Было еще раннее петербургское утро. Однако сон уже не шел, а вставать - еще рано. Вилли поежился под одеялом. "Орднунг ист орднунг!" - подумал он, и в его голове вновь обрела жизнь мысль, которая не давала ему покоя уже не первый месяц. Старинные часы пробили шесть часов. Вилли фон Вайсштоф потянулся, тело его напряглось, и он, резко отбросив одеяло, вскочил с кровати.
Началось все с того давнего дня, когда отец Вилли, известный путешественник и естествоиспытатель рассказывая о своих скитаниях в дальних краях, поведал ему о чудесном озере, вода в котором настолько пропитана солями, что утонуть в ней просто невозможно. Этот рассказ глубоко запал в душу юного Вилли и с тех пор не желая тонуть в крепком рассоле свежих жизненных впечатлений с регулярно пугающей навязчивостью всплывал и всплывал в его памяти.
С тех пор прошло немало лет. Не стало отца, в жизни самого Вилли произошли стремительные и не зависящие от его воли разительные перемены. Волей судьбы он был закинут из просвещенной и культурной Европы в дикую и холодную страну. Медведи по улицам здесь, разумеется, не бродили, ясное дело - столица, но в остальном самые худшие предикаты имели под собой место.
Бурные события девятнадцатого века неожиданно вовлекли его в свой водоворот в буквальном смысле. Не столь давно победой северян закончилась война между Севером и Югом Америки. Казалось бы, какая кому разница, что творится на другой стороне земного шара, однако в руки Вилли неведомым образом попала хотя и прошлогодняя, но безмерно интересная лично для него газета на родном немецком языке.
В небольшой заметке речь шла о том, что северяне в пылу непримиримой и бескомпромиссной борьбы создали подводную лодку, способную тайно поднырнув под корабль противника, закрепить на его борту мину.
С тех пор шальные мысли буквально терзали мозг Вилли, воспаляя его снова и снова. Пищей для этого незримого огня служили идеи и познания, некогда почерпнутые бывшим студентом-недоучкой в стенах Берлинского университета. Преподавание в стенах этого учебного заведения являло собой невообразимую смесь наиболее прогрессивных зерен познания со средневековым невежественным бредом.
Ничего нет удивительного в том, что, будучи сыном своего времени и последователем университетских догматов, Вилли фон Вайсштоф испил с молоком своей Alma Mater эту питательную, а ныне бурно забродившую в его мозгу брагу научных и полунаучных представлений.
Увы, точных данных о том, как была устроена подводная лодка американцев, в газетной заметке не сообщалось. Впрочем, уверенность Вилли в себе, как в гении передовой технической мысли, границ не имела. Утром следующего дня, проведя ночь без сна и изрисовав гору бумаги, Вилли в сопровождении слуги Тихона и его закадычного сотрапезника и собутыльника дворника Тимофея отправился по рынкам и аптекарским заведениям скупать подручный материал для реализации задуманного плана.
Несколько добрых слов стоит уделить его верному помощнику и слуге. Тихон был, впрямь в соответствии с его именем, тихим незлобивым мужиком, который за сущие копейки согласился пойти в услужение иноземному барину. В его обязанности входила топка печи, чистка одежды и обуви, кухонные и посыльные обязанности. Несмотря на тяжести службы "в людях" и не столь обременяющее его вечно дырявые карманы жалование, Тихон был не в обиде на хозяина по одной простой причине, что хозяина у него фактически было два. Второй хозяин платил ему только за то, что он регулярно докладывал ему, чем занимается и где проводит время его первый хозяин.
Вилли в свободное от хлопот время, чтобы занять и развлечь себя, одновременно с пользой проведя время, любил общаться с Тихоном в неформальной обстановке. Общих тем для разговора у них, конечно, было немного, однако Вилли, хотя и с большим трудом, зато бесплатно, осваивал азы русского, пусть и далеко не светского языка. Тихон, в свою очередь, познавал основы языка салонного света Германии.
Уже после обеда, лишив себя послеобеденного отдыха и нарушив заведенный в доме порядок, Вилли приступил к опытам. В большой лохани он для начала развел водой несколько фунтов соли, долго размешивая ее большой деревянной ложкой. В другой кадушке он заставил безропотного Тихона сливать из банок какие-то реактивы с витиеватыми надписями на латыни, отчего по комнате распространился удушливый запах, и помещение пришлось долго проветривать сырым и морозным воздухом, совершенно выстудив стены и печь, столь недавно истопленную. После морозного проветривания Вилли обнаружил, что на дне первой емкости с густым раствором соли выпал белый кристаллический осадок. "Довольно" - решил про себя Вилли. Он из большой груды съедобных и условно съедобных припасов, приобретенных на рынке, стал отбирать плоды и по очереди погружать их в приготовленные для опытов растворы. В большом "гроссбухе", специально для этих целей заведенном, он аккуратным почерком вписывал карандашом результаты наблюдений.
Несколько дней упорной работы позволило Вилли сделать некоторые выводы из результатов этих научных изысканий. Он со всей непреложностью установил для самого себя, что чем выше плотность раствора, тем легче в нем всплывает модель его подводного судна - корнеплод, а то и простое куриное яйцо. "Так вот где Хунд беграбен (зарыта собака, рус.)" - сделал вывод изобретатель, - "Для того, чтобы герметично запаянное судно могло погружаться в жидкость и тонуть до заданных пор, необходимо, чтобы плотность жидкости понижалась по желанию капитана судна".
Отсюда следовал важный вывод: судно должно испускать из себя некую субстанцию, способную разжижить воду, окружающую судно. Первые же опыты дали обещающий надежду результат. После того, как Вилли открывал в корпусе судна крантик, начиненная в недра судна жидкость истекала, края резервуара спадали, комната наполнялась невообразимым фимиамом, а сама лодка тонула в лохани, правда, не очень надолго. Потом она постепенно всплывала, приводя в неописуемый восторг изобретателя. Однако не все так просто, как этого кому-то хочется. При попытке перенести опыты на более представительную водную акваторию эффект погружения судна стремительно угасал. Несколько продлили агонию подъема лодки с глубин опыты путем насыщения воды пузырьками газа. В итоге лодка погружалась на дно и всплывать более не собиралась.
Как и все хорошее, деньги не подчиняются законам сохранения материи, они имеют неприятную привычку постоянно и необратимо убывать. Их количество в карманах Вилли таяло с угрожающей скоростью. Это обстоятельство грозило приостановить работу над грандиозным проектом будущего. Вилли долго и сосредоточенно обдумывал, куда ему податься, чтобы выгоднее продать секрет изобретения. Полностью выкладывать карты на стол и играть в открытую он не собирался, да и еще в давние годы привык продавать свои услуги и идеи одновременно в руки сразу нескольких покупателей. Такие находились, но их было немного, да и плоды трудов Вилли ценились до обидного мало. Не случайно его нечаянный сподвижник и слуга Тихон взахлеб рассказывал по пьяной лавочке случайным коллегам по застолью про очередную "Хвилькину грамоту" - бумагу, которую время от времени получал Вилли за успешно представленную им новационную идею.
Благодаря своему происхождению, приобретенным связям, протекции и мелким взяткам Вилли сумел-таки предстать со своей идеей на светлые очи высокого военно-морского начальника, восседавшего в Адмиралтействе. Начальник, грозный, как сам морской царь Нептун, мог производить устрашающее воздействие на приближенных, но странным образом никоим образом не казался страшным для Вилли фон Вайсштофа. Ломаным русским языком с использованием самодельного вороха чертежей и записок Вилли битых два часа, размахивая руками и жестикулируя, пытался объяснить флотоводцу особенности и принципы работы полноводной лодки - так он по незнанию языка означил свое судно. Так это название и запало в память начальству и окружающим.
Через два часа, вконец осатанев от надоедливого изобретателя, выглядевшего вполне прилично, но изъяснявшегося на языке полуграмотных и полупьяных извозчиков, военачальник и флотоводец вызвал к себе адъютанта и медика. Первого - для того, чтобы продиктовать свою резолюцию, суть которой сводилась, что в этом что-то есть, второго - для того, чтобы он срочно доставил ему порошки от головной боли и нашатырь. Самое главное, что было в полученной Вилли бумаге, это выдать ему для продолжения работ означенную в документе сумму с условием, в срок до означенной в документе даты произвести надлежащие испытания аппарата в присутствии комиссии.
Опыты продолжались. Масштаб их возрастал изо дня на день. Воодушевляющие полет фантазии победы сменялись сокрушительными поражениями, после которых очередная волна выносила Вилли на гребень успеха. Опьяненный трудами и заботами, целиком погруженный в опыты, Вилли перестал обращать внимание на окружающий мир, на прелести дам, на радости и утехи жизни. Никоим образом он не замечал и того, что его ранее скромной персоной и последующей бурной жизнью стали интересоваться неведомые ему ранее люди, провожающие его взглядом, когда он шел по улице, и стремительно теряющиеся во дворах и закоулках, когда он шел им навстречу.
В работе над совершенствованием конструкции полноводной лодки возникла новая ветвь, бесповоротно увлекшая собой Вилли. Сейчас созданный им аппарат являл собой конструкцию, в часть чрева которого поступала забортная, обработанная специальным реактивом вода. Там эта вода вступала в реакцию с толченым порошком белого цвета, в результате чего пористо-вязкое обрамление лодки насыщалось газом, распухало, лодка меняла плавучесть и всплывала. Проблема была в том, что Вилли никак не удавалось подобрать распухающий материал, отрегулировать процессы так, чтобы они шли не самопроизвольно, а подчиняясь мановению его руки.
Все имеет свое начало и свой конец. Настал судный день. Комиссия по испытаниям полноводного аппарата собралась не очень представительная. Вилли ожидал от русского военного ведомства гораздо большего интереса к столь чудному изобретению чужестранца. Среди членов комиссии явственно выделялось 2-3 капитана первого ранга, да несколько чиновников рангом пониже. Впрочем, приглядевшись внимательнее, можно было вычленить среди толпы ротозеев еще несколько человек, рядящихся в цивильные одежды и партикулярные платья. Их осанка и дородность, а также неуловимые флюиды, заставляющие одних членов комиссии подобострастно склоняться перед ними, а других, напротив, удаляться на какой-то неощутимый радиус досягаемости, давал основание полагать, что в числе членов комиссии присутствуют люди далеко не заурядные, но по каким-то одним им ведомым причинам пожелавшие остаться не узнанными.
Полноводная лодка выглядела совсем непрезентабельно: без увеличительного стекла было очевидно, что местные умельцы склепали ее из подручных материалов и без должного прилежания. Сбоку лодки красовался иллюминатор. Поначалу предполагалось, что человек, рискнувший вместиться в жуткую утробу полноводной лодки, будет наблюдать оттуда подводный мир недремлющим оком. Однако вскоре выяснилось, что ни один человек разумной комплекции не сможет даже при посредстве винного стимула вместить свое тело с столь утлое и тесное пространство. А если и вместит, то дышать ему там будет совершенно невозможно, нечем и незачем. Посему было решено использовать окно-иллюминатор для надзора за происходящими внутри лодки метаморфозами. В качестве пассажира, или, как считать, капитана посудины было решено делегировать сугубо мирное животное, мохнатого и не в меру располневшего от малоподвижного образа жизни кота по кличке Бес, с виду грозного, но бесконечно добрейшего душой создания.
Как и следовало ожидать, первые минуты испытаний окрылили изобретателя, но не все золото, что блестит. Лодка поначалу, действительно, погрузилась на дно бассейна, вокруг которого сгрудились члены комиссии. Было видно, да и каким-то шестым чувством ощущалось, что в недрах лодки кипят какие-то процессы, похоже никем не управляемые. Кот, заточенный в недра лодки, как это виделось сквозь толщу воды и иллюминатор, стал проявлять признаки беспокойства, безуспешно пытаясь покинуть место заключения. Было заметно, что пористая обшивка полноводной лодки покрывается мелкими пузырьками газа, затем эти пузырьки сливаются в более крупные, отрываются от обшивки лодки и, виляя, устремляются к поверхности.
Испытания закончились преждевременно и неожиданно для всех. Внутри полноводной лодки что-то угрожающе хрюкнуло, она быстро вынырнула на поверхность, крутанулась, легла на бок и стремительно канула на дно. Одновременно прогремел взрыв газа, сорвавший головные уборы с голов присутствующих и опаливший ресницы и брови Вилли, который ближе всех приблизился к поверхности воды, наблюдая за происходящим. Моряки, привыкшие к перипетиям и скоротечности морских баталий, пришли в себя быстрее прочих. Два матроса, не раздеваясь, бросились в бассейн и извлекли на свет "полноводную лодку", которая уже успела наполовину наполниться водой.
Матросы быстро открыли треснувший иллюминатор и извлекли из лодки несчастное животное. Чувствовалось, что до начала неудачного опыта кот отменно отобедал. Чуя свою непременную кончину, он, видимо, решил существенно облегчить свою душу и тело, о чем свидетельствовал непереносимый дух, шедший из чрев поврежденной конструкции. Но более всего был ужасен вид кота, увидев которого забилась под ноги хозяина и жалобно заскулила дородного вида овчарка. Кот вырвался из заботливых рук матросов и с диким воплем метнулся прочь...
Комиссия разошлась. Возле своей поверженной в прах конструкции, из которой продолжал сочиться тлетворный запах, в отчаянии метался изобретатель, хватаясь за голову и причитая "О майн гот!". Его верный слуга Тихон, сочувствуя хозяину, часто затем рассказывал случайным собутыльникам, какой у него был сердобольный до животины хозяин, как он переживал за безродного кота и все время его поминал. Между тем кот после этих трагических событий более не объявлялся. Куда-то пропал и сам изобретатель. Он не пришел домой ночевать, не появился и в следующие дни. Говорили, что кто-то видел, как он нетвердой походкой брел по улице, и как его подобрал и увез в неизвестность проезжающий мимо экипаж.