Минувшей ночью у автора данной чудейсной странички состоялся разговор с Достоевским. Он звонил мне, как обычно, по телеграмму в режиме видеоконференции на две персоны. Фёдор Михайлович не спал третьи сутки, прорабатывая сюжет второго тома "Братьев Карамазовых". Раскрывать детали произведения я не имею морального права, но получалось в целом офигительно круто. Этакая духовная супер-движуха, с потенциалом разогнать сознание благодарного читателя до максималок.
Однако не всё шло у Достоевского по плану. Старец Зосима, например, присутствовавший в происходивших во втором томе событиях в виде ментальной антропоморфной субстанции, источавшей флюиды вселенской любви, помимо воли Фёдора Михайловича, превращался во вострубившего ангела Апокалипсиса и трубил уже несколько часов сряду так, что у писателя жутко болела голова, несмотря на выпитый пирамидон, пустая пачка из под которого лежала рядом с заполненной окурками пепельницей.
Помимо досадного момента со старцем, братья Карамазовы недовольные почему он в сюжете так жестоко с ними поступает, хотели прийти к нему и лично высказать автору всё, что они о нём думают, а старик-отец Карамазов собирался взыскать с классика русской литературы через суд компенсацию за моральный ущерб, дошедши в конце, по своему обыкновению, до вызова на дуэль, собираясь стреляться с Фёдором Михайловичем с трёх шагов через платок.
- Эх, взять бы этого Достоевского, да упразднить, дабы истина воссияла, - добавил он в сердцах.
- Да ведь коли истина воссияет, вас же самих и упразднят, - ответил ему видимо Иван, время от времени вынужденный подчиняться известным и зафиксированным уже в сознании многочисленных читателей рамкам своего художественного образа.
Алёшенька пытался всех успокоить. Но Дмитрий сказал ему: "Братишка, не вмешивайся". Иван же, у которого видимо начался очередной приступ, вдруг закричал, обращаясь к Алёше: "А ведь ты и есть тот самый чёрт, который мне является!", - после чего громко засмеялся демоническим смехом человека, который понял вдруг что-то важное. "Вам-то хорошо рассуждать, Алексей Фёдорович" - донёсся на фоне ивановского смеха сдавленный удушьем голос Смердякова, - у вас то всё в шоколаде-с. А нам что прикажете делать-с!?"
Достоевский откровенно нервничал. После довольно резкой словесной перепалки с персонажами, проходившей всё же до поры в рамках общепринятых норм поведения в социуме, с Фёдором Михайловичем вдруг случилась истерика.
- Оставайтесь в тексте, - закричал он, обращаясь к исписанным страницам рукописи усталым прокуренным голосом сильно з@ёбанного жизнью человека. И далее добавил, судорожно пытаясь найти нужные слова, что он с ними сейчас свяжется по телеграмму и подключит их к видеоконференции, в которой мы с ним в тот момент находились. И начал спрашивать их ники в телеграмме, собираясь подключить к беседе.
Но тут от криков проснулась жена писателя - юродивая хромоножка Настасья Филипповна Сниткина.
- Грушенька, - извиняющимся тоном сказал Достоевский зашедшей в комнату супруге, - мы тебя разбудили!
На ней был махровый халат, накинутый поверх ночной сорочки. Сама будучи во многом плодом творческого воображения писателя и воплотившаяся когда-то из виртуального пространства в квартирке писателя в N-ском переулке, она быстро и правильно оценила происходившее в помещении действо.
- Федя, нельзя же столько работать, - тихой скороговоркой сказала она мужу. Потом резко перешла на крик, обращаясь уже к фединым персонажам. - Вы чего тут устроили!? Не стыдно вам!? Будете до моего мужа доё6ываться, пришибу вас всех к х%ям! - И, добавив к сказанному пару очень крепких ругательств и ещё что-то про Гришку Отрепьева-самозванца, ударила по пальцам чьей-то руки, скорее всего старика Карамазова, начавшей было высовываться из бумаг.
Тут опять очень громко затрубил старчествующий ангел Зосима, так что даже у меня немного заложило уши. Видимо на гаджете Фёдора Михайловича стоял очень хороший качественный микрофон.
- О Господи!, - воскликнула супруга писателя и быстро захлопнула папку с рукописью, завязав для надёжности её тесёмками, после чего трубный звук прекратился.
- Пошли спать, - сказала она Достоевскому, сидевшему на стуле с каким-то отрешённым выражением на лице. Хватит на сегодня. Подняв его, она повела его в спальню, но тут из папки начало доноситься невнятное озлобленное бормотание, как от входящего звонка на смартфоне в режиме вибрации, и Фёдор Михайлович вдруг встрепенувшись, попытался что-то ещё добавить к сказанному им ранее.
- Пошли, - настойчиво повторила жена писателя и с усилием потащила за плечи едва передвигавшее ногами от усталости тело мужа. - Горе ты моё, - добавила она печально, уложив его на диван и накрыв пледом.