Шведов Сергей Михайлович : другие произведения.

День Кота

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Сергей Михайлович ШВЕДОВ
  
  (Минск, 123smsh@tut.by)
  
   ДЕНЬ ЗАВОДСКОГО КОТА И БЕЗВРЕМЕНЬЕ ПРИКОРМЛЕННЫХ КОТОВ
  
  фантастическая быль
  
  1
  
  Два праздничных дня завод простоял без людей. Тихий, полутёмный, с неподвижными конвейерами. Все два дня сыпал мягкий снег, но так и не забелил жирный асфальт заводского двора. Снег оставался на сухой траве газонов, узкой полосой тянулся вдоль бровки тротуара. За углами и в нишах стен наметало невысокие сугробы.
  
  Днём они подтаивали и проседали, хотя небо за два дня ни разу не прояснилось. Температура влажного воздуха держалась то на нуле, то чуть выше. Снежинки вились у высоких фонарей, бесшумно оседали на асфальт, но проезжая часть дороги внутри заводского двора оставалась чёрной и влажно блестела в синеватом мерцании фонарей.
  
  Внутри заводских корпусов было прибрано, свежо и безлюдно. Калориферы гнали тёплый воздух, но за два дня заводские корпуса всё же медленно выстуживались. Приток тепла в них не уменьшался, просто вот уже два дня как завод стоял без людей, с неподвижными конвейерами, без запущенных станков. К ночи с воскресенья на понедельник внутри корпусов основного производства уже было довольно прохладно.
  
  Серый дымчатый кот осторожно проскользнул вдоль станков и остановился на границе между участком шлифовки и проходом на другой участок, словно с разбегу ткнулся носом в незаметное стекло. Долго настороженно вглядывался в тёмный квадрат перехода в соседний корпус.
  
  Кот прибежал со двора, тут ему было тепло. Снаружи безлюдно, как и внутри. Птицы пока не слетелись на заводской двор, спят. Некому их побаловать пшеном или крошками. Охота на пернатых не задалась. Тусклые фонари на заводском дворе ещё не выключались. Им гореть до рассвета, а рассвет в декабре не торопится. Сетка снежинок вокруг них стала редкой, почти незаметной из-за холодного ветра. К заводу медленно подбиралась стужа. Весь заводской двор, газоны, тротуары и даже середина дороги побелели. Ветки деревьев опушились инеем, отяжелели. Лужи стали сковываться ломким ледком. Небо из непроглядно чёрного стало тёмно-синим и кое-где даже голубело в разрывах облаков.
  
  Лапы и хвост кота вымокли, шерсть на поджатом брюхе слиплась грязными сосульками. Весь он от усов до кончика подрагивающего хвоста был насторожен и чутко поводил ушами на каждый шорох. Крупные зелёные глаза на заострённой мордочке смотрели спокойно, но выжидательно. На лбу его резко обозначились три вертикальные морщины между глазами. Кошки умеют морщить лоб. Он что-то озабоченно высматривал в полутёмных корпусах.
  
  У заводских котов выходных дней не бывает. Сугубый пост. В выходные дни им ничего не перепадает ни в гардеробах, ни в буфетах, а замасленные подвальные мыши всегда начеку и носятся, как серые молнии. Все выходные голодный кот проспал, свернувшись клубком. Два дня без добычи. Воробьи и голуби слетаются на заводской двор только в рабочие дни. Их подкармливают работницы забавы ради. Мышей и крыс в металлообрабатывающих цехах вообще как кот наплакал. Под столовыми с продуктовыми кладовками в подвале их полным-полно. Но в одном подвале хозяйничает рыжий котяра с рваными ушами. В другое место не пустит на свои охотничьи угодья чернолапый зверюга с белой спиной и чёрным хвостом. Под самой богатой едой диетической столовой всем заправляет полосатая сибирская кошка. Сущая тигрица. Не сунешься. Пускает к себе только во время течки.
  
  Два дня проголодать - просто ерунда какая-то. За короткую жизнь кота завод стоял безлюдный по полгода уже пять раз. Кот не знал, что предприятие переходило из рук в руки новому владельцу. Вот тогда на долгих простоях была невыносимая мука. Мало что голодно, так ещё и холодно. Завод на простое зимой не отапливали.
  
  Долго крушили завод, сносили цех за цехом. Начали с корпусов военного производства. Кот был ещё совсем котёнком, когда на развалины секретных цехов прибыли невиданные люди. Коты не понимают человеческих слов, но чутко различают речь чужаков. Чуждые люди чему-то радовались и баловались какими-то приборчиками, которые пускали краткую, но очень болезненную для кошачьих глаз вспышку.
  
  Большая часть заводской территории ушла под торгово-развлекательный центр 'Акула' с океанариумом и аквапарком. Чуть меньшую часть бывшего заводского пространства занимал многоэтажный гараж. От огромного завода остались только четыре корпуса. Зато его цеха уже два года как работали без перебоев на иностранных владельцев.
  
  * * *
  
  Кот не торопился юркнуть в тёмный переход, осторожничал. Присел на задние лапы, перебирая па месте передними. Повертел ушастой головой, ещё раз прислушался.
  
  Заводские коты не похожи на сытых домашних увальней. Не станут мурлыкать на всякое 'кис-кис', выгибать спину и доверчиво тереться о ногу первого встречного, чтобы его погладили. И уже ни за что не позволят себе сидеть у всех на виду, 'намывая гостей' лапками по усам, как домашние коты у себя на мягком диване. В домашнего кота никто не швырнёт ржавой гайкой просто так, забавы ради.
  
  Кот осторожничал, хотя и был хозяином в безлюдных корпусах. Его время ещё не кончилось. Котам удобней видеть мир в сумеречных красках, так устроено их зрение. На ярком свету они подслеповато щурятся, но ничего не меняют в своих повадках, когда наступает их время.
  
  Вокруг было тихо. Кот поднялся, подался было вперёд, но тут же вздрогнул всем телом, сжался в комок и припал на все четыре лапы к полу. На бетонном полу в полутьме он казался темным масляным пятном. Кот замер. Хвост вытянулся в прямую линию над полом.
  
  В кабине старшего мастера участка шлифовки за железной застеклённой дверью шуршала бумага. Кот повернул голову на шум, хвост нервно задёргался из стороны в сторону. Снова зашуршала бумага. Кот, крадучись, подошёл к железной кабине, мягко потрогал лапой дверцу. За ней кто-то шумно заворочался, охнул, зевнул. Потом громко чихнул три раза подряд. Кот отпрянул от двери, замер на месте и тут же бесшумно исчез за углом перехода в соседний корпус.
  
  В кабине на короткой скамье ворочался с боку на бок дежурный по цеху, один из сменных мастеров. Он был невелик ростом. Места на лавке ему хватало вполне, даже чтобы улечься с ногами. В кабине светила неяркая лампочка в сорок свечей, но он прикрывал глаза рукавом пиджака. Под себя на лавку дежурный настелил ворох заводских рекламных плакатов, поверх них -- своё демисезонное пальто, под голову положил ушанку, но всё равно было жёстко.
  
  За всю ночь заснуть по-настоящему так и не удалось. Железные стенки кабины забирали тепло. Мерцала надоедливая лампочка под потолком, плакаты сухо шуршали, стоило только пошевелиться. Около шести утра дежурный приоткрыл глаза, охнул, зевнул. Потом ещё громко чихнул три раза подряд и поднялся. Накинул смятое пальто, выглянул в цех. Привычно шумела вентиляция, время от времени включался холодильник в автомате газводы недалеко от перехода, куда шмыгнул кот. За тёмными рядами станков на другом конце корпуса электронное табло высвечивало время. Кот не понимал цифр, но внутренние часы его никогда не подводили. Даже проснувшись ночью, он знал, который час. С точностью до секунды. Как знал, где север и юг, восток и запад. Внутренний компас подсказывал.
  
  Дежурный зевнул в сухой кулачок, поднял воротник и вышел из кабинки по нужде. Заметил цепочку кошачьих следов. Усмехнулся - и что за охота котам бегать босиком по холодному бетону? Вернулся из туалета и задвинул дверцу. Он чувствовал себя спокойней в запертой кабине. Уселся за стол. Шариковой ручкой, перевязанной синей изолентой, записал в журнале: 'Дежурство сдал в 8:00'.
  
  Устало протёр заспанные глаза, посмотрел на свои часы, сверил их с табло на другом конце корпуса. Ровно шесть. Дежурство положено сдавать в восемь утра, но сегодня понедельник. Через полчаса начнут сходиться люди, через час завод проснётся.
  
  Дежурный по цеху потёр заросший за ночь подбородок и набрал номер дежурного по заводу. Телефон диспетчерской был занят. Бросил трубку, полез в карман за расчёской, долго рылся, вытащил кошелёк, платок, связку ключей, справочник по элементарной математике, переложенный программкой для поступающих в вузы, лишь потом нашёл расчёску. Тщательно навёл пробор в причёске, глядясь в отражение на стеклянных окнах кабины. Позвонил ещё раз. Снова занято. Постучал пальцами по столешнице, покусал ногти, потом рассеянно полистал справочник. По новым временам технарю, чтобы просто выжить, нужно остервенело учиться. Век такой выпал - рекламно-развлекательный и прислужливо-холуйский, сплошной праздник для недоучек и вовсе неучей с набором банковских карточек в карманах и сумочках и сплошные будни без выходных и проходных для занятых на тяжёлом производстве за трудовые копейки.
  
  Серый дымчатый кот осторожно выглянул из перехода в корпус. Его время кончалось, а голод в животе умолял - мне бы хоть кусочек мяса. Вид у кота был всё тот же озабоченный и настороженный. Он так и не нашёл того, чего всю ночь выискивал в своих обходах по цехам. Мыши исчезли, как после дератизации. В переходе он тщательно осмотрелся, принюхался и повернул на лестницу, ведущую к гардеробам. Там в мусорных урнах могли остаться объедки, которыми лакомятся мыши. Да ещё хлебные корочки... Домашние коты хлеба не едят, а заводской кот не отказался бы и от ржаной черняшки. Едва одолел шестую ступеньку, испуганно сжался и тут же спрыгнул через прутья ограждения вниз.
  
  Со второго этажа спускалась пожилая гардеробщица в застиранном до желтизны, когда-то белом халате. Она только что перекусила у себя и шла в цех за газированной водой. Одной рукой прижимала к груди пустую бутылку, другой запихивала в рот остатки булочки.
  
   - Брысь! Напугал, нечистая сила... - Она заметила за железными прутьями перил два зелёных огонька. - Места себе не найдёшь никак. Все вынюхиваешь чего-то... Брысь, пошёл, кому говорят!
  
   Кот сдавленно мяукнул и попятился под тёмную лестницу. Он был серый дымчатый, но от мазутной грязи казался чёрным. Заводских котов никто не моет дорогими шампунями. Гардеробщица прошептала что-то, сплюнула через левое плечо, пошла дальше и в цеху услышала фырканье газводы в автомате. Один стакан, другой, третий.
  
   - И эти мне... Носит их с ранья нелёгкая. - Она была очень полная и страдала одышкой. - Запеклись, сполошные. С утра за воду. Грязь только носят. Мой за ними, не намоешься.
  
   Но у автомата стоял только один сухопарый старик. Снег мелкими крапинками лежал на его пальто и шапке. Он стоял к ней спиной и стакан за стаканом пил воду.
  
  - Здорово, - отозвался он, заслышав за спиной её тяжёлые шаги и дыхание; переложил стакан из правой руки в левую, чтобы поздороваться, повернулся, увидел перед собой женщину и опустил руку. - Здорово ночевала, тётка!
  
  - Доброго утречка, дед. - Гардеробщица дёрнула головой, в ушах блеснули серёжки со стёртой позолотой.
  
  - Вот, понимаешь, пить захотелось газировочки под утро, хоть ты умри. Вот и подхватился ни свет ни заря. Ты набирай свою бутылочку, не помешаю.
  
  - Пей уж, насос.
  
  Он нажал кнопку. В стакан снова полилась с фырчанием вода. Отпил половину, снял шапку, остальную воду выплеснул на затылок, утёрся шапкой. На седом затылке проглядывало крупное родимое пятно.
  
  - Меченый, не перепутаешь.
  
  - Сединой меченый, да не кровью, -- хихикнул он, ловя её взгляд. - Ух, хорошо! Аж за шиворот побежало.
  
  Гардеробщица скривила полные губы, подёрнутые сеткой морщинок, забрала из его потной ладони нагревшийся стакан. Тщательно ополоснула, даже осмотрела на свет.
  
  - Как там-то? - спросила между делом.
  
  - Всё по-старому... А разве что слышно?
  
  - На дворе, спрашиваю, как? Приморозило? - Она глянула на его присыпанные тающим снегом ботинки.
  
  - Как будто начинает. А знаешь, даже не присматривался.
  
  - Ну же, несётесь, дальше своего носа не видите. Слава богу, приморозит, всё ж меньше грязи будет. - Она набирала воду в стакан, потом переливала в бутылку.
  
   - Ты бы бутылочку свою... Сразу бы её подставить. Скорей будет, а?
  
   - Невтерпёж, запалился, старый, со вчерашнего.
  
   Он развёл руками и улыбнулся беззубым ртом:
  
   - Да все мы, мужики, такие, ну-у-у...
  
   Она как бы нехотя оглядела его и отвернулась, следя за льющейся в бутылку струйкой.
  
  - Тоже мне, забыл поди, с какой стороны запрягать, а туда же - нукать.
  
  - Так учу же, как ловчей бы.
  
  - Ещё один учитель выискался. На нас же едут и нас же разуму учат. Мужики. Тьфу на вас, и ваших нету. Жгут себя водкой, чтоб вам подавиться. Женщина до старости лет женщина, а вас только и хватает, как того огарка, на раз дунуть - и потух.
  
  - А я что? Я ничего, я так. - Старик с кашлем рассмеялся, разглядывая её не по возрасту крепкие зубы, и почесал заросшую переносицу. - Там-то уж у кого как получится... У тебя что, дверь в гардероб открытая? - Он показал пальцем наверх.
  
   - Подождёшь, пока налью себе, - набирала тщательно, не пролив ни капли. - Ну, пошли, что ли... Пошли, пошли, нечего наливаться до краёв. Ещё успеешь, - бросила она, заметив, что он снова потянулся за стаканом. - И смотри, чтоб ноги мне вытирать. Грязь бы только за собой носили. Любите, чтоб за вами чистили, мужики.
  
  Он кивал каждому её слову и предупредительно улыбался, если у неё на лице появлялся малейший намёк на улыбку. Быстро становился серьёзным, если её лицо принимало строгое выражение. На его лице словно бы отражалось выражение лица собеседницы. Казалось, старик в чем-то виноват перед ней и старается выслужить прощение. Но они даже вряд ли были близко знакомы.
  
   Гардеробщица медленно поднималась по лестнице, старик послушно шёл следом, не обгонял. На предпоследней ступеньке она остановилась, чтобы унять одышку, повернулась к нему, в первый раз по-доброму улыбнулась. У неё, оказалось, были вставные зубы.
  
  
   Серый дымчатый кот выглянул из-под лестницы и проводил их взглядом. Взгляд был по-прежнему выжидающий, хотя до сих пор ничего не случилось и не обещало никаких перемен. Только разве что наконец выпал первый снег, настоящий, и по всему было видно, что он уж не растает.
  
   До утренней смены оставался почти час, но по пушистому скрипучему снегу от проходной до заводских корпусов уже разбежались ветвистые тропинки. Они часто не совпадали с асфальтовыми. Кот направился по одной из таких. Он знал, что самые короткие пути - проложенные.
  
  2
  
  Кассирша за аппаратом накинула на плечи пуховый платок, подышала на руки и посмотрела на входную дверь. В щель между створками намело мелкого снежку. Он белым веером рассыпался по кафельным плиткам и не таял.
  
  - Твой мальчик что-то плохо ест сегодня.
  
  - Пусть держит форму, ему пора женихаться, - ответила посетительница за столиком.
  
  Она сидела в маленьком павильоне 'Холодок' рядом с подростком, одетым в спецовку не по росту. 'Холодком' прозвали эту закусочную не за то, что зимой тут всегда было холодно. Просто тут, кроме всего прочего, продавали и мороженое. Воротничок рабочего халата женщины был обшит кружевной бахромой и отложен поверх телогрейки. Рыжие подкрашенные волосы тщательно уложены и завиты, на лице густая косметика, маникюр на ногтях.
  
  - Как ты в своих прозрачных колготочках не мёрзнешь? - Кассирша зябко повела полными плечами, плотней укуталась в платок.
  
  - Можно потерпеть, раз кому-то мои ножки ещё нравятся, - сказала женщина. Отложила вилку, привычным движением пальцев разгладила белые морщинки у висков.
  
  Стеклянные стены павильона выморозились ледяными узорами. На их синеватой белизне вырисовывались диковинные птицы с изогнутыми шеями и распахнутыми крыльями.
  
  - Когда ты только у меня проснёшься! - шикнула кассирша на заспанную раздатчицу.
  
  Девочка вынесла из кухни металлическую тарелку с толстыми блинами. Лицо припухло от сна, глаза полуприкрыты.
  
  - Ходит, как муха сонная... - Кассирша потянулась за тарелкой. - Давай сюда, сама подам.
  
  Она вперевалку подошла к столику, поставила тарелку перед женщиной. Мальчик ковырял вилкой вчерашний бифштекс и ни на кого не смотрел.
  
  - Ох, - перевела дух кассирша, забираясь за стойку, - и куда вся прыть подевалась. Рохля рохлей, а помнишь, как в училище скакала?
  
  -- А я ещё в форме, - сказала посетительница.
  
  Кассирша ещё раз вздохнула, утёрла губы концом платка. В открытую дверь на кухне она видела, как практикантка возится у плиты. Громко работал большой холодильник, от него позванивала посуда на прилавке с подогревом, чтобы горячее блюдо не остывало в тарелках из нержавейки.
  
  - Что это? - подняла голову женщина с сыном.
  
  Среди дребезга мисок и гудения холодильника слышался высокий стрекочущий звук.
  
  - Сверчок завёлся вот, - сказала кассирша. - Искали-искали, обыскались... Не нашли.
  
  - Ну и пусть себе поёт.
  
  - Сверчит и сверчит, голова кругом идёт.
  
  - С ним уютней как-то.
  
  - Мам, а что это? - спросил подросток в спецовке.
  
  - Кузнечик такой чёрненький, живёт за печкой. У бабушки в деревне мы, помнишь, его слышали?
  
  - Не помню.
  
  Холодильник перестал тарахтеть. Утихла посуда на стойке. Только стрекотал сверчок. Женщина слушала, подперев голову рукой. И улыбалась.
  
  - Голова трещит уже, ни утром, ни вечером покоя.
  
  -- С ним уютней, - улыбнулась посетительница, - и не так холодно. И не одиноко.
  
  Над пустыми ячейками для тарелок от горячего прилавка поднимался еле заметный парок. Грели электрические плиты из раскрытой кухни, но в павильончике с металлическими стенками всё равно было холодно. Из щели в дверях понизу тянуло сквозняком. Сверчок замолк, холодильник не включался, никто не разговаривал. Молодящаяся женщина посмотрела на вяло жующего сына, зевнула, разгоняя парок от дыхания рукой, поёжилась и потёрла с сухим треском синтетики коленку о коленку.
  
  -- Что-то припоздавших нет, - сказала кассирша.
  
  Снаружи послышались громкие голоса. Кто-то поднимался по ступенькам, топал ногами перед дверью, сбивая снег с рабочих ботинок. Кот прошмыгнул в закусочную вслед за входящими.
  
  -- О! - сказала женщина. -- У тебя гости, Катя... Кис-кис!
  
  Женщина бросила коту сосиску. Кот понюхал и печально поморщился. Люди, если бы вы только знали, какую гадость вы в рот тянете. В этой сосиске нет ни кусочка мяса. Заведите себе кота и дайте ему понюхать ломтик колбасы, которую вы купили. А потом уж ешьте сами, если кот не откажется.
  
  -- Зажрался!
  
  Кот ткнул лбом приоткрытую дверь и направился к себе в логово спать на голодный желудок. Он жил в подвале термического цеха на пакле у труб теплосети. Там всегда тепло. Наверху в цеху большой буфет. Кот на заводе родился и ни за что бы не променял это место, потому что других не знал. В заводских цехах он был хозяином. За другие угодья надо драться с сытыми и толстыми владельцами. Чумазый заводской кот был бойцом не той весовой категории, чтобы захватывать чужие территории.
  
  3
  
  Серый дымчатый кот вылез из подвальной отдушины в термических цех, потянулся, заурчав и выгнув спину, обошёл и обнюхал свои владения. Мышами даже и не пахнет. Обоняние у заводских котов никудышнее, при ловле мышей больше полагаются на слух. Но человеку в соревновании на улавливание запахов даже с котом не сравняться.
  
  Полдень. Самое время охотиться на заводском дворе. Работницы вернутся из столовой и примутся развлекаться с голубями, посмеиваясь наблюдая, как те дерутся за кусочек булочки. А там и воробьи налетят.
  
  В безоблачном небе, искристом от незаметных глазу льдинок, кошачьи глаза слепило гало. По обе стороны от настоящего солнца, перечёркнутого четырьмя лучами, как крестом, стояли два ложных, меньших по величине. Все обрамляло радужное сияние, напоминающее разорванный круг. Было слишком ярко от солнца и искристого снега, но охоте это не помешает. Голодный желудок укажет точное направление для верного прыжка.
  
  Кот притаился за штабелем круглых поковок, кисло пахнувших окалиной, и осторожно высматривал жертву в стае голубей, сновавших у лавочки, где сидели работницы в ватниках и тёплых платках. Одна из них рассердилась на настырных толстых голубей, не подпускавших к крошкам маленького голубёнка-сеголетка. Размахнулась и кинула кусочек булочки подальше, чтобы малыш мог подкрепиться. Коту только того и надо было. Одним броском он оказался рядом с голубёнком и ухватил за крыло. Бабы на лавочке начали кричать и топать ногами. Голуби в стае возмущённо поворковали, покрутились на месте и спокойно продолжили клевать крошки.
  
  Голубёнок отчаянно трепыхался, но кот всё же подтянул его поближе, ухватил всей пастью головку и резко рванул. Шея голубя - самое слабое место. Отрывается на раз. С жертвой в зубах кот прыгнул в подвальный пандус и по тёмным лабиринтам добрался до своего логова. Там раскусил голубиную головку, как орех, только клюв выплюнул. Проглотил и принялся за самое лакомое - кишки. Выев начисто все внутренности, кот протиснул оставшуюся тушку в щель между кирпичами про запас на чёрный день. Задними лапами присыпал добычу щепками и бетонной крошкой. Забрался на тёплую трубу отопления, распластался, свесив лапы и, довольный, замурчал.
  
  * * *
  
  Разбудил кота внутренний будильник ровно в пять часов вечера. Начинается пересменка у уборщиков производственных помещений. Кот осторожно, вдоль стеночки прошмыгнул к уборщицкой. Там ему всегда рады. Может, и перепадёт кое-что из вкусненького.
  
  -- А-а-а, хозяин заявился!
  
  В углу уборщицкой стояли лопаты, метлы, скребки. Кот лениво потянулся, широко зевнул, поточил когти о метлу.
  
   - Выспался, лодырь, гляди-ка...
  
   Кот как бы нехотя повернулся на голос и узнал женщину, которая всегда подкармливала его остатками обеда. У неё были белые чистые руки, она работала в резиновых перчатках. Это была старшая по уборке корпуса. Кот позволял ей гладить себя и признавал её за хозяйку, если только он вообще признавал кого-то над собой.
  
  Кот не понимал человеческих слов, но по внутреннему наитию распознавал, что говорят друг другу люди. Нужно только очень чутко поводить ушами и не спускать круглых зелёных глаз с губ и лица говорящего.
  
   - Иди сюда, Дымка, кис-кис. - Старшая над уборщиками налила молока в консервную банку. Кроме неё так кота никто не называл.
  
   Кот лениво повернулся, враскачку подошёл к ней, потёрся о ноги, обнюхал консервную банку с молоком, кусок колбасы, уселся на пол и отвернулся со скучающим видом.
  
   - Да, не говори, сгущается, - уборщица посмотрела на потемневшие, будто в сумерках, окна. - Что-то будет... Пей, хорошенький. А мы пошли работать.
  
  Отвернувшийся кот прислушивался к её шагам. Когда они затихли, ткнулся мордочкой в банку, стал пить взахлёб. Брызги молока летели во все стороны, подрагивали на усах. Схватил когтями колбасу, рвал большими кусками, глотал, давясь и хрипло откашливаясь.
  
  Молочко это приятненько. А то вода что из лужи на цементном или железном полу, что в туалете на кафельной плитке отдаёт нефтехимическим душком. Жажда припечёт, хлебнёшь и смазочно-охлаждающей эмульсии под станком. Пасть обожжёт чем-то едким, в кишках всё перекрутит, зато такое питьё всех листов начисто гонит прочь.
  
   Сытый кот вышел в цех. В уголке для перекура на железной скамейке у стены сидели два пожилых уборщика. Один, с бородавкой на подбородке, беспокойно скользил глазами по сторонам, словно хотел охватить все единым взглядом, ничего не запоминая в деталях. Другой, с глазами, сильно увеличенными выпуклыми очками, смотрел непонятно куда неподвижным взглядом. Оба заплевали окурки и повернулись к старшей над уборщиками, когда та сказала:
  
   - Сейчас опилки подадут для посыпки пола.
  
  Оба кивнули ей, не вставая с места.
  
  -- Ага... Начнём пораньше, чтоб в домино сгонять
  
  - Чего ты всё высматриваешь, очкастый? Смотри не смотри, ничего нового не высмотришь. Ничего хорошего в твоей жизни не будет. Не переменится при таком порядке.
  
  -- Такие горы сора нагородят - ого-го! -- кивнул уборщик с бородавкой.
  
  -- Таких дров наломают, за десять лет не разгребёшь, -- сказал очкарик с увеличенными глазами.
  
  -- Десять? Этот бардак на сотню лет протянется.
  
   - Неправда ваша, - оборвала их начальница, - всё это видимость одна. Вчера цветок по телевизору показывали. Снимали особой съёмкой. Всё в живой жизни меняется само собой. Росток вверх так и тянется, распускается на глазах. А нам незаметно.
  
   - По телевизору ещё не то покажут, Петровна.
  
  -- Страшилки для старых бабок про инопланетян на тарелках.
  
   - Ай, не дурите мне головы, пожалуйста! Не заметишь, а оно уже расцвело и семена разбросало. - Она посмотрела на часы. - Беритесь за лопаты. Не люблю грязь оставлять, потом будто за душу что-то тянет... Иван, опять скажешь, что не позвали? Несмелому всегда работы не хватает.
  
   Созерцатель в выпуклых очках дёрнулся и очнулся, прослушав прогноз погоды по заводскому радио из репродуктора под потолком.
  
   - Ага, вот и сказали, надвигается буран... К ночи закрутит.
  
   - Ты не щепка, снежная буря не унесёт.
  
  Кот не понял, что по радио передали штурмовое предупреждение. С западным ветром пронесётся буря. Но он всей всклоченной шкурой ощущал её приближение. Для того, кто всю жизнь провёл в подвале, никакая буря не страшна. Но ни один кот высунет нос на улицу в непогоду.
  
  -- А где Ева?
  
  - Звонить пошла, - ответил уборщик с бородавкой.
  
  Самосвал подался задом в ворота, вывалил на проход кузов опилок, пахнущих сосновой смолой и свежеструганным деревом.
  
  * * *
  
   Тишина. Вторая смена кончилась. Выключили общее освещение в цехах. Музыка не играла. Толстая Ева мыла руки в умывальнике. Серый дымчатый кот вылез из своей отдушины, подошёл к женщинам.
  
   - Дежурство принимаешь? Нечего головой крутить и глаза таращить. Крути не крути, по-твоему не выйдет.
  
  Они засмеялись. Кот попятился по мокрому от недавнего мытья полу, растерянно мяукнул.
  
   - И чего ты? На вот тебе ещё молочка напоследок.
  
   Из проходной со смены выходили люди. Некоторых без спецовок было трудно узнать. Старшая уборщица была похожа на строгую и вместе с тем очень любимую в классе учительницу. К остановке около завода подходил автобус. Молодые парни в разноцветных куртках что есть духу бежали наперекор снежному вихрю к нему. Водитель чуть задержался на остановке, забрал их.
  
   4
  
  Нелёгкая житуха серого замызганного заводского кота неуловимо схожа с судьбиной русских. Любых и всяких, как выплеснутых в бурю перемен на отчуждившиеся берега русского моря, так и в его глубинах. Определяется их доля издевательской предупреждающей надписью над пропускным постом, преграждающим въезд в заброшенную промзону: 'Нормальное положение шлагбаума - опущенное'. Так и обретаются в неопределённости русские бедолаги после того, как Россия провозгласила независимость от русского народа.
  
  Лишь только вот чумазый заводской кот худо-бедно сам себя кормит охотой на промасленных мышей, крыс, воробьёв и голубей, а журналисты и сценаристы - хорошо прикормленные, сытые до рвоты от обжорства коты. Они не ходят сами по себе, а строго по прочерченной хозяевами дорожкам. И притом совсем не всегда эти хозяева -- собственная совесть и стойкие жизненные убеждения.
  
  Глянешь мельком на экран, а там от телешоу до крутого сериала из уст в уста скачет расхожая фраза: 'Да ты, подлюка, вылитый Павлик Морозов! Родного отца готов продать... Ещё один Павлик Морозов выискался!'
  
  Чистого мальчика, невинную жертву грязного убийства клеймят как предателя, преступившего через узы кровного родства. Словно он совершил преступление, которое неизмеримо тяжелее любого смертоубийства. На суде будто бы отрёкся от отца и вообще призывал расстрелять батьку как контру. Павел Морозов - несмываемое пятно предательства святых семейных ценностей для писак. А вот однополые браки, чайлдфри, беспорядочные половые связи, промискуитет весь как есть, по такой цепочке умозаключений -- укрепление семейных ценностей и духовные скрепы безмозглой толпы, опрометчиво именуемой российским либеральным сообществом.
  
  Оплёванный журналистами и сценаристами Павлик попал в одну обойму, из которой стреляют в сознание подростков Джек-Потрошитель, Гитлер, Ильзе Кох, 'фрау-абажур' и Бокасса, африканский император-людоед. Имя его стало бранным словом из разряда обсценной лексики. Спасибо вам, добрые дяденьки. Не Павлик, а именно вы готовы отца родного да и весь русский народ продать. На самом деле Павлик никого не интересует. Важно измарать всех русских кровью. Огулом. Изрыгнуть кровавый навет на народ, состоящий якобы из одних предателей и убийц.
  
  Про донос потом. Сначала об отце, которого предал родной сын. Бессмертные духи вымышленных Гобсека, папаши Гранде и настоящего русского кулака-мироеда Трофима Морозова слились воедино, создали нерушимую всечеловеческую общность, что наконец овладела всем миром. Хотя её трудно назвать человеческой.
  
  На Трофима Морозова, председателя сельсовета, ещё за год до убийства его сына завели уголовное дело. С раскулаченных спецпереселенцев Морозов три шкуры драл за заполненные его рукой бланки фиктивных справок с печатью. Деньгами, но не брезговал золотом, мукой, салом, мясом, вещами. С этими справками об их приписке к Герасимовскому сельсовету раскулаченные могли сменить фамилию, год и место рождения, а затем легально покинуть ссылку. Попросту Трофим содействовал побегу спецпереселенцев. Чаще всего уголовников.
  
  Бойко торговал и справками о бедняцком состоянии местных богатеев. Укрывал кулацкие хозяйства от налогообложения. Сообщал уездным властям об отсутствии у богатеев задолженности по налогам перед государством. Трофим за вятки решал, кому какие платить налоги. Прятал у себя несданный государству хлеб. И им же приторговывал.
  
  Используя служебное положение, снабжал легальными документами беглых уголовников и замаранных кровью колчаковских белогвардейцев, скрывавшихся в тайге. Тех самых, что грабили крестьян на лесных дорогах и из таёжной чащобы стреляли в красноармейцев и сельских активистов, учителей и фельдшеров.
  
  Пока шло расследование его злодеяний, Трофима из председателей поставили заведовать деревенской лавкой. Не сельпо там было, сельская потребкооперация до Герасимовки тогда ещё не докатилась. Он и в лавке обворовал государство, запустил грязную лапу в кассу. Закон есть закон. Статей для хапуги в нём хватает. Трофима Морозова отдали под суд вместе с пятью другими председателями сельских и поселковых советов, которые тоже помогали беглым уголовникам и недобитым участникам кулацко-белогвардейских банд пристраиваться с помощью фиктивных документов в больших городах на заводы и стройки растущей невиданными темпами страны, скрываясь таким образом от правосудия. Это их потомки потом вершили Перестройку.
  
  В семье Трофима Морозова одни раздоры, неприязнь и лютая ненависть. Отец пил и гулял напропалую. Избивал мать Павла и родных детей. Потом бросил жену с детьми и на глазах у всей деревни начал жить с молодой соседкой. Для таёжной глухомани того времени это такой позор и срам, что хоть в петлю, хоть в омут головой. Но на её руках оставались четверо малолетних и беспомощных едоков. Их нужно кормить, одевать, обувать и обмывать. А бросивший её муж ещё и отбирал у неё всё до последнего, если заводилась хоть какая-то копейка.
  
  Дед ненавидел мать Павла. Та не захотела жить с ним одним хозяйством, а настояла на разделе земли. Это уж совсем не по уголовным понятиям. Беспредел, берега потеряла. При старом режиме русская женщина-крестьянка не имела права владеть землёй. Дед с бабкой и остальные родственники Трофима Морозова скрежетали зубами от одного вида матери Павлика. Поэтому она потом и уехала из села после убийства детей.
  
  И тут вдруг среди споров, свар и пересудов зазвучал семейно-мафиозный мотив. Трофима посадили. Дед захотел вернуть себе надел, который выделил старшему сыну в год его женитьбы, и выгнать из её собственного дома разведённую сноху. Коллективизации земли в таёжной глуши ещё не было, крестьяне жили по старым понятиям. У деда появился веский повод убить малолетнего землевладельца, Павлика. Это уже вам не русские частушки и не неаполитанские песни, а сицилийские распевы.
  
  Сплочённая кулацкая семья на Руси мало чем отличается от сицилийской мафии. Бабка вкладывает в руку деда нож -- выродка Павлика надо примерно наказать, чтобы 'ндраву ихнему не препятствовал'. А деду что поросёнка, что внуков родных зарезать.
  
  Павлик Морозов с братом Федей стал жертвой семейных разборок, взаимной ненависти и мести, дедовской жадности до земли. В нынешнем понимании семья -- это ещё и мафиозная банда с круговой порукой, шайка уголовников. Отец Павлика -- ворюга, дед барыга, укрыватель краденого. Выходит, журналисты упрекают Павлика за то, что он нарушил святой закон сицилийской омерты: 'засохни, но подельника не сдай'.
  
  По старику Фрейду, скорей всего можно было бы ожидать проявление Эдипова комплекса, если бы Павлик убил отца в отместку за брошенную мать. Но Павел не убил отца. И не посадил. В материалах уголовного дела Трофима Морозова нет никаких показаний Павлика о злоупотреблениях отца. Нет и следов оговора или клеветы на родного отца.
  
  Не сын предал отца, отец предал свою большую семью ради шайки уголовников под водительством родной бабки Павлика, семейной атаманши. После судебного приговора Трофиму Морозову обозлённые члены уголовной семейки на сходняке пришли к договорняку и вынесли Павлику смертный приговор.
  
  Отца осудили, а через несколько недель дед и Данила, старший двоюродный брат мальчишек, подстерегли в лесу Павлика и его младшего брата Федю да обоих зарезали. Павел и Федя отправились по просьбе бабушки на болото по клюкву. Милой бабушке ягод захотелось. Через три дня братьев нашли в лесной чащобе убитыми. Павла один раз пырнули в живот, второй -- в сердце. Убийцы надели убитому Павлу на голову красный мешок. Маленького Фёдора ударили палкой в висок и ножом выпустили кишки.
  
  Дед на суде слёзно жалился, что Павлик безо всякого уважения к старшим стыдил его за то, что он -- барыга, укрыватель вещей, украденных у крестьян, и конфискованного у кулаков барахла. Павлика они убили как предполагаемого доносчика, а шестилетнего Федю убили только затем, чтобы не выдал убийц.
  
  Не нашли журналисты ни слова про доносы Павлика ни в материалах суда над Трофимом Морозовым ни над убийцами братьев. Ни в показаниях подсудимых и свидетелей, ни в других приобщённых документах. Если только журналисты их читали.
  
  На суде над отцом Павел всего лишь подтвердил слова матери, что видел в доме чужие вещи и продукты. Нет никакого доноса, только свидетельские показания мамы и Павлика. По причине малолетства его и допрашивали на суде в присутствии матери. Разумеется, судья предупредил его об ответственности за дачу ложных показаний. Честный человек -- стихийное бедствие, как сказал один известный хохмач. Такой опасен для криминала.
  
  Малограмотный тринадцатилетний таёжный парнишка наверняка и писать-то был не горазд. Тем более доносы. Наоборот, из достоверного источника ОБС (Одна Бабка Сказала) некоторым журналистам известно, что Павлик всё же любил отца и ждал, что тот вернётся к матери. Мальчик с нежным сердцем. 'Цвет волос русый, лицо белое, глаза голубые, открыты. В ногах две берёзы', -- так трогательно записал следователь.
  
  Двоюродный брат Данила с ещё одним родственником были расстреляны, а дед с бабкой умерли в тюрьме. Это тоже достоверно известно. Как и то, что мать Павлика и Феди не дожила всего двух лет до начала Перестройки и 'нового мЫшления'. Герасимовку она покинула после убийства детей.
  
  Очень продвинутым читателям хочу напомнить, что русский кулак, он же мироед, это вовсе не справный хозяин, у которого от его семи потов и трудов праведных урожай выше и приплод у скота больше. Настоящий кулак вообще не марал рук землёй.
  
  Отец Павлика Морозова -- деревенский банкир микроскопического масштаба. К нему приходит нищий многодетный крестьянин: 'Займи рупь, благодетель ты наш! Нечем госналог заплатить' -- 'Да бери без отдачи, милок, но летом всей семьёй отработаешь на моей землице' -- 'Премного благодарны, ваша милость!'
  
  Один заёмщик, второй, третий, десятый. И вот сидит кулак в самый разгар летней страды погожим деньком во дворе за самоваром и любуется, как на него трудятся голодранцы, которые, сначала они, а потом и их дети, никогда не смогут проценты по кредиту отработать, потому как русский мужик ленив отроду, по определению того же кулака. И из прекрасного далёка украдкой выглядывает новое русское крепостничество.
  
  Деньги кулак пускает в рост за большие проценты подпольным воротилам и на подкуп властей. Со временем кулаку одного лишь денежного владычества мало. Он лезет по власть. Сначала в сельсовет. Сколачивает деньгу на липовых справках о заниженных посевных площадях для 'справных хозяев', делится копеечной прибылью с волостными и уездными владыками, с которыми они 'пилят' местный крохотный бюджетик для школы, больницы и на содержание дорог.
  
  И вдруг на пути перспективного карьериста уездного масштаба встаёт выброшенный из сердца сынок Павлик, который, похоже, ни дня не был пионером. Напоминаю это для русских же идиотов. Слово это греческое, обижаться нечего. Означало оно тёмного деревенского жителя, который в Древней Греции не ходил на выборы в полис.
  
  Карьера будущего губернатора Трофима Морозова сгорела. Павлик 'спалил' родного отца контролирующим органам. А какая дорожка во власть открывалась: красный партизан -- предсельсовета -- волостной голова, уездный предводитель, а там, гляди, и губернатор, то есть председатель облисполкома!
  
  А тут ещё московские власти задумали ликвидировать кулака как класс. Вот кулаки и якобы отомстили. Пионер-герой Павлик якобы пал жертвой классовой борьбы... Журналисты нагоняют туману. На самом деле ещё задолго до Великой отечественной войны в таёжном медвежьем углу случилась семейно-бытовая драма безо всякой политической подоплёки.
  
  Достоверно лишь одно -- родственники Павлика переселились из Витебской в Тобольскую губернию добровольно по программе Столыпина задолго до революции. Все жители деревни Герасимовка были столыпинскими переселенцами из той же Витебской губернии. Земляки. Земляческая община с круговой порукой, почти как на Сицилии. Пришлось попотеть чекистам, как итальянским карабинерам. Достоверно и то, что вся родня Морозовых жила по-кулацки богато. Остальное просто журналистские версии.
  
  И вот весь русский мир озаряет Великая Ельцинская революция. По всем информационным каналам гремит истошный вой: 'Павлик Морозов -- доносчик! -- Павлик Морозов да Павлик Морозов! -- Он предал родного отца!'
  
  Батька грабёжник? Молчи. Батька хапуга? Молчи, будь хитрым. Батька коррупционер? Молчи, сам таким станешь. Главный хэштэг, мем, слоган (может, другое красивое словечко за бугром, отыщут, а мы, дурни, подхватим) '#Не трожь Ворюгу!' или поэлегантнее '#Не тронь Расхитителя финансовых потоков государства!' Потому что в каждом бомже теперь живёт маленький буржуйчик, мечтающий найти в канализационном колодце свёрток с миллионом.
  
  Вот и вещает про изуверски убитого Павлика Морозова с экрана прикормленный кот, лысый телепузатик или фитнес-стройняга с модельной причёской: 'Мур-мур-мур... Пионер Павлик Морозов угроза для демократии!.. Пионер Павлик Морозов преграда для свободы от совести и гомофоб!.. Пионер Павлик Морозов враг либеральных ценностей!'
  
  Кудахчет грозно, смело и в одиночку. Без экспертного ан-сам-бля... Сам, бля! Один, бля! Во-бля! Как в похабном анекдоте. И эти вопли рано или поздно превратят твой родной русский мир в колонию, истекающую кровью, гноем и болезнетворными выделениями.
  
  И всё из благих намерений ради укрепления семьи и любви к родителям во исполнение пятой заповеди, ниспосланной Моисею свыше на каменных скрижалях: 'Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли'. Известно, куда дорога благими намерениями выстлана.
  
   * * *
  
  Теперь о явно недостоверном, о журналистских версиях, ОБС.
  
  Одни писаки выставляют Павла организатором первой пионерской ячейки. Другие уверяют, что Павлик не был пионером, пионерская организация появилась в их селе после его убийства. Галстук на фотокарточке позже ему дорисовали ретушёры.
  
  Павлу четырнадцать или тринадцать? Маленькому Феде шесть, восемь или девять лет? В материалах следствия указан точный возраст. Журналисты этих материалов и в руках не держали, хотя в них нет никакой гостайны. Могли бы и заказать в архивах копии.
  
  Трофима Морозова отправили в десятилетнюю ссылку, расстреляли через год или семь лет; осудили на десять лет и отправили в лагерь; или же будучи в заключении, он участвовал в строительстве Беломорканала и, отсидев три года, вернулся домой с орденом за ударный труд, а затем поселился в Тюмени? Говно не тонет. Не нравится простонародное словечко? Тогда получайте иностранное гуано, если так звучит пристойней, по-заморски. Но того же индоевропейского корня.
  
  Дед Павлика был жандармом, а бабушка конокрадкой. Он охранял будущую жену в тюрьме. Там они слюбились, потом они поженились. Вот и верь после этого людям! Корпус жандармов в царской России выполнял несколько иные функции, нежели охрана заключенных. Жандармерия была очень малочисленной. Никакой жандарм не стал бы марать свой послужной список браком с зэчкой, хотя бы ради солидного пенсиона. Женщины лошадей не крадут. Лошади им не даются, а жеребцы так вообще агрессивны к бабам. Поят лошадей у реки и пасут их в ночном только мальчики. Женщины и девочки в деревне занимаются коровами и телятами.
  
  Убийство случилось в селе Герасимовка Туринского уезда или Тавдинского района?
  
  Отец Павлика торговал фальшивыми справками, пишут все журналисты-расследователи. На самом-то деле справки были настоящие, легитимные, с гербовой печатью, но фиктивные. Налицо прямой подлог и коррупция.
  
  Путаются в годах, блукают в тумане предположений, догадок и вымыслов... У матери Павлика пятеро или четверо детей?
  
  Алексей, младший брат Павла, был невинно осуждён и десять лет отбарабанил в сталинских лагерях. Так тогда все поголовно были ни в чём не виноватые, ни власовцы, ни полицаи, ни бандеровцы, ни лесные братья, ни зелёные партизаны.
  
  5
  
  В этом бурлении фекалий в надворном сортире от брошенной туда пачки дрожжей никто не упоминает одну неоспоримую истину. Пусть даже Павлик и написал донос, но он был гражданином, хоть и несовершеннолетним, цивилизованной страны, а не ходил под пальмами босой и в набедренной повязке. А раз так, то он просто был обязан по закону указать на преступника.
  
  Взрослые, солидные и очень умненькие дяденьки, в очках и без, насчитывают миллионы почитателей своих завиральных побасёнок. Детки доверчиво пялятся на экран и вызверяются на Павлика. На то они и дети. Но сами эти мудрецы с экрана могли бы и призадуматься, если они не из распоследних брехунов. Во всех странах мира людей карают, если они знали о преступлении родственника и не донесли властям. Тюремным заключением, исправительными работами или штрафом. Это вовсе не новелла в современном законодательстве. Мудрые израильтяне, закалённые многотысячелетней войной с филистимлянами-палестинцами, упекают в тюрьму не только арабских террористов, но и их друзей-подружек, знавших о подготовке теракта, но не донёсших в полицию. Честь и хвала стойким талмудистам.
  
  Были времена, когда за укрывательство преступника на русской земле и в холопы, рабы, проще говоря, продавали. 'Русская Правда' Ярослава Мудрого успешно решала проблему соучастия в преступлении: 'Аще ли челядин съкрыется любо у варяга, любо у колбяга, а его за три дни не выведуть, а познають и в трети день, то изымати ему свои челядин, а три гривне за обиду'. Здесь варяги и колбяги вовсе не шведы и норвежцы, а любые пришлые иностранцы. Кстати, матерью Ярослава была та самая Рогнеда, которая якобы так жутко ненавидела Владимира Святого, что родила ему четырёх могущественных князей. Но это просто к слову пришлось, простите.
  
  В последующих списках правовых норм с 'Русской правды' вплоть до судебников указывается: 'Што с лiцомъ (с поличным) прiведуть татя, боудеть ли мочи чимъ заплатити, ино заплатити истiнну. Паки ли чого в дому не будеть, будеть жона тое ведала з детьми оужо изрослыми, жоною и з детми платити, а самого на шибеницю (виселицу). А што будеть малыи дети ниже семи годов, тыи в томъ невинни'. И так вплоть до царского Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, декретов кровожадной тоталитарной власти и уголовных кодексов нынешних слишком уж цивилизованных и незалежных стран.
  
  С точки зрения современной юриспруденции, Павлик Морозов был 'прикосновенным лицом'. Прикосновенность к преступлению -- попустительство и недоносительство о готовящемся или совершаемом преступлении. За несообщение в органы власти наказывают штрафом, принудительными работами, либо лишением свободы.
  
  Так узаконено в цивилизованных странах. Может статься, те страны, где у говорунов с экрана и у писак со страниц не проходит зуд в заднице при упоминании о доносчике Павлике, уже перестали быть цивилизованными.
  
  Даже генеральная прокуратура новой и очень свободной от кровавого прошлого России пришла к выводу, что убийство Павлика Морозова носит чисто уголовный характер, и убийцы не подлежат реабилитации по политическим основаниям. Но памятник Павлику Морозову в Москве всё же был сброшен с пьедестала и разбит озверелой толпой.
  
  * * *
  
  Так и записали простого и открытого парнишку в предатели и стукачи. С намёком, мол, все русские такие. Подлюки, от мала до велика. Можно ли это назвать осквернением праха? Несомненно. Стада крупного рогатого скота, журналистов и сценаристов, растоптали грязными копытами светлую память о чистом мальчике. Да ещё с намёком о присущем отроду всем русским доносительстве и предательстве.
  
  Раз уж так, давайте смешивать с грязью всех пионеров-героев за то, что не позволили Гитлеру освободить вас от большевиков. Так проявила себя потаённая уголовщинка в душах русожоров. Свою внутреннюю сущность они напялили на русских. В лице 'доносчика' Павлика Морозова они обличили весь русский народ - носителя 'красной заразы'. Народ этот, распаскудный для них, из века в век с молоком матери впитывал неизбежность сплочения и дружного единения перед лицом бесчисленных врагов. В семье, роду, племени. С детства учились взаимовыручке и взаимопомощи в труде и бою. Надо бы этот краснозаразный народ распылить, разъединить, отупить и превратить в бездумную биомассу. Не упоминать его в конституции России. Нет такого народа. Есть только россияне. И точка в конце. Хорошо, хоть не свинцовая.
  
  Как вам живётся с этим, паны-господа, русскомовные журналисты? Нигде не жмёт, не давит, не колет и не чешется?
  
  * * *
  
  День заводского кота закончился. Началась ночь кота. Пора охоты на промасленных заводских мышей и крыс. Кот сам заботился о себе и сам вылизывал грязную шёрстку. Уж его-то никто не станет расчёсывать нежной щёточкой.
  
   Барственную белоснежную ангорскую кошечку в чистеньком банкетном зале заводоуправления, где принимают инвесторов и коммерческих партнёров иностранного предприятия, вычёсывали каждый день и подстригали ей коготки, чтобы не портила дорогих ковров на полу и стенах. На каждом солидном предприятии свито такое уютное гнёздышко для тайных переговоров. Окон там не бывает - упаси боже от чужих глаз и ушей. Переговоры всегда коммерческий секрет. Но в тайном банкетном зале прекрасная вентиляция и яркое искусственное освещение.
  
  Дорогая посуда из коллекционных сервизов. Настоящее столовое серебро. Мебель из дорогого дерева, а не из опилок. Тут есть всё уюта -- два душа и туалеты с биде. Пара уютных спаленок для отдохновения в одиночестве или приятного возлежания вдвоём.
  
  В пустующий банкетный зал могут зайти только директор или главный инженер завода. Обязанности горничной, официантки и уборщицы обычно исполняет бывшая начальница отдела научно-технической информации, теперь на пенсии. Она-то уж умеет держать язык за зубами. Нет, только никого бы не брать из родственниц начальствующих персон. Дочки и племянницы ни в коем случае не могут исполнять роль домоправительницы банкетного зала. У них слишком длинный язык. Жена директора невзначай от них может узнать такое, чего ей знать не полагается.
  
   О скрытом банкетном зале никто не ведает из непосвящённых. Иногда входную дверь закрывает картина маслом в массивной раме. Она легко отходит на колёсиках по направляющим при необходимости войти в зал.
  
   Белоснежная ангорская кошечка в банкетном зале мышей никогда не ловила, но её всё равно лелеяли и пестовали. Верили, что один кошачий дух отпугивает мышей. Кормили иностранными кошачьими консервами. Два раза в год ей приносили породистого кота. Её очаровательных котят разбирали по домам почти слепыми. Жёны заводских начальников рангом пониже главного инженера чуть ли не в очередь за её котятами записывались.
  
   Так что кошка почти их не кормила. Она кормит только собственных блох и глистов. Ну, совсем как бывшая Великая Россия. Та тоже породила грызёнышей, которые точат на неё остренькие зубки. Породила не живорождением, не как высшие существа порождают, а делением, как студенистая амёба. Выделила из себя аж четырнадцать недогосударств, которых тут же растащили чужаки. Её подкармливают кредитными подачками и поблажками для госчиновников и присных с ними олигархов из круга высших рангов посвящения. Но не дают разгуляться, как не выгуливают и ту белоснежную ангорскую кошечку из роскошного банкетного зала для зарубежных инвесторов и хозяев предприятия, которые обретаются обычно за границей.
  
  КОНЕЦ
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"