Человеческие тела, плотно соприкасаясь друг с другом, находились внутри автобуса, который своим движением пересекал пространство города. В каждом теле было направленное внутрь себя сознание, которое плавно и стремительно просачивалось между воспоминаниями и мыслями, едва задевая некоторые из них и плотно обволакивая другие.
Происходящее то расплывалось, переставая существовать, то складывалось в различные формы. Спокойные и волнительные, они отражались внутри энергии, которая становилась прозрачной, прекращалась, а после опять приобретала цвета и движение. Блаженные перемены состояний были центром внимания Человека.
Но его осознание проникало в неустойчивость этой энергии, обретало страх и жажду новых сил. И тогда он связал всё происходящее воедино; оно приобрело жёсткую одноцветную форму, от которой отскакивали все натыкающиеся на неё посторонние мысли и чувства. Каждый человек автобуса стал частью этой формы, и занял в ней своё место. Взгляд неотрывно сосредотачивался на уплотнившихся людях, и через него Человек придавал им всё более чёткие очертания. Осознание, оказавшись в твёрдой материи, успокоенно застыло. Человек приложил ещё несколько усилий, и мир приобрёл окончательную монолитность.
Энергия перестала существовать, и Человек смог осознать себя. Воспоминания и их чувства, являясь частью цельного мира, начали втекать в его осознание. Человеком испытывались радостные и печальные переживания. Они делали его всё больше, и скоро вся вселенная стала его воплощением. Люди начали быть частью Человека. Внутри зашевелилась вязкая тревога: цельный мир, усложняясь, начинал содержать в себе слишком много опасных возможностей.
***
Человек был в своей квартире. Он остался один, и память об отражениях в текучей энергии стала расшатывать появившуюся тревогу, которая чувствовала, что один из кусков большого сложного мира может отвалиться: вселенная изменится, и нет известности о том, чем в ней станет тревога и сам Человек. Ставшее добрым и злым потеряет своё назначение и перестанет направлять мысли и чувства, которые слепыми движениями агонии создадут новый, вероятно, невозможный для жизни мир. Стойкие мысли новой вселенной начали возникать всё интенсивнее, они разрастались, становились стремительнее и острее, осыпая собой сознание Человека. Возникающие в ответ чувства только лениво подёргивались, не замечая всей интенсивной силы и не желая бурной реакции для ответа. Тревога забилась и заметалась внутри тела, она гремела и пробуждала собой миллионы новых страхов и желаний.
Человек не чувствовал достаточных сил для отказа от чувства тревожности. Хрупкость жёсткого мира виделась всё более ненадёжной, способной проявиться при любом движении сознания. Желая остановить его, Человек начал поглощать пищу. Внутри появлялись скользкие, передвигающиеся рывками, мелкие мысли. Своим мягким движением они усыпляли наблюдение за ними, и понимание этого облегчения усиливало голод Человека. Оно застелило собой ощущения уставшего от переполненности пищей тела.
Наслаждение и приносимое облегчение растворялись; когда Человек замечал это, он начинал поглощение еды с более яркими и тяжёлыми вкусами. Мысли продолжали становление своей медленной тягучести. Сложный мир становился простым, а от этого - более устойчивым. Чувства вкуса стали мягко сдавливать осознание, превращая его в точку, которая уже почти не трепеталась неровной мыслью. Человек заснул.
***
Утром жёсткий мир не появился. Привыкшие ходить по нему мысли бессмысленно двигались его очертаниями, ничего не порождая. Постепенно они меняли направления своего движения, и когда Человек входил в офис, перемещались уже свободно. Всё опять потеряло свои границы и стало подвластно сознанию. Каждое действие обрело назначение и становилось единственным смыслом. Они выстраивались в свободные цепи, ведущие в неизвестное. Всё потеряло свои характеры, перестав быть частью Человека. Сам, один, он должен был осознавать и проделывать каждый миг существования.
Но утерянная вчера ответственность ощущения была тяжёлым чувством; Человек помнил страх неустойчивости, и желание лёгкости опять двигало мысли знакомыми путями. Они снова перемещались по неосязаемому пространству, своим движением создавая материю устойчивости. Мягкая и прозрачная, она пропускала через себя вызывающую ответственность энергию, и мысли часто отклонялись от своих путей, не ощущая их твёрдости.
Человек вспоминал переживаемое вчера чувство зависти к коллеге, который без осуществлений труда был приятным для находящихся рядом, и от этого легко добивался разрастания своей карьеры. Человек направил силу памяти на все мысли, которые вчера сделали эту зависть настоящей, повторял их десятки раз, поправляя их движение. В течение времени уверенность их движения усиливалась, и прокладываемые пути становились материальнее. Зависть начала быть твёрдой и устойчивой. Подпитываемые ею мысли стали появляться сами, без напряжения Человека.
Зависть распускалась, создавая собой весь вчерашний мир. Он вновь терял свою самостоятельность, становясь частью Человека, и воссоздавал трепет тревоги. Коллега стал невозможностью его настоящего существования. Вероятность потери устойчивости несла в себе крайний страх, и потому зависть направляла всё более сильные мучения, плотность которых делала её недоступной и неуправляемой.
***
В комнате напротив друг друга сидели Человек и женщина. Возникающие мысли перестали быть мучительными и были носителями силы и оживления. Чувство радостной заполненности жизни помогало в сдерживании тревожных движений, и Человеку приходилось лишь слегка направлять на них силу своего внимания. Располагающийся в правильном порядке мир становился счастливым и понятным. Его середина находилась в этой женщине, которая взглядами и улыбками показывала свои дававшие вселенной смысл желания. Существование делалось быстрым и волнительным.
Желание наполнить мир ощущениями обладания и слияния стало единственной находящейся внутри силой. Она двигала мысли и тело Человека, становясь от этого ещё сильней. Желание переходило в разрушение, которое стремилось стать таким большим, чтобы навсегда разорваться. Осознание этого не появлялось в Человеке, и чувство бесконечности смысла не исчезало.
Всё прошло, и за одно мгновение вселенная изменилась. То наслаждение, которое раньше вызывало смысл, ещё продвигалось конвульсиями сквозь тело, когда осмысленность мира исчезла, и вместо неё возникло смешанное ощущение стыда и вины. Человек начал видеть мир с невозможностью изменить и исправить происходящее. В этом взгляде он не мог найти понимания того, что он делал одно мгновение назад, и каким был смысл в лежащей рядом с ним женщине. Глазами и губами она показывала ему свою улыбку, и Человек сделал попытку уменьшить возрастание переживания вины, проявив ей нежность.
К холодной смеси тягучих чувств примешивалась тоска о мире без форм, в котором всё могло быть другим. Ощущение жалости к женщине не давало сосредоточить себя на этих переживаниях, и Человек остался рядом с ней, напрягая свою память, чтобы вызвать чувство нежности. Оно не появлялось, и Человек заученными движениями делал попытки показать его. Прошли минуты, и желание наполнения мира через эту женщину снова начало заплывать в сознание.
***
Утром Человек остался один. Прошедшее было сложным и излишним; необходимость его рсслабления мягкими тёплыми потоками проходила по телу. Воспоминаниями появлялись отрывки из вчерашнего. Каждый из них разрастался из незначительной точки, вбирая в себя чувства и суждения. Мир опять наращивал свою устойчивость, место и определение, а Человек становился ясным. Он обретал понятие того, кто он такой, что он делает и как ощущает. Понимание переполняло собой всё пространство и этим поглощало его.
Человек становился мужчиной с хорошей работой и мнениями о себе. Вчера вечером он соблазнил женщину, которая была восторженна им. Мысли и память становились энергией, которая делала проснувшуюся жизнь. В глубине груди легко трепетал страх исчезновения явившейся силы, и для того, чтобы не упустить её, Человек не допускал иных действий, кроме переживания прошедшего. Скоро крепость жизни почувствовалась несокрушимо.
Человек обретал необходимость в более сильных отражениях себя в других людях, его образ требовал своего существования в реальности через них. Впечатления прошлого вечера, проявившись через воспоминания слишком много раз, начали терять свою энергию, и Человек почувствовал, как пустота касается его тела и медленно проникает внутрь. Образ терял свою опору, шатался и цеплялся за стремительно появляющиеся мысли, которыми Человек старался поддержать разрушающийся мир. Их силы не хватало, и пустота продолжала проникать глубже.
В созданном мире это было несправедливо, и готовое ощущение одинокости разбавляло собой уже попавшую в абсолютные глубины пустоту. Человек знал: он никогда ни в ком не отражался по-настоящему и, будучи человеком, ему не приходилось становиться частью этого мира. Устойчивый мир становился трагичностью; Человек был его ребёнком, вся внутренняя сила которого кричит и рвётся, не находя никакого ответа. Ощущение этого порождали ужас, но что-то слабо осязаемое познавало, что происходящего нет нигде, кроме как в одной внутренней силе Человека.
Мир требовал устойчивости, и мысли несправедливости продолжали своё разрастание, разливая отчаяние во все части осознания.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Мир начал обладать самой сильной устойчивостью, но наполненность уходила из него, а смысл исчезал из действий.
В человеке было знание цели процессов существования: любимая женщина и рабочий успех. Он обладал пониманием того, что это - единое желание, с которым был создан мир. Работа не удавалась, а его жена обладала поразительностью слепоты и отсутствия сопереживания.
Она опаздывала домой, и ужас сосредоточился в животе Человека, выдавливая из пор тела холодную мучительную жидкость. Фантазии измены вызывали сжимающуюся в груди боль, но создаваемый мир требовал всё большей опоры, и они возникали одна за другой.
Человек переживал то, что он никогда не делал такого ужасного, а полностью отдавал себя этой женщине. Он любил её, и делал для неё всё то, что мог. Множество путей его жизни были навсегда исчезнуты, чтобы она испытывала радость. Но ни она, ни кто угодно иной никогда не любили Человека. Их любовь появлялась к другим, они думали о них и переживали чувства счастья. Она безумно сильно безразлична к его страданиям.
В Человека попал звук открывающейся двери. Она пришла.
Ей нужно испытывать вину и раскаяние такой силы страдания, которая будет больше мучений, прочувствованных Человеком. Гнев сжимал тело и дрожал его. Знание того, что это не сделает нужных переживаний, заставляло Человека проявить себя спокойно и несчастно, говорить слова волнения, любви и обеспокоенности. Причина её опоздания обладала логикой, а сама она не испытывала ничего ужасающего. Отчаянное безразличие усилило хватку гнева, и он показал себя. Это должно было доказать силу кошмара и заставить её испытать его. Но холодность перерастала даже те пределы, которые Человек ощущал крайними. Кроме вызванных страданий, его жена давала ему свою злость в ответ на мольбы о помощи. Человек видел, как унизительно он просил её поддержки, и с какой жестокой грубостью всё было отвергнуто. Он продолжал говорить отчаянные слова злости, которые не приносили ничего желаемого. Какие бы действия он ни источал, жена не поймёт того, что она с ним сделала.
Та, которая была спасением от несправедливости вселенной, оказывалась её самой жестокой частью. Человек снова решил стать слабым и маленьким. Это ничего не сделало с её безразличием; мир терял своё последнее значение.
***
Прочные упругие вены выскальзывали из-под лезвия. Страх поглощался решимостью, и сила держащей лезвие руки становилась больше. Но каждый раз вены оказывались сильней.
Человек начал поглощать лекарства. Всё может стать другим. Ничего этого никогда не происходило раньше, и оно, возможно, окажется причиной для чудесного. По-другому, Человек кончится, оставив мир без себя. Мысли и чувства смешивались и раскачивались, запутывая друг друга. Медленные шаги донесли его до кровати, и он накрыл себя одеялом, которое обдало его тёплой ласковостью. Непривычные тревожные движения происходили в его теле, они растекались из живота в грудь, ноги, руки и голову. Извне появился страх, мгновенной взбешённой дикостью он напряг тело; мозг Человека забился мыслью бегства, но через секунду сознание прекратилось.
***
Тело осязало истощение и боль. Окружающий свет падал на лежащих рядом людей. Сознание потеряло свою силу, исчезновение привычки движения делало мучением каждую его попытку сосредоточить себя. Оно пыталось связаться в единое и твёрдое, направить себя в осязаемое направление, но каждый раз вязко разваливалось на куски, пока не исчезло опять.
Сознание вернулось устойчивым и решённым. Этот мир заставил Человека лишиться себя и теперь должен был измениться. Но цвета оставались старыми, а мужчины и женщины в халатах холодными движениями делали свои действия с его телом. Все те, кто раньше были рядом и обладали жестокостью больше той, на которую мог посягать Человек, не изменили ничего. Одиночество тяжёлого монолитного мира стало бессмертным, и Человек знал, что оно будет длиться вечно.
Сквозь стекло окна проходили сияющие разбавленные лучи Солнца. Они приносили трепет тепла и света, который мягко касался всех тех, кто был внутри.