Ли Юнфей, обладатель золотой карты Огня и преданный солдат Народно-освободительной армии Китая, был доволен собой. Отряд под его командованием потерял всего двух бойцов при зачистке квартала, а горы трупов поверженных врагов поражали воображение. Чен хорошо выполнил поставленную задачу и оттянул на себя основные силы японцев, позволив Юнфею зайти с тыла и полностью разгромить врага.
Наконец-то правительство решилось наказать страну, причинившую народу Юнфея столько горя! И все благодаря картам. Если бы не эти скромные на вид кусочки металла, в верхах бы еще долго думали и решали. А тут такой замечательный случай представился. Да, у японцев, конечно же, тоже были свои карты, и далеко не слабые. После поправок Синдзо Абэ островитяне значительно увеличили свою армию, а появившуюся в мире новую, разрушительную силу они благоразумно поставили себе на службу. Но было уже поздно.
Сначала Китай отвоевал себе спорные острова. Японцы обратились за помощью к Соединенным Штатам, как им казалось - к союзнику и защитнику. Но там у них был такой беспорядок, что от островитян отмахнулись, по сути, оставив наедине с великой мощью Поднебесной. Острова, как понял потом Юнфей, были только проверкой - правительство и генералы прощупывали возможность полномасштабного вторжения. И проверка прошла успешно. За одну ночь на западные берега Японии высадился крупный десант, превосходящий числом все силы самообороны островитян, вместе взятые.
Бои были жесточайшие - стоит признать, воевать враг все же умел. И обладатели карт, и простые солдаты держались до последнего, понимая, что пощады не будет. Юнфей вспомнил рассказы деда о нанкинской резне, как японские солдаты вспарывали животы женщинам и старикам, как сжигали людей заживо. Вспомнил он и строки из учебников, где говорилось об испытаниях японцами биологического оружия - целые деревни использовались врачами-изуверами как полигоны для бесчеловечных опытов.
Юнфей думал, что старая вражда так и останется на уровне всевозможных санкций, устрашений и демонстрации силы. Однако он и предположить не мог, что судьба подарит Китаю такой шанс...
Соединенные Штаты в хаосе - Национальная гвардия подавляет беспорядке в Юте, а морпехи усмиряют объявивший независимость Техас. Какая там Япония!..
Сбылась наконец-то затаенная мечта Юнфея - отомстить японцам за братьев деда, за него самого, чудом уцелевшего, но до конца жизни оставшегося беспомощным калекой. Отомстить за все зло, которое японцы принесли его родине. С каким упоением он поджаривал бегущих в атаку солдат противника! Те верещали как свиньи, когда поняли, что не могут пробить его щиты и справиться с ним. Вспомнив об этом, Юнфей зло улыбнулся, но где-то на грани сознания мелькнула тревога - неужели, это был он? Так хладнокровно уничтожавший людей, которые, быть может, даже кошки не обидели за всю свою жизнь.
Да ну, чепуха! Они всегда считали нас недолюдьми и теперь, наконец, поплатились за это. Они поняли, что тайфун китайского гнева сметет их страну с лица планеты, и поэтому шли на бой, глядя в лицо смерти. И умирали, столкнувшись с силой его огненной карты.
Но почему же Юнфея одолевают сомнения? Откуда эта смутная тревога? Быть может, это из-за того, что он победил противника, недостойного его мощи? Он знал, что район защищали, в основном, резервисты, а не опытные бойцы. Среди них не было ни одной золотой карты, максимум - медные. А подавляющее большинство так и вовсе не обладало никакими способностями. По сути, он был для них как опытный боксер для подростков-ботаников. Насколько же ценна такая победа? Дед всегда говорил: ошибка японцев была в том, что они применяли оружие против тех, кто был заведомо слабее их. Винтовка и пулемет против поднятых в надежде на пощаду рук - разве это достойно воина? И вот теперь он сам встал на место японцев, входящих в Нанкин. Обладающий разрушительной мощью, он убивал обреченных защитников района как клопов, несмотря на их отчаянное сопротивление. А та парочка, которую он сжег просто походя, охотясь на вражескую медную карту? Они просили не убивать их, но он сделал вид, что не слышит. А парень в итоге до последнего пытался прикрыть девушку, хоть и трясся от безумного ужаса.
- Акирамемас!
Юнфей услышал чей-то полный отчаяния голос.
- Акирамемас! - повторила бледная девушка, на негнущихся ногах приближающаяся к нему, выставив вперед широко раскрытые ладони.
- Ватаси о коросите ва икемасен! - вновь заговорила девушка, и голос ее дрогнул от подступивших слез.
Юнфей не понимал по-японски, но и так было ясно, что девушка просит у него пощады. Платье, которое было на ней надето, раньше было нежно-розового цвета. Сейчас же оно было покрыто черными пятнами сажи вкупе с багровой засохшей кровью. Изящные розовые туфельки были заметно поцарапаны и порваны в некоторых местах, а один каблук угрожающе раскачивался при каждом ее шаге - видимо, она бежала и поломала его в суматохе.
Чуть-чуть не дойдя до Юнфея, девушка разрыдалась и грохнулась на колени.
- Ватаси га оконатте миё! - глотая слёзы, проговорила она.
Юнфей стиснул зубы. Человек может обуздать свой гнев. Тем он и отличается от животного - способностью взвешивать последствия своих поступков. Он ненавидел японцев всей душой, но теперь к нему пришло внезапное осознание того, что он больше не может убивать беззащитных. Не должен. Не об этом мечтал его ушедший дед, переживший нанкинскую резню.
Благородство сильного воина заключается в том, что он не причинит вреда слабому и беспомощному, а покажет свою силу в схватке с достойным противником. Юнфей молча прошел мимо рыдающей девушки, знаком приказав членам своего отряда не трогать ее.
Более достойный противник ждал их в другом месте.