Аннотация: Издано в журнале Шизариум #4. Идея, конечно, не моя. Но, так уж получилось... Человек и город.
Единство непохожих
--
Ты знаешь, что за тобой уже выехали? Минут через пять будут здесь.
Кирилл приподнялся на локте и осмотрел поляну. Коричнево-зеленый, наполненный солнцем сосновый лес казался безлюдным. Где-то застучал дятел, где-то скрипнула ветка. И ни одного "человеческого" звука. Кирилл знал, что на территории заповедника сейчас отдыхают тысячи туристов.
"Хорошая у них иллюзия одиночества. Правильно, что пришел именно сюда"
Человек сел. Сорвав травинку, он посмотрел на собеседника.
На другом конце поляны, в десятке метров от Кирилла, стояла старуха. Женщину скорее следовало бы назвать не просто старой, а очень старой. Сморщенное, бледное, словно натертое мелом, лицо. Мутные глаза спрятаны за толстыми стеклами очков. Сухие пальцы с длинными, отвратительного вида ногтями теребили грязный носовой платок.
Кирилл хмыкнул:
- Оригинально ты выглядишь.
- А как мне еще выглядеть, если скоро умрем? - голос строгий и твердый. Но все равно в нем есть что-то старческое.
Кирилл задумался. В этот раз четырьмя годами психлечебницы ему не отделаться. Скорее всего, лоботомию делать не станут. Только отыщут - сразу убьют. Так во много раз проще и приведет к несоизмеримо меньшим последствиям.
- Зря ты сюда пришел, - старуха кряхтя медленно заковыляла к Кириллу.
Парень спокойно сидел в той же позе.
Не дойдя полметра до него, она остановилась.
***
Окурок улетел в сторону раковины. На этот раз Кирилл попал точно в центр. "Бычок" недовольно шваркнул и потух. Вода, уже третий день наполняющая умывальник, чуть заметно колыхнулась, пошла небольшими волнами.
Кирилл уставился в окно. Лучше бы он не смотрел туда никогда.
Весна как раз набрала силу. Окна противоположного дома весело отражали лучи восходящего солнца. Первой ассоциацией, приходившей на ум, был свет. Он в буквальном смысле слова заливал все кругом. Блестел на флюгерах, радугой играл на разноцветной черепице, вливался в молодую листву, застилал серые тротуары и дороги.
Уже появились первые прохожие. Ни одной грустной или озабоченной физиономии. Как максимум - легкая сосредоточенность. Но даже в этом случае - на лице приклеена улыбка.
Кирилл в раздражении ударил кулаком о подоконник. От зрелища хотелось проблеваться. А еще лучше сигануть из этого самого окна вниз головой.
В такие минуты выходить не хочется. Гораздо заманчивее выглядела идея лечь на кровать, и, отвернувшись к стенке проваляться весь день. Ночью и то легче. Хоть жизнерадостного солнца нет. Но фонари опять же... Еще не известно, что хуже. Если бы не желудок, третий день подряд требующий пищу, Кирилл ни за что бы не выходил.
Темная кишка коридора. Где-то под вешалкой валялся синий плащ. Кирилл не стал его разыскивать: погода стояла достаточно теплая. Перед самой дверью он остановился и несколько секунд исследовал карманы своих джинсов. В левом обнаружилась пачка сигарет и зажигалка, в правом - несколько помятых купюр. Мизерная сумма оставшаяся от жалкого пособия по безработице. Впрочем, вполне достаточно, чтобы дожить до следующей выплаты.
Вблизи внешний мир выглядел не так плохо. Свежий, чуть более прохладный, чем Кирилл ожидал, ветер слегка освежил голову и привел мысли в порядок. К счастью, во дворе никого не было. Первая же улыбчивая рожа сразу испортит приятное впечатление. А других выражений физиономии в этом городе не водится.
Кирилл почти расслабился. На мгновение захотелось вдохнуть воздух полной грудью и вприпрыжку нестись навстречу новому дню. Он даже удивился, этому несвойственному для него чувству. Вечно плохое настроение сменилось на нейтральное. И если бы можно в одиночестве дойти до магазина.
Все, как всегда, испортили люди. Выходя из-за угла своего дома, Кирилл плечом задел среднего возраста мужчину в коричневом костюме. Толкнул намерено и со знанием дела. Прохожий пошатнулся, ноги заплелись, и он чуть было не упал. Сигарета, которую Кирилл держал в правой руке, оставила на рукаве пиджака некрасивый серый след. Парень смотрел в глаза прохожего. Больше всего Кириллу хотелось услышать крик в свой адрес. А потом получить по морде. И дать в ответ.
Но на лице мужчины появилась только виноватая, дружелюбная улыбка:
- Извините.
- Сгинь, мразь, пока не убил.
Прохожий что-то залепетал и быстро затопал прочь от Кирилла. Тот раздраженно сплюнул и поплелся дальше. Взгляд упал на рекламный щит.
"Сегодня - День Выбора! "
"А толку? -, подумалось Кириллу, - только хуже станет. Радостный, оптимистический ублюдок по хрен его знает чьей воле сменится веселым и добрым недоноском?"
Двухэтажных кирпичных домиков, стоящих по бокам дороги Кирилл старался не замечать. Все эти резные подоконники и цветы в горшках, белоснежные шторы и блеск солнца...
- Извините. Процесс идентификации, пожалуйста.
Кирилл, не обращая внимания на охранника супермаркета, взялся за ручку двери.
- Извините. Пройдите, пожалуйста, идентификацию.
Не глядя на охранника, парень приложил палец к сканеру, висящему справа от двери. Легкое покалывание и белые строчки текста забегали по черному экрану.
"Андреев Кирилл...
... 30 марта 20...
....холост...
...."
Снизу, подобно светофору, загорелась яркая красная надпись: "Заболевания: врожденная резкая отрицательная направленность эмосферы. Дата последнего лечения..."
- Проходите, пожалуйста. Должен сообщить: в пределах супермаркета за вами будет вестись наблюдение. Удачного дня.
Закрывшаяся дверь отрезала от Кирилла последнюю фразу.
***
Пять сотен километров отделяют меня от столицы. Но расстояние в этом деле - ничто. Все равно, я почувствовал, как в центре выбора, в одном из компьютеров крохотный электрон прошел своей кремниевой дорогой и определил мою судьбу на ближайшие пять лет.
И как всегда, этого не знает никто. Куклы, сидящие в мэрии получат свой драгоценный пакет с результатами выбора только через два дня. Имя же они узнают через трое суток. СБ все будет известно в течении десяти минут. Еще полчаса и они начнут вылавливать его.
Не прошло и минуты, но я уже чувствую изменения. Самые крохи новых, давно не испытываемых мной, эмоций уже появились на улицах. Сейчас ничего нельзя заметить, но процесс пошел. Какие-то глаза растеряли свой радостный огонек, какой-то ребенок задумался о далеком дне смерти своих родителей, кто-то представил, как в его груди разрастается опухоль.
А я ликую. Это мой шанс, которого я жду уже чертову пропасть времени. И сейчас, главное ни в коем случае не потерять его.
Ведь только они поймут - его сразу убьют. Потеряют город. Но если от раковой опухоли разойдутся метастазы...
***
Третий день я сижу в этом подвале. Ну его все, наверное!
Этот приходит, рассказывает, что нам еще, мол, ночь простоять да день продержаться. Мне уже все равно. Выйду - пусть берут. Что я, на дурке не был?
Чертов низкий потолок. Тварь! Сука!
И вокруг ни души. Хоть бы на ком оторваться. Всех гнид давить!
- Ты нервничай поменьше.
Я обернулся. Ну почему никогда не замечаю момента его прихода?
- Не твое дело. Долго еще тут сидеть?
- Не психуй, говорю. Народ и так только что на улицы повалил. Магазины грабит.
Сейчас он выглядит немного иначе, чем во время нашей первой встречи в супермаркете.
Тогда ко мне подошел ребенок. Розовощекий, вполне симпатичный. Как раз самый конец нежного детства. Через год начнутся прыщи и комплексы, депрессии и озлобленность. А тогда - настоящее дите, весело смотрящее на мир сквозь пушистые ресницы.
Сейчас передо мной на кирпичной горке сидел мрачный мужчина. Переломанный нос, шрам на лбу. Хоть на вид и здоровый, внутри не пойми что. Может розовые бутоны, может нарыв гнойный.
- Ну и прекрасно!
Черт! Ну почему после его слов вся злость куда-то вышла из меня?
Желтая лампочка под потолком мерно раскачивалась.
- Недолго осталось. Они первый день тебя искали, - мужчина устало потер глаза. - Потом, и кто их только надоумил, решили через меня ситуацию править. Украшать дома. Фестиваль какой-то провели. Не помогло, конечно. Ты бесишься, желчью во все стороны брызжешь и часть меня - все до единого простые смертные города - бесятся.
Я молчал. Мне было все равно. Я хотел выйти и сдаться. Пусть заберут и пролечат. Может оно и к лучшему.
- А не получится уже. На улице полно патрулей. И все тебя ищут. Ему ведь даже мысли мои читать не надо.
Значит даже так. Город, клетка страны, начал гнить. Чем раньше уничтожишь нарыв, тем меньше пострадает организм.
- Что это для тебя значит? - вопрос вырвался сам собой.
- Да что значит... Ничего хорошего не значит. - Он пошаркал ногой. Щебенка под подошвой ботинка возмущенно зашуршала, - Убьют тебя - мне не жить. Пойми, я со своими домами улицами и скверами - не весь город. Ты - город. Ты - его дух. А я так, оболочка.
Его зеленые глаза буравили меня взглядом. Что больше всего поразило - так это абсолютное спокойствие моего собеседника. Помолчав с секунду, он продолжил:
- Руководство уже начали эвакуировать. Убьют нас - из простых никто не выживет.
- А если залечь на дно? Надолго?
- И жрать кирпичи? Я могу заставить асфальт разойтись под ногами патрулей. Я могу открыть для тебя проход в стене любого моего дома. Но таскать тебе еду...
- И что делать? - как-то слабо верилось в происходящее. Мне уже ничего не хотелось. Разве что выбраться из этой каменной кошелки.
- Пока сиди здесь. Не высовывайся. Все равно выхода я не вижу.
Момент его исчезновения я пропустил.
***
- И как ты сюда добрался? - Кирилл выплюнул изгрызенный стебелек травы. Терпкий сок приятно пощипывал язык. - Я же специально сюда, в зону отдыха, ушел. Помирать, так хоть на природе. И вдалеке от этих...
- Вслед за тобой пришел. Сделать тут я все равно ничего не смогу.
Старуха сделала еще несколько маленьких шагов по направлению к Кириллу. Сухая рука с тонкими пальцами сняла очки.
Человек смотрел в глаза города. В зеркала души, полные зла и ненависти ко всему живому.
Залить асфальтом и цементом. Застроить бетонными коробками и дымящими трубами. Загнать человека, самую ненавистную часть самого себя, в получившийся лабиринт. Выпить все соки.
Человек смотрел на злую силу, которую столько лет насильно делали доброй. Почти забытые чувства внутри. Когда кровь с плахи стекает на камни твоей мостовой. Когда ветер, смердящий помойкой, разносит по улицам пепел сожженных на костре.
Отвратительные деревья и цветы, растущие в твоем теле должны завянуть, засохнуть, изгнить, умереть. Все живое должно умереть. Все, кроме человека.
Человек смотрел в два зрачка, а видел сотни осколков. Город - единство непохожих. Существо, не терпящее и осознанно уничтожающее людей и в то же время, не имеющее без них смысла. Ни одной собственной эмоции или мысли - только отражения осколков, перекроенные, усиленные, гипертрофированные части похоже-непохожего союза.
Еще несколько лет и века окончательной потери себя. Погребение под ажурными скамейками и аккуратными домиками, прекрасными цветами и стройными фонарями, под радостью и смехом.
Город хотел жить и убивать.
Город смотрел в глаза человека. В стекла, так хорошо прикрывающие весь внутренний мир. Прикрывающие то, чем город стал всего пять дней назад.
Человек хотел жить. Хамить случайному прохожему и получать от него по морде. Жить так, как хочет, чувствовать то, что хочет и не попадать за это на лечение.
Человек не любит власть, обделяющую этот мир. Лишающую его зла и негатива. Отрицательных эмоций и ненависти.
Человек готов сорваться. Годы одиночества и давление последних дней преследования. Раздражение при виде непонятно от чего счастливых лиц и радость при взгляде на весенний лес.
Неизбежный миг и все меняется. Гаснет последняя искра.
Лучше самому, чем от чей-то пули.
Город хочет жить.
Человеку понимает, что для него все скоро закончится.
Город хочет отомстить в конце.
Человек хочет умереть.
***
Благодаря "иллюзии одиночества" появление на поляне бойцов службы безопасности осталось незамеченным.
Первым тела обнаружил сержант. Парень и старуха. У обоих в груди торчат рукоятки ножей.
Два смешавшихся ручейка крови: ярко алый и пепельно-серый. И как только не впитались в лесную землю? Не впитались. Соединились две сущности. Превратились в асфальт. Черное пятно, подмявшее под себя тонкую лесную траву. Горячее, живое и незаметно для глаза растущее.
В глазах человека медленно угасало облегчение.
В глазах старухи радость и еле сдерживаемое нетерпение: Скорее бы разрастись. Уничтожить этот лес, эту планету, это человечество.