Шварц Миротвор : другие произведения.

Друг народа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ (или маленькая повесть?) о юности. О дружбе и предательстве, о любви и ненависти, о хороших и плохих поступках. Да, чуть не забыл -- всё это происходит в альтернативном мире...

Миротвор Шварц

Друг народа

  
  
   Хотя уроки уже закончились - как, собственно, и весь учебный год - уходить домой мы с Лёхой Собакиным отнюдь не спешили. Вместо этого мы стояли в сенях нашей гимназии, опираясь на один из подоконников, и вели оживлённый разговор о предстоящих выпускных испытаниях, из которых лично мне наиболее трудными представлялись химия, словесность и греческий.
   Однако в конце концов эту увлекательную беседу нам с Лёхой пришлось прервать, ибо к подоконнику подошла наша еврейка -- Марья Ивановна. То есть, конечно, не настоящая еврейка - их-то у нас в Киеве раз-два и обчёлся -- а учительница еврейского языка.
   -- Шалом, Марья Ивановна! -- поклонились мы учительнице.
   -- Шалом, молодые люди! -- улыбнулась она в ответ. -- А что это вы, ребята, до сих пор домой не идёте? Испытания, чай, уже в понедельник начинаются. Пора бы и начинать готовиться.
   -- Подготовимся непременно, Марья Ивановна! -- закивал головой Лёха. -- Не извольте беспокоиться. Мы просто сейчас... товарища ждём.
   Нельзя сказать, чтобы Собакин так уж бессовестно лгал. В какой-то степени сказанное им было правдой. Но лишь в какой-то степени.
   -- Ну, беседер, -- снова улыбнулась учительница. -- Однако об испытаниях всё же не забывайте.
   Распрощавшись с уходящей Марьей Ивановной, мы переглянулись, после чего я нетерпеливо посмотрел на часы. Но тут Лёха толкнул меня локтем в бок:
   -- Смотри, идёт!
   Подняв голову, я увидел выходящего в сени Витьку Юлианского из параллельной группы, явно намеревающегося отправиться домой.
   -- Эй, Витька, привет! -- помешал этому намерению Лёха, заодно ещё и присвистнув.
   -- Привет... -- неуверенно протянул Витька, остановившись и повернувшись к нам.
   -- Мы тут с Петькой, -- кивнул на меня Собакин, -- как раз тебя ждём. Дело есть.
   -- Какое дело? -- недоумённо спросил Юлианский.
   -- На улице поговорим, -- заговорщически подмигнул ему Лёха. -- Там безопасней.
   И мы все вместе вышли на крыльцо гимназии, после чего Юлианский устремил на нас вопросительный взгляд.
   -- Значит, такое дело... -- тихо заговорил Собакин, придвинувшись вместе со мной к Витьке поближе, -- Митька Андреев из 9-й "В" переезжает с родителями в Москву.
   -- В Москву? -- фыркнул Юлианский. -- В это захолустье?
   -- Ну, захолустье-то захолустьем, -- не стал спорить Лёха, -- но отец его нашёл там новую работу, куда круче нынешней. Так что, хочешь не хочешь, а переезжать Митьке придётся.
   -- Ну и что? -- пожал плечами Витька.
   -- А то, -- понизил голос ещё больше Собакин, -- что в подвале у Митьки скопилась куча некоторых... скажем так, печатных изданий...
   -- Ага! -- промелькнул отблеск понимания в глазах Юлианского.
   -- Вот-вот! -- важно поднял указательный палец вверх Лёха. -- Печатных изданий... хм... не вполне пристойного содержания...
   -- Порнуха... -- невольно облизнулся Витька.
   Что и говорить, порнуха представляет собой для каждого гимназиста немалую ценность, которую трудно измерить в рублях и копейках. Конечно, в особых "лавках для взрослых" порнографию можно купить сравнительно дёшево -- однако подобные лавки потому так и называются, что несовершеннолетних пацанов туда не пускают. А потому порнуха и даже эротика ценится у нас, гимназистов старших групп, на вес золота.
   -- Она самая, -- кивнул Собакин. -- Лежат у Митьки в подвале все многолетние накопления -- а с собой-то в Москву их не увезёшь, верно? Ну как такое добро запакуешь в ящик при родителях? Значит, выход один -- продать. А там, глядишь, на месте новые купит.
   -- Значит, если купить сразу много по дешёвке, -- снова облизнулся Юлианский, -- а потом продать в розницу подороже...
   -- Вот именно! -- торжествующе подхватил Лёха. -- Мы ведь почему тебе об этом рассказываем? Просто у нас-то с Петькой в карманах хоть шаром покати, а ты всегда при деньгах. Так что ты уж не жмись. Когда будешь покупать по дешёвке, возьми по две-три штуки и для нас. А мы деньги потом отдадим.
   Впрочем, уговаривать Витьку больше было не нужно. Он и сам был увлечён предполагаемой сделкой не меньше нашего. Глаза его зажглись каким-то хищным огоньком, а руки едва заметно затряслись.
   -- Так, ну что ж... -- быстро заговорил Юлианский. -- Давайте тогда так -- сейчас идём туда, я покупаю кучу всякого... добра, а потом вы мне его поможете тащить, а то один я и не унесу. А за то, что помогли, я вам по три штуки бесплатно отдам. Идёт?
   Я еле удержался от гомерического смеха. Витька как будто нарочно вёл себя именно так, чтобы соответствовать самым дремучим стереотипам о собственном народе.
   -- Идёт, идёт, -- закивал Лёха. -- Петька, ты согласен?
   В ответ я лишь кивнул, всё ещё боясь открыть рот.
   -- Отлично! -- потёр руки Витька. -- А где всё это... торжище находится?
   -- А вон в сарае, -- показал пальцем Собакин.
   Собственно, показывать пальцем Лёхе было совсем не обязательно. И так было ясно, о каком сарае шла речь.
   Обветшалое помещение, находящееся на старом пустыре в пяти хвилинах ходьбы от собственно гимназии, некогда принадлежало купцу Рогозину, который хранил в нём писчебумажные товары. Однако лет двадцать назад оный купец ушёл на покой и уехал в Чернигов, а сарай передал в дар нашей гимназии -- ибо когда-то на заре юности в ней учился. Сначала начальство предполагало построить в сарае новый гимнастический зал -- но денег на это предприятие постоянно не хватало, и в конце концов идея была попросту забыта. Вместо этого сарай представлял собой причудливую смесь заброшенной свалки и своеобразного клуба, в котором могли беспрепятственно собираться гимназисты старших групп, не опасаясь попасться на глаза своим учителям.
   Туда-то мы все втроём и направились.
  

* * *

  
   Подойдя к сараю, Лёха осторожно постучал в дверь. Через пару мгновений она заскрипела и сдвинулась с места, после чего из образовавшейся щели показалось лицо Славика Григоровича.
   -- Мы пришли, -- лаконично сказал Собакин.
   -- Ну раз пришли, -- как-то ехидно ухмыльнулся Славик, -- то рады вас видеть, милости просим и добро пожаловать!
   С этими словами Григорович открыл дверь пошире, после чего Витька нетерпеливо двинулся внутрь. Мы же с Лёхой последовали за ним, словно почётный караул. В какой-то степени так оно и было.
   Однако внутри сарая, к немалому удивлению Юлианского, никакого торжища не было. Не было там также никакой порнухи. И даже эротики. И вообще каких бы то ни было печатных изданий, если не считать сваленных в углу старых газет.
   Вместо этого в центре сарая лежала куча разнообразного мусора, на которой восседали три молодых человека. Слева находился Миша Гусев, тихий троечник из 10-й "В". Справа -- Яша, или же Яаков Леви, отец которого уже пару лет работал в иудейском посольстве. Парень как парень, хоть и немного туповатый. Но принадлежал он к богоизбранному народу -- так что тут хочешь не хочешь, а зауважаешь.
   А между Мишей и Яшей сидел Серёга Петухов -- один из лучших учеников гимназии, красавец-сердцеед и вообще прирождённый вожак-заводила.
   Автоматически сделав ещё несколько шагов, Витька остановился и недоумённо посмотрел по сторонам.
   -- А... где же... -- недоумённо протянул он, обращаясь как бы ко всем сразу.
   -- Где же порнуха? -- весело переспросил Славик, стоящий слева от Юлианского. -- Извините, ваше благородие, порнухи сегодня нету. Не завезли, понимаете ли...
   Всё ещё не понимая, что происходит, Витька обернулся и вопросительно посмотрел на нас с Лёхой. В ответ Собакин лишь ласково усмехнулся и закрыл дверь, после чего безмолвно к ней прислонился. Также прислонился к закрытой двери и я.
   -- Ты, Витя, на дверь не смотри, ты на нас смотри, -- посоветовал Юлианскому нарушивший наконец молчание Серёга. -- В конце концов, это мы тебя сюда... пригласили. Поговорить надо.
   -- О чём? -- пожал плечами Витька. Похоже было, что он был не столько удивлён происходящим, сколько огорчён из-за того, что намеченная выгодная сделка сорвалась.
   -- А сам не догадываешься, о чём? -- захихикал Славик. -- А если подумать?
   -- Помолчи, -- недовольно поднял руку Серёга, после чего Славик заткнулся. -- Миша! -- обратился Петухов к Гусеву.
   -- Да? -- как-то испуганно откликнулся тот.
   -- Миша, расскажи нам, пожалуйста, -- ровным голосом попросил Серёга, -- о чём вы с Витей говорили после уроков три дня назад.
   Витька едва заметно вздрогнул -- и снова покосился на дверь.
   -- Юлианский сказал мне, -- тихо ответил Миша, -- в общем, одну вещь...
   -- Какую же именно вещь? -- задал уточняющий вопрос Петухов.
   -- Он сказал... -- неуверенно пробормотал Гусев, -- он сказал, что это... короче, что Христа распяли не римляне, а евреи.
   -- Что-о-о???
   Это слово произнесли сразу несколько из присутствующих, включая меня. Что и говорить, сказанная Мишей (вернее, Витькой) фраза была весьма... неожиданной, если не сказать невообразимой.
   -- Что за ерунда, да? -- больше всех возмутился Яша. -- Какая чушь, да? Сам понимаешь, что сказал?
   -- Тихо! -- снова поднял руку Серёга. -- Скажи нам, Витя, правду ли говорит Миша? Действительно ли ты, Витя, придерживаешься таких... неортодоксальных взглядов на исторические события?
   Ещё раз покосившись на дверь, Витька безмолвно пожал плечами.
   -- Правда это всё, правда, -- закивал Миша. -- Он мне действительно так сказал.
   -- Давай колись, -- хохотнул Славик, подмигнув Юлианскому. -- Признание душу облегчает и наказание снижает.
   -- Наказание? -- переспросил Витька. В его голосе появились какие-то новые оттенки. -- За что?
   -- Стало быть, -- всё так же спокойно уточнил Серёга, -- ты и впрямь полагаешь, что в распятии Господа Нашего виноваты не римляне, а... -- покосился он на Яшу, -- кто-то другой?
   В ответ Юлианский снова пожал плечами, после чего неохотно кивнул.
   -- А как же это понимать? -- снова подал голос Славик.
   -- Да, что за глупости? -- подхватил и Яша.
   -- Сапиенти сат, -- пробормотал что-то непонятное Витька.
   -- Че-го? -- не понял и Славик.
   -- Это латынь, -- по-прежнему спокойным голосом пояснил Серёга.
   -- Ты вот что, дружок, -- обратился Славик к Юлианскому, -- латынью своей нам зубы не заговаривай. Ты давай на человеческом языке. Можно по-гречески, я на нём кое-как балакаю. А можно и по-еврейски -- ежели чего и не поймём, то Яша вон переведёт. А лучше всего по-русски -- как-никак, мы на Руси живём, а не в какой-нибудь там загранице.
   -- Ладно, хватит скоморошничать, -- снова заткнул Славика жестом руки Петухов. -- Продолжим нашу научную беседу. Итак, Витя, ты полагаешь, что в распятии Христа римляне не виноваты. Но разве не римские воины распяли Господа Нашего и Спасителя? И разве не римский прокуратор Понтий Пилат подписал смертный приговор?
   -- Это так, -- кивнул Витя. -- Но ведь Пилат лишь утвердил смертный приговор Христу, вынесенный еврейским Синедрионом под руководством первосвященника Каифы. Так кто же предал Иисуса смерти?
   -- Ну вот, опять враньё с ног до головы! -- вскипел Яша.
   -- А ведь действительно враньё, -- согласился с Яшей и Серёга. -- Разве Иудея тогда уже была независимым государством? Она тогда, если мне не изменяет память, находилась под сапогом римских захватчиков. И что же мог сделать Синедрион, у которого никакой настоящей власти-то и не было? Члены Синедриона понимали, что Христос, по сути, призывал народ иудейский не подчиняться римлянам. Не осуди они его -- и захватчики жестоко подавили бы народные волнения. Так что упрекать Синедрион за принятое под нажимом обстоятельств трудное решение -- это, Витя, как-то... мягко говоря, нехорошо.
   -- А как же народ иудейский? -- покачал головой Юлианский. -- Почему же толпа кричала "распни его!", практически заставляя Пилата утвердить приговор? Нет уж, если кто и виноват в смерти Христа, то точно не римляне!
   И вот я наконец понял, какие именно оттенки появились в голосе Витьки. На смену как алчности, так и нерешительности пришли стойкость и гордость. Теперь уже Виктор Юлианский защищал не просто оброненную им фразу, а честь собственного несчастного народа.
   -- Россказни о криках "распни его!" -- ответил Витьке Петухов, -- весьма преувеличены. Более того, хорошо известно, что некоторые римские воины нарочно кричали эту фразу по-арамейски, дабы свалить на евреев вину за совершённое римлянами преступление.
   -- Мне это не известно, -- пожал плечами Юлианский.
   -- Вот нахал-то, да? -- снова не выдержал Яша.
   -- Однако всем доподлинно известно, -- сказал Серёга, -- что произошло на следующий день после распятия. Божественная Истина открылась народу иудейскому, и поняли евреи, что Иисус Христос -- это и был явившийся на землю Мессия, отдавший жизнь свою не только за народ свой, но и за всё человечество. После чего и возникло христианство -- вера не только для евреев, но и для всех прочих народов. А что было дальше, и так все знают.
   Да, Петухов был прав -- дальнейшее известно любому детсадовцу. Распространив новую веру среди других народов империи, евреи восстановили их всех против опостылевшего римского владычества. И через несколько лет христиане подняли под руководством евреев и греков всеобщее восстание, после чего ненавистный Рим наконец рухнул. А христианство постепенно проникло во все уголки Европы, включая и нашу Русь -- а там и в другие части света. Стоит ли уточнять, что евреи до сих пор почитаются как первый из христианских народов -- а лишённые родины римляне и поныне разбросаны по всему миру?
   -- Я говорю не о том, что было дальше, -- упорно стоял на своём Витька. -- Я лишь утверждаю, что римляне в смерти Христа не виновны.
   -- Однако я, как видишь, -- холодно заметил Серёга, -- придерживаюсь по этому вопросу иного мнения. Как и другие уважаемые участники нашей беседы.
   -- Значит, мы не сошлись во мнениях, -- снова пожал плечами Юлианский. -- На этом, полагаю, наш спор можно прекратить. И разойтись по домам.
   -- А вот тут-то ты, милок, и ошибаешься! -- в очередной раз противно захихикал Славик.
   -- Да, Витя, ты ошибаешься, -- спокойно сказал Петухов. -- Мы тут все, что и говорить, не очень-то богобоязненные христиане -- как мог бы не раз засвидетельствовать и отец Алексий. И заповеди нарушаем, и постов не блюдём, и даже иной раз грешим не в меру. Но тем не менее Господа Нашего мы почитаем, и богохульства теперь не намерены. Тем более в устах язычника-христоубийцы, да ещё и упорствующего в своих заблуждениях. А потому, Витёк, за слова свои будешь ты примерно наказан.
   Произнеся эту небольшую речь до конца, Серёга замолчал -- и в сарае возникла зловещая тишина. Оглянувшись на нас с Лёхой, Витька явно понял, что уйти невредимым ему не удастся -- даже если он и добежит до двери раньше своих обидчиков, то всё равно разбросать нас с Собакиным в стороны и выбраться наружу ни за что не успеет. Да и не сможет.
   Если только... Если только я не собью прямо сейчас Лёху с ног, после чего открою скрипучую дверь и крикну "беги, Витька!"...
   Но я прекрасно знал, что ничего подобного не сделаю. Духу не хватит.
   -- Ну что, начнём? -- гадливо улыбнувшись, поплевал на руки Славик.
   Вместо ответа Серёга поднялся с места. Его примеру последовали и Яша с Мишей.
   -- Не надо... -- тихо сказал Витька.
   -- Надо, Витя, надо, -- наставительно хмыкнул Славик. -- В другой раз будешь знать, что за базар отвечать положено.
   И Юлианский явно понял, что просить пощады -- равно как и прощения -- у своих мучителей бессмысленно. Вместо этого он лишь пробормотал несколько слов, из которых я понял лишь слово "Юпитер".
   -- Ты Юпитера-то не поминай, -- фыркнул Славик. -- Твой грёбаный Юпитер тебе не поможет.
   -- Язычник вонючий, -- добавил Яша.
   -- Варвары, -- процедил Юлианский, медленно пятясь к двери.
   -- Ах, мы варвары, значит? -- почти ласково переспросил его Серёга. -- А у тебя, между прочим, почки не прикрыты.
   После чего Петухов неожиданно нанёс Витьке первый удар, после которого тот немедленно свалился на грязную землю. Следующий удар Серёга нанёс ногой.
   -- Вот тебе за варваров! А вот за богохульство! -- и Петухов ударил Юлианского в бок другой ногой.
   -- За распятого Христа! -- ударил ногой Витьку и Яша.
   -- За Спартака! -- добавил и Славик.
   -- Это... за Карфаген! -- неуверенно сказал Миша, после чего также ударил лежащего Витьку.
   На этом выкрики закончились -- теперь удары ногами, судя по всему, наносились без всякой причины. Не кричал также и Юлианский -- его сил хватало лишь на слабое постанывание.
   Что же касается нас с Лёхой Собакиным, то мы в избиении участия не принимали. Собственно говоря, свою задачу мы выполнили -- и теперь вполне могли отправляться домой. Но оторваться от этого мерзкого зрелища было невозможно, как невозможно оторваться от заокеанского боевика. Даже от самых кровавых сцен -- собственно, чем они кровавей, тем оторваться труднее.
   Впрочем, хвилины через две всё закончилось. То ли палачи устали махать ногами, то ли нанесение необратимых повреждений в их намерения не входило.
   -- Всё, заканчиваем! -- сказал Серёга. -- Хватит руки марать.
   -- И ноги тоже! -- подхватил Славик.
   -- А ты, богохульник вонючий, -- обратился Петухов к лежащему на земле Витьке, -- чтоб не вздумал жаловаться. А то...
   Что именно "а то...", уточнять Серёге не потребовалось. Каждый гимназист на Руси с младых ногтей твёрдо знает, что жаловаться взрослым на товарищей -- это "западло", недостойное "настоящего пацана". Да и помощи от взрослых, как правило, не дождёшься -- как городовые, так и многие учителя полагают, что "мальчики сами лучше разберутся". Возможно, этот тезис остался на Руси с тех не столь давних времён, когда ядерного оружия ещё не существовало -- и государство не могло обойтись без всеобщей воинской повинности.
   А войско -- без огромного количества молодых ребят, ещё в гимназии обученных жестокости и насилию.
  

* * *

  
   -- Слушай, Петь, а чего ты такой грустный? -- спросил Лёха.
   Покинув место расправы с Юлианским, мы с Собакиным шли к автопантонной остановке.
   -- А чему радоваться? -- вздохнул я. -- Если б я знал, что именно в сарае произойдёт...
   -- А чего ты ожидал-то? -- удивился Лёха. -- Зачем, по-твоему, нас попросили заманить туда этого козла?
   -- Я думал, -- ответил я, -- что Витька действительно кого-то обидел. Надавал кому-нибудь из младших по морде. Или обжулил. А оказывается -- просто ляпнул какую-то глупость...
   А Петухов эту глупость назвал богохульством, подумал я. Хотя на самом деле ничего плохого о Христе Юлианский не говорил. Тогда как Славик Григорович назвал Витькиного Юпитера "грёбаным". И кто же тогда богохульник? Впрочем, вслух я этого не произнёс.
   -- Ну, сказали бы ему, что он заблуждается, -- продолжил я, усаживаясь на пустую скамейку у остановки. -- Ну, дали бы в крайнем случае пендель. Но так вот ногами...
   -- Нет, Петька, ты неправ, -- замотал головой Собакин, усаживаясь рядом со мной. -- Ему ещё и мало дали. Этим язычникам спуску давать нельзя. А то если с ними по-хорошему, так они тебе на голову сядут и в душу нагадят.
   -- Лёха, ну что ты такой злой? -- поморщился я. -- Ты-то ведь не язычник, а христианин. А ведь в Писании сказано -- "ни эллина, ни иудея". Так что ты к римлянам прицепился?
   -- Э, нет, Петька, так на Библию ссылаться нельзя! -- не согласился со мной Лёха. -- Там ведь сказано "во Христе ни эллина, ни иудея"! А не во Христе? Сколько лет уже прошло, как их вонючей Империи нет больше? Чуть ли не две тысячи! А они, гады, по-прежнему своим богам молятся, а креститься, видите ли, не желают! Гордые больно, понимаешь ли! Нет, Петька, мочить этих римлян надо, и чем больше, тем лучше. Правильно их германцы резали во время последней войны...
   -- Ладно, Лёха! -- прервал я эту пламенную речь своего приятеля. -- Вон мой автопантон идёт, так что мне пора.
   К счастью, Собакин жил от меня далеко, так что ему нужно было ехать домой совсем в другую сторону. Я говорю "к счастью", потому что слушать излияния Лёхи мне больше не хотелось.
   А спорить с ними -- тем более.
  

* * *

  
   Но и дома лучше не стало. То и дело перед глазами вставала всё та же картина -- лежащий на грязной земле Витька Юлианский. И мне по-прежнему было невесело и противно.
   Разумеется, я пытался отвлечься -- но не очень-то успешно. Можно было, конечно, начать готовиться к испытаниям -- но первым из них была история, которую я и так знал очень хорошо. Может быть, не так здорово, как свои любимые физику с математикой -- но всё же достаточно хорошо, чтобы рассчитывать на "пятёрку" без всякой подготовки.
   Другой возможностью развеяться была любопытная статья в новых "Вопросах механики". В частности, в статье упоминалась новая кинематическая теория двух известных учёных -- Авраама Коэна и Спиро Мавродаки. А в конце статьи -- две сетевые ссылки на подробности. Одно плохо -- судя по ссылкам, подробности теории излагались не в русском переводе, а именно в том самом виде, в котором Коэн и Мавродаки их у себя на страничках изложили. И если по-еврейски я могу читать научные работы без особого труда, то вот греческий, увы, даётся мне куда хуже...
   Закончив чтение статьи, я включил телеор. Но и здесь ничего заслуживающего внимания я не нашёл -- даже по спутниковым программам. Футбола сегодня не было, фильмы показывали или уже виденные мною ранее, или попросту скучные -- а политические новости меня никогда особенно не занимали. Ну какая мне, в самом деле, разница, кого в Греции изберут послезавтра архонтом -- Фемиди или Онассиса?
   Итак, отвлечься мне не удавалось -- напротив, совесть мучила меня всё сильнее и сильнее. Хоть звони Витьке и извиняйся... но я прекрасно понимал, что делать этого не буду.
   Вздохнув, я решил, что можно и просто пораньше лечь спать. Авось во сне совесть от меня отстанет.
   Встав с кровати, я вышел из своей комнаты и направился в ванную, дабы совершить вечернее омовение перед отходом ко сну. Но достичь заветной цели мне не удалось.
   -- Петя! -- окликнула меня из гостиной мама.
   -- Да? -- повернулся я к ней.
   -- Я сейчас с тётей Юлей говорила, сынок, -- грустно сказала мама. -- Завтра вечером мы идём к ней в гости.
   Следует заметить, что эту тётю Юлю я ни разу в жизни не видел. Собственно, моей тётей она вовсе не была -- просто мама до сих пор продолжает в разговорах со мной называть всех взрослых "тётями" и "дядями". А "тётей Юлей", насколько я знал, мама называла свою сравнительно новую сотрудницу, с которой уже пару месяцев вместе работала в библиотеке.
   -- А что случилось, мама? -- удивлённо спросил я, ибо не видел в походе в гости ничего грустного.
   -- Да у тёти Юли неприятности, -- вздохнула мама. -- Её сына сегодня в гимназии какие-то хулиганы сильно побили. А кто побил, он не говорит.
   Вот это совпадение, подумал я. Или?..
   -- А сколько ему лет? -- на всякий случай задал я, казалось бы, праздный вопрос.
   -- Да вот твой ровесник. И, кстати, ходит в ту же гимназию, что и ты. Витей его зовут. Может, ты его знаешь?
   Я чуть не оцепенел. Вот тебе и совпадение!
   -- Вроде нет, -- пробормотал я, -- у нас в группе ни одного Вити нету. А какая у него мишпахия-то?
   Стоит ли уточнять, что ответом моей мамы было слово "Юлианский"?
  

* * *

  
   Теперь уже выбора не было. Пришлось идти обратно в свою комнату -- и делать над собой усилие. И ещё одно. И ещё.
   И так, пока я наконец не поднял дрожащей рукой трубку. И не нажал другой рукой кнопку перезвона. Втайне надеясь, что у Юлианских будет занято.
   Увы, надежды мои не оправдались -- после третьего гудка трубку подняли.
   -- Да? -- раздался мужской голос.
   -- Здравствуйте, -- неуверенно сказал я. -- Можно... позвать Витю?
   -- Виктор слушает.
   Чёрт, а ведь это был действительно голос Витьки!
   -- Витя, привет, -- всё так же робко пробормотал я. - Это... Петя говорит.
   -- Какой ещё Петя?
   -- Ну, Петя Лебедев... из десятой "А"... который сегодня...
   -- А-а, -- понимающе протянул Юлианский. -- Который сегодня вместе с Лёхой Собакиным заманил меня в сарай?
   -- Ну... в общем, да, -- тихо сказал я.
   Нечего и говорить, что от стыда я был готов провалиться сквозь землю. Даже без зеркала я знал, что мои уши покрылись краской, да и лоб со щеками пылали, как при сильной простуде.
   -- И зачем же... -- помолчав, ответил Витька, -- ты мне звонишь? Что тебе ещё от меня нужно?
   -- Я звоню потому, -- торопливо заговорил я, -- что хочу извиниться. Мне очень неприятно всё, что сегодня... произошло.
   -- Ах, вот как? -- не без сарказма сказал Юлианский. -- Неприятно, значит? А когда ты сегодня днём сторожил дверь, чтобы я не убежал, то тебе, напротив, было приятно? Или всё-таки неприятно -- но не так чтобы очень?
   -- Витя, ну я же не знал, что так получится, -- искренне ответил я. -- Я вообще сначала не понимал, что Серёге от тебя надо... А когда до дела дошло, так уже было поздно.
   -- А извиняться не поздно? -- задал логически безупречный вопрос Витька.
   -- Не поздно, -- более твёрдым голосом сказал я. -- Потому что мне очень совестно. И я должен попросить у тебя прощения.
   -- Подожди-ка... -- задумчиво произнёс Юлианский. -- Что-то такое мама говорила полчаса назад... что к нам завтра среди прочих гостей придут и какие-то Лебедевы... Это не твою семью она имела в виду?
   -- Мою, -- управшим голосом ответил я, прекрасно понимая, что сейчас Витька скажет.
   -- Теперь-то всё ясно! -- протянул Юлианский чуть ли не с торжеством в голосе. -- Когда ты узнал, что идёшь к нам в гости, то сразу понял, в каком ты окажешься положении. Тебе придётся сидеть весь вечер с опущенной головой и прятать взгляд, чтобы ненароком не посмотреть на меня. И вдобавок ты будешь бояться, что я не выдержу и всё-таки заложу тебя своим родителям -- а заодно и твоим! Тут-то, Петя, твоя совесть и проснулась...
   -- Это не так, -- замотал я головой, хотя Витька меня и не видел. -- Вернее, не совсем так. Мне было стыдно с самого...
   --...С самого избиения, -- услужливо подсказал мне нужное слово Юлианский.
   -- Ну да, с... того самого. И я действительно хотел тебе позвонить и извиниться, но решился на это только тогда, когда узнал о походе в гости. Так что ты прав, но только отчасти.
   -- Ну, допустим, -- вздохнул Витька. -- Допустим, тебя мучает совесть. Но почему я должен тебя прощать? Почему бы тебе немного не помучиться, как помучился сегодня я?
   -- Но я ведь не просто прошу прощения, -- твёрдо сказал я. -- Я готов... возместить ущерб.
   -- Это каким же образом? -- не понял Юлианский. -- Или ты полагаешь, что я могу простить побитую морду за денежное вознаграждение?
   -- Разумеется, нет, -- ответил я. -- Но я готов сделать всё, что угодно -- лишь бы загладить свой поступок. Лишь бы ты меня простил.
   -- Ах, вот как... -- протянул Витька и замолчал. Возможно, он что-то обдумывал, ибо только хвилины через две заговорил снова: -- Ладно.
   -- Что ладно?
   -- Ладно, -- повторил Юлианский. -- Если ты действительно хочешь... помочь, то тогда нам есть о чём разговаривать. Тогда продолжим нашу... беседу завтра.
   -- А что будет завтра?
   -- А завтра ты придёшь ко мне в гости. Вот тогда и потолкуем.
  

* * *

  
   Всю первую половину следующего дня я провёл на диване в гостиной. Правда, для очистки совести учебник истории всё же полистал. Конечно, суббота -- выходной день, как и воскресенье. Но когда наступают выпускные испытания, о выходных днях полагается забывать.
   Хотя, я слышал, есть такие люди, которые в субботу не работают ни при каких обстоятельствах. Они - вроде как евреи, но, в отличие от всех других евреев, Христа Мессией не признают, в церковь не ходят и даже не крестятся. А живёт эта странная община где-то в центре Иерусалима, не так уж далеко от Храма. Причём Иудею как государство они также признавать отказываются. Мол, раз Мессия ещё якобы не пришёл, то и еврейское государство как таковое создавать строго воспрещается. Евреи-нехристиане -- чего только на белом свете не бывает!
   Но вот наконец моё лежание закончилось -- пришло время садиться в машину и ехать вместе с родителями в гости к Юлианским. Разумеется, после вчерашнего разговора с Витькой я волновался куда меньше, чем до оного -- но в то же время невольно пытался угадать, о чём же именно Юлианский хочет со мной потолковать...
   Как оказалось, мы пришли отнюдь не первыми -- в многокомнатных хоромах Юлианских уже было человек десять других гостей. Причём все сплошь среднего возраста -- ни одного моего ровесника. Кроме Витьки, конечно -- но он мне лишь мельком кивнул, после чего удалился в свою комнату. Я уже решил последовать за ним, но тут меня и моих родителей повели знакомиться с убелённой сединами Клавдией Марковной -- Витькиной бабушкой. Она в этой семье явно была кем-то вроде матриарха -- причём её степенное лицо действительно выглядело благородно и даже как-то властно.
   -- А вы, милая, тоже из наших будете? -- спросила Клавдия Марковна мою маму. -- Из римлян?
   -- Нет, не из римлян, -- почти извиняющимся голосом ответила мама.
   -- Жаль, жаль, -- покачала бабушка-матриарх головой. -- А на вид такое интеллигентное лицо.
   -- Простите, какое? -- не поняла мама.
   -- Ой, извините, это я по-нашему. Умное лицо у вас, голубушка, очень умное.
   В ответ мама лишь неловко улыбнулась -- как-никак, Клавдия Марковна её похвалила, пусть и немного своеобразно.
   -- Ну всё, пора садиться за стол, -- сказала тётя Юля. -- Все вроде в сборе, только вот Витенька занят у себя в комнате, да Валечка куда-то пропала...
   -- Я здесь, мама, -- послышался голос.
   Обернувшись, я увидел девушку лет шестнадцати -- как тут же выяснилось, младшую сестру Витьки.
   -- Валентина, -- улыбнулась она мне. -- Или же Валя.
   -- Петя, -- кивнул я ей в ответ. -- Он же Пётр.
   Должен заметить, что эта Валя мне как-то сразу понравилась. Нет, она не была писаной красавицей, да и тело её стройным назвать было нельзя ни в коем случае -- напротив, Валя была слегка полновата. Но вот её голубые глаза, в которых горел милый такой огонёк... А главное -- улыбка. Улыбка, которой я ни у какой другой девушки никогда не видел. Такая добрая и в то же время... смущённая, что ли. Как будто Валя за что-то извинялась. Например, за то, что она улыбается, пытаясь заразить собеседника своим хорошим настроением -- но кто знает, вдруг собеседник предпочёл бы немного погрустить? Одним словом, улыбка у Вали была замечательной.
   Возможно, я ей понравился тоже -- во всяком случае, за стол она села как раз напротив меня. И вот началось пиршество. Будучи немного голоден, я принялся поглощать бутерброды -- но в то же время то и дело поглядывал на Валю. И она тоже на меня поглядывала и улыбалась -- с той лишь разницей, что поглощала она не бутерброды, а холодец.
   Утолив кое-как голод, я понял, что молчать дальше нельзя. Если я не заведу с ней разговор в течение ближайших пяти хвилин, то потом мои скованность и нерешительность только возрастут -- и домой придётся идти хоть и обожравшись, но в то же время не солоно хлебавши. Мысленно перекрестившись для храбрости, я открыл рот:
   -- Валя?
   -- Да? -- немедленно устремила она на меня свой взгляд.
   -- Валя, скажи... а... где ты учишься? -- задал я ужасно дурацкий вопрос. То есть не то чтоб дурацкий, а просто... скажем так, совершенно неподходящий для первого знакомства.
   -- В Тридцать Второй гимназии. Естественно, в женской, -- улыбнулась Валя. -- А ты где учишься, Петя?
   -- А я в Шестнадцатой. Если разделить 32 пополам, то как раз будет 16, -- изрёк я на удивление неуклюжую шутку.
   -- Так ты учишься вместе с Витей?
   -- Почти. В параллельных группах.
   На этом разговор об учёбе явно подошёл к концу. Снова возникло молчание -- ещё более неловкое, чем до сих пор. Я судорожно перебирал в голове тысячи фраз, но ни одной подходящей среди них не было.
   -- Слушай, Петя, -- вдруг прервала молчание Валя, -- а что ты любишь читать?
   Признаться, на какое-то мгновение я оторопел -- но тут же оценил, насколько хорош был услышанный мною вопрос. Ведь именно чтение книг, как ни крути, очень даже влияет на внутренний мир человека.
   -- Ну, если говорить не о научных книгах, а о художественных... -- начал я.
   -- Да-да, -- улыбнулась Валя, -- именно о художественных.
   -- Из современных произведений, -- сказал я, -- мне нравятся уголовные драмы, но не просто про перестрелки городовых и преступников, а именно психологические головоломки. Ещё я люблю смесь приключений с историей -- ну, вроде "Трёх всадников" или "Проклятых князей".
   -- Да, я тоже, -- кивнула Валя.
   -- Но больше всего, -- продолжил я, -- мне нравится русская словесность позапрошлого века. Пушкарёв, Толстых, Достоевич...
   -- Ой, и мне тоже! -- радостно сверкнула глазами Валя. -- Я как раз две недели назад дочитала до конца "Идиота"!
   Ух ты, подумал я, вот это повезло.
   -- А я "Идиота" прочёл месяц назад!
   И тут уж мы с Валей принялись, перебивая друг друга, обсуждать перипетии этой замечательной книги. Что и говорить, повесть получилась у автора на славу. Особенно главный герой -- боярин Кошкин, прикидывающийся мямлей-идиотом. Ну, не идиотом, но дурачком, вроде Иванушки из сказок. Но в то же время Кошкин в итоге обводит вокруг пальца всех остальных -- и простоватого купца Рогожкина, и надменного стратега Епанчинцева вместе с его женой и дочерьми, и молодого прощелыгу Скворцова. Лишь Анастасии Федотовне удаётся псевдоидиота "раскусить" -- но и тут он делает "ход конём": очаровывает её, предлагает руку и сердце -- и уезжает с ней куда-то в Западную Европу. То ли в Британию, то ли в Галлию.
   -- Другого такого героя днём с огнём не сыщешь, -- заявил я.
   -- Ну почему же? -- улыбнулась Валя. -- А как же другие герои того же автора? Например, школяр Сокольников? Или братья Богомазовы?
   Так бы мы с ней говорили и дальше, заодно принимая вкусную и полезную пищу. Но тут уровень шума за столом перешёл все допустимые пределы. Все остальные гости зачем-то принялись обсуждать какого-то Льва Юлиановича, которому "по понятным причинам" (хотя мне они были совсем не понятны) кто-то "не давал" защитить диссертацию -- так собравшиеся почему-то называли экзитезис. Хотя лично я ничего увлекательного в злоключениях неизвестного мне Льва Юлиановича не находил, разговор взрослых гостей тем не менее безбожно заглушал нашу с Валей беседу. В конце концов она не выдержала и спросила меня:
   -- Петя, что ты больше хочешь делать -- есть или говорить о книгах?
   -- Говорить о книгах, -- ответил я не задумываясь.
   -- Тогда пошли.
   И мы действительно пошли. В библиотеку. Нет, не в ту, где работали наши мамы. А в одну из комнат, где действительно на полках было видимо-невидимо всевозможных книг.
   Причём не только на русском языке -- были здесь книги и на греческом, и на еврейском. И даже на латыни -- хотя, конечно, удивляться тут было нечему.
   -- Ты что-нибудь из этого читал? -- спросила Валя, указывая именно на "латинскую" полку.
   Я замялся. Пришлось сознаться, что латинского алфавита я толком не знаю. Очень уж он у них... коварный. Часть букв вроде такая же, как и в нашей русской мефодице -- но далеко не все звучат одинаково! Скажем, латинское "В" -- это на самом деле "Б", а "Р" почему-то звучит как "П". Ещё есть буквы, вроде похожие на наши -- но почему-то перевёрнутые ("R" напоминает "Я", а "N" -- "И"). А остальные буквы -- скажем, "G", "Q", "F" -- и вовсе ни на что не похожи.
   -- Ничего, это дело поправимое, -- улыбнулась Валя. -- Давай я тебя научу.
   И действительно, через какой-нибудь час с небольшим я уже мог уверенно читать латинские слова -- пусть и не понимая пока их смысла. Возможно, присутствие Вали меня каким-то образом окрыляло -- и придавало моему разуму дополнительные силы. Или же она оказалась отличной учительницей.
   -- Видишь, как всё просто, -- сказала Валя. -- А хочешь, покажу книгу, которую лет сто назад написал мой прапрадед?
   -- Конечно, хочу...
   Но увидеть книгу Валиного прапрадеда мне так и не удалось. Дверь в библиотеку открылась -- и на пороге показался Витька.
   -- Петя, пошли.
   -- Куда? -- недоумённо и как-то обиженно протянула Валя.
   -- Да у нас тут есть одно дело... -- вздохнул я. Что и говорить, взялся за гуж...
   -- Пошли, пошли, -- махнул рукой Витька. -- Некогда тут дурью маяться.
   Я вздохнул и посмотрел на Валю.
   -- Пока, -- сказала она мне и попыталась улыбнуться. Но улыбка у неё получилась какой-то невесёлой.
   -- Пока, -- ответил и я.
   После чего последовал за Витькой.
  

* * *

  
   -- Мы с Петей пойдём... погулять, -- сказал Витька, обратившись к пирующим взрослым.
   -- А когда вернётесь? -- спросила моя мама.
   -- А вы нас не ждите, -- ответил Витька. -- Мы потом Петю домой на машине забросим.
   -- У тебя есть машина? -- спросил я Витьку уже на лестнице.
   -- У меня нет, -- покачал он головой. -- Но есть у Паши.
   Пашей оказался парень примерно нашего возраста, ожидавший нас внизу. Машина у него действительно была -- да не какой-нибудь "Запорожец" или "Киевлянин", а ниппонский "Ниссан".
   -- А... куда это мы? -- спросил я.
   -- Вот приедем -- увидишь, -- уклончиво ответил Витька. Паша же и вовсе не промолвил ни слова.
   Что ж -- пришлось молча сесть на заднее сиденье и набраться терпения.
   Машина рванулась с места, и мы двинулись в путь неведомо куда. Сперва Паша повернул куда-то налево, потом направо -- и на какое-то время я даже перестал понимать, где мы, собственно, находимся. Но вот неожиданно показался проезд Архистратега Лошадникова -- значит, мы находились в центре города. И точно -- вот уже "Ниссан" понёсся по Владимирской, с детства известной каждому киевлянину, да и вообще любому русскому. Проехав по Владимирской километров девять-десять, Паша свернул на Пушкарёвскую -- и так ехал до самой площади Чайковецкого, после чего свернул на эвридром Корсакова. Теперь я уже понял, что едем мы на юго-восток -- возможно, даже за реку.
   И точно -- вот уже впереди появился Днепр, через который мы переехали по Мосту Русской Славы. А вот дальше начались пригороды, которых я никогда в жизни не видел. Названия улиц перестали быть знакомыми, а сами улицы стали какими-то узкими. Я даже немного заволновался -- а не заблудимся ли мы? Однако, попетляв по этим улочкам с четверть часа, Паша наконец остановил машину у какого-то высокого дома с немного обшарпанными стенами.
   -- Приехали, -- кивнул мне Витька.
   Выйдя из машины, мы все направились к обшарпанному дому, после чего Паша открыл дверь -- но пошёл не вверх по лестнице, а куда-то в сторону. Пожав плечами, я направился за ним. Шествие замыкал Витька.
   Пройдя несколько шагов, Паша неожиданно повернул налево -- оказывается, там находилась узенькая лесенка, ведущая куда-то вниз. Свернув за ним, мы с Витькой также зашагали вниз по этой лесенке -- после чего все втроём оказались в узком подвальном проходе. Который явно вёл в тупик.
   Однако в конце тупика неожиданно оказалась дверь, которую Паша открыл. А за дверью находилась... другая дверь, в которую он постучал.
   -- Кто идёт? -- раздался из-за двери голос.
   -- Это мы, -- ответил Паша, не вдаваясь в подробности.
   -- Пароль? -- послышался тот же голос.
   -- Эт ту, Брутус? -- произнёс Паша. Не знаю, что эти слова означали, но мне показалась, что ответ Паши был не столько ответом, сколько вопросом.
   -- Входите, -- удовлетворился ответом-вопросом неведомый мне собеседник.
   Толкнув дверь (которая, по-моему, вовсе не была заперта), Паша зашёл внутрь. То же сделали и мы с Витькой.
   А за дверью оказалась комната. Не очень большая, но очень хорошо освещённая -- во всех её углах стояли галогенные лампы. В центре комнаты стоял стол, за которым сидели человек восемь парней -- судя по внешнему виду, таких же гимназистов старших групп, как и мы с Витькой и Пашей. Один из них показался мне знакомым. Так и есть -- это был Марик Цезаревич из моей группы!
   Что же касается поверхности стола, то на ней в художественном беспорядке расположились какие-то книги и бумажки, недоеденные пирожки и яблоки, недопитые стаканчики с пивом и квасом, игральные карты и прочий мусор. Стены же комнаты были залеплены какими-то портретами неизвестных мне людей -- и картами, только уже не игральными, а географическими.
   Впрочем, я сюда пришёл общаться не с картами и не с пирожками.
   -- Аве! -- обратились к нам все сидящие за столом.
   -- Аве! -- ответили Витька с Пашей.
   -- Привет, -- немного неуверенно ответил я.
   -- Это кого вы сюда привели? -- скривился сидящий справа парень в очках. -- Варвара, что ли? Зачем нам тут варвары?
   -- Ничего страшного, -- усмехнулся Витька. -- Это... цивилизованный варвар.
   Я не знал, что означает "цивилизованный", но на "варвара" всё же обиделся. Хотя и не подал вида.
   -- Ладно, Антошка, нечего тут оскорблениями зря бросаться, -- сказал хаму в очках его сосед слева, высокий парень с едва заметной бородкой. -- Так гостей не встречают. Давай-ка лучше познакомимся, -- это он сказал уже мне.
   Назвав себя, я узнал в ответ, что высокого парня с бородкой -- который, собственно, и был предводителем собравшихся ребят -- зовут Вадимом Катоновичем. Борца с варварами звали Антоном Рубиконовым, Марика Цезаревича я знал и так... ну, а других я с первого раза пока не запомнил.
   -- Садись, Петя, -- указал мне на место напротив себя Вадим. -- Тебе уже объяснили, кто мы такие?
   -- Нет, не объяснили, -- покачал я головой.
   -- Это хорошо, -- усмехнулся Вадим и посмотрел на усевшихся слева от меня Витьку с Пашей. -- Значит, тайны хранить ребята умеют.
   -- Умеют, умеют, -- усмехнулся и я. -- И всё же хотелось бы наконец узнать, куда я, собственно, попал.
   -- Туда, где тебе нечего делать, -- проворчал Антошка Рубиконов.
   -- Хватит, -- отмахнулся от Рубиконова Вадим. -- Итак, Петя, ты находишься не просто в заброшенном подвале, а в штабе политической организации "Ювенис Легион". Или же "Молодой Легион".
   -- Допустим, -- пожал я плечами. -- И чем же занимается ваша... организация?
   -- Мы -- империалисты! -- гордо заявил Марик Цезаревич.
   -- То есть? -- не понял я.
   -- То есть наша цель, -- пояснил Вадим, -- заключается в восстановлении Римской Империи в её исторических границах.
   И Вадим едва заметно кивнул в сторону висящей на стене карты. Посмотрев туда, я с интересом увидел знакомые мне с детских лет очертания Европы и Средиземноморья. Однако весь средиземноморский берег и значительная часть Европы были почему-то закрашены пурпурным цветом. Судя по карте, римлянам должна была принадлежать не только Италия, но также и Испания с Галлией, и Египет с другими североафриканскими странами, и даже Греция -- а к тому же и немалая часть Иудеи, включая сам Святой Город -- Иерусалим. Как говорят у нас на Руси в таких случаях -- губа не дура.
   -- Прошу простить, если мой вопрос покажется невежливым, -- сказал я на всякий случай. -- Но насколько... достижимой является такая... я бы сказал, архисложная задача?
   -- Разумеется, -- немедленно кивнул Вадим, -- эта задача является долгосрочной, и мы не намереваемся осуществить её уже сегодня. Или даже завтра. Однако кроме стратегической цели у нас есть и тактическая.
   -- И какова же ваша тактическая цель? -- осведомился я.
   -- Наша тактическая цель, -- ответил Вадим, -- состоит в том, чтобы по мере сил бороться с проявлениями романофобии. Хотя у нас, римлян, и нет пока своего государства, но мы отнюдь не намерены мириться с унижениями и насилием со стороны романофобов.
   -- Ага... -- протянул я. -- Что ж, это цель хорошая. Стало быть...
   -- Вот именно, -- кивнул Вадим. -- Мы для того здесь сегодня и собрались, чтобы обсудить вчерашнее... происшествие.
   К счастью, рассказывать молодым империалистам неприятные подробности мне не пришлось. Как оказалось, Витька уже успел рассказать обо всём Вадиму по телефону -- а Вадим, в свою очередь, ознакомил с рассказом Витьки прочих легионеров.
   -- Картина ясна, -- сказал Вадим. -- Несколько хулиганов избили нашего товарища лишь за то, что он римлянин. Можем ли мы оставить такое безобразие без ответа?
   -- Нет! -- послышались голоса собравшихся. Впрочем, другого ответа Вадим и не ожидал.
   -- А раз так, -- продолжил он, -- то что же мы будем делать? Мы, чай, не христиане -- так что подставлять другую щеку не будем.
   Я лишь усмехнулся, ибо прекрасно знал, что ни один знакомый мне христианин (включая меня самого) также другую щеку хулиганам не подставит.
   -- Мне больше нравится ветхозаветный еврейский принцип, -- сказал Марик. -- "Око за око, зуб за зуб". Раз эти гады побили Витьку -- давайте и мы их побьём.
   -- Хорошая мысль, -- кивнул Вадим. - Сколько их там было-то? Четверо, пятеро?
   -- Четверо, -- ответил Витька.
   -- Серёга Петухов, Миша с Яшей, и Славик Григорович, -- уточнил я.
   -- А у двери кто стоял? -- спросил Вадим.
   Витька лишь неловко кашлянул, покосившись в мою сторону.
   -- Ну, Петю не считаем, -- усмехнулся Вадим, -- он теперь за нас. А кто там второй? Или его трогать не будем?
   -- Будем, -- неожиданно для себя сказал я, вспомнив рассуждения Лёхи о недорезавших римлян германцах. -- Вот уж кто романофоб так романофоб.
   -- Значит, всего пять варваров, -- задумчиво кивнул Антошка.
   На этот раз, кстати, я не обиделся. За избиение Витьки Серёга и другие вполне заслужили этот эпитет.
   -- И что будем делать? -- подумал вслух Вадим. -- Петя вон их всех знает. Отловим по одному?
   -- Так не получится, -- возразил Марик. -- Побьём одного -- он тут же предупредит других.
   -- Значит, надо их всех собрать в одном месте, -- сказал Вадим.
   -- А справитесь? -- спросил я.
   -- Нас десять, их пять, -- пожал плечами Марик. -- Конечно, это немного неспортивно...
   -- Ерунда! -- подал голос Паша. -- Нас только вдвое больше, а одного Витьку били сразу четверо. Так что это будет только справедливо.
   -- Да это-то понятно, -- махнул рукой Вадим. -- Вопрос в том, как именно их всех собрать вместе.
   И тут у меня возникла идея.
   -- Можно так, -- задумчиво сказал я. -- Через неделю мои родители едут на дачу за город, и я буду один дома.
   -- И что же? -- не понял Вадим.
   -- А то, что у нас в четверг испытание по химии, которое будет очень трудным. Зато после него наступит облегчение, и можно будет это дело отпраздновать. А следующее испытание как раз лёгкое -- еврейский. Стало быть, вполне можно устроить в субботу вечеринку. Раз уж родителей нет дома...
   -- И пригласить их всех? -- спросил Марик.
   -- Ну да. Поодиночке, конечно. А потом, когда вечеринка закончится, и они все вместе пойдут домой...
   -- А это мысль, -- уважительно посмотрел на меня Вадим.
   Другие империалисты тоже заметно оживились.
   -- Подожди, -- сказал Витька. -- А где именно мы их потом будем бить? В подъезде? Так это шуму не оберёшься, соседи выскочат...
   -- Нет, не в подъезде, -- покачал я головой. -- Я живу в Броварах, на северо-востоке. Там в город ведёт только одна дорога, и уехать можно лишь одним автопантоном. Вот они и направятся к остановке. А там как раз кустарник огромный -- вот вы там и прячьтесь. Как только они подойдут -- выскакивайте из кустов и...
   -- А люди на остановке? -- недоверчиво спросил Марик.
   -- Так ведь уже поздно будет, какие там люди? У нас вообще там народу мало. Да и темно к тому времени станет, а это ещё лучше для неожиданной засады.
   -- Да, хорошо ты придумал, -- кивнул Вадим. -- Но тут есть одна проблема. А не удивятся они потом, откуда это мы в кустах взялись? В смысле -- откуда мы знали, что они там все вместе соберутся?
   -- Точно, -- опустил голову Марик. -- Они ведь наверняка поймут, что это ты нас навёл. Тогда тебе не сдобровать...
   -- Да, действительно, -- огорчился и я. -- Что ж делать?
   Но тут у меня появилась ещё одна идея.
  

* * *

  
   Сдав в понедельник историю на "пятёрку", я начал понемногу обзванивать приглашаемых.
   "Ключ" к Яше Леви найти было нетрудно. Дело в том, что Яша славился на всю гимназию своей беззаветной любовью к игре под названием "шахматы". Однако играл он в шахматы из рук вон плохо, из-за чего то и дело проигрывал. Более того, потерпев очередное поражение, он обычно начинал злиться, раздражаться и громогласно обвинять победителя в мошенничестве. Стоит ли удивляться тому, что играть с Яшей в шахматы давно уже никто не соглашался?
   Я же прельстил его тем, что пообещал сразиться с ним во время вечеринки. Нечего и говорить, что Яшиной радости не было предела.
   Затем я позвонил Мише Гусеву. В шахматы Миша не играл, но зато у него была другая пламенная страсть -- а именно географические карты. Он просто обожал их разглядывать. И не только разглядывать -- что было бы ещё полбеды -- но также и... скажем так, исправлять и дополнять. Вооружившись ручкой или карандашом, Миша усердно рисовал на картах всевозможные стрелочки, рубежи обороны и кружочки с прямоугольничками, обозначающие, по его словам, военные действия. Так он снова и снова пытался переигрывать историю -- которая вообще-то сослагательного наклонения не знает.
   А у меня, в свою очередь, был красивый и роскошный географический атлас, в котором содержались подробные карты как всех стран мира, так и всех русских княжеств. Нечего и говорить, что Миша не раз просил у меня этот атлас "посмотреть" -- после чего за оной просьбой следовал мой вежливый, но решительный отказ. Конечно, Миша клялся и божился, что не осквернит ни одной страницы атласа ни ручкой, ни карандашом, ни даже пальцем -- но я по-прежнему оставался непреклонен.
   Теперь же я сделал вид, что моё ледяное сердце немного оттаяло.
   -- А когда? -- взволнованно спросил Миша, не веря своему счастью. -- Когда можно будет взять?
   -- Вот приходи в субботу на вечеринку, тогда и возьмёшь.
   От такого предложения Миша отказаться не мог.
   Следующим в очереди был Славик Григорович, который очень любил музыку. Нет, не Чайковецкого с Шубергом. Славик предпочитал музыку современную -- и желательно в виде песен. Песен весёлых, задорных, разухабистых -- и неприличных. Наверное, непристойные слова каким-то образом обеспечивали Славику нечто вроде душевного спокойствия.
   Вот я ему и пообещал, что на вечеринке будет непременно звучать новая московская группа "Красная площадь". Правда, из-за этого мне пришлось потратить несколько драгоценных часов на скачивание этой похабщины из Сети -- но это был один из тех случаев, когда овчинка выделки всё же стоит.
   Что же касается Серёги Петухова, то я, откровенно говоря, не знал, чем же его можно прельстить. Однако тут я решил просто-напросто сыграть на Серёгином чувстве благодарности.
   Что и говорить, Петухов был парнем, так сказать, крутым. И если он примет моё приглашение, то тем самым как бы окажет мне услугу.
   Но разве не оказали мы с Лёхой услугу Серёге в прошлую пятницу, заманив Витьку в этот злосчастный сарай? А ведь неписаный закон "услуга за услугу" ("баш на баш", "ты -- мне, я -- тебе") никто ещё не отменял, верно?
   Расчёт оказался точен.
   -- Приду обязательно, -- ответил Петухов. -- Спасибо за приглашение, Петя.
   Теперь оставался только Лёха Собакин. Поскольку он учился со мной в одной группе и считался моим приятелем, в его согласии я не сомневался.
   Тем не менее, подходя к Лёхе в четверг сразу после испытания по химии, я чуть не трясся от волнения.
   Настроение у Собакина было пренеприятнейшим. В отличие от меня, он получил "тройку" (мне повезло больше -- ровно на один балл).
   -- Ладно, Лёха, не грусти, -- сказал я, стараясь выдать своё волнение за весёлую беспечность. -- Главное, что сдали наконец эту чёртову химию. Надо бы это дело отпраздновать.
   -- Как именно отпраздновать? -- без особого энтузиазма пробурчал Собакин.
   -- Ну, я вот собираюсь сабантуй в субботу устроить. Родители-то на дачу завтра уезжают.
   -- Да? Ну, в общем-то можно...
   -- Приходи, приходи, -- дружески хлопнул я Лёху по плечу. -- И Миша с Яшей придут, и Славик Григорович, и Серёга Петухов...
   И тут рядом с нами раздался шум. Это споткнулся и упал Марик Цезаревич, который нёс к шкафу стопку книг. Разумеется, книжки рассыпались по полу.
   -- Блин! -- пристойно выругался Марик и начал собирать книги. Ни я, ни Лёха помогать ему не стали.
   Бросив в сторону Цезаревича недовольный взгляд, Собакин презрительно фыркнул, после чего снова повернулся ко мне:
   -- Ладно, Петька, сабантуй так сабантуй. Когда начало-то?
   -- В пять, -- ответил я, еле удерживаясь от того, чтобы не заплясать от радости.
  

* * *

  
   Придя домой, я тут же позвонил Витьке. Надо же было отчитаться о проделанной работе.
   -- Да? -- раздался в трубке женский голос.
   -- Здравствуйте. Можно...
   -- Петя, это ты? -- прервал меня голос в трубке.
   -- Э... да, это Петя, -- немного удивился я.
   -- Неужели не узнаёшь?
   -- Валя! -- обрадовался я.
   -- А знаешь, Петя, что я сейчас читаю? -- без всякого перехода спросила Валя.
   -- Боюсь, что не знаю, -- усмехнулся я.
   -- Я вчера зашла в МеждуСеть, -- сказала Валя, -- и нашла там отличную книгу архидидакта Платона Хадзипанагиса. Это такой очень известный филолог.
   -- Возможно, -- уклончиво ответил я, ибо мне филолог Платон Хадзипанагис был неизвестен.
   -- Так вот я скачала всю книгу, а сейчас читаю. Ну просто ужас как здорово! Помнишь, мы с тобой говорили о боярине Кошкине из "Идиота"? А я ещё сказала, что Сокольников и Богомазовы не менее выразительны?
   -- Ну да, помню.
   -- Так вот Хадзипанагис считает, что как Кошкин, так и Сокольников с Богомазовыми прекрасно олицетворяют русский характер. А поскольку эти книги переведены практически на все языки мира...
   -- ...то отсюда и следует восприятие иностранцами русского народа! -- подхватил я.
   -- Вот именно, Петя! Именно поэтому за границей считается, что все до одного русские -- весёлые, обаятельные и умные, пусть и слегка...
   -- ...скажем так, жуликоватые, -- хмыкнул я.
   -- Ну, в общем, да, -- рассмеялась Валя. -- И всё-таки такой стереотип -- далеко не самый худший, не так ли?
   -- Так, -- согласился я, прекрасно понимая недосказанный намёк. Если вспомнить стереотипы о зловредных, жадных и коварных римлянах, то нам, русским, уж точно грех жаловаться.
   -- Короче, в этой книге много занимательного, -- продолжила Валя. -- Хадзипанагис там ещё считает, что... Отстань, не мешай. Прямо сейчас?
   -- Что такое? -- не понял я.
   -- Да это Витя, -- вздохнула Валя. -- Он говорит, что ему надо с тобой побеседовать.
   -- Вообще-то действительно надо, -- вздохнул и я.
   -- Ладно, мне всё равно пора идти, подружка в гости ждёт. Я тебе тогда потом дам почитать. Пока!
   -- Пока! -- ответил я, но трубку уже перехватил Витька.
   -- Привет! Ну, как дела?
   -- Дела идут отлично.
   -- То есть всё прошло именно так, как ты и предполагал?
   -- Да, Витя, именно так.
   -- Что ж, тогда хорошо, -- протянул Юлианский. -- Значит, теперь будем ждать. Если что-нибудь изменится, звони мне или лучше Вадиму.
   -- Непременно.
   -- А вообще, Петя, ты молодец! -- сказал Витька голосом, в котором явно слышалось уважение. -- Знаешь, ещё совсем недавно я тебя ненавидел лютой ненавистью... а вот теперь совсем наоборот. Ты очень хороший парень, на которого всегда можно положиться!
   А ведь так же, подумал я, ко мне наверняка относится Лёха Собакин. И другие ребята, которых я заманил в ловушку.
  

* * *

  
   Наступила суббота. Как я и предполагал, родители уехали на дачу рано утром. Пожелав им счастливого пути, я подготовился к вечернему сабантую - сходил в ближайшую лавку за угощением и напитками, притащил из кладовки в гостиную стол для пинг-понга и подсоединил к вычислителю подаренную мне недавно на день рождения новую стереосистему.
   Впрочем, всё это заняло не так уж много времени - так что до вечеринки ещё оставалось несколько часов. Снова ложиться спать уже не хотелось, и я решил для очистки совести позаниматься еврейским, раз уж в понедельник предстояло держать по нему испытание. Достав учебник, я принялся усердно зубрить слова и выражения - но вскоре понял, что данное занятие слишком уж скучно и по большому счёту бесполезно. Если уж решил заниматься иностранным языком - так не зубри, а практикуйся, как бы погружаясь в языковую среду. Сама Марья Ивановна именно так поступать и советует.
   Что ж, погружаться так погружаться. Конечно, я не мог так вот с бухты-барахты сесть на самолёт и полететь в Иудею - но зато мог сесть за вычислитель и отправиться в МеждуСеть. Так я и сделал - и через пару хвилин уже увлечённо исследовал одну из самых известных иудейских спортивных страничек.
   Сперва я не без труда одолел статью про предстоящую 696-ю Олимпиаду, а потом пошло уже легче - и отчёт о вчерашнем футбольном матче между иерусалимским "Маккаби" и назаретским "Хапоэлем" я читал с гораздо большим удовольствием, почти не заглядывая в словарь. Да и игра выдалась весьма увлекательной - в первой половине столичные "Маккавеи" отличились дважды, но во второй земляки Господа Нашего ответили тремя голами и победили.
   Дочитав отчёт до конца, я вдруг вспомнил, что сегодня у нас на Руси также большой футбольный день - в частности, мой любимый киевский "Спартак" играет в Суздале с тамошним "Ганнибалом".
   И тут уж мне стало не до еврейского языка и не до иудейских страничек. Включив телеор, я увидел, что как раз успел к началу матча. Надо сказать, игра получилась на славу. Где-то на двадцатой хвилине наши открыли счёт - после розыгрыша углового отличился Гуськов. Правда, в конце первой половины суздалец Коржиков счёт сравнял - но во второй половине два гола забил Шевчук, и "Спартак" победил 3:1. А через пять хвилин после окончания игры в дверь моих хором наконец позвонили.
   Как оказалось, это пришли Серёга, Миша и Яша. Разумеется, Миша немедленно потребовал обещанный атлас - но, к счастью, Петухов тут же предложил ему сыграть в пинг-понг. А отказать Серёге Миша не смог.
   -- Яш, а давай вместе с ними сыграем два на два, -- предложил я.
   -- Э, нет! - усмехнулся Яша. - Ты меня не проведёшь. В шахматы сыграть обещал, да? Вот и давай-ка в шахматы.
   Тяжело вздохнув, я достал из шкафа шахматную доску - и мы принялись играть. Хвилин через двадцать мой численный перевес стал почти неприличным - как я ни осторожничал, а всё же успел выиграть три пешки, коня и ладью. А тут ещё Яша подставил мне слона - и я прикидывал, взять и его тоже -- или же сделать вид, что не заметил очередной Яшиной ошибки.
   Но от принятия этого нелёгкого решения меня отвлёк новый звонок в дверь. Это пришли Лёха Собакин и Славик Григорович.
   -- А у меня, пацаны, для вас хорошие новости! - заявил Славик, бросаясь к вычислителю. - Скоро сюда девушки нагрянут!
   -- Какие ещё девушки? - недоверчиво спросил Миша. - По вызову, что ли?
   -- Обрадовался! - фыркнул Лёха. - Которые по вызову, тем сюда нельзя. Мы ещё пока несовершеннолетние, так что нас им обслуживать закон не велит.
   -- Не по вызову девушки, нет, -- подтвердил и Славик, усердно щёлкая "мышкой", дабы запустить "Красную площадь". - Это просто у меня сеструха есть двоюродная, Ирка. Я ей сегодня про сабантуй сказал, а она спрашивает - а мне, мол, можно? Ну, я говорю, давай - только зачем же одна? Нас-то, пацанов, не один тут, а много. Она и сказала - спросит у подружек. Кто захочет - она с собой приведёт.
   -- Дело хорошее, -- заметил Серёга, не отрываясь от пинг-понга. - Молодец, Славик, сообразил.
   Следует заметить, что о любвеобильности Серёги Петухова по всей гимназии ходили легенды. Будучи красивым и сильным парнем, он всегда пользовался успехом у слабого пола - но ни на одной из девушек его внимание не задерживалось больше двух-трёх дней. Каждая новая девушка ему как-то быстро надоедала - и вот он уже пытался очаровать (как правило, успешно) следующую.
   А вот у меня идея Славика вызвала совсем иные чувства. Извинившись перед Яшей, я отправился в сортир, по дороге незаметно прихватив с собой беспроволочный телефон.
   Заперевшись в сортире на замок, я набрал номер Вадима.
   -- Да? - послышался в трубке его голос.
   -- Вадим, привет, -- зашептал я. - Ты меня слышишь?
   Впрочем, голос я мог бы и не понижать - за стенкой уже звучала во всю мощь новых динамиков низкопробная похабщина.
   -- Ну, слышу, -- удивлённо ответил Вадим. - Что-нибудь случилось?
   -- Случилось. На вечеринку придут какие-то девушки.
   -- Вот как? - хмыкнул Вадим. - И что же?
   -- То есть как "что же"? - удивился я. - А если они потом пойдут этих девушек провожать? И все вместе подойдут к остановке? Как вы на них тогда наброситесь?
   -- Ах, вот оно что... -- задумчиво протянул Вадим. - М-да... Хотя... С другой стороны, может, оно и к лучшему.
   -- В каком смысле к лучшему? - не понял я. - Уж не собираетесь ли вы бить и девушек тоже?
   Признаться, в это мгновение я вспомнил какой-то давно услышанный миф о злых римлянах, которые в жестокости своей не щадили ни женщин, ни детей.
   -- Да нет, ну зачем же? - рассмеялся Вадим. - Мы с женщинами не воюем. Нет, бить мы будем только... тех, кто этого заслужил. Но побьём их на глазах у девушек, то есть заодно и опозорим. Вот я и говорю - может, оно и к лучшему.
   -- Ну, не знаю... -- неуверенно протянул я.
   -- Ладно, -- нетерпеливо сказал Вадим. - Спасибо, что сообщил. А нам в любом случае уже пора выезжать. Пока!
   И повесил трубку.
  

* * *

  
   Прошло ещё хвилин пятнадцать. Наша с Яшей игра медленно, но верно подходила к неприятному для моего соперника концу. Остальные же гости играли два на два в пинг-понг под "Красную площадь".
   И вот я уже потянулся к ферзю, дабы перестать наконец мучить Яшу и поставить ему мат - но тут раздался очередной звонок в дверь.
   -- Девушки! - потёр руки Лёха.
   -- Славик, выключай эту гадость! - потребовал Серёга, направляясь в прихожую.
   -- Это ещё почему? - не согласился Славик.
   -- Потому что девушкам слушать похабщину негоже, -- ответил на этот глупый вопрос Лёха, после чего сам подошёл к вычислителю и прервал очередную похабную песню на полдороге.
   И вовремя - из прихожей как раз послышались звуки открываемой Серёгой входной двери.
   -- Вот блин... -- заныл Славик. - Знал бы, не приглашал бы Ирку...
   И тут из прихожей в гостиную заглянул Петухов. На лице его соседствовали довольная улыбка и подобающая случаю торжественность.
   -- Прошу внимания, господа! - сказал он. - Я имею честь представить вам трёх очаровательных девушек, снизошедших до нашего скромного общества и почтивших своим присутствием эту незатейливую вечеринку. Сегодня к нам в гости пришли Ира...
   И тут же в гостиную вошла черноволосая красавица лет шестнадцати, чертами лица отдалённо напоминающая Славика.
   -- ...Зоя, -- продолжил Серёга.
   В следующее мгновение за Ирой последовала на редкость симпатичная рыженькая девица в очках, которые только придавали ей обаяния.
   -- ...И Валя! - закончил свою речь Петухов.
   И в прихожую действительно вошла Валя.
   Валя Юлианская!
  

* * *

  
   Как я уже говорил, писаной красавицей Валя не была. В отличие от Иры и Зои. Стоит ли удивляться тому, что взоры всех парней устремились именно на них?
   Всех, кроме меня. Я, разумеется, уставился на Валю.
   И Валя тоже посмотрела на меня. И улыбнулась своей смущённой улыбкой. И подошла ко мне, продолжая улыбаться.
   -- П-привет, -- выдавил я наконец из себя. - Что ты... как ты здесь...
   -- Как и они, -- кивнула она на Иру с Зоей, которые уже начали любезничать с парнями. - Узнали, что здесь вечеринка. И пришли.
   -- Вот это да... -- покачал я головой, всё ещё не в силах прийти в себя. Бывают в жизни совпадения, но такое...
   -- Или ты не доволен, что... так получилось? - с тревогой в голосе спросила Валя.
   -- Да нет, доволен, доволен, -- замотал я головой.
   -- Вот и славно, -- снова улыбнулась Валя. - Это твои книги? - кивнула она в сторону открытой двери, ведущей в мою комнату.
   -- Они самые, -- кивнул я.
   -- Покажи, -- попросила Валя. И, не дожидаясь ответа, двинулась с места.
   Разумеется, я пошёл вслед за ней.
   -- Э, Петька, что за дела? - послышался голос Яши. - А доигрывать кто будет, да?
   -- Давай я за Петьку доиграю, -- ответил ему Славик. Лишённый возможности слушать похабщину, он явно решил найти себе таким образом новое развлечение.
   А мы с Валей зашли в мою комнату и подошли к книжным полкам. И снова, как и неделю назад, заговорили о книгах. Однако на сей раз наш разговор мало-помалу перетёк в иное русло - вместо того, чтобы показывать свои книги, я стал рассказывать о себе. Надо сказать, мне это доставляло огромное удовольствие - что, впрочем, и неудивительно: ведь для каждого человека самый любимый предмет разговора - это он сам. А Валя, в свою очередь, оказалась отличной слушательницей. И я продолжал рассказывать - о своих любимых книгах, о своих родных и близких, о своей учёбе в гимназии, о своих увлечениях... разумеется, не о сердечных - об этом я предпочёл умолчать. Прервался я только тогда, когда из гостиной зазвучала музыка. Нет, не "Красная площадь" -- а медленный танец, пришедший полвека назад на Русь из Новой Испании. То ли мамбо, то ли манго...
   Заглянув в гостиную, я увидел две танцующие пары - Серёгу Петухова с Ирой и Лёху Собакина с Зоей. В одном из углов комнаты играли в шахматы Славик с Яшей - насколько я мог судить, Славик выигрывал у весьма недовольного соперника уже третью игру подряд - а в другом Миша дорвался наконец до атласа и увлечённо его рассматривал (к счастью, я ещё до прихода гостей догадался спрятать все ручки и карандаши в ящик кухонного стола).
   Вернувшись в свою комнату, я собрался с духом и посмотрел на Валю, после чего дрожащим голосом сказал:
   -- Там... танцуют. Не хочешь ли и ты... потанцевать?
   -- Хочу, -- немедленно кивнула Валя, и на лице её снова появилась застенчивая улыбка.
   Но с места она не двинулась.
   -- Тогда... пошли, -- сделал я неуверенное движение рукой в сторону гостиной.
   -- Зачем? - по-прежнему не двинулась с места Валя.
   -- Ну как зачем... потому что там все танцуют.
   -- Ну и что же? - пожала плечами Валя. - Зачем нам "все"? Я ведь хочу танцевать не со "всеми", а с тобой. А музыка хорошо слышна и здесь.
   С такими доводами не согласиться было трудно. И я подошёл к Вале. И подал ей руку.
   -- Прошу вас, сударыня, -- улыбнулся я.
   -- Почту за честь, сударь, -- улыбнулась и она, после чего положила руки мне на плечи, а я обнял её за талию.
   Я сразу заметил, что Валя умеет танцевать лучше меня - но и я, к счастью, двигался достаточно ловко, чтобы не наступать ей на ноги. Она смотрела мне в глаза и улыбалась, а я просто млел от восторга и наслаждался происходящим. И мне в эту хвилину хотелось одного - чтобы танец наш продолжался вечно. Чтобы он никогда не кончался...
   Конечно же, в конце концов он завершился. Но за ним начался другой. А потом третий. А там и четвёртый...
  

* * *

  
   Но после пятого Валя вздохнула и попросила пощады:
   -- Петя, я устала. Давай лучше просто посидим и поговорим.
   И мы снова принялись разговаривать, не замечая более ничего на свете - если не считать время от времени раздававшихся воплей Яши и торжествующего хохота Славика. О чём именно мы говорили, я уже точно и не помню. Кажется, наш разговор то и дело перескакивал с книг на кино и театр, а потом обратно на книги. Пару раз я попытался завести разговор о физике и математике - но Валя быстро дала мне понять, что к точным наукам она равнодушна. Что ж - настаивать я не стал, ведь нам и так было о чём разговаривать.
   И так бы мы, наверное, могли говорить вечно - но в конце концов нашу беседу прервала рыженькая Зоя, заглянувшая в мою комнату:
   -- Валечка, а нам уже пора, -- нежным голоском протянула она. - На улице темно. Но это не страшно, мальчики нас проводят.
   После чего Валя вопросительно посмотрела на меня. А я немедленно понял, что попал в безвыходное положение.
   Конечно, я мог пойти провожать девушек (включая Валю) вместе со всеми. Но что тогда произойдёт на автопантонной остановке, когда из кустов выскочат Вадим и прочие империалисты? Ведь я их поставлю в идиотское положение - им придётся либо бить и меня тоже (чего мне как-то не очень хотелось), либо оставить меня в покое (после чего у Серёги и прочих мои товарищей наверняка возникнут определённые вопросы, на которые они очень скоро найдут ответы...)
   Стало быть, мне следовало никого не провожать, а просто остаться дома? И тем самым дать Вале понять, что я к ней равнодушен - хоть это далеко не так? Нет, и эта возможность меня совершенно не устраивала.
   Более того, я тут же понял, что это тоже отнюдь не безопасно. Даже если меня на остановке не будет, Валя-то там окажется! И вполне может увидеть в толпе нападающих своего старшего брата. И испуганно закричать "Витя?!" Что наверняка приведёт к непредсказуемым последствиям...
   Что же делать?
   Решение нашлось само собой. В теории. Чтобы осуществить его на практике, мне снова пришлось собираться с духом и набираться смелости.
   Сделав это, я открыл рот и сказал:
   -- Валя, слушай... а хочешь, я тебе покажу одну отличную игру на вычислителе? А домой я тебя потом сам провожу.
   -- Конечно, хочу, - немедленно ответила Валя.
   -- А, ну хорошо, -- кивнула Зоя. - Тогда мы пошли.
  

* * *

  
   По правде говоря, игра, которую я пообещал показать Вале на домашнем вычислителе, "отличной" на самом деле не была. Я бы даже не назвал её хорошей. Обыкновенная тупая "стрелялка" под названием "Звёздные битвы". Почему "звёздные"? Потому что игрок как бы находится в Далёком Космосе, где ему наделжит бороться с властью жестокого Галактического Тирана (носящего к тому же явно римское имя). Разумеется, на службе у Тирана состоит мощное войско, предводитель которого вооружён световым мечом-кладенцом и страшно опасен. Однако и у играющего есть примерно такой же меч, а также ему помогает некая Добрая Сила, делающая его почти неуязвимым. Правда, и его соперник черпает могущество в Силе -- только она у него не Добрая, а Злая...
   Короче, полная туфта.
   Неудивительно, что уже хвилин через пять после ухода гостей Валя не выдержала.
   -- Петя, извини, пожалуйста, -- взмолилась она, -- но мне эта игра не нравится. Я вообще не очень-то люблю такие развлечения. Мне как-то больше нравятся словесность, философия, история...
   -- Хорошо! -- без всякого сожаления сказал я, щёлкая мышкой по кнопке "Выход". -- Игра действительно не из лучших. А если ты любишь историю...
   У меня опять появилась идея.
   -- А если ты любишь историю, -- повторил я, -- то давай я тебе кое-что покажу.
   -- Давай! -- загорелась Валя. -- А что именно?
   -- А вот увидишь.
   Через две хвилины мы вышли из подъезда и направились... нет, не к автопантонной остановке (о том, что там творится, мне не хотелось даже и думать) -- а к находящемуся неподалёку от моего дома лесу.
   -- А мы не заблудимся? -- озабоченным голосом спросила Валя.
   -- Не бойся. Я тут каждое дерево знаю.
   -- Тогда возьми меня за руку, -- попросила она.
   Разумеется, я с удовольствием уважил эту просьбу.
   Подойдя к лесу, мы пошли по одной из тропинок. Хотя солнце давно уже зашло за горизонт, но на небе не было ни облачка, и потому полный месяц достаточно хорошо освещал нам путь -- а яркие звёзды ему дружно помогали. Хвилин через двадцать мы вышли на большую поляну.
   -- Вот здесь, -- нехотя отпустил я руку Вали и показал пальцем куда-то в центр поляны.
   -- Что здесь?
   -- Первая половина тринадцатого века, -- заговорил я торжественным голосом. -- Монгольское нашествие. Войско хана Субудая, разграбив Владимирское, Суздальское и прочие северо-восточные княжества, подошло к Киеву. Где и было разбито в пух и прах.
   -- Это я знаю, -- с некоторым удивлением сказала Валя. -- Но ведь Великая Киевская Битва, кажется, произошла не здесь, а километрах в сорока к востоку от города.
   -- Правильно, -- кивнул я. -- Но зато именно здесь за день до битвы собрались на военный совет все полководцы союзников.
   -- Ух ты! Правда? -- у Вали даже заблестели глаза. -- А откуда ты знаешь?
   -- Собственно, археологи откопали останки шатра, в котором проходил совет, ещё лет семьдесят назад, -- сказал я. -- Но потом была война, и здесь как раз наступали передовые отряды группы армий "Тевтобург"...
   -- Но ведь не дошли?
   -- Не дошли, -- кивнул я. -- Но разбомбили и обстреляли всё, что можно. Вот один снаряд сюда и попал, так что ничего больше не осталось. И тем не менее местные старожилы помнят. Так вот я об этом узнал. А теперь и ты тоже.
   -- Здорово, -- протянула Валя. -- Вот мы с тобой смотрим -- и как бы видим всё, что тогда происходило...
   -- Ага! -- кивнул я. -- Вполне возможно, что именно здесь, -- показал я на один из пней, -- сидел великий князь Владимир Мстиславич. А вот там -- архистратег Леонид Фессалийский, чьи воины отбили самую страшную монгольскую атаку.
   -- А вот тут, -- подхватила Валя, -- Исаак бен Иосиф Ха-Леви, чьё войско нанесло монголам решающий удар.
   И нам действительно показалось, что на поляне вместе с нами находится сама История. А мне даже почудилось, что я слышу тихий голос Никодима Расторгушкина, поющего одну из своих новых песен:
  
   -- Так ведётся испокон --
   Не сдавайся Змею.
   Колокольный слыша звон,
   Богу помолясь,
  
   Во славу Христову
   Греков да евреев
   Кликнул на подмогу
   Володимир-князь...
  
   А ведь это, подумал я, была только самая первая победа, одержанная Русью и её верными союзниками. Сколько уже столетий прошло, а дружба Руси с Грецией и Иудеей так и осталась нерушимой...
   -- Если уж мы говорим о Великой Киевской Битве, -- нарушила тем временем молчание Валя, -- то я тоже могу рассказать тебе кое-что увлекательное.
   -- Расскажи.
   -- Вот ты, Петя, небось думаешь, -- усмехнулась Валя, -- что мы, римляне, только и умеем, что торговать да языком молоть.
   -- Я так не думаю, -- возмущённо ответил я.
   -- Ну, хорошо, не ты лично. Но есть люди, которые так думают, верно?
   "Есть люди, которые думают о римлянах куда хуже," -- подумал я, но вслух не сказал ничего.
   -- А между тем, -- сказала Валя, -- среди римлян иногда встречаются и неплохие полководцы. И я говорю не только о временах Империи. Я имею в виду именно тот шатёр, который некогда стоял на этой поляне...
   -- Там были римляне? -- несказанно удивился я.
   -- По крайней мере, один римлянин. Я недавно прочитала в Сети...
   -- А где именно ты это прочитала? -- недоверчиво спросил я. -- Уж не...
   -- Нет, не на 753.ру, -- рассмеялась Валя. -- Туда я давно уже не хожу. Нет, так было написано на одной солидной исторической страничке. На которую иногда ссылается сам хроно.ру.
   -- И что же там было написано? -- с интересом спросил я.
   -- Что воеводой одной из русских дружин был некий Павел Красовский. Который был римлянином -- и к тому же потомком самого
   Марка Лициния Красса.
   -- Красса? Того самого?
   -- Да, того самого. Который разбил Спартака.
   Что ж, подумал я, того самого так того самого. В конце концов, если сын за отца не отвечает, то потомок за дальнего предка -- тем более.
  

* * *

  
   Обратно мы пошли другим путём -- полузаброшенная тропинка вывела нас к трамвайной остановке, трамвай довёз до новой станции подземки, а подземный поезд привёз к остановке 15-го автопантона, который как раз ехал к дому, где жили Юлианские.
   Разумеется, наш "другой путь" был тернист и далёк, но Валя не жаловалась. Как, впрочем, и я.
   -- Слушай, Петя, -- спросила Валя, поудобнее устроившись на сиденье напротив меня, -- а куда ты собираешься поступать?
   -- Пока ещё точно не знаю, -- пожал я плечами. -- Хотелось бы, конечно, в физтех, но там отбор очень жёсткий -- тридцать-сорок человек на место. А если не в физтех, то особой разницы нет -- физику можно успешно изучать практически в любом вузе страны, где её преподают.
   -- А я поеду в Полоцкий Схоластерий, -- заявила Валя. -- Там филологическое отделение -- одно из лучших в стране. А кафедра иностранных языков и вовсе самая лучшая!
   -- Иностранные языки? -- скривился я. -- Мне, честно говоря, и еврейского с греческим хватает по самые уши.
   -- Эти-то я уже и так знаю, -- усмехнулась Валя, -- как и латынь. А в схоластерии, наверное, буду изучать британский и галльский. Может, ещё и готский.
   -- Ну, тебе-то ещё рано об этом думать, -- махнул я рукой.
   -- Почему же? -- удивилась она.
   -- Но ведь тебе только шестнадцать! Значит, тебе ещё год учиться в гимназии.
   В ответ Валя лишь рассмеялась.
   -- Мне действительно шестнадцать, -- сказала она, -- но я пошла в гимназию на год раньше. Так что учёбу в гимназии я уже закончила, осталось только выдержать испытания.
   -- Надо же! -- поразился я. -- Так у тебя сейчас тоже выпускные?
   -- Ну да.
   -- Но ведь ты не сказала об этом ни слова!
   -- А ты и не спрашивал, -- улыбнулась Валя.
   -- Так ты, выходит, вундеркинд, -- сказал я.
   И тут же понял свою ошибку.
   -- Ой, извини! -- произнёс я виноватым голосом.
   -- Почему "извини"? -- удивилась Валя. -- За что?
   -- Ну, за то, что я употребил... германское слово.
   -- Ах, вот ты о чём! -- протянула Валя. -- Не бойся, извиняться тебе не за что. Я не испытываю к германцам никакой ненависти. Ведь нынешнее поколение не виновато в том, что натворили их деды и прадеды добрых полвека назад. Да ведь и тогда виноваты были не все германцы, а только народные общинники и их приспешники.
   -- Можно сказать и так... -- задумчивало протянул я. -- У тебя очень... необычный взгляд на мир.
   -- А я вообще оптимистка, -- улыбнылась Валя.
   -- Кто?
   -- Ой, прости. Это такое латинское слово. Оно означает человека, который ожидает, что будущее окажется скорее хорошим, чем плохим.
   -- Я бы тоже хотел быть... оптимистом, -- сказал я. -- Но это не так легко. Всегда так бывает, что ждёшь от судьбы чего-нибудь хорошего, а вместо этого судьба даёт тебе по шее. А то и хуже.
   -- И тем не менее, -- ответила Валя, -- я думаю, что будущее должно быть лучше настоящего. Ведь настоящее куда лучше прошлого.
   -- Ты так полагаешь? -- недоверчиво спросил я.
   -- Конечно! -- убеждённо воскликнула Валя. - Ну, посуди сам. Прежде по всему миру было полно монархий - а сейчас сплошь демократии. Скажем, не так давно у нас на Руси всем заправлял великий князь -- а сейчас практически вся власть у Всерусского Веча, которое выбирает народ. Раньше избирательные права были только у мужчин -- а теперь и у нас, женщин, тоже. Лет сто назад русские римляне были ограничены в правах -- а теперь мы такие же граждане Великого Княжества Русского, как и христиане. Совсем недавно нас, римлян, ненавидели лютой ненавистью -- а сейчас романофобия низка, как никогда.
   Вспомнив Лёху Собакина, я мысленно вздохнул -- но только мысленно.
   -- Да ведь и моя жизнь становится всё лучше и лучше, -- усмехнулась Валя. -- До сих пор была гимназисткой, а осенью уже буду учиться в Полоцком Схоластерии.
   -- А мне было бы трудно жить в другом городе, -- сказал я. -- Конечно, если я буду хорошо учиться, то учёба будет бесплатной -- как и койка в общежитии. Но есть-то надо? Вот и пришлось бы подрабатывать...
   -- Мне в этом смысле легче, -- немного смутилась Валя. -- У меня будет неплохая стипендия.
   -- Что будет?
   -- Прости, это опять латынь. Я имела в виду пособие. Оно мне полагается за то, что я круглая отличница -- да ещё и выиграла пару общегосударственных олимпиад по филологии...
   -- Здорово! -- воскликнул я. -- Я по физике и математике тоже участвовал, но дальше городской ни разу не пробивался.
   -- Ну да, здорово, -- заметно смутилась Валя, -- выходит, такая я умная...
   -- По-моему, ты действительно очень умная, -- сказал я с улыбкой, но вместе с тем совершенно искренне.
   -- Ой! -- вдруг подскочила она с сиденья. -- Умная-то умная, а вот свою остановку чуть не прозевала. Пошли.
   Выйдя из автопантона, мы зашагали к её дому.
   -- Знаешь, Петя, -- внезапно сказала она, -- мне нужно тебе кое в чём признаться.
   -- В чём же? -- спросил я, почувствовав, что начинаю немного волноваться.
   -- Когда я сегодня пришла на вечеринку, ты ведь, наверное, удивился?
   -- Н-ну да... -- кивнул я. -- Не часто ведь бывают такие... подарки судьбы.
   -- Так вот, -- медленно протянула она, -- это была не совсем судьба. Вернее, не только судьба.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Всё началось с того, -- сказала Валя, -- что сегодня днём я пришла к Зое Морозовой. Мы с ней не то чтобы подруги -- так, хорошие знакомые. И вот внезапно у неё звонит телефон, она берёт трубку, разговаривает... И я слышу, что какая-то Ирка приглашает нас на вечеринку. Которую устраивают мальчики из Шестнадцатой гимназии. И которая будет дома у некоего Пети Лебедева...
   Прервав свой рассказ, Валя посмотрела на меня -- но я в ответ лишь кивнул. Продолжай, мол.
   -- И вот Зоя вешает трубку, -- продолжила Валя, -- и спрашивает меня, не хочу ли я вместе с ней сходить на сабантуй. А я думаю: ну сколько может быть в Шестнадцатой гимназии мальчиков с именем "Петя" и мишпахией "Лебедев"?
   -- Насколько я знаю, только один, -- улыбнулся я.
   -- Вот и я так подумала. И решила пойти. А так бы вряд ли пошла.
   -- Вот как... -- протянул я, не зная, что же сказать ещё. И чувствуя, что моё сердце бьётся гораздо сильнее, чем ему положено.
   -- Ну, вот мы и пришли, -- сказала Валя, останавливаясь у двери своего подъезда.
   И посмотрела мне в глаза. А я, увидев её вопросительный взгляд, сразу же понял, что следующую фразу в нашем разговоре надлежит произнести мне.
   -- Валя, -- неуверенно начал я. -- Мне хотелось бы... поблагодарить судьбу... да и тебя тоже... за прекрасно проведённый вечер.
   -- И мне тоже, -- ответила Валя, смущённо улыбнувшись. -- Только поблагодарить я хочу не судьбу, а тебя, Петя. И знаешь каким образом?
   -- Нет, не знаю, -- покачал я головой, чувствуя, как начинают дрожать мои руки.
   В ответ Валя обняла меня за плечи и впилась своими губами в мои.
   И хотя целоваться она явно не умела (собственно, мой опыт был немногим богаче), следующие несколько мгновений я находился на седьмом небе от счастья. А то и на десятом.
   Прервал наш поцелуй лишь шум в подъезде -- кто-то из соседей шёл вниз по лестнице.
   Разжав губы и с явной неохотой отодвинувшись от меня, Валя тяжело вздохнула, грустно улыбнулась и открыла дверь.
   -- Пока, Петя, -- прошептала она. -- Позвони мне, хорошо?
   -- Позвоню обязательно, -- также прошептал я. -- Пока, Валя.
  

* * *

  
   Приехав домой, я сразу заметил, что лампочка на телефонном автоответчике весело моргает. Что ж, этого следовало ожидать. Пока я гулял с Валей, мои гости занимались куда менее приятным делом...
   Включив кнопку прослушивания, я услышал голос Лёхи Собакина:
   -- Петька! -- судя по прерывистому голосу, он явно запыхался -- Ты где? Слушай, немедленно позвони мне домой! Это очень важно! Даже если очень поздно, всё равно позвони, ладно? Я буду ждать. Пока!
   Откровенно говоря, звонить Лёхе мне совершенно не хотелось. Как и вообще думать о чём-то ещё, кроме Вали Юлианской. Но я прекрасно понимал, что просьбу Собакина мне придётся уважить.
   И я неохотно потянулся к телефонной трубке. Но тут телефон зазвонил сам.
   -- Да? -- спросил я, сняв трубку и ожидая услышать голос Лёхи.
   -- Петя, привет!
   Это был не Лёха. И вообще не парень.
   -- Валя?
   -- Да, это я. Слушай, Петя, ты уже знаешь, что произошло?
   "Кроме нашего поцелуя?" -- подумал я и улыбнулся.
   -- Нет, не знаю, -- ответил я вслух.
   -- Мне сейчас Зоя позвонила -- и рассказала страшную вещь. Когда они с Иркой пошли с вечеринки домой, их провожали мальчики, помнишь? Так вот подходят они к автопантонной остановке -- и тут произошёл какой-то ужас!
   -- А что же именно произошло? -- спросил я таким голосом, как если бы даже не догадывался о возможном ответе.
   -- А то, что из кустарника вдруг вылезли какие-то хулиганы -- и как набросятся на мальчиков! Ну, Зоя с Иркой, конечно, завизжали -- и бросились наутёк! Правда, хулиганы за ними не погнались. Но они всё равно бежали километра два, не меньше. В итоге добежали до следующей остановки. А городовых нигде нет. Ну, что им оставалось делать? Сели в автопантон и разъехались по домам. Так что девочки ещё легко отделались -- но с мальчиками-то что стало? Вот ужас, да?
   -- Действительно ужас, -- сказал я, стараясь вложить в свои слова побольше страха и возмущения. -- Совсем хулиганы распустились. Ну что ж -- я тогда сейчас звякну одному из ребят, спрошу, как там и что. А завтра позвоню тебе и расскажу. Хорошо?
   -- Хорошо, -- ответила Валя уже более нежным голосом. -- Тогда до завтра, Петя.
   -- До завтра. Вернее, уже до сегодня.
   Распрощавшись с Валей, я вдохнул и позвонил Лёхе.
   -- Петька? -- немедленно поднял Собакин трубку. -- Ты знаешь, что случилось?
   -- Нет, не знаю, -- ответил я, стараясь звучать как можно более безразлично.
   -- На нас напали на остановке!
   -- На какой остановке? Кто напал? -- задал я два вопроса, ответы на которые вообще-то знал и сам.
   -- А вот на автопантонной остановке недалеко от твоего дома. Мы туда подходим -- а они из кустов как на нас прыгнут!
   -- Да кто "они"-то? -- спросил я, надеясь, что и Собакин всё спишет на обычных "хулиганов".
   -- А римляне эти мерзкие, язычники вонючие! -- развеял мою надежду Лёха. -- Урод этот, Юлианский, и ещё этот козёл из нашей группы, Цезаревич. А остальных я не знаю, но тоже сразу видно, какого они роду-племени. Тем более что они ещё чего-то орали по-ихнему...
   -- И чем же всё кончилось? Кто кого одолел? -- уже с более искренним любопытством спросил я.
   -- Ну кто, кто... -- пробурчал Собакин. -- Известное дело, нас пятеро, а их вдвое больше... Вся рожа в фингалах теперь, блин... Ну, суки! Ну, гады! За Юлианского мстили, не иначе!
   -- Постой, постой... -- сказал я, пытаясь унять дрожь в голосе. -- Если они мстили за Юлианского, то что они делали там в кустах? Откуда ж они знали, что именно там вас следует поджидать?
   -- Да, верно... -- задумчиво пробормотал Лёха.
   А я мысленно поблагодарил Бога за то, что наш с Собакиным разговор был только телефонным. Иначе бы Лёха непременно увидел, как сильно я покраснел -- и как трясутся мои руки.
   -- Подожди-ка! -- торжествующим голосом закричал Собакин. -- Я, кажется, понял!
   "Надеюсь, что не понял," -- подумал я. -- "Или понял не так".
   -- Цезаревич, блин! -- сказал Лёха. -- Помнишь, ты мне позавчера после химии говорил про сабантуй? И ещё сказал, кто придёт? А этот урод ещё рядом упал и книги рассыпал. Он-то и подслушал, гад! Помнишь?
   Ещё бы мне было не помнить! Не я ли сам всё это и подстроил?
   -- А, да, точно, -- протянул я. -- Блин, вот свинство-то какое вышло... Кто ж знал...
   -- А ведь я тебе говорил, Петька, -- нравоучительно заметил Собакин, -- с этими римлянами надо ухо держать востро! Ну да ладно, сейчас всё равно ничего не сделаешь, да и поздно уже.
   -- Да, поздно, -- согласился я с Лёхой. -- Ладно, тогда увидимся в понедельник на испытании.
   -- Ага, в понедельник. Ну, пока.
   Положив трубку, я запрыгал от радости. Ведь всё прошло именно так, как я и надеялся. Витька был отомщён, обидчики его -- наказаны, а я -- вне подозрений.
   А Валя Юлианская -- в моих объятиях.
  

* * *

  
   Утром в понедельник я сел в автопантон и поехал в гимназию. Впрочем, думал я не о предстоящем испытании -- и уж тем более не о недавнем побоище на остановке. Мысли мои были заняты вчерашним разговором с Валей. Мы говорили по телефону добрых три часа -- причём по прошествии первого из них Валя предложила дальше говорить по-еврейски, дабы я тем самым не забывал и о подготовке к испытанию. Сначала, конечно, мне пришлось нелегко -- но где-то через полчаса дело пошло на лад, как и за день до того на иудейской сетевой страничке. Да и сам разговор был довольно приятным и увлекательным -- мы с Валей долго обсуждали, куда пойдём в пятницу -- в кино или театр. В итоге вроде выбрали театр -- если, конечно, я всё правильно понял.
   Войдя в зал для испытаний, я увидел за одним из столов Лёху Собакина, который кивнул мне с унылым видом. Пожалуй, на его месте я унывал бы тоже -- оба глаза Лёхи были живописно дополнены фингалами, а на лбу красовалась увесистая шишка. Сочувственно кивнув Собакину в ответ, я уселся в заднем ряду. Где-то справа сидел Марик Цезаревич, но в его сторону я даже не посмотрел.
   Испытание прошло хорошо -- даже отлично. Уж не знаю, помогли ли мои недавние практические занятия, но "пятёрку" я получил вполне заслуженно -- после чего Марья Ивановна меня похвалила и немного пожалела, что ей теперь придётся расстаться с таким способным учеником.
   Поблагодарив Марью Ивановну и попрощавшись с ней, я пошёл наконец домой. Но как только я вышел из гимназии, меня догнал Лёха.
   -- Петька, подожди! -- закричал он. -- Дело есть.
   -- Какое ещё дело? -- насторожился я.
   -- Поехали к Серёге.
   -- К Петухову? А зачем?
   -- Он просил. Поговорить надо. Обсудить кой-чего.
   Признаться, я немного перетрусил. Неужели меня всё-таки подозревают? И дома у Серёги меня ждёт не просто разговор, а разговор с последующим мордобоем?
   Конечно, я мог сослаться на какую-нибудь ерунду, вроде маминой просьбы помочь по хозяйству или похода с отцом в лес за грибами. Или даже просто отказаться -- мол, неохота и всё тут. Но я понимал -- после этого даже небольшие подозрения, если они есть, окончательно укрепятся и превратятся в уверенность.
   И потому я лишь небрежно пожал плечами и ответил:
   -- Ну, надо так надо. Поехали.
  

* * *

  
   Ехать пришлось недолго -- хвилин двадцать в автопантоне.
   А дома у Серёги были все те, кого я приглашал на сабантуй -- и сам Серёга, и Миша с Яшей, и Славик Григорович. Лица у них были разукрашены синяками и шишками не меньше, чем у Лёхи. Правда, Серёге каким-то образом повезло -- если не считать красноватой отметины на подбородке, он по-прежнему выглядел таким же изящным красавцем, как и всегда.
   -- Ну что ж, все вроде в сборе, -- заговорил он своим обычным спокойно-уверенным голосом. -- Думаю, не надо напоминать, что именно случилось с нами два дня назад. Пятеро из нас, скажем так, участвовали в этом... мероприятии лично. Что же касается Пети...
   "То он всё это подстроил," -- подумал я. И тут же понадеялся, что Петухов не наделён телепатическими способностями.
   --...то он, надо полагать, -- посмотрел Серёга на меня, -- уже осведомлён об обстоятельствах разыгравшейся на автопантонной остановке драмы?
   -- Осведомлён, -- кивнул я. -- Мне позвонил Лёха.
   -- Я... это, -- неожиданно сказал Миша, -- тоже хотел тебе позвонить. Атлас-то твой... того... порвался немного, пока нас... это... Но ты не бойся, я его это... подклею и потом отдам.
   Эта новость меня немного разозлила, но виду я не подал. В конце концов, настоящий парень на моём месте должен жалеть не об атласе, а о пострадавших товарищах.
   -- Ладно, ерунда, -- махнул я рукой. -- Что там атлас... рожа цела, и то хорошо.
   -- Да, повезло тебе, -- снова посмотрел на меня Серёга. -- Пошёл бы нас с девушками провожать -- и тебе бы досталось.
   -- Да, мне повезло, -- согласился я, стараясь не выдать своего волнения. -- Но кто всё-таки это был?
   -- Уроды римские, кто же ещё, -- буркнул Лёха.
   -- Язычники вонючие, ага, -- добавил Яша.
   -- Не просто римляне, -- покачал головой Серёга. -- Один из них, убегая в конце побоища, швырнул в меня вот этим.
   И Петухов достал из кармана небольшой бумажный прямоугольничек.
   -- Это у них что-то вроде деловой карточки, -- добавил он, показывая бумажку всем собравшимся.
   Не могу сказать, что содержимое карточки меня очень удивило -- наверху был красиво нарисован орёл, а внизу была отпечатана латинская надпись "JUVENIS LEGION".
   -- Это чего такое? -- удивился Славик. -- Буквы какие-то непонятные...
   -- Это латынь, -- сказал Лёха. -- Но я читать на этом тупом языке не умею.
   -- Да, это латынь, -- кивнул Серёга. -- И написано тут "Ювенис Легион". Или же "Молодой Легион".
   -- И что это значит? -- спросил Миша.
   -- Это значит, -- ответил Петухов, -- что на нас напали не просто хулиганы римского происхождения, а некая римская шайка "Молодой Легион". И что теперь наша задача -- как следует этим... легионерам отомстить. Или кто-то полагает иначе?
   Ответом Серёге было общее молчание. Если кто-то и полагал иначе (как я, например), то явно предпочитал держать своё мнение при себе.
   -- Что ж, возражений нет, -- удовлетворённо кивнул Петухов. -- Осталось решить, как именно мы будем мстить.
   -- Морды им набить, и всего делов, -- хмыкнул Славик.
   -- Кому? -- задал уточняющий вопрос Серёга.
   -- Ну как кому... Юлианскому, конечно... ну и Цезаревичу, ясное дело...
   -- Это бессмысленно, -- покачал головой Петухов. -- Во-первых, тогда остальные члены шайки останутся безнаказанными. Во-вторых, на нас напали не Юлианский и не Цезаревич как таковые, а именно шайка "Молодой Легион". Стало быть, наказание должны понести все члены этой шайки.
   -- А как мы их всех вместе накажем? -- удивился Лёха. -- Тем более что их, уродов, побольше нашего будет... Разве что ещё ребят собрать...
   -- Нет, -- не согласился с ним Серёга. -- Никого собирать не будем. Мы отомстим по-другому -- так, чтобы численность шайки нам не помешала.
   -- Каким же образом? -- задал вопрос я. Мне действительно было любопытно, что же Петухов придумал.
   -- А вот таким, -- поднял указательный палец Серёга. -- Раз "Молодой Легион" -- это шайка, значит, они где-то тусуются. Где-то у них должен быть штаб или что-то в этом роде. Стало быть, если мы узнаем, где этот штаб находится, то можем туда проникнуть -- и устроить там полный разгром. Поломаем им там всё, распотрошим и загадим.
   -- А что, неплохо придумано... -- хмыкнул Славик.
   -- Хорошая идея, -- кивнул и Лёха.
   -- А как мы узнаем, где находится их штаб? -- более скептически отнёсся к хорошей идее Миша.
   -- Вот это -- действительно проблема, -- вздохнул Серёга. -- Тут надо будет как следует пошевелить мозгами. Но пока что ничего предпринимать не будем. Сделаем вид, что утёрлись. Будем вести себя тише воды, ниже травы. Пусть эти мерзавцы думают, что им ничего не угрожает. Ясно?
   -- Ясно... -- неохотно буркнул Лёха. Остальные, включая меня, закивали головами.
   -- А пока будем думать, -- сказал Петухов. -- Думать, как найти штаб "Молодого Легиона". В конце концов, всегда нужно сначала думать, а уж потом действовать. Да и времени пока мало -- как-никак, в четверг уже новое испытание, а к нему ещё подготовиться надо. Так что, друзья мои, пора расходиться. Поговорили -- и хватит.
   И мы все, кроме самого Серёги, нестройной толпой двинулись к выходу из хором.
   -- Петя! -- вдруг позвал меня Петухов.
   -- Да? -- обернулся я.
   -- А вот тебя я попрошу немного задержаться.
   Ну прямо как Миллер в "Пятнадцати мгновениях осени"!
   -- Э... хорошо, -- согласился я.
   Разумеется, оставаться с Серёгой с глазу на глаз мне совсем не хотелось. И тем не менее я вернулся в комнату Петухова и поудобнее устроился в одном из кресел.
   Проводив гостей, Серёга вернулся и уселся в кресло напротив.
   -- Ну что, Петя? -- вдруг хитро подмигнул он мне. -- Как ты думаешь, о чём я хочу с тобой поговорить?
   -- Не знаю, -- пожал я плечами.
   Конечно, определённые догадки на этот счёт у меня были -- но я надеялся, что истине они не соответствовали.
   -- Хорошо, -- усмехнулся Петухов. -- Я задам тебе другой вопрос. Та девушка, за которой ты ухаживал ведь вечер... Валя... она ведь римлянка, верно?
   Как я ни старался сохранить самообладание, но всё же вздрогнул.
   -- Верно, -- выдавил я из себя, не в силах отрицать очевидного. В конце концов, римская внешность Вали, равно как и имя, выдавали её с головой.
   -- Отлично! -- с довольным видом кивнул Серёга. -- Ведь это просто отлично!
   -- Что же тут отличного? -- не понял я.
   -- Видишь ли, Петя, -- сказал Петухов, -- римляне в нашей стране -- как, впрочем, и в иных странах -- обычно держатся вместе. Что именно служит тому причиной -- былые притеснения или же романофобия окружающих -- не имеет значения. Для нас в данном случае важно именно то, что римляне города Киева обычно вместе... скажем так, тусуются. Вместе справляют свои праздники, вместе собираются на вечеринки, вместе посещают храм Юпитера. А это значит, что каждый римлянин наверняка хорошо знаком с несколькими десятками -- а то и сотнями -- других римлян. И соответственно знакомство с одним римлянином -- это ключ к целой картотеке данных. Данных о римских организациях, о римских тусовках -- и о римских этнических шайках! Понимаешь, к чему я клоню?
   -- Кажется, понимаю... -- медленно кивнул я.
   -- Продолжай встречаться с этой Валей и дальше, -- в голосе Серёги зазвучал недюжинный энтузиазм. -- Познакомься с её родителями, с братьями и сёстрами. Повращайся в их среде, поговори с ними, поспрашивай -- осторожно, конечно, не подавая виду, зачем тебе это надо. И я уверен, что в конце концов ты набредёшь на след этого самого "Молодого Легиона"!
  

* * *

  
   Подъезжая к своей остановке, я в очередной раз вздохнул. Господи, как мне надоели эти идиотские разборки! А теперь ещё и это особое задание, которое дал мне Петухов.
   Конечно, я и так приблизительно знал, где находится штаб "Молодого Легиона" -- но, разумеется, вовсе не собирался выдавать эти сведения Серёге. Правда, теперь он будет постоянно спрашивать, не узнал ли я чего-нибудь нового через Валю... Что ж, придётся тянуть время. В конце концов, я не разведчик какой-нибудь.
   Войдя в диру и закрыв за собой дверь, я подошёл к телефону и позвонил Вале.
   -- Да? -- раздался в трубке голос Витьки.
   -- Витя, привет, -- без особого энтузиазма ответил я. -- Слушай, позови...
   -- Петя, ну как дела? -- перебил он меня.
   -- Хорошо дела. Слушай...
   -- А подробней? -- снова прервал меня Витька.
   -- А что подробней-то? -- удивился я.
   -- Но ведь ты мне зачем-то звонишь, -- усмехнулся Юлианский. -- Значит, что-то хочешь рассказать.
   -- Вообще-то я звоню Вале... -- замялся я.
   -- А мне ты рассказать ничего не хочешь? -- настаивал на своём Витька.
   -- А что я должен тебе рассказывать? -- ответил вопросом на вопрос я.
   -- Ну, например, -- усмехнулся Юлианский, -- куда это вы с Собакиным пошли после испытания. И не думай этого отрицать -- Марик видел вас в окно.
   Я понял, что от Витьки не отделаться.
   -- Ну да, -- вздохнул я, -- кое-что рассказать можно. Но обязательно прямо сейчас?
   -- Да нет, лучше завтра, -- согласился Юлианский. -- Приходи в шесть вечера в штаб. Сам найдёшь или заехать за тобой?
   -- Найду, найду. Только расскажи мне поподробней, где он там находится. А потом позови наконец Валю.
  

* * *

  
   Как и полторы недели назад, первая входная дверь в подвальный штаб открылась без труда. А в следующую я постучал.
   -- Пароль? -- раздался чей-то голос. Кажется, Вадима.
   -- Понятия не имею, -- честно ответил я.
   -- Да это Петя, -- послышался голос Витьки. -- Это я виноват, забыл ему пароль сообщить. Петя, входи!
   Войдя, я увидел внутри тех же парней, что и в прошлый раз.
   -- Аве! -- приветливо сказал мне Вадим. Это слово повторили и остальные.
   -- Аве, аве, -- сказал я в ответ.
   -- Ну так что? -- со своим обычным сарказмом спросил Антошка Рубиконов. -- Что же нам скажет друг римского народа?
   -- Хотя бы то, -- ответил я, не смутившись, -- что для цивилизованного человека ты ведёшь себя не очень-то культурно, находясь в публичном месте.
   В следующее мгновение собравшиеся империалисты удивлённо ахнули, после чего одобрительно захлопали -- если не считать недовольно отвернувшегося Антошки. А я лишь довольно усмехнулся -- что ни говори, а ежедневное общение с Валей не могло не сказаться на моём словарном запасе.
   -- Молодец, Петя, молодец, -- сказал Вадим, когда шум утих. -- Садись. Так что же происходит в стане наших противников?
   "Ваших противников," -- подумал я. -- "Лично мне они ничего плохого не сделали. Пока, во всяком случае".
   Но вслух я сказал совсем другое.
   -- Серёга Петухов, -- вздохнул я, -- хочет вам отомстить.
   -- Этого следовало ожидать, -- кивнул Марик Цезаревич.
   -- И его идея, -- добавил я, -- заключается в том, чтобы проникнуть вот в этот подвал и как следует этот штаб раздолбать.
   -- Вот гад! Вот нахал! -- послышались возмущённые голоса.
   -- Но ведь он не знает, где штаб находится, -- недоумённо нахмурился Витька, после чего тут же встревожился: -- Или знает?
   -- Да нет, не знает, -- успокоил я Юлианского. -- Но очень хочет узнать. Только не представляет, как именно это сделать.
   Разумеется, о другой идее Петухова - выведать о расположении штаба через Валю -- я умолчал. Ещё не хватало вовлекать её во все эти идиотские игры!
   -- Ну так и не узнает, -- беспечно махнул рукой Марик. -- Значит, бояться нам нечего.
   -- Эврика! -- вдруг воскликнул Вадим. -- Есть отличная идея!
   -- Какая? -- спросил я, уже каким-то образом чувствуя, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
   -- А если мы подбросим им эту информацию? -- торжествующим голосом сказал Вадим.
   -- Что подбросим? -- не понял я.
   -- Ну, сведения, данные. Допустим, ты расскажешь этому Петухову, где находится наш штаб. Он радуется, собирает своих варваров, едет сюда... а ты тем временем нас предупреждаешь -- и они снова попадают в засаду!
   -- Ух ты! -- возбуждённо подскочил на месте Витька.
   -- Вот это да! -- захлопал в ладоши Марик.
   -- Отлично! Здорово! Круто! -- подхватили и другие империалисты.
   Лишь я не разделял общего восторга.
   -- Опять засада, опять мордобой... -- вздохнул я. -- А надо ли?
   -- Конечно, надо! -- убеждённо воскликнул Вадим. -- Ну сам посуди -- ведь мы их сюда не приглашали. Они сами хотят нам нагадить. Кто ж им будет виноват, если они сами нарвутся?
   -- Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет, -- заметил Витька. -- Уж кто-то, а русские должны это понимать. А не понимают -- пусть на себя и пеняют.
   -- Одна только проблема... -- кислым голосом заметил Антошка.
   -- Какая? -- повернулся к нему Вадим.
   -- Что он этим варварам скажет? Откуда он узнал, где расположен наш штаб?
   Ответа не последовало. Последовало молчание, которое длилось не менее хвилины, а то и двух.
   -- М-да... -- прервал наконец тишину Вадим. -- Действительно, что же делать? Ведь Петя не может просто так сказать Петухову "я знаю, где их штаб, поскольку сам там бывал не раз". Да, тут надо подумать...
  

* * *

  
   Прошло ещё два дня. Ни с Серёгой Петуховым, ни с Вадимом Катоновичем я в эти дни не встречался. О чём они думали, в чём состояли их помыслы, надежды и чаяния - этого я не знал. Но догадывался. Наверняка Серёга грезил о том, как бы узнать местонахождение штаба "Молодого Легиона" - а Вадим спал и видел, как бы половчее исполнить Серёгину мечту.
   А вот мне этого совсем не хотелось. Меня как раз вполне устраивало существующее положение дел - или же статус кво (этому словосочетанию меня научила Валя). Да, избиение Витьки Юлианского в сарае было чудовищной несправедливостью. Но ведь Серёга и его товарищи уже понесли за это заслуженное наказание. Стало быть, справедливость была восстановлена - Витька свёл счёты со своими обидчиками, и на этом можно было ставить точку. Добавлять новые обиды - как с одной, так и с другой стороны - я не видел ни малейшей необходимости.
   Кроме того, мне было как-то не до Витьки, не до Серёги и не до "Легиона" -- я усиленно готовился к испытанию по русскому языку и русской же словесности. Если писать грамотно я умел с младых ногтей - так что в "пятёрке" по русскому я был уверен - то вот словесность доставляла мне немало забот и хлопот ещё с пятой группы. Нет, читать-то я любил всегда - и произведения на уроках словесности мы проходили по большей части увлекательные. Но вот критические статьи, написанные ужасно скучным слогом, в котором всё те же увлекательные книги подробно разбирались по косточкам... Статьи, где нудные критики обстоятельно разъясняли, что же хотел сказать автор своим произведением... Готов спорить, что в большинстве случаев сам автор, будь он до сих пор жив, обвинил бы критиков если не в клевете, то по крайней мере в идиотизме.
   А мне этот идиотизм надлежало читать, запоминать, да ещё и пересказывать в сочинениях. Включая то, которое предстояло написать на испытании.
   Что ж тут поделать? Как известно, кто умеет - делает, кто не умеет - учит. Вот и пришлось мне как следует проработать весь этот бред критиков, которые так и не научились писать художественные произведения сами. Прерывался я только на ежедневные (вернее, ежевечерние) разговоры с Валей по телефону - да и те пришлось сократить.
   И всё-таки в четверг весь этот ужас закончился. Одной из тем на испытании оказался "Идиот" - и я написал довольно неплохое сочинение, где разбавил скучные мысли критиков более увлекательными рассуждениями филолога Хадзипанагиса, дошедшими до меня неделей раньше в пересказе Вали. В итоге (оценки нам сообщили через два часа) я получил именно то, на что надеялся - "5" по русскому и "4" по словесности.
   А вечером мы с Валей окончательно решили, на какую пьесу пойдём завтра. Я, честно говоря, всегда предпочитал комедии. Например, знаменитого "Григория Лохмотьева" -- про беглого монаха, вообразившего себя спасшимся княжичем, который на самом деле умер во младенчестве. Причём этот Лохмотьев настолько обнаглел, что даже потребовал для себя русский трон - ну не смешно ли? Однако великий князь Борис, поймав самозванца, наказал его очень необычным образом - издал указ, в котором объявил Григория... главным киевским юродивым. После чего любые речи Лохмотьева, какая бы ересь и непочтительность к Борису в них не содержалась, вызывали только хохот. Как у киевлян того времени, так и у зрителей в театре, в очередной раз наслаждающихся этим бессмертным творением. Конечно, трудно сказать, происходило ли нечто подобное на самом деле, или же автор всё выдумал от начала до конца - но какая, собственно, разница? Пьеса-то замечательная!
   Однако Валя всё же настояла на своём - и вместо комедии мы договорились пойти на драму.
  

* * *

  
   Подъезжая в автопантоне к Валиной остановке, я не на шутку волновался. Меня мучил очень важный -- я бы даже сказал, жизненно важный -- вопрос.
   Поцелует ли меня Валя при встрече?
   И если нет, то насколько это будет ужасно? Когда мы виделись в последний раз -- именно виделись, телефонные разговоры не в счёт -- она поцеловала меня на прощание. И если не поцелует при встрече, то будет ли это значить, что тот поцелуй был лишь мимолётным порывом, и что я для неё -- не более чем добрый приятель?
   А не поцеловать ли её самому? Нет, на такое мне не решиться -- это как-то будет слишком нахально. Может, сначала попросить разрешения? Нет, это прозвучит глуповато.
   Между тем автопантон наконец остановился. Выйдя из него, я зашагал к Валиному дому.
   Обычно девушки на свидания опаздывают -- но Валя уже ждала меня у подъезда. У того самого, где мы в прошлый раз целовались. Чем не добрый знак?
   И Валя действительно мне улыбнулась, после чего... вежливо со мной поздоровалась:
   -- Привет, Петя!
   И всё.
   -- Привет, Валя! -- ответил я упавшим голосом, после чего немного помедлил... но никакого поцелуя так и не последовало.
   -- Пойдём? -- улыбнулась мне Валя.
   Разумеется, я кивнул головой -- и мы пошли в театр, находящийся где-то в двадцати хвилинах ходьбы от её дома.
   Не знаю, заметила ли Валя, что я говорил с ней немного неохотно, отвечал на её вопросы подчас односложно и вообще был несколько удручён. Она же всю дорогу улыбалась мне своей смущённой улыбкой, тараторила без умолку и смеялась собственным шуткам. То есть всё вроде было хорошо -- но в то же время не так, как надо. Мне по-прежнему мучительно хотелось её поцеловать - но заявить о своём желании вслух я, естественно, не решался.
   Тем временем мы наконец пришли в театр, предъявили пропуска (которые я купил через Сеть ещё вчера вечером), прошли в зрительный зал и сели на свои места.
   -- Надеюсь, что нам понравится, -- улыбнулась мне Валя.
   "Мне бы больше понравилось, если б ты меня поцеловала," -- подумал я, но вслух лишь пробурчал нечто нечленораздельное.
   А хвилин через десять занавес поднялся -- и представление наконец началось.
   Итак, место действия -- наша Русь. Позапрошлый век. Затерянный в глуши городок где-то в третьеразрядном княжестве -- наверное, в Черниговском или Волгоградском. Грязь, развал, запустение. Продажный городничий, чуть менее продажные чиновники -- попечитель учебного округа, смотритель за больницами, судья, начальник письмоносной службы... Все вполсилы работают, по мере сил наживаются... Действительно, в те времена такое встречалось часто -- да и сейчас тоже, пусть и реже.
   И вот городничий созывает чиновников, после чего сообщает им премерзопакостнейшее известие -- в город едет государственный надзиратель. Чиновник по особым поручениям из самого Киева. Да ещё и с тайным предписанием.
   Ну, разумеется, вся эта местная шушера начинает дрожать от ужаса. Ещё бы -- вот приедет надзиратель, так сразу выведет всех на чистую воду. Что делать? Делать нечего -- разве что попытаться навести тень на плетень и как-нибудь обвести страшного надзирателя вокруг пальца. Сделав вид, что город процветает, и все до одного честны и неподкупны.
   Но тут есть одна загвоздка. А если надзиратель приедет тайно? А если уже приехал -- и явится к городничему уже после того, как всё разнюхает и выведет всех на чистую воду? Тогда будет плохо.
   В итоге доходит до того, что объятые страхом и подозрительностью чиновники принимают за надзирателя... некоего Шестакова. Который на самом деле -- обыкновенный молодой человек, живущий впроголодь в захудалой гостинице без копейки денег. Что и говорить, ситуация почти комическая.
   И вот городничий и прочие являются к Шестакову в гостиницу, где рассыпаются перед ним в раболепных поклонах -- просто смотреть было противно, но на то и ведь драма. В итоге городничий приглашает лже-надзирателя к себе домой -- и Шестаков, не будь дурак, сразу же соглашается. Там в честь "высокого гостя" устраивают званый ужин, во время которого Шестаков напивается и начинает пороть полную чушь. Будто он в Киеве самый великий, знатный и богатый человек - ну, разве что, если не считать самого великого князя.
   А городничий с чиновниками... всему этому верят! Ну, может, не всему -- но половине, так это точно. Боже мой, как на это было грустно смотреть! Насколько же надо потерять человеческое достоинство, чтобы принимать всерьёз хвастовство необузданного самозванца?
   К счастью, на этом первое действие закончилось.
   -- Ну как? -- посмотрела на меня Валя.
   -- Сильно, -- признался я. -- Прямо за душу берёт.
   -- Говорят, второе действие ещё лучше.
   Но до второго действия оставалось ещё двадцать хвилин -- и мы пошли погулять по театру.
   -- Ой, Петя, посмотри налево, -- воскликнула Валя, когда мы вышли из зрительного зала, -- это же один из мальчиков с твоей вечеринки!
   Я посмотрел налево -- и невольно вздрогнул, увидев... Серёгу Петухова в сопровождении некоей миловидной курчавой девушки. По правде говоря, окликать его мне нисколько не хотелось -- но он заметил меня сам. После чего широко улыбнулся и подошёл к нам вместе со своей спутницей.
   -- Здравствуй, Петя, -- протянул он мне руку.
   -- Привет, -- ответил я, пожимая её.
   -- Это Тамара, -- представил Петухов мне курчавую девушку.
   -- Очень рад, -- поклонился я ей. -- А это Валя.
   -- Да, я помню, -- улыбнулся Серёга, после чего хитро мне подмигнул.
   Дальнейший разговор продолжался не более хвилины -- обменявшись вежливыми любезностями, мы раскланялись и разошлись.
   Но какой-то неприятный осадок от Серёгиного подмигивания всё же остался.
  

* * *

  
   Валя оказалась права -- второе действие было ещё лучше первого.
   Окончательно поняв, что городничий и чиновники принимают его за некую важную птицу, Шестаков совсем озверел. Теперь он уже всёл себя так, будто он был полновластным властелином города, а все остальные -- его презренными рабами. Он орал на своих несчастных собеседников, угрожая каждому из них, что лишит того должности, а то и сошлёт куда-нибудь на Север. Досталось, кстати, не только чиновникам, но и обычным горожанам, пришедшим жаловаться на городничего. Причём Шестаков заодно ещё и вымогал у чиновников и просителей огромные взятки. А в довершение ко всему он соблазнил дочь городничего -- а потом ещё и жену.
   Нечего и говорить, что пьеса с каждой хвилиной становилась всё более трагичной. А смысл её было разгадать не так уж сложно. Любой человек, даже самый тихий и мирный, может превратиться в самое настоящее чудовище -- если вдруг нежданно-негаданно получит неограниченную власть. Увы, так иногда случается и в жизни.
   Ну, а лучше всего у автора удалась последняя картина. Наконец-то в город приехал настоящий надзиратель -- и городничий с чиновниками чуть не заплясали от радости. Уж теперь-то, решили они, им удастся избавиться от этого самозванного тирана!
   Ан нет! Когда надзиратель разгневался и потребовал к себе Шестакова, тот без тени смущения рассказал ему обо всех грехах городничего и чиновников, не забыв упомянуть про их продажность (но скромно умолчав о полученных взятках). И что же сделал надзиратель? А он поблагодарил Шестакова за проделанную работу -- и назначил его новым городничим!
   И тогда чиновники (вместе с теперь уже бывшим городничим) застыли подобно каменным изваяниям. На лицах их отражался неописуемый ужас, который передался даже в зрительный зал.
   А в следующее мгновение занавес медленно пополз вниз. И как только он достиг пола, все до одного зрители встали со своих мест -- и захлопали. И хлопали хвилин десять, не меньше.
   -- Вот это драма! Вот это трагедия! -- сказал я, выходя вместе с Валей из зрительного зала. -- Куда там Софоклу и Шексуорду!
   -- Говорят, у этого автора есть и другие драмы, -- заметила Валя. -- Например, "Женихи".
   -- Да, я что-то такое слышал, -- кивнул я. -- Там вроде главный герой очень хочет жениться, но невеста выбирает другого жениха, и тогда он в отчаяньи выпрыгивает в окно...
   Подойдя к выходу из театра, мы заметили какой-то столик с разложенными на нём бумажками. За столиком сидел пожилой господин в очках.
   -- Подпишитесь на нашу рассылку! -- обратился он к нам с Валей. -- Все новости нашего театра -- в вашем электронном почтовом ящике!
   -- А давай! -- загорелась Валя. -- Будем заранее знать расписание на месяцы вперёд! Или тебе не понравилась игра лицедеев?
   -- Понравилась, -- кивнул я. -- Ну, ладно, давай подпишемся.
   И мы действительно подошли к столику, после чего господин в очках указал нам на одну из бумажек, на которой уже красовались десятка два электронных анаграфов, оставленных там другими завзятыми театралами. Взяв одну из лежащих на столике ручек, Валя размашистым почерком написала на бумажке свой анаграф -- а потом и мой.
   Выйдя из театра, я внезапно снова почувствовал жгучее желание поцеловать Валю. И тут же понял, что на этот раз удержаться не смогу. Хотя бы от того, чтобы спросить разрешения.
   -- Валя... -- произнёс я дрожащим голосом.
   -- Да, Петя? -- улыбнулась она в ответ.
   -- Валя... можно тебя...
   -- Что?
   -- Ну... поцеловать?
   Это длинное четырёхсложное слово я выпалил мгновенно.
   -- Нельзя, -- улыбнулась Валя. -- Обойдёшься.
   Я чуть не потерял самообладание. У меня было такое ощущение, будто мне нанесли пощёчину. Мою душу переполняли гнев, стыд, досада и обида -- то ли на Валю, то ли на себя самого. Мне хотелось взять и провалиться сквозь землю -- или же просто уйти отсюда, и никогда не попадаться Вале на глаза. Или же просто зареветь во всё горло.
   Но я ничего такого не сделал.
   А Валя, как ни в чём не бывало, по-прежнему шла рядом со мной, по-прежнему улыбалась и смеялась, по-прежнему произносила фразу за фразой.
   И всё-таки хвилин через десять она наконец что-то почувствовала.
   -- Петя, в чём дело? -- обеспокоенным голосом спросила Валя. -- Ты что-то сегодня какой-то грустный. Что-нибудь случилось?
   Можно было, конечно, сказать в ответ, что всё пучком и никаких проблем. Но я не видел смысла в вежливой лжи -- тем более, когда очень хотелось сказать правду.
   -- В каком-то смысле случилось, -- пробурчал я. -- Вернее, не случилось.
   -- А чего не случилось?
   -- А ты сама не понимаешь? -- грустно хмыкнул я.
   -- Нет, Петя, не понимаю, -- покачала Валя головой. -- И не пойму, пока ты мне не объяснишь.
   -- Ну, хорошо, -- вздохнул я. -- Что произошло, когда мы выходили из театра?
   -- Мы оставили наши анаграфы для рассылки.
   -- Нет, потом. Когда я тебя кое о чём попросил.
   -- Когда ты хотел меня поцеловать? -- засмеялась Валя.
   -- Вот именно! -- раздражённо ответил я. -- И ничего смешного.
   -- И поэтому ты такой грустный? -- продолжала смеяться Валя.
   -- Ну да, -- вздохнул я. -- Что ж тут весёлого? Раз ты не хочешь со мной целоваться, значит...
   -- Пе-е-етя, ну как же ты не понимаешь? -- протянула Валя. -- Ну мы же на улице! Вокруг полно людей! Неужели ты не заметил, что я очень-очень стеснительная?
   -- Так вот в чём дело! -- воскликнул я.
   -- Ну, конечно! Вот сейчас дойдём до дома, зайдём в подъезд -- и тогда ты можешь меня целовать, сколько хочешь.
   Как всё-таки может измениться положение за каких-нибудь несколько мгновений! Вдруг куда-то улетучились гнев и обида, отчаяние и грусть -- а на смену им пришли радость и удовольствие. Жизнь перестала быть бессмысленной пыткой, а мир вдруг стал весёлым и приятным во всех отношениях. Теперь уже не было и тени сомнения в том, что наши с Валей отношения перестали быть просто дружескими. И это было прекрасно!
   О чём мы говорили по дороге к её дому, я помню плохо. А вот что началось в подъезде -- этого я не забуду никогда.
   Мы целовались жадно, страстно и пылко, будучи не в силах остановиться. Мы покрывали поцелуями губы друг друга, прерываясь лишь для того, чтобы снова воздать должное также и щекам. Мы крепко сжимали друг друга в объятиях, словно боясь разжать руки даже на мгновение. Возможно, наши губы через какое-то время онемели -- но мы этого не замечали, как не замечали и самого течения времени. Сколько хвилин прошло с того волшебного мига, когда дверь подъезда за нами закрылась? Пять? Пятнадцать? Час?
   И всё же этому блаженству пришёл конец. Где-то наверху открылась дверь хором, кто-то вышел на лестничную площадку и зашагал вниз по ступенькам.
   -- Всё, -- сказала Валя и нехотя разжала объятия, после чего виновато улыбнулась. -- Больше пока нельзя.
   -- Ладно, ничего не поделаешь, -- улыбнулся я в ответ.
   Теперь-то уж я знал, что дело исключительно в Валиной стеснительности, а не в чём-нибудь ином.
  

* * *

  
   К сожалению, на смену пятнице пришла суббота.
   Почему "к сожалению"? Потому что вместо театра и поцелуев мне пришлось готовиться к предстоящему в понедельник очередному испытанию - математике. И хотя математику, как и физику, я знал как свои пять пальцев - во всяком случае, на уровне выпускника гимназии - но отлынивать от подготовки мне родители категорически запретили. Правда, в два часа дня мама надо мной всё-таки сжалилась и разрешила устроить небольшой перерыв - сходить в лавку за продуктами.
   Впрочем, я был рад и такой передышке. Сделав необходимые покупки, я неспешно двинулся домой, наслаждаясь солнечным днём и в очередной раз вспоминая вчерашнее блаженство в подъезде Валиного дома. Причём я так утратил ощущение окружающей действительности, что не сразу заметил, что кто-то дружески хлопает меня по плечу.
   -- Петя, проснись! - прервал наконец мои грёзы знакомый голос.
   Обернувшись, я увидел... Серёгу Петухова.
   -- Привет, -- удивилённо сказал я. - А ты что...
   -- Что я здесь делаю? - усмехнулся Серёга. - Да вот к тебе иду.
   -- А... зачем?
   -- Да вот поговорить надо.
   Опять! Господи Иисусе, как мне всё это надоело!
   -- Ну... говори, -- вздохнул я.
   -- Но не здесь же! - хмыкнул Петухов. - Мало ли кто услышит...
   -- А где тогда?
   -- Ну... -- задумался на мгновение Серёга, -- пошли вон хотя бы в тот подъезд.
   Признаться, я тут же почуял недоброе. А также понял, что идти в подъезд мне совершенно не хочется. Но Петухов туда уже двинулся - и я покорно поплёлся за ним.
   Войдя в дверь подъезда, Серёга пошёл вверх по лестнице.
   -- А куда мы идём-то? - полюбопытствовал я, направляясь за ним.
   -- Лучше всего - на чердак, -- ответил Петухов. - Там-то уж нас точно никто не услышит.
   Это понравилось мне ещё меньше. И всё же я продолжал следовать за Серёгой, как собака на привязи. В конце концов мы вышли на последнюю лестничную площадку, откуда на чердак вела стремянка.
   -- Пошли, -- подмигнул мне Серёга, после чего полез по стремянке первым.
   Тут у меня возникла мысль. А что, если он туда залезет - а я уберу стремянку, а сам пойду себе домой, где меня ждут любящие родители?
   Но я тут же понял всю бессмысленность подобной затеи. Увы, таким способом от Петухова не избавиться. Равно как и от Миши с Яшей, да и от Славика с Лёхой.
   И я также полез наверх.
   -- Ну вот, смотри, как тут удобно, -- улыбнулся Серёга, осторожно усаживаясь на какой-то полуразвалившийся стул.
   -- Бывает хуже, -- согласился я, прислоняясь к стене напротив.
   -- Ладно, -- махнул рукой Петухов. - Перейдём к делу, раз уж мы наконец-то остались наедине. Я хочу задать тебе, Петя, один вопрос.
   -- Задавай, -- небрежно пожал я плечами, хотя меня уже начал понемногу пробирать мандраж.
   -- Скажи мне, пожалуйста, -- вежливо попросил Серёга, -- какая у твоей Вали мишпахия?
   Этот вопрос поразил меня подобно удару грома. Ноги мои стали ватными, и я еле удержался, чтобы не сползти на пол. Я понимал, что на заданный вопрос мне необходимо как-то ответить. Но как именно? Сказать правду было немыслимо, а солгать - тоже опасно. Ведь неспроста Петухов задал этот вопрос, ох, неспроста...
   -- Я вижу, ты молчишь, -- усмехнулся Серёга. - Что ж, давай-ка я свой вопрос перефразирую. Верно ли, Петя, что мишпахия Вали - "Юлианская"?
   Новый удар грома. Теперь уж было ясно, что отрицать правду бессмысленно. Но сказать "да" у меня попросту не хватало духу. Наверное, так себя чувствует на суде убийца, чья вина не вызывает ни у кого сомнений - а всё же в содеянном он не признаётся, и всё тут.
   -- Молчание - знак согласия, -- с улыбкой заметил Петухов. - А знаешь, откуда я знаю Валину мишпахию?
   Я покачал головой. Надо заметить, даже в такую критическую хвилину меня не покидало любопытство.
   -- Сейчас расскажу, -- охотно сказал Петухов. - Вчера, выходя с Тамарой из театра, я заметил вас с Валей у столика, где шла подписка на какую-то рассылку. Тамаре тоже захотелось на неё подписаться - и мне пришлось последовать за ней. Любопытства ради я глянул на список уже оставленных там анаграфов - и как-то сразу заметил "плебед89@почта.ру". А рядом с ним - "вюлиан@ящик.ру". И как-то, сам понимаешь, это самое "юлиан" разбудило во мне любопытство. А что произошло дальше - ты, наверное, понимаешь и сам...
   Да, пояснять дальше было совсем не обязательно. Разумеется, потом Серёга пришёл домой, вышел в Сеть, зашёл на поиск.ру, набрал там Валин анаграф - и через несколько мгновений уже любовался словосочетанием "Валентина Юлианская".
   -- А ещё, -- добавил Петухов, -- я заодно заглянул в сетевое зеркало киевской телефонной книги. И обнаружил, что во всей нашей столице есть только одна семья Юлианских. Так что всё с тобой, Петя, ясно.
   И мне тоже стало всё ясно. Я понял, что сейчас меня будут бить. Конечно, мне достанется не так сильно, как тогда досталось Витьке в сарае - но всё же Серёга меня гораздо сильней, так что мне явно не поздоровится. И убежать я тоже не успею - тем более на дрожащих от страха ногах.
   -- Да, всё с тобой ясно, -- повторил Петухов и усмехнулся. - Теперь-то понятно, почему ты до сих пор ничего у Вали про "Молодой Легион" не выяснил.
   Надо сказать, тут я немного удивился. Если бы мои прегрешения перед Серёгой и его товарищами ограничивались только этим...
   -- Конечно, -- продолжил Петухов, -- ты ведь не мог просто так взять и прийти к Вале в гости. А вдруг Витька будет дома? Даже если он и не заорёт "что этот гад тут делает?!", то наверняка потом потребует от Вали, чтобы она перестала встречаться с мерзавцем, заманившим его в этот злосчастный сарай. И тогда всё пойдёт прахом -- и Валя с тобой видеться перестанет, и о местонахождении штаба ты никогда не узнаешь. Вот ты и вёл себя крайне осторожно. Верно?
   Честно говоря, я просто не мог поверить своим ушам. Лично мне и в голову не пришло бы придумать такую ловкую отмазку, которую только что за меня Серёга придумал сам.
   -- Верно, -- ответил я, скромно потупив глаза.
   -- А мне рассказать ты обо всём боялся, -- ласковым голосом сказал Петухов, -- ибо полагал, что я твои отношения с сестрой Витьки, мягко говоря, не одобрю. Правильно?
   -- Ну да, -- смущённо кивнул я.
   -- А ты не бойся, -- усмехнулся Серёга. - Ты напрасно думаешь, что я какой-нибудь тупой романофоб, который орёт на улице разные глупости вроде "римлян бей - и не трусь, защити Святую Русь!". Вовсе нет. Я ведь ничего не имею против римлян, которые ведут себя прилично и знают своё место. С некоторыми римлянами вполне можно дружить - и даже за иными римлянками ухаживать. Я уж не говорю о том, что бывают и римляне-выкресты...
   -- Ну, их-то на Руси мало, -- заметил я.
   -- И всё-таки попадаются, -- немного таинственным голосом ответил Петухов. - Например, моя бабушка...
   -- Как? - удивился я. - Так ты... римлянин?
   -- На четверть, -- усмехнулся Серёга. - И то она ведь была христианкой, так что это как бы и не считается.
   -- А почему она...
   -- Потому что встретила моего деда. Влюбилась. А на Руси тогда гражданские браки не признавались - только церковные. Вот и пришлось ей сменить веру. Родня её за это, конечно, возненавидела - ну да что с них возьмёшь...
   И Петухов несколько помрачнел. Но тут же снова заулыбался, как бы что-то вспоминая.
   -- Я ведь очень любил бабушку Вику. То есть, конечно, после крещения её нарекли Марией, но она часто по-прежнему называла себя "Викторией". Даже будучи доброй христианкой, о своих корнях она не забывала никогда. Меня, например, немного научила латыни - и хотя слова я почти все позабыл, но алфавит до сих пор помню. Она ещё утверждала, что латинский язык неплохо подошёл бы для христианских богослужений.
   -- Это как-то... трудно себе представить, -- сказал я.
   -- А она иногда полушутя говорила, -- улыбнулся Серёга, -- что если бы все римляне были, как она... То есть если бы римляне с самого начала признали Христа Богом, то мало ли, как оно могло бы повернуться. Глядишь, и впрямь служили бы в церквах на латыни. А Вселенский Патриарх, может, обитал бы в Риме, а не в Иерусалиме.
   -- Занятно, -- улыбнулся и я.
   -- Занятно-то занятно, -- махнул рукой Петухов, -- да ведь на самом-то деле всё не так. На самом-то деле римляне ведут себя совсем по-другому. А некоторые из них, грубо говоря, просто борзеют. Забывают, что находятся не в своей языческой Империи, а в христианской стране. Совершенно не уважают народ, среди которого живут. И к тому же говорят разные богохульные гадости. Вот таких римлян, Петя, я ненавижу лютой ненавистью. Как, например, этого ублюдка Юлианского.
   Услышав эту мишпахию, я невольно вздрогнул.
   -- Да ты не бойся, -- усмехнулся Серёга. - Я же имел в виду "Юлианского", а не "Юлианскую". Валя-то твоя не виновата, что у неё такой брат. Да и не воюю я с женщинами.
   Я тут же невольно вспомнил похожую фразу, сказанную мне Вадимом неделю назад по телефону.
   -- Так что опасаться тебе нечего, -- сказал Петухов. - Более того, из любой проблемы умный человек может извлечь пользу.
   -- В смысле?
   -- Раз уж тебе посчастливилось завязать знакомство с сестрой Юлианского, -- развил свою мысль Серёга, -- то надо ковать железо, пока оно горячо. Узнай каким-нибудь окольным путём, когда Витьки не будет дома. Напросись именно в это время к Вале в гости. А уж там, когда она отвернётся или как-нибудь ещё отвлечётся - проберись в Витькину комнату и устрой там небольшой обыск. Наверняка найдёшь хоть что-нибудь. А если повезёт, то и сведения о местонахождении штаба. Сделаешь?
   И Петухов пристально посмотрел мне в глаза, ожидая ответа. Нечего и говорить, что я бы с удовольствием послал Серёгу... в далёкий путь. Но вслух я лишь промямлил:
   -- Ну, не знаю... Я, конечно, постараюсь...
   -- Вот и хорошо! - воскликнул Петухов. - Уж постарайся, не ленись, ладно? А я, так и быть, постараюсь не разболтать нашим товарищам, что ты встречаешься с сестрой Витьки Юлианского. А то ведь мало ли что - они, чего доброго, могут тебя неправильно понять...
   С этими словами Серёга поднялся со стула, после чего подошёл к отверстию в полу и полез по стремянке вниз. А я лишь бессильно сжал кулаки.
   Что и говорить, намёк Петухова был более чем прозрачен.
  

* * *

  
   А в воскресенье я готовился к испытанию уже не так усердно -- где-то в три часа родители ушли в гости. Меня они с собой не взяли, но я особенно и не рвался. В конце концов, развлечься можно и дома. А в шесть я собирался позвонить Вале.
   Сначала я пытался смотреть телеор, потом пошёл гулять по Сети. Начал с сампечат.ру (ох и много ерунды там размещают графоманы -- но попадаются и увлекательные рассказы), затем побродил по спортивным страничкам -- а в итоге, как водится, полез на эротические. Конечно, у нас на Руси туда несовершеннолетних не пускают, но ведь в мире есть и другие страны...
   Однако в "сетевой загранице" я погостил недолго -- меня неожиданно вернул в нашу русскую действительность телефонный звонок.
   Машинально закрыв окошко с увлекательными фотографиями, я посмотрел на автоматический определитель телефонного арифма. Арифм оказался знакомым.
   -- Валя! -- обрадовался я и снял трубку: -- Да?
   -- Привет! -- услышал я в ответ.
   Увы, это сказала не Валя. А Витька.
   -- Привет, -- сказал я уже без энтузиазма.
   А вот у Витьки в голосе энтузиазма было хотя отбавляй.
   -- Слушай, Петя! -- возбуждённо заговорил он. -- Я, кажется, придумал!
   -- Что ты придумал? -- подозрительно спросил я.
   -- Я придумал, как именно мы можем слить сведения о штабе Петухову!
   Чёрт побери, подумал я, и этот туда же. Будто мне мало вчерашнего разговора с Серёгой!
   -- Ты ведь встречаешься с Валькой, верно?
   -- Ну, встречаюсь, -- вздохнул я. А как я мог ответить по-другому?
   -- Так вот я нашёл способ! Скажи Петухову, что встречаешься с римлянкой. Не говори, конечно, что это моя сестра...
   "Поздно," -- усмехнулся я, но только мысленно.
   -- ...но наплети что-нибудь типа: у неё есть подруга, а у подруги парень как раз состоит в нашем "Легионе". И подруга, мол, случайно узнала, где находится штаб, а потом и Вальке рассказала. А ты у неё как бы осторожно выспросил. Ну, подробности ты и сам придумаешь. Идёт?
   Конечно, я мог бы попытаться возразить Витьке. Я мог бы сказать, что подобный рассказ явно шит белыми нитками, что его неправдоподобие навлечёт на меня подозрения -- или хотя бы что мне надо будет как следует обдумать подробности, а займёт это не один день. Но я, откровенно говоря, просто устал спорить и сопротивляться.
   Если всем этим любителям сводить счёты до посинения -- как одним, так и другим -- так уж сильно хочется одного и того же, то фиг с ними! Так и быть, исполню их общее желание -- лишь бы отвязались!
   -- Идёт, -- сказал я. -- Завтра же заеду к Петухову. После испытания.
   -- Спасибо, Петя! -- с чувством произнёс Витька. -- Ты просто герой!
   -- Что-нибудь ещё? -- осведомился я кислым и совсем не героическим голосом.
   -- Да нет, всё вроде. Вальку к телефону позвать?
   -- Зови непременно.
  

* * *

  
   Таким образом, в понедельник мне предстояло выдержать не одно испытание, а как бы целых два. Правда, первое из них оказалось весьма лёгким. Решив все задачи (как четыре алгебраические, так и три геометрические) хвилин за сорок, я потратил ещё полчаса на тщательную проверку решений -- после чего сдал исписанные странички учительнице. За что и получил в скором времени законную "пятёрку".
   А вот потом я приступил ко второй части сегодняшней программы -- сел в автопантон и поехал к Серёге.
   -- Петя? -- удивился Петухов, открыв дверь. -- Неужели?..
   -- Ужели, ужели, -- усмехнулся я, стараясь выдать волнение за веселье. -- Узнал я всё, что ты просил.
   -- Прекрасно! -- заметно обрадовался Серёга, после чего не выдержал и даже подпрыгнул от удовольствия. -- Ну ты молодец! Просто...
   -- Герой? -- саркастическим голосом уточнил я, вспомнив о вчерашних словах Витьки.
   -- Пожалуй, что и герой, -- согласился Петухов. -- Но ты давай рассказывай. Как тебе всё это удалось?
   -- Ну, так вот... -- немного замялся я, изображая приступ скромности. -- Повезло мне, что и говорить. Вчера болтаем с Валей по телефону, и я так понемногу расспрашиваю её о родителях, а потом уж и о брате. А она вдруг и говорит, что Витя -- мальчик хороший, но иногда дурью мается. Я тогда и спрашиваю: а какой именно дурью мается Витя?
   -- Ага, молодец, сообразил! -- улыбнулся Серёга.
   -- И она мне тогда отвечает, -- продолжил я, -- что Витя, мол, ходит с другими мальчиками в какой-то подвал, где они себя воображают римскими легионерами. Ну, Валя-то девушка, ей ведь любые игры "в войнушку" кажутся несусветной глупостью, верно?
   -- Таковы женщины, -- усмехнулся Петухов.
   -- Вот именно. А я тогда спрашиваю -- безразличным таким голосом, как бы просто для поддержания разговора - ну, и где же этот подвал находится? И тут же думаю: эх, маху дал -- а вдруг она сейчас скажет "подожди, пойду у Вити спрошу"? Тогда он сразу поймёт, что тут дело нечисто.
   -- Да, это было бы весьма неприятно, -- нахмурился Серёга.
   -- Ещё бы! И всё-таки пронесло. И не просто пронесло, а несказанно повезло! Оказалось, что Витька ей как-то этот подвал показывал -- мол, смотри, какими важными делами мужики занимаются, не то что вы, бабы.
   -- Вот глупый хвастун! -- ухмыльнулся Петухов.
   -- И, главное, Валя мне тут же начала подробно рассказывать, куда они тогда с Витькой ехали, да по каким улицам, да какой был арифм у дома, да по каким ступенькам в подвал спускались... Ну ты же знаешь -- девушек хлебом не корми, дай поговорить вволю. А я, не будь дурак, слушаю. Вот все подробности таким образом и выяснил.
   -- Колоссально! -- воскликнул Серёга. -- Просто колоссально! Да, Петя, тебе действительно повезло -- но ведь удача всегда сопустствует тем, кто её заслужил. А уж ты-то её заслужил в полной мере! Жаль, что мы раньше с тобой не были как следует знакомы. Вполне могли бы быть лучшими друзьями.
   Ещё совсем недавно, услышав от Петухова эти слова, я преисполнился бы гордости и счастья. Однако сейчас я как-то не был уверен, что мне очень уж хочется быть удостоенным подобной чести.
   -- Ладно, -- деловито щёлкнул пальцами Серёга. -- Рассказывай тогда, где этот подвал находится. А уж потом мы им устроим...
   -- Когда потом? -- спросил я по возможности безразличным голосом.
   -- Ну, в четверг у нас греческий... -- прикинул Петухов.
   -- Да, испытание не из лёгких, -- вздохнул я.
   -- Это точно, -- вздохнул и Серёга. -- Ну, что ж -- вот с греческим разделаемся, тогда и о подвале подумаем.
  

* * *

  
   Как я уже говорил, греческий язык всегда давался мне очень трудно. Несмотря на всю мою любовь к современной греческой музыке и мифам Древней Эллады.
   Так что следующие два дня я занимался не покладая рук - и без всяких понуканий со стороны родителей. А также без перерывов - ведь даже разговоры с Валей как-то сами собой превратились в дополнительные занятия по телефону. Следует заметить, что её помощь оказалась для меня весьма кстати. Ведь Валя не только сама владела греческим в совершенстве, но и очень хорошо умела разъяснять другим непонятные и запутанные вещи.
   И вот в четверг, когда настал час испытания, плоды наших с Валей совместных усилий дали себя знать - я получил "четвёрку"! Пусть и как следует помучившись. Ничего страшного - мучения-то в гимназический диплом не попадут, а вот цифра "4" там останется навсегда!
   Приехав после испытания домой, я лёг на диван отдохнуть. Но отдых мой был недолог - не провалялся я и трёх хвилин, как меня поднял с дивана телефонный звонок.
   Это звонил Серёга.
   -- Ну что, сдал на "4"? Молодец! - похвалил он меня. -- А я тут наконец прикинул, когда нам следует идти в гости к "Молодому Легиону"...
   -- И когда же?
   -- Пожалуй, лучше всего - в понедельник вечером. В понедельник как раз последнее испытание, а сразу после него соберёмся - ну и двинемся в путь-дорогу...
   Разумеется, никуда двигаться мне не хотелось. Равно как и собираться. Но я понимал, что отговаривать Петухова от этой дурацкой затеи бесполезно. Оставалось лишь утешаться тем, что впереди ещё целых четыре дня.
   -- Но окончательного решения я пока не принял, -- уточнил Серёга. - Может, перенесём наш... поход на день позже. Или раньше. Я ещё подумаю. Так что, Петя, будь готов!
   -- Всегда готов, -- усмехнулся я в ответ.
   А усмехнулся я потому, что больно уж нелепо в данных обстоятельствах звучал древний боевой клич крестоносцев. Они-то в своё время спасли Иерусалим, навсегда отогнав мусульман обратно в Мекку.
   А Петухов и его товарищи?
  

* * *

  
   -- Ага, ясно, -- протянул Вадим, выслушав мой краткий отчёт по телефону. - Значит, скорее всего в понедельник - но, может быть, и позже.
   -- Или раньше, -- уточнил я.
   -- Что ж, -- сказал Вадим, -- никаких проблем. Как только Петухов тебя позовёт делать своё нехорошее дело, звони мне.
   -- А если тебя не будет дома?
   -- Опять-таки никаких проблем. Ведь это сотовый телефон, он всегда при мне. А как только позвонишь, я собираю легионеров - и мы организовываем засаду...
   -- В которую попаду и я тоже, -- заметил я.
   -- Ну мы же не дураки, -- усмехнулся Вадим. - Тебя бить не будем, не бойся. Ты, главное, сразу беги подальше.
   -- А никто потом не удивится, что я снова остался цел и невредим?
   -- Да потом уже никакой разницы не будет! - беспечным голосом ответил Вадим. - Когда мы их отметелим снова, они сразу поймут, что с нами лучше не связываться. А если ты один из нас - значит, и тебя лучше не трогать.
   И тут уже я наконец не выдержал.
   -- Знаешь, Вадим, -- решительно сказал я, -- мне всё это очень не по душе.
   -- Что не по душе? - удивился Вадим.
   -- Ты говоришь, что я - "один из вас". Но ведь это не так. Мне было очень стыдно перед Витькой - и только поэтому я помог ему отомстить своим обидчикам. Но теперь-то зачем мне всё это нужно? Почему, собственно, я должен быть на стороне вашего "Легиона", а не Петухова и его товарищей?
   -- Петя, ты ошибаешься, -- мягко ответил мне Вадим. - Ты ведь действительно стал одним из нас, даже если сам этого не сознаёшь.
   -- Ничего подобного! - запальчиво возразил я. - Вы - империалисты, а мне идея воссоздания древней Империи кажется по меньшей мере безумной. Вы воображаете себя легионерами, а я к военным играм всегда был равнодушен. Вы верите в Юпитера, а я - в Христа. Вы, наконец, римляне - а я русский!
   -- Это не имеет значения, -- сказал Вадим. - Помнишь, Антошка назвал тебя "другом римского народа"? Да, он сказал это с сарказмом. Но тем не менее это действительно так. Человек, оказавший услугу римскому народу, автоматически становится его другом. Живи мы все в Римской Империи - тебе наверняка было бы даровано римское гражданство. И ты действительно стал бы римлянином!
   -- А почему, Вадим, ты так уверен в том, что мне этого хочется? Нет, я ничего не имею ни против римского народа, ни против Юпитера, ни даже против латинского языка. Но это всё - не моё. Не мой народ, не мой бог, не мой язык.
   -- А как же Валя? - задал неожиданный вопрос Вадим.
   -- Валя? А при чём тут Валя? - удивился я.
   -- Но ведь ты с ней встречаешься. И заметь, никто из нас тебе палки в колёса не ставит. Потому что мы относимся к тебе как к своему.
   -- Вот что, Вадим, -- сказал я, уже теряя терпение, -- я отнюдь не нуждаюсь в вашем разрешении встречаться с Валей. Возможно, ты полагаешь, что все римские девушки как бы являются общей собственностью всех римских парней, но тем не менее...
   -- Я не об этом, -- перебил меня Вадим. - Разумеется, мы не можем приказать ей больше с тобой не видеться. Но ведь тот же Витя, если бы очень захотел, то мог бы взять да и рассказать своей сестричке, как Петя Лебедев подло заманил её любимого брата Витю в сарай, где Витю в скором времени жестоко избили. Однако заметь, что Витя этого не делает. И я не делаю. И никто из легионеров не делает. Потому что ты - один из нас.
   Я понял, что наш спор подошёл к концу. Противопоставить угрожающему намёку Вадима мне было нечего. Как нечего было противопоставить Серёге Петухову в субботу на чердаке.
   -- Ладно, -- тихо произнёс я, -- будь по-твоему.
  

* * *

  
   А в пятницу вечером, как и неделю назад, я отправился на свидание с Валей. Только в этот раз мы пошли не в театр, а в кино. На новую уголовную драму.
   Сначала был обычный боевик. Есть шайка преступников, главарь которой -- закоренелый убийца и отморозок по кличке Философ -- сидит в тюрьме. А городовые внедряют в шайку человека, похожего на Философа как две капли воды. Причём этот лже-Философ -- тихий и мирный заведующий детсадом. Добрый такой, детей любит, мухи не обидит.
   И потому он из кожи вон лезет, чтобы казаться настоящим уголовником. Поначалу у него это выходит не очень, но потом он постепенно входит во вкус -- и вот уже шайка под его руководством совершает одно преступление за другим. Сперва они грабят детсад (и куда делась любовь к детям?), потом - богатые хоромы, а в итоге доходит и до убийств, которые лже-Философ совершает с какой-то бессмысленной жестокостью - например, какую-то женщину-врача бросает с перерезанным горлом в глубокий колодец. Так разошёлся -- настоящий Философ ему и в подмётки уже не годится! Кстати, сбежавшего из тюрьмы Философа он тоже замочил -- заманил на какую-то крышу и спихнул вниз.
   А ведь он к тому же привык руководить -- в той, прошлой жизни, он был не кем-нибудь, а заведующим! Вот и тут стал помыкать товарищами, то и дело над ними издеваясь -- например, загоняя их раздетыми в снег. А одного так и вовсе довёл до самоубийства -- повесился бедняга.
   Короче, в итоге они не выдержали -- и сами сдали лже-Философа городовым. На этом всё и закончилось. Что и говорить, чернуха жуткая. Но мудрая -- можно даже сказать, действительно философская. Выходит, в каждом из нас дремлет преступник -- и если обстоятельства повернутся так, а не иначе, то никто не застрахован от такого вот поворота судьбы... Так что, как поётся в одной хорошей песне, "следи за собой, будь осторожен".
   Так что фильм, наверное, получился хороший.
   Почему "наверное"? А потому, что мы с Валей его толком так и не увидели. Как только мы вошли в зрительный зал -- так сразу, не сговариваясь, направились в задний ряд. И как только в зале погас свет, Валя протянула руку и коснулась своими пальцами моих. Через пять хвилин мы неслышно гладили друг другу ладони. Ещё через десять -- тихо касались руками лиц. А ещё спустя какое-то время начали беззвучно целоваться.
   Скажу честно -- все эти прикосновения, пожатия и лобзания меня не на шутку возбудили. И мне очень захотелось дать своим руками ещё больше воли, опустив их пониже -- но я всё-таки сдержался. Что ни говори, а нравственные устои у римлян находятся даже на большей высоте, чем у нас, христиан. Правда, болтают, что перед падением Империи в Риме царил жуткий разврат -- что, собственно, наверняка ускорило и без того неизбежную гибель... Но как бы то ни было, а испытывать судьбу я не желал. Всё в своё время.
   А потом Философа повязали городовые, фильм закончился, свет в зале зажёгся -- и мы с Валей спешно разжали губы и руки. После чего вышли из кинотеатра и сели в автопантон.
   И тут я внезапно заметил, что выражение Валиного лица стало каким-то странным и незнакомым. Лишь через несколько мгновений я сообразил, что вижу на лице её грусть и печаль. Чувства, казалось бы, совершенно не свойственные моей милой оптимистке.
   -- Что случилось? -- озабоченно спросил я.
   -- Пока ничего, -- ответила она. -- Но в понедельник утром у меня последнее испытание -- математика...
   -- У меня в полдень, физика, -- кивнул я. -- И что же?
   -- А то, -- грустно сказала Валя, -- что с гимназией я на этом распрощаюсь. А потом недели через две уже пора ехать в Полоцк.
   Тут уж я помрачнел и сам.
   Конечно, Валя уже как-то говорила, что поедет поступать в Полоцкий Схоластерий. Но ведь сказала она об этом так давно -- почти две недели назад. Ещё до нашего первого поцелуя...
   Кроме того, до сих пор я подсознательно время не тянул, а именно подгонял. Скорей бы сдать выпускные, скорей бы закончить гимназию, скорей бы разделаться с опостылевшим детством -- и стать взрослым. И вот пожалуйста -- детство подходит к концу, но вместе с ним уходит и Валя. В другой, новой, взрослой жизни её со мной уже не будет.
   Перебрав в уме несколько возможных ответов и не найдя ни один из них сколько-нибудь удовлетворительным, я лишь протянул к Вале руку и взял её ладонь в свою. Она ответила слабым пожатием и грустно улыбнулась.
   -- Петя, куда ты хочешь пойти в следующий раз? -- нарушила она наконец молчание, уводя разговор в сторону.
   И больше о Полоцке мы не проронили ни слова. А потом снова целовались у неё в подъезде, как и неделю назад -- и тут уж нам и вовсе было не до разговоров.
   Но горький привкус остался.
  

* * *

  
   И в субботу вечером мы с Валей об её отъезде не говорили. Впрочем, нам было и не до того -- наша телефонная беседа в который уже раз была посвящена подготовке к испытаниям. Причём на этот раз помогал Вале я. Как я уже говорил, к точным наукам Валя всегда была равнодушна -- но получить "пятёрку" по математике ей всё же очень хотелось. И не только из тщеславия как такового.
   -- Мне родители сказали, -- пояснила Валя, -- что если закончу гимназию круглой отличницей, то они мне подарят свой старый "Киевлянин".
   -- Ух ты! А Витя не обидится, что тебе -- машину, а ему -- ничего?
   -- А он сам виноват, -- засмеялась Валя. -- Кто ему не велел учиться на одни "пятёрки"?
   В воскресенье, как и в субботу, я лежал у себя в комнате на кровати и занимался физикой. Правда, несколько своеобразно -- читая не учебник (который и так знал наизусть), а подшивку прошлогодних "Вопросов механики".
   Но где-то в полтретьего мне помешали. Что-то легонько стукнулось об оконное стекло. Через пару мгновений раздался новый стук -- и я понял, что кто-то кидает в моё окно камушками.
   Поднявшись с кровати, я подошёл к окну -- и увидел внизу знакомые лица. И Серёгу Петухова, и ухмыляющегося Славика Григоровича, и более серьёзных Мишу с Яшей, и мрачноватого Лёху Собакина.
   -- Привет, -- кивнул я незваным гостям, нехотя открыв окно. -- Что случилось?
   -- Пошли, -- сухо ответил Серёга.
   -- Куда? -- машинально задал я глупый вопрос.
   Ответ был ясен и так -- достаточно было взглянуть на облачение Петухова и его товарищей. Они были одеты не в приличную одежду, а в старые штаны и штопаные рубашки -- словно собирались куда-то в поход по сельской местности. Однако при этом Серёга держал в руках нечто вроде дубинки, Славик -- обрезок железной трубы, а Лёха - какую-то длинную жестяную палку. С таким оружием в походы обычно не ходят.
   -- Туда, Петька, туда, -- противно хохотнул Славик. -- Языческое гнездо потрошить.
   -- Значит, уже сегодня? -- спросил я по возможности спокойно, хотя сердце моё уже забилось с повышенной скоростью. -- А что ж не завтра?
   -- Да я тут прикинул, -- ответил Серёга, -- что завтра-то последнее испытание, верно? И у нас, и у них. А вдруг они вечером на радостях как раз у себя в логове соберутся? Тогда идти к ним нет смысла -- сами нарвёмся...
   "А ведь нарвётесь, болваны," -- подумал я. Но сказать это вслух я не мог -- а потому остановить их был не в силах. Как и отказаться идти вместе с ними.
   -- А, ну ладно, -- пожал я плечами. -- Я тогда сейчас...
   -- Если надо чего перед уходом чего по хозяйству сделать, -- сказал Лёха, -- то мы подождём, не бойся.
   -- Даже поможем, -- добавил Петухов.
   -- Да нет, -- покачал я головой, -- мне только нужно переодеться.
   Разумеется, на самом деле мне нужно было совсем другое. Отойдя от окна, я потянулся к телефону и набрал арифм Вадима.
  

* * *

  
   -- Ага! -- довольным голосом воскликнул Вадим. -- Ну что ж, прекрасно. Потом позвони и расскажи, что и как, ладно?
   -- То есть? -- изумился я. -- Как это "позвони и расскажи"? А ты сам-то где будешь?
   -- Где-где, -- вздохнул Вадим, -- дома, где же ещё? У меня завтра история, а я до сих пор ни фига не готов.
   Впрочем, это объяснение удовлетворительным мне не показалось.
   -- А как же засада?
   -- Ах, засада! -- усмехнулся Вадим. -- Понимаешь, какое дело -- я тут вчера подумал, что когда начнётся, то поди всех ребят вовремя собери -- можно и не успеть. Вот мы тогда и придумали совсем другое. На первой входной двери повесили надпись "не входить!" -- чтобы кто попало не сунулся...
   -- И ты полагаешь, что Серёгу и других эта надпись остановит?
   -- Разумеется, нет, -- ответил Вадим, -- но когда они откроют первую дверь и пройдут дальше, то через несколько мгновений сработает некий хитроумный механизм. И на головы варваров хлынет поток пурпурной краски, в которую к тому же добавлены некие зловонные вещества...
   Я невольно дёрнулся, представляя себе эту замечательную картину.
   -- Но ведь это разозлит их ещё больше, -- заметил я.
   -- А как же, -- хмыкнул Вадим, -- разозлит непременно. И они кинулся взламывать вторую дверь. Но как только они до неё дотронутся, их шибанёт током с такой силой, что надолго отобьёт охоту ходить в гости без приглашения.
   Меня снова передёрнуло. А в следующее мгновение меня охватило новое чувство, ещё более неприятное.
   -- Подожди-ка! -- воскликнул я. -- А как же я?
   -- А что ты? -- непонимающе ответил Вадим.
   -- А меня тоже током? А меня тоже краской? Уж обо мне-то вы могли бы подумать, прежде чем изобретать всю эту мерзость!
   -- Да ладно, ну чего ты... -- лениво протянул Вадим. -- Ну ты же не дурак, верно? Когда зайдёте в подвал, иди сзади. А в штаб не заходи, даже первую дверь не открывай. Когда они войдут и начнут орать от злости и боли -- сматывайся. А потом позвонишь и доложишь. Ладно, мне заниматься пора. Удачи!
   И повесил трубку.
   -- Эй, Петька, ну долго ты там? -- раздался голос Лёхи Собакина со двора.
   А я вдруг представил себе, как Лёху -- моего старого приятеля, с которым мы учились вместе с первой группы -- бьёт током. А на голову ему льётся вонючая краска. И та же участь постигает Серёгу со Славиком. Да и Мишу с Яшей.
   И тогда я понял, что мне этого ужасно не хочется.
  

* * *

  
   -- Не пойду, -- заявил я, выглянув из окна. - И вам не советую.
   -- Это ещё почему? - удивился Лёха.
   -- Потому что, -- с трудом произнёс я, заставляя себя пересилить страх, -- вас там ждёт ловушка. Пойдёте - пеняйте на себя.
   -- Что-о-о? - вытаращил глаза Славик. - Это ты так несмешно шутишь?
   -- Нет, -- вздохнул я, -- это чистая правда.
   -- Вот так дела... - покачал головой Лёха.
   На лицах остальных также было написано неподдельное изумление.
   -- А если не шутишь, -- подозрительным голосом протянул Славик, -- то откуда же ты, Петюша, об этом знаешь?
   -- Да, действительно, -- встрепенулся и Лёха. - Как ты мог об этом узнать?
   Увы, сказать в ответ мне было нечего. Если не считать чистосердечного признания, давать которое я отнюдь не спешил. Хотя и понимал, что молчанием делу не поможешь.
   -- Ну что ж ты молчишь, Петюнчик? - злобно ухмыльнулся Славик. - Когда тебя товарищи о чём-то спрашивают, надо отвечать.
   -- Бли-и-ин... -- протянул Лёха и покачал головой, как бы не веря в действительность происходящего. - Что ж это получается...
   -- А я понял, в чём дело, -- вдруг подал голос Серёга и усмехнулся. Но совсем не злобно.
   -- Ну? - повернулся к Серёге Лёха.
   -- В чём? - переспросил Славик.
   И Миша с Яшей также посмотрели на Петухова, исполненные любопытства.
   -- Дело в том, что наш Петя, -- пояснил Серёга, -- очень хороший разведчик. Откуда, по-вашему, я узнал, где находится штаб этих язычников? Скажем так, у Пети есть в стане врага очень хороший осведомитель, имя которого, -- тут Петухов весело мне подмигнул, -- предавать огласке мы не будем.
   Это уж слишком, подумал я. Неужели мне снова чудом удастся выкрутиться, как и чуть более недели назад на соседском чердаке?
   Увы, на сей раз чуда не произошло.
   -- Нет, Серёга, извини, -- не согласился с Петуховым Лёха. - Предположим, Петька откуда-то действительно знает, что эти уроды нас там поджидают. Я могу даже допустить, что они угадали, что мы хотим распотрошить их логово. Но откуда, чёрт возьми, им знать, что нам известно расположение их штаба?
   Вот и всё. Казалось бы, Серёга умнее всех в гимназии, не говоря уж о Лёхе. И тем не менее Петухова я дважды обвёл вокруг пальца - вернее, он это сделал за меня сам - а вот против более прямолинейной логики Лёхи я оказался бессилен.
   -- Да, Петенька, откуда им это знать? - снова злобно посмотрел на меня Славик.
   -- В самом деле, откуда? - потребовал от меня ответа и Лёха.
   -- А я знаю! - вдруг закричал Миша. - Петька сам им всё и рассказал!
   -- Это правда? - пристально посмотрел на меня Лёха.
   -- Колись, гад! - крикнул Славик.
   Однако я по-прежнему молчал. Отрицать очевидное было бессмысленно - но и колоться, собственно, тоже.
   -- Правда, правда! - не унимался Миша. - Ей-Богу, так оно всё и было! Ну, сволочь - за это не отдам тебе атлас!
   Я чуть не фыркнул. Вот и вся цена Мишиному негодованию.
   Другие, впрочем, негодовали бескорыстно.
   -- Ну, сука... -- покачал головой Лёха.
   -- Козёл, да? - поддержал его и Яша.
   -- Ну, гадёныш, звиздец тебе... -- прошипел Славик.
   Как ни странно, Серёга Петухов в общем хоре не участвовал. В его взгляде не было ни гнева, ни злобы - а только удивление и даже какая-то скорбь. Возможно, он был действительно потрясён поступком Пети Лебедева - человека, к которому Серёга с недавних пор относился с искренним уважением и доверием. Честно говоря, мне даже стало немного стыдно. Но только перед Петуховым.
   -- Как же ты так мог, Петька? - сплюнул на землю Лёха.
   -- Зачем это сделал, а? - спросил Яша.
   -- Да, какого хрена? - подхватил и Славик. - Колись, падла, хуже не будет...
   -- Да знаю я, -- махнул рукой Серёга. - Это он из-за девушки.
   -- Из-за какой ещё девушки? - удивился Лёха.
   -- А помните сабантуй? Когда ещё нас побили? Там девушки были, и Петя с одной из них сидел в своей комнате весь вечер.
   -- Ну и что? - не понял Славик.
   -- А то, что он с ней потом стал встречаться. А она не кто-нибудь, а сестра Витьки Юлианского.
   -- Вот как? - у Лёхи чуть не отвисла челюсть. - Петька, это правда? Ты сделал это из-за бабы?
   Нечего и говорить, что я снова промолчал. В конце концов, это было не Лёхино дело.
   -- Нет, погоди-погоди, -- энергично замотал головой Славик. - А сам-то сабантуй? Мне ещё тогда показалось подозрительным, что нас всех отлупили, а Петьку нет. И ещё - почему он пригласил именно нас пятерых? Что за странное совпадение такое?
   -- А я понял, понял! - неожиданно сказал Яша. - Я ведь сразу кое-что заметил, ага. Сидим мы тогда, играем с Петькой в шахматы, я уже почти выиграл, и тут приходят бабы, а он сразу к этой самой подходит, и даже не представляется, да? Просто идёт с ней в комнату, а со мной даже и доигрывать не хочет. Всё ясно, да - они были знакомы ещё до сабантуя, вот как!
   -- Верно, -- печально кивнул Серёга. - Они познакомились, и он ради неё наплевал на товарищей. Что поделать -- в жизни бывает и так.
   И снова я не вымолвил ни единого слова. Если я и объясню, что дело совсем не в Вале, а в моей собственной совести - разве это что-то изменит?
   -- Ну, Петька, ты и урод... -- покачал головой Лёха.
   -- Из-за бабы предал друзей, -- сказал Славик. - Вот козёл-то!
   -- Я вот сейчас ему... -- проворчал Миша, нагнулся и взял с земли увесистый булыжник.
   -- Не надо! - прикрикнул на Мишу Петухов. - Не здесь, не сейчас. И так мы тут уже расшумелись не на шутку - на нас уже небось изо всех окон любуются. Нет, мы с ним, конечно, разберёмся - но завтра. После испытания.
   -- Ладно, -- нехотя положил булыжник на место Миша.
   -- Ну, Петька, завтра туши свет, -- погрозил мне кулаком Славик.
   -- За предательство получишь по полной, -- добавил Лёха.
   -- Пошли, пошли, -- махнул рукой Серёга.
   Я понял, что разговор окончен. Закрыв окно, я подошёл к своей кровати и поудобнее на неё улёгся. И потянулся за недоперечитанными "Вопросами механики".
   А со двора всё ещё приглушённо доносились угрозы и проклятия тех, кого я только что спас от вонючей краски и электрического тока.
  

* * *

  
   Как это ни странно, никакого страха я не испытывал. Равно как и угрызений совести. Напротив, на душе у меня было легко и приятно - как будто мои долгие блуждания в потёмках завершились, и я наконец сделал нелёгкий, но единственно правильный выбор.
   Так прошёл час-другой. "Вопросы механики" я так до конца и не перечёл - позвонила Валя, и мы с ней говорили часа три. Из которых где-то час ушёл на алгебраические уравнения, ещё час - на геометрические теоремы, и последний - на всевозможные каверзные задачки, которые вполне могли попасться Вале на испытании. Я готов был помогать ей и дольше - но в конце концов Валя просто выдохлась.
   -- Всё, Петя, больше не могу, -- произнесла она виноватым голосом. - Спасибо тебе огромное, но больше в меня уже просто не лезет. А вставать-то завтра рано. Так что пойду-ка я спать. А вот завтра вечером приходи, хорошо? Пойдём куда-нибудь или просто так погуляем.
   -- С удовольствием! - действительно с удовольствием воскликнул я. - Приду обязательно.
   Договорившись на пять вечера, мы распрощались до завтра. После чего я наконец повесил трубку... но тут телефон зазвенел снова.
   -- Да? - радостно сказал я, ожидая снова услышать милый моему сердцу голос Вали.
   -- Что за фигня, блин?!
   Нет, это сказала не Валя. И не какой-нибудь сквернослов вроде Славика Григоровича. Это сказал Вадим Катонович.
   -- А что стряслось-то? - недоумённо спросил я.
   -- Вопрос, Петя, в том, чего не стряслось, -- чуть более спокойным голосом сказал Вадим.
   -- И чего же не стряслось? - задал я новый вопрос, хотя в общем-то угадал ответ и так.
   -- Значит, так, -- начал Вадим. - После того, как ты мне сегодня звякнул, я часа три ещё занимался историей. Потом просто дурью маялся - а ты всё не звонишь с докладом и не звонишь. Я забеспокоился. Звоню тебе - у тебя занято. Не выдержал - поехал в подвал. Осторожно так пробираюсь - и на тебе! Похоже, что в подвале сегодня никто не побывал. Мы нарочно насыпали там песочка - но на нём никаких следов! Что за фигня? Почему вас там не было? Или ты каким-то образом заблудился и не нашёл дороги?
   Я понял, что отпираться бессмысленно. Да и незачем. Тайны и ложь мне надоели.
   -- А туда сегодня никто и не ходил, -- сказал я. - После того, как я их предупредил о ловушке...
   -- Что-о-о??? Да ты что же, обалдел???
   -- Называй это как хочешь, -- безразличным голосом ответил я.
   -- Ну ты и козёл! - заорал Вадим. - Ну и урод!
   -- Меня сегодня так уже называли, -- спокойно заметил я.
   -- И правильно называли! Неужели ты, идиот, сам не понимаешь, что натворил? Да ведь они теперь знают, где находится наш штаб!
   -- Знают, -- согласился я. - Но не ты ли сам этого хотел? Не ты ли упросил меня сообщить эти сведения Петухову?
   -- Ты что, совсем придурок? Неужели ты не понимаешь, для чего мне это было нужно?
   -- Понимаю, -- ответил я, по-прежнему не теряя спокойствия. - Чтобы он, образно говоря, с мечом к вам пришёл и от меча же погиб. Но с мечом-то он теперь не придёт - побоится. Значит, и от меча ему погибать незачем.
   -- А что нам теперь делать со штабом?! - не унимался Вадим. - Придётся теперь самим открывать дверь, уворачиваться от краски, отключать ток... А потом ещё и держать ухо востро - вдруг эти варвары всё же нагрянут...
   -- Значит, будет вам хороший урок, -- сказал я. - В другой раз подумаете, прежде чем устраивать кому-то подлянку.
   -- Ты меня ещё учить вздумал, урод?! - завопил Вадим. - Ты должен был нам помочь, а вместо этого оказался обыкновенным предателем!
   И этот туда же, подумал я. Впрочем, ну его к чёрту!
   -- Предателем? - переспросил я. - А кто придумал и соорудил эту жестокую ловушку с краской и электричеством, даже не спросив моего мнения и не поставив меня в известность? Кто даже не подумал, что в ловушку попадусь и я тоже? Нет уж, ищите себе другого мальчика на побегушках. А я в эти дурацкие игры больше не играю.
   -- Ну, гад, ты за это поплатишься! - произнёс Вадим голосом, полным ненависти. - Мы это так не оставим, варвар ты паршивый...
   -- До свидания, Вадим, -- подчёркнуто спокойно сказал я, после чего повесил трубку.
   Недолго же я пробыл другом римского народа!
  

* * *

  
   Ночью мне приснилась Валя. Честно говоря, я совершенно не помню, чем мы с ней во сне занимались (нет, не этим!) и где находились. Помню только её смущённую улыбку и глаза - светлые, счастливые, полные ласки и нежности. И взгляд этих глаз, обращённый ко мне...
   Увы, блаженство это длилось недолго. Что-то во сне зашумело... загремело... нет, зазвенело!
   -- Да? - сказал я полусонным голосом, машинально сняв телефонную трубку.
   -- Привет, Петя, -- прозвучал в трубке тихий голос.
   -- Валя, -- ласково промурлыкал я, с трудом открывая глаза. - А я как раз такой хороший сон ви...
   -- Петя, ответь мне на один вопрос, -- перебила меня Валя.
   Только тут я заметил, что голос у неё совсем не ласковый и не радостный.
   -- Ты действительно, -- перешла к собственно вопросу Валя, -- был одним из тех хулиганов, которые избили тогда в сарае моего брата Витю?
   И тут-то моя эйфория, начавшееся ещё во сне, мгновенно испарилась. А на смену ей пришла суровая действительность. Вместе с Серёгой и его товарищами, а также вместе с Вадимом и его легионерами.
   -- Неужели ты это сделал, Петя? - в голосе Вали звучали удивление и боль. - Как же ты мог?
   Разумеется, отпираться смысла не было.
   -- Это не совсем так, -- тихо сказал я. - Я Витю не бил, а только...
   И я сбивчиво и коротко рассказал обо всём от начала до конца. К счастью, Валя меня не перебила ни разу - уж что-что, а слушать она умела.
   -- Да, я совершил страшную ошибку, -- покаянным голосом подвёл я итоги. - Но сделал всё, чтобы её исправить. И отомстить за твоего брата.
   -- Пригласив этих пятерых мальчиков на вечеринку, -- не без сарказма заметила Валя, -- чтобы их потом избили на автопантонной остановке?
   Быстро у неё "хулиганы" превратились в просто "мальчиков", подумал я.
   -- Ох, Петя, -- вздохнула Валя, -- ну разве это метод? Разве это правильно? Разве я тебе не говорила, что насилие влечёт за собой новое насилие, и в итоге образуется замкнутый круг? Разве ты со мной не соглашался?
   -- Конечно! - воскликнул я, пытаясь ухватиться за спасительную соломинку. - Вот потому-то вчера я этот круг и разорвал!
   -- Но дело даже не в этом, -- печальным голосом сказала Валя. - В конце концов, все мы - люди, все делаем ошибки, все иногда пытаемся их исправить. Я не понимаю другого, Петя. Почему ты мне ничего об этом не сказал? Почему ты от меня всё это утаивал?
   -- Потому что я боялся, -- честно признался я, -- что ты больше не захочешь со мной встречаться.
   -- Ты правильно боялся, -- грустно сказала Валя, немного помолчав.
   Я с ужасом понял, что ещё немного - и произойдёт непоправимое. Надо было что-то делать, и притом очень быстро.
   -- Валя, прости меня, пожалуйста, -- заговорил я умоляющим голосом. - Я ошибся, я запутался, я был неправ. Я никогда больше не буду утаивать от тебя что бы то ни было. Я не хотел впутывать тебя во все эти глупости, но тем самым совершил глупость ещё большую. Поверь мне, Валя, это больше не повторится.
   -- Я верила тебе раньше, и что же? - холодно заметила Валя. - Пусть ты и не лгал мне прямо, но иной раз умолчание хуже лжи. Почему же я должна тебе верить сейчас?
   Чувствуя, что от ответа на этот вопрос зависит очень многое, я мысленно перебрал за пару мгновений сотни возможных фраз - но не нашёл ни одну из них достаточно убедительной. И тогда на смену разуму пришло наитие.
   -- Потому что я люблю тебя! - выпалил я.
   И тут же в ужасе повесил трубку.
  

* * *

  
   Я понял, что сошёл с ума.
   Будь я в здравом уме и твёрдой памяти - никогда бы не сказал того, что сказал.
   Нет, не потому, что мои слова были ложью. Скорее наоборот. Да, я действительно испытывал к Вале Юлианской не просто привязанность или симпатию, и даже не просто влечение. Я действительно её любил - как не любил никогда и никого за всю свою долгую семнадцатилетнюю жизнь.
   Но именно поэтому я не мог так вот взять и признаться Вале в любви с бухты-барахты. Не подготовившись как следует к разговору, не продумав до мелочей всю предстоящую беседу -- и даже не собравшись с духом после долгих и мучительных терзаний.
   Потому что такие слова меняют всё на свете в одно мгновение. После такой фразы влюблённый может стать самым счастливым человеком на свете - или же, напротив, самым несчастным. А зависит это от того, как именно признание в любви будет воспринято.
   И не дай Бог произнести "я люблю тебя" слишком рано. Или слишком поздно. Или же не вовремя.
   Например, в ходе нешуточной ссоры. Как это только что сделал я. Причём в ответ на гневный вопрос, никак с любовью не связанный. И на который фраза "я люблю тебя", строго говоря, ответом вовсе не являлась.
   Боже, думал я, что же я натворил!
   Так прошло хвилин пятнадцать. Я по-прежнему сидел на кровати, обхватив голову руками и тщетно пытаясь усилием воли повернуть время вспять.
   Но потом всё-таки понял, что таким образом ничего исправить не удастся. Всё, что мне оставалось делать - это звонить Вале.
   Ещё через пять хвилин я наконец преодолел оцепенение и страх. И набрал Валин арифм дрожащими пальцами.
   -- Да? - раздался в трубке женский голос.
   Но это была не Валя, а тётя Юля - Валина мама.
   -- Здравствуйте, -- несмело сказал я, по-прежнему борясь с искушением бросить трубку. -- Можно позвать Валю?
   -- А Валечки нет дома, -- немного удивлённым голосом ответила тётя Юля. - Она только что ушла в гимназию. У неё сегодня последнее испытание.
  

* * *

  
   Хорошо, что физика - мой любимый предмет. И что я её знаю назубок. А то бы точно в тот день провалился.
   Не дозвонившись до Вали, следующие несколько часов я провёл если и не в бессознательном, то по крайней мере в полусознательном состоянии. Или же в подсознательном. Ибо все до одного действия я совершал чисто автоматически.
   Автоматически пролежал в постели ещё пару часов, не смыкая глаз. Автоматически встал с кровати, оделся и умылся. Автоматически сел в автопантон и поехал в гимназию. Так же автоматически решил все задачи, получив в итоге "пятёрку".
   Думал же я всё это время только об одном, снова и снова перебирая в памяти события последних недель. Нет, не избиение Витьки в сарае, не заседания "Молодого Легиона" и не вчерашние обвинения в предательстве сразу с двух сторон. Я вспоминал первое знакомство с Валей, долгие беседы по телефону, страстные поцелуи в подъезде и кинотеатре - и горько сознавал, что всему этому счастью пришёл конец. И не через две недели, когда Валя уедет в Полоцк - а уже сейчас. А всё потому, что я полный дурак, совершивший сразу несколько глупостей одну за другой. Так что поделом мне - можно сказать, справедливость восторжествовала. Но разве нужна влюблённому человеку справедливость?
   Так размышлял я в сотый раз подряд, автоматически направляясь после испытания к автопантонной остановке и столь же автоматически сжимая в руке диплом об успешном окончании гимназии.
   -- Эй, Петушок!
   Рассеянно обернувшись на знакомый голос, я увидел метрах в двадцати от себя ухмыляющуюся рожу Славика Григоровича.
   -- Ну что, попался, предатель?
   Это добавил Лёха Собакин, идущий рядом со Славиком. А слева от Лёхи шагал Яша Леви, уже сжимающий кулаки в предвкушении расправы. Справа же от Славика находились Серёга Петухов и Миша Гусев, лица которых также не предвещали ничего хорошего.
   Я понял, что даже если и побегу со всех ног, до остановки мне не добраться всё равно. Да и ни одного автопантона ни на самой остановке, ни поблизости видно не было.
   Вспомнив давний совет мамы ("ни в коем случае не показывай лающей собаке, что ты её боишься"), я зашагал по пешеходной дорожке вперёд. Быстрым, но всё же шагом.
   -- Не уйдёшь, гад, -- прошипел сзади Лёха.
   -- Всех мы догоним, -- хихикнул Славик, употребив вполне к месту название известной песни группы "Татуировка".
   Двигаясь вперёд по узкой улочке и прислушиваясь к шагам преследователей, я быстро обшарил улочку взглядом. Увы, ни одного городового. Лишь двое прохожих на другой стороне улицы, которые помочь мне не смогут - а, может, и не захотят. И ни одной машины на проезжей части - впрочем, от них-то толку не будет и вовсе.
   А до остановки ещё метров сто, не меньше. И по-прежнему ни одного автопантона.
   И тут навстречу мне из-за угла вышли пять человек. К сожалению, это были не городовые. И даже не взрослые, а молодые ребята моего возраста.
   Узнал я их не сразу. А когда узнал - остановился как вкопанный.
   Одним из идущих мне навстречу ребят был не кто иной, как Витька Юлианский. Рядом с ним шёл Марик Цезаревич. Справа от Витьки находился Вадим Катонович. Слева от Марика - Антошка Рубиконов, ухмыляющийся мне в лицо не менее противно, чем за спиной у меня Славик. А слева от Антошки шёл Паша - тот самый парень, который тогда отвёз нас с Витькой в штаб-подвал на машине.
   Других легионеров здесь не было - видно, не успели всех собрать. Но и пятерых было достаточно, чтобы набить мне морду и отомстить за вчерашнее.
   Нечего и говорить, что теперь моё положение оказалось ещё более плачевным. Подобно знаменитому германскому путешественнику Шафхаузену, я оказался между молотом и наковальней.
   Возникла напряжённая тишина. Я молча переводил взгляд с одних преследователей на других. Серёга и его товарищи так же молча косились на Вадима и легионеров, которые отвечали им тем же.
   -- Вы что -- пришли его защищать? - нарушил наконец молчание Петухов.
   -- Отнюдь, -- усмехнулся Катонович. - Мы пришли наказать этого варвара за предательство.
   -- Вот как? - усмехнулся и Серёга. - И мы тоже пришли наказать за предательство этого романофила.
   -- Так чего ж мы ждём? - фыркнул Антошка. - Вместе и наказывать будет веселее.
   -- И то верно, -- пожал плечами Лёха.
   И после этих слов все десять мстителей повернулись ко мне, временно позабыв про свои стратегические разногласия. А я понял, что через несколько мгновений мне будет очень плохо, а к душевным страданиям прибавятся ещё и физические.
   Но тут послышался какой-то шум - а именно скрежет колёс, после чего все присутствующие невольно обернулись, дабы посмотреть на проезжающую мимо машину. Как я уже говорил, улочка эта была узкой - и машины здесь появлялись крайне редко.
   А машина -- голубой "Киевлянин" в полураздолбанном состоянии - между тем мимо не проехала. Напротив, она резко затормозила, издав нечто среднее между дребезжанием и стоном. И остановилась... как раз рядом со мной.
   После чего правая дверь "Киевлянина" открылась, и я увидел на водительском месте Валю Юлианскую.
   -- Петя! - махнула она рукой, указывая на свободное место рядом с собой.
   Поскольку размышлять и задавать глупые вопросы было некогда, я мгновенно последовал Валиному совету, после чего захлопнул за собой дверь.
   Снова застонав и задребезжав, машина тронулась с места.
  

* * *

  
   -- Но откуда ты узнала...
   -- Когда ты повесил трубку, я хвилин пять ждала, что ты перезвонишь. Не дождавшись, решила перезвонить сама. Но тут Витя схватил телефон и унёс к себе в комнату. И я услышала, что он звонит какому-то Вадиму. А когда он сказал "хорошо, тогда после испытания мы с ним разберёмся", я сразу поняла, что он имеет в виду. И кого.
   -- А потом?
   -- А потом мне уже надо было бежать на испытание. А Витя всё говорит по телефону и говорит. Оставалось одно -- раз уж не могу тебя предупредить, то приеду на выручку сама.
   -- А где ты взяла машину?
   -- Так ведь я получила "пятёрку"! И сразу домой, к маме - всё, я закончила гимназию с отличием, где моя награда? Она долго упрямилась - зачем, мол, тебе сразу же, ещё разобьёшь ненароком. Потом мама отцу позвонила, но он ей сказал, что раз уж пообещали, то надо выполнять. Так что в конце концов я получила заветные ключи, села в машину - и сюда. Еле успела.
   -- Спасибо, Валя.
   -- Не за что, Петя. Ну, посуди сам - разве я смогла бы оставить в беде человека, которого люблю?
  

* * *

  
   Вечером того же дня с главного киевского вокзала отходил скорый поезд "Балтика". Если бы какой-нибудь любопытный человек заглянул снаружи в одно из окон третьего вагона, то увидел бы сидящих рядом двух молодых людей - Валю Юлианскую и меня, Петю Лебедева.
   Мы ехали поступать в Полоцкий Схоластерий - Валя на филологическое отделение, а я на физико-математическое. Как я уже говорил, успешно изучать физику можно практически в любом вузе.
   Говорят, от себя не убежишь. Возможно, это и так. Однако убегал я не от себя. Позади, в Киеве, остались люди, желающие мне зла. Позади остались бессмысленные и беспощадные разборки между романофобами Петухова и легионерами Катоновича. Позади осталось всё то, в чём я не желал более участвовать.
   А ещё позади осталась гимназия, которую я наконец окончил. И моё детство - из которого я попросту вырос, как вырастают из старых рубашек и штанишек.
   А впереди меня ждал неизвестный мне город, незнакомые люди, новая жизнь. В которой всё будет по-другому. В которой нельзя будет постоянно уповать на помощь родителей. В которой мне предстоит быть взрослым и самостоятельным. В которой подчас будет трудно и непросто.
   Но зато в этой жизни со мной будет Валя.
   И этого вполне достаточно.
  
  

К О Н Е Ц

  
  

Март-апрель 2006 года, Сент-Луис

РУССКО - РУССКИЙ СЛОВАРЬ

автопантон -- автобус

анаграф -- адрес

арифм -- номер

архидидакт -- профессор

мишпахия -- фамилия

сени -- вестибюль

схоластерий -- университет

телеор -- телевизор

хвилина -- минута

хоромы -- квартира

школяр -- студент

эвридром -- проспект

  
   Автор выражает благодарность Демонологу, Дорею и Магнуму за помощь в делатинизации русского языка (равно как и эллинизации с гебраизацией).
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"