Шушаков Олег Александрович : другие произведения.

И на вражьей земле мы врага разгромим 1 книга 1 часть 5-8 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По иронии судьбы, после ареста Алксниса дела в авиации пошли гораздо хуже, чем при его вредительском руководстве. Катастрофы чуть не через день. Начальник Главного управления политпропаганды РККА армейский комиссар первого ранга Мехлис без конца строчит доклады о повальном пьянстве в авиации. Эти летуны пьют по-черному и бьются один за другим! Локтионов почти физически ощущал, как накаляется под ним кресло. И вот теперь его самые худшие ожидания начинают оправдываться...
  5. Нас извлекут из-под обломков...
   Москва, 29 мая 1939 г.
  
  ...Лётчик-испытатель Герой Советского Союза майор Кравченко крутанул бочку, зафиксировал самолёт и вошёл в штопор. Мир закружился вокруг его верной 'ласточки' в отчаянном вихре вальса. Перед глазами замелькали рулежные дорожки, самолётные стоянки, машины, ангары...
  Земля была очень близко. Когда под солнечным сплетением заныло уже совсем невтерпёж, Григорий остановил вращение и плавно взял ручку на себя. Низко просев, его истребитель перешёл в горизонтальный полет на высоте едва ли в десяток метров. Разогнавшись, Кравченко свечой рванулся к Солнцу.
  Его руки делали привычную работу, а мысли шли своим чередом. Он давно уже привык к молчаливым беседам сам с собой. От природы весёлый и общительный, Григорий не мог оставаться один, его постоянно окружали люди. Братья, а у него их было четверо, сестры, соседские парубки, товарищи по интернату, курганская комсомолия, техникумовские кореша, друзья-лётчики. Но в небе общаться было не с кем и, летая на истребителях уже восемь лет, он волей-неволей научился разговаривать сам с собой. К своему собеседнику, то, бишь, к самому себе, он при этом обращался уважительно, по имени-отчеству.
  'Да, Григорий Пантелеевич, жениться тебе пока рановато. Оно, конечно, можно было бы, однако, лучше погодить...' - перед глазами у него до сих пор стояло безжизненное, мертвое лицо Вали Серовой.
  Две недели назад в Кремлевской стене похоронили Полину Осипенко и Анатолия Серова. Урны с прахом были выставлены в Колонном зале Дома Союзов. Два дня и две ночи по Пушкинской улице шли люди. Казалось, что попрощаться со своими любимцами пришла вся страна. У подножия двух постаментов поднялся высокий холм из тысяч букетов, повязанных алыми лентами. Два оркестра, симфонический и духовой, играли без перерыва. Траурные мелодии Бетховена, Шопена, Чайковского рвали душу на части. Даже мужчины едва сдерживали слезы.
  Не плакала только Валя Серова. Её мать, ещё какие-то женщины, держали её под руки. Они не отходили от неё ни на шаг, а она стояла, отрешённо глядя прямо перед собой сухими, ничего не видящими глазами и молчала.
  'Это было невыносимо...' - скрипнул зубами Григорий
  Он как-то сразу сошёлся характером с Анатолием. Они даже внешне были чем-то похожи. Коренастый, плотный русак и такой же крепкий и низенький хохол. И биография у них была почти одинаковая, хотя Анатолий и был на два с половиной года старше. Оба с Урала, оба - отличные спортсмены, оба - комсомольские вожаки. И в авиацию оба пришли по комсомольскому набору. Они даже авиашколу закончили практически одновременно. Правда, Серов учился летать в Оренбурге, в третьей военной школе лётчиков и летнабов, а Григорий - в первой. В знаменитой Каче.
  Кравченко завершил мёртвую петлю в той самой точке, с которой начал фигуру, сделал энергичный боевой разворот и перешёл в крутое пике, разгоняясь. Земля приближалась с нарастающей скоростью. Григорий приник к прицелу, имитируя атаку наземной цели.
  Судьба свела его с Серовым не сразу, но в армии, а особенно в таком элитном роде войск, как истребительная авиация, как в деревне - все друг друга знают, или, как минимум, имеют общих друзей и знакомых. Сам непревзойдённый пилотажник, Григорий много слышал о Серовском звене 'воздушных акробатов'. Но познакомились они только в тридцать шестом.
  И опять всё у них сходилось. Оба - лётчики-испытатели, оба - старшие лейтенанты, по три кубаря в петлицах. Но Кравченко чуть-чуть, но опережал. Он на испытательную работу перешёл раньше и уже успел получить орден. Большая редкость по тем временам, да и сейчас, впрочем, тоже.
  Жаль, конечно, что дали ему не настоящий боевой орден Красной Звезды, а всего лишь трудовой 'Знак Почёта', которым обычно награждали пастухов и доярок за удои и привесы. Отчего в народе к нему крепко прилепилось прозвище 'Весёлые ребята'. После появления на экранах одноименной кинокартины.
  Но был этот 'Знак Почёта' Григорию по-своему дорог. Как знак того, что и командование, и товарищи, оценили молодого пилота по достоинству. А, ведь, чего скрывать, поначалу из-за маленького роста его и в авиашколу-то принимать не хотели.
  Кравченко вышел из пике у самой земли, перевернул машину, и пронёсся вниз головой над взлётной полосой на бреющем.
  'Принимать они не хотели!' - усмехнулся Григорий. Он тогда заявил в приёмной комиссии, что он тут не погулять вышел, что в авиашколу его направил комсомол, и что принять его надо! А что касается роста, то хоть он у него и невелик, но управлять самолётом позволяет. Если опустить сиденье основного истребителя Красной Армии И-5 до упора, то у него под ногой ещё останется пять сантиметров! Сам специально проверял!
  Начальник приёмной комиссии, усмехнулся и сказал:
  - Ну, раз, ты так хорошо знаком с истребителями, то, никуда не денешься! А ведь придется нам, товарищи, взять этого боевого хлопца!
  А потом судьба снова развела их с Серовым. И опять они получали вести друг о друге через друзей и знакомых.
  Анатолий сражался с мятежниками в далёкой Испании. Командовал авиаотрядом, а потом эскадрильей. Сбил пятнадцать самолетов и вернулся на родину с тремя боевыми орденами. Стал Героем Советского Союза, полковником. О нём теперь знала вся страна. Тут он Григория круто обошёл.
  Когда Анатолий вернулся в Москву, они и поговорить-то толком даже не успели. Потому что теперь пришла очередь старшего лейтенанта Кравченко убывать в загранкомандировку. Но поехал он не в Испанию. В Испанию ему ехать не хотелось. Как-то не очень хотелось ему идти по проторённому пути.
  На другом краю Евразии полыхала не менее кровопролитная война. И там тоже очень нуждались в советских лётчиках-добровольцах. Вот, где можно всех опередить, думал тогда Григорий. Но это оказалось не так. Повоевали до него и там.
  Впрочем, вскоре об этих смешных мальчишеских амбициях он позабыл напрочь. А вот своего первого боя ему не позабыть, хотя и боёв, и сбитых самолетов потом было достаточно...
  Это произошло чуть больше года назад, двадцать девятого апреля тридцать восьмого года. В день рождения Микадо, японского императора, в небе над Ханькоу.
  К городу рвались самурайские бомбардировщики. С обоих сторон в бою участвовало более сотни самолетов.
  Когда Григорий набрал высоту, строй бомбардировщиков уже рассыпался.
  'Чижи', истребители-бипланы И-15, вступили в бой с истребителями раньше 'ласточек', монопланов И-16, и разбили их на мелкие группы. Идущие вслед за ними бомбардировщики не выдержали натиска, стали сбрасывать бомбы, куда попало и на предельных скоростях поворачивать обратно.
  Он подошёл к самураю практически вплотную. Огромная туша вражеского бомбардировщика с красными кругами на крыльях закрыла весь прицел. Промахнуться было невозможно. Он и не промахнулся. Бомбовоз загорелся и свалился в штопор.
  Потом он сбил ещё один бомбардировщик, но и сам вляпался по самое никуда. Увлекся атакой, и забыл про осмотрительность.
  Григорий понял, что по нему стреляют, только когда сквозь гул мотора услышал частую дробь, и всем телом ощутил удары вонзающихся в его 'ласточку' пуль. Вывернувшись из-под прицельной трассы, он оглянулся и увидел самурая. Из пробитых баков хлестал бензин и горячее масло. Оно забрызгало очки, и обожгло лицо. Сорвав очки, Григорий сам перешёл в лобовую атаку, но вражеский истребитель, сделав переворот, снова стал заходить ему в хвост.
  Григория выручил Антон Губенко. К этому времени мотор подбитой 'ласточки', сделав несколько перебоев, зачихал и смолк. Пришлось садиться на 'брюхо' прямо перед собой. Спасибо Антону, а то сожгли бы его на планировании!
  Как давно это было! Григорий снова набрал высоту и выполнил целый каскад фигур высшего пилотажа. Где-то далеко внизу раскинулся аэродром Научно-испытательного института ВВС.
  'Антон... Какой был хлопец!' - Кравченко крутил бочки и петли одну за другой.
  За бои в Китае им обоим присвоили звание Героев Советского Союза три месяца назад, в один и тот же день. Но Антона уже два месяца как нет. Убился на маневрах. Ребята рассказывали, что он атаковал наземную мишень и чуть-чуть не рассчитал во время пикирования. В авиации чуть-чуть иногда бывает слишком много.
  'Вот так. Сначала Валерий Чкалов, потом Антон, а теперь вот Анатолий с Полиной...' - вращал вокруг себя землю с какой-то неистовостью Григорий.
  Это произошло на учебно-тренировочных сборах. Они летали на отработку слепого полета на спарке и разбились. В этом полёте в задней, закрытой кабине сидел Анатолий, а Полина должна была его подстраховывать. Но не сумела.
  Витька Рахов первым нашел место катастрофы. Он потом рассказывал, как, осматривая местность с высоты, увидел тёмную массу народа. Люди бежали со стороны расположенного невдалеке села, потом вдруг останавливались, застывали на месте. Они окружали что-то на земле.
  Когда Витька сел рядом, ему рассказали, что самолет сначала летел на высоте около четырёхсот метров к рощице за селом, потом сделал круг, полетел по прямой назад, затем вернулся, начал виражить и внезапно сорвался в штопор. После нескольких витков он перестал крутиться. Но не успел выйти из пикирования и врезался в землю.
  Кабина Серова была открыта. Видать, в последний момент он открыл её, вывел самолёт из штопора, но высоты не хватило. Чуть - чуть...
  На место катастрофы немедленно вылетела правительственная комиссия. Говорят, Смушкевич плакал, как ребенок.
  'Нет, Григорий Пантелеевич, жениться будем погодить. И без того вдов достаточно!' - подвёл итог Кравченко. И вспомнил вдруг, как красиво Анатолий ухаживал за Валентиной.
  Серов увидел её на вечеринке у Александра Ляпидевского, и весь вечер танцевал только с ней одной. И следующие два дня не отходил от неё ни на шаг, возил в театр, в клуб писателей. А на третий день, сидя с ней у неё дома, предложил выйти за него замуж. Ну, разве она смогла бы устоять перед Анатолием Серовым! Разве смогла бы отказать летчику, комбригу, трижды орденоносцу, Герою Советского Союза!
  Но неделю она всё-таки продержалась. Они договорились, что Валя съездит в Ленинград, посоветуется с матерью. Вечером он проводил её на вокзал, а на следующее утро прилетел в Ленинград на своём истребителе. Когда она приехала к матери, Анатолий позвонил туда, напросился в гости, и тут же приехал, прихватив с собой своего боевого товарища, командующего ВВС Ленинградского военного округа комкора Евгения Птухина в качестве поддержки. Мать против брака дочери, понятное дело, не возражала. Весь день Анатолий и Валентина провели вместе, гуляли по Ленинграду. Вечером он посадил её в поезд. А утром, на вокзале в Москве, опять встречал с огромным букетом сирени. Ну, как тут устоять! На восьмой день знакомства, они поженились.
  'И прожили вместе ровно год,' - Григорий посмотрел на бензиномер. Стрелка дрожала у красной черты. Пора на посадку!
  Круто спикировав к посадочному 'Т', Кравченко убрал газ и, резко сбросив скорость на выравнивании, выпустил посадочные щитки. Затем, над самой землей, в ускоренном темпе вращая рукоятку, выпустил шасси. Сорок два оборота. Пятнадцать секунд. Такую посадку он отрабатывал на всякий случай, как вынужденный выход из боя с посадкой под угрозой атаки противника. Только в реальном бою надо будет садиться ещё быстрее - не выпуская шасси, на 'брюхо'.
  Кравченко хорошо запомнил, каким безпомощным он себя чувствовал, когда его подбили в том, самом первом в его жизни, бою и он планировал с заглохшим мотором...
  Самолет он притер на три точки у самого 'Т'. Как и положено прославленному асу.
  Зарулив на стоянку и отстегнув привязные ремни, Григорий пружинисто выпрыгнул из кабины. Все мышцы приятно ныли. 'Эх, хорошо!' - потянулся он.
  К стоянке подкатила 'эмка' начальника аэродрома. Из неё выскочил комбриг Сузи и замахал Григорию рукой, подзывая к себе. Кравченко отстегнул лямки парашюта, забрал у техника фуражку и поспешил к машине.
  - Здравия желаю, товарищ комбриг!
  - Здравствуй, Григорий Пантелеевич! Мы тебя уже тут заждались!
  - Летал согласно плану полётов.
  - Да, знаю я. Давай садись и дуй в Москву! Начальник Управления ВВС срочно вызывает.
  - Что-то случилось опять?
  - Да, нет, вроде ничего... Тьфу-ты, чтоб не сглазить! Вызвали тебя и Рахова. Без объяснения причин. Он уже уехал. Давай догоняй.
  Григорий кинул на заднее сиденье реглан и сел рядом с шофёром, который только этого и ждал. Завизжали шины и 'эмка', быстро набирая скорость, понеслась вперед.
  День был прекрасный. Лето, опережая календарь, уже вступило в свои права. Григорий, положил фуражку на колени, опустил боковое стекло и выставил наружу ладонь. Они мчались по широким проспектам столицы, и только что политый асфальт лихо шелестел под колёсами.
  Когда им приходилось притормаживать на перекрёстках, юные москвички в лёгких летних платьях, переходя дорогу, вовсю заглядывались на молодого лётчика-майора, на тёмно-синем френче которого сверкало сразу аж три ордена. Григорий делал вид, что не замечает этих взглядов, но, поймав белозубую улыбку озорной чернявой дивчины, не удержался и широко улыбнулся ей в ответ.
  Вспыхнув на мгновение, улыбка тихо растаяла на его лице. Чем-то неуловимым эта неизвестная москвичка напомнила ему Полину Осипенко.
  'Как она рвалась в небо!' - подумал Григорий.
  Они были знакомы с Полиной еще с лета тридцать первого. Хотя какое это было знакомство! Он - стриженный, вечно голодный, восемнадцатилетний курсантик, а она - взрослая двадцатипятилетняя замужняя женщина.
  Её муж, Степан Говяз, служил лётчиком-инструктором в авиашколе, а Полина работала буфетчицей. Платье в цветочках, белый фартучек с маленькой голубой эмблемкой школьной столовой. И, кажется, не была она тогда такой рослой, крепкой и решительной, какой её потом узнала вся страна. Впрочем, кисейной барышней она и в те времена не выглядела. А как загорелась стать пилотом, так и вовсе на неё управы не стало.
  До самого Климента Ефремовича дошла, но добилась, чтобы её зачислили в авиашколу! Но сначала мужа одолела, чтобы научил ее летать.
  'Вот, настырная дивчина была!' - усмехнулся Григорий.
  Учебные полеты происходили на нескольких площадках, куда к полудню на самолете У-2 привозили стартовый завтрак. В этих полетах муж разрешал ей подержаться за управление. Так она летать и выучилась.
  Снова он услышал о Полине уже в тридцать шестом, когда в Кремле на Всесоюзном совещании жён командного и начальствующего состава она на всю страну пообещала с трибуны 'летать выше всех девушек мира!'.
  И, кстати, слово своё сдержала. Три международных женских рекорда высоты, два международных женских рекорда дальности! За эти рекорды и ордена имела. А прошлой осенью за дальний беспосадочный перелёт ей присвоили звание Героя! Вся страна за неё переживала, вся страна ей гордилась. Знали её, правда, уже как Осипенко. Фамилию она поменяла после нового замужества. Не удержал Степан жар-птицу.
  Да и фамилия у него была какая-то совсем не геройская.
  Григорий познакомился со вторым мужем Полины, летчиком-истребителем Александром Осипенко, пару месяцев назад, когда Михаил Иванович Калинин им обоим вручал в Кремле грамоты Героев Советского Союза и ордена Ленина. Григорию - за Китай, а Александру - за Испанию.
  'Вот так и встречаемся. Раз в полгода. От указа, до указа. Да еще на похоронах...' - Кравченко нахмурился. Что-то его сегодня заклинило на похоронные темы. Об этом думать - только беду накликать! Он покосился на шофёра, как будто тот мог прочесть его мысли и неправильно понять.
  'Хватит раскисать, Григорий Пантелеевич! Не к лицу летчику-испытателю Герою Советского Союза такие настроения! Лучше давай подумаем, зачем тебя начальство вызывает. Наказывать, вроде, особо не за что. Поощрять тоже...' - гадал Григорий.
  В этот момент 'эмка' подъехала к крыльцу Управления ВВС РККА. Кравченко выскочил из машины, взбежал по лестнице и, козырнув дежурному, хотел доложить о прибытии. Но полковник нетерпеливо замахал рукой:
  - Давайте, давайте товарищ майор, уже все собрались!
  Григорий быстрым шагом поднялся на второй этаж и вошел в приёмную начальника Управления ВВС командарма второго ранга Локтионова. Она была переполнена лётчиками, оживлённо разговаривавшими между собой. Сплошь знакомые всё лица.
  'Оба-на! А ты-то сетовал, что редко видимся!' - подумал Григорий, пробираясь сквозь толпу, и на ходу пожимая протянутые руки.
  От блеска орденов рябило в глазах. Полковники, майоры и капитаны, большинству из которых не было ещё и тридцати. В основном это были 'испанцы'.
  'Ага, вот и 'китайцы'!' - Григорий поздоровался с Леонидом Орловым и Александром Николаевым, а затем поискал глазами Рахова.
  Виктор стоял рядом с 'испанцами', которых хорошо знал по летно-испытательной работе и вместе летал в 'красной' пилотажной пятёрке во время воздушных парадов. Борис Смирнов возбужденно развивал какую-то мысль, что-то втолковывая Павлу Коробкову и Сергею Грицевцу.
  Всех интересовало, зачем их собрали. Да ещё по персональному отбору, из самых разных мест. Высказывались самые разные предположения, одно другого фантастичней. Но все сходились на том, что это неспроста.
  В приёмную, так и не оправившись после тяжелейшей прошлогодней аварии, и сильно хромая, вошёл комкор Смушкевич. Пилоты кинулись к своему любимцу и покровителю с вопросами, но он только махнул рукой, и скрылся за дверью кабинета Локтионова.
  Через пару минут начальник Управления вышел, и сообщил, что все они - двадцать два летчика - по персональному списку вызваны на совещание к наркому обороны Маршалу Советского Союза Ворошилову. Он их уже ждёт.
  Когда все расселись, Ворошилов оглядел присутствующих, и сказал:
  - Мы собрали вас сегодня, товарищи лётчики, в связи с важными событиями. Одиннадцатого мая японо-маньчжурские части нарушили государственную границу дружественной нам Монгольской Народной Республики.
  Коротко пояснив общую обстановку в районе боёв, Ворошилов перешел к главному:
  - Позавчера утром семь И-16 вылетели на перехват звена японских истребителей. В результате этого первого воздушного боя только двое летчиков вернулись на свой аэродром, остальные были сбиты. Четыре наших летчика погибли, один был ранен. А самураи, наоборот, не потеряли ни одного своего самолета!
  Лётчики зашевелились, озабоченно переглядываясь. А Ворошилов, тем временем, продолжал:
  - Вчера днем, в двух боях, с нашей стороны участвовало тринадцать И-15бис. Японцы сбили десять самолётов и ещё один сожгли на земле после посадки. Два самолёта также совершили вынужденную посадку и восстановлению не подлежат. Погибло девять пилотов, один был ранен. А самураи опять не имели потерь!
  После этих слов маршала в зале для совещаний повисла гробовая тишина.
  'Не может быть!' - Григорий посмотрел на Локтионова. Верить услышанному не хотелось, но и не поверить было нельзя.
  Командарм сидел в напряженной позе, неестественно выпрямившись. Всё это он уже знал. Сам ведь и докладывал наркому.
  Однако двадцатишестилетний майор даже отдалённо не мог себе представить, какие мысли ворочаются в измученной бессонницей голове начальника Управления ВВС Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
  Командарм второго ранга Александр Дмитриевич Локтионов уже почти полтора года был начальником Управления ВВС, сменив на этой должности разоблаченного врага народа Алксниса. И, хотя в середине тридцатых годов несколько лет подряд он являлся помощником командующего войсками военного округа по авиации, считал себя в авиации человеком случайным, и не забывал напомнить наркому о том, что никакого специального авиационного образования не имеет, и всю жизнь командовал стрелковыми частями и соединениями.
  Да, что тут греха таить, он даже обычного регулярного военного образования не имеет. Краткосрочные курсы - не в счёт! Как и многие другие военачальники его поколения, чин прапорщика он выслужил в Германскую, на фронте. В восемнадцатом вступил в Красную Армию. В годы гражданской командовал полком и бригадой. В мирное время был начальником стрелковой дивизии, а затем командиром и комиссаром стрелкового корпуса. И только в тридцать седьмом резко пошёл в гору. Сначала был командующим войсками Среднеазиатского военного округа, вместо врага народа Дыбенко, а потом был назначен начальником Управления ВВС.
  По иронии судьбы, после ареста Алксниса дела в авиации пошли гораздо хуже, чем при его вредительском руководстве. Катастрофы чуть не через день. Начальник политуправления РККА армейский комиссар первого ранга Мехлис без конца строчит доклады о повальном пьянстве в авиации. Эти летуны пьют по-чёрному и бьются один за другим! Локтионов почти физически ощущал, как накаляется под ним кресло. И вот теперь его самые худшие ожидания начинают оправдываться.
  Свою долю упреков и матерщины он уже поимел. Хотя, понятное дело, настоящий разбор полётов ещё только предстоит. И никакие прежние заслуги и ордена не спасут, как не спасли его предшественников. Поэтому надо было что-то срочно предпринимать. Болванов, которые допустили этот бардак в Монголии, он от должностей уже отстранил. Но это только полдела. После таких поражений снова посылать людей в бой было равносильно самоубийству. Поэтому он и предложил для поднятия боевого духа отправить в район боёв тех, кто умел побеждать и уже много раз побеждал врага.
  Ворошилов еще раз оглядел присутствующих:
  - Из-за господства японской авиации сухопутные части несут большие потери. Гибнут красноармейцы и командиры.
  Вот, дорогие товарищи, потому-то мы и вызвали вас, уже имеющих опыт боёв в Испании и Китае. Уверен, что вместе с другими лётчиками вы сумеете добиться коренного перелома в воздушной обстановке в Монголии. Все вы будете назначены советниками и командирами частей и подразделений. Ваша главная задача - передать своё умение бить врага, научить этому строевых летчиков! И вместе с ними разгромить обнаглевшую японо-маньчжурскую сволочь! - Ворошилов повернулся к начальнику Управления ВВС. - Товарищ командарм!
  Локтионов встал:
  - Товарищи командиры! Сейчас вас отвезут на Центральный аэродром. Три транспортных 'Дугласа' уже подготовлены к вылету. Маршрут перелёта: Москва - Свердловск - Омск - Красноярск - Иркутск - Чита - аэродром назначения. Группу возглавляет заместитель начальника Управления ВВС комкор Смушкевич! Он назначен командующим советских ВВС в районе боёв. По прибытии каждому из вас будет поставлена персональная боевая задача.
  Он повернулся к Ворошилову:
  - Разрешите выполнять, товарищ нарком?
  Ворошилов коротко кивнул:
  - Действуйте!
  По дороге на аэродром все разговоры в автобусе были только о том, о чём шла речь на совещании. И тут уже 'китайцы', как настоящие эксперты вовсю делились своими впечатлениями о самурайских 'королях неба'. Вывод был единодушный: японцы - противник серьёзный и недооценивать его нельзя, но бить можно и даже нужно!
  На аэродроме обсуждение продолжалось с не меньшим жаром. Тем более что пришлось-таки задержаться, как это обычно и бывает в армии. Сначала - беги, потом - жди, потом опять - беги.
  Провожать их на Ходынку приехал сам Ворошилов, который как чувствовал, что всё надо перепроверить. Узнав, что ни экипажи, ни пассажиров, Гражданский Воздушный Флот парашютами не обеспечивает, народный маршал едва не разнёс эту несчастную контору на букву 'Г' по брёвнышкам, и запретил вылет, пока не доставят парашюты на всех - и на тех, и на других. А заодно приказал поменять гражданские экипажи на армейских летчиков.
  Действительно, весь цвет советской военной авиации и, в том числе, одиннадцать Героев Советского Союза в одном самолёте! Да ещё без парашютов! Случись что, и особистов дожидаться не стоит, сразу можно пулю в лоб пускать. Без разницы, маршал - ты или командарм.
  Ну, и что, что за штурвалами 'Дугласов' лучшие из лучших пилотов ГВФ, а ведущим идёт, вообще, лётчик-миллионер Александр Голованов! Тут дело государственное! А пилот, он и сам в том же самолете сидит без парашюта, как и остальные, с него не спросишь потом, если что!
  - Хорошо, миллионер пускай летит. Лидировать будет. А остальных поменять! - приказал Ворошилов.
  Довольные отеческой заботой своего маршала лётчики, как мальчишки потешались, глядя на мечущихся во все стороны, как на пожаре, гражданских.
  Наконец, парашюты привезли, и все три 'Дугласа' после недолгого разбега оторвались от бетонки и взяли курс на восток.
  Григорий смотрел сквозь иллюминатор на исчезающую в сизой дымке столицу, и сердце его наполнялось какой-то задорной силой. Он снова летит на войну! Жизнь-то, похоже, опять налаживается!
  'Эх, не успел-таки ты жениться, Григорий Пантелеевич... И, слава Богу!' - подумал он. А потом решительно сдвинул на лоб фуражку, закрыл глаза и заснул.
  
  
  6. Мы войны не хотим, но себя защитим...
   Москва, 1 июня 1939 г.
  
  СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО!
  СТЕНОГРАММА совещания Политбюро ЦК ВКП(б), СНК и НКО СССР
  СТАЛИН. Товарищ Ворошилов доложите Политбюро, что у вас там такое происходит в Монголии?
  ВОРОШИЛОВ (Маршал Советского Союза, нарком обороны, член Политбюро ЦК). Самураи опять распоясались, товарищ Сталин! Мало им Хасана оказалось...
  У нас с монголами с тридцать шестого года протокол о взаимной безопасности, целый корпус расквартирован, а они лезут! За полгода семнадцать раз провокации устраивали! А на этот раз совсем обнаглели! Одиннадцатого мая разгромили монгольскую погранзаставу, четырнадцатого снова напали на ихних пограничников, двадцатого уже на наш стрелковый взвод напали возле реки Халхин-Гол. Что характерно, на монгольской территории! Ну, мы их, конечно, вытолкали обратно. А три дня назад они целой дивизией навалились. Превосходящими силами. Наших-то там всего ничего было - пара стрелковых батальонов, да артдивизион. Командир корпуса Фекленко нерасторопный оказался. Потеснили нас япошки немного. Вчера мы кой-чего подтянули к месту боев, и выбили их обратно. Но есть потери... (заглядывает в бумажку) десять броневиков, три орудия, около ста человек убитыми. Раненых чуть побольше... Авиация наша здорово облажалась. Самураи летали, как хотели и где хотели. Поэтому и потери такие.
  СТАЛИН. Начальник ВВС, объясните, почему самураи у вас летают, где хотят?
  ЛОКТИОНОВ (командарм 2-го ранга, начальник Управления ВВС, заместитель наркома обороны). Товарищ Сталин! Действительно в майских боях авиация особого корпуса себя не проявила. Точнее, показала свою неготовность к воздушным боям с матёрым, опытным противником. У японских лётчиков большой опыт боевых действий в Китае, а у нас там были необстрелянные пилоты. Но из боя никто не выходил. Дрались до последнего!
  СТАЛИН. Какие потери?
  ЛОКТИОНОВ. Боевые потери с двадцатого по тридцать первое мая составили семнадцать самолетов, в том числе один разведчик Р-5, четыре истребителя И-16 и двенадцать истребителей И-15бис. Погибло двенадцать летчиков.
  СТАЛИН. Сколько японцев сбили?
  ЛОКТИОНОВ. В воздушных боях повреждено более десяти японских самолетов.
  СТАЛИН. А сколько сбито?
  ЛОКТИОНОВ. Ни одного, товарищ Сталин.
  СТАЛИН. Что вы предприняли?
  ЛОКТИОНОВ. Позавчера по приказу товарища Ворошилова в район боёв была направлена большая группа лётчиков и специалистов, имеющих опыт боёв в Испании и Китае, во главе с моим заместителем комкором Героем Советского Союза Смушкевичем. В группе одиннадцать Героев Советского Союза. Все они будут назначены советниками в полки и эскадрильи. Я ручаюсь, что в кратчайший срок ВВС корпуса будут подготовлены к боям! Это всего лишь первый раунд! Мы их задавим!
  СТАЛИН. Хорошо. Политбюро обязательно проверит, как вы выполните свое обещание... Значит, командир особого корпуса Фекленко не справился? Я думаю, его надо заменить. Разве у нас нет достойных командиров корпусов, которые покажут, наконец, этим зарвавшимся милитаристам, с кем они имеют дело?
  БУДЕННЫЙ (Маршал Советского Союза, инспектор кавалерии, член ЦК). Я предлагаю отправить в Монголию комдива Жукова.
  СТАЛИН. Какого такого Жукова?
  БУДЕННЫЙ. Заместителя командующего Белорусским округом по кавалерии. Я его знаю, он у меня в инспекции служил. Хороший конник. Знает, с какой стороны к кобыле подойти. Исполнительный. И потребовать может. Он им там всем даст просраться!
  ЩАДЕНКО (армейский комиссар 1-го ранга, начальник Управления по командному и начальствующему составу, заместитель наркома обороны, член ЦК). Жуков - не политик. А там другая страна и вообще.
  СТАЛИН. Нам не надо политиков. У нас их достаточно, даже слишком много лишних. Нам нужны исполнители. Вызвать Жукова в Москву немедленно!
  ЩАДЕНКО. Слушаюсь, товарищ Сталин.
  СТАЛИН. Значит, семнадцать раз монголам провокации устраивали? Совсем обнаглели эти милитаристы.
  Товарищ Берия, а сколько раз они нам устраивали провокации?
  БЕРИЯ (комиссар госбезопасности 1-го ранга, нарком внутренних дел, кандидат в члены Политбюро ЦК). Только за последние два года на границах с Маньчжурией зафиксировано более двухсот тридцати нарушений, из них тридцать пять - крупные боестолкновения, товарищ Сталин. Самое крупное было у озера Хасан в прошлом году.
  СТАЛИН. Предлагаю в целях обеспечения безопасности наших дальневосточных границ поддержать идею создания Союза Дальневосточных Народных Республик в составе: Тувинской Аратской Республики в её нынешних границах, Монгольской Народной Республики в её нынешних границах, Маньчжуро-Китайской Народной Республики с южной границей по реке Хуанхэ и её притоку Вэйхэ, и Корейской Народной Республики с северной границей по рекам Ялуцзян и Тумыньцзян.
  Товарищ Чойбалсан с нашей помощью уже навёл революционный порядок в Монголии. Поэтому основной политической задачей в настоящий момент считаю - ликвидацию марионеточного прояпонского режима Маньчжоу-Го и образование Союза Дальневосточных Народных Республик, а основной военной задачей - разгром японской Квантунской армии.
  ГОЛОС. Давно пора раздавить это белогвардейское гнездо!
  ГОЛОС. Самураи сами напросились!
  ГОЛОС. Раскатать их к такой-то матери!
  ГОЛОС. Пора рассчитаться за Цусиму и КВЖД!
  ГОЛОС. Надо помочь китайским товарищам!
  СТАЛИН. Давайте послушаем, как Генштаб планирует решить эту задачу.
  ШАПОШНИКОВ (командарм 1-го ранга, начальник Генерального штаба, кандидат в члены ЦК). Для решения поставленной задачи Генштаб предлагает сформировать на базе Забайкальского военного округа, первой и второй отдельных Краснознаменных армий и пятьдесят седьмого особого стрелкового корпуса три фронтовых объединения - Забайкальский, Дальневосточный и Приморский фронты - и подчинить их Ставке Главнокомандования Красной Армии на Дальнем Востоке.
  Ориентировочные сроки проведения Маньчжурской стратегической операции - конец этого лета.
  Основной удар планируется нанести силами Забайкальского фронта и Монгольской народно-революционной армии со стороны Забайкалья и территории МНР в направлении на Цицикар, Мукден и Бэйпин. Его цель - вывести главную группировку советских войск в обход с юга Хайларского и Халун-Аршанского укрепленных районов и рассечь фронт Квантунской армии на несколько частей.
  Встречный удар планируется нанести в направлении на Харбин и Гирин с востока, из района южнее озера Ханка, силами Приморского фронта, и с севера, из района Благовещенска, силами Дальневосточного фронта при поддержке кораблей Краснознаменной Амурской военной флотилии. После соединения все три фронтовые группировки должны развить наступление в направлении на Бэйпин, Порт-Артур и Сеул.
  Кроме того, Генштаб предлагает нанести вспомогательный удар на Южном Сахалине, высадить морские десанты на острова Курильской гряды, а также воздушные десанты в основных стратегических пунктах на территории Маньчжурии, Северо-Восточного Китая и Кореи. Указанные действия обеспечивают полное окружение и разгром главных сил Квантунской армии в кратчайшие сроки.
  Таким образом, замысел Маньчжурской стратегической операции предполагает последовательное решение следующих задач. Во-первых, быстро разгромить японские войска прикрытия, преодолеть труднодоступную полосу местности, вывести основные силы наступающих войск на рубежи, с которых можно развить наступление непосредственно на жизненно важные районы противника. Во-вторых, разгромить резервы Квантунской армии и вывести основные силы наступающих войск на линию Бэйпин, Мукден, Чанчунь, Харбин, что приведет к освобождению всей территории Северо-Восточного Китая и Кореи.
  При проведении операции предполагается тесное взаимодействие с частями, руководимыми Компартией Китая, а именно - Объединённой северо-восточной антияпонской армией под командованием Ян Цзин-юя, Восьмой национально-революционной армией под командованием Чжу Дэ и Новой Четвертой национально-революционной армией под командованием Е Тина, а также Корейской Народно-революционной армией под командованием Ким Ир Сена. Окончанием операции будет являться выход наших войск на рубежи Цзинань - Кайфын - Сиань - Ланьчжоу.
  После завершения Маньчжурской стратегической операции, Генштаб предлагает, не снижая темпов наступления, форсировать Хуанхэ в её нижнем течении. Силами фронтов и стратегических резервов Ставки Главнокомандования Красной Армии на Дальнем Востоке нанести удар во фланг и тыл группировки японских войск в междуречье Хуанхэ и Янцзы в направлении на Циндао, Сюйчжоу, Нанкин и Ухань. При проведении операции предполагается тесное взаимодействие с частями КПК, Гоминьдана и партизанами. Основной целью Нанкинской операции является окружение и полный разгром японской армии на территории Китая.
  Имеющиеся расчёты подтверждают реальность наших планов.
  ГОЛОС. А саму Японию будем освобождать?
  ШАПОШНИКОВ. Основным препятствием для проведения десантной операции на Японских островах является японский флот. К сожалению, ещё со времен русско-японской войны японский флот господствует на Дальневосточном морском театре.
  СТАЛИН. А зачем нам японские острова? Нам чужого не надо. Да и что там взять? У них там одни гейши и все!.. (смех среди присутствующих) Нет, нам незачем высаживаться на японских островах. Что мы - империалистические агрессоры, что ли?
  А вот немножко побомбить этих милитаристов было бы полезно. Можем мы это сделать, товарищ Локтионов?
  ЛОКТИОНОВ. Так точно, товарищ Сталин. Силами первой и второй отдельных авиационных армий Резерва Главного Командования и ВВС первой отдельной Краснознаменной армии мы можем нанести мощные удары по важнейшим объектам практически на всей территории Японии. Год назад мы это уже доказали, когда шесть тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 с китайскими пилотами под руководством наших советников совершенно безнаказанно пролетели над островом Кюсю и сбросили несколько тонн листовок. Так что, если потребуется, ВВС готовы нанести бомбовый удар.
  СТАЛИН. Спасибо, товарищ Локтионов. Обязательно запланируйте побольше таких ударов... Я полагаю, что Генштаб ещё поработает над планами операций в Китае. Начало Маньчжурской стратегической операции назначим на начало августа. К этому времени надо разобраться с этой японской дивизией у реки Халхин-Гол и всё подготовить для разгрома остальной Квантунской армии.
  Главнокомандующим на Дальнем Востоке я предлагаю назначить товарища Тимошенко, товарища Апанасенко назначить его заместителем, а командующими фронтами предлагаю назначить товарищей Яковлева, Штерна и Конева.
  Еще один организационный вопрос...
  В условиях непрекращающихся провокаций со стороны империалистических агрессоров и предстоящих военных операций нам необходимо укрепить наркомат обороны. Товарищ Ворошилов оказался слишком доверчивым. (Ворошилов медленно встает) Он окружил себя врагами народа, всякими тухачевскими-мухачевскими и уборевичами-губаревичами! И лишь благодаря бдительности товарищей из НКВД мы сами не оказались там, куда мы теперь отправили этих врагов народа!
  ГОЛОС. Изверги рода человеческого!
  ГОЛОС. Фашистские прихвостни!
  ГОЛОС. Рыко-бухаринская сволочь!
  ГОЛОС. Троцкисты поганые!
  СТАЛИН. Мы тут посоветовались и предлагаем назначить товарища Сталина наркомом обороны Советского Союза.
  ГОЛОС. Правильно!
  ГОЛОС. Давно пора!
  СТАЛИН. Товарищ Ворошилов показал себя близоруким и политически недальновидным товарищем... (раскуривает потухшую трубку) Но мы ему верим. Он это не специально. Товарищ Ворошилов честный ленинец. Садитесь, товарищ Ворошилов.
  Мы предлагаем назначить товарища Ворошилова заместителем наркома обороны и поручить ему очень важный вопрос - формирование стратегических резервов Красной Армии на Дальнем Востоке. А товарищ Берия ему поможет.
  БЕРИЯ. Слушаюсь товарищ Сталин.
  (Ворошилов наливает себе полный стакан воды из графина и выпивает его залпом)
  СТАЛИН. Теперь послушаем, что нам сообщит разведка. Какие силы сосредоточили японцы на наших границах?
  ПРОСКУРОВ (Герой Советского Союза, комдив, начальник 5-го управления Генштаба). По имеющимся данным общая численность японской армии в настоящий момент составляет один миллион семьсот пятьдесят три тысячи человек, четыре тысячи триста орудий, тысячу двести девяносто шесть танков и до трёх тысяч самолетов.
  Императорский флот Японии насчитывает десять линкоров, шесть авианосцев с тремястами девяноста шестью самолётами на борту, восемнадцать тяжёлых и семнадцать лёгких крейсеров, сто двадцать один эскадренный миноносец и пятьдесят шесть подводных лодок.
  После оккупации Маньчжурии в тридцать первом году Япония срочно реорганизовала находившиеся на этой территории войска, и развернула их в крупную сухопутную группировку, которая получила наименование Квантунская армия. Японские части в Корее организационно сведены в Корейскую армию.
  В настоящий момент в составе Квантунской армии имеются управления трёх армий (третьей, четвёртой и пятой), восемь пехотных дивизий (первая, вторая, четвёртая, седьмая, восьмая, одиннадцатая, двенадцатая и двадцать третья), вторая авиадивизия (в составе четырёх авиабригад), артиллерийский корпус, две танковых дивизии, третья кавалерийская бригада, восемь отдельных гарнизонов и тринадцать пограничных охранных отрядов. Всего по нашим данным Квантунская армия насчитывает до трёхсот пятидесяти тысяч человек, тысячу пятьдесят два орудия, триста восемьдесят пять танков и триста пятьдесят пять самолетов.
  В Корее находятся две пехотных дивизии общей численностью до пятидесяти четырёх тысяч человек, двести шестьдесят четыре орудия, тридцать четыре танка и девяносто самолетов.
  В Центральном и Южном Китае в боевых действиях участвует двадцать восемь пехотных дивизий и одна бригада, насчитывающие до семисот тысяч человек, две тысячи орудий, девятьсот тридцать танков и тысячу триста сорок шесть самолетов.
  Боеспособность и выучка японских войск находятся на высоком уровне. Однако в сложившейся ситуации японцы вряд ли смогут перебросить что-нибудь на север.
  В Японии, на Сахалине и на Формозе имеется ещё три пехотных дивизии с частями усиления, а также различные тыловые части, но серьёзными резервами на случай войны это назвать никак нельзя.
  Армия марионеточного режима Маньчжоу-Го насчитывает двадцать шесть пехотных и семь кавалерийских бригад общей численностью до семидесяти тысяч человек. Боеспособность оценивается как чрезвычайно низкая.
  Осенью тридцать восьмого года штаб Квантунской армии разработал План действий номер восемь, так называемый План 'Хачи-го', предусматривающий наступательные действия японских войск против СССР в районе рек Уссури и Амур, а также в Забайкалье.
  В соответствии с этим планом предполагается перерезать транссибирскую магистраль и отторгнуть Дальний Восток от остальной части Советского Союза. Квантунская армия должна захватить Уссурийск, Владивосток, а затем Хабаровск и Благовещенск.
  На территории Маньчжурии японцами накоплены большие запасы боеприпасов, продовольствия, горюче-смазочных материалов, что позволяет в случае необходимости развернуть широкомасштабные боевые действия. Считая Советский Союз своим главным противником, японцы создали на наших границах семнадцать укрепрайонов общей протяженностью по фронту восемьсот километров, в т.ч. восемь в Приморье и четыре в Корее и на Сахалине. По фронту укрепрайоны достигают от пятидесяти до ста километров и в глубину до пятидесяти километров и могут быть использованы не только для защиты от возможного нападения, но и как опорные пункты для ведения наступательных операций. Острова Курильской гряды прикрыты береговыми артиллерийскими батареями, укрытыми в железобетонные сооружения, и воинскими гарнизонами, обеспеченными развитыми долговременными оборонительными сооружениями.
  СТАЛИН. Крепко окопались, милитаристы несчастные! Значит, боятся... Пусть боятся! Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики! Верно, я говорю, товарищи!
  ГОЛОС. Так точно, товарищ Сталин!
  ГОЛОС. Мы им покажем кузькину мать!
  ГОЛОС. Камня на камне не оставим!
  СТАЛИН. И в Забайкалье, и в Приморье в ближайшие два месяца мы постараемся создать перевес, необходимый для успешного наступления. На земле у нас господство будет. Господство в небесах нам пообещал товарищ Локтионов.
  А как быть с господством японского флота на море? Все-таки, десять линкоров и тридцать пять крейсеров - это сила. Товарищ Кузнецов, вы у нас совсем недавно командовали Тихоокеанским флотом. Что мы можем противопоставить японскому флоту?
  КУЗНЕЦОВ (флагман 1-го ранга, нарком военно-морского флота, член ЦК). Краснознаменная Амурская военная флотилия в настоящий момент, не считая катеров, имеет шесть речных мониторов и пять канонерских лодок. Все они модернизированы и представляют определенную боевую ценность, особенно если учесть, что у японцев ни на Амуре, ни на Сунгари практически ничего нет равноценного.
  Тихоокеанский флот на сегодняшний день насчитывает пятнадцать надводных кораблей, из которых только восемь советской постройки - шесть сторожевиков и два тральщика. Самые крупные корабли на театре - два старых эсминца типа 'Новик' водоизмещением полторы тысячи тонн. Зато имеется большой москитный флот - более ста торпедных, сторожевых и других катеров.
  В соответствии с имеющимися планами усиления Тихоокеанского флота, нами подготовлены к переходу на Дальний Восток через Суэцкий канал четыре новых тральщика. Их прибытие во Владивосток ожидается в конце августа. Кроме того, на дальневосточных судостроительных заводах спущены и достраиваются на плаву лидер эсминцев проекта тридцать восемь и шесть эсминцев проекта семь. Ещё столько же стоят на стапелях. Один из спущенных эсминцев может вступить в строй в июле-августе. Подводные силы Тихоокеанского флота насчитывают тридцать четыре средних подводных лодки типа 'Щука', тридцать четыре малых подводных лодки типа 'Малютка' и одиннадцать подводных минных заградителей типа 'Ленинец'. Все экипажи сплаваны и сдали зачеты по боевому применению.
  По итогам прошлого года ВВС Тихоокеанского флота признаны лучшими в ВМФ. В их составе имеются бомбардировочная и истребительная авиабригады трех полкового состава, один смешанный и два разведывательных авиаполка, а также несколько отдельных разведывательных, истребительных и бомбардировочных эскадрилий и звеньев, общей численностью шестьсот восемьдесят девять самолетов. В основном это истребители - сто семьдесят три И-16 и девяносто три И-15бис, и гидросамолеты-разведчики - двести восемнадцать МБР-2 и восемь МДР-6. Бомбардировщиков поменьше - восемьдесят семь ДБ-3 и девяносто девять СБ. Есть ещё восемь Р-5 и три Р-6. Однако при необходимости мы можем в короткий срок перебросить на Дальний Восток ещё несколько минно-торпедных и бомбардировочных частей с других флотов.
  Хотя в открытом морском бою нам японцам противопоставить нечего, это ещё не означает, что мы безоружны и не можем обеспечить безопасность наших морских границ на Дальнем Востоке. Все надводные корабли приспособлены для постановки минных заграждений, что, по сути, и будет их главной боевой задачей во время войны. Тогда как, основной ударной силой флота является авиация и подводные лодки.
  В первую очередь нами планируются заблаговременные, скрытные минные постановки с надводных и подводных минных заградителей на предполагаемых маршрутах движения вражеских кораблей в Японском и Желтом морях и Татарском проливе. А также минирование якорных стоянок и фарватеров японских военно-морских баз с воздуха и из-под воды. Для прикрытия Владивостокского морского оборонительного района имеются развитые минно-артиллерийские позиции. Калибр и дальность стрельбы наших береговых батарей позволяют топить корабли любого класса.
  Кроме того, на переходах мы планируем нанести по японским эскадрам комбинированный торпедно-бомбовый удар силами бомбардировочной и торпедоносной авиации и средних подводных лодок. В прибрежной полосе будут развернуты торпедные катера и малые подводные лодки.
  СТАЛИН. Ну, что же, побить на море мы их, может, и не побьём, но перебрасывать в Маньчжурию по морю резервы или напасть на Владивосток не позволим. Так, товарищ Кузнецов?
  КУЗНЕЦОВ. Так точно, товарищ Сталин.
  СТАЛИН. Я думаю, что в оставшееся до начала операции время вам, товарищ Кузнецов, необходимо специально заняться отработкой ударов с воздуха по вражеским кораблям, потренируйте своих летчиков... Товарищ Локтионов, если я не ошибаюсь, НИИ ВВС уже занимался вопросами бомбежки малоразмерных целей с пикирования?
  ЛОКТИОНОВ. Так точно, товарищ Сталин.
  СТАЛИН. Ну, так поручите им передать свой опыт морякам. Если надо откомандируйте их на Тихоокеанский флот. Пусть они там, на месте, строевых летчиков научат всему, что сами умеют. А вы, товарищ Кузнецов, лично за этим проследите.
  КУЗНЕЦОВ. Слушаюсь, товарищ Сталин!
  СТАЛИН. Осталось обсудить международные стороны вопроса.
  КУЗНЕЦОВ. Извиняюсь, товарищ Сталин. Разрешите доложить?
  СТАЛИН. Ну что там у вас ещё?
  КУЗНЕЦОВ. Летом прошлого года в результате чистки на Тихоокеанском флоте было арестовано много командиров, знающих дело и нужных флоту. Вредительским образом враги народа Ежов, Смирнов и Фриновский сумели изъять с флота много ценных кадров. Чтобы выучить и подготовить штурмана или командира корабля, а тем более командующего флотилией требуется очень много времени. Это стоит больших средств. Я знаю, что органами сейчас заново проверяются многие дела, и прошу в первую очередь рассмотреть дела моряков-тихоокеанцев.
  СТАЛИН. Мы Ежову доверяли, но Ежов наше доверие обманул. Он даже хуже, чем враг... Лаврентий?
  БЕРИЯ. Товарищ Сталин, эта сволочь и его банда изъяли из армии много невиновных командиров. По большинству дел нами уже принято решение об освобождении задержанных и возвращении их в армию.
  СТАЛИН. Товарищ Кузнецов подготовьте и представьте список необходимых вам людей.
  КУЗНЕЦОВ. Такой список у меня имеется. (передает список Сталину)
  СТАЛИН. (пишет резолюцию и передает список Берия) Выяснить, кто уцелел, и немедленно освободить!
  БЕРИЯ. Слушаюсь, товарищ Сталин!
  СТАЛИН. Осталось обсудить международные стороны вопроса.
  Как на наши действия на Дальнем Востоке отреагирует так называемая Лига Наций? Товарищ Молотов, как на наши действия отреагируют эти болтуны?
  МОЛОТОВ (нарком иностранных дел, председатель СНК, член Политбюро ЦК). Известное дело. Растявкаются, как пить дать.
  СТАЛИН. Это ничего. Пусть тявкают. Собака лает, а караван идёт. (смех среди присутствующих)
  МОЛОТОВ. Япония в конце тридцать седьмого в Нанкине за несколько недель почти четыреста тысяч человек вырезала. Лига Наций Японию осудила как агрессора. Но Япония из Лиги Наций вышла ещё в тридцать третьем году, и чихать на неё хотела. Так что, если мы разбомбим Токио, дальше слов дело не пойдёт. А вот, если в результате бомбёжки будут жертвы среди гражданского населения какого-нибудь Харбина или Цицикара, нас могут из Лиги Наций даже исключить. Но реально это ничего не меняет, так что можно на них начихать.
  СТАЛИН. А как отреагируют Североамериканские Соединенные Штаты?
  МОЛОТОВ. Американцы уже догадались, кто у них на Тихом океане конкуренты. У меня есть сведения, что они готовятся денонсировать торговое соглашение тысяча девятьсот одиннадцатого года с Японией. Если мы по разделу Китая с Чан Кайши договоримся полюбовно, то повода для скандала у них не будет.
  СТАЛИН. А как себя поведут Англия, Франция и Германия?
  МОЛОТОВ. Несмотря на то, что Токио является членом антикоминтерновского пакта, своя рубашка, как говорится, ближе к телу. Гитлеру жизненно необходим наш лес, уголь, руда и хлеб. Риббентроп всеми способами добивается от нас скорейшего заключения торгового соглашения и договора о ненападении. Кроме того, Германия уже практически готова проглотить Польшу. Так что, судя по всему, у Англии и Франции скоро столько своих хлопот прибавится в Европе, что им будет не до Маньчжоу-Го.
  СТАЛИН. Ну, что же, я думаю, ситуация ясна. За работу, товарищи!
  
  
  7. Степь, да степь кругом...
   Халхин-Гол, начало июня 1939 г.
  
  ...В районе Красноярска головной 'Дуглас' группы 'Отца', как именовался в радиограммах комкор Смушкевич, наткнулся на сплошную облачность и до самого Иркутска шёл в слепую. Экипаж самолёта, кроме командира корабля и бортмеханика, состоял из военных отдельной эскадрильи особого назначения ВВС Московского военного округа. И это могло для всех окончиться весьма печально. Потому что подготовка у армейских штурманов и стрелков-радистов оказалась из рук вон слабой!
  Пилот первого класса третьего авиатранспортного отряда Московского управления ГВФ Александр Голованов был мастером слепых полетов. И имел знаки 'Отличник Аэрофлота', 'За безаварийный налет 300000 км' и 'За безаварийный налет 500000 км'. А его собственный бортмеханик, которого ему удалось-таки отстоять, несмотря на сильное давление военных, окончил специальные курсы радистов. Голованов ещё не раз похвалил себя за неуступчивость в этом вопросе, потому что включенный в экипаж стрелок-радист с незнакомой техникой в сложных метеоусловиях не справился и, если бы не Костя Тамплон, многократно проверенный в долгих и далеко не простых рейсах, ему было бы во много раз сложнее.
  Майор Виктор Грачев, правый пилот Головановского 'Дугласа', оказался неплохим летчиком, и вдвоём они вышли из этого весьма затруднительного положения с честью, в итоге прилетев в Иркутск первыми, хотя в Красноярске взлетали третьими.
  Александр Голованов несколько лет подряд руководил Восточно-Сибирским управлением ГВФ и хорошо знал здешние трассы, налетав не одну сотню тысяч километров над тайгой, горами и степями.
  Подлетая к Иркутску, Голованов вспомнил, как два года назад чудом избежал ареста. Лишь благодаря своевременному предупреждению товарища, с которым он служил вместе в ОГПУ в конце двадцатых годов, ему удалось, в прямом смысле этого слова, бежать из Иркутска в Москву.
  Голованов стиснул зубы. Многие знакомые, встретившись с ним тогда на улице, загодя переходили на другую сторону...
  Кто бы мог предположить, что всего через месяц после того, как передовик ГВФ Голованов, по решению ЦК, отправленный во Францию знакомиться с системой слепых посадок, вернётся на Родину и начнет внедрять её в практику, найдутся люди, которые обвинят его в связях с 'врагами народа'.
  А потом, на бюро крайкома партии у него отобрали партийный билет...
  Пока он ждал ответа на свою жалобу в Центральную Контрольную Комиссию, пережил немало разных неприятностей. Работы не давали, семья жила впроголодь. Пришлось продавать всё, что только можно было.
  А когда товарищ предупредил его о готовящемся решении по его вопросу, он, хорошо зная методы чекистской работы, не дожидаясь принятия мер, сел в поезд и уехал в Москву.
  Голованову вспомнилась единственная сестра. Её муж был осуждён и расстрелян как 'враг народа'. Вместе с детьми она влачила жалкое существование. Вспомнился и покосившийся на всю жизнь рот жены, которую допросили-таки в 'органах'.
  Сам он всегда верой и правдой служил трудовому народу, и вся его жизнь была на виду. В четырнадцать, воспользовавшись тем, что из-за высокого роста его лет ему не давали, добровольцем вступил в Красную армию. Участвовал в Гражданской. А в двадцать четвёртом губком ВКП(б) направил Голованова на работу в органы ГПУ. Затем он служил в частях особого назначения. Сражался с басмачами. Был опером особого отдела, дорос от уполномоченного до начальника отделения. В тридцать втором окончил лётную школу Осоавиахима при Центральном Аэрогидродинамическом институте и с тридцать третьего работал пилотом Гражданского Воздушного Флота...
  Тогда, в тридцать седьмом, приехав в Москву, он устроился работать лётчиком в двадцать седьмой отряд тяжёлых кораблей, базирующийся в столице, но входящий в состав Актюбинского управления ГВФ. На вопрос, почему пилот первого класса был назначен всего вторым пилотом, начальнику отряда в отделе кадров пояснили - чтобы не угнал машину за границу.
  Лишь через полгода пришёл ответ на запрос ЦКК по его жалобе. В котором сообщалось, что бюро Иркутского крайкома ВКП(б) исключило Голованова Александра Евгеньевича из рядов партии за то, что начальник одного из аэропортов на реке Лене пьянствовал, растратил большую сумму денег и сбежал. Голованов горько усмехнулся... Пока все это творилось, в ЦКК, оказывается, лежало представление его к ордену Ленина за работу Восточно-Сибирского управления ГВФ, согласованное с Иркутским же крайкомом партии.
  Дело Голованова закрыли, а в постановлении ЦКК в адрес Иркутского крайкома было указано на несерьёзное отношение бюро к судьбам коммунистов.
  Наученный горьким опытом, от предложенной руководящей работы он тогда отказался наотрез и опять стал рядовым летчиком. Орден ему, конечно, обломился. Ну, и ладно. Главное, что летает.
  Длительный полёт в сплошной облачности вызвал поначалу некоторую тревогу у его пассажиров, боевых лётчиков, отлично понимавших, что к чему. Но через пятнадцать-двадцать минут все успокоились, а после посадки в Иркутске экипаж Голованова уже считался своими ребятами.
  Через полчаса вслед за первым 'Дугласом' появился второй, а за ним - третий. Их пассажирам пришлось натерпеться значительно больше.
  Оказалось, что летчик-испытатель НИИ ВВС майор Михаил Нюхтиков, который первым вылетел из Красноярска, решил в этакую погоду идти визуально - на бреющем по железной дороге. Зная, что там имеется немало туннелей, Голованов смотрел на него, как на вернувшегося с того света. Но везучий Нюхтиков справился с рискованным как для него самого, так и для товарищей, находившихся в его самолёте, опаснейшим полетом. Александр понадеялся, что других таких случаев у этого парня больше не будет, и он жив-здоров дослужит до пенсии.
  Николай Новиков, который сел вслед за Нюхтиковым, принял решение такое же, как и Голованов - идти на высоте вслепую. Но, не имея связи с землей, выскочил в район озера Байкал. Однако сумел восстановить ориентировку и пришел в Иркутск.
  На вторые сутки, к вечеру, три 'Дугласа', завершив исключительно сложный по тому времени перелёт, приземлились на Читинском аэродроме. И здесь летчики увидели много самолетов, предназначенных для прибывших. Вся эта боевая техника требовала тщательного осмотра и облёта, и в течение трех дней лётно-технический состав готовил машины к перебазированию в район реки Халхин-Гол и озера Буир-Нур, в которое она впадала.
  Им предстояло пролететь четыреста километров до города Баян-Тумен - расстояние довольно большое для истребителей. Но сложность полета была не в этом, а в отсутствии каких-либо ориентиров - на картах были обозначены только триангуляционные вышки да вал Чингисхана.
  На рассвете четвёртого июня группа 'Отца' взлетела и в плотном строю пошла на юг. Виктор Грачев уже освоил этот маршрут, пока перевозил технический состав и грузы. Он и лидировал.
  Степь, да степь кругом... Куда ни глянешь, ни деревца. Выгоревшая трава, сухая земля, пески да солончаки... И так от Читы до самого Баян-Тумена.
  Но вот, впереди показались с десяток приземистых бараков и юрт. Прибыли.
  Настроение у всех было приподнятое. После посадки Николай Герасимов тут же снова растянул мехи своего баяна, того самого, который уже вымотал всем душу в пути от Москвы до Забайкалья.
  Борис Смирнов поинтересовался размерами аэродрома у монгольского авиатора, который хорошо говорил по-русски.
  Тот ответил не сразу, некоторое время что-то соображая, а затем, махнул рукой:
  - Туда километров триста, а в эту сторону еще больше! А там, за горизонтом, начинаются сопки, - и рассмеялся. - Да, да, товарищ! Здесь вы можете где угодно взлетать и приземляться.
  По замыслу комкора Смушкевича, который командовал советской авиацией в районе конфликта, опытные боевые лётчики должны были провести тренировочные бои с молодыми пилотами, передать им всё, чем владели сами. Инструкторы направлялись во все эскадрильи истребительных полков.
  Герой Советского Союза полковник Александр Гусев был назначен командующим истребительной авиацией, Герой Советского Союза майор Иван Лакеев - его заместителем. Герои Советского Союза майоры Герасимов и Кравченко, а также капитаны Кустов и Степанов, старшие лейтенанты Николаев, Орлов и Рахов попали в двадцать второй полк. Герои Советского Союза майор Грицевец и капитан Коробков, а также майор Смирнов, капитаны Жердев, Зайцев и старший лейтенант Хотелев - в семидесятый.
  И работа закипела.
  Сначала надлежало познакомиться с районом боевых действий, как следует. Обстановка как нельзя лучше способствовала этому. Японские самолеты в небе Монголии пока не появлялись, и лётчики могли спокойно летать, изучая с высоты пограничные районы. Пилоты видели, что граница проходит за рекой Халхин-Гол и тянется вдоль неё.
  От левого берега к западу, в глубь страны, на сотни километров раскинулись степи. Они начинались сразу же за горой Хамар-Даба. Район был разрезан надвое речкой Хайластын-Гол с заболоченными берегами. И никакого укрытия от воздушного наблюдения.
  Июньское солнце раскаляло землю, огромные тучи мошкары не давали покоя. Их было так много, что достаточно было провести рукой по плоскости самолета, и в ладони оставался целый ком. Острые на язык лётчики сразу же прозвали летающую напасть 'самураями'.
  Учебные бои и тренировочные полеты были максимально приближены к боевым условиям. Строевые пилоты смело сходились с опытными инструкторами в поединках, и быстро приобретали уверенность в себе и волю к победе. Многие из прибывших асов имели не только большой боевой опыт, но и многолетний опыт лётно-инструкторской работы в авиашколах. Как, например Григорий Кравченко или Сергей Грицевец. И они умели свой опыт передавать.
  На полевом аэродроме двадцать второго истребительного авиаполка с позывным 'Ростов' занятия со строевыми летчиками проводил майор Кравченко. Изучали тактику воздушных боев с японцами.
  Все сводилось, в сущности, к давно известным вещам - осмотрительности, высоте, скорости, маневру, выдержке и взаимопомощи:
  - С японскими истребителями на виражах не связывайтесь, старайтесь драться на вертикалях. Держаться надо вместе - одиночек бьют. Помните о взаимовыручке! Нападайте сверху, со стороны Солнца, используйте облака для маскировки.
  - А если противник имеет значительное численное превосходство? Как быть?
  - Ещё Суворов учил бить не числом, а умением, - ответил Кравченко. - Если ты занял выгодное положение для атаки - нападай стремительно. Первая атака не удалась - уходи, используй преимущество в скорости, разворачивайся и снова нападай. Японцам нельзя отказать в смелости, в мастерстве, в умении схитрить. Сам видел не раз, как самурай, попав в трудное положение, имитировал падение с высоты. А на высоте ста метров выравнивал самолет, и на большой скорости уходил на свою территорию.
  Для того чтобы показать, что такое настоящий воздушный бой, Кравченко предложил Рахову размяться в небе. Они разошлись по машинам и после короткого разбега с энергичным разворотом и набором высоты, разлетелись в разные стороны.
  Сделав боевой разворот, истребители понеслись навстречу друг другу. С каждой секундой расстояние между ними сокращалось. И только в самое последнее мгновение они одновременно взмыли вверх. А потом долго крутились, стараясь зайти 'противнику' в хвост.
  Лётчики, находившиеся на аэродроме, с восхищением наблюдали за поединком.
  - Тебе что, жизнь надоела? - после посадки, вытирая со лба пот, с досадой сказал майор Кравченко.
  - А ты, что не отвернул? - улыбнулся Виктор.
  - Ну, и характер у тебя! - чертыхнулся Григорий. - Надо ж соображать, что к чему! Учебный же бой-то!
  - На то он и учебный, чтобы учиться побеждать... - сказал Рахов.
  Когда, в конце тридцать седьмого старший лейтенант Кравченко уехал в Китай, туда же, в Китай, предлагали поехать и ему, старшему лейтенанту Рахову. Но Виктор отказался.
  Их тогда подняли по тревоге, и прямо из НИИ привезли в Генштаб, собрали документы и в каком-то подвале переодели в штатское. Летчики-испытатели решили, было, что предстоит командировка в Испанию. Кое-кто из НИИ там уже воевал. Тот же Анатолий Серов, например. Но на инструктаже в Кремле, который проводил лично Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин, им объявили, что международная ситуация осложнилась и возник новый очаг напряженности. Поэтому предстоит лететь не на запад, а на восток - в Китай, помогать братскому китайскому народу в его борьбе против японских оккупантов. Калинин предупредил, что если кого-то собьют, то в плену, как бы их ни пытали, признаваться, что они служили в Красной Армии и состояли в партии, нельзя!
  - Врите, что работали в гражданском флоте, что вас уволили, и вы поехали в Китай на заработки, что вы вообще не согласны с советской властью! А уж Родина вас не забудет, непременно вытащит из плена, и вернёт домой, - сказал Калинин.
  Когда Михаил Иванович предложил задавать вопросы, Виктор поднялся первым и попросил оставить его в Москве, поскольку он всего три дня как женился. Калинин, улыбнувшись, согласился.
  После Рахова самоотвод по разным причинам взяли ещё несколько человек. В результате из Научно-испытательного института ВВС в Китай отправились лишь два пилота - старшие лейтенанты Григорий Кравченко и Андрей Ровнин, а остальных пришлось набирать в строевых частях.
  Конечно, Виктор потом пожалел об этом, но поезд уже ушёл. Нет, отношение товарищей к нему не изменилось. В его смелости ни тогда, ни потом никто не сомневался. Но, как говорится, ложки нашлись, а осадок остался... У него остался.
  Видимо, японцы знали о прибытии опытных советских летчиков. Во всяком случае, с начала июня в небе Монголии они не появлялись. Одиночные разведчики ходили на больших высотах и далеко на монгольскую территорию не залетали.
  На наших аэродромах в период затишья помимо боевой учёбы на первый план вышли вопросы организации быта лётно-технического состава.
  Для военного человека стойко переносить тяготы и лишения воинской службы - дело привычное. Никто и не жаловался. Но командиры и комиссары понимали, что в условиях изматывающей жары, обилия мошкары и недостатка питьевой воды сберечь силы подчиненных для боя является их первостепенной задачей.
  На полевых площадках для пилотов были установлены юрты, для техников - палатки. В юртах, по обыкновению, расстилалась мягкая кошма, на ней - матрацы. Но, ясное дело, о нормальном отдыхе в такую жару речь идти не могла. Не давали выспаться и комары, тучами залетавшие в любую дыру. Входные отверстия в помещения завешивались марлей, из нее же изготавливали самодельные накомарники, но это мало помогало. Курильщики спасались, нещадно дымя самокрутками. Остальные терпели, пока могли. А потом яростно молотили 'самураев', чем под руку подвернется.
  Наибольшие трудности были с водоснабжением. Озёр было много, да пить-то из них было нельзя. Вода имела горький соленый вкус. Питьевую воду добывали из малочисленных колодцев. Но она была сомнительной свежести и чистоты, поэтому без хлорки обходиться не удавалось.
  С рассвета до наступления темноты лётный состав неотступно находился у самолётов. Здесь же завтракали и обедали. Походная кухня подъезжала к стоянкам, где под навесом стояли столы. И только на ужин, когда монгольское небо по южному резко темнело, лётчики и техники собирались в столовой на базе.
  Питание вначале было однообразное. Но стараниями военкома полка, поставившего вопрос перед кем надо, как надо, через несколько дней на столе у лётчиков помимо баранины вареной, жареной и пареной, появилась картошка, квашеная капуста и соленые огурцы. А потом и сыр с колбасой, икра паюсная и кетовая, и даже кофе!
  Одновременно с обучением и тренировками личного состава в район боевых действий усиленно перебрасывались новые эскадрильи. Изношенные истребители и бомбардировщики выводились из боевого состава полков.
  Прибывали и новые летчики. И их тоже надо было вводить в курс дела и тренировать.
  Капитан Степанов был назначен командиром переброшенной из Киевского военного округа эскадрильи И-15бис.
  Этот самолёт, неплохо себя зарекомендовавший в Испании, он знал прекрасно. За полгода он налетал на нем двести с лишним часов в небе над родиной Сервантеса, провёл шестнадцать боёв, сбил десять самолетов фалангистов. А один из них, вообще, таранил в ночном небе над Валенсией.
  За это и за многое другое командира эскадрильи 'чатос' Евгения Степанова представили к званию Героя Советского Союза. И если бы он просто погиб в том своём последнем бою, то наверняка им стал бы.
  Дело было в том, что полтора года назад, в январе тридцать восьмого, над местечком Охос-Негрос он был сбит, но не погиб, а попал в плен.
  Но сначала ему удалось завалить ещё один 'Фиат'. И тут его достала зенитка. Были перебиты тросы управления, повреждён двигатель. Он выбросился с парашютом над территорией, занятой противником, во время приземления сильно ударился о скалу и в безсознательном состоянии был подобран патрулем мятежников.
  Следующие полгода он провел в тюрьмах - в Сарагосе, Саламанке, Сан-Себастьяне. В течение месяца его держали в одиночной камере, по нескольку дней не давали пищи, жестоко избивали, трижды выводили на расстрел.
  В конце концов, республиканское правительство сумело обменять его через Международный Красный Крест на пленного немецкого пилота и отправить в Советский Союз.
  В июле тридцать восьмого, после нескольких кошмарных месяцев во вражеских застенках, на судне, шедшем через Францию и Бельгию, исхудавший и поседевший старший лейтенант Степанов вернулся в Ленинград. Он был назначен инструктором по технике пилотирования в одну из частей ВВС Ленинградского военного округа.
  Увы, после возвращения на Родину ему вручили лишь тот орден, которым он был награжден ещё в ноябре тридцать седьмого за участие в атаке авиабазы Гарапинильос около Сарагосы. Они сожгли тогда сорок вражеских самолётов на земле. Отомстили как надо за сгоревших в бою под Фунтес-де-Эбро советских танкистов! Кровь за кровь!
  ЦИК СССР всех участников налета наградил орденами Красного Знамени. А Толяна Серова республиканское правительство наградило ещё и именными золотыми часами с надписью: 'За отвагу и доблесть!'.
  Конечно, советские добровольцы воевали не за ордена. Но, все равно, глядя на своих товарищей, майоров и полковников, у которых их было по два - по три, и, понимая, что он заслужил не меньше, Евгению иногда приходилось проглатывать застревающий в горле комок. А, впрочем, время всё расставит по местам...
  Зато ему всё-таки поверили и дали эскадрилью.
  Здесь, в Монголии, 'бисы' показали, что больше не пригодны к воздушным схваткам, хотя ещё год-другой назад годились. Но, такая уж судьба у истребителей. Сначала он самый современный и совершенный, потом - ничего особенного, а потом - летающий гроб.
  Теперь для И-15бис оставалась доступной лишь одна боевая задача - штурмовка наземных частей противника. С этим он ещё справлялся. Если не считать того, что брал всего две небольших бомбы, не имел пушек и никакой защиты от ружейно-пулемётного и зенитного огня, кроме перкаля. А его и пальцем можно проткнуть.
  Конечно, прицельность вражеского огня не велика. Зато плотность самая, что ни на есть, подходящая. На своей шкуре испытал.
  Степанов с удовольствием пересел бы со своего старого боевого друга 'чато' на более скоростную и лучше вооруженную 'моску', но командованию было виднее. И он гонял свою эскадрилью, до изнеможения отрабатывая не только штурмовку, но и маневренный воздушный бой, потому что тогда, в случае атаки истребителей противника, у его ребят ещё оставался какой-то шанс продержаться, пока примчатся 'ишаки' и отобьют их у врага.
  Большинство самолетов, второй авиадивизии Квантунской армии, базировалось на аэродромах Хайлар и Чанчунь. Первый из них находился в ста пятидесяти, а второй - почти в шестистах километрах от района боевых действий. Правда, около двадцати истребителей временной оперативной авиагруппы стояли на передовых позициях у Ганьчжура, примерно в сорока километрах от линии боевого соприкосновения, но теперь, когда в районе боёв советскому командованию удалось сосредоточить более трёхсот самолетов, в том числе сотню истребителей И-16, шестьдесят И-15бис и сто тридцать пять бомбардировщиков СБ, это было не в счёт.
  Из Чанчуня японские части быстро отреагировать на внезапное обострение ситуации не могли. Для их переброски на фронт вместе с наземными службами требовались, по крайней мере, сутки. Но после майских побед японцы чувствовали себя очень уверенно, и полагали, что опасаться советских самолётов не зачем. Сколько бы их ни было.
  Яков Владимирович Смушкевич сидел в штабной палатке, глубоко задумавшись над картой дислокации, подчиненных ему ВВС.
  Командовать таким количеством боевых самолетов в условиях реального боя ему ещё не приходилось. В Испании масштабы были далеко не те. Особенно в конце тридцать шестого - начале тридцать седьмого. А, впрочем, и позднее... Несколько истребительных эскадрилий, несколько бомбардировочных. Вылет на задание небольшими группами - звеньями и отрядами.
  Он читал отчет Павла Рычагова о Хасанских событиях. Там ему действительно удалось собрать мощную авиационную группировку. Но воздушных боёв не было. Японцы не летали, опасаясь эскалации конфликта. Поэтому в отсутствие какого-либо противодействия огромные и медлительные бомбардировщики ТБ-3 ходили строем, как на параде и тонными бомбами месили Заозёрную и Безымянную. А в промежутках между налетами сотен бомбардировщиков эти же две несчастные сопки, от скуки, штурмовали сотни истребителей.
  Пока Ворошилов лично не запретил массированное применение авиации (кстати, вполне справедливо), указав слегка зарвавшемуся Павлу на то, что 'летать скопом без большого толку не только бесполезно, но и вредно!'.
  Молодой, горячий! Каким и должен быть командир истребительной эскадрильи. Комэска, а не комдив!
  Всё дело в том, что командир отряда старший лейтенант Рычагов, молниеносно перепрыгивая через звания и должности, за два года дослужился до комдива! До революции звался бы генерал-лейтенантом. Слишком быстро... Поучиться бы ему в академии! Покомандовать годик-другой-третий одной и той же частью, под присмотром у хорошего командира соединения. Глядишь, и вышел бы из парня толк.
  А у Смушкевича тут таких горячих целая команда! И за всеми пригляд нужен. Это только в рапортах и донесениях они подписываются полковниками и майорами. А на самом деле, всего на всего, двадцати шести - двадцатисемилетние мальчишки!
  С высоты тридцати семи лет комкор, естественно, смотрел на своих летчиков как на мальчишек. Сам-то аж с восемнадцатого года в Красной Армии. Комиссарил в Гражданскую. Потом бандитов гонял по белорусским лесам. С двадцать второго - в авиации.
  Правда, сначала как политработник. Но уже через пару лет стал летать не хуже подчиненных. Тогда, в начале двадцатых, ему часто приходилось участвовать в агитполетах, призывая население вступать в ряды Общества Друзей Воздушного Флота. В этих полётах он и обучился лётному мастерству, когда пилоты по его просьбе давали своему комиссару подержаться за ручку управления.
  После первого самостоятельного вылета военком двести первой легкобомбардировочной авиабригады им. Совнаркома Белорусской ССР Смушкевич стал летать каждый день. Хотя и скрывал это от жены, чтобы её не беспокоить. Пока не занял первое место в бригаде по пилотажу, стрельбе из пулемёта и точной бомбардировке. Кстати, именно, тогда его и назначили командиром бригады.
  В тридцать втором комбриг Смушкевич экстерном окончил первую военную школу летчиков в Каче. Вместо очередного отпуска, всего за сорок дней, он прошел курс ускоренной лётной подготовки и получил пилотское свидетельство.
  А потом была война в Испании... За восемь месяцев старший советник при командующем республиканских ВВС 'генерал Дуглас' налетал в боевой обстановке более двухсот часов, в том числе более сотни на 'чато'. Водил эскадрильи на штурмовки, в воздушных боях сбил несколько фашистов.
  Он вернулся на Родину с двумя орденами Ленина и, минуя звание комдива, сразу стал комкором. И все бы было хорошо. Но ни у кого не бывает в жизни все хорошо. Во всяком случае, достаточно долго.
  Сначала, упав с балкона, разбилась его маленькая дочка Ленúна. И погибла.
  А вскоре он сам попал в тяжелейшую аварию, и разбился. Но почему-то не погиб...
  В апреле прошлого года специально для показа членам правительства на воздушном параде прямо с завода на Центральный аэродром пригнали новейший разведчик Р-10.
  Самолёт был окрашен серебрянкой, а на его борту красной краской была нанесена надпись: 'Командующему Первомайским воздушным парадом Герою Советского Союза комкору Я.В. Смушкевичу'. В одном из полетов из-за конструктивной недоработки маслопровода у него заклинило мотор.
  Его извлекли из-под обломков с ногами, переломанными от ступней до бёдер, с выбитыми зубами, тяжёлыми ранениями головы, сотрясением мозга и обожжённой спиной и отвезли в Боткинскую больницу.
  А техник сидевший в задней кабине отделался лёгким испугом. И такое в авиации бывает.
  Несколько дней Смушкевич был без сознания. Требовалась срочная операция тазобедренного сустава. Врачи собирались ампутировать ему обе ноги. Но, благодаря искусству профессора Фридмана операция прошла блестяще, и ноги у него остались, только одна стала значительно короче. И ему был прописан массаж.
  Смушкевич вспомнил о курсе лечебной гимнастики и побледнел. После такого не страшно и в застенки... Но он был готов на всё, чтобы вернуться в небо. Другой и ходить бы не смог, а ему надо было снова в небо!
  Вскоре он бросил костыль и стал ходить, опираясь только на палку. Потом начал упражняться на автомобиле. Бывало, заведёт машину и пробует нажимать на педали и переключать скорости. Превозмогая нечеловеческие боли, он тренировался часами. После первой удачной попытки стал выезжать на машине каждый день. Дома он бросал палку и учился ходить без неё. А однажды приехал на аэродром, посмотреть полеты. И не удержался, сел в кабину и полетел... Это было совсем недавно.
  Смушкевич посмотрел на карту. Численный состав японской авиации оценивался нашей разведкой в двести пятьдесят - двести шестьдесят самолетов, из которых как минимум половину составляли истребители. Силы практически равные. Если не учитывать лучшие тактико-технические данные их истребителей, больший боевой опыт лётного состава, а также их уверенность в своих силах после майского провала Куцепалова.
  Впрочем, эта их уверенность кажется очень похожей на самоуверенность!
  'На этом мы их и подловим! - решил Смушкевич. - Ребята строевых летчиков хорошо поднатаскали. Боевой дух подняли. И в бой сами поведут!'
  Да, команда у него подобралась, любо-дорого! Не команда, а мечта!
  
  
  8. Мы красные кавалеристы...
   Чита, июнь 1939 г.
  
  ...Июнь в Чите выдался на редкость сухим и жарким. Дышать было нечем. Даже по ночам желанная прохлада так и не наступала. Едва успевшая зазеленеть трава выгорела. Асфальт плавился, а над грунтовыми дорогами пыль стояла не опускаясь.
  В городе было совершенно невыносимо. Прозрачные серые облака иногда проплывали в вышине, но короткий слепой дождь испарялся, так и не долетев до земли.
  Два козла отпущения за майские поражения советской авиации в Монголии, майор Куцепалов и капитан Иванищев, отозванные в распоряжение командования ВВС округа, а точнее сказать, отосланные на его усмотрение, сидели в своем номере в гостинице в одних трусах, и пили тёплую и противную водку.
  Впрочем, лучше сидеть и пить тёплую водку в гостинице, чем сидеть в холодной камере внутренней тюрьмы НКВД и ждать очередного ночного допроса!
  Конечно, можно было бы и в кабаке гульнуть напоследок, как следует. Денег у них было достаточно. Содержание-то выплатили. Но нарываться на разбор полётов в комендатуре не хотелось. Это могло нарушить шаткое равновесие их замёрзшего в нижней точке бытия.
  На улице - жара, а их бытие замёрзло в нижней точке. Как термометр.
  Куцепалов кое-как выговорил про себя это дурацкое слово: 'Тер-мор-мер... Тьфу, ты пропасть! Не так... Тер-мор-метр! Во, как!'
  Он криво усмехнулся и налил себе и своему товарищу по несчастью. И поставил пустую бутылку под стул. Она упала и, позвякивая, покатилась по полу. В угол, к своим, таким же пустым, товаркам.
  - Федор! - смотрел на него Иванищев остекленевшим взглядом, заметно покачиваясь из стороны в сторону. - А если рысью? А?.. Шашки наголо и марш-марш! А?.. Мы им, что щенки пархатые? А?.. Мы кр-р-р-расные кавале-ристы и про нас!
  - Товарищ капитан! Ты на плацу или кто? Ты красный командир или где?.. Равняйсь! Смирно! Вольно! - Куцепалов звякнул по его стакану своим. - Пей, давай!
  - Федор! Да, я за тебя! Да, я! - ударил себя в грудь со слезой в голосе Иванищев.
  Он сидел в номере безвылазно, а Куцепалов каждое утро как штык являлся в штаб. Голова у майора была крепкая и ежедневные попойки никак на ней не сказывались. Некоторое время он отирался по кабинетам, разнюхивая, как идут дела, и, стараясь не попасть на глаза начальству, а потом шёл в магазин за очередной партией спиртного. Иногда он покупал закуску. Иногда - нет.
  В этот день он, как обычно, явился в штаб, и заглянул к знакомому направленцу из оперативного отдела. Новостей не было. Ни хороших, ни плохих. Он уже почти собрался отправиться по привычному маршруту в магазин, как вдруг увидел шагающего навстречу незнакомого старшего командира.
  А, на самом деле, очень хорошо знакомого!
  Вообще-то, когда он встречался с ним в последний раз, у него было по три прямоугольника в петлицах и один орден на груди. А теперь - два ромба комдива и целых два ордена - Ленина и Красного Знамени. Да ещё и юбилейная медаль в придачу. Но стальной взгляд, характерная ямка на твёрдом подбородке и резкие складки возле упрямого рта не оставляли никаких сомнений.
  Это был Георгий Жуков. Бывший командир того самого кавалерийского полка, в котором они с Гришкой когда-то начинали свою службу.
  Комдив Георгий Константинович Жуков прилетел из Москвы в Читу сегодня, пятого июня, и заехал в штаб округа, чтобы уточнить последнюю обстановку в районе боёв, перед тем, как лететь дальше в Тамцаг-Булак. В штабе он встретился с командующим войсками Забайкальского военного округа комкором Яковлевым и членом Военного совета дивизионным комиссаром Гапановичем.
  Ничего нового они ему не сообщили. Тем не менее, беседа была полезной.
  Обстановку на сопредельной территории командование округа знало неплохо, стратегические и тактические цели противника представляло достаточно ясно, и могло дать вполне достоверный прогноз развития ситуации.
  По их мнению, Япония готовила в северо-западной Маньчжурии плацдарм для очередного нападения на СССР. Железной дороги Харбин - Цицикар - Хайлар (бывшая КВЖД) для подготовки такого нападения явно было недостаточно. Поэтому самураи приступили к строительству новой стратегической железной дороги Халун-Аршан - Ганьчжур, которая шла в обход отрогов хребта Большой Хинган почти параллельно монголо-маньчжурской границе, местами на удалении от неё всего в два-три километра.
  Японское командование справедливо опасалось, что эта дорога может подвергнуться прицельному огню с господствующих песчаных высот на восточном берегу Халхин-Гола. В связи с этим и решило захватить часть территории Монгольской Народной Республики восточнее реки. Владея этой территорией, японцы могли построить там укрепрайон, и устранить угрозу своей дороге, а также уменьшить возможность удара в тыл войскам, сосредоточенным в Хайларском укрепленном районе.
  Первого июня Жуков был ещё в Минске, и руководил разбором полевой командно-штабной игры, в которой принимали участие командиры кавалерийских и танковых соединений Белорусского округа, а также начальники и оперативные работники штабов. В этот момент позвонили из Москвы, и приказали немедленно явиться к наркому обороны.
  Жуков выехал первым же поездом и утром следующего дня уже стоял перед Ворошиловым. На столе у наркома лежала карта района вторжения с обстановкой на тридцатое мая.
  - Вот здесь, - сказал он, указывая на карту. - Длительное время проводились мелкие провокационные нападения на монгольских пограничников, а вот здесь японо-маньчжурские агрессоры вторглись на территорию МНР и напали на монгольские пограничные части, прикрывавшие участок местности восточнее реки Халхин-Гол. Думаю, затеяна серьезная военная авантюра. Во всяком случае, на этом дело не кончится. Командование пятьдесят седьмого особого корпуса проявляет нерешительность. Можете ли вы вылететь туда немедленно, разобраться, что происходит, и, если потребуется, принять на себя командование войсками?
  - Готов вылететь сию же минуту, - вытянулся, руки по швам, Жуков.
  - Очень хорошо, - сказал нарком. - Самолёт для вас будет подготовлен на Центральном аэродроме к шестнадцати часам. Зайдите к заместителю начальника Генштаба комдиву Смородинову и договоритесь о связи. К самолету в ваше распоряжение прибудет группа специалистов. До свидания, желаю вам успеха!
  Комдив Жуков, как и большинство его сверстников, прошел и Германскую, и Гражданскую. В царской армии дослужился до чина младшего унтер-офицера драгунского полка. Был контужен. Имел два Георгиевских креста за храбрость. В октябре восемнадцатого вступил в Красную Армию. Сначала служил красноармейцем, а затем помкомвзвода в кавалерийском полку. Был ранен в боях под Царицыным. Затем командовал взводом и эскадроном. В двадцать втором участвовал в подавлении антисоветского крестьянского восстания на Тамбовщине, за что и был награжден орденом Красного Знамени.
  После окончания Гражданской войны остался в кадрах РККА. И на долгие-долгие годы застрял в должности командира кавалерийского полка.
  Воинскую науку Жуков познавал не в академических аудиториях, а в повседневной обстановке армейской жизни и на краткосрочных курсах. Первоначальную военную подготовку он получил в учебной команде драгунского полка. В двадцатом году несколько месяцев учился на Рязанских кавалерийских курсах, но из-за тяжёлой обстановки на фронтах так и не доучился. В двадцать пятом окончил Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, а в тридцатом - Курсы по усовершенствованию высшего начальствующего состава. Как и все занимался самоподготовкой. Когда руки доходили. Поэтому был не теоретиком, а практиком.
  После окончания КУВНАС его назначили, наконец, командиром бригады. Затем он был помощником инспектора кавалерии Красной Армии, командовал дивизией и корпусом. В тридцать шестом за успехи в боевой, политической и технической подготовке был награжден орденом Ленина.
  Все, кто хоть когда-нибудь служил с ним вместе, единодушно отмечали его тяжёлый, неуживчивый, трудный характер и грубость.
  Возможно, он действительно иногда был излишне требователен, и не всегда сдержан и терпим к проступкам подчиненных. Его всегда выводила из равновесия любая недобросовестность в работе или поведении людей.
  Жуков презрительно усмехнулся. Некоторые этого не понимали. А он, видимо, недостаточно был снисходителен к человеческим слабостям. И не собирается! Никому не дано права наслаждаться жизнью за чужой счет!
  Он выполнит приказ наркома любой ценой! И церемониться ни с кем не будет! Москва его поддержит, иначе он не получил бы таких полномочий. Это шанс. Шанс всей его жизни! И он не такой дурак, чтобы его упускать.
  Что ему делать он уже знал. Сначала убрать с дороги Фекленко. Он свой шанс упустил! Убрать Фекленко, и получить командование... Затем подтянуть войска и накопить материальные ресурсы. Это главная задача! А пока держать самураев в напряжении, но не дай Бог, не спугнуть. Ему нужен их полный разгром. Классический разгром! Что бы в учебниках потом писали! И никаких переговоров! Трепать им нервы. Показывать слабость. Накопить материальные ресурсы. А потом дать в лоб! И по флангам! И р-раздавить эту несчастную японскую дивизию, как вшу на гимнастерке. Что бы аж брызнула! А ещё надо так устроить, чтобы никто к его славе примазаться не смог. А то налетят потом как вóроны. Много их тут окопалось в ЗабВО, да в ОКА обеих... А Москва еще шлет помощничков всяких. Жуков скрипнул зубами.
  'Эх, верных людей нету! Специалистов ему Генштаб предоставил!.. Какие они специалисты! Соглядатаи! Понятное дело, будут за ним смотреть и стучать, куда надо!' - скривился он.
  - Разрешите обратиться, товарищ комдив! - вытянулся Куцепалов, когда Жуков, окинув его пристальным хмурым взглядом, проходил мимо.
  - В чем дело, майор? - холодно прищурился Жуков, и вдруг широко улыбнулся, - Фёдор? Ты, что ли?.. Здорóво! Какими судьбами? - он порывисто обнял старого товарища.
  - Признали, товарищ комдив! И как это вы меня вспомнили? Столько лет прошло... - разулыбался Куцепалов.
  - Да! Лет десять точно не виделись!
  - Десять и есть, товарищ комдив. Вас тогда, как раз отправили в Москву на курсы.
  - Было такое дело. После курсов я на полк уже не вернулся. Сразу на повышение пошёл, на бригаду. А ты каким боком в летуны затесался?
  - Как вы уехали, Георгий Константиныч, так до нас и добрались. Кого куда... Меня, вот, в авиацию перевели, в лётную школу отправили. А Гришку Иванищева так, вообще, демобилизовали.
  - Да ты что! Это, кто ж так покомандовал без меня! Помню Иванищева... Звёзд с неба не хватал, это точно, но командир эскадрона был крепкий. И за конским составом смотрел, как надо, и личный состав в руках держал. Я бы его в обиду не дал!
  - Ну, вот... А потом я эскадрильей командовал, полком, авиабригадой.
  - Молодец! Ты всегда башковитый был. И эскадрон у тебя как по струнке на рысях ходил. А помнишь, как на конных соревнованиях мы всех в корпусе обходили. Да, что там, в корпусе! В óкруге! И никто нас догнать не мог!
  - Помню, товарищ комдив! Один хитрец какой-то, из шестой Чонгарской дивизии, попытался. Даже лошадь вторую в лесу спрятал, что бы сменить по ходу скачек. Ординарец держал. И получил, таки, первый приз, подлец! А потом, когда всё открылось, комкор ему по холке, по холке! Чтоб не жульничал!
  - Да, Фёдор, было время! Надо бы посидеть как-нибудь. Погутарить, товарищей вспомнить. Некогда сейчас! Улетаю я сегодня. Тут у вас в пятьдесят седьмом корпусе некоторые такой бардак развели! Меня сам, - Жуков ткнул большим пальцем вверх. - Сюда отправил, порядок наводить.
  - Товарищ комдив! Георгий Константиныч! - осенило вдруг Куцепалова. - А возьмите меня с собой! Я же боевой командир! Я тут болтаюсь в распоряжении штаба ВВС. Как цветок в проруби, блин. Назначения жду... Возьмите, а? Может, и пригожусь вам на Халхин-Голе.
  - А что? Может, и пригодишься! - задумался Жуков. - По указанию наркома у речки этой со всей страны летчиков - Героев Советского Союза собрали. Со Смушкевичем во главе. Я этого [еврея] ещё по Белорусскому округу помню! - комдив принял решение. - Точно! Такие, как ты, настоящие кавалеристы, мне там, ох, как понадобятся! Чтобы всех этих героев-летунов вместе с комкором ихним в руках держать, да к делу приспособить! И, вообще! Значит, так! Вылет через два часа. В отделение кадров не ходи. Сам им сообщу. Потом. Если есть подходящие ребята, два-три человека, бери с собой! Есть кто на примете?
  - Есть, товарищ комдив! Капитан Иванищев! Тоже в распоряжении застрял, как и я!
  - Григорий? А он-то как здесь оказался? Ты же говорил, его демобилизовали. Ладно, об этом потом! Будет еще время. Ну, всё! Ждите меня на аэродроме! - Жуков хлопнул Куцепалова по плечу и стремительно зашагал дальше по коридору.
  Майор Куцепалов смотрел вслед удаляющемуся комдиву, и мысленно потирал руки. Ничего, ничего! Они его - так! А он их - вот так! Это ж надо ж, как свезло! Теперь посмотрим, кто начальник, а кто - дурак! Своего бывшего комполка майор помнил прекрасно! Как никак, почти пять лет под его командой прослужил. При нём от простого красноармейца дорос до комэска! Говорит, его прислали, порядок навести... Уж кто-кто, а Жуков точно наведёт!
  'Он вам образцовый порядок наведёт! Забегаете, как недорезанные! Или ты, Фёдор, ничего в этих делах не смыслишь!' - подумал он, и поспешил в гостиницу. Надо порадовать Гришку, да упредить, чтобы сегодня в рот не брал ни капли! Не тот случай! Успеется ещё. Ещё посидим с комдивом, повспоминаем товарищей!
  В тот самый момент, когда 'Дуглас' с комдивом Жуковым и его командой выруливал на взлётную полосу, из только что приземлившегося ТБ-3 выгружали раненых, доставленных из Тамцаг-Булакского военно-полевого госпиталя.
  Младший лейтенант Пономарев, скрипя зубами от дергающей боли в забинтованной голове, спустился на землю сам. Вдруг у него подогнулись колени. Владимир едва успел ухватиться за тёплый гофрированный борт самолёта, чтобы не усесться со всего маху на сухую траву Читинского аэродрома.
  Один из санитаров заметил, как сильно побледнел, и зашатался лётчик с забинтованной головой, вовремя подхватил его под руки, и повёл к автобусу с большим красным крестом на боку.
  Рана на лбу, полученная неделю назад в воздушном бою, сначала показалась Владимиру простой царапиной. Но почему-то заживала очень плохо. Точнее, не заживала совсем, а даже наоборот - болела всё сильнее. Вконец замотанный военврач, осматривавший его вчера во время перевязки, только покачал головой, и решил, от греха подальше, отправить младшего лейтенанта в Читу, в окружной госпиталь. Пусть там его посмотрят, и решат, что делать...
  Владимиру повезло. Потому что это интуитивное решение полевого хирурга оказалось единственно правильным. В ране, обработанной на скорую руку фельдшером сразу после боя, осталось несколько волос, которые и вызвали воспалительный процесс с нагноением. Ещё немного и это могло бы превратиться в оч-чень большую проблему.
  В тот же вечер Владимиру, принявшему в качестве анестезии стакан спирта, сделали операцию. Хирург как следует, почистил рану, потом снова зашил, и дело, наконец, пошло на поправку.
  Была, однако, ещё одна причина, почему для Владимира Пономарева так важно было оказаться в это самое время в Чите. Но он об этой причине тогда и не подозревал. Хотя позднее, вспоминая всё происшедшее, не мог не признать, что зацепившая его ненароком шальная самурайская пуля, на самом деле была просто подарком судьбы...
  За две недели рана у него практически зажила. Главврач госпиталя пока не отпускал его в полк, но Владимир твёрдо решил в ближайшие дни его дожать. Или уговорить, или стащить бумаги и сбежать на фиг! Он не сомневался, что на аэродроме без проблем договорится с ребятами, гоняющими туда-сюда транспортники, и доберётся как-нибудь до своей части.
  Впрочем, в конце концов, обошлось и без этой самодеятельности.
  Воспользовавшись временным затишьем в небе над Халхин-Голом, в Читу, на денёк прилетел военком двадцать второго иап старший политрук Калачев. Были у него дела, само собой, и в политуправлении, и в штабе ВВС. Но главную свою задачу он видел в другом. В полевой сумке он привез толстую пачку писем своих боевых товарищей. И не поленился лично отнести их на главпочтамт, прекрасно понимая, насколько важна на войне весточка от близкого человека. Для его семьи. Для жены и детей, для отца с матерью, для любимой девушки.
  Как и всякий военный, старший политрук, отлично знал, как долго идут письма полевой почтой. Другое дело - почта обычная. Поэтому он передал письма начальнику главпочтамта из рук в руки, попросив рассортировать и отправить их немедленно. Самым-самым скорым поездом.
  Попутно он осчастливил киоскера 'Союзпечати', забрав все имеющиеся в наличии газеты и журналы, и свежие, и не очень. Летчикам, воюющим за свою страну за тысячу километров от родной земли, они были нужны как глоток живительной влаги посреди пустыни. И это не было поэтической метафорой.
  Оставалось ещё одно очень важное дело. Оставив увесистую пачку газет и журналов, под охраной дежурного по штабу, чтобы не таскаться с ней по кабинетам, Калачев зашёл в отделение кадров:
  - Вот, привёз наградные листы. За майские бои. На погибших летчиков... Вознесенский, Гусаров, Иванченко, Кулешов, Константинов, Лимасов, Мягков, Пустовой, Савченко, Соркин, Чекмарев, Черенков... - военком протянул тоненькую пачку начальнику отделения.
  Майор взял бумаги, просмотрел и положил к себе на стол.
  В этот момент в помещение вошла стройная светловолосая девушка - старший лейтенант, с орденом Красной Звезды и знаком парашютиста на гимнастерке. Она смело подошла к стойке, строго по уставу приложила ладонь к берету, и вдруг улыбнулась. И улыбка эта обладала мощью, сравнимой, разве что, с очередью из крупнокалиберного пулемёта в упор:
  - Старший лейтенант Серебровская. Товарищ майор, подскажите, пожалуйста, адрес полевой почты младшего лейтенанта Владимира Пономарева. Он служит в истребительном авиаполку, где-то здесь, под Читой. А вот, номер полка я не знаю, - сказала она.
  Слегка ошалев от такой улыбки, майор, наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где служит этот младший лейтенант, или хотя бы сообразить, где его искать.
  - А кем вы приходитесь Пономареву? - спросил Калачев.
  - Знакомая! - сказала старший лейтенант Серебровская. Чуть-чуть замявшись... Или ему померещилось?
  - Вспомнил! - хлопнул себя по лбу майор. - В двадцать втором иапе он служит, вот где! Так, ведь, товарищ старший политрук? - повернулся он к Калачеву.
  - Военком двадцать второго истребительного авиаполка Калачев, - приложил тот руку к козырьку. - Младший лейтенант Владимир Пономарев действительно служит у нас в полку. В первой эскадрилье.
  - А как он? - немного неуверенно спросила девушка, и щеки ее слегка порозовели... Или ему показалось?
  - Хороший боевой летчик! Кстати, он сейчас здесь, в Чите.
  Огромные льдисто-серые глаза словно вспыхнули, когда он это сказал... А, может, это просто нахальный солнечный зайчик скользнул по девичьему лицу?
  - Вы даже можете его навестить, если захотите. Он лежит в окружном госпитале.
  Словно тень накрыла комнату, когда внезапно погасла её замечательная улыбка. И тут Калачев уже не мог ошибиться. Глубокие серые глаза охватило неподдельное беспокойство.
  - Да нет, ранение не очень серьёзное, - поспешил он ее успокоить. - Не переживайте, до свадьбы заживёт!
  После этой неосторожной шутки военкома, ярко-алый румянец неудержимо залил щёки старшего лейтенанта, выдавая её с головой. Она смутилась, и пулей выскочила из кабинета. Калачев переглянулся с майором и улыбнулся.
  'Ай, да, Пономарев! Ай, да, младший лейтенант! - подумал Калачев. - Ну, и тихоня! Такая девушка по нему сохнет, а он скрывал!'
  Наталья оказалась в штабе Забайкальского военного округа далеко не случайно.
  С тех пор как она получила письмо от Владимира, удержать её в Одессе было уже невозможно. Она решила, что будет служить на Дальнем Востоке рядом с ним! И всё! И это было самое главное.
  Нет, она не забрасывала начальство рапортами, как это обычно делают желающие по какой-либо причине сменить место службы. Она отлично понимала, что это совершенно не эффективно.
  Старший лейтенант Серебровская действовала более решительно и умело.
  Сначала разведка, потом анализ ситуации, планирование и, наконец, завершающий аккорд - точный и своевременный удар в самое слабое место оборонительной линии противника.
  Для начала она дозвонилась до своего наставника майора Мошковского. Ей повезло. Во-первых, потому что Яков Давыдович был в Москве, а не летал где-то за Полярным кругом. Во-вторых, потому что ему было поручено очень важное задание - формирование авиадесантного соединения. И он, как раз, ломал голову, где взять людей, утрясал штаты, и подбирал кандидатуры на командные и технические должности.
  Отдельная авиадесантная бригада, которую формировал Мошковский, должна была войти в состав Забайкальского военного округа. И это было, именно, то, что требовалось!
  На месте Натальи любая другая запрыгала бы от радости, и стала проситься, чтобы её записали в десантники. Но она была настоящим психологом! Поэтому, поболтав немного о том, о сём, и разузнав о судьбе некоторых общих знакомых, она стала взахлёб рассказывать Мошковскому о том, как хорошо здесь в Одессе, какие роскошные условия для прыжков, как здорово у неё идут дела в школе, и как довольно её начальство. И что начальник школы просто встал на дыбы, когда её хотели перевести в другую часть, и сумел её отстоять.
  Она слишком хорошо знала Мошковского, и нисколечко не удивилась, когда он сам предложил ей любую должность в штабе формирующейся бригады на выбор.
  О, конечно, это было бы здорово! И служить в бригаде под его командованием она готова на любой должности. Но... Вряд ли её отпустят. Очень жаль, но она полагает, что начальник школы сумеет её отстоять и на этот раз.
  - Ну, это мы ещё посмотрим! - разозлился Мошковский, и повесил трубку.
  Дело было сделано.
  Через три недели, в начале марта, она уже была в Москве...
  А ещё через два месяца подразделения и части сотой отдельной авиадесантной бригады особого назначения начали перебрасывать на Дальний Восток. Бóльшая часть имущества и личного состава пошла по железной дороге литерными составами. В конце мая подошла очередь и штаба бригады. Его должны были перебросить в Читу на тяжёлых бомбардировщиках ТБ-3.
  И всё было бы хорошо. Но, сначала отправку задержали на неделю. А потом и вовсе поменяли аэродром назначения. По каким-то стратегическим соображениям, суть которых до старшего лейтенанта Серебровской никто доводить не собирался, новым местом дислокации сотой бригады был определен город Благовещенск Амурской области.
  В середине июня три огромных четырёхмоторных тяжёлых бомбардировщика ТБ-3 со штабом отдельной бригады на борту, преодолев за четверо суток, почти пять тысяч километров, и, сделав несколько промежуточных посадок, приземлились в Чите...
  - Пономарев, к вам посетитель! - в двери палаты выздоравливающих Читинского окружного военного госпиталя просунулась голова дежурной медсестры.
  Владимир поднялся из-за столика с не доигранной шахматной партией. Кто бы это мог быть? Может, кто-нибудь из полка пролетом?
  - А доигрывать, кто будет! - запротестовал, хватая его за рукав больничного халата, Витька Петров, лейтенант-сапёр, старожил их палаты, уже больше месяца лечивший пробитое в майских боях плечо.
  - Доиграй за меня, - попросил одного из зрителей Владимир, и вышел в коридор.
  Хорошо, что у коридоров есть стены. Потому что если бы не стенка, к которой он прислонился, сидеть бы ему на полу. Потому что перед ним, в наброшенном на плечи белом халате, стояла она.
  - Наташа... - прошептал он внезапно охрипшим голосом.
  - Здравствуй, - сказала она.
  А потом они стояли во дворе, под деревьями, и просто держались за руки.
  Наверное, она что-то говорила ему, потому что он видел, как шевелятся её нежные розовые губы. Но ничего не слышал. Он тоже что-то говорил ей, но, вряд ли, она понимала хоть что-нибудь.
  Он смотрел в её глаза, и тонул в них, словно опускаясь в какую-то бездну, и никак не мог утонуть до дна, потому что дна у этих глаз не было. А она смотрела на него, и голова у неё кружилась, как от вальса.
  А потом его позвали на перевязку. Владимир отмахнулся, не глядя... Но Наталья вдруг с ужасом вспомнила, что ее давно уже ждут на аэродроме, потому что нужно лететь дальше. Потому что в Чите была всего лишь промежуточная посадка, и она отпросилась у Якова Давыдовича в город всего на пару часов.
  И тогда они поцеловались...
  Это был первый настоящий поцелуй в его жизни. Как, впрочем, и в её жизни тоже. И длился он целую вечность... Но, всё-таки, окончился безжалостно быстро.
  - Я люблю тебя... - прошептал он. Словно ветер прошелестел в высоких сосновых кронах. - Очень...
  - Я люблю тебя... - прошептала она. Словно эхо проплыло над прозрачным лесным озером. - До свидания... И убежала. На аэродром. Потому что пора было лететь дальше. А он остался в госпитале. Но не надолго. Только для того, чтобы получить документы и обмундирование. Потому что теперь ему в Чите, действительно, больше нечего было делать. А долечиться можно и в полку...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"