Шульчева-Джарман Ольга : другие произведения.

Возложи на очи коллирий. Глава 8

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ГЛАВА 8. О ПЛОТИНЕ И ГОНЕНИЯХ ЗА ПРАВДУ
    Он нагнул племянника за шею, приближая к себе и прошептал в самое ухо:
    - А и украл бы ее, умыкнул! Я бы что-нибудь придумал. Порок сердца, тоже выдумали! Это все глупости, чтобы Василия не опозорить, честь семьи, то да се. Там, если врачей послушать, у всех пороки сердца, и у Василия, и у девчонки этой младшей... Феозвы, или как ее - а все живехоньки-здоровехоньки! Вот ты епископом станешь, мы и Феклу... то есть Макрину твою к себе и позовем! Всякое в жизни бывает. Помощь нужна, все такое. И в Новом Риме такое есть, синизакты, агапиты... Не то, что бы я это одобрял, но вижу, как вы вдвоем мучаетесь уже столько лет!
    Кесарий резко выпрямился и стряхнул дядины руки со своей шеи.
  - А вот и он! Шувха ламшиха! - со смехом поприветствовал усталого, изможденного Кесария Рира, отдохнувший у гостеприимной Нонны и дышащий свежестью. Урания, уставшая, так же, как и ее хозяин, свесив язык набок, легла в пыль во дворе у ног спешившегося Кесария.
  - Привет, - коротко ответил Кесарий, вытирая пот со лба. - Рабы уже вернулись, не видел?
  - Какие рабы?
  - Я отправил несколько человек с собаками на поиски Каллиста, - тяжело вздохнув, проговорил Кесарий. - Мы... то есть он... короче, мы потеряли друг друга по дороге к Ирису. - Искали весь день. Не знаю, что с ним случилось... Кстати, а ты что здесь делаешь, Рира? - несколько раздраженно добавил он.
  - Какой ты гостеприимный, Кесарий! Мы же целую вечность не виделись! Хоть бы обнял меня! - засмеялся Рира. - Отчего я здесь? Да так, узнал, что ты вернулся, и заехал, шлама ахи, то да се, - продолжал бывший чтец невозмутимо.
  Вдруг Урания и ее уже взрослые сыновья, Остроух и Острозуб, рыжие, как и она, уже помчались в сторону дома с радостным лаем. Кесарий, не веря своим глазам, бросился вслед за ними.
  - Получай своего Гефестиона, Александр, - весело закричал Рира вслед ему.
  Каллист стоял на лужайке у дома, окруженный огромными лающими псами и немного растерянно, но радостно смотрел на Кесария. Все упреки, которые он подготовил выложить другу, вдруг застыли у него на языке.
  - Каллист! - отодвигая Уранию, Кесарий заключил его в объятия. - Где ты был? Я уже тебя почти похоронил! Прости меня, я был неправ, что оставил тебя одного...
  - Да ладно, я не сержусь, - улыбнулся Каллист. - Всякое бывает. Меня Рира нашел, и я у госпожи Эммелии в гостях побывал. Заодно и твоего папашу встретил.
  - Ты что?! - побледнел Кесарий.
  - Твой отец и брат прибыли несколько не вовремя, увидели меня, восставшего из мертвых, но госпожа Эммелия, к счастью, нашла выход из положения, - начал рассказывать Каллист, но его перебил подоспевший Рира:
  - Только мы позавтракали, а тут твой батюшка является и прямо с Каллистом на ступенях нашего дома встречается. Бедный Каллист! Я думал, он в обморок упадет. Но тут моя мать выходит вперед и говорит: "Дорогой епископ Григорий, позволь мне рассказать чудо, которое произошло сегодня утром с Каллистом, а то он очень потрясен пережитым чудом! Ему ночью явились Сорок мучеников и велели встать с ложа и приехать к нам, чтобы поклониться их усыпальнице!"
  - А твой отец как схватит меня и говорит: "идем в усыпальницу поклонимся"! - добавил Каллист со смехом.
  - Но моя мать не сдается, говорит: "а Каллистион уже поклонился, и я его попросила осмотреть больных домочадцев, он же врач", - продолжил Рира. - Вот вместе с ним и осматривали, потом сбежали.
  - Да, все полно чудес, - покачал головой Кесарий. - Значит, папаша остался у вас?
  - Да, именно. А мы с Каллистионом - к вам. Но мы тут не одни. У вас сегодня день гостей. Да ты пойди, омойся и переоденься с дороги, а мы пока с Каллистом в триклинии вино пьем, - сказал деловито Рира.
  +++
  ...Нонна, Горгония и Мирьям сидели в беседке в саду.
  - Отец и Грига остался у Василия и тети Эммелии, может быть, даже на пару дней, - сказала Горгония. - Надеюсь, Василий поможет нашему Григе убедить отца простить Кесария и примириться с ним.
  - Сегодня столько гостей приехало, - сказала Мирьям. - И господин Рира господина Каллиста нашел, слава святым мученикам, шувха ламшиха!
  - Кесарий еще не вернулся? - спросила Горгония.
  - Вернулся он, вернулся! Весь день по полям и лесам прорыскал, с собаками своими и с рабами! - вздохнула Нонна. - Сейчас переоденется, а там и братец с дороги выспится, пусть поговорят. Братец Амфилохий давно хотел с ним поговорить.
  - Хорошо, что дядя Амфилохий решил приехать, - задумчиво проговорила Горгония. - Он тоже может повлиять на отца.
  - Здравствуйте, госпожа Нонна, - раздался вкрадчивый голос.
  Стройный, тонкокостный молодой человек с длинными светлыми, почти белыми, волнистыми волосами, раздвинув виноградные лозы, заглянул в беседку.
  - Максим! - всплеснула руками Нонна, вставая гостю навстречу. - Каким судьбами?
  - Я проезжал мимо, госпожа Нонна, по пути в Антиохию, и не мог не заехать, чтобы посочувствовать вашему горю и повидать Григу, вашего, увы, единственного теперь сына... - проговорил светлокудрый молодой человек, и, зарыдав, обнял умолкнувшую Нонну.
  - Что ты сказал, Максим? - спросила с интересом Горгония.
  - Кесарий навсегда останется в нашей памяти, каким он был в Александрии в пору расцвета своей юности - прекрасный, смелый, способный. А как они дружили с Миной! - продолжал Максим.
  - Где я останусь, Максим? - раздался голос Кесария. - Повтори, будь любезен, а то я немного не расслышал.
  Он встал у входа в беседку, и, сорвав вьющиеся лозы с незрелыми еще кистями винограда, в гневе бросил их оземь.
  - Ты?! - выдохнул Максим, выпуская из объятий оторопевшую Нонну. - Как... как тебе удалось уйти от Юлиана? Он тебя не казнил?
  - Ты совсем ума лишился, Максим, - спокойно сказала Горгония. - Ступай-ка в свою спальню, рабы приготовят тебе постель и ужин принесут. Мирьям, проследи.
  - Иди, иди, - подтолкнул его в спину негостеприимный Кесарий.
  - Как ты смеешь! - воскликнул Максим. - Ты - отступник! Как ты смеешь поднимать на меня руку! Ты даже не крещен, ты живешь нехристианской жизнью, а я получил бичи за имя Христово!
  И Максим привычным жестом обнажил плечи. Нонна охнула. Мирьям заплакала и закрыла лицо руками.
  - Прекрати этот цирк, - проговорила жестко Горгония, прежде чем ее брат успел что-то сказать. - Здесь приличные женщины, не надо перед нами раздеваться. Иди, проспись от своего вина, если выпил. На такой жаре вино плохо действует на флегму в желудочках мозга.
  Кесарий молча взял съёжившегося Максима за плечо и вывел вон.
  - О чем он говорил? - тревожно спросила Нонна. - Почему он говорил про казнь?
  - Я давно предостерегал Григу от восхищения этим безумцем, - спокойно ответил Кесарий. - Он же не в себе, прямо как мой раб Гликерий.
  - Ох, да, это который френит перенес, как же помню, - закивала Нонна. - Ты уже видел Каллиста? Тогда пойдем, поздороваешься с дядей Амфилохием.
  Кесарий повиновался.
  Гости уже прогуливались по саду, ожидая, когда их пригласят в триклиний. Здесь же были Каллист и скучающий Рира. Амфилохий стыдил его в очередной раз за то, что он оставил служение чтеца, вернулся к риторской практике и читает нечестивого Оригена.
  Нонна подошла к брату-епископу в сопровождении младшего сына.
  - Сандрион, приехал дядя Амфилохий, с Фофой и хорепископ Евагрий с сыном Евагрионом, - мягко улыбаясь, сказала она.
  -Рад тебя видеть, племянник! - Амфилохий крепко обнял Кесария и отвел его в сторону от Каллиста, которого тем временем Нонна стала представлять хорепископу и двум подошедшим к ним юношам, почти мальчикам, в длинных хитонах чтецов. Подростки с интересом смотрели на вифинца. Рира весело стал знакомить Каллиста с худеньким племянником Нонны Фофой и Евагрионом, высоким, хорошо сложенным, чем-то похожим на Кесария в юности, скромным юношей, сыном хорепископа. Он, видимо, понимал, насколько ниже его положение по сравнению с сыном епископа Амфилохия, так как он всего лишь сын простого хорепископа, и говорил мало, но на лице его была приветливая и добрая улыбка. Сам хорепископ, похожий больше на зажиточного крестьянина, чем на князя церкви, расточая улыбки и похвалы, был весьма словоохотлив в разговоре с Нонной. Юноши в сопровождении Риры, не отпускавшего Каллиста, отправились в сад, но по другой тропинке, чем Амфилохий и Кесарий.
  - Сандрион, - шепнул племяннику в ухо Амфилохий, - ты что это так долго в ссылку не ехал? Шутить с императором решил? Юлиан уже письма выслал начальнику легиона, чтобы он выяснил, дома ли ты или еще нет.
  -Я дома, дома, дядя Амфилохий, как видишь, - ответил Кесарий, поморщившись. - Только откуда ты все это знаешь? - Он внимательно посмотрел на Амфилохия.
  - Ну, остались же у меня кое-какие связи в Новом Риме при императорском дворе! - хлопнул Амфилохий по плечу племянника. - Как-никак, дважды тебя туда удачно пристраивал... хотя второй раз, признаюсь, сложновато было - после твоего неожиданного отъезда. Ты многих тогда подвел, Кесарий, и, в первую очередь, меня. После Александрии попал ко двору, был введен в сенат, стал придворным архиатром - и что, как только за тебя стали сватать дальнюю родственницу императора, ты все бросаешь: и должность, и возможную невесту, и удираешь обратно к папаше в Назианз? Для чего? Чтобы здесь беситься? Мать изводить? Не нравилась невеста, так бы и сказал...
  -Дядя Амфилохий, я признаю, что я тебя тогда подвел. Я просил прощения у тебя за это, могу и еще раз попросить. Я благодарен, что ты меня вернул потом из Назианза в Новый Рим снова. Но ты ведь обещал не напоминать мне об этом! - стиснув зубы, ответил непутевый племянник.
  - Обещал! Да, обещал! Но при одном условии - если ты возьмешься за ум! И я думал, что ты взялся! - Амфилохий помахал узловатым коричневым пальцем с перстнем перед носом племянника.
  - Мне тоже так казалось, - язвительно заметил Кесарий. - Разве я не достиг успеха в столице? Все должности покойный император Констанций мне с радостью вернул, невесту навязывать не стал, и больше жениться не предлагал, кстати. Я получил и повышение и награды, а также пользовался доверием императора. Служил народу римскому и при Констанции, и при Юлиане. Последнее, правда, папаше не нравилось, он мне ежедневно письма писал, почту, видимо, помогал реформировать нашему новому императору, загружая ее работой. Чем ты недоволен? Тебе же все это известно! Чем я тебя подвел? - Кесарий говорил все громче и громче. Урания, рыжей тенью неотступно следовавшая за хозяином, встала на задние лапы и положила свою гривастую голову Кесарию на грудь, словно желая не допустить его до вспышки гнева.
  - Ничем, ничем... - ворчливо проговорил Амфилохий, хмуря кустистые брови. Он положил руку на плечо Кесарию и стал уводить его все дальше и дальше и дальше от Нонны, беседующей с любезным хорепископом Евагрием. - Что за характер, в Григория-старшего один в один! У тебя прямо в крови - гневаться, эх, Кесарион, племянничек! Ты мне лучше ответь, зачем ты вызвался на этот несчастный диспут? Что за ребячество? Ведь не было же приказа императора, что все должны через этот диспут пройти, чтобы на службе остаться! Тебя Юлиан и так оставил при дворе! Чего ты еще хотел? Что за дикие каппадокийские развлечения, все равно, что на медведя в одиночку с рогатиной ходить! Неужели мучеником хотел заделаться? А ты о матери подумал? Ты вообще о ком-нибудь, кроме Феклы, думать умеешь? - тут Амфилохий понизил голос. - Ты из-за Феклы, что ли, в мученики нацелился, чтобы ее потрясти? Говори мне, непутевый!
  Дядя схватил Кесария за плечи и устремил снизу вверх проницательный взор ему в лицо - глаза в глаза. Брат маленькой диакониссы тоже был небольшого роста.
  - Я не вызывался на диспут сам, дядя Амфилохий, - неестественно спокойным голосом промолвил Кесарий, накручивая на пальцы огненно-рыжую шерсть Урании. - И Фекла здесь ни при чем. Не надо о ней говорить... вообще...
  - А как ты тогда оказался на этом диспуте? -шепотом спросил Амфилохий. - Признавайся!
  - Митродор внес меня в списки для диспута. В первые ряды длинной очереди. По родству и дружбе. Вот так я и оказался на этом диспуте, будь он неладен, - Кесарий что-то пробормотал по-каппадокийски.
  - Митродор?! - видавший виды епископ Амфилохий онемел. Его морщинистое лицо, похожее на древесный нарост, стало еще более темным и морщинистым. Епископ потер лоб, пожевал седую кудрявую бороду и воскликнул, будто забыв, что его сестра, диаконисса Нонна, неподалеку и может его услышать:
  - Как он мог? Так подвести брата! Какой ты ему... четвероюродный или пятиюродный... Да неважно!
  - Троюродный, - хмуро поправил Кесарий. - Но это уже неважно, дядя, ты прав.
  - Это он после всех твоих благодеяний! Это после того, как ты его ко двору представил! Да с ним бы никто в Новом Риме и разговаривать не стал, пусть он трижды богат-разбогат, не будь он братом архиатра столичного! Деревенщина разъевшаяся! - Амфилохий все более и более распалялся. - А ты его выдуманные хвори лечил, плетору да боли головные! Вот и пожалуйста тебе! Он что, на твою часть имения нацелился? Да Григорий-старший ни драхмы своим родственниками-ипсистариям не даст, пусть Элевсиппа не надеется! Это она сынка настроила, уж я уверен! У него мозгов у самого, как у курицы! Пусть не надеется, ее братец двоюродный все любимому и верному рабу Феотимушке завещает!
  - Да Митродор ничего такого не имел в виду, дядя, - нахмурив лоб, сказал Кесарий. - Он как лучше хотел. Отблагодарить меня и помочь продвинуться вверх по карьерной лестнице... Ты маме только не говори ничего, - спохватившись, добавил он.
  - Ну, Элевсиппа ей уже все, поди, и так разболтала...
  - Не разболтала. И, думаю, ничего и не скажет.
  - Так вот почему Митродор был так подавлен, когда я видел его в свите Юлиана в Кесарии Карпадокийской! Он похудел раза в два, даже немного на тебя стал похож, он же тоже высоченный, в их породу, ипсистариев...
  - Дядя, а Феотим не мог меня с ним перепутать? - задумчиво спросил Кесарий.
  - Запросто! - закивал приземистый Амфилохий, тряся бородой.
  - Феотим говорил отцу, что видел меня в свите императора...
  - Ну, многие думали, что это ты, вообще-то. Я-то быстро понял, что это Митродор, я твою и его походку знаю, со спины вас различить могу. Поздоровался даже с ним, а он от меня шарахнулся, узнал. Я подумал, что он испугался при императоре с епископом христианским общаться, а теперь думаю, что напрасно я его осудил, он боялся, что я его о тебе расспрашивать буду... Да, даже я сначала его с тобой едва не спутал. А другие уж что подумать могли, посуди сам? Высокий, черноволосый, стоит рядом с императором, одет богато, о здоровье и болезнях с Орибасием архиатром рассуждает... вот и приняли Митродора за тебя. Еще говорили, дескать разъелся Кесарий на эллинских идоложертвенных мясах из египетских котлов. А я-то думал, чего это наш Митродор так резко схуднул, вдруг и правда заболел... А он, видишь ли ты, переживал, что брата в ссылку отправил. Дурачина!
  Амфилохий почесал затылок.
  - Он переживает, бедняга, - вздохнул Кесарий. - Я его приложил сильно после того, как узнал, что он меня в списки внес, а он, несчастный, подумал, что это лечение такое, еще благодарил... А во время диспута его Юлиан с поручением из города выслал, тут уже Орибасий тоже постарался. А то бы Митродор меня не оставил в беде...
  - Дурак твой Митродор, - подвел итог Амфилохий. - Сломал тебе жизнь. Ну что, собираешься в Назианзе киснуть до конца дней своих? У ног Гамалиила, отца родного?
  Кесарий не ответил.
  - Слушай теперь дядю! - снова поднял узловатый палец Амфилохий. - В Новый Рим тебе теперь хода нет. Но ничего. Жизнь не кончена! Приезжай в Иконию ко мне. Станешь епископом на моей кафедре. Я уже давно на покой хочу, да Фофа мой еще отрок.
  Он кивнул в сторону Фофы и Евагриона, увлеченно беседующих с Каллистом. До Кесария долетали слова: "экстаз", "Единое", "Ум".
  - Он что, эллин, дружок твой? Как бы мой Фофа не нахватался всего этого. Евагрий-хорепископ тоже вон сына распустил, я его Евагриона поймал за чтением Плотиновых нечестивых книг, вместе с Фофой моим. Велел строго выпороть обоих розгами, чтобы больше неповадно было.
  - Ты что, дядя? - ужаснулся Кесарий. - За Плотина розгами наказывать? Давай тогда уже и за Гомера пороть! И за Апологию Сократа! Что ты, в самом деле, так строг стал на старости лет! Они же не Сотада читали!
  - Гомера и Сократа пусть читают, и, я замечу, в их возрасте Сотад извинительнее, чем эллинская лжеименная мудрость Плотина, - потряс пальцем перед носом племянника Амфилохий. - Не слышишь, кстати, о чем это они сейчас беседуют?
  - Кажется, о сочинениях Оригена, - небрежно ответил Кесарий. - Рира очень его любит. И мой Грига тоже. И Василий.
  - Не одобряю я этого, - нахмурился Амфилохий.
  -- Перепороть бы их всех, да, дядя? - понимающе кивнул Кесарий. - С Василия начиная.
  - Шуточки свои в сторону отложи, племянничек, - буркнул Амфилохий. - Ты отвлек меня, а я тебе о деле говорить начал. Приезжай ко мне, осваивайся, сначала помогать будешь, потом рукоположим тебя.
  - Нет! Ни за что! - вдруг выкрикнул Кесарий.
  Юноши обернулись. Нонна и хорепископ прервали разговор и тоже поглядели в их сторону.
   -Ну-ну, не горячись, - примирительно похлопал по спине племянника Амфилохий. - Чем тебе плоха иконийская кафедра? Это не ваш Назианз. Будешь уважаемым человеком во всей Ликаонии, моим преемником, и Фофа мой будет у тебя под началом, пока еще он оперится...
  - Фофу пороть тоже в мои обязанности будет входить? - еще более раздраженно заметил Кесарий.- Или ты нас с Фофой обоих под розги отправишь? За чтение "Тимея" и "Федра"? Юлиан будет очень рад. Он христианам запретил эллинские науки изучать. К награде государственной тебя представит, того и гляди.
  - Замолчи! - побагровел Амфилохий. - Я добра тебе желаю! Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме! Великий человек сказал, не нам с тобой чета! Ты мне не чужой, я о тебе пекусь. Вон, старший ваш, Грига, пристроен, хоть и ноет, бездельник. Налог собрать не может да рабов приструнить! Борода вон какая выросла, а ровно как девица - ахи да охи! Ну, с него станется! А у тебя что? Какое у тебя наследство? Имения батюшкиного кусочек, который, того и гляди, Феотим приберет? Или ты со своим Саломом хочешь до конца жизни брататься и с коняшками в ночное ходить? Как раз для взрослого мужа, благородного происхождения и в Александрии учившегося, прекраснейшее занятие! Лучше и не придумать! Ты вот людям и Богу как епископ послужи! Это не дома в деревне с папашей ругаться по пустякам и мать расстраивать! Пора уже дружбу с кормилицыными сынками заканчивать! Ты - архиатр и сенатор, а он - раб!
  - Салома я не брошу, дядя Амфилохий, - твердо ответил Кесарий. Урания заскулила, прижимаясь к ноге хозяина. - Особенно теперь, когда я - и бывший архиатр, и бывший сенатор, и бывший карьерист из каппадокийской глубинки. Мне как раз только с сыновьями рабыни в ночное коней водить.
  - Я знаю, что Салом - твой брат, - помолчав, каким-то чужим голосом, проговорил Амфилохий. - Ну, возьмем его с собой. Я твоего отца уговорю.
  - Если уговоришь, я поеду и буду епископом! - горячо ответил Кесарий. - Дядя, я прошу тебя, уговори его дать Салому вольную! Если у тебя получится, я клянусь, что приму крещение и стану епископом!
  - Вот, это уже другие речи, - довольно произнес старик, поглаживая племянника по руке. - Не думай, я только против философии, а не против учености. Вон и Фофа мой у Либания учился, даром, что тот язычник. Хочет в Новый Рим, в судах выступать, как этот Василиев Рира... тоже вот пример плохой... о чем это он там с ними болтает? Распустили парня... Отец помер, вот и нет на них управы на всех... Так, о чем это я? Что епископом тебя хочу сделать, да. Батюшка твой, конечно, сразу не согласится, но поработаем над этим, поработаем. Он тебя при себе оставить хочет, но это несправедливо, у него Грига есть. Вот Грига пусть и будет здесь у него епископом. А тебе ни кафедры, ни имения - будешь в лучшем случае, если не пресвитером, то хорепископом, как отец этого парнишки, Евагриона. Он за плугом сам ходил, деревенщина-деревенщиной, из Иворы родом, но честный человек, порядочный. Я его приблизил, конечно, но спуску ему не даю. Василий, опять же, за него поручился, они в Аннисе, говорит, познакомились, они там рядом жили, там и поле их, а потом и отца ко мне устроил...
  - Не думаю, дядя, что мой папаша отпустит меня к тебе, - задумчиво покачал головой Кесарий. Его внезапный пыл уже прошел. - Он хочет всех трех сыновей держать при себе и распоряжаться ими, как рабами. Вот поэтому и Григе он не позволил в Афинах остаться, и Салома под бичи отправил...
  - Да ты что?! - Амфилохий в волнении схватил племянника за руку. Урания заворчала, показывая зубы. - Бичевать Саломушку? Эвона что этот ипсистарий удумал! Саломушка-то кроток и смирен, не в пример тебе, племянничек, чисто ягненок! Святой человек! За что же его, болезного-то?
  - За меня заступился, - кратко ответил Кесарий. - Отец кричал, что я отступник, потому что какое-то письмо, якобы от меня, получил.
  - А, письмо это проклятое! Да я ему мириады мириад раз говорил, что не ты это проклятое письмо писал. Почерк-то не твой, девичий какой-то. Может, девка какая отомстила тебе - знаешь, какая женская месть бывает жестокая? Эх, предупреждал я тебя! Надо понимать же - ты красавец, глаза синие, волос черный, статный, что еще девушкам надо? Да они просто вешаются на таких, дурехи! А потом отомстить могут! Остерегаться надо было! Измены женщины не прощают! Сами помрут, так и бывшего дружка с собой утащат...
  - Да замолчи ты, дядя Амфилохий! - воскликнул Кесарий. Урания, глухо зарычав, залаяла.
  - Не надо на дядю покрикивать, дитя мое, - назидательно заметил Амфилохий. - Лучше расскажи мне все, как есть. Я пойму. Что там у тебя в Новом Риме с женщинами стряслось? Запутался в них, поди?
  Кесарий не отвечал, стиснув зубы так, что на скулах заходили желваки.
  - Ты мне сказки только не рассказывай, что ты в Новом Риме монахом жил нитрийским. Это ты батюшке своему будешь заливать, - продолжил Амфилохий.
  - Мне было, чем заняться в Новом Риме, дядя, - с расстановкой ответил Кесарий. - Труд врача и труд сенатора отнимает все свободное время.
  - Да ты что! - Амфилохий с опаской заглянул в потемневшие глаза племянника. - Ты что, до сих пор... Ты до сих пор верен этой Фекле? Да так нельзя! Ты, поди, и умом от этого повредился, вот и потащился на диспут с императором, а Митродор, дубина, помог тебе! Не волнуй дядю, признайся, у тебя ведь были увлечения? Я не про благородных женщин, не про кувикуларий императрицы говорю - про актрисулек, танцовщиц, певичек... Ну вот как у Митродора Лампадион... по тебе все сохла, хоть и при Митродоре жила, мне-то рассказали...
  - Дядя, замолчи! - резко сказал Кесарий.
  - Так я не осуждаю! Сандрион, ну что я, не понимаю, сам молодым был! Да, грешно, но кто без греха! Не стыдно признаться: ну, развлекся, и забыл. Это девкам грех честь терять, а мужчине это возможно, если за пределы умеренности не выходить...
  - Я работал над открытием ксенодохия, дядя, с деланным спокойствием ответил Кесарий. - И еще книгу начал писать, приводил в порядок свои александрийские заметки. Я считаю, что у человека есть околоушная железа, и именно она воспаляется при болезни, которую в просторечии называют "свинкой"...
  - А-а, это та, что у вас с Григой-то была? Ну, у него не только та железа воспалилась, так что я не удивлен, что он девушками не интересуется, но ты-то, ты-то... Али у тебя какие столичные пороки? Вот это дело нехорошее. Противоестественное. Вон, дружок к твоему Григе приехал, Максим, не видел еще?
  - Максим?! - гневно воскликнул Кесарий. - Видел, еще бы! И зачем он только сюда притащился?
  - Да, явился, из Александрии своей, Григория-младшего повидать, - недовольно сказал Амфилохий. - Грига-то не может все его раскусить, никого не слушает, упрям, хуже тебя. А Максим-то этот еще тот философ, особенной философии... Ну, я не верю, что ты таковым стать можешь, в нашей семье дух здоровый. Ладно, про девок я понял. Значит, ты у нас будешь епископом непорочным, что, может быть, и к лучшему. Не то, что твой батюшка с сыном от рабыни, теперь не расхлебать, всем горе одно.
  Он нагнул племянника за шею к себе и прошептал в самое ухо:
  - А и украл бы ее, умыкнул! Я бы что-нибудь придумал. Порок сердца, тоже выдумали! Это все глупости, чтобы Василия не опозорить, честь семьи, то да се. Там, если врачей послушать, у всех пороки сердца, и у Василия, и у девчонки этой младшей... Феозвы, или как ее - а все живехоньки-здоровехоньки! Вот ты епископом станешь, мы и Феклу... то есть Макрину твою к себе и позовем! Всякое в жизни бывает. Помощь нужна, все такое. И в Новом Риме такое есть, синизакты, агапиты... Не то, что бы я это одобрял, но вижу, как вы вдвоем мучаетесь уже столько лет!
  Кесарий резко выпрямился и стряхнул дядины руки со своей шеи.
  - Дядя Амфилохий, ты - епископ, и предлагаешь мне такие вещи?! - шепотом оттого, что у него перехватило горло, проговорил он.
  Амфилохий замолк и отступил на шаг, словно испугался.
  - Это я тебя проверял, - наконец, сказал он. - Все думал, что тебя Новый Рим развратил, что ты нашу деревенскую простоту утратил. Ну, считай, что ты прошел испытание. Беру тебя к себе!
  - Это у вас в деревне обычаи поразвратнее, чем в Новом Риме! - вспылил Кесарий, повернулся спиной к Амфилохию и огромными шагами пересекая сад прямо по траве, пошел, почти побежал прочь. Урания прыжками последовала за ним.
  - Вот характер отцовский, - покачал головой Амфилохий, но племянник его уже не слышал.
  +++
  - Кушай, Фофа, кушай, и ты, Евагрион, не стесняйся! У нас, конечно, пост, но раз уж Каллистион выздоровел, то лепешки сдобные можно, - говорила Нонна, предлагая угощение из лепешек с тмином, с абрикосами и с изюмом. - И ты, Каллист, и ты, Рира! Редко ты у нас бываешь, надо бы чаще заезжать, вот с Василием твоим вместе... Григе моему это большая радость.
  - Ну, Грига сейчас с Василием у нас в имении, а я у вас, - заметил Рира. - Очень хороший обмен, тетя Нонна. Вот так бы и оставить. Только вашего братца вместе с вашим супругом к нам в имение к Василию на постоянное проживание переправить...
  Нонна шутливо замахала на Риру руками и засмеялась.
  - И похлебку чечевичную тоже кушайте, - заговорила Нонна. - Курицу сегодня нельзя в суп, потому что пост этот...а есть-то вам хочется!
  - Да, Евагрион, ешь, это тебе детство напомнит, как ты отцу на пашню обед таскал! - захохотал Фофа. Юноша, его спутник, густо покраснел. Нонна недовольно посмотрела на племянника.
  - Не стыдно отцу на пашню обед носить, а стыдно высмеивать это! - заметила она.
  -- Ладно, тетя Нонна, я же шучу, - засмеялся худосочный Фофа, уплетая лепешки за обе щеки.
  Евагрион, сын хорепископа, задумчиво сидел, положив ложку подле своей остывающей миски, и слушал Каллиста, вдохновенно рассказывающего что-то и не замечающего происходящего вокруг:
  - Душа его была бодрственной и чистой, всегда устремленной к божественному, куда влекла его всецелая любовь и все силы свои он напрягал, чтобы преодолеть горькие волны этой жизни, - рассказывал Каллист. - И Плотин устремлялся мыслью к высшему Богу и ему являлся сам этот Бог, ни облика, ни вида не имеющий, свыше мысли и всего мысленного возносящийся, и он с ним воссоединялся, приблизившись. Разве не сближение и воссоединение с всеобщим Богом есть для нас предельная цель? А божественный Плотин достигал ее четырежды, не внешней пользуясь силой, а внутренней и неизреченной .
  Рира, завидев приближающегося Амфилохия, толкнул Каллиста в бок локтем, тот закашлялся и продолжил таким же тоном:
  - Знайте, что спинной мозг дает начало всем плотным нервам, а его нижний конец самым плотным, что головной мозг есть источник всех мягких нервов, а центр его передней части предназначен для самых мягких; наконец, место соединения головного и спинного мозга есть начало субстанции средних нервов.
  - Очень, очень интересно! Продолжай, пожалуйста, Каллист! - закивал головой Рира. - Люблю я слушать, как ты Галена толкуешь!
  - А, Галена читать - это хорошо! - сказал, подойдя к ним, Амфилохий. - Я уж подумал, что вы о нечестивом Асклепиаде рассуждаете, про атомы его, да про всякое такое безбожие. А вы тут, значит, Галена... ну молодцы, это учение благочестивое, потому как он писал о цели создания человека? Ну, что молчишь? - и он ткнул пальцем в грудь Каллисту. - Ты где учился, тоже в Александрии, как мой племянник непутевый? Это там он онков Асклепиадовых нахватался.
  - Я учился на Косе, - кратко и сдержанно отвечал Каллист.
  - На Косе - это при асклепейоне, что ли? - пожевал губами Амфилохий. Рира нервно заёрзал на пиршественном ложе.
  - Да, при асклепейоне, - с вызовом ответил Каллист.
  - Ну, мой племянник себе друзей по характеру подбирает, - хмыкнул Амфилохий. - Дерзят прямо в лицо, никакого почтения к старшим.
  - Каллистион был помощником архиатра в Никомедии и в Новом Риме, - сказала уважительно Нонна.
  - А, ну, нам в Иконии врачи нужны, нужны, - задумчиво проговорил Амфилохий. - Тем более, которые Галена уважают. Ну-ка, скажи, как Гален говорит о цели человека?
  Рира незаметно для епископа закатил глаза. Фофа заметил это, с трудом сдержал смех, и состроил рожу, так, чтобы отец не видел. Только Евагрион сидел, словно проглотив аршин, да Каллист, покрывшись пунцовыми пятнами, словно школьник, отвечающий урок, срывающимся от волнения голосом рассказывал Амфилохию:
  - Истинное благочестие, писал Гален Пергамец, состоит не в том, чтобы воздвигать Богу гекатомбы быков, или возжигать благовония из корицы и лавра, но в том, чтобы познать и показать другим, как велики мудрость, могущество и благость Создателя. Бог для всех смог найти наиболее совершенное устройство и сотворил все, как он хотел...
  - Великолепно! - сказал Амфилохий. - Вот настоящая медицина и философия, а не то, что ваш Плотин! Что ты хихикаешь, Фофа? Мало получил прошлый раз?
  - Нет-нет, - ответил сын Амфилохия. - Просто не в то горло попало.
  - Надо умеренность в пище иметь, и не есть непрестанно, а слушать, когда умные люди говорят, - заметил Амфилохий, покровительственно глядя на побледневшего Каллиста. - Ну, тебе потом мой племянник все подробно объяснит, как и когда ты с ним в Иконию поедешь.
  - В какую... Иконию? - с трудом выговаривая слова, спросил Каллист, и сделал несколько судорожных глотков из кубка.
  - Как в какую, в нашу Иконию! - сурово ответил Амфилохий. - А ты что, неразбавленное вино так прямо и хлещешь? Это плохо, будем отучать.
  Рира неустанно пихал Каллиста локтем под ребра, набив ему уже не один десяток синяков.
  - Амфилохий, братец, я тебя провожу в твои покои, - засуетилась Нонна, тревожно поглядывая на Каллиста.
  - Хорошо, сестрица. И ты, хорепископ, со мной пойдешь. А мальчишек в комнатах попроще разместят, нечего их баловать.
  Когда Амфилохий в сопровождении хорепископа Евагрия и Нонны удалился, все четверо собеседников облегченно вздохнули, а Фофа расхохотался.
  - Ну, Каллист врач, кто вам больше нравится, Григорий-старший или мой папаша? - спросил он.
  - Никто, - кратко ответил Каллист.
  - А вы что, к нам переезжаете? - продолжал спрашивать Фофа.
  - Впервые слышу об этом, - так же кратко отвечал вифинец любопытному юнцу. - Пойдем, в "треугольник" сыграем лучше. После еды надо двигаться.
  - Точно! - воскликнул Рира, и деловито крикнул рабам, чтобы они принесли мячи, словно был у себя дома.
  +++
  Кесарий долго сидел на берегу пруда, пока солнце не склонилось к вечеру и тени от деревьев не дотянулись до воды. Он встал на ноги, за ним следом вскочила, словно разгорающийся лесной пожар, Урания, и встряхнулась. Кесарий бросил в недвижимую воду несколько камешков - с размаху, словно целясь по головам невидимых врагов, подстерегающих его в воде, и спустился вниз, чтобы искупаться. Вода безмолвно приняла его, и он долго плавал и нырял наперегонки с Уранией, а потом, веселый и успокоенный, вышел на берег.
  - Значит, Икония, - проговорил он. - Но только если Салом станет свободным и поедет со мной. А Каллист?
  Он нехотя пошел к дому, то и дело бросая палку резвящейся Урании.
  - Вот тебя-то как забрать в Иконию? - спросил он собаку, когда та в очередной раз принеся палку, прыгнула, чтобы лизнуть Кесария в лицо. - Тебе там непривычно будет и скучно, большой пыльный город, уже не порезвишься. А Салом уедет со мной, и на кого мы тебя оставим? Нет, заберем и будем где-нибудь выгуливать... в садике епископского дома.
  Он представил себя в виде епископа, а Салома в виде пресвитера, выгуливающих Уранию тайком от дяди Амфилохия и расхохотался. Ему стало легче на душе, словно он опять омылся в тихих послеполуденных водах.
  Издалека он заметил, что полуобнаженные Каллист, Рира и плюгавый Фофа играют мячом в "треугольник". Их возгласы долетали до него, и он подумал, не присоединиться ли к ним. Потом о вспомнил, что с Фофой приехал Евагрион и удивился, что тот не играет с остальными в мяч. Вскоре он увидел и четвертого гостя. Евагрион сидел на траве и читал какой-то свиток.
  - Привет, - сказал Кесарий. - Ты чего не играешь?
  - Здравствуйте, Кесарий врач, - вскочил юноша на ноги. - Извините, я не успел с вами поздороваться...
  - Ну да, и я тоже не успел, дядя Амфилохий меня уволок для важной беседы, - сказал Кесарий, пристально изучая Евагриона взглядом. - Ты что, болен? Выглядишь плохо. И в мяч играть не пошел.
  - Да нет, я...
  Евагрион смутился и смолк. Кесарий все понял.
   - Ясно, - покачал он головой. - За Плотина пострадал?
  Юноша кивнул и покраснел, стыдясь.
  - А Фофа что так резво скачет тогда? - спросил Кесарий.
  - А чего ему не скакать, - неожиданно сказал Евагрион и тут же опять смолк.
  В это же мгновение мяч, выпущенный рукой Риры, пролетел над головой Кесария. Тот подпрыгнул, отбивая подачу Каллисту, а тот снова передал мяч Фофе, и игра продолжилась.
  - У тебя книги есть? - спросил неожиданно Кесарий у Евагриона.
  - Ну... есть немного... Евангелие от Луки, потом Послание к Римлянам... - тихо ответил юноша, опустив глаза.
  - Понятно, - сказал Кесарий. - Плотин-то чей был?
  - Фофин. Он у Василия взял. А мне Василий не дает книг, дает только Фофе, чтобы мы вместе читали, - неожиданно горячо начал рассказывать Евагрион, словно Кесарий снял с него какой-то суровый обет. - Фофа всегда просит меня конспектировать, чтобы он Василию показать мог, тот строго с него требует.
  - Ну, братец двоюродный, ну погоди у меня, - пробормотал себе под нос Кесарий. - Вот послал Бог родственничков, что Митродор, что Фофа... А ты что сам к Василию в ученики не попросишься? Ты же умный парень, он таких любит и продвигает. У него большие связи. У меня тоже связи есть, - поспешно сказал бывший архиатр, - но я уехал из Нового Рима, и вернусь туда не скоро, так что лучше тебе пока с Василием общаться. Попросись в ученики, так прямо ему и скажи при встрече.
  -Я боюсь, - честно признался Евагрион. - Фофа мне запретил.
  - Фофа? Запретил? - Кесарий был потрясен. - Вот приеду к вам в Иконию, буду твоего Фофу лично пороть ежедневно, пока не поумнеет. Кто он такой, чтобы запрещать?
  - Вы? Приедете к нам в Иконию? - просиял Евагрион, всплеснув руками. - Какое счастье, Кесарий врач!
  Хитон слегка съехал с его правого плеча, и стали видны свежие полосы от розог. Евагрион смутился, поправляя хитон. Кесарий сделал вид, что ничего не заметил.
  - В Иконию? - продолжил он как ни в чем не бывало. - Ну, это еще не совсем решено. Ты же знаешь, у меня императорские поручения... и потом, как мой отец посмотрит на мой переезд... - проговорил Кесарий. - А книги я тебе отдам, все свои книги. У меня они в комнате без дела пылятся... мама только видит их и расстраивается. Сундук целый книг. Да ты не бойся, они в обложках правильных, Левит да Второзаконие, мой папаша тоже не особо Плотина одобряет, - засмеялся Кесарий, осторожно кладя руку на плечо Евагриона. - Вечером, после молитвы, загляни - у нас комнаты рядом. У меня не только Плотин, много чего накопилось, и Оригена много.
  - Оригена? - глаза юноши зажглись счастьем.
  - Да. Все тебе отдам. Только Фофе не рассказывай лишнего. А с Василием я о тебе сам поговорю.
  +++
  - Славно в треугольник поиграли! - воскликнул Фофа, накидывая хитон. - Сегодня не так жарко, хоть поиграть можно. Всю неделю такая жарища стояла!
  - Да, - весело ответил Рира, перекидывая из руки в руку шерстяной валяный мяч. - Каллист отлично подает! Жаль, Кесария нет. Пришел, постоял, ушел. Это у него новый способ Юлия Цезаря из себя изображать, видимо. А ты почему не стал играть, Евагрион?
  - Простите, - смутился юноша и покраснел. - Я не хочу... просто нет настроения.
  - Он не хочет, - покровительственно сказал Фофа и похлопал сына хорепископа по спине. Каллист услышал, как тот подавил вскрик.
  - Ну ладно тебе, - сказал Фофа и подошел к накрытому столу. Каллист с неприязнью отодвинулся от сына епископа Амфилохия, уплетавшего опять за двоих. Рира медленно отпивал ключевую воду из серебряного кубка, заедая виноградом. Каллист и Евагрион сидели молча, ни к чему не притрагиваясь.
  - Каллист врач, расскажите еще... про Плотина, - нарушил молчание Евагрион, с надеждой глядя на столичного архиатра.
  - Да, теперь уже безопасно, - важно заметил Рира. - А то вы мучениками и исповедниками плотиновыми станете. И мы с вами заодно.
  - Я-то не стану, у меня рабы научены, папаша меня пороть отправляет, а у меня все договорено - они скамейку стегают, я ору, - сообщил Фофа. - Понимают, что я будущий молодой хозяин. Ну, и всякие подарочки я им тоже даю... короче, как-то выхожу из положения.
  Евагрион молчал, грустно глядя перед собой.
  - А ему-то, да, досталось, - продолжал весело рассказывать Фофа.
  - Какой ты непорядочный человек, Фофа, - вдруг резко сказал Рира, поднимаясь из-за стола. - Раз у тебя с рабами все договорено, мог бы и Евагриона избавить. Это же ты его подбил Плотина читать.
  - Да ну, ерунда, розги - не больно, правда, Евагрион? - засмеялся Фофа.
  - Вот и получил бы сам розог! - рассвирипел Рира. - Эх, оттаскал бы я тебя за уши, если б мог! Гадкий ты человечишка, чуждый великодушия! И еще крещеный, и в хитон чтеца нарядился, изображаешь из себя... Ладно, Каллист, поеду я домой. Пора мне. Кесария увидишь, привет передавай. Не хочет к нам выходить - не надо.
  Рира велел рабу оседлать его белого коня и быстро ушел прочь. Зависла тишина. Фофа запил последнюю лепешку вином и, рыгнув, встал из-за стола.
  Они остались вдвоем - Каллист и Евагрион. Вечерело. Где-то вдалеке были слышные голоса рабов, возвращающихся с поля, лай собак - Урании и ее выросших щенков, тянуло дымом костра.
  - Расскажите еще из Плотина что-нибудь, Каллист врач! - неожиданно попросил Евагрион.
  И тот начал говорить на память, словно читал стихи:
   - Поскольку то, что мы ищем, едино, а ищем мы начало всего, то есть Благо и Первое, то нужно оказаться неподалеку от тех, что рядом с первыми, не падая до самых последних, а стремясь к первым, и возводя себя от чувственного, то есть последнего, сделаться свободным от всякого зла в силу этой устремленности к благу, подняться к началу в себе самом, и стать единым из многого в намерении стать созерцателем начала и Единого...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"