поль со Стивом переглянулись.

     – Мы ищем девушку, – начал рассказ Стив. – Или следуем за ней. Уж и не знаю как правильней будет. Она одна пошла. Ей что-то очень надо на Баффиновой Земле. – Стив решил не раскрывать перед старым приятелем истинную Сашину цель.

     Хэлок широко раскрыл глаза. – Одна пошла?! И откуда же, она такая смелая, идёт одна?

     – Из Стивенвилла, – ответил Поль.

     – Можно и так сказать. Почти из Стивенвилла, – уточнил Стив.

     – Да это же уму не постижимо! – воскликнул Хэлок. – Эта девушка, она нормальная? – его тон был серьёзен.

     Стив вздохнул. – Мне понятно твоё удивление. Надо знать этого человека. Уверяю тебя, она совершенно нормальная. Психически, – уточнил парень.

     – Чёрт побери! Да это же смертельное путешествие! Эти места съели не одного опытного охотника, а вы говорите про девушку. Вас двоих стоило бы пожалеть и отпеть заранее, будь вы пешком, а не на таком крутом вездеходе. Но она то? Как? Пешком, я правильно понял?

     – Пешком, – Поль развёл руками.

     – Это не нормально! – воскликнул Хэлок.

     – Знаем. И пытаемся сделать всё возможное, чтобы оградить её от опасностей, – ответил Стив.

     – И как? Получается? Ограждаете от опасностей?

     Поль огорчённо вздохнул. – Нет. Не получается. Мы всю дорогу позади.

     Хэлок рассмеялся. – И кем же она вам приходится, что вы вот так вот, пустились в эту авантюру?

     – Она сестра Поля, – Стив показал рукой на друга.

     – А ты сам, значит… – Хэлок снова рассмеялся. – Любовь…

     Поль с интересом посмотрел на Стива. Тот молча пожал плечами.

     Хэлок глядя на эту немую сцену продолжал смеяться. – Давайте ка ещё по чуть выпьем, за женщин, ради которых мы готовы есть землю и тонуть в снегах. – Он разлил самогон по рюмкам и подвинул их к ребятам.

     – Я вот вам что скажу, – причмокивая от удовольствия продолжал Хэлок. – Неудачное время вы выбрали. Хотя, вам то что? Вы снаряжены отлично, но вот ваша одержимая, – он имел в виду Сашу, – всё это время в большой опасности. – Он обратился к Стиву. – На сколько дней она вас опережает?

     – Дня на два, – ответил Стив.

     – Ага. Был тут кто-то. Двое было…

     – Мы узнали, что по дороге к ней парень какой-то присоединился.

     – С тремя собаками, – вставил Поль.

     – Две пары шагов. Они останавливались здесь. В одном из домов. Ненадолго. Собаки позже проходили, – Хэлок закивал головой. – Я то думал, охотники какие, а оно вот значит как. Плохо это.

     – Чем же плохо? – удивился и встревожился Стив.

     – Волки идут. Отовсюду. Никогда не видал такого, – Хэлок покачал головой. – Похоже на миграцию, но это если по-научному, а если по правде, это больше похоже на мобилизацию. Неделю наблюдаю как стаи волков идут. Все в одном направлении. Мне коллеги передают с северо-запада. У них схожая ситуация. Волки стаями идут по направлению к Баффиновой Земле. Из национального парка на северо-востоке острова фиксируют рост численности волков. Тревогу бьют. Белые медведи, песец, лисы… все уходят страшась нашествия волков. Да что уж и говорить то, даже росомахи, и те ушли. А уж им всё нипочём. В обычное время они волка не боятся, а тут ушли.

     Поль посмотрел на Стива.

     – Что, ребятки, страшно? – усмехнулся Хэлок. – То-то же.

     – Нам надо ехать, – сказал Стив обращаясь и к Полю, и к Хэлоку.

     – Успеете. Переночуйте в нормальных условиях. Нормально позавтракайте и спокойно поедете, а ваша девушка, раз до сих пор жива, значит имеет способности к выживанию. Хоть я и не верю в такие способности, но должен признать исключительность вашей странницы, – Хэлок сощурил глаза и улыбаясь сверлил взглядом Стива. – Вставайте ка. Покажу вам ваши постели, – он встал из-за стола и широко, по моряцки расставляя ноги, повёл ребят по скрипучей лестнице на второй этаж. Здесь было жарко. На полу лежали два матраса. На каждом, подушка и готовое, аккуратно сложенное постельное бельё. Хэлок подошёл к печной трубе и подвигал какую-то задвижку. – Сейчас попрохладней станет, – и стал спускаться по лестнице. – Я рано встаю. Буду ждать вас внизу.

     Всю ночь вокруг Поля волки водили хороводы. И выли. Но затем поверхность снежного пространства заливало огнём и хороводы сотен волков таяли и превращались в водяные пузыри, затем замерзали в ледяные глыбы. Огонь уходил. Приходила темнота и в этой темноте были хорошо видны вереницы парных огоньков. Огоньки двигались, приближались, окружали Поля и подвывая кружились вокруг него, и вновь небо озарялось струями пламени. Волки рыча и злобно завывая, объятые ужасом и пламенем, кратко вспыхивая, таяли.

     Хэлок уже был на кухне. Он стоял перед окном вглядываясь в его черноту.

     – Поздно же вы встаёте. Пять уже, – хозяин дома усмехнулся повернувшись к ребятам спускающимся по лестнице. – Слышали, что ночью делалось?

     – Привет, Хэлок. Нет. А что было? – Стив зевнул прикрывая рот ладонью.

     – Ну вы даёте! Мёртвый бы проснулся, – Хэлок засмеялся. – Волки. Всю ночь. Со всех сторон вой. Кажется, несколько стай шли. Сотня, а может и больше волков. Мои псы сами не свои. В бой рвались. Утром вышел посмотреть, так у них глаза огнём горят, – он усмехнулся. – Что за напасть? Куда они все идут? Будто зовёт их кто.

     – И что, никогда такого не было? – заинтересованно спросил Поль.

     – Никогда, – отчётливо, по буквам ответил Хэлок. – Миграции, да, есть. Сезонные переходы, или там, стая ищет новое место себе, но чтобы вся популяция материка вдруг двинулась в практически одну точку… Нет. Такого не было.

     – Это же сколько их там будет? – задал вопрос Стив.

     Хэлок почесал подбородок. – Несколько тысяч.

     Поль посмотрел на окно. – Известно, куда именно они все идут?

     Хозяин дома пожал плечами. – Пока точной информации нет. Предположительно север Земли. Как я вам вчера и сказал: север, северо-восток.

     Позавтракав жареным картофелем и крепчайшим чаем ребята засобирались.

     – Ну, вы там осторожнее, и желаю вам найти девчушку свою, – Хэлок открыл визжащие ворота выпуская машину.

     – И тебе быть осторожным, – Стив помахал рукой и трактор, разрезая светом фар черноту ночи, выскочил на бескрайнее снежное поле.

     – Едем. По возможности быстро, – Стив дёргал рычаг передач.

     – Согласен. Напугал меня твой приятель, – Поль был обеспокоен и нетерпелив. Иногда казалось, что он вот-вот выскочит на снег и побежит впереди машины.

     – Волки! – Стив показал налево.

     – Ты заметил, в последнее время мы не встречали медведей?

     – Думаю, они севернее ушли, как и сказал Хэлок. От греха подальше, – Стив напряжённо всматривался в дорогу. Два луча света на большой скорости прорезали плотную чёрную ткань пространства.

     Трактор выскочил на лёд залива и тут оказалось, что с прежней скоростью ехать не удастся. Изломы льда были частыми и довольно высокими. Стив выругался, и снизил скорость.

     – С рассветом ускоримся, – успокоил приятеля Поль.

     День наступил и прошёл незаметно. Трактор стало раскачивать. Появились взгорки.

     – Всё. Мы на земле. Едем дальше, а за несколько часов до рассвета остановимся и поспим. После попробуем искать Сашины следы, пока светло.

     Поль был согласен на всё.

     Под утро Стив остановил трактор, заглушил мотор и включил обогреватель кабины. – У нас несколько часов до рассвета. Надо выспаться.

     Ребята проснулись одновременно. Над горизонтом сияло солнце. На голубом небе ни облачка.

     – Вижу следы! Стив, иди сюда! – Поль стоял широко расставив ноги и держа арбалет обеими руками. Арбалет был заряжен, как и ружьё Стива. Ещё в кабине машины тот безапелляционным тоном заявил: выходить только с заряженным оружием, и только вдвоём.

     – Снегоступы. Смотри, четыре следа. Значит они вдвоём, – Стив присел и поковырял снег. – Хорошо, что чуть оттаяло. В снегу слепки сохранились. Садимся и едем, – дал он команду.

     Ребята забрались в машину и тронулись в путь следуя за хорошо различимыми следами. Плоский рельеф не таил опасностей, снег после оттепели лежал плотный, и Стив, дабы максимально воспользоваться светлым временем, гнал на полной скорости.

     Вдруг, машина резко затормозила.

     – Ты чего? – спросил Поль.

     – Кажется я следы потерял.

     Ребята спустились на снег. Следов нигде не было.

     – Пока светло давай-ка чуть назад вернёмся, а потом вправо возьмём.

     Стив задумался. – Вправо?

     – Да. Им, рано или поздно правей брать придётся. Иначе на северо-запад уйдут.

     Стив похлопал Поля по плечу. – Ты прав.

     Развернув машину ребята на малой скорости возвращались по своим следам. Проехав метров двести они заметили знакомые отпечатки снегоступов. Те уходили чуть на восток.

     – Ты был прав, – Стив повеселел.

     Солнце склонялось к горизонту, и трактор, то ли лениво, то ли устало, катил вперёд стараясь повторять путь чужих шагов.

     – Стой! – одновременно крикнули оба.

     Перед ними возникла вырытая яма, а вокруг весь снег был истоптан. Выскочив из кабины ребята озирались по сторонам.

     – Странное дело, – Стив не отрывая взгляда что-то прослеживал на снегу. – Следы медвежьи, и волчьи есть, а может это следы собак. Смотри ка, следы медведя как…

     – Здесь он явно сидел, – Поль указал рукой на округлую выемку в снегу, перебив друга.

     – И яма. Она на одного.

     – Тебе что-нибудь понятно? – спросил Поль.

     – Пока нет, – Стив мотнул головой и посмотрел вверх, на небо. – Давай здесь заночуем, а как рассветёт, двинем дальше. Может что и поймём.

     Ночь выдалась тревожной. Там и сям слышен был хруст снега. Пару раз Стив брал фонарик и светил сквозь окна кабины освещая безмолвную равнину. Волки. Они шли. Все, в одном направлении. Шли туда, куда спешили ребята, туда, куда ушла их Саша.

     Оба заснули под утро и проснулись с первыми лучами морозного солнца. Воздух стоял без ветра. Стоял замёрзшим. И звенел как хрусталь. Кажется, тронь чуть неаккуратно, и разобьёшь. В дребезги. На мельчайшие осколки. И обрушится небосвод, такой же хрупкий. И мириадами ледяных звонких искринок просыпется весь мир, на этот снег, снег на котором сейчас стояли Поль и Стив.

     – Едем медленно, – сказал, скорее сам себе, Стив. – Смотри в оба.

     – Стой! Следы прерываются.

     – Полоса снега прошла, – пояснил Стив. – Вот и снова следы, – он медленно вёл машину не отрывая взгляда от рисунка шагов впереди. – Но здесь следы только одни. Может Сашины?

     – Есть и медвежьи.

     – Они что, вместе шли? – спросил Стив заранее зная ответ.

     Следы снегоступов покрупнее пропали. После снежной полосы оставались только следы не столь широкие, вероятно, следы девушки, в сопровождении следов медведя и трёх собак. Сто метров, двести, километр… Саша, медведь и собаки.

     – Будто Саша превратила парня в медведя, – попытался пошутить Стив. Он остановил трактор. – Надо выйти.

     Ребята выбрались из машины размять ноги после долгого сидения. Стив обходил машину осматривая её, а Поль стал приседать и потягиваться.

     Звенящая и сверкающая морозом белая тишина огласилась звериным воем. Вой этот был голосом одного зверя, но звук его исходил из всех направлений сразу, будто зверь выл не на земле, а над куполом неба. Сразу за этим ровным, монолитным, одного тембра голосом, накрывшим всё пространство, низко зазвенело зверинное многолосье. Сотни, тысячи звуков страха и отчаяния. Выли волки, там, впереди. Их вой был таким же проникновенным, как и первый, но не единым, а раскрашенным множеством тембров. Ребятам показалось, что если первый крик был голосом повелевания, то многоголосье после, было голосом повиновения.

     – Я такого ещё никогда не слышал, – Стив стоял широко расставив ноги и озирался по сторонам. – Невероятно.

     – Как ты думаешь, что это было? – Поль чувствовал себя не уверенно, будто звуки эти воздействовали на его вестибулярный аппарат. – У меня голова закружилась, и мутить начало.

     – Это волчий вой. Вой сотен волков. Они сильно напуганы. Никогда ничего подобного не слышал. А вот первый раз выл явно один волк. Наверное, самый главный. Странный вой, аж мороз по коже. Будто сразу отовсюду шёл. – Стив был впечатлён и встревожен. – Поехали, – он махнул рукой Полю.

     Поль поднимался в кабину. – Что же всё-таки там происходит?

     – Может, нам повезёт и мы узнаем, Поль. А может, повезёт не узнать этого. А пока едем вперёд.

     Долгий пологий подъём закончился, и машина выскочила на взгорок. Отсюда, с высоты примерно ста пятидесяти, двухсот метров открывалась равнина. Всё белое. Глазу не за что зацепиться. Где-то совсем далеко, у самого горизонта острый глаз Стива уловил чернеющее пятно.

     – Едем туда.

     – Ты что-то увидел? – Поль смотрел в том направлении, но ничего разглядеть не смог.

     – Не уверен, но это всё равно нам по пути.

     Пошёл снег. Видимость серьёзно упала, и потому, только спустя часа полтора ребята стали различать, справа по движению метрах в ста, фигуры людей.

     – Наверно, это то, что мы искали, – Стив сбавил скорость и повёл машину вправо.

     Подъехав ближе они уже хорошо видели группу людей и несколько снегоходов.

     Стив заглушил мотор. – Оружие берём. – И на удивлённый взгляд Поля ответил: – мы их не знаем. Места лихие.

     Ребята спустились на снег.

     Шестеро мужчин. Явно охотники. На трёх снегоходах. Кто-то из мужчин сидел прямо на снегу. Другие молча стояли.

     – Привет, мужики! – поприветствовал охотников Стив.

     Молчание. Лишь один из них что-то невразумительно буркнул себе под нос. Остальные, с угрюмыми лицами повернулись в сторону ребят.

     – Мужики, что случилось? Может помощь какая нужна?

     – Здесь нельзя! – громко, писклявым голосом прокричал один из сидящих на снегу. – Нельзя! Я ухожу!

     – Заткнись! – рявкнул на визжащего другой охотник и обратился к ребятам. – Страшно здесь. Уходить надо, – и указал пальцем в сторону писклявого крикуна. – Один точно тронулся, а этот, рядом, – он показал пальцем на второго сидящего: – в помешательстве.

     – Что у вас произошло? – Стив подошёл ближе к мужчинам.

     – Смерть здесь! Волки! Они все мёртвые!

     – Заткнись! – рявкнул снова, но уже другой охотник, сидящий на снегоходе.

     – Девка тут ходит…

     – Мы её, того, хотели…!

     – Я тебе кляп сейчас вставлю! – ещё один с кулаками подскочил к визжащему.

     – Не слушайте его. Как вернёмся, в больницу сдадим. На реабилитацию.

     – Что за девка? – начал волноваться Поль.

     – Не знаем мы. Может и не девка вовсе, – говорящий угрюмо смотрел в ноги Поля.

     – Сотни волков! Тысячи! Она их всех уничтожила! Ведьма!

     – Посади его на снегоход и привяжи покрепче, – зло проговорил собеседник Стива другому охотнику. – И без его визга жутко. – Он снова обратился к ребятам. – Никогда не визжал. Мужик мужиком был, а после вот на тебе, как пила тупая визжит.

     – От чего он так… сломался? – спросил говорящего Стив.

     Охотник исподлобья посмотрел на Стива и что-то невнятное пробурчал в ответ.

     – Девка тут шла, с медведем здоровенным, – стал говорить тот, что отвёл визжащего к снегоходу. – А тут волки. Тьма волков. Окружили нас, кольцом плотным. И девку эту. По правде – в штаны мы все наложили. А что мы сделаем? Нас шестеро, с пукалками этими, – он поднял своё ружьё. – И только ведьма эта, стоит, без ружья, да медведя по голове гладит…

     – Мерзкие мы! Мерзкие твари! Она пощадила нас, а надо было как волков тех…

     – Заткнись! Тебя то она и не пощадила, – рявкнул и обернулся к несчастному его сосед по снегоходу.

     – Почему он так говорит? Кто-нибудь из вас может нормально рассказать, что здесь произошло? – Стив со страхом начинал догадываться о какой девке те говорят.

     – Ладно. Слушай. – Сидящий на снегоходе влепил для профилактики пощёчину сникшему визгуну и сейчас, развернувшись, тяжёлым взглядом уставился на ребят. – Девку мы ту… того… хотели чуток помять. Когда ещё такое встретишь здесь?

     Стив, при этих словах, сжал ружьё. Поль, пробурчав что-то нехорошее, сделал пару шагов в сторону говорившего.

     – Спокойно парни. Я же вам откровенно говорю. Как есть. Да и заплатили мы уже немало за похоть. Думается мне, каждый из нас чутка перевернулся в своей голове, а то вон и вообще, покинул её, – он мотнул головой назад, где за его спиной сидел особо пострадавший.

     – Рассказывай дальше, – угрюмо буркнул Стив.

     Тот прокряхтел и продолжил. – Мы не сразу поняли, что девка эта нас совсем не боится. Не о том мы думали. Игралась она с нами. И что было бы дальше нам за такие желания? – он пожал плечами. – Страшно подумать. Но тут волки. Сотни их. Окружили, а она стоит, медведя гладит. Посмотрела на нас. Глаза грустные. Ну а как? Коли мы ни живые ни мёртвые. И вдруг она голову задрала к небу и тут нас трясти начало, думали, это смерть. Будто небо завыло со всех сторон, и сверху, и земля… мы на снег попадали. Трясёт. Тошнота.

     Стив с Полем переглянулись.

     Охотник что-то самому себе кивнул и продолжал: – И тут, как она голову опустила, волки завыли. Тысячи может быть волков. Катаются по снегу. И вдруг они все мёртвые. Мёртвые! Вы понимаете?! И медведь этот, лапу себе нализывает. И тишина мёртвая, воздух звенит аж. Тут снег пошёл. Не видно за метр ничего, а как он закончился, мы по сторонам смотреть. Оглядываемся, а волков и нет. Ни одного. Ведьма эта стоит. Хмуро на нас смотрит, и говорит: «Уходите. Опасно здесь становится». А мы, ни ногами, ни руками пошевелить, ни слова сказать не можем. И только этот, – он снова дёрнул головой показывая о ком речь, – повизгивает будто задранная собачонка. Тут три пса, откуда ни возьмись, появились. К ней, девке этой подбежали да о ноги ластятся. Она на них посмотрела и говорит: «Идёмте. Пора нам». Будто не было ничего. Так и пошла она, с компанией своей.

     – Куда именно пошла? Сказала что-нибудь? – спросил Поль.

     – Нет. Ничего больше не сказала, – охотник махнул рукой. – Туда ушла. На север.

     – А вы почему ещё не уехали? Чего ждёте? Волки стаями ходят. Мы их сотнями видели по дороге. Им что-то нужно там, на севере.

     – К горе они все идут. Там что-то будет.

     – К какой горе? – оживился Поль.

     – Есть гора такая. Асгард. Не добрая слава о ней. Никто точно не скажет что там, но поговаривают много чего.

     Поль посмотрел на Стива. – Значит нам туда.

     Охотник хмыкнул. – Безумцы. Её даже местные стороной обходят, а уж возле самой горы даже ваш вездеход в снегах утонет, или в расщелину попадёт.

     Стив зло ответил: – вы о себе подумайте. Уносите ноги отсюда.

     – Безумцы! Там огонь! Я видел! Огонь! Огонь!

     – Заткнись! – снова рявкнул на визгуна охотник.

     – В больницу ему надо, – с сочувствием в голосе сказал Поль. – Ехали бы вы скорее.

     – Поедем сейчас. Нам бы ещё немного времени прийти в себя, и поедем.

     – Вам точно ничего не надо? – спросил Стив.

     – Есть у нас всё.

     К ребятам подошёл охотник, который до этого молчал. – Девку ту, если встретите, передайте ей: мы вину свою осознали и просим прощения, – он опустил голову. – Она спасла нас.

     Стив похлопал охотника по плечу. – Обязательно передадим.

     Ребята сели в машину и поехали в направлении, в котором ушла Саша с медведем и собаками.

     – Невероятно, – Стив снова мотнул головой. – Фантастика.

     – Странные типы. Чему можно верить из их рассказов? – Поль пожал плечами. – Одно ясно. Саша здесь была. Но вот про медведя… Не поверю.

     – Во всём этом много странного и неправдоподобного, но, с какой стати этим охотникам было выдумывать? Да ещё и виниться перед нами за свои намерения. Ну не понимаю. – Стив снова мотнул головой. – Здесь явно что-то случилось. Да мы и сами слышали эти звуки. Даже на расстоянии они на нас воздействовали не лучшим образом.

     – Может, какое-то природное явление случилось, и Сашино появление совпало с той чертовщиной, что там произошла? А бедолаги охотники, жертвы произошедшего? – предположил Поль.

     – Вполне разумно, – согласился Стив. – Куда едем? – он кивнул на карту лежащую на приборной панели.

     – Прямо по курсу у нас город, – Поль взял карту и прочитал по буквам: – Пангниртунг. Чётко на север. А дальше на север эта чёртова гора, о которой говорили охотники.

     – Ты им веришь? – спросил Стив.

     – Смотря в чём.

     – Про гору эту. Что она какая-то, опасная.

     Поль пожал плечами. – Надеюсь в городе узнать о ней больше.

     – Верно. Там может и о Саше, что разузнаем.

     – Солнце село. Думаю, нам лучше ехать. Под утро в город заедем.

     – Ты заметил? Мы как отъехали от той компании, так нам по пути ни одного волка не повстречалось.

     – Тоже подумал об этом, – ответил Поль. – Странно.

     Стив вдруг рассмеялся.

     – Ты чего это? – удивился Поль.

     – Странное началось, и не покидает нас с момента как мы выехали из дома. Мы с тобой изначально странные. Хотя бы потому, что несёмся через пол мира за странной девушкой со странными намерениями, – Стив похлопал ладонью по рулю.

     Поль хмыкнул. – Что есть, то есть.

     В город с нечитаемым названием ребята въехали ранним утром. Город не спал. Горели окна домов. Слышен был звук мотора снегохода. Работала уборочная техника.

     – Они здесь не спят в это время? – удивился Поль.

     – Ощущение дня у жителей сбито. Солнца почти не бывает. Где день, где ночь? – ответил Стив.

     Поль, глядя на улицы освещённые фонарями, аккуратные домики ярких цветов, машины припаркованные у зданий и уборочную технику ползающую по дорогам, вздохнул. – Давно я не видел нормального города, – и обратился к Стиву: – ты знал, что здесь есть аэропорт?

     – Аэропорт? – удивился Стив. – И ты это говоришь после того как мы проделали несколько тысяч километров по бескрайнему миру пропитанному снегом?!

     Поль засмеялся. – А как было бы просто сесть на самолёт в Стивенвилле…

     – Стивенвилл… – перебил друга Стив. – Ты ещё помнишь наш город?

     Поль кивнул. – Как давно это было.

     – Почему мы не прилетели сюда на самолёте? Ведь тогда мы ещё вчера были бы дома, – Стив вздохнул.

     – У меня нет дома, – в ответ вздохнул Поль. – Да и Саша. Мы забыли о Саше. Что нас привело сюда?

     – Да. Ты прав. Кажется, я всю жизнь только и делаю, что следую за призрачной девушкой, но как бы быстро я не бежал, она всё равно недостижима.

     – Мистика, – добавил Поль.

     –KFC?! – воскликнул Стив. – Поль, ты ещё помнишь такие рестораны?

     Поль посмотрел направо. – Невероятно! Приехать на край света и увидеть подобное заведение, – он усмехнулся. – И едят в этих ресторанах так как мы привыкли есть за эти месяцы. Руками.

     Стив захохотал. – Дикарями мы здесь не будем.

     Ресторан работал несмотря на ранний час. Ребята выбрали столик в углу и пошли к стойке заказов. Посетителей не было. Заказав явно больше чем они могли съесть за один раз Поль и Стив довольные плюхнулись на стулья, и вздыхая от блаженства приступили к поеданию всего куриного.

     – Кола, это тебе не снег растопленный. Это кола, – Поль закрыв глаза наслаждался напитком цивилизации.

     – Молодые люди, – к ребятам подошла женщина официант. – Вы к нам на самолёте прилетели? Туристами?

     Стив поднял глаза на официантку и поздоровался. – Нет. Мы своим ходом, – он показал пальцем на окно. – На вездеходе. По делам.

     – Понятно. А то я было удивилась.

     – Чему? – не понял Поль.

     – Да как же? – теперь она и вправду удивилась. – Не пускают сейчас туристов.

     – Почему? – снова спросил Поль.

     – Молодой человек! – возмутилась женщина. Казалось, её обидел вопрос парня. – Всем туристам горы подавай, а в горы сейчас нельзя. Опасно там. Мы и по городу, кто если пешком, без ружей не ходим, а уж в горах и подавно. Там сейчас волков больше чем снега. – Она обернулась, посмотрела на стойку и заговорила шёпотом. – Вчера даже вертолёт прилетал. Двоих погибших забирал и ещё двоих сильно потрёпанных…

     – А девушки? Вы не знаете? Девушки среди них не было? – перебил работницу ресторана Поль.

     – Нннет… – раздумывая, или вспоминая, протянула та. – О мужчинах речь шла. Об охотниках, да путешественниках.

     – Вы уверены? – спросил Стив.

     Женщина сделала рукой жест и побежала за прилавок. – Вот, – вернувшись, она держала в руках газету, – все, мужчины.

     Ребята с облегчением вздохнули.

     Та посмотрела на них и продолжала: – ну так вот, всё волки виноваты. Напали на путешественников. Да ведь у них и ружья были, но где же отбиться то? Столько хищников то. Очень много, – со значением произнесла она. – У нас по городу организовали заградительные отряды. Мужики покрепче группами, вооружённые, отгоняют волков, если те заходят к нам на улицы. Вот и самолёт теперь почти пустой летает. И мы без посетителей сидим, – она показала по сторонам. – В горы нельзя. Никто не знает отчего волки туда идут. Но ходят слухи... – женщина выпрямилась и с загадочным выражением смотрела то на Поля, то на Стива.

     – Но нам как раз и надо в горы, – сказал Поль.

     – Не сможете, – официантка провела рукой, будто рассекала воздух перед собой. – Не пропустят вас к горам. Даже национальную гвардию вызвали. Кордоны выставили.

     – Но нам надо туда, – с твёрдостью в голосе произнёс Поль.

     – Да мне то вы хоть что говорите. Я со своего места ни помочь, ни помешать вам не могу. Сами видите, – она пригладила свой фартук.

     – Что за слухи? – спросил Стив, понимая всякую бесполезность Поля убеждать работника ресторана в необходимости попасть туда куда попасть не разрешается.

     – Эх, молодые люди. – Женщина сделала ударение на слове «молодые». – Говорят всякое, мол, древняя сила просыпается. Страшная сила.

     – А волки тут причём? – спросил Поль и посмотрел на Стива.

     – Говорят, идут они поклониться силе этой, и ответ держать за деяния свои пока сила эта дремала. Каждый из волков стремиться очиститься и быть увиденным. Путанно там, – женщина махнула рукой. – Сказки всё, но волков тысячи в наших краях, и это не сказки, это большие опасности.

     – Может, кто говорит, что за сила такая, и почему просыпается? – спросил рассказчицу Стив.

     – Не знает никто. И дай бог не узнаем, – она по католически перекрестилась. – Но то, что пробуждает силу, уже идёт. Говорят, что, как нож режет масло, так и пробуждающая сила эта, режет время. И нет перед ней преград. Играючи движется она.

     – Ничего не понял, – нахмурился Поль. – Кто играючи идёт? Тоже, сила какая-то?

     – Ага. Ключницей её ещё называют. Она как ключ от всех замков мира.

     – Она? Но кто, – не понимал Стив.

     Женщина, похоже, начинала сердиться на бестолковость парней. – Сила эта. А уж в чьём обличии та, оно никому не известно. Может колокол какой, землетрясение, голубка, а то и человек. Кто же вам скажет сейчас, если такого никогда ещё не случалось?

     – Да уж. Задали вы нам загадку, – Стив задумчиво гладил свой подбородок.

     – Ну что? Всё ещё хотите в горы? – с улыбкой спросила женщина.

     – Нам туда всё равно надо. Что бы там не происходило, – решительно ответил Поль, и посмотрел на Стива.

     Тот кивнул в ответ.

     – Бессмертные, – она улыбнулась. – Что же, тогда вам придётся подъезжать к ним с севера. Западнее берите, а уж потом вниз, к югу спускайтесь. Там-то вряд ли кто вам что скажет. Места не заселённые. Если кто раз за год пройдёт, так такие же, как вы, одержимые. – Улыбнувшись ребятам она повернулась и пошла к своему рабочему месту. – И удачи вам, – проговорила женщина махнув рукой.

     Проезжая по улицам, Поль и Стив выходили из машины, заходили в магазины и различные заведения, опрашивали прохожих, но никто и нигде не видел девушки похожей на ту что описывали ребята. Выехав из города они взяли курс на запад с целью объехать волчьи места и подняться севернее, а оттуда уже спускаться к горам.

     – Мы совсем потеряли Сашу. Этот город она не посещала. Следов мы не встречали. Где она? – Стив развёл руками. – Поль, скажи, что ты думаешь? Ты знаешь куда именно идёт Саша?

     Поль молчал.

     – Вы с другой планеты? Из другой галактики? Кто вы?

     – Я не Саша, – Поль опустил глаза.

     – Ты её брат! Или нет? – Стив остановил машину. – Мы с тобой в одной упряжке, Поль. Мы оба хотим защитить девушку, твою сестру, или кем там она тебе приходится, но я чувствую себя сторонним, беспомощным наблюдателем. Я не знаю и малой части из всего того, что имею право знать. Я…

     – Если я тебе ничего не скажу, ты развернёшься и поедешь домой? – спросил Поль не поднимая глаз.

     Стив повернул голову и посмотрел на Поля. – Нееет! Этому не бывать. Я найду её. И я не желаю себе ничего другого пока не найду её.

     – Понятно, – проговорил Поль.

     – Что тебе понятно? Мне вот совсем ничего не понятно. Кто такая Саша? Зачем ей бередить эту силу? Почему ты мне не раскрываешь всего?

     – Я не имею возможности посвятить тебя в Сашины тайны. Только она сама может это. Да и я многого не знаю.

     – Не понимаю, – Стив развёл руками.

     – Не понимаешь? Нас кто-то родил, но мы никогда своих родителей не видели. Никто, никогда и словом не обмолвился о наших родителях. И ты чего-то там не понимаешь, – Поль говорил это таким тоном. Столько горечи было в его словах, что Стив устыдился своих подозрений и претензий.

     – Прости. Прошу тебя. У меня есть мама, и был отец. Я помню его. Я привык жить с пониманием, что всякий знает своих родителей.

     – Я немного знаю, кто такая Саша. Она точно не человек. А я, отчасти. И не спрашивай большего. Я не смогу ответить. Мне знакомы люди сопровождающие её. Это их предназначение. Не принуждение. Нет. И это что-то большее чем желание. Ты сейчас один из них. Захвачен Сашей. Так людей захватывают страсти и стремления. Так люди посвящают себя науке, изучению космоса, служению чему бы то ни было, – Поль вздохнул. – Ты просто иди. Вначале у каждого возникают вопросы и сомнения, но проходят жизни и каждый, опомнившись, оценивает тот дар, что даётся нам взамен служению.

     Машина ехала дальше, преодолевая километр за километром, а где-то там, оставаясь неувиденной, шаг за шагом, покоряла пространство девушка. Она просто шла. Ей было куда идти. Она точно знала. Просто знала. И шла. Шаг за шагом. Шаг за шагом.

      Была та дорога долгой, да только, какой мерой судить? Шагами, путями, замыслами? Витиеватой она была. С мыслями трудными да людскими грехами. С душами сжатыми чёрными кистями. И дала я душам этим смерть свою увидать, а после избавление испытать. И шла я дальше. И ждали меня те, кои созданы мною же были среди белых снегов и музыки ветров. Смысл жизни своей те видели во встречах редких и ожиданиях длинною в свои жизни. Вели они счёт приходам моим . Слышали игру ключей на моём поясе. Знали они – ключи эти служат новым мирам, в кои вхожу я в поисках недостающей мне части сущности своей. И встретив, служили мне службу словами своими, и мудростью памяти своей.

      Истинно: творец создаёт достойных себя. Достойные освещают ему путь.

     

      ***

     

     Наст после последних солнечных дней стал плотным. Шлось легко, и вскоре, место где она распрощалась с Джоном, осталось за горизонтом. Ночь пролетела без остановки на отдых. Псы, то шли рядом, то убегали куда-то по своим делам и часами не появлялись. Медведь, не воспринимая собачьих интересов, или не желая отходить от девушки, исправно шёл рядом, и будто испытывая уважение соблюдал этикет следуя на пол шага позади. Выбор был за Сашей, а он лишь следовал.

     На рассвете, оглянувшись назад девушка увидела полосу белой пелены у самого горизонта. Плотная снеговая завеса. Через час линия горизонта расчистилась. Свежий воздух морозного дня давал силы, и щекотал нос. Чихнув три раза подряд Саша рассмеялась. Медведь легонько боднул головой ей в бок.

     – Хочешь отдохнуть? – Девушка остановилась, скинула полупустой рюкзак на снег, и села на него.

     Медведь лёг позади так что его спина упёрлась в спину хозяйки. Саша с благодарностью и вздохом облегчения откинулась на стену жёсткой бело-жёлтой шерсти.

     Она не знала, сколько ещё идти и где точно эта её цель. Карты не было. Карта осталась с Джоном. Только компас. Всегда строго на север. Только бы не пересечь незаметно для себя Баффинову Землю и не уйти туда, где стрелка компаса укажет в землю. Снег, снег, снег. Куда не посмотри. Ничего другого.

     Саша грустно подумала: «ещё немного и я перестану различать цвета. Только и останутся, что оттенки белого».

     Сняв рукавицы, она зачерпнула руками снег, плотно сбила его в комок и стала лизать. Гора за её спиной поднялась и опустилась.

     – О чём ты думаешь, мишка?

     Вдруг медведь встал, и нюхая воздух водил головой вверх-вниз.

     – Иди. Поохоться. Можешь и мне принести кусочек.

     Медведь посмотрел в Сашины глаза, и издав мурлыкающий звук побежал к холмам еле угадываемым впереди. Вскоре он скрылся из виду. Там что-то происходило. Девушка поняла это, разглядев мечущиеся тёмные точки. Спустя несколько минут показался возвращающийся с охоты медведь. Саша уже видела у него в пасти добычу. Был это песец или тундровый островной волк, она не поняла. Подойдя ближе хищник расцепил челюсти, и добыча упала на снег перед ногами девушки. Морда самого медведя была изрядно вымазана кровью.

     Саша засмеялась. – Вылижи морду свою, тогда я тебя обниму и расцелую. – Она дотронулась носком унта до тушки животного принесённой медведем. – Ты мне принёс? Спасибо, – и театрально развела руками. – Мне и приготовить то не на чем. Но ты не переживай. Я в рюкзак положу. Потом есть захочешь, так тебе и дам.

     В это время сам медведь улёгся на бок и натирал лапой морду. При этом лапу он предварительно вылизывал. В конце процедуры он занялся старательным выкусыванием чего-то вероятно, застрявшего между когтями, пару раз фыркнул и лёг на живот раскидав лапы в стороны.

     – Поел? Дрыхнуть теперь будешь? – Саша подумала, чем бы ей заняться пока верный спутник отдыхает переваривая обед.

     В снежных холмах к востоку от себя девушка заметила движение. Метрах в пятистах. Она не была уверена в точном определении расстояния, но там точно были люди, и немало людей. Уже второй день кто-то шёл параллельным с ней курсом и явно держал её в поле своего зрения.

     – Ну что же, пусть любопытствуют, – Саша усмехнулась.

     Медведь заворочался и сел.

     – Пошли, ленивец, – девушка хлопнула рукавицей по уху зверя.

     Солнце уходило. Оно только и делало, что приходило и не задерживаясь подолгу, уходило куда-то к себе, где ему тепло и уютно.

     И снова волки. Две стаи. Следом ещё несколько стай. И все шли на север. Дошло до того, что местный тундровый волк исчез совсем. Может, забился в снегах и пережидал нашествие более крупных собратьев, а может, растворился в полчищах волков-паломников. Перестали показываться и песцы с лисами. Олени держались ближе к людям, а медведи забыли о своей склонности жить одиночками и сбивались в группы. Саша не знала от чего это происходит. Ей было интересно. Подмечала. Но больше смотрела на своего спутника, наблюдала за ним, его реакциями. Медведь оставался спокойным. Часто, прослеживая взгляд своей спутницы, он всматривался вдаль, и поворачивая морду к Саше как бы говорил: «ну и ладно. Пусть себе, у нас своя дорога».

     Странница и её медведь никуда не спешили. Всё время принадлежало им. Ему, этому времени, никуда и не надо было спешить. Оно наслаждалось ритмом этой девушки и созерцало белый мир, в котором, куда бы ты ни пришёл, ты оказывался всё там же.

     Собаки, как заметила Саша, наблюдая за своими тайными сопровождающими следующими тем же курсом, что и девушка, убежали туда, вероятно, в надежде раздобыть еды. Она, и её верный медведь, шли вперёд. Голод давал о себе знать, и это чувство озадачивало девушку, но есть сырое, да к тому же не разделанное мясо песца, она не хотела и несла тушку в рюкзаке с намерением скормить позже своему спутнику.

     Далеко, может за холмами, может даже за горизонтом, пропел рог. Саша услышала лишь последние, слабые отголоски звуков, которые покружившись вокруг неё упали в снег и стали частичками мёрзлого, безмолвного мира. Медведь поднял голову, посмотрел на восток, и поводив ушами и носом, буркнул что-то своё. Похоже, то был не рог. Так мог пропеть олень. Наверно, сделала вывод девушка, медведь учуял это. Но не прошло и десяти минут, как с южной стороны, чуть слышимыми, будто комариный писк, стали доноситься другие звуки. Несколько, чуть разные по тональности. Они появлялись и исчезали, и снова появлялись, и нарастали, крепли, становились ближе.

     Медведь зарычал, повернулся всем телом в сторону источника шума и сел возле Саши. Стало видно как три чёрные точки, выскочив из-за холма, стремительно скатываются с него.

     – А ты не рычи. Охотники это, наверное. Не тронут они тебя, – девушка потрепала своего верного спутника по голове. Она стояла и смотрела как три снегохода подъехали и остановились в нескольких метрах от неё.

     – Приветствуем тебя! – крикнул один из шести приехавших. – Редкое дело, встретить здесь человека, да к тому же одиночку.

     Саша улыбнулась. – А я и не одиночка. Я со спутником.

     Другой охотник, тот что сидел за первым говорившим, воскликнул: – никак девка?!

     Кто-то засмеялся.

     Саша услышала как кто-то из них сказал: – Отвали с дамой так разговаривать.

     И снова смех.

     – А звать то вас как? – спросил всё тот же, первый.

     – Александра.

     – Ах, какое имя, – воскликнул тип с острой бородкой. – Александра, а не одолжишь ли ты нам дружка своего? Больно у него шкурка хороша.

     Саша обернулась, посмотрела на медведя, и с улыбкой проговорила: – а подите, возьмите.

     Мужчины засмеялись.

     – Ну что же ты так груба с незнакомыми? – и под ещё пущий смех сотоварищей продолжал: – а и пойдём, и его возьмём, и тебя возьмём. Посмотрим как ты хороша на деле.

     Компания хохотала.

     Саша заговорила после того, как охотники успокоились.

     – Ехать бы вам отсюда. Да побыстрее. Зверья сейчас на всём острове не сыщете. Ни песца, ни лисицы, ни медведя, да и местного волка не осталось. Попрятались все. Волки отовсюду идут. На ваши ружья не посмотрят, раздерут, вы и обернуться не успеете.

     – А сама-то что? – с усмешкой проговорил первый. – Ты никак на медвежонка своего надеешься?

     – Ах, горячая девка, – с причмокиванием вкрадчиво проговорил бородатый.

     – Дерзкая больно, – ковыряясь спичкой в зубах проговорил его сосед по снегоходу. – Ну, мы сейчас мигом трезубец ей обломаем, – он бросил спичку, сплюнул и встал со снегохода на снег. – Пойду ка, поближе познакомлюсь. Больно уж первым побыть охота.

     Вся компания заржала.

     – Стой, Кривой, где стоял, – гаркнул на него первый. – Тебе место после всех. – Гаркнувший встал, взял в руки ружьё, и под улюлюканья и смех пошёл к Саше.

     – Стой, неразумный, сейчас ты и твои дружки со страху разум потеряете, – Саша обернулась к медведю, погладила его по голове, и с улыбкой обернулась к компании.

     Идущий опешил и повернулся к своим приятелям показывая на девушку. – Што?! Вы слышали…

     – Мужики! Мужики! – закричал один из сидящих сзади. – Смотрите! – он показывал рукой вправо от себя, выругался, показал рукой вперёд, обернулся назад, пропищал что-то похожее на «Господи»…

     – Какого дьявола?! – подходивший к Саше крутился осматривая пространство вокруг себя. – Какого дьявола, – повторил он уже совсем тихо, и попятился к снегоходам.

     – Тысяча. Их здесь тысяча. Что делать будем?! – с повизгиванием продолжал сухолицый, первым заметивший волков.

     Из-за холмов, со всех сторон, метрах в трёхстах, может и меньше, выходили волки. Их количество было столь велико, что они появлялись рядами, за первыми шли вторые, за ними следующие. Группа охотников, и Саша с медведем, оказались в центре плотного кольца сотен хищников.

     – У вас было время, но вы думали не головами, – Саша угрюмо смотрела на мужчин.

     – А ты сама то, что? Бессмертная? – зло проговорил охотник с бородкой.

     – Обо мне задумались? – хмыкнула Саша. – Лучше бы вам о другом подумать. О том, захочу ли я вас спасти после всех ваших намерений. Наверное, стоило бы мне пойти, ну а вы тут сами с волками разбирайтесь. Вы крепкие. Решительные. Но нет. Останусь. Гляну, каковы ваши души на деле.

     – Ведьма! – крикнул сухолицый. – Что ты возомнила о себе?! Сдохнуть хочешь?! Да?!

     – Да успокойся ты, – охотник с бородкой хмуро посмотрел на крикуна. – Фантазия разыгралась? Посмотри на неё. Это же девка. Что она сможет?

     – Нее. Ты в глаза её посмотри. Она улыбается. Смерть вокруг нас. Нам ничто не поможет, а она улыбается, – хныкнул крикун. – Ты слепой! – он ткнул пальцем в бородача.

     – Не нравится мне это, – угрюмо проговорил первый. – И ты, и медведь твой, не нравитесь вы мне! – он закричал. – Или только нас волки окружили?! Почему этот чёртов медведь лежит и лапу лижет?! Ты ему приказала?!

     – Ему нечего бояться, – Саша засмеялась. – Он со мной. Он всё знает.

     Кольцо волков всё плотнее стягивалось вокруг людей. Волки были голодны. Это понимал каждый. Голодны и решительны.

     – Стрелять надо, – тихо проговорил один из охотников.

     – Безмозглый ты! У тебя пулемёт и тысяча патронов?! – рявкнул первый. Он посмотрел в небо. – Нет. Нам может помочь только милость свыше. Ребятки, – он посмотрел на приятелей. – Садитесь на снег и закройте глаза.

     Саша видела, как посерели лица охотников. Каждый, осознав неминуемость гибели, поворачивался лицом к смерти, и та, отблесками цвета своего, отражалась на обречённых. Увидев, ещё в живых людях, открывающиеся перед неизбежной гибелью двери их душ, девушка с досадой махнула рукой, посмотрела в небо и открыла рот.

     Вой. Монолитный. Единый. Проистекающий из центра небесного купола, устремился вниз, разносясь по всему обозримому пространству. Страшный волчий вой. Будто тысячи глоток, выплавляли в огромном котле единый голос всесильного гнева, принуждая к повиновению. Те из охотников, кто не успел сесть, падали на снег.

     Саша опустила голову. И тут, не прошло и секунды, сотни, тысячи волков, завыли на разные голоса изливая из себя страх и повиновение, и один за другим стали падать на снег. У одних лопались глаза, у других из ушей шла кровь, третьих разрывало будто переспелые арбузы. Жестокость этой картины отражалась в глазах охотников. Никто не желал слышать и видеть агонию, сначала своей жизни, потом жизней других. Те из охотников, что пытались вставать, падали снова не в силах держаться на ногах, заламывали руки, протягивали их к небу с мольбой прекратить всё это, помиловать. И кричали слова раскаяния. И каждый потом хорошо помнил как в эти мгновения видел стоящую девушку и медведя спокойно вылизывающего свою лапу. А вокруг дьявольское кольцо тысячи мёртвых хищников. Охотников тошнило. Раз за разом, один за другим, они в судорогах сгибались и изрыгали в снег всё что когда-либо ели, и кажется больше, изрыгали всю скверну, все тёмные помыслы. Тот, что с тонким лицом, начал повизгивать пытаясь что-то сказать. Какие-то буквы, слоги, но не мог. Визги прерывались икотой и рвотой.

     Пошёл снег. Фронт пришёл стремительно. Плотный будто снеговая завеса. Всего одно мгновение и никто никого не видел. В стене снегопада можно было прорубать ходы. Да только никто не мог. Не было сил. Фронт ушёл так же стремительно, оставив после себя всё такой же безграничный белый мир.

     Остролицый завизжал. – Нету волков! Нету! Ведьма! Ведьма! Ведьма!

     Волков не было. Вокруг белое поле и ни одного волка.

     – Что ты сделала?! Сила нечистая!

     – Заткнись! – рявкнул на него первый. – И без твоего визга тошно. Визжишь как задранная собачонка.

     – Уходить вам надо. Опасно здесь становится, – повторила Саша грустно смотря на мужчин.

     Те молчали.

     Прибежали собаки отсутствующие весь день. Подбежав к девушке они стали ластиться, но голодными не были. Значит выследили кого-то, да съели, а может, поживились чем среди скрывающихся за холмами незримыми Сашиными сопровождающими. Медведь стал шумно втягивать носом воздух. Нюхать. Зарычал на собак, но те одна за другой, подходили и прислонялись к нему своими боками. Вздохнув медведь успокоился. Простил им долгое отсутствие.

     Саша закинула за спину рюкзак и пошла вперёд, в разрыв между солнцем восточным и солнцем западным. На север. Пошли за ней и её спутники. Метров через двести она обернулась посмотреть на охотников. Те оставались на месте. Девушка покачала головой, и поджала губы.

     Потерянные души слабо тлеющие в сломленных телах, у которых не осталось ни сил, ни стремлений, которые спотыкаются, падают и страдают не в силах забыть глаза смерти. Теперь они знают, и будут знать всегда. Будут помнить этот взгляд последнего вздоха, когда ты без надежды, без будущего, без упования к своему богу вдруг говоришь себе: «Это смерть».

     – Может я и виновата перед ними за некоторую резкость, за жестокость, – тихо проговорила девушка, обращаясь к медведю, – но они так сильно погрязли во тьме, что альтернативой озарению была только смерть. Я сделала, что могла. Чернота их душ оставила на снегу тёмные пятна, и потребовалась сила стихии, чтобы этот мир снова стал белым. – Саша успокаивала себя. Спрашивала, упрекала и вновь успокаивала. Взойдя на холм она ещё раз обернулась. Охотники были всё там же.

     Спустившись с холма и взобравшись на следующий, девушка села в снег. Медведь сел рядом.

     – Ты исхудал, – она сняла рюкзак и достала тушку животного. – На. Ешь.

     Медведь лизнул угощение и посмотрел на подругу.

     – Не смотри на меня. Ешь. Я приказываю.

     Собаки ходили кругами. Чем-то недавно насытившись они были не против поживиться ещё, но отнять пищу у медведя не осмеливались.

     – Ешь. Я это есть не буду. Ни за что. И дальше не понесу. Мне стало тяжело. Я устала, – Саша погладила переднюю лапу своего спутника и с грустью посмотрела в его глаза. – Не съешь ты, съедят они. А ты совсем скоро лишишься сил. Мы слишком далеко от моря.

     Медведь что-то коротко проурчал, ткнулся носом в Сашин капюшон, и взяв тушку зубами пошёл в сторону, чтобы там, в нескольких метрах от девушки, спокойно, не стесняясь насладиться мясом. Отсутствовал он недолго. Видимо настолько был голоден, что без разбору заглатывал части тушки со шкурой и костями, и даже не прилёг после трапезы. Подойдя к Саше он негромко рыкнул толкнув её в спину своим носом.

     – Встаю, – опираясь руками в снег она поднялась, закинула за спину пустой рюкзак, поправила капюшон и пошла вперёд.

     Наступила ночь. Какая по счёту без сна? Девушка не считала. Третья, четвёртая, а может пятая. Но отсутствие еды, как бы сама Саша старалась не придавать этому значения, начинало сказываться. Теперь она шла медленно, тяжело переставляя ноги, шаркая снегоступами по снегу. Всё чаще медведь подходил к ней совсем вплотную и она, положив на его спину руку, шла. Так, казалось, идти было легче. Холмы не прекращались. Один за другим, как полоса препятствий. И если взбираться на холм становилось с каждым разом всё тяжелее, то спускаться Саша, казалось, разучилась совсем. Ноги не держали, и на спусках подгибались и она, или скатывалась на спине, или летела кубарем вниз. Такие моменты ей нравились, они отвлекали от тяжести. И вот улыбнуться бы, засмеяться, но сил не было. Она молча вставала и шла дальше. Сжав челюсти. С угрюмой решительностью.

     В какой-то момент, на ровном совершенно месте Сашины ноги подогнулись, и она упала на колени. Опустив голову она с удивлением в глазах смотрела на себя, беспомощную и слабую. Спустя несколько секунд, упираясь руками в плотный снег она распрямила ноги и смогла встать. Посмотрев вопросительно на медведя, Саша, как ей показалось, увидела в его глазах жалость. И вот началось то, с чего когда-то, так давно что и не вспоминалось уже, начался её путь. Шаг за шагом. Десять метров, сто, двести. Шаг за шагом, и каждый шаг как утверждение своей веры.

     Ноги снова не выдержали. Она упала. Попыталась встать. И снова удивление, и беспомощность. Саша с досадой хлопнула ладонью по снегу, подняла голову, посмотрела на небо и закрыла глаза.

     «Я могу уйти. У меня есть на это право, но я так не сделаю».

     Она улыбнулась.

     

     Ногам было тепло. Где-то, совсем рядом, где-то совсем возле неё, вполголоса разговаривали. Пахло костром и дымом. Девушка попыталась открыть глаза. Чёрное, с синевой от звёзд, небо. С десяток человек вокруг костра. Все в кухлянках. Сидящие разговаривали на инупике, как все инуиты Канады и Гренландии. Сама Саша лежала в санях заботливо укрытая чем-то, может одеялом, может шкурой. Сани же были поставлены так, чтобы жар костра согревал ноги. Вкусно пахло огнём и едой, от чего начало сводить пустой живот.

     – Она проснулась, – тихо сказал один и толкнул товарища в бок.

     Тот посмотрел на Сашу и улыбнулся. – Приятного пробуждения, Странница.

     Саша попыталась ответить, но из горла вырвались лишь хрипящие звуки.

     – Воды, можно? – смогла она выговорить.

     Ближний к ней сидящий инуит подал кружку с тёплой водой. – Пей.

     Саша сделала несколько глотков.

     – Спасибо, – она вернула пустую кружку.

     – Всегда рады тебе помочь, – проговорил тот, что первым заметил её пробуждение.

     – Почему вы разговариваете со мной на английском? – вопрос этот был не из пустого любопытства. Саша хотела чтобы они разговаривали на своём родном инупике. Ей нравился язык инуитов. В нём была упругость ледяных морей, глухое упрямство ветров, и сила, столько силы, что и всё золото мира слабее её.

     – О! – удивился первый. – Мы так говорили чтобы ты нас понимала, но с удовольствием продолжим на родном нам языке. – А сейчас тебе необходимо поесть. Ты истощена.

     Саша вдруг резко стала крутить головой и всматриваться в темноту вокруг. – Где мой медведь? Куда вы его дели?

     Инуиты засмеялись. – Он спит. Твой медведь накормлен. Он долго не отходил от тебя, переживал, но мы уговорили его поесть. Теперь он спит, прямо за санями, позади тебя.

     Саша с облегчением выдохнула. – Хорошо.

     – Он, твой верный спутник, – кивая головой проговорил первый и протянул к девушке руку с миской.

     От миски шёл пар. Саша различила куски мяса и чего-то ещё.

     – Как вас зовут? – обратилась она к мужчине.

     – Кемонгак, – ответил тот. – Рядом со мной, – он толкнул локтем соседа с большой родинкой на правой щеке, – Титигак, – он с зелёной земли родом. А этот, – он кивнул в сторону молодого с носом-картошкой, – мой сын – Кумагдлат.

     – А тебя Странница, как величать? – обратился к Саше инуит почтенного возраста с сильно перебитым поперёк носом.

     – Александрой меня звать.

     – А. Ну так-то мы и думали, – закивал головой старик. – Меня вот, Кунуком прозвали.

     Саша хмыкнула. – Никак вы спорили о моём имени?

     – Так и было, – без смущения ответил Кемонгак.

     – И что? Кто-то угадал?

     – Все угадали, – ответила старуха лица которой Саша не могла разглядеть, так как сидела та в стороне от костра.

     – Как же это? Вы спорили, а угадали все? – Саша засмеялась.

     Первый закивал. Следом за ним закивали остальные.

     – Именно так, Странница. Мы как посмотрели какую силу ты призвала, так последние сомнения отпали.

     – Так вы, значит, следили за мной всё это время? – Саша прищурилась стараясь скрыть смешинку в своих глазах.

     Инуиты засмеялись.

     – Приглядывали, а не следили. И ты нас видела, – с улыбкой на лице ответил Титигак.

     Саша нахмурилась. – Я делала вид, что не замечаю вас, но беспокоилась за ваших оленей. Волков столько, что…

     – С тобой нам нечего волноваться, – перебил Сашу первый. – Ты была рядом. Когда Торнгасак рядом, нам нет страха.

     – Что ещё за Торнгасак?

     Тот поднял руки вверх. – Торнгасак – могущественный дух с неба.

     Вслед за словами Кемонгака все члены племени подняли руки к небу и произнесли несколько раз: «Торнгасак».

     – Но причём здесь я? – удивлялась Саша.

     Женский голос из тени произнёс: – Ты и есть Торнгасак. Ключница ты. С небес. Других этот мир и не видал. Только у тебя есть ключи от всех замков мира.

     Саша смутилась.

     Старушка продолжала. – Вернулась ты к нам Странницей небесной. Ждали мы.

     Саша увидела как говорившая с ней встала показавшись из темноты, обошла круг сидевших и подошла к ней.

     – Вот и волки. Они не знают тебя. Молоды, да и не передают память друг от друга. Не знают, но кровь их помнит. Идут туда, где сила твоя таится.

     Саша задумчиво смотрела на огонь костра. – Но как же вы ждали меня если я здесь не была ещё?

     Старушка подошла ближе и взяла Сашину руку в свои. – Была. Не счесть раз.

     – Но тогда почему я не помню? – удивилась девушка.

     – То твоя тайна.

     – И как давно я была здесь последний раз?

     – Ровно тогда, – она похлопала по Сашиной руке своей ладонью, – когда мир наш стоял у крайней черты, – и вздохнула. – Люди в большом мире вновь доигрались, и путь у них один – сжечь себя и весь мир. Да только ты хочешь иного, но знать то будешь когда обретёшь до поры до времени припрятанное тобою же.

     Саша вздохнула. – Человечество вляпалось? Да?

     Старушка засмеялась. – Да. И как только оно вляпывается, так некоторые вспоминают Бога, иные вспоминают о Творце вселенной, остальные уже и не вспоминают никого, но все, каждый из них из самой сердцевины своей души взывает к твоей сущности. А поди, спроси сейчас любого, так ли это, он с гневом открестится от подобного как от пустого домысла. Незрелые души, – она вздохнула. – А сейчас, милая, пора снова поесть, а после поспать. Дорога у тебя впереди трудная, и в ней нашей помощи не будет. Тем более, дальше начнутся твои места, нам не ведомые. – она поднялась с саней и отошла к костру.

     За спиной у Саши уркнуло, засопело. Медведь просыпался.

     К девушке подошёл Кунук. – Пойду, с медведем твоим прогуляюсь. Нам с ним есть о чём поговорить.

     Саша засмеялась. – Поговорите, дед Кунук. Он отличный собеседник.

     Кунук подошёл к животному, потрепал по голове и пошёл в сторону от стоянки. Медведь не раздумывая закосолапил за новым, интересным собеседником.

     Со своего места поднялся Кемонгак. В руке он держал большую доску похожую на обычную кухонную. Подойдя к девушке протянул ей.

     – Держи. Тебе надо всё съесть, – сказал он.

     На доске лежали куски рыбы и что-то нарезанное полосками, похожее на сало.

     – Рыба. В ней всё, что тебе нужно. – Кемонгак протянул ножик. – Возьми. Удобнее будет, – и чуть с виноватым видом добавил: – тебя смутит запах, но ты вспомнишь.

     Саша и вправду учуяла не привычный ей, неприятный запах начинающего разлагаться продукта. Она поморщилась. В первую секунду девушка чётко знала, что это она есть не будет. Но, в следующее мгновение, с удивлением для себя, явственно услышала шум моря и запахи трав, и улыбнулась воспоминанию.

     Кемонгак внимательно наблюдал за Сашей. – Ты вспомнила, – и улыбнулся тоже. Не переставая смотреть как девушка поддевает кончиком ножа, один за другим, ломтики рыбы и сала и отправляет их себе в рот, он обернулся к остальным сидящим у костра, многозначительно посмотрел и снова обернувшись к Саше спросил: – почему ты не ушла? Ты могла это сделать и освободить себя.

     Саша кивнула в знак согласия и отпила из кружки горячего отвара принесённого ей одним из членов племени.

     – Могла, но я хочу оставаться.

     – Из-за тела? – спросил Кемонгак.

     – Нет. Тело лишь инструмент. Хотя это тело мне нравится. Вы, – она показала на мужчину, – сейчас лукавите спрашивая меня. Ведь вы знаете о силе слов проговариваемых в мире духов. Вы знаете как такое незримое слово становится прочнее любого металла, сильнее любой стихии и любых намерений.

     Кемонгак закивал головой. – Ты говоришь истину. Но тогда ты бы замёрзла.

     – Нет, уважаемый Кемонгак, пришли бы вы и согрели меня.

     – Тебе повезло. Но мы могли и не придти.

     Саша улыбнулась. – Не могли не придти. Иначе я поступила бы по другому.

     Кемонгак растерянно смотрел на девушку. – Ты говоришь о предсказании.

     – Я говорю о слове. Мне не нужно предсказание.

     – Но как было бы всё проще, видеть наперёд.

     – Нет, Кемонгак. Видеть наперёд, значит не пройти путь. Насытиться мясом не ощутив его вкуса. Войти в эту жизнь и выйти из неё не пройдя по ней. Нет, – Саша мотнула головой и с улыбкой посмотрела на собеседника.

     Мужчина закрыл глаза и сидел кивая головой. Не открывая глаз он проговорил: – ты умна. Ты знаешь много начал из которых складываются пути и исходы. Слово. Да. Слово, это начало силы. Там где в силе есть слово – сила имеет твёрдость поборимую только самой собой. Сила без слова безвольна. – Он открыл глаза, посмотрел на Сашу. Взгляд его стал твёрдым. – А теперь тебе надо спать.

     

     Саша открыла глаза, и судя по тому, что хохолок солнца краснел возле её ног, поняла, что день начинался. Медведь лежал рядом на снегу и вылизывал лапу. Из-за холма, со стороны восходящего солнца появились олени в сопровождении нескольких членов племени. Вокруг этой компании бегали собаки и весело перелаивались. Саша выбралась из саней, накинула на себя кухлянку, унты, и осмотрелась. За санями, метрах в пятидесяти, несколько инуитов разбирали небольшую ярангу, видимо используемую для ночлега, а разобранные части сносили и укладывали на две большие лыжины. Вероятно, как предположила Саша, один олень потянет сани, а второй – эти лыжи с разобранной ярангой.

     К девушке подошёл Кемонгак, обеими руками взял её за плечи и внимательно, серьёзно оглядев, проговорил: – совсем другое дело. Щёки появились, и порозовели. И глаза на месте. – Он мягко улыбнулся. – И друг твой, – Кемонгак кивнул в сторону медведя, – в хорошем настроении.

     Саша посмотрела на своего спутника. – Я уже готова идти.

     – Это хорошо. Пойдём вместе. Мы домой идём, на самый север, там где Кивиту.

     – Кивиту? – переспросила Саша.

     – Город. А мы немного дальше, чуть севернее, на берегу. Там наша деревня. Несколько семей. Дня два идти.

     – Как же вы так далеко от дома оказались? – спросила Саша, знающая, что инуиты не отходят далеко от берега без нужды, особенно зимой. Она увидела удивление появившееся на лице мужчины.

     Удивление Кемонгака сменилось смехом. – Я тебе позже скажу, когда моя семья доведёт тебя до нашего дома.

     Саша была крайне озадачена реакциями мужчины. То он удивляется, то вдруг смеётся. Она стояла, смотрела вдаль, и гадала как ей реагировать на это.

     – Я вижу, ты в замешательстве. Но мы квиты. Услышав твой вопрос я тоже был в замешательстве.

     – Так значит здесь семья? – Саша решила, видимо, удивляться дальше, и задавая свой вопрос указала рукой на группу разбирающую жилище и группу занимающуюся оленями.

     – Да. Семья, – Кемонгак снова засмеялся. – А ты думала, что здесь всё племя?

     – Угу. – Саша состроила виноватую гримасу.

     – Племя наше большое. В нём много семей. Все семьи роднятся. Братья, сёстры, двоюродные, дяди. У каждого своя семья. Это и есть наше племя. Я старший в этой семье. Кунук, дед, что с перебитым носом – мой отец. Он передал мне право старшего. А старушка, что разговаривала с тобой, та что с длинной косой, его сестра, тётка моя, Кулика. Она бездетна, а потому осталась в семье брата своего. Кумагдлат – мой сын. Остальные, это мои братья. У них пока нет семей. – Кемонгак снова посмотрел на Сашу.

     Саша, заметив его взгляд, сняла варежку и стала ею вытирать рот. – Грязь? – спросила она мужчину.

     Тот улыбнулся. – Нет. Не грязь. Я смотрю так на тебя потому что вижу удивительную сущность. Когда я читал наши предания, то не знал, что выдумка, а что правда. Но наши древние предки, те, которым посчастливилось знать Странницу, были честны сообщая о её удивительной сущности.

     – Что ещё за сущность такая? – Саша надела рукавицы и натирала ими свои щёки.

     Кемонгак присел на сани, достал трубку и кисет. – Странница ведь, кто такая? Это как блуждающая душа. Во всём мире для неё нет запертых дверей, потому то её ещё зовут Ключницей. Вот я и полагаю, что только владея знаниями всего мира можно владеть и самим миром. И тут ты по-детски удивляешься самым обычным вещам. Я же вижу, ты не играешь. Ты искренне удивляешься и радуешься. Как так? Как это у тебя получается?

     Саша присела рядом с закурившим трубку главой семьи. Подумав немного, снова зачем-то сняв рукавицы, она, как могло показаться, сосредоточила своё внимание на струйках дыма выпускаемых изо рта мужчины. – Я иногда что-то обязательно забываю, – она пожала плечами. – Я не стараюсь помнить всё. Это скучно. Бывает я забываю даже важные и существенные вещи и попадаю в смешные ситуации. И я не боюсь этого. Пусть будет так. Мне нравится удивляться. Я радуюсь этому. Но эти забывания не столь незначительны. Они призваны очаровывать меня, рассматривать этот мир, и каждый раз видеть новое, до того мною не замеченное. Так решила я сама. Важнее иная моя память. Та, которую я рассыпала по земле, там и сям, и которая рано или поздно будет мною собрана. Эта память о самом моём замысле, и до поры до времени, я, лишённая её, пребывала здесь ведомая судьбами человечества, как все вы. Я очарована этим миром благодаря человечности. Со всей же памятью, что я несу с собой как Странница, я не смогла бы прочувствовать красоту мира. Память Странницы – тяжёлая ноша. Вот, – она снова пожала плечами, будто пыталась извиниться за эту свою маленькую особенность.

     – Вот оно что, – Кемонгак выпустил дым в виде нескольких колец.

     – Вы всё это тоже запишите?

     Мужчина растерянно посмотрел на девушку, потом понял её вопрос и засмеялся. – Обязательно. Это помогает нам понимать тебя.

     – Вы меня изучаете?

     – Он чуть подумал формулируя мысль. – Можно и так сказать. Изучаем, с тем же успехом с каким изучаем и вселенную. Думаем, что видим многое, но ошибаемся. И это мы тоже понимаем. – Кемонгак выбил из трубки пепел и встал. – Нам пора в путь.

     Оленей впрягли, костёр потух, сверху его закидали снегом. Семья Кемонгака, держа путь на север, неторопливо возвращалась в родную деревню. Сашины ноги были лёгкими, сама девушка окрепла и километры белой пустыни начинались и заканчивались так же непринуждённо как всходило и заходило солнце. По правую руку от девушки, ещё пока невидимыми, стояли горы. От медведя валил пар. Холодало. Вслед за ушедшим солнцем пришла темень. Решено было подняться на высокий холм и сделать остановку.

     – Но почему на холме? Там же ветер ледяной, – удивилась Саша обращаясь к Кемонгаку.

     – Старики опасаются злых духов. Здесь начинаются их земли. – Кемонгак говорил серьёзно, с уважением, но Саша поняла, что сам он скептически относится к подобным страхам. – Под холмами у духов больше силы. В тенях, там где они сгущаются.

     – Что ещё за духи? И почему именно здесь? – поинтересовалась Саша.

     – Сейчас мы идём по краю гор. Всё, что правее нас, это территория великой силы, а границы её охраняются духами. Белые люди верят в то, что горы эти населены богами, но тогда совсем не понятна связь между богами и тёмными духами, а духи здесь точно есть.

     – Духи. Боги, – чуть слышно проговорила Саша. – Почему я не могу прямо сейчас свернуть к горам? Почему мне надо сначала идти на север?

     – А ты не смотри на карты. Кратчайший путь в горы с севера, от нашей деревни. Иначе тебе блуждать во сто крат дольше. – Кемонгак достал свисток и два раза коротко свистнул. – Встаём на ночь, – пояснил он Саше.

     – Эх. Ну надо же, – девушка выглядела смущённой. – А ведь я, не встретив вас, прямо так вот и пошла бы к горам.

     Мужчина улыбнулся, хоть этого в темноте и не было видно, и похлопал Сашу по плечу. – Вот поэтому мы и здесь, с тобой.

     – Так вот почему вы за мной следили, – Саша постаралась сказать это тоном обиженного человека.

     Кемонгак рассмеялся. – Рядом с тобой всегда должен быть верный спутник указывающий, что делать и куда идти. Сейчас таким спутником являемся мы.

     Саша склонила голову и чуть слышно произнесла: – ну да, всех остальных я оставила позади.

     Кемонгак покачал головой в знак того, что слышал, и понимает сказанное девушкой.

     Разожгли костёр. Вскипятили воду. И расположившись кругом пили горячий ароматный отвар. Здесь же, каждый, укутавшись в кухлянку, ложился на снег ногами к догоравшему костру и засыпал.

     Разбудило Сашу мерное похлопывание по животу чего-то большого. Лёжа на спине она открыла глаза, и первым, что увидела девушка, была морда медведя. Тот, выдохнул обдав её лицо облаком пара, лизнул в щёку, и убрав с живота свою лапу медленно повернул морду в сторону. Подождав немного медведь увидев, что Саша не последовала за его взглядом, снова лизнул её и повёл мордой повторяя движение.

     – Ты чего? – Саша подняла голову, перевернулась на живот и опёрлась руками в снег.

     Медведь старательно смотрел в одну точку.

     – Куда ты смотришь? – Саша проследила взгляд животного.

     Над горизонтом, там, куда смотрел медведь, двигались два красных огонька. Они то замирали, то двигались, кружась в каком-то танце, снова замирали, то вдруг начинали пульсировать и менять цвет своего сияния.

     – Как ты думаешь, что это? – шёпотом спросила Саша обращаясь к медведю.

     – Это над горами. Там, куда тебе идти. Две звезды. Нужна ещё одна. Ты ею будешь, как и всегда. – Голос Кулики был тихим и печальным.

     – Они живые?

     – Конечно. Это искры твоей души. Те две, и та, что сейчас с тобой.

     – Значит мне надо спешить? – Саша села, и энергично растирала лицо рукавицами.

     – Не спеши приходить раньше времени. Ему тебя уже не догнать, и чем ближе ты к цели тем медленнее оно течёт. – Кулика встала, и достав спички возилась с давно потухшим костром.

     – Кулика, вы всегда так загадочно говорите, – Саша подошла к костру и села на корточки.

     Старушка чиркнула спичкой, и подожгла пучок сухой травы в центре костра. – Тебе, Странница, ведомы все смыслы, а твои вопросы лишь подтверждают сохранённое в преданиях.

     – Вот как? Значит я всегда такая?

     – А какая ты? – Кулика глянула на Сашу.

     – Ну, такая, зачарованная. Этим миром, – уточнила девушка.

     Та хрипло рассмеялась и с нежностью и теплотой посмотрела на Сашу. – Ты всегда разная, будто первый раз здесь. Потому тебя никто не находит. – Она вздохнула. – Душа, рождённая первыми лучами солнца.

     – Но вы же меня нашли. – Слова Кулики удивили её.

     Та села у самого костра прямо на снег и пристально смотрела на девушку. – А ты вспомни своих охранителей. Всех тех, кто с тобой из раза в раз.

     Саша вновь удивилась. – Я их всех помню.

     – Всех да не всё, – старушка усмехнулась. – Люди умеют хранить секреты. Когда из опасений, а когда из любви.

     Девушка улыбнулась глядя вдаль, и перевела взгляд на собеседницу. – Спасибо вам, Кулика.

     – Спасибо? Мне? – она поворошила костёр палкой. – Вот, человек задумывается над смыслом своего существования, печалится, ищет его, не находит, ищет снова и снова печалится. А смысл то, он ведь может быть в совсем небольшом, а может и в большом, и всего-то, это может быть всего одно мгновение. Человек за всю жизнь слово доброе сказал да этим другого спас от опрометчивого поступка, а всё ищет смысл жизни не понимая, что уже сделал в своей жизни то единственное ради чего он здесь. Вот и я. Всю жизнь шкуры выделываю, да огонь поддерживаю, это и есть моя задача, коли тебя не встречу. Но вот ты передо мной, а там, – она показала рукой на восток, – я вижу как танцуют две искры твоей души. И теперь мой дух силён, он поёт и ликует. – Кулика поднялась, взялась двумя руками за ручку большого алюминиевого чайника литров на десять – двенадцать, и с трудом подняв его, поставила на огонь. – А когда-то, предки моих предков, из далёких отсюда миров впервые созданных тобою, озаботились найти некую абсолютную ось пространства. Я преклоняюсь перед их прозорливостью. Ось они нашли, не без твоей помощи, но об этом в другой раз, и неожиданно для себя обнаружили на ней точку, в которой оказались пересечены все твои пути уже пройденные, и ещё не проложенные. То была их миссия. Насколько она мала, или наоборот, велика? – старушка пожала плечами. – А дальше ты, не ведая о том, создала Землю, а на ней остров в студёном море. И надо же было такому случиться, что та точка, в коей пересекаются все твои пути, оказалась на том острове. Ты уже много камней памяти собрала. Тебе ведома охранительная сила той точки. Она не раз спасала тебя в странствиях своей призывной музыкой. Она не давала тебе заблудиться. Звала к себе. И где бы ты не оказалась, куда бы не шла, ты вставала на дорогу и приходила к истоку.

     – Вы говорите про колодец? И почему назвали его истоком?

     – Да. Про колодец. Он поставлен в той точке моим народом. В нашей крови осталась о том память. – Кулика закрыла глаза. – Пара оленей тянут по снежной пустыне образ того, что станет колодцем. Рядом с оленями идут люди. Трое, или больше, мне не разобрать. Снег. Всюду снег, – старушка тряхнула головой, – и ты, вдалеке... Но как?! – Она открыла глаза и ошалело посмотрела на девушку. – Ты была там.

     Саша пожала плечами. – Может, потому мне бывают видения эти же, что видела я своими глазами оленей тех?

     – Да. Загадка. – Кулика выпустила струйку дыма. – А истоком я то место назвала оттого, что душа твоя, ты сама как суть, именно в той точке порождена была. Но история эта другая. Особенная. – Она улыбнулась чему-то, и положила свою руку Саше на колено. – Я ведь, к чему всё это? К предназначению, к смыслу существования. Иной из нас творит деяния неприметные, не всегда оценённые поначалу, и уходит. Но дорожка, пусть и раз всего пройденная им, остаётся. Редкий путник наткнётся на дорожку ту, и воспользуется. И может так статься, что свершит дела большие. А не будь этой дорожки, заплутал бы и сгинул так ничего и не свершив.

     Члены семьи Кемонгака, один за другим, просыпались. Появилось нарезанное тонкими ломтиками мороженное мясо и лепёшки. Травяной отвар разлили по кружкам и завтракали сидя вокруг костра. После, не медля собрались и выдвинулись в сторону дома. Впереди оставался последний переход длиною примерно в семьдесят километров, который планировали завершить глубоким вечером в стенах родного дома. Небо затянуло, и поднялся ветер. Повалил снег. Инуиты выпустили вперёд оленя с санями, а второго поставили позади. Так делали всегда с целью не сбиться с пути когда горизонт размывался из-за снегопада. Олени имели свойство идти как по нитке, прямо. Первый олень вёл отряд, а последний служил контролёром на случай если всё же первый вдруг сбивался. При сильных ветрах бывало и так.

     Поднявшийся ветер превратил снегопад в буран и Саша потуже затянула капюшон своей кухлянки, и то и дело смахивала снег с ресниц.

     Медведь, в последнее время не чувствующий опасностей, позволял себе отходить от девушки и проводил много времени с новыми знакомыми. Любимым его развлечением стало идти рядом с одним из оленей прижавшись своим боком к боку попутчика. Сегодня он придумал себе новое занятие: заходил за сани, и упираясь головой в спинку толкал их вперёд. Такими своими действиями он пытался помогать оленю тянуть ношу. Бывало, медведь и Кунук шли вместе и старик что-то тихо рассказывал зверю, а то и уходили эти двое в сторону от группы и пропадали по долгу. Что у них были за дела Саша не знала, но всякий раз как они возвращались, медведь обязательно первым делом шёл к девушке и часть пути тыкал своим носом в её руку. Собаки же большую часть времени крутились возле инуитов, среди которых находили внимание и понятливых, интересных им, собеседников.

     Так, в снежном буране, отвлекаясь на короткие разговоры то с одним, то с другим, и наблюдая за медведем, Саша не заметила как зашло солнце. Инуиты сделали короткую остановку, попили ещё тёплого отвара оставшегося с прошлого привала, и дали корма оленям. Медведь и старик успели за это время отлучиться и вернулись с добычей. Часть нёс Кунук, а часть, судя по всему, была съедена медведем на месте, и теперь он то и дело вылизывал морду и натирал её лапами.

     Не теряя понапрасну время инуиты снова шли вперёд. Ветер сменил направление с бокового восточного на встречное, северное, что затрудняло движение, но до деревни уже было не так далеко и каждый мечтал вернуться в привычную, родную обстановку, а потому темп никто не сбавлял. В какой-то момент, медведь шедший бок о бок с Сашей оказался позади неё и стал толкать своей головой ей в спину, видимо решив таким образом помочь подруге идти против ветра. Сашу это забавляло, и стараясь показать как она ценит заботу друга, она заводила руки назад и трепала того по голове. Заметив то как медведь старается помочь девушке к ним подошёл Кемонгак и показал рукой вперёд, на сани.

     – Иди в сани и ложись. Я укрою тебя.

     Саша хотела было отказаться, но заметив как решительно на неё смотрит мужчина, пошла к саням. Ей было неловко от мысли лежать в тепле и удобстве когда остальные идут. Да к тому же и оленю придётся тянуть лишний вес. И только забравшись в сани она поняла как устала. Кемонгак заботливо укрыл девушку и ушёл вперёд растворившись в снежной пурге.

     Саша заснула сразу.

     Медленно открыв сначала один глаз, а затем второй, она зевнула, и не имея никакого желания выбираться из своей тёплой постели, продолжала лежать. Её взгляд лениво изучал угол противоположной стены и потолка. Чуть ниже расположилось окно, являющееся, в этот приятный час, порталом в жёлто-рыжую осень. Правее от окна, под самым потолком, в углу, громоздилась крепко сплетённая этим годом паутина. Даже отсюда хорошо было видно хозяина этого творения – крупного, с восьмью лапами паука. Тот, не скрывая своего существования, неторопливо переставляя лапами, обходил охотничьи угодья.

     И всё же, надо было вставать. Досадуя на задуманные ею самой дела, она выбралась из-под одеяла, вставила ноги в тапки и пошла на кухню, к рукомойнику. Глянув в небольшое зеркало закреплённое на стене, она крякнула, но вот какую эмоцию выражал этот звук понять было нельзя.

     – Чёрт знает что, – проговорила она вслух. – Думаешь, это я, Лизавета, а тут на тебе.

     Она помыла руки, почистила зубы, умыла лицо, и вытеревшись полотенцем – расчесалась. Решив, что попьёт чай как-нибудь в другой раз, она накинула на себя ватник, надела носки, вставила ноги в резиновые сапоги, и прихватив рогулину вышла из дома. Перебравшись на своей худой лодке на противоположный берег реки, она самым берегом, чтобы меньше быть замеченной сельчанами, добралась до дома Медведя. Постучав ногой в дверь, она пнула черенок лопаты подпирающий эту самую дверь и вошла в дом. Пройдя на кухню, села на стул и стала ждать.

     Медведь явился днём. Запыхавшийся, розовощёкий и довольный. Увидев на своей кухне старуху не удивился, будто так оно не раз случалось.

     – Привет, Лизавета. Ты какими ветрами?

     – Лизавета? – гостья потрогала своё лицо руками и вопросительно посмотрела на мужчину. – Ещё утром, в зеркале я была Сашей. Да и сейчас ничем от неё не отличаюсь.

     Медведь никак не отреагировал на слова подруги.

     – Так ты мне расскажешь, что тебя привело в мой дом?

     Лизавета крякнула. – Помнишь письмо, что Никифор передал для тебя? Ты так и не прочитал его.

     – Ого! – Медведь рассмеялся. – У тебя отменная память раз ты смогла вспомнить о нём спустя столько лет. И любопытство, – добавил он.

     – Зато ты, похоже, позабыл. И память твоя никуда не годится.

     – Э нет, милая моя. Всё это время я ждал, когда же ты про письмо вспомнишь. Да вот, пришло время. И спросить за него должно Саше. И хоть путано всё у тебя, – он внимательно посмотрел на гостью, – будь ты хоть Лизавета, хоть Саша, но раз письмо потребовалось, знать Странница наша в пути. – Медведь встал, ушёл в сени, через минуту вернулся с конвертом и положил его на стол. Конверт выглядел сильно потрёпанным.

     Гостья аккуратно вынула из конверта листы бумаги, и развернув их прочитала несколько первых строк.

     – Так-так, – проговорила она дочитав письмо. – Медведь, просьба у меня одна к тебе будет. Навести Фёдора, пусть он немедля в путь собирается.

     – А ты? – спросил он гостью. – Твои намерения какие?

     – А мне кой куда в иное место надо. Помощь от меня требуется. – Она с досадой поджала губы. – Вся круговерть мира сбилась в один клубок. Нам бы замысел развидеть.

     Выскочив из дома охотника Саша быстрым шагом, задорно насвистывая, шла по улице деревни, туда, где притороченной к лаве ждала её давно прохудившаяся, старая лодка.

     Кто она сейчас, Саша не знала, да и была ли в том разница, коль время этого письма пришло, и оно будет прочитано. Вернувшись к себе она растопила печь, согрела чайник, а заварив его села в своё кресло и укрывшись пледом согревала руки о горячую эмалированную кружку. Чуть позже, раздевшись, она забралась в холодную, отсыревшую постель и согревая её для себя своим же теплом, заснула.

     Проснулась Саша от шума голосов. Маленький отряд подъезжал к деревне.

     – Твой взгляд блуждает. Ты что-то ищешь? Что-то не даёт тебе покоя и ты ищешь ответы. Так?

     Саша вздрогнула от неожиданно ворвавшегося в её мысли голоса Кулики.

     – Мне приснился сон. В нём будто зашифровано что-то.

     – Это хороший сон. Поверь мне, – старушка положила руку на плечо девушки. Присев на сани в ногах у Саши она посмотрела ей в глаза. – Сон, где ты, это не ты? Где другой видится твоими глазами? Где ты видишь то, о чём забыла?

     – Да. – проговорила удивлённая Саша. – Я будто знаю, что в письме том.

     – Ну что же, это хорошо. Умея вывернуться на изнанку, ты способна видеть тень прошедшего.

     – Вы говорите странные вещи, будто знаете что, но держите при себе.

     – Держала, да надобности более нет. – Кулика загадочно улыбалась. – То письмо у меня. Мне велено прочесть его. Устраивайся поудобнее. – Она расстегнула верх своей кухлянки и вынула из-за пазухи конверт. Он был старым и…

     – Кулика! – вскрикнула Саша. – Да это же тот конверт, что нам с Полем передал отшельник Никифор и просил отдать Медведю!

     – Верно, девочка моя. Это тот самый конверт. – Старушка открыла его и извлекла несколько исписанных листов. – А теперь слушай.

      И пребывал мир в тишине блаженной. И не знал он гласа людского. И пришла я мир этот заселить по образу и подобию своему, да не простым оказался путь. Не просто оказалось и тем, кого я взяла с собой. Не знали они начала. Не ведали об истинной цели. Видели всё как первый раз, и как первый раз проживали и испытывали на себе великий поиск мой – виновницы своих злоключений. И много пройти надо было, прежде чем истинный смысл проявляться стал. Сама же я блуждала, с отчаянием сменяя один мир на другой. И был тот, что за отца мне был, душу свою отдал, и охранял сердцем своим меня и память мою.

     

      Часть I

     

      Милая моя Сашенька, пишу тебе это письмо сидя в избе, в которой, много путей твоих позже, поселится тот, кто сохранит его для тебя. Устал я и подавлен, но буду идти, покуда вновь не встречусь с тобой. Для того и пишу. Белые люди мира этого прочтут тебе мною написанное. Тебе узреть надобно память свою от самого начала пути тобою проложенного.

      Слушай же.

     

      Стылый сентябрьский день сменился теменью.

      Лил дождь. Тяжёлые, ледяные капли заливали лицо стекая по волосам и шее под одежду. Порывы ветра, изменяя движение струй, превращали капли в острые, злые пики, заставляя мои глаза закрываться, а оледеневшие руки онемевать. Плотная завеса тяжёлых облаков скрывала от меня свет звёзд и луны.

      Где-то, среди этого ледяного свинцового мрака, среди кромешной черноты затерялась маленькая, старая лодка, а в ней я. Пытаясь вычерпывать воду замёрзшими и уже ничего не чувствующими руками, я боролся за свою жизнь, но воды в лодке меньше не становилось.

      Мне уже казалось, будто прошло нескольких дней блуждания по бескрайнему морю, и казалось, я потерял счёт этим самым дням и ночам. И море без берегов, и где начинался новый день, с востока, или с запада? И было ли вчера, или оно вот, сейчас?

      Лодку то и дело бросало из стороны в сторону и захлёстывало водой, принуждая к поражению. И уже казалось, бессмысленно вычерпывать воду спасая лодку, бессмысленно грести не зная куда, бессмысленно бороться за жизнь, когда тебя окружает необозримое море жаждущее твоей смерти. Только и осталось во мне, так это инстинкт самосохранения. Животное. То, что приходит на смену отчаянию, и уходит последним, убедившись, что позади уже ничего нет.

      В эту ночь (первая ли она была, или какая по счёту?) средь мглы, там, где должно было быть небо, стали появляться звёзды. Они появлялись то там, то сям, исчезали и появлялись вновь. Море бушевало, но вот, в какой-то момент, болтающуюся на волнах лодку дёрнуло, будто невидимая преграда остановила её. Не сразу поняв, что происходит, я продолжал вычерпывать воду, но тут под днищем заскребло. Её больше не бросало, слегка покачиваясь, она стояла на месте.

      Это был берег. Его очертания слабо проглядывали впереди, там, где сел на отмель нос лодки. Охнув, я попытался встать со скамьи, на которой просидел несколько дней. Схватился за колени, охнул снова, потянулся, и, ухватившись скрюченными пальцами за борт встал на четвереньки. Так и не разгибаясь, перелез через нос и мешком упал на песок. Да. Это была земля. И хоть волны окатывали меня, полуживого, окоченевшего – это было спасение.

     

      Свет, день, и солнце, впервые пришли вместе. Луна ушла за горизонт, за край моря, который был теперь, видим. Вместе с луной ушла и вода. Отлив оголил часть берега. Маленькая, утлая лодчонка и я лежали на песчаном берегу, а в десяти метрах от нас волны сонно укатывали песок. Я снова заснул.

      Проснулся, когда солнце подходило к зениту. Приподнявшись на локтях, сонными глазами посмотрел вперёд и снова опустился на песок. Увидев небо я вскричал: – Чистое небо! О все силы! Определённо сон. Проснусь и всё образумится. А пока терпеть надо. – Но поднеся свои руки к лицу, я вздохнул. – А волдыри от мозолей, это тоже сон? Нет. Меня не проведёшь. Я чую запах чертовщины. Чую. – Охая и причитая встал на ноги и обернулся рассматривая горизонт. Вокруг, куда не глянь, море. Клочок земли, на котором я стоял, оказался маленьким островком, почти сплошь усеянным камнями с возвышением посередине. Вдали, если верить солнцу, на юго-востоке, виднелась земля, от которой изломанным пунктиром к островку вела коса. Стоило идти туда, и идти сейчас, иначе, с уходом солнца вода поднимется явно выше косы и скроет её, а впитывать в себя морскую воду снова, было невыносимо.

      Вытянув лодку повыше и перевернув днищем кверху, я пошарил рукой в кармане телогрейки, где лежал кусок хлеба положенный туда ещё в избе из которой и начался мой путь. Отломив кусок, сунул в рот, прожевал и пошёл вперёд. Дорога была не лёгкой. Переступая с камня на камень, кое-как добрался до земли и очутившись на песчаном берегу осмотрелся, решая в какую сторону идти.

      Взяв вправо, побрёл по берегу, распугивая отдыхающих нерп, переступая через брёвна и коряги, лежащие вдоль линии высокой воды в больших количествах. Приливами наносило и морскую траву, отчего воздух благоухал стойким ароматом гнилости. С травой приносило и мелкую живность, крабов и морских звёзд. Всё это, большими, иногда непроходимыми кучами, лежало в нескольких шагах от линии берега, но вдоль воды идти было удобно: гладкий, плотно укатанный песок да редкие коряги. Хоть и медленно, но я шёл вперёд, помогая себе подобранной по дороге палкой, совсем белой, без коры, и гладкой, будто катаной по камню усердно и не один день.

      Слева от меня, шагах в двадцати, берег делал резкий подъём, где высотой с пол человека, а где и во весь рост. Там уже было зелено. А потом, дальше, снова, будто ступень гигантской лестницы, и снова. Росли деревья, незнакомые. Солнце прошло зенит, а я всё шёл и шёл. Часто приходилось обходить мелководья и даже бухты, но ни людей, ни жилья я пока так и не встретил. Всю дорогу только море справа и земля слева. Пора было подумать о ночлеге.

      И тут, – О небо! – я посмотрел направо, а затем налево, и устало сел на камень. Вдали виднелся крошечный островок, и участки, ещё не скрытой под водой, косы. Я пришёл туда, откуда начал свой путь.

      Надежда сменилась отчаянием. Я понял, что весь этот день шёл по берегу острова. Никого не встретив и не найдя ни лачуги, ни другого прибежища, вынужден буду ночевать под открытым небом. Я, конечно, видел на северо-востоке землю, но была она уж очень далеко, да и вдруг она и не земля вовсе, а такой же остров?

      – Ну нет! В море я больше не пойду, – сказал я и помотал головой. Страшила надвигающаяся холодная ночь, и к этому страху прибавился голод. Прогулка по берегу выветрила вкус морской воды, вернулся запах хлеба, остатки которого ещё лежали в кармане телогрейки, а ещё жажда. Надо было идти вглубь острова, туда, где возвышалась гора. Может там можно что-нибудь найти.

      И вдруг за спиной раздался хруст веток. Вздрогнув от испуга, я стал медленно поворачиваться. В мою сторону, выбрасывая из ноздрей струи пара, шёл конь.

      – Вот так да! Значит, если здесь конь, – я присел, с тем чтобы увидеть подбрюшье животного, – и верно, абсолютно чёрного цвета животина оказалась конём, – значит есть и люди. О небо! Я не один и будет мне приют! – Знать бы тогда, что мне уготовано.

      А конь, большими, чёрными глазами рассматривал меня.

      – Но, – тут я осёкся и внимательно посмотрел на пришедшего, – ты без сбруи. И ходишь по острову один? Странно. У тебя должен быть хозяин.

      Слушая меня, животное повернуло морду в направлении моря. Я, уловив это, понял, куда тот смотрит.

      – Да, конь. Ты верно думаешь. Кто тебя уведёт с острова? Твоему хозяину не надо за тебя бояться. – Я протянул к морде животного руку, дал тому понюхать ладонь и погладил по морде. – Значит, точно мне идти на гору. – И намеревался было уже идти, но, конь остался стоять и лишь пару раз хватанул копытом песок. Я обернулся. – Ну? Ты со мной? Тот фыркнул, и повернувшись, взял левее. Оставалось только развести руками: – Ну что за скотина? Будто мне в ответ, конь снова фыркнул и продолжил неторопливо удаляться.

      Казалось бы, что странного в том, что человек идёт своей дорогой, ну а скотина своей? Но мне в тот момент нужен был собеседник, пусть даже и фыркающий. Взяв влево, я поравнялся с конём, и в том, как последний повёл мордой, читалось одобрение.

      Пройдя сквозь заросли кустарника и рощу деревьев, похожих на яблони, мы вышли на равнинное место, сплошь покрытое мелким жёлто-зелёным лишайником. Животное верно держало направление будто точно знало дорогу. Показавшаяся шагах в ста от нас груда камней оказалась колодцем, возле которого мой четвероногий проводник остановился и мотнул головой.

      Колодец был стар и сильно разрушен. Камни, когда-то венчавшие его, в беспорядке лежали вокруг. Здесь же лежал и черпак. Деревянный, истрёпанный тем же временем и небережливым отношением. Кто-то, не очень заботился о его сохранности. Взяв его, я нагнулся над тем, что когда-то было колодцем, и дотянулся до воды. Черпая воду что-то задел, и сделав несколько глотков пресной, живительной влаги и крякнув от удовольствия, стал водить черпаком в воде колодца пока не хватанул сильно ржавую скобу, на поверку оказавшуюся ручкой ведра. Провозившись так и изрядно намучившись, поднял на свет деревянное ведро, очень старое, не пригодное уже, по большей части сгнившее. Что и осталось от старого ведра, так это ручка, два стальных кольца, да донышко, рыхлое и слизкое от гнили. В ведре обнаружился моток проволоки. Удивило меня то, что её не тронуло время. Белого, матового цвета, она будто только вчера была брошена в колодец. Проволоку я положил в карман ватника, рассудив что она может пригодиться мне в этом не простом злоключении.

      Посетовав на нерадивость неизвестных хозяев и попив ещё, я поднялся с камня. Надо было понять в какую сторону держать путь. Фыркнул конь, напоминая о себе, и в нетерпении постучав копытом, двинулся в сторону крутого склона горы. Я пошёл следом. Наш путь пролегал сквозь рощу невысоких сучковатых деревьев, меж которых всю землю укрывал плотный мох. Остановившись возле одного такого дерева, я не без удивления обнаружил на стволе кору берёзы. Потрогав рукой ствол, цокнул языком: – Берёзы. Эко диво. А кривые то какие. – Покачал головой, и обернувшись к нечаянному попутчику, терпеливо пережидавшему мои исследовательские стремления, продолжил: – это ж где мы есть, если даже берёзы здесь не как надо? – и произнёс с досадой: – пошли уж, не до них сейчас.

      Дойдя до подножия горы, конь взял влево и не спеша, но уверенно, пошёл низом. Приободрившись от выпитой колодезной воды, я бодро поспешал следом.

      Ранняя осенняя тьма навалилась на остров стремительно, будто чугунок крышкой прикрыли. Стараясь не отстать от четвероногого проводника, я подмечал, что идём мы вдоль подножия горы, поросшего мелким густым кустарником. По мере продвижения гора теряла высоту и стала ниже в половину, но всё ещё гораздо выше меня. Она продолжала быть загадочной, а в это время суток, ещё и тёмной.

      Приметив, что склон в этой части пологий, я рискнул и пробежав в сторону подножия некоторое расстояние, стараясь не упустить из виду коня, легко поднялся наверх. Передо мной лежало озеро, зеркало которого, будто затаив дыхание, казалось абсолютно неподвижным. Окружность озера обрамлял тёмный лес. От чего-то здесь было жутковато, и я, оставив любопытство и восхищение на потом, обернулся, и сбежав вниз по склону, помчался в сторону ушедшего далеко вперёд коня. Фырканье подсказало мне направление, и вскоре стал различим тёмный силуэт. Конь стоял на месте.

      – Ну чего встал то? Пойдём уж куда шли. – Я был нетерпелив, – ну? Ах, тыж! Ну конечно. Идти то некуда. Здесь нет ничего. – И горестно развёл руками.

      Конь фыркнул, и потянул воздух. Подняв голову я посмотрел на своего поводыря, и, как и тот, глубоко вдохнул.

      – Дым. Слышишь? Зверь. Дымом пахнет. Да печным, никак!

      Тот, как мне показалось, облегчённо выдохнул глядя вперёд себя, в чернеющую пустоту, туда, где начиналось подножие горы.

      – Нам туда? – Спросил я коня, и проследив за его взглядом, стал всматриваться в темноту. Животное медленно пошло вперёд, то и дело останавливаясь, стараясь разглядеть не отстал ли я.

      – Изба! – я всплеснул руками, – радость то какая! Вот, значит, высплюсь!

      Конь брёл, будто и не спешил никуда. Я приободрился, и быстрым шагом нагнав его, потрепал за ухо. – Да ты смышлёный никак. Не встречал я таких. Не встречал. Чудной. Ну да ничего. Как я посмотрю, дык и островок этот не без затей. М-да.

      Эх. О многом не догадывался я в тот час.

      Темно было, и лишь звёзды высыпали, будто камней кто самоцветных горсть кинул, да месяц полным кругом отдавал, пусть и стылым, но светом. Изба чёрным пятном проглядывала на срезе взгорка и начинавшегося над ним неба. Немного ближе, и различимо становилось окно с мерцающим светом.

      – Похоже, свеча. Тепло там. Застыл я, невмоготу уж терпеть, – и вопрошающе глянул на приятеля. – Ну шо, добрый, войду? – будто разрешения спрашивал. – Одичал. Вот и с тобой разговор веду. Не с кем боле. Ну теперь то уж всяк будет мне собеседник.

      Перед нами проявилось крыльцо со ступеньками. Начав было подниматься, я остановился в нерешительности: – Ну, ты то как? Пойдёшь куда, али здесь будешь? Умён ты, тебе и решать. – Поднявшись на крыльцо, отворил тяжёлую дверь.

      Предбанник встретил меня стылостью. Робко, отворив следующую дверь, глянул. Мерцал свет, и пахло печью. Переступив порог – вошёл. Приятный, тёплый полумрак успокаивал. Слева, на сундуке, или то была скамья, горела свеча, отблески которой выхватывали из темноты дверной проём.

      Стянув с головы шапку, помял её в руках, крякнул: – Хозяева! Без спросу я! Застыл...

      В тишине слышно было потрескивание печных углей. Что-то мягко тронуло мою ногу. Глянул вниз – кот.

      – Ну, мышева напасть, хозяева твои где?

      Кот молчал, продолжая тереться.

      – Вроде чёрный, – подумалось мне.

      Походив зигзагами, с целью потереться обоими боками о мои сапоги, кот по-хозяйски двинулся в сторону помещения, проход которого выхватывала из темноты мерцающая свеча. Сев на пороге тот издал звук очень похожий на ворчание, и встав прошествовал вглубь, в темноту. Я, сказав себе: – была, не была, – пошёл за хозяином признав за котом это право, более дать которое было некому.

      Слева стол, в дальней от меня стене – окно, по правой – печь. Несло жаром. Хозяев не было и здесь. Скрипнула дверь. Обернувшись к выходу, увидел, что дверь ранее затворенная теперь приоткрыта, а торчащая из-за неё часть туловища и хвост точно указывали на того, кто открыл её. Я покачал головой, и, хоть сил уже не было, снова двинулся за четвероногим хозяином избы.

      В глубине этой комнаты тоже горела свеча. По левую сторону от двери стояла печь, кладка которой была затёрта донной глиной, за печью, ближе к окну стояла тахта. Над столом, что стоял у окна, ближе к левому углу, на двух толстых верёвках закреплённых к потолку, висела обычная, плетёная из ивовых прутьев, корзинка. Справа от двери нагромождены были во всю стену, сундуки, разные, как по размеру, так и по отделке. Смотреть было нечего, разве что, растянуться на тахте да дать костям отдых. Подумав так, решил для начала хлебнуть кипятка с печи, да может и ещё что найдётся – уж больно живот сводило. Похоже, чёрный кот думал иначе. Мяукнув из темноты, животное показалось из-под корзинки.

      – Ну что, животина? Скукота тебе здесь. Ни души, – я хмыкнул, и умозаключил: – Заячья изба прям. Кот и конь, и боле никого. Дивно.

      – А корзинка, вон, висит, будто люлька, – продолжая размышлять вслух я кивнул на висящую корзинку: – чай не кота качают в ней, и не жеребёнка, – и подойдя заглянул.

      И тут я обомлел.

      Взял со стола свечу. Посветил.

      – Ох! Матушка моя! Дитё никак?!

      Аккуратно, дрожащими руками, в мерцающем свете, расправил одеяльце, частично прикрывшее личико младенца. Тот спал. Чуть слышное сопение и закрытые глазки говорили о том.

      – Ох, ох! Знать есть кто в доме окромя скотины. Буду ждать.

      Вернув свечу на стол, на цыпочках, боясь разбудить младенца, направился из комнаты.

     

      Так-то вот и начинается история, а начавшись – конца не имеет. Но всё по порядку.

     

      Проснулся я от тонкого писка, не сразу поняв источника звука, и того где я оказался. Смутно, как из далёкого времени, вспоминалось, как держал в руках горячую кружку, как дул на кипяток, и пил, и согревался, и не мог напиться. И всё. Как вернулся в комнату, скинул сапоги, фуфайку и лёг на тахту – не помнил.

      Из угла, снова чуть слышно пискнуло. Я дёрнулся... – вспомнил.

      – Эко ты! Напасть то! – и воскликнув, с кряхтением, поднялся и подошёл к корзинке.

      – Дитя пожалуй и не кормлено. Да только, ни матери, ни батьки не видать. Ну не может быть того чтоб рядом никого. – Покачал головой, вздохнул, и обращаясь к младенцу, сообщил: – Пойду, гляну, матушке твоей, женщине нерадивой напомню обязанность её.

      Выйдя из комнаты, оглянулся. В свете дня увидел много, чего не мог впотьмах, при свечах да усталости. Вспомнил с огорчением: – Свечу не задул. Жалко. Стаяла, пропала понапрасну. Подошёл к тому месту где горела до того свеча, удивился – свеча была. С ладонь высотой, и фитиль целый.

      – Нако же! Потушил кто. Неужто я?

      Глянул, где спал. Свеча на столе стояла целой.

      И всё больше убеждался – не простой это дом, и место, и сам остров.

      Открыв дверь вышел в сени. Глянул на улицу. Возле крыльца стоял конь. Завидев меня, мотнул головой – поприветствовал. Сейчас, немного отдохнув, я разглядел и отметил для себя, что конь ухоженный, и не знающий недостатка в прокорме.

      – Доброго дня, – произнёс я ему, и кивнул.

      Отступив в сени и притворив дверь, неуверенно потоптался на месте, и снова, открыв её, вышел. Спустившись с крыльца на землю, уселся на деревянный настил и уставился на животное. Разговор с ним завёл.

      – Вот скажи мне, животное. Как может быть такое? Дитя ночь всю, одно. Ни матери, ни отца. – Я всплеснул руками от горестной мысли. – Кормить его чья обязанность? Ему, чай, молоко надо. Орать будет! Требовать! И правильно. Да токмо я не смогу ничего сделать. Не из-за криволапости, а по природе своей. Имею право, – заключил я, будто успокаивал себя.

      Конь молчал, опустив голову и выщипывая редкие травинки, торчащие сквозь жухлую осеннюю листву.

      – Эх. Скотина ты безмолвная. Проку от тебя... Хотя... нет. Неправ я. Ты... да, – я махнул в сторону дома, – приятель твой, кот, чудно умные. Странные вы, – сделал я вывод, хлопнул себя по коленке и пошёл в дом.

     

      Воздух серел. Серел горизонт, а вместе с ним и море. Второй день скатывался на запад. Дитя пыталось тянуть ко мне свои маленькие ручонки. Поначалу страшило меня взять младенца, да не выдержал, с великой осторожностью, взяв его на руки, прижал к своей груди. Так, с ношей на руках вышел из избы и сел на ступеньках крыльца.

      И знаешь, что я скажу тебе: ощущение теплоты поселилось в груди моей. Живой теплоты. Доброй.

     

      Часть II

     

     –Что же мне с тобой делать, малютка? Чем мне кормить тебя? – Вздохнув я зашёл в дом, положил малышку в корзинку и лёг на тахту.

     Младенец не пищал. Это был хороший признак. Но молчание в корзинке не успокаивало. С часу на час голод возьмёт своё. Встав, я вышел из дома и сел на ступенях крыльца. Конь всё ещё был здесь. Неторопливо пощипывая траву, он переступал с ноги на ногу пошлёпывая копытами по опавшей листве.

     Я же обхватил голову руками, и горестно задумался со злым бессилием осознавая свою несостоятельность кормить грудью ребёнка. – А это верная смерть. – Вздохнул. – Всего и надо то, что молока, но взять его здесь неоткуда. Подняв голову посмотрел на коня. – Эх, конь ты, конь. Говорю тебе как есть, хоть и понимаю ясно бесполезность твою в своей нужде, но кому ещё сказать здесь как не тебе. – Поднял голову к небу, горестно усмехнулся и продолжал: – молоко нужно. Без молока сгубим малютку. Верная смерть. – И только сейчас, осознав чудовищность сказанного, зарычал не стесняясь, что было сил, выплёскивая горечь своего неминуемого поражения. Вслед за этим я вскочил со ступенек и пошёл в избу.

     Беспокойный сон мучил меня, осознававшего неминуемость страшного и ужасно близкого будущего, предгробового. Я метался во сне в те короткие отрезки времени, что удавалось заснуть. В нетопленной избе стало холодно и сыро. Запищал тонкий голосок младенца. Не помня себя я вскочил с тахты, и открывая подряд все сундуки, нашёл шерстяное, колючее одеяльце и длинный лоскут прочной ткани. Связав двойным узлом концы лоскута, повесил себе на шею узлом назад. Получилась этакая мягкая корзинка, в которую, держа перед собой, можно хоть грибы, хоть ягоды собирать. Аккуратно взяв малютку из корзины, укутал его, помимо одеяльца, в которое он был запеленован, в толстое шерстяное одеяло. Теперь, как я посчитал, ребёночку не страшен свежий осенний воздух. Удовлетворённый сборами, положил младенца в импровизированную люльку. Можно и на улицу выйти, и руки свободны, и дитя всегда под присмотром и в безопасности, да и тепло от горячей мужской груди.

     Но дитё плакало. Уже не замолкая.

     Сумерки поглотили яркие краски осени. Не разбирая дороги, с младенцем в нагрудной люльке, брёл я по берёзовой роще. Выйдя к озеру остановился и стал всматриваться в водную гладь. Неподвижную. Тяжёлую. Способную принять в себя любую жизнь без ропота. Примостившись на коряге, отломил кончик ветки рядом растущего куста и держал его во рту, чтобы ни разрыдаться, ни закричать. Дитё, устав пищать, заснуло. На долго ли? Погрозив озеру кулаком, я проворчал что-то в его адрес, тряхнул головой, будто сбрасывал с себя скверну, и встал. Позади треснули ветки. Конь, решивший составить мне компанию, вышел к берегу.

     Я вздохнул и обратился к животному: – ну, привет. Пришёл посмотреть как я сгублю свою душу? Нет. Не сейчас. Сейчас во мне нет сил даже мыслить об этом. Наверное, я слаб.

     Конь фыркнул в ответ, тряхнул головой, и взяв чуть в право, пошёл вдоль берега. Пройдя несколько метров, остановился и повернул голову глядя на меня.

     –Чего тебе?

     После этого вопроса животное сделало ещё несколько шагов и вновь остановилось и посмотрело на меня.

     –Никак надо чего от меня? А? – И я пошёл в его сторону.

     Конь сделал несколько шагов и снова остановился глядя на меня, будто вызнать хотел, иду я за ним, или остался стоять.

     –Да ты никак, ведёшь меня куда? Ну веди тогда. Иду я. – И горько усмехнулся. – Один раз выручил меня с избой. Есть к тебе доверие.

     Так я, с дитём у груди, пошёл за конём известной ему одному дорогой. Пройдя вдоль озера мы спустились по пологому склону и пересекли нижнее плато широко раскинувшееся до самого берега моря. Преодолев ещё три спуска, с террасы на террасу, неспешно вышли на прибрежную полосу плотно укатанного песка. А конь изредка останавливался и оборачивался убедиться, что я продолжаю идти следом. Подойдя к валунам лежащим у самой воды он остановился, фыркнул и потряс головой. Пришли.

     С досады фыркнул и я. – Зачем ты вёл меня сюда?

     Конь, будто в ответ, опустил голову глядя в камни, и заржал.

     Я про себя чертыхнулся и побрёл к тому месту, поближе.

     –Лодка! Да никак та самая, бедовая?! – Я снова бросил на неё взгляд. – Никак есть что в ней? Но откуда? – Аккуратно ступая по скользким валунам, и поддерживая одной рукой люльку, ступил в лодку. Наклонившись, увидел, и подобрал лежащую в ней бутыль. – Не приметил я, чтоб в ней бутылка какая была, а вот надо же, лежит. Видать невнимателен был. – Покрутив в руке, поднёс к лицу, но различить в сумерках, есть ли в ней что, не смог. Выбравшись на прибрежный песок, сел на камень и покрутил пробку бутыли. Та поддалась и вылезла. – Ну-ка. – понюхал горлышко. Не уловив запаха, проговорил: – эх, была не была, – глотнул. – Мать честная! Да молоко никак! Молоко! Дитё родимое! Не сейчас нам помирать!

     Конь фыркнул.

     –Конь, – Я задыхался от восторга и удивления. – Вот ты же спас дитё! И душу мою спас. – И заплакал. Слёзы покатились по моим щекам. И стесняться нужды не было. – Быстрее в избу. Молоко кипятить надо. Да остудить ещё. – Я бережно, обняв обеими руками бутыль, держал её возле люльки с младенцем. Так всю дорогу и держал, бережно. Две драгоценности, младенца и бутыль с молоком. Сейчас ничего ценнее не было. Моя жизнь двумя прямыми пересеклась в точке надежды и счастья.

     Не помня как проделал обратный путь, я зашёл в дом, уложил младенца в корзинку и растопил печь. Вскипятив молоко, поставил его остужаться и мастерил из найденного бутылочку пригодную в роли материнской груди. Знаний у меня на тот момент не было никаких, но я смог.

     Наконец, взяв малютку из корзинки, сел на тахту, и держа бутылочку поднёс её к крошечному ротику.

      Часть III

     

     Ранним утром, только открыв глаза, я вскочил с постели с мыслями о малютке. Дитё жалобно пищало. Взяв его из корзинки, назначенный судьбой на роль отца, поморщился. Обнаружилось одно из не приятных обстоятельств статуса родителя. Малыш обделался. Распеленав младенца я обтёр его тряпицами, что попались под руку, и запеленал в чистые. Вот тогда я и обнаружил – младенец был женского рода. Начинался новый день, новые заботы. Может, как новоявленный папа, я того и не хотел, но мысли, по принуждению жизненному, подсказывали некий план, без соблюдения которого, увы, крохотный человечек не выживет.

     – Вскипятить молока и остудить. Вскипятить воды в тазу и помыть ребёнка. Постирать пелёнки. Собрать дров на зиму. Топить печь. – Я и сам не заметил как снова и снова повторял эти пункты, будто мантру.

     Вскипятив молоко, я покормил малышку, и раскрасневшуюся, закрывающую от блаженства глазки, уложил в корзинку. Подумав о необходимости новых пелёнок, решил заняться этим прямо сейчас. Раскрывая один за другим все сундуки, что стояли в комнате, я раскладывал хранящиеся в них тряпки, одеяльца, и всё остальное, что было кем-то в них сложено.

     Дитё спало насосавшись молока, а бутыль найденная в лодке уже на две трети пуста. Хватит на один приём. Снова тревоги. Стоило сходить на берег и посмотреть лодку. Собравшись, я вышел из дома, и уже спустился с крыльца, но меня не покидало сомнение. – Нельзя оставлять младенца одного. Ни на секунду. Мало ли что. – Чертыхнувшись, вернулся в дом, надел на себя импровизированную люльку, сработанную в прошлый раз из длинного, широкого лоскута, концы которого были завязаны узлом, укутал малышку в тёплое шерстяное одеяльце, и этот сладко спящий куль аккуратно уложил в люльку. Теперь ребёнок, а как я уже знал – девочка, от чего моё отношение к этому созданию подаренного мне судьбой, стало более трепетным, спал прижавшись к моей груди, под присмотром и защитой. Довольный своей предусмотрительностью, и не без гордости отмечая в себе заботу и чувство ответственности, вышел из дома.

     Меня занимал вопрос: случайной ли удачей было найти вчера лодку и в ней бутыль с молоком? – Нет. Это не было удачей, и не могло произойти случайно. Конь намеренно привёл меня на берег и указал на лодку. Скорее уж, чудо. Но что и как совершило его? Вот сейчас и выясню. Дойду и выясню, – успокаивал я сам себя.

     Но придя к тому месту где вчера стояла лодка, её не увидел. Лодка отсутствовала.

     – Что за чертовщина? Кто здесь, на острове, мог её взять?

     Встревоженный отсутствием ветхой посудины, я начал успокаивать себя резонностью дождаться вечера. Ведь вчера, именно вечером была обнаружена спасительница с молоком, и то, что сейчас её нет, может являться хорошим признаком.

     – Лодка в пути. Она доставит новую бутыль с молоком, и ребёнок будет накормлен. – И тут засмеялся в голос. – Сказки. Я тронулся умом и уповаю на чудо. Но если не чудо, ребёнок помрёт с голода и я этому не в силах буду помешать.

     Прогуливаясь по берегу со спящим в люльке младенцем, я примечал большое количество брёвен выброшенных морем, и уже обдумывал как бы их доставить к дому. Зима близко. Нужно запастись дровами. Кроме заботы о поддержании тепла в избе, остро стоял вопрос и пропитания. На острове живности я не замечал, кроме нерп, которые бывало, стайками лежали на песчаном берегу, а значит оставалось воспользоваться морем. Нужны снасти.

     Придя домой, переложил малютку в корзинку и принялся рыться в сенях в поисках инструмента и иного, что может пригодиться в хозяйстве.

     День подходил к концу, а уже были сработаны несколько разномастных удочек, и даже небольшие сети. А чуть позже, скормив ребёнку остатки молока я сидел на кухне и с тревогой думал о завтрашнем дне.

     Услышав конское ржание я подскочил со скамьи и вылетел из дома.

     – Ну? – спросил глядя в глаза коню.

     Конь тряхнул головой и пошёл за избу. Посчитав, что идти он собирается совсем не к лодке, я опустил руки. А тот, прежде чем скрыться за углом, остановился и повернув голову посмотрел на меня.

     И вновь надежда, более от доверия к коню. – Ах ты же, спаситель мой! – всплеснул я руками. – Обожди, милый, малышку мне взять надо, – и заскочил в дом, а уже через минуту спускался с крыльца с люлькой на груди. – Ну, показывай, давай, где лодка прячется.

     Этим вечером, в отличие от вчерашнего, лодка стояла в заводи, возле брусничного болота. То был северный берег, чуть левее косы. Как и вчера, на дне лодки лежала бутыль полная молока.

     Так прошла неделя, вторая. Каждый вечер конь водил меня к тому месту берега где их ждала лодка, и всякий раз это было новое место. Я даже как-то задался целью разузнать кто же управляет ею. И в последующие недели ходил по берегу и высматривал. Но, либо не находил лодку, либо находил там, куда приводил меня вечером конь. Лодка исчезала и появлялась принося жизненно важное молоко, незримо, скрытно. Кто-то, или что-то, не желало быть обнаруженным. Через десяток попыток я рассудил оставить в покое тайну лодки. Не искушать судьбу.

     Дни проходили за днями. Выпал первый снег. Дрова были заготовлены с запасом. Я, как сам впоследствии смеялся, уговорил коня и тот тягал с берега брёвна на толстой витой верёвке с петлёй на конце. По два три бревна за раз, стянутые петлёй. Нашлись и топор с пилой. С обеих сторон покрытая ржавчиной двуручная пила была мной зачищена, а зубья разведены и заточены. Удалось забить несколько нерп. Ловилась и рыба. И уже в сенях стоял деревянный бочонок со стальными кольцами, а в нём засоленная селёдка, благо на кухне предыдущими хозяевами оставлен был, среди прочей небогатой снеди, мешок соли. Появился и жир перегнанный на печи из нерпичьего сала.

     Подрастало и дитё. Так, во всяком случае замечалось мной. Вслед за этим приятным, радующим глаз, наблюдением, появилась у меня мысль соорудить настоящую люльку, а не то гляди корзинка не выдержит. Не откладывая на потом, люльку соорудил, и остался собой доволен. Так, младенец из корзинки переехал в своё первое рукотворное ложе. Корзинку, из уважения и страха к неведомым силам пославшим мне это испытание, незаметно сменившееся отрадой и отцовскими чувствами, оставил висеть на её прежнем месте.

     Выросла девочка и из своего первого одеяльца, в которое была завёрнута в тот день, когда я её увидел в первый раз. Решил, что одеяльце это сослужило свою службу, и выстиранное, было аккуратно сложено. Так, пустующая с этих пор, корзинка возвращала себе частичку своей загадочной истории. Сложенное одеяло я уложил на дно корзинки и оправил его, слегка охлопывая ладонью. С первой колыбели, принявшей когда-то новорождённое дитя, посыпались на пол кусочки коры прутьев и частички сухих листьев. Среди этих осколков времени упал, планируя подобно осеннему листу, небольшой огрызок бумаги, который, вероятно, всё это время таился до поры до времени под донышком, зажатый плетением. Заинтересовавшись огрызком, я нагнулся и подобрал его. Поднеся к глазам прочитал единственное слово написанное на листе, то ли химическим карандашом, то ли пером.

     «Александра».

     То было потрясением. Комната поплыла у меня перед глазами, и, сделав шаг назад, я резко сел на тахту, так, что та отчаянно заскрипела. И уж, поскольку дальше умалчивать смысла нет, откроюсь тебе. Ты была тем младенцем, той Сашенькой, что подарила мне счастье, пусть и не долгое. Но всё по порядку.

     Никогда, сколько себя помнил, я не знал, да по большому счёту, никогда и не задумывался, откуда у меня собственное имя. Не помнил, чтобы сам себя так назвал, но имя было. Как само собой. А вот у тебя имени не было. И я, эти, почти три месяца, не решался думать дать тебе имя. Всё ждал, что вот-вот явятся сейчас мать или отец, и имя у них есть плоду своему. Не глуп был я, что надежду берёг, понимал беспочвенность надежды своей, но страх совершить ошибку и присвоить чужое, пусть и именем, останавливал меня.

     И вот. Корзинка. Будто сама распрощавшись с надеждой, дала мне знак: «На. Принимай. Она твоя». И сейчас я испытывал радость, и облегчение. Что-то незримое передало мне в руки самое ценное, что было в моей жизни. Слёзы радости покатились по моим щекам. Встав с тахты, я подошёл к люльке. Ты, доченька моя, увидев меня, заулыбалась, подняла вверх ручонки и сжала пальчики в пухлые кулачки. Растроганный такой реакцией я наклонился и поцеловал тебя в лобик. И слёзы катились по моим щекам.

     Вместе с первым снегом пришли и заморозки. Море заметно чаще волновалось поднимаемое нескончаемыми ветрами, и по этой причине, так я это понимал, не замерзало. Первый снег, как выпал одним из вечеров октября, так и не таял, всё прирастая следующими снегопадами. Как-то, поскользнувшись на взгорке, и проехав на спине вниз по склону, отряхиваясь, я надумал смастерить сани и катать в них тебя. Задумку свою не откладывал, и срубив пару ровных, добрых стволов куста, что рос у озера, отесал их, загнул концы, и дабы они не выпрямились, зафиксировал тугим натяжением прочной верёвки. Скрепить вместе два полоза и собрать подобие сидения со спинками трудностей не вызвало. Всё из того же куста, нарубив прутьев потоньше, смастерил задуманное.

     Для тебя началась пора восторженного созерцания окружающего мира. Ты уже могла издавать звуки похожие на смех. Завёрнутая в одеяло, возлежала в мягком ложе саней и смеялась от восторга. А я тянул сани за верёвку, и то и дело оборачивался, счастливый, наблюдая как ты радуешься, и смеялся тоже.

     Но неотвратимо, может быть подгоняемо моими страхами, пришло время, и море стало затягиваться льдом. Сначала тонким и ломким, а затем и льдинами более тяжёлыми, и пока ещё лёд ломало, но страх того, что море встанет и лодка не сможет приносить бутыли, одолевал меня. В один из вечеров это и случилось. Ведомый верным проводником застал я лодку вмёрзшую в лёд, и хоть и была в ней бутылка, но стало мне действительно страшно. Ребёночку всего-то несколько месяцев, и чем его кормить окромя молока, я не имел представления, хоть и подумывал уже о крупе, что хранилась в мешке на полу кухни.

     Судьба, видимо, была благосклонна к двум душам и в следующий вечер услышал я знакомое ржание. С тобой в санях, ведомый конём, пришёл я на вчерашнее место. Сердце моё сжалось от боли, когда увидел лодку выброшенную приливом на берег, но в ней всё так же исправно лежала заветная бутыль.

     Всё повторилось и на следующий вечер. Лодка лежала на своём месте с бутылкой на дне. А вот вечером позже конь напугал меня тем, что подозвав ржанием сам не пошёл, и лишь мотнул головой. Осторожно, с сомнениями и страхами, пошёл я по вчерашним следам, уже без сопровождающего, но выйдя к берегу обнаружил лодку и бутыль в ней. Значит, лодке и отлучаться никуда не надо. Бутыль, или появлялась там чудесным образом, или кто-то приносил её и клал в лодку. Но теперь, хоть и легко это было сделать, я не хотел разгадывать загадку доброго привидения, считая такое намерение не благодарным. Позже, много раз приходя за молоком, удивлялся отсутствию следов помимо своих. Кто же такой, принося молоко не оставлял на снегу следов? Эта загадка занимала меня.

     Пришла зима, а вместе с ней и морозы, глубокие снега, да прочно скованное льдом море. Как-то появилась у меня мысль смастерить лыжи да сходить на берег земли, через пролив, ну или отправиться туда на коне, осторожно, от того, что без сбруи он, да сразу чертыхаясь откинул эту мысль. Страх глубоко укоренился в моей памяти. Животный страх. То, что погнало меня с земли и заставило пересечь море, где я в смертельной схватке со стихией едва не лишился жизни, пугало до леденящего холода во всём теле. И нечего мне там делать. Не найти мне на той стороне себе выгоды. Там неведомая смерть.

     А вот животные, гонимые, может хищниками, может голодом, заходили на остров по льду салмы, и было раза два, что бил я из смастерённого лука лося, да попадались зайцы на петли мной расставленные. Так и перебивался с рыбы на мясо, да разбавлял кухню свою грибами, что успел собрать по осени.

     Зимой занялся одёжкой для тебя. Кое-как выделав шкуру лося и зайца, смастерил черевички тёплые, и муфту для рук. Из тряпок и всё тех же шкур сшил, пусть и неказистый, но тёплый тулупчик на вырост, а из заячьих шкурок смастерил шапочку с повязками и пушистыми помпонами на концах. Кроме прочего попробовал сшить и простенький сарафан, да не был уверен, что тот подойдёт тебе как подрастёшь. Всю зиму ладил разную одёжку думая о единственной отраде своей жизни.

     Ты подрастала. Смешливая, любознательная, и уже ползала по полу, и нередко засыпала прямо там где устанешь, а как заснёшь так сразу возле ложился и спал кот чёрный. Чем питался кот я так и не смог выяснить, но мышей в доме не видел и в шутку прозвал его Проглотом.

     Долгая зима уступила место весне. Снег тяжелел и таял. И вот уже ты приползала на четвереньках на кухню и садилась перед печкой, смотреть как я справляюсь с ней. Я всё так же ходил на берег, туда, где лежала лодка, но тебя на санях уже не возил, а сажал на плечи себе, так мы и ходили. Тебе и это нравилось, и не меньше чем на санях кататься. Многое тебе нравилось. Я с удивлением отмечал у тебя живой интерес ко всему, и совершеннейшую не привередливость.

     Весна незаметно перекатилась в короткое прохладное лето. Море стало выбрасывать на берега в большом количестве морскую траву и губку, и я, для тренировки ума, придумывал применение дарам моря. Ты уже делала попытки встать на ножки и издавала всё больше разнообразных звуков, хоть пока ещё и ничего не говорящих мне.

     Морские чайки стали откладывать яйца. Вдоль всего берега острова этими большими птицами были свиты сотни гнёзд и в каждом лежало по три – четыре яйца. Я, не на долго выбегая из дома, собирал яйца в глубокую корзинку, но обязательно оставлял в гнезде одно, а то и два яйца. Чайки яростно защищали своих будущих птенцов пикируя на меня, и больно клевали спину и голову мощными клювами. Зато яйца в доме не переводились. На столь рискованную охоту я тебя не брал, а потому бегал на берег сразу после кормления, когда ты засыпала, да обязательно чтобы дома в это время находился кот. По необъяснимым причинам я доверял тебя чёрному старожилу. Ходил и за грибами, но уже с тобой. Их на острове росло так много, что за полчаса сбора набирался большой мешок, а в доме частенько пахло свеже-высушенными грибами.

     Одним из летних дней, сидя на крыльце, задумал я попробовать измельчить крупу, что досталась в наследство от неизвестных прежних жильцов, да сварить её на молоке и покормить тебя. Крупой оказалось пшено, а ступка с пестом стояли на полке над столом. Толочь пшено оказалось делом не простым. Сноровка нужна была, и я, отмучившись изрядное время, и вспотев, всё же истолок пшено в муку. Каша вышла жидкой, как и задумано было, а ты высосала целую бутылочку и довольная заснула. С тех пор я прикармливал тебя кашей, постепенно делая её всё гуще, а как пришла осень попробовал и с ложечки кормить.

     Не зная наверняка, но высчитал на пальцах да на клочках бумаги, что ровно год прошёл как я здесь. Четвёртого, может пятого сентября обнаружил тебя в люльке, если подсчёты верны. А потому, раз и навсегда, решил для себя определить день твоего рождения третьим числом, а значит уже завтра год тебе исполняется.

     Следующий день, казалось, мало чем отличался от дней предыдущих. Всё то же солнце, небо, шум моря и гвалт чаек. Но не для меня. Я, в этот, особенный, день не расставался с тобой ни на минуту и большую часть времени мы провели на прогулке. Облазали и обошли все укромные и труднодоступные уголки острова. Но что больше удивило меня, так это твоя реакция на старый покинутый колодец. Уже в конце дня, собравшись возвращаться домой, на пути с косы, идя восточным берегом, и забирая всё дальше от него, мы углубились в берёзовую рощу нижнего плато. Я то, по началу не осознавая, повторял свой первый путь от крошечного островка в конце долгой косы до избы, к которой меня вывел нежданный и дико загадочный приятель конь, каким-то чудом оказавшийся на этом безлюдном острове. Выйдя к старому колодцу я догадался о бессознательном повторении давней истории.

     Стоя перед развалинами спустил тебя на землю, и держа за руки поставил на ножки. Ты всё пыталась высвободить свои ручонки из моих рук и тогда я аккуратно опустил тебя на колени. Здесь, как и год назад, только что без одного дня, всё оставалось по-прежнему. За этот год я ни разу не приходил на это место. Старый, сильно разрушенный колодец. Камни, что когда-то венчали его, в беспорядке лежали вокруг. Черпак, знакомый мне тем, что благодаря ему я сделал первый глоток ледяной, чистой, и что было тогда для меня важным, не солёной воды. Черпак выглядел истрёпанным временем и небережливым отношением к себе. Ржавая скоба являвшаяся когда-то ручкой ведра. И деревянное, полусгнившее ведро с двумя стальными кольцами.

     Ты же, в то время, что я предавался воспоминаниям, вдруг встала на ножки, подняла ручки и стала хлопать в ладошки звонко смеясь. На нетвёрдых ногах, медленно и неуверенно делая маленькие шажки, вдруг пошла вокруг колодца, и сделав один оборот развернулась и пошла в обратном направлении так ни разу и не упав. Поражённый увиденным я сел на корточки и засмеялся от счастья и удивления. Что делала моя дочурка? Что за странный танец изображала? Что за прелесть наблюдать веселье и необъяснимое счастье, что светилось на твоём ангельском личике. В тот момент я был наполнен счастьем.

     Завершив круг в обратном направлении ты остановилась возле меня и глядя горящими глазами в мои, произнесла своё первое слово. Я не смог разобрать сказанного. Подхватил тебя, и подняв над собой закружил, а ты заливалась смехом.

     –Тебе понравилось это место. Я это вижу. Завтра мы сюда придём и приберём здесь всё. Приберём как захочешь ты. – Сказав это я улыбнулся, посадил тебя себе на плечи и пошёл в сторону дома.

     

      Часть IV

     

     Прошёл ещё один год. Ты уже выговаривала свои первые слова, многие из которых заставляли меня хмуриться и решать ребусы. Но что было интересным, так это то первое слово, что выговаривает всякий ребёнок. Нормальный ребёнок, конечно же. Вербальное общение такого ребёнка с окружающим миром начинается со слов «мама», ну или «папа» если мамы нет по каким-то причинам. У тебя мамы не было. Не мама тебя вскармливала, выхаживала, заботилась и любила. Эта роль была отведена мне, счастливейшему из пап. И так уж получилось, что первым твоим словом должно было стать слово «папа». Но нет. Первым словом, если не считать не разгаданного мной слова, что ты произнесла возле колодца в день когда тебе исполнился годик, было слово «батька». Я, услышав его, прыснул со смеха. Меня переполняли эмоции. Я поцеловал тебя в лобик, а ты стояла передо мной с горящими глазами и улыбалась.

     – Папа, – проговорил я по буквам.

     – Батька, – повторила ты, и побежала к двери на улицу.

     – Пусть будет по твоему, – сказал я себе, и уточнил задав вопрос: – Гулять?

     Ты кивнула. Как маленькая принцесса своему пажу.

     А на улице потянула меня за собой. Я, не зная, чего ты от меня хочешь, покорно последовал за тобой, а ты шла и шла, не сбиваясь, хорошо понимая куда тебе надо. К моему же удивлению, ты вывела нас к старому колодцу. Здесь ты обошла его сначала против часовой стрелке, а затем по часовой, повторив этим обряд годичной давности. Остановившись передо мной, с горящими от счастья глазами, ты вытянула руку в сторону берега и произнесла: – Дракон. Там. Хочу дракона.

     Я задумался над твоими словами, встал с камня и посмотрел по сторонам. Заприметив в траве интересующее меня, подошёл и поднял с земли. То была часть ветки берёзы, видимо недавно отломившаяся в следствие очередного штормового ветра. Толстая у основания, с тремя отходившими в разные стороны отростками, одним помассивнее и двумя потоньше.

     – Придём домой, я тебе смастерю дракона.

     Ты закивала, и протянув свою ручку взялась за мою. – Идём. Домой.

     Прошёл и этот год. Ты подросла, и уже, осторожно придерживаемая мной, сидела на коне, Пегасе. Так сама его назвала. Была ты ранней, как в ногах так и на язык, и без меня бегала к озеру. Там садилась на камень, или ствол какой поваленный, и молча смотрела в воду, рассматривая в ней отражение неба. Я же, иной раз, сопровождая тебя на расстоянии, с удивлением ощущал твоё терпеливое ожидание чего-то сокровенного, данного только тебе.

     И вот ты уже не брала бутылочку с молоком, а посаженная на стул, кушала за столом, часто размазывая по личику кашу, или обливаясь супом. А лодка опустела. Очередная бутыль с молоком стала последней. Будто кто знал, что мы уже не нуждаемся в нём.

     В один из летних дней, на четвёртом году твоей жизни, прибило к острову плот большой. Спрыгнул с него в воду пёс, и выбежав на берег залаял, и нюхая землю, петляя, прибежал к избе, изрядно напугав нас. Я от растерянности не знал что делать, а ты подбежала к крючкохвостому псу и обняла его, будто вы были знакомы. Пёс, приняв такое внимание, завилял хвостом, но был нетерпелив, показывая своим поведением озабоченность. Побежав было к краю поляны, он остановился и обернулся, посмотрев на нас.

     Я аж руками развёл. – Ты же смотри, родимая, прям как Пегас наш. Зовёт идти за ним.

     Мы и пошли. До самого берега, у которого стоял плот, а на нём бык.

     – Вот так да! Пёс да бык! Что делать будем?

     Ты и не думала. – Они друзья. Они понравятся Пегасу.

     Вздохнув, я подтащил тяжёлый плот как можно ближе к суше и уговаривая перепуганного бычка заставил таки того сойти на берег. Пёс, заливаясь лаем, бегал вокруг товарища. Так остров прирос новыми жильцами. Поначалу бык не уходил далеко от плота, но по прошествие нескольких дней был замечен у старого колодца, а позже и пощипывающим траву возле заболоти. Так, вместе со своим другом переселенцем, они обошли весь остров по низу, и к концу лета осмелились подняться в гору, а я задумался о постройке тёплого сарая. Пегас, долго не желающий присоединиться к компании новичков, сдался и всё чаще держался рядом со своими новыми знакомыми.

     И вот, в очередной раз наступило третье сентября. Тебе исполнилось четыре года, и уже по традиции, ты повела меня к старому колодцу, а с собой взяла вырезанного из дерева дракончика. Придя к колодцу ты поставила игрушку на верхний камень колодезной кладки, обошла колодец, сначала против часовой стрелки, а следом, по часовой. Проделав это, ставшее уже привычным для меня, действо, подошла и посмотрела мне в глаза.

     – Ну что, плясунья, пойдём домой? Я приготовил для тебя угощение, – улыбаясь спросил я и взял тебя за руку.

     – Нет, батька, – Ты мотнула головой и выдернула руку из моей. – Надо подождать.

     – Чего же?

     – Подожди. Немножко. – Ты повернулась в сторону берега и посмотрела в небо.

     Я ещё тогда усмехнулся. – Как скажешь.

     Ты же, завидев в небе точку, подняла руки и попыталась, казалось, всмотреться в самую даль.

     – Вот! Он летит! Летит!

     – Кто, доченька?

     – Батька, да дракон же!

     – Кто?!

     – Дракон мой летит. Он хочет дружить с тобой, и с Пегасом.

     – Вот как? – Я не нашёлся что сказать ещё, и не осознавая насколько твои слова серьёзны, доверился и ждал.

     Точка стремительно увеличивалась и уже можно было различить большую птицу плавно и размеренно взмахивающую крыльями.

     – Батька, пойдём скорее на берег, – Ты зашла за мою спину готовая сесть мне на плечи.

     – Эка ты шустрая какая, – хмыкнул я и присел помогая тебе забраться.

     Спустившись к берегу я уже невооружённым глазом видел: птица эта невероятно огромна в сравнении со всеми иными птицами раннее мною виденными.

     А это «что-то» приближалось, становясь всё более огромным и впечатляющим. И оно не было похоже ни на одну из известных мне птиц. Изредка взмахивая крыльями существо сделало над нами круг, и взрезая комья плотного прибрежного песка, приземлилось. Сложив крылья оно выдохнуло из себя клубы, то ли пара, то ли дыма, и положило голову на песок глядя на тебя.

     Я аж икнул. – Вот так чудо. – Мне было страшно, но поборов свой страх я подошёл к тебе и обнял. – Он опасен?

     – Нет же! Мой дракон совсем неопасен, – воскликнула ты, и засмеялась. – Он ещё малыш. Ему годиков столько же, как и мне. Мы же вместе родились.

     – Вот как? И ты помнишь, как вы родились?

     – Конечно! – Ты показала рукой на берег земли, что виднелся за салмой. – Мы там родились. На холме. Тогда же колодец этот и притянул меня сюда. Он здесь заместо маяка.

     – Какие ты мне чудеса рассказываешь. – Я нахмурился от воспоминаний о той страшной ночи, когда я, с оледеневшей от страха кровью, не помня себя, оказался в злосчастной лодке, но тут же опомнился и попытался улыбнуться.

     Присев на корточки позади тебя и обняв обеими руками я разглядывал чудное существо. Его закрытые глаза угадывались благодаря подёргиванию век. Большие ноздри, настолько, что в них можно было всунуть руку. Пасть, насколько она была ужасной и огромной? Я не хотел об этом думать. Нос, прикрытый, нет, не чешуйками, скорее чем-то схожим с хорошо обработанной, выдержанной древесиной с вырезанными в ней подобиями рыбьих чешуек. Бровей нет. Какие тут могут быть брови? Это же невероятное существо. Зато над глазами, почти на макушке головы, два небольших рога. Вот бы потрогать их. Из чего они сделаны? Как оленьи? А дальше, начиная с шеи, всё покрыто настоящими, отдельно друг от друга, большими, каждая в две ладони, чешуями. И всё чёрного цвета. Матового. Какого-то необыкновенно глубокого чёрного цвета. Даже солнечные лучи не отбрасывали блики на этой черноте. Будто всё поглощалось, впитывалось без остатка. Невероятный материал. Хотелось потрогать, ощутить своими пальцами его кажущуюся шершавость и мягкость. Голова дракона, наверное он всё же не спал, а только претворялся спящим, покоилась на двух вытянутых вперёд лапах. Четыре лапы. Наверное, эти – передние. Наверняка. Когтистые. Каждый коготь величиной с рог быка. Их четыре или пять на лапе? Я не мог как следует разобрать. Лапы, как и остальное тело, покрывались чешуйками. Не такими большими как на теле. Что там с крыльями я не разобрался. Их мне не было видно, а подойти поближе уж больно боязно.

     – Он спит?

     – Нет. Он играется. Ждёт, когда ты погладишь ему нос. Он это любит.

     – Правда?

     – Угу.

     – А он ничего плохого не сделает?

     – Да нет же! Гладь!

     – Но откуда тебе знать?

     Ты развернулась, и стоя всё так же в моих объятиях, с чувством проговорила: – Батька, ведь это он приносил молоко для меня.

     Я с недоверием и уважением посмотрел на дракона.

     – Подойди же. Погладь ему нос.

     – Мне чертовски страшно, – ворчливо проговорил я.

     И ты рассмеялась. Так прелестно. Твой смех, что перезвон хрустальных колокольчиков. – Пойдём вместе. – Ты разорвала кольцо моих рук и вложила свою руку в мою ладонь.

     Я встал, и повинуясь тебе, сделал несколько шагов пока вплотную не подошёл к носу дракона. Подняв правую руку я с опаской дотянулся до размеренно сопящего носа.

     – Ну давай же, – подначивала ты.

     Аккуратно, дрожащей рукой, я провёл по коже носа от глаз до ноздрей. Кожа оказалась на удивление сильно тёплой, почти горячей, и мягкой.

     Вдруг, из ноздрей вылетели клубы… чего? Пара? Дыма?

     Я встрахе отдёрнул руку. – Он недоволен?

     Ты снова засмеялась. – Он доволен. Когда у него чувства, он дым выпускает.

     – Когда хорошие, – догадался я. – А если плохие?

     – Тогда он огонь пускает.

     – Вот так вот? Запросто?

     Ты улыбнулась. – Он же ещё малыш.

     – Ну и ну, – Я оторопел. – А чем он питается?

     – Животными. Там, – ты махнула рукой в сторону тайги.

     – А здесь он никого не съест?

     – Нет. Моих друзей он не тронет.

     – Ну ладно тогда, – Я постарался сделать вид, что это твоё уверение меня успокоило. – А ты ему имя дала?

     – Имя? Нет. Ему не нужно имя. Он же Дракон.

     – А. Ну да. Дракон, – кивнул я. Продолжая гладить нос существа, и какие бы страхи не одолевали меня, я не мог отказать себе в удовольствии столь чудного физического контакта. Чуть бархатистая кожа дракона будто передавала в мои руки свою избыточную энергию. Удивительно, весьма. Это притягивало, а затем, не отпускало.

     В какой-то момент, веки существа дрогнули и распахнулись. Я снова, как и в первый раз, одёрнул руку, и в страхе отступил. Два большущих, жёлтых, цвета мякоти лимона, глаза, уставились на меня.

     – Он захотел посмотреть на тебя, – радостно сообщила ты. – Значит ему понравилось.

     Фасетчатые глаза, не мигая, не выражая никаких эмоций, пристально смотрели на меня.

     – Он меня рассматривает. – В моём голосе звучало удивление и детская радость. Обернувшись к тебе я повторил: – он рассматривает меня.

     Пасть дракона приоткрылась и меня накрыла волна густого аромата трав. По телу существа пробежала дрожь, и оно, на моих глазах, начало расти. На самом деле, успев испугаться я всё же сообразил, что дракон встаёт на лапы.

     – Он сейчас улетит, – сообщила ты.

     – К себе? Туда? – Я махнул рукой в сторону берега за водой.

     – Ага. Он хочет есть. – Ты улыбнулась дракону, и чуть помедлив, задала вопрос: – батька, можно ему прилетать иногда к нам?

     Я пожал плечами. – Что бы я мог сделать против твоих желаний?

     В ответ ты тоже пожала плечами. – Не расстраивайся, миленький.

     Из пасти дракона вырвался низкий утробный звук, он развернулся, переступая всеми четырьмя лапами, расправил крылья, присел, и одновременно с этим, подскочив, убрал лапы под себя и взмахнул крыльями. Вальяжно скользя над водой, он издал ещё один, но уже высокий звук, и со вторым взмахом крыльев резко взлетел выше, превратившись в большую чёрную птицу.

     – Вот это сила! – с чувством произнёс я. – Что же будет когда он вырастит?

     – Он станет ещё больше. Но это случится нескоро.

     – При нашей хоть жизни то?

     – Конечно! – Ты с удивлением посмотрела на меня.

     – Хм. Ну тогда ладно. – Я чувствовал, что не улавливаю каких-то нюансов, существенных для себя деталей, но расспрашивать, пытаясь прояснить тревожащие меня догадки, не стал, хоть, к своему удивлению понимал: ты знаешь ответы на все вопросы.

     С того дня прошёл год, и ещё часть года. Ты росла. Я учил тебя грамматике и чтению, ловил рыбу, собирал грибы. Прилетал время от времени и дракон. Интересно, что Пегаса он не пугал, а вот бык с псом старались держаться подальше от столь диковинного гостя.

     В один из дней дракон объявился у самого дома, чем напугал меня. Делая круг над полянкой перед жилищем, существо, само того не ведая, взмахом крыльев, вызвало обратную тягу в печи в тот момент когда я ворошил дрова, и на меня из топки, с порывом воздуха полетели снопы искр и мелких углей. Не понимая, чем это вызвано, я чертыхнулся, запер печную дверцу и смахнул с себя всё, что выплюнула на меня топка, в том числе и сажу. Со двора послышались твои радостные возгласы и смех. Выйдя на крыльцо, я увидел как ты пытаешься залезть на спину дракона, а затем, ругаясь на свою мягкотелость и потворство твоим капризам, поддержал тебя и помог вскарабкаться на спину чудовища. И всё бы ничего, да только на этом, ни ты, ни дракон останавливаться не собирались. Расправив крылья существо оторвалось от земли, и не успел я глазом моргнуть, было уже над верхушками деревьев.

     Так начались, пугающие меня всякий раз, твои прогулки над островом. Мне оставалось только молить все силы природы, что дальше острова ты не отлучалась. А в один из майских дней, возвращаясь с северного берега, я, решив сократить путь, поднялся по крутому склону, там, где гора своим остриём будто резала морские ветра, увидел странное, заинтересовавшее меня действо. В метрах трёхстах, там, где возвышенность достигала своего максимума, и откуда весь остров и необозримое море, лежали как на ладони, вы с драконом, разгребали землю. С интересом наблюдая за этим я решил, что не лишним будет знать, что вы там ищите.

     Увидев меня, ты замахала руками подзывая. – Батька! Иди сюда!

     Я подошёл и посмотрел на место, где дракон старательно выгребал передними лапами грунт. К тому времени результат рытья меня впечатлил.

     – Сашенька, что вы здесь ищите?

     – Он ищет драконью кровь, – ты показала на своего друга.

     В это самое время раздался громкий скрежещущий звук, затем треск, из глубины ямы вылетело несколько камней, а дракон издал пронзительный крик и из его носа вылетели струйки дыма. Аккуратно цепляя когтями, он поднимал на поверхность осколок камня алого цвета, затем опустил его на землю и откатил от края.

     – Зачем ему это?

     – Там ртуть. Она нужна ему. Он мне так сказал. Без ртути он не может изрыгать огонь. – Ты по слогам произнесла новое для себя, и довольно сложное слово «из-ры-гать».

     Я думал, что ослышался и переспросил: – Он тебе сказал?! Он умеет говорить?!

     – Да. Мысленно. И нас никто не слышит.

     – Вон оно как? – Кажется, я сказал это без особого удивления. Этих удивлений было уже слишком много в моей жизни, особенно всего, что касалось тебя.

     Я подошёл к краю ямы, и глядя в глаза дракона, как бы спрашивая его разрешения поднять один камень, и не против ли он, взял в руки самый маленький и поднёс к глазам. Алого цвета камень сиял на солнце тысячами искорок вкраплений стального цвета.

     – И что он с ними будет делать?

     – Он кладёт их себе в пасть и высасывает тёмные пятнышки, а камень выплёвывает.

     – Интересный способ отделять руду от породы, – заключил я.

     Дракон, тем временем, склонившись вглубь ямы, так что над ней торчала только задняя часть тела и хвост, взламывал новые пласты. Из ямы доносился скрежет когтей, треск камня, и поднимались облака дыма.

     Тогда-то я и задумал сделать из сверкающего камня украшение для тебя. Вспомнив про моток проволоки найденный в старом колодце, и пролежавший все эти годы на полке с инструментом, я, придя в избу занялся изготовлением цепочки. Работа ладилась. Проволока оказалась податливой, и вскоре цепочка была готова. Взяв один из камней, что вы с драконом добывали, изготовил медальон и приладил к цепочке. Так у тебя появилось первое украшение.

     Прошёл и май. За ним июнь, и уже подходил к концу июль. Ты росла, и всё больше беспокойства вызывало у меня твоё взросление. Всё больше страхов и ожиданий. Не редкими стали дни, когда ты до ночи гуляла по острову, часами сидела на берегу смотря на волны ничего не видящим взглядом. Беспокойство моё от этого только усиливалось. А когда я обратил своё внимание на тот факт, что в последний месяц не видел на острове дракона, меня передёрнуло от тревожного предчувствия.

     И вот, в один из вечеров, когда за окном уже стемнело, на печной плите начинал посвистывать чайник, а ты накрывала на стол, я ввалился в избу, разгорячённый после колки дров, и шумно плескался у рукомойника. Смахнув с себя воду тряпицей, Я сел за стол. – Сашенька, куда твой дракон запропастился? Давненько не видел его.

     Ты вздохнула. – Он грустит.

     – Вот как? – Я хмыкнул и с улыбкой посмотрел на тебя. – Чем же он опечален?

     Опустив голову ты с грустью в голосе сказала: – мы скоро расстанемся. Он понимает, что так надо, но всё равно печалится.

     – Вы расстанетесь? Но почему? Что за причина?

     – Ну… – тут ты замолчала, и как я догадался, из опасения, что я не смогу понять тебя правильно. – Настало время, когда ему надо удалиться с глаз этого мира, уединиться и обрести мудрость.

     – Ну хорошо, – я кивнул, – это не надолго? Он вернётся?

     – Сам он не вернётся. Я пойду за ним и верну.

     – А ты? Ты же останешься? – Пойми меня правильно: задавая эти вопросы и пребывая в сильном смятении, я желал услышать свои резоны, своё спасение. Я боялся потерять то блаженное равновесие, что обрёл здесь, с тобой. Боялся за своё счастье. А ты, ведомая своими замыслами, на тот момент мне не известными, несколькими словами обрушила этот маленький, безмятежный мир.

     – Я тоже уйду.

     – Уйдёшь? Куда? Разве тебе здесь плохо?! – вскричал я не в силах сохранять самообладание.

     – Батенька, нет же! Мне здесь хорошо. Это же мой остров. Здесь точка моего притяжения. Сердцевина всего. Но я должна идти дальше. Создав этот мир, я хочу насладиться им, познать, и беречь. Без моего внимания он может погибнуть.

     Твой голосок… Такой мягкий, бархатный, такой милый. У меня на глазах навернулись слёзы.

     – Но как же остров? Как я? Ты бросаешь меня здесь, и ещё не расставшись с тобой, я уже чувствую опустошение. Что же мне делать? – Я помню как ты встала, подошла ко мне и положила свою руку мне на голову.

     – Этот остров всегда во мне. И этот домик. Я здесь буду. Много раз буду.

     Я поднял взгляд и посмотрел в твои глаза. – А что делать мне? Ждать тебя?

     – Жди, но не здесь, и не каждый день. Жди меня моими дорогами, а пока насладись этой. Посмотри на мир, который сейчас в самом своём начале. Смотри как он будет взрослеть, и меняйся сам. Ты увидишь рассвет и закат, и у самого заката тебе будет дано выполнить свою миссию.

     Я был поражён твоими словами. – Не понимаю тебя. Ты говоришь странные вещи. Что за миссия меня ожидает?

     Ты улыбнулась мне тогда. – Понимание придёт к тебе совсем скоро. Понимание всего, но не раньше чем уйду я. Ты начнёшь знать, а вот я, наоборот, начну забывать становясь всё больше человеком. Ты, вот что, батька, последуй за драконом в его логово. Он попросит тебя. Не отказывай.

     Я смотрел на тебя и думал: да кто же она такая? Но ты, будто подслушав мои мысли, пожала плечами.

     – Что такого я начну знать?

     И снова ты пожала плечами. – Ты узнаешь. Туман рассеется, и начав прозревать ты оставишь прошедшему огорчение и начнёшь видеть замысел.

     На следующий, после того разговора, день, объявился дракон. Стояла ветреная погода. Небо, затянутое тяжёлыми облаками, грозилось обрушиться на море и маленький остров, чудом державшийся за глубоко погребённой под толщей воды, твердь. Хлопнула входная дверь. Звякнуло стекло в окне кухни. Ветви берёзы, растущей под окном, проскребли по раме, стеклу и стене дома рассказывая о чём-то произошедшем. Я, занятый в этот час строганием щепы для растопки печи, отложил нож и пошёл к двери. Открыв её, обнаружил стоящего перед крыльцом дракона.

     – Ну здравствуй, – хмуро приветствовал я его. – Сашу ищешь? Так она в рощу ушла. Туда, – и махнул рукой вправо.

     Дракон, так во всяком случае мне показалось, кивнул. Взмахнув крыльями он поднялся и полетел в направлении мной указанном. Я же, постоял на крыльце, да вернулся в дом.

     Не прошло и нескольких минут, как за окном раздалось настолько сильное шипение, что стекло окна покрылось паутиной трещин, а краска на раме отлетала мелкой чешуёй. Перепуганный, я выскочил на крыльцо. Странное шипение было недолгим, секундным, и сейчас, кроме звуков ветра, других не было. Меня это не успокоило, и, глубоко взволнованный, я побежал в сторону, куда до этого направил дракона, где должна была быть ты. А вбежав в рощу, поражённый увиденным, остановился. Передо мной чернело пятно выжженной земли размером с большую поляну. Пахло горелым, а над угольно-чёрной поверхностью висело дымное марево.

     – Что здесь произошло? Саша! Сашенька! Ты здесь?!

     Ты не откликнулась.

     Весь вечер и следующий день я метался по острову в надежде найти тебя, но тебя нигде не было. Мир вокруг потемнел. Обесцветился. И вовсе не потому, что солнце зашло за горизонт. Солнца не было последних два дня. И дом стоял холодным. И море потеряло звуки и запахи. Обхватив голову руками я завыл, осознавая потерю того, что держало меня здесь, что заставляло двигаться, встречать новый день и улыбаться воспоминаниям. Появление тебя дало мне волю к жизни, и с твоим исчезновением, воля погасла.

     Заслышав хруст веток и шелест листвы, я умолк и поднял голову. К крыльцу, из сумерек, вышел Пегас.

     – И ты здесь. Снова ты. Будто страж. – Я с жалостью смотрел на коня. И тут меня прорвало и я уже не мог остановиться. – И ведь это вы, вдвоём с котом, были здесь. Вы всё знаете. Не просто так. И меня ты вёл сюда с умыслом. А я то благодарил тебя. – Голос мой стал низким, глухим. – Использовали вы меня, а теперь я не нужен стал. Да? И что дальше? Что делать то со мной будете?! – Я зло посмотрел на Пегаса, склонил голову и обхватил её руками. – Он сжёг Сашеньку, – запричитал я. – Да. Сжёг. Она сгорела. Моя дочь сгорела! Неужели она сама этого хотела? Нет! Будьте вы все прокляты! Нет! Будь проклят этот остров! – Я вскочил на ноги, вбежал в избу, и схватив заплечный мешок положил туда топор, нож, немного сушёных ягод, грибов и рыбы. В предбаннике прихватил с собой лук со стрелами, телогрейку и выскочил на улицу.

     Не потрудившись притворить дверь, сбежал с крыльца, и не помня как, уже быстрым шагом приближался к берегу. Стянув лодку на воду, забрался в неё, поставил вёсла… Мне что-то мешало. Пошарив в карманах куртки, вытащил резного дракончика, охнул от нахлынувшего на меня огорчения, огляделся, зло бормоча, выбрался из лодки и поставил фигурку на ближайший камень. Вернувшись в лодку, посмотрел на далёкий берег большой земли, что выделялся чёрным пятном на фоне тёмного неба, и стал грести. Спокойная вода моря не препятствовала мне. Лодка удалялась от острова.

     

     Пристав к берегу я затащил лодку на песок, повернулся к видневшемуся вдалеке острову, и поклонился. Свернув вправо, побрёл вдоль берега. В пролеске между морем и дорогой, показалась крыша старой, покосившейся избёнки, она, судя по всему, давно стояла заброшенной. Изнутри жилище представляло собой одно помещение, в котором разом умещались печь буржуйка, железная кровать, кое-как сколоченный стол и скамейка. Пара сундуков обитых стальными, ржавыми полосами, да несколько крюков на стене возле кровати дополняли обстановку. На столе лежало несколько листов чистой писчей бумаги, перо и чернильница. На верхнем листе было аккуратно выведено: «Фёдору», и лежал конверт, самый обычный, клеенный из такого же листа. Я присел на скамью, хмуро посмотрел на стол, смахнул конверт в сторону и взял в руки листы.

     –Да, поди, чистые все. Нет ничего. Но моё имя… – сказав это в слух я задумался глядя на печь. – Моё имя… а может и не моё вовсе. – Затем встал, закинул за спину мешок и вышел из избы. Пройдя несколько шагов опомнился, что не затворил дверь. Вернулся, но неожиданно для себя принял некое решение, весьма меня удивившее, и, пройдя в избу сел снова. Придвинув к себе листы, отложил верхний с надписью, открыл чернильницу и обмакнул в неё перо.

      Народ, что жил среди снегов, мудрость времени хранил. Из поколения в поколения, через трагические кончины мира, проносил он знания от начала самого. Знания свои, ни кому не навязывая, крепко в руках держал. И была одна, которую ждали люди народа этого. И ею была я. Не каждому поколению дано было встречать меня, Странницу. Те же, кому счастье встречи выпадало, рассказывали мне о временах давно ушедших за горизонт. И только им было ведомо, кто есть Бог и Создатель. Только они были избавлены от заблуждений. Не строили они храмов, и не молились, но берегли знания, и в ожидании встречи проживали свои жизни без сожаления.

     

      ***

     

     Саша плакала.

     – Не плачь, Странница, то было за многими горизонтами. Земля наша тебя в первый раз видела. Пришла ты и создала мир дивный заселив его существами каких во всей вселенной не сыщешь. Разумом одарила многих. А скольким душам бестелесным приют дала? Так чему же ты печалишься? – Кулика ласково посмотрела на девушку.

     – Фёдор. Он такой несчастный. Так убивался, страдал. Я же, покинула его, и это после всего, что он для меня сделал.

     – Ты подарила ему несколько лет счастья растить тебя, заботиться, смотреть как ты начинаешь ползать, вставать на ножки, говорить первые слова. Чего большего он мог желать себе?

     – Но я разом разрушила это. Оставила одного. А он даже ничего мне не говорил. Не выражал ничем своего отношения к содеянному мною.

     – Ооо! – воскликнула старушка. – Милая моя. К тому времени как вы увиделись вновь, для Фёдора прошли бесконечно длинные вереницы жизней этой планеты. Он многое понял. Развидел твой замысел, и не способен держать обиду. Об этом и речи нет.

     – Но как же он жил после? После того как уплыл с острова и написал письмо? Эх! Знать бы.

     – А я знаю. – Кулика улыбнулась. – Он поведал мне. Вот как письмо доставил, так и поведал.

     – Вы виделись с ним?!

     – А как я по твоему, письмо это получила?

     – И он рассказал вам свою историю?! Прям, как с острова уплыл? А дракон? Про него он сказал что-нибудь?

     – Рассказал. Для тебя рассказал, а я тебе поведаю. Такова просьба его была. – Кулика поудобнее устроилась в ногах у Саши. – Укройся получше, закрой глаза и слушай.

     

     Писал Фёдор долго. Прошла ночь, и начали гаснуть звёзды. Закончив писать, сложил исписанные листы, а сверху положил тот, что с его именем. Сложил всё написанное так, чтобы уместилось в конверт и вложил в него. Заклеивать не стал. Закрыл чернильницу, рядом аккуратно положил перо и этот самый конверт неясно кому уготованный. Ойкнув от неожиданности боли в суставах от долгого сидения, он встал. Будет путь, будет и тот, кто передаст ему послание. А уж он решит, что с этим делать. Сейчас не разумеет, но тогда будет знать.

     Выйдя, он не забыл затворить дверь, и не преследуя каких либо целей, пошёл, не думая ни о дне сегодняшнем, ни о том, что ждёт его завтра. С угрюмым видом, преодолевая взгорки, овраги, поля поваленных деревьев, он шёл километр за километром, пока не вышел к стене плотно поросшего кустарника, напоминающего орешник. Тут-то он и вспомнил о поляне окружённой со всех сторон от тайги этими зарослями. Со всё той же угрюмой решимостью он, вместо того, чтобы обогнуть непроходимые заросли, врубился в них, и орудуя топориком, продрался сквозь и оказался на поляне, на той самой, каковая помнилась ему многими годами ранее. Найдя ключ, звонко бивший из-под земли, он, черпая воду ладонями, напился студёной воды и расположился на земле подоткнув рюкзак под голову. Умиротворённость этого места успокаивала.

     А дальше, всё как в тумане. Вырытая Фёдором землянка спасла его от зимних холодов. Затем, задумал он построить на этом месте дом и доживать, забывая свою найденную, а затем, потерянную дочь. И к следующей зиме дом был готов, а землянка стала погребом, в котором уже имелись запасы ягод и тушки зайцев.

     Зачем он жил? Ради чего? Эти мысли его временами одолевали, но если он есть, значит для чего-то это нужно. Так он себя и успокаивал. Череда дней вилась однообразной нитью. Ходил он за границы поляны, ставил силки, да собирал грибы и ягоды. Иногда стрелял из лука подбивая кабана, да заготавливал дрова заволакивая стволы сосен по ручью, что пробегал сквозь живую изгородь из орешника ограждавшего тихие дни Фёдоровой жизни от дикой, неприветливой тайги. Но было несколько раз и такое, что объявлялась на поляне, перед домом, медведица. Завидев перепуганного поселенца садилась она на землю и смотрела ему в глаза. Успокаиваясь таким поведением грозного зверя, Фёдор разводил руками давая понять, что не ведает, что же её сюда приводит, и чего она от него ждёт. Медведица, посидев, уходила, а у Фёдора оставалось чувство неуспокоенности, но с этим, в его нынешнем положении, можно было жить, и он жил, пока…

     В конце второго года, осенью, растапливая печь, он услышал завывания ветра в трубе, а следом из топки в избу полетели искры и уголья. И будто сработало что-то внутри Фёдора, он вскочил и бросился на улицу. То, что он увидел открыв дверь избы, обрадовало его, и вместе с тем, обдало его сердце волной глубокой печали.

     На поляне перед крыльцом стоял, не успев ещё сложить крылья, дракон. Сашин Дракон. Иного быть не могло. За то время, что прошло с последнего визита этого существа на остров, оно заметно выросло.

     Фёдор, не зная как реагировать на визит дочкиного друга, и чего от этого визита ждать – поклонился, приложив руку к груди.

     – Ну, здравствуй. Давно не виделись. Что привело тебя сюда?

     Дракон поднял голову к небу и резко опустил её, и проделал это ещё раз, затем сделал несколько шагов в его сторону и посмотрел в глаза.

     – Никак, ты сказать чего хочешь?

     Дракон чуть прикрыл веки.

     Фёдор развёл руками. – Как же мне понять тебя?

     Тот мотнул головой и закрыл глаза. Открыв их он посмотрел на собеседника и снова, но уже медленно, их закрыл.

     – Закрыть глаза? – спросил Фёдор. – Мне закрыть глаза? Ну ладно. – Он выдохнул, будто собирался выпить крепкого хмельного напитка, и закрыл свои глаза.

     Неожиданно для него, в темноте закрытых глаз чётко вырисовался дракон опускающий к земле голову так, что его длинная шея оказалась в горизонтальном положении в полуметре от земли. Ещё удивительней оказалось то, что к дракону подошёл он сам, взобрался на шею, ближе к туловищу, и руками ухватился за выступающие края больших чешуй. Дракон поднял голову и… Вестибулярный аппарат новообращённого наездника среагировал на резкие, энергичные движения мощного существа, и тот повалился на землю.

     – О, все силы! – Воскликнул Фёдор, поднялся с земли и посмотрел на дракона.

     Веки существа оставались закрытыми. Чуть постояв не совсем понимая, что же ему делать, Фёдор снова закрыл глаза.

     Это был полёт. А вдалеке, где-то совсем низко под висящими в воздухе ногами, простиралась тайга. В какой-то момент картинка померкла, затуманилась заливаясь белесой молокой, и через мгновение прояснилась. Теперь под Фёдором простиралась белая равнина, а впереди высилась странной формы гора. Походила она на высокий пень срубленного дерева, с начинающейся ниже места спила расщелиной, там где это дерево из единого ствола, когда-то ещё при жизни, продолжалось двумя.

     И вот они уже совсем близко. Вся гора перед ними, а на самом верху, в одной из двух вершин, огромного размера дыра. Дракон мягко притормозил, и, то ли влетел, то ли вошёл в эту дыру оказавшуюся пещерой. Развернувшись, уже стоя на лапах, он смотрел на проём, из которого Фёдор видел лишь бледно-голубое небо. Дракон опустил голову давая понять, что наезднику следует спешиться.

     А дальше снова калейдоскоп. Фёдор на ногах. Теперь он у подножия горы задрав голову высматривает вход в драконье убежище. И вот уже он на некотором расстоянии от горы. За спиной заплечный мешок. Он оборачивается и видит силуэт человека. Он пытается его разглядеть, подойти ближе, но… не подходит. Вместо этого, силуэт приближается, будто Фёдор приближает изображение подзорной трубой. Это девочка. Подросток. В кухлянке, с капюшоном, на ногах унты. Она улыбается.

     – Саша! Сашенька! – кричит Фёдор и открывает глаза.

     Перед ним всё так же глаза дракона. Они открыты. Дракон чуть заметно качнул головой и медленно сомкнул веки. Закрыл глаза и Фёдор. Теперь две Саши. На фоне горы стояли рядом две его девочки.

     – Как?! – Уже не открывая глаз восклицает мужчина. – Их две?! Дракон, заклинаю тебя, дай мне разумение!

     В ответ на мольбу Фёдора девочки приблизились друг к другу и… Слились! Теперь Саша стояла одна! Но не прошло и секунды, как из Саши появилась та, вторая Саша, помахала ему рукой и направилась прочь, не к горе и не в его сторону. Зато вторая, тоже помахав, но уже приветственно,пошла в его сторону. Та, первая, растворилась в дымке пространства, а вторая, хоть и шла в его направлении, но оставалась всё так же далека. Зато сам Фёдор, к своему удивлению, удалялся от горы. И вот он уже шёл по льду моря, и уже началась тайга, а Саша всё так же на некотором расстоянии, ни приближалась, ни удалялась.

     И только когда его голова закружилась и мир поплыл перед глазами, он с удивлением осознал, что всё это время перемещался спиной вперёд и при всём том сам он никуда не шёл.

     Чувствуя, что сейчас вот-вот упадёт, Фёдор открыл глаза, переступил правой ногой назад, чтобы не завалиться на спину, затем ступил этой же ногой вперёд, так как начал падать в противоположную сторону.Сладив с дурнотой и неуверенностью в ногах, он смог развидеть окружающее.

     Перед ним стояла, и он был уверен в том, ты, его Саша.

     Дракон, что мгновение назад был здесь, на этой самой поляне, исчез. Вокруг бело от снега. Девочка в кухлянке, с накинутым на голову капюшоном с меховой оторочкой, протянула ему руку.

     – Здравствуй, папа.

     – Саша?

     – Нет. Ниска.

     – Ниска? Теперь ты зовёшься так?

     – Я всегда так звалась. С самого рождения.

     – Но, как такое может быть?! – воскликнул Фёдор.

     Девочка засмеялась. – Ты ждал Сашу?

     – Но… – мужчина обескураженно огляделся. – Ты и есть Саша.

     – Нет, папа. Я не Саша, но я и Саша тоже. – Ей стало жалко отца. – Ты нас обеих видел. Вообще-то нас трое. Мы как одно целое, но она – Саша, я Ниска, а есть и третья, но тебе то воплощение ни к чему.

     – Но почему? – Фёдор растерянно развёл руками. Спрашивал он про первое. Концовка же и вовсе осталась за горизонтом его понимания.

     Девочка его поняла. – Так надо было Саше, а мы лишь следуем. Когда она ушла от тебя, моя мама отправилась на её поиски и наказала мне найти отца, тебя, и быть с тобой. А затем, как она найдёт девочку и удостоверится, что с ней всё хорошо, так я сразу засобираюсь домой.

     Фёдор пристально смотрел на Ниску. – Да как же мне заставить себя думать будто ты не Саша? Как же так-то?

     – Думай обо мне как о Саше, папа. Я не стану тебе перечить, потому как твои мысли не перечат истине.

     – Папа? – Только сейчас Фёдор понял, что именно, так нескладно слышалось его уху. – Но я же всегда был для тебя, (а может, для Саши?) батькой. А сейчас ты кличешь меня папой.

     Ниска усмехнулась. – Вот тебе и разница.

     – И всё же, – он обернулся разглядывая хорошо знакомую ему поляну. – Где дракон?

     Девочка отвела правую руку назад. – Ты проводил его в пещеру. Тебя об этом Саша просила. Но вот какую цель она преследовала, мне не знать. Ты разве не помнишь? Гора посреди заснеженной пустыни. На самом верху пещера. Ты туда на драконе прилетел. Он там остался, а мы вернулись к тебе домой. Ты и Сашу видел. Она пошла к камню, который должен указать ей путь и цель, но это уже другая история, и свершится она нескоро. Вы туда быстро прилетели. В одно мгновение. А вот возвращался ты долго. Зима уже здесь.

     С этими словами Фёдор будто очнулся осознав, что весь трясётся от холода, а руки, и особенно ноги, оледенели.

     – Пошли в дом. Я печь растоплю, – проговорил он, и взмахом руки пригласил дочку, (а дочку ли?) пройти первой.

     Ниска, наконец обратив внимание на то, что её отец дрожит от холода, и не удивительно, ведь несколько месяцев назад, когда здесь ещё только начиналась осень, он выскочил из избы в чём был, и сейчас, посреди северной зимы во всём этом и стоял. Открыв дверь она показала рукой, чтобы тот заходил первым. На кухне дочка показала отцу на стул возле стола, а сама занялась печкой. Спустя минуту задался огонь и затрещали отсыревшие в холодной избе дрова. Девочка поставила на печь чайник и села на второй стул.

     – Сейчас я тебе отвар сделаю. – И поискав глазами по полкам заприметила банку.

     – Ага, – кивнул Фёдор. – В ней травы разные. Можно их заварить. Худа не будет. – Понаблюдав за Ниской он положил голову на руки сложенные на столе. – Ты мне вот что скажи: что ещё за камень такой о котором мне говорила?

     – Ты про тот, что Саше найти надо?

     – Ага.

     – Ну, тому ещё не скоро быть. Сейчас, а может, когда многое изменится, но он ей нужен. Он для того, чтобы показать дорогу к своей цели. Это её камень. Она и второй оставила. Первый лежит, где я жила с мамой, и где ещё много раз буду жить, а второй здесь, неподалёку. То место ты знаешь.

     – Неужто? – Фёдор поднял голову и посмотрел на девочку.

     – Знаешь. – Утвердительно сказала Ниска. – На холме, от которого всё началось.

     – Ммм, – угрюмо произнёс он. – Страх замораживает меня, как вспоминаю.

     – Тебя не камни напугали. Они не причём. Тебя напугало Сашино рождение и первый крик дракона.

     – А те две звезды, что из первой появились? Что это?

     – Первая – сама Саша. Две другие, это мы с Николь.

     – Но зачем?

     Девочка задумалась. – Спросишь её сам.

     – Загадка?

     – Да.

     – А дракон? Он то как получился? И для чего?

     Ниска скривила рот. – И это спросишь у неё. Сама я полагаю, что он как хранитель её силы. В драконе заключена некая абсолютная сущность, обуздать которую неподвластно никому. По этой причине мы их и не наблюдаем в нашем существовании, но если уж он появился, это означает некое чудесное свойство, которое Саша открыла в себе.

     – Мне всё это сейчас не понять. – Фёдор мотнул головой. – А камень, что на холме? Он зачем? Он тоже Сашин?

     – Весь этот мир Сашин. – Ниска хмыкнула. – Да. Сашин. Это камень памяти. Он для того, чтобы Саша могла вернуться.

     – Куда вернуться?

     Ниска пожала плечами. – Я не знаю. Так же как не знаю и пути, который должен указать тот, дальний камень.

     – Мы ничего не знаем. Да?

     – Сейчас знаем мало. – Девочка разлила по кружкам кипяток, предварительно насыпав в них травяного сбора, и поставив одну кружку перед Фёдором, маленькими глотками отпивала из своей. – Саша много камней раскидала по мирам своим. Придёт время, и она начнёт их собирать, но сначала она примет этот мир в себя, растворится в нём, станет человеком, подобием своего же замысла. Это будет второй сложный период её пути. Нам всем, а в особенности вам, Охранителям, отводится роль вести её, оберегать и подсказывать.

     – А два других этапа?

     – Первый уже пройден. Мир создан. Ты принял младенца, и вскормил его. Третий этап самый трудный. Люди, созданы ею в великой любви, и сама она на многие тысячелетия станет человеком. Очарованная этим миром она начнёт забывать себя. Но настанет время когда она должна будет пойти по дороге своей, становясь всё менее подобной людскому роду. Ей это дастся нелегко. Вот тогда и заиграют камни памяти, что она предусмотрительно раскидала по мирам. О двух из них мы с тобой знаем.

     – Но с тобой, и с той третьей, разве не так же будет?

     – Мы трое неразличимы. Одна сущность. Пока ещё мы помним кто мы и зачем здесь. Но есть маленькое отличие, из-за которого Саша уже стала забывать, я пока помню, а Николь проявит себя позже.

     – О каком отличии ты говоришь?

     Ниска снова сделала глоток и посмотрела на Фёдора. – По сути, я и Николь, лишь проявления Сашиной воли. Стержень воли находится в ней самой. Наверное, по этой причине и сам остров является точкой её притяжения. Она ближе нас всех к нему.

     – Он какой-то особенный, этот остров?

     – Ага. Остров находится на перекрестьи всех дорог. Там пуповина пространства. Там колодец…

     – Тот, старый колодец?!

     – Да. Тот старый колодец.

     Фёдор грел руки обхватив ими горячую кружку и размышлял о странном пути длинной в вот уже почти десять лет. Путь этот он начал из небытия, уже будучи взрослым человеком лет пятидесяти. Но где остались те пятьдесят лет? Кем он был? Где и как жил? По какой такой причине он вынырнул из уже немало прожитого ничего?

     – А ваша роль? Зачем вы здесь?

     Ниска пожала плечами. – Саша ничего не делает просто так. Кажется мне, она воплотила себя в подобном триединстве с целью уловить как можно больше оттенков созданного ею мира. А может, разделила между своими сущностями разрушительные энергии, которыми владеет. Этот мир хрупок. Он не сможет устоять перед ней, будь она едина.

     – Всему виной Саша, – размышлял старик, и мысленно поставил обеих девочек вместе. – Саша. В ней нет ничего от Ниски. И ничего иного нет. Монолит. Зато Ниска… Копия? Не совсем. Ниска тоже – Саша, но… Но что? Подражание? Тень? Что? Часть Саши. Что-то очень от неё важное, но не вся Саша. А может, я так думаю от того, что думать иначе не могу по вине своей памяти о том младенце. Память сильных чувств искривляет видение.

     – Вот значит как всё оно, – хмурясь проговорил Фёдор.

     Ниска в ответ снова пожала плечами, как бы извиняясь за всё это необъятное и непостижимое, к чему она, хоть и непричастна, однако и опровергнуть свою сомнительную роль не могла.

     На том разговор и закончился. Закончился и день. Прошёл год. Дальше, только восходы и закаты солнца говорили о движении времени. Вот только, куда оно двигалось? Как быстро? И всегда ли в одном направлении? Вселенная молчала, как и планета. Безмолвная, разная, и на ней только Ниска и он, Фёдор, и где-то там, среди снегов Саша. Ах, да! Ещё эта странная, непонятная старуха, что отправила его незнамо куда преследуя неведомую ему цель.

     Жизнь домика обустроилась, стала уютной и упорядоченной. Фёдор ходил на охоту и рыбалку на озёра, что обнаружились поблизости от поляны. Ниска собирала грибы и ягоды, готовила еду и занималась домом. Со временем Фёдора отпустила память о былом, давнем душевном опустошении, пережитом им в связи с потерей Саши. Приняв Ниску в свою жизнь, он всё больше видел в этой девочке черты поведения и характера своего «первенца», того младенца найденного на острове. А ещё, что его сначала пугало, а затем удивляло и позже радовало, Ниска находила общий язык с обитателями тайги. Сначала она познакомилась с медведицей, которая забрела на их поляну, а Фёдор помнил эту посетительницу. Та, ещё до появления Ниски, несколько раз приходила сюда, и теперь он понимал, что приходила медведица не случайно, она ждала девочку. А позже и за пределами поляны Ниска уже знала многих, и не страшась гуляла целыми днями, уходя далеко в тайгу.

     Что печалило его, так это запомнившиеся слова дочери о весточке, что, рано или поздно, покинет она его, но он старался не огорчать себя и отгонял подобные мысли. Тогда ещё не знал он того, что случаться то будет много раз, и будет уходить она и возвращаться.

     Солнце мерило небосвод отмеряя будто на листе бумаги отрезки прошедшего. Но как быть с не пройденным? Фёдор, отмеряя шагами свою дорогу, всё больше видел на ней маяков оставленных своей дочерью, и всё больше открывался ему замысел её.

     

     Саша открыла глаза. – Как красиво. – Она улыбнулась Кулике, но та видела в глазах Странницы грусть.

     – Не грусти. Иди своей дорогой, а оглядываться назад предоставь другим.

     – Но тогда зачем ты рассказала мне всё это? Чтобы я помнила? Но, это и есть память. Это и есть: оглянуться назад.

     Старушка засмеялась. – Нет, милая моя. То есть маяки, что воздвигаешь ты на пути своём, а память… – она крякнула, пожевала губами трубку, – свою память ты, ещё в начале самом, предусмотрительно заперла и отдалила от себя. Но пришло время, и она тянется к тебе подобно ртути, что стремится к горячему сердцу. Наполнить тебя она хочет.

     – Что же за память такая? И зачем было так делать? Объясни, Кулика.

     – Ну, во-первых, памятей тех множество ты разбросала, будто камней. Об этом ты из пересказа моего слышала. А во-вторых, есть среди прочих две памяти, но они не в камнях заключены. Обе они таят в себе опасности разного рода. Большего сказать не могу.

     – Не знаешь?

     Та молчала.

     Саша опустила взгляд.

     – Рано тебе ещё знать. Таков твой наказ был, да ты не помнишь. Путь свой ты ещё не прошла, а нам суждено зреть тебя многие поколения во многих мирах, что создашь ты в поисках своих.

     Девушка слушала Кулику и рассуждала о сказанном ею. – Почему, Кулика? Почему ты так уверена в этом?

     – Милая моя, так оно сложилось по воле твоей. Так идёт из самих начал. Ты пришла сюда с целью большой. Вырасти из духовного через материальное. А как иначе сделать это, если не через неосуществимое. Вон, и другие Первые, пошли за тобой. – Старушка пыхнула трубкой. – Тебе всё это, что шаг сделать, нам же, созданиям твоим – необозримое, для рассудка нашего, время, начало которого многими потеряно уже, а тем, кто сопровождает тебя – страхи потерь и радости обретений.

     – Вы про Дракона говорите?

     – Кулика усмехнулась. – О нём, родимая, о нём. Ты обмолвилась о тайных вибрациях наших ожиданий. Это хорошо. Людской род слеп. Мы не смеем произносить в слух многое, и накрывшись покрывалом снегов терпеливо храним запретные знания. Человечество из раза в раз тешит себя тем, будто ведает о замысле твоём. Отчасти чаяния людей верны. Но… ох… если бы они могли взглянуть чуть глубже… – Кулика вздохнула. – Как же так вышло, милая, как так вышло, что забыли они себя? Их губит телесность!

     – Может, это моя ошибка? Может мне следовало чуть открыться им?

     Кулика махнула рукой. – Достаточно было. Не вини себя. Всё дело в них самих.

     Девушка вздохнула. – Я отдала им всю свободу. Поначалу они были прекрасны, легки. Каждый из них был центром своей жизни. А затем что-то произошло…

     – Брось, – прервала Сашу старушка. – Отпусти их такими какими они сами себя сделали. Не впервой тебе. – Она исподлобья глянула на девушку. – Или спасать их будешь?

     Саша пожала плечами. – Не знаю я.

     – То-то же.

     Саша вопросительно посмотрела на Кулику.

     Та засмеялась видя её реакцию. – Ты поступишь по своему. Тогда и знать будешь. И вот ещё что хотела сказать тебе, – она снова пыхнула трубкой и причмокнула от удовольствия, – ты сейчас предисловие пишешь. Оглядываешься очарованная этим миром, но ты ещё не вошла в него. Тебе осталось ключ подобрать да встать перед дверью. Вот в этот момент тебе и откроется книга мира. Тебе читать её, но прежде – написать. Без тебя и книги не будет. И мира этого нет ещё. То, что есть я, да Охранители твои, и всё, что и кого ты встречаешь, лишь приглашение. – Кулика вздохнула.

     – Как так, Кулика?! – Вскрикнула Саша.

     – Ну как же? – усмехнулась та. – Тебе что с востока на запад, что с запада на восток. Всё едино. Всё время пространства в одной точке для тебя. Нам же, людям, тобою созданным, солнце иначе как с востока на запад не приходит. Мы жизни свои проживаем и уходим. Есть начала и концы. Так мы и Бога воспринимаем, и время, и жизнь свою. Может потому и не взяла ещё Дракона своего, что задом наперёд ходишь. Он то здесь, в этом мире, каким ты его создала. Он ждёт тебя, а ты приходишь, а затем уходишь. Как и с мирами своими. Но, что-то мне подсказывает: замыслы твои за горизонтом моего зрения. Обширнее и выше они.

     Саша кивнула. – Вы мудры.

     – Вот и хорошо, – Кулика затянулась и выпустила струйку дыма. – А теперь вставай. Нас ждут.

     В свете редких уличных фонарей, увиденное Сашей напомнило ей иные миры. Белое с серо-голубым отливом пространство накрытое тёмно-синим колпаком, и огни фонарей в морозном мареве схожи были со светящимися шарами одуванчиков в закатное время дня. И во всём этом тихом, морозном безмолвии высились белые, обледеневшие, светящиеся изнутри полусферы, некоторые из которых соединялись друг с другом проходами.

     Вся семья инуитов, с Сашей, медведем, и вновь неизвестно откуда взявшимися тремя собаками, остановилась у одной из таких полусфер. Иглу – так назывались строения. Они являлись жилищами этого народа, были просторны внутри и надёжны благодаря тысячелетиям накопленного опыта их возведения.

     Спустившись вниз девушка с остальными прибывшими тут же поднялась наверх миновав совсем короткий почти подземный переход и оказалась в просторной ледяной зале круглой формы. Стены помещения плавно переходили в потолок, в центре которого, в самой высокой точке, имелось отверстие. Пол местами был устлан чем-то напоминающим ковры, где-то лежали шкуры, а где-то и просто посыпаны опилки и сухая трава. По периметру, вдоль стен, стояли нары одно и двух-ярусные. По центру стояла сложенная из кирпича печь. Дымовой трубы не было, и дым свободно струился вверх, к отверстию в куполе, через которое и выходил наружу. Женщины, коих Саша не видела, пока была в дороге, видимо оставались в деревне на хозяйстве и сейчас готовились к встрече вернувшихся. Низкие столы собранные из деревянных щитов, стояли вокруг печи и были уже заставлены чашами и тарелками с едой. Вскорости вся семья уселась вокруг этих столов и с аппетитом ужинала. Для такого количества людей стояла непривычная тишина. Инуиты умели уважать пищу и не отвлекались разговорами по пустякам. Лишь редкие реплики можно было услышать. Короткие сдержанные вопросы и такие же ответы.

     Саше было комфортно среди этих людей. Ей нравилось их отношение к ней. Ни взглядов удивления, ни восторгов, ни страха. Зная кто она такая инуиты воспринимали её как достойное неизбежное, что могло с ними случиться в жизни, как само собой, данность.

     Закончив ужинать члены семьи расходились по своим нарам, раздевались и укладывались спать. Несмотря на стены и потолок из обледеневших глыб снега, внутри иглу было достаточно тепло если не снимать с себя нижнее бельё и не медлить, а ложиться и накрываться тонким, колючим одеялом, и не одним.

     Саше показали на койку стоящую чуть в стороне от ряда нар. К раздевшейся и забравшейся в постель девушке подошла Кулика, заботливо накрыла шкурами, что принесла с саней, и пожелала хороших снов. Саша, хоть и спала всего несколько часов назад, заснула быстро. Так же быстро, как и проснулась позже.

     Открывшую глаза девушку поразил свет заливавший всё пространство. Свет был солнечный, но при этом ещё и медовый, плотный, и она даже чувствовала запах этого света. Запах мёда. Поднимающееся из-за горизонта солнце освещало восточную сторону купола иглу, и стены строения сложенного из глыб снега пропускали сквозь себя лучи рассвета давая мягкий сочно-жёлтый свет.

     В помещении никого не было. Саша выбралась из постели, оделась, и через подземный переход выбралась наружу. Стоял день. Крепкий, сухой мороз, ясное голубое небо и восходящее солнце взбодрили девушку. Она улыбнулась, подняла руки вверх и покрутилась вокруг себя глядя в небо. И только она подумала о медведе и собаках как из-за соседнего иглу выскочила компания детишек, за компанией бежали задрав хвосты три собаки и медведь. Бегущие детишки неожиданно остановились, на них налетели собаки, и во всю эту кучу влетел медведь успевший широко расставить лапы, пытаясь остановиться. Послышался детский смех и весёлое повизгивание псов. Пока Саша шла к этой шумной компании куча мала преобразовалась, и подойдя ближе девушка увидела нескольких восторженных детей оседлавших лежащего на снегу медведя. Собаки радостно бегали вокруг, будто в цирке, и потявкивали. Увидев свою подругу медведь встал, двое детишек со смехом свалились с его спины, но ещё трое крепко держались схватив зверя за шерсть. Так, с тремя маленькими наездниками на спине, медведь фыркая и урча подошёл к девушке.

     – Где все взрослые? – спросила Саша разгорячённых малышей.

     – Они все на охоте. Скоро придут, – махнула рукой в сторону девочка с круглым личиком.

     Вскоре взрослые и вправду появились. Они вышли из-за построек на дальнем конце деревни. Человек тридцать, может и сорок. Следом за ними несколько оленей тянули тяжело нагруженные сани. К Саше подошёл Кемонгак, снял с плеча ружьё, и отдав его старшему мальчугану наказал отнести в иглу. Счастливый ребёнок, наперевес с тяжёлым ружьём, убежал.

     – Добрый день, Странница! – поприветствовал мужчина девушку.

     Саша в ответ кивнула и развела руками как бы извиняясь. – Мне пора идти.

     Кемонгак улыбнулся. – Тебе сделать один шаг и мир изменится, как изменяется каждый день, и значит завтра мы снова увидим тебя.

     Саша посмотрела на мужчину. – Вы говорите с грустью в глазах собирая минуты и дни. Не стоит. Собирайте мгновения.

     Кемонгак рассмеялся. – Я понял о каких мгновениях ты говоришь.

     Саша собралась быстро. Кто-то из членов семьи доверху наполнил её рюкзак, положив в него тщательно завёрнутыми куски варёного мяса, рыбы, несколько лепёшек и термос. Солнце стояло в зените. Перед иглу из которого вышла девушка, собралось всё племя. Инуиты молчали выражая таким образом своё уважение к духу девушки. К Саше подошла Кулика, и с ней медведь. Она показала рукой на юг.

     – Тебе идти одной. Ты это знаешь. Сейчас там твоя земля. Как подойдёшь к двери, вспомни нас. Мы услышим и оставим своим потомках память. Они будут знать, что с этой памятью делать.

     Саша с грустью смотрела на женщину.

     Кулика развела руками. – Знай, открыв дверь ты откроешься этому миру. До этого момента ты подобна книге без названия, в которой сокрыто неведомое нам. И помни, мир боится тебя, и одновременно, взывает к тебе. – Женщина протянула Саше руку для прощания.

     Девушка достала из кармана кухлянки компас, постучала по стеклу пальцем и пошла на юг. Медведь пошёл следом. Собаки с лаем убежали вперёд.

      Дорога моя трудной была. Многого я не помнила. Многое вспоминала и забывала вновь. Сомнениями и страхами одолеваемая была я, подобно человеку. И не только. Усеяна та дорога была и опасностями различными. Каверза всего заключалась в том, что дорогу эту я сама мостила. А мир к финалу катился, и успеть надо было сбросить с себя одежды человеческие, и взглянуть на мир со стороны, и вспомнить, и слиться воедино воплощениями сущности своей, и призвать к себе рождённое собою же, и стать иной Первой.

     

      ***

     

     Всякая душа входит в мир не одна. У всякой есть родственные души. Они находят друг друга по тональностям, мелодичности, созвучию. Не то чтобы они искали друг друга. Скорее, это некое притяжение, неосознанно. Здесь есть что-то от магии, где тонкие уровни чувствования порождают материальные реализации. К чему бы вообще говорить об этом если не знать об одной удивительной особенности души, о её сопричастности всему. Душа, и мир её окружающий, есть единая субстанция. Мир таков каким она, душа, его видит. Мир одной музыки, одного стремления и одного свершения. Потому-то душа, незримо окружает себя родственными, созвучными себе душами. Иначе всё тщетно, и это на первый, легкомысленный взгляд, потому как подобные контрапункты обязательно породят сингулярность и мириады различных, и не всегда желанных, миров. Мир пребывает в постоянном колебательном движении порождаемом различными по настроению сущностями.

     Души нематериальны. Материя, это созданное ими же качественное состояние тонкого мира для возможности реализации своих энергий. По этой-то причине, материальный мир, есть отражение мира духовного. Из этого следует, что сами души есть разных энергий и стремлений. Слабые и сильные, созидающие и разрушающие, тёмные и светлые, а есть души из первых душ. Их не много, но их сила, их стремления и потенциал огромны. Они есть – начало. Они – ключи от всех замков, и вечно гонимые неиссякаемой энергией, такие души решают судьбы целых миров ими же и порождённых.

     

      ***

     

     И снова дорога. И снег, снег, снег. Сейчас, ей, отдохнувшей, идти было легко. Рядом шёл медведь и бежали весёлые, отъевшиеся на мясной диете собаки. Первую ночь, как и вторую, Саша провела на ногах. Останавливалась лишь на отдых, и затем, чтобы подкрепиться отварным, но уже насквозь промороженным мясом. Мясо было нарезано тонкими ломтиками и переложено грубой бумагой. Такой ломтик, прежде чем укусить приходилось отогревать держа во рту, и только когда он оттаивал его можно было кусать и пережёвывать. Лепёшки оказались совсем не теми привычными лепёшками из пшена или кукурузы. Зелёные, на вкус: измельчённый сбор трав, похоже, морских, и чуть подслащённые. Отвар в термосе уже давно остыл и бултыхался на донышке. Скоро снова предстояло есть снег или растапливать его на горелке и пить горячую талую воду.

     Этим днём, когда солнце стояло в зените, небо блистало чистотой, а воздух был прозрачным и чуть хрустальным от мороза, Саша решила, что ночь проведёт в берлоге. Ей надо было отдохнуть, да и медведь всё чаще шёл опустив морду и глядел на свои передние лапы. Собаки, покружившись первые сутки вокруг, снова убежали по каким-то, им одним известным делам, и не появлялись.

     Ночь прошла быстро, с танцующим по небу северным сиянием, и вся снежная долина переливалась оттенками фиолетового.

     Выбравшись из-под снега девушка разожгла горелку. С первыми лучами солнца непривычно появившимся слева от неё, перед собой, у самого горизонта, она увидела тёмный, но ещё не ясный силуэт предгорья. Саша набрала в руки снега и стала натирать им лицо. Что-то привлекло её внимание. Она замерла и смотрела в одну точку. Но то, что её потревожило больше никак себя не проявляло. Вытерев концом шарфа мокрое, раскрасневшееся от растирания снегом, лицо, она посмотрела на медведя. Тот лежал на животе и шумно нюхал воздух.

     Но что-то там всё же было.

     На востоке начинал сереть горизонт.

     – Вставай, лежебока. Пора идти, – Саша с тревогой посматривала на надвигающуюся бурю. Постучав рукавицей по боку животного, встала.

     Медведь поднялся на лапы, сделал два шага и сел возле рюкзака.

     – Поесть вздумал? – девушка вздохнула. – Ну хорошо. Я тоже чуть перекушу.

     В этот раз она надломила лепёшку и внимательно ковыряя ногтем рассматривала, её, пытаясь, понять из чего та приготовлена. Попробовав на вкус разные кусочки и отдельные фрагменты Саша сделала вывод, что трава в лепёшке, это обыкновенная хорошо ей знакомая ламинария. Пока она была увлечена исследованиями, медведь съел специально для него заготовленную часть тушки какого-то небольшого зверька и с интересом смотрел на подругу. Рассматривал. Взгляд его, как ощутила она, явно был осознанным.

     Выпив кипятка и доев злосчастную жертву любознательности девушка разобрала горелку, закрепила на боку рюкзака и уже начала закидывать ношу на плечо как что-то снова насторожило её. Сама бы она не смогла внятно ответить на вопрос, что именно привлекло её внимание. Будто вспыхнул на мгновение огонь, и погас. Меньше мгновения. Гораздо меньше. Всё что оставалось в памяти от него, это ощущение. Даже не сама вспышка.

     Саша несколько раз закрыла и открыла глаза, повращала ими, и обернулась к медведю.

     – Ты видел что-нибудь?

     Но медведь посмотрел на неё, положил голову на лапы и закрыл глаза. Она вздохнула, пожала плечами, и легонько тронув ногой медведя, пошла. Рюкзак так и остался висеть на одном плече. Вынув из-за пазухи компас, сверилась и глянула на солнце. Заболели глаза, и вспомнив про очки, полезла в рюкзак. День обещался быть ясным и морозным. Наст лежал крепким, а высокая холмистость и горы за нею всё ближе. Но день пробежал быстро, даже много быстрее чем любой день до этого дня, и в стремительно спустившейся на путников темноте решено было остановиться, поесть и немного отдохнуть. Устроившись на взгорке девушка скинула с плеча рюкзак и открепила горелку. Устроив удобное гнездо в снегу, уселась в него и полезла в карман за спичками.

     Она не могла вспомнить как, заснула. Не помнила как, закрыла глаза. Помнила только как пальцами перебирала в кармашке рюкзака ища там коробок спичек. Проснулась, от взрыва света перед собой. Вздрогнув всем телом, открыла глаза и наблюдала еле уловимые, разбегающиеся во все стороны, всплески свечения. В ушах шумело. Саша протёрла глаза и посмотрела по сторонам. Её удивило отсутствие медведя. Рядом его не было.

     – Медведь! – негромко позвала она. – Медведь, ты где?!

     Но звук её голоса разлетелся в тёмном пространстве и осел в снег. Девушка замёрзла от долгого сидения и подпалив горелку попыталась согреть руки. Без медведя рядом она вдруг явственно ощутила одиночество. Темно, холодно, и шум в ушах, за которым, кажется, может скрываться не только тишина этого безмолвия, но и опасности, которых она не слышит. Пришёл страх, а за ним и злость. Насыпав в кружку снега, дождалась когда он растает, превратится в воду и вскипит. Больше ей была нужна вода, чтобы согреть всё ещё стылые руки, чем для питья.

     Идти. Сейчас, это было единственным спасением. Идти, преодолевая тягостное безмолвие только и ждущее, чтобы свалить на тебя всё тёмное, чем живёт этот мир.

     Талый кипяток не согрел. Безвкусный, обжигающий язык и нёбо. Саша выплеснула остатки на снег и разобрала горелку.

     Снова вспышка, в этот раз позади. Но увидела она только расходящиеся во все стороны всплески свечения. Обернулась назад. В темноте, на уровне её глаз висело маленькое, похожее на чернильную кляксу, облачко. В одно мгновение оно сжалось до ничто и следом бесшумно взорвалось растворяясь в окружающей его темноте. Девушка протянула руку пытаясь понять что же она такое только что видела.

     – Не трогай!

     Голос прозвучал резко, предостерегающе. Саша вздрогнула и обернулась. В нескольких шагах от себя она различила тёмный силуэт человека. Рядом с ним, на снегу, сидел медведь.

     – Медведь! Ты вернулся!

     – Никогда не прикасайся ни к свету, ни к тьме. Прошу тебя. – Силуэт сделал несколько шагов к девушке, и она увидела появляющегося из темноты мужчину.

     – Джон?! Это ты?! – Она дёрнулась было подойти к нему, но парень выставил вперёд руку в предостерегающем жесте.

     – Не подходи. Эти воспоминания обожгут тебя.

     – Джон, о чём ты говоришь?

     – То, что сейчас тянется к тебе, преждевременно, и способно только навредить. Я знаю. Ты сама дала мне это знание.

     Откуда-то из темноты вынырнули три пса и крутились возле медведя.

     Саша обрадовалась увидев всех их вместе, и Джона, и медведя и собак, но пребывала в замешательстве вызванном словами друга. Она ждала ответов.

     – Дойди до двери, открой её и войди. А я, по твоей воле, всегда рядом.

     Джон исчез. Просто растворился в воздухе, будто то было видением.

     Собаки вскочили, и воя крутились там где только что стоял их хозяин.

     – Джон! Нет! Не уходи! – Саша опустила руки и тихо продолжила: – Тебя так давно не было.

     Только сейчас она поняла как ей не хватало Джона. Саша вспомнила как они встретились, как шли и как много он для неё сделал. Не могла только вспомнить момента когда их дороги разошлись, и каковой была причина приведшая к расставанию.

     – Как давно это было, – шёпотом произнесла она. – Но я помню. – И вдруг, набрав в грудь воздуха, прокричала: – Вернись! – Но во всей вселенной её услышал только медведь. Он встал, подошёл к девушке и прижался к ней боком.

     – Медведь, ну почему так? – Она вздохнула и провела рукой по голове животного. – Мне надо идти. Это я знаю. Всё остальное, чего не знаю сегодня, я узнаю потом.

     Так в темноте и тишине безветренной ночи Саша и её четвероногие спутники шли и шли. Шаг за шагом. Горы приближались. Издалека они походили на россыпь отдельно стоящих вершин.

     

      ***

     

     – Нет. Останавливаться не будем.

     Стив посмотрел на Поля. – Договорились.

     Следы от полозьев саней шли чётко на север. Двое саней. И по следам снегоступов угадывалось человек десять, двенадцать.

     – Это эскимосы. У них такие снегоступы, – кивая головой проговорил Стив, когда они исследовали следы. Побродив по снегу, в темноте, с фонарём, ребята поднялись в кабину трактора и поехали держа путь на север. Ночь сияла всеми звёздами, а по краям небесного купола плясали всполохи северного сияния. Поль как зачарованный смотрел на танец полос оттенков фиолетового и зелёного цветов. Воображение рисовало звуки огромного органа клавиши которого нажимала невидимая небесная рука.

     От очарования фиолетово-зелёных клавиш его отвлекли световые всплески далеко справа. Повернув туда голову Поль стал всматриваться в еле уловимые на горизонте пики гор.

     – Что там? – спросил Стив.

     Поль не ответил. Он смотрел, и ждал. Наконец из-за горизонта показались две сияющие звезды переливающиеся в разные цвета. Поднявшись немного выше, над одной из горных пик, они стали кружить в танце, затем характер их движений изменился с плавных на быстрые, ломаные, и уже напоминали весёлую игру в догонялки.

     Поль повернул голову к Стиву. – Это то что ей нужно. Мы сейчас на самом краю. – Он кивнул и показал рукой в лобовое стекло. – Эскимосы наверняка это знали, шли по краю не переступая за него.

     – Ты о чём? – Стив не понял слов друга.

     – Там, – Поль показал рукой вправо, – начинаются земли куда нам сейчас лучше не заходить. Сейчас это только Сашина территория, но чуть позже нам позволено будет зайти.

     Стив выругался. – А если я чуть заеду туда, что будет?

     – Ничего не будет. Чуть, не считается. Но ты никогда не узнаешь, где край. Ты можешь углубиться на метр, можешь на километр, десять километров, и выйти. Но ты не увидишь ту грань зайдя за которую всё то, что было с тобой до того, перестанет существовать.

     – Чёрт! – снова выругался Стив. – Это вообще, смертельно?

     – Может быть и смертельно, но не это важно.

     – Что может быть важнее смерти?

     – Неготовность принять новое, потому что, то новое, что тебя будет окружать, может показаться тебе страшнее смерти. – Поль вздохнул. – Поверь мне, ты будешь жалеть, что ещё жив.

     – Но чёрт побери! – вскричал Стив. – Я ни чёрта не понял кроме того, что мне должно быть жутко страшно. Мне и в самом деле страшно, – он крутанул руль влево и держал трактор на пару метров левее следов эскимосов оставленных на снегу. – Но как же Саша? Как она, чёрт побери, собирается там идти? Ведь, я правильно понимаю, ей надо куда-то туда? – он махнул головой в сторону чернеющих на горизонте горных пик, – в эти горы?

     – За Сашу не беспокойся. Ей можно. Там есть опасности и для неё, но эти опасности совсем другого рода…

     – Дьявол! Да кто она такая?! – Стив вскричал перебив Поля.

     – Подожди Стив. Всему своё время. А беспокоясь за Сашу мы упускаем другое, то что важно для неё самой, ради чего она бросила всё и поспешила сюда.

     – И что же это?

     –Своевременность, – Поль пожал плечами показывая этим, что сказал о самом обыденном. – Каждый раз как Саша бросала наслаждаться этим миром, и бежала к преддверию, значило, что мир на грани. – Он в упор посмотрел на Стива. – Сейчас ваш мир у черты,раз она пошла сюда. Здесь она найдёт и возьмёт в свои руки цель, ради которой создала всё это. – Поль усмехнулся, вероятно, подумав, что, то что он сказал, неприятно удивило Стива.

     – Ради чего же?

     Поль засмеялся. – ради дракона, конечно же.

     – Дракон? Но, как же мир?!

     – Это будет её решением. Мне неведомо оно. Но вот, как она это сделает? Думается мне – она заглянет в глаза стоящему перед смертью человечеству.

     – Ну, дружище. – Стив вздрогнул от смеха Поля. Смех был здесь неуместен, и это разозлило Стива. – Что смешного ты нашёл в смерти миллиардов человек и гибели планеты?

     Поль похлопал Стива по плечу. – Не кипятись, друг. Человечество само ведёт себя к вырождению. Сначала заглядывает за небеса. Ищет божественный лик. Молится. Молвит об самоочищении. И одновременно с этим грязнет в скверне. Саша наблюдает это уже не в первый раз.

     – Но неужели она не может воздействовать на нас? Образумить? Показать истину?

     – Нет. Иначе это будет не мир, а искусственный пруд с промысловыми рыбками. Если у Саши дрогнет рука и она вмешается, тогда следующим её шагом будет уничтожение. Она хотела бы видеть мир свободным, в котором души поют от осознания своего величия и сопричастности со всем мирозданием. Она жаждет видеть всепоглощающее слияние этого мира со всем пространством, а вместо этого наблюдает как души гаснут вслед за телами. Она скорбит провожая в последний путь одно творение за другим.

     – А дракон как здесь оказался? Он то какую роль во всём этом играет?

     Поль серьёзно посмотрел на приятеля. – Когда-то эта планета так понравилась Саше, что породила в ней желание создать себе иную сущность, превосходящую две уже существующие.

     – О каких сущностях ты говоришь?

     – Нематериальная, сама душа, каковой Саша и является. И материальная. Телесная, которой она наградила вас, людей.

     – Что, помимо этих, может быть ещё?

     – В этом и великолепие задумки. Нечто сверхматериальное. Что-то, что сочетает в себе душу и немеркнущую плоть. Бесконечное.

     – Ну и как? Получилось это у неё?

     – Да. Но не всё так просто. Теперь уже я знаю. А совсем скоро узнаешь и ты, и своими глазами увидишь финал.

     – Конец света?

     – Его мы увидим обязательно. Мы будем участниками. Но не это я называю финалом.

     Стив вздрогнул. – Предпочитаю не участвовать в подобном. И слово «финал» меня пугает даже больше конца света.

     – Успокойся, – Поль с улыбкой посмотрел на товарища. – Ты вправе отказаться. У тебя ещё есть время до того момента пока мы не войдём в Сашину землю.

     – А если я соглашусь? Тогда что? Ты возьмёшь меня с собой и я пойду по той, – Стив показал рукой вправо, – странной территории, на зависть себе мёртвому?

     Поля это рассмешило. – Да. Но нам уже будет не так страшно. Мы пойдём по Сашиным следам.

     – И всё же, хочу знать, что меня там ожидает.

     Поль отложил в сторону карту, посмотрел в окно, и подумав повёл плечами. – Как бы и ничего особенного. Снег, снег и снег. Но в какой-то момент, которого скорее всего, не ощутишь, ты станешь другим, как и мир вокруг. И дорога назад, захоти ты вернуться, приведёт тебя в иной мир, отличный от того, в котором ты сейчас.

     – Это как? Дважды в одну реку не входят? – поинтересовался Стив.

     – Образно, да. Дорога изменит не только тебя. Она изменит твоё прошлое. Тебе надо быть готовым к потере всего чем ты дорожишь, – Поль украдкой посмотрел на друга. Тот напряжённо всматривался в лобовое стекло.

     – Но как же это? И что тогда будет?

     – Будет то, что сейчас ты не способен видеть. Но изменившись ты увидишь – мир стал иным. Ценности, к которым ты привык, и которые для тебя, как и для большинства людей, незыблемы и вечны, перестанут быть таковыми. Для тебя они будут представлять нагромождение условностей, выдумок, чьих-то интересов, эмоций, ну или костылей в виде заповедей. Будешь наблюдать человеческие тела с мёртвыми душами. И самое печальное: ты увидишь смерть этого мира.

     – Что за ужасы ты мне рассказываешь?! – Стив выругался, вцепился в руль, да так, что костяшки пальцев побелели.

     Поль поджал губы. – Ты бы предпочёл не видеть истины? Тогда тебе назад. Ещё какое-то время мир продолжит пребывать в привычном тебе состоянии, но он глух к твоим чаяниям. В один момент всё окажется в огне. Никто не спасётся.

     – А ты? Саша? Что будет с вами?

     – Всё, как и прежде. Саша откроет дверь и я зайду следом за ней в чистый мир и буду наблюдать как она осуществляет свой замысел. Наблюдать и помогать. Там, – Поль показал рукой налево и чуть назад, – ещё будет догорать мир старый, а там, – он показал направо, – в это время, зарождаться новый. Ты вправе не изменять своей человеческой натуре и остаться хотя бы затем, чтобы в тщетных попытках спасать то, что так тебе дорого, и сгореть, как миллиарды других. Но у тебя есть редкий шанс пойти с нами и твоё будущее никогда не дойдёт до горизонта, а настоящее сотрёт грань между вчера, сегодня и завтра.

     – Шанс?! Ты серьёзно?! У меня есть шанс увидеть новый мир?!

     – Да. Стать Охранителем и быть рядом с Сашей.

     – Чёрт! Поль! Но с чего вдруг такая щедрость?!

     Поль засмеялся. – Спросишь как-нибудь сам у неё.

     – Постой. Так это не твоё желание?

     – И моё тоже. Но в первую очередь Сашино.

     Стив остановил машину. – Мне надо посидеть одному. В тишине. Просто посидеть. Ощущение такое будто весь мир перевернулся, и я один кто остался в нём вверх ногами.

     Поль молча кивнул, открыл дверь кабины, взял арбалет и спустился вниз. Он понял Стива. Был уверен, что понял. Он ещё не сказал другу, что буквально вчера получил сообщение от Саши. Он хотел сказать ему сразу, но что-то тянул, а теперь чувствовал себя как не в своей тарелке. А сказать надо было.

     Сложность Сашиного сообщения заключалась в её, Сашиной крайней утомлённости, и новыми для неё опасностями. Ребятам следовало поторопиться, но как это сделать, учитывая затруднения могущие возникнуть со Стивом? Эмоциональное состояние друга вызывало тревогу. Решение у Поля было. Надо брать инициативу в свои руки. Рассказать Стиву всё, что тот пожелает узнать о Саше. Скрывать далее, смысла нет. Стив нужен ей.

     Поль поднял глаза и посмотрел на освещённую изнутри кабину трактора. Стив так и сидел вперив взгляд в никуда. Но вот, его взгляд наконец ожил, стал осмысленным. Парень посмотрел на Поля, кивнул ему и завёл машину. Поль поднялся по лестнице к двери кабины и открыл её.

     

      ***

     

      Саша закрыла блокнот и сунула его в кармашек рюкзака. Её самоощущение было сейчас не лучшим. Она устала. По тёмно-синему небу плыли ещё более тёмные облака. Ни звёзд, ни луны. Пахло сырым снегом и ещё чем-то похожим на так ей знакомый запах моря, но до него далеко. Во все стороны, куда не пойди, моря нет. Только тяжёлый, мёртвый снег, в последние дни отвратительно тёмно-серый во всякую ночь.

     Саша сняла снегоступы, и взяв один в руки начала рыть берлогу для ночлега. Сложнее всего было пробить уже достаточно крепкую корку наста образовавшуюся и окрепшую за время последних оттепелей. Наконец, вырыв яму глубиной в метр, она спрыгнула в неё, кое-как накидала на себя снег, накинула на голову капюшон кухлянки, и поджав ноги к животу постаралась поглубже зарыться в нападавший в яму снег.

     Ночь оказалась не такой, как все предыдущие. Саша не могла бы вспомнить, что именно ей снилось. Как не могла объяснить и того как оказалась наверху. Да и кому бы стоило что-то объяснять. Разве что медведю? Собаки и те убежали и не появлялись какие сутки, а медведь спал возле ямы тихонько сопя и изредка приоткрывая то один глаз, то другой.

     Саша была в отчаянии. Оно мучило её до такой степени, что ныло всё тело. А теперь его сменил штиль скорби. Мир, погружённый в хаос и огонь, стонал. С ним стонала и она. Сидя у ямы она стонала уже не стесняясь своего голоса. Кричала. Затем заплакала. Не понимая, кого и что конкретно оплакивает, но перед её глазами лежал повергнутый, так ею любимый, мир. Он уже даже не страдал. Страдать было нечем. Все чувства умерли, а пространство ещё хранило отголоски стона. Страдала она. Жгло сердце. Сдавливало виски. Отнимались ноги. Не в силах встать она повалилась на спину и закрыла глаза. Откуда эта скорбь? Что в этом мире заставляет её страдать? Сопричастность? Содеянное когда-то, чего она не помнит? Девушка прикрыла глаза ладонями и забылась коротким сном.

     Вздрогнув, она проснулась. Вплотную к ней лежал медведь. Её голова лежала на его лапе. Темнота была всё так же зловеща и тиха. Вспышка позади лежащих длилась дольше предыдущих. Волны света, расходясь кругами одна за другой, поглощались чернотой. С востока пришёл снег. Крупные, мягкие, осторожные в своём безмятежном падении, снежинки ложились на Сашино лицо и таяли.

     – Я замёрзла, и мне надо поесть. – Она встала, и дрожа от холода всем телом, стала собирать горелку. Та отказывалась работать. От злости девушка зарычала и бросила в снег баллон с газом, и топнув ногой с досады, снова подобрала его и ввинтила на место. Горелка зажглась. Через несколько минут она пила горячую талую воду и грела на огне кусок мяса. Медведь съел четверть тушки и теперь сидел в позе кресла. Для Саши. Чем, замёрзшая девушка с великим облегчением и воспользовалась.

     Пора было идти дальше. Она сунула руку за пазуху. Компаса там не оказалось. Проверила карманы кухлянки. Компаса не было и там. Проверила кармашки рюкзака и осознала, компас потерян. Где его теперь искать? Компас, который был с ней всю дорогу, исчез. Обида, а вслед за ней и жалость к себе захватили девушку. Она снова заплакала. А вдалеке, прямо перед ней, виднелась горная гряда. Топнув от злости ногой, она соскребла снег с наста и с остервенением натирала лицо. Медведь ушёл вперёд оставив подругу наедине со своей истерикой. Саша поспешила за ним.

     – Мишка, погоди! – собравшись, обуздав в себе так не ко времени навалившиеся на неё страхи она бежала вприпрыжку, и догнав медведя потрепала его по холке. – Нам немного осталось.

     Светало. Серые, тяжёлые тучи закрывали восходящее солнце. С неба падала сырая пыль.

     – Скоро зиме конец, а я так и не покаталась на лыжах. На острове обязательно покатаюсь. Вот сейчас дойдём до гор, и покатаюсь, – Саша задумалась. – Зачем мы туда идём? Это же не остров. – Она резко остановилась перед немым собеседником. – Медведь, куда мы с тобой всё время идём?

     Медведь смотрел на девушку маленькими круглыми глазками. Она подумала, что этот взгляд вполне может быть грустным.

     – А так весело было кататься на лыжах с горки. Ты помнишь как мы с тобой в Анкоридже катались? Помнишь? – Саша заговорила громче. – Помнишь, я тогда ещё в сугроб огромный въехала? Вы тогда с Полем смеялись надо мной. Ты забыл. Вспоминай, давай! Мне здесь грустно одной! – Сашин голос сорвался на крик. – Я не хочу здесь больше быть! Хочу домой! Хочу обратно туда, где мама отогревала меня! Я хочу сидеть в кресле под пледом, хочу чтобы мама снова дала мне большую кружку горячего чая, и чтобы все смеялись когда Поль рассказывает как вытаскивал меня из сугроба! Мишка! Медведь! Не молчи! – Саша вдруг рухнула на снег и тихо проговорила: – Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь. Мишка.

     Медведь молчал. Подойдя ближе к девушке, он сел рядом.

     Прошло несколько минут. Она открыла глаза. – Ничего этого не было. Ведь не было же, да? Ну точно не в Анкоридже. Да и тебя там никогда не было. – Она посмотрела на немого собеседника. – Я всё это насочиняла. Да?

     Медведь молчал.

     – Пошли, Мишка. Нельзя останавливаться. Надо идти вперёд, иначе нас одолеет безумие. – она встала и закинула рюкзак за плечи.

     Морось усилилась, стала густой, и цвет серого, холодного неба упал на снег. Наст в некоторых местах стал скользким. Забравшись на очередной высокий холм, метров в тридцать высотой, Саша остановилась. Впереди чернело нагромождение следующих холмов, предгорий и редких, отдельно стоящих вершин. Позади, как и слева и справа от девушки раскинулась мёртвая, немая, безликая плоскость. Она почти чувствовала, как серая пустота толкает её в спину спеша изгнать из своего мира.

     – Мне неуютно. – Резюмировав своё состояние Саша начала спуск. Склон холма обледенел. Сделав несколько шагов она поскользнулась, упала на спину и заскользила вниз. Каково же было удивление девушки когда её обогнал медведь. Тот лежал на брюхе широко раскинув лапы и скатывался вниз то головой вперёд, то вперёд боком, а то и вовсе задом наперёд. Саша засмеялась. Её захватила весёлость, она громко загукала, и так и скользила до самого низа. Стряхнув с себя слой снежной пыли стремительно превращающейся в корку льда она вскочила на ноги и побежала к медведю сидящему в нескольких метрах от неё.

     – Мишка, ну ты как?

     Тот в ответ мотнул головой и продолжил вылизывать своё пузо.

     – Вылизывайся и пошли дальше.

     Вершина ближайшей к путникам горы стала выше и чётче вырисовываться во влажной мгле. Саша собралась было идти дальше. Повернувшись к медведю погладила его по голове.

     – Ты помнишь Стивенвилл? Мне нравится Стивенвилл. И Поль нравится. А Джон так вообще красавчик. Ты знал, что Джон учится в одном классе со мной? – Она засмеялась. – Я шучу. Джона в Стивенвилле и в помине не было. Да и ты там никогда не был. Тебя вообще не было. Я выдумала вас с Джоном, соединила вместе, и теперь вы два голоса одной души. Через тебя я разговариваю с Джоном, и через тебя Джон видит и понимает меня. Вот что я сделала. – Она присела на корточки и заглянула в глаза медведя. – Как давно это было. Медведь, тот что охотник, – уточнила девушка. – Мы с ним на ближнее озеро ходили, за щукой. На нас медведь вышел. Бурый медведь. Тощий совсем он был. Весна ведь только-только входила. Злым он до чёртиков оказался. Я хотела утешить его, но Медведь, тот что охотник, одёрнул меня и выстрелил из ружья вверх. На меня серчал потом. Мол, задрать меня могла зверина голодная. А Фёдор? Отшельник. В дебрях тайги живёт. Да так, что найти можно если по ручью идти. У него дочка есть, да я ни разу её не видела. А ещё, – Саша обернулась вокруг, убеждаясь что её никто не слышит. – Фёдор этот, как отец мне. Он ведь, как нашёл меня в избушке, так и вырастил. От самых пелёнок. Один. Да только даже и пелёнок у него не было. Следом, потерял меня. Ушла я. А в следующий раз… – девушка задумалась, – не помню только, в какой из них, – махнула рукой, – растил до тех пор, пока на острове люди не появились первые. Так он после, в тень ушёл. Сдал меня с рук на руки. Всё чин по чину. Уж тысячи лет прошло. Ты думаешь, откуда знать мне? Так я по жизням да смертям смотрю. Считать умею. Все они родители мне. Все тепло мне дали своё. – Саша вздохнула. – А бабка Лиза? Ведьма сущая. Сколько раз с хворостиной бегала за мной по деревне да в крапиву загоняла. Да ни разу не догнала. И заметь, – девушка подняла указательный палец. – У каждого характер свой, как и любовь. Каждый ценен мне как частичка тепла и участия своего. Вот и ты сейчас. Куда мне без тебя? – Она снова вздохнула. – Сколько баба Лиза не собирала меня по берегам северным, а всё мне дорога одна. – Саша театрально приставила указательный палец к губам. – А всё же, что в том письме написано? – И смотрела на медведя, будто всерьёз ответа от него ждала. – Вот и я, так и не знаю. Кулика читала мне его, и я всё вспомнила. Тогда вспомнила, а теперь, я хоть и помню как всё было, а вот, про что письмо – забыла. Зато, – Саша улыбнулась и показала пальцем в направлении севера, – я знаю кто такие Белые люди. Медведь, я знаю, они те, первые, но я им не сказала. Я утаила от Кулики свою догадку. Утаила. Но зачем? – Девушка махнула рукой досадуя на свою бестолковость и забывчивость, вдруг резко встала и поправила рюкзак. – Нам идти пора.

     Пройдя по низине до подъёма в следующий холм Саша сняла рюкзак и отвязала висевшие на нём снегоступы. Идти без них в обледенелый подъём она сочла неразумным.

     – Кушать будешь? – достав из рюкзака часть тушки поводила перед носом медведя.

     Медведь недолго думая открыл пасть и водил мордой пытаясь ухватить качающуюся перед ним еду.

     – Кушай. – Саша положила тушку на снег. – А я пока кое-что порисую.

     Достав блокнот она села на рюкзак и задумалась с карандашом в руке. Спустя несколько секунд склонилась над блокнотом старательно выводя линии, и вдруг резко бросила карандаш в снег, и вырвала лист на котором уже было несколько волнистых линий. Громко зарычав начала рвать его на мелкие кусочки, которые падали на подол кухлянки. Покончив с листком она опустила голову, но тут возле её головы проявились из неоткуда и кружились две тёмные кляксы. Величиной с кулак, они бесшумно двигались, кружились выделывая восьмёрки. Саша, взирая на пируэты клякс отсутствующим взглядом вдруг выкинула правую руку пальцы которой сжала в кулак. Импульсивное желание девушки ударить кулаком по танцующим кляксам не привело к желаемому результату. Тёмные сгустки неожиданно проворно отпрянули назад, затем одна из них стала белой, а ещё через мгновение прозвучало два хлопка, две световые вспышки, от которых неестественно медленно расходились волны света.

     – Не делай этого.

     Саша вздрогнула и повернула голову. Слева от неё стоял Иван.

     –Иван, ты напугал меня!

     – И вот, я снова Иван, – парень раскинул руки и широко улыбался. – Мне интересно,что побуждает тебя к выбору языка и обращения ко мне то как к Джону, то как к Ивану?

     Девушка была рассержена и смотрела на него исподлобья. – Я не знаю. Само собой как-то выходит. И больше не делай так. Мне не нравится пугаться.

     Я был осторожен. Не хотел смущать тебя своим присутствием.

     – Но ты меня напугал! Вот чего ты добился своей осторожностью!

     – Извини, но я здесь как твой друг, и не считаю возможным игнорировать твою волю.

     – Но почему не можешь?Никогда и никого я ни к чему не принуждала. Это против моих принципов. Я освобождаю тебя.

     Иван засмеялся. – Вероятно, я не точно выразился. У меня тоже есть принципы, и один из них ведёт меня за тобой. Иного мне и не надо. Я многое понял с того времени как другая твоя сущность поглотила меня.

     – Какая ещё такая другая?

     – Та, что одновременно, материальна и нематериальна.

     – Тебе встретился дракон?!

     – Так это был он?!

     Девушка вскричала: – но как…!

     Иван приложил палец к подбородку изображая мыслительную сосредоточенность. – Вероятно, он шлейфом сопровождает тебя всю дорогу.

     Саша опустила взгляд. – Ты прав. Но я знаю место, где это прекратится. Я туда иду. И тогда мы воссоединимся.

      Мне нравится это. – Иван улыбнулся. – Но я должен предупредить тебя: не трогай тёмное и светлое до момента воссоединения. Пройди мимо. Твоя дорога только для тебя.

     – Снова ты за своё? Ты меня пугаешь или предупреждаешь?

     – Предупреждаю. Я, как часть тебя, хочу видеть удивительную целостность. Но если ты примешь в себя тёмное и светлое, твой путь может завершиться здесь.

     – Но ты так и не объяснил мне, что они такое!

     – Это та память, что ты извлекла из себя.Зная, чем она опасна на этом пути, заключила её в блуждающие, свободные сгустки. Сейчас же наступает время воссоединения. Они боятся остаться здесь непринятыми тобою, забвенными.

     – Ну а ты. Ты пойдёшь со мной до конца?

     – Нет, – Иван виновато развёл руками. – Я буду всегда рядом, но никогда вместе с тобой.

     – Не уходи. Хотя бы сейчас. Пожалуйста. Я устала, мне трудно, одиноко. Мне нужен кто-то. У меня есть медведь, но этого мало. Останься.

     – Вспомни, кто этот медведь для тебя, и почему он с тобой. Вспомни о своих друзьях. Они спешат, и совсем скоро ты их увидишь. А мне пора.

     – Но куда ты уйдёшь? Здесь кругом снег.

     – Я здесь и буду, среди снега. Я часть того что является твоей сущностью. Скоро ты поймёшь. Тебе понравится, ведь так ты хотела сама.

     Саша, вставшая со снега в самом начале появления Ивана, снова села. – Ну и уходи, – и неожиданно для себя крикнула: – Уходи!

     В приступе злости она оторвала кусок льдины от проломленного наста и бросила в Ивана. Бросок был на редкость метким. Льдина попала в парня, и… пролетела сквозь него. Саша в замешательстве смотрела на друга, потом вскочила на ноги, обеими руками схватила ещё ледышки и снова бросила. Одна из них пролетела мимо. Вторая попала в парня, но снова не причинила ему никакого вреда.

     – Вот значит что?! – закричала девушка. – Вот ты значит как?! – Она топнула ногой и посмотрела в глаза Ивану. – Спасибо за разъяснения. А теперь прочь отсюда!

     Иван опустил голову. – Так хотела ты. – И растворился в воздухе.

     – Проклятье!

     Саша села, и закрыла глаза. Она устала, и сейчас хотела только одного: оказаться на острове, покататься на старых коньках по льду озера, построить крепость возле дороги и обстреливать снежками каждого по ней проходящего. Вспомнив, как на санях запряжённых парой коней, с Полем, они ехали по льду салмы в деревню к поморам, и как встречавшая их баба Лиза, радовалась. – Баба Лиза, не ты ли была первой среди Первых, кто встречал меня? Не ты ли указала Фёдору дорогу сама её не зная? Баба Лиза… – Саша сильнее зажмурила глаза, так что в темноте маленького космоса появлялись и плавали огоньки, и среди этого, только ей доступного пространства, различимыми становились три силуэта.

     

      ***

     

     Женщина преклонных лет шла по берегу острова.

     Плоский, серый во всех отношениях остров, со скудной растительностью из трав и кустарника, при не лучшем настроении посетившего его наблюдателя, походил на голову облысевшего мужчины. Как и растительность, зверьё населяющее этот осколок суши, являло собой невзрачную картину, так, впрочем, обстояло дело и с населением. По большей части рыбаки, и в меньшей охотники и собиратели. Все пребывали на остров сезонно, и проживали в наспех возведённых жилищах. Формой, отдалённо напоминающей круг, остров носил близкое к своей сути название, но с долей юмора. Шутили о будто бы еженощных дискотеках устраиваемых на острове разного рода грызунами, лисами, зайцами и мелкими волко-собаками.

     Так и называлось это место – остров Диско.

     Женщина прошла по плотно утрамбованному песку береговой линии и села на камень. Глядя на море, в направлении, в какое смотрит и солнце, каждый день опускаясь за горизонт, она достала из портсигара заранее скрученную папироску, и закурила.

     Остатки недавно бушевавшего шторма белесыми барашками волн накатывали на песок и отступали оставляя после себя много интересного. Женщина, чей взгляд был сейчас созерцательным и чуть приятно-ленивым, прищурилась. Волны подгоняли к берегу небольшую плетёную корзинку. Она встала и подошла к морской страннице уже скребущей своим донышком по песку. В корзинке лежал младенец. Он спал.

     – Э нет, девочка моя. Не эту тебя я ждала. – Женщина толкнула корзинку обратно в море. – Возвращайся к себе, а ко мне приди своим сегодняшним воплощением.

     Корзинку подхватили волны, и та, удалялась от берега пока не перестала быть различима. Женщина осталась стоять, докуривала самокрутку и размышляла о своей судьбе. Загадочно улыбаясь нагнулась, взяла с песка крабика выброшенного на берег и кинула его подальше в море.

     Позади чуть слышно заскрипел песок. Она обернулась.

     – Я ждала тебя, моя девочка.

     С небольшого пригорка к ней спускалась Саша.

     – Баба Лиза? Что заставило вас прибыть в это стылое место?

     Лизавета хмыкнула. – Именно в это? Память заставила. Круг жизни подошёл к своему концу, а памяти моей всё нет успокоения. Это место напоминает мне почтовых голубей, что приносят весть о твоём появлении. А вот почему я ждала тебя? – Она перевела взгляд в море, глубоко вздохнула и снова обратилась к девушке. – Ты же и изъявила желание. Вспомнила, кто я для тебя. Память твоя каверзная нет-нет да выкинет коленца. – Женщина отвлеклась и глянула на берег. – Пойдём ка, прогуляемся.

     Саша, вслед за бабой Лизой, пошла вдоль берега. Лизавета, медленно, по-стариковски, дойдя до линии, где волны завершали свой бег и отступали в море, продолжила идти по самому краю то и дело нагибаясь затем, чтобы подобрать очередного краба или звезду, и бросала их в море.

     – Знаю, не помнишь ты своего рождения, потому как память твоя такова. И только начав путь к двери стала задумываться. Вспоминать. – Лизавета вдруг замолчала.

     – Но почему вы заговорили о моём рождении?

     – Девочка моя. А кто же я для тебя как не хранительница твоих воплощений? Я одна была посвящена в таинство твоих родов. Три раза ты являлась этому миру. И будь ты человеком, то слышала бы я три первых крика возвещающих о появлении новой души, и обрезала бы три пуповины, и похлопала бы по трём попкам. Но ничего этого не было, лишь три воплощения. Первым воплощением явилась ты, та что сейчас со мной, здесь. А следом, одно за другим ещё два твоих воплощения. – Женщина взяла девушку за руку. – Таков был твой замысел. Тебя саму я Фёдору вверила. Он проделал путь, память о котором до сих пор вызывает в нём дрожь от страха, и нашёл тебя там, куда ты была моей слепой любовью отправлена, на остров твоего притяжения, на остров, что покоится в месте пуповины. Кулика, как я смею предполагать, рассказала тебе о том месте? А ты быстренько и позабыла. Так? – Лизавета улыбнулась и взяла девушку под руку.

     – Я что-то ещё помню, баба Лиза. Я помню куст крыжовника. Помню тебя бегающую за мной с хворостиной. Помню как я угодила в заросли крапивы. Как ты лечила меня. Помню деревянного дракончика, что смастерил для меня Фёдор. Про цепочку с камнем Драконьей крови, что сейчас висит у меня на шее. Помню лыжи стоящие в углу папиного гаража. А ещё я помню Стива. – Саша покраснела, опустила взгляд, вздохнула.

     – Ты помнишь всё человеческое. Это хорошо. Но пришло время скинуть с себя одежды своих созданий, подойти к преддверию, сорвать петли и заглянуть за горизонты. А для этого я приоткрою тебе твою же память. В малом, но важном сейчас. Ты увидишь двух других себя, но не спеши, акт слияния произойдёт позже.

     Саша уставилась взглядом в одну точку в пространстве и пальцем очертила перед собой воображаемый круг. – Получается, я не цельная?

     – Цельная. Дух твой цельный. Единый, но в трёх воплощениях. Ты одна и та же можешь пребывать в одно и то же время в разных местах. Читала я учёных. Те называют это квантовой запутанностью, или суперпозицией. – Она хмыкнула, – умники эти, из такого обыденного дела такую канитель устроить. Да только знания их невелики. В твоём замысле гораздо больше загадок. Знать им об этом не надо. Они всюду, где вселенная сложнее их понимания, начинают видеть божественное начало. Замысел. Да только, сколько б они умны ни были, человечество так и не оторвалось от планеты своей. Ни вглубь как следует заглянуть, ни дальше носа своего не увидеть. Ты ж смотри как они, людишки эти: то ли были они на луне, то ли нет. Пыхтят, надрываются, из себя лезут, да только дальше теорий ничего не могут. Да и чёрт с ними, – баба Лиза крякнула, то ли от удовольствия, то ли от восхищения от своих мыслей.

     Сашу удивили и развеселили подобные рассуждения старой женщины.

     – Вот и мы, Охранители, повинуясь твоим стремлениям, множественны. Да только сложно это. Не всякий может справиться. Теряем тебя. Годами, а то и столетиями ищем, найти не можем. Тебе пригляд нужен, и мы следуем этому, да часто невпопад.

     – Но кто же я ещё, кроме той что здесь и сейчас?

     – Сейчас ты, девочка моя, в своём сильнейшем воплощении. В том, в котором ходишь вперёд и назад во времени. В том, в котором ты загадываешь загадки, и отгадываешь их. Не спроста именно ты сейчас к двери придёшь.

     – Но кто тогда те двое, вторые? Почему я их не знаю?

     – Знаешь, да забываешь. Только и остаются, что ощущения. Ты живёшь ощущениями. Наслаждаешься этим миром через органы чувств. И всё, что ты пробуешь на вкус, вдыхаешь, видишь и слышишь, все эти детали смешиваешь в единое, как бы возвращаешь в исходное состояние, в саму суть. Её то ты и оставляешь себе. Это и является для тебя истинным. А уж из этого ты и выбираешь ингредиенты для своих замыслов. Понимаешь? Не из разных мест и времён, а из единого и неделимого. Тебе доступно неделимое. Вот и ты сама такая. Твои множественности единой тебя.

     – И всё же. Кто они? Остальные я?

     – Твои воплощения. Ты в своих вариациях. Но проявляешь ты себя в них по-разному. Одна ты сейчас здесь, и память о ней у тебя наиболее насыщенна. Она связывает тебя с островом. Остров этот, это твои лучшие воспоминания, и точка откуда ты входишь в новый мир и начинаешь воплощать свои стремления. Остров твоей силы, энергетики. Точка опоры. Другое воплощение более для тебя как свобода и наслаждение. Но ты мало что помнишь из этого. Третье же воплощение покрыто тайной. Ему ты дала имя и ничего более, оставив его только для себя самой. Этакое тайное убежище. – Баба Лиза остановилась и посмотрела в противоположную от берега сторону. – А теперь нам туда. – Она показала рукой на взгорок. – Нас там ждут. Но прежде, – женщина остановила Сашу рукой. – Прежде чем ты увидишь я хотела бы попрощаться с тобой. Увидимся ли мы в новом мире, решишь ты. А сейчас все три твои воплощения встретятся, и встреча эта будет длиться один миг. Ровно так и не больше. Ты увидишь себя и многое вспомнишь. Так что, смотри во все глаза, ничего не пропусти, и всё запомни.

     Саша молчала. Она и не хотела ничего говорить. Она ждала откровения и оно было там, за холмом. Поднявшись наверх Лизавета и Саша вышли на плато поросшее мелким кустарником и такими же редкими пучками травы. Впереди, перед женщиной и её спутницей, метрах в двадцати от них стояли две девушки поразительно похожие на Сашу. В глазах девушек…

     

      ***

     

     Поль сел и внимательно посмотрел на Стива.

     – Ну ты как?

     – Да всё в норме, – Стив завёл машину и включил передачу. – Ты мне расскажешь про Сашу? Всё что знаешь сам, с самого начала? Если я много прошу, скажи, я пойму хоть и нелегко это будет.

     – Я тебе расскажу всё, что знаю. Настало время. Таить от тебя умысла нет. Но знай. Тебе идти до конца, а значит, всё прожитое станет твоей памятью, а всё новое, бесконечной чередой жизни. Ты готов? Ты принял решение?

     Поль видел, как Стив ухватился руками за руль.

     – Да. Я принял решение. Если честно, я давно, совсем давно, как только увидел Сашу, знал, что готов идти за ней до конца. И даже больше, за горизонт, – добавил Стив.

     Поль вздохнул. – Тогда слушай. История эта не простая, не постижимая человеку, удивительная. В пустоте, что по сути своей не имеет ни пространства, ни времени, казалось бы вопреки всему, была порождена некая сущность, состоящая из трёх начал: воли, стремлений и знания. Она и была Первой душой. Это она, благодаря своей способности излучать некую чудесную музыку, дала пустоте энергии превратив её в пространство. Вслед за этим действом Первая создала все те души, что населяют её миры. А другие Первые стали появляться позже. Их не много, и я не скажу тебе сколько точно. Вот так и получилось, что когда-то, от самого начала, которое отсюда и не рассмотреть, была только Саша. Только она одна. Она и является Создателем. Творцом всего, что ты наблюдаешь. Творцом всей вселенной. Остальные первые, как и Саша, абсолютны, а значит равны ей. Но она единственная среди Первых, кто создаёт миры, и даёт душам возможность реализовывать свои энергии благодаря материальным телам. Каждый человек, это в первую очередь душа, а тело лишь инструмент реализаций, – пояснил Поль видя непонимание в глазах друга. – Таково её призвание. Твоя планета, одно из её созданий, и самое ей полюбившееся. Здесь она воплощает свои фантазии, рисунки, образы. Как художник. Создаёт и наслаждается. Вы можете называть это цивилизациями. Почему бы и нет. Сейчас, на твоих глазах одна из цивилизаций стремиться к концу. Так хотят сами люди её населяющие. Парадокс в том, что они всячески сопротивляются этому, но ничего поделать не могут. Им не остановить приближающийся огонь уничтожения. Саша понимает неотвратимость финала, видит неминуемое и не мешает тому стать. Уж такова её заповедь: не вмешиваться в течение жизни. Она даёт этой цивилизации погибнуть. Но у неё есть право вырвать из лап времени ужасные последствия. Таким образом она избавит гибнущий мир от созерцания своей смерти, оставив ему лишь сожаление за содеянное и память боли. Таково её великодушие и сострадание. А затем она поспешит открыть дверь новому миру, который предстанет перед ней безмятежным и девственным. Войдя в новый мир, Саша начнёт осуществлять свои стремления, свою волю и свои желания. Я убеждён, новый созданный ею мир будет удивительно иным. Я предвкушаю тысячелетия наслаждений как эстетических и чувственных, так и познавательных. Но здесь, среди людей, Саша не одна. Её сопровождают Охранители. Первые души. В процессе странствований по пространству ей встречаются души, в которых она ощущает созвучие, схожесть мелодичности и единые тональности. Почувствовав такую душу она тянется к ней, ищет взаимности, и находя её, предлагает союз. Это великая гармония взаимного стремления делиться счастьем возможностей, и получать в ответ равные, и что важнее, сокровенные чаяния. Ты один из немногих в ком Саша услышала отклик. Она тянется к тебе. И на твоё согласие ответит благодарностью сопоставимой лишь только с неизмеримостью пространства. Так и появляются Первые. Так и ты станешь одним из них, из немногих. Но во всём этом есть ещё одно её желание. Идея фикс. Нечто, что должно венчать её замысел. Я говорю о драконе. Он ей необходим как часть её самой. Сложно. Понимаю, – Поль глянул на друга, – но стоит набраться терпения и тебе многое откроется.

     Поль закончил говорить. Молчал и Стив. Он пребывал в состоянии не сравнимом ни с каким другим из тех в которых ему доводилось бывать. Будто сидел он в лодке, свободно плывущей по спокойной воде реки.

     – У меня не укладывается в голове, – Стив поводил головой из стороны в сторону. – Ты рассказал мне о целой вселенной.

     Поль засмеялся. – Вселенная, это малая, бесконечно малая часть пространства. Одна из многих созданных Сашей. Этой вселенной она одарила пространство красотой.

     – Это невероятно. Мне потребуется не одна жизнь чтобы всё осмыслить.

     – У тебя это будет. Гораздо больше. Потому как дальше для тебя нет времени.

     – А Саша? Она, получается, бессмертная?

     – Дружище! – Поль похлопал Стива по плечу. – Забудь думать о смерти. Её и здесь нет.

     Стив непонимающе глянул на Поля.

     – Я тебе потом расскажу. А сейчас я хочу спать. – Поль перелез на заднее сидение, лёг во всю его ширину, и накрылся курткой.

     Стив вёл машину. Дорога была ровной. Иногда проваливаясь, ломая наст, машина урчала чуть громче, выбираясь из пробоины. Держа направление строго на север парень, изредка поглядывая на компас, думал о новом, о том, что открылось ему, о том, что началось когда он подобрал девушку в бескрайнем снежном поле борющуюся с глубоким рыхлым снегом. Эта встреча перевернула всю его жизнь. Тогда он ещё этого не знал.

     Стив вздохнул. Больше он не увидит родного города. Не увидит маму. Не сядет на кухне за стол уставленный чем-нибудь, как и всегда вкусным, что мама приготовила ему. Не будет есть ощущая мамин любящий, заботливый взгляд. Всё это в прошлом. Да и весь мир. Его практически не осталось. Какие-то последние километры и время совершит кувырок осознать масштабность и значимость которого он сейчас не способен. А впереди всё. Впереди неизмеримость времени и начало чего-то настолько нового, что попытки осознать это приводили к головокружению. Сознание отказывалось воспринимать эти новые горизонты. Сознание ломалось пытаясь создать образы нового. Что будет дальше? Вся грандиозность невероятных перспектив, и все попытки поставить себя, свою фигуру на некую карту пространства без времени, приводили к одному вопросу: что будет дальше? На душе у Стива не было тяжести. Там были вопросы и пока необъяснимое ликование. Но вопросы требовали ответов.

     Прошло два часа. Поль проснулся и лёжа на заднем кресле смотрел в окно. Светало. Парень налил из термоса чай и выпил его почти залпом. После чего пересел на переднее сидение.

     – Чая не хочешь?

     – Нет. Спасибо, – Стив посмотрел на Поля. – У меня к тебе много вопросов.

     Поль улыбнулся. – Это хорошо.

     Стив прокашлялся. – Объясни ещё раз. Ты сказал, что смерти нет, но ведь она есть, люди же умирают.

     – Ну да. Смерть вообще не такая, как вы себе представляете. То, что люди называют смертью, это распад материи, гибель тела, но душа не подвержена распаду, душа нематериальна. Для души смерти попросту нет, но есть забвение. Ничто в мироздании не настроено рассматривать смерть как нормальный исход. Смерть, это новое и интересное явление уходящей цивилизации. Уж точно Саша не думала о подобном когда создавала ваш мир. Нонсенс, – констатировал Поль пожав плечами.

     – Но почему же так получается? Саша создаёт мир, а он вдруг становится иным, как бы выходит из-под контроля?

     – Стив, Стив, – со вздохом проговорил Поль. – Все души созданы Первой, и изначально они вправе быть абсолютно свободными. Так и есть. Первая стремится к наибольшей реализации всего, что её окружает. Этого можно достичь только свободой этой самой реализации. Конечно, души создавались не по образу и подобию. Они создавались в акте свободных порывов. Некий творческий экстаз Первой породил колоссальное число сущностей с ничем не ограниченным потенциалом. Но свобода и неограниченность влекут за собой и последствия иного рода. Среди сущностей появились и тёмные. Таких немало населяет этот мир. Но Первая мудра. Она оставила всё как есть. В этом грандиозность её замысла. – Поль замолчал и через несколько секунд продолжил. – Вспомни, что заставляло тебя думать будто ты смертен? – Вопрос был риторическим и Поль глянув на Стива продолжал не ожидая ответа. – Ваша цивилизация, ваш мир, многое дали Саше. Она обогатилась вами. Она провела здесь не одну вашу тысячу лет, боясь пропустить что-нибудь из ваших достижений. И это я говорю сейчас только о вашей цивилизации. Так много всего было вами достигнуто. Столько мудрости, и столько заблуждений.

     – Ух ты! Мы были её любимчиками?

     – Да. И остаётесь ими. Этот мир обогатил Сашу, но и был для неё невероятно труден.

     Стив молчал, смотрел на дорогу, и видимо, нашёл для себя какой-то вопрос достойный быть заданным. – Теперь я стану одним из Охранителей?

     – Ты уже Охранитель, но быть им это лишь миссия. Ты стал одним из Первых. – Он засмеялся. – Ждал посвящения?

     Стив смутился. – Примерно так. Думал, что замечу этот процесс. Но вот чего я не понимаю. Как так может быть чтобы Саша родилась? Ты сейчас сказал об этом. Она же даже не человек, да к тому же бессмертная.

     Поль замотал головой. – Нет, Стив. Сейчас Саша человек. Ничто не может выдать её иной природы. Таков один из её принципов. А вот с её рождением туманная история. И даже баба Лиза, посвящённая в таинство её родов, мало что сможет сказать. Думаю, что для появления здесь Саша проходит процесс инициации, или чего-то подобного. Этим она хочет повторить рождение мира. Появиться младенцем. Пережить мгновение сингулярности, вобрав в свою сущность, фрагменты нового, грандиозного мира обещающего стать колыбелью для многих душ стремящихся к реализации своих энергий. Может быть, для этого она и повторяет путь тех кто заселяет этот мир. Чтобы почувствовать единение и не быть узнанной.

     – А остальные Первые? Те что стали Сашиными Охранителями, они как появились здесь?

     – Когда-то, каждый из них был человеком, и каждый из них, своей дорогой пошёл следом, влекомый её энергией. Да и не было ни у кого из них выбора. А позже, попав в воронку грандиозного взрыва предшествовавшего второму рождению мира, устроенного ею, все они оказались участниками поневоле. Зная же, что следом за сотворением мира сюда придёт и сама Странница, они приготовились принять её, а затем следовать за ней, быть рядом, быть нужными. И они уже знали некоторые важные условия, которые она перед собой поставила. И первым было: не показывать миру Творца. Дать миру свободно вдохнуть, и без страхов и сомнений реализовывать себя.

     Стив засмеялся. – Похоже, эта цивилизация что-то всё же узнала раз ждёт ушедших богов и поклоняется им.

     Засмеялся и Поль. – Если и так, то я ничего этого не знаю, но могу допустить, что сделано это могло быть намеренно. Саша могла задаться вопросом и выяснить что-то для себя интересное. Это так на неё похоже.

     – Скажи мне, почему: Охранители? Разве Саше здесь что-то способно угрожать?

     – Они не для охраны. У Саши нет врагов кроме её самой.

     – Как это? Она опасна сама себе?

     – Да. Свобода её сущности, владея знаниями, стремлениями и волей, способна реализовывать себя во всех мыслимых и немыслимых направлениях. Могущество, Стив, это обоюдоострое оружие. Они для Саши как мощное электромагнитное поле в котором подвешен пучок плазмы Сашиной энергии. Образно, конечно, но наиболее точно. – Поль посмотрел на Стива желая увидеть, насколько тот понял сказанное.

     – Ооо! Вот это да!

     Поль улыбнулся. Ему понравилась реакция Стива. – Как бы мне хотелось знать где сейчас все Охранители. Что делают? – тихо проговорил парень. – Галина Александровна, Антуан, баба Лиза и другие. Как же здорово приближаться к излому эпох, и как же грустно. – Он глянул на Стива. – Извини. Мир, в котором ты родился и вырос вот-вот рухнет, а я любопытствую.

     – Тебе незачем извиняться. То новое, во что я сейчас вхожу, начало овладевать мною много раньше. Наверное, с того самого момента когда лучи фар моего трактора высветили удивительную девушку.

     – Ты влюблён в неё? – неожиданно спросил Поль.

     – Да, – без раздумий и смущения ответил Стив.

     – Она это почувствовала.

     – Что будет со всеми вами? Со всеми нами, – поправился Стив, – когда окажемся у самого излома? Мы пропадём?

     – Я так много раз задавал себе этот вопрос встречая конец, что уже давно перестал спрашивать. На твой вопрос я не могу толком ответить. Саша обязательно возьмёт нас с собой, но вот, в этот новый мир, или какой другой, никто не знает. Каждый из нас родится, как и положено, и наши судьбы будучи подчинены одному ритму, незримо приведут нас в то место где мы предстанем перед ней. Она даст нам память прожитых жизней. Мы вспомним всё.

     – Боже. Слушая тебя мне начинает казаться, будто я чувствую вибрации вселенной. И мне вдруг сейчас представилось, что эта вселенная не единственная, и те, другие вселенные также созданы Сашей. Их множество. Великое множество удивительно огромных, бескрайних миров раскрашивающих безликую черноту пространства.

     Поль засмеялся. – Я рад, что ты это понял. Да. Всё, о чём ты подумал, это и есть Мироздание, Сашино творение, и в нём заключена частичка её души. И потому, в каком бы из миров она ни была, в каждом находится отклик на неё. Не случайно же её называют Ключницей. Она та, у которой есть ключи от всех миров.

     Стив остановил машину. – Извини. Мне нужно несколько минут, – он надел куртку, взял ружьё и спустился вниз.

     Поль последовал за другом.

     – Сейчас я переполнен. Удивительно, что моя голова ещё цела.

     – Всё хорошо, – успокоил Стива Поль. – Нам надо подкрепиться и отдохнуть. Особенно тебе. Я хочу чтобы ты поспал.

     – Я не против. Мне надо поспать. Я устал. Вопрос в том, смогу ли я заснуть.

     – Есть один секрет, – Поль посмотрел на восходящее солнце и полез в карман за очками. – Закрой глаза и посмотри в глаза Саши.

     – Ого! Это точно помогает?

     – Точно. Кто-то, когда-то давно обнаружил это свойство Сашиных глаз, и с тех пор мы все этим пользуемся.

     Поль поднялся в кабину и через несколько минут на снегу стоял лёгкий складной столик, пара стульев и зажжённая горелка, на которой в большой кружке закипал чай. На очереди были два больших куска мяса и уже порядком зачерствевший хлеб. Поджарив мясо и подержав над паром куски хлеба ребята сидели на стульях и молча поедали скудную и давно до чёртиков надоевшую еду. Поднявшись в кабину они разместились на задних сиденьях и заснули одновременно.

     Спустя часа полтора, проснувшись, Стив рассказал другу, который проснулся чуть раньше, о том, что представить Сашины глаза и посмотреть в них ему удалось удивительно быстро, но больше он не помнил ничего. Ему ни минуты не дано было ни поддать сомнению совет Поля, ни поразмыслить о природе этого явления. Вообще ничего. Только Сашины глаза. Поль был настолько доволен восторгам друга, что в порыве чувства пожал ему руку, после чего самодовольно усмехнулся. Развернув карту он изучал её, сверялся с компасом и после дал команду взять правее. Так и сделали взяв путь на северо-восток, а примерно через час изменив на восточное направление. Поль, хоть и был во многом не уверен, однако руководствовался своими ощущениями и огибал горный край согласно карте.

     Ехали больше молча. Каждому было о чём подумать. Стив много думал о маме и своём родном городе. Поль беспокоился о Саше. Пересев на заднее сидение он взял рюкзак и вынул из него блокнот. Иногда он чувствовал сигналы говорящие о новом Сашином сообщении. Иногда таких сигналов не было. Сейчас, открыв блокнот он не ощутил никаких импульсов, но взял карандаш и стал водить им по листку не думая ни о чём. И вдруг, среди его линий явственно проступил рисунок. В мозгу Поля этот рисунок довершился, и он быстро, несколькими линиями повторил на бумаге возникший образ.

     – Стив! Стой! Остановись! – крикнул Поль с удивлением посмотревшему на него Стиву.

     – Да что случилось то? – парень остановил машину.

     Поль перелез на переднее сиденье и показал Стиву рисунок. На листке были изображены три одинаковых женских силуэта стоящие друг против друга, а из центра композиции, из одной точки, вверх вылетали три искры.

     – Что это означает?

     – Как минимум то, что нам ехать на юг.

     – И ещё что-то? Да?

     – Да. Это означает, что у Саши три воплощения, и теперь она об этом знает.

     – Это плохо?

     – Думаю нет, – Поль замолчал. – Большего я не знаю.

     – Ладно, – махнул рукой Стив. – Говори, что делать дальше.

     – Сейчас мы свернём направо и поедем на юг по следам Саши. Для тебя это будет значить так же много как для человека смерть, о которой он привык думать как о финале своей жизни. Более для нас с тобой этого мира не будет, – Поль оглянулся на Стива. – Ты готов?

     – Да.

     – Тогда поехали.

      И закрыла я глаза узрев два лика своих, и ощущая ноги свои, и руки. И миры, мною созданные, и замысел, что в сердце всего был, Драконом звался. То мифическое существо целью было. Не по форме, но по сущности своей. Абсолютность возжелала я, и росла замыслами своими. В пространство цепкий взгляд мой устремлён был. Безбрежность бытия постигнуть, свернуть всё, как время до того свернула в одну точку, и стать чем-то, что покоя не давало, влекло, подобно маяку.

     

      ***

     

      Саша закрыла блокнот и убрала его в карман рюкзака. Горные пики уже были рядом и чётко вырисовывались в чистом морозном воздухе. Судя по ветру оттепель ушла на запад, а вместе с ней ушёл и мокрый, серый фронт наводящий тоску. Рассматривая карту девушка предположила, что две рядом стоящие вершины срезанные по верху, это и есть гора Асгард, и держаться, скорее всего, надо именно её, благо место это оказалось прямо по курсу. Правее, но много дальше, в лёгкой дымке острым конусом смотрела в небо ещё одна, гора Один. Левее от Асгарда, как и Один, плавала в атмосферных колебаниях громада горы Тупек.

     Саша вздохнула, но с рюкзака не встала, продолжая сидеть вопреки своему решению встать и идти. Вглядываясь в усечённые горные вершины она вспоминала о двух радужных, весело пляшущих шарах. Теперь она знала о них больше. Девушка подумала о Галине Александровне, об Антуане, бабе Лизе и Фёдоре. Скорее всего, они уже ушли, и сколько пройдёт времени до новой встречи она не знала. Стало грустно, и если родные ей люди, сопровождавшие её целую эпоху, понимали суть происходящего, то девочки, её подруги на острове, были жертвами беспощадного времени. Время сжирало тела, но не имело власти над душами, и Саша задумалась, а не призвать ли души Маши, Наташи и Юли? Что если дать им память прожитого, снова обретя ушедших подруг, с которыми связано так много тёплых воспоминаний? Эта мысль показалась девушке хорошей и она отложила её на потом, на чуть потом. А сейчас стоило думать о дороге.

     Последние километры пути тревожили её. Тревожила она сама. Разбросанная по сущностям в пространстве, она должна была собраться и обрести гармонию. Вспомнив глаза двух других, она закрыла свои.

     Два светящихся шара плавали над снежной шапкой одного из конусов Асгарда, то ныряя в неё, то выскакивая, взлетая в небеса. А ночью Саша слышала волчий вой. Не слышать его было невозможно. Вой тысяч животных собравшихся вокруг горы создавал вибрации улавливаемые не столько ушами сколько телом. По какой причине все волки севера Канады пришли в этот край, она не знала, но чувствовала: они здесь не затем, чтобы ждать, они пришли разбудить гору. И снова два лица, две пары глаз, заглядывая в которые, Саша падала в череду событий, длящихся без начала и без конца. – Все эти лица… Два, три, множество лиц. Моих, и чьих то ещё. Я заселила этот мир своими сущностями.

     – И дракон. – Она вспомнила о драконе, и думала о нём всё то мгновение, что смотрела в свои глаза. Дракон. Все эти дни, или месяцы, а может годы? Саша не могла вспомнить и уж тем более осмыслить череду временных отрезков проскочивших между озарением и сейчас. – И это время… Оно такое мягкое и такое жёсткое. – Её память выхватывала моменты начал и их завершений. В разном. В большом и малом. Начала и расцветы целых народов и государств, и оставленный в конце песок пустынь. Начала и расцветы родов, и их угасание. И тела... – Следует что-то изменить. Чуть исправить. И посмотреть. Уж больно грустно воспринимать крушения великих начинаний. Но будет ли радость без этого? И дракон… Не спроста он здесь. Вспомнить бы только, зачем. Вот же каверза. Знала, а сейчас забыла.

     Туман поглощал её разум. И даже морозный, прозрачный воздух не спасал от мириад мелких кристалликов рассеивающих чёткость видений, и делающих их похожими на картины невероятно далёкого будущего. Стать настолько человеком было новым для неё. Это ощущение давало силы. Но дракон…! Что за смысл во всём этом?

     Саша вздохнула, встала и пошла. Плато, протяжённое от холмов до подошвы горы, казалось безжизненным. И даже волчий вой слышался ей как бесцветно-серое, немое звучание снега.

     Хоть и чувствовалось, что зима сдаёт свои позиции, и на пятки ей вот-вот начнёт наступать весна, но солнце, повинуясь своему ритму всё так же стремительно скатывалось с небосклона. Пошёл снег. Сначала мелкий, редкий, а в наступившей, и уже окрепшей темноте, он сменился на крупный, густой, хлопковый. Не имея ориентиров девушка остановилась, поставила на снег рюкзак, и села. Решив не ломать руки и снегоступы о твёрдый наст, она укуталась в кухлянку, свернулась калачиком и легла на снег. Засыпая она почувствовала как к её спине прижалась спина медведя.

     

     А тем временем Поль и Стив заметили в снегу яму.

     – Это Сашина. Я так думаю.

     Оба вылезли из кабины и ходили по снегу изучая следы ночлега девушки.

     – Следы когтей медведя, – Стив указал пальцем на выемки в твёрдой поверхности наста.

     – Саша всё время с ним. Интересно бы его увидеть.

     Ребята забрались в машину и поехали дальше строго держа курс на юг. Впереди был долгий подъём в очередной холм. Стив предварительно стравил из колёс воздух сделав их мягче, потому как преодолевать подъёмы по плотному, а местами уже обледеневшему насту комфортнее было на приспущенных колёсах.

     – Что это? – Стив поднял указательный палец и внимательно слушал.

     – Что? – Поль посмотрел на друга.

     – Слышишь?

     – Что?

     – Ну как что? Будто гудит что-то.

     Поль прислушался. – Теперь слышу.

     – Это не в двигателе, – Стив поводил головой из стороны в сторону, затем остановил машину, послушал и в итоге заглушил мотор.

     Гудело неравномерно. По-живому. Гул менялся в тональности, и будто вибрировал.

     – Где-то позади, – Поль повернулся, посмотрел на задние сиденья, перелез назад и даже заглянул в багажное отделение.

     – Рюкзак. Поль. Похоже, это рюкзак твой.

     Поль поднял с сиденья свой рюкзак. – Да. Точно. Что за чертовщина? – открыв рюкзак он высыпал его содержимое на сиденье.

     – Дьявол! – Поль держал в руках стеклянный флакон. – Помнишь старика в Сент-Антони?

     – Помню. А что?

     – Как что? Он нам про склянку вот эту, – Поль протянул руку с пузырьком Стиву, – говорил. Мол, дал он мне флакон со ртутью. Да только я совсем забыл про это.

     – Вспомнил, – стукнул себя по лбу Стив. – Он будто бы среагирует, только вот я не понял на кого, то ли на Сашу, то ли на дракона.

     – Вот именно. А ещё он сказал, что гул услышу только я.

     – Странно. Но я хорошо слышал гул, – Стив посмотрел на Поля. – Я же не мог ошибиться, или придумать.

     – Конечно нет. Я и не сомневаюсь, что ты услышал гул. – Поль задумался. – Старик что-то напутал. Он странный и слегка не в себе.

     – Но что сейчас означал этот гул? И кстати, – заметил Стив, – склянка замолчала как только ты её взял в руку.

     – Саша где-то недалеко, – задумчиво глядя в окно проговорил Поль. – Она совсем рядом. А вот про дракона я тебе ничего не скажу.

     Стив постучал ладонью по рулю задумчиво смотря на дорогу. – Бог с ним, с драконом. Ты сам говорил, что Саша сейчас многого не понимает по той причине, что не хочет наблюдать гибель со стороны. Она хочет что-то сделать, но пока не знает, что именно сделает.

     – И дракон имеет к этому прямое отношение.

     Стив непонимающе посмотрел на Поля.

     Тот, уловив взгляд друга, виновато ответил: – в общем, всё очень не понятно.

     Стив остановил машину и открыл дверь. – Волки воют. Слышишь? Много волков.

     Поль тоже открыл дверь и высунул голову наружу. – Вот чёрт! Воют повсюду. – Он закрыл дверь. – Быстрее! Надо найти Сашу.

     Стив снова вёл машину. Сейчас ехать можно было на полной скорости.

     – А тебе не кажется, что волки не угрожают Саше? Вспомни историю с теми охотниками.

     – Я уже думал об этом. Согласен с тобой, но всё же переживаю. Хоть что делай, но я боюсь за неё.

     Стив кивнул. – Я тоже.

     Пошёл снег. Вначале падала крупа бросающая блики от лунного сияния, но вскорости крупа сменилась большими, мягкими снежинками налипающими на окна машины. Видимость сократилась до нескольких метров, и Стив снизил скорость.

     – Стой! – крикнул он сам себе и резко нажал на тормоз. Трактор остановился.

     – Ты чего? – испуганно спросил Поль, чуть не оказавшейся головой в лобовом стекле.

     – Не знаю, – растерянно ответил Стив, и не переставая пристально смотреть вперёд, взял ружьё и открыл дверь.

     Поль тоже открыл дверь, и спускался на снег предусмотрительно прихватив арбалет.

     – Стой! – снова, но уже приглушенно крикнул Стив.

     Перед парнями, спустившимися на снег и стоящими перед бампером трактора, сидел медведь.

     – Привет, – ошарашенно проговорил Поль.

     – А где твоя хозяйка? – спросил Стив, тоже ошарашенный нежданной встречей с грозным животным.

     Медведь зевнул и повернул голову в сторону небольшого сугроба.

     – Она спит? – этот вопрос был задан одновременно Стивом и Полем, и задав его они с любопытством посмотрели друг на друга.

     – С ней всё хорошо? Она не замёрзла? – Поль обращался к животному.

     Стив хмыкнул. – Поль, ты медведя спрашиваешь.

     Поль с иронией посмотрел на зверя. Тот лёг на живот и стал лизать свою лапу.

     – Да ладно. Всё хорошо. Мы зря переживаем.

     – Как ты понял?

     Стив кивнул в сторону медведя. – Судя по его реакции.

     – И всё же, может разбудить её и пусть поспит в тепле? – Поль посмотрел на друга, и перевёл взгляд на медведя.

     Тот продолжал лизать лапу.

     – Если я правильно понял, мишка не против.

     Ребята одновременно подошли к сугробу и аккуратно стали смахивать с него снег. Из под снега показалась кухлянка. Она зашевелилась, показалась рука, эта рука сдвинула капюшон и на ребят посмотрело сонное лицо с чуть приоткрытыми глазами.

     – Саша, это мы, не пугайся.

     – Где медведь? – это первое, что проговорила девушка, после чего её глаза округлились, она всматривалась в лица ребят.

     – Медведь твой здесь, вон, лежит, лапу вылизывает, – со смешком проговорил Стив.

     – Поль?! Стив?! Это вы?! Я ждала вас! Я скучала! – Саша вскочила и бросилась к ребятам в объятия.

     – Тихо ты. Тихо, – приговаривал Поль. – Пойдём ка в трактор. Там тепло. Да ты наверное и есть хочешь.

     – Да. Хочу. Но надо медведя накормить. Он голодный.

     – Вот и хорошо. У нас и рыба есть. Много рыбы.

     Саша сделала шаг, но её ноги подкосились, и она упала на колени.

     – Ой. Не проснулась ещё, – и засмеялась.

     Поль поднял девушку держа её за талию.

     Стив побежал к кузову трактора, и открыл дверь грузового отсека. Через пол минуты он шёл держа в руках несколько крупных рыбин. Положив их перед медведем на снег, сделал шаг назад и стал наблюдать. Медведь заурчал, и начал лизать угощение.

     Саша охнула. – Никогда не слышала, чтобы он так громко и сладко урчал. – Она обернулась к Стиву. – Мне кажется, теперь это твой медведь.

     Стив улыбнулся.

     Поль обратился к другу. – Ты уже придумал как мы его уговорим подняться к нам на борт?

     – Даже больше. Придумал как уговорить и как поднять. – Стив поманил Поля и пошёл к кузову. – Поможешь мне.

     Из кузова ребята вытянули несколько массивных лаг, вторые концы которых упёрли в снег, а первые остались лежать на краю кузова. Получились довольно широкие, и к тому же, прочные сходни, должные выдержать немалый вес животного. Саша осталась с ребятами и наблюдала за приготовлениями готовая в нужный момент помочь им с погрузкой своего верного спутника.

     – Он будет в кузове ехать? – поинтересовался Поль.

     – Ну да. Сейчас места там много, а вот в кабине ему было бы тесно, да и разворотит он её ненароком, – авторитетно заявил Стив.

     – А ещё в кузове большой ящик с рыбой, – засмеялся Поль, а следом за ним засмеялись и Стив с Сашей. Медведь, не ведая какая судьба ему уготована, уже съел рыбу принесённую Стивом, и вылизывал морду закрыв от удовольствия глаза.

     Саша нашла в куче снега свой рюкзак, о котором напрочь забыла, и потеребила холку медведя. – Вставай, комок шерсти, покатаешься в тепле.

     Медведь нехотя встал и заковылял за девушкой. Снег не прекращал идти и шкура животного напоминала тряпку большой лохматой швабры, а местами снег сначала подтаял, а после замёрз образовав где ледяную коросту, где колтуны. Подведя медведя к сходням Саша попыталась хоть сколько-нибудь смахнуть с его спины налипший мокрый снег.

     – Я ему картон от коробок постелил. Как с мишки стечёт вода, я картон выброшу и сухой постелю, – успокоил девушку Стив.

     Медведь стоял перед сходнями и не горел желанием ступать на них. Ребята решили эту проблему применив метод катания и таскания тяжёлых и громоздких предметов. Саша гладила животное по голове объясняя ему какой он хороший и любимый, а ребята упёршись тому в зад толкали его. Мишка, ещё какое-то время соображавший, что от него хотят, шаг за шагом поднимался ступая когтистыми лапами по брусьям. В кузове стоял запах рыбы и в конце подъёма животина уже сама была не прочь улечься возле вкусно пахнущего ящика хранящего в себе медвежье лакомство. Наконец лаги закинули, и закрыли дверь кузова. Саша, в отличие от своего спутника, совсем не сопротивлялась подъёму в кабину машины, но, как и медведь, нуждалась в поддержке и подталкивании сзади, так как подол её кухлянки мешал высоко поднимать ноги.

     В кабине было тепло и сухо. Сашу усадили на заднее сиденье заставив снять верхнюю одежду, налили горячего чая, открыли жестяную банку с галетами и банку с рыбными консервами. Девушка забыла, что такое, есть столовыми приборами. Поль обратил внимание на первую реакцию Саши выудить кусок рыбы из банки пальцами, и усмехнувшись подал ей вилку. После плотного перекуса и двух кружек чая, вкус которого она давно и накрепко позабыла, Поль заставил её лечь и накрыл своей курткой.

     Ей снилась зелёная долина. Море справа, и дорога убегающая в гору слева. Домики метеостанции. Деревянная лестница спускающаяся с горы в долину. Маяк на горе, где-то возле горизонта. Высокая, чёрная труба кочегарки. Здание казармы. Мачта радиолокационной антенны. И берёза. И тишина. И великая безмятежность. И щемящая боль в груди. Навсегда.

     Не прошло и двух часов как девушка проснулась и первым делом стала искать медведя. Поль, бодрствующий на переднем сиденье, успокоил её и открыл небольшую дверцу в перегородке за задними сиденьями отделяющей пассажирский отсек от грузового отделения. В открытую дверцу тут же просунулся влажный нос, а затем и большая белая голова.

     – Саша, скажи нам, ты знаешь куда и зачем идёшь? – голос Поля был серьёзен.

     Саша погладила нос медведя. – Не всегда. Бывает, я просто иду, не задумываясь, бывает, хочу понять, но цель ускользает от меня, а то вдруг – знаю, отчётливо, и удивляюсь тогда, по сторонам осматриваюсь, вопросы себе задаю, тут-то память моя и схлопывается, будто оберегает. От чего? – Она пожала плечами. – Кемонгак и Кулика пытались объяснить, но они до конца не знали моего замысла. Да и где им, если я сама иду с закрытыми глазами.

     – Кто это такие? – спросил её Поль.

     – Это Инуиты, Белые люди – уточнила она. – Они подобрали меня когда я закрыла глаза и ждала когда смогу их открыть. Они добрые. Они следили за мной. Они ждали меня много времени, и многое обо мне знают.

     – И что они тебе сказали?

     – Ну, они называли меня Странницей. Мол, я странствую по мирам. А ещё называли Ключницей, потому что у меня есть ключи от всех миров. И то, что все миры начаты мною. А сейчас я иду к преддверию. Мне надо выйти из этого мира и войти в следующий.

     Стив и Поль переглянулись.

     – А волки? Может быть, ты знаешь, почему их здесь так много?

     – Знаю конечно. Они собрались вокруг горы. Им надо разбудить дракона и поприветствовать его. Они животные и им ведома истина.

     – Но как это связано с преддверием? – спросил Стив.

     – Скоро я узнаю, – Саша опустила глаза и смотрела в пол. – Баба Лиза показала мне двух меня. На горе я вберу в себя все свои сущности и пойму, что мне делать дальше. Пришло то время когда это стало возможным.

     – Но почему ты разделена? Я правильно понял, тебя три? – Стив задумался подыскивая правильное слово. – Три сущности, или три человека?

     – Да. Три части одной сущности. Мы едины во мне, и в то же время нас три. Я это сделала намеренно. Уже очень давно, когда только создавала этот мир. Первым делом я заключила свою энергию в дракона, а потом разделила себя. Это было сделано, чтобы приблизить себя к обычным сущностям, и стать обычным человеком. Не быть Первой. Останься я целой, я стала бы пожирающим огнём своего же творения, или в лучшем случае во мне самой увидели бы Бога, как бы я не старалась. Я этого не хотела.

     Стив хмыкнул. – Однако, этот мир верил в Бога.

     Саша состроила виноватую гримасу. – В какой-то момент я посчитала это правильным.

     – Но почему дракон? Почему не конь, или камень, например? – Стив развёл руками.

     Поль хихикнул и посмотрел на девушку.

     Саша пожала плечами. – Дракон воплощает мощь и энергетику. Моё новое воплощение. Над ним не властно пространство. А ещё, – она ни с того ни с сего хлопнула в ладоши и засмеялась. – Я хотела, чтобы люди, стоя у самого края своего мира, увидели то, во что отказывались верить, над чем смеялись, и что отрицали несмотря на предания прошлых миров. Те предания я бережно храню и перенесла в этот мир. Но человечество не сумело воспользоваться дарами ушедшего. Оно отрицало всё, что вне его границ. Сейчас, в самом конце, этот мир увидит как был не прав. Обретёт веру в последнее мгновение. Перенесёт эту веру через пустоту, и посеет её семена в новом мире. Всё начнётся сначала. И мы будем свидетелями великих заблуждений. Если новое человечество достигнет могущества не только в технологиях, но и веры в себя, я оставлю его как достойного идти своей дорогой. – Саша опустила голову, и с грустью в голосе договорила: – Но им не под силу вера в меня.

     – Грандиозно! – Стив покачал головой. – Саша, но как же так получается, что ты забываешь? Я думал, твоя память безупречна.

     Саша не отвечала. Склонившись над блокнотом она рисовала. Спустя несколько минут закрыла его и посмотрела на Стива.

     Стив с изумлением на лице смотрел на девушку. – Зачем ты рисуешь если Поль здесь?

     Саша засмеялась. – Сейчас я общалась не с материальным Полем.

     – Вот как? И он услышит тебя? И даже сможет ответить подобным же образом?

     – Конечно. Ведь этого хочу я сама.

     – О! – Стив смутился.

     – Ты меня спрашивал про мою память. Так вот. Как таковой у меня её нет. Память возводит стены, ставит границы. Память строит миры прошлого и запирает тебя в них, а я хочу идти вперёд. Если я стану помнить финалы своих миров, тогда и новые миры начну создавать скорбными. Я этого не хочу. Понимаешь?

     – Начинаю понимать, – кивнул Стив.

     Снеговой фронт прошёл. Выглянуло солнце. Две вершины горы Асгард врезались в небесный купол обрубленными пиками. До подножия оставалось с десяток километров.

     – А что дальше? – Стив показал рукой на горы. – Когда мы подъедем к горам? Что нас там ждёт?

     – Мы оставим трактор и найдём путь, желательно что-то похожее на тропинку.

     – А дальше?

     Саша задумалась. – Пойдём по ней до тех пор, пока это будет безопасно для вас, а дальше я пойду одна. Мне не нужно его искать, – девушка говорила о драконе. – Мне достаточно идти. Это как смерть находящая желающего умереть. Они всегда находят друг друга.

     Стив покачал головой. – Вот так сравнение. Ни отнять, ни прибавить.

     Уже в темноте ребята подъехали к расщелине далеко уходящей как вправо, так и влево. А за расщелиной дыбом вставали многочисленные каменные пики, будто стражи последнего рубежа. Было решено остановиться на ночлег, утром хорошо позавтракать, а как расцветёт, осмотреться и решить что делать дальше. Стив с Полем спустили сходни, и Саша выгуляла медведя. После чего молодые люди расположились на передних сиденьях, а Саше оставили оба задних, чтобы она могла лечь используя сиденья как диван.

     Странный сон, будто воспоминание, одной большой волной накрыл девушку. А может и не воспоминание вовсе. Снилась осень. Это точно была осень. Это ощущалось даже в коридоре, по которому, она, незримой, сейчас шла.

     Деревянные, крашенные в блекло-зелёный цвет стены, деревянный пол красного цвета, местами истёртый до ложбинок и разбитых стыков половой доски, деревянный потолок, закопчённый, но когда-то крашенный белой краской, двери со стеклянными окошками. Пахло протопленной печью. В одном из помещений топили, и идя по коридору можно было выяснить где именно топят трогая задники высоких, круглых как театральные тумбы, выступающих из стен печей. Помещения большей частью являлись школьными классами, где стояли парты со скрипучими скамьями перед кафедрой со столом и доской на стене. Таких, одинаковых помещений здесь располагалось несколько. Длинный коридор заканчивался лестницей на второй этаж. Старые ступеньки скрипели, каждая на свой лад. На втором этаже имелись комнаты с рядами коек и тумбочками. За окном одной из таких комнат шумела детвора. Одетые в старые телогрейки зелёного цвета, не по размеру, явно с отцовских плеч, бегали мальчишки и с ними пёс, сопровождая беготню весёлым лаем и визгом. Поздняя осень окрасила деревенский пейзаж в серые цвета. Телеграфные столбы, забор, стволы деревьев, кусты, пожухлая, грязная трава, глинистая жижа во дворе, и небо. Это место затаилось в ожидании зимы, и освежающей чистоты белого снега.

     Один из мальчишек побежал за брошенной палкой и остановился не добегая до неё. Закричав, он показывал друзьям на небо вытянув руку в сторону чёрной точки, которая стремительно разрасталась, и уже стало понятно, что это крупнее любой птицы. Мальчишка посмотрел на окно второго этажа, за которым стояла девочка, и замахал рукой.

     – Спускайся! – закричал мальчуган. – Он прилетел!

     Девочка, лет шести, в коротком вязаном пальтишке с поясом, в вязаной, с помпоном, шапочке, с выбившимися из под неё светло-русыми волосами, в резиновых сапогах, школьной юбке и переднике коричневого цвета, и тёплых шерстяных колготках вытянутых на коленях, бегом спустилась вниз.

     Значит это не сон. Дракон существует. Она верила. Она знала. Огорчало её лишь одно, она не могла вспомнить своего имени. Но дракон знал, точно знал какое из трёх имён сейчас её. Он скажет и она будет знать, что делать дальше. А память об этой маленькой, уютной, пропахшей дымом печей школе, затерянной на просторах необъятного мира, она сохранит возле своего сердца, там где живёт душа дракона.

     Утро началось с возни в грузовом отсеке, и вскорости оттуда показалась медвежья голова. Зверь зубами подцепил Сашину кухлянку, которой та была накрыта, и заволок к себе. После непродолжительной возни, вновь заглянул в салон и громко заурчал. Саша открыла глаза и села. Сообразив, что медведю надо на свежий воздух, она, стараясь не шуметь, открыла дверь со стороны Поля, крепко спящего в своём кресле, и спустилась по лестнице. Тяжёлые сходни спускать не пришлось. Едва она открыла кузов, как медведь был уже готов спрыгнуть на снег, и держал в зубах уворованную у неё одёжку.

     – Мерси, – Саша приятно удивилась джентльменскому поведению четвероногого друга и накинула её себе на плечи.

     Медведь же, не думая долго, начал задом слезать с машины. В конце концов, съехав всем телом он плюхнулся попой в снег проломив толстую корку наста и замотал головой. Повозившись, он перевернулся на пузо, встал на все четыре лапы, поднял голову и заревел. Не прошло и нескольких секунд как пространство огласилось волчьим воем. Довольный медведь опустил голову и лизнул свои лапы, после сел и стал смотреть на девушку как кошка смотрит на хозяина в ожидании еды. Саша вздохнула и скинула кухлянку на снег.

     – Попрошайка голодная. – Вздохнув ещё, она полезла в кузов, но дотянуться ногой даже до нижней ступеньки лестницы оказалось не лёгкой задачей. Остатки наста оставшиеся после падения медведя провалились в толщу рыхлого снега.

     Позади девушки, отчаянно штурмующей высоту, послышался смех. Саша обернулась и сердито посмотрела на смеющихся. Увидев её реакцию Поль со Стивом засмеялись ещё громче, и в порыве веселья ребята хлопнули друг друга по рукам.

     – Мальчишки, – сердито проговорила Саша.

     – Отойди, девчонка, это мужское дело, – смеясь сказал Поль и полез в кузов.

     Оттуда стали вылетать один за другим рыбьи хвосты.

     Медведь был накормлен. Настал черёд завтракать и ребятам.

     На снегу, возле трактора, появился лёгкий раскладной столик, три походных стула, две горелки и пакеты с провизией. Пока Саша гуляла с досыта накормленным медведем ребята вскипятили воду, заварили настоящего чая и принялись за рыбу, которую запекали в фольге. Дошла очередь и до хлеба. Он основательно зачерствел, но не заплесневел.

     Позавтракав под музыку первых лучей солнца поднимающегося из-за горизонта, ребята довольствовались простым сидением и созерцанием всего к чему прикасался взгляд. Наконец, солнце полностью показалось из-за холмов, а значит настала пора собираться и решать, что делать дальше.

     За расщелиной, преодолеть которую оказалось возможным с помощью всё тех же лаг, ребята нашли проход между высокими остроконечными пиками, и вышли к самому подножию. Северный склон горы начинался круто. Восточный и западный склоны выглядели как неприступные стены, которые разве что штурмовать забираясь по лестницам. После разведки обстановки ребята вернулись к трактору затем, чтобы взять всё самое необходимое, в том числе и провизию, закрыть трактор и идти пешком. Кроме всего прочего были взяты оружие и ракетницы, а Стив, порывшись в ящиках, что-то кидал в рюкзак, и в довершение сборов приладил к нему моток прочной верёвки.

     Усложнял подъём твёрдый наст. Зазубрины снегоступов не всегда впивались в его поверхность. Не для того они были предназначены. Сейчас ребят выручила бы альпинистская обувь, но таковой не имелось и приходилось довольствоваться малым. Медведю было легче. Его огромные, сильные когти великолепно врезались в твёрдую обледенелую поверхность и животное уверенно покоряло подъём. Через час в круче подъёма высмотрелась и тропа. Может и не совсем тропа, не та, о которой можно подумать как о тропе, скорее даже и не тропа, но вполне проходимый уступ, он довольно полого шёл вверх огибая гору.

     – Куда делся тот путник, с которым ты шла часть пути? По моему там ещё и собаки были? Кто он? – спросил Сашу Поль, когда они остановились, чтобы перевести дух.

     – Вы за мной следили? – девушка широко раскрыла глаза, и изобразила удивление.

     Поль мотнул головой. – Нет. Но мы видели следы. Появление медведя и исчезновение спутника произошло в одно время. Не странно ли это? – Поль посмотрел на медведя. – Он точно медведь?

     – Спроси его сам, – фыркнула Саша. – А парня того Иваном зовут. Он американец, по моему.

     – Иван? – переспросил Поль.

     – Джон, – поправилась Саша. – Мы с ним иногда на русском общались.

     – Так и что же с ним стало? – не унимался Поль.

     Саша сделала кислое лицо. – Он не верил мне. Всё время беспокоился. Пытался оберегать. Я видела его мучения и предложила… – она кивнула на медведя, и состроив виноватую гримасу пожала плечами.

     Поль многозначительно посмотрел на Стива. Тот хихикнул и отвернулся.

     – И это всё? Теперь он навсегда: твой любимый медведь?

     – Если не считать тех нескольких раз, что он являлся мне. Но это был дух.

     Поль насторожился. – И чего же он хотел?

     Саша пожала плечами. – Он предупреждал меня чтобы я не трогала кляксы и огоньки.

     Поль подошёл к девушке и взял её за руку. – Надеюсь, ты их не трогала?

     – Нет. Они слишком быстрые. Я пыталась их ловить, но они не давались.

     У Поля вырвался вздох облегчения.

     – Но что в них такого? Почему все так боятся того, что я дотронусь до них?

     Поль снова вздохнул, но теперь это был не вздох облегчения. Он сетовал. – В этих кляксах заключена боль твоих воспоминаний, а в огоньках лучшее из прожитого. Это память о содеянном. Твоя память. Ты так хотела сама. Так ты приближала себя к людям. Если сейчас ты познаешь чёрное – сгоришь в страданиях от воспоминаний творимых тобой тёмных деяний, а если познаешь светлое – узреешь благие дела тобой свершённые, и станешь слепа от блаженного чувства святости. Только абстрагировавшись от всего человеческого ты сможешь принять этот опыт как должное.

     – Вот почему с моей памятью что-то не так?

     – Да. Твои самоограничения доставили твоим Охранителям, массу забот. – Поль даже засмеялся, видимо вспоминая какие-то моменты. – Ограничив себя почти до человеческой сущности, ты была порой изумительна в своём взрывном характере. Ты сдвигала время, перепрыгивала через пространство. Тебе нравилось рождаться. Ты делала это снова и снова, проживая опыт откровения и обретения. Часто никто из нас не был готов к такому твоему очарованию этим миром. Мне думается, единственный, кто понимал происходящее и понимал твой восторг, была баба Лиза. – Поль снова взял Сашу за руку. – А сейчас, я надеюсь, ты поняла предостережения и не будешь спешить.

     Саша склонила голову, но тут же резко вскинула её и надула губы. – Всегда вы так не вовремя появляетесь и лишаете меня удовольствий, – посмотрев на Поля она продолжила, но уже другим тоном. – Да поняла я, поняла.

     Послышался собачий лай.

     – Собаки? Здесь?! – воскликнул Стив.

     Саша засмеялась. – Это мои собаки. Ну, то-есть, не мои. Это собаки Джона, а когда он стал видеть мир глазами медведя, они остались с нами.

     Псы выскочили неожиданно, будто появились из-под земли. Весело махая хвостами подбежали, сначала к девушке, потёрлись о её ноги, а следом подошли к медведю. Встреча со старыми знакомцами проходила чинно. Животные обнюхивали друг друга где только можно. Завершив ритуал приветствий псы сели по обе стороны от косолапого и уставились на молодых людей, будто ждали объяснений. Парни восприняли сцену с чувством юмора и со всей серьёзностью представились. Закончив спектакль Стив посмотрел на Сашу, получил от неё незримый ответ и махнул в сторону уходящей круто вверх тропы.

     – Идём дальше. Не будем тянуть время, – и объяснил своё желание не тянуть с подъёмом. – Если поднимется ветер мы в раз окоченеем. Ничего не поможет.

     Солнце уже скатывалось к горизонту, и хоть путники и шли сейчас по западному склону, и уже поднялись над равниной метров на сто, сто пятьдесят, но такая высота не давала им прибавки светового дня. Требовалось уже сейчас приглядываться к возможным местам ночёвки. Пока ребята шли по западной стороне в южном направлении, но крутой склон понемногу начинал сдавать на восток. Южное направление сменилось юго-восточным, а позже и восточным. И только здесь крутой подъём сменился пологим, а слева от группы образовалась крохотная ровная полянка, на которой и было решено остановиться и заночевать.

     Слой снега, не более двадцати сантиметров, не позволял путникам хоть как-то зарыться в него. На склонах горы ожидать заснеженных мест, там где участки открыты всем ветрам, не приходилось. Любой снег, пусть даже обильного снегопада, обязательно срывало ветрами и распыляло по предгорью. Закутавшись в одежды, и положив под головы рюкзаки, ребята легли прижавшись друг к другу. Более всего повезло Саше. Она была защищена от ветра высокой спиной медведя, которая, к тому же, ощутимо грела девушку. Собаки тоже не остались в стороне и улеглись у Саши в ногах.

     Ночь стояла не сильно морозной, но небо было чистым, усыпанным звёздами, и катящимся по нему месяцем. Разбудил ребят натужный волчий вой. Вытягивая одну и туже звериную ноту тысячи волков заполняли воздух тоской и безжизненным, стальным холодом. Вой казался безмолвным подобно шуршанию тишины.

     – Чертовщина какая-то, – проворчал Поль. – Кости промерзают от этого воя.

     Стив посмотрел на часы. – Второй час ночи. – Он встал и отошёл в сторону от поляны. Всюду куда ни глянь, белая равнина окрасилась в чёрный цвет. Заметны были волнообразные колебания, плавные, синхронные движения огромной массы животных.

     Он вернулся на поляну и увидев что Саша не спит, проговорил: – твой дракон, видимо чертовски большой.

     – Он таким и должен быть, – ответила девушка хриплым со сна голосом.

     Часов в шесть утра ребята начали просыпаться. Задувал тёплый восточный ветер неся от Гольфстрима ощущения скорой весны.

     – Вот это ночь, – проговорил Поль, – лежишь и не понимаешь, то ли умереть от страха, то ли восхищаться грандиозностью замысла, – он хмыкнул и глянул на Сашу.

     Секунду спустя хмыкнул и Стив.

     Саша нахмурилась. – Сожгу вас как только найду дракона.

     Тропинка, по которой ребята поднимались в гору, представляла собой террасу шириной от метра до двух. С левой стороны всегда стена горы с редкими отступами. Эти отступы путники использовали для отдыха и сна. Правый край являл собой отвесный склон. Стоило отступиться и будешь падать и скатываться по склону, иногда обдираясь и калечась о камень, иногда скользя по обледенелому граниту. И в любом случае не выживешь. Терраса закручивалась вокруг горы против часовой стрелки и плавно уходила вверх будто неизвестно кто и когда, крутанул гору на несколько оборотов, неясно для какой цели создав витки этой гигантской, во всю гору, резьбы.

     Поднявшись на высоту примерно тысячи метров ребята старались не смотреть вниз, и даже медведь держался левой стороны обтирая боком гранит. Ветер крепчал беспрерывно завывая, а тяжёлые снеговые тучи натыкаясь на пики горы сбрасывали на путников лишний груз в виде обильных снегопадов, и расставшись с лишним, лёгкими облачками, подхваченные ветром, устремлялись дальше. Дышать на такой высоте стало тяжелее. Но даже здесь ребята не были избавлены от воя волчьей стаи. Здесь, на такой высоте, этот вой сливался в более монолитный звук. Гранит горы впитывал его и накапливал в себе до поры до времени.

     С подветренной стороны, каких здесь в принципе не могло быть, а были стороны не обдуваемые в данном конкретном отрезке времени, так вот на таких сторонах, при обильных осадках образовывались снежные наносы начисто лишавшие всякой возможности двигаться вперёд если у вас не было лопаты. В таких ситуациях именно штыковая лопата и выручала. Стив или Поль первым делом прорубали крепкий наст и скидывали его в обрыв, по склону горы, а уж затем вычищали террасу.

     В какой-то момент, измождённые, они шагали вдоль протяжённой стороны горы-двойняшки и неожиданно для себя увидели небо там где последние несколько дней их сопровождала громада горы. В этом месте седловина разбивала монолит горы на два пика. На высоте почти две тысячи метров ребята оказались перед выбором, и этот выбор зависел от Саши, но к удивлению Поля и Стива Саша не раздумывала. Она знала как решается эта задача. Улыбка на её лице успокоила молодых людей.

     – Давайте остановимся здесь, а ночью я увижу вершину, которая мне нужна, – сказала девушка и скинула свой рюкзак на снег.

     Никто не спорил.

     После кружки горячего чая Поль уговорил Сашу поспать успокоив её обещанием разбудить при наступлении ночи.

     Тягучий вой разбудил девушку за секунду до того как рука Поля дотронулась до неё.

     – Не спишь? – шёпотом спросил Поль.

     – Волков слушаю, – сонно ответила Саша.

     Поль протянул ей руку с кружкой горячего чая и двумя галетами. – Подкрепись.

     – Спасибо.

     – Мне посидеть с тобой?

     – Не надо. Ложись спать. Мне лучше побыть одной, – Саша встала, потянулась и пошла вглубь седловины. Там она заприметила камень, и усевшись на него смотрела на небо. Её завораживал волчий вой. Опустив взгляд она смотрела на равнину раскинувшуюся на многие километры вокруг. Далёкая, пустая, белая равнина как частичка космоса. И только вокруг горы, по всему подножию, будто несметная рать, колыхалось чёрное море издающее одну протяжную ноту мёртвой тишины.

     Наверху, там где на фоне тёмно-фиолетового неба проглядывали контуры двух пик, всплыли из неоткуда два светящихся шара. Взлетев, они пульсировали, цвет их свечения менялся от белого до голубого, и в каждом цвете играла своя нота. Они, эти шары, оживили холодную тишину пространства. Волки затихли подчинившись музыке живого света. Саша вспомнила слышанную ею музыку белой пустыни. Тогда музыка слагалась из колокольного перезвона. Сейчас звучал инструмент совсем другого масштаба. Орган. Беззвучно вдыхая он выдыхал из себя морозный воздух пропуская его через сотни мыслей и чувств как радостных, так и скорбных. Девушка слушала этот неспешный разговор инструмента, и слышала как ему отвечает пространство. А шары всё бегали под небесным сводом, будто играли в пятнашки. В какой-то момент они устремились вниз и яркими вспышками взорвались над вершиной усечённого пика, что располагался по правое Сашино плечо. Девушка улыбнулась, встала с камня и пошла к спящим ребятам. Взяв свой рюкзак она достала блокнот, уселась на снег и стала рисовать.

     Волки вновь заладили свою песню. Ребята позавтракали и двигались по седловине вдоль северного пика, намереваясь, найти возможность пешего подъёма. Уже гораздо медленнее, шаг за шагом они продвигались используя уступы и пологие участки. Кирка, которую взял с собой Стив вместе с лопатой, сейчас оказалась незаменимым орудием. С помощью кирки разбивали наледи, а лопатой вычищали сложные участки от снега и колотых киркой льдин. До самой вершины, покрытой толстой снежной шапкой, оставалось совсем немного, когда оказалось, что медведь и собаки дальше идти не могут. Вслед за животными идти дальше стало невозможно и ребятам.

     Рассматривая вертикально уходящую вверх гранитную стену Поль заметил еле уловимую, то ли террасу, то ли уступ на высоте метров десять над ними. И если его глаза правильно распознали, то шанс добраться до вершины, стоя на предполагаемой террасе, весьма велик.

     – Стив, у тебя же есть с собой верёвка, – было не понятно, слова Поля, это вопрос или утверждение.

     – Есть.

     – Может ты и крюк прихватил, тот, что в кузове лежал?

     – Прихватил, – ответил Стив. – Зачем тебе?

     – Надо закинуть верёвку с крюком вон туда, – Поль показал пальцем на место в стене где он различал уступ.

     – Ты хочешь туда забраться?

     – Не я. Саша.

     – Что?! Ты хочешь отправить туда Сашу? Да это же чертовски опасно! – Стив был возмущён очевидной глупостью друга.

     – Поль прав, Стив. Я не хотела вас раньше времени расстраивать, но дальше я пойду одна. Здесь ваш путь заканчивается.

     – Что?! Саша, ты в своём уме?! – голос Стива стал хриплым.

     – Стив, – Саша вздохнула, ты поверил мне во всём. Верь и сейчас. Дальше только моя дорога.

     Стив покачал головой, затем закрыл лицо руками и горестно вздохнул. – Будь по твоему.

     Крюк у Стива оказался одинарным, что было не лучшим вариантом для скалолазания. Но хорошо, что был хоть такой. Парень не знал, что заставило его взять крюк с собой, и теперь он корил себя за подобную предусмотрительность.

     К крюку привязывать верёвку не стали. Конец верёвки пропустили через кольцо крюка. На одном конце Стив сделал петлю для Сашиной ноги, а второй конец оставил свободным. Этот конец ребята будут тянуть и поднимать конец с петлёй, и таким образом поднимать Сашу. Продев верёвку Стив раскрутил её и забросил крюк вверх. Тот ни за что не зацепившись вернулся назад. Стив раскручивал и кидал, но крюк всё никак не хотел оставаться наверху и возвращался к ребятам. Стива сменил Поль. Пару раз казалось, что удача улыбнулась им, но подёргав верёвку они срывали негодно засевший наверху крюк и тот возвращался. Крюк не годился, но другого не было. Наконец устал и Поль, ведь раскручивать на верёвке стальной крюк и забрасывать его на высоту примерно в десять – двенадцать метров дело утомительное когда делаешь это не один раз, и не два. Эстафету Поль передал отдохнувшему Стиву и у того крюк застрял в скале с первого раза. Сколько ребята не дёргали верёвку, крюк не срывался крепко засев где-то на уступе. Решено было проверить надёжность зацепа. Вызвался Поль, вставив ногу в петлю. Стив с Сашей начали тянуть второй конец поднимая Поля. Поднявшись метра на два над ребятами он попросил их остановиться и стал подпрыгивать на одной ноге, той что стояла в петле. Делал он это с той целью, чтобы убедиться, что крюк надёжно сидит в скале, и для того чтобы ударными нагрузками от прыжков крюк ещё лучше зафиксировался в породе. Поля спустили. Подъём был готов.

     Настала очередь Саши начать восхождение. Оба парня нервничали и не скрывали этого.

     – Ты будешь что-нибудь брать с собой? – спросил девушку Поль.

     Саша пожала плечами. – Свой рюкзак возьму. И отдай, пожалуйста, ртуть. Она мне будет нужна.

     – Ртуть? – Поль опешил. – Но… откуда ты знаешь про ртуть?

     Теперь пришла очередь удивляться Саше. – Ты разве не слышишь? Она гудит всю дорогу.

     Ошеломлённый Поль посмотрел на Стива.

     Тот пожал плечами, удивлённый явно не меньше друга.

     – Вы что, не слышите?! – Саша развела руками от возмущения. – Она гудит потому что, реагирует на меня. Как можно не слышать?

     – Мы со Стивом только раз слышали гул. Ещё до того как догнали тебя. А затем гул прекратился.

     – Хм. Может вы и правы. Вы нашли меня, и больше слышать его нужда отпала. – Саша протянула руку. – Ну? Не будем тянуть время. Давай.

     Поль полез в рюкзак, и достал флакон. Стоило Саше взять его в руку как гул прекратился.

     – С помощью ртути ты найдёшь дракона?

     – Нет. Дракона я уже нашла. Ртуть нужна ему самому. Без ртути драконы не могут изрыгать пламя.

     – О Боги! Что же мы, чёрт возьми, увидим когда ты угостишь его ртутью? – воскликнул Стив.

     Саша засмеялась. – Вы увидите меня настоящую. – Она вставила ногу в петлю и махнула рукой. – Поднимайте, мальчики.

     Стив, а следом и Поль подошли к девушке, поцеловали её в щёчку и обняли. И никто больше ничего не говорил. Поль казался спокойным и настроен философски. Стива распирали вопросы, но он боялся их задавать, допуская, что ответы могут оказаться непостижимыми для его сознания. Саше незачем было что-либо говорить. Она не прощалась, а лишь уходила чуть вперёд, куда позже придут и её друзья.

     Стив и Поль ухватились за второй конец и начали его тянуть. Девушка оторвалась от земли и медленно поднималась. И вот уже она подала им сигнал, чтобы они остановились, исчезла из вида, и верёвка ослабла. Появившись вновь Саша помахала рукой и закричала: – Всё хорошо! Думаю, смогу забраться наверх!

     Она стояла на небольшом уступе, который представлял собой совсем небольшую площадку, только чтобы стоять на месте. Один край уходил в пропасть мимо ребят, оставшихся внизу, и дальше на две с лишним тысячи метров вниз. Падая с такой высоты можно успеть подумать о главном. Саше было о чём подумать, но падать не входило сейчас в её планы. С другой стороны площадка примыкала к гладкой вертикальной стене высотой метра два, с которой свисала масса снега. Лопатой, которую ей дал Стив, она срубила самый край свеса и тот полетел вниз накрыв девушку облаком снежной пыли. Саша отряхнулась, ощутила под одеждой как тает снег и холодит её шею и спину, накинула на голову капюшон кухлянки и продолжила сбивать снеговой навес. Гранитная стена, как оказалось, заканчивалась на высоте чуть выше роста девушки и, чтобы залезть наверх, требовалось найти подставку или владеть хорошими мышцами и уметь подтягиваться. В распоряжении Саши не было ни того, ни другого. Ей на помощь пришёл снег наваливший большим сугробом со срубленного навеса. Топчась на одном месте она утаптывала под собой снег и добавляла лопатой новый. Натоптыш увеличивался в высоте и вот уже край горной вершины был на уровне глаз девушки. Саша, недолго размышляя, высвободила крюк из трещины в граните, и подтянув наверх второй конец верёвки, раскрутила крюк как это делали Поль со Стивом, и закинула его на верхнюю площадку. Крюк не вернулся, и девушка, несколько раз дёрнув за верёвку, предположила, что тот прочно зафиксировался. На помощь ребят рассчитывать не приходилось и Саша сама взялась за верёвку, но её ждала неудача. Подниматься по верёвке она не умела. Тогда, на уровне полуметра над тем местом где она сейчас стояла, Саша сделала узел, а немного выше ещё один. Теперь ей удалось, опираясь на узлы, подняться и опереться локтями на обнажённый гранит верхнего плато. Чуть отдохнув девушка закинула правую ногу на площадку, а следом и левую. Теперь уже можно было считать эту вершину покорённой, а восхождение завершённым.

     Рядом с девушкой что-то заскребло и мимо неё пролетела сначала верёвка, а следом и крюк.

     – Уф! – воскликнула удивлённая Саша, и рассмеялась. – Вот так я закрепила!

     Встав на ноги она посмотрела вниз, но ребят не увидела, как и сам уступ, на котором они остановились. Во все стороны, до самого горизонта, простиралась заснеженная равнина. Солнце стояло в зените и определить стороны света не представлялось возможным, но так как девушка стояла на северной вершине, а южная была у неё по правую руку, то смотрела она сейчас на восток. Повернувшись на юг она видела на юго-востоке и на юго-западе две другие горы, а вокруг безмолвие.

     Сделав шаг к центру площадки Саша провалилась в снег почти по плечи. На животе, выбравшись на поверхность, встала на четвереньки, подобрала и одела на плечи рюкзак и аккуратно, переставляя руки и ноги, продвигалась по снежной шапке. Здесь, наверху, наст оказался не столь крепким. Видимо оттепели нечасто посещали эту высоту. Вся площадка вершины представляла собой этакий овал в длину метров восемьдесят, а в ширину пятьдесят – шестьдесят. Саша снова попробовала встать на ноги пристегнув к ним снегоступы, сделала несколько шагов и вновь провалилась по талию. Выбравшись, она встала на ноги, сделала шаг и… исчезла.

     

     Чёрное. Не просто чёрное, но абсолютная чернота. Быстро-быстро проморгав она постаралась всмотреться в густой, непроницаемый цвет. Несколько секунд спустя чернота начала седеть обратясь в густой, ватный, с запахом парного молока, туман. И звуки. Звуки тумана. Глухие. Слипшиеся. Не разобрать. А следом, мерцающие контуры неясного, ещё непонятного мира. И сама она, то ли стоит на ногах, то ли парит. Мутная картина шелохнулась, дрогнула. Белесоватость разбавилась прозрачно-водянистым, в котором мимо глаз девушки проплывали сгустки молочных разводов. Узловатый клубок звуков раскручивался и распутывался. Голоса. Рёв машин. Сирены. Дорога. Асфальт. Она стоит на дороге. Это улица. Это её город. Стивенвилл. Такой родной уютный Стивенвилл. И все три – она. Или две? Или одна? И кто?

     Что-то мягкое, холодное, упало на неё, начало таять, и скверная холодно-липкая жидкость пакостно текла ручейками по шее и спине. Щелчок, и фокус её интереса справился с огрехами, и вот она стоит на одной из улиц Стивенвилла и смотрит по сторонам. Воют сирены, и мужской механический голос ровно вещает. Плачь, ругательства, визги женщин сопровождают беспорядочные, панические действия окружающих. Одни бегут, другие мечутся, третьи грузят в машины домашний скарб. Но есть и те, что в оцепенении стоят и смотрят в небо. Мужчины бегают с оружием, кричат на женщин, те, в свою очередь, истерично кричат на плачущих, ничего не понимающих детей. Тут и там вспыхивают стычки. Слышна стрельба, крики и угрозы, вой сирен полицейских машин. И не только полицейских. На улице пробка из-за огромного скопления транспорта внезапно решившего куда-то ехать. Те, кто понимают, что подвал собственного дома не спасёт от гибели, предпочитают уехать подальше, желательно на север острова. Понимают ли они, что выжить там им не удастся? Понимают ли, что смерть, пусть и позже, но настигнет их там, как и всех на этой планете? Вероятно, понимают, но инстинкт самосохранения требует отсрочки, пусть и на пару дней.

     Истерия, оцепенение, отрешённость, ожесточение, отчаяние и потеря контроля над собой. Столько человеческого, иррационального мусора проявлялось сейчас в окружающих девушку людях. Да и можно ли, в подобной ситуации, требовать от человека разумности?

     Ей стало горестно. Мир приготовился к скорби. Мир подвёл себя к черте и готов умирать.

     Она опустила голову. – Вот и конец. Её мир, который она так полюбила, ждал смерти.

     Кто-то дёрнул её за подол юбки. Опустив глаза она увидела девочку лет пяти. Та стояла задрав голову и смотрела на неё. Просто смотрела. В глаза. Молча. Только большие, голубые глаза ребёнка. И в них мольба. Надежда. Надежда, когда никакой надежды уже нет.

     Что-то происходило. Память ощущений от струек талой воды, испарялась. Только мягкое, тёплое ложе с толстой, воздушной периной сверху. И ровное сопение чего-то огромного, родного, её самой.

     Щелчок чьих-то невидимых пальцев. Одно мгновение и мольба ещё не прожитой, но уже молящей о жизни души, всколыхнули в девушке незнакомые, но где-то, на самом краю её души, блуждающие чувства. Она присела, погладила малышку по голове, встала, подняла голову и посмотрела на небо. Та, не опуская головы, продолжала смотреть на неё. А безмятежность неба, сорвав камень, породила лавину. – Никаких вопросов. Хватит вопросов. – Она опустила голову. – Этот взгляд останется со мной навсегда, если я останусь холодно-безучастной. Я дам шанс этим глазам. Это в моей власти.

     И тогда, оторвав взгляд от девчушки, она снова посмотрела на небо, подняла руки и закричала. Это был не человеческий крик. Это был крик разъярённого существа. Из её рта вырвалась струя пламени. Пламя, устремившись в небо, достигло облаков, и врезавшись в них рассыпалось на тысячи огненных шаров разлетающихся во все стороны.

     И… будто купол опустился над всеми. Купол тишины. Ни шума машин, ни криков, ни плача. Только тишина. И только они вдвоём, она и маленькая девочка.

     – Саша, ты дракон, – прошептала девчушка. – Ты пришла спасти этот мир и меня.

     – Меня зовут Саша? Это моё имя? Ты знаешь? – спросила удивлённая девушка.

     – Угу, – улыбнулась малышка.

     Саша приложила к её губам свой палец. – Тише. Пусть это останется нашим секретом.

     Девчушка согласно кивнула, улыбнулась и заговорила шёпотом. – У меня тоже есть секрет. – Она замолчала и посмотрела на Сашу с хитрым выражением на лице.

     – Какой? Ты мне скажешь?

     – Конечно. Но это только наш с тобой секрет.

     Саша согласно кивнула.

     Девчушка улыбнулась. – Меня зовут Ниска.

      И сорваны петли. Мир обнажён. Вскрыт, будто раковина моллюска. Но чьи-то пальцы аккуратно извлекли жемчуг и заботливо вернули ракушку на морское дно.

      – Закрывайся. Живи дальше. Позже я приду снова.

      И уже осёдлан дракон. Взмах крыльев, и огромное существо, из мифов и сказок явил человечеству себя.

      – Покоряйте миры. Следуйте за свободой своего создателя. Летите, будто птицы.

      Я посмотрела вниз и засмеялась от переполнявшего меня счастья.

     

      ***

     

     Мутная картина шелохнулась, дрогнула. Белесоватость разбавилась прозрачно-водянистым, в котором мимо глаз девушки проплывали сгустки молочных разводов. Она тонула мягко скользя вниз, в морскую толщу. Голубоватое, окружающее её сияние, просвечивалось мягкими лучами. Стебли ламинарии лениво колыхались, будто неспешно переговаривались друг с другом. Мимо проскользила полоса серебра. За ней вторая. Следом, откуда-то из под неё, что-то упругое толкнуло девушку в спину. Вектор движения изменился. Толчки продолжались. Она закрыла глаза. Сквозь веки в неё полился яркий свет. Глухие, ленивые звуки мира исчезли сменившись на более резкие, пронзительные крики чаек. И сейчас, даже с закрытыми глазами она увидела остров, небо над ним, и отливающие серебром, блестящие на солнце спины и плавники. И вокруг вода. И тут вдруг всё изменилось. Остров, водная гладь и волны на ней стали белыми. И что-то мягкое, холодное, упало на неё, начало таять, и скверная холодно-липкая жидкость пакостно потекла ручейками по шее и спине.

     Саша проснулась. Резко. Вздрогнув. Будто вынырнула из воды. Открыла глаза. Темно. Не понимая где она, вспомнила лишь, что куда-то мучительно долго проваливалась.

     Заспанными глазами она пыталась разглядеть хоть что-нибудь. Скинув рукавицы, потёрла глаза, но помогло это слабо. Темнота. Перед Сашей расплывчатое светлое пятно. И высоко над головой, тоже свет.

     Что-то, на что девушка опиралась спиной, вздрогнуло. И звук. Звук знакомый. И вибрация. По всему пространству. Отовсюду.

     Снова потёрла глаза. Светлое пятно перед ней постепенно очерчивалось, приобретало форму, осмысливалось. Сверху, это кусочек голубого неба. Оттуда она, вероятно, и упала. Высоко. Чудо, что не разбилась. Она пошевелила руками, затем ногами, села. Цела. Слева от неё тёмная, нет, даже чёрная стена, или камень, или груда камней. Она даже подумала что масса эта не только чёрная, но матовая. Складывалось впечатление неотражаемости. Никаких бликов и отсветов. А ещё девушка чувствовала – это что-то, тёплое, хоть вокруг и был противно холодный, влажный воздух, как в каменном мешке. Она провела рукой по камням. Гладкие.

     Глаза привыкали к темноте. Саша встала. Оглянулась. Оказалось, что спала она в большом сугробе. Значит, сделала она вывод, падала вместе с большой снежной пробкой образовавшейся на вершине и закрывавшей отверстие в пещеру. А светящаяся стена впереди, это снежная завеса наметённая ветрами и закрывавшая отверстие в склоне горы.

     Звук похожий на вздох заставил её вздрогнуть.

     – Не бойся. – Голос был мягким и тягучим. И это был не звук. Это было в её голове.

     Саша развернулась и посмотрела туда, где спала.

     – Кто здесь? – спросила девушка всматриваясь в черноту пещеры. Постояв так она уже совсем тихо произнесла: – Дракон, это ты?

     – Хех, – прозвучало в её голове.

     Саша сняла рюкзак висевший всё это время у неё за спиной и достала из него флакон. В руках девушки стекляшка загудела, завибрировала и начала светиться. Свет испускаемый ею был голубоватого цвета. Мягкое, голубое сияние озарило пространство вокруг Саши, но только отчасти. На расстоянии вытянутой руки по-прежнему ничего нельзя было разглядеть. Девушка сделала шаг вперёд, вытянула руку и осмотрела чёрную массу, которую поначалу приняла за камень.

     Это не было камнем. Саша стояла перед мордой дракона, и сейчас она видела облачка пара вырывающиеся из его ноздрей. Она прижалась к его носу, попыталась обхватить руками, но тот был много больше чем тогда. Тогда, это когда? Ах, да! Конечно! Письмо от Фёдора.

     – Я нашла тебя. Теперь ты много больше того дракона, которого я не помню, – прошептала девушка. – Я шла к тебе по белой пустыне, потому что ты мне нужен.

     – Знаю, – тягуче произнёс голос в её голове. – Ты тоже изменилась, и совсем скоро вспомнишь всё. И череду этих воспоминаний воспримешь будто события одного мгновения. Погладь мне вокруг глаз.

     Саша протянула руки и стала гладить кожу вокруг глаз дракона. Кожа твёрдая и слегка шероховатая была подобна чугуну.

     Закрытые веки вздрогнули и стали медленно открываться. На Сашу смотрели два фасетчатых глаза каждый величиной с суповую тарелку, а их цвет девушка описала бы как цвет мякоти лимона.

     Чувствуя накатывающее на дракона блаженство она улыбнулась. – Тебе нравится ласка.

     – Я скучал по тебе, – произнёс дракон.

     – Ты всё это время был здесь? – спросила девушка.

     – Почти. Не совсем. – Дракон чуть подумал. – Не сразу. От меня требовалась помощь. Но это было мгновением. И как только смог – полетел сюда. Как ты и хотела. Дремал и думал о мире которого не увижу. Но я чувствовал его, и чувствую сейчас. Ах, да, – будто вспомнив позабытое воскликнул он, – совсем недавно, будто перед самым твоим приходом, я покидал пещеру. Но только на мгновение, и так, чтобы меня не заметили люди, призрачным. Я довершил начатое тобой.

     – И что же ты такое доделывал за меня?

     – Помнишь того молодого человека? Кажется, его Джоном звали?

     – Ты его сжёг?!

     – Что ты! Ты знаешь хоть кого-то кого я сжёг? – Дракон рассмеялся. – Нет. Напротив. Я увидел его в твоём будущем. Он пригодится тебе в твоих странствиях, а потому я освободил его от телесности. Иначе ему не выжить в финале.

     – Так вот почему он был таким.

     – Каким?

     – Ну… – девушка поджала губы, – я кидалась в него, а он будто не замечал этого. Куски льда пролетали сквозь Джона.

     – Да. Я забрал у него материальную оболочку оставив лишь образ.

     – Кто же он теперь?

     – Теперь он нечто схожее с твоим Полем. Свободная душа у тебя в услужении

     – Но это же взаимоисключающие явления! Как он может быть свободным, если служит мне?!

     Дракон рассмеялся. От его смеха со свода пещеры посыпалась гранитная пыль, и завихрился снег. – Рядом с тобой все свободны, потому как быть или не быть с тобой, каждый решал сам.

     Дракон замолчал, видимо думая о чём-то своём, прикрыл глаза, вздохнул.

     – Я видел тебя совсем малюткой. – Огромные глаза закрылись и открылись вновь. – Фёдор принял и выкормил тебя, когда земля ещё безмолвной была. Я был благодарен ему за это.

     Саша стояла положив руки дракону на нос. – Ты помнишь об этом?

     – Конечно. Моя память отменна. Сидя в этом каменном мешке всё то время, что ты отвела миру, я снова и снова, с наслаждением вспоминал те редкие, краткие моменты встреч с тобой. – Дракон вздохнул, вероятно, вспоминая свои же воспоминания, и удовольствие, всякий раз испытываемое им от этого. – Фёдор принял тебя ещё ничего не зная. Он шёл посланный Лизаветой, не зная куда, и не ведая зачем. Старуха ничего не сказала ему. Не открыла глаза. Только намёки на некую миссию и некий замысел. А ведь она на тот момент уже понимала происходящее. Это она встретила твою душу здесь. Встретила и разбросала по миру три твои искры. Видела момент, когда ты обрела тело. Затем сплела свою первую корзинку, вложила в неё тебя как ювелир вкладывает драгоценный камень в оправу, и вручила морю. А увидев куда корзинка пристала, знала и то, куда должен прийти Фёдор. И старик пришёл. Удивительно то, что куда бы он не шёл, но дорога его неминуемо привела бы к тебе. В этом я усматриваю некое чародейство старухино. Ну, так мы и без того знаем её ведьмовскую природу. Так Фёдор и нашёл тебя, не ведая того, что ты и есть Странница. Лизавета уже тогда склонность к гонору, да тягу к шуткам малообъяснимым имела. Да может и к лучшему всё сложилось. Может в том большое старухино провидение имелось оценить которое не сразу получится. Для Фёдора ты была ребёнком без отца и матери. Он не смог оставить тебя на верную смерть. Поселился на острове, вскормил и воспитал. – Глаза дракона снова закрылись и открылись. – Ты была уже человеком когда я тебя увидел. Совсем не такой, как в момент появления здесь, в своём мире. Помнишь берег острова? Вы с Фёдором встречали меня. Ты подвела его, напуганного, ко мне, и уговорила потрогать, а затем и сама подошла и потрогала веки мои своими крошечными пальчиками. И улыбалась. А затем засмеялась, и смех будто тысячи колокольчиков хрустальных.

     – Помню. Тогда Фёдор и узнал о твоём существовании.

     – Ты, своим желанием пробудить в нём ощущение этого мира, приоткрыла врата великого замысла. Но это долгая история и она заслуживает своего времени. Я обязательно расскажу тебе, позже.

     – Нам нужно срочно лететь на остров, – проговорила Саша.

     – Погоди. У нас есть время, а волки ещё не спели свою песню до конца, да и ты ещё не всё забрала из этого мира.

     – Как много загадок.

     Дракон засмеялся. – Всё это твои загадки.

     – Но почему?

     – Ты хотела быть человеком. Хотела обезопасить этот мир от своих возможностей и порывов. Соблазны, вершить над миром, сильны. Ты это осознавала и лишила себя большей части своей силы. Оставила лишь малость. Да и той малости с лихвой хватило, чтобы браться за голову. – Дракон выпустил из носа облачко пара. – Для этого мира ты стала человеком. Потому-то и забылось тобой многое. А сейчас пришло время собирать частицы своей сущности.

     И тут Саша вспомнила давно её волновавший вопрос. – Скажи, кем для меня является Поль?

     – Эка ты загадки разгадывать быстрая какая. Всё бы тебе побыстрее. – хмыкнул дракон и добавил: – кто он тебе, коли слышит мысли твои, а ты его мысли? Кто он, если ты начинаешь, а он заканчивать способен? Кто он, когда находясь в других временах и местах знает о том, что важно тебе самой? Тебе и рот открывать не надо. Ты вопрос себе задаёшь, а кому он адресован? Ты его себе задаёшь. Ты же себе и отвечаешь. Ты да не ты. Своё второе Я ты вынесла за свои пределы, а затем и в материю обернула, подобно себе самой. И вот, твоё собственное второе Я, одновременно в тебе, и только тебе принадлежащее, а вместе с тем, в облике друга твоего закадычного, или брата, тут уж кто что увидеть хочет.

     – Ого!

     Дракон засмеялся. – Очень уж мне симпатична эта задумка твоя. Столько изящества. Утончённости.

     – Что же теперь будет с Полем? – вслух подумала Саша.

     – Зависит от тебя. Как ты решишь, так и будет.

     – Но он даже не Охранитель! – возмущённо воскликнула девушка.

     Дракон улыбнулся.

     – Эх. Сколько же мне ещё разбираться во всём этом. Наворотила, да так, что сама не понимаю. – Саша почесала щёку и тихо проговорила: – создать мир и ужаснуться.

     Дракон кивнул в знак согласия. – Богам легко не бывает, особенно когда они, как простые смертные, наблюдают время.

     – Значит, мне чего-то ждать?

     – Ждать уже не надо. Сейчас время само оглядывается на нас. А мы с тобой начнём с флакончика. Нам нужна ртуть, – дракон закрыл глаза и вздохнул.

     – Нам?! – переспросила Саша.

     – Угу. Мне и тебе.

     – Но ведь ртуть только для тебя. Ты дракон. Не я.

     – Ошибаешься, – дракон зевнул широко разевая пасть, в которую спокойно могла бы поместиться девушка. – Ты же не открывала флакон?

     – Нет, ответила Саша.

     – Да, я вижу, – усмехнулся дракон. – А вот как откроешь так всё и встанет на свои места. Ты поймёшь.

     – Но что? Что я пойму?! – воскликнула девушка.

     – А вот всё, – дракон вдруг встал на лапы, и видимо спина его упёрлась в свод пещеры потому что сверху полетели камни. – Тесно мне здесь. Своды низкие. – Он опустил морду, которая оказалась на высоте в два Сашиных роста. – Вберёшь в себя энергию, что заключена сейчас во мне, и поймёшь. И возврата к человеческому тебе уже не будет. Так что, открывай скорее флакончик. Я горю от нетерпения.

     Саша, держа флакон в левой руке, правой взялась за крышечку и стала тянуть.

     – Стой! Стой милая, – вначале вскрикнув, а следом уже шёпотом произнёс он. Подняв голову дракон с силой выдохнул из себя струи пара направив их в отверстие, через которое Саша попала в пещеру. – Смотри, – сказал он.

     Сверху посыпался снег. Снежная пурга, вслед за которой, с гулкими хлопками упали огромные комья снега каждый величиной с приличный сугроб. Отверстие стало значительно просторнее. В центре, на тёмном небе, висел полумесяц, светящийся ореол вокруг него, и звёзды. И тут ночное небо осветилось лучами став дневным, а по небосводу катились два солнца. Светила горели оранжево-жёлтым, но очень скоро их свечение изменилось на холодно-голубое и они приближались. Два шара-солнца падали в пещеру пока не достигли свода. И остановились.

     – А вот теперь открывай. Но не тяни пробку, а прокрути её, – дракон усмехнулся. – Фёдор знает своё дело. Всё в его руках ладится.

     Она снова взялась за пробку и попробовала её прокрутить как подсказал ей дракон. Пробка не поддавалась. Девушка взялась покрепче и приложила больше сил. Пробка стронулась с каким-то песочным, шершавым звуком. Флакон открылся.

     Саша заворожённо смотрела на открытую склянку. На глазах у девушки ртути в ней становилось больше, она начала подниматься будто кто нагревал её. Поднявшись до самого края, ртуть, начала изливаться, но не стекать вниз, а подниматься тонкой струйкой. И вот уже эта металлическая жидкость, подобно кобре танцующей под флейту факира извивалась и вибрировала. И совсем уж неожиданно для девушки, и склянка и танцующая нитка ртути, беззвучно взорвались превратившись в мелкую, блистающую сферами шариков, пыль. Будто морось висящая в воздухе. Саша от восхищения вдохнула и услышала такой же глубокий вдох дракона. В носу у неё защекотало. Она чихнула, ещё раз, и ещё, и услышала смех. Это смеялся дракон.

     – Вот и хорошо. А теперь вытяни руки и держи их перед собой, ладонями вверх.

     Саша сделала всё, как велел дракон. Светящиеся шары, что всё это время висели у отверстия в пещеру, начали двигаться. Заходили кругами. Спускались ниже и ниже, и вот наконец опустились на её ладони. Девушка успела отметить их телесную теплоту и мягкость, будто они были овеществлёнными.

     – А теперь тебе следует дунуть на них. Пошли им свою энергию и они отдадут тебе всё хранимое ими.

     Саша глубоко вдохнула, и тут, в груди у неё потеплело и начало жечь будто она проглотила шар жара. Она открыла рот охнув от удивления, но более удивительным оказалось то, как она выдохнула. Выдох оказался мощным, непроизвольным импульсом. Стрела невероятного жара вылетела из неё окрасив пещеру в цвета солнечного сияния. Поток огня изо рта девушки поглотил её руки, и шары, что лежали на ладонях. Необычайно яркий свет залил глаза. Она их закрыла…

     Туман стелящейся по земле светился голубым. Расползаясь меж камней, он спускался с холма накрывая собой мох и папоротники. А внутри холма клокотало, росло, вздувалось. Земная твердь вздрогнула. Навершие холма раскололось, и сквозь щель из недр вылетела искра. Закружившись спиралью она исторгла из себя ещё две, подобные себе искры, и те тоже закружились, а в недрах, тем временем, продолжало клокотать, и вдруг разродилось низким, протяжным рыком. Три искры разлетелись в разные стороны, жерло холма схлопнулось, откуда-то сверху, в самый центр только что появившейся, и сразу исчезнувшей трещины, упал камень, и всё смолкло. Лес молчал. Ни зайца, ни волка, ни дуновения ветерка. Кто-то, падая и причитая, убегал. А спустя несколько секунд чуткий слух уловил краткий звук плача, а может то был писк.

     Саша с опаской открыла глаза. Тихо. Полумрак. Руки целы, вот они, перед ней, и она ими может шевелить. Но светящихся шаров уже не было.

     Дракон вытянул передние лапы и положил на них голову. – У этого мира появился зримый Бог, – медленно и распевно произнёс он в голове у Саши.

     – Нет, – резко ответила девушка. – Этот мир больше не существует.

     Дракон промолчал. Лишь закрыл глаза и про себя подумал об ином.

     – Ты мне про яйца расскажи. Они целы?

     – Яйца? – переспросила Саша. – Что ещё за яйца?

     Дракон вздохнул так будто, был недоволен тем как его подопечная выучила урок. – Вспомни. Ты не могла их не видеть.

     – Да! Точно! – Саша махнула руками. – Те чёрные камни. В них чертовски много энергии и памяти. Один я видела в тайге у поморов, а второй недалеко от Стивенвилла.

     – Это хорошо. Пусть они там и остаются.

     – Но теперь то они зачем?

     – Затем, что есть чувство у меня – пригодятся эти яйца.

     Девушка вздохнула, закинула за спину рюкзак и полезла на спину дракона используя его чешуйки как ступеньки.

     – Ты готова отправиться в путь? – не открывая глаз спросил дракон.

     – Да.

     Он вздохнул, напрягся, сделал несколько вдохов. Его шея в миг стала горячей. Мышцы, или это были жилы, зазвенели от напряжения, он икнул, открыл пасть и из неё, мощной, упругой струёй, вылетело пламя. Жар его оказался настолько невероятно сильным и ярким, что Саша закрыла глаза.

     – Ооо! Как я мечтал об этом мгновении! – воскликнул дракон.

     Саша открыла глаза, но вместо агрессивного света драконьего пламени сейчас перед ней была панорама сияющего солнцем дня. Целая бескрайняя равнина в белых тонах мерцала мириадами отражений солнца.

     – Ого! Ты проделал дыру!

     Дракон засмеялся. – Я освободил себя. Держись крепче. – Он привстал, сделал шаг, другой, и вот уже стоял на краю пещеры, у самого обрыва, где внизу – это абстракция и размытость, а падение – это шанс вспомнить всю свою жизнь. Он вздрогнул всем телом и ступил в пустоту двух тысяч метров.

     В первый момент стрелой полетев вниз, так что Саше пришлось закрыть глаза от яростного ветра, дракон расправил крылья, сделал первый взмах, второй, и падение прекратилось. Неспешно, как ощущала это сама девушка, дракон делал взмахи, и казалось, наслаждался полётом. Это было восхитительно. Огромный белый мир лежал под ними. И вокруг тишина, а они почти касались неба и окунались в облака.

     Но вот, дракон сделал несколько ритмичных, совсем иных в своей энергетике, взмахов, и снова зашумел в ушах ветер и заслезились глаза девушки. Белый цвет поблёк, размылся, и их окутала темнота.

     

     А тем временем, Поль со Стивом, оставшись одни, испытывали схожие ощущения. Этот мир, такой уже для них маленький, стал ещё и пустынным. Безмолвное пространство. Тоскливое и бесцветное. Даже медведь выглядел потерянным. Но вот удивительно, с уходом Саши ребята переключили своё внимание на её оставшегося спутника. Как так, и что это было? Может замещение, может неосознанное, но важное значение этого животного? Будто девушка оставила его здесь намеренно, с какой-то целью. И ребята, чувствуя это, чутко прислушивались к его, медведя, настроению. Разговаривали с ним, и ждали от него ответов.

     Прошло немногим больше суток. Ни Стив, ни Поль не заговаривали о том, что им делать, куда идти дальше. Они чего-то ждали. И вот, сначала небосвод прошил столб огня, погасли звёзды, оплавился полумесяц и на землю полетели его осколки. Затем всё волчье племя разом взвыло, и музыка их звучала ладно перетекая от ноты к ноте, следом за этим все в миг замолкли, ребятам показалось будто они оглохли, настолько громкой была эта тишина. А ещё через мгновение подножья Асгарда стали белыми. Тысячи и тысячи хищников покинули место паломничества и растворились в пространстве. Но удивительное на этом не закончилось. Спустя час из склона горы, немного выше и восточнее места, где находились ребята, извергся ужасающей мощи столб пламени. Часть склона обрушилась, а снеговой покров мгновенно испарился и густым облаком устремился ввысь. В образовавшемся отверстии невероятных размеров ребята увидели сначала морду какого-то сказочного существа, а следом и его всего. Это, без сомнения, был дракон. Он вышагивал из недр горы и остановился на самом краю, а на его спине, там где начиналась длинная шея, сидела Саша. Дракон сделал ещё один шаг и камнем полетел вниз. Ребята, наблюдавшие эту картину с довольно близкого расстояния, закричали от ужаса ожидая падения, с высоты более чем двух тысяч метров, огромного существа и хрупкой девушки оседлавшей его. Но дракон падал совсем не долго хоть и вертикально и стремительно. Он расправил крылья, и падение прекратилось.

     Огромный, абсолютно чёрный, он, поджав четыре лапы, взмахнул крыльями и устремился вверх держа курс на восток. Полёт поначалу выглядел неспешным, но за несколькими лёгкими взмахами характер следующих радикально изменился. Крылья существа будто налились сталью, остро взрезали воздух и оно, с Сашей на спине, растворилось в пространстве.

     – Они улетели на восток, – произнёс Стив едва отошедший от потрясения.

     – Это дракон. Она нашла его, – проговорил Поль не отводя взгляда от точки исчезнувшей в небе.

     – Нам следует поторопиться, – говоря это, Стив смотрел на медведя, который уже сделал несколько шагов вниз по тропинке и сел уставившись на ребят.

     Поль тоже посмотрел на него и перевёл взгляд на Стива. – Да. Спускаемся.

     – Ты знаешь, куда нам ехать? – спросил Стив.

     – На остров, – не раздумывая ответил Поль.

     Спуск к подножию, у которого стоял вездеход, прошёл гораздо быстрее подъёма, хоть и был сопряжён с опасностью поскользнуться на ледяной корке покрывающей тропу. Близилась весна, и всё более частые оттепели оставляли после себя множество коварных мест в виде оледенений. Первым делом Стив завёл трактор, чтобы прогреть двигатель и высушить салон. Последние дни стояли тёплыми, но не всегда солнечными, от чего повышалась влажность, а в закрытой, на несколько суток, кабине казалось всё ею пропитано. Как только двигатель был запущен и включена печка салона, ребята открыли грузовой отсек, накормили медведя рыбой и дали ему возможность насладиться прогулкой без риска ступить неаккуратно и улететь в пропасть. Спустя час, сытого, уставшего медведя завели по сходням в кузов трактора. Оставалось сесть самим и тронуться в путь, на восток.

     Дорога не была утомительной. Снежный покров на большей части хорошо просел, уплотнился, да и верхний его слой держал вес трактора. Кое-где ещё попадались ловушки, особенно когда они съехали с Земли Баффина и двигались по льду моря. Нет-нет да проваливался трактор то передними колёсами, то задними, и обиженно урча вытаскивал себя наверх, а Стив смеялся над Полем когда тот летал по кабине так как не любил пристёгиваться ремнями.

     Пролетела первая ночь. Брезжил рассвет, а трактор, останавливаясь лишь на пятиминутки, гнал и гнал вперёд. А впереди только белая равнина. Из-за белой, блестящей глади показалось солнце. Вот тут-то Стив и увидел чёрную точку, а позже и опознал в ней человека, и по мере приближения становилось ясно: человек один, налегке. Шёл странник тем же курсом, что и ребята, строго на восток. Метров за двадцать Стив подал сигнал, убедился, что путник услышал, и проехав ещё намного остановился рядом. Ребята выпрыгнули из машины.

     – Баба Лиза?! – воскликнул Поль и развёл руками. Он явно не ожидал этой встречи, и уж точно не здесь.

     Стив стоял рядом. Он ещё не знал Лизавету, но интонации и жестикуляция друга сказали ему о многом.

     – Ну здравствуй, мой мальчик, – с усмешкой и радостью в голосе ответила старушка. – А кого ты ожидал здесь встретить окромя меня? – И вдруг она заразительно, в полный голос, засмеялась. Отсмеявшись она охнула, смахнула с лица слёзы появившиеся от смеха, и продолжила: – думаю, следующая встреча тебя уже меньше удивит.

     – Мы кого-то ещё встречаем? – спросил Поль.

     – Может и встретим, – ответила женщина и протянула руку в сторону Стива. – Ну ка, Стив, милочек, помоги ка бабке взобраться в этот сундук.

     – Сундук? – Стив засмеялся.

     – А то. Саша как первый раз увидела это, – старушка очертила пальцем круг в воздухе, – так с холодильником опрокинутым сравнила, – она лукаво посмотрела на Стива. – Ничего не хочу сказать. Машина нужная, но ей не хватает изящества.

     – Баба Лиза, а откуда вам о Стиве известно? Ведь не виделись вы ни разу, – спросил Поль переведя вопросительный взгляд с неё на Стива, и обратно.

     – Неразумный ты человек, – то ли охая, то ли посмеиваясь начала баба Лиза. – А то не в одну школу вы все ходили в Стивенвилле? Кто вас всех чаем поил, да пирожками угощал? А рисунок камбалы в рамке под стеклом на стене висел? – она, хитро щурясь посмотрела на Стива.

     Поль открыл рот.

     Стив стукнул себя ладонью по лбу и засмеялся. – Моя рыбина! Я же её по вашему описанию нарисовал!

     – Вот то-то же, – посмотрев на реакцию молодых людей, проговорила женщина. – Пригляд за вами за всеми требовался, а что ещё старикам делать? Вот, как можем, стараемся полезными быть.

     Бабе Лизе помогли подняться в кабину, усадили на заднее, после Саши пустующее место, и налили из термоса горячего крепкого чая.

     Она причмокивала и охала от удовольствия. – Ну наконец-то я не ногами своими всё это сделаю, – замолчала и смотрела в окна, то левое, то правое. – А из окна то, да сидя в тепле, больно уж красиво как вокруг. – Вдруг она похлопала Стива по плечу. – Тут, дружок, возьми ка правее. Боюсь, пень этот трухлявый, еле ноги волочит.

     Стив не стал ни о чём спрашивать почтенную гостью и повернул руль вправо.

     – Вот и хорошо. Так и держи.

     Весь световой день падал редкий снег, и только с закатом повалил тяжёлый, большими хлопьями. Тёплый, влажный воздух принёс запахи прелости, затаившейся на зиму и пробуждающейся к весне.

     Поль дремал на переднем пассажирском сиденье. Тихо звучало радио. Стив вёл трактор и иногда тихонько, про себя, ухмылялся вспоминая как баба Лиза назвала его машину.

     – Ну как, голубчик, притормози, – старушка снова похлопала Стива по плечу, потом перелезла вперёд, и, почти садясь на Поля, открыла дверь. – Дайте-ка мне фонарик, – она протянула назад руку.

     Проснувшийся от всей этой суеты Поль протянул ей фонарь. Лизавета включила его и посветила в темноту водя лучом влево и вправо.

     – Чудак человек, – тихо со смешком проговорила она и скомандовала Стиву: – давай ещё чуть правее возьми.

     Свет фар трактора высветил в темноте фигуру человека. Тот тянул за собой сани, а сам держал в руках массивную кривую палку с рогатиной на конце.

     Старушка высунулась из кабины и закричала: – Фёдор, гром небесный, что же ты плетёшься тише ветра?!

     Тот поднял руку с палкой и что-то радостно прокричал.

     Видимо слышала его только старуха.

     – Что за скарб ты с собой волочёшь? – и добавила: – стяжатель окаянный.

     Ответ Фёдора ребята расслышали и удивились.

     – Гостинец Сашеньке. Чай, голодная будет. Кто покормит её окромя меня? – ответил старик.

     – Вот те на! – хмыкнула Лизавета. – Блюдёшь функцию свою? Как повелось сперва, так ты и не изменился. – Она нырнула в кабину. – Доброй души человек. Кормилец первый. – Эти слова предназначались ребятам.

     Все спустились на снег. Решено было санки Фёдора поднять в грузовой отсек, а заодно покормить и выгулять медведя. Каково же было удивление стариков увидевших этого зверя. Баба Лиза чуть ли не хлопала в ладоши от возбуждения.

     – Узнаю проказницу. Ну как ей без ентова? Уж ежели что, так быть всему сугубо по её разумению. – Старушка вмиг нашла общий язык с белым зверем и уже ходила возле него пока тот прогуливался.

     Фёдор отреагировал на увиденное сдержаннее, но загадочно улыбался и качал головой. – Вот же как оно всё. – И обращаясь к ребятам показал руками как если бы держал небольшой свёрток. – Вот такую её держал, да кто бы знал кого держать мне судьба доверила? – И засмеялся глядя на Лизавету что-то объясняющую медведю. – Уж подумал было к ней бежать за помощью, да гнев остановил меня. Даже не море, коего боялся пуще силы тёмной, остановило меня. – Его глаза блестели смешинками. – Это же она, меня горемычного, послала куда неведомо, зачем незнаемо. Многие времена после, помнил её словами нехорошими. Да не знал тогда, что наперёд она знает всё про младенца. – И заключил причмокивая: – Знатно лукавила, окаянная.

     Медведя устроили в уже знакомом ему месте в тракторе, и помогли подняться старикам. Лизавета и Фёдор делили на двоих широкое заднее сиденье. Стив и Поль – передние. Решено было немного поспать, что и сделали после чая с галетами.

     Стив проснулся первым. Поля в кабине не оказалось и парень предположил, что тот вышел из машины размять ноги. Старики спали. Стив включил радио, и уменьшив громкость слушал новости.

     – Вот чёрт! Выругался он громким шёпотом. – Мир ещё стоит на месте или его смело? Но если смело то откуда новости?

     – А ты не задумывайся, Стив, – баба Лиза проснулась и разговаривала облокотившись о спинку его кресла. – Саша мудрит. Может время сдвинула, ну а может ещё чего. Ты же знаешь, для неё время, это как отрезки на листе бумаги. Влево, вправо как угодно.

     – Спасибо за разъяснение, баба Лиза. А то уж я подумал, не сон ли это.

     Лизавета хмыкнула. – Ну об этом не тревожься. Истина одна, но нам она не всегда ведома. Всё у Саши. Все ключи у неё. А вот то что Поль ушёл, это меня печалит, – старушка причмокнула.

     – Как ушёл? Откуда вам знать? – встревоженно спросил Стив.

     – Да как не знать то? Видать время пришло, он и тю-тю, развоплотился, – проговорила Лизавета.

     – Как-же так-то? Как, развоплотился? А если и так, то где тело?

     – А и не было тела никакого. Всего-то, что второй голос Сашиной души. Фантом, – Лизавета кивнула в подтверждении своих слов.

     Ошарашенный новостью Стив смотрел в окно. – Да живой он был! Настоящий!

     – По другому и быть не могло. Овещественный он был, а вот душа как облачко без начинки. Только форма.

     – Ну да. Он же объяснял мне. Так значит, я его никогда больше не увижу?

     – Увидишь. И не раз, – ответила Лизавета. – Не думаю, что Саша хочет проститься с ним. Поль ей нравится. Он же как брат ей, а вместе с тем и как Охранитель, но ни тот ни другой по сути. Сашина любовь к лаконичным изяществам.

     – Я мало что понял, но доверюсь вам.

     – Доверяй да, проверяй, – назидательно проговорила Лизавета. – А сейчас заводи своё ужасное корыто и поехали дальше. – Она обернулась и глянула на спящего Фёдора. – А то как проснётся пень этот старый, ему завсегда прогуляться приспичит.

     Стив завёл трактор, глянул на компас и повёл машину на восток, всё дальше и дальше, и всё ближе к непонятной ему пока цели.

     

     В то время, когда ребята ещё только начали спуск с горы Асгард, дракон с Сашей на спине вылетел из черноты и парил над, скованным льдом, Северным морем. С высоты лёгких белых облаков девушка видела возвышенность острова, и силуэт родного места согревал ей душу.

     Сделав несколько кругов дракон стал снижаться и на высоте совсем небольшой, может быть метров в двести, она могла разглядеть на родном острове любое мало-мальски значимое строение и даже людей. Но остров выглядел необитаемым. Покрытый снегом он безмолвствовал. Ни маяка, ни дизельной, ни мостика, ни кочегарки, ни домиков, в которых она провела одни из лучших дней жизни, не было. Лишь крыша домика на юго-восточной оконечности горы, о котором Саша хорошо знала, и который так любила.

     Девушка похлопала ладошкой по драконьей шее. Тот повернул голову и посмотрел на наездницу.

     – Сядь, пожалуйста, возле домика, – громко сказала она.

     Дракон, сделав несколько кругов, приземлился возле наполовину засыпанного снегом строения. Взмахи его крыльев подняли самую настоящую пургу, и снежная пыль ещё долго оседала. Саша не без труда слезла со спины дракона, и проваливаясь в сугробы заторопилась к крыльцу домика. Открыть дверь удалось не сразу.

     В сенях было темно и стыло, но она приметила дрова сложенные вдоль стены слева от входа. Похлопав ладошками в попытке отогреть руки она открыла вторую дверь.

     Всё тот же старый, милый дом. Даже запахи, но, может это память выудила из глубин её сущности эти запахи? Сейчас Саша над этим не размышляла. Она вернулась в сени, взяла охапку поленьев, куски бересты и прошла на кухню.

     В печи потрескивал огонь, а на плите посапывал свистком чайник готовый вот-вот разродиться оглушительным свистом. На полке висевшей над столом кроме спичек Саша обнаружила и мешочек с травами.

     Дом казался давно не посещаемым. Порядок был. Чистые стены, чистый пол, всё на своих местах. Но… Складывалось впечатление покинутости, давней сырости и стылости, и слабого, совсем почти не чувствуемого аромата жизни последними каплями истекавшего из осиротевшего жилища.

     Пока настаивался отвар найденных трав девушка пошла осмотреться.

     Комната с тахтой по левую стену. Люлька, а точнее, корзинка. Как много корзинок в её долгой жизни. А сколько? Сотня? Больше. Наверняка о многих она не знает. И фигурка дракона на столе у окна. Деревянная. Вырезанная Фёдором из коряги, для Саши, его дочери. И цепочка с камнем Драконьей крови. – Батька, – нежно, с улыбкой проговорила она.

     Саша выглянула на улицу с намерением спросить нужно ли что дракону, но тот, сложив крылья и убрав лапы под себя, «как курица», – подумала девушка, спал прямо на снегу возле крыльца. На её вопрос он не ответил.

     Попив отвара с галетами из измельчённой травы, что оставались в её рюкзаке, она прошла в комнату, сняла верхнюю одежду, легла в ещё холодную кровать и накрылась одеялом. Великое блаженство, лечь в кровать, вытянуть ноги, положить голову на подушку и накрыться одеялом. Многие месяцы она была лишена подобного удовольствия. Печь, протопленная на кухне, прогрела небольшой домик довольно быстро. Саша заснула.

     Ей снилась бесконечная пустота пространства. Холодная, немая, не прекращающаяся в своём существовании и беспрерывно изменяющаяся. И только семь сгустков знаний, стремлений и энергий населяли эту пустоту. Саша знала их всех. Она была первой из них, семерых, тех, кто умел страдать, искать, стремиться и постигать. Сейчас она искала. Она была ненасытна. Она хотела создавать. Она училась и постигала, страдала, и через страдание вновь постигала. Оставалось совсем не много, и это можно отложить на завтра. А сейчас она танцевала в осеннем лесу, на поляне укрытой жёлтыми листьями берёз и красными листьями клёнов.

     

     А трактор со Стивом, медведем и двумя пассажирами, Фёдором и Лизаветой, подъезжал к краю студёного моря. Перед путешественниками вырастала стена леса, сплошь из могучих сосен. Стив истосковался по лесу, по любому лесу. Плоский, вечно белый и пустой мир, сопровождавший его последние месяцы, закончился. Въехав на невысокий берег машина остановилась перед основательно заснеженной, но всё же, угадываемой дорогой. Та уходила вправо и влево простираясь вдоль береговой линии.

     – Влево бери. Нам ехать аж до обрыва. Мимо не проедем. Уткнёмся в него. Ты, главное, затормози вовремя, а то мы вниз угодим, не выбраться будет. – Баба Лиза похлопала парня по плечу и причмокнула.

     Километров двадцать, а то и больше, проехали они за час с небольшим. Даже здесь, на северных, ветреных берегах, зима готовилась уходить. Снег повсеместно тяжелел, местами уплотнялся, а где и истончался под воздействием солнца и ветров.

     Обрыв, начинающийся от самого берега и стрелой рассекающий широкую береговую линию до самого леса, Стив заприметил издалека. Не доезжая несколько метров до опасного места, парень взял круто вправо и держал путь в таёжную чащу. Здесь пришлось сбавить скорость и осторожно продираться по камням, оврагам и взгоркам. Но чуть дальше вглубь, и лес встал плотной стеной. Трактор уже не мог продвигаться дальше из-за плотно растущих деревьев.

     Вот бы где пригодились лесные лыжи, которые ещё называли охотничьими. Но таковых ни у кого не оказалось. Стив и его пассажиры старики покинули тёплую кабину трактора, вывели на снег медведя истосковавшегося по природе, и двинулись вглубь леса. Дорога оказалась недолгой и в закатных лучах вскоре увидели свет костра, вокруг которого сидело несколько человек. Послышалось ржание и фырканье лошадей. Почуяв хищника они вели себя беспокойно.

     – Медведь! – громко позвала Лизавета. – Твои кони? Скажи чтоб не пужались. Зверь хоть и диковинный для них, да не опасный.

     – Лизавета? – Сидящий у костра мужчина поднялся, подошёл к лошадям и каждую похлопал по крупу.

     – Антоша! – снова громко позвала Лизавета. Так она обращалась к Антуану, по привычке, помня его ещё мальчонкой. – Бери одну из лошадей да скачи на хутор к Фёдору. Дочурку его привези сюда. Да поторапливайся.

     В свете костра видно было поднявшегося с коряги мужчину лет пятидесяти.

     – Лиза, почём мне не съездить за дочкою? Спросил удивившийся таким распоряжением старухи Фёдор.

     Лизавета махнула рукой и чуть с пренебрежением ответила: – Стар ты. Антоша враз девчушку доставит сюда, а тебя пока ждать будем, дождёмся от Саши такого в чём нам век не разобраться будет.

     И пока Лизавета объяснялась с Фёдором Антуан уже скрылся в лесу.

     – К чему спешка такая? – ворчал старик.

     – Узнаешь скоро, коль позабыл с чего всё начиналось. – Лизавета подошла к костру и села на корягу. – А вы чего колом стоите? – обратилась она к Стиву стоящему в стороне, и, вероятно, медведю, сидящему возле парня. – К костру идите, чай не далёкие мы друг-другу.

     Стив робко подошёл и сел на пень стоящий по другую сторону от остальных сидящих. Медведь ни на шаг не отходил от нового друга и сел прижавшись к тому боком.

     – Сашины приятели, – кивнув в сторону парня со зверем, обратилась Лизавета к сидящим рядом с ней Галине и мужчине по кличке Медведь. Тот был охотником, и как-то очень уж давно потерял один глаз схватившись в тайге с бурым медведем. Может потому его так и прозвали, а может кличка эта от мастерства его и большой успешности в охотах на такого непростого и опасного зверя.

     А мужчина, тем временем, пристально смотрел на белого хищника, потом прикрыл глаза, медленно их открыл и громко понюхал воздух. Вероятно, это что-то означало и животное его поняло как того и хотел охотник. Мишка встал и вперевалку пошёл вокруг костра к мужчине, а подойдя, сел рядом.

     – Вот тебе и рыбный день! – воскликнула Лизавета, и погрозила пальцем охотнику. – И не вздумай тронуть его. Он с Сашенькой не одну тысячу миль прошёл.

     – Да ты что, Лизавета?! – возмутился Медведь. – А то я душегуб какой?

     – Как понимать твои слова прикажешь? – удивилась старуха.

     Охотник хмыкнул и погладил медведя по голове. – Не простой это медведь. Душа в нём. Человека душа. – Он поднял голову и посмотрел на Лизавету. – Или не видать тебе?

     – Мне видать сподручней твоего. Я удивлена твоему взору. Ну, коль увидел, я спокойна.

     – Лизавета, ты лучше скажи, что делать дальше, да представь нам молодого человека с медведем его.

     Старушка фыркнула. – Медведь не его. Сашино обретение. Как тень за ней всю дорогу шёл. С секретом он. А вот молодого человека Стивом зовут. Поверил он в Сашу, и, как и медведь, следовал за ней на пару с Полем. Поль и больше сказал бы о нём, да думаю, скажет ещё, но позже. Ну а дальше, что делать? – Лизавета обвела всех взглядом и сама же ответила: – Ждём как все соберутся. Серафиму ждём…

     – А Поль? – поинтересовался Фёдор.

     – А что Поль? – передразнивая интонацию старика ответила Лизавета. – Поль по делам своим удалился. Тенью Поль вьётся за Сашенькой. Он, может, и рядом с ней, а может и нет, но всегда следом.

     Из темноты леса показалась голова лошади, а следом и сама она. С лошади спрыгнул Антуан, и взяв за талию девочку-подростка, опустил на снег.

     – Папа! – девчушка подбежала к Фёдору и обняла его.

     Медведь, сидевший всё это время возле охотника, встал и пошёл к девочке. Та, увидев зверя, протянула к нему руку и засмеялась.

     – Мишка, я по тебе соскучилась.

     Медведь понюхал руку девочки и лизнул её.

     – Вот тебе и разные колоды, – проговорил Фёдор наблюдая сцену.

     Лизавета фыркнула. – Старый. Совсем мышей не ловишь. Видать, солёной воды нахлебался.

     – Вспомнила ты, старуха, за горизонт ушедшие времена. Я уж и с жизнью попрощался тогда, и не забыть мне того. Не гоже смеяться над тем.

     – И не смеюсь я вовсе, а вот поражаюсь тому как Саша подвела всё стройно одно к одному. Две дочки у тебя, да одна из них уж во внучки годится, а ты всё в толк взять этого не можешь.

     – Внучки, дочки, а Сашенька мне завсегда дочурка. – В интонациях старика сквозила отцовская гордость. Он улыбался. – А вот Нисонька моя, та да, и за дочку и за внучку.

     Стив всеми глазами смотрел на девушку. И до чего поразительно было видеть всё ту же хорошо уже знакомую ему Сашу. В мельчайших деталях. В цвете волос, глаз, в улыбке, мимике, голосе. И всё же это была не она. Рационально осмысливая – не она. А не скажи кто, что это Ниска перед ним, так и не вызнал бы, а потому смотрел на девушку по-особенному, впитывая в своё сердце каждую искорку, что излучала из себя сияющая созиданием Странница.

     Лизавета украдкой глянув на парня, улыбнулась, что-то неслышно проговорила причмокивая губами, и кряхтя, встала с коряги. – А сейчас, Фёдор, бери свою внучатую дочурку, и вместе со Стивом идите до трактора. Дорога вам предстоит. Да, – спохватилась она, – медведя с собой возьмите. Сейчас его место там.

     – Что ты затеяла в этот раз? – поинтересовался Фёдор.

     – На остров вам надо. До наступления утра чтоб там были. Ваша задача – Сашу разбудить. Не успеете – пеняйте на себя.

     – Да что же за срочность такая? – ворчливо возмутился старик.

     – Срочность?! – вспылила Лизавета. – Ты ещё не понял?!

     – Ладно тебе, Лизавета, – подал голос Антуан. – Сцепилась с Фёдором. Не заслуживает он такого.

     – Много ты знаешь! – Ворчливо проговорила старуха. – Весь путь твой, что и был, так слоняться по миру. Много нашёл? Узнал что?

     – Зря ты так, Лизавета. Уж если на кого и ворчать тебе за малодействие, так, то на меня. Сидела на острове, носа не высовывала. А Антуан изучал дорогу Сашину, от начала самого, да много чего вызнал. Миру этому достались воспоминания миров прошлых. Много там чего диковинного обнаружилось. Нелегко было ему узнавать давно погребённое под пеплом финалов. Тебе его память об узнанном, так ты горбом прирастёшь. Ног от земли не оторвать тебе будет, настолько тяжела ноша эта. – Галина с укоризной посмотрела на ворчливицу.

     – Да чтоб вам, – раздражённо махнула рукой Лизавета. – Ступайте.

     – А дальше что? – спросила Серафима, за несколько минут до того объявившаяся у костра.

     – Увидите. Саша как проснётся, так и увидите.

     Стив и Фёдор с девочкой и медведем ушли в темноту лесной чащи и спустя какое-то время оставшиеся у костра услышали звук рычащего двигателя. Трактор взял курс на остров, где в это время в домике на горе спала Саша.

     Все молчали.

     – А нам что делать? Чего ждём? – спросил Медведь.

     – Того и ждём. Гармонии ждём в душе Сашеньки. Нам о том Поль поведает. А как поведает, так сразу и нам в путь, – негромко проговорила Лизавета обращаясь к оставшимся у костра. – Ждём.

     

      ***

     

     А на острове, мальчик лет девяти, стоя по пояс в снегу на заднем дворе небольшого домика, смотрел в окно комнаты, где девушка сняла кухлянку, тёплую кофту, стянула с ног унты и легла на тахту накрывшись одеялом. Любопытство подростка было удовлетворено. Он улыбнулся и не торопясь, проваливаясь в снег, начал спускаться с горы. Ему ещё предстояло дойти до восточного берега и ждать рассвет.

      И всё свершилось. И мир спасён через гибель свою. Но история на том не заканчивается. История только начинается, ибо солнце, всходя на востоке и заходя на западе, показывает всякому смотреть вперёд. И не всякому дано осознать неиссякаемость череды путей своих, через которые и сами миры путями теми наполнены. Ибо дороги у идущего не благодаря мирам, но миры благодаря дорогам его.

     

     ***

     

     Сашу разбудило что-то невероятное. Что-то схожее, как ей поначалу показалось, с Иерихонской трубой. А может только показалось? Но точно это был оглушительный звук. Низкий, схожий со звуком геликона. Может то было во сне? Но нет же. Девушка отчётливо слышала последние колебания, низких, встряхивающих всё пространство, звуков. Она откинула одеяло. Встала. За окном светило солнце. Утреннее солнце. Саша выспалась и чувствовала себя прекрасно. Но… Это «но» слегка изменяло её, эту, сейчас, действительность. «Но» было большим и одновременно совсем маленьким. Да! Конечно! Она снова посмотрела в окно. Отмечая пейзаж, залитый утренним солнечным светом, она почувствовала, что упустила что-то важное. Зимы не было. Стояла осень. Но и это ещё не всё. Комната была другой. Пропала её одежда. Её кухлянка повидавшая много сотен миль, и унты прошедшие весь тот нелёгкий путь. И было тепло, и пахло жареной картошкой, и чем-то ещё. Но даже все эти странности не исчерпывали всех вопросов рождающихся от ощущений самой девушки.

     Она вышла в гостиную и остановилась перед висящим на стене зеркалом. На неё смотрела девочка-подросток, но уже сейчас, в этот самый момент, она не удивилась. Ощущения. Они, подобно деталям пазл, каждая вставала на своё место, и всё чётче вырисовывалась картина некоей истинности, правоту которой девочке ещё предстояло осмыслить.

     А запахи кухни манили. Саша открыла дверь. В печи трещали дрова. А на печной плите стояла сковорода и жарилась картошка. На столе стояли две тарелки и лежали вилки.

     Саша усмехнулась и крикнула: – Ниска, проказница, иди же сюда!

     Её не удивил звук открывающейся входной двери, как и девочка вошедшая на кухню.

     – Привет, Саша. Заждалась? – вошедшей была именно Ниска. И в этом не было ничего удивительного. На вид лет девяти, длинные волосы, зелёные глаза, острое личико, а сама тоненькая как веточка берёзы. Полная её копия. Она взяла одну тарелку, выложила на неё картошку со сковороды, а затем то же самое проделала и со второй тарелкой. – Садись. Будем завтракать.

     На столе появились миски с селёдкой и с грибами.

     – Как же всё это вкусно! – воскликнула Саша. – Но вот что странно: у меня нет аппетита, а ведь ещё вчера я бы проглотила всё это вместе с тарелкой, вилкой и мисками впридачу.

     Ниска засмеялась. – Это нормально. Вчера была та реальность, а сегодня уже другая.

     Саша не ответила. Она не удивилась словам девочки-двойника, ощущая в них какое-то хорошо забытое прошлое. Всё-таки стоило поесть. Дурман пройдёт, и уступит место воспоминаниям.

     Ниска сидела напротив и тоже ела изредка бросая взгляды на Сашу.

     

     На улице стояла золотая осень. Дракон расхаживал между редких невысоких берёз, а рядом с ним ходил медведь. Оба, похоже, нашли общие интересы, не чурались друг друга, и что-то с интересом вынюхивали в опавшей листве.

     – Мишка! – Саша обрадовалась встрече, и сбежав с крыльца устремилась к своему старому другу.

     Медведь, услышав девочку, развернулся мордой к ней, сел на попу и глубоким голосом протрубил подобие приветствия.

     Саша обернулась к Ниске идущей следом, спросила: – где все?

     Ниска махнула в сторону дальней оконечности горы, где на самой её высокой точке стоял когда-то маяк. – Стив и Фёдор здесь, на острове. Наверное, заняты на руднике, а остальные ждут нас на том берегу салмы.

     – Пегас?! – воскликнула Саша увидев как в гору, постепенно появляясь, поднимается конь вороной масти. На коне сидел Фёдор. Рядом шёл Стив. Вся компания приближалась к девочкам и дракону с медведем. Саша отметила, что в отличие от себя, ставшей после своего пробуждения девочкой лет девяти, Стив остался в возрасте молодого человека каким она его помнила из прошлой реальности.

     Стив, увидев Сашу, встал как вкопанный.

     – Ты чего как замороженный, Стив? – усмехаясь спросила она.

     Парень ещё какое-то время помолчал внимательно разглядывая её, и всплеснув руками воскликнул: – точно! Это я тебя с Полем возил той зимой к домику. Это именно ты, та девочка! Боже! Что происходит?! – и схватился за голову, – ты, то девочка, то взрослая, а теперь, вот… С ума с вами сойти можно!

     Саша наклонила голову и загадочно улыбаясь тихо проговорила: – ты не всё помнишь, и мне это, пожалуй, даже нравится.

     Стоящая до этого за драконом Ниска, вышла к компании. – Я вас знаю, Стив, – она засмеялась, и её серебряный смех разлетелся по берёзовой роще.

     – Боже! – Стив снова испытал шок увидев Сашину двойняшку. – И я вас знаю! Вы с мамой своей проживали в том домике. Но… – Он смотрел то на одну девочку, то на другую. – Но вы, обе… Вы двойняшки?

     Обе девочки засмеялись звонкими голосами.

     – И да и нет, – ответила Саша. – Подожди немного и ты всё поймёшь. – Она обернулась к Ниске. – Теперь он всё забыл. Как думаешь, это на долго?

     Ниска покачала головой досадуя на несообразительность своих собеседников, и заговорила учительским тоном: – Веретено, что у тебя в руках, тобою сработано. Им ты мастерски прядёшь шёлковую нить времени мира. Она так длинна, что нет ей уже ни начала, ни конца. От того Стиву и не видно течение. Раньше он видел его благодаря часам. А теперь нет перед его глазами циферблата со стрелками. Куда он ни глянет, всюду восходит солнце. Куда ни ступит, всюду дорога проложена тобою. Ходит среди пазл рассыпанных. Здесь тебя ту увидел, там тебя эту вспоминает, а что и откуда, ему непонятно. Нужно время, он сложит пазлы и увидит картинку. Себя вспомни среди людей. Видения свои вспомни. Путаные обрывки воспоминаний, ощущения, не способность понять очерёдность, уловить связи.

     Саша посмотрела на парня. – Ниска права.

     Стив, выглядящий напуганным, посмотрел на одну, на вторую и заулыбался. – Ну девчонки!

     Саша улыбнулась в ответ и обратилась к Ниске: – У нас ещё есть время?

     Та посмотрела на небо. – Есть немного. Ты что задумала?

     – Хочу прогуляться по острову.

     – Мне можно с тобой?

     – Конечно! Идём, – обрадовалась Саша.

     – Я бы тоже хотел отлучиться, – мягкий протяжный голос пронёсся ветерком в Сашиной голове.

     – Отлучись. Если не на долго, вслух ответила она дракону.

     – Прекрасно. Изголодался я по хорошему куску баранины.

     Девочка улыбнулась. – Барашков ты здесь не найдёшь. Здесь тайга. Кабаны, волки и лоси. И очень прошу тебя, не трогай медведей.

     – Хорошо. Медведей трогать не буду. – Дракон расправил крылья и с первым взмахом поднялся в воздух.

     – В тайгу лети! На землю! На острове кроме заячьего семейства тебе никого не найти! – прокричала вслед улетающему дракону девочка.

     – Уже знаю. Пока ты спала я весь остров обследовал. Здесь кроме зайцев ещё семейство ежей живёт, – пронеслось в голове у Саши.

     Фёдори Стив пошли в дом, а девочки, взявшись за руки отправились в сторону, где на памяти Саши, всё её детство стоял маяк.

     За спинами девочек послышался топот, хруст веток и шуршание листвы. Их догонял медведь.

     Дорога пошла вверх и скоро компания вышла на доминирующую по высоте точку острова. Здесь громоздилась тренога, конструкция из отёсанных брёвен. Три бревна уходили под углом вверх примерно на четыре метра, и в точке схождения они перевязывались толстой верёвкой. Понизу эти стойки соединялись другими тремя брёвнами, но уже установленными горизонтально на высоте полуметра от земли. Эти брёвна крепились к вертикальным тем же способом – верёвкой. Эта пирамида и называлась треногой. Именно такую Саша видела стоящей на машине Фёдора в далёком Сент-Антони. От верхней точки пирамиды, в дыру проделанную в земле, уходила труба диаметром не больше запястья девочки. Рядом стоял наспех сколоченный навес. Под ним имелся стол и скамья. На столе стояло несколько склянок разных по размеру и форме. Две из них были наполнены ртутью.

     Ниска не была готова к тому что увидела в следующий момент. Она стояла опустив руки и с немым изумлением наблюдала за тем, как Саша взяла одну из склянок, провернула и подняла стеклянную пробку, поднесла открытую склянку к своему лицу и глубоко вдохнула. Ртуть из флакона тонкой, упругой нитью заструилась вверх против всех законов этого мира, и устремилась Саше в нос. Та вдохнула и её глаза загорелись красным светом.

     Ниска в последний момент успела отпрыгнуть в сторону от двойняшки и хриплым голосом проговорить: – тихий ужас!

     А на том месте, где стояла Саша, в одно мгновение появился дракон. Такой же, совершенно чёрный, как и тот, что несколько минут назад полетел на охоту. Вокруг этого существа мерцал кокон невероятного света. Казалось, плотность самого света здесь многократно увеличилась притягиваясь поглощающей его чернотой дракона. А вне кокона свет померк. Мир вокруг погрузился в сумеречную тишину. Существо шевельнулось, переступило лапами, обратило свой взгляд на склон и открыло пасть. Необычайная тишина, будто в пустоте пространства, оглушила Ниску. Она успела подумать, что чёрное всепоглощение чешуйчатой брони пожирает не только свет, но и звуки.

     Дракон опустил морду и тут же резко поднял её издав некий утробный звук, будто его мучила отрыжка, и из его открытой пасти изверглась струя ослепительно яркого пламени. Пламя полетело в пространство, в сторону линии горизонта. Не встречая препятствий на своём пути оно достигло цели и там взорвалось рассыпаясь ярчайшей гроздью тысяч искр. Пасть дракона закрылась, а из ноздрей вырвались два облачка дыма, которые медленно покатились вверх. Существо обернулось и посмотрело на изумлённую Ниску своими лимонно-жёлтыми глазами. Аномалия плотности света исчезла. Появились звуки. Девочку удивило поведение медведя, на которого она случайно посмотрела. Тот лежал в стороне и спокойно вылизывал лапу, будто ничего и не происходило.

     А дракон тем временем начал блёкнуть и превратился в светящийся шар величиной с футбольный мяч. Мягкий белый свет, исходивший из него, создавал эффект размытости границ этого создания. Шар опустился, завис почти у самой земли и, как и дракон до этого, растворился в воздухе, и вот уже перед Ниской стояла Саша.

     – Ты напугала! До чёртиков напугала меня! – прокричала пришедшая в себя Ниска. – Предупреждать заранее надо.

     – Не могла я заранее. Сама не ожидала такого. – Саша взяла двойняшку за руку. – Пойдём, спустимся вниз.

     – Идём, и побыстрее. У меня нет никакого желания задерживаться возле этих пузырьков.

     Девочки подошли к обрыву.

     – Здесь стоял наблюдательный мостик, – с грустью в голосе произнесла Саша.

     – Я помню, хоть сама никогда не бывала на острове, – Ниска, чувствуя подругу, подхватила её настрой.

     – Мне грустно, – Саша обернулась к девочке и посмотрела ей в глаза.

     – Я знаю, – ответила та и повернулась спиной к обрыву. – А здесь когда-то стояла казарма и продолжалась она кочегаркой, а позже, по правую руку, стояли ваши домики, а чуть дальше дом маячников, и маяк. Он был на том месте, где сейчас тренога Фёдора. Внизу, под обрывом, правее, дизельная, а под окнами казармы, под самой горой стояла баня, и колодец, если пройти к берегу метров пятьсот. Я всё это помню. Я всё это видела твоими глазами. Видела приливы и отливы этого острова. Как появлялись люди и здания, и как уходили, и вновь появлялись. А вот берёза, что росла у кочегарки, так и растёт, а под ней куст крыжовника. Отчего так? Откуда такая неизменность? – Ниска посмотрела на Сашу ожидая увидеть ответ в её глазах.

     Саша пожала плечами, – наверное от того же отчего и домик стоит, будто стрела пронзающая собой весь мой путь.

     Ниска обдумывала слова Саши. – И куст, и домик, и много чего ещё, всё служит тебе, и не может уйти раньше, чем ты перестанешь в этом нуждаться.

     – Наверное так. – Саша стряхнула с себя грусть воспоминаний и энергичным шагом направилась вперёд через заросли высокой, сухой травы. Ниска последовала за ней.

     Выйдя на каменистый, свободный от растительности, участок, полого спускающийся вдоль склона горы, перед девочками открылась обширная долина острова сменяющаяся водной гладью, за которой, у самого горизонта, в лёгкой дымке, виднелся берег большой земли. Берег материка, родины поморов. Необъятные территории тайги.

     – Боже! Как прекрасно! – воскликнула Саша.

     – Боже?! – Ниска засмеялась. – Ты использовала слово, которым тот мир обозначал тебя?

     Теперь засмеялась и Саша. – Ага. Я это слово слышала всегда и везде. Оно нравится мне. В нём так много человечности. И знаешь? – Саша остановилась и задумалась подбирая слова. – Ведь я не знала к кому обращались жители того мира. Я не делала ничего такого что указывало бы на меня. Откуда же им было знать о существовании создателя?

     – Ты их создала чересчур проницательными. Людям оказалось достаточно факта своего существования, чтобы сделать правильные выводы. Должно быть нечто, способное создать мир и дать ему разум. А ещё, люди понимали – нечто создало всё это, и их, в том числе, преследуя свои цели. Ты могла бы бесконечно долго сидеть в песочнице и лепить куличи, но ты существуешь для них уже хотя бы тем, что существуют они.

     – Значит, это слово достойно меня, – резюмировала Саша.

     – Неожиданный вывод, но ты чертовски права.

     Пока девочки стояли и разговаривали, медведь прошёл вперёд и сейчас сидел на большом валуне, смотрел на море и шумно втягивал носом воздух.

     – Запах моря дразнит мишку, – сказала Ниска показывая Саше на её друга.

     – Пойдём скорее на берег, а то животное измучается. Надо дать ему походить по воде и половить рыбку. – Саша снова, как и до этого на горе, взяла Ниску за руку и широким шагом направилась вниз, но пройдя метров сто, остановилась. – Что будет дальше? С этим островом, с тайгой, со всем миром?

     Ниска широко открыла глаза и не отрываясь смотрела на Сашу, следом вздохнула и перевела взгляд на море. – Это тебе решать.

     Настала очередь удивляться Саше. – Мне? Но почему?! Почему нет никого больше, кто продолжил бы начатое мной?

     – Так уж сложилось. Ты взяла на себя эту ношу. И нет никого, кто тебя заменит. Никто из Первых, твоих Охранителей, не способен встать на твоё место. Да. Они равны тебе, но они не создатели. Они, если хочешь, твоя гвардия, и большего никто из них себе не желает. Но от этого их ценность для тебя возрастает. Они, следуя рядом, оберегают тебя от ошибок, и исправляют допущенные.

     – От ошибок?

     Ниска кивнула. – Да. Представь себе. Ты совершаешь ошибки. Ты Создатель, а не абсолют. Я бы сказала: ты всего лишь Создатель. – Ниска осторожно подняла глаза и посмотрела на Сашу.

     – Значит, впереди меня ждут ошибки?

     – Угу. Большие и маленькие. Те, которые можно исправить, и которые исправить уже нельзя.

     – Но, это же хорошо!

     Ниска засмеялась. – Ты это своим Охранителям скажи. Уж они то как рады. Девочка посмотрела вдаль. – А теперь ещё и дракон. Благодаря ему, ты не просто первая из Первых. Ты – нечто иное.

     –Да. Дракон, – мечтательно произнесла Саша.

     Ниска кивнула, – ты познала человечество и сделала выводы. Страсти, приземлённые желания, страхи, неверие и многое другое, порождали в тебе протест. Ты начала понимать, что создав антипод свободным душам, создала прекрасную иллюстрацию стремящегося к разрушению мира. Потому и возжелала открыть этому миру глаза, с целью пробудить в нём стремления, и выбрала для этого образ наиболее отвечающий энергетике своей души.

     – Дьявол.

     – Ага, – улыбнулась Ниска. – И мир ты спасла в последний момент. Почему? Из жалости? Мой взгляд так повлиял на тебя? Отчасти да, но истинная причина заключалась в твоём желании явить этому миру создателя. И мир это воспринял. Так, как ты хотела. Но об этом позже.

     – Так, значит, всё же, я спасла этот мир, и всё из-за тебя?

     – Ну как сказать? – Ниска состроила кислую мину. – Спасла ли ты его? Это вопрос… Да и не я вовсе тому виной. Ты смотрела в свои глаза. Угу, – она хитро улыбалась, – это были твои глаза, – и чуть подумав добавила: – я всё расскажу. Позже.

     – У меня голова закружилась. Пойдём скорее к берегу.

     Спуск закончился и привёл девочек на пустынное песчаное плато усеянное камнями, и местами покрытое мхом и лишайником. До моря оставалось несколько сотен метров. Медведь бежал впереди весело подкидывая попу всякий раз как отталкивался от земли задними лапами. Иногда, прямо на бегу он оборачивался и поглядывал на девочек.

     Вскоре компания дошла до берега. Косолапый не останавливаясь вбежал в воду и тут же кого-то поймал. Саша и Ниска шли по береговой линии представляющей собою полосу плотно укатанного песка. Ежедневные приливы и отливы из года в год, миллионы лет укладывали несчётное количество песчинок одну к другой.

     Девочки кидали камешки в море и молчали. Берег выглядел пустынным. Сейчас здесь не было ничего, что оставалось в Сашиной памяти. Только рой чувств не дающих ей покоя.

     – Мне надо дойти до старого колодца.

     – Пойдём, но ты уверена, что он ещё стоит?

     – Он там. Я знаю это.

     – Ну тогда пойдём. Тем более что мы с тобой и так свернули в ту сторону.

     Ещё километра два девочки шли по берегу и молча наблюдали как счастливый медведь весело плещется в холодной воде.

     – Этот остров мой, – вдруг проговорила Саша после долгого молчания. – И если я уничтожу планету, или даже всё мироздание, он останется плавать в пространстве.

     – Ох и своенравная ты, – Ниска посмотрела Саше в глаза и улыбнулась.

     Саша глянула на подругу, улыбнулась в ответ и пожала плечами.

     – Мы пришли. Сворачиваем в рощу?

     – Сворачиваем, – согласно кивнула Саша.

     Берёзовая роща раскинулась на обширном плато возвышающемся над морем метров на шесть. Непосредственно, с береговой линии предстояло подняться на пару метров на неширокую террасу, следом, если продолжать идти вглубь острова, подняться на следующую, и следом ещё на одну. Такие многоступенчатые переходы от уровня моря до основной площади острова окаймляли его со всех сторон.

     Девочки преодолели несколько песчаных подъёмов и вошли в берёзовый лес. Впереди, шагах в ста от них, присыпанная пёстрыми осенними листьями, выделялась груда камней.

     Колодец был стар, сильно разрушен, и камни, когда-то венчавшие его, в беспорядке лежали вокруг, но то, по всей видимости, было дело рук человеческих, а до того, может и иных, давно уж канувших в лету, созданий.

     Девочка села на корточки и заглянула в колодец. Солнце стояло почти в зените, и вода, хоть и не встревожена была ничем, однако чуть волновалась играя отблесками небесного светила. Саша всматривалась в зеркало, и тут, её взгляд, будто пронзил игру света, устремился вниз, и оказался в толще прозрачной, ледяной воды. Где-то, ещё ниже, под девочкой, плыли облака, светило солнце, летали птицы. Одна из птиц приближалась увеличиваясь в размерах. Она уже была близка, и оказалась не птицей, но драконом, держащим в пасти странный, будто сотворённый из газового облака шар. Дракон оказался совсем близко к Саше, и она уже видела, что шар этот заключает в себе множество иных шаров, чётко очерченных, материальных. Эти шары кружились в странном танце, будто водили хороводы. На поверхности одного из них пульсировала красная точка. Но пока Саша зачарованно смотрела на неё, на другом краю облачного шара появились олени тянущие за собой сани. Девочка не успела присмотреться и разглядеть другие детали, как вдруг провалилась куда-то дальше, и здесь уже ничего не было видно. Только тёплые по ощущениям, потоки энергии. Отовсюду, в кромешной темноте, они устремились к Саше наполняя её сущность. Её что-то толкнуло, она ойкнула, и стремительно полетела прочь от странного мрака, и вот уже она летит мимо пульсирующей красной точки, но та засасывает её невероятно красивой музыкой, и вдруг оказывается в холодной воде, а наверху солнце, голубое небо и облачка.

     Она, сидя на венце колодца подняла взгляд и посмотрела вдаль.

     – Нет. Не забыть мне его. Именно остров первым принял меня. Именно в нём сокрыта сакральность моей сущности. В этом месте пространства, именно в колодце, пересекаются линии моей силы. – Она подняла голову и посмотрела на Ниску.

     А та смотрела на Сашу. – Ты говоришь об этом, как человек говорит о родине.

     – Это место и есть моя родина.

     – Но все Первые появлялись в пустоте пространства! У них нет ничего! И у тебя тоже ничего не может быть, ведь ты одна из них!

     – Но у меня есть родина. Когда-нибудь твои дороги сведут тебя с Белыми людьми, и они расскажут тебе. И у Охранителей есть родина. Она здесь. Изначальная. Пусть я и создавала их в пустоте, но каждый из них начинал свой путь здесь. – Саша поднялась, встала перед Ниской и положила руку ей на плечо. – И ты теперь это знаешь.

     – Но это значит, что ты… О пустота! А ещё дракон, и Стив! – Ниска пребывала в крайне возбуждённом состоянии и начинала говорить обрывками слов. – Нам надо спешить! Нас ждут! Горю нетерпением услышать всё, что вы друг-другу скажете, и вместе с тем – мне страшно.

     – Бойся пустоты.

     Ниска хмыкнула.

     – Идём скорее наверх.

     Девочки пересекли низменное плато и уже поднимались в гору выбрав для этого не самый лёгкий склон. Крутой подъём давался им только благодаря зарослям разросшегося здесь кустарника, за ветви которого обе и хватались для того чтобы не скатиться вниз. Бедный медведь, не привычный к преодолению таких высот, практически полз на брюхе. И вот уже вся компания стояла наверху. Точнее, стояли только девочки, упёршись руками в колени и опустив головы они тяжело дышали, а медведь лёг животом на траву и закрыл глаза.

     – Фу. Прямая дорога не всегда лучшая дорога, – тихо проговорила Саша.

     – Ага, – судорожно вдыхая и выдыхая ответила Ниска. – Не проще ли было сделать это нормальным путём?

     – Что ты имеешь в виду? – не сразу догадалась Саша. – А. Поняла, – и задумалась. – Нет. Не проще, если хочешь быть частью этого мира.

     – Ну ты и сказала. – Ниска хмыкнула.

     – Чего такого я сказала?

     – Я ошибалась полагая, будто понимаю всю притягательность человеческого для тебя. Но нет. Ты идёшь дальше. И гораздо дальше. Ты постигла знания скрывающиеся за горизонтами.

     – Где-то я это уже слышала, – ответила Саша.

     – Вот-вот, – тихо проговорила Ниска. – И я этого не знаю.

     Девочки отдышались и поспешили дальше. Медведь еле поспевал за ними. Не сговариваясь обе пошли по прямой, через лес. Преодолев ещё один, но уже не такой утомительный подъём, они шли по-верхнему плато огибая озеро лежащее зеркалом по левую руку. В центре озера стоял небольшой островок с зарослями кустарника и несколькими невысокими деревьями. Вскоре озеро осталось позади. Позади остался и лес, а между лесом и краем плато, за которым начинался неглубокий обрыв и терраса под ним, уже виднелся дом.

     На поляне перед домом, довольный собой, расхаживал дракон.

     – Тебе понравилась тайга? – спросила его Саша.

     – Величественно! – с чувством прошелестел дракон. Много зверья. Я в восторге. Одно плохо – всюду лес, сесть некуда. Пришлось выжигать поляну.

     – Не дело это. Так ты всю тайгу сожжёшь, – укорила его девочка.

     – В следующий раз постараюсь так не делать, – виновато ответил дракон.

     – Но ты хоть поживился чем?

     – Конечно! Я подстерёг старого больного кабана. Мне кажется, он был рад оставить бремя жизни. Он тяжело доживал. Я смилостивился над ним.

     – Ты молодец. Избавил меня от переживаний и жалости к зверю, и поступил как истинный санитар леса.

     – Я от волков научился. Мудрые хищники.

     И только сейчас Саша с удивлением обнаружила цепочку у него на шее. На цепочке висел крупный гранёный флакон.

     – Фёдор! – крикнула девочка. – Фёдор!

     Из дома выскочил старик. – Что случилось?

     Улыбаясь Саша показала пальцем на драконью шею. – Ты выдумал?

     – Мы со Стивом вместе придумали. Здорово! Да? Я обнаружил проволоку на полке в предбаннике и вспомнил. Это та проволока, что в самом начале попалась мне в колодце. Из неё я и сделал цепочку. Точно такую же какая и у тебя.

     Саша вздохнула. – Выдумщики. Собирайтесь. Нам пора в дорогу.

     – Снова? – удивился Фёдор.

     – Да. Нас ждут в домике бабы Лизы. И не строй из себя выжившего из ума старика.

     – А как быть со Стивом? Ты знаешь что делать?

     – Знаю, – махнула рукой Саша. – За Стива не переживай.

     – Тогда я готов. – Фёдор подошёл к девочке и протянул к ней руку.

     Саша дотронулась до протянутой руки Фёдора, его тело поблёкло, растворилось, а вместо него в полуметре от земли висел светящийся белым светом шар.

     – Без Стива не улетай, – мысленно проговорила Саша.

     – А как ты перейдёшь? Тебе же нужна помощь одного из нас? – спросил голос в голове у девочки.

     – Уже не нужно. – Саша достала из кармана юбки флакон взятый ею со стола возле треноги, и лёгким движением открыла его. Поднеся флакон к носу она сделала вдох. Змейка ртути перелетела из флакона в нос девочки, но в этот раз Сашины глаза не стали излучать красного свечения, а сама она не превратилась в дракона. Вместо этого её тело, так же как перед этим и тело Фёдора, растворилось, и в воздухе висел излучающий белый свет, шар.

     – Вона как! – услышала Саша.

     Теперь, став свободным духом, вне материи, не обременённым законами этого мира, она слышала звуки глухими, а голоса Первых звонкими, мягкими и тягучими, как и голос дракона у себя в голове.

     Стоящий на крыльце Стив растерянно осматривался пытаясь осознать и объяснить себе суть происходящего. Он ещё никогда в своей жизни ничего подобного не видел.

     – Стив, – пронеслось в его голове. – Я знаю, ты сейчас не веришь услышанному. Это я, Саша. Поверь и не бойся. Сейчас я подлечу к тебе и дотронусь до твоей груди. Я инициирую тебя, ты освободишься, станешь духом, как все мы.

     Стив во все глаза смотрел на Сашин шар. Ему потребовалось несколько секунд после чего он робко кивнул и приготовился. Шар подлетел к парню и прикоснулся к его груди. Волна жара окатила его. Стив ойкнул, сделал пол шага назад, но тут же спохватился и вернулся, но уже не на ногах. Ног не было… Вытянув было руки он их не обнаружил. Сашин шар отлетел в сторону, а откуда-то изнутри самого Стива изливались лучи белого света.

     Шум деревьев раскачивающихся на ветру, шелест листьев, крики чаек, все эти звуки проникали в него как сквозь вату, стали глухими, а мир…

     В голове, или хотя правильнее было уже говорить не о голове, а о чём-то ином, чём-то, что окутывает его сущность, звучал чей-то мягкий, протяжный смех, а следом Сашин голос, всё тот же, но другой, проговорил: – Теперь ты один из нас. Свободный, безмятежный, безграничный в стремлениях, имеющий знания равные мирозданию, обладающий волей достигать и силой сравнимой с энергией своего рождения. Будь с нами, ибо так захотела я.

     – Ооо! – пронеслось где-то. И теперь это было его голосом.

     А в ответ он услышал в себе Сашин смех.

     – Теперь держись Фёдора, и для начала желай себе делать то, что делает он.

     Но духи Фёдора и Стива не улетали. Фёдор ждал последних Сашиных действий желая чтобы это увидел Стив.

     – Фёдор, ты здесь? Кто мы теперь? – голос мыслей Стива прошелестел в сознании старика.

     – Что, непривычно? – Фёдор хмыкнул. – Ну ничего. Скоро привыкнешь. Сейчас мы представляем собой энергетические сгустки, если говорить о внешнем. Это наши оболочки, а в ядре мы сами, наша сущность. Мы ни материя, ни поле, ни пространство. Мы – первичное, то, чем пронизано всё пространство, мой мальчик. Три силы, – Фёдор причмокнул, – но сдаётся мне, Сашенька припасла для нас сюрприз.

     – Что за силы такие, о которых ты говоришь?

     – Ну как же! – от чего-то удивился старик. – Первым делом – информация. Вторая сила – стремление. Третья – воля, она же – энергия. Но на этом всё не заканчивается. Эти три силы взаимодействуют, что обогащает нас. Но об этом потом, – старик снова причмокнул. – Ты лучше смотри что будет дальше. Тебе понравится.

     К Саше подошла Ниска и протянула руку погружая её в шар. Телесность девочки кратко вспыхнула пламенем и пропала. Настала очередь медведя. Но тут уже шар сам подлетел к животному и сел тому на морду. Нос медведя оказался объят свечением шара, и, как до этого Ниска, он кратко вспыхнул пламенем и исчез. Сашин шар подлетел к дракону, всё это время лежащему в дремоте с одним открытым глазом, и приземлился тому на спину. Дракон поднял голову, встал и легонько мотнул ею.

     – Ты прекрасна, – пронеслось в Сашином сознании.

     – Спасибо, – подумала Саша. – Нас слышат другие?

     – Когда мы говорим друг с другом нас никто не слышит, – ответил дракон.

     – Прекрасно. Я подумала о счастье быть рядом с тобой.

     – Мои чувства взаимны, принцесса.

     – О боже! А это откуда?! – засмеялся Сашин голос.

     – Из давней, давно забытой тобой истории. Я знал, что тебе понравится.

     Саша мысленно улыбнулась. – Тогда вперёд, мой верный рыцарь.

     Дракон расправил крылья, взмахнул и поднялся над землёй. Неспешно, он сделал круг над домиком и поляной, и чуть выше деревьев полетел над лесом оставляя позади себя озеро, гору и нижнее береговое плато. Следом за драконом летели два других шара: Фёдора и Стива. Пролетая над береговой линией Саша почувствовала некий энергетический поток. Тот вливался в неё, заполняя пустоты внутри её самой. Она услышала свой второй голос. Он разговаривал. Слова лились нескончаемым потоком. Здесь были эмоции, переживания, радость встречи, и счастье слияния.

     «Поль, – подумала девочка, и улыбнулась самой себе. – Я так рада чувствовать тебя в своём естестве. Мне хорошо. – И продолжала улыбаться от переполнявшего её счастья думая о том, как же здорово, что теперь у каждого Первого есть своё имя. Она размышляла задавая себе вопросы, и сама же отвечала на них: – Как же так получилось? Я не перестала ассоциировать себя с именем. Полюбила его, и закрепила. Будто вымпел на древке. Слово, звучанием своим порождающее серебряные брызги. И они, все, теперь не безымянные, и в бесконечной серо-голубой пустоте каждого, есть совсем маленькая, но яркая искорка. – Саша улыбнулась. – Пространство тоже обрело маяки. Восемь маяков. Ах, да! И Дракон. Особенный маяк. Он для меня.»

     – А у меня есть слово? – тягучим голосом пропел вопрос дракона.

     – Конечно! Ты – Дракон.

     Огромное, абсолютно чёрное существо замурлыкало.

     Саша засмеялась. – Я рада, что тебе понравилось.

     Пролив между островом и большой землёй, иначе называемый поморами салмой, был не широк, порядка двух миль. Большая земля вырастала стеной своего могучего таёжного существа. Огромный, на тысячи миль в любую сторону, свободный, единый живой организм. Сотни, а может и тысячи миллионов деревьев и кустарников, медведи, волки, лоси и кабаны. А сколько зайцев, белок, сов и другой мелкой живности? И не пересчитать. Всё это шло от земли, тянулось к солнцу, пило воду, дышало воздухом и уходило обратно, в землю. Что, если не великий замысел одного творца, мог создать такое великолепие?

     Сашина сущность пела. Ей было легко и сладостно осознавать своё созидательное могущество.

     – Ты поёшь. Я это вижу. Из тебя изливается музыка, – промурлыкал дракон.

     – Это так заметно? – спросила девочка.

     – Не только заметно, но и ощутимо мной самим. Твоя энергия вливается в мою. И весь этот мир, который так радует тебя и делает счастливой, он тоже полнится твоей энергией. Ты созидаешь не только в момент творения. Ты созидаешь всегда.

     Саша улыбнулась. Приятно было слышать это от Дракона.

     Тот взял чуть правее, к устью реки впадающей в море, на левом берегу которой стоял небольшой, старый дом. Подумав о чём-то, и будучи в хорошем расположении духа, он повёл монолог в двух лицах:

     – Назовите, пожалуйста, ваш адрес.

     – Наш адрес: угол реки и моря. Первый дом.

     – Но здесь адски темно, и только изредка мне попадаются огоньки миров. Целые скопления огоньков. И ни одной реки!

     – Тогда летите на свет маяка.

     – Маяк? Здесь есть маяк?

     – Да. Он один такой во всём пространстве. Он расположен в точке начала всех дорог, что проложены Странницей.

     – Оооо! Так бы и сказали сразу. Маяк Странницы я точно увижу. Спасибо.

     Саша засмеялась.

     – Адрес простой. Даже я бы нашёл, – прошелестел голос Дракона.

     – А кем был твой воображаемый собеседник? Каким-то путешественником?

     – Думаю, да. Инуиты были первыми из созданных тобой существ отважившимися оторваться от мира своей родины. Ими руководило стремление, и не убоявшись темноты пространства они пустились в путь движимые целью захватившей их разум. Они искали и нашли. Они думали о тебе и воздвигли маяк. Может быть, спустя множество твоих путей, появится кто-то, кто, как и они, отважится покорять бесконечность. Ему будут встречаться миры тобою воздвигнутые, а впереди светить маяк, и благодаря его огню путник не собьётся с дороги.

     – Какие красивые у тебя мысли. – Саша улыбнулась и послала крылатому рассказчику образ своей улыбки.

     Сделав круг, дракон подлетел к домику со стороны моря, и затормозив крыльями в воздухе, резко нырнул вниз, приземляясь на узкой полянке между домом Лизаветы и краем леса. Своих спутников девочка не видела. Значит они уже были в избе.

     Сашаслетела с дракона иприблизилась к крыльцу дома. Попав в сени онапреодолела вторуюдверь и очутилась в серо-голубой мгле, и всё, что разнообразило безликую безбрежность, это семь светящихся шаров полукругом расположившихся перед девочкой, хотя как таковой ею уже не являлась. Оглядевшись она послала каждому духу своё слово. Первые, молчавшие до этого, завибрировали изливая из себя звуки мелодий.

     – Ты расцветила нас словами? – Звонкий голос Лизаветиного духа разорвал глухоту пространства.

     – Да. Каждому я дала по капле индивидуальности. Теперь у вас есть свои, уникальные мелодии, и свой цвет. Это то, чего так не доставало всем нам, – мысленно произнесла Саша.

     – Она великолепна. – произнёс Фёдор.

     – Фёдор, твоя «сдержанная» немногословность заставила меня улыбнуться, – прозвенел голос Галины. – Но мы отвлекаемся от главного. Мы хотим слушать нашу девочку.

     –Галина права, милая, расскажи нам о самом интересном, о своём драконе. Кто он? – спросила Лизавета.

     – Кто он?! Он абсолют! – с чувством ответила Саша. – Полное отражение моей души, но не блик. Он и не из нас, Первых. Он почти как синтез духа и материи. Но его кажущаяся материальность основана вовсе не на физических принципах.

     – Это о многом говорит. Но тогда, постой, – Лизавета задумалась, – получается, ты смогла создать третье нечто помимо энергий и вещества? И это состояние вобрало в себя два существующих?

     – Генезис, – уточнила Саша.

     – Невероятно! – Лизавета сменила белое свечение на красное, красное сменилось фиолетовым, затем жёлтым и голубым. – И при этом, Дракон, это слепок тебя! Что ты теперь будешь со всем этим делать?!

     – Буду и дальше создавать миры, – Саша улыбнулась.

     – Вместе с Драконом? – спросила Галина.

     – Да. Ведь он продолжение меня. Точнее, он и я, это и есть я.

     – У богов появилась колесница, – пошутила Серафима.

     – Я об этом слышал. В этом мире грезили богами перемещающимися по небу на колесницах. Саша, Саша, что ты делаешь со своими созданиями? – Антуан засмеялся.

     – Только ты им не говори о разрушительной силе моего огня, – прошелестел голос Дракона.

     Саша хмыкнула. – А ты бы смог их всех расплавить?

     – Хе-хе! Попробуем?

     – Не. Не сейчас, – девочка улыбнулась.

     – Кабы знать, кормил бы твоего зверя получше, – вздохнул Фёдор.

     Саша засмеялась. – И не зверь он вовсе. Он – Дракон.

     Фёдор мысленно покашлял. – Прошу прощения.

     Лизавета задумчиво раскачивалась. Точнее, раскачивался шар Лизаветы, переливающийся от лилового в розовый. – А разве дракон не разрушитель?

     – Нет! Что вы! Создавать разрушительное против моей воли. Но он способен стать и разрушительным, и ничто перед ним не устоит – Шар Саши завибрировал. – Вот только мир… Я его не сохранила. Мира уже нет, но дракон здесь ни причём, – вздохнула Саша.

     – А вот и нет! Твой мир остался цел. Ты, наша девочка, в последний момент не дала его уничтожить. Ты приняла решение Творца. Раскрыв себя, вмешалась, и это вмешательство имело далеко идущие последствия.

     – Значит это был не сон, – задумчиво прошептала Саша.

     –Нет. Не сон.

     – Но постойте! Если мир сохранён, где тогда деревня, что рядом с твоим домом, и остров? Почему на острове нет ничего, что так дорого мне? – Саша обращалась к Лизавете.

     Раздался хрипловатый смех Фёдора. – А ты Ниску спроси, отблеск свой. Она там была. Ты ей в глаза смотрела, хоть, по сценарию своему, и не могла того сделать. Она тебе расскажет много интересного.

     –А и правда. Она обещала всё мне рассказать. – Сказав это, Саша засияла голубым светом и начала вибрировать. Вибрация сменилась пульсацией…

     – Что она делает?! Что вообще здесь, чёрт возьми, происходит?! – то был возглас Антуана.

     В ответ ему засмеялся Фёдор. – Молодой ты ещё. Смотри и учись.

     – Как бы снова чего не вышло, – обеспокоенно проговорила Лизавета.

     – Будем надеяться – не в этот раз, – попыталась успокоить её Галина.

     Тем временем шар продолжал пульсировать. Он тяжелел, овеществлялся, обретал чёткие контуры, и в какое-то мгновение с хлопком исчез, а на его месте материализовалась фигура Саши.

     – Чистый дьявол! – воскликнул Фёдор. – Моя любимица, что вытворяет! Вы только гляньте!

     Перед семью Первыми, в пустоте пространства, стояла девочка. Её голубые глаза ярко светились.

     Посмотрев в её глаза Фёдор забеспокоился. – О нет! Только не снова!

     – Успокойся, Фёдор, ты уже знаешь куда и как тебе бежать, – с иронией успокаивала его Лизавета.

     Саша, тем временем, извлекла из кармана юбки флакон, открыла его и поднесла к носу. Глубокий вздох девочки заставил ртуть тонкой струйкой вылететь из горлышка флакона и потянуться в нос Саши.

     – О боги! Да кто она такая?! – воскликнула Галина.

     – Божество, – ошарашенно проговорил Фёдор.

     – Невероятно, – пробормотал Стив.

     – Создатель, во всех смыслах, – проговорила Серафима. – Она создаёт не только новые миры. Она создаёт свои желания.

     Саша открыла рот и будто издавая крик изрыгнула из себя струю бледно-голубого пламени, и если обычное пламя призвано растапливать и сжигать, то это пламя являло собой противоположность. В сгустках холода, распространявшегося в пространстве, проявлялась фигура.

     – Вы посмотрите, что делается то! А?! – закричал Фёдор. – Это пламя. Я помню его. Оно нас всех уничтожит!

     – Угомонись, старый, – уже спокойным голосом произнесла Лизавета. – Пока только она создаёт, а если захочет нас уничтожить, мы ей помешать не сможем.

     – Как ты так спокойна, Лизавета? – не унимался старик.

     – Её душа чиста. Я вижу, – ответила та.

     Фигура материализовалась и ожила.

     Все семь Первых ахнули. Перед ними стояла Ниска.

     – Ниска, расскажи мне, и всем Первым, что было потом? – попросила Лизавета девочку.

     Та выглядела довольной. Расставив ноги обутые в босоножки, она держала руки в карманах юбки и хитро улыбалась разглядывая шары висящие перед собой.

     – Как здорово здесь оказаться. Такого со мной ещё не случалось. – Ниска махнула рукой. – Ну да ладно. Я с большим удовольствием поведаю вам эту историю. Ты, Саша, – она вскинула руку и показала на девочку-двойняшку, – совершила то, чего от тебя никто не ждал. Я не ждала. Да. Я страдала от невозможности помочь этому миру, но просить тебя не имела права. Зная, что ты можешь повернуть судьбу мира в ту или иную сторону, я также помнила о твоих принципах невмешательства. Но ты посмотрела в мои глаза. В последний момент. Ты видела это в своём сне. Мы должны были исчезнуть. Наши взгляды не могут пересекаться, но мы остались, и ты остановила безумие полыхающего мира. Остановила и исчезла. А я осталась и наблюдала в глазах и умах людей, меня окружающих, тех самых людей, что ещё минуту назад воздевали руки к небу и взывали к тебе. Они уверились, Саша! Им с этого момента стали не нужными доказательства твоего существования! Они уже знали – ты есть, и ты спасла их. – Ниска перевела дух. – Что было дальше? – Она глубоко вздохнула. – Этого я не знаю. Человечество живёт в линейном времени. Ему не заглянуть за горизонты. Только ты и знаешь. Будем знать и мы, но это зависит от тебя. Но я думаю... – девочка смешно подпёрла подбородок пальчиком изображая серьёзную задумчивость, – думаю, новое человечество прямо сейчас переосмысливает ценность, значимость своего дома, и его хрупкость, очищая планету от всего прошлого, что её разрушало. Оно стало молодым, и совсем скоро устремится к звёздам. Уже сейчас прошли новые тысячи и тысячи лет. Эта планета вновь зелёная. Чистая. Уже поют птицы. А оставшиеся люди возделывают землю и сажают…

     – Но как?! Что ты говоришь такое?! Лизавета, да и ты сама, вы говорите, что мир спасён, а теперь речь идёт о выживших! – Воскликнул Антуан. – Объясните!

     Лизавета фыркнула. – Без компромиссов никак не можешь, да, Антуан?

     – Саша сохранила мир в самом его начале, стряхнув в небытие груз нечистот порождённых худшими помыслами постаревшего человечества. Сейчас мир гармоничен, но как долго это продлится? – Ниска посмотрела на Сашу.

     Та пожала плечами. – Я дала шанс нарушив свой принцип, и думаю, второго шанса у них не будет. Но пока этот мир существует я поведу людей к звёздам.

     – А мои корзинки? Столько корзинок сплести и ни одной себе не оставить, – печально причитала Лизавета. – Как же так?

     – Не убивайтесь. Будут вам новые корзинки. – Саша улыбнулась. – Если после случившегося вы захотите сопровождать меня и дальше.

     – Не забудь старого Фёдора, – причмокивая проговорил старик. – Не лезь одна на рожон. Позови меня.

     – Хорошо, дед Фёдор. Возьму тебя.

     Шар Фёдора засиял алым светом.

     Лизаветин шар подался к девочке. – Хорошо же ты нас встряхнула. Будто обухом по голове.

     – Ты это про что? – спросил Фёдор подругу, и тут же крякнул: – ну конечно! Уж это да. Уж про что же ещё как не про дракона.

     – Никогда такого не было. И вот на тебе. До сих пор искры перед глазами. Что это было? – Лизавета не могла успокоиться и хотела услышать разъяснения по поводу появления удивительного существа. – Может, объяснишь нам?

     – Я вам обязательно объясню. Это стало возможным благодаря смешению энергий для рождения дракона. Соединить ещё ни разу не соединяемое…

     – Дракон. Да. – Прервала Сашу Галина. – Конечно. Новая материя.

     Лизавета согласно крякнула. – Чего ж было ожидать от такой непоседы? А ещё вон, нового Первого создала. Я думала – на Антоше остановится. Ан нет же.

     – И медведя. – Фёдор причмокнул. – Что тут скажешь. Когда Странница в пути, ключики позвякивают. – И рассмеялся.

     – И всё же, – не унимался старухин шар, – поясни нам замысел свой скрытый за желанием создать столь невероятное, и, не побоюсь сказать, непостижимое для нас существо. Какими силами ты достигла столь высокого могущества?

     Девочка посмотрела на Лизавету, обвела взглядом остальных Первых, – вы все знаете как я создала материю, из которой и стала строить свои миры, из которой создала тела, те физические тела которыми наделила и вас. Это было моей мыслью. В буквальном смысле. Я стала представлять, мыслить иное нежели разум, которым мы и являемся. Я мысленно собирала энергии пространства. Они разрозненны, чужды друг другу. Я чувствовала диссонансы вибраций всех сил, что окружают нас. То были контрапункты всего. Именно эти мелкие мелодичности всего навеяли во мне мысль упорядочить их. Долгие размышления над тем как подчинить весь хаос случайных звучаний привели меня к мысли о необходимости подчинить их одной, главенствующей мелодии. Так во мне родилась музыка. Ох! Не сразу. Поначалу у меня не получалось. Будто не было вдохновения. Не хватало образа, чего-то что захватило бы меня. Но, вам покажется это странным, я увидела в себе белую пустыню, пространство играющее тысячами оттенков белого, искрящегося нечто, у самого края которого… Позже, полюбившийся мне образ я реализовала создав удивительных людей, которых так и назвала. Они были первыми. Первыми людьми. Благодарность, и тёплые радостные чувства к этим созданиям я пропустила через себя…

     – Расскажи нам об этих людях, – не сдержался Фёдор.

     – Вы знаете их. Я говорю о Белых людях, которыми населила свой первый мир – Белую планету. Это были люди небольшой народности, немногие из тех Белых людей, что решили остаться на Земле и позже назвавшие себя Инуитами.

     – Вот тебе и инуиты! Вот тебе и маленький народец на ледяном краю земли! – Фёдор засмеялся. – А я то думал да, гадал: что это мне Сашенькины следы в тех краях попадаются. Знать, инуиты первенцы твои.

     – Успокойся ты, старый, – рыкнула Лизавета. – Дай досказать, что не сказано.

     – Ну а дальше? – с нетерпением в голосе спросил Антуан.

     Саша улыбнулась пожав плечами. – Так я создала материю. Все гармоники пространства, что до того играли каждая свою мелодию, подчинились музыке белого, прекрасного мира. То была музыка снега. Величественная, непобеждаемая, гордая своей извечной холодностью. Так началась история моих миров. Но я хотела большего. Ещё в самом начале, когда только измысливала творение материи, я почувствовала некое состояние, которое долго не могла восстановить. Но мне помогло создание многого и многого, чем я наполняла создаваемые миры. Я начала находить в себе то давнее ощущение, анализировать, взращивать. Разгадка оказалась столь близка, что я поразилась тому, как далека была от неё. Разгадка же таилась во мне самой. Нужно было лишь схватить момент самого проникновения мысли в её результат. Именно мысль и желание материализовывали все мои замыслы, но мысль существовала во мне, а результат во вне меня. Сколько необходимо было пройти, чтобы узреть мгновение синтеза, слияния, когда мысль и материя скручены в тугой клубок взаимодействий? Что надо было сделать, чтобы ухватить в себе саму ось, сердцевину, сущность взаимодействий? Но я смогла. Я буквально исторгла из себя этот сгусток плазмы, и вынесла во вне, таким образом создав нечто надматериальное, нечто, что не подчиняется ни миру нашему, ни материальному. Решив эту задачу, я неожиданно для себя создала ещё одно нечто, невиданное, не задумываемое мною. Оказалось, что в момент извлечения этой протоматерии из себя, я извлекла не только её, но и сердцевину своей сущности. Нет. Я осталась всё той же. Не ощутив в себе ущербности, я начала реализовывать из этой плазмы давно задумываемое. Я мечтала создать себе то, что впоследствии будет названо драконом. Их я создавала и до того. Мне нравились эти создания. Нравилась мощь порождённого мною. Но все они были сгустками материи. Теперь же у меня было нечто иное, и с новыми силами я применила это иное, создав нового дракона. Вы помните моё первое появление вначале этого мира. Оно было болезненным для вас всех. Отчасти связано это было с моим прозрением в самой точке начала, когда я осознала, что часть меня в драконе, это и есть я. Я была драконом. Это новое для меня состояние. Ещё не до конца пережитое. Теперь я не только Первая, я Иная.

     – Невероятно! – Воскликнула Лизавета.

     Все семь Первых завибрировали, замерцали переливаясь цветами, и долго не могли остановиться.

     – Ох, Александра! – раздался голос Фёдора. – Далеко пошла, непоседа ты наша.

     – А теперь, когда достигла всего задуманного? – спросила Лизавета, – пойдёшь куда, или здесь останешься?

     Саша пожала плечами. – Побуду здесь.

     Лизавета крякнула. – Ну тогда и мне здесь место. Смотришь, и корзинки новые понадобятся.

     Саша загадочно улыбнулась, посмотрела на старушку, достала из кармана юбки флакон, открыла его и вдохнула в себя его содержимое. Тело девочки поблекло и растворилось. На его месте висел шар излучающий белый свет.

     Ниска подошла к Сашиному шару и погрузила в него руку. Телесность девочки кратко вспыхнула пламенем и пропала.

     Семь духов Первых, один за другим, исчезли растворяясь в пространстве. Осталась только Саша. Взгляд её сознания сконцентрировался на пустоте в паре метрах от своей оболочки и мысленно вычертил на воображаемой плоскости контур напоминающий дверь. Подлетев к контуру шар на мгновение остановился, затем раскрутился вокруг своей оси и преодолев препятствие вылетел из избы.

     Дракон смотрел на неё одним глазом. Второй глаз спал. Солнце стояло в зените.

     – Быстро вы впечатлениями поделились, – прошелестел его голос. – Ты много смеялась.

     – Было от чего, – смутилась девочка. – А сейчас полетели к нашему домику. Я хочу вновь стать осязаемой, хочу пробудить в себе аппетит к жареной картошке, и услышать шуршание листвы под ногами. А ты лети на все четыре стороны, ведь теперь эта земля наша.

     – Вот так сюрприз! – Дракон выдохнул клубы дыма.

     

     Внебе, над домиком Лизаветы, там где лёгкие облака осеннего неба нагревались лучами зенитного солнца, семь Первых держали совет. Но теперь с ними был и Поль.

     Сначала Стив обратил внимание на еле заметный белый сгусток похожий на зарождающееся облачко. В чуть улавливаемых, в первый момент, смутно знакомых энергиях изливающихся из сгустка, он с каждой секундой всё более явственно различал своего друга. – Поль, это ты?!

     Облачко запульсировало. – Да. Я.

     – Но как?! Откуда ты…?

     – Саша вернулась в человеческое обличье. Она высвободила меня, и материализовала. Она наполнена памятью жизни, и я нужен ей как друг, как брат, как кто угодно, кто будет рядом.

     – Но это же великолепно! – вскричала душа Стива переливаясь всеми цветами.

     Фёдор улыбнулся и качнулся в сторону облачка Поля. – Приветствую тебя. – И обратился к шару старухи: – Ты, Лизавета, вот что, – назидательно проговорил Фёдор, – знаешь где я обитать буду. Если что – весточку посылай. Чувствую, нужны мы ещё будем Сашеньке нашей, а вы, – он обратился к Полю со Стивом, – под ногами у неё не путайтесь. Она теперь самостоятельная. В клочья раздерёт любого, кто осмелится показаться ей. Уж я знаю.

     – То, больше к Стиву относится. – Поль посмотрел на друга. – К тебе. Ты пока осмотрись. Посозерцай всё вокруг. Всё что Саша создала. Она ведь, не только твой мир породила. Всё что в пространстве, всё её творения. Она одна озаботилась наполненностью пустоты. Она одна захотела дать душам тела. Ну а я… Я и не из вас. Мне затаиться и ждать. Она меня отпустила, но сейчас ей нужен только остров.

     – Мне одному, без тебя, мир исследовать? – Стив выглядел огорчённым.

     – Совсем недолго, – хмыкнул Поль. – Мы скоро понадобимся Саше. Я знаю.

     – Как ты узнаешь, что нужен ей?

     Поль засмеялся. – Блокнот, друг мой. Ей нужно общение. Она напомнит.

     – Трудно ей будет. Чувствую я. Проснётся она в мире ином, а вокруг, созданное ею, каверзу подкинет. Каверза еённою будет, от того и трудно решаемою. Знаю я её. – Лизавета покачала головой. – Ты вот что, Серафима, будь ей, как и до того, матерью. Прошу тебя. Задача у тебя не лёгкая. Саша фортели выкидывает, как дороги мостит. Тебе важно затаиться в природе своей, и быть готовой ко всему.

     Серафима чуть подалась вперёд в знак согласия. – Другого и не желаю для себя, а про каверзы девочки нашей мне можешь не рассказывать.

     – Ну а мы, – Галина обратилась к Антуану, – как остров опустеет, вернёмся. Там наш дом.

     Антуан мысленно улыбнулся, и, вероятно, представив что-то себе приятное, издал мягкий, похожий на урчание кошки, звук.

     Лизавета, меня ты знаешь, – серьёзно проговорил Медведь. – Я всегда рядом.

     – Буду тебе благодарна. – Лизавета широкой дугой облетела всю компанию. – Остаётся вопрос с животным.

     – Ты про медведя? – Спросил Фёдор. – За него не беспокойся. За ним пригляд о-го-го какой будет.

     – Хорошо. Успокоил. Но есть ещё одна забота. Крайне важная. Я чуть не забыла, а вы и вовсе не вспомнили, – с укоризной проговорила Лизавета.

     – Про что это ты?

     – Про колодец я, – ворчливо ответила она Фёдору.

     – Оооо! С чувством произнёс старик. – Сколько с ним связано. Неужто ты подумала, будто позабыл я о колодце? Без него Саше никуда. Вмиг заплутает. Ты, Лизавета, об этом не печалься. Моя это забота. Побольше всех вас знаю о природе его. Своими глазами не раз наблюдал как всё пространство в миг одной точкой сходится в нём, а она, круг пройдёт против часовой стрелки, затем круг по часовой, и исполнив танец, встанет и улыбнётся. Без колодца этого, многое потеряно будет.

     – Ах! – Воскликнула вдруг Лизавета. – Какое это для нас приключение! А?

     – Ты чего это вдруг? – усмехнулся Медведь.

     – Я про путь наш. Разве не здорово то было? Антуан, – обратилась Лизавета к молодому мужчине. – Вот скажи, разве не чувствовал ты себя ловцом бабочек, который, вооружась сачком бегает по поляне, таится, ждёт, слушает и высматривает?

     – Ну и сравнения у тебя, Лизавета. Я больше не сачком орудовал. Я больше искал, а находя – наблюдал. Наблюдая – любовался и изумлялся. Саша удивительна. Создать мир, полюбить его, стать его частью, и наслаждаться. Потому она и создаёт. Потому нам и не дано создавать. – Антуан вздохнул. – А теперь она ещё и Дракон.

     – Прав. Сто крат прав! – Воскликнула Лизавета. – Много чудного нам ещё предстоит узреть. – Крутясь вокруг своей оси она посмотрела на каждого. – Итак, Сашенька нас оставила и улетела на остров. Естественный исход для неё. А для нас – ожидание нового. И не забывайте – мы имеем дело с необузданной энергией заключённой в одной зримой точке. Точка, вобравшая в себя столь многое, рано или поздно порождает новые миры.

     – Через пробы и ошибки, – тихо проговорил Антуан.

     – Через нескончаемую череду чудачеств и проблем, – дополнила Галина.

     – Через страхи, потери и обретения, – со вздохом, вспоминая многое, заключил Фёдор.

     

     Вдыхая воздух маленького острова, омываемого волнами ледяного моря, девочка медленно прогуливалась по берёзовой роще и думала о родном запахе этого места, о запахе прелой морской травы, о горе, что так красиво и гордо возвышается над морем, о маяке и его бегущих по всему пространству лучах света в темноте, о северном сиянии, о россыпи звёзд, о шуршащей под ногами осенней листве, о колодце…

     – Колодец. Какое тонкое, почти пергаментное место во всём пространстве. Случись мне забыть его, и я буду выброшена за край бескрайнего существования. – И тут она улыбнулась. – Но теперь у меня есть дракон. Я сама дракон. Это означает, что я едина, и всякий край, это повод создавать и двигаться дальше. А колодец… он центр меня. И значит, он всегда где-то во мне.

     Незамеченная ею ветка хлестнула девочку по лицу. Она досадливо фыркнула, и хотела уже надломить её, но мгновение спустя отвергла эту мысль нежно погладив тонкий, живой прут.

     

     ***

     

     Что-то поскребло, раздался стук, заскрипело. Она открыла глаза в тот момент, когда открывалась дверь. Из-за двери показалась голова, затем в комнату вошла Наташа.

     Наташа?! – Наташка! Ты здесь!

     Саша села в кровати, и во все глаза смотрела на подругу.

     – Ты чего? – не понимающе воскликнула Наташа. – И вообще, ты на завтрак собираешься?

     – А Машка? Она тоже здесь?

     – Что-то я тебя не понимаю, подруга. А где же ей ещё быть? На кухню убежала Машка. Минут десять назад как убежала.

     Саша закрыла лицо руками. – Вы здесь. Вы есть. Мне это не приснилось.

     – Да ты чего? – Наташа подошла к Сашиной постели и села на краешек. – Где же нам ещё быть то?

     – Я… Мне приснилось… Я думала… Нет. Это был сон. Да?

     – Ты меня спрашиваешь?! – Наташу всё больше беспокоило Сашино состояние. Она сжала ладонь подруги в своих руках.

     А Саша, меж тем, полезла другой рукой под сорочку и нащупав цепочку вытянула её на свет. На цепочке висел красный камень сверкающий тысячами огоньков стального цвета.

     – Как странно.

     – Да что странно то? – Никак не могла взять в толк Наташа.

     – Ладно. Потом всё. – Сказав это Саша выбралась из постели и стала одеваться. – Идём на кухню.

     Девочки шли по тропинке огибающей своим узким руслом многочисленные камни и заросли кустарника. Взойдя на крыльцо открыли дверь и зашли в небольшой домик.

     – Эй, вы, сони, долго я вас ждать буду?!

     Машин голосок отозвался в Сашиной голове мягким перезвоном колокольчиков.

     Девочка, не снимая сапог кинулась на кухню, и обхватив обеими руками ошарашенную от такого неожиданного напора подругу, уткнулась лицом в её волосы.

     – Милая, ты чего это?

     Наташа, видя, что Маша смотрит на неё, красноречиво пожала плечами и покачала головой.

     Наконец, Саша отпустила подругу, и бросив взгляд на кресло стоящее в углу, подошла к нему и села. Наташа и Маша остались стоять растерянно глядя на неё.

     – Девочки, меня долго не было? Только честно.

     – Нуу… – Наташа снова пожала плечами. – Смотря когда.

     – Да ты не переживай. Мы уже привыкли. – Мягким, успокаивающим голосом проговорила Маша.

     Саша поочерёдно смотрела, то на одну подругу, то на другую. – Ну а сейчас?

     – Нуу… – Опять начала Наташа.

     – Галина Александровна сказала: не важно как долго тебя не будет, но появишься ты сразу как только уйдёшь. – Маша поджала губы и с виноватым видом смотрела на Сашу.

     Та округлила глаза. – Так и…?

     – Да не знаем мы! Не знаем! – вскричала Наташа. – Галину Александровну, спроси. Может она лучше тебе объяснит. А по нам, так ты никуда не исчезала. Вчера вот здесь была. Да и сегодня вот здесь. – Она вскинула руку тыкая пальцем в девочку. – Правда… – девочка на мгновение задумалась, – вчера Антуан приходил, но… – она вздохнула, – ты исчезла. Тебя что, черти схватили и уволокли? И это не вопрос. Отвечать не надо. – Наташин голос стал сердитым.

     – Что-то я совсем ничего не понимаю. – Саша насупилась.

     – Устроили тут ромашку луговую. Знаю, не знаю. Всё! Хватит! Завтракать садитесь. Чай стынет, – рассердилась Маша. Наблюдая за тем как подруги, будто замороженные, медленно и нехотя усаживаются за стол, девочка взяла прихватки и открыла дверцу духовки.

     – Пирожки, – натянуто улыбнулась Саша.

     – Ну да, – сердито ответила Маша. – Как ты любишь. С мясом. Или уже разлюбила?

     – Нет. Что ты?

     – А что я? Я не знаю. Теперь уже не знаю. Устроила тут канитель беспорядочную. Голова разболелась.

     – Ну хватит тебе, Машенька, – примирительным тоном произнесла Наташа. – И вообще, а пойдёмте после завтрака на берег. Там… Ну, в общем, рано утром я Карпуху встретила, так он…

     – Это же во сколько, что прям рано утром?

     – Машуня, ну что ты сбиваешь меня? Я в четыре утра проснулась, и к берегу пошла, а тут он идёт, в гору поднимается. Говорит: «лодку старую к берегу прибило, ближе к косе дальней. Совсем старую. Маленькая она». Хочет, чтобы мы посмотрели её, и если она нам понравится, так он возьмётся отремонтировать её.

     – Надо сходить, – кусая пирожок проговорила Маша. – Ты как, Сашунь? Пойдёшь с нами?

     – Конечно пойду. Но сначала я хочу Галину Александровну увидеть. Соскучилась я по ней.

     – Так она сейчас сама сюда придёт. И вообще, брось ты это своё всякое странное. Вот так вот взяла за ночь и соскучилась. – Маша хмыкнула и посмотрела на Наташу.

     Меж тем Саша допила чай, поставила кружку на стол, и встала. – Пойду я. Вы идите, – махнула она рукой девочкам, – я вас догоню.

     – Ну как знаешь, – пожала плечами Наташа. – К Галине Александровне идёшь?

     – Ага.

     – Приходи потом на причал. Карпуха лодку эту туда перегнал. Там мы с Машкой и будем.

     Саша быстро шла по тропинке. Низкое осеннее солнце пробуждало остров, осматривало его, и ласково трогало своими лучами.

     – Ага. Вот и валун, – совсем тихо проговорила она. – И там, за кустом валун. А сейчас будет корень торчать… – И в этот момент девочка споткнулась, и увидев что споткнулась она как раз о тот самый корень – засмеялась. – За поворотом, справа, ещё валун напоминающий своей формой голову пещерного тролля. – Тропинка повернула вправо. Троллий валун лежал на своём извечном месте. Саша улыбнулась. Сквозь густую листву трёх берёз уже проглядывало двухэтажное строение. – Вот и крыльцо. Всё как всегда.

     – Да. Как всегда. – Девочка продолжала размышлять вслух. – Но… что-то всё же не так. Что-то, еле уловимое, изменилось. Девочки. Они те, да не те. И пирожки у Маши чуть другие. И жесты Наташкины иными стали. – Саша остановилась перед крыльцом дома и вздохнула. – И оно, крыльцо это, всё тоже, родное до боли, но… А что если и Галина Александровна всё так же – Галина Александровна, но только по имени и отчеству, а сама уже совсем другой человек? Или не совсем, но только чуточку, еле уловимо?

     Поднявшись на крыльцо девочка взялась за ручку, открыла дверь и зашла в дом. Ступеньки лестницы ведшей на второй этаж скрипели. Одна так, другая эдак, третья щёлкнула застарелой трещиной, следующая промолчала. Она всегда отличалась молчаливостью, будто немая. Да только немота её иной стала. – Даже тишина стала другой, – шёпотом сказала Саша.

     Постучав в дверь, толкнула её и заглянула в комнату.

     – Заходи милая, заходи. – Галина Александровна встала и вышла из-за стола.

     А девочка, не закрыв за собой дверь бросилась в объятия женщины.

     – Что с тобой, родная моя? – Галина Александровна обняла свою воспитанницу, и улыбаясь гладила по голове.

     – Я соскучилась по вам. По всем соскучилась. Боялась, что больше никогда не увижу вас всех. – Саша подняла голову и посмотрела в глаза женщины. – Как же так? А? Ведь я была здесь. Много раз. Вот только всех вас здесь не было. И, кажется, я тысячи лет ждала. Одна. Тысячи лет. А что если это и вправду было? И вдруг сегодня я вас всех увидела. Как так? Неужели всё то мне снилось?

     – Девочка моя, ты подобна мотыльку: исчезла и вновь появилась. Вчера ещё здесь была, а сегодня снова здесь. Да только так было для нас всех, для девочек, для меня, Карпухи, маячников. А для тебя, за то время, много дорог мироздания пройдено было.

     – Но остров! – воскликнула Саша, – он будто тот же, но не совсем.

     – А остров свой ты сама спроси. Он твоими ритмами дышит. Ты вот, пойди сейчас за овсяное поле, а домика не увидишь, как не ищи, а всё почему? Потому что явится он, только когда нужен тебе станет.

     – Но. Галина Александровна! Откуда вам про домик известно?!

     Женщина рассмеялась. – Оттуда же, откуда и я в твоей памяти есть.

     Саша с недоверием посмотрела на неё.

     – Эх, – вздохнула та, – чтоб ты поверила мне, скажу тебе о медведе твоём белом, и о Стиве – новом Первом, и о драконе.

     – Вы всё это знаете. Да? – девочка опустила голову. – Значит, всё то и вправду было.

     – Было, – женщина замолчала раздумывая о чём-то своём. – Здесь и сейчас мир уже другой. Не тот, что был там. Но быть ему таким, каким замыслишь его ты. И ты уже замыслила. Тебе только вспомнить осталось некоторые детали замысла. Например, как хотела вести это человечество к звёздам.

     – Ого! Вам и это известно? Но откуда?

     Женщина улыбнулась. – Проверяешь меня. – И потрепав девочку по голове ответила на её вопрос: – Ниска это сказала. В избе у бабы Лизы.

     – Верно. И кто она, вы тоже знаете?

     – Так тобой она и является.

     Саша вздохнула.

     – Не грусти. Сходи к колодцу своему. Сделай всё как делаешь всегда, а затем всмотрись в глубину вод его.

     – Но зачем? Я хотела бы остаться здесь, с вами всеми.

     – Чего же ты боишься?

     – Не боюсь. Я знаю. Меня ждут дороги. Заглянув в колодец я увижу пространство, и мой взгляд станет первым шагом очередного пути.

     – Ну так и иди. Ты теперь сильна. Твой дракон там где и всегда. Лодку починит Карпуха. Поль вернётся с медведем твоим. Кулон у тебя на шее. Мы все незримо следуем за тобой. А остров знает мелодии притяжения. Тебе не заблудиться.

     – И всё?

     – Нет. – Теперь Галина Александровна опустила голову. – Пространство становится сущностью.

     – Что это значит?

     – А то, моя девочка – смотри под ноги.

     Саша кивнула. – Я, когда шла к вам, споткнулась о корень. А ведь я знала о нём.

     Галина Александровна рассмеялась. – Любишь идти с поднятой головой – умей падать.

     – Но я хочу остаться на острове. Ну хотя бы на немножко. – Саша отстранилась от женщины и села на диван.

     Та вздохнула, и оставшись стоять опёрлась правой рукой о стол. – В этом то и опасность. Не знаешь ты срока отведённого тебе здесь. Может день, неделя, а может и час последний остался. А не успеешь – в западню попадёшь.

     – Что ещё за западня такая?

     Галина Александровна молчала прикрыв глаза, затем махнула рукой, будто решилась на что-то, чего делать всеми силами противилась. – Ты про сон спрашивала. Но никакого сна не было. Всё то, что тебе сейчас вспоминается, то и было дорогой твоей. И дорога эта тебя сюда привела, через многие дела, ошибки, огорчения и прозрения. Но вот ты здесь. И я здесь. И девочки. Ты, и все мы, мы на твоём острове, который так любим тобою. Остров, это твоя тихая заводь. Здесь ты отдыхаешь, и набираешься сил. Да только будь осторожна. Время мироздания не будет ждать. Оно движимо теми энергиями, что даны ему тобою. Потому и говорю тебе о дорогах, что ещё путями не стали. – Галина Александровна вздохнула. – Замысел твой грандиозен, но Творец ты, тебе и нести эту ношу.

     Саша опустила голову. – Вы говорите мне идти к колодцу и смотреть в него.

     Женщина кивнула. – Верно. Есть тебе помощь здесь. А в каком другом случае, и не сыщусь я, и может никого иного из Охранителей твоих найти не удастся. Тогда и знать ты не будешь выхода. В водоворот попадёшь. В центре колодец твой зовёт тебя, а ты по краешку круговертью подхваченная кружишься, и сила центробежная не даёт тебе к колодцу заветному приблизится. Не хватит у колодца силы притяжения против сил других.

     – Но что это за силы такие?

     – А не знает никто из нас наверняка. Может и твои какие, что таишь в себе. А может, так проявляет себя та сущность пространства, о которой я упомянула.

     – И неужели я бы не выбралась никогда из воронки той?

     – Выбралась бы. Сомнений в этом нет. Вот только, боюсь я, предстало бы пространство перед тобой пустым. Только и останется, что пустота и в ней точка твоей сущности.

     Саша задумалась, замерла уставившись взглядом в окно. – И корзинки нет. Здесь нет корзинки. Вот в чём разница. – Она вздрогнула от смеха Галины Александровны.

     – Ей здесь некого ждать.

     – А лодка тогда почему есть?

     – На этой лодке тебе плыть по воде колодца, а куда приплывёшь, там и корзинки нужны будут, и лодка эта службу свою сослужит.

     – И всё повторится?

     – Начнётся, но вода реки будет другой.

     Саша встала. – Значит мне пора.

     – Ступай, девочка моя. Уж я с тобой не пойду. Колодец, это твоё, сокровенное.

     Поцеловав женщину в щёку Саша вышла из дома и направилась к мостику. Спустившись с горы девочка, не оглядываясь, быстрым шагом направлялась к берёзовой роще, в недрах которой, вросшим в землю, извечно билось сердце пространства. Подойдя к колодцу она обошла его, сначала против часовой стрелки, а затем по часовой, после чего села на верхний камень колодца, оглянулась в ту сторону, где скрытой деревьями высилась гора, вздохнула, и опустив голову посмотрела в черноту колодца.

     А там, в чёрной пустоте, лежала белая равнина. Пара оленей тянули сани. На санях лежало что-то, в контурах чего угадывался верх колодца. Рядом с оленями шли несколько человек. И тут, неожиданно для самой Саши она увидела себя, бегущую к этой группе. И вот уже она идёт рядом с этими людьми, и путь у них один.

     «Так вот почему Кулика видела меня в том своём видении. Я была там! Была, да позабыла!» – Девочка улыбнулась, сняла рукавицы, потёрла замёрзшие щёки и посмотрела вокруг. Бескрайняя белая пустыня играла мелодию вечности.

     

     -------------------------------

     КОНЕЦ

     Герои книги:

      Саша – главная героиня.

      Поль – духовный брат Саши.

      Серафима – мама Ниски.

      Мадам София Бланш – мама Поля.

      Мадам  Лили Бишот – мама Николь.

      Наташа, Маша, Юля – подруги Саши живущие на острове.

      Галина, Галина Александровна – воспитатель девочек. Практически – первый человек на острове.

      Антуан, Антон – Он же мальчик Антон в первых главах.

      Сергей Леонидович и Татьяна Алексеевна – супруги маячники.

      Мария Васильевна – мама девочки Галины, будущей Галины Александровны (в далёком прошлом).

      Мария Васильевна – преподаватель.

      Фёдор – странник, отшельник.

      Марше месье – доктор семьи Бишот.

      Егор – маячник (гл.2).

      Леонид Фёдорович – фельдшер, вероятно, отец маячника Сергея Леонидовича.

      Карпуха – отшельник, одинокий старик на острове.

      Бабка Лиза – Старушка в деревне Поморов. Её называют мудрой и колдуньей.

      Джой – друг мамы Николь. Впоследующем – отец Николь.

      Стив – Друг Поля и Саши. Тракторист.

      Ниска (Ниса) – Главная героиня.

      Николь – Главная героиня.

      Флоранс миссис – сторож школы в Стивенвилле.

      София и Адель – подруги Николь по школе в Стивенвилле.

      Мистер Хук – водитель аэросаней.

      Дед Михай – старик, с которым Поль общался в Сент-Антони когда добирался до Стивенвилла.

      Никифор –отшельник живущий в избе на Летнем берегу.

      Кузьма – старик повстречавшийся Полю в Гренландии недалеко от города Нуук.

      Мисс Силентия – мама Стива. Появляется в главе-14 «Двойственность».

      Андрюэль – охотник, который на складе охотничьего клуба «Белый медведь» в Стивенвилле продавал Полю снаряжение для путешествия. Появляется в главе-16 «Веретено и шёлк».

      Клод и Шон – сотрудники базы старателей возле поселения Хоули.

      Иван, или Джон – молодой человек, лет двадцати, повстречавшийся Саше когда та шла из Сент-Энтони на о. Баффетова Земля. Появляется в главе-17 «Музыка снега».

      Хэлок – старый приятель Стива. Проживает в поселении Киллиник где работает научным сотрудником исследовательской станции по сбору и обработке данных наблюдений за дикими животными. Появляется в главе-18 «Точка притяжения».

      Медведь – Одноглазый охотник живущий в поселении, где и баба Лиза.

      Охранители – те, кто сопровождают Сашу в её странствиях по мирам.

     

     Герои и их кони из главы-13 «Тайники прошлого»:

      Светлана (прозвище Алеутка) – светловолосая, кудрявая наездница – охотница из деревни.

      Надежда (прозвище Алеутка) –подруга Светланы, блондинка с длинными волосами, тоже наездница из деревни.

     У Медведя – конь Соловой масти, кличка Чубран;

     У бабы Лизы – конь Мышастой масти, кличка Егерь;

     У Светланы – конь Гнедой масти, кличка Барон;

     У Надежды – конь Вороной масти, кличка Ворон;

     У Фёдора – конь Вороной масти, кличка Пегас.

     

     Канада, о. Ньюфаундленд, г. Стивенвилл, адреса:

      Школа – Бульвар Брюс

      Библиотека Киндейл – Каролина авеню

      Дом семьи Бишот– Шервуд Плейс, д. 22.

      Дом Стива – Угол Фоулоу Драйв и Уолш-авеню.

      Дом Поля – Милбрук-Лэйн д. 8.

      Домп-рауд – возле этой дороги, между двумя озёрами стоит охотничий клуб «Белый медведь».

     

     Другие географические места:

      Речка Нерпа – маленькая река берущая своё начало из Медвежьего озера где-то в глубине тайги и впадающая в северное море в том месте, где стоит деревенька Поморов.

      Гренландия, г. Нуук – там Поль ищет Сашу.

      Дом Поля в г. Нуук – улица Паарнат.

      Анкоридж – столица штата Аляска.

      Ресторан гастрономической кухни JensRestaurant – Аляска, угол Бульвар Арктик и 36-ой Западной улицы.

      Дом семьи Бишот в г. Анкоридж, штат Аляска – между озером Сиксмил и заливом Найк Арм.

      О. Баффинова Земля. – Канадский остров.

      Поселение Саккак – Гренландия. Откуда Поль собирался отправиться на лодке до острова Диско.

      О. Диско – Гренландия.

      Сент-Антони – городок на севере Ньюфаундленд когда Поль добирался из Гренландии в Стивенвилл.

      Хоули – небольшое поселение севернее Стивенвилла возле которого располагалась база старателей (геологов) куда Стив С Полем заезжали по пути в Сент-Антони.

      Хенли Харбор – поселение на северо-восточном берегу континентальной Канады, где в отеле «Венера», сначала останавливались Саша и Джон, а затем его посетили Поль со Стивом.

      Сент Льюис, Чарлоттаун, Блэк Тикл, Тейбл Бэй, Риголет, Сигор, Натак, Киллиник — поселения вдоль северо-восточного побережья континентальной Канады через которые проходили Саша с Джоном.

      Киллиник – последнее поселение, после которого (глава-17) Саша и Джон пошли через пролив к острову Баффинова Земля. Это поселение (глава-18) посетили Стив и Поль. Здесь же располагается исследовательская станция изучающая миграцию животных. На этой станции работает старый приятель Стива Хэлок.

     Посёлки: Кикиктарджуак (500 жителей) и Кивиту (ныне заброшен) – расположены севернее горы Асгард.

      Гора Асгард – гора на северо-востоке острова Баффинова Земля.

      Город Пангниртунг – расположен относительно не далеко от горы Асгард (южнее). Из главы-18 «Точка притяжения».

     

     Инуиты острова Баффинова Земля – глава-19 «Странница»:

      Инуиты – «люди»—этническая группа коренных народовСеверной Америки, обитающая приблизительно на 1/3 северных территорий Канадыот полуострова Лабрадордо устья реки Маккензи. Входит в более многочисленную группу коренных народов севера «эскимосы».

      Деревня семьи – севернее города Кивиту. Деревня племени. В племени несколько семей, в том числе и семья Кемонгака.

      Кемонгак – первый кто заметил Сашино пробуждение. Глава семьи.

      Кумагдлат – сын Кемонгака (нос картошкой).

      Титигак – член семьи, дядя Кемонгака (родинка на правой щеке).

      Кунук – отец Кемонгака (старик с перебитым носом).

      Кулика – сестра Кунука.

      Торнгасоак – могущественный небесный дух.

      Иглу – зимнее жилище эскимосов.

      Яранга – небольшая, как зимняя так и летняя, временная жилая постройка.

      Кухлянка – зимняя одежда мехом внутрь, длинная, с капюшоном. Как женская, так и мужская.

      Инупик (инуктитут) – язык восточных (Канада и Гренландия) инуитов / эскимосов.

     

     Иные персонажи:

      Белый медведь – товарищ Саши в её странствиях по снегам севера.

      Конь Пегас и кот Проглот – некие животные сопровождающие Сашу.

     

     Ещё немного о героях книги:

     Если говорить о достоверности героев книги, хочу отметить двух реально существующих персонажа когда-либо живших в тех самых реально существующих географических местах.

     Речь идёт о Карпухе проживающем на острове. Дед Карпуха реально жил в небольшом домике на восточном берегу острова.

     А также охотник по кличке Медведь. Он реально был охотником, и проживал в большом крепком доме на краю поморской деревни.

     Особо хочу отметить трёх животных: коня, быка и пса. Эта троица многие годы проживала на острове, и отличала их дружба. Всегда и всюду они бывали вместе. Более того – бык принадлежал Карпухе, а вот зачем тому он был нужен, мне неведомо. Конь, как и пёс жили сами по себе. Дикий, необъезженный конь практического интереса не представлял, запрягать его не получалось, а такие попытки делались. Ездить на нём можно было, но безо всякой сбруи, да и толку от этой езды не было никакого. Конь ходил так и туда, как и куда ему вздумывалось.

     

     Ещё немного о географических местах и отдельных постройках:

     За некоторым исключением все географические места упоминаемые в книге являются реально существующими. Их названия соответствуют истине вплоть до названий улиц. Лишь номера домов вымышлены. Пожалуй лишь существование охотничьего клуба на окраине Стивенвилла, а также: домика у канавы, базы старателей у городка Хоули, складов в Сент-Энтони, офиса транспортной компании в городе Нуук в Гренландии и исследовательской станции в поселении Киллиник на Земле Баффина где работал старый приятель Стива Хэлок.

     Если говорить об острове, и всей тайге, где проживали Поморы, то места мною описанные реальны до отдельных строений. Но здесь, в отличие от остального «мира» я сознательно не обозначаю наименования. Таков мой замысел.

     Но… Ледяное море, остров, поселение поморов, и даже избушка отшельника Никифора на Летнем берегу, дорога до поселения и река – все эти места реально существуют. Как, впрочем, и салма являющаяся проливом между большой землёй и островом.

     Отдельно скажу о салме. Салма, это пролив отделяющий остров от большой земли. Расстояние от острова до ближайшего берега земли составляет 5,5 км. Если же идти морем от острова до берега поселения поморов, то расстояние будет равно почти 27 км или 17 миль.

     Если говорить об острове, то большинство строений: маяк, дизельная, наблюдательный мостик, дом маячников, цистерны с топливом, баня, дом Карпухи, и даже нижний колодец – всё это было реально. Дороги, берёзовые рощи, коса и дальний маяк, гора посреди острова, озеро с островком посередине на верхнем плато, болотины и заросли клюквы, лестница на гору выводящую к наблюдательному мостику, и мачта с радиолокационной антенной – было реально. Самого загадочного домика недалеко от озера не было, но оставался фундамент от неизвестного строения.

     Дотошный, любознательный читатель обязательно докопается до сути и найдёт реальные места на карте описываемые мною. Я не буду против этого. Я не обозначаю эти важные моему сердцу места не из ревности. Скорее, переношу своё трепетное отношение к этим дорогим моему сердцу местам на саму книгу, передавая ей эстафету своей памяти и ностальгии. В этом эмоциональная тонкость моего замысла.

     Вместе с тем дорогой мой любознательный читатель, если тебе доведётся поставить на карте нашего мира точки моих «заповедных мест», знай: на твой победный возглас я промолчу не сказав ни «Да», ни «Нет».