Шульчева-Джарман Ольга : другие произведения.

Возложи на очи коллирий. Глава 15

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ГЛАВА 15. О КОЛЛИРИИ МАКРИНЫ.
    - Да, Кесарий упал в розовый куст, а потом у него закружилась голова, и он... - Макрина немного растерялась.
    Рира смело и неожиданно доверчиво подхватил:
    - И ты, голодный - ничего небось не ел после того, как произнес свою блестящую речь? - спустился к ручью, чтобы утолить жажду. А голова-то закружилась - ну да, еще сильнее. И ты в ручей - плюх! Тут и мы подоспели. Вовремя.
    Кесарий оторопело переводил взгляд с Риры на Макрину, прижимая повязку с коллирием к левому глазу.
  - Не может быть, - прошептал Кесарий. - Фекла... ты тоже... ты умерла?
  - И да, и нет, - отвечала загадочно девушка, несколько раз целуя его - в изуродованный глаз, в здоровый глаз, в лоб...
  Она оттащила Кесария от ручья, и он сел, прислонившись спиной к валуну. Девушка быстро и умело перевязала его глаз, приложив ароматный коллирий.
  - Мы увидели тебя с холма, и я поспешила вниз...
  - Увидели? С холма? - растерянно проговорил Кесарий.
  - Да, мы испугались, что ты утонешь, - просто отвечала сероглазая девушка.
  - Я думал, что я уже утонул, - тихо ответил Кесарий.
  - Нет, Александр, - ответила девушка. - Тебе дано выплывать и спасать других, подобно дельфину.
  - Ты не поверила, что я отрекся от Христа перед императором? - произнес Кесарий медленно - не то спрашивая, не то утверждая.
  - О нет! - воскликнула она.
  Он дотронулся пальцами до серебряной рыбки-ихтюса, потом - до серебряного колечка, что было на груди его рядом с рыбкой, поднял их к губам и по очереди поцеловал.
  - Ты видишь? - спросил он. - Ты веришь мне? - повторил он.
  - Да! - печально улыбнулась она - в ее глазах стояли слезы, сияющие в лучах заходящего солнца, как капли росы. - Но откуда у тебя мое колечко? Я думала, что потеряла его давным-давно... когда мы играли с подругами в "розы и фиалки".
  - Я украл его, - честно признался Кесарий. - Украл и хранил в дупле старого бука. Забрал только позавчера, чтобы увезти с собой... навсегда. Я больше не вернусь.
  - Это никто не знает, - промолвила Фекла.
  - Не вернусь, - повторил Кесарий. - "Где наши розы, где же фиалки...", - напел он считалку из детской игры.
  - Вот ваши розы! И прочие опасные для здоровья цветы! - раздался голос Риры. - Что с тобой случилось, друг? Что у тебя с глазом? Никак, в розовый куст упал? Мы все видели, так что можешь не рассказывать подробности. Мы даже слышали кое-что.
  - Да, Кесарий упал в розовый куст, а потом у него закружилась голова, и он... - Макрина немного растерялась.
  Рира смело и неожиданно доверчиво подхватил:
  - И ты, голодный - ничего небось не ел после того, как произнес свою блестящую речь? - спустился к ручью, чтобы утолить жажду. А голова-то закружилась - ну да, еще сильнее. И ты в ручей - плюх! Тут и мы подоспели. Вовремя.
  Кесарий оторопело переводил взгляд с Риры на Макрину, прижимая повязку с коллирием к левому глазу.
  - Я с сестрами на прогулку выехал, - важно сообщил Рира. - В кои-то веки. Келено и Феозва там, наверху, в повозке остались. Они потрясены, сидят, плачут... Ужасное зрелище, они говорят.
  - Рира имеет в виду, они потрясены тем, что розовый куст... - начала Макрина.
  - Да, он тебя неожиданно... то есть, ты в него неожиданно упал, - заметил мятежный ритор. - Девчонки просто плакали навзрыд, а я уже побежал вас разнимать... тебя с кустом... но ты уже удрал в виноградник, а я чуть сам на куст не налетел, святые мученики избавили! А Макрина увидела тебя у воды и - прыг прямо с откоса к тебе. Как не убилась, сестрица! - покачал головой Рира, поднимая голову и оценивая взглядом крутой склон, по которому петляла между виноградниками проезжая дорога.
  Кесарий тоже поднял голову - и с трудом, словно через дымку, увидел вверху на дороге повозку, запряженную мулами. Она была высоко-высоко - там, где земля соединялась с небом.
  - Ну, дружище, поехали-ка к нам в гости! - деловито сказал тощий Рира, помогая вместе с сестрой Кесарию подняться на ноги.
  Они с трудом довели пошатывающегося Кесария до повозки - там его ждало сочувствие Келено и Феозвы, козий сыр и отвар из абрикосов.
  - Трогай, - велел Рира вознице, после того, как Кесарий был усажен на лучшее место, и повозка покатилась среди виноградников к имению Эммелии, вдовы Василия-ритора.
  Кесарий сидел между Рирой и Макриной. Все еще заплаканные Феозва и Келено держали его за руки и говорили ласковые слова. Кесарий заметил, что Келено очень сильно исхудала со времени их прошлой встречи.
  Макрина молчала, закутавшись в серое покрывало диакониссы.
  Вдруг вдали заслышался лай собак.
  - Остроух! Острозуб! - вскричал Кесарий.
  - Ты что это? - забеспокоился Рира. - Бредишь?
  - Это наши парфянские псы! - взволнованно ответил ему Кесарий. - Не нашли ли они, наконец, Каллиста?
  Рира понял его с полуслова и молодецки выпрыгнул из повозки, вызвав волнение Келено и восторг Феозвы. Вскоре повозка остановилась, и раздался голос бывшего чтеца:
  -Ну что, Александр, получай своего Гефестиона!
  Каллист, счастливый, сияющий, в небрежно наброшенном плаще и разорванном на груди хитоне, забрался в повозку под радостные крики Феозвы. Следом за ним в повозку забрался Рира. Он взял две подушки и разместился у ног путешественников - больше места для него нигде не оставалось. Небрежно помахав рукой вознице из своего положения полулежа, он велел:
  - Трогай!
  Но парфянские псы бежали рядом с повозкой, лая и пугая мулов. Рире пришлось еще раз приказать вознице остановиться и дать возможность Афродите Урании и ее рыжим детям попрощаться с молодым хозяином, облизав его руки и лицо. Урания на прощание нежно лизнула хозяина в повязку на левом глазу.
  Только теперь Каллист заметил, что с его другом произошло что-то неладное.
  - Что у тебя с глазом? - взволнованно спросил он.
  - Он упал в розовый куст, - хором ответили Макрина, Келено и Феозва, подобно хору девушек в трагедии.
  - Да, - подтвердил Рира, словно хорег.
  - Как?! - переспросил Каллист в изумлении и тревоге.
  - Потом, - шепнул ему Кесарий. - Лучше расскажи, где ты был весь день! Парфяне и те не смогли тебя отыскать после богослужения.
  - Ты знаешь, Кесарий, - поднял на него сияющие глаза Каллист, - я испытал экстаз. Тот самый, что был у Плотина всего четыре раза в жизни... Я не помню, где я был - на небе или на земле... Конечно, не на земле... и выше, чем небо. Как это... пробуждаясь из тела к себе самому... да! "Часто я пробуждаюсь от своего тела к себе самому; я становлюсь недосягаем для внешнего мира, я внутри себя; я вижу красоту, исполненную величия; тогда я верю: я прежде всего принадлежу к высшему миру; жизнь, которой я живу в эти моменты, - лучшая жизнь; я сливаюсь с Божественным, живу в нем; достигнув этого высшего взлета, я останавливаюсь; я возвышаюсь над любой другой духовной реальностью; но после этого отдохновения в Божественном, я спрашиваю себя: как я мог и раньше и вновь пасть так низко, как могла моя душа оказаться внутри тела, если, даже находясь в этом теле, она такова, какой мне предстала...
  - Погоди, - перебил его Кесарий. - Зачем же ты ушел из базилики раньше меня и Григи? Хоть бы предупредил... мы беспокоились.
  - Я не мог, Кесарий, не мог! Сириец дал мне вкусить хлеба, а потом... потом я не помню... я ушел... потом понял, что я в поле... под открытым небом... О, я коснулся Единого, друг мой! Что это за счастье! Слабая тень его приводит меня в новый экстаз!
  - Погоди, - снова перебил его Кесарий, а Рира уставился на Каллиста расширенными от удивления глазами. - Какой сириец? У нас нет сирийцев.
  - Ну, твой Салом, наверное. Кто это еще мог быть? - ответил Каллист. - Одет как раб, босиком, без плаща, но в хитоне. Он дал мне хлеб, и я ел.
  Рира молча покачал головой. Глаза его еще больше расширились.
  - Салом в Армении, - произнес тревожно Кесарий. - Ты перепутал.
  - О, вы крестились, Каллист врач! - произнесла Келено. - Как это прекрасно!
  - Нет, я не крестился, - сдержанно ответил Каллист и добавил: - И никогда не крещусь.
  +++
  У Эммелии их встретили тепло и радушно, но без лишних расспросов. Макрина шепнула несколько слов на ухо матери, и Эммелия энергично закивала головой, после чего Кесария и Каллиста рабы проводили принять ванну, а потом отвели в приготовленные для них просторные спальни, неподалеку от комнаты Риры, служившей ему кабинетом для занятий и библиотекой.
  Войдя в свою спальню, Кесарий в изнеможении упал навзничь на постель, и велел рабу унести светильник. В темноте глаз болел меньше.
  - Только бы не перекинулось на другой глаз, - прошептал он, не замечая, что размышляет вслух. - С одним глазом оперировать, конечно, я уже не буду... но можно найти какое-то другое ремесло... растирания, промывания... кровопускания... хотя, впрочем, для этого и двуглазых рабов сыщется полно... правда, можно будет лекарства готовить на продажу... особенно смешно будет коллириями торговать!
  - Коллирий? Сейчас мы приложим коллирий к твоему глазу! Макрина сама приготовила! - раздался голос Риры, и бывший чтец вместе с вифинцем, оба закутанные в полотенца после ванны, вошли в темную комнату Кесария.
  - А где же светильник? - удивился Каллист, споткнувшись впотьмах о край медвежьей шкуры. Задетые им кодексы и свитки с грохотом полетели с полки.
  - Мне неприятен свет, - произнес Кесарий немного раздраженно.
  - Но ведь все равно надо принести светильник и сменить твою повязку! - возразил Каллист.
  Рира ушел за светильником. Кесарий, помолчав, резко ответил другу:
  - Там уже нечего перевязывать. Глаз вытек. Нельзя трогать рану. Надо, чтобы образовался струп, и воспаление не перекинулось на единственный глаз.
  - Он что, тебе глаз выбил? - в темноте не было видно, как побледнел Каллист. - Случайно в глаз попал?
  - Нет, не случайно, - тяжело вздохнул Кесарий. - Нарочно. Признаться, я не ожидал такого и не успел увернуться.
  - Ты... не подашь на него в суд? - тихо спросил Каллист, хотя ответ он уже знал.
  - Нет, не подам. Уеду отсюда как можно скорее, чтобы не видеть этих мест оставшимся глазом. Так и подумаешь, что Тюхе-Судьба всем заправляет...
  Кесарий скрипнул зубами - от боли и досады.
  - Но, Кесарий... ты же сам говорил, что христиане свободны от судьбы!
  - Не свободны, как видишь...
  - Куда же ты уедешь? А как же указ Юлиана? - осторожно спросил Каллист.
  - Теперь пусть ипсистарий сам объясняет властям в Кесарии Каппадокийской, почему он изгнал сына из дома. Может рассказать им, что изувечил его вдобавок - император будет рад.
  Кесарий в сердцах ударил кулаком по белоснежной простыне. Как раз в этот момент в комнату вошли Рира и Эммелия, встревоженная, в черном покрывале.
  - Кесарий! Дитя мое! Позволь Каллисту перевязать себя, не упрямься.
  - У меня несколько шишек на голове, тетя Эммелия, - сказал Кесарий с деланной беззаботностью,- я не отказался бы от примочек из бараньей травы. Впрочем, благодаря вашим заботам, я уже искупался в ванне с отваром из этой травы, так что все мои ушибы и синяки, появившиеся после встречи с розовым кустом, скоро исчезнут.
  - А глаз? - еще более встревожено заговорила Эммелия. - Шипы роз очень опасны. Может быть, еще не поздно извлечь их?
  - Уже поздно, - ответил ей Кесарий и добавил: - Рира, ты напрасно принес светильник. Отложим перевязку до завтра.
  - Нет, на ночь я тебя с этой повязкой не оставлю! - заявил Каллист.
  При Эммелии Кесарий не стал спорить, хоть и был недоволен.
  - Ну что ты так не хочешь расставаться с этой повязкой, словно она такая драгоценность? - спросил, стараясь быть веселым, Каллист. - Ее тебе ведь Макрина повязала? Можно подумать, что ты влюблен в диаконниссу Макрину...
  Каллист осекся. Лицо Кесария исказилось словно от невыносимой боли.
  Эммелия закашлялась и опустилась на дифрос. Рира слегка наступил Каллисту на ногу.
  - Снимай же, Каллист, снимай эту повязку! - проговорил он. - Нечего глупости говорить!
  Каллист все еще не пришедший в себя от того, что случайно открылось ему из-за неудачной шутки, стал медленно разматывать ровные ряды полотна повязки, изящно и плотно уложенные рукой Макрины на голову Кесария.
  Кесарий лежал молча, сжав кулаки и не открывая здорового глаза. Каллист видел, как из-под густых, темных ресниц каппадокийца показалась одинокая слеза и сбежала по скуле.
  - Посвети мне, Рира! - попросил Каллист, и младший брат Макрины услужливо поднес лампаду ближе.
  - Встань на дифрос, - велела ему Эммелия. - Так будет светлее.
  Она поднялась с дифроса, на котором сидела, и сама переставила его ближе к ложу Кесария. Рира ловко взобрался на дифрос и с сочувственным видом поднял светильник над головами Каллиста и склонившейся над страдальцем Эммелией.
  Каллист снял последний слой повязки и протер веки друга, темные от запекшейся крови. Кесарий лежал молча и совершенно неподвижно. Каллист продолжал промывать его рану настоем трав.
  Вдруг Кесарий зашевелился, поднес ладонь к здоровому глазу.
  - Больно? - сочувственно спросил Каллист.
  - Нет, - ответил Кесарий каким-то странным голосом. - Рира! Подвигай-ка светильник вправо-влево!
  Бывший чтец с готовностью выполнил просьбу старшего друга.
  - Я вижу! - вне себя от радости закричал Кесарий, подпрыгивая на постели.
  - Ура! - завопил Рира и, щедро плеснув масла матери на покрывало и Каллисту за шиворот, спрыгнул с хрустнувшего дифроса.
  - Каллист, друг мой! - кричал Кесарий, хватая Каллиста за руки и целуя его, а потом и Эммелию с Рирой. - Я вижу! Вижу свет! Вижу, как движется пламя!
  Каллист заплакал от счастья, не обращая внимания на масло, текущее по его спине. Плакала и Эммелия.
  - Но дайте же и мне взглянуть! - вопил Рира, размахивая светильником. - Что за коллирий приложила тебе Макрина там, у ручья? Надо будет у нее спросить. И откуда он у нее оказался?
  - Рира! - с укором сказала Эммелия. - Какой же ты несносный!
  Каллист тем временем осмотрел раненый глаз Кесария и сказал радостно:
  - У тебя только бровь рассечена, а сам глаз цел. Возникло обильное кровотечение, вот тебе и показалось, что глаз вытек.
  - Показалось?! - возмутился Кесарий. - Я хорошо разбираюсь в офтальмиях! Меня даже в асклепейоны приглашали консультировать и оперировать при заболеваниях глаз!
  - Больных консультировать проще, чем себя, - резонно ответил Каллист. - Подожди, расскажи мне - ты только свет видишь, или еще что-то?
  - Христе Боже истинный! Да я все вижу! - вскричал Кесарий. - И тебя, мой добрый друг, и вас, тетя Эммелия, и Риру со светильником, конечно! О, что за чудо! Как это прекрасно!
  - Но все равно тебе надо положить на ночь повязку с коллирием, - твердо сказал Каллист.
  - Да, - ответил Кесарий, неожиданно соглашаясь, и добавил: - С коллирием Макрины.
  +++
  Абсалом сидел у горного ручья, опустив босые ноги в воду. Солнечные зайчики играли в струях, отражались в кристально-прозрачной воде на лежащих на дне темных камнях, и те зажигались их светом.
  - Салом, - раздался голос над ним. Сириец поднял голову.
  - Это я, - сказал бывший раб патриция Филиппа и сел рядом с ним, тоже разуваясь и опуская ноги в воду. Правый кулак его был сжат, словно он держал там что-то.
  - Эввул? - спросил Салом и снова замолчал. Ему не хотелось разговаривать ни с кем.
  - Я тебя... поблагодарить тебя хотел, - хриплым басом начал Эввул. - А то все как-то мы... ну, не было времени... Ты меня прости...
  -Да что ты, Эввул, за что прощать-то? - удивился Салом, бросая в быстрые струи белые камешки. - Еще бы ты меня на постоялом дворе благодарить начал, что я вам бежать помог. Чтобы все гости поддержали.
  - Не за это, - тише проговорил Эввул. - Помнишь, в тебя рабы Филиппа камнями и грязью кидались?
  - Ну, помню... - неохотно и не сразу отозвался Салом.
  - В-общем... я тоже с ними был... вернее, я их и подначил... - обреченно произнес Эввул и обхватил большими грубыми руками свои колени.
  Салом помолчал.
  - Ладно, Эввул, что было, то прошло, - наконец, сказал он. - Я тебя прощаю, конечно, только все в толк не могу взять, и тогда не мог - за что ты так меня ненавидел?
  - А ты меня не узнал, что ли? - спросил Эввул уже более оживленно. - Я имею в виду, когда нас как беглецов укрывал?
  - Да узнал я, узнал, - махнул рукой Салом, бросая в воду горсть разноцветных камешков. - Но тогда не до обид было. Вам же смерть грозила под пытками.
  - Верно, Саломушка, - ответил Эввул. - И ты зла не попомнил... Спасибо тебе...
  - Неужели я должен был так страшно отомстить? - пожал плечами Салом.
  - Да ты же голову свою за нас подставлял! - вдруг закричал Эввул. - Ты нас укрывал!
  - Мне все равно не жить, - странно отвечал Салом. - Так отчего же вас не спасти...
  - Как... тебе не жить? - растерянно произнес Эввул.
  - После того, как Дионисию убило молнией, мне не жить, - коротко ответил Салом, поднимаясь на ноги.
  Эввул вскочил вслед за ним.
  - Она только тебя любила, Салом! Только тебя! Ты не сомневайся!
  Салом обернулся.
  - Я отчего и подговорил ребят на тебя напасть тогда... Она меня знать не желала, я как-то к ней на кухню пришел, целоваться полез, так она меня знатно скалкой отходила...ну, не пара я ей был, согласен, - говорил и говорил Эввул. - Тебя она любила, только тебя.
  - Я тоже... только ее и любил... - вымолвил Салом. - А у меня ничего от нее не осталось.
  - Вот! - заторопился Эввул. - Я как раз тебе и хотел отдать... слышишь? Вот, возьми.
  Он протянул ему вещицу, которую прежде зажимал в кулаке.
  - Возьми. Она ее на шее носила...
  - Да...- проговорил Салом. -Помню... Йа эвнан лак реббат, Дионисия... [ мне так тебя не хватает, Дионисия... - (сирийск., арамейск.)
  Он прижал к груди медальон с изображением виноградной грозди и сидящей на ней птички, и опрометью бросился прочь, карабкаясь вверх по каменистому склону.
  Эввул остался один, постоял у ручья, перекидывая в больших заскорузлых ладонях белые камешки, потом обулся, и пошел вслед за Саломом.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"