Горит костер, весело потрескивает сухая, разрубленная на мелкие щепки мебель. Вокруг зима, ветер бросает из стороны в сторону стаи снежинок. Фиолетовое небо нависло так низко, что, кажется, встанешь, потянешься, и пальцы утонут в грязной туче. К тому же холод донимает. Если бы не костер, теплый, домашний огонь, то было бы совсем плохо.
От дома остались только две стены. Стоят себе уголком и выбирают удачный момент, чтобы рухнуть. Все же, какая-никакая защита от ветра.
У костра сидят двое здоровенных мужиков. Чуть поодаль, согнувшись в почтительном полупоклоне, застыла худая черноволосая девчушка.
- Подь сюда, - не оборачиваясь, бросает девушке один из мужчин. На голове у него украшенный коричневыми перьями и черным клювом шлем.
- Да ну ее, Сокол, - задумчиво говорит второй. Шлем и плащ мужчины покрыты чешуйками.
- Нет, Змей, - сплевывает Сокол. И, чуть повысив голос, добавляет, - Я сказал, сюда!
Девушка дрожит, заламывает руки. Губы побелели. Может, от страха, может, от холода. Непонятно. Она еще ниже кланяется и мелкими шажками приближается к костру, оставляя за собой вереницу темных следов.
- Скажи, что ты думала? - спокойным голосом говорит Сокол.
- Я-а. Ниче... Я... Не, - лепечет девушка.
- Не врать, - кричит Сокол. Он поднимает с земли ножку стула, сжимает ее до такой степени, что белеют костяшки. - Повтори слово в слово то, что ты подумала.
- Что.... Чтоб...., - девушка рыдает. Закрыла ладошками лицо и, кажется, вот-вот рухнет на землю. - Чтоб вы подохли...
- Да оставь ты ее. Тут Кабан, а ты дурью маешься, - морщится Змей.
- Полностью говори! - орет Сокол.
- Чтоб вы..., - девочка падает на колени, блестят мокрые от слез щеки.
Безразлично горит костер, метель бросается горстями снега, Сокол скрипит зубами от злости. А девочка рыдает и все не может выдавить из себя окончание фразы.
- Чтобы вы подохли, гниды, - наконец выдыхает она и ничком падает на землю.
- Гни-и-и-иды, - протягивает Сокол, смакуя каждую букву. - Мы со Змеем гниды. Это ты вместо спасибо нам говоришь, да?
Змей будто и не замечает происходящего. Невидящими глазами смотрит на огонь. Вот только загадка: огонь-то оранжевый, а глаза Змея блестят зеленым светом. Словно крошечные светлячки-песчинки по зрачкам бегают.
Он еще несколько секунд смотрит на костер, затем переводит взгляд на Сокола и задумчиво бросает:
- Кабан только что подзарядился на третьей базе. Скоро уже.
- Вот! - вскакивает на ноги Сокол. Протягивает руки к девушке, и с кончиков его пальцев срываются две белые молнии. Разряды попадают в девушку, она выгибается дугой. Под телом, по снегу, растекается темная лужа мочи.
Сокол же все не опускает рук:
- Вот! Вот, что я с твоим Кабаном сделаю! Понял?
Тем временем ветер успокоился, большие, похожие на пух снежинки медленно опускаются к земле.
Вдалеке чернеет громада города. Полуразрушенные скелеты небоскребов зияют пустыми окнами. Над домами маячат две голограммы - зеленая соколиная и синяя змеиная головы. Чтобы издали было видно, кто здесь бог.
***
До войны помещение было квартирой. Просторной, четырехкомнатной. Теперь это всего лишь конура. По другому и не скажешь. Плесень на почерневших обоях, кучи осыпавшейся штукатурки, окна закрытые фанерой.
- Бедная, - говорит старуха и мокрой тряпочкой обтирает лицо девушки. Та неподвижно лежит, даже не видно, как дышит.
В конуре стоит тяжкий, тошнотворный запах паленых волос.
Под окном, обхватив коленки руками, сидит мальчишка лет восьми. Светлая курчавая голова да веснушки, пробивающиеся сквозь слой сажи напополам с грязью. Пацан думает о жареной крысе. Вкусной, жирной. Ему и сестру жалко, и страшно, но уж очень хочется обглодать крысиные ребра, похрустеть костями.
Сидит мальчик, смотрит на неподвижную девушку. Сквозь пропаленные на боку лохмотья виднеется обугленная кожа. Сидит ребенок, тупо глядит на раны. И только через минуту ему доходит, что о крысе-деликатесе он думает из-за запаха, что от сестры идет. Мясом паленым пахнет.
Парнишку скручивает в рвотном позыве. Он бросается к двери, чуть не задевая старуху, и исчезает в коридоре. Слышно, как его тошнит.
В комнату входит мужчина. Нечесаная, асфальтно-серая борода топорщится неаккуратной метелкой.
- Жива? - тихим басом рокочет мужик.
Старуха не глядит на него. Лишь еле заметно пожимает плечами.
- Хвала Змею и Соколу, хоть в квартире тепло, - кряхтит мужик и подходит к девушке. - Завтра малому к ним идти - собери чего надо.
Женщина будто не слышит. Молчит, возит тряпочкой по белым запястьям внучки.
- И не думай! - неожиданно тонко вопит мужик. - Даже не думай, тварь!
Подлетает к женщине, хватает ее за плечи, заглядывает в глаза. Спокойные у старухи глаза, мутные, когда-то голубыми были.
- Они ж узнают! Не смей думать! - голосит мужчина и дает старухе пощечину.
Голова женщины дергается, из-под дырявой вязаной шапочки выбивается седой локон.
Мужик открывает рот и молча смотрит на нее. Губы дрожат, левое веко подергивается. Страшно дядьке. Очень страшно.
Он без замаха бьет старуху в челюсть. Затем еще раз. Еще и еще. Женщина падает прямо на внучку.
- Хитрый Змей, блеском мудрости затмевающий Солнце, Быстрый Сокол, крылом попирающий небеса, простите меня. Простите и пощадите, - бормочет мужик, вытирая дрожащей рукой бороду. Кулаки у него сбиты в кровь.
- Малой, - орет мужчина. - Радуйся, малой! К богам пойдешь! Прислуживать им будешь!
В комнату заглядывает пацан. Мокрые вихра на голове прилизаны, умытая мордаха рябит веснушками.
***
- Я на таком же топал, - вздыхает Змей и нежно гладит ногу танкоступа.
Вообще-то нужно говорить не танкоступ, а боевая полуавтоматическая машина ONE-251, или "Орех". Робот. Гигантская бочка на двух ногах, доверху набитая оружием.
- Хорошая штука. Не такая мобильная, как "Паучок", но та мобильность ей и не нужна, - продолжает Змей, очищая от грязи и снега небольшую пластинку на конечности робота.
- Хе, - ухмыляется Сокол, глядя, как товарищ отвинчивает пластину. - Мне все равно "Титаны" больше по душе. Хоть я всю жизнь и "Паучок" водил, но "Титан" - это сила! Вещь!
- Ну, дядя, мы вот на ходу ступики найдем, тогда и увидишь, что я твоему "Титану" своим "Орешком" сделаю, - весело возражает Змей и вытаскивает из ноги робота коммуникационные шлейфы. - Даже с половиной вооружения.
Боги смеются. Давно уже спор идет.
Змей снимает шлем, бросает его Соколу и подключает себе к затылку шлейфы. Некоторое время чешуйчатый стоит, прислонившись лбом к ноге "Ореха".
- Прыгай, сокол, - наконец говорит бог. - Во-первых, аккум всего наполовину разряженных полно. Во-вторых, в оружейном шкафу три ручника рабочих. И, внимание, суперприз!
- Хо! - скалится Сокол.
- Плазменный втыкач! - радостно заканчивает Змей.
- Ну все, спекся их Кабан. Зажарим теперь Кабана. На вертеле!
Сокол бросает другу шлем. Пока напичканный электроникой кусок пластика летит к Змею, пернатый чуть заметно нахмуривается и пересылает товарищу сообщение:
"Трое. Двое сверху, в кабине. Один за дальней ногой "Ореха". Неопасны, но приготовься"
Змей одной рукой ловит шлем и ловко водружает его на голову. Секунда, и зрачковые линзы переведены в инфракрасный режим. Змей задирает голову, несколько секунд разглядывает раскуроченную кабину танкоступа. Действительно двое: яркие красно-оранжевые пятна на фоне темно-синего метала.
Можно потратить пару секунд и считать их мысли. Не проблема. Обыкновенные пейзане, быдло с чипом под черепушкой. Не охота Змею время тратить, чтобы убедиться в том, что эти двое и их дружок, схоронившийся за ногой робота, неблагонадежны. Сейчас в городе, в их с Соколом личном городе, таких большинство. Как о Кабане своем услышали, так и пускают в себя мутные мысли.
"Ничего, - думает Змей. - Кабана расщепим на атомы, тогда и недовольным гайки закрутим. А пока, что они смогут, быдло?"
Бунтовщики нападают бесшумно. Двое, сидящих в кабине, стреляют в Змея из арбалетов. В тот же момент совсем молодой парень, выпрыгивает из-за ноги танкоступа и с топором наперевес бросается к Соколу.
Арбалетные болты вонзаются в присыпанную снегом землю, а Змей уже карабкается по ноге робота. Можно было бы просто пристрелить придурков, но оторвать головы своими руками много интереснее.
Сокол лениво смотрит на несущегося во весь опор мятежника и еле заметно шевелит рукой. Треск электричества, запах озона в воздухе.
Сверху слышен крик:
- За Кабана!
Боевой клич быстро переходит в вопль ужаса. Через секунду с кабины танкоступа спрыгивает Змей. В правой руке он сжимает два свежих скальпа.
- Хе, Кабан... - ухмыляется Змей.
Сокол улыбается в ответ.
***
Всю амуницию я снял еще на дозаправочной базе. Подзарядил и снял. Так надежнее и проще. Только бронекостюм оставил.
Подзаправил, чтобы засекли, знали - я иду. А снял, чтобы не почуяли на подступах. Думают, явлюсь и буду забрасывать их гранатами да обстреливать плазмой. Пусть думают. Обыкновенным ножом управлюсь.
Спрятался за кочкой и лежу на снегу, наблюдаю. Над городом их маркеры горят, недолго сверкать осталось. На поле то там, то тут подбитые танкоступы. Видать, хорошие бои шли когда-то.
Двое сидят у костра. Присматриваюсь. Обычным зрением, никаких примочек.
Так, понятно. Оба - бывшие пилоты. Только из разных частей, судя по броне. Чешуйчатых таких видал когда-то. А вот о пернатых не слышал даже. Ну да мало ли. Я - пехотинец, и знать все их пилотные заморочки с обмундированием мне не с руки. Это танкоступщики придурковатые любят то в перья, то еще в какую гадость рядиться. У меня же броня стандартная, шлем стандартный, и всё путем. Говорят, шлем пехотинца на кабанье рыло смахивает. Возможно.
Греются, значит, у огня, рассуждают о чем-то. Наверное, где-то рядом бункер. Сидели бы иначе у костерка. Мальчишка местный крутится. То в котелке что-то колотит, то тазики для умывания подает.
У полуразрушенной стены аккуратно, в ряд выставлено оружие. Три легких ручных лазера и одна плазменная винтовка. Лазеры - фигня, моя броня выдержит. А вот плазма - серьезная штука. Хорошо ребята подготовились, молодцы. Только не поможет.
Вытягиваю нож и, пригнувшись, бегу к костру. Пора менять власть.
***
Боги умирают быстро.
Вот горит костер. Весело трещат запчасти кресел и дивана. Змей умывается теплой водой, Сокол думает о чем-то своем.
- Ну, как? Нету? - без интереса спрашивает Сокол.
Змей вытирается полотенцем, швыряет кусок ткани мальчику-служке и смотрит в огонь.
- Не. В двадцати километрах точно никого рядом. Я б засек, - устало заявляет чешуйчатый.
- Вот и хорошо, - вздыхает Сокол.
Из темноты выскакивает большая тень. Четверть секунды, и Сокол хрипит перерезанным горлом. Тень изгибается, в тот же момент из глаза Змея вырастает рукоятка ножа.
Боги мертвы.
Мальчишка вникает в происходящее, только когда тело Змея падает в костер. Паренек испугано ойкает и смотрит на незнакомца.
- Где тут у них этот проектор? - сам себе бормочет незнакомец. Склоняется над телом Сокола, обшаривает карманы мертвеца.
- Ага! - незнакомец вытаскивает из кармана бывшего бога пластиковую коробочку, усеянную кнопками.
Мальчик смотрит на город и видит, что ненавистные голограммы исчезли.
Незнакомец клацает кнопками и приговаривает:
- Кабан, так Кабан. Пусть и Кабан.
В тот же момент над трупами небоскребов загорается новая картинка - темно-красная свиная морда.
- Эй ты, недоносок, подь сюда, - не глядя на мальчишку, говорит Кабан. - Вернешься, скажешь своим: "Злые старые боги убиты. Пришел вызволитель..."
Кабан на секунду задумывается, затем продолжает:
- Вызволитель. Великий Кабан, несущийся по прерии навстречу восходящему солнцу. Скажешь, что Кабан - это сила. Прерия - символ свободы. Восходящее солнце - возрождение, - мужчина улыбается и про себя добавляет. - А чё, красиво придумал, да.
Освободитель подходит к костру, глядит на пламя, затем добавляет:
- Еще скажешь, чтобы служанок только девок присылали. Лучше целок. И это, покрасивше. Исчезни, гнида.
Мальчик кланяется и пятится. Он все смотрит на крохотную полоску кожи между шлемом и броней доброго героя Кабана, освободителя. За пазухой у парнишки самодельный кривой ножик, и мальчик прикидывает - может избавиться от доброго бога сейчас...