Лететь пришлось долго. Сначала он показался возле линии горизонта маленьким горбиком на океанской глади-спине. Затем приблизился и вырос, проявился из туманного марева, стал перед глазами во всем своем великолепии. И только тут я поверил, что он существует, что он - есть. Вот он. Ух, ты! Ого! Не отрывая глаз от него, спускаюсь в лодку. Чувствую на своем лице какую-то идиотски-счастливую улыбку, забыл даже попрощаться... Что-то вдогонку неразборчиво сквозь шум винтов... Пока....
А вот ему сказал сразу: "привет!" По-приятельски похлопал по солнечному горячему плечу-камню. Нарочно сразу снял свою рубашку и ботинки, развернул грудь и выпрямил для его воздуха горло - входи... Подставил лицо, прищурил блаженно глаза...
Он меня тоже приметил еще издали. Переживал, заботливо грел на солнце свои камни и песок, чтобы горячо обнять мои ступни. Бережно копил запах цветов, чтобы подуть благоуханным ветерком из-под пальм. Смотри, какие у меня ласковые волны в прозрачной лагуне! Смотри, какие чудесные скалы! Пойдем, ещё чего покажу! Я тебя ждал. Главное, что ты уже здесь.
Я почти ничего ему не принес. У меня с собой - только тело и голова. Вернее, половина головы, пространство в мозгу до бетонного забора.
Этот барьер в своей голове я построил сам. Вот здесь - свободно. Это место для следующего тайма игры в жизнь. Я постриг здесь газончик, посыпал дорожки. А там, за забором - табу, нельзя, заминировано, радиоактивные осадки. Опасные обломки моего прошлого. Я же сказал: нельзя! Смертельно...
Лучше не трогать. Больно. Пусть оно как-то там... Вдруг разойдется, перержавеет, засыплется песком?
Свобода и одиночество. Здравствуй! Я купил себе необитаемый остров.
Мы познакомились и подружились очень быстро. Он мне сразу заявил: я - твой. Эти скалы и лагуна - твои и никого больше. Вот тень под пальмами, вот родник в гроте, а вот, возле родника - твой дом. И, неловко смущаясь: я же - исскуственный... У меня под скалами - приливная электростанция, а твоем домике - холодильник, горячий душ и унитаз. А горло лагуны перегорожено сетью, чтобы акулы... Но это ничего. Ведь мы навсегда вместе, правда?
Да, правда. Я никогда не нарушу табу, не посмотрю за бетонный забор.
Эхх, хорошо! Грудь развернул, руки - к небу, лицом - прямо в морской закат... Давай! С разгону разбрызгиваю лазоревую лагуну! Я - дельфин, я - акула, я - морской еж. Снасти есть, со скал рыба ловится почти без наживки - замечательно!
Он заботливо рассматривает меня, внимательно освещает солнцем, иногда качает головой: здорово тебя отделали... До сих пор руки трясутся. Вот попробуй, протяни ладонь вперед. Видишь? Трясутся... Кожа дряблая, на ногах капилляры повыходили. Лысеть начал. И легкие, небось, прокурены насквозь, хрипишь, как старый пес. Так и говорит, участливо: "небось". Сколько тебе? Сорок пять? Меньше? Это все от головы. И от нервов. Пока допекло, пока все продал к чертям, собрал денег... Семейка эта, родственнички... Друзья - компаньоны. Стоп! Куда? За забор - нельзя. Смотри лучше, как крабы на песке бродят. Это интереснее. Чего на ужин сегодня приготовим?
Тени иногда все-таки выглядывали из-за забора. Особенно во сне. Утром я вставал, собирал и торопливо нес их ночные следы на песок. Расставлял на полосе прибоя и смотрел, как эти следы слизывает волна... Вот пенный язык прошелся по какой-то неудачной охоте на персидскую царевну, похожую на мою первую... А вот исчезли под пеной темные колодцы процентов и кредитов... Последняя морщина...- все, чисто! До самого забора - гладкий песок. Я благодарно улыбался океану.
Он приходил и молча садился рядом.
- Банан хочешь?
- Давай...
Почему так быстро идет время? День - ночь, день - ночь. Свободное пространство в моей голове заполнилось важнейшими вещами: нужно приготовить на завтра наживку и попробовать закинуть у дальней скалы. Надоели консервы, все лень что-то приготовить. Сегодня после рыбалки сварю себе уху. На костре, чтоб пахла дымком.
Что еще? Не забыть закинуть белье в стиралку.
Скоро сезон дождей, надо бы присмотреть участок и посадить семена. В особенности, в первую очередь, - табак. Курить хочется - до ужаса. Все думал - приеду на остров, брошу насовсем. А когда вытащил из контейнера коробку с семенами - смотрю, написано - "табак душистый". И аж слюна потекла... Вырежу себе трубку из вишни (видел, кстати, здесь - есть, и корень присмотрел подходящий), и кааак затянусь...
Прилетала железная стрекоза. Это значит, что прошло полгода. Прибыл заказ.
Он поморщился лагуной под винтовым шумом и принял на свой песок двух. Там, на другом берегу лагуны, для них есть домик. А я, оказывается, очень даже не против, ухх, внутри все встрепенулось, поползло горячее внизу живота... Прямо людоед. Завтра съем.
Может, у них есть сигареты?
Здесь он меня, конечно, не одобрял. Спрятал свою тишину, отвернулся... Хохот и визги при спаривании. Купание в лагуне нагишом. По утрам он только выглядывал из-за пальм, укоризненно показывая волной на пустую "Кока-Колу" в песке...
Нет, заказ - отличный, качественный. Обе высокие, симпатичные, веселые. Одна - блондинка, а вторая - брюнетка. Не наглые, и свое дело делают очень хорошо. На стрекозе знали, кого привозить, не зря оплачено на пятьдесят лет вперед... Пикничок получился знатный. Правда, к концу недели они мне начали надоедать. Устал. Не мальчик же. Хорошо, что стрекоза прилетела вовремя. Теперь опять на полгода тишина.
А потом мы опять сидели на песке и смотрели в океан. "Оно тебе надо?" Перекашиваю как-то скептически-умно-виновато брови, морщу лоб: не знаю... Человек все-таки, не камень... Тебе хорошо, ты - каменный. Он поднимается и уходит. "А ты - такой же, как твоя чернота в голове". Обиделся.
Он заболел. Дрожит всем свом скальным телом под ударами шторма, сгорбился, приник пальмовыми листьями под злым ливнем. Я видел через окно, как у него на теле разливаются лужи, а с мокрых непокрытых голов камней прыгают яростные потоки...
Он был где-то там, под дождем, бродил под пальмами, вымокший, сутуля плечи, застревая босыми ногами в жидкой грязи. Ко мне не приходил.
Ну и пусть. Все пройдет. Я пока вырежу из вот этого корня его фигуру, и потом ему подарю... Он обрадуется, улыбнется, и будет все по-прежнему.
Но заболел и я. Мой забор в голове дал трещину, не выдержал напора ливня и темноты. Наверное, от безделья и скуки. Из этой трещины полезли старые тени... И не было утренних прибоев, чтобы их убить. Я пробовал выставлять этих тараканов под дождь, но они возвращались... Завертелась мельница, скрипя зубьями о старое и ржавое. На потолке, на оконном стекле, на моих недоеденных консервах на столе и в темных углах рассыпались клочки прошлого. А на полу - трупики сигарет. Из железной стрекозы, прилетевшей за теми двумя, по моему желанию тогда упало несколько ящиков яда. А в холодильнике поселились пивные банки. Стрекозе - ей что? За все оплачено. Только теперь здесь больше не пахнет пальмовыми цветами.
И соткалась, сложилась самая грозная тень - я хочу туда. Ломка, как у наркомана. Побитого старого боксера опять потянуло на ринг, мало еще получил зуботычин... А здесь - скучно. Трусливо, подленько, забыл все, что сам себе обещал. Когда прилетает стрекоза?
Он продолжал быть нахмуренным и злым, парил мокротой в лесу, капал за шиворот тяжелыми каплями, подставлял под ноги скользкие камни. Натянул до глаз ватное тусклое одеяло-небо и что-то бурчал в ответ: хочешь - иди... Я тоже на него обиделся. Не выдержал и со злостью бросил в огонь его фигурку - вот так, нечего... А заодно и свою незаконченную вишневую трубку. Все мои посевы табака смыло ливнем в море.
Нет, небо плакало недолго. Солнце опять выглянуло, позолотило краешки волн и нагрело песок и камни. Лужи высохли, он вылечился. Но что-то в себе затаил, какую-то тягучую и тяжелую обиду.
- Да все нормально! - чувствуется, что он врет. Песок потускнел, стал гораздо более серым, у пальм на стволах написано безразличие...
- Что? Что случилось?
- Ничего. - Смотрит куда-то поверх меня.
- Пиво будешь?
Молчит, смотрит уже с плохо скрытым презрением.
Его обида проявилась и показалась быстро. Он просто не стал больше воевать с моими пауками, заключил с ними перемирие. Я ничего и не знал, а там, на дальнем конце пальмовой рощи, уже отложила здоровенная паучиха кладку, уже размножилось и шевелилось нечто темное и злобное.
- Все нормально. Отдыхай, милый друг, делай что хочешь, видишь, я защищаю тебя сеткой от акул. - Все больше фальши, становится в тень, так, чтобы я не увидел его лица, закрывает от меня мелких жадных паучков за спиной... В лагуну через сеть вваливаются огромные чужие океанские волны, размазывают пляж под своей тяжестью до самых скал.
День - ночь. Время стало заедать, останавливаться. День... Нет, еще не ночь. Длинный-длинный день. Что еще? Тоска. Чем заняться? Скоро вечер? Лучше бы не скоро, ночью опять придут тени... Пиво еще есть? Мне понравилось мешать его с водкой. Быстрее наступает "хорошо". Старый способ, придуман еще тогда, когда жил вместе с тенями. Сразу теплеет в голове, ноги становятся ватными, поплыло все... Наступает блаженное "пофигу". Какие тени, какие живые камни? Ну-ка, давай их сюдааа... Ногой по стволу оробевшей пальмы: ссволочь. Все - сволочи. На мягкой чешуйчатой коре остается грязный след-рана, сок, как кровь.
Он смотрел на всё это сбоку, прячась за деревьями. И, по-моему, плакал злыми слезами обиженной пальмы.
По утрам я иногда трусливо смотрел на свой забор и видел страшное. Он развалился совсем, упали большие куски, из растрескавшегося бетона торчат куски арматуры. Тени свободно снуют туда-сюда, даже не обращая на меня и мой забор внимания. Они победили. Ну и ладно. Я займусь ими потом, опять начну бегать трусцой по утрам, брошу курить... Вот захочу и брошу, опять загоню пауков за забор. И наведу порядок у себя в домике, повыбрасываю объедки, все эти пивные банки, полные сигаретных бычков. Побриться бы? Надо поменять эти липкие и вонючие от ночного пота простыни. Завтра. Сегодня посплю еще так.
Завтра? Это уже сегодня. Нет, не хочется. Зачем бриться? Давай завтра. Пиво еще есть?
Кто-то на меня начал смотреть из темноты. Нет, не он. Другой. Поменьше. Но очень чужой, с красноватыми жестокими глазами. Начал мохнато копошиться, собирать в себя черное, готовить отвратительные членистые лапы и жвала к броску. В темноте поселился страх.
Страх пришел как-то сильной волной, отрезвил и ненадолго встряхнул. Утром я взял топор и вырубил все пальмы возле входа в дом. Теперь он не сможет ко мне прийти. Никогда. Ну и ладно. Пиво еще есть? Мало совсем. Ну, ничего, осталась водка. Скоро прилетит железная стрекоза. Нужно сказать, чтобы привезли побольше.
Я стал бояться ночных пальм. Стал чувствовать себя паразитом, чужим на этой исскуственной земле. Я не хочу его больше видеть. Он мерзкий каменный урод, он смыл в море мои посевы табака, не принял мою фигурку. Это он специально развел пауков, чтобы меня убить. Дрянь. Сволочь. Сволочи все. Может вскрыть тот самый заветный ящик и сказать стрекозе? Пусть отвезет меня к теням. А там разве лучше? Нет, не надо. Скоро и так прилетит. Живу, как есть. Всё пофигу.
Стрекоза опять прилетела и высадила на берег двоих. Только эти оказались глупыми. Ну, не глупыми, но совершенно бесчувственными. Смотрели на меня полупрезрительно, и даже жалостливо. Я сказал одной - оставайся. Это всё будет твое. Не захотела. Глупая. Испугалась поломанного бетонного забора. Тогда я сказал другой - оставайся хоть ты. Она засмеялась и отвернулась, сказала: ты бы побрился, что ли? Совсем одичал. Бросили меня и обе ушли на пляж. А я налил себе еще и уснул.
Они надоели мне на второй день. Я ушел к себе в дом и не появлялся у них до прилета стрекозы.
Я смотрел, как крутятся вихри под винтами и эти двое, придерживая руками волосы, запрыгивают в открытую дверку. Улетают. На песке остается целая груда ящиков. Это они откупаются от меня, чтобы я остался здесь. Тени меня победили, и забыли. Живи, дурак, на своем острове. Всё, поднимается. Улетел.
Вскрыл один ящик, глотнул горячего. Надо бы эти ящики перенести в дом, а то за ночь разметает прибоем. Взял один, понес. И вдруг... бросил, стал безвольно, потея холодным липким ужасом.
Из тени пальм на меня смотрит он. Вот почему он не показывался. Он изменялся. Наливался ядом и жестокостью. Под деревьями неотвратимо приготовился к последнему броску огромный чёрный каменный паук. С его лицом. Или с моим?