Шульчева-Джарман Ольга : другие произведения.

Возложи на очи коллирий. Глава 20

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ГЛАВА 20. О ПАТРИЦИИ ФИЛИППЕ И МИТРИДАТЕ
    Филипп в триклинии снова наливал ему вино и рассказывал о своих планах:
    - Я давно просил Григория-старшего продать мне Абсалома. Собственно, он давно мне его обещал продать, еще когда тот совсем ребенком был, да, говорят, Нонна не дала. Ну, неважно. Это для Абсалома было бы гораздо лучше - я бы ему дал и образование, и воспитание, управляющим бы сделал, он же не просто раб, а сын благородного человека. Конечно, спуску бы не давал, но в люди бы вывел. А так что он у Григория? Даже не главный конюх. Ну, теперь-то он согласился мне его продать, опять там ссора у них с младшим сыном вышла. У него младший сын эллином стал, так говорят, и в свите императора его видели, жертвы приносил богам отеческим. Молодец, только и похвалить могу. Так вот, Абсалома бы я поставил главный конюшим, но чтобы он у меня был всяких нежностей к этим конюхам. Если будет им потакать, сам поплатится, и так поплатится, что навсегда запомнит... Жаль, теперь рабов не напугаешь - распинать их запретили, это, как дед мой говорил, как-то их сдерживало. А теперь вот двое у меня убежали, и не найдешь концов. Говорят, сириец какой-то им помогал... Ух, нашел бы я его, он бы живым от меня не вышел, несколько бы дней мучился... Каллист содрогнулся, пролив кубок с алым вином на свой хитон.
    - А Салома я рад заполучить. Он талантливый, к лошадям у него особый дар.
  Каллист неохотно поехал к патрицию Филиппу. Эммелия очень уговаривала его согласиться: "Он не доверяет ни Нафану, ни Кесарию, а о моем Рире я вообще не говорю. Филипп верит только врачам-эллинам, а уже молва идет, что ты с Коса приехал и сам - потомственный асклепиад. После того, как ты на днях с Рирой оперировал, Филипп услышал о тебе и прислал за тобой роскошную повозку. Он очень страдает язвами на ногах. Поезжай, Каллистион, очень тебя прошу. Этим ты окажешь услугу мне - я часто отправляю Петра в гости к внукам патриция Филиппа, они, хотя и эллины, но образованные и воспитанные, очень хорошая компания для мальчика. Только, прошу тебя, если Петр будет проситься домой, не уступай ему и не забирай его!"
  Филипп принял Каллиста в большой роскошной светлой зале, со множеством статуй и мозаик. Огромные окна, однако, выходили во двор, где обычно происходили наказания рабов, и сейчас все уже было готово к очередной расправе. Каллист внутренне содрогнулся. Особенно сжалось его сердце, когда он увидел молодого раба, подростка, похожего на Фессала - тот плакал, закрыв лицо руками, и ждал своей очереди, пока его старших товарищей, взрослых рабов, с многочисленными рубцами на спинах, привязывали к столбам для наказаний.
  У патриция Филиппа были глубокие, гноящиеся язвы голеней и варикоз вен.
  - Я хочу удалить вены, но здесь все врачи безрукие, - сказал Филипп. - А тебе я доверяю. Пастух с сирингионом, поселянин с аневризмой... Давно у нас таких врачей не было в округе. Говорят, ты в самом асклепейоне на Косе учился, в гиппократовой школе? И что ты - потомок Асклепия, асклепиад?
  Каллист сказал, что да, он учился на Косе, но не в асклепейоне, потому что школа там всегда была отдельно от асклепейона, со времен Гиппократа, и что он - потомок Асклепия через Махаона, по материнской линии.
  - Махаон был хирург, - заметил Филипп. - Это хороший знак. Так что ты скажешь насчет удаления вен? Я смогу перетерпеть это, я считаю, если это требуется.
  Каллист осмотрел его ноги и сказал:
  - Я не сторонник прижиганий и удаления вен. Здесь поможет тугое бинтование с особым бальзамом, в бальзам входит мед, малахит и египетская смола. Я напишу состав и объясню, как готовить. Еще нужны ванны, два раза в день, с отваром дубящих трав, можно только ножные ванны, можно для всего тела. Хорошо вообще поехать на воды, когда язвы начнут затягиваться. И еще, ты хорошо делаешь, что держишь ногу на возвышении, но плохо, что кладешь ее на подушки. От подушки нога разогревается, и к ней приливает флегма, от которой усиливается воспаление в язвах. Надо проводить время ночного и дневного отдыха с ногами, поднятыми на валик, который не мягок и не приносит телу жар.
  - Это кажется мне справедливым, - ответил Филипп. - Один молодой архиатр, который жил через улицу со мной в Новом Риме, говорил то же самое. А он был неглуп, учился в Александрии. Правда, потом его Юлиан сослал за то, что тот не вернулся в старую веру, а остался христианином... Но скажи мне, Каллист врач, каковы же причины этой болезни?
  Ответ Каллиста заглушили начавшиеся крики истязуемых рабов.
  - Вели прекратить это! - воскликнул вифинец в негодовании.
  - Никон, в рот деревяшки им засуньте! - крикнул Филипп. - Очень шумно.
  - Такое бесчеловечное обращение с рабами недостойно хранителя отеческой веры, - возмущенно произнес Каллист.
  - Вот, значит, как? - Филипп дал знак палачам прекратить наказание, и, склонив голову на бок, внимательно посмотрел на Каллиста. - У меня в молодости был хороший друг, тоже вифинец, как и ты. Феоктист теург. Его при Констанции сослали и имение конфисковали. Ты мне его напоминаешь - он тоже не терпел, когда я рабов наказывал. Не знаешь, что стало с его племянником?
  - Я и есть его племянник, - проговорил Каллист. Филипп вскочил, прихрамывая, подошел к асклепиаду и обнял его.
  - Эй, прекратите! - закричал он палачам. - Сегодня в моем доме радость, всех прощаю.
  Вскоре в роскошном триклинии накрыли для них трапезу. Они возлегли, и Каллист почувствовал разницу между скудным аскетическим столом как у Григория-старшего, так и у Эммелии, и невероятным изобилием блюд у Филиппа. Свинина, баранина, жареное и вяленое мясо, разнообразное вино, пряности...Филипп был весел, от повязки ему полегчало, он долго рассказывал про дядю Феоктиста, потом начал предлагать Каллисту жить у него.
  - Ты же эллин, ты так и остался верен нашей старинной вере! Я считаю, каждый должен старую веру сохранять - родился ипсистарием, будь им, родился иудеем, будь им, хоть мне непонятно их обрезание и отказ от свинины, и христианином, раз уж на то пошло, оставайся, раз родился в семье христиан, но переходить из веры в веру незачем. Оставайся жить у меня! Сын у меня умер, слаб здоровьем всегда был, невестка вторыми родами умерла, вот я остался с внуками... Боги мне послали тебя, племянник Феоктиста! Я тебя разыскивал, на Кос посылал, да там сказали, что ты уже в Пергам уехал, и, наверняка, у Иасона устроился. Я уж и не стал Иасону писать. Он такой - и вашим, и нашим. Устроился, думаю, парень, ну и хвала богам.
  - Иасон мне отказал, из-за того, что дядя был сослан и умер в ссылке, - с расстановкой ответил Каллист.
  - Что ж ты ко мне-то не приехал? - с сожалением проговорил Филипп.
  - Я не знал про вас, - честно признался Каллист. - Из всех дядиных друзей я помнил только Иасона...
  - Вот уж, действительно, нашел, кого помнить... А потом ты в Новом Риме, говоришь, служил?
  - Да, там, сейчас вот в Александрию направляюсь...
  - Не хочешь у меня остаться? - снова предложил Филипп. - Хочешь в Александрии стать победителем агона врачей? - усмехнулся он.- Что ж, понимаю, понимаю, молодой, кровь кипит, хочется все успеть. Может, оно и правильно. Но знай, что ты - желанный гость в моем доме.
  Филипп сам налил вина в кубок Каллиста. Захмелев, вифинец приобнял Филиппа и заговорил доверительно:
  -Но мы не обсудили с тобой причину этой болезни, о Филипп патриций. Мой дядя не раз говорил тебе, что ты гневлив, Филипп, и он был прав. Вот теперь эти раздутые вены и язвы стали обличением твоей гневливости, потому что неправильно смешанные соки тела скапливаются в его нижних отделах, под диафрагмой, и давят как у кого - или на сердце, вызывая удар и паралич, или на вены, вызывая варикоз и язвы. Тебе надо умерять свой гнев, не поступать жестоко с рабами.
  - Они распустятся! - махнул рукой Филипп. - Посмотри на Григория-младшего. Там верховодит распустившийся Феотим. Я у себя такого бы управляющего не потерпел.
  - Я не говорю, что ты не должен наказывать рабов. Но ты можешь уменьшать им наказание или миловать, и пусть помилованные молятся о тебе, Исиде матери Гарпократа, или Богородице, матери Христа, если они христиане. Молитва помилованного о благодетеле всегда имеет большую силу, - сказал Каллист.
  - Пожалуй, ты прав, - задумчиво проговорил Филипп. - Твой дядя словно с небес напомнил мне твоими устами о своем старом предупреждении - что гнев доведет меня до болезней... Управляющий, скажи этим помилованным рабам, пусть они обо мне молятся.
  - Они уже и так молятся, один Исиде, другой Богородице, и мальчишка этот, который свиней недоглядел, тоже вместе с ними.
  -Ты прав, Филипп, и это принесет плоды, вот увидишь, - удовлетворенно сказал Каллист, внутренне ликуя, и добавил: - Если ты позволишь, я позже пойду к ним и осмотрю их раны, чтобы они еще больше за тебя помолились.
  - Подожди, я подарю тебе раба, как обещал, - щелкнул пальцами Филипп. - Какие там у них раны! А третьему, мальчишке, вообще повезло, до него очередь не дошла.
  - А подари мне его, - вдруг сказал Каллист.
  - Я смотрю, ты в рабах понимаешь! - удивленно произнес Филипп. - Он, хоть и мальчишка еще, а грамотный. Я его недавно купил, только-только заклеймили, не на лбу, конечно, а не плече, слегка, малым клеймом. Отправил к свиньям, чтобы спесь с него сбить, а потом хотел секретарем к себе взять, чтобы помнил мои милости. Но тебе он больше подойдет. Зови Грязномордого, Никон! - щелкнул он пальцами.
  Привели молодого раба, светловолосого, чем-то похожего на Фессала, но более, чем лемносец, привыкшего к физической работе и поэтому более широкого в плечах. На нем была грязная разорванная туника, а светлые волосы взлохмачены.
  - Вот он, Грязномордый, - указав Каллисту на него, сказал Филипп и кивнул секретарю: - Оформляй дарственную. Нет, погоди, пусть Каллист, племянник Феоктиста, скажет, годится ли ему этот раб. Не смотри, что его кличка Грязномордый, он еще пока молодой и сильный, неплохой работник. Сундук твой таскать сможет, и вообще. И грамотный к тому же.
  Он снова обратился к управляющему: - Скажи ему, пусть разденется.
  Молодой раб, повинуясь приказу, скинул свои лохмотья. Каллист ясно увидел свежее клеймо от каленого железа на правом плече и маленький янтарный крестик на грубой нитке на шее раба.
  - Я, кажется, ясно велел тебе раздеться! - рявкнул Филипп.
  Молодой человек быстро закрыл крест правой рукой. По его лбу потекли струйки пота, а на лице отобразился ужас.
  - Сними крест! - топнул ногой Филипп и застонал от боли.
  - Вот видишь, дорогой Филипп патриций, - поспешно сказал Каллист, - все мое врачебное искусство не может тебе помочь, если ты сам себе враг. Ну посуди сам, до чего сильно может повредить твоему здоровью гнев! А на что ты гневаешься? Ведь, действительно, эти люди суеверны, и крест на шее для них - все равно как нога или рука. Ты же не можешь приказать ему снять руку или ногу.
  Филипп неожиданно расхохотался. Каллист испугался, ему пришла в голову страшная мысль, что тот сейчас прикажет изувечить юношу-раба, отрубив ему руку или ногу. Очевидно, эта же мысль пришла и рабу - струйки пота теперь потекли у него не только по лбу, но и по спине, оставляя грязные следы между лопаток.
  Но Филипп был благодушен. Снова уложив ногу на скамейку, он продолжил:
  - Теперь он - твой раб. Можешь ему приказывать.
  Каллист растерялся. Филипп подбодрил его:
  - Прикажи ему сделать что-нибудь. Он уже твой раб, - повторил он, прикладывая печать от своего перстня к дарственной, протянутой ему секретарем.
  - Не бойся, - ласково сказал Каллист, подходя к рабу. - Крест свой можешь оставить, он мне не мешает. Надень свою тунику, возьми мой панарион, и пойдем, осмотрим тех двух рабов.
  - Ну, Каллист, ты так далеко с рабами не уйдешь - они из тебя веревки вить будут! - заметил Филипп. - Тебе надо надежного управляющего, опытного.
  ...Каллист с помощью все еще дрожащего молодого раба перевязал двух несчастных рабов и даже кое-где наложил швы. Рабы, однако, выглядели далеко не несчастными, и громко молились Исиде и Богородице, так как один был христианин, а второй эллин, но эллин молился и Исиде, и Богородице, а христианин не разрешал ему.
  - С ума сошли? - шикнул на них немного рассерженный Каллист. - Нашли время спорить!
  Потом велел новому рабу взять хлеба и ждать его у повозки.
  Филипп в триклинии снова наливал ему вино и рассказывал о своих планах:
  - Я давно просил Григория-старшего продать мне Абсалома. Собственно, он давно мне его обещал продать, еще когда тот совсем ребенком был, да, говорят, Нонна не дала. Ну, неважно. Это для Абсалома было бы гораздо лучше - я бы ему дал и образование, и воспитание, управляющим бы сделал, он же не просто раб, а сын благородного человека. Конечно, спуску бы не давал, но в люди бы вывел. А так что он у Григория? Даже не главный конюх. Ну, теперь-то он согласился мне его продать, опять там ссора у них с младшим сыном вышла. У него младший сын эллином стал, так говорят, и в свите императора его видели, жертвы приносил богам отеческим. Молодец, только и похвалить могу. Так вот, Абсалома бы я поставил главный конюшим, но чтобы он у меня был всяких нежностей к этим конюхам. Если будет им потакать, сам поплатится, и так поплатится, что навсегда запомнит... Жаль, теперь рабов не напугаешь - распинать их запретили, это, как дед мой говорил, как-то их сдерживало. А теперь вот двое у меня убежали, и не найдешь концов. Говорят, сириец какой-то им помогал... Ух, нашел бы я его, он бы живым от меня не вышел, несколько бы дней мучился...
  Каллист содрогнулся, пролив кубок с алым вином на свой хитон.
  - А Салома я рад заполучить. Он талантливый, к лошадям у него особый дар. Это Григорий его не ценит, за гроши по сути мне продает. Я помалкиваю, конечно, сделка-то больно выгодная. Надо было раньше его заполучить, он же любил мою рабыню, Дионисию. Ну, она немного не в себе была, то ли дурочка, то ли еще что-то, но лечила и скот, и людей, прямо удивительно, как лечила. Помолится, руки положит, крест начертит - и скотина выздоравливает, и лошадки, и козы, и коровы, да и рабы к ей приходили. Я предлагал Григорию, да вот дал промашку, сказал, что Салом любит Дионисию, так он взбеленился и наотрез отказался. Ну, а потом Дионисию молнией убило, в грозу по полю ходила, травы собирала... я уж думал - она неотмирная была, может, нимфа какая или что-то божественное в ней было, и молнией ее боги восхитили. Не всегда богов поймешь, правда, Каллист?
  Эти слова пьяного Филиппа звучали в ушах Каллиста, когда он в сопровождении управляющего шел к своей повозке. Его новый раб сидел на земле рядом с задним колесом, возница тоже дремал.
  - Может, остались бы? - осторожно сказал управляющий. - Хозяин доволен был бы.
  - Нет, я должен ехать, простите, - заторопился Каллист.
  - Каллист врач!
  К нему подбежали Ватрахион, младший сын Эммелии, светловолосый мальчик постарше, внук Филиппа и девочка с толстой черной косой, его сестра.
  - Вы забираете Грязно... ну, вот его? - спросил внук Филиппа.
  - Да, - кратко ответил тот. Дети стали обнимать и целовать молодого раба, а тот стал целовать их.
  - Вот видишь, вот видишь, мы тебе говорили, что будем молиться, и Христос тебя спасет! - заговорщицки подмигнул Ватрахион.
  - Я, когда вырасту, буду хорошо к рабам относиться, - сказал внук Филиппа. - Дедушкино имение мне достанется, я его старший наследник.
  - Как нехорошо ждать смерти дедушки, Филипп! - воскликнула его сестра.
  - Вы не заберете и меня, Каллист врач? - просительно проговорил Ватрахион. - Я домой хочу.
  - Нет, - твердо сказал Каллист. - Мама велела побыть тебе здесь несколько дней. Она пришлет за тобой.
  Он сел в повозку, а потом велел рабу подняться вслед за ним.
  Раб лег на дно повозки и стал целовать ноги Каллисту. Тот, применив некоторое усилие, прекратил это и велел своему новому рабу сесть напротив него на сиденье.
  - Не бойся, дружок, - сказал он, беря его за руки. - Я не буду тебя обижать. Но я не собираюсь звать тебя твоим ужасным именем. Скажи мне, ты же христианин, у тебя есть какое-то красивое христианское имя?
  - Есть, - закивал юноша с улыбкой. - Филин!
  - Хорошо, Филинион, - ободряюще сказал ему Каллист. - А теперь расскажи мне о себе.
  - Я из Вифинии, мой хозяин разорился, и нас всех продали... меня вот сюда продали... Поставили за свиньями смотреть... а я не умел, они разбежались у меня, потоптали огород...Янтарный крестик у меня, потому что я - верна, это подарок хозяйки, покойницы, - он вытер слезу. - Она меня читать и писать научила.
  - Так ты - верна? - воскликнул Каллист.
  - Не беспокойтесь, я не избалованный! Я все могу делать! - заломил руки Филин. На его лбу выступил холодный пот. Он вскрикнул, обхватывая снова колени Каллиста:
  - Не отдавайте меня назад, хозяин, не отдавайте!
  - Не отдам, конечно, - пообещал Каллист, жестом веля ему сесть. - Вот как, ты земляк, оказывается? Я тоже из Вифинии. У меня имение было недалеко от Никомедии.
  - А я из Прусы-на-море, - сказал Филин, все еще всхлипывая. - Родина Великого Вифинца.
  - Да, Асклепиада Вифинского, - задумчиво проговорил Каллист. - Как много знаков и совпадений... Ну, будешь моим секретарем и помощником, Филин. Мы как раз в Александрию едем.
  +++
  Эммелия радостно всплеснула руками.
  - Я вижу, ты не поддался на уговоры Петра и не привез его назад, спасибо тебе, дорогой Каллистион! А это кто с тобой? Филипп подарил тебе раба? Невероятно! Хрисаф, проводи этого юношу, нового раба Каллиста, помыться и поесть, и пусть ему дадут приличный хитон. Как тебя зовут? Ты христианин? А на свежее клеймо можно повязку из меда приложить, совсем, конечно, не исчезнет, но станет малозаметным.
  - Каллист раба завел, чтобы яды на нем испытывать? - воскликнул подбежавший Рира. - Давай его осыплем сначала, по древнему обычаю, сладостями и фруктами сухими! Все-таки нового раба в дом приводишь! А потом уже свой яд дашь.
  Филин изменился в лице и упал на колени, в который раз уже за этот день прося о пощаде. Каллист бросился его успокаивать.
  -Рира! - крикнула Феозва брату. - Вомолох бесстыжий!
  - Каллист у нас - как новый Митридат и Аттал, вместе взятые, у него полно ядов, вот только рабов не хватало, - продолжал Рира. - А потом в Александрию повезет, живьем вскрывать. Если, конечно, бедняга выживет.
  - Пойдем, Филинион, - успокоил новичка Хрисаф. - Это он так шутит.
  - Никаких ядов у меня нет, Филинион, - добавил Каллист. - Рира, зачем ты так? Видел бы ты, как Филипп над ним издевался.
  - Филипп над всеми издевается, кроме своих внуков, - заметил Рира, глядя вслед уходящим Филину и Хрисафу.
  - И еще... я узнал, что Григорий-старший продаст Салома Филиппу, - понизив голос, добавил Каллист.
  - Это ужасно! - проговорила Эммелия, скрывая, что она уже знала об этом. - Когда Василию станет получше, то мы вместе с ним и Мак... то есть вместе с ним подумаем, что делать. А Кесарию надо уезжать... Это лучше всего для него... и для всех. Хотя у меня разрывается сердце от всего того, что здесь происходит. Будь моя воля, я бы оставила всех вас навсегда здесь... Не говори Кесарию о том, что Салома продают, Каллистион, умоляю тебя! Он все равно ничего сделать не сможет, или еще, чего доброго, устроит побег, тогда конец и Салому, и Кесарию тоже!
  - Нет, не скажу, - с некоторым колебанием кивнул Каллист. - Но... вы ведь что-то сделаете, чтобы спасти Салома?
  - Обязательно! Обязательно! - заговорила Эммелия. - Я обещаю тебе!
  +++
  - Ну вот, Филинион, - приветливо сказал Каллист, - как я вижу, тебя и одели, и накормили. Давай будем ложиться спать, завтра рано вставать, мы уезжаем. Кесарий и я решили не затягивать с отъездом. Устраивайся вот тут, перед моей спальней, в простенке, тебе уже и матрас принесли, и одеяло.
  - Позвольте вам ноги омыть, хозяин, - с готовностью произнес Филин, громыхая тазом.
  - Зачем ноги мыть, я в бане был, - ответил Каллист. - Вот лучше выпей отвар, я тебе приготовил, поможет тебе успокоиться и уснуть.
  Филин, увидев кубок в руках хозяина, затрясся всем телом, не в силах сказать ни слова.
  - Ну же, Филин, ты должен меня слушаться, - строго сказал Каллист, которому до смерти хотелось спать. - Пей скорее, и покончим с этим.
  - Не бойся, Филин, - раздался голос Риры, влезающего в спальню, располагавшуюся на первом этаже, через окно. - Вот, я антидот принес, териак. Он почти от всех ядов помогает, хотя как знать... Каллист врач искусен в их составлении, может и не помочь. Если выживешь, то свободу получишь. Каллист врач всегда так поступает, из своих двадцати трех рабов троих отпустил, теперь вот новых покупает.
  - Рира, замолчи! - закричал в бешенстве Каллист. - Оставь моего раба в покое!
  - Ты не можешь запретить мне дать ему териак, это бесчеловечно, - продолжал Рира, не обращая внимания на несчастного Филина, который упал к ногам Каллиста, целуя их. - Ему надо дать возможность избежать ужасной смерти.
  Каллист захлебнулся словами.
  - Или ты сам ему противоядие дашь? - продолжал Рира, сидя на табурете и листая кодекс. - Потому что в Александрии рабы дорогие, надо на вскрытие со своими приезжать, так дешевле, точно тебе говорю.
  - Заткнись, вомолох! - заорал на Риру потомок Асклепия через Махаона по материнской линии и осушил полкубка.
  Филин онемел.
  - Ну все, Филин, потащат тебя в суд, беднягу, будут кости ломать да на дыбе вздергивать, - проговорил с сожалением Рира. - При тебе твой хозяин отравился, а ты не спас его. А может, на тебя и подумают, что ты и отравил!
  - Хозяин, хозяин! - зарыдал Филин. - Вы же меня спасли от Филиппа! Если вы умрете, то и я с вами!
  Он выхватил у растерявшегося Каллиста кубок и осушил его до дна.
  - Надо же, приятный яд какой, а я думал, яды горькие, - вдруг сказал он.
  - Я в него мед положил специально для тебя, - потерянно ответил Каллист.
  - Спасибо, хозяин, родной, - пролепетал Филин.
  - Как это трогательно! - воскликнул Рира, раскачиваясь на стуле и наслаждаясь разворачивающимся зрелищем. Он еще хотел что-то сказать, наверное, предложить обоим териак, но тут в спальню Каллиста вошел Василий в сопровождении Кесария.
  - Мы обыскались тебя, брат мой, - строго сказал Василий, садясь на дифрос с вышитой подушкой. Кесарий с суровым видом встал рядом, подобно ликтору. - Я приехал из Кесарии Кападокийской, чтобы оповестить тебя о важном решении, которое я принял относительно тебя.
  - Меня?! - Рира вскочил, на лице его был страх. - Что ты там еще придумал?
  - Ты забыл, Рира, что ты и Ватрахион находитесь под моей патриа потестас, в то время как Навкратий, Феозва и Макрина давно эмансипированы, как и наши сестры, включая Каллиопу, уже не под моей властью, так как они замужем... - медленно и раздельно начал Василий. Кесарий многозначительно кивал, держа в руках какой-то свиток пергамена, с которого свешивалась большая печать.
  - Да, Рира, - произнес Кесарий. - Василий советовался со мной, и я нашел его решение крайне благоразумным и полезным для укрепления твоего нрава и духа.
  - Я вижу, Григорий, - Василий назвал младшего брата полным именем, что делал крайне редко, и от этого Рира еще больше напрягся, а на его виске запульсировала жила, - я вижу, что ты крайне непригоден к церковным и государственным делам. Может быть, служба в легионе исправит тебя.
  - К-как... - заикаясь, зашептал Рира, словно потерял голос, - в к-каком лег-г... легионе?
  - В Сирийском. - небрежно сказал Кесарий. - Да ты не переживай, походишь несколько лет в иммунах, ты же ведь с медициной знаком, да и грамотный, а может, и в трибунах удастся послужить, потом назад вернешься, в имение, к маме и жене. Эта служба хороша для молодых знатных юношей, чтобы обтесались, жизнь понюхали, обветрились в походах...
  - Я не хочу в легион! Я не буду там обветриваться! - завопил Рира, бросаясь на Василия. Кесарий ловко осадил его подножкой.
  - Что значит - "не хочу"? - поднял бровь Василий. - Вот указ. Все уже решено. Завтра с утра поедешь. Я записал тебя и обо всем договорился, спасибо Кесарию, он помог.
  - У меня давние знакомства в Сирийском легионе, - деловито произнес Кесарий, похлопывая по плечу Риру. - Главное, держись центуриона Гелиогабала по кличке Грубиян, он тебя научит воевать, как должен настоящий мужчина! И не бойся, децимации сейчас редко проводят. Зато, может быть, в Персии повоюешь, мир посмотришь!
  - Я, как твой старший брат и имеющий власть отца над тобою, давно должен был заняться твоим воспитанием, Григорий, - добавил Василий. - И, к счастью, у меня есть право на это.
  - Какое право?! - кричал Рира с пола, снова упав, споткнувшись на завязке сандалии. - Немедленно меня эмансипируй! Почему не Крат едет в легион? Почему я?
  - Ты еще спроси, почему не Макрина, - заметил Василий.
  - Tolle, lege, - сказал Кесарий, протягивая ему свиток. - Missu Caesaris! Бери и читай!
  Дрожащими пальцами Рира развернул свиток и увидел там ровный почерк Кесария.
  - Рире, вомолоху, радоваться, - прочел он фразу, написанную бустрофедоном и покрывающую весь свиток сверху донизу. В конце свитка стояло приписанное рукой Василия: "Будь здоров".
  Рира, вспотевший и красный, опрометью выскочил на улицу и столкнулся с хохочущей Феозвой.
  - Ты что, забыл, что ты давно эмансипирован, как и мы все? - закричала она. - Ну ты даешь, ритор!
  Он сломя голову бросился мимо нее и скрылся в зарослях кустарника.
  - Василий попросил меня придумать розыгрыш для Риры, чтобы проучить его, - объяснил Кесарий.
  - Сам-то я не силен придумывать подобные глупости, - добавил довольный Василий.
  Но Каллист и Филин уже его не слышали. Они мирно спали рядышком на медвежьей шкуре, и Филин даже похрапывал.
  - Много опия он в успокоительный настой положил, - заметил Кесарий, поднимая кубок. -Сирийского нарда и мелиссы достаточно, а вот опий... Нечего к нему привыкать.
  
  ____ (*) Кесарий, чтобы напугать Риру, намеренно путает почетные должности легионеров-специалистов (иммунов), которые не привлекались к работам и дежурствам, но были обученными солдатами и могли при необходимости участвовать в бою (инженеры, медики, писцы и т.п.) и должность Трибуна Латиклавия, который был молодым офицером высшего ранга, принадлежал к знатной семье и назначался императором.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"