Слишком много Огня и одиночества для одного человека.
Панкеева Оксана "Хроники странного королевства"
Знакомство с каноном желательно для понимания природы и действия Огня.
"Безнадежность. Далекий-далекий взгляд в возможное будущее. А что там? Все та же безнадежность".
Ладонь заскользила по боку гитары, перетекая на столешницу и задевая разбросанные листы и письменные принадлежности. Слишком много всего, чтобы остановиться на чем-то одном, но и торопиться некуда.
Указательный палец прижал было палочку сангины. Нет. Все не то, совсем не то.
"Или это отчаяние? Почему нельзя так просто сказать, что за глупости роятся в голове, и не тратить время на придумывание для них названий? Ох, как бы это упростило жизнь..."
Смех превратился в удушливо-мокрый кашель, забивающий горло, словно чьи-то пальцы. От этого начинало трясти. Или от холода? Маэстрина Эстела не хотела вникать в такие мелочи, как быт. Для нее всегда находились и более важные вопросы.
Графическая абстракция? Очередной рассказ в стопку таких же малюток или, может быть, продолжение портрета одной из любимых героинь? Много, много дел.
"Она помнила, как выбор сводил ее с ума. Право на ошибку, отметаемое с презрением и клеймом самого постыдного, что может произойти с человеком, могло бы стать краеугольным камнем пути если не к величию, то к чему-то гораздо большему, нежели бесцельные мечтания".
***
Маэстрина открыла глаза. В комнате было темно и тихо, только ветер скулил в плохо закрытые ставни. В ее маленьком домике не осталось бесполезных вещей вроде занавесок и красивых задвижек на окнах. Деньги, вырученные за них, тоже были на исходе.
Под щекой растеклись капли. Исписанные листы жадно впитывали влагу, но Эстела не отодвинулась. Какой пустяк - расплывшиеся записи, которые и так отправились бы или в стол, или на растопку.
Какой же пустяк.
***
Когда-то давно семейство Ардди уединенно жило в маленьком домике за городской чертой и не то чтобы горя не знало... Нет. Нет, конечно же. Люди как люди, всякое бывало. Господин Ардди, обладатель цепкого ума и некоторой Тени, вел свои дела, а госпожа Ардди, не имевшая, как говорили, класса, занималась домом, а через некоторое время - и дочерью.
Талантливый ребенок. С этим соглашалась каждая, познакомившаяся с малюткой Эстелой. Она, наверное, умела все, что только возможно, и могла добиться успеха в чем угодно.
Огонь. Молодой, еще не успевший оформиться, но уже обещающий большое будущее своей обладательнице.
***
Первым время забрало отца, и госпожа Ардди задернула пестрые шторы. У нее не осталось времени на апельсиновый сад и беседку, и только вечерами она возвращалась в любимое кресло у крыльца, чтобы послушать пение Эстелы. Все еще наладится, она знала это.
Несколько лет спустя стало ясно, что обучение Ардди не по карману, и Эстеле придется забыть и о музыке, и о рисовании. Учеба, работа, учеба... Госпожа Ардди скончалась до того, как дочь забросила ненавистное дело и вернулась в маленький домик, чтобы идти тем путем, по которому тянет ее Огонь.
Жизнь стала одержимостью, безумной любовью к тому, что щедро расплескивал сжигаемый разум. Процесс ради процесса, плевать на постороннее - когда все внутри переворачивается от бездействия, становится не до пустяков. То, это... Если бы ей хватило сил на все, чего просили руки и ум! Если бы хватило сил собрать расходящиеся в разные стороны жадные язычки пламени...
***
Протянуть на остатках родительских средств и мелких заработках удавалось уже почти два года. Траты Эстелы сводились к расходным материалам для работы и тому минимуму, без которого не прожить. Продать домик и сад с беседкой она не решалась, да и то не из понимания, что много с этого - с ее-то отсутствующей деловой хваткой - не выручишь. Эстела не видела для себя другого приюта.
Ей не хватало целостности, чтобы уйти во что-то одно, не сворачивая и не сожалея. Не хватало наглости, чтобы пробиться. Не было и решимости и сил, чтобы расстаться со своими портретами, переплетениями линий, складывающимися в волшебные картины, и даже рассказами. Все это уже было, повторяла она. Это заинтересует только дураков.
Не выдержать конкуренции. Не хватит воли. Не получится. Не пережить отказа.
Она рыдала, обнимая старую гитару, и клялась, что отдаст все на свете, если этот распроклятый Огонь превратится в самую захудалую Тень или просто исчезнет. Лишь бы перестал отравлять, разламывать на кусочки.
Она пыталась прибиться хоть куда-то ради денег и спокойствия - и срывалась, задыхаясь от безнадежности. Нельзя так. Неправильно. Извращенно. Как можно не писать, не окунаться в это бесконечное, захлестывающее до последней мысли сотворение? Пусть нерезультативное, но возвращающее к жизни, заполняющее растущую внутри пустоту.
Умом Эстела понимала - нужно отступить. Нужно найти в себе решимость и действовать сейчас, чтобы дожить до прекрасного "потом". Будет больно и тяжело, это верно. А как иначе? Нужно только перетерпеть, свыкнуться - и заставить свыкнуться его. Просто действовать так, как правильно. Но...
"Не оставляй меня, сожги, но не оставляй, - повторяла она, корчась на полу покосившейся беседки и жадно глядя в багряное небо. - Никогда, иначе я не выдержу. Я не смогу без тебя".
***
Темнота и тишина сменялись звуками приближающегося утра. Записи расплылись от слез в темные по краям пятна, отпечатавшиеся на столешнице и щеке маэстрины. Эстела не двигалась, только спина вздрагивала, а зубы все крепче сжимались на трясущихся пальцах.
Безнадежность. Отчаяние. Нет, не то, не то...
Обреченность?
"Мы не протянем долго, да, теплый мой?"
Хотелось дописать, пусть текст и был испорчен, поставить логическую точку и тихо заснуть, надеясь на облегчение, но мыслей не осталось. Они ускользали, вспыхивая и рассыпаясь за невыносимо краткие доли секунды. Почти осязаемые, такие реальные, как и сама Эстела.
Из горла вырвалось хриплое и короткое рыдание, вновь перешедшее в хрип. Лоб вжался в пошедшие волнами листы, гудя, как и виски, от тока крови. Дышать становилось все тяжелее, заложило нос, и снова липкие пальцы кашля забили горло.
***
Сон вернулся с восходом солнца, обнимая мягкими тяжелыми лапами истерзанное сознание. Облегчение пришло, хотя его уже не желали - пусть было бы больно, да так, чтобы после болеть стало нечему.
Растрепанная, неопрятная, с опухшими веками и носом, маэстрина Эстела спала в кресле, запрокинув голову и свесив руку с кривоватого подлокотника. Лицо золотили молодые лучи, и казалось, что оно светится.
...Совсем близко, под самой кожей, вспыхивая в бешеной, бесконечной тоске, плакал ее Огонь.