Казалось у этой сухой согбенной старухи, волочащей перебитыми ногами, нет прошлого. Она ходит как вечная тень своего уныния. Живёт подаянием, и невозможно видеть её мир иным, кроме как поиск сострадания.
Два селения стояли на отшибе земли, огромная рытвина их разделяла, плакало небо, когда они появились.
Одно называлось Запатево, оно прятало заход света. Другое Восхвал, - заслоняло тенью утреннюю зарю, простиралось далеко к солнцу. Необыкновенно большой яр, что тянулся меж селениями, можно даже засыпать небольшим трудом, но невозможно зарыть желание видеть светило только там, где оно всегда вырастает, умеет возвышаться, и огромным зарывается. По окраинам селения Восхвал, и в глубокой его дали, жили люди разного восприятия, различного понимания порождаемого светом солнца. И если даже вечно смотреть на восход, он коротким стоять будет. Запатьевские люди никогда не восторгались рассветом дня, утверждали, что постоянно видят одни чёрные тучи. Ближе всего к яру, за которым каждое утро затенялось Запатево, были хижины людей шудра, - десяти шумных семей. Они имели Бога, какого имеют их соседи, но даже Он не в силах сдвинуть стоячий табор всегдашних старых поклонений, потому что просветления пришли к ним с одним отдельным лучом солнца, который обжёг им кожу и потерялся. Бог не предопределяет и не устраняет возможные отклонения, неверные намерения удаляют берег волнений. Верования же, безбрежны.
Шудры, как и все селяне, изначально получили наделы пахотной земли, но быстро продали, потому, что не умели владеть клочком того, что целым создано для всех.
Каждое воскресенье они шумно запрягали свои кибитки и ехали на базар в Красильников, чтобы продать свои жестяночные изделия и кузнечные поделки из задымленного железа; накупить дешёвые продукты для пропитания, украсть нечто плохо оберегаемое, и дальше весело бить музыку в пыли своей окраины.
Красильников лежал далеко за Запатево, выехали в этот раз намеренно рано, небольшой табун запатевских лошадей, что пасся на лугу, всегда их тревожил; прихватили жеребца и кобылу, продали отдалённым крестьянам, имели выгоду, не угнетались, что давно раздражают бедных утренним солнцем жителей Запатево. Накупили уйму товара, дудели, продавая ненужное застоялым селянам. Учили, прибранную для смешения крови табора, белую девочку-сиротку просить подаяния.
Разгневанные пропажей коней запатевцы, возбудились до невозможного рвения, догнали возвращавшиеся кибитки и убили всю шумную шудру, выбросили убитых за яр в межи Восхвала, решили, что неправильно они жили с законами собственности. Цепь судьбы звенит происходящими течениями жизни и земными обстоятельствами, она зависима от событий и от блуждающего мировосприятия людей.
Одна осветлённая девочка только выжила, несчастная волокла свои перебитые гневом ножки, доползла до опустевшего шатра и крикнула, вспомнив про боль ножек и увиденного страха. Народ Восхвала с грустью узнал о бойне виновных и невинных, они иногда тоже негодовали на никчемные повадки шудры, свои провинности обычно хулили, к чужим всегда относились богодуховенно. Гнев их поднимался и падал потому, не имели злобу на текущий день, не они послали тот луч солнца, который опалил осевшие возле них кочевых людей.
Восхвальничане взяли лопаты и харлецы, нашли убитый народ выкинутым в восхвальные владения, поплакали одновременно, вырыли общую могилу и захоронили в ничейном яру все десять убитые семейства. Их врождённая склонность к праведному существованию, ещё больше укрепилась, была склонна с памятью упражнять дальнейшую добродетельную жизнь.
Запатевцы же, всегда желали быть победителями нал миром, поэтому молча, издалека наблюдали за своим грехом, испугались закона дающий суд всякому действию, и послали во все селения своих людей запутывать истину; чтобы кричали: - Восхваловцы убили шудру! Восхваловцы убили цыган! Знайте все, они сами тоже шудра! Пусть вернут нам украденных коней!
Восхваловцы растерялись от неожиданно нахального бесстыдства, ещё и заставили себя, цену коней возместить запатьевцам. Спорить впустую с людьми мудрствующими бесполезно. Есть люди ищущие правду, и люди, живущие во лжи. Если затмевающим предложить поиск светлого пути, - засмеют, обвинят в чёрных мыслях. Истина же, всем известна. Потому виновные постоянно выращивали в своей среде, влиятельное применение, чтобы вбивало кривую установку в народах округи: восхваловцы самые злобные шудры, - они убили цыган.
История грустная, а другие веселья в ней искали, рассказывали будто сказку, извлекали хитрую молву, действительность была им чужда. Но выдумка, выдаваемая за истину, не всегда ложится скучно. Потому прозвали восхваловцев - шудрами. Какие люди, таковы и слова которыми они выражаются. Каждый видит в других те побуждения, что несёт сам своими собственными воображениями.
Девочка с перебитыми ногами росла в семьях умеющих сопереживать людскому горю. Когда она стала взрослою, вернулась в свою хижину, которую подправили до состояния непроникающего дождя и ветра. Она одна, помнила нападение людской злобы на шумный караван из скрипучих кибиток. Каждую субботу добиралась до своих родичей в меже между сёлами, где установлен памятник с именами убитых, захороненных по горестным обрядам. Клала цветы, которые рвала по дороге, больше не плакала, шла обратно, с собой носила своё горе, ковала землю не сгибающимися ногами, на палку вылощенную упиралась ладонями, - которых давно приучили протягивать за скудным подаянием.
Выжившая девочка состарилась на листах протоколов того гибельного случая. Не стало людей, кто искал законность, кто хоронил убитых и ставил им каменный памятник. Тех, кто убивал, тоже не было в живых. Не осталось никого кроме неё, помнившую истину. И ещё осталась непреходящая убийственная злоба ветра, который с запалом дул из западной стороны жуткого Запатево.
Бывало когда запатьши, проезжали просторными улицами широкого Восхвала, видели одинокую старуху на скамейке, державшую меж ногами палку-подпорку.
- Что она беспрестанно грозится бревном оттуда?! - говорили они. - Убивать, что ли нас задумала ни смиренная поганка!
Давний страх проникал сквозь время; и всё бы защищало, как придумано, но память правды волочила ноги, приводила в дикую дрожь тех, кто выучился негодовать на истину и нести постоянную ложь.
Запатевцы снесли могильный камень из межи, - затёрли имена, кого убили; и упрямо разносили по всему свету молву, сочинённую про "восхвалевские шудры", указывали на непрестанно грозивший им бревенчатый посох.
- Вот откуда угроза исходит, вот что несёт недобитая память. Зачем наши предки недоглядели, оставили девочку живою, что бы теперь эта старуха морила нашу беспрерывную ненависть. Она нам - вечный страх.
Страх порождал постоянную вражду у тех, кто нёс грех времени. Невозможно наследникам убийц, счастливыми ходить по земле убиенных. Кровь и кости вопят из могил.
Селение Восхвал разрослось новыми людьми, что не знали пути прошлые. Бывало иногда к забытой бабушке, подсаживалась с чистой душою, сердобольная женщина, что сходила с большой дороги, на которую беспрерывно смотрят опечаленные глаза. Женщины, обычно более совестливы, предрасположены к мирному течению событий, в большей степени боязливы, и рады устоявшемуся перемирию. Она слышала от своих родителей случай, из которого некогда выползла эта немощная бабка.
Когда иной из жителей Запативо проходил или проезжал мимо, она всегда забивала свои осовелые глазки в дол земли, не хотела чувствовать угнетение от злобного взгляда, жалела тех людей, потому что они издавна провалились во мрак забытого времени.
- И чего ты баба Злата, всё вниз всегда смотришь, когда они проходят? - спросила женщина.
- Стыжусь ангелочек, скажут: смотри на неё, тех давно нет, а она всё не падает, живёт, глядит.