Шпак Алексей Олегович : другие произведения.

Ещё раз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дмитрий глядел завороженно, будто ему открылось чудо, словно он единственный мог впитать красоту кашляющего песком города; и кашляющего дымом автобуса, почти разобранного на части, который повёз его по маршруту, не менявшемуся годами; и маршрут этот навевал воспоминания, детские, смешные, наивные, порой смущающие своей наивностью, но приятные и светлые. Ах как приятно вспомнить щемящее удовольствие поездки, мерный бег колёс по извилинам улиц, меж старых высоток и новых небоскрёбов, лихое покачивание автобусной палубы - так кидало бы лодку в преддверии шторма, - и гул дряхлого двигателя, его старческое "апчхи!", когда попадается совсем уж негодная порция топлива.
  'В Стране Туманных Сновидений': из цикла 'Записки о туманных сновидениях' книга третья
  будущее в наших руках

Ещё раз

  
  Красная-красная кровь,
  Через час уже просто земля,
  Через два на ней цветы и трава,
  Через три она снова жива...
  Виктор Цой
  
   Самолёт шаркнул вялой резиной по раскалённому асфальту; пассажиров сначала качнуло, потом дёрнуло, а уже через пять минут они спускались по трапу, необъяснимо радостные и встревоженные. За клетчатым забором переминались встречающие - всего несколько человек. Но никто из них не встречал Дмитрия. В общем-то никто и не знал, что он приехал.
   Удивительно было вернуться в родной город вот так, через десять лет, и обнаружить, как здесь всё изменилось. В душе Дмитрий радовался возвращению, но сделал вид, что чем-то разозлён и сплюнул: "Тьфу ты!" - а потом обалдело и весело смотрел, как испаряется слюна. Вот тебе, маменька, и средняя полоса.
   Любого другого нынешний городской пейзаж вверг бы в уныние: сухая и пыльная земля, ни травинки ни кустика, и тусклые уставшие деревца, почти зачахшие без дождя, - а Дмитрий глядел завороженно, будто ему открылось чудо, словно он единственный мог впитать красоту кашляющего песком города; и кашляющего дымом автобуса, почти разобранного на части, который повёз его по маршруту, не менявшемуся годами; и маршрут этот навевал воспоминания, детские, смешные, наивные, порой смущающие своей наивностью, но приятные и светлые. Ах как приятно вспомнить щемящее удовольствие поездки, мерный бег колёс по извилинам улиц, меж старых высоток и новых небоскрёбов, лихое покачивание автобусной палубы - так кидало бы лодку в преддверии шторма, - и гул дряхлого двигателя, его старческое "апчхи!", когда попадается совсем уж негодная порция топлива.
   Город был совсем не таким, каким его помнил Дмитрий. Воздух стал густым и горячим, и дома плыли в густых горячих потоках, поднимавшихся от земли.
   Сами дома изменились: теперь их покрывали всевозможные защитные слои из стекла, извести и чёрт знает чего ещё. Некогда многолюдный, город опустел: редкие прохожие, одетые, будто арабы, в белые одеяния, двигались жиденькими очередями, как караваны среди пустыни. И лишь прогрессивная молодёжь, как всегда, как везде, не принимала культуру, навязанную необходимостью - несколько раз Дмитрий видел группы подростков, раздетых как папуасы, мчавшихся куда-то на роликовых коньках. И один раз на глаза попались монахи. Люди в чёрных балахонах совсем не вписывались в жаркий пейзаж, поэтому Дмитрий решил, что ему просто привиделось.
   Он сделал несколько пересадок. Больше из желания осмотреть город, чем из необходимости. В конце концов, устав от созерцания залитых солнцем улиц, он сошёл на знакомой остановке и, побродив пару минут по изменившимся кварталам, вышел к зданию, которое так хорошо помнил. Оно тоже преобразилось: крышу украсили голубые скаты из стекловолокна, стены обросли всеми слоями защиты, какие только смог придумать человек, а совсем рядом, в двух шагах, топорщил кривые бока "противометеоритный" бункер. Здесь никогда не было метеоритных дождей, зато часто приезжали комиссии, строго следившие за исполнением всех инструкций по безопасности.
   На входе в школу его никто не остановил, как это бывало раньше, когда Дмитрий оставлял ученический билет дома. Даже турникет не среагировал и пропустил мужчину. В просторном, овеваемом кондиционерами холле никого не было. Раздевалки пустовали, равно как и место дежурного у звонка. В кабинете директора отсутствовал директор, в учительской - учителя. Однако в учительской Дмитрий задержался, и хотя здесь нестерпимо воняло чем-то застарело-кислым, он долго и упорно изучал расписание занятий, пока не нашёл нужную фамилию. Единым духом проскочив два лестничных пролёта, промчавшись вихрем по коридору, он оказался у двери, до боли знакомой.
   И дверь, и кабинет за ней нисколько не изменились. Как давно он не был здесь? Так давно, что не мог вспомнить без умиления нудные и скучные уроки; и перемены полные беготни, столкновений, ушибов; и снова уроки; и девчонку, сидевшую перед ним, и которую от избытка чувств он дёргал за косички.
   Кабинет русского языка и литературы распахнулся перед Дмитрием волшебством возвращения в прошлое, и всё здесь было так же, как и годы назад, только детей меньше, и девчонка, которую он дёргал за косички, теперь учила, а не училась.
   От волнения пересохло в горле. Дмитрий медленно выдохнул, пытаясь подобрать слова приветствия, но заготовки, которые он изобретал по пути сюда, рассыпались кусочками и застряли где-то между мозгом и языком. Пятнадцать пар любопытных глаз обернулись к нему в нетерпеливом ожидании: что же будет дальше? - но он, как ни старался, не смог ничего придумать. А она...
   Она не могла поверить, что он вернулся. И пусть она ни капли не изменилась с момента их последней встречи, пусть оставалась такой же прекрасной, свежей и весёлой, но с его появлением она расцвела, подобно цветку, вспыхнула и заискрилась всеми оттенками радости и счастья. Ей никогда не приходилось изобретать. Слова и дела рождались в ней быстро и естественно, как у изножья гор рождаются родники и ручьи; она будто выхватывала из эфира - из могучего потока, где уже было всё необходимое, и оставалось только выбрать момент, поймать нужное слово, правильное движение. Вот и сейчас случилось так же. Танька вскочила и бросилась к нему.
   - Димка! - кричала она, обвив его шею руками, - Димка! - сжимая в объятиях, - Ты вернулся!
   Он тоже крепко обнял её, расцеловал в обе щёки, и снова обнял. Она прижалась, как родная. Она и была родная. Единственный родной человек после смерти матери. И они бы так и стояли, обнявшись, до самого конца света, но в классе послышались шепотки. Пятиклашки конечно малы, но далеко не наивны, и ваши попытки накормить их байками про крепкую дружбу мужчины и женщины непременно рассыплются карточным домиком. Пятиклашки прекрасно видят, как светятся эти двое в объятиях друг-друга.
   Татьяна опомнилась, отпустила Димку и обернулась к классу:
   - Ребята, познакомьтесь с Дмитрием Алексеевичем. Дмитрий Алексеевич - знаменитый путешественник-натуралист. Давным-давно мы учились в одном классе, в этой самой школе.
   Дмитрий напустил на себя ну очень важный вид и громко сказал:
   - Не буду вам мешать! - а сам тихонько тронул Таню за локоть и сделал знак "Жду тебя".
   Пояснений, где он ждёт, Татьяне не требовалось. Она прекрасно поняла, что Дмитрий имел ввиду старое кафе, в котором они бывало задерживались после уроков и куда он водил её на первое свидание. Тогда каждый работник этого кафе знал поимённо весь класс Татьяны и Дмитрия, детям даже выделили группу столиков у окна, а когда звенел последний звонок, ни один столик не пустовал. Зато теперь пустовало всё кафе. Незнакомый мужчина стоял на кассе, незнакомая официантка принимала заказы. Да и откуда взяться знакомым? Персонал кафе всегда был молод - здесь не работали люди старше тридцати, а сейчас тогдашним работникам, наверное, уже за сорок.
   Нахлынувшие угрюмые мысли развеяла Таня. Она явилась в кафе подобно ангелу. Сверкая чёрными глазами и ослепительно-белым платьем, она двигалась легко, будто летела, едва касаясь ногами земли; волосы разметались чёрной волной, создавая ощущение ирреальности. Казалось, Таня сияет так сильно, что глаз - не в силах увидеть этого сияния - слепнет по линии ореола, окутавшего женщину. Но как же естественна она была в ореоле света! Просто прошла, просто села напротив, и просто положила свою руку поверх руки Дмитрия; и ему едва удалось сдержать смех от нахлынувшей радости. Чёрт возьми, как же он рад её видеть!
   Они посидели в кафе, прогулялись по городу, Таня спросила, где Дмитрий остановился, а услышав в ответ, что он ещё не выбрал гостиницу, пригласила к себе. Так просто, будто и не было десяти лет разлуки.
   - Я приду, - просто сказал он, - Но сначала мне нужно увидеть наших.
   - Почти все разъехались, - горько сказала Таня, - Коля каким-то заводом руководит, его ты быстро найдёшь. Светик и Манка вроде бы живут неподалёку, но я давно их не видела.
   - И всё? - удивился Дмитрий.
   - Ещё Никита... - женщина побледнела, - Он в лечебнице. Месяц назад я навещала его. Он совсем плох.
   Дмитрий притянул её к себе и обнял. Потом слегка отстранился и поцеловал. Таня не сопротивлялась. Напротив, она жадно пила его поцелуй, будто они снова вернулись на десять лет назад, и он снова покидал её на эти десять лет.
   - Я приду, - повторил он, весело чмокнул Таню в щёку и побежал по улице, опьянённый счастьем.
   Найти Колю не составило труда - из-за чудовищно редкой фамилии, да и в телефонном справочнике он был отмечен дважды. Домашний номер оказался недоступен, но короткие гудки лишь раззадорили Дмитрия. Он решил разыскать Николая Витальевича во что бы то ни стало и заявился к нему на работу. Охрана завода, принадлежавшего Коле, особого сопротивления не оказала. Дмитрию выписали временный пропуск и без лишних вопросов впустили на территорию, непривычно тихую. Дмитрий знал, что заводы должны шуметь, должны громыхать и дышать жаром, а завод Николая молчал. Тут и там меж цехов бродили бездельники, работа стояла. Дмитрий и в этом безобразии умудрился найти плюсы: всякий был рад указать ему, где искать Николая Витальевича.
   Вялая секретарша, развалившаяся под прохладным кондиционером, никак не прореагировала на появление незнакомца. Едва одетая, она, не смущаясь своей наготы, закрыв глаза, как будто загорала, или принимала ванну, в освежающих струях. Большая красивая грудь, прикрытая полупрозрачной полоской ткани, ровно вздымалась и опускалась. Дмитрий с трудом оторвался от созерцания пышной плоти и ввалился в кабинет к Николаю, запнувшись о гору разбросанных по полу бумаг. Колян поднял голову и кисло посмотрел на старого школьного друга:
   - А... Димон... - равнодушно промямлил он, словно они виделись вчера, и позавчера, и всю неделю до этого, и посещения Димы уже приелись Коляну. Тем не менее, он попытался вежливо выпроводить нежданного посетителя: - Знаешь, я не смогу с тобой никуда выбраться... извини... Очень занят...
   - Да что стряслось-то? - совсем сбитый с толку воскликнул Дима.
   - Стряслось... - всё так же вяло протянул Коля, - Шахты затопило... Кипящей водой... По всей стране одна картина... много людей погибло...
   - Не слышал.
   - Не освещают... Какой-то дурак раструбил на весь интернет, что конец света на носу... не освещают... Не хотят паники...
   Они сухо распрощались. Разочарованный Дмитрий чуть не забыл спросить адрес клиники, где находился Никита. Коля адрес знал и поспешил назвать, чтобы старый друг уже наконец убрался.
   В ожидании пригородного автобуса Дима потратил целый час. В горле пересохло, глаза слезились от песка и пыли. Он нашёл старющую колонку и попытался напиться из неё, но труба выдала горячую ржавого цвета жидкость, нестерпимо вонявшую хлором. В магазинах продавали охлаждённую очищенную водопроводную воду. Не ржавого - а мутно-белого цвета из-за добавленных ароматических масел. "Никакой химии" - правдиво утверждала этикетка. Дмитрий не знал, какой запах требовал добавления в воду ароматических масел, и знать не хотел. Вода в магазинах по-крайней мере была прохладна. Он купил две бутылки, и успел выпить обе, пока ехал в лечебницу.
   В психиатрической клинике оказалось на удивление свежо. Стены выкрасили в нежно-голубой цвет, что ещё больше усиливало ощущение прохлады.
   Никиту держали в одиночке. Мало того, он сидел в звуконепроницаемой камере, обитой подушками, замотанный в смирительную рубашку. Врач пояснил, что Никиту на время сняли с препаратов, поскольку улучшения не наступало. Его собирались перевести на другой курс, а для этого требовалось вывести из организма остатки лекарств. Он и под успокоительными вёл себя буйно, а теперь его ожидал синдром отмены. Никто не знал, как Никита себя поведёт. Дмитрия всё же пустили поговорить с бывшим товарищем. Строгие санитары остались у двери, готовые в любой момент прийти на помощь.
   Никита выглядел очень плохо: серый, исхудавший, иссечённый шрамами мелких порезов. Он глядел исподлобья глухим бессмысленным взглядом, отключившись от действительности и не узнавая друга.
   - Эгей, - вполголоса позвал его Дима, - Как же тебя угораздило? Эй, Ник, помнишь меня?
   Ник не помнил. По-крайней мере он никак не прореагировал.
   - Мы в школе учились вместе, - продолжал Дима, - потом в институт вместе поступали. Только я увлёкся живой природой, а ты - мёртвой. Помнишь? Дёргал меня, звал перейти на свой курс. Ты был самым умным из нас, а увлёкся археологией. Мёртвым руническим письмом...
   Услышав про археологию и руническое письмо, Никита оживился. Взгляд его обрёл ясность и он горячо зашептал:
   - Спасайся! Беги. В Анды, в Тибет!.. Любые молодые горы сойдут. Бери жену и детей, запас провизии и воды. Спасайся! Край уже близок. Нас ждёт судьба Атлантиды, - глаза Никиты вспыхнули безумием. Он вскочил, заметался по комнате, выплёвывая, выкрикивая слова, брызжа слюной и отчаянно убегая от санитаров. Никита орал в потолок, и было уже не ясно, для кого он истошно вопит: - И разверзлись хляби небесные и хляби земные! И обрушился дождь, и реки изошли, и стали огнём! И судил Он всех, и всех покарал!
   Дмитрий вышел из палаты.
   Встреча с Никитой расстроила его. Умнейший парень в классе, а потом - умнейший в институте. И такой конец. Дмитрий долго не мог унять дрожь. Страх обуял его, но он не мог понять причину этого страха. Напугал ли его безумный вид Никиты, или безумные слова? Что-то внутри, в душе, в сердце, вопило: "Беги! Беги! Беги!", но Дмитрий старался не замечать безумный вопль.
   Не может быть. Конца света просто не может быть.
   Сотни раз пророки и безумцы кричали о "хлябях небесных и хлябях земных", а сколько раз предсказания исполнились? Ни разу! И теперь ничего не будет. Планета меняется, человек меняет планету. Уничтожение лесов, загрязнение водоёмов, истончение атмосферы - вот и все беды Земли. Но это остановлено. Леса снова высаживаются, старинные ремёсла возрождаются, вредные производства закрыты. Человечество отказалось от грязи и старается повернуть процесс уничтожения вспять. Нужно только время.
   Слово "время" успокоило Дмитрия. Оно всегда успокаивало. Было что-то в этом слове, что само по себе являлось лекарством от тревог и волнений. "Время лечит". "Время всё исправляет". Он знал: времени всегда достаточно. Он знал это, потому что он сам в последние три года приложил немало усилий, чтобы обратить как можно больше народа, чтобы повернуть вспять уничтожение, чтобы отодвинуть конец света далеко-далеко в будущее, в те времена, когда солнце погаснет, или планета сойдёт с орбиты. Нет. Теперь уже нам ничего не угрожает.
   Он вернулся к Татьяне и упал в её объятия, забыв обо всём. Они снова были вместе, и любили друг-друга, как прежде. Она дурманила его, сводила с ума, пьянила. Они всегда оставались близки. Десять лет показались мигом, половина мира - половиной шага. Они словно не расставались. И не расстанутся впредь. Да! Хотя бы поэтому! Главные герои всегда выживают. Счастливые влюблённые - всегда выживают!
   Она уходила в школу с утра и возвращалась после обеда. Он бродил по городу и наблюдал движение песка, людей и облаков. Они встречались в её квартире и снова и снова занимались любовью. Потом гуляли вдвоём. Потом снова любили друг друга.
   День за днём. Неделя за неделей.
   А вода дрожала. И с каждым днём становилось всё жарче. Люди высыпали на улицы. Подростки раздевались до гола, ночные вечеринки перерастали в дневные оргии. Десятки тысяч людей - капля в море города-миллионника - открывали краны и лили воду прямо на пол своих квартир. Вода текла по дорогам, мешалась с песком и пылью. Все возраста, все группировки, направления и культуры падали в прохладные потоки. И только монахи в чёрных балахонах выходили на крыши и молились Всевышнему о защите и спасении.
   Первый кислотный дождь, разъевший остатки асфальта и стены незащищённых построек, унёс сотни жизней. В основном то были спятившие от жары суицидоманы, не покинувшие улиц с объявлением тревоги. Многие получили ожоги и отравления.
   В тот день Татьяна не пошла на работу. С самого утра они с Дмитрием отправились в кафе. То самое кафе из школьных лет. И из окон маленького кафе они наблюдали дождь: пенилось серое полотно дорог, вздымались ядовитые пузыри, золотистый газ стелился по земле. А всего через час они уже гуляли по вздыбившейся серой поверхности, теперь больше напоминавшей пемзу, чем асфальт.
   Второй дождь случился через несколько дней после первого. Он был сильнее и дольше и повредил проводные линии связи. Город практически полностью оказался отрезан от мира. Но радиовещание исправно работало, и из редких новостей город узнавал, что кислотные дожди идут повсеместно, кислотные тучи словно драконы овивают планету. Чтобы объявить чрезвычайное положение, из столицы прибыл чиновник, но уехать обратно не смог - попал под третий дождь.
   После третьего дождя у многих "сорвало крышу". Массовая попойка переросла в бесконечную оргию, разраставшуюся подобно огню, захватывающую один район за другим. Улицы переполнились обнажёнными людьми, дома опустели. Грабежи, мародёрства и разрушения могучими волнами обрушились на административные и культурные центры. Продуктовые и виноводочные магазины разметались подчистую. Толпа неистовствовала и крушила хрупкие защитные покрытия домов.
   Органы правопорядка не бездельничали - они присоединялись к вандалам, вливались в оргии и расстреливали остатки патронов в воздух. Вслед за грохотом бесчинствующей фиесты пришёл грохот землетрясений. Земля разверзала лона, пышущие влагой и жаром. Природа бунтовала. Обезумевшие люди праздновали на краю расщелин, на краю земли, конец вселенной. Что ещё они должны были делать? Всё, что заблагорассудится!
   Татьяна и Дмитрий больше не выходили из квартиры. С ужасом они наблюдали, как новые кислотные дожди внезапно обрушиваются и сжигают людей живьём. Как клокочет и пульсирует в недрах земли нечто красное и зловещее, источающее удушливый дым. Они смотрели на картины смерти и разрушения, но надеялись... на что?!! Всё ещё не способные осознать ужасных изменений планеты, они будто забывали в минуту затишья о смертях и разрушениях, и со всей страстью и воодушевлением отдавались любви.
   Последний дождь смыл тела и пепел. Кипящее мясо падало в алые расселины, вспыхивая зелёным, синим, голубым пламенем. Лава поднималась из кранов, застывая крохотными каплями и расплавляя металл. Люди, оставшиеся в домах метались в панике, порываясь выйти наружу, и многие в отчаянии выскакивали под смертельные струи и распадались в считанные секунды, облезая до кости и рассыпаясь прахом. Вспенившаяся земля окончательно спятила и разошлась алыми швами во все стороны, проглатывая целые дома и кварталы.
   Медленно, будто тесто из кастрюли, на улицы выползла красная огненная масса расплавленных земных недр. Она точила стены, подмывала опоры, разъедала основания. И остатки домов медленно тонули в её равномерной вязкой светящейся бездонности.
   Мозг Дмитрия судорожно искал выход. Спасение было! Конечно же оно было. Где-то здесь, рядом. Он просто его не замечал. Глупец. Как же он глуп...
   Он не хотел уже спасения для себя, он мечтал лишь спасти Татьяну. Его Татьяну. Единственную, преданную до конца, любившую его, даже когда он покинул её на десять лет. Татьяну, признавшуюся накануне, что она носит под сердцем его ребёнка.
   Но выхода не было. Все дома вокруг уже полыхали огнём. Те, что ещё стояли, - заживо запекали своих бывших хозяев, освобождённые от людской воли. Провидение будто оставило немного времени для влюблённых.
   Дмитрий ничего не сказал. К чему слова? Их не услышать в этом безумном грохоте. Он просто прижал Татьяну к себе.
   И дом рухнул.
  
   ***
   Который раз за пятьсот тысяч лет?
   Их корабль приземлился на цветущей поляне. Похожий на блюдца, соприкоснувшиеся краями, он выставил три ноги, смяв при этом множество прекрасных цветов. Два существа вышли из него. Одно было небольшим с овальной головой, отнимавшей почти половину роста. Оно сорвало цветок двумя извивающимися пальцами и приложило к уху. Второе существо представляло из себя кучу слизистых мешков с отростками, на которых торчали глаза, полые и прозрачные. Это второе существо, поистине омерзительное на вид, обернулось к первому и подумало:
   "Опять с начала?"
   "Ничего не поделаешь, - подумало первое существо, - Может на этот раз у них получится."
   "Тогда я зову!" - второе существо обернулось к кораблю: - Адам, Ева, выходите! Колыхнулись травы, и на землю ступили два человека.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"