Жертва любви
А тут нас и застигло предложение, от которого, как говорят, трудно отказаться: организуется студенческий отряд для строительства олимпийского объекта. Приезжал покупатель - представитель строительной организации, и расписал и условия быта, и перспективы заработка: де жить будете на берегу моря, выходные дни как у белых людей, организация досуга и пр, и, соответственно, поведал кое-что об организации труда и его оплате. Мы-то, в общем, уже привыкли к сыру в мышеловке, и так
чтобы сильно, уши не развешивали, но слово "море" само по себе вызывало образ ночной дорожки на безмолвной глади воды, пение цикад и
звуки поцелуев, и это соблазняло. Так что стройстудотряд состоялся.
Но самое удивительное во всём этом оказалось то, что представитель не обманул. Поселили нас в молодежном лагере на берегу моря, и нам
с этим отменно повезло: из окон корпуса прямо на нас смотрело море, так что для того, чтобы его увидеть, и спускаться никуда не нужно было. Встаёшь утром, солнечные лучи зайчиками поблескивают по воде, тишина и прохлада. Быстро к морю, окунулись, не успели позавтракать - автобус уже пофыркивает. И самое приятное то, что когда в конце
срока работ подошли к кассе, получили на руки столько, на сколько никак не рассчитывали. Словом, контроль за работой оказался четкий, и организация
работ была на высоте.
Еще замечу, что погода практически весь срок стояла отменная, и мы уже привыкли к ласковости моря, и только в самом конце, перед отъездом, оно показало свой характер. Утром
мы выглянули в окно - черно-грязные огромные волны катились к берегу, вспучивались у него, и вода с ненавистью обрушивалась вниз и, захватывая гальку и песок, как судьба, тащила их в свою пучину. И невольно нам, любителям играться с волнами, падая под них и чувствуя, как они увлекают нас под себя, пришел образ, как кто-то из нас это сделал сейчас, и как человек оказался среди всего этого безумного движения воды, в которой летят камни, как человек бессильно пытается сопротивляться, но мощная сила даже не усмехается его попыткам, и легко превращает его в мертвый кусок мяса, в корм для рыб. И невольно дрожь пробегает по коже при взгляде на силу и мощь этого великана. И невольно человек содрогнётся, невольно рука поднимается, чтобы почесать репу, в которой возникла тяжкая мысль: с морем шутки плохи.
Если не считать этого прощального вздоха моря, наше пребывание на нём не было отягощено никакими отрицательными эмоциями, разве что только одной, связанной, как ни странно, с удовольствиями. В стройотряде были люди с разных факультетов, так что кто-то кого-то знал, кто-то кого-то видел впервые, и т.о. возникали новые знакомства и новые отношения, и, само собой разумеется, новые любови. Довольно было и пар. И к их числу относится и ваш покорный слуга. Мы поехали с Олей. Дружили мы с ней довольно давно, чуть ли не с первого курса, и наши отношения уже давно устаканились, как и отношения многих из подобных нам. А тут, по приезде, когда всё новое и необычное, ты попадаешь словно в иной мир, в иную жизнь, ты словно наново начинаешь жить, так что твое прошлое, хотя оно и рядом, и сопровождает тебя, от тебя словно отодвигается, удаляется. Так что очень скоро всё перемешалось и появились первые радости и первые слезы, и я не видел, чтобы кто-н. оказался исключением из правила. Стало интересно не то, что внутри существующих отношений, а то, что вне, и все устремились в новые отношения и новую жизнь, так что и мы с Олей непроизвольно начали удаляться друг от друга, и по большей части каждый занимался самим собой. Тут уже начали возникать новые связи и новые любови, и мы все непроизвольно оправдывали себя перед другой своей половиной подобно тому, как это делал Лев Ландау: ведь если ты меня любишь, то ты должна (должен), радоваться, что мне хорошо. Неужели тебе жалко для меня совершенно чужой девочки (чужого мальчика), если я от этого получаю удовольствие. Ты должна (должен) только радоваться этому. Такие мысли возникали у меня в связи с новыми моими знакомствами, и я, в редкие минуты сознания, поражался их естественности и непроизвольности, словно всё это так и должно быть. Первое же отрезвление у меня возникло довольно скоро. Для меня всё это было поверхностно, так, словно это и не со мной вовсе происходит, а гуляет само по себе моё тело, отпущенное на какой-то срок на волю, и я ни на чем и ни на ком не задерживался. Во всей этой игре для меня были какая-то случайность и временность. Случайность, потому что вдруг, откуда ни возьмись, появлялись какие-то девицы, и ты часто даже имен их не знал и лиц не запоминал. Они появлялись и тут же исчезали, канули в лету, как будто их никогда и не было. А тут и
возник первый сигнал, который не то, чтобы заставил меня остановиться, но заставил обратить внимание на то, что происходит под поверхностью этих отношений. Вдруг возникла какая-то девица со своим
"люблю". Я такой человек, что от всех этих "люблю", от всей этой навязчивости стараюсь отстраняться, но ты и отворачиваешься от человека, и стараешься от него всеми способами отвязаться, а он, как какая-то жертва своего чувства, висит на тебе, и невозможно его стряхнуть с себя, и чем больше ты выказываешь своего пренебрежения, тем сильнее он к тебе липнет. Ты словно разжигаешь его своим отторжением от себя. Использую я для того, чтобы избавиться от навязчивости, других девиц, с которыми у меня дружеские отношения: я прошу их избавить меня от навязчивой. И девицы берут на себя эту функцию охотно, и их действия достигают цели. Так
случилось на этот раз: девица перестала меня преследовать прямо, а вместо этого
слонялась по лагерю и с жертвенным видом, унынием и слезами объявляла всем и
каждому встречному-поперечному,
что она любит, так что превратилась в притчу во языцах и начала вызывать
раздражение, так что ей стали говорить, что ведет она себя неправильно,
неприлично. Кажется, после такого поворота событий она пришла к выводу, что её
окружают враги и замкнулась в себе и там и жила со своей любовью. И
хотя для меня эта история вроде бы закончилась, но она заставила меня
затормозиться в моих отношениях. Кажется, я подумал, что пора включать ум, чтобы
избежать повторения подобных историй. И это моё торможение заставило меня
обратить внимание на то, что происходит с Олей, о которой я решительно не помнил
всё это время. И тут у меня и возникло обратное, ревнивое отношение: а ведь я её
не видел потому, что она не видела меня. И если она была не нужна всё это время
мне, то и я ей был не нужен, так как, в противном случае, она так или иначе, а
появилась бы на моём горизонте. И тут-то я и обнаружил, что Оля прячет от меня
глаза. Что она не может смотреть мне прямо в глаза. И что она всячески избегает
меня. И это обстоятельство кольнуло в моё сердце, и сердце моё упало. И тут Юра
Демченко, наш всеобщий сплетник, доложил мне, что Оля крутится
вокруг аспиранта. Оля у меня, то есть у бывшего, а не сегодняшнего меня, девочка
трезвая и расчетливая, и я прекрасно понял, что она пытается поймать свой
шанс: каким бы я ни был, но что такое я, как не семь пятниц на неделе, как не
человек, на которого нельзя опереться, который не способен держать равновесие и
колеблется то в одну, то в другую сторону, то рысак, то хромая лошадь. Это я
прекрасно понял, я понял эту объективную сторону, но она ничего не изменяла во
мне. И в первый момент мне стало не до девиц. С наступлением ночи и
исчезновением Оли моё воображение независимо от меня рисовало её половые акты с
аспирантом, состояние её тела, её дыхание, ощущения, которые она испытывала. И вот те ощущения наслаждения, которые она испытывала в это время, всё то, что она говорила, чувствовала, все её содрогания с другим, всё это доставляло страдания, потому что все эти ощущения и чувства она испытывала не со мной,
она дарила их другому, и я чувствовал себя обворованным. Об этом не следовало думать, потому что это только растравляло душу и ни к чему не вело, и я не стал об этом думать. Но быть непосредственным, каким я был по приезде в лагерь, я уже не мог. У всех у нас есть человек, своего рода громоотвод, к которому мы можем во всякое время обратиться. Таким громоотводом для меня всегда была Люба. Я даже не знаю, как она ко мне относится.
То есть я не могу сказать, что она меня любила. Пожалуй, она и не способна была
ни на какие отелловские чувства. Она была на удивление ровна и рациональна, и, кажется, её
рациональность составляла её характеристическую черту. Кажется, она относилась к
тем женщинам, которые однажды решили, что они - не красавицы, и брала мужчину не своей
женственностью, а своим умом. Она действительно не была красавицей, но и не
относилась к разряду дурнушек. Но ведь реальность человека и то, что он думает о
себе, это часто не совпадает. Но, пожалуй, самым важным в моих отношениях
с ней заключалось в том, что моё тело не отторгало её. Ведь в наших телесных
чувствах к женщине очень часто стоит то, что тело её отторгает, что ему словно
противно тело другой женщины, и ты можешь сколько угодно пытаться
преодолеть себя, а чувство брезгливости, отвращения не позволяет тебе это
сделать, тогда же, когда ты всё же это сделаешь, чувствуешь себя замаранным.
Правда и то, что человек ко всему привыкает, привыкает и к собственной замаранности, и перестает её замечать, так что в самом отвращении начинает находить наслаждение. Это и называют извращением. Другая сторона этого
же состоит в том, что тело женщины непреодолимо притягивает к себе. Женщина
женственна, настолько, что невозможно устоять. Она может быть или дурой, или
подлой, но, как говорится, "любовь всё преодолевает", так что летишь, как
бабочка на свет, без соображения. С Любой не было ни первого, ни второго. Отношения с ней были подобны тому, как нормально покушал, без всяких вывихов и выкриков. И т.о. окончание срока ограничилось контактами с Любой.
Оле я ничего не сказал "по поводу измены". Она, видимо, чувствовала себя изменившей. Но ведь если она чувствовала себя изменившей мне, и что этим она "поступила со мной нехорошо", то это её собственные чувства и её собственные проблемы. Я же не чувствовал себя изменившим ей, и насчет себя был
в этом отношении совершенно спокоен. Конечно, тело у неё богатое, хорошее тело. Но мои страдания по поводу её тела были связаны с переживанием мной переходного процесса, связанного с осознанием того обстоятельства, что это богатое тело, которое я считал своим, перестало быть моим и стало принадлежать другому. Впрочем, это не правильное выражение: тело Оли принадлежит Оле. Она сдает его в аренду. Она нашла более выгодный договор аренды, и разорвала существующий договор и заключила новый. Конечно, неожиданный разрыв договора без уплаты неустойки, это неправильно, ну, да мы не мелочны.
То, что у мужчины "да-да", "нет-нет", у женщины "и да, и нет". И по возвращении
Оля всё пыталась восстановить отношения, оставаясь
там. И это её вполне устроило бы. Но я по природе своей, наверное, собственник, и то, что не моё, то не моё, и что моё, то моё. И отношение к моему и не моему - это два очень разные отношения. Но здесь есть и другое: оставалась Оля там, или нет, это не имело значения. Имело значение то, что она
однажды была там. И поэтому интимной душевной дистанции с ней
впредь быть не могло.
19.11.10 г.