Так уж сложилось, что я немногословна. Да и рассказать-то толком нечего о себе. Жизнь проходит в творческой среде - просмотр фильмов и сериалов (в основном драмы), чтение книг (аналогично), посещение концертов и писательство. Конечно, 'писательство' - слово слишком громкое для описания того, чем я занимаюсь. Люблю небольшие очерки - мне кажется, что в них я вкладываю всю себя, все те эмоции, скопившиеся внутри, которые вырываются наружу. Да, они мрачноваты, но в этом я вижу их прелесть.
Ты каждый день молишься, чтобы Господь простил мою грешную душу и принял меня в Рай. Но моего имени изначально не было в списке ангелов, так что все твои попытки обречены на провал. Если в загробной жизни все делают наперекор ещё живым, то продолжай молиться. Я не хочу наверх, мам.
- Твоя очередь ходить, Чешир, - ласково треплешь меня по волосам и ещё больше кутаешься в мой большой потасканный свитер. Тебе так идет этот белоснежный цвет, только вот большие багровые пятна все портят.
Она всегда была лучше меня. В детстве, во дворе, у нее было больше друзей, чем у меня. Её любили абсолютно все. Когда она говорила, каждый вольный и невольный слушатель буквально заглядывал ей в рот, всегда соглашался с любым её мнением, пускай оно даже было совершенно неверным. А нам ведь было всего по пять лет...
Цитаты. Фотографии друзей. Тексты песен. Упоминания о каких-то знаменательных событиях. Рисунки. Отрывки маленьких грустных рассказов, которые ты писала в минуты печали и разочарования. Сердце болезненно сжимается при виде всего этого, и я уже жалею, что открыл дневник.
Вечер. В комнате настолько холодно, что изо рта идет пар. Тусклый свет падает на твои светлые волосы, отчего кажется, будто они переливаются. Давящую тишину нарушает лишь звук капающей из крана воды. Лежишь на спине, глаза закрыты, руки сложены на груди. Такой умиротворенный, что даже будить не хочется.
"Тик-так. Тик-так. Слышишь, как уходит твоя жизнь?" - не переставая, твердят они. Их циферблат и изогнутые стрелки будто смеются мне в лицо, напоминая, какой же я неудачник. У меня нет работы. Нет личной жизни. Нет друзей. Меня обнаружат только через несколько недель, и то, если пожилая соседка учует запах гниющей плоти.
Прекрати быть таким милым и добродушным. Перестань прятать свою ненависть за плохо склеенной улыбающейся маской из папье-маше. Мы оба знаем, что ты готов ударить меня за любое сказанное мною слово, потому что каждое из них обжигает тебя где-то внутри. Подпаляет легкие, отчего твое дыхание сбивается. Оставляет рубцы на сердце, заставляя тебя болезненно морщиться и снова поправлять съехавшую маску.
- Как думаешь, что скажут в школе? - твой хрипловатый голос дрожит, слабое дыхание щекочет ухо. - Что мы парочка идиотов, которые не ценили свои жизни, - усмехаюсь. - Каждый второй будет плакаться и говорить, что мы были замечательными людьми. Бог только таких и забирает. - Лицемеры, - шепчешь ты и с тихим стоном вскрываешь одну из взбухших вен.