Шварцман Антон Яковлевич. 4-х рукая.

А. Ш.

Четырёхрукая.

Родилась ужасная красота...

Уильям Батлер Йейтс.

Жила-была на этом свете грешном

Одна обыкновенная семья:

Муж и жена, закрывшие беспечный

Отрезок тот, когда легко гулять,

Забыв про взгляд назад на дом родимый,

Давно убрав границы ночи - дня,

Где молодость не в бытовом камине

Блаженствует, размеренно горя.

...Жила семья, вкушая штамп чернильный,

Работу, быт и прелесть выходных.

А далее подробности излишни.

Семья семьёй: Быт. - На работу. - Быт.

Семейный быт, наполненный до края

Стирает заверения в любви,

Моменты, шепотки под одеялом,

Пыл потных тел, кипящий гул крови.

Измены были вопреки сказанью

Политиков о прочности семьи.

Забытая, вне мужнего вниманья,

Она идёт его брать у чужих.

И муж хорош - как партизан талибский,

Он набирает цифр секретный код,

А за гудком - доступной одалиски

(Не замужем) - приятное: "Алло".

Жила семья подобно партизанам -

Тая в себе всю правду о семье,

Бывала пора-тройка ссор, скандалов,

Ну, как без них? Безоблачного нет.

Но вновь клялись в любви своей бесплотной,

И вновь их брак из пепла восставал.

Так царь в Москве Иван Четвёртый (Грозный)

Убил - грех отпустил - вновь убивал.

И вот случилось в день один безвестный,

Зашевелилась в животе жены

Другая жизнь, ребёнок предтелесный,

Которому родители нужны.

И - холодок по коже... И полоски

Смывались унитазною волной,

Как те гонцы в годах Средневековых

Придя в столицу с новостью плохой.

Терзания её я оставляю

Тем, кто познал в себе всю эту быль.

Одну строку скажу, не освещая,

Отца театра: быть или не быть?

Итак, прожив в раздумьях дни недели,

Под мужнин храп, с подружкой разговор.

Она решилась рассказать: под телом

Её - растёт потомство, общий плод.

Соврав, конечно (врать-то наловчилась

Она за дни супружеских измен),

Ребёнок - от его крови родился,

А мужнин взгляд: веселье или плен? -

Не разберёшь тот взгляд в момент признанья,

Тот голос севший, голос шепотной.

И хамельоном в комнате Страданье

С Грядущим в паре слух терзали свой...

Как мусульманин, или христианин,

Считала Жизнь по чёткам эти дни,

Неторопливо складывая камни

Недель тех - в месяц, только без молитв.

И медленно шли месяцы. Узнали

С женою муж, что будет дочь у них.

Щёлк! Камешек последний! Жизнь подняла

Свой дряхлый торс от матушки-земли.

Роддом... Жена... Живот - курган над телом.

Врачи... и муж, конечно же, при ней.

Не слушая инструкций, наставлений,

Она хотела дочь родить скорей.

Врачи кивали, мол, в порядке дело.

Но был один, высокий и седой,

Он странно посмотрел, как будто в теле

Жены таился некто не-идеальный,

Некто не-святой.

(Почти финал... но узловую точку,

Которую ломает постоянство

Отметил Некто нерождённой ещё дочке,

Заставив необычно развиваться.

Природа - жулик опытный с рожденья,

Как пожелает - быть её хотенью.

И непонятно, блуд жены, леченье -

Но вышло вопреки людскому представленью).

Рождение... Акт, много раз повторённый -

Извлечения будущей жизни -

Вот-вот... скоро-скоро в день отведённый

Ребёнок родится.

Напряженье... щелчок отмерителя даты

Отмеченный миг...

Писк младенца проткнул постоянство-бумагу...

Шок врачей...

Взгляд очей,

Материнский испуганный вскрик.

II.

Четырёхрукая - имя дано.

Четырёхрукое рождено

Было создание

В доме одном,

Выброшенное

Материнским чревом

Сереньким тельцем

Смешанным с кровью.

Глянул родитель

С нелюбовью,

Вскрикнула мать

На свою кровинку.

Боже ж ты мой! - кричит

Могилка

Голосом мнимым,

Руки воздев

К серому чаду.

Словно бред

В жизни линейной

Спит она,

"Четырёхрукая сатана" -

Шепчет старуха

В белом халате.

Щёлкает вспышка -

Фотоаппарата.

Плачет женщина -

Нос в подушку.

Думает муж -

"сволочь, шлюшка,

Всюду таскалась, наверно,

Ночью.

Вот - родила на беду мне -

"дочу".

Стыдно глядеть:

Четыре руки,

Серое тельце,

Глаза-огоньки.

Что скажут люди?

Что скажут все?

"Боже ж мой, худо,

Худо мне.

Стыд и позор -

Такой ребёнок.

Не понять -

Человек ли, зверёнок", -

Думала мать, постарев

Лет на десять

В этой страдания карусели.

Выплывали забытые строки,

Словно

Дыхание пророка:

"родила царица в ночь,

Не то сына, не то дочь.

Не мышонка, не лягушку,

А неведому зверюшку".

Рождение напоминало удар,

Узловую точку,

Родила обычная мадам

Необычную дочку.

Не было радостных слёз

Ни поздравлений.

Не было радостных грёз

И обольщений.

Так отвратительно матери было

Вспомнить

Эту крокодилу

Преисподней.

Мирно теперь сопящую

В кроватной раме,

Ждущей свою кормящую

Милую маму.

Она ждала

Тепла.

Однако её уже обнимала -

Мгла.

Не знала она,

Что мать - вероломна,

А сама - виновна

В том, что четыре руки у неё,

А не две.

Мигом представили мать

И отец -

Четырёхрукая - всему конец.

Прежняя жизнь со стабильностью в сердце

Быт. Выходные. Друзья. Измены -

Всё поглощал ребёнок серый.

Шёпот и взгляд косой соседей,

Шелест змеиный пикантных сплетен.

Все, кто друзьями лучшими звались

Все - отвернутся.

Замкнутся.

Отрекутся.

Жизнь - распалась!

И в головах семьи созрел коварный план -

Вернуть стабильность, отвязавшись

От дочки страшной.

И больше -

Не видеть её,

Не слышать о ней новостей.

Но резать её и закапывать не решились -

Найдут - объясняй на суде прокурору!

Где жили, что делали и где были?

Небо в клетку - нет горшего в жизни позора!

И ей же лучше умереть,

Чем одинокой хрипеть.

- Мать с отцом рассудили.

Трясущиеся руки,

Тревожный дрожащий взгляд,

Достали источник муки,

На сущности не глядя.

Спокойно дремала туша

Безвестного городка,

Не зная, что возле рушит

Трясущаяся рука

Малышкину жизнь-начало.

И знала одна лишь ночь:

Родители возле свалки

Укладывали дочь.

Шепнула мамаша в ушко

Похожее на "прощай".

Залезла в машину. Мужу:

"Давай быстрее езжай".

Трусливо неслась машина

Исчезнув в чреве ночи,

Туда - где блистают мирно

Фальшивой жизни лучи.

В той жизни забрально-ложной

Где ходят с нормальной кожей,

Имея по две руки.

Не будет семья горевать,

Не будет стоять со свечкой

И душу свою истязать

В исповедях бесконечных.

Забудут, как страшный сон

Ребёнка из преисподней,

Состряпая фальшь, что он

Скончался и похоронен.

Вы спросите: документ?

Отвечу: в стране великой

Легко признать экскремент

За шоколадную плитку.

Застынет такое мненье,

Что умер, и столько слёз

(Фальшивых) пролито в день тот,

И сложено скорбных цветов.

Не будет вертеться сыщик

Как лев, возле той семьи,

Никто никогда не отыщет,

Никто никогда не разыщет

Следы той ночной тени.

Не будет греметь справедливость

Орудием в залах судов,

Лакейски-криминалисткий

Не станет витать душок.

Стрелять в подсудимых не будет

Какой-нибудь новый Дредд,

Отбросив праздные будни...

И полосы ярких газет

Не станут кричать: нарушенье!

Гражданский попран закон!

Метнутся опять к осужденью,

К постельному обсужденью,

К мистическим провиденьям.

И к слухам особняков.

II.

Рассвет... помойка городская...

(Пардон). Уж плавно рассветало.

Встаёт вновь суета мирская

Наполнив городок началом.

Рассвет не радует встающих -

Ведь понедельник - день тяжёлый:

Работу на себя навьючить -

И ждать, когда наступит воля

На стрелке часовой в конторе.

Вдохнув поглубже дух свободы

Прийти домой, погрязнуть в ссорах,

В семье, в быту, в деньгах, невзгодах.

Рассвет, воспетый в песнопеньях,

В поэмах, пьесах, в кинофильмах,

- Не будит в сердце вдохновенья

И вздохов сладостно-любимых.

Наполнил линии кварталов -

Коктейля старо-новых зданий

Рабочий шум и шелест нала,

Благополучие - страданье

Смешались в жизни этой плотно,

Светя лучами от основы

От стен - в скопление народа

Как отражатель звездолёта.

Идёт сам по себе Григорий,

Не зная никакого горя.

По свалке... неизвестно нам,

Чего его ведёт к бачкам.

Увы, осталось это в тайне.

А объяснять... - так вот что, знайте:

Жизнь нелинейна: ничего

Не объяснит порой перо.

К душе ведь, сколько б ни пытались,

Остервенело ни старались -

Не прикрепишь святой закон -

Свободной шеи поводок.

Так вот... отвлёкся... И Григорий,

Не зная никакого горя.

Идёт по свалке не спеша

И сигареткою дыша.

Он невысок, небрит, нескладен.

Мускулатурою неладен.

Обычный, словом, человек,

Какими полон бренный век.

Нечёс волос. Отсталость в моде,

Лик некрасив, но не уродлив.

Видать, Господь, свой тратя пыл

Его красою обделил.

Лет двадцать шесть, а может, больше -

Не скажешь по обличью точно.

Он не был на высокой планке,

Где Очень Важные Персоны

Живут, не зная недостатков

В деньгах, девицах и хоромах.

Он не стоял для награжденья

При залпах-вспышках фотокамер,

И не вкушал нектар общенья

С высоколобыми чинами.

Работал он с утра до ночи,

Жил в клетке-комнате - квартире,

Не примерял Versace, Dolce

Armani - главных тряпок мира.

Он был женат... познал всё счастье

Весёлой свадьбы, поцелуев.

Но завершился этот праздник

Похмельем мрачных, долгих будней,

Когда слова: "семья", "супруга"

Воспринимаются как ругань.

Скандалы... Ссоры... Теснотища...

Измены... Ревность... Неизвестный

Звонит и в Интернете кличет

На ресторанную поездку...

Развод... Запой... Пятнадцать суток

За хулиганство и спиртное.

Опять запой, чтоб выжечь муки,

Заткнуть всё прошлое больное...

И излеченье... вновь работа.

День - ночь, день - ночь - быт и заботы.

День - ночь, день - ночь - закон природы:

Вся жизнь - работа и работа.

"Друзья-подруги" - скука просто.

Поговоришь - как выжимаешь

Из губки мыслящего мозга

Фраз пару-тройку. Нету дальше

Общенья. Все галдят о том же,

Неинтереснейшем, порожнем,

Пустом. И мысль Гриши: Лучше

В тиши прочесть или послушать

Что обольёт душою - душу -

И не тянулись к Грише люди -

Он парнем был некомпанейским.

Любил он слушать речи мудрых,

Но и таких людей - в обрезе.

Он был из тех, кто не вписался

В людской общественный порядок -

И одиноким оставался

В одежде, внешности, и взглядах.

Он не любил, что все любили,

С годами став ещё циничней.

Он не хвалил, что все хвалили,

За что и поплатился лично

Быть непонятным, одиноким

В столетье нашем электронном.

К тому же, Гриша нёс на теле

Болезнь, из-за чего, наверно,

Осознавая её бремя,

Он не нашёл в других совета.

Она - болезнь, плюс - взгляды выше

На жизнь - бетонный мост - сломали,

Взамен мосточек возведя

Висячий. Каждый шаг бросает

В страх перед срывом в пасть оврага.

Болезнь та - аллергия. Корень -

Перенесённый паралич

Давным-давно (Его Григорий

Не любит вспоминать). Как бич

Рабовладельца, как печать,

С трудом размытая общеньем,

Больничным долгим исцеленьем,

Брр! Нет! Не вспоминать

Про тот застывшей глыбой ад,

Когда конечности твои

На самом деле - не свои, -

А немоты твоих костей.

Не вспоминал Григорий миг -

Отвал болезни... Воскресенье

Души его из лет тех разоренья.

Но не спешил Григорий в келью

Под крест монастыря податься.

Ценил он всё же гладь постели -

Без резких линий постоянство.

И постоянство дней недели,

Однообразных, как застывших

В смоле седых тысячелетий -

Держало крепко в жизни Гришу,

Как держит, впрочем, всех людей

От непредвиденных последствий,

От непредвиденных затей.

Вы скажете: "нашё-ол героя!

Ни внешности, ни торс Арнольда.

На кой, к чертям, такой герой?!"

Отвечу я: а вот такой.

Герой - не означает внешность,

Квадратный пресс да шик одежды,

Сценарий отзубрённых фраз

Да ясность европейских глаз.

Ведь неопрятные герои

В отрепьях били смертным боем

Французов в точке Дьенбьенфу,

Освободив от них страну

(Чего греха таить, добавлю:

Устроили потом в своей стране же травлю).

Но вдруг - раздаётся детский плач...

Остановился Григорий

Как вкопанный,

Недоуменье на части лобной.

Ребёнок? Да тут... Товарищи, что это?

Мир, воистину, бесподобный.

Услышав, идёт, как добыча к приманке

Григорий - к неведомому ребёнку.

Запнулся о что-то... плевок липко-бранный

Швырнул он в адрес помойки.

Поднялся... глядит... запачканы брюки.

Швырнул сигарету куда-то в сторону.

О куртку он вытер грязные руки,

Ругнувшись словцом отборным.

Серый комочек - четыре руки

Плачет: Где мама моя?

(Мамка исчезла безвестно в ночи,

Сердце её по тебе не кричит,

Плачущее дитя!).

Всё ближе и ближе ребёнка рыдания...

Ругнулся Григорий, глаза опустив,

Ругнулся он в мать в богородицу матерно,

Испачкав штаны в неизвестной грязи.

Уже подошёл он к источнику звука,

Приблизился... и посмотрел на него.

Едва он не брякнулся рядом, напуган

Пищащим и серым таким существом.

Напомнило ему увиденное диво

Запой, когда он сильно перепил,

Пытаясь выжечь муки - водкой с пивом.

Но в результате белку получив.

Теперь он (тьфу-тьфу-тьфу!), не пьёт так часто.

Ну, разве что в честь праздника хлебнёт

Стакан один-другой с закуской - баста!

А тут та-ко-ое, будто в перепой:

Лежит в пелёнках (запах от пелёнок

Унюхал Гриша, сморщил горбик-нос).

Неведомо-невиданный ребёнок,

Четырёхрук, сер кожей, безволос.

И стихла она,

Увидев забавного дядю,

Не зная - о, дети у притвора в жизнь! -

Что дядя и тётя спасения ради

От сплетен и слухов швырнули в зловонную слизь

Её, беззащитную - в когти,

Покрытые мусором.

Но дядя - забавный во всём был малышке,

И ротик её разомкнулся, улыбкою став.

Она улыбнулась! Четыре руки

Шевельнулись.

Вздохнул про себя с облегченья Григорий -

Четырёхрукая не покалечит,

Она ведь малышка (склонившись, он понял).

И с любопытством смотрел на неё.

Страх -

Утих, отброшенною тряпкой.

"Откуда ж взялась ты, подумавши, он

Затылок нестриженный почесал,

Забыв, что тут делает,

Забыв про дом,

Про груз камней,

Который держит от шага вбок

Свободных дней без ревности

Приличий.

Присел на корточки

Перед необычной.

(А необычная - "гу-гу"

С любопытством желтизною глаз гляля,

Как дочка).

Григорий закурил,

Задымил сигаретой,

Подумал, включив логичного агента:

Такая дочь... родителей, стало быть - нету,

Ни строки в газете,

И бегущая строка

Не плачет, как плачут с тревогой предки,

Метаясь в догадках: где она?

С таким объявленьем: пропала дочь,

Серая кожа, четыре ручки -

Тут недалеко и до психушки.

Итак, отпадают надежды

На дрожащие руки.

А девочка хнычет.

Григорий: - ну-ну, карапузка.

Ругнул он прелести обыденного света

И снова потянулся к сигарете.

Так что ж остаётся -

Детдом??

А потом??? -

И бросило в ужас Григория.

Вообразил четырёхрукую. Гнётся

Она под ярмом изгойским.

Двурукие камни кидают в неё,

И дразнят, загнав от себя подальше

На фоне гражданских прав и свобод

Под пенье плакатной фальши

(В гробу он видал такую свободу,

Когда демократией сытой Европы,

Чиновник распоряжается совковый,

Которому чужды сами понятия -

Права, свобода и демократия).

Нет! Детдом отпадает.

А люди? Найдётся ль семейная пара?.

Улыбка кислая: нет.

Тут вспомнил Григорий

В многотомной памяти

Историю прожитых лет.

Они с Людмилой

(подругой лет студенческих,

Заброшенных)

Нашли котёнка

Рыжего. И крошечным

Был рост его.

Вид грязный, и облезлый,

Он - хромал.

И голод тело -

Покусал.

"Мяу" - отчаянно

Слышно было.

Звал он маму,

Что его покинула,

Но отмалчивался на "мяу"

Пасмурный серый мир,

Жалко котёнка стало

Григорию и любимой.

К себе нельзя:

Собака Галя, кошка Фаина.

Родители...

Пошли к остановке, ко дворам,

Надеясь, что к заботливым

Рукам

Прильнёт рыжий сирота

Однако по дворам пошли,

Но руки тёплые не нашли -

Вспомнил Григорий былой эпизод,

Думая, если от котёнка

Отмежевалось несколько дворов,

То - возьмут ли такого ребёнка?

Думал он... ребёнок заплакал.

Зашикал Григорий, понял. Есть хочет.

Да и у него самого уже забылся завтрак.

Взял на руки тёплое тельце девочки,

И, вспомнив, свой маленький жизненный опыт,

Качал на руках. В мозгу - ни припевочки,

Чтобы хоть как-то её успокоить.

Жалко ему

Сироту.

И подумал Григорий:

Не взять ли её -

Ему???

Но тут, как всегда, отрывки мыслей,

Ключевое слово которых -

Хмурое око -

Тревога.

И страх: как сестру человеческую воспримут

Двуногие и двурукие???

Страх нагонял, как вагоны товаров

Кадры из фильма будущего.

Четырёхрукая, жизнь в обществе

Рушащая.

Будут показывать, тыкать, сплетничать

Каркая воронами чёрными.

Смакуя на общественной скамеечке

Страницы жёлтенькие.

Необычными восхищаются на видео,

Но в реальности - их избегают,

Заставляя отступников быть невидимыми,

От себя без жалости отсекая.

Играющий двор ей отвёл уже место,

Подальше от детского насеста -

Одиноко четырёхрукая будет смотреть

С тоскою в жёлтых глазках,

И жёлтого солнца не досталось ей -

Только одиночество и опаска.

Но, словно вторая скрипка,

Второй голос в песне,

Вступают другие слова

Противовесом.

Она - одинока, как ты одинок

В этой жизни общественной.

Вместо двух рук - четыре - что же с того,

Не единой рукой,

А душой

Человек в этом мире живёт.

Да и подло оставить её умирать.

- Лучше смерть, чем такое существование -

Вмешалась первая сущность трусливая.

- Нет, ведь жизнь для людей является равною -

Выкинула вторая сущность небрезгливая.

Она затмит собой весь мир в способностях,

Призирая тело и косметику,

Взлетит она выше своих сородичей

Поставив размашистую роспись

В современности.

И ты, её вырастив, увидев её полёт.

Обнимешь, прижав к груди родную белесую головку,

Сказав: горжусь тобой, сокровище моё!

Моя прекраснейшая дочка!

- Ага, а до? - трусливая сущность ехидно

Спросила.

- Страданий никто на пути в совершенству не минул.

- А счастье?

- Не что, а как

- Ненастье и травля?

- Зависит душа, а не положение.

Разрывался Григорий, про всё позабыв -

Что же делать.

Отвернуться? С места сраженья отбыть,

Ноги сделав?

Или взять сироту, приложить поцелуй

К неразлучному детству?

И, пройдя сквозь страданья - к блаженству?

А ребёнок уже наплакался вдоволь,

И дремал на руках неизвестного дяди.

Думал-думал мучительно бедный Григорий.

Что же держит он - счастье? горе?

И тепло уснувшего тельца девочки

Он почувствовал. И прикоснулась рука

К его куртке, под кожей чьей чувство сердечное

Развивалось, цветком уходя - в небеса.

И помойка молчала могильным собраньем -

И игрался с отбросами ветер,

Наблюдая безмолвно людские терзанья,

Невзирая на утро, день или вечер.

Вдалеке городок, словно улей пчелиный

Своей жизнью-линейкой буднично глядел,

Маринуя все сплетни о жизни обычной,

Украшая неспешно за ворохом дел.

Сделать шаг - так легко, так доступно,

Насмотревшись, как делает шаг героиня,

Размахнувшись, швырнув сытый рай Петербургу,

И - в Сибирь окунувшись к мужчине,

Что свои размышленья вынашивал в тайне.

Легче видеть подвижников не на пороге

Своего постоянства - квартирного рая,

Легче видеть их на экране

Зная, что он, а не ты - в остроге.

Вертелись обрывки сущностей,

Пробираясь сквозь мыслей помехи,

Как сыпучее - сквозь туннели-прорехи -

К неизвестному - от трусости.

- Нет. - Да.

- Красавица.

- Уродина.

- Ты сдохнешь от стыда.

- Ты потеряешь родину.

- Счастье... Горе.

- Остановись... нет, бери, Григорий.

- Чёрта с два. - Нет. Достойно

Душу принять... - Замолчи!

- Сплетни! Слухи!

- Гордость.

- Счастье.

- Несчастье! - Обречённость!

- Неловкость. - Заклюют!

- Прославят, обойдя хапуг!

- Капут!

- Несчастье!

- Счастье!

Схватились! Сцепились!

Дыша друг в друга -

Две сущности,

За убеждения...

Волосы драли, выли,

Царапались.

Выпад!!! Удар!!!

Счастье или несчастье???

Кулачного боя угар!

Драка пьяных убежденьями

В перемешку с оскорбленьями,

Шумно, с шипением.

Хрясь! - у кого-то сломался нос.

У кого-то застряло дыханье в груди.

Боль... вонзающиеся кулаки.

И ударов удельный рост.

Только нет испуганных зевак,

Не бежит, не едет полицай.

Но вот - шмяк! - вонзается кулак...

Грохот тела... матерный лай...

Вот гадина... сволочь...

.......................................

- Сущность,

Охранительница Постоянства

С винегретом костяным во рту

Отплолзла, зная, что

Вторая сущность с принципом:

"Лежачего не бьют!" -

Дула с болью на разбитые костяшки,

Вышибив в нелёгкой драке дух.

Огляд на четырёхрукую...

И она приблизилась к ней

С ласковым взглядом, полным вина

Настоявшегося на доброте,

Тихо шепнула, пощупав челюсть

(Больно! Ух, постаралась та нелюдь).

"Девочка! Ты обрела себя

В том, кто нашёл тебя!"

Подрагивающий шаг,

Семьи образованье!

Скульптурно застыл

Григорий с четырёхрукой на руках,

Простой, никогда не купавшийся в чинах,

Не блеща мускульным образованием,

С лицом без покаянья, без морщин страданья.

В его глазах читалась не опаска

За свои привязки

К общественному окружию,

К равнодушию.

К опаске

Необычного.

Шаг!

Он не запечатлён на лентах,

Как труд минутный на благо народа,

Чиновного мордоворота.

Он не увековечит новостные тексты,

И не доложит "Время" крашеною куклой,

Не протрещит корреспондент в прямом эфире.

И сытые филантропы мира,

Не будут думать в озаборенных домах,

И призывать в написанных речах

К любви, отодвинув кумиров.

И камера-снайпер своим стеклянным оком

Не будет целить в сторону ухода,

Героя безызвестного с девчонкой на руках,

Забывшего про слухи, сплетни и страх.

Наблюдала свалка городская,

Равнодушно (умело скрывая досаду),

Как Григорий шёл к выходу, расплываясь

С дочкой серой, нарушив своё постоянство.

Неспортивное тело - навстречу ветру,

Шло, одетое в тряпьё обычное.

Ко всему готовые, ко всему привычные,

Наблюдали двое безвестных, невидимых,

И никем из смертных неувиденных:

- Что же это? Обыкновенный

Обыватель жизни, еле дышащий смертный,

Только дунь - отлетит в сторонку?

Не похо-ож на героев тысячелетий многотомных!

А другой, таинственно улыбнувшись:

- Разве делают подвиги мужа

Блокбастерская рука? -

Ведь склонился же свет пред старушкой

Из Владимирского уголка!

Вот увидишь, мой друг, мы услышим,

Мы прочтём, что поэты напишут,

Стены критиков проломив,

О невзрачных и нестандартных,

Выходящих за рамки

Человеческой планки -

Не по виду, а

По душе.

Проломивших шагом муки

Господствующих двуруких

Узаконенные клише.

- Может быть, - с улыбкой еле видимой

Второй ответил. И добавил.

- Поживём - увидим.

12 июля - 5 августа 2013.

Ханты-Мансийск - Урай.

Оставить комментарий © Copyright Шварцман Антон Яковлевич (walker_balton@mail.ru) Размещен: 06/12/2013, изменен: 06/12/2013. 37k. Статистика. Поэма: Поэзия		Ваша оценка:

Шварцман Антон Яковлевич : другие произведения.

4-х рукая.