Шушаков Олег Александрович : другие произведения.

И на вражьей земле мы врага разгромим 1 книга 2 часть 1-4 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ошибиться было невозможно. Три четырехбашенных, двухтрубных линкора типа "Конго" резали волну своими острыми форштевнями в кильватере за однотрубным шестибашенным "Фусо". Его гигантскую переднюю надстройку-пагоду пятидесятиметровой высоты нельзя было перепутать ни с чем!.. Во второй кильватерной колонне шли четыре тяжелых пятибашенных крейсера типа "Могами". Их легко можно было узнать по лишней башне на полубаке и характерному наклону передней трубы, как бы приросшей к задней. Вокруг обеих колонн шныряли эсминцы и легкие крейсера. А в середине строя ползли две плоские, очень похожие издали на две огромные баржи, авиаматки... Нет, подпускать этих у р о д о в к Владивостоку было никак нельзя!
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  СТАЛИНСКИЙ УДАР
  
  Если завтра война, всколыхнётся страна
  От Кронштадта до Владивостока
  Всколыхнётся страна, велика и сильна,
  И врага разобьем мы жестоко!
  На земле в небесах и на море
  Наш напев и могуч, и суров:
  Если завтра война,
  Если завтра в поход,
  Будь сегодня к походу готов!
  
  В. Лебедев-Кумач
  
  
  1. И пошёл, командою взметён...
   Благовещенск, начало августа 1939 г.
  
  ...Младший лётчик Дьяконов очень торопился. Была суббота. Парко-хозяйственный день окончился, и командир звена, сжалившись, наконец, отпустил его домой.
  Дома Николая ждала Анютка, которая была уже на восьмом месяце. А это, как им сказали в полковой медсанчасти, был самый опасный период для беременности. Лучше уж не доносить два месяца и семимесячного рожать, чем восьмимесячного. Почему это так, Николай не понимал, но врачу верил, и теперь делал всё, чтобы только оградить беременную жену от волнений и забот.
  Впрочем, это у него не очень получалось. Да и как, скажите, это могло получиться у военного летчика, который от рассвета до заката торчал на аэродроме?
  Слава Богу, уже который раз думал он, хотя, как и положено комсомольцу был атеистом, что рядом с ней Тамара!
  Маковкины жили в одном командирском бараке с Дьяконовыми, в соседней комнате. И молодые женщины, отправив мужей на службу, весь день проводили вместе, поддерживая друг друга и ещё крепче сдружившись за эти полгода...
  Они поженились перед самым новым тысяча девятьсот тридцать девятым годом, когда Николай и Алексей приехали в Воронеж, чтобы отгулять отпуск, положенный после окончания авиашколы.
  Володьку Пономарева уговорить выйти вместе с ними на Воронежском вокзале так и не удалось. Он, вообще, какой-то странный был последнее время. Угрюмый какой-то... Словно и не рад был вовсе заветным кубарям и удачному распределению! А когда его по человечески спрашивали, в чём дело, только отворачивался да отнекивался. Ну, и ладно. Не хочешь, как хочешь.
  Девчонки встретили их визгом и поцелуями. Татьяна, сестра Анюткина, конечно, расстроилась, что Володька уехал, даже не повидавшись, но виду не подала. Гордая!
  А Николай с Алексеем долго рассусоливать не стали, и вопрос поставили ребром! Да и как иначе! Отпуск, ведь, не резиновый. Месяц махом пролетит, и не заметишь.
  Короче, развели они девчонок по комнатам для разговора, да и спросили всерьёз и по-настоящему. Письма ихние это как? И предъявили по пачке. А на карточке на обороте, что написано? Или там просто так, для красного словца, про любовь упоминается? Одним словом, выходи за меня Анюта (а за стенкой, соответственно, Тамара), потому что без тебя и свет белый не мил красвоенлёту! После такого натиска, проведённого по всем правилам военной науки, девушки согласились, не раздумывая. Да и как иначе!
  В начале февраля, отгуляв положенное день в день, ребята явились, наконец, в свою часть. Правда, жён молодых с собой они тогда не взяли. Потому как везти девчонок в тайгу, неизвестно куда, не решились... Но оказалось, что условия очень даже ничего. Так что, когда у них всё определилось, жёны сразу же к ним и приехали.
  Двадцать девятый Краснознаменный истребительный авиаполк, в который были зачислены младшие лейтенанты Дьяконов и Маковкин для дальнейшего прохождения службы, был не простой, а, что ни на есть, прославленный! И Краснознаменным стал, будучи ещё не полком, а эскадрильей.
  В двадцатом году первый авиадивизион истребителей, отличившийся в боях под Казанью и на Южном фронте, получил Красное Знамя Всероссийского Совета Воздушного Флота, а ещё через полгода за отличия в боях с врагами Социалистического Отечества ему было вручено Почётное революционное Красное Знамя ВЦИК. В двадцать втором году на базе дивизиона была сформирована первая отдельная Советская эскадрилья истребителей. В двадцать пятом ей было присвоено имя великого Ленина. А в двадцать восьмом году за боевые заслуги в годы гражданской войны она была награждена орденом Красного Знамени. Так что, на самом деле, двадцать девятый истребительный авиаполк был трижды Краснознаменным!
  Именно в этой части в двадцатых годах служил, и наделал столько шума своим полётом под фермами Троицкого моста в Ленинграде сам Валерий Павлович Чкалов! А в начале тридцатых в составе эскадрильи летал дважды Герой Советского Союза майор Грицевец! Тот самый, который потом служил летчиком-инструктором в их родной авиашколе, уехал воевать в Испанию, сбил там тридцать самолетов мятежников, и стал Героем Советского Союза! Тот самый, которого неделю назад уже за Халхин-Гол наградили второй золотой медалью 'Герой Советского Союза'!
  Когда-то в первом Советском авиадивизионе истребителей служило много героев Гражданской войны, награжденных за свои подвиги орденами Красного Знамени и дважды, и даже трижды. А в Гражданскую это было покруче, чем сейчас Герой Советского Союза! Но имена этих 'героев' политруки в своих задушевных беседах с пилотами больше не упоминали. Потому что в прошлом - позапрошлом годах, все они, имея уже по нескольку ромбов в петлицах, как назло, оказались 'врагами народа'!
  Ранним февральским утром Николай с Алексеем сошли с поезда 'Москва-Хабаровск' в пункте назначения - городке Белогорск, в сотне километров от Благовещенска. Погода была безоблачная и безветренная, мороз около сорока. Когда военный комендант дозвонился в полк, за ними сразу приехали, переодели в полушубки и валенки, и отвезли в гарнизон. А на следующий день они уже были на службе.
  Младших лётчиков Маковкина и Дьяконова включили в состав первой эскадрильи, распределили по звеньям, и опять началась учеба. А куда денешься... Сидели и зубрили ориентиры в районе полётов, сдавали зачёты по матчасти, инструкциям и наставлениям.
  В двадцать первую годовщину Красной Армии, в один день со всеми остальными красноармейцами и краснофлотцами, командирами и комиссарами по всей стране, они приняли новую военную присягу. Перед строем полка. С боевым оружием в руках.
  - Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу, и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, безпрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников, - голос Николая креп с каждым словом. - Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства, выступить на защиту моей Родины, - неслось над замершим строем полка. - Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!
  Николай расписался на присяге, отдал её командиру полка и встал в строй. В его груди кипела какая-то непонятная, но огромная сила. Это было не просто обещание чего-то делать, а чего-то нет. Это была настоящая клятва! И все это понимали.
  После праздника опять потекла скучная и размеренная армейская жизнь. Рутина. Привычная и знакомая до боли.
  Весной они сдали зачёт по технике пилотирования, и приступили к полётам. Пилотаж, воздушные бои, стрельбы, полёты по маршрутам на малых и больших высотах. А пару месяцев назад их, наконец, допустили к боевому дежурству.
  Сегодня, вот, суббота, Николай домой торопится, а Маковкин - на боевом дежурстве, готовность два. То есть сидит в дежурной фанзе начеку и ждёт команды на вылет.
  Вообще-то их было две, этих фанзы - круглых сборных домика, диаметром метров десять, снаружи очень похожих на юрту. Они были сделаны из дерева, утеплены и соединялись между собой коридором. В этом тамбуре была столовка и выход на улицу. В одной из фанз размещался летный состав, в другой техники и мотористы.
  Самолёты ставили метрах в двадцати - тридцати. Каждые сутки, в семнадцать часов дежурное звено вместе с самолетами менялось.
  В фанзе летчиков было несколько металлических кроватей с постелями, стол со стульями, патефон (с одной пластинкой), чёрная тарелка репродуктора. Имелись шахматы, шашки и домино, различные инструкции и наставления, а также полевой телефон для связи со штабом полка и оперативным дежурным.
  Фанза технического состава была оборудована попроще - печка, нары с матрацами, стол с настольными играми и спецлитературой.
  В столовке имелся стол человек на десять, скамейки, шкаф с посудой и плита. Лётчики и техсостав ели по очереди. Официантка привозила в термосах обед из лётной и технической столовых, разогревала его и подавала на стол.
  Казалось бы, ну и, пожалуйста, ну и сиди себе, кури да в шашки играй! Не мешки же ворочаешь. Сначала ребята так и думали. А когда подежурили, поняли, что на самом деле, это была нелёгкая и нервная работа.
  Николай вспомнил, как ещё весной, завидовал 'старикам', которые ходили при пистолетах. Лётчиков, допущенных к боевому дежурству, объявляли приказом по полку и выдавали личное оружие.
  Ванька Липатов, который прибыл в полк почти одновременно с ними, в полётах отставал, и к дежурству ещё допущен не был, поэтому часто привязывался к товарищам с дурацкими просьбами:
  - Ну, одолжи пистолет сходить на танцы. Ну, пожалуйста.
  А они ему отвечали с солидностью старых асов:
  - Полетай с моё, получишь и пистолет.
  Во время дежурства с целью тренировки и чтоб совсем не заскучали, оперативный дежурный периодически объявлял боевую тревогу. При этом отрабатывались действия личного состава при переводе в повышенную готовность. Но поднимали в воздух дежурное звено очень редко. Такое право имел только комполка.
  А, в общем, спасибо и на том, что у них готовность два. Сидим в фанзе. В готовности один пришлось бы сидеть в самолётах!
  Потому что на Халхин-Голе ещё неделю назад шли ожесточенные бои...
  Информация об этом в газетах и на политинформациях была, как обычно, очень скудной. Больше лозунгов. Но земля слухом полнится. Сидят-то они на перепутье. Нет-нет, а кто-нибудь информированный возьмет, да мимо них и пролетит по своим делам. Так и просачивалось кое-что. О том, что иногда там над полем боя одновременно бьётся до двухсот машин! Верилось в это с трудом. Но ребята, которые об этом рассказывали, заслуживали доверия.
  'Где-то там, может, и Володька Пономарев с самураями сражается. Его же в ЗабВО распределили. Они же там, как раз, и воюют! Письмá от него, вряд ли дождешься. Надо самому написать' - подумал Николай.
  Рассказы о Халхин-Голе командование, конечно, возбуждали. И оно потихоньку подтягивало гайки, понимая, что раз там война идёт на всю катушку, то и здесь самураи могут сунуться в любой момент. Но командир двадцать девятого истребительного трижды Краснознаменного майор Шалимов особо на этом не циклился.
  Виктор Шалимов был человеком известным! Целым депутатом Верховного Совета СССР первого созыва! А у депутата, ясное дело, очень много своих депутатских забот. Поэтому всю тяжесть командирских обязанностей он переложил на богатырские плечи помкомполка капитана Савицкого. Впрочем, Савицкий с ними справлялся неплохо.
  В апреле месяце Инспекция ВВС второй отдельной Краснознаменной армии проверила состояние учебно-боевой и политической подготовки полка, и он был признан лучшим в армии.
  Когда Николай первый раз увидел помкомполка, он попросту разинул рот. Действительно, это было незабываемое зрелище - здоровенный, под два метра, летчик с саблей на боку, в полной кавалерийской амуниции со шпорами на сапогах!
  Зачем лётчику сабля?
  Нет, холодное оружие никто не отменял! Без штыка пехотинцу в рукопашном бою никак не обойтись! И моряку кортик очень даже может пригодиться. Во время абордажа, например. Кавалеристу сабля, само собой, тоже нужна для боя. В атаке лавой это штука просто незаменимая. А лётчику сабля на кой? Чтобы подлететь к вражескому хвосту, и рубануть его, на хрен, когда патроны кончатся? Проще уж пропеллером таранить!
  Старшие товарищи на глупые вопросы не отвечали. А только ухмылялись, и предлагали спросить у самого капитана. Но поинтересоваться у помкомполка, зачем ему этот раритет, Николай не решился... Еще рубанет, не дай Бог!
  Савицкий и сам долго к сабле привыкал.
  Просто, всё, что ему поручали, он делал лучше всех. Ну, не мог он иначе! Поэтому на строевом смотру командиров и заместителей командиров частей и соединений, он утер сопли даже пехотинцам. Пехота понадеялась на имеющиеся навыки, а он потратил кучу времени на муштровку доверенного ему отделения. А еще - уходил в сопки подальше и орал, что есть силы 'Р-р-равняйсь!' и 'Смир-р-р-рно!', пока не выработал настоящий командный рык.
  И порадовал-таки душу старого служаки! Растроганный командарм объявил ему благодарность в приказе, и наградил отрезом генеральского сукна на шинель, саблей, полной амуницией и шпорами.
  И вот с тех пор, появляясь по служебным делам в штабе бригады, а также по праздникам и на различных торжествах, приходилось ему таскать дарёную саблю и амуницию. А то, не дай Бог, доложат командарму, что пренебрегает капитан его подарком и не видать ему тогда ни новых шпал, ни ромбов, как своих ушей.
  Первое время сабля путалась в его журавлиных ногах, как без этого. Пошел тогда Савицкий к соседям, а рядом по счастью стоял разведывательный кавалерийский дивизион, и взмолился - научите. Они посмеялись, конечно, но показали все сабельные приемы. Он потом часто один запирался в своем кабинете и махал этой дурой, пока не стала она у него ловкой и послушной.
  А вот шпорами своими Савицкий гордился совершенно искренне. Те же знакомые кавалеристы сняли с них родные диски, и выбросили, как бездарный ширпотреб. А вместо штамповки пристроили серебряные десятикопеечные царские монеты, которые звенели просто божественно! Так что он их и в кабине самолета не снимал.
  Впрочем, летать они не мешали, а пилотажником капитан Савицкий был отменным. А может, даже лучшим в полку.
  Николай уже довольно далеко отошёл от аэродрома, когда услышал, как один за другим начали взрёвывать авиационные двигатели. Он остановился, но, прислушавшись, узнал низкий рокот моторов тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3.
  'Соседи готовятся к ночным полетам' - подумал Николай, и прибавил шагу.
  Вместе с двадцать девятым истребительным полком на том же аэродроме сидела семнадцатая отдельная тяжелобомбардировочная авиабригада - пять тяжёлых эскадрилий, две крейсерских и две истребительных - сто тридцать с лишним самолётов.
  Бригаду посадили в Благовещенске совсем недавно, всего пару месяцев назад, в то же самое время, когда не далеко от бараков и казарм двадцать девятого иап в палаточном городке разместилась сотая отдельная авиадесантная бригада особого назначения.
  Не надо было семь пядей во лбу иметь, чтобы догадаться, что обе бригады появились под Благовещенском не случайно. И Дьяконов, и Маковкин, оба старые парашютисты, сразу поняли: одна будет десантироваться, а вторая - десантировать.
  И они не ошиблись.
  Основной задачей отдельной тяжелобомбардировочной авиабригады являлась доставка и выброска воздушного десанта. Для чего она и была усилена пятой тяжелой эскадрильей. А после того, как десант приступит к выполнению своей боевой задачи, она должна была обеспечивать его всем необходимым, с помощью грузовых парашютов или без оных, садясь в тылу врага, на подготовленные и обороняемые десантниками аэродромы. А также бомбить этого врага по их заявкам. Истребительные эскадрильи обеспечивали противовоздушную оборону места базирования и сопровождение тяжелых бомбардировщиков в дневное время, а крейсерские - разведку и, при необходимости, эвакуацию.
  Ребята уже знали, что авиадесантной бригадой особого назначения командовал майор Мошковский.
  Тот самый, который на Северный полюс летал. И, кстати, за это орден Ленина имел. А Красную Звезду - за развитие парашютизма, как их инструктор по парашютному делу в авиашколе старший лейтенант Серебровская.
  Алексей как-то уговорил Николая наведаться к десантникам. Может, договорятся попрыгать! Они-то почаще прыгают, чем лётчики-истребители. Комзвена не возражал, ребята и прогулялись.
  Там-то они и встретили её.
  Её, то есть, замначальника парашютной службы сотой отдельной авиадесантной бригады особого назначения старшего лейтенанта Серебровскую.
  Она очень обрадовалась старым знакомым, и пообещала любое содействие. Они повспоминали Одессу, авиашколу, парашютный кружок. Вспомнили и общих знакомых. У неё, само собой, информации было побольше.
  Тут-то и выплыло, что Володька Пономарев, оказывается, действительно на Халхин-Голе дерётся, и даже ранен был в бою, но уцелел и в Чите в госпитале лежит.
  Алексей аж зажмурился от зависти, а Николай только кулаком по ладони шлепнул. Ну, а когда же они-то?! У них-то тут, когда начнется?!
  Наталья только улыбнулась грустно-грустно:
  - Какие же вы ещё мальчишки, товарищи лётчики! Это же настоящая война! Там же убивают насовсем!
  И махнула рукой. Где им понять! Что они видели! Увидят ещё...
  - Не переживайте! Точно я ничего не знаю, но дело к тому идёт, что скоро и у нас здесь жарко станет, - вздохнула она. - Очень скоро... И очень жарко!
  Состоялся этот разговор не больше месяца назад. Но пока всё было тихо. Впрочем, на что уж зелёными были младшие лейтенанты Дьяконов и Маковкин, а даже они чувствовали, что вот - вот.
  Но этим субботним вечером, ни Алексей, азартно рубившийся в домино с товарищами по дежурному звену, ни добравшийся, наконец, до родных дверей и обнявший любимую жену Николай, не знали, что наступающая ночь будет последней мирной ночью в их жизни на много лет вперед. И что очень многие из их друзей до следующей мирной ночи не доживут. И не известно, доживут ли до нее они сами...
  Но те, кто доживет, это раннее воскресное утро, тринадцатого августа тысяча девятьсот тридцать девятого года запомнят навсегда.
  В четыре утра капитан Савицкий построил собравшийся по тревоге полк на митинг. На востоке чуть-чуть светлело.
  Соседи уже воевали. Тяжелобомбардировочная бригада, с вечера ещё приступившая к тренировочной погрузке десанта, погрузиться-то погрузилась, да так и не дождалась отбоя. А наоборот - получила боевой приказ. В двадцать три часа. Собственно, одновременно с ним. Но Слюсареву было приказано объявить тревогу немедленно, а ему только в два ночи. В полночь ТБ с десантом первой волны пошли на выполнение боевой задачи, чтобы уже на рассвете ударить по врагу. Вторая волна поднялась через час.
  Савицкий посмотрел на часы. Если он всё правильно понял, первая волна уже подходит к пункту назначения. Он усмехнулся. Как по мирному это прозвучало.
  Инструктор политуправления второй отдельной Краснознаменной армии батальонный комиссар Сарновский бодро поднялся на импровизированную трибуну (автостартер) и произнес пламенную речь, в которой безпощадно заклеймил японских агрессоров, а также их заокеанских покровителей и прочих поджигателей войны:
  - В то время, - батальонный комиссар взмахнул рукой. - Как наши товарищи добивают врага на Халхин-Голе, японские самураи и их маньчжурские клевреты приготовились к подлому и предательскому удару, чтобы захватить наш советский Дальний Восток и утопить его в крови, как они это сделали с Китаем! Окажем братскую помощь многострадальному китайскому народу, как оказывают эту помощь монгольскому народу наши товарищи на Халхин-Голе! Ударим по подлому врагу всей мощью! Пришло время самураям рассчитаться за все! - рубил фразы, словно шашкой комиссар.
  Савицкий стоял рядом и прикидывал, что надо сделать в первую очередь. Что делать и как командовать полком он знал.
  Майор Шалимов по каким-то своим депутатским делам был в Москве. В его отсутствие, как, впрочем, и при нём тоже, на самом деле полком командовал он, капитан Савицкий. И командовал не хуже. А может, даже и лучше.
  Поэтому, хотя полк формально и остался без командира, это Савицкого беспокоило меньше всего. Если не сказать, большего. Это его вполне устраивало. Положа руку на сердце.
  - За советский Дальний Восток! За ВКП(б)! За Сталина! Ура! - энергично закончил Сарновский.
  Савицкий глянул на военкома полка. Впрочем, у батальонного комиссара Шуляка все всегда было в порядке!
  Тут же на трибуну поднялся комэска-один Чистяков и от имени лётного состава заверил партию и правительство, что лётчики двадцать девятого истребительного Краснознаменного авиаполка все, как один, готовы бить подлого врага везде и всюду, где прикажет товарищ Сталин, и выполнят свою присягу до конца! Потом выступил инженер второй эскадрильи Шилкин. Потом сам военком.
  Савицкий посмотрел на запад. Первую - с рассветом на патрулирование. Вторая - готовность один. Третья - готовность два. И по кругу! Четвертая - резерв. Могут поставить задачу на прикрытие Слюсарева. У того, конечно, три десятка своих 'ишаков' имеется, но он, само собой, от такой поддержки не откажется.
  'Как пить дать, пошлют прикрывать его возвращение' - подумал Савицкий.
  Командир семнадцатой отдельной тяжелобомбардировочной авиабригады Герой Советского Союза полковник Сидор Слюсарев ещё полгода назад был капитаном и командовал эскадрильей скоростных бомбардировщиков. Звание полковника он получил досрочно после возвращения из Китая, где воевал с мая по октябрь прошлого года.
  За это время он неплохо узнал своего противника, и понимал, что днём шансов выполнить боевую задачу у его ребят немного. И был рад, что выброска первой волны десанта в Харбине была запланирована на рассвете, а второй - всего через час.
  За это время первый батальон бригады Мошковского должен был взять под контроль Харбинский аэродром и не допустить подъёма истребителей, если таковые на нем окажутся. А также захватить наиболее важные объекты в городе. Высадку ещё двух батальонов и управления бригады планировалось произвести посадочным способом. Если это не удастся, то личный состав будет выброшен с парашютами, но останется практически без тяжелого вооружения.
  Истребительные эскадрильи встретят ТБ при возвращении. Но слишком уж далеко лететь, а у него нет дальних истребителей! Потому что их вообще не существует. Даже в проекте! Его бригада в начале лета была оснащена истребителями И-16, специально модернизированными для применения подвесных баков. Но это проблему не решало, потому что даже с ними они встретят ТБ лишь на полпути от дома.
  Слюсарев выматерился. У СБ, в отличие от ТБ, шанс оторваться от истребителей противника ещё имелся. И то жгли почём зря. Он прекрасно помнил как ровно год назад из пятёрки СБ, отправленной им на задание, не вернулся ни один экипаж.
  Более того, истребители придется сажать с ходу, с сухими баками. Хорошо ещё, что у него здесь сидит под боком двадцать девятый полк. Они и прикроют. Потому что иначе их всех пожгут на кругу, прямо над аэродромом.
  Завтра, если всё пойдет по плану, он перебросит в Харбин одну истребительную эскадрилью. Базируясь на Харбинский аэродром, она сможет прикрыть бомбардировщики над территорией противника. Но это будет завтра... И если у Мошковского все пойдёт по плану. Если, если, если...
  Слюсарев снова вспомнил о десанте. Ладно, его ребята хоть какой-то шанс имеют. А у Мошковского с шансами дело намного хуже.
  'Пятьсот километров - это слишком далеко!' - подумал полковник. Но, как говорится приказ - есть приказ. И пошёл, командою взметён!
  А там под Харбином у самураев две бригады, пехотная и смешанная. И ещё две в радиусе двухсот километров, и полнокровная пехотная дивизия в придачу.
  Оно понятно, что для того и бросают десант, чтобы эти бригады и дивизии оттянуть. Потому что при прорыве укрепрайона и без них хлопот полон рот.
  И все, равно, жалко парней! Какие ребята! Все как на подбор. И с ними дядька Черномор - Яков Мошковский. И где он их набрал-то таких!
  Фронт, а, судя по приказу, их вторую Отдельную Краснознаменную армию уже переименовали в Дальневосточный фронт, а первую - в Приморский, само собой, ударит, мало не покажется. Но, когда ещё они доберутся до Харбина! Надо на всякий случай продумать план эвакуации десанта.
  Хотя, зная Мошковского и его парней, ожидать, что она понадобится, не стоит...
  
  
  2. И линкоры пойдут, и пехота пойдёт...
   Дальневосточный фронт, середина августа 1939 г.
  
  ...Дозорно-разведывательный отряд первой бригады речных кораблей Краснознамённой Амурской военной флотилии шёл вверх по Сунгари...
  Монитор 'Сун-Ят-Сен' медленно резал своим низким форштевнем мутные волны вражеской реки. Все четыре спаренных ста двадцати миллиметровых башни монитора (снаряды в казенниках!) смотрели влево по курсу. Расчёты зенитных автоматов были на местах. Командир монитора старший лейтенант Ревякин, поеживаясь от утренней свежести, стоял в боевой рубке рядом с рулевым. Сигнальщики, напряженно вглядывались в предрассветную мглу, зорко, каждый в своём секторе, обшаривая низменные, болотистые берега биноклями. Экипаж был готов к бою...
  'Сун-Ят-Сен' был необычным кораблем во всех отношениях.
  Для начала надо отметить, что был он построен ещё до революции, и являлся головным кораблем серии мониторов типа 'Шквал', первых в мире бронированных речных кораблей с двигателями Дизеля. У него их было целых четыре, общей мощностью почти три тысячи лошадей, что позволяло развивать скорость четырнадцать с половиной узлов по течению и восемь с половиной - против.
  При длине семьдесят один и ширине двенадцать метров и полном водоизмещении в тысячу тонн, его широкий, низкий корпус возвышался над водой чуть более, чем на полметра. А максимальная осадка (менее полутора метров!) позволяла проходить очень мелкими фарватерами, и даже форсировать песчаные перекаты, которых на этом участке Сунгари было предостаточно.
  Монитор был хорошо бронирован. Главный бортовой пояс - броня толщиной семьдесят шесть миллиметров, палуба - девятнадцать, боевая рубка - пятьдесят!
  Расположение орудийных башен главного калибра позволяло вести огонь шестью орудиями прямо по носу и в корму, а всеми восемью - на оба борта и от тридцати градусов по курсу. Вообще, силуэт этого речного линкора сильно напоминал силуэты его морских собратьев, линкоров типа 'Севастополь'.
  Судьба у него была не простая. В годы Гражданской войны японские интервенты, долго хозяйничавшие на Дальнем Востоке, угнали 'Шквал' на Сахалин. Вернуть корабль удалось только в двадцать пятом. Но был он в таком состоянии, что хоть на слом продавай. Однако молодая советская республика такими кораблями разбрасываться не могла! Комсомол, взявший шефство над Рабоче-Крестьянским Красным Флотом, навалился и за полтора года восстановил 'Шквал'. А уже в двадцать девятом монитор, получивший новое имя в честь вождя китайской революции, участвовал в боях за КВЖД!
  В прошлом году 'Сун-Ят-Сен' прошел капитальный ремонт и модернизацию, получив высокую треногу с дальномером, новые приборы управления стрельбой и мощное зенитное вооружение.
  Немного впереди, разведывая незнакомый фарватер, шли бронекатера, а за ними - отряд катеров-тральщиков с поставленными облегчёнными тралами Шульца. Потому что самой серьёзной угрозой, ясное дело, была минная опасность. Но мин пока не было, и на берегу тоже было тихо.
  Имея на борту стрелковый батальон в качестве десанта (еле-еле распихали по кубрикам триста пятьдесят человек!), Ревякин вел свой отряд к городу Фуцзинь.
  Александр смотрел в бинокль, и удивлялся. Почему самураи оставили на штатных местах навигационные створные и прижимные знаки?! Его штурман лейтенант Стрекалов совершенно не знал фарватер Сунгари, впрочем, как и он сам. Никто его не знал, этот фарватер, и на остальных кораблях, идущих сейчас вверх по реке. Они провозились бы очень долго, идя наощупь, с промерами. А сейчас довольно быстро двигаются к цели.
  Река Сунгари являлась самым крупным притоком Амура и важнейшей водной коммуникацией Северной Маньчжурии. Потому что вела прямо в Харбин, который и являлся конечной целью похода и боя Краснознамённой Амурской военной флотилии.
  Но до него было еще далеко. И для начала надо было захватить несколько сильно укрепленных пунктов вдоль реки. Город Тунцзян, расположенный в устье, они взяли практически без выстрела, на внезапности. Гарнизон Фуцзиня, без сомнения, к их прибытию успеет подготовиться. А это значит, что будет бой!
  Старший лейтенант Ревякин был очень доволен, что именно его корабль был назначен в передовой отряд. Потому что это означало, что он первым примет бой! И от души постреляет по береговым укреплениям. Долговременным и не очень. Эх, ещё бы с маньчжурской канлодкой в открытом бою переведаться! Но это был уже предел его мечтаний!
  Которые, кстати, могли очень даже сбыться. Потому что на Фуцзинь базировались корабли Сунгарийской флотилии Маньчжоу-Го. А в её составе, который он знал на зубок, имелось сразу четыре современных (и пяти лет ещё нет, как в строй вошли) башенных канонерских лодки! И, между прочим, главный калибр у них был побольше, чем у него. Ненамного, правда. У него - сто двадцать, а у них сто двадцать семь. Зато у него больше стволов. У них-то всего по три на рыло, а у него целых восемь! Были у маньчжуров и другие канонерки, но они Александра не интересовали. Старье!
  Позади дозорно-разведывательного отряда шёл отряд прикрытия - однотипные с 'Сун-Ят-Сеном' мониторы 'Ленин' и 'Красный Восток' (у каждого на борту тоже по батальону), а за ними корабли снабжения. По берегу, не успевая за речниками, потому что все дороги тянулись вдоль Сунгари, и были размыты поднявшейся после сильных дождей рекой, шли стрелковые полки и ползли, разбрызгивая грязь, танки. Те самые, которые они вчера весь день перевозили на своих палубах на правый берег Амура.
  Удар из Пояркова в обход Сахалянского и Суньунского укрепрайонов на Луньчжень командующий Дальневосточным фронтом комкор Штерн считал вспомогательным. Но там он хотя бы свои собственные задачи решал. Тогда, как штурм Жаохэйского укрепрайона и удар на Баоцин, и далее, в тыл Хутоуского укрепрайона, вообще, проводился в интересах соседа.
  Главной же задачей фронта Штерн считал Харбин. И это было политически грамотно! Пришло время раздавить это белогвардейское гнездо! Тем более, что до Порт-Артура ему точно не дотянуться, и брать его, скорее всего, будет Конев. Или Жуков. Он что-то последнее время лезет поперёд всех!
  Поэтому свои основные усилия Штерн направил на взятие Харбина. Пока Конев все самурайские УРы прогрызет, он будет уже на месте. Но, на всякий случай, комфронта решил выбросить в Харбине воздушный десант, сотую отдельную авиадесантную бригаду особого назначения. Чтобы застолбиться, а заодно отвлечь внимание противника и чем-то его занять, пока будет развёртываться наступление. И, вообще, это современная война и надо воевать по-современному!
  Кроме того, вверх по Сунгари он отправлял Краснознамённую Амурскую военную флотилию. Может, на что и сгодится. Раз уж наличествует, так сказать.
  А главный удар на Харбин, как и положено, наносился силами пятьдесят девятого стрелкового корпуса, третьей и двенадцатой стрелковых дивизий при поддержке семнадцатой легко-танковой бригады и сто четырнадцатого гаубичного артполка.
  Сверху наступление должен был прикрывать двадцать девятый истребительный Краснознаменный авиаполк, переброшенный для этой цели на спешно оборудованный передовой аэродром под Ленинское. А на аэродромах в Хабаровске и Биробиджане сидели части второй отдельной авиационной армии Резерва Главного Командования, которые в том числе должны были работать и по заявкам Штерна
  Больших надежд на то, что парашютисты продержатся двадцать с лишним суток до подхода стрелкового корпуса, комкор не питал. Он всегда был реалистом. А как военачальник, давно уже привык жертвовать людьми.
  Когда случился октябрьский переворот, Григорий Штерн принял его всей душой, как и было положено юноше из небогатой еврейской семьи. В годы, последовавшей за этим, Гражданской войны он был комиссаром, опять же, как и было положено.
  Затем Григорий бил басмачей и их пособников в Хорезме, будучи военным комиссаром второй Туркестанской карательной кавалерийской бригады, а затем командующим частями особого назначения Хорезмской группы войск. В двадцать седьмом году он поступил на Восточный факультет Военной академии имени товарища Фрунзе, чтобы закрепить туркестанский опыт.
  А после академии семь лет верой и правдой служил порученцем при наркомвоенморе. Климент Ефремович был его службой доволен, и даже назначил управделами наркомата. Не зря Григорий в своё время коммерческое училище окончил. Вот и пригодилось! И вскоре ему присвоили персональное воинское звание комдив. Это, конечно, было хорошо, но Григорию очень хотелось быть настоящим комдивом!
  Три года назад он упросил, наконец, своего покровителя и получил под командование кавдивизию. Да не простую (спасибо, Климент Ефремович!), а ту самую, в которой в середине двадцатых служил одно время начальником политотдела, прославленную седьмую Самарскую имени Английского пролетариата.
  Когда начался мятеж на Пиренеях, а потом пошли геройские указы, Григорий сообразил, что там можно быстро продвинуться. И Ворошилов согласился, что свой человек ему в Испании не помешает. Так Григорий стал главным советским военным советником в Испании. Однако, дела складывались не очень хорошо и Испанскую республику эти поганые фашисты всё-таки задавили. Но он успел вернуться оттуда ещё до того, как это стало ясно всем, а не только ему.
  Григорию дали комкора и назначили начальником штаба ОКДВА. И тут как раз полезли самураи. Пока этот ныне разоблаченный враг народа Блюхер искал пути примирения и разбирался, кто же это всё-таки нарушил границу, мы или они, Григорий, выполняя приказ любимого наркома, решительно возглавил тридцать девятый стрелковый корпус и дал отпор наглому врагу! Да, танков он потерял, действительно, слишком много. Но враг, ведь, был разбит! Так что, этот свой орден он заслужил честно! Как, впрочем, и предыдущие три.
  Жуков за Халхин-Гол получил Героя и командарма. Так что, если он возьмет Харбин (а это покруче будет!), то и ему дадут не меньше!
  Из-за поворота показался Фуцзинь. Старший лейтенант Ревякин сквозь окуляры бинокля внимательно осматривал набережную и городские кварталы. Пристань пустая (джонки не в счет). Характерных силуэтов вражеских канлодок не видно. Тихо.
  Бронекатера заметно прибавили скорости и, развив полный ход, ворвались на рейд. И в тот момент, когда они были уже на траверзе городской пристани, самураи ударили по ним из всех орудий и пулемётов.
  Били несколько батарей из города, доты со стороны набережной и дзоты с левого берега и островов. Бронекатера, маневрируя под огнем, засекли огневые точки и, продолжая движение вверх по реке, открыли ответный огонь из своих трехдюймовок. Десять минут спустя к ним присоединился главный калибр 'Сун-Ят-Сена'.
  Командир бригады, капитан-лейтенант Николаенко, услышав канонаду, приказал увеличить ход до полного и поспешил на помощь своему дозорно-разведывательному отряду. Час спустя, когда он уже подходил к Фуцзиню, огневые точки на левом берегу и на островах были уничтожены, а Ревякин азартно добивал доты на набережной, и вёл контрбатарейную борьбу.
  Вскоре все огневые точки были подавлены, и бронекатера высадили на пристань штурмовую роту, которая тут же на ней и закрепилась. Через четверть часа пришвартовался 'Сун-Ят-Сен'. Стрелковый батальон, вспомнив всё, чему его учили на тренировках, выгрузился за пять минут и приступил к делу. А монитор отошёл на огневую позицию.
  Осмотревшись на берегу, десантники двинулись вглубь города. Вместе с ними с 'Сун-Ят-Сена' был высажен корректировочный пост с охраной, а также, спешно сформированный из добровольцев, взвод морской пехоты под командованием штурмана корабля лейтенанта Стрекалова.
  Ревякин и сам с удовольствием повоевал бы на берегу с самураями, но, ясное дело, оставить корабль не имел права.
  'Красный Восток' высадив десантников и собственных корректировщиков, занял огневую позицию недалеко от 'Сун-Ят-Сена', что бы поддержать артиллерийским огнем наступление. А 'Ленин' после высадки десанта поднялся выше по реке вместе с бронекатерами и встал в дозор, прикрывая десант с запада.
  Как потом выяснилось, бóльшая часть гарнизона ещё ночью успела отойти к горе Вахулишань, возвышающейся километрах в пятнадцати от города, где и заняла заранее подготовленные позиции, доты и дзоты, приготовившись стоять насмерть. А в городе осталось несколько батарей, до батальона пехоты и снайперы - смертники.
  Выбитые из города самураи закрепились на его окраине, в военном городке, где имелись железобетонные доты. Остервенело отстреливаясь, они периодически бросались в отчаянные контратаки. Оба монитора по указанию корректировщиков перенесли огонь на доты и казармы военного городка.
  Часа через два, далеко обогнав пехоту, до Фуцзиня, наконец, добрался передовой батальон семнадцатой легко-танковой бригады. И с ходу вступил в бой.
  Несколько раз в течение дня над городом пролетали краснозвёздные истребители, но вражеская авиация в небе не появлялась и они, покружив какое-то время, улетали обратно. К вечеру подтянулись измотанные тяжёлым переходом полки тридцать девятой стрелковой дивизии. Но в городе к этому времени уже стало тихо.
  Как потом посчитали, было убито около сотни самураев и уничтожено девять дотов, шесть дзотов, четырнадцать казарм, пять орудий и двенадцать открытых огневых точек.
  Речники потеряли десять человек убитыми, а пехота, само собой, гораздо больше. Раненых тоже было прилично. Десант своей санчасти не имел, поэтому их доставляли на мониторы, где оказывали первую медицинскую помощь, а потом эвакуировали в тыл на специально выделенном для этой цели катере. Вместе с телами погибших, чтобы похоронить их на родной земле.
  В бою от пули снайпера геройски погиб лейтенант Стрекалов... Они, сволочи, как выяснилось, в первую очередь отстреливали командиров, определяя их по форме и фуражкам. Старший лейтенант Ревякин смотрел на холодеющее тело своего штурмана, и впервые всерьёз задумался о жизни и смерти. Ещё утром это был бодрый и весёлый парень, как и он, возбужденно ожидающий своего первого боя. А теперь лежит с пробитой головой и не дышит... Лейтенанта отнесли на катер, Ревякин отдал честь и махнул рукой старшине, чтобы тот отправлялся.
  Командующий Краснознамённой Амурской военной флотилией капитан первого ранга Головко во главе второй бригады речных кораблей шёл вверх по Сунгари на мониторе 'Свердлов'. В кильватере за ним резал волну 'Дальневосточный комсомолец'. Оба монитора были того же типа, что и в первой бригаде, отряд прикрытия которой опережал их на сотню кабельтовых. Собственно, роль прикрытия теперь перешла к ним.
  Быстро покончив с ликвидацией узлов сопротивления противника ниже по Амуру, в районе города Фуюань и селения Гайцзя, вторая бригада в тот же день вернулась в Ленинское. И, выполняя приказ комфронта, занялась перевозкой в Тунцзянь пятьдесят девятой стрелковой дивизии и гаубичного артполка. К утру, они перевезли всех и, заправившись, отправились догонять ушедшую вперёд первую бригаду.
  В полдень того же дня, получив радиограмму об успешном завершении Фуцзиньской операции, командующий флотилией приказал свернуть командный пункт на берегу, сел на штабной корабль 'Амур' и бросился догонять, ушедшую вперёд бригаду.
  До капитана первого ранга Головко вдруг дошло, что самые важные события происходить будут именно здесь, на Сунгари. За текучкой он как-то упустил из виду этот нюанс. Протяженность операционной зоны его флотилии составляла более четырёх тысяч километров. Сретенский отдельный дивизион бил самураев в Забайкалье, на Шилке, третья бригада - в Приморье, на озере Ханка, а Зейско-Бурейская бригада оперировала посредине между ними, в районе Благовещенска.
  Однако, по всем признакам, главный удар фронт наносит, именно, здесь, вдоль Сунгари на Харбин! А это значит? А это значит, вперёд! На лихом коне!
  На хозяйстве он оставил своего заместителя капитана первого ранга Рогачева. Ничего! Судя по донесениям, выше по течению с самураями уже управились, а с третьей бригадой на Уссури Рогачев как-нибудь сам разберётся.
  И, вообще, чего он беспокоится! Каперанг Рогачев - старый морской волк. Ещё до революции на броненосце 'Слава' рулевым ходил. Давал германцу прикурить на Моонзунде. Кронштадтский мятеж подавлял. Белокитайцев бил на КВЖД. Был старпомом, командовал канлодкой, монитором, дивизионом, бригадой.
  Головко было немного неловко первое время после своего назначения. Рогачев полгода ходил врио на флотилии, но его так и не утвердили. А прислали командиром равного по званию, но на восемь лет моложе. А, с другой стороны, мы люди военные, а командованию виднее, кого в начальники, а кого в замы. Может, Дим Димыч и обижался втихую, но виду не показывал. И на деле это никак не сказывалось.
  Головко относился к нему с подчеркнутым уважением, как к старшему по возрасту боевому товарищу и герою Гражданской войны. Хотя и сам тоже был героем Гражданской войны. Только другой и совсем недавней.
  В Испании Арсения Головко знали под именем дон Симон Гарсия Галвис. Дон Галвис был советником командира главной базы республиканского флота в Картахене. И пороху нанюхался не меньше, чем Рогачев когда-то. Довелось ему поучаствовать и в потоплении тяжёлого крейсера мятежников 'Балеарес'. В качестве советника, ясное дело! По всем вопросам.
  Когда он вернулся, ему досрочно присвоили капитана первого ранга. Был бы сухопутным, носил бы ромб в петлицах. Но одна широкая золотая нашивка на тёмно-синем рукаве тоже неплохо смотрится! И орден, само собой.
  По данным агентурной разведки в районе города Цзямусы, следующего укрепленного пункта противника, который им предстояло взять, дислоцировалась пехотная дивизия самураев. Это уже было серьёзно!
  На борту пяти мониторов и десяти бронекатеров обеих бригад находилось два полка десанта. С артиллерией тоже был порядок - сорок стволов сто двадцать миллиметров, двадцать трехдюймовок. И это не считая зенитных автоматов, которых тоже, будь здоров! Танков у них пока не было. Хотя три батальона (в том числе один сводный из наличных машин третьего и четвёртого батальонов) ещё в ночь ушли вперёд.
  Третий полк тридцать девятой стрелковой остался блокировать Вахулишаньский гарнизон до подхода частей пятьдесят девятой дивизии. А танкисты пытались вытащить свои застрявшие в непролазной грязи танки.
  К утру обе бригады пополнили свои запасы с кораблей снабжения, и были готовы к походу. Командующий флотилией поставил бригадам задачу - к концу дня скрытно выйти на дальние подступы к уездному центру Цзямусы и встать на ночь на якорь, а на рассвете атаковать и к полудню шестнадцатого полностью им овладеть!
  Каперанг Головко шифровкой запросил у комфронта поддержки и предложил часть войск перевезти на канлодках и грузо-пассажирских пароходах, буксирах и баржах Амурского речного пароходства. Штерну эта мысль показалась вполне здравой, и он приказал перегнать к устью Сунгари весь имеющийся в наличии тоннаж и погрузить на него третью и двенадцатую стрелковые дивизии. Взять Цзямусы штаб фронта планировал только на десятый день наступления. А прошло только три и они уже на его пороге!
  Александр лежал на койке в своей командирской каюте. Быстро темнело. За распахнутой крышкой люка слышалось, как о борт его корабля лениво бьется речная волна. Перед глазами мелькали картины прошедшего дня... Цзямусы они овладели.
  Всё было почти так же, как и при взятии Фуцзиня. Только как-то ожесточеннее, что ли. Стреляли гораздо дольше. И город отбили только к вечеру и то, только после того, как два подошедших танковых батальона (опять много танков по пути в грязи застряло) обошли его с юга. Тогда часть самураев решила отойти. И отошла. Пробившись с боем.
  После обеда прилетали СБ (хорошо ещё, что не ТБ, а то, вообще, прощай мама, было бы!) и побросали бомбы, как попало. Самураям ни одной не досталось. Да, ладно, хоть своих не накрыли! Говорят, командующий с утра авиацию вызывал. А потом матерился на чём свет стоит, и зарёкся впредь это делать. А 'ишаки' подмогли маленько. Полетали, посмотрели, увидели, куда мониторы бьют, и давай штурмовать. А как закончили, так пехота быстро оставшихся самураев доковыряла.
  Да... Придумали бы такой самолёт, чтобы с пушками и в броне, чтобы над полем боя летал и пуль не боялся, и чтобы радио стояло, чтобы огонь подкорректировать, вот это была бы машина!
  Весь следующий день флотилия и десант зализывали раны, приводились в порядок и пополняли боезапас.
  На пристань приехали танкисты за горючкой и снарядами. Их здорово самураи пощипали. Пока механики-водители бочки и ящики грузили, лейтенант рассказал, что половину танков у них пожгли за день смертники. Подбираются, сволочи, с миной на палке и бьют в борт. Сами подрываются и машине каюк! Такие дела. Всю ночь будут чинить, что можно. И дожидаться отставших. Без них дальше не пойдут. Некому.
  Досталось и 'Сун-Ят-Сену'. Два снаряда ударили в рубку, так что в ней, как в колоколе загудело. Но не пробили. Он потом смотрел. Здоровенные выбоины. Боцман долго ругался. Ему, ведь, шпаклевать и красить.
  А где-то рядом ещё целая пехотная бригада маньчжурская гуляет. Неровен час, с визитом пожалует. Стрелки окапываются, систему огня организуют. Начштаба одного из полков приходил с ним согласовывать. Он и рассказал.
  Александру вдруг пришла в голову шальная мысль. А что если просто проходить мимо всех этих городов и не брать их, на хрен! Пусть себе стоят. А они привезут пехоту в Харбин и весь кислород им, раз, и перекроют. А сами будут по реке снабжаться и войска возить, куда надо. И передушат все эти укрепленные пункты потом. По одному!
  'Ладно, стратег! Не твоего это ума дело! Спи, давай! У тебя всего несколько часов' - подумал старший лейтенант Ревякин и как провалился куда-то.
  Долго спать ему, само собой, не дали. Уже через два часа его вызвал командующий, и приказал провести с утра разведку в направлении на Саньсин. Пока пехота в себя приходит, а свежие части ещё не прибыли. С ним пойдет одна штурмовая рота, так что подвигов совершать не надо, но если обстановка позволит, врезать самураям!
  Старший лейтенант Ревякин взял под козырек, и отправился организовывать разведывательный поиск.
  На рассвете они вышли из Цзямусы и обычным ордером, впереди бронекатера, а за ними монитор, двинулись на юг.
  Местность вокруг сильно изменилась. Зажатая скалистыми берегами Сунгари текла в основном одним рукавом, 'трубой'. Поселений практически не наблюдалось. В одном месте, правда, их обстреляли с берега. Зря они это сделали. Дальномерщики мгновенно их засекли. Бац! Бац! И в дамки! Огневые точки подавлены, товарищ командир!
  Останавливаться дозорно-разведывательный отряд не стал. А смысл?
  Ближе к вечеру впередсмотрящим работы значительно прибавилось. По реке шёл сплав. И в какой-то момент их зажало бревнами со всех сторон, так что пришлось остановиться. Старший лейтенант Ревякин махнул рукой, и приказал бросить якорь. Аварийной и боцманской команде разобраться с плотами, а остальным - отдых! С брёвнами управились только под утро.
  А на рассвете продолжили путь. К обеду дошли до населенного пункта Хуньхэдао. Александр надолго запомнит это китайское название!
  Когда они приблизились, самураи открыли сильный огонь из орудий по бронекатерам. 'Сун-Ят-Сен' тоже жалеть снарядов не стал, и завязалась артиллерийская дуэль. Но дела сразу пошли как-то не очень хорошо.
  Судя по всему, фарватер был хорошо пристрелян. Но Александр догадался об этом позже, чем следовало, и последствия не заставили себя ждать.
  На первых же минутах они получили три попадания. Больших повреждений не было. Но это было уже само по себе неприятно.
  На пятнадцатой минуте неожиданно открыла огонь самурайская ста пяти миллиметровая гаубичная батарея. И первым же залпом накрыла монитор. Два снаряда легли недолётом, а один попал... Прогремел взрыв, и над носовой частью корабля взметнулось большое белое облако!
  В первое мгновение Александру показалось, что взорвалась первая башня. И он тут же приказал запросить и её, и её погреб, что там произошло. Слава Богу, оттуда ответили. Всё в порядке! Повреждений нет!
  Оказалось, что снаряд попал в кранец волнореза для хранения продовольственных запасов перед первой башней. Там лежало три мешка муки, которые понятное дело, взлетели на воздух, окутав белой пеленой носовую часть корабля. Узнав в чём дело, Александр вздохнул с облегчением, и усмехнулся. Теперь кроме боцмана самураев будут костерить, на чём свет стоит, ещё и кок с баталером.
  Решив, что это уже слишком, он приказал дать полный ход и выйти из зоны огня. 'Сун-Ят-Сен' рванулся вперед, стремясь укрыться за крутым скалистым изгибом Сунгари, но не успел.
   В район ходового мостика попало ещё два снаряда. Один из которых, вывел из строя левый зенитный автомат. При этом осколками было ранено три краснофлотца из его прислуги. А второй угодил в ящик с тридцати семи миллиметровыми патронами для зенитных автоматов... Яркое пламя горящего пороха вырвалось наружу! Взрыв мог произойти в любую секунду!
  Как потом доложил Ревякину старпом, от серьезных разрушений родной корабль спасли командир расчёта правого зенитного автомата старшина Гундобин и краснофлотец Жалейко. Голыми руками они подхватили пылающий снарядный ящик, подтащили его к борту, и столкнули в воду! А потом, не взирая на полученные ожоги, вновь встали к автомату и продолжили огонь по врагу.
  Монитор и бронекатера миновали, наконец, самурайскую засаду и укрылись от огня противника в нескольких километрах за изгибом реки. Ревякин приказал осмотреться и доложить о повреждениях.
  'Видно, расслабился, ты, Шурка, за эти дни, вот и получил!' - думал Александр. Ему надо было бы сразу догадаться, что это засада. А он, такой, весь бронирóванный! Ничего не боится! Правый плутонг заряжай! Левый плутонг, пли! Вот, и схлопотал по морде!
  Ладно! За одного битого, двух не битых дают!
  Старший лейтенант Ревякин доложил командующему флотилией о сложившейся ситуации радиограммой и получил приказ, не дёргаться и ждать подхода основных сил.
  'Сун-Ят-Сен' встал на якорь, и взял под прицел дорогу из Хуньхэдао на Саньсин. Чтобы ни одна самурайская сволочь от заслуженной кары не ушла!
  К вечеру к Хуньхэдао подтянулись остальные мониторы. И под прикрытием дымзавесы (случай с мукой натолкнул на хорошую мысль!), на берег было высажено два батальона. К полуночи сопротивление противника было сломлено. Самураи потеряли до роты убитыми. Были подавлены две открытые артиллерийские батареи. Уничтожено три пулеметных дзота, две открытых пулемётные точки, одно орудие, десять автомашин с горючим и склад боеприпасов.
  Корабли встали на ночь на якорь. Головко привёз с собой целую дивизию на мониторах и канлодках. Танкисты собрали в кучу всё, что можно. Получилось почти два батальона. За ночь, глядишь, и подойдут.
  Александр смотрел на карту. До Саньсина оставалось всего ничего. Завтра они его пощупают за вымя. Повреждения у него были небольшие. Перебитый магистральный кабель ПУС - самое крупное. Но старпом уже доложил - устранено! Трое раненых. Гундобин и Жалейко здорово обожглись, но остались в строю. Молодцы!
  И вдруг он решил пойти и доложить командующему о мелькнувшей у него вчера идее, насчёт прорыва на Харбин... А что? И пошёл... И доложил.
  Капитан первого ранга задумался. А потом вызвал начальника штаба. Стали думать втроём. И, в общем, что-то стало вырисовываться.
  Головко знал, что на Харбин бросали воздушный десант. Знал он и то, что этот десант стоит насмерть там уже шестые сутки. И дело даже не в том, что там погибают отличные смелые ребята. Хотя, конечно, это тоже важно. А дело было в том, что если они не успеют, ему, его ребятам придётся брать этот самый Харбин заново!
  Ревякин сегодня прорвался через засаду и стоял полдня, их дожидался, как ему, собственно, и было велено. А что, если действительно, пока основные силы будут брать Саньсин, отправить передовой отряд, скажем два монитора и шесть бронекатеров с десантом прямо на Харбин? Пехоты ему привезли. Должно хватить. А танки... Ну, что ж придётся им в Харбине обойтись без танков. Парашютисты вон обходятся, же!
  Тогда... Тогда они там будут уже послезавтра поутру, если не станут задерживаться в пути! А задерживаться они не станут!
  - Так, Иван Федорович! - сказал он начальнику штаба. - Составляй боевой приказ. Передовой отряд прорыва. Мониторы 'Ленин' и 'Сун-Ят-Сен', бронекатера... номера укажешь. Командир отряда капитан-лейтенант Николаенко. Боевая задача. Утром девятнадцатого выход из Хуньхэдао. К утру двадцать первого быть у Харбина! С ходу им овладеть, и удерживать до подхода основных сил! Вызови Николаенко. Ещё раз всё прикиньте, посчитайте, и ко мне! А ты, Ревякин, на корабль! Всё! Давайте, действуйте, времени совсем не осталось на подготовку!
  Что в армии, что во флоте, инициатива наказуема исполнением. Но Александр был доволен. Завтра они рванутся к Харбину! Помогут своим парашютистам! А он заодно с канлодками местными переведается. Большой счёт у него уже к самураям вырос! И за Лешку Стрекалова, и ещё за пятерых краснофлотцев, отличных ребят, на которых после Фуцзиня извещения подписывал. За родной корабль снарядами побитый, посеченный. И, само собой, за ВКП(б) и за товарища Сталина!
  
  
  3. На земле, в небесах и на море...
   Владивосток, 16 августа 1939 г.
  
  ...В глубоком бетонном бункере командного пункта Тихоокеанского флота собрался командный и начальствующий состав ТОФ во главе с флагманом первого ранга Юмашевым. Группу представителей Главного штаба ВМФ возглавлял флагман второго ранга Галлер. Совещание проводил народный комиссар Военно-Морского Флота Николай Герасимович Кузнецов.
  Нарком ВМФ, на вид ещё слишком молодой для своей высокой должности, внимательно оглядел присутствующих. В отличие от них, у него уже имелся солидный боевой опыт современной войны на море. В прошлом году он вернулся из сражающейся Испании. И морские бои там были не шуточные! Топили и линейные корабли, и тяжелые крейсеры! Одним словом, пороху пришлось понюхать изрядно. Ордена Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды, отсвечивая золотом и эмалью на его темно-синем кителе с нашивками флагмана первого ранга на рукавах, молчаливо свидетельствовали об этом.
  - Иван Степанович, доложите свои предложения по проведению воздушно-морской операции, - обратился он к командующему Тихоокеанским флотом флагману первого ранга Юмашеву.
  На груди Юмашева также сверкали ордена - Красного Знамени и Красной Звезды. Однако, в отличие от Кузнецова, после Гражданской войны в боевых действиях он не участвовал, и оба ордена получил за успехи в боевой, политической и технической подготовке.
  Заметно волнуясь, комфлота решительно подошёл к плакатам со схемами и расчётами, развешанным на стене, и взял указку.
  - Товарищ нарком! Товарищи командиры! - начал он взволнованно. - По данным агентурной разведки в состав оперативного соединения японского императорского флота под командованием вице-адмирала Иноуэ, так называемой 'эскадры возмездия', входит до сорока крупных надводных кораблей! В том числе: третья дивизия линейных кораблей - линкоры 'Фусо', 'Конго', 'Кирисима' и 'Харуна' (все совсем недавно прошли модернизацию); седьмая дивизия крейсеров - тяжёлые крейсеры 'Кумано', 'Могами', 'Микума' и 'Судзуя'; двадцать первая дивизия крейсеров - лёгкие крейсеры 'Тамма' и 'Кисо'; четвёртая флотилия эсминцев - лёгкий крейсер 'Сендай' и двенадцать эсминцев типа 'Асасио'; пятая флотилия эсминцев - лёгкий крейсер 'Натори' и восемь эсминцев типа 'Муцуки' и 'Камикадзе'; вторая дивизия авианосцев - новейшие авиаматки 'Сорю' и 'Хирю' и седьмой дивизион эсминцев в составе четырёх эсминцев.
  Время выхода соединений эскадры на внешний рейд военно-морской базы Хакодате и построение в походный ордер - вечер шестнадцатого августа. То есть сегодня! По расчетам штаба флота завтра на рассвете эскадра окажется в пределах досягаемости нашей авиации и подводных лодок, - командующий налил себе из графина стакан воды и несколькими большими глотками осушил его.
  - Замысел воздушно-морской операции по разгрому японской эскадры заключается в нанесении ряда последовательных, согласованных по времени ударов силами военно-воздушных и подводных сил флота.
  Для обеспечения своевременного обнаружения и уточнения ордера вражеской эскадры в районы предполагаемого маршрута японцев будут заблаговременно направлены экипажи летающих лодок шестнадцатого и сто пятнадцатого морских разведывательных авиаполков. В дальнейшем их основной задачей, помимо разведки и информирования штаба флота о ходе боя, будет являться подбор с воды подбитых или выработавших горючее экипажей.
  После обнаружения эскадры противника в готовность 'раз' переводятся все наличные силы и средства ТОФ, включая надводные корабли и подводные лодки, ВВС, ПВО, а также части и соединения Береговой обороны.
  Первый удар по кильватерным колоннам линкоров и тяжёлых крейсеров наносит тридцать четвёртый бомбардировочный авиаполк двадцать девятой тяжело-бомбардировочной авиабригады с высоты четыре с половиной тысячи метров, в колонне звеньев с полуминутным интервалом между звеньями. Мы осознаем, что бомбардировка с горизонтального полета движущихся кораблей недостаточно эффективна, поэтому основной целью данного удара будет являться отвлечение ПВО противника.
  Второй удар наносит восемьдесят пятый отдельный смешанный авиаполк особого назначения. Десять ТБ-3 'Звено СПБ' с двадцатью истребителями И-16 на внешней подвеске в строю клин отрядов на высоте шесть тысяч метров должны прибыть к месту боя за пять минут до окончания первого удара. Отцепка истребителей производится после визуального обнаружения походного ордера эскадры. И-16, оснащенные бронебойными авиабомбами БРАБ-220, наносят бомбовый удар методом пикирования по крупным артиллерийским кораблям и авиаматкам противника. Основная задача - выведение из строя флагманского корабля эскадры. После удара, не ввязываясь в воздушный бой, истребители уходят на бреющем и выполняют боевую задачу по прикрытию ТБ-3 на обратном пути. После того, как будет выработано всё горючее, кроме необходимого для того, чтобы добраться до берега, истребители уходят на свой аэродром. Прикрытие ТБ-3 на последнем этапе полёта будет осуществлять одна эскадрилья седьмой истребительной авиабригады.
  Третий удар наносят торпедоносцы четвёртого и пятидесятого минно-торпедных авиаполков двадцать девятой тяжелобомбардировочной авиабригады. Они должны прибыть к месту боя за одну минуту до окончания второго удара. В составе звеньев с разных направлений на бреющем полете торпедоносцы наносят удар по кильватерным колоннам линкоров и тяжёлых крейсеров. Авиаматки, лёгкие крейсера и эсминцы противника являются запасными целями. А основной задачей торпедоносцев, я повторяю, основной задачей торпедоносцев является потопление тяжёлых кораблей противника. Подбитые экипажи выходят из боя в западном направлении, устанавливают контакт с летающими лодками шестнадцатого и сто пятнадцатого мрап. В случае невозможности продолжить полет, покидают свои самолёты с парашютом.
  Истребительное прикрытие бомбардировщиков и торпедоносцев над местом боя осуществляют истребители И-16 седьмой истребительной авиабригады, специально модернизированные для использования подвесных баков. Истребители поэскадрильно прибывают к месту боя одновременно с бомбардировщиками, наносящими первый удар. Каждая группа в течение десяти минут ведёт воздушный бой с поднятыми в воздух истребителями ПВО противника, после чего под прикрытием следующей группы выходит из боя и в сопровождении летающей лодки следует на свой аэродром. Каждая группа истребителей будет обеспечена летающей лодкой, ожидающей их на небольшом удалении от места боя. В случае остановки мотора из-за выработки горючего, приказываю покидать самолет с парашютом. Летающим лодкам запрещаю возвращаться на базу, пока не будет подобран крайний пилот.
  На этом воздушная часть операции заканчивается. Уцелевшими кораблями противника займётся завеса подводных лодок. С этой целью в район боя будут стянуты двенадцать подводных лодок 'Щука' и четыре подводных минных заградителя типа 'Ленинец'. 'Щуки' нанесут торпедный удар по кораблям противника, а 'Ленинцы' выставят на их пути минное заграждение, после чего также нанесут торпедные удары. Приказываю торпедные удары наносить в первую очередь по неповрежденным тяжёлым артиллерийским кораблям, и только потом добивать повреждённые.
  Все вернувшиеся на аэродромы самолеты должны быть немедленно подготовлены ко второму вылету. Если, паче чаяния, уцелевшие самураи, продолжат движение к нашим берегам, после заправки и пополнения боекомплекта мы нанесём по ним новый удар!
  Каждый командир сейчас получит пакет с оперативной информацией о противнике и конкретной боевой задачей его подразделения.
  - Спасибо, Иван Степанович. - Кузнецов посмотрел на часы. - Если нет вопросов, прошу всех получить документы.
  Командиры шумно задвигали стульями и, возбужденно переговариваясь, потянулись к начальнику штаба флота. Отсчёт пошёл...
  Лейтенант Василенко развернул свой МБР, и снова принялся утюжить порученный квадрат. На горизонте чисто. Они уже битых два часа мотались над серебрящимися под утренним Солнцем волнами Японского моря, но ничего пока не обнаружили.
  Подняв полк по тревоге, командир сто пятнадцатого морского разведывательного авиаполка ВВС ТОФ майор Почиковский задачу поставил жестко и однозначно:
  - Обнаружить вражескую эскадру и сообщить её координаты в штаб ВВС флота любой ценой! По возможности вести наблюдение и сообщать о перемене курса и скорости эскадры противника. Но, поскольку, в составе ордера по данным агентурной разведки имеются авиаматки, близко не соваться, а то собьют! Главное - найти супостата! А потом не потерять!
  В кабину сунулся штурман экипажа лейтенант Николаев:
  - Командир, тридцать третий сообщает, в квадрате пятьдесят семь - сорок пять чисто!
  Василенко чертыхнулся:
  - Ну, и какого хрена! Докладывай, если что-нибудь обнаружат!
  'Ромашка - тридцать три' - это позывной Кольки Сухорученкова. У Василенко позывной - 'Ромашка - семнадцать'. А 'Клумба', понятное дело, штаб ВВС флота!
  - Командир, - заорал борт-стрелок старшина Михеенко - Дым на осте!
  - Молодец, - похвалил его Александр. И стал разворачиваться с набором высоты.
  Надо посмотреть, что там такое. Еще не факт, что это эскадра... Может каботажник какой-нибудь или траулер рыболовецкий. Ну, и что, что война! Куда рыбаку податься! Семьи-то, всё равно, кормить надо! Вот и ходят.
  Врио начальника оперотдела штаба ВВС ТОФ майор Смирнов от радистов не отходил. А эфир жил своей жизнью:
  - 'Клумба', я - 'Ромашка - тридцать один'. Шесть пятьдесят пять. Нахожусь квадрате пятьдесят семь - сорок четыре. Противник не обнаружен.
  Это продолжалось с самого рассвета... И вдруг! Наконец-то!
  - 'Клумба', я - 'Ромашка - семнадцать'! Семь ноль два. Нахожусь квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Обнаружил эскадру противника!
  Смирнов тут же выхватил микрофон у радиста:
  - Семнадцатый, уточните состав, курс, скорость!
  - Понял. Выполняю.
  - Я - 'Клумба'! Противник обнаружен квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Всем сосредоточиться квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Приём.
  Посыпались доклады:
  - 'Клумба', я - 'Ромашка - девятнадцать'. Семь ноль четыре. Понял. Выполняю.
  - 'Клумба', я - 'Ромашка - двадцать два'. Семь ноль четыре. Понял. Выполняю.
  В это время поступило сообщение от семнадцатого:
  - Обнаружил эскадру противника. Курс двести девяносто. Скорость двадцать два. До сорока вымпелов. Впереди завеса эсминцев. Тяжёлые корабли двух кильватерных колоннах. Две авиаматки. Наблюдаю подъём самолётов.
  - 'Ромашка - семнадцать', я - 'Клумба'! - Смирнов сжал микрофон. - В бой не вступать! Приказываю уходить!
  - Повторяю. Нахожусь квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Обнаружил эскадру противника. Курс двести девяносто. Скорость двадцать два. Атакован. Веду бой.
  - Семнадцатый, приказываю уходить! Как понял? 'Ромашка - семнадцать', я - 'Клумба'! Приказываю уходить! Как понял? Как понял?
  - 'Клумба', я - 'Ромаш...' - прошуршало в эфире, раздался треск, и все стихло.
  Смирнов так стиснул микрофон, что у него побелели пальцы:
  - Я - 'Клумба'! Противник обнаружен квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Всем сосредоточиться квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Противник поднял истребители. Вступать бой запрещаю! Докладывать курс, скорость каждые пять минут.
  - 'Клумба', я - 'Ромашка - тридцать три'. Семь двадцать пять. Нахожусь квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Обнаружил эскадру противника. Курс двести девяносто. Скорость двадцать пять. Сорок вымпелов.
  Лейтенант Сухорученков первым добрался до указанного квадрата. Он слышал всё, и всё прекрасно понял: 'Сожгли Сашку. Это точно, сожгли... У них там своя ПВО. И нас сожгут, если заметят'.
  Но шанс у них есть! На рожон они не полезут. Теперь незачем - Сашке спасибо! А будут они крутиться рядом. И время от времени проверять вражеский курс и скорость. Авось и не заметят! А потом ещё ребята подтянутся, и будет повеселее... А потом самураям станет так весело! За Сашку они еще получат! И очень скоро!
  Нет, не зря Почиковский каждый день начинал с летучки по опознаванию силуэтов линейных кораблей и крейсеров императорского флота Японии. Ошибиться было невозможно. Три пятибашенных, двухтрубных линкора типа 'Конго' резали волну своими острыми форштевнями в кильватере за однотрубным шестибашенным 'Фусо'. Его гигантскую переднюю надстройку-пагоду пятидесятиметровой высоты нельзя было перепутать ни с чем!
  В голове у Николая мгновенно всплыли вызубренные наизусть ТТД этого чудовища. Водоизмещение - сорок тысяч тонн, скорость - двадцать пять узлов, экипаж - тысяча четыреста человек, артиллерийское вооружение - двенадцать четырнадцатидюймовых орудий, четырнадцать шестидюймовых, восемь пятидюймовых зенитных пушек и шестнадцать зенитных автоматов!
  Три других монстра немногим уступали своему флагману.
  Во второй кильватерной колонне шли четыре тяжёлых пятибашенных крейсера типа 'Могами'. Их легко можно было узнать по лишней башне на полубаке и характерному наклону передней трубы, как бы приросшей к задней.
  Вокруг обеих колонн шныряли эсминцы и лёгкие крейсера. А в середине строя ползли плоские, очень похожие издали на две огромные баржи, авиаматки. И на каждой шестьдесят самолетов, в том числе двадцать пять истребителей!
  Нет, подпускать этих тварей к Владивостоку было никак нельзя!
  Командир восемьдесят пятого отдельного смешанного авиаполка особого назначения комбриг Залевский положил телефонную трубку, выпрямился во весь свой немаленький рост, расправил плечи, и посмотрел на часы. Было без пятнадцати восемь.
  - Ну, что там, Адам Иосифович? - поинтересовался его заместитель комбриг Сузи.
  - Нашли!
  - Где они? - Сузи склонился над картой.
  - В семь двадцать пять были в квадрате пятьдесят семь - сорок шесть. Вся кодла! Курс двести девяносто. Скорость двадцать пять.
  - Та-а-ак, поглядим... - Сузи отметил на карте положение противника, и махнул карандашом вдоль линейки, отмечая курс.
  - Собрать экипажи на инструктаж! - отрывисто приказал Залевский дежурному. - Ну, что там? Когда будем поднимать полк?
  - Сейчас прикинем, - На карте у Сузи разноцветными карандашами уже были отмечены радиусы дальности полета с интервалом в пятнадцать минут. Он что-то быстро перемножил, а затем поделил на листке бумаги. - Если эскадра не поменяет курс и скорость, то у нас есть еще минимум час.
  Восемьдесят пятый отдельный смешанный авиаполк особого назначения был сформирован на базе НИИ ВВС всего два месяца назад. Залевский прекрасно помнил, как в начале июня его вызвал к себе командарм второго ранга Локтионов и лично поставил задачу сколотить за две недели специальную авиачасть из летчиков-испытателей:
  - Приказ самого товарища Сталина! Отбери самых лучших! Можешь сейчас набросать список?
  - Хотелось бы уточнить задачи и состав полка, товарищ командарм.
  - Будешь формировать отдельный полк особого назначения. Три отряда и штабное звено. Через неделю получишь десять тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3. Им сейчас моторы меняют. Ещё получишь двадцать 'ишаков'. 'Воздушный цирк Вахмистрова' ещё не забыл? А 'СПБ'? Догадываешься о чем речь?
  - Такое разве забудешь, товарищ командарм! - Залевский потёр подбородок. Свой второй орден, Красную Звезду, он получил несколько лет назад, именно за испытания 'составного пикирующего бомбардировщика'. А первый, Красное Знамя, ещё за бои с басмачами. - Десять ТБ-3 и у каждого по два И-16 с бомбами. Значит, так - я, Сузи, Байдуков, оба Коккинаки, Степанченок, Стефановский, Супрун, Нюхтиков, Алексеев... Остальных возьмём в полку боевого применения. Оголяем НИИ... Лучшие кадры забираю, товарищ командарм!
  - Это ничего. Главное, для нас - выполнить приказ товарища Сталина точно и в срок! Как только составишь списки экипажей, немедленно приступайте к тренировкам. Закажи всё необходимое оборудование на опытном заводе. Доклад о ходе комплектования полка представлять мне ежедневно в двадцать три часа. О любых фактах задержки или, не дай Бог, вредительства докладывать немедленно! Мне лично!
  Задумавшись, Залевский не услышал, как к нему обратился дежурный.
  - Что? - повернул он к нему своё до красноты обветренное, изборождённое морщинами, волевое лицо.
  - Разрешите доложить, товарищ комбриг! Экипажи собраны на КП.
  - Пойдем, Томас Павлович, - махнул он рукой заму и вышел из кабинета.
  Отсчёт пошёл... И остановить его уже было нельзя. Огромный маховик воздушно-морской операции разгонялся все быстрее.
  Митинг в четвёртом минно-торпедном авиаполку начался в восемь утра. Торпеды были уже подвешены. Моторы прогреты. Оставалось вдохновить и поднять на бой людей.
  Член Военного Совета флота корпусной комиссар Лаухин поднялся на трибуну, одернул китель, звякнув орденом Красного Знамени и медалью 'ХХ лет РККА', и прокашлялся. Седой, матёрый большевик Петр Лаухин откомиссарил уже более двадцати лет. И хотя, как и комфлота, не воевал с самой Гражданской, в отличие от него был в себе совершенно уверен. Дело свое он знал надёжно, и любил его всей душой.
  Полк замер в строю.
  - Товарищи! К нам обращается товарищ Сталин! Снова подлый враг поднимает руку на священные рубежи нашей советской Родины! Долго японские самураи точили свои мечи! Давно уже они зарятся на наш Дальний Восток! Одурманенные милитаристской пропагандой, они забыли о кровавом уроке, который получили у озера Хасан! Пиратская эскадра самураев рвётся к нашим берегам! Настал решительный час пойти в бой за нашу советскую Родину!
  Один залп вражеского линкора - это двадцать тонн смертоносной стали, которая может обрушиться на наши города! Не допустим этого! Грудью защитим советский Дальний Восток! По личному указанию товарища Сталина все, я повторяю, все члены экипажей нанёсших удар по озверевшему врагу будут награждены орденами! Командиры и штурманы экипажей, потопивших самурайский линкор или тяжелый крейсер, будут награждены орденами Ленина, а остальные члены экипажа - орденами Красного Знамени. Наиболее отличившиеся будут представлены к званию Герой Советского Союза! За ВКП(б)! За Сталина! Смело в бой, товарищи! Ура!
  Пока над полком неслось раскатистое 'Ур-р-р-ра!', корпусной комиссар уступил место комэска-три капитану Михайлову, который от лица всех лётчиков полка поклялся умереть, но не пропустить врага к родным советским берегам. Потом от имени техсостава выступил военинженер 3-го ранга Гуревич. Затем еще кто-то.
  Пока комполка майор Портанский, всё время поглядывающий на часы, не просигналил своему военкому, старшему политруку Гапоненко, что пора закругляться.
  А потом, наконец, скомандовал:
  - По самолётам!
  Комэска-один капитан Павел Якушенко и его пом старший лейтенант Пётр Галушка переглянулись. Ну вот, всё чему они учились сами, и чему учили своих подчиненных последние полгода, наконец-то, пригодится! Они пожали друг другу руки и побежали вслед за экипажами, каждый к своему торпедоносцу... Больше они никогда уже не увидятся.
  Пока эскадрилья за эскадрильей четвёртый минно-торпедный поднимался в небо, чтобы построиться и уйти на восток, шестьдесят бомбардировщиков СБ тридцать четвёртого скоростного бомбардировочного авиаполка двадцать девятой тяжело-бомбардировочной авиабригады ВВС ТОФ двумя колоннами на высоте четыре с половиной тысячи метров уже приближались к цели.
  Разведчики вывели их на эскадру точно. Увидев врага ведущий распахнул створки бомболюков. А это всё равно, что команда 'Товсь!' у моряков.
  Во главе полка шёл сам командир бригады трижды орденоносец полковник Остряков, который решил принять личное участие в бомбардировке вражеской эскадры. И каждый пилот, каждый штурман, идущего за ним как по ниточке полка, знал, что у него на счету фашистский пират, потопивший советский транспорт 'Комсомолец', доставлявший продовольствие для испанских детей. Остряков сумел рассчитаться за его гибель с германским броненосцем 'Дойчланд', угостив его двумя фугасными бомбами (до сих пор стоит в ремонте!).
  Пилоты понимали, что прямое попадание в корабль с горизонтального полета маловероятно, но каждый втайне надеялся, что из трёхсот шестидесяти бомб во врага что-нибудь обязательно попадёт. И это будет, именное, его бомба!
  С авиаматок стали подниматься истребители. Пока они набирали высоту, полк успел отбомбиться и неторопливо развернулся. Ведущий сбросил скорость, уплотняя строй. Стрелки докладывали, что бомбы накрыли цель. Прямых попаданий, к сожалению, отмечено не было, но водяные столбы поднимались очень близко от корабельных бортов, так что все может быть!
  Истребители потихоньку догоняли. Но Остряков особо не беспокоился. Задание они выполнили! А эти пусть попробуют сунутся! Не считая штурмáнских, у него - шестьдесят стволов в задней полусфере!
  В то время пока тридцать четвертый бап уходил на северо-запад, уводя за собой вражеские эскадрильи, с юга к месту боя уже подошёл клин восемьдесят пятого отдельного смешанного авиаполка особого назначения.
  Комбриг Залевский оглянулся. Огромные четырёхмоторные ТБ с истребителями на внешней подвеске шли за ним как на первомайском параде. Лучшие летчики-испытатели страны! У каждого за спиной огромный опыт лётных испытаний! Не считая этих двух месяцев, во время которых они сожгли десятки тонн бензина и не одну тысячу часов моторесурса, тренируясь для выполнения именно этой задачи! Он дал команду разомкнуться, и гигантские машины послушно увеличили дистанцию и интервал.
  Старший лейтенант Константин Коккинаки не сомневался в успехе. Он посмотрел сквозь стойки шасси ТБ на своего напарника Митьку Калараша. 'Цыган' помахал ему рукой, мол, все в порядке! Конечно, в порядке! А, как иначе! Володька за штурвалом наверху. Довезёт, поди. А уж потом и они свое дело сделают! Столько тренировались! Баржу эту, несчастную, раздолбали в дребезги. А потом ещё одну, и ещё... Командование барж не жалело. А им какой резон? Оторвались по полной! Глядя на них, даже братан загорелся, упросил командира, дать и ему разок побомбить. Хотя по всем раскладам ему, без вариантов, падало за штурвалом ТБ скучать, пока они дело делать будут.
  'Впрочем, Героя он уже имеет!' - подумал Константин.
  За апрельский безпосадочный перелёт на самолёте 'Москва' через Атлантику в Североамериканские Соединенные Штаты Владимира Коккинаки наградили орденом Ленина и медалью 'За отвагу', хотя понятно, что за такой перелёт положено никак не меньше Героя! Ему и присвоили бы, да только он Героем уже был, поэтому и выдали ему тогда такой странный комплект. Потому что тогда, весной, дважды ещё не давали.
  'Зато теперь дают!' - подумал Костя. Так что у Володьки появился шанс!
  В этот момент флаг-штурман подал команду 'Сброс!' и двадцать истребителей с двухсот двадцати килограммовыми авиабомбами (по две у каждого!), на изготовление которых пошли морские одиннадцатидюймовые полубронебойные снаряды, одновременно отошли от подкрыльевых ферм и, набирая скорость, заскользили вниз.
  Майор Супрун плавно толкнул ручку вперёд. Наконец-то!
  - Ат-т-така! - скомандовал он сам себе, и повалился вниз.
  Многие пилоты мечтают стать летчиками-испытателями... И, действительно, это профессия, требующая особого мужества! Но, знали бы они, как порой хочется испытателю стать простым боевым лётчиком и сразиться с врагом лицом к лицу! Ведь все они, в сущности, были лётчиками-истребителями, бойцами. А до этой минуты он пока сражался лишь с самим собой да с новыми машинами!
  Валерий как-то рассказывал, что когда в тридцать седьмом был в Париже на авиационной выставке, то просился в Испанию, дескать, тут недалеко. Но ему наотрез отказали! Действительно, а вдруг там Чкалова собьют! Понятно, почему Валерий так обижался. Его собьют?! Хотя в бою всякое бывает. Могут и сбить...
  Степану повезло, что он когда-то участвовал в испытаниях 'самолёта-звена', а то и на этот раз не попал бы на войну. И не только потому, что лётчик-испытатель.
  Год назад всего, чинуши из ниишной парторганизации, чуть-чуть не отняли у него партбилет. У орденоносца, у депутата Верховного Совета! А, впрочем, сколько их уже неизвестно где сгинуло этих депутатов и орденоносцев... Но товарищи его отстояли.
  'Так, что прошли вы по краешку, Степан Палыч!' - сказал себе майор и перешёл в крутое пике, заходя на флагманский линкор.
  Все цели были поделены заранее. Флагман должны были атаковать четыре 'ишака'. Восемь бомб. На остальные крупные артиллерийские корабли выделялось по два истребителя-бомбардировщика. На авиаматки выделили по одному. Главное - линкоры!
  Они падали на корабли и никакая сила не смогла бы их удержать. И не удержала!
  А промахнуться они не могли. И не промахнулись!
  Лейтенант Сухорученков продержался до начала процедуры... Николай поступил по-хитрому. Скользнув вдоль края горизонта и определив скорость и курс противника, он уходил в сторону, садился на воду и докладывал. А через какое-то время поднимался, догонял врага и опять уходил в сторону. Так и дотянул до начала боя.
  Здесь уж самураям стало не до него, и можно было подобраться поближе и посмотреть. А посмотреть было на что! Штурман щёлкал своей 'лейкой', только успевал! Сначала отбомбился полк СБ. Как и следовало ожидать без особого успеха. Так, поцарапали пару крейсеров, да один эсминец встал, окутавшись паром.
  Зато потом непонятно откуда на эскадру свалилась эскадрилья 'ишаков'. Да ещё и с бомбами. И понеслось... Эти накрыли точно! Бомбы рвались на палубах, на мостиках, вдоль бортов... Да как рвались! Любо-дорого посмотреть!
  Круче всего досталось флагману! Получив и в нос, и в корму, он вильнул и, накренившись, выкатился из строя... Перепало и остальным. Строй нарушился. Начались пожары... А потом один из кораблей взорвался!
  Это надо было видеть! Рвануло так, что их МБР чуть-чуть не перевернуло! Огненный столб поднялся метров на триста! А километровый чёрный гриб дыма, наверное, был виден из Владика!
  Авиаматки загорелись не сразу... А уж когда загорелись, то пришлось Николаю подняться повыше из-за дыма, чтобы ничего не упустить из виду. И вовремя. Потому что в этот момент на эскадру сразу с двух сторон ринулись торпедоносцы.
  Японцы палили по ним из всех стволов. Николай поежился. Это походило... Это ни на что не походило! Огненные трассы и разрывы прошивали всё видимое пространство! И сквозь этот кошмар, на бреющем неслись отважные ребята на ДБ...
  Комэска Якушенко выбрал цель и направил на неё самолет. Вокруг творилось что-то невообразимое. Внезапно его левый ведомый лейтенант Петренко напоролся на водяной столб и, разламываясь на части, рухнул в воду. Павел прикусил губу.
  Мгновение спустя снаряд попал в один из моторов его правого ведомого старшего лейтенанта Павлова. Винт остановился, он задымил и начал терять высоту, отставая, и поймал при этом ещё несколько снарядов.
  - На боевом! - скомандовал флаг-штурман эскадрильи старший лейтенант Чернов.
  Якушенко упрямо шёл через разрывы. Вражеский корабль быстро увеличивался в размерах. Скорость... Высота... Дальность...
  И в этот момент несколько снарядов один за другим словили они сами. ДБ на секунду словно остановился в воздухе. Запахло дымом. Во рту было полно крови. Похоже, он прокусил губу насквозь. Удерживая самолет на курсе, Павел бросил взгляд по сторонам. Горели баки.
  'Вот и все...' - спокойно подумал он.
  - Штурман! - крикнул Якушенко, но ему никто не ответил. - Штурман!
  Бросать торпеду было уже поздно. Он и не стал ее бросать. Прямо перед ним вырос высокий борт ощерившегося стволами самурайского линкора. И капитан, не колеблясь, дал ручку от себя, целясь прямо в этот ненавистный вражеский борт.
  Петр Галушка бросил торпеду вовремя и проскочил прямо над дымящей трубой японского линкора. Вихляя самолетом туда - сюда, он то нырял под трассу, то кренился, то скользил в бок... Мыслей не было. Он видел, как, дымя и разгораясь на глазах, самолет его лучшего друга и боевого командира, так и не отвернув, врезался в головной корабль и исчез в огне огромного взрыва... Глотая слезы, Галушка швырял свой ДБ из стороны в сторону до тех пор, пока не вырвался из этого ада. Крылья были в дырах, но движки гудели, и самолет летел. Боже мой... Что он скажет Галине?
  Лейтенант Сухорученков смотрел на всё происходящее издали, как ему и предписывалось Наставлением по боевому применению разведывательной авиации, и тоже глотал слезы. Он не знал, кто были эти парни, погибающие у него на глазах, но не сворачивающие с курса... Но он знал очень многих из тех, кто шёл в эту атаку.
  А над ним схлестнулись в свалке 'ишаки' и японские палубные истребители. И дымные хвосты расчертили небо во всех направлениях. Тут и там висели парашюты.
  Нет, этот день ему не позабыть. Не знал еще лейтенант Сухорученков, что будет этот день сниться ему каждую ночь всю его оставшуюся жизнь...
  В глубоком бетонном бункере командного пункта Тихоокеанского флота наркому ВМФ принесли сводку потерь. Кузнецов приказал соединить его с Москвой. Когда связь была установлена, он взял трубку и непроизвольно вытянулся по стойке 'смирно':
  - Докладываю товарищ Сталин! Силами Тихоокеанского флота набег вражеской 'эскадры возмездия' на наши берега сорван! Противник понёс очень тяжелые потери! Комбинированной атакой пикировщиков и торпедоносцев потоплен линкор и два тяжёлых крейсера, один из которых взорвался, сильно повреждено три линкора и два тяжёлых крейсера, один из которых потом затонул на переходе. Загорелись и затонули обе авиаматки. По докладам командиров подводных лодок потоплено три лёгких крейсера и четыре эсминца, подорвались на минах и затонули ещё один лёгкий крейсер и один эсминец. В ходе воздушных боев сбито более двадцати самолётов противника.
  - Очень хорошо, товарищ Кузнецов! Значит, не так сильны, оказались на море эти милитаристы!
  -Так точно, товарищ Сталин!
  - А каковы наши потери?
  - Наши потери составили двадцать семь торпедоносцев ДБ-3, четыре бомбардировщика СБ, двадцать истребителей И-16 и одиннадцать разведчиков МБР-2. С воды подобрано девятнадцать экипажей. Лётчики и штурманы проявили массовый героизм и самоотверженность, товарищ Сталин! Во время боя было совершено пять огненных таранов!
  - В кратчайший срок подготовьте представление о награждении всех отличившихся в этом сражении.
  - Слушаюсь, товарищ Сталин!
  
  
  4. Когда нам даст приказ товарищ Сталин...
   Владивосток, середина августа 1939 г.
  
  ...Когда лейтенант Полищук, по прибытии во Владивосток, явился в штаб ВВС флота, и получил назначение младшим летчиком в четырнадцатый истребительный авиаполк, то очень обрадовался. Потому что заочно с этой частью породнился, крепко подружившись в поезде с Володей Малаховым, который служил комзвена первой эскадрильи именно в четырнадцатом иап.
  Так что, прибыв в полк, дислоцирующийся недалеко от Владивостока, и доложившись в штабе, он набрался смелости, и попросился в первую эскадрилью.
  Начштаба полка капитан Марченко удивленно приподнял бровь:
  - А почему, именно, в первую?
  - Ехал в соседнем вагоне со старшим лейтенантом Малаховым от самой Москвы, товарищ капитан. Подружились.
  - Понятно. Ну, тогда не возражаю! Боевая дружба - это святое! Пойдёшь, значитца, у нас, в первую... Между прочим, у Малахова как раз одного ведомого не хватает. Лейтенант Блинов уехал на курсы командиров звеньев. Значитца, так... Куценко мы переведем налево, он уже достаточно в правых ведомых походил, набрался опыту, а тебя запишем направо, - капитан что-то чиркал у себя на схеме.
  Старший лейтенант Малахов обрадовался назначению Николая в своё звено не меньше, чем он сам. Потому что ещё в поезде ему очень приглянулся этот скромный худощавый паренек. Так что, попав в январе тридцать девятого в дружную семью морских летчиков, Николай был принят, как родной и очень быстро и совершенно незаметно стал своим.
  Первой эскадрильей четырнадцатого истребительного авиаполка командовал капитан Душин. Это был опытный боевой командир.
  Но в морскую авиацию он попал не сразу. Призвавшись в двадцать девятом, красноармеец Душин для начала около года прослужил в артиллерийском полку. Служил бы и дальше, но однажды вызвал его военком, и неожиданно сказал:
  - Товарищ Душин, есть мнение направить вас в военную школу пилотов.
  Алексей опешил:
  - Но как же так... Но почему я?
  - Вы же коммунист, товарищ Душин! Какой у вас партийный стаж?
  - Четыре года, товарищ военком. Вы же знаете.
  - Знаю... Значит, и вы должны знать, что такое партийная дисциплина! - комиссар встал из-за стола, и прошёлся по комнате. - Партия укрепляет военно-воздушные силы проверенными партийцами! Образование вам позволяет - десятилетка за спиной. И полковую школу младших командиров вы закончили с отличными оценками. Я верю, что и в авиашколе вы не посрамите чести нашего полка!
  Вот так Алексей Душин и оказался в седьмой Сталинградской военной школе пилотов, после окончания которой, был оставлен в ней лётчиком-инструктором.
  А в морскую авиацию он попал пять лет назад, когда его назначили командиром звена и, по совместительству, начальником парашютно-десантной службы отдельной тридцать второй эскадрильи ВВС Тихоокеанского флота.
  В октябре тридцать седьмого шестерых морских летчиков-тихоокеанцев, подавших рапорта с просьбой направить их в Испанию, вызвали в Москву. Но в Москве пункт их назначения вдруг диаметрально поменялся. И все они оказались не в Испании, куда так стремились, а в Китае, где в это время тоже шла кровопролитная война.
  В Китае старший лейтенант Душин летал на 'чиже', истребителе-биплане И-15бис, сбил три самурая и был награждён орденом Красного Знамени.
  Летом тридцать восьмого он вернулся на родину. Ему досрочно присвоили капитана, назначили комэска в четырнадцатый иап, и предоставили отпуск.
  Но толком отдохнуть во флотском санатории на берегу Амурского залива ему не удалось... Самураи не позволили, будь они не ладны!
  И пришлось капитану Душину вместо заслуженного отдыха опять бить им морду. В коротких, но кровавых боях у озера Хасан.
  Так что, когда ранним августовским утром на полковом митинге, наконец-то, прозвучал приказ товарища Сталина о наступлении, комэска был искренне рад.
  'Давно пора!' - думал он. И точно также думали его товарищи, как, впрочем, и все остальные, кто хоть немного послужил на Дальнем Востоке.
  Когда началось, четырнадцатый полк сразу перевели в готовность 'раз'. Все эскадрильи по очереди летали на прикрытие военно-морской базы Владивосток. Лейтенант Полищук сделал десять таких вылетов, но встреч с японскими самолетами пока не было.
  Слишком много забот появилось у самураев в районе озера Ханка, где войска Приморского фронта ожесточенно штурмовали их укрепрайоны. Сухопутная авиация со своими задачами справлялась неплохо и командующий ВВС фронта Герой Советского Союза комдив Рычагов помощи у флотских пока не просил.
  Поэтому над Владивостоком в высоком безоблачном августовском небе до сих пор летали только краснозвёздные истребители. Впрочем, все понимали, что это ненадолго, что этот город будет самой главной целью самурайских бомбардировщиков, как только японское командование придёт в себя от первого ошеломляющего удара.
  Но опасность, как водится, пришла совсем с другой стороны. Вместе с другими летчиками полка довелось Николаю поучаствовать в разгроме 'эскадры возмездия'.
  К Владивостоку, как сообщил им комполка майор Петров во время постановки боевой задачи, рвались тяжёлые артиллерийские корабли врага в сопровождении авиаматок. Чтобы обрушить на беззащитный город снаряды и бомбы.
  - С интервалом в десять минут полк поэскадрильно должен прибыть к месту боя и обеспечить прикрытие бомбардировщиков и торпедоносцев от атак палубной авиации противника. Лидировать каждую группу будет специальный СБ. Чтобы не блудили. Время боя каждой эскадрильи - десять минут! И не секундой больше! Выход из боя прикрывают сменщики. А на обратном пути каждую группу будет сопровождать летающая лодка, чтобы подобрать тех, у кого кончится горючее вдали от берега.
  Подвесные баки на 'ишаках' были уже подвешены и заправлены. Их полк ещё в июне перевооружили этими модернизированными истребителями, с увеличенной дальностью полета. А ещё на них стояли пушки!
  - Боезапаса не жалеть! - приказал комполка. - По машинам!
  Они летели долго. Полёт по маршруту над морем сильно отличается от полета над землёй по маршруту такой же дальности. Однообразная зеленовато-синяя, блескучая поверхность моря с высоты кажется застывшей. Кажется, что самолет просто завис в одной точке и всё! Мерное гудение мотора нагоняет сон... И в какой-то момент лётчик просто засыпает с открытыми глазами. Чем это чревато, объяснять не надо. Но Николай полёты над морем любил, потому что просто любил море. В тренировочных полетах он постоянно оттачивал ориентировку по компасу, часам и Солнцу. Не зря, значит.
  В этот момент СБ, лидирующий их эскадрилью, покачал крыльями и отвалил в сторону. И действительно, теперь они могли обойтись и без него.
  Над Японским морем поднималось несколько толстых чёрных столбов и целые облака такого же густого чёрного дыма... Эскадра горела качественно. Многие корабли накренились. Часть из них очень сильно. И было ясно, что эти точно затонут... Обе авиаматки, кстати, относились к их числу.
  Капитан Душин подал команду 'Делай как я!' и сбросил, опустевшие к этому времени, баки. Эскадрилья, выполняя приказ командира, сделала тоже самое. Набирая скорость, они со снижением понеслись к месту боя, где на маленьком пространстве крутились десятки самолетов. Небо было расчерчено сверкающими трассами и верёвками чёрных дымных хвостов. Кое-где в воздухе висели парашюты.
  Успевшие взлететь самураи остервенело кидались на краснозвёздные машины, желая отомстить за свою гибель подороже, потому что их авиаматки тонули, а долететь до своего берега самим, после долгого боя, шансов у них почти не было.
  Душин должен был сменить четвёртую эскадрилью тридцать девятого полка их же седьмой истребительной бригады ВВС ТОФ, отвоевавшую свои десять минут, и прикрыть её выход из боя.
  А бой был самый, что ни на есть, серьёзный!
  Драться самураи умели, потому что все прошли стажировку в Китае и имели солидный боевой опыт. Однако и на этот раз пострелять Николаю не удалось. Он держался за ведущим как привязанный, но никто к командиру в хвост не заходил, так что отбивать его от озверевшего врага Николаю не пришлось.
  А старший лейтенант Малахов сумел-таки зацепить одного из самураев длинной очередью, но не видел, упал тот или нет. Некогда было. Их время кончалось, и на смену им уже подходила вторая эскадрилья. Он оглянулся. Левый ведомый потерялся, чего и следовало ожидать в такой круговерти. Владимир посмотрел направо, и удивленно присвистнул. Николай был на своём месте!
  'Молодец, Колька! - подумал он, и качнул крылом. - Делай, как я!'
  Они оба пикированием вышли из боя, а потом пошли на запад к месту сбора, по ходу дела набирая высоту, как и было уговорено перед вылетом.
  Когда все собрались и встали на курс, капитан Душин осмотрел строй. Троих не хватало. И все как один левые ведомые!
  Он чертыхнулся... Из левых уцелел только замкомэска капитан Тельнов. Опытный пилот, то ли удержался за ним в бою, то ли, оторвавшись и оставшись один, не растерялся, и не дал самураям себя сбить. Скорее всего, именно так оно и было.
  'Пора, пора менять тактику!' - думал Душин.
  Уже в Китае было ясно, что в бою три самолета рядом в звене не удерживаются. Во время резких эволюций один из ведомых обязательно отрывался. Или правый, если командир делал крутой правый вираж, или левый ведомый, если вираж был левым.
  В ходе тренировок они отрабатывали и тот, и другой элемент. Поэтому потери и правых, и левых ведомых вроде должны были быть одинаковыми. Но жизнь вносила свои поправки в эти невесёлые расчёты. В горячке боя пилоту удобнее сделать левый вираж. И он инстинктивно толкал ручку влево. И тогда, чтобы не столкнуться с ведущим, именно, левому ведомому приходилось давать ручку ещё круче, так что потом догнать строй звена он уже не мог. Вот почему комэска сегодня не досчитался столько левых.
  Он опять чертыхнулся. Четверть эскадрильи в одном бою потерять! Вдобавок, это были наиболее опытные летчики в звеньях после комзвена!
  'Необходимо сокращать звено до пары, а лучше сделать звено из двух пар!' - подумал Душин. Но зависело это, увы, не от него.
  И тогда он решил построить боевую учёбу иначе. Нет, они, конечно, будут отрабатывать слетанность, одиночный и групповой бой. Но основные усилия он бросит на отработку боя, именно, в паре! И составит новое расписание ведомых так, чтобы при подходе к месту боя ребята сами по парам разбирались. И тогда он не будет больше из-за устаревшей тактики терять хороших пилотов и замечательных парней.
  Комэска пристроился к лидирующему СБ и они пошли домой. Где-то ниже должен был идти их МБР. Капитан накренил самолёт, и пошарил взглядом. Да, все как в аптеке! Летит ниже. Караулит... Это хорошо!
  Начальник Управления ВВС аккуратно положил трубку телефона. В ушах у него всё ещё стоял негромкий голос наркома обороны СССР товарища Сталина:
  - Здравствуйте, товарищ Локтионов! Помните, вы обещали нам господство в воздухе?
  - Так точно, товарищ Сталин! И мы делаем все возможное!
  - Политбюро довольно тем, как вы держите свое слово.
  - Спасибо, товарищ Сталин! - выдохнул Локтионов с огромным облегчением.
  - Моряки очень хвалят ваш полк особого назначения. Он сыграл важную роль в разгроме самурайской эскадры! Помог остановить её на пути к Владивостоку. Нарком ВМФ готовит представление отличившихся в этом сражении к высоким правительственным наградам. Я думаю, вам надо связаться с ним по этому вопросу. Проконтролировать.
  - Слушаюсь, товарищ Сталин!
  - Вы запланировали бомбежку японских островов?
  - Так точно! Все расчёты подготовлены и доведены до исполнителей. Ждем приказа.
  - Считайте, что вы получили такой приказ! Эти милитаристы хотели нанести удар по нашим мирным городам. Это не должно остаться безнаказанным! Проучите их, как следует! До свидания, товарищ Локтионов!
  Командарм нажал на кнопку звонка и в кабинет вошёл порученец с блокнотом и карандашом в руках.
  - Немедленно направить шифровку в первую и вторую отдельные авиационные армии Резерва Главного Командования и ВВС Приморского фронта. Командующему. Хризантема. Подпись. И свяжите меня с наркомом ВМФ.
  Порученец вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Локтионов потёр виски руками.
  Отдельная авиационная армия Резерва Главного Командования предназначалась для решения оперативных и стратегических задач, поставленных Главным Командованием, в ходе самостоятельных воздушных операций. Командующий армией пользовался правами командующего войсками округа и подчинялся не?посредственно наркому обороны. В ходе Маньчжурской стратегической операции все три имеющихся армии были временно переподчинены Главнокомандующему советскими войсками на Дальнем Востоке и действовали в интересах фронтов. Первая - Приморского, вторая - Дальневосточного, а третья - Забайкальского.
  Отдельная авиационная армия РГК - это была сила! Более трёхсот самолетов, в том числе свыше ста восьмидесяти бомбардировщиков ТБ-3! И вот теперь вся эта сила обрушится на врага!
  'Мы их проучим, как следует, товарищ Сталин!' - подумал Локтионов.
  Кодовое слово 'Хризантема' означало нанесение максимально мощного удара по островной Японии, всеми силами обеих армий и ВВС Приморского фронта. А у Рычагова тоже имелось, чем ударить по врагу. Свыше сотни ТБ-3! Кроме того, к массированному удару привлекались ВВС ТОФ, по согласованию с Кузнецовым, конечно. Все планы были утрясены до мелочей ещё месяц назад и сразу доведены до тех, кому это было положено.
  И Локтионов, и Кузнецов, и Рычагов, да и все остальные, без исключения, знали, что те, кто по какой-то причине не выполнил указания товарища Сталина, другой такой возможности уже не получали. Поэтому относились к таким указаниям максимально ответственно!
  Так или иначе, сегодня вечером более пятисот ТБ-3, под завязку загруженные зажигательными и осколочно-фугасными авиабомбами, а брали они их до пяти тонн, поднимутся с приморских аэродромов и перед рассветом нанесут по Японии такой удар, что знаменитое землетрясение двадцать третьего года, разрушившее Токио и унёсшее сотни тысяч жизней, покажется им просто мелкой неприятностью!
  Тонные авиабомбы они оставят для укрепрайонов в Маньчжурии. И никакие военные объекты сегодня бомбить не будут. Сегодня они нанесут удар по населенным пунктам небольшими зажигательными бомбами. Дома в японских городах в большинстве своем деревянные, а плотность населения превышает все мыслимые нормы. Так что получат самураи по полной программе! А завтра днём ДБ-3 им ещё добавят, а заодно оценят масштабы разрушений.
  Пятьсот самолетов по пять тонн - это две с половиной тысячи тонн...
  'Тысяча по древнегречески значит 'кило', - подумал Локтионов. - Значит, этой ночью самураи огребут две с половиной килотонны. Должно как следует подействовать, товарищ Сталин!'
  Командующий первой отдельной авиационной армией Резерва Главного Командования комбриг Тхор получил шифрограмму с условленным сигналом 'Хризантема' восемнадцатого рано утром. И это было хорошо. Потому что у него оставалась ещё уйма времени, чтобы подготовить машины и экипажи к ночному вылету. Это было хорошо ещё и потому, что сегодня была суббота, а завтра, стало быть, будет воскресенье. Они им устроят День Воздушного флота СССР! Точнее, ночь!
  'Тёпленькими возьмём!' - подумал комбриг.
  График вылетов для каждого полка у него лежал в сейфе. Пойдут они ночью, поэтому пойдут поодиночке. С интервалом в одну минуту. Каждый на свою цель. Все пилоты у него отлично летали ночью. И в простых, и в сложных метеоусловиях. И штурманы были что надо! Впрочем, согласно метеорологической сводке, погода обещала быть хорошей на всей территории Японских островов. И ночь как по заказу лунная. И это тоже здорово облегчит прицеливание. Хотя, на самом деле, особо целиться не придется. Цели - площадные.
  Григорий Тхор самураев ненавидел. Люто.
  Он отлично помнил как в декабре тридцать седьмого года, после того как правительство Чан Кайши и гоминьдановские части в спешке покинули столицу, самураи устроили в Нанкине жуткую резню. Армия ушла, а гражданское население осталось.
  Его самураи и наказали... За шесть недель было убито четыреста тысяч китайцев. Зарезаны, расстреляны, закопаны живыми. Только в Янцзы было утоплено более ста пятидесяти тысяч человек. Им рубили головы, их привязывали к столбам и отрабатывали удары штыком, их травили овчарками. Десятки тысяч девочек и женщин всех возрастов, перед тем как их убили, были жестоко изнасилованы солдатней.
  В мае прошлого года майор Тхор пролетел над Кюсю среди бела дня на ТБ-3 с белыми двенадцати лучевыми китайскими звездами в синем кругу на крыльях. Они облетели остров, и вернулись обратно. Четыре тысячи км, в том числе, две - над морем.
  К Нагасаки они подошли на рассвете. Точно над центром города открыли люки и отбомбились... Листовками. А надо бы было бомбами!
  Григорию читали, что было написано в этих листовках: 'Если ты и дальше будешь творить безобразия, то миллионы листовок превратятся в тысячи бомб!'
  И всё. А что делать! Приказ был такой! Предупредить. И все!
  Потом они прошлись над военно-морской базой Сасебо. ПВО настолько охренело, что не сделало ни одного выстрела. Следующая цель - авиабаза в Фукуока. И ни один истребитель не поднялся на перехват! А, ведь, давно уже должны были проснуться! Ну, они их тоже листовочками попотчевали. И сделали ручкой!
  Слетали на разведку, так сказать. А сегодня он поведёт своих соколов на тех же бомбардировщиках, но уже с красными звёздами! Не маскируясь под китайцев! И не с листовками, а с пятью тоннами бомб на каждом! И не шесть машин, как в прошлом году, а сто восемьдесят три! Мало им не покажется!
  Комбригу Тхору не за что было любить самураев еще по одной причине.
  Это из китайской командировки Наталья его не дождалась! И, слава Богу, что он её так и не нашёл тогда, а то стрельнул бы сгоряча. А потом - себя. Но не нашел... Хотя и к ее родителям съездил, и к своим. И подруг её навестил, и просто общих знакомых. И даже к родителям Васильева, этой комиссарской сволочи наведался! Как в воду канули оба! Эх, мало времени у него было тогда! Ничего, вот покончит с самураями и займётся. Ему уже подсказали, где их поискать можно. Начальник особого отдела армии, по его личной просьбе справки навел потихоньку.
  И за что ему судьба такая безсчастная выпала! А, ведь, он так её любил! Любит!.. Дуру эту! А за что и сам не знает. Вышло так...
  Носила его судьба по разным странам, очень далеко от любимой женщины и очень долго. По возвращении он, конечно, навёрстывал, упущенное. Как мог. А в его отсутствие у неё было всё! Командирская жена, всё-таки. Но ей-то надо было другого!
  'Чтобы все время при ней был! - подумал Григорий. - Каждую ночь!'
  Он скрипнул зубами... Забыть он её не мог! Такую страстную, такую горячую! А она! Сбежала! И с кем! С этой сволочью комиссарской!
  Первый раз она с ним развелась, когда он воевал в Испании.
  С октября тридцать шестого по июнь тридцать седьмого он сделал там более ста вылетов на СБ и 'Потезе'. Сто пятьдесят тонн бомб выгрузил на мятежников! За что получил два ордена Красного Знамени и майора досрочно.
  А возвратился на Родину, и узнал, что уже несколько месяцев в разводе! Вот так! Но тогда он её все-таки уговорил вернуться. Сошлись они опять. Даже расписались по новой. Наталья, наверное, решила, что командира бригады и трижды орденоносца, а у него ещё и 'Веселые ребята' имелись за успехи в боевой и политической, не пошлют больше никуда.
  Ан, нет! Потребовался он в Китае! И поехал. А надо было отказаться! Но, разве откажешься! Он, ведь, красный командир, коммунист!
  В Китае Григорий летал поменьше. Был военно-воздушным атташе и главным советником по авиации. Но, иногда, всё-таки участвовал в боевых вылетах. И приехал назад ещё с двумя орденами - Ленина (за остров Кюсю) и Красного Знамени! И с тремя шпалами полковника в петлицах. Было чем перед Натальей оправдаться за очередную десятимесячную отлучку!
  И на тебе! Не просто развод. Развод, это само собой! Если бы просто развод! Дверь в квартиру заперта, повсюду пыль. Ни записки, ни доброго слова, ни матерка напоследок! Ребята знакомые подсказали, что спуталась она с этой сволочью комиссарской. А, когда он из кадров уволился, уехала с ним... И ребёнка забрала.
  - Вызывал, Григорий Илларионович? - в дверь заглянул флаг-штурман армии Герой Советского Союза комбриг Данилин.
  - Заходи, Сергей Алексеевич! - Тхор отпер сейф и достал оперативные документы по операции 'Хризантема'. - Будем думу думать, как приказ исполнять!
  И приказ был ими исполнен! Да как! Было почти дотла сожжено более сотни крупных и средних населённых пунктов, начиная от Токио и Киото, и заканчивая никому неизвестной Хирошимой!
  Рёв пламени, взрывы бомб и свист осколков, заглушали крики погибающих. Бежать самураям было некуда, потому что вслед за одним отбомбившимся ТБ, шёл другой. И это длилось до самого утра. Впрочем, огонь пожаров превратил эту ночь в день! А дым, поднявшийся над пепелищами, следующий день превратил в ночь.
  Ничего толком разглядеть в этом дыму ДБ-3, летавшие на фотоконтроль, естественно, не смогли. Было видно, лишь, что Япония продолжает гореть, хотя, что там могло ещё гореть, было непонятно. Впрочем, свою долю бомб на вражью землю ДБ тоже вывалили.
  Проучили самураев сталинские соколы! Как следует! И отомстили за Нанкин.
  Однако Императорский флот и армия Японии не понесли особых потерь, потому как целью налёта являлись не военные объекты, а городские кварталы! Поэтому следовало готовиться к ответному визиту!
  Он себя долго ждать и не заставил. Уже через три дня разведка обнаружила новую японскую армаду на пути к Владивостоку. Шёл почти весь Императорский флот!
  Но беда этого флота была в том, что воевать-то ему, по сути, было не с кем.
  С десяток кораблей советской постройки, самый большой из которых эсминец (одна штука!), он же флагманский корабль, вот и весь надводный Тихоокеанский флот! Катера не в счёт. После Цусимского побоища, крупных военных кораблей, кроме как с восходящим Солнцем на флагах, в этих водах больше не видели!
  Но отомстить за гибель невинных стариков, женщин и детей жутко хотелось не только адмиралу Ямамото и его штабу, но и самому распоследнему юнге. У каждого кто-то из родных погиб. А у многих погибли все. Поэтому ринулся Императорский военно-морской флот на Владивосток, чтобы хоть что-нибудь сжечь, взорвать, уничтожить!
  Но флагманы первого ранга Кузнецов и Юмашев свой кусок масла на хлеб мазали не за даром. Знали они, как врага остановить, и к Владивостоку не допустить, чтобы не пойти потом по этапу (что было бы слишком неправдоподобно), или не словить затылком пулю в подвале внутренней тюрьмы НКВД (что вернее)!
  Скрытные минные постановки на разведанных и предполагаемых маршрутах движения самураев советские моряки начали ставить ещё за несколько недель до начала боевых действий, а за эту неделю мин вывалили столько, что Японское море превратилось в 'суп с клёцками'!
  У Рабоче-Крестьянского Красного Флота плавать тут всё равно нечему, так что получите и распишитесь! Мины бросали везде, где только можно! Со всего, с чего только можно! И с кораблей, и с катеров, и с подводных лодок, и с самолётов. И даже с мобилизованных и дооборудованных на скорую руку, рыболовецких траулеров и шхун. Тысяч десять с гаком, если вместе с минными защитниками посчитать, выставить успели.
  Поэтому ничего у Императорского флота не получилось! Как начали рваться шары рогатые у бронированных чудовищ под днищем, так и стали они отправляться в гости к Нептуну один за другим... И опять эти торпедоносцы! И пикировщики! И подлодки.
  Пришлось адмиралу Ямамото возвращаться обратно несолоно хлебавши. Половина его кораблей легла на дно, а остальные были побиты и требовали серьезного ремонта.
  Вот, тогда-то, и начались варварские бомбардировки Владивостока...
  Двадцать третьего августа лейтенант Полищук в составе эскадрильи вылетел по тревоге. Поднявшись с корейских аэродромов, к городу шло более ста самурайских бомбардировщиков в сопровождении большого количества истребителей.
  Был поднят не только их полк, а вся седьмая истребительная бригада. Но и этого было недостаточно для отражения налета. Поэтому пока подоспеют сухопутные, им было приказано, не ввязываясь в бои с истребителями, жечь бомбардировщики! Ведомые ведут бой самостоятельно! Любой ценой не допустить самураев к городу и якорным стоянкам флота!
  Они успели набрать высоту и перехватить их на подходе.
  То, что увидел Николай, заставило забиться его сердце очень сильно. Огромная серебристая колонна, девятка за девяткой, как на параде, шла в плотном строю с открытыми бомболюками. А вокруг, играя бликами солнца на плоскостях и остеклении кабин, роились тучи истребителей. Более двухсот машин с красными кругами на крыльях!
  Но сердце у него забилось вовсе не от страха. Не то, чтобы он совсем не боялся. Боялся, конечно! Но не того! Не вражеской пули. Боялся лейтенант Полищук, что слишком мало его товарищей в небе, что не хватит их на всех самураев! Что прорвётся какая-нибудь тварь к этому прекрасному городу, и сбросит бомбы на его чистые, зеленые улицы!
  Командир полка качнул крылом, и они посыпались на врагов со стороны Солнца.
  Николай был абсолютно спокоен и, когда большой двух килевой бомбардировщик залез в прицел на встречном курсе, вогнал пушечную очередь в пилотскую кабину. И увидел, как полетело во все стороны разбитое стекло, а самолёт резко перешел в пике. Есть один!
  Проскочив в низ и снова, набирая высоту, Николай вышел снизу к следующей девятке. Чтобы ударить в незащищенное брюхо. И ударил! И опять удача! Длинная очередь Николая пришлась прямо в бензобак, и бомбардировщик, загоревшись, накренился и пошел вниз. Есть второй!
  Николай свечой поднялся вверх... Тут-то его и подловили! По левой плоскости и мотору пробарабанили вражеские пули! Николай бросил взгляд налево. Самураи быстро приближались, и он резко развернул своего 'ишака' лбом им навстречу.
  Это его и спасло. Каким-то чудом трассы прошли мимо, а вслед за ними проскочили и серебристые машины с красными кругами.
  Мотор ещё работал. А вот пушки отказали. Он понял это, когда, скользнув вниз, зашёл на скорости очередному бомбовозу в хвост и нажал на гашетки.
  Раздумывать было некогда. И упускать врага никак нельзя! Николай резко дал ручку в сторону, поставив свой истребитель на ребро, и мощным ударом консоли отсек крыло у самурая.
  И, потеряв консоль, сам полетел вниз. От сильного удара Николай здорово расшибся, но, к счастью, не потерял сознания. Он отстегнул привязные ремни, и вылетел из штопорящего самолёта, как камень из пращи.
  Его крутило и вертело, но он сумел, в конце концов, остановить вращение. Земля быстро приближалась, и Николай рванул вытяжное кольцо. Наверное, в последний момент. Потому что купол не успел полностью наполниться, и его сильно ударило об землю. И он потерял сознание.
  И опять лейтенанту Полищуку повезло, потому что если бы он раскрыл парашют раньше, если бы не этот вынужденный затяжной, его расстреляли бы в воздухе самураи, как это произошло в этом же бою с его лучшим другом старшим лейтенантом Малаховым. Они расстреляли его, беспомощно висящего под куполом. Но узнает об этом Николай гораздо позже. Уже в госпитале.
  А война шла своим чередом...
  Член Военного Совета Тихоокеанского флота корпусной комиссар Лаухин подписал последний наградной лист, и устало откинулся на стуле. Многовато, конечно, посмертных. Но, что поделаешь... Война! Здорово они, однако, врезали самураям! И морским и сухопутным! Надолго запомнят!
  Он посмотрел на бумаги. Тридцать один Герой Советского Союза! Это что-то значит! Петр Иванович отхлебнул из стакана с остывшим чаем. И вдруг поймал себя на неприятной мысли. Или приятной?
  'А, ведь, это - Красное Знамя! Не меньше!'.
  Орден у него уже был. Еще один? Конечно, он не отказался бы. Но, сначала, надо чтобы проскочило это представление. А, может быть, орден Ленина? Вон сколько Героев вырастил! Мехлис - человек суровый, но щедрый!
  Корпусной комиссар Лаухин посмотрел в потолок.
  Лев Захарович его сюда сам назначил. После прошлогодней чистки. А Лев Захарович знает, что делает!
  'Да! Орден Ленина! Однозначно!'
  Такая вот война...
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"