Бинарное сравнение в достаточной степени отражает специфику каждой из двух сравниваемых стран, чем бы они ни отличались друг от друга. Самобытность каждой из стран проявляется во всей полноте независимо от того, сравниваем ли мы, например, Францию с удаленной Японией или же с соседней Италией. Однако, очевидно, что сравнение не может проводиться одинаково, когда сравниваемые объекты имеют много сходных черт или же, напротив, резко отличаются друг от друга.
Сущность различия при сравнении раскрывается полностью лишь тогда, когда в сферу исследования включается достаточно большое число изучаемых случаев. Невозможно сравнивать профсоюзы в странах Западной Европы точно таким же образом, как и выявлять различия между политическими процессами, происходящими в развитых и развивающихся странах. Важность проводимого исследования, его методы, выражаемая им позиция и его результаты будут меняться в зависимости от того, будет ли исследователь рассматривать относительно похожие или же контрастные страны.
Здесь мы должны особо подчеркнуть слово "относительно". В самом деле, ни сходные черты, ни различия не являются абсолютными. Они, совершенно очевидно, определяются точкой зрения исследователя и целью исследования. Если смотреть на горную цепь, то
ландшафт будет меняться в зависимости от положения солнца утром, в полдень и вечером.
ЛАНДШАФТ ОТ ОСВЕЩЕНИЯ НЕ ЗАВИСИТ. (Географический ландшафт - основная единица физико-географического районирования территории; генетически единый район с однотипным рельефом, геологическим строением, климатом, общим характером поверхностных и подземных вод, закономерным сочетанием почв, растительных и животных сообществ.)
ВОЗМОЖНО, ИМЕЛСЯ В ВИДУ ПЕЙЗАЖ (ОТ ФР. PAYS - СТРАНА, МЕСТНОСТЬ) - ВИД МЕСТНОСТИ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗАВИСЯЩИЙ ОТ ОСВЕЩЕНИЯ.
Южноамериканские страны, если смотреть на них издалека, обнаруживают целый ряд общих черт, которые становятся гораздо менее очевидными, когда эти страны рассматривают ближе и различия между ними начинают проявляться более четко. Сравнение относительно похожих стран может быть направлено на выявление сходных черт или различий. Например, исследователи могут заняться изучением безработицы среди сельского населения, чтобы выявить общие черты, присущие всем латиноамериканским странам; другие же могут выбрать предметом изучения коммунистические режимы, выявляя различия, существующие между в основном похожими странами1. Когда мы говорим, что существуют различия между методами сравнения похожих и различающихся стран, мы не пытаемся оценивать объективные различия; наша цель состоит лишь в четком определении двух стратегий сравнения. Хотя обе стратегии строятся на сравнении путем выбора соответствующей области исследования, они предполагают различные подходы к ней. Так, компаративист путем противопоставления может выявить основные особенности различных государств; или же, установив определенное сходство между ними, лучше объяснить причинные взаимосвязи и оценить маргинальные различия. В первом случае выбор стран, включаемых в сравнительное исследование, основан на признании их существенного различия; во втором случае отправным моментом сравнения служит относительное сходство стран.
Сравнение "относительно похожих" стран предполагает нейтрализацию отдельных различий между ними
ВРЯД ЛИ ТАКОЕ СЕРЬЕЗНОЕ ВЛИЯНИЕ НА СТРАНЫ ПОД СИЛУ ИССЛЕДОВАТЕЛЮ.
с тем, чтобы дать возможность лучше проанализировать другие. Такая стратегия составляет основу компаративистского метода. Как некогда отметил Дж. С. Милль, только путем сокращения, насколько возможно, числа взаимодействующих переменных можно проследить воздействие тех факторов, которые нам хотелось бы изучить. Так, гораздо легче проверить влияние некоторых институциональных норм на политическое поведение, выбрав ряд сходных демократий, нежели включив в проводимый анализ авторитарные режимы или псевдодемократические системы. Мы хорошо знаем, что компаративист, в отличие от ученого-химика, например, не может исключить влияние среды. Исследователю не удалось бы оценить влияние протестантской религии или некоторых законов о собственности в двух странах, "схожих во многих других отношениях". Исследователь может усилить убедительность своих выводов, лишь сделав тщательный выбор подлежащих сравнению аспектов политической и социальной реальности.
Ученому, изучающему политические системы, аналогии следует искать либо в социокультурном контексте таких систем систем, либо же в их структурах. Их однородность будет носить скорее культурный характер, если для сравнения выбираются, например, англосаксонские страны, и в большей степени структурный характер, если исследователь выбирает однопартийные режимы.
Сходство не обязательно обусловлено географической близостью стран. Тем не менее в поисках аналогий более естественным было бы ограничить сферу анализа определенным географическим регионом, где однородность среды определяется рядом факторов: историей, культурой, уровнем развития, т.е. всеми теми параметрами, которые могут быть использованы в качестве элементов контроля. Сегодня многие крупные университеты в развитых странах имеют специализированные научные центры по изучению стран Латинской Америки, Африки, Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока.
Такой региональный подход имеет свои достоинства и недостатки. Достоинства - очевидны. Прежде всего такая стратегия позволяет наиболее естественным образом держать под контролем те
переменные, которые исследователь хотел бы сохранять постоянными,
СОХРАНЯТЬ ПЕРЕМЕННЫЕ ПОСТОЯННЫМИ НЕ ИМЕЕТ СМЫСЛА: ОНИ ПЕРЕСТАНУТ БЫТЬ ПЕРЕМЕННЫМИ И ПРЕВРАТЯТСЯ В КОНСТАНТЫ.
с тем чтобы иметь возможность лучше проанализировать переменные, представляющие для него особый интерес. Тем самым, такое "зональное" исследование () обычно обеспечивает глубокое проникновение в сущность предмета изучения. Очень часто относительное сходство ситуации позволяет установить маргинальные различия и их причины2. Сосредотачивая свое внимание на относительно однородной области исследования, компаративист увеличивает возможность проведения глубокого анализа. Наконец, ограничивая исследование соответствующим числом стран, исследователь получает возможность конкретизировать предмет исследования. Многие вопросы приобретают свое подлинное значение в строго определенной, ограниченной сфере исследования. Так, персонификация власти, насилие и политическая нестабильность заслуживают особого рассмотрения во многих странах третьего мира3. Те, кто изучал страны Ближнего Востока, должны обратить особое внимание на влияние ислама, распространение неформальных организаций, важную роль наследственных моделей лидерства4. В этой части мира государство и общество сложились совершенно в иных формах, нежели западные государства и общества. И напротив, анализ парламентской формы правления в мировом масштабе не представил бы большого интереса, хотя парламенты, будь то полновластные либо марионеточные органы, существуют в большинстве независимых государств. Неудача многих работ, по-видимому, объясняется тем, что они включают в сферу своего рассмотрения много различных структур или явлений, которые едва ли имеют что-либо общее между собой, кроме названия. Имеет ли смысл сравнивать, как это сделано в недавно опубликованной работе, реакцию профсоюзов на экономический кризис в странах Западной Европы, Восточной Европы или же слаборазвитых странах, где ни сам "кризис", ни "профсоюзы" не обнаруживают сходных черт, действуя в столь различных контекстах? Пожалуй, имело больше смысла, когда исследователи ограничивали сферу анализа лишь странами Западной Европы5 или даже, в силу существенных различий между ними, отдельными регионами континента6.
Мы не можем поставить вопросы, касающиеся роли политических партий в образовании коалиций, их стремления к большему консенсусу, либо же "непостоянства" политических симпатий избирателей, не ограничив их сферой демократических систем, построенных по "принципу соревновательности". И действительно, все специалисты, занимающиеся изучением политических партий, хорошо знают, что одинаковые вопросы не следует задавать даже при сравнении Европы с Соединенными Штатами.
Такие показатели, как участие в выборах или же партийная принадлежность, нельзя считать механически сравнимыми в разных регионах. Но одно из достоинств регионального подхода может состоять именно в том, что он стимулирует обсуждение сущности некоторых явлений или факторов, представляя их в новом свете. Не обязательно следует заходить столь далеко, утверждая (как предлагает Р. Моргентау)7, что единственная массовая партия на таком континенте, каким является Африка, уже представляет шаг вперед к демократии. Но в то же время следует признать, что в государствах, где национальная политическая ситуация еще не является окончательно оформившейся, уровень "демократии" не пропорционален числу партий, выступающих на политической сцене. Следует проводить различие, как предлагал Д. Аптер, между преддемократическими (т. е. находящимися на пути к демократии) и антидемократическими системами.
Главный недостаток "региональной" стратегии определяется принципом ограничения, из которого она исходит. Ограниченная определенным регионом земного шара, такая стратегия способствует междисциплинарному подходу (исследуемому предмету, поскольку полную характеристику контекста можно дать только зная все многообразие его проявлений. Но всякий раз, когда региональный подход приводит к использованию таких понятии, как "культура" или "личность" (независимо от того, отражают ли они североафриканскую, южноамериканскую или исламскую специфику), мы должны задать себе вопрос, каков реальный вклад такой культуры или личности и какой научный интерес заключается в объяснении различных проявлений национальной специфичности посредством этой новой "специфичности", которую мы
не отвергаем лишь потому, что не можем объяснить исследуемое явление и включить его в более общий контекст.
СТРАННЫЙ СПОСОБ ПРЕОДОЛЕНИЯ (?) ТРУДНОСТЕЙ...
Один из возможных путей, позволяющих избежать ошибок дескриптивных исследований или же тех туманных объяснений, которые ничего не объясняют, состоит в том, чтобы выявить структурные данные анализируемого явления. В работах Ж. Ламберта или Д. Джермани и К. Силверта о государствах латиноамериканского региона показаны преимущества сравнительного политического анализа, ограниченного конкретным географическим пространством. Но очень важно также определить, какие особенности связаны со специфической историей этого субконтинента и какие из них носят более универсальный характер. Сильные демократические идеологии - особенность универсального характера, которая отличает этот регион мира от других;
В СМЫСЛЕ, ЛАТИНСКУЮ АМЕРИКУ? СИЛЬНЫЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ? НАСКОЛЬКО Я ЗНАЮ ИМЕННО В ЭТОМ РЕГИОНЕ СИЛЬНЫ ТРАДИЦИИ КАУДИЛИЗМА...
в то же время небольшой слой среднего класса может служить таким показателем, который можно было бы идентифицировать, сравнить и оценить для всех развивающихся стран.
Региональный подход способствует приобретению научного знания в тем большей степени, когда он не рассматривается в качестве самоцели, но способствует осмыслению общей проблемы. Книга Д. Колемана и К. Розберга о политических партиях в странах тропической Африки иллюстрирует механизм такого накопления знания10. Этот африканский субконтинент представлялся авторам "идеальной лабораторией для анализа процесса развития"; позднее он
рассматривался в качестве "поля" для изучения реальности перехода к современности. Три десятка африканских стран познали одинаковый гнет колонизации, вместе добились независимости и столкнулись с одинаковыми этническими разногласиями. В этих условиях выявляется много вопросов, требующих глубокого анализа, а именно: как выкристаллизовываются группы и партии, как государственным структурам удается или не удается ускорить процесс государственной интеграции и заполнить институциональный вакуум
ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
в центре.
Несомненно, ни проблемы, касающиеся создания новых государств, ни "однопартийные" структуры в том виде, в каком они развиваются к югу от Сахары, не являются исключительно прерогативой Африки. Исследования такого рода, естественно, заслуживают внимания и тех, кто занимается проблемами политического развития в другом контексте. Но выбор относительно однородной области исследования позволяет получать более глубокие теоретические обобщения и отбросить такие категории, которые не обеспечивают достаточного дифференцирования стран. Так, понятие "однопартийная система", примененное к странам черной Африки, оказывается слишком неопределенным, чтобы на его основе можно было провести четкое различие политических ситуаций в Гвинее, Сенегале и Камеруне. Вот почему Колеман и Розберг противопоставляют друг другу "прагматико-плюралистическую" и "революционно-централизующую" модели. Другие аналитики выбирают еще большее число моделей.
Выбор "относительно похожих" стран обычно приводит к необходимости проведения анализа на среднем уровне обобщения. Ограничив анализ странами Африки, или даже с регионами Магрибом и Сахелем, компаративист, без сомнения, окажется перед необходимостью проверить на их примере различные теоретические объяснения - например, оценить роль социальных классов или религии как факторов истории. В то же время никто не застрахован от ошибочной недооценки того, что пути развития, актеры исторического процесса и противодействующие силы не одинаковы в Африке, Латинской Америке и Юго-Восточной Азии.
Когда изучаемое явление четко определено, сравнительный анализ, несомненно, может быть более широким, а не сосредотачиваться на одном, строго ограниченном регионе. Многие компаративисты попытались провести широкомасштабные исследования по таким конкретным проблемам, как роль вооруженных сил12, бюрократического аппарата13, религиозных сил15 и политической оппозиции. Так, И. Л. Горовиц предпринял достаточно смелую попытку установить связь между африканской и латиноамериканской ситуациями, изучив смешение бюрократической и харизматической власти, власти, выходящей за рамки закона и рационализации, свойственных ряду партий свойственных ряду партий в странах третьего мира. Его исследование носит достаточно абстрактный характер что подводило ему провести такое сравнение. Значительно труднее представить себе такой всеобъемлющий сравнительный анализ, который мог бы охватить африканскую и латиноамериканскую политические системы во всей их полноте. Ни один из исследователей, насколько нам известно, не отважился предпринять работу такого масштаба. Недостатки такой работы, несомненно, оказались бы соизмеримыми с огромными различиями, существующими между этими двумя континентами.
Некоторые регионы пригодны для согласованных исследований, другие же - нет. Как мы убедились, Латинская Америка дала обильную пишу региональному подходу; она способствовала выработке таких объединяющих моделей развития, которые были, например, предложены Р. Путыэмом18 или М. Нидлером19. Страны черной Африки вызвали аналогичный интерес. Другие регионы мира в меньшей степени подходят для сравнительного анализа, поскольку их соседство не является основанием для проведения между ними достаточно серьезных аналогий. Несомненно, между Таиландом и Филиппинами, Индонезией и Бирмой, Вьетнамом и Малайзией существует демографическое и экономическое сходство. Но в политическом, социальном и культурном отношении различия между ними настолько велики, что их сравнение не может обеспечить
совокупного знания.
ЧТО ТАКОЕ "СОВОКУПНОЕ ЗНАНИЕ"?
Огромный труд, в котором сделана попытка охватить девять стран Юго-Восточной Азии, не содержит ни одного обобщающего вывода. "Юго-Восточная Азия, - просто констатируют авторы, - эта часть континента, граничащая с Индией и Китаем, - представляет собой один из самых неоднородных регионов".20. Большинство исследований, посвященных пестрой структуре Юго-Восточной Азии, даже если в них и сделана попытка скоординировать полученные наблюдения, не могут быть проведены иначе, как в виде отдельных монографических работ.
Бассейн Средиземного моря является регионом, наиболее предпочитаемым географами и историками, хотя и ее следует забывать о том, что острота видения таких историков, как Бродель, всегда определяется тем, что весь мир всегда присутствует в качестве фона изучаемого им мест действия. Постоянно обращаясь к открытию Нового Света развитию навигации в дальних морях, новым тенденциям способствовавшим превращению Антверпена в подлинный центр могущества Испанской империи при Филиппе 2 Бродель делает нас свидетелями драматического смещения центра притяжения в Европе. В то время, когда испанцы соперничали с турками за господство на Средиземном море и с французами за овладение несколькими крепостями, англичане и голландцы уже захватили свою долю владений на земном шаре. Могли ли бы мы утверждать в данном случае, что историк удовлетворился таким "региональным исследованием"?21. Политолог, в свою очередь, вскоре зашел бы в тупик, проводя сравнительное изучение северных и южных стран, расположенных в бассейне Средиземного моря, если только он не ограничил бы свое исследование несколькими проблемами, например, изучением роли родственных отношений и клиентелизма. В самом деле, никакие обмены достижениями цивилизации не в состоянии преодолеть резких различий арабского и греко-латинского миров. Более того, несмотря на тысячелетнюю историю, южнобережные государства обрели свою независимость лишь два поколения тому назад. Поэтому не удивительно, что политологи предпочитают рассматривать эти два побережья Средиземного моря отдельно друг от друга: с одной стороны - Северную Африку22, а с другой - южную Европу как специфический регион европейского континента23.
Несмотря на все их разнообразие, страны Западной Европы обладают значительным сходством. Тем не менее, сравнительные исследования стран Западной Европы как единого континента являются не столь впечатляющими, как можно было бы ожидать24. Не объясняется ли это тем, что географическая близость стран делает эти различия более очевидными? Одно из лучших исследований, представляющих Европу как единое целое, принадлежит ученым, живущим по другую сторону Атлантики. И это, без сомнения, потому, что наиболее специфические ее черты выступают более четко на расстоянии. У многих европейских авторов проявляется тенденция рассматривать лишь отдельные "деревья", отмечая что
ни одно из каждых двух не является одинаковым,
МОЖЕТ, ЧТО НИКАКИЕ ДВА НЕ ЯВЛЯЮТСЯ ОДИНАКОВЫМИ?
Тогда как позиция американских авторов позволяет им видеть весь лес25.
Изучаемая на расстоянии высокая активность избирателей и широкое представительство в различных политических партиях оцениваются как наиболее характерные особенности европейских политических систем26. На первый взгляд к этой же категории можно отнести такие особенности, как опосредованный характер политической игры или же формирование элит при помощи кооптации27. Глубина политических расхождений также проявляется особенно четко, когда их оценивают на расстоянии.
Американец Л. Эпштейн обратил внимание на существование в Европе сильных массовых партий и подчеркнул политическое значение социального расслоения. О. Кирчхаймер из Соединенных Штатов первым отметил тенденцию
движения западноевропейских партий к созданию всеобъемлющих недифференцированных партий29.
НЕ ВПОЛНЕ ПОНЯТНО...
Пробуждение европейского самовосприятия произошло уже позднее. Работы С. Гробарда "Новая Европа" и М. О. Хайслера "Политика в Европе"30 представляют собой явное стремление европейских авторов рассматривать свой собственный континент как бы с некоторого расстояния. То же самое можно сказать и о работе Г. Смита "Политика в Западной Европе" 31, в которой автору удалось создать убедительную картину всего континента. Сегодня вклад американских исследователей в познание Европы, воспринимаемой как регион, изобилующий специфическими проблемами, несомненно уравновешивается вкладом европейских ученых. Изменения, затрагивающие партийные системы, связанные с непостоянством симпатий избирателей, неприятием традиционных политических сил и стремлением к консенсусу, изучались учеными по обе стороны Атлантики32. То же самое можно было бы отметить и в отношении политической активности, сочетания интересов, стилей политического поведения и социальной демократии33.
Мы встречаем больше работ широкого диапазона, исследующих "развитые" страны, передовые или "постиндустриальные" общественные системы, плюралистические или "западные" демократии и парламентские режимы, нежели таких, которые рассматривают Европу как целый континент. Количественно - европейский континент фигурирует в этих исследованиях значительно чаще любого другого. В своей работе "коалиции в парламентском управлении"34 С. Додд, например, рассматривает семнадцать стран, в числе которых только две (Австралия и Новая Зеландия) не являются европейскими. В работе Р. Даля "Политические оппозиции в западных демократиях"35 рассмотрены десять стран, девять из которых - европейские. Д. Рей в книге "Политические последствия избирательных законов"36 рассматривает двадцать стран, из которых только четыре не являются европейскими. Хотя все эти авторы и представляют европейские страны в оригинальном свете, они, тем не менее, определяют сферу своих исследований не в соответствии с социокультурными критериями,
МОЖЕТ БЫТЬ, ОСОБЕННОСТЯМИ?
присущими древнему континенту, а в соответствии с системными особенностями. В таких тематических исследованиях Атлантический океан становится рекой, Австралия перемещается в северное полушарие, а Япония
представляет Дальний Запад.
Нам следует признать, что выбор более широкого контекста "плюралистических демократий" может оказаться полезным именно для выявления европейской специфичности. Сопоставление с примерами Соединенных Штатов и Японии дает дополнительную информацию тем, кто изучает увеличение численности государственных служащих37 или же политическую роль, которую играют высшие государственные чиновники38. Однако более предпочтительным при изучении европейского континента оказалось бы его обособление, с тем чтобы более точно сформулировать вопросы, касающиеся схожих между собой стран. Так, например, работа К. фон Бейме о европейских политических партиях, по-видимому, выиграла от того, что исследование было ограничено государствами, имеющими общий исторический опыт39. В своих работах Мени и Райт40, а также Роккэн и Урвин41 подчеркивают значение специфического прошлого для объяснения современной картины взаимоотношений центра с периферией в Европе.
Изучение ценностей, подобное тому, которое было проведено Европейской группой по изучению систем ценностей, можно было бы расширить путем сравнения с другими странами, находящимися за пределами Европы. Тем не менее, следует подчеркнуть особую актуальность вопросов, относящихся непосредственно к тому, что происходит в самой Европе. Так, угасание национализма имеет особую значимость для Европы43, где и родилось само понятие нации. Связь национализма с церковью и религией определяется той исторической позицией, которые занимали религиозные институты при монархической власти; осознание роли труда и его отношение к государству оформилось под влиянием мощного социалистического движения.
Фон, создаваемый общей конфигурацией характерных особенностей, определяет значимость и существо проводимых сравнений между странами. Региональный подход, указывает Липгарт, "не должен применяться без разбора, но лишь в том случае, когда он позволяет контролировать максимальное число переменных. И в этом смысле некоторые небольшие регионы могут представить большие возможности, чем обширные регионы44. Четыре скандинавские страны представляют собой одну из самых излюбленных областей сравнения45; верно также и то, что число социологов, приходящихся на квадратный километр территории, здесь значительно выше, чем где-либо в мире.
Но существуют страны с относительно похожей культурой, которые в то же время географически не являются соседями. Д. Билл и К. Лейден исследовали процессы модернизации в странах Ближнего Востока, простирающегося от Марокко до Пакистана, включая Судан, Турцию и Иран. Как показано в работе46, ислам фактически определяет относительную однородность исследуемого региона. М. Хадсон, изучая "арабский мир", ограничил сферу исследования рассмотрением проблем идентичности и легитимности47, Выбранные им критерии сравнения также не географические, а культурные; "арабизм" в такой же мере зависит от самосознания и волеизъявления, как и от таких факторов, как язык или религия. Господство принципа () (национальная общность всех "братьев-арабов") затрудняет становление в этой части земного шара национальных государств (пайоп-51а1е&) и придает особую важность изучению стран этого региона.
Англосаксонские государства являют собой пример отдельных групп стран, объединенных общими особенностями политической культуры. Им посвящено огромное количество работ. Можно задать вопрос, чему в данному случае принадлежит перевес - тому, что их объединяет, или же тому, что различает. Так, географическая близость не является ни единственным, ни лучшим критерием, определяющим относительную однородность этих стран. Некоторые страны могут быть расположены на различных континентах и тем не менее обладать поразительным сходством. Культурное родство или историческое наследие могут значить больше, нежели географическая близость. Существуют и другие характеристики, по которым можно проводить сравнение стран, расположенных в различных уголках земного шара. Так, для изучения феномена государственного централизма можно было бы выбрать Францию, бывший СССР, Японию и Австрию; или же объединить в одну группу Гонконг, Сингапур, Уругвай и Люксембург для изучения образования мини-государств; или же рассматривать вместе Малайзию и Югославию как полиэтнические образования. И если определение "Тропическая Африка", предложенное Колеманом и Розенбергом, распространяется также и на ряд "полутропических" стран, то это потому, что в это определение заложен скорее политический, чем климатический
195
смысл. В отличие от ученого-географа политолог, естественно, отдает предпочтение факторам функционирования политических систем.
Не всегда легко провести различие между социокультурным контекстом и политической структурой, поскольку они связаны между собой; и сходство, существующее на одном из этих уровней, обычно приводит к аналогии и на другом уровне. Но тем не менее, акцент может быть либо на культуре, либо на структуре. Когда К. Брейхер исследует такие явления, как стабильность или усиление идеологий в странах западного мира48, оспаривая тем самым тезис об их угасании, он дает оценку культурным критериям однородности. И, напротив, когда К. фон Бейме49 изучает группы по интересам в "демократических системах", он прежде всего обращает внимание на
системные аналогии.
ЧТО ТАКОЕ СИСТЕМНЫЕ АНАЛОГИИ?
Влияние групп давления, методы их действия и их внедрение в различные парламентские, правительственные, административные и партийные органы анализируются на фоне плюралистических структур и институциональных механизмов, во многом сходных между собой. Несомненно, имеет больше смысла изучать поведение элит и их взаимоотношения в рамках относительно однородной сферы, нежели в резко различающихся системах. Так, исследование этих проблем50 на примере широкого круга стран вылилось в обобщающий сравнительный труд "Бюрократы и политики в западных демократиях" ()51. Так, например, работа С. Эльдерсвельда, Ж. Кооймэна и Тео ван дер Така об элитарных группах в Голландии52, в которой показана относительная изолированность и подчиненное положение высших государственных чиновников по отношению к парламентским элитам, выявляет особенности, представляющие интерес только к ситуациям, где такие депутатские или партийные элиты существуют. В работе Т. Энтона о Швеции53 также представлены высшие бюрократические слои, своеобразие которых выявляется лишь в сравнении с достаточно похожими странами.
Сравнение относительно похожих стран проводится на фоне отдельных или многих характерных для них особенностей. Однако, когда неоднородность области исследований очень велика, расплывчатые и слабые аналогии часто делают невозможным получение каких-либо значимых выводов. В тот момент, когда аналогия становится слишком неопределенной, может оказаться более эффективной другая стратегия, о которой пойдет речь в следующей главе.