За спиной мягко прошуршала белая пневматическая дверь. Теперь мне не выбраться из этого пластикового мешка, сверкающего голубоватыми липкими лампами. Мой новый, воняющий стерильностью, дом. Тесная банка, в которую чудом впихнули четыре полки и био-парашу.
Справа, над верхней полкой, словно чертик из табакерки, выскочила здоровенная небритая харя.
- Чего? - морда уставилась на дверь, как раз чуть повыше моего плеча. Вообще-то, голос, зовущий харю, летел откуда-то сверху. Но, видно, тридцать третьему хотелось смотреть в сторону собеседника - сержант, который привел меня, стоял именно в той стороне. За дверью.
Всего метр. Если бы не пластиковая плита...
Сержант бы не смог выдержать моего напора. Несмотря на оружие и многолетнюю практику. Ведь он - быдло, отброс и мразь. И неважно, что он стоит на ступеньку выше тридцать третьего и других сокамерников. Я-то стою на самом верху. Так что им до меня...
В общем-то, можно было бы убить конвоира по дороге в камеру. Я сильнее этого дерьма, по недосмотру именующего себя "люди", но против автоматических пулеметов не попрешь.
- Тридцать третий, у тебя же есть дети? - Вопрос беспроигрышный. Как ни странно, но в нашем перенаселенном мире все любят детей. Все беспокоятся о детях. Все, даже самые никчемные недочеловеки, рождают детей.
- Три дочери. Восемь, шесть и четыре года. А чего?
- Эт хорошо. Вам будет о чем поговорить с этим. Он девочку десятилетнюю оттрахал, а потом сожрать хотел. Не успел, правда.
Ничего себе, как сказал! И даже про "сожрать" допридумал. А экспрессия какая! Тоже мне. Сдохнуть от умиления можно. Менты нашли точку соприкосновения с зэками. Любовь к детям. Я тронут.
В динамиках, отключаясь, квакнуло переговорное устройство. Всё, больше сержант ничего не скажет. Он будет молча наблюдать за спектаклем "Разорви очко педофила". Элемент неожиданности отсутствует, сюжет-то давно известен, но игра актеров заслуживает всяческих похвал.
Должен разочаровать зрителей. Несоблюдение сценария и необходимый катарсис я гарантирую.
Я не виновен. Да, меня взяли возле тела только что изнасилованной девчушки. Да, мои сперматозоиды были найдены в ее влагалище. Да, я ничего не помню, и ментоскопирование, следовательно, бесполезно. Ну и что? Ведь на преступление в нашем безоблачном мире способны только отбросы. Я же полностью нормален. Для меня сама мысль о таком зверстве является столь же отвратительной и неестественной, как и для присяжных на суде. Я знаю, никто мне не верит, но я не виновен. Не виновен. НЕ ВИНОВЕН, мать вашу.
Сейчас, находясь в камере предварительного заключения, не пройдя суд, я ничего не могу сделать. Остается только ждать. Хотя, могу предсказать свою жизнь на несколько дней вперед. Причем, с достаточно большой вероятностью угадаю все ключевые события. Суд, на котором вынесут единственно возможный приговор. Вечер, проведенный в общем бараке. А далее - газовая камера. Тюрьмы-то уже лет сто как ликвидировали.
Только в одном из этих актов я обязан совершить побег. Пока не знаю как. Неважно. Главное - вернуться в лучший мир. Тогда можно будет разобраться что и по чьей вине произошло.
Как только голос сержанта умолк на сцене появились новые действующие лица. Справа, с нижней полки, слез малорослый, но довольно широкоплечий парень. Слева выполз худой, как вешалка, голый по пояс человек. Ходячий, обтянутый кожей, скелет, ждущий удобного момента, для того, чтобы развалится под грузом времени. Тридцать третий стоял чуть позади остальных.
- Пиздец тебе, хуйло недоношенное.
Скелет поднял руку и несколько секунд смотрел на одну, самую яркую, татуировку. Небольшой перочинный ножик. Да неужели? А как же знаменитые охранки? Но, неважно. Тем лучше для меня. Если это быдло обмануло систему, протащив сюда оружие, то мой сверхорганизм и подавно справится с такой плевой задачей, как побег.
Обломанные грязные ногти скелета легко вошли в дистрофическую плоть. Кровь, с бешеным напором вырвавшаяся из раны, аэрозольной кляксой испачкала потолок. В ту же секунду истошно заверещала сирена. Механический голос, выплюнутый динамиками, прочирикал: "Сектор 345. Камера А4/4. Применение оружия".
Писк сирены обозначил момент, когда счет пошёл на доли секунд. Я услышал, как чпокнув начала открываться дверь за спиной. Видимо, наличие ножа у одного из заключенных не входило в планы сержанта. Я увидел, как скелет растянул окровавленный кусок собственной кожи. Я учуял, как в помещении запахло горелой пластмассой. Значит, автоматика не ошиблась - татуировка оказалась самосинтезирующимся оружием. Дорогая игрушка. И действительно совершенно незаметна для охранных систем. Хотя, чтобы нарисовать на себе такой калаш, нужно заплатить цену, сравнимую с ценой танка. Вот у богатого скелета и хватило только на перочинный ножик.
Пора начинать действовать. Два шага к зэкам. Ногой я выбил, как раз успевший к тому времени сформироваться, нож. Правой рукой припечатал угловатую, татуированную рожу скелета. Я все успеваю, замечаю, вижу. Я чувствую, как хрустит череп этой мрази. Я слышу, как чавкают об противоположную стену его мозги, пулей вылетевшие с другой стороны головы. Все происходит согласно графику. С одним покончено.
Широкоплечий даже не успел повернуть голову. Жаль, мог бы насладиться прекрасной смертью своего товарища. Одно движение, и то, что было человеческим кадыком зажато между пальцами моей левой руки.
Теперь тридцать третий. Он оказался быстрее своих шестерок. Не успело тело широкоплечего рухнуть на пол, а небритая харя уже вплотную приблизилась ко мне. Глаза, отрыгивающие ненависть напополам с презрением, черная обслюнявленная борода, жирное тело пытающиеся танцевать в недоступном для себя ритме.
Я не захотел тратить лишние силы. Просто дал ему по морде. Справа. Чуть-чуть сильнее, нежели требовалось, но ничего. И так сойдет. Лицо тридцать третьего напомнило мне древнюю театральную маску. Половинка на половинку. Одна сторона тянет деревянные губы в улыбке, другая вот-вот заплачет каменными, бездушными слезами. У зэка так же. Одна часть лица все с той же ненавистью смотрит на меня, а другая превратилась в отвратительное предсмертное месиво крови, кости и соплей.
Все закончено. Можно приглашать художника и писать батальное полотно "Быдло хотело попустить настоящего человека". Да уж, от стерильности не осталось и следа. Добро пожаловать не скотобойню. Вернее, на быдлобойню.
Чуть слышный щелчок сообщил о том, что дверь наконец-то освободила путь для бравого сержанта. Только он опоздал. Мало того, что спектакль успел закончиться. Но еще и чья-то рука в диспетчерском центре хоть и поздно, но додумалась нажать нужную кнопку - нервно-паралитический газ с бешеным свистом начал литься в комнату.
Хороший газ. Быстрый. Сержант не успел даже добежать до меня - мешком свалился под дверь. А ведь комната-то крошечная. Я оказался чуть сильнее. Меня хватило еще на пару секунд.
***
Я не отключился. Мозг хоть и с перебоями, но обрабатывал поступающую информацию.
Белые кишки коридоров предварительной тюрьмы. Синие электрические лампы, пытавшиеся въесться в кожу, предав ей мертвенную синеву. Руки, тянувшие меня неизвестно куда. Боль, крабом поселившаяся в опаленных газом легких. И только безвольно висящие ноги тихонько шуршат о кафель пола.
А еще стыд пауком подбирался к душе. Я не должен был убивать тех недоносков. Конечно, они не люди. Их просто не жалко. Но, надо было оглушить. Такой поступок более подходит для высшего существа, которым я, вне всяких сомнений, являюсь.
А с другой стороны, что мне было делать? Тратить свои силы на то, чтобы оглушать их каждый раз, когда они захотят "расправы"? Или позволить мрази избить и оттрахать себя? Меня - настоящего, стопроцентного человека? Меня - существо глубоких моральных общечеловеческих ценностей. В таком случае, недолго превратиться в одного из них.
Теперь точно суда не будет. Меня отправят на казнь завтра же утром. Оно и к лучшему.
Вообще-то, я считаю, сейчас действует хорошая система - не перевоспитывать преступников. Правильно, нечего содержать их, когда планета перенаселена и рвется по швам от продовольственно-энергетического кризиса. Тем более, из мертвых тел можно извлечь немало энергии.
Как бы то ни было, но в один момент психологи начали проводить исследования, породившие так называемую "Теорию раздела". Ничего особо нового в ней, как водится, не было, но столетие назад она стала логическим продолжением эволюции человечества.
Несколько десятков миллиардов обитателей планеты, хоть и принадлежат к одному биологическому виду, все же не одинаковы. И тут дело не в цвете кожи или форме глаз. Просто одна часть является настоящими людьми. Носителями достижений лучшей цивилизации вселенной. Индивидами, которые думают не только о толщине своего кошелька и жирности собственного брюха. Людьми, которые стараются дать продолжение роду людскому. Естественно, в эту часть попали почти все политики, бизнесмены, звезды. Они всегда были лучшими из нас.
Другая же часть хоть и носит человеческий облик, но по своей сути они - самые настоящие животные. Мразь, быдло, отбросы. Суть заложена в существе генетически. И неоднократно доказано, что все преступники принципиально неисправимы. Значит, их нужно уничтожить. Но в любом случае наше общество гуманно. Существуют тесты, способные выявить в человеке гниль еще до рождения. Мы таких даже не уничтожаем. Им предоставляют возможность сосуществовать с нами. Твари получают шанс стать людьми. До первого преступления. И не важно, что произойдет. Убийство, изнасилование, кража или банальная сплетня. А ведь до суда, который может и оправдать невиновного, мы их содержим в чистых КПЗ. Мы до последнего соблюдаем формализм навязанный нам несовершенной моралью. Пока вина не доказана человек остается человеком. Впрочем, оправдательных приговоров я не помню. Да, все виноваты. Кроме меня. Я - исключение. Один случай из миллиона. Я не виновен.
Такая политика, естественно, позволила человечеству выбраться из кризиса. Преступников ловили. Уничтожали. Их детей отдавали в интернаты. Я понимаю, они оказывались там далеко не в лучших условиях. Но ведь настоящий человек всегда может пробиться. Большинство из них не пробивались. Ведь генетически недолюди, пожалуй, похуже иной обезьяны. Как максимум интернатчики становились охранниками в таких вот КПЗ, работниками энергозаводов по переработке тел, чернорабочими и прочей, не стоящий упоминаний, грязью.
Мы же, достойнейшие, живем вне всяких проблем. Любые удовольствия и развлечения. Хорошие врачи и генные инженеры. Собственно, справится с тремя зеками для такого как я - не проблема. У меня хватит способностей и на много большее.
Все происходит совершенно правильно. Гнидам - гнидное. Лучшим же, соответственно, лучшее.
Не стоит говорить, насколько большим был мой шок, когда меня обвинили, причем несправедливо, в столь ужасном преступлении. Ничего. Как только я попаду в нормальный мир - все наладится. Если ты - человек, то тебе не может не повезти.
Когда меня вытащили в тюремный двор, я уже почти полностью пришел в себя. Стальная сетка паралича, опутавшая руги-ноги, несколько ослабела, да и туман из мозгов выветрился.
Охранники подтащили меня к ржавому куску металла, лежащему ровно посредине двора. Один из них отпустил мою руку и, крякнув от натуги, отодвинул лист в сторону. Под железом оказалась пустота, исторгнувшая из своего нутра десятками лет скоплявшееся зловоние человеческих отходов. Конвоир выругался и, прикрыв лицо рукавом, поспешил обратно, ко мне.
- Суки, пустите. Убью проблядей, - они, естественно, даже не поморщились.
За секунду до того, как два вертухая сбросили меня в тошнотворно воняющую яму, я все же успел посмотреть на небо. Синее, покрытое вязью тонких облаков. Ничего, скоро я к тебе вернусь.
Заглянув в темный зев, я приготовился к не очень продолжительному падению с переломанной шеей в конце. Все оказалось гораздо сложнее. Я заскользил по гладкой, как стекло, наклонной поверхности. Пол минуты, и удар об покрытый вонючей кашеобразной массой пол.
Дерьмо, залепившее глаза, набилось в рот. Везде что-то шевелилось, пиналось, стонало. Холодные пальцы то и дело касались моей кожи. Я взвыл от отвращения. Все еще плохо слушающиеся ноги практически не держали, но я поднялся и, покачиваясь подобно матросу, сделал несколько коротких шагов. Что-то лежало на пути. Я зацепился и без сил рухнул на пол.
Время тянулось, словно хорошо разжеванная жевательная резинка. Мне не хотелось даже дышать. Я нашел в себе силы лишь для того, чтобы перебраться к липкой, мертвенно холодной стене. Лучше бы мои глаза не привыкали к темноте. Я опускал веки, чтобы не видеть горы бесконечно копошащихся человеческих тел. Но в полной темноте вонь усиливалась в сотни раз. Уж лучше смотреть на червей, которые могли бы стать людьми. Но нет же. Они глисты. Родившись в дерьме, они так и не делают усилий, чтобы оттуда выбраться. Отбросы. Глисты. Глисты, глисты, глистыглистыглистыглисты.
- Сам ты глист, - женский голос, прозвучавший справа, отвесил мне твердую оплеуху неожиданности. Наверное, я все время озвучивал свои мысли. Без разницы. Наступил момент для того, чтобы выбираться отсюда. Я снова попытался встать и еще раз упал.
- Тебе лежать еще пол часа, как минимум. Тебя же газом травили?
- Пасть закрой.
Женщина засмеялась. Противный тонкий голос бессмысленно терялся в вонючей темноте.
- Думаешь, ты - лучше всех этих... хм... глистов? - мне показалось, что она издевается. Или позволила себе презрение?
- Не думаю, а знаю. Да и к тебе это тоже относится, - если бы мое тело и слушалось, я все равно не стал бы ее убивать - самая крохотная капля сил сейчас на вес золота. Казалось, хуже, чем в тот момент, я никогда себя не чувствовал.
- Ты такое же говно, как и они. Люди одинаковы. Будь то отбросы или... хм... так называемая элита. Вот тебя за что арестовали?
- Иди в пень. Ты хоть сама понимаешь что говоришь? Я сейчас от смеха умру. Быдло опровергает теорию раздела. Ты же даже не человек, - вообще-то, не стояло мне вступать в этот спор. Но мои нервы оказались не столь сильными, как я на то рассчитывал. Или виноват газ? - По ошибке я тут.
- А формально за что?
- Педофилия.
- Ну и не сомневайся. Ты виноват. Тут все виноваты. И никто не лучше и не хуже. Всех нужно одинаково сжигать. Только это все похуй. Не имеет ни малейшего значения. Завтра все в газовую камеру пойдем, - и отчего она говорит так спокойно? Ведь отбросы сплошь и рядом неврастеники. Каждый их выдох наполнен беспокойным дрожанием гортани. Наверное, так происходит от осознания своей бесконечной никчемности. А эта, похоже, среди настоящих людей жила. Бывает и такое.
- Мы где сейчас? - что же. Разговаривать с тварью противно. Но как-то сориентироваться в ситуации нужно.
Она повернулась и долго смотрела на меня.
- Мы в общем бараке. Отсюда один ход - в душегубку. Тут все прописаны на одну единственную ночь. Завтра новый заезд. Людей-то много...
На несколько минут мы замолчали. Размышляя, я глядел по сторонам. Некоторые недочеловеки бесцельно лазили по полу. Некоторые бревнами лежали, окруженные, словно барханами песка, кучами собственного кала. Хорошо, что их завтра не станет. В чем-то эта права. Тут невиновных нет. Ни одного человека, кроме меня.
- Ты ведь сильный?
- В смысле? - такого глупого вопроса я не ожидал.
- Ты же еще не сломался? Хочешь бежать отсюда?
- Не твое дело, - что она вообще о себе мнит.
- Хочешь. Я же вижу. И я хочу. Только без меня тебя застрелят при попытке к бегству. А без тебя меня завтра сожгут на энергопереработке.
- Ты что-то знаешь?
- Знаю.
- Откуда?
- Раньше работала здесь инженером ремонтного отдела.
Вот тебе и на. Дело неожиданно предприняло довольно выгодный оборот. Единственная моя слабость - незнание. Что же. Теперь этот недостаток вполне устраним.
- Зачем тебе я?
- Утром, ровно в восемь, они начнут выводить нас. Здесь около двух сотен человек. Сейчас мы проберемся в центр, ближе к задней стенке. Будем сидеть там - нас выведут, когда в бараке останется меньше половины. Обычно охранники чуть подзаебываются к этому моменту. Ну и не так внимательно смотрят. Вся дорога простреливается автоматикой. Кроме одного места, - она замолчала. Я все ждал продолжения, но она молчала и молчала.
- А я тебе зачем?
-Там труба канализационная немного выступает. На ней крышка небольшая есть. Но она ржавая. И крепится в пизду проржавевшими болтами. Я думаю, ты сорвать сможешь. И с охранниками я сама не справлюсь. Нас пачками по десять человек весьи будут. Впереди и позади десятки по одному охраннику. Как только начнется вывод, ты меня за руку держи. И старайся где-то посередине пачки пристроиться. Внизу автоматики нет. Только охранники за нами полезут, если успеют..
- Хорошо, ну а ты мне зачем?
- Без меня гнить тебе долбоёбу в канализации. Там такой лабиринт... Сейчас попробуй поспать. Часа два еще есть. Завтра, когда поведут - смотри под ноги. Люк не прозеваешь. Как сорвешь крышку - сразу внутрь лезь. Через два метра, ну, в том направлении, как и раньше двигался, вертикальная труба. Пойдем...
Возле стены я чувствовал себя гораздо лучше. Теперь же гнида привела меня в самый центр барака. Не на что опереться, негде лечь. Эта моментально заснула. Или притворилась спящей. Оставалось только стараться не смотреть на ее сидящую, скрюченную фигуру.
Я же так и не смог отдать свои мысли в распоряжение Морфея. Меня трясло от холода, желудок, завязанный двойным виндзорским узлом, страстно желал расстаться со своим содержимым. Вот только, жаль, что это самое содержимое отсутствовало, как класс. Плюс ко всему меня съедало отвращение к себе. Я не должен был даже разговаривать с этой. Я не мог пасть так низко, чтоб принимать ее помощь и вступать с ней в союз. Отвратительно. Когда выберусь, как я смогу смотреть в глаза своим друзьям. Ничего. Главное не то, что снаружи. Ведь окружающие меня говноеды неотличимо похожи на людей. Человеком меня делает то, что находится внутри. А в душе я не смирился. Я все еще ненавижу всё чуждое истинной человеческой натуре.
Размышлял я не долго. Эта была не права, когда говорила о двух часах отдыха. Минут через сорок барак в одно мгновение доверху наполнился светом. Низкий вой сирены ржавой проволокой проткнул уши. Некоторые зэки начали подниматься на ноги. Большинство же продолжало безучастно лежать.
Стена, бетонным монстром стоящая перед моими глазами разделилась на две половинки.
- Сейчас всех во двор выталкивать начнут,- эта проснулась и стояла возле меня.
Я посмотрел на свою спутницу. Серое, сморщенное существо. Лысое как колено. Зачем ей бежать отсюда. Умереть было бы более гуманным выходом по отношению к себе и окружающим.
- Назад глянь.
Я обернулся и с удивлением обнаружил, что задняя стенка совершенно беззвучно пришла в движение. С неумолимостью бульдозера она надвигалась на нас, толкая перед собой валик дерьма вперемешку с лежащими телами.
- Пойдем потихоньку. Тех, которые не поднимаются, прямо на выходе в костедробилку сбрасывают. И что интересно, всегда найдутся те, кто самоходом выйдет.
И зачем она мне это все рассказывает? Волнуется? Может и так. Я и сам начал ощущать предстартовый мандраж. Такое со мной случалось только перед выходом на ринг. Так то были самые ответственные моменты моей жизни. А сейчас...
По размеру общий барак оказался приблизительно таким, как я себе и представлял. Комната с низким потолком, вполне могла бы служить футбольным полем. Места бы хватило. Сверху чернели зрачки каких-то дырок. Видимо, через одну из них я и прилетел сюда.
Медленно, стараясь постоянно держаться в центре, мы начали пробираться к выходу. Противный путь. Я постоянно смотрел под ноги, чтобы не зацепиться об одного из этих. Да еще и наезжающая сзади стена гирей давила на мою расшатанную психику.
Я посмотрел вперед. Достаточно плотный поток тел пробирался к дневному свету. Казалось, ступая за порог человеческие фигуры, ныряли в нетронутую гладь молочного озера.
Шаг следовал за шагом. Неумолкающая сирена тщетно пыталась подгонять многотысячную массу народа. Мы шли не меньше двадцати минут. Не могу сказать, что этот мизерный промежуток времени показался мне вечностью. Даже наоборот. Все происходило несколько быстрее, чем нужно. Я, к сожалению, не успевал настроиться на предстоящие действия. Хуже всего было то, что мое воображение не могло даже приблизительно нарисовать путь, трубу, крышку, ржавые болты.
Разъехавшаяся в стороны стена барака открывала путь в не слишком большой дворик. Маленькая металлическая площадь, со всех сторон окруженная забором из колючей проволоки, могла вместить тридцать-сорок человек. По ту сторону ограждения раскарячились автоматические крупнокалиберки. Такие тремя пулями превращают человека в гору рваного мяса.
Сзади подпирали толпы зэков. Только двигаться вперед, другого выхода не было. Массу недолюдей непрерывно прорезали тюремщики в серых комбинезонах. Они расталкивали, направляли, поднимали и куда-то тащили упавших. Впереди - небольшой затор. Видимо, там формировали "десятки", о которых говорила эта.
Когда подошла наша очередь, я страшным усилием воли переборол себя и обеими руками прижал к себе эту. Пусть думают, что у нас любовь, и мы хотим сгореть в один день. Мне плевать на мнение низших. Пристроиться в середину десятки не составило труда.
Еще секунда, и наша небольшая колона двинулась вперед. Бетонная дорожка оказалась даже слишком узкой. Проволочное ограждение то и дело дотягивалось до моих плеч жалящими ржавыми шипами. Все мысли сконцентрировались на том, чтобы не упустить нужный момент.
Идущий впереди охранник не должен успеть сделать хоть что-то. Перед ним четыре человека, которые, как пить дать заслоняют линию огня. А с задним что-нибудь придумаю.
- Через двадцать метров, - еле слышный шепот пролез в мои уши.
- Молчать.
И как он только услышал. Сзади что-то просвистело. По голове горячим ножом прошлась страшная боль. Сразу же я почувствовал, как по спине побежал веселый ручеек крови. Похоже, тварь стеганула кнутом. Автоматы отреагировали на резкое движение. Шарниры взвыли, и я кожей ощутил направленные в свою сторону дула орудий.
Неожиданно дорога пошла на подъем. Еще двадцать метров и мы оказались на крохотном, метра три в радиусе, пятачке-возвышении. Все складывалось просто отлично. Переднего конвоира я не видел. Он уже начал спускаться, и его голова скрылась за лесом грязных тел. А тот, что сзади...
В разворот я вложил всю, отпущенную мне природой и генетиками, скорость. Похоже, вертухай совершенно не ожидал подобного поворота событий. Наверное, как говорила эта, "подзаебался". Я просто толкнул на него четверых остолбеневших зэков. Выигрыш во времени не большой - секунды две, но мне должно хватить.
Теперь труба. Вернее, здоровенный угловатый выступ, занимающий чуть ли не треть площадки. Крышка, не сильно большая действительно крепилась двумя ржавыми болтами.
Первым делом я вкинул в трубу эту. Возникло, конечно, неслабое желание бросить ее. Но, а вдруг, канализация действительно окажется непроходимым лабиринтом. Я последовал ее примеру, как только голые пятки спутницы скрылись в люке.
Не знаю, была ли погоня, я ничего не слышал. Пролез на карачках несколько метров и головой вперед ухнул в вертикальную трубу. Две секунды полета и я нырнул в какую-то жидкость.
Канализация оказалась не столь гиблым местом, как я привык думать. А после общего барака так вообще чуть ли не стерильно. Во-первых, что хорошо - можно было выпрямиться и совершенно нормально бежать. Над головой иногда даже моргали фонари-доходяги. Света мало, но разобраться что происходит можно. Вода, наполненная уже привычными мне кусками говна иногда доходила до подмышек. Но, в общем-то, все оказалось много проще, нежели я предполагал.
Лабиринт впечатлял. Сначала мы не меньше полу часа бежали. Повороты, развилки, спиральные подъемы а иногда и спуски. От всего этого разнообразия очень скоро закружилась голова. Если бы не эта, гнить бы мне тут до скончания веков.
А еще канализация кишела жизнью. Крысы, косяками рассекающие воду, несколько раз даже пытались напасть. На такие мелочи внимания мы не обращали.
Наконец, еще через час ходьбы эта остановилась. Канализационная труба ничем не отличалась от пройденных нами километров. Единственным отличием была хрупкая металлическая лестница, прижавшаяся к стене.
- Пришли. Там, вверху, парк Станиславского. Охуеть, таки, убежали, - она засмеялась.
Я смотрел на тонкую жилистую шею, рот полный гнилья, запавшие глаза, и одна очень простая мысль не уходила из головы. "Я приведу в мир быдло". Хотя, может, она простая сплетница. Преступление, конечно. И это дает повод подозревать ее в чем угодно. Но все-таки сплетницу можно было бы и отпустить.
- Ты за что сидела? - лучше перестраховаться. Так мне будет спокойнее.
- Антропофагия, если ты знаешь такое слово.
Я не колебался ни секунды. Стыд, смешанный с отвращением, отбойным молотком прошелся по мозгам.
Я! Позволил! Себе! Связаться! С! Этим!
Воображение тут же подкинуло картину: Эта сидит в бальном платье за столом. На здоровенном блюде горкой навалены отварные дамские пальчики. Она отрыгивает, ковыряется длинным лакированным ногтем в остатках зубов и тянется к новой порции угощения.
И я позволю ее грязным пяткам ступить на траву детского парка?
- Ну, пойдем! - повернувшись ко мне спиной, она ухватилась за перекладину лестницы.
Думать было не о чем. Государство не смогло наказать ее. ( Да-да при моей помощи. Я до конца жизни буду искупать свою вину) Но, ничего. Я ведь тоже в чем-то государство.
Соприкоснувшись со стеной, голова этой лопнула подобно спелому арбузу. С такой ненавистью я не бил еще никого. Как же приятно смотреть на обыкновенную бетонную стену, если она украшена ажурным узором мозгов быдла. А еще приятнее ощущать, что именно ты сделал свой мир немного красивее, очистив его от отбросов.
А теперь, я знаю, все будет хорошо. Я, настоящий человек, возвращаюсь в свой прекрасный солнечный мир, чтобы нести туда только радость и тепло. И не нужно слушать разных тварей, утверждающих, что все люди вылеплены из одинакового говна. В настоящих людях живет исключительно чистота!
Я ухватился за лестницу и быстро полез вверх. Я, ведь обещал небу скоро вернуться. А обещания нужно сдерживать.
***
Солнце разлило свои лучи по зеленому ковру парка. Казалось, каждая травинка до краев наполнилась лаской светила.
Никто из гуляющих не обратил внимание на люк, открывшийся на одной поляне. Мало ли. Может, ремонтируют что-то. Тем более, никто даже не взглянул на мокрого, грязного мужчину, вылезшего из канализационной дыры. И зря. Мужчина оказался странным. Он навзничь улегся на траву и одарил небо громким заливистым смехом. Так человек лежал с пол часа. Улыбка не сходила с его губ. Впрочем, если бы отдыхающие граждане знали, что произошло с мужчиной за последние сутки, они бы его поняли.
Настоящий человек, чудом избежавший незаслуженной смерти, встал. Нужно было идти искать виноватых. Ведь они посмели подставить его. Значит они - быдло. А быдло, безнаказанно топчущее землю - чревато неприятностями для человечества.
Внезапно, взгляд мужчины наткнулся на одну незначительную деталь. Если бы посторонний посмотрел на человека в этот момент, то он подумал бы, что смотрит на сумасшедшего. Выпученные глаза моментально покрылись разломами лопнувших вен. Тело мужчины напоминало сжатую пружину - каждый мускул напрягся и готов к действию.
- Нет. Нет. НЕЕЕЕЕЕТ. Я ЧЕЛОВЕК. Я НЕ...
Как-то в одно мгновение, разум окончательно покинул зрачки покрасневших глаз. Пружина распрямилась и мужчина огромными скачками понесся к привлекшему его внимание объекту.
Впрочем, никто на это не смотрел. Подумаешь, сантехник, которому и положено быть недочеловеком, доказал свою звериную сущность. Власти разберутся.
Только одному настоящему человеку было дело до происходящего. Маленькая девочка закричала, увидев несущегося на нее зверя.