Аннотация: Я уходила по пепелищу. Это всё, что осталось от маленькой деревеньки на двадцать домов. Это всё, что осталось от неё, после того, как туда пришла я.
На основе впечатлений от картинки:
Я уходила по пепелищу. Это всё, что осталось от маленькой деревеньки на двадцать домов. Это всё, что осталось от неё, после того, как туда пришла я.
На месте трактира, когда-то бывшего большим, двухэтажным деревянным зданием, с прекрасными резными ставнями, всё ещё догорали угли. Его я подожгла последним. Вместе с теми грязными свиньями, что там остались. Вряд ли все из них смогли почувствовать жар огня, жадно обгладывавшего их одежду, и облизывавшего мягкие, податливые, по большей части уже мертвые тела.
Смерть. Это всё, что они заслужили. Каждый из них. Большинство за то, что сделали. Кое-кто за то, чего не сделал.
Первые в моей жизни убийства ради убийства. До сегодняшнего дня я свято верила в ценность каждой, даже самой ничтожной жизни. Верила в то, что никто не имеет права эту жизнь забрать. Они заставили меня забыть об этой вере.
Я та, к кому они ещё несколько дней назад уважительно обращались "госпожа знахарка", приходя за помощью. За глаза, впрочем, называя ведьмой и пугая мной своих детей. Что ж, мне не было до этого дела, я просто выполняла своё предназначение: помогала взойти урожаю, лечила и людей, и скотину, делала обереги и варила отвары. И ни словом, ни делом не заслужила того, чем они отплатили за мою доброту.
Меня не было дома три дня. Знакомая знахарка попросила помочь. Я не хотела уходить, будто чуяла надвигающуюся беду, но муж с дочкой уверяли, что несколько дней смогут справляться и сами. Если бы я только знала, что им придётся иметь дело не только с домашним хозяйством.
Вернувшись, на месте моей маленькой, родной и тёплой избушки я увидела лишь пепел, на котором белели кости моего любимого мужа, дочиста обглоданные огнём, и распятую на старой яблоне дочь. Мой полный отчаяния вой волной прокатился по лесу, поднимая в небо испуганных птиц, и заставляя лесных жителей прятаться по своим норам. Это не был вой человека. Уже нет. Вой зверя, лишённого всего самого дорого, утратившего смысл жизни. Потерявшего всё светлое и доброе, что в нём когда-то было.
Не знаю, сколько времени я сидела на земле, глядя пустым взглядом на то, что осталось от моих любимых. Ближе к ночи, двигаясь скорее машинально, чем отдавая отчёт тому, что делаю, я собрала по одной все кости мужа, и аккуратно сняла с яблони дочь. Подчиняясь моему взгляду, рыхлая лесная земля сама разошлась, образовав две глубокие могилы. И так же сошлась, навеки погребя под собой тех, кто совершенно не заслуживал такой смерти. Но я прекрасно знала, кто во всём этом виноват.
Пройдя через лес, я вышла к деревне в тот предрассветный час, когда ночь уже начинает отступать, и всё вокруг кажется тусклым и серым. Обычно, в это время деревенские жители уже просыпались, чтобы покормить голодную скотину, выйти работать в поле или заняться другими своими обыденными делами. Но сегодня здесь всё ещё было тихо. Наверняка каждый из них чувствовал или знал, что это предательство им с рук не сойдёт. Гвардейцы короля-идиота, издавшего под влиянием нового епископа указ о смертной казни для любой знахарки или чародейки, не могли знать, где именно в старом густом лесу искать домик ведьмы. Кто-то им показал. С молчаливого согласия остальных. А теперь они надеялись, что крепкие двери, наглухо закрытые ставни и молитвы помогут им избежать моей мести. Глупцы.
Я медленно шла по деревне, а за моей спиной, в каждом доме, мимо которого я проходила, разгорался алый цветок будущего пожара. Колдовской огонь, который не загасить водой и не задушить плотным покрывалом, лишив его воздуха. Он сожрёт и одеяло, и дом, и всех, кто окажется на пути. Потом перекинется на забор, на сараи, на хлева со скотиной и не остановится, пока не насытит свою жажду крови. Опасно спускать его с поводка, но сегодня мне всё равно. Все они виноваты. Но главная моя цель не здесь.
Я прекрасно знала, где их искать, и не ошиблась. Гвардейцы, грязные свиньи, вповалку спали кто на столах, кто на лавках, а кто и на полу трактира, выпив вчера, наверняка, все алкогольные запасы трактирщика, празднуя победу над ведьмовским отродьем. Я тихо вошла и выбрала первого попавшегося на глаза вояку, взглядом подняв его в воздух. Спросонья и спьяну он не сразу понял, что происходит, а потом попытался закричать, но не смог. Тело больше не подчинялось ему. Мне не составило усилий забраться в его воспоминания, и найти в широко раскрытых в панике глазах то, что я хотела узнать: словно наяву я видела, как они, два десятка обученных солдат, окружили избу. Как схватили мужа, кричавшего, чтобы забирали его, но пощадили ребенка. Видела, как дочка пыталась сбежать в лес через заднюю дверь, но два негодяя схватили мою хрупкую, нежную девочку в легком белом платье. Видела, как один из них схватил её за длинные черные волосы и поставил на колени перед стулом, к которому был привязан мой муж. Видела ужас, отчаяние и гнев в когда-то добрых и ласковых голубых глазах, когда они заставили его смотреть, как эти двадцать ублюдков по очереди насилуют наше невинное дитя. Видела и понимала, что нет такого наказания, которое было бы достаточным за то, что они сделали. Ей было всего тринадцать.
Боль и гнев снова заполнили меня. Не было ни пассов руками, ни чужих, непонятных никому слов - это всё лишь балаган для глупых, невежественных селян, ждавших от ведьмы чего-то чуждого, боявшихся каждой тени в моём доме, но всё равно приводивших лечить коров, мужей и детей. И указавших гвардейцам путь к моему дому, с легкостью позабыв обо всём, чем я им помогала. Повинуясь лишь моей воле, двадцать тел поднялись в воздух. Кто-то из них проснулся, кто-то вчера упился настолько, что даже не почувствовал. Это только пока. Потому что затем моя магия стала ломать им кости. По одной. Начиная с самых маленьких, постепенно переходя к крупным. Они бы умерли от болевого шока, если бы я позволила. Они бы орали во всё горло, если бы я разрешила. Но над трактиром стояла мертвая тишина. Эти почти трупы раскрывали рты в немом крике, захлёбываясь слюной, без возможности издать хоть один звук. Мелкие сосуды в их глазах лопались от невероятного напряжения и ужасной боли, которую они испытывали, а мне всё было мало.
Вы можете спросить, неужели одна ведьма могла бы сотворить такое? В обычной ситуации нет. Но сейчас не было того, на что я не была бы способна. Я хотела, чтобы они прочувствовали всю боль каждой частицей их грязных, похотливых тел.
Когда от каждого из них остались только кожаные, существующие лишь благодаря моей воле мешки с переломанными костями, я разом отпустила их, позволив с противным звуком шмякнуться на пол. Я прекрасно знала, что за этой сценой с ужасом наблюдает трактирщик, спрятавший свою жену и годовалых мальчишек-близнецов в подвале. Наверное, надеялся уберечь их от меня. Но я-то знала, что сегодня эта деревня полная предателей останется пустой. Мягко развернувшись на каблуках грязных дорожных сапог, и мазнув краем черного плаща по лавке, стоявшей у самого входа, я тихо вышла из трактира. Не забыв оставить внутри маленький огненный цветок, который сожрёт и трактирщика, и его семью, и всё, что осталось от гвардейцев.
А всего пару часов спустя я уходила по пепелищу, навсегда покидая эти места, унося с собой лишь то, что осталось от моей души. Прах.
