Шульчева-Джарман Ольга : другие произведения.

Возложи на очи коллирий. Глава 21

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    21. О МЕЧЕ И ФЕОЗВЕ
    -Мар Григорий!
    Камни полетели на землю из-под его босых ног, и Абсалом повис среди густой зеленой листвы старого дерева. Его большое мускулистое тело несколько раз вздрогнуло, как у казненных.
    -Салом! - неистово закричал Кесарий, бросаясь вперед.
    Вдруг сук качнулся и треснул, ломаясь, и Салом, покрытый густой колыхающейся, будто дышащей, листвой упал на землю.
    -Нож! Есть у тебя нож? - крикнул Каллисту Кесарий.
  - Это и к лучшему, что наш отъезд отложился, - успокаивал Кесарий смущенного Каллиста. - Ты, в самом деле, очень устал, поэтому твой успокоительный настой так на тебя и подействовал.
  - Подумать только, проспать до обеда! - вздохнул Каллист.
  Они гуляли по аллеям усадьбы, где в этот послеполуденный час не было ни души. Только верный Филин следовал за ними по пятам на некотором расстоянии.
  - Филин, - позвал Каллист юношу, - подойди сюда!
  Тот с готовностью повиновался.
  - Теперь ты не мой раб, а мой вольноотпущенник, ты понял меня, Филинион? - спросил вифинец.
  - Да! - закивал головой Филин, которому Каллист подписал вольную меньше часа назад.
  - Отлично. Тогда рассказывай мне, что ты еще понял, - добродушно продолжил Каллист.
  - Слушаться только вас, Каллист врач, или еще вас, Кесарий врач, или еще госпожу Эммелию. Никогда не слушать того, что говорит господин Рира.
  - Никогда, запомнил? - помахал пальцем перед его носом вифинец.
  - Да! - ответил Филин, преданно глядя Каллисту в глаза, и попробовал упасть на колени, но вовремя себя сдержал.
  - И на колени падать нельзя, - добавил он поспешно, словно отвечая урок.
  - Правильно, молодец, - похвалил Каллист.
  - Мне кажется, у нас появился второй Гликерий, Каллист, - скептически оглядывая Филина, произнес Кесарий. - Гликерий ведь тоже был 'верной' и избалован был донельзя. Я его купил из жалости, все-таки мальчика растили с хозяйскими детьми, а потом продают... про Салома моего вспомнил, вот и купил...а оказалось, что Гликерий - лоботряс и лентяй.
  - Я не лоботряс, господин Кесарий! Я трудолюбивый! - прижимая руки к груди, взволнованно заговорил Филин. В больших голубых глазах юноши стояли слезы.
  - Ладно тебе, Кесарий, - миролюбиво продолжил Каллист. - Он старательный. Вот и кувшин с вином разбавленным несет на случай, если мы пить захотим.
  - Ну, это ты молодец, Филин, - похвалил Кесарий, беря кувшин в руки и делая несколько глотков из горлышка. - Только не вздумай нас с Каллистом врачом христианскому благочестию учить, - добавил он, отдавая кувшин рабу.
  - Нет, что вы, как я могу вас учить, - пролепетал Филин и вдруг срывающимся голосом заговорил, краснея и бледнея: - Я только, Каллист врач... я не буду от Христа отрекаться и жертвы приносить, вы меня простите...
  - Так кто тебя заставляет, - рассмеялся Каллист. - Держи свою веру, я разве запрещаю.
  - Да благословит вас Христос, Каллист врач! - Филин хотел снова упасть на колени, но вовремя спохватился.
  - Видишь, он неплохой паренек, - примиряюще сказал Каллист Кесарию, когда они сели на ту же самую мраморную скамью, на которой совсем недавно Феозва и Келено читали злополучный дневник Риры. - Будет нам в дороге полезен. Только ты ему оплеух не раздавай, у тебя рука тяжелая, и привычка такая, я заметил, тоже есть.
  - Да ну, что ты, Каллист, - пожал плечами Кесарий, - не трону я твоего вольноотпущенника Филина, не беспокойся. Сам с ним справляйся.
  Кесарий помолчал, потом негромко, чтобы не услышал Филин, сказал:
  - Спасибо, что ты не послушался тетю Эммелию и рассказал мне про Филиппа и Салома.
  Каллист молча кивнул.
  Кесарий заговорил с жаром:
  - Василий обещал спасти Салома... но я не уверен... я ни в чем не уверен, и, что самое страшное, я ничего не могу изменить, ни на что не могу больше повлиять! О, если бы я мог вернуть те дни, когда я был архиатром в Новом Риме! Я бы освободил Салома... и тебе бы имение вернул... или новое раздобыл бы...
  - Ты в Новом Риме и себе не много чего раздобыл, - сказал сочувственно Каллист. - И Салома твой отец не отпустил бы. Незачем себя корить.
  -Я хочу последний раз помолиться в церкви Сорока мучеников, - вдруг сказал Кесарий, поднимаясь. - Скорее всего, я больше никогда сюда не вернусь. Может быть, ты бы все-таки принял предложение Филиппа, Каллист? Со мной тебе ехать опасно. Я не только теперь в опале у Юлиана, но и везу письмо епископу Афанасию Александрийскому.
  Каллист попытался отогнать пришедшую к нему исподтишка мысль что Кесарий хочет оставить его потому только, чтобы он, Каллист помог Салому, но Кесарий был беспощаден:
  -Да, я и о Саломе подумал, ты прав, - проговорил Кесарий. - Может быть, ты бы его смог спасти, если он все-таки попадет к Филиппу. Я тобой все время пользуюсь, а ты всегда мне уступаешь. Я много разного всем наобещал и ничего не сделал, а теперь уже поздно.
  Каллист хотел сказать, что да, конечно, он может остаться у Филиппа, ведь Салома иначе не спасти, а Григорий-старший несомненно его продаст - по правде сказать, мысли о судьбе Салома томили сердце Каллиста все это время, и он был в некоторой степени рад, что Кесарий разрешил его мучения. Конечно, оставить Кесария навсегда - но при этом оставить его, знающего, что Салом будет под защитой... а там, может быть, Каллист посватается к Финарете, и уговорит Филиппа отдать Салома ему...только пусть Кесарий заберет Филина с собой, не брать же мальчишку назад к Филиппу...
  Каллист посмотрел в потемневшие от внутренней боли глаза друга и ничего не сказал, продолжая молча идти рядом с ним. Над их головами в кронах деревьев пели птицы, а солнце не жгло, рассыпаясь зайчиками в кружевной тени деревьев.
  Вдруг Кесарий неожиданно спросил друга:
  - Тебя твой дядя в детстве часто наказывал?
  - Дядя Феоктист? Да нет, - пожал плечами Каллист, обрадованный тем, что Кесарий решил поговорить о чем-то, не связанным с судьбой Салома. - Ну, может пару раз за уши отодрал.
  - За дело, надо думать? - продолжал Кесарий, и Каллист не мог понять, к чему тот клонит. Он, стараясь быть веселым, отвечал:
  - Один раз мы с Диомидом решили убежать на войну с парфянами, нас недалеко от Никомедийского асклепейона поймали...а второй раз...не помню... ах, да - пошли купаться в грозу, тайком.
  - И за это - только за уши?! Твой дядя был, воистину, человеколюбивейший и благороднейший человек! - воскликнул Кесарий.
  - Он был противник наказаний детей. Любил цитировать Квинтиллиана и Плутарха на этот счет, когда ему настоятельно советовали меня выдрать, наконец, - засмеялся Каллист.
  - А мой папаша, наоборот, был сторонником Хризиппа . Хотя сомневаюсь, что он сам об этом догадывался. Как, впрочем, и о существовании самого Хризиппа. Когда нас с Григорием в училище отдали, в Кесарии Каппадокийской, я так радовался, потому что меня там наказывали значительно реже, чем дома. Я единственный такой ученик там был, который по этой причине радовался. Правда, я и учился там лучше всех, и даже лучше Григи, и это он мне до сих пор мне простить не может, - заметил Кесарий.
  - Твой отец, мне кажется, всегда был очень жесток, - осторожно заметил Каллист.
  - По отношению к Салому - да, - кивнул Кесарий. - Потом шел я, а Григу батюшка боялся трогать, чтобы случайно дух из него не вышибить. Но все равно, бывало и ему попадало. Помню, мы с Григой как-то в мяч играли. В саду. Грига мне мяч бросал, я отбивал. Салома с нами не было, не помню, почему. Тут мне Грига решил показать какую-то подачу, которую ему недавно Кассий показал. Хвастался, что я ее точно не отобью. Я говорю - "отобью, подавай!". А отец вкушал свою постную трапезу на веранде. Вернее, приготовился вкушать, ему раб только налил в блюдо чечевичную похлебку, и вдруг - бац! привет от Девкалиона! - к нему в блюдо мяч. Правда, сложная оказалась подача. Не отбил. Чего смеешься? - добродушно хлопнул Кесарий друга по плечу. - Чечевица горячая во все стороны, раб, не будь дураком, убежал прочь. Если бы я был один, я бы тоже не задержался - но у Григория подкосились ноги от страха. Я его тащу, а он ни с места. Отец выскакивает, все лицо в чечевице, с лысины и лба стекает, и кричит голосом всадника из Иоаннова Откровения: "Кто это сделал?!". Грига ни жив, ни мертв, смотрит на него, как смертник на арене на бешеного вепря, рот открыл, но сказать ничего не может. Тут я отодвигаю его за свою спину и говорю, как один из Сорока мучеников: "Это я!"
  - Ох! - воскликнул Каллист.
  - И что было дальше! - Кесарий встряхнул головой. - Папаша меня в охапку, и давай драть, чем под руку подвернулось. Григорий на колени перед ним упал, рыдает, что это он, что я не виноват. Салом прибежал, тоже рыдает, говорит, что вместо меня готов пострадать. А я, наоборот, молчу. Недавно про воспитание спартанских мальчиков у Плутарха прочел. Папаша не оценил спартанские добродетели, орет, что из меня все это упрямство выбьет. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы не моя кормилица Мирьям. Она, как это увидала, помчалась к маме, и они вдвоем насилу отобрали меня у папаши. Это мне уже Грига рассказал, я не помню.
  - Как жестоко, - покачал головой Каллист. - Так только простолюдины к своим сыновьям могут относиться, мне казалось. Но чтобы благородный человек, магистрат, христианский епископ...
  - Две недели в постели провалялся, - продолжал младший сын магистрата и епископа. - Да у меня и до сих пор осталось несколько следов, пониже спины...
  - А Григорий... - спросил Каллист, чтобы заполнить неловкую паузу, - Григорий ведь старше тебя?
  - На год. Но он всегда слабенький был, с рождения. Раньше срока родился, болел все время. Мама с ним все время возилась, а когда я родился, меня кормилице отдали, Мирьям, матери Салома - у нее долго молоко было и много. А у мамы молока не было - столько переживаний из-за Григи, да еще и папаша со своим характером. Так что я вырос на молоке кормилицы - она меня кормила и своего Салома. А Грига до сих пор хвастается, что только он из нас двоих питался молоком нашей матери.
  Кесарий рассказывал, казалось, не Каллисту, а себе, точно вспоминал вслух.
  - Он впечатлительный, Григорий. После той расправы он от переживаний заболел, так мы вдвоем рядышком и лежали. Он плакал во сне, мне так жалко его было.
  Кесарий медленно скрестил руки на груди, склонил голову. Они молча пошли по аллее среди цветущих мальв и ирисов. Кесарий молчал, словно раздумывая, рассказать другу какую-то тайну или воздержаться. Наконец, он проговорил:
  - Как-то ночью...тогда...я проснулся... темно, светильник потух, няни нет. Григорий сопит во сне. Салом на медвежьей шкуре в ногах у нас спит, пришел сопереживать... Вдруг чувствую - на моей постели кто-то сидит. Мне не страшно стало - наоборот, очень сильно захотелось посмотреть. А поворачиваться больно же... Кое-как повернулся на бок - слезы из глаз выступили - и вижу...
  Кесарий запнулся.
  - Продолжай же, пожалуйста! - в непонятном волнении воскликнул Каллист.
  - И вижу - это Он. Я сразу понял.
  Кесарий смолк на мгновение, сглотнув. Потом, совладав с голосом, заговорил - тихо-тихо:
  - Руку протянул - слезы мне вытирает... И свет такой... свет, свет... Как в полдень... нет, что я говорю... как сотня... тысяча полудней... я ничего не сказать не могу, только рот открыл - слова никакие не идут на ум... так хорошо... свет... Он говорит: "Милый мой младший братишка!" и по волосам треплет... как мама... а я вижу ... на руках у Него... вот здесь...
  Кесарий схватился за ствол старого каштана, словно боясь упасть.
  - Следы... от гвоздей... знаешь? Но Он - живой... и свет, свет... что за свет... Я, наконец, говорю - "А Салом? А Грига? и за хитон Его схватил. Я решил, что мы сейчас с Ним пойдем, и хотел, чтобы и Григу и Салома взяли... А Он улыбнулся и сначала Салома, а потом Григория по голове погладил. Они сопят, но во сне улыбаются...тут я им говорю- "вставайте!"... и - все.
  Кесарий перевел дух.
  - Ничего не говори сейчас, слышишь? - быстро сказал он. - Ничего!
  Каллист положил Кесарию руку на плечо. Они снова пошли по бесконечной аллее в сторону храма Сорока мучеников. Вечерело.
  - Он ... по-сирийски с тобой говорил? - спросил Каллист вдруг.
  - Что? - не понял Кесарий.
  - Ну, ты сейчас рассказывал...
  - По-гречески, - растерянно ответил Кесарий. - Как мы с тобой говорим.
  - А, - сказал Каллист и добавил: - Вот и церковь. Я бы тоже хотел внутрь зайти, если это...- он запнулся, - не осквернит ее.
  - Откуда ты набрался такого? - тяжело вздохнул Кесарий. - Или ты нарочно мне все это говоришь? Конечно, зайдем вместе.
  Он первый шагнул в тень проема дверей, словно торопясь, огромными шагами пересек мозаичный пол с дельфинами и рыбами, и опустился на колени перед низким каменным престолом, необлицованным мрамором. Каллист бесшумно подошел и встал рядом, касаясь рукой мягкого и теплого, словно дышащего, каппадокийского розового камня. Вдруг краем глаза он увидел, что на спине мозаичного дельфина блеснула, отражая одинокий луч солнца, прорывающийся из-под свода, стальное лезвие. Он быстро нагнулся и спрятал маленький клинок с узорчатой рукояткой на своей груди.
  - Что? - встрепенулся Кесарий во тьме.
  -Ничего, - ответил Каллист, опускаясь на колени. Теперь он ясно слышал, что за престолом кто-то прерывисто дышит, словно сдерживает рыдания.
  "Только бы Кесарий не понял, что там прячется Макрина", - в ужасе подумал он.
  -Давай споем псалом, - вдруг предложил Каллист, и его голос необычно громко разнесся по огромной в своей пустоте церкви. - Живущий под кровом Бога Вышнего, под сенью крыл Его обретет покой... или как там?
  - Нет, - ответил Кесарий. - Никогда не обретет... Бог Вышний... Феос ипсистос...так мой отец молился всегда... ипсистарии - почти как иудеи... Закон... закон... проклятие закона... о, злое проклятье отца... зачем надо мною судьба так тешится злобно...
  Он уронил голову на престол, проговорив слова Ипполита, и смолк. Плечи его несколько раз вздрогнули. Каллист стоял рядом с ним на коленях, чувствуя, как холод мрамора и тепло камня престола проникают в его тело. Он чувствовал, что Макрина - там, позади престола, - тоже плачет, накрывшись с головой своим темным покрывалом диакониссы.
  - Кесарий! - раздался пронзительный девичий, почти детский крик, снаружи.
  - Макрина! - закричал Кесарий и, не видя дороги, толкнув Каллиста так, что тот, не удержавшись на коленях, упал на пол, на спины дельфинам, ринулся прочь из церкви Сорока мучеников.
  - Это Феозва! - прошептала Макрина, и приподнялась, пригнувшись. - Слава святым мученикам, он меня не заметил! - с этими словами она легкой тенью метнулась вверх по лестнице на хоры и через несколько мгновений Каллист услышал грохот захлопнувшейся дубовой двери, - высоко-высоко, словно закрывалась дверь где-то в небесах.
  +++
  - Салом, остановись! - донеслось до сирийца откуда-то сверху. Девочка в белом хитоне стояла, раскинув руки в стороны, как канатоходцы в цирке, босым ногами на ветвях каштана - там, где они достигали маленького окна под сводом церкви Сорока мучеников.
  - Дионисия... - прошептал раб Григория Старшего, балансируя на двух больших белых камнях и держа двумя руками петлю, уже надетую на шею.
  - Салом, нет! Салом! Остановись! - кричала девочка, спускаясь ловко, словно белка, по кряжистым ветвям. - Ла тэ-бад л-хай! Ла вале лах! Ш-ли! Ат у дайвана!
  -Феозва! - хотела закричать Макрина, но от быстрого подъема по лестнице и от увиденного у нее пропал голос. Она схватила сандалии сестры, скинутые у подоконника, и, задыхаясь от сердцебиения, словно во сне смотрела, как Феозва спускается к Салому, обдирая хитон и коленки о жесткую кору каштана.
  - Дионисия... - повторял Салом, словно в безумии глядя на девушку и не в силах оторвать от нее глаз.
  Вдруг крик Кесария, страшный, пронзительный, долетел до всех троих:
  -Абсалом! Что ты делаешь! Остановись!
  Он сломя голову, бежал, огибая церковь Сорока мучеников со стороны рощи, там, где ветер с Ириса колыхал кроны старых деревьев.
  Каллист увидел высокого, как Кесарий, человека в длинном сирийском хитоне, отчего-то стоящего на двух неустойчиво сложенных больших камнях под ветвистым деревом и понял, что происходит, только тогда, когда человек под деревом, увидев приближающегося Кесария, в ужасе закричал:
  -Мар Григорий!
  Камни полетели на землю из-под его босых ног, и Абсалом повис среди густой зеленой листвы старого дерева. Его большое мускулистое тело несколько раз вздрогнуло, как у казненных.
  -Салом! - неистово закричал Кесарий, бросаясь вперед.
  Вдруг сук качнулся, словно на него с силой обрушилось что-то сверху, и треснул, ломаясь. Салом упал на землю, покрытый густой колыхающейся, будто дышащей, листвой.
  -Нож! Есть у тебя нож? - крикнул Каллисту Кесарий. Тот выхватил из-за пазухи маленький девичий кинжал Макрины, краем глаза видя, как маленькая Феосевия в разорванном и перепачканном в земле и зелени белом хитоне, с разодранными коленками, убегает в сторону входа в церковь Сорока мучеников.
  - Режь! - крикнул в отчаянии Кесарий, подкладывая свою раскрытую ладонь под петлю, впившуюся в шею Салома. - Режь! Скорее!
  Каллист, почувствовав странный прилив спокойствия, словно в иатрейоне на операции Антилла, уверенно пересек ножом веревку на горле сирийца и ее обрывки, как змеи, упали на траву.
  Кесарий зажал свою окровавленную ладонь. Лезвие ранило его руку, защищавшую шею Салома от того, чтобы нож не полоснул по его шее как у заколаемого на жертвоприношении ягненка, разрезая вместе с веревкой и сонную артерию. Каллист, отбросив кинжал, принялся растирать уши и виски Салома. Из горла сирийца раздался сдавленный хрип.
  - Он жив! - радостно воскликнул Каллист. - Он жив, Кесарий, видишь?
  -Саломушка... Ахи... что же ты это сделал... - бормотал Кесарий, сжимая левую руку в кулак, чтобы унять кровотечение, правой тоже начал растирать Салома.
  - Что ты стоишь как столб, Филин, - крикнул Каллист растерявшемуся рабу. - Беги, зови на помощь!
  Филин помчался исполнять приказание.
  Салом, после того, как на его голову была вылита все вино с водой из кувшина, открыл глаза и прошептал с укором:
  - Зачем... зачем ты спас меня, Сандрион, ахи? Я не хочу жить...
  - Ат у дайвана? - в отчаянии воскликнул Кесарий. - Вот, выпей воды. Что это за безумие, ахи! Ты подумал об эни, о Мирьям... обо мне, наконец...
  - Мар Григорий продает меня Филиппу... Филипп узнает, что я помог бежать его рабам... Лучше я сразу повешусь... - прошептал с отчаянием Салом, снова закрывая огромные черные глаза, подернутые пеленой.
  - Нет, Салом, - сказал твердо Каллист. - Мы что-нибудь придумаем.
  - Дионисия... - повторил вдруг Салом. - Меня спасла Дионисия...
  Каллист обернулся, ища глазами девочку, но ее уже нигде не было. Он поднял глаза вверх, к окну у каштана. Ему на миг показалось, что два лица, полускрытые одним покрывалом, с надеждой и радостью смотрят вниз, но видение тут же исчезло.
  К ним спешили люди, среди них впереди торопилась Эммелия.
  - В вашей семье все безумцы, все! - причитала она, перевязывая руку Кесарию и распоряжаясь, чтобы Салома отнесли в дом.
  - Не надо в дом, - подал голос Кесарий. - Его надо отнести в баню. Ему сейчас помогут холодные ванны. Ант якель, ахи, сейчас мы тебя полечим!
  Каллист незаметно отделился от толпы и снова вошел в церковь. Вверху, на хорах, светилась тоненькая полоска - это была приоткрыта дубовая дверь.
  - Он жив, - произнес Каллист, положил маленький девичий кинжал на престол Сорока мучеников, и повернулся спиной. Когда он выходил, он готов был поклясться, что слышал осторожные быстрые шаги легких ног.
  +++
  Макрина в своей келье под крышей церкви Сорока мучеников промывала ссадины на ногах и руках сестры смесью вина и воды и приговаривала:
  - Ты сумасшедшая! Как ты решилась... ты могла упасть, убиться!
  - Я изобразила на себе Крест Христов и попросила всех Сорок мучеников мне помочь, - смущенно, но радостно прошептала Феозва, то и дело вскрикивая от боли и зажимая рот ладошкой, тоже покрытой ссадинами.
  - Святые мученики... - проговорила Макрина, порывисто прижимая к себе сестру и целуя ее.
  - А Кесарий тебя не заметил, зато Каллист обо всем догадался, - продолжила Феозва. - Ой! Щиплет! Жжется!
  - Откуда ты сирийский знаешь? - вдруг спросила Макрина у сестры.
  - Я не знаю, - ответила Феозва. - С чего ты взяла? Я по-гречески кричала ему, чтобы он остановился.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"