Шуйская Анна Светлановна : другие произведения.

Злая ведьма из темного леса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мертвые никогда не уходят, не достигнув цели, а эльфы всегда получают желаемое. Проблем становится больше, когда приходится иметь дело с мертвым эльфом.
      
      Первая часть: http://samlib.ru/editors/s/shujskaja_a_s/na_grani_rassveta.shtml
      Третья часть: http://samlib.ru/editors/s/shujskaja_a_s/zametayushchaya_sledy.shtml
  
I
  
  Что есть свет, как не преодоление тьмы? Что есть благородство, как не борьба со слабостью духа? Посему не осуждай и не суди, но протяни руку тем, что готовы услышать, и расскажи, что можешь ее протянуть, если прислушаться не хотят.
  
  Не оскверни оружие кровью беззащитных, а душу - гибелью врага без великой на то нужды. Не отрекись от заблудших, не покинь страждущих и не обмани надеющихся. Все мы дети единой Матери, какими бы именами не называли ее чада.
  
  Посему не осуждай и не суди, но протяни руку и расскажи о том, что можешь ее протянуть.
  
  "Поучения детям Храма", настоятельница Дана К'Риан.
  
  
***
  
  Двадцать девятый день снежного месяца четыреста двадцать восьмого года от начала правления династии Кэйтан.
  
  Когда ты злая ведьма, приходится остерегаться людей, живущих по соседству. Когда очень злая - уже не обязательно.
  
  Наставница Алесса была п р о с т о злой ведьмой. Во время тепла она собирала травы, корешки, птичьи яйца и древесные соки. Во время холода смотрела за окрестностями, собирая дань с лесовиков, и варила зелья. Давно, когда ее двор состоял из кривой избушки и сарая для кур, а ночи порой коротались в компании пришлого эльфа, все было проще. Крестьяне не ходили в лес, лес не ходил к крестьянам. Но жизнь имеет дурное свойство меняться, и когда любимое зелье "для свободной жизни" подвело, пришлось завести коровку и двух коз для молока и творога. Дитя-то, раз уж родилось, на одних яйцах и бруснике не окрепнет.
  
  Коровку задрали волки, а козы прижились. Они, их детки и все их семейство оказалось таким злобным и буйными, что волкам их рога отомстили сполна.
  
  А уж после... Сын, первая ученица, соседка в лесу за речкой, внучок, новые ученицы, правнук... Вот уж последнего лучше б Древние в ночи украли. Отец отдал сопляка Храму Матери, чтоб не возиться с эльфенком, и ладно б с концами! Но нет, надо ж было ему рассказать о второй человеческой родственнице!
  
  Так все и началось. Стоило ушастому пацану научиться держаться в седле, как зачастил в гости. Сначала наладить родственные узы пытался по-хорошему. Встанет посреди двора, встряхнет золотыми кудряшками и как начнет рассказывать о вселенской любви и единстве, что до вечера не замолкает. Девок от работы отвлекает, прабабкин послеобеденный сон портит песнями - и ведь пусть красивыми и печальными, но фальшивыми до задницы...
  
  После того, как его прогнали, мальчишка решил подружиться с маленькими ведьмочками. То за грибами с ними соберется, то за ягодами. Девчонки его не боялись, да и сама Алесса до поры беды не видела, но вся ее благосклонность улетучилась после драки у ручья, когда дети что-то между собой не поделили. Эльфенок вряд ли желал девочкам зла, но унять разобидевшихся ведьм не сумел, был бит и прибежал к прабабке со слезами с кулак размером.
  
  Алесса тогда не выдержала и пожалела бедного сироту, не сдержав данного себе обещания никогда и ни при каких условиях не давать ему ни надежды, ни поводов считать ее родней. Слишком уж в разных они живут мирах.
  
  Маленький Аллен этого так и не понял.
  
  Он возвращался раз за разом, находя новый предлог и не слушая все более грубых приказов катиться обратно. Его выпроваживали все тверже и тверже. Он был королевским паладином, служителем Матери, искренне молился и нес свою веру впереди себя всегда и везде. А они, все до единой, звали Мать людей единокровной им сестрой и не склонялись ни перед кем.
  
  Когда-нибудь это могло обернуться трагедией. Люди не любят ведьмовство. В их дурные головы могли прийти мысли или повесить мальчишку за дружбу с лесными жительницами, или использовать, чтобы до них добраться. Они могли попытаться вынудить его убить ведьм во имя религии, и кто знает, что сделали бы с ним при отказе.
  
  Алесса любила всех своих детей, как родных, так и приемных. Отказывалась в этом сознаваться, но любила, потому, наверное, так и осталась п р о с т о злой ведьмой.
  
  
***
  
  В очередной раз мальчишка заявился к ней на изломе зимы. О его похождениях на развалинах замка не слышала только ленивая русалка, и это стало еще одним поводом не разрешать ведьмочкам с ним водиться. Адьке, правда, не запретишь: своим фиктивным браком она гордилась, а на мужа налюбоваться не могла, хотя и сама говорила, что вместе они только ради черной ведьмовской корысти.
  
  И, должно быть, ради возможности дразнить наставницу, что она ее чадушко порой таскает на сеновал.
  
  Алесса только вздыхала, не находя слов, и молила всех покровительниц колдовского племени, чтобы глупая девчонка не подарила миру еще одного ушастого младенца. То, что связываться с эльфами - дурное решение, она поняла еще полтора столетия назад, но как донести это до ученицы? Кровь кипит, сила плещет - не до наставлений.
  
  Нет, сам Аллен все же хороший мальчик. Наивный, бестолковый, но добрый - с высоты двухсотлетнего возраста своей прабабки. Поэтому, когда в полдень тихова дня[1] он сполз со своей лошадки, ворота ему открыли без промедления. Даже ручной волк приветливо вильнул хвостом.
  
  Адька, не дав супругу поприветствовать каждую из учениц Алессы, потащила его в свою избушку. Увы, не для семейных радостей: за работу хорошей (и почти не гулящей) женой ведьма требовала с паладина плату редкими и необычными ингредиентами.
  
  Над очередным списком, не замечая подглядывающих в полузакопченые окна девчонок, они трудились почти час и вышли к самому ужину.
  
  В тереме накрыли большой стол на всех присутствующих. Пахло тремя, а то и больше, варевами сразу, а младшие ведьмочки играли между собой в материализацию[2], хохоча так звонко, что с непривычки могла заболеть голова. Непривычным был только оборотень, принявший ради трапезы человеческий облик, но его обхаживала благодушная и располневшая хозяйка.
  
  Все это выглядело удивительно домашним. Аллен, добрая душа, успел уже и позабыть, как старшие из этих девчонок в былые времена кидались в него лежалыми помидорами, а оборотень подрал полдюжины штанов. Расслабилась и Алесса, заставляя себя смириться с тем, что теперь они родня не только по крови, но и по обстоятельствам.
  
  Супругам постелили на чердаке, единодушно решив, что ведьмина рабочая избушка хороша для чего угодно, но только не для сна. От подглядываний их защищала близость спальни Алессы, где ночевал оборотень, не стесняющийся рыкнуть пару ласковых, если его будили топаньем раньше рассвета.
  
  И все складывалось хорошо до самого утра, видит богиня...
  
  Аллен открыл глаза, когда небо уже едва-едва окрасилось розовато-золотым. Он лежал, бесцельно глядя в незанавешенное оконце, несколько минут, пока не понял, что не слышит сопения жены.
  
  Несколько касаний - и он проснулся окончательно, едва не поседев от ужаса: выходило, что он вот уже который час делит постель с трупом. Теплым, сладко пахнущим, но совершенно безжизненным трупом.
  
  В доме стояла тишина. Спустившись на третий этаж по коротко и пронзительно поскрипывающей лестнице, паладин даже рискнул заглянуть в спальню прабабки, но в постели не было ни Алессы, ни ее драгоценного Миши. А мир словно застыл, как вставшая на ребро монета, никак не расставаясь с ночью и не переходя в утро.
  
  Как он услышал сдавленные и далекие всхлипы среди оглушающей тишины - вопрос, который пришел молодому полукровке гораздо позже. В подштанниках и с кинжалом в руке он почти перелетел через ступени оставшихся двух лестниц и выскочил во двор, озираясь в поисках плачущей женщины. Сделал вдох, не чувствуя холода...
  
  Тропа. Не рассвет его разбудил и не мертвая Адька, а потусторонняя вонь Древних и их Троп! От осознания этого паладин едва не задохнулся от гнева. Он знал, что всякая ведьма может практиковать некромантию, но чтоб у себя дома? Среди детей?!
  
  На звуки плача он побежал, полный праведной ярости. Как оказалось - очень вовремя.
  
  Еще издали он увидел рослую фигуру с запорошенными сединой волосами. Она шла, покачиваясь и спотыкаясь, все дальше в лес, хватаясь руками то за ветки, то за лицо. Одна, без проводника.
  
  Аллен понял, что если пойдет дальше, то может не найти дороги домой. Он не эльф и не обученный чернокнижник. Только мысль, что и его прабабка тоже, заставила его шагнуть в чащу.
  
  Мир вокруг менялся неуловимо, исподволь - за спиной или когда взгляд соскальзывал на тропу под ногами. Не двигались деревья, небо не превратилось в страшный черный провал, нет... но появились звуки. Тихие, на грани слышимости. К таким невозможно прислушаться и невозможно не слышать, они заполняли мир от просвета между травинок до застывших в вышине облаков и постепенно проникали в голову. Замещали привычный посвист дыхания и треск промерзлых веток и инея. Размывали границы мыслей и постепенно становились ими.
  
  "Не смотреть", - говорил ему когда-то слепой королевский вор, сам не знающий, насколько он не человек.
  
  "Не слушать."
  
  Аллен резко выдохнул, усилием воли изгоняя из головы чужеродный шепоток, и вдруг понял, что не знает этой части леса. И, что страшнее, больше не видит Алессы.
  
  Вокруг него темнели стволы седых деревьев, похожие на те, что из мира людей, но неправильные в мелочах, которые не выходило разглядеть глазами. Все существо паладина-полукровки вопило, что этот мир - не для таких, как он. Опасность везде, в каждой плавной и вместе с тем угловатой ветке, в каждой травинке, изъеденной инеем, как ржавью. Если он позволит себе и дальше с м о т р е т ь или с л у ш а т ь, то не найдет дорогу домой.
  
  "Алесса", - больно ударив себя по щеке, подумал Аллен. В этом месте непозволительно быть громким. Даже бояться запрещено. Кое-как отвесив еще несколько пощечин, ухитрившись не порезаться о кромку кинжала, он заставил себя идти, больше не глядя по сторонам и доверившись звериным эльфийским чувствам. - "И Адька. Ей нужна чешуя дракона, а не мертвый фиктивный муж."
  
  Он шел все дальше, не позволяя разуму цепляться за ломкие сучья и угловатые стволы обступивших его деревьев. С каждым шагом, уводящим его по Тропе, с них слетали обрывки земных образов, обнажая уродливую суть. Что происходило с его собственным телом, Аллен не знал и знать не желал, но помнил: идти по Тропе без проводника - долгая, но верная смерть.
  
  Умирать не хотелось. Приложи он усилия, и вернуться в мир живых стало бы сравнительно простой задачей. Быть может, ведьмочки и сумели бы найти свою наставницу, пустив по следу оборотня или сварив какое-нибудь зелье, разрывающее ткань миров.
  
  "Только Алессе к тому времени будет все равно."
  
  С неожиданной яростью он развел ветви-руки, норовящие расцарапать бледную и тонкую человеческую кожу, и зашагал быстрее. Направление перестало быть важным. Он полуэльф, значит, чувствует это место лишь немногим хуже Древних и всех их потомков. Еще он паладин, а паладины не сдаются. Еще - правнук хитрой, упрямой, з л о й ведьмы, попавшей в беду. И он отыщет эту ведьму, и она не посмеет...
  
  - От меня скрыться, - пробормотал вслух Аллен, вместо черноты многочисленных деревьев обнаружив за густыми ветвями поляну. С одной стороны глубокий снег пересекала обметенная с обеих сторон полоса, с другой - отдельные, пусть и глубоко уходящие вниз следы.
  
  Алесса шла к тому, кто ждал ее неподалеку от кромки хищно изломанных деревьев, и Аллен подавился вдохом, вдруг ставшим морозным и едким.
  
  Это существо не было похоже на тех эльфов, что он встречал раньше. Оно не напоминало и своего портрета из книг по истории и магии, но Аллен узнал его. Тропы Древних иссушили тело, некогда создававшее из металла и камня могучие артефакты, оставив хрупкую паучью грацию, недоступную ни низшим остроухим сородичам, ни тем более человеку. Недлинные волосы не просто выбелило временем, а лишило цвета, как и глаза, но тонкий нос и неправильная, слишком прямая линия бровей были теми же, что видел в зеркале королевский паладин.
  
  - Алесса... Алесса! - рыкнул во всю мощь обожженных холодом легких Аллен, но ведьма, не остановившись, продолжила путь. Чем ближе она подступала к эльфу, тем ярче разливалось пшеничное золото в ее косе и тем тверже становились шаги.
  
  Тропа возвращала ведьме молодость или эльф, Аллен не знал, но одно усвоил с детства: не водись с мертвыми, не доверяйся им и уж точно не пытайся играть по их правилам. А то, что травница Алесса, так и не перешедшая порог, чтобы называться очень злой ведьмой, пришла сюда не по своей воле, было очевидным.
  
  "Я эльф, - вновь подумал паладин, пробираясь меж ветвей к больно жгущей глаза белизне поляны. Пока ему удавалось избежать глубоких царапин - ни одна не закровоточила. - Я эльф и имею власть над этим местом. Я смог сюда прийти, стоило только пожелать. Я не боюсь холода."
  
  Дышать становилось легче.
  
  "Не боюсь ветвей."
  
  Полуголое тело вырвалось из темной паутины, тут же проваливаясь стопами в снег.
  
  "И способен не тонуть в этой реальности как человек или давным-давно сдохший эль..."
  
  Первые два шага он ухитрился сделать почти по самой корке сугробов, но на третьем провалился до колен. Вернулись и холод, перехвативший дыхание, и жжение в ссадинах.
  
  Ведьме оставалось несколько шагов до ожидающего ее мертвеца, без особой заинтересованности скользнувшего прозрачным взглядом по корчащемуся в снегу полукровке. Ни презрения, ни интереса.
  
  - Аррен Л'Дор! - На этот раз эльф досадливо поморщился, но даже оборачиваться не стал, любуясь ползущей к нему женщиной. И Аллен разозлился. - Милорд Аррен, посмотрите на меня! Не знаю, как это получилось, но я - ваш правнук! Посмотрите на меня! Я никчемный полукровка и оскорбляю вас одним своим видом, верно? - засмеялся паладин, поднимаясь, но схватился за горло. Холодно-о... Никогда еще не было так холодно.
  
  Это не зимний мороз. Тонкий ручеек озноба, свивший гнездо где-то в животе, уходящая жизнь - дыхание миров Древних, куда проваливался дурак, решивший, что может тягаться силой и хитростью с лордом-колдуном. Если не сопротивляться, все произойдет быстро.
  
  - Аррен-ниэ[3]!
  
  Глазам стало больно, эльф рванул из него жизнь грубо и резко, но Аллен не заткнулся. Благоразумие - благая черта, но не когда стоишь у самой Грани.
  
  - Вы здесь подзадержались, Аррен-ниэ... Кто-то снял ошейник с волчицы замка Конрадайн! Кое-кто.
  
  "Я."
  
  Внутри черепа хрустнуло и защелкало, но Аллен уже не думал о последствиях. Закоченевшая рука метнула кинжал нетвердо и неточно, и эльф, потерявший остатки лоска, полностью обернулся к нему, забыв об изначальной цели. Он мог бы не шевелиться, все равно короткое лезвие летело выше его плеча, но - нет. Тонкие пальцы не поймали, а взяли кинжал, небрежно и демонстративно. Глупый человечек, мог бы сказать эльфийский лорд, что ты против меня? "Я убью тебя первым", - мог бы добавить он, медленно делая шаг в сторону от Алессы.
  
  Но он молчал, и взгляд его становился невыразительным и пустым, как у взбешенной гадюки, готовящейся к прыжку.
  
  "Мне не страшно", - успел подумать Аллен, с трудом разгибая плохо слушающееся и замерзшее тело. Паладины не умирают на коленях. Еще они редко умирают от своего же оружия, но это хоть нелепо, но не позорно.
  
  Хрупнуло.
  
  На этот раз - не в его теле.
  
  Аррен Л'Дор пошатнулся. Бесцветные глаза утрачивали пустоту безумия, а ладонь взметнулась к лицу. Из левой ноздри к губам скатилась темная капля. Из правой, после короткой заминки, вторая. Эльф, не шевелясь, перевел взгляд с Аллена на вставшую ведьму. Ударившую его ведьму.
  
  Ручеек смазали уже на подбородке, зажимая разбитый нос, но новые струйки уже обвивали пальцы.
  
  Алесса, не дожидаясь развязки, побежала, спотыкаясь и подобрав подол ночной рубашки. Аллен очнулся от ступора, смешанного с пока еще неосознанным ужасом - еще через пару секунд.
  
  Кровь стекла на ребро ладони, застыла, набухая, и полетела вниз.
  
  Мир сжался, но за миг до того ладонь паладина сдавила ладонь злой ведьмы.
  
  
***
  
  
  
  
II
  
  Светлые сны и темные ночи,
  Сказки напевы и зарево дня -
  Все для тебя, любимый сыночек,
  Пусть твой покой духи предков хранят.
  
  Пусть твоя жизнь будет легкой и светлой
  И не познаешь ты горечь обид.
  Солнцу, воде и могучему ветру
  Я на рассвете шепчу: "Сбереги".
  
  Незамысловатая колыбельная, популярная в деревнях близ Северного Кэйтанского леса.
  
  
***
  
  Восьмой день месяца солнца двести шестьдесят седьмого года от начала правления династии Кэйтан.
  
  За окнами шел дождь. Затянувшаяся весна сдалась лету после тяжелого боя, и последние три недели шум ливня чередовался со звоном ручьев.
  
  В избе жарко грела печь, и хозяйка лежала на старенькой кушетке в полудреме, придерживая сосущего грудь младенца. Длинные волосы она заплела в косу и то и дело вытирала потный лоб. После тяжелого дня самым лучшим отдыхом для нее было полежать на солнышке или погреться у печи. Ее первенец тоже оказался теплолюбивым и довольно жмурился, когда мать осторожно протирала мягкую кожу тонким куском ткани.
  
  Долгая зима хорошо сказалась на благосостоянии ведьмы: селяне приходили к ней за травяными сборами и просили заговорить амбары от волков и воров, а детей - от болезней. Когда в особо сильную оттепель она пришла в деревню в шали, а не шубе, неуклюже перебираясь по мосту и придерживая живот, староста, посовещавшись, предложила ей вместо обычной надбавки за срочность помощь по хозяйству. С тех пор деревенские четырежды в декаду присылали к ней двух мальчишек и девку лет двадцати, и Алесса позволила себе отдыхать. Девчонка и младший из мальчиков оказались смышлеными - в самый раз для ведьмовского дела. Перед родами им было доверено приготовить несколько составов, от запаха которых сама Алесса безбожно чихала и отекала.
  
  После она еще дважды прошлась по селам, расправившись со всеми делами наперед, таская закутанного во все платки младенца и даже погостив ночь у знахарки. Та оказалась старой и мудрой и ничего не сказала об острых оттопыренных ушках ребенка: знала, что хочешь не хочешь, а эльфы всегда получают желаемое.
  
  И вот теперь, отогреваясь и потихоньку забывая о бесконечных метелях, дожидаясь помощницу, Алесса наслаждалась заслуженным покоем. В подполе хватало запасов, коза давала молока и на творог, и на сыр, сынишка не болел и обещал вырасти крепким мальчиком...
  
  Она заснула, по-птичьи обняв ребенка, чтобы не придавить. Покрывало сползло к животу, и взмокшие плечи ощутили прохладу первыми. Приоткрыв глаза и облизывая обметавшиеся белым губы, Алесса поднялась - и вскрикнула, ударившись затылком об стену.
  
  Склонившийся над ней мужчина снова занес было руку, но болезненно скривил тонкие бледные губы и просто схватил ведьму за волосы у самой головы.
  
  Он стащил ее с кушетки, досадливо покосившись на заворочавшегося младенца, и принялся бить, не больно, но унизительно, не выпуская волос. Его трясло от ненависти, а визгливый детский плач лишал последнего самообладания. Наступив на нижнюю юбку, единственную одежду е г о ведьмы, он толкнул Алессу на пол. Наклонившись, ухватился за косу, рывками вытягивая из нее ленту.
  
  - Хочешь моего позора? Так?! Алесса! - не понижая голоса вопреки сдавленным мольбам, рявкнул мужчина. - Алесса, я предупреждал тебя, что не потерплю этого выродка!
  
  - Ты пугаешь его, - сипло бормотала ведьма, прикрываясь безжалостно распущенными волосами. - Пожалуйста, не...
  
  - Сунь эту дрянь в печь, пока я сам этого не сделал! Как ты могла? - нечеловечески легко подломились его колени, и мужчина оказался сидящим рядом с ошалевшей от боли и страха ведьмой. Он заставил ее поднять голову, взяв в ладони, и посмотреть на себя.
  
  В искристых серых глазах светилось неподдельное сожаление и страдание. В бледно-голубых - паника беззащитного зверя.
  
  Он был прекрасен. Кровь Древних, их наследие читалось в каждой черте лица и тела, сила бурлила, готовая прорваться сквозь тонкую оболочку кожи. Этому нельзя сопротивляться, просто не получится.
  
  Эльфы всегда берут то, что им хочется.
  
  Когда Алесса зарыдала, почти перекрывая плач ребенка, высокородный лорд обнял ее, свободной рукой подтягивая сброшенную рубашку. При виде пятен от проступившего молока скривился.
  
  Люди... отвратительны. Их тела нелепы, а плоть слаба. Эльфийские девы, вынашивая и рожая дитя, меняются: становятся дикими кошками в двуногом облике, бешеными и прекрасными, способными защитить потомство от любого врага. Человеческие женщины полнеют и дурнеют, расплываются, теряя остатки того, что с натяжкой можно назвать красотой.
  
  Его ведьма тоже была одной из этих нелепых созданий. Она ничем не напоминала эльфийских дев, хоть и не уступала им ростом. Возможно, из-за этого уродующего различия ему нравилось видеть ее волосы распущенными - на эльфийский манер. Это сглаживало ее медвежью внешность и одновременно приглушало нечто иное, от чего в голове расчетливого и мудрого правителя исчезали разумные мысли.
  
  Золотые кудряшки позволяли ему думать, а не сходить с ума и вести себя подобно буйной скотине. Она сама виновата, что заплела волосы.
  
  - Я не должен тебя бить, душа моя, - тихо, почти беззвучно шептал эльф, баюкая на груди трясущуюся ведьму. Под звуки голоса, чарующего не меньше, чем дыхание Тропы, затихал даже младенец. - Я никогда не подниму на тебя руку, клянусь тебе, только не заставляй меня это делать. Прости. Прости.
  
  По полу сквозило из приоткрытой двери, выдувая жар. Алесса дрожала уже от холода и позволила одеть себя в грязную рубаху, оцепенелая и опустошенная. Ее усадили на кушетку, погладили ушибленную голову и темнеющую от синяка щеку и оставили, занявшись ребенком. Когда скрипнула заслонка печи, Алесса очнулась.
  
  - Аррен-ни[4], не надо, - выдохнула она, понимая, что не сможет встать. Посветлевшие и мокрые глаза только и могли, что смотреть на покрасневшего от натуги малыша, брезгливо завернутого в тряпицу и лежащего в сильных отцовских руках. - Ради меня, душа моя...
  
  - Я говорил тебе избавиться от него. Если о нем узнают, меня разорвут свои же, - не смотрел на нее эльф. Взгляд его был устремлен на пламя. - Они ждут повода, ошибки... чего угодно. Они хотят мира с вашим племенем, хотят забыть о традициях и разрушить все, что я создавал. Все эти десятилетия, Алесса, - заговорил он тише, - или этот... ублюдок.
  
  - Я назвала его Аэлланом.
  
  Аррен Л'Дор не сдержал усмешки: ведьма дала этому красному комку имя высокородного эльфа. То ли хотела подольститься, то ли просто выжила из ума. Говорят, у человеческих женщин это случается.
  
  - Я должен заниматься войной, - произнес он, но уже без прежней ледяной, едва проскальзывающей ненависти. - А ты предлагаешь мне жить... жить здесь. В этой избушке, с этим уродцем, забыв об императорском дворце и почти безграничных возможностях. Мне подвластны Нижние миры, Алесса, - повернул он голову, наслаждаясь сморщившимся от страха лицом в обрамлении бледно-золотых потоков. - Еще немного, и я смогу призвать новую армию, не боящуюся смерти. Мне будет подвластно время.
  
  Обойдя печь и уложив ребенка на полати, эльф вернулся к женщине, усаживаясь у ее ног. Без ожидаемого от себя же отвращения погладил мягкий полный живот, нырнув под расшитую рубаху всей ладонью.
  
  - И тебе, душа моя, - произнес он с полубезумной искренностью, сопровождающей все его самые сильные желания. - Быть может, мне удастся сделать тебя подобной мне.
  
  "Подобной тебе", - повторила в мыслях Алесса и шевельнула ногой. Телу возвращалась подвижность, и она, блекло улыбнувшись, кивнула.
  
  - Оставь ребенка, - попросила она, с трудом пересаживаясь ровнее. Голова болела, глаза подводили, а в желудке начинались спазмы. - Мы сделаем это вместе, но не сейчас. Помоги подняться, - потянула она ему руки, - мне плохо.
  
  - Это из-за ребенка, - почти без запинки произнес Аррен, подставляя женщине крепкое плечо и придерживая за поясницу. - Кормить грудью - чудовищная идея, которая могла прийти только людям.
  
  Алесса заковыляла к выходу, чувствуя, что еще немного, и ее вырвет прямо под ноги.
  
  - Нет, душа моя, - пробормотала она сдавленно. - Просто я ушибла голову.
  
  
***
  
  Эльф мурлыкал свои песни, разглядывая, как его ведьма готовит и ловко орудует ухватом. Его забавляли мысли о жизни здесь, о ссорах, о летающих горшках и баночках с травами и зернами. О том, что его единственным выбором станет, кого из зверья подманить на ужин.
  
  Это казалось приятным - в такие моменты. Алесса, вынужденная убрать волосы под платок, снова становилась той ведьмой, которую он встретил больше двадцати лет назад на своей земле, и снова сводила его с ума. Иначе, чем безумием, он не мог объяснить помутнение сознания, во время которого ему не хотелось ни власти, ни человеческой крови.
  
  Если бы он был любым д р у г и м эльфом, то остался бы с ней и позволил оставить в живых своего сына, маленького, страшненького... совсем не эльфенка. Оставил бы огромный лесной дворец на грани миров, пропитанный дыханием Троп и жизнью другой стороны, спал бы на кушетке, чтобы не мешать младенцу и его матери. Собирал бы травы, вслушиваясь в их пение, и пел сам, исцеляя болезни или сводя в могилу раньше срока. Построил бы кузницу и продолжал творить, сплетая металлы с лунным светом, яростью и кровью. Он, Аррен Л'Дор, дитя Древних...
  
  ...и потому вернется обратно после того, как избавится от полукровки. В свой дворец, к своему народу и своей войне. В этот дворец он приведет человеческую женщину, медведицу с мягким теплым телом и безжалостным колючим взглядом, когда получит желаемое. Напомнит людям их место. Выжжет полукровок, насмешек над природой, до самой последней твари. Обретет силу, позволяющей забыть о законах и многовековых традициях.
  
  - Ты станешь моей любимой, когда придет время, - опустив ресницы, произнес эльф, позволяя голосу течь так, как решила природа, не подстраиваясь под грубое человеческое ухо. - Никогда не покинешь меня, а я никогда тебя не оставлю.
  
  Заревел оставленный на полатях ребенок, но Алесса не повернула к нему головы, низко склонившись над горшочком. Руки отщипывали, разрывали листья приправ, мешали, взбивали, разливали, резали, а мысли ушли далеко-далеко. Только одно сказала ведьма за все это время:
  
  - Спой еще, мастер Аррен.
  
  В голосе Аррена Л'Дора, легко поднимающегося к дробной капели и спускающегося в грозовые раскаты, звучала тоска, но не та, что живет в сердцах людей. Алесса не могла найти описания тому, что слышала. Самым близким ей казалось то ощущение, стягивающее низ живота болезненно-будоражащим холодом, когда проливаешь свою кровь, открывая дорогу в Нижние миры.
  
  Вся суть эльфа словно рыдала от пустоты и безысходности, жаждала стать частью окружающего мира, но не могла. Чуждое, неправильное существо, не находящее дороги в несуществующий дом, запертое в этой клетке, почти всесильное и обреченное. Быть может, иные из его народа способны на близость с себе подобными, но не этот осколок древней крови.
  
  Алесса слушала его, расставляя горшочки с ужином, а затем кивнула, приглашая к столу. Сама не села, а принялась пеленать сына.
  
  - Что ты делаешь, душа моя? - поинтересовался Аррен через несколько минут, с изумлением глядя, как на осипшего от крика младенца натянули теплый чепчик.
  
  - Река поднялась, - тихо отозвалась ведьма. - Пусть это закончится, но ему не должно быть холодно.
  
  "Рехнулась", - понял эльф, оглядывая избу с таким видом, будто надеялся увидеть подтверждения своей догадки. Но нет, пузырьки из заморского стекла, которые он сам приносил ей эти двадцать лет, стояли на полках и столах такими же стройными рядами, как и прежде. Книги на полках, шкатулка с эльфийскими украшениями, одно присутствие которых на человеческой женщине считалось невероятным оскорблением, рядом с зеркальцем. Если безумие и пришло к ведьме, то совсем недавно.
  
  Он поморщился и решил не думать о глупостях, принимаясь за еду. Алесса, закончив с ребенком, села рядом, обнимая его правую руку, и прижалась щекой к плечу. Она всегда будет его любить, понял эльф, даже после его решения. Не донеся ложку с наваристым бульоном ко рту, он опустил руку обратно. Бесстрастное лицо вдруг обрело выражение удивительной, робкой нежности.
  
  - Мы все делаем верно. Если ты пожелаешь, то станешь матерью моих дочерей или родишь сына, но тогда, когда кончится эта война. Сейчас нельзя. Ты понимаешь меня?
  
  - Да, душа моя, - согласилась шепотом Алесса, стянув с головы косынку. Не такие густые, как прежде, но все еще тяжелые кудри растеклись по плечам и спине, когда она встала налить любимому травяного отвара. - Но война кончится?
  
  - Кончится, - был убежден Аррен. - Твои сородичи - просто люди.
  
  - Верно.
  
  Она поцеловала его, когда он пил, и снова обняла, глядя на язычки зажженных свечей. Сидела долго, даже когда дыхание эльфа стало неровно-прерывистым, и поднялась, не глядя на него. Безвольная рука в ее ладони со стуком ударилась об лавку.
  
  Весь путь до двери Алесса сбрасывала на пол пузырьки с зельями и настоями, стараясь не вдыхать терпкий аромат. Вытащила из-за печи узелок со сбережениями, переоделась, все так же не оборачиваясь, взяла на руки сына и вышла.
  
  Последней на пол упала свеча, сброшенная чем-то незримым. Она угодила в большую лужицу зелено-гнилостной жидкости, но не потухла, а вспыхнула, стремительно растекаясь воском.
  
  Пламя плясало в полуприкрытых, живых глазах Аррена Л'Дора.
  
  
***
  
  
  
  
III
  
  Со светом зари сравнимы лишь чистота безвинной души и верность страдающего сердца.
  "Поучения детям Храма", настоятельница Дана К'Риан.
  
  
***
  
  Тридцатый день снежного месяца четыреста двадцать восьмого года от начала правления династии Кэйтан.
  
  Алесса спала на плече оборотня, а Дейра, третья по старшинству ведьмина ученица, меняла гостю повязки. После возвращения, когда страсти поутихли, а Миша перестал скалиться по-волчьи в человеческом облике, Аллен позволил себя растереть и полечить.
  
  Странно, но Адька не спустилась вниз на шум и крики. Когда обеспокоенный супруг попросил девочек поверить, не случилось ли чего, они не нашли в спальне ни чернявой ведьмы, ни ее остывшего тела. Не было ее и во дворе, и в построенной для опытов избушке. Самое время волноваться, если бы не темнокожая маленькая Жесса: девочка обнюхала подушку "сестрицы" и картаво сообщила, что Адька жива и здорова, только немного напугана. Заплутала в лесу, решили остальные, но Аллена это не успокоило.
  
  Уйти спасать жену ему не дали, подпоив успокаивающей настойкой и оставив дремать на лавке, закутав одеялами.
  
  Он смог твердо встать на ноги только под вечер, усталый и ослабевший. Дейра, которой давно приглянулся ушастый паладин, вилась вокруг него с шутками и подколками, но на вопрос ответила честно: того, что осталось в его физической оболочке, не хватило бы на жизнь и ребенку. Пришлось позаботиться о нем, чтобы не затянуло обратно на Тропу, по-ведьмовски. Тело восстановит утраченное, преобразует влитые в него силы, но на это уйдет не меньше дня-двух.
  
  Алесса все еще спала и ничего не могла рассказать о мертвеце, приходящем к ней на рассвете. Зато оборотень смог. Шикнув на девочек и велев расходиться спать, он принес в спальню ужин и бутылку, пахнущую травами и брусникой. Полуэльфу не налил, да и себе плеснул на самое донышко.
  
  Говорил он долго и о страшном, глядя куда-то за спину Аллена, а паладина трясло. Он помнил взгляд белоглазой твари и с новой силой ощутил желание умыться. А прабабка жила с ним живым. Спала. Даже любила.
  
  Он рассмеялся, уронив голову в ладони, но на неровном вдохе закашлялся. Могла она сама пойти за ним?
  
  - Нет, - ответил на безмолвный вопрос волк, не пытаясь сделать вид, что просто угадал. - Но никогда раньше он не подбирался к ней так близко. И ты точно не помешал им... воссоединиться, - почти сплюнул он. - О н не хочет ни мира, ни любви, только вернуться. И ты знаешь, Аллен, чем грозит его возвращение.
  
  Мастер Аррен, некогда выковавший подавляющие магию цепи для королевы-волчицы, вновь обретет плоть после сотни с лишним лет блуждания по Тропам. Безумный от своей ненависти эльфийский лорд. Взвоет даже его собственное остроухое племя.
  
  - Но первым делом он придет сюда, - кивнул оборотень без выражения. - За ней и тобой. После найдет в столице волчицу и вернется в свой дворец, чтобы собрать оставшихся эльфов и напомнить, как надо обращаться с человеческим мусором.
  
  - Если во время поисков леди Стефаны не столкнется с королевским магом. Говорят, мастер Томас не человек.
  
  Оборотень впервые за весь день ухмыльнулся, но не ответил. Аллен немного ободрился.
  
  - А следом за мастером Томасом мастера Аррена услышат и другие маги.
  
  - И оставят на месте столицы выжженный пустырь, потому что мастер Аррен эльф. Эльф, юный паладин. Ты не видел, что они творят с живой материей и разумом, и молись своей богине, чтобы никогда не увидеть. Он стравит городских магов между собой и сдерет с волчицы шкуру.
  
  - И жрицы его не отпугивают? - морщась от открывшихся перспектив, уточнил Аллен. В иной ситуации ему могло бы польстить оказаться правнуком могущественного чародея, но не сейчас. - Если следовать логике эльфийских религий, все они восходят к верованиям в единую Мать, породившую Древних и из крови которых появились Старшие. Значит, они должны подчиняться обрядам жриц, это же классический пример материализации и, если отойти от догматов веры, зацикленной на себе идеи!
  
  Оборотень смотрел на него, не мигая. Судя по взгляду, искал рог на лбу или ослиные уши, не меньше.
  
  - Жрицы не отпугнули, - четко и медленно произнес он. - Ритуалы действуют пару дней. Идей не видели. За материализацией - к ведьмочкам.
  
  Аллен смущенно хмыкнул.
  
  - Я хотел сказать, что если Аррен-ниэ был воспитан так, как положено порядочному эльфу, то на него должны действовать ядер... базовые ритуалы, потому что он сам в них верит. Но изгнание мертвых - не базовое. Такие вещи в каждом народе свои. Значит, нужно обратиться к тому, что есть в обеих религиях. Чего хотят мертвые, свернувшие с Тропы? - неожиданно спросил паладин. Миша поскреб щетинистый подбородок.
  
  - Мести, - предположил он.
  
  - Того, чего страстно желали при жизни, - поправил его прилежный храмовый ученик. - Аррен-ниэ был убит любимой женщиной, потому что стремился к тому, что ее напугало. К власти любой ценой. Так? - Оборотень кивнул, а Аллен воодушевился так, будто все же попробовал ведьминской настойки. - Два: как он приходит?
  
  - По Тропам, конечно.
  
  - Но как он з н а е т, куда идти?
  
  В повисшем молчании, разбиваемом только дыханием спящей Алессы, паладин широко улыбнулся.
  
  - Он или идет к дому, или к ней самой. Но этого места он знать не может, ведь сгоревшая изба была к северу отсюда? Значит, Алесса. Но она живая, изменяющаяся, за нее нельзя зацепиться. Вот и выходит, что страсть, - подвернув ноги под себя, принялся загибать пальцы Аллен, - ведет его к месту, где Грань для него тоньше всего, и оттуда приходит к Алессе, с помощью которой он добьется цели. Вопрос: почему? Что в ней такого, что не изменилось за полторы сотни лет?
  
  - Вина, - отозвался глухо оборотень, и мальчишка важно поднял к потолку палец.
  
  - Вина.
  
  - И ты знаешь, что заставит ее прекратить себя ненавидеть за собственноручное, - подражая паладину, загнул тонкий когтистый палец волк, - мучительное, неоправданно жестокое убийство любимого ублюдка?
  
  - Культ Белой Матери утверждает, что покаяние очищает все грехи. Мы же предполагаем, - скромно заметил Аллен, - что этот подход в корне неверный. Любовь людей к самобичеванию бесконечна, если в этих людях есть совесть. Без помощи они не сумеют вырваться из круга иллюзий.
  
  - Ей это не понравится, - посмотрел Миша на зябко сжавшуюся под одеялами ведьму. Примерно с тем же выражением смотрел на нее и Аллен, не подозревая, как выразительно лицо вытягивается в скорбную маску.
  
  - Совершенно точно не понравится.
  
  
***
  
  Тридцать второй день снежного месяца четыреста двадцать восьмого года от начала правления династии Кэйтан.
  
  Телега ехала по едва расчищенной дороге, увозя от ведьминого двора и Алессу, и ее окрепшего правнука. Сердитая ведьма так и не решила, насколько бредовой была эта идея, и позволила себя усадить на мех только потому, что в удачном исходе не сомневался ее волк. Мише она доверяла. Меньше, чем рунам, но больше, чем себе.
  
  Поездка, недолгая, но тряская, закончилась в столице, во дворе одного из наемных домов. Аллен помог Алессе спуститься и попросил подождать в его комнате, пока он все подготовит. Ведьма с брезгливостью оглядела и дом, и любопытных жильцов, и пошла за паладином.
  
  Они поднялись на второй этаж, в одну из комнат, отгороженных от других не слишком крепкими стенами и тонкой дверью. Ценностей здесь не было, как и личных вещей.
  
  - Здесь тихо, - зачем-то сказал он, поправляя на кровати одеяло и раздвигая шторы. - Соседи ко мне не приходят. Все начнется в полдень и займет не больше часа.
  
  - Целого часа откровений перед толпой незнакомых людей. Они будут смотреть на меня.
  
  - Посмотрят и прекратят, - попытался ее утешить Аллен, но ведьма его перебила:
  
  - Я не зря ушла в лес. И еще помню, как семьдесят лет назад сожгли Сьеру В'Енс за то, что она решила потрепать языком перед точно такой же толпой.
  
  Она села на край скрипучей кровати, подумав, что паладинам выдают такие ради их же благочестия. Аллен, подумав, сел рядом, снимая теплую куртку.
  
  - Другие времена. При нынешней королеве и леди-волчице никто не позволит фанатикам нарушать закон. Даже с такими историями, - прибавил он не без некоторого сомнения. - Эти люди помогут вам.
  
  - А если не выйдет?
  
  - Госпожа Алесса, - вздохнул паладин, - вы же ведьма и должны понимать законы других миров. У тайны есть сила только тогда, когда о ней никто не знает. Расскажите ее всему свету, и из нее уже не зачерпнешь ни стыда, ни страха. И мастеру Аррену придется оставшуюся вечность бродить по Нижним мирам и грызть уши.
  
  - Если только он не наберется сил прежде этого.
  
  - Откуда? Разве что мастер Аррен найдет и сожрет несколько свежеумерших эльфов. Но он не сумел сделать этого за столько лет, значит, не сумеет и сейчас.
  
  Алесса улыбнулась было, но тут же стала сумрачнее тучи.
  
  - Если к нему не придут добровольно, - тихо-тихо пробормотала она.
  
  
***
  
  Площадь под открытым небом заполнял народ, пришедший отпраздновать зимнее солнцестояние. Жриц среди них было едва не больше, чем стражи, и то и дело одна или другая поднималась на деревянный помост с объявлениями и наставлениями. Алесса с интересом прислушивалась и к тому, и к тому, удивляясь, как изменилась жизнь в королевстве за последние сто лет. Во времена ее молодости жрицы были на редкость самодовольными дамами, а паладины и думать не смели заходить в бордель при свете дня.
  
  Впрочем, Аллен рассказывал, что вот он-то ходит туда сугубо по делам просветительским и даже убедил одну из девушек оставить свое занятие и уйти в храмовые жрицы. К счастью, местного праведника не побили: девушка оказалась приемной дочерью владельца борделя, и тот только обрадовался, когда та взялась за ум. За это Аллена порой бесплатно кормили, но дальше кухни не пускали.
  
  В правдоподобие этой истории ведьма не верила. Хотя... нет, это другие бы мальчишки стали хвастаться любовными подвигами, а у паладинов меряются добродетелью. И плевать, что происходит на самом деле. Люди...
  
  Женщина ухмыльнулась, на пару минут забыв, что ей предстоит, да и к помосту пошла чуть более спокойной. Люди. Не стоит их бояться, когда всегда можешь снова стать очень злой ведьмой.
  
  В ушах еще стоял смех пришедших посмотреть на яркие фокусы. Ноги вдруг задрожали. Поднявшись на показавшийся слишком высокий помост и пропуская мимо себя веселую пьяную девицу, Алесса вдруг поняла, насколько нелепо и ужасно звучит "Сто лет назад я убила своего возлюбленного эльфа".
  
  С минуту она стояла, пытаясь найти в себе силы сказать хоть что-нибудь, и ее окружало все больше тишины. Горожане смолкали, глядя на странную незнакомку в парадном платье.
  
  Алесса пригладила зачесанные назад седые волосы и с досадой поняла, как сильно вспотела ладонь.
  
  - Я пришла, - осипшим голосом произнесла она, - чтобы раскрыть тайну.
  
  
***
  
  Возвращались они после полуночи, и Алесса никак не могла прекратить хохотать. Стоило пить меньше, но когда тебя угощает королева-оборотниха, отказываться просто невежливо. Правящая же королева, уже после того, как гостям стало все равно, с кем плясать, отозвала лесную жительницу в сторону и серьезно сообщила ей, что королевская благодарность за избавление страны от чудовища не знает границ. Это можно воспринимать как угодно, но леди Кэйтан, как никогда похожая на герб своего рода[5], была весьма красноречива в обещаниях, самым скромным из которых было дарование земель и титула.
  
  Волчица отыскала ее перед самым отъездом и поцеловала в щеку. Бурная реакция для леди благородных кровей, но, поразмышляв, Алесса решила, что узнай она после трехсот лет заточения, в каких муках подох ее палач, тоже была бы счастлива до безумия.
  
  На душе действительно полегчало. Быть может, ведьма просто слишком измоталась за последние дни, но ей хотелось верить, что это разрушаются оковы ее проклятья.
  
  Когда они подъехали к дому, в окнах горел свет. Нервное веселье поутихло, и Алесса первой спрыгнула в снег.
  
  - Она не вернулась, - не спрашивая, как все прошло, с порога выдохнула встретившая ее Дейра. - Искали у лешаков, даже к протоке ходили. Не было ее у русалок.
  
  Адька...
  
  Алесса обернулась к идущему к ним паладину и подтолкнула ученицу в дом. Духота от свечей и печи кружила голову.
  
  - А Миша...
  
  - Ушел еще до рассвета.
  
  Не прошло и четверти часа, как ведьмино подворье опустело. Закутанные в полушубки девчонки всех возрастов разбредались по лесу, стараясь не отставать от старших, зажегших огни на своих посохах. с одной группкой пошел и паладин. Хмель из его головы выветривался хуже, чем у прабабки, но осознание происходящего действовало даже лучше ночного морозца.
  
  Чем дальше уходили ведьмы в лес, тем больше скрюченные деревья напоминали ему те, что он видел на Тропе. Но не было ни мертвечины в воздухе, ни шепота. И все же паладин остановился под старой елью и кольнул палец ножом. Капля упала в снег так, как случалось всегда, и тьма не ожила, почуяв пролившееся тепло. Нет, это все еще был их мир...
  
  Адька нашлась на холме, замерзшая, исцарапанная в кровь, но живая. Лицо ее белело, словно снег, а глаза казались стеклянными. Она не отреагировала на крики подруг, но вцепилась в Аллена почерневшими от холода пальцами, стоило ему над ней склониться. Так он и отнес ее, рыдающую и полубезумную, в дом, к теплу и привычным запахам трав.
  
  Но ведьмочка ничего не узнавала. Она отбивалась при попытках раздеть себя и перевязать, разливала согревающий чай и старалась забиться в угол, пугаясь всякого шороха. Как шептала Аллену Дейра, разум ей еще можно попытаться вернуть, но руки спасти не сумеет и самая искусная целительница.
  
  
***
  
  Угол от бани да провал подвала - все, что осталось от ее избушки. Здесь еще пахло смертью так же, как и много-много лет назад.
  
  Алесса пришла сюда, оставив своих девочек бродить по темному лесу, в котором затаилось чудовище, только потому, что знала: в чаще никого нет. Пока они далеко, им ничего не грозит.
  
  Но и здесь чудовища не было. Только то, что оно любезно оставило после своей забавы. На черном снегу лежал, подобрав к распоротому брюху лапы, ее оборотень.
  
  
  
  
***
  
  Примечания:
  
  [1] Тихов день - третий день декады, которому покровительствуют тихи, духи первородной тьмы.
  
  [2] Материализация образов - одно из базовых упражнений на концентрацию. Применяется во всех школах и целительских орденах.
  
  [3] "-ниэ" - фамильярное обращение к равному или младшему.
  
  [4] "-ни" - обращение к более высокородному возлюбленному.
   [5] Герб династии Кэйтан - бронзовая коронованная змея с зелеными глазами.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"