В густом лесу после осенних ветров да снежных буреломов в подлеске валяется много поваленных деревьев, обломанных веток и сучьев. Бабка, с трудом ломаясь в натруженной пояснице, собирала дровяное топливо. Увязывала хворостины, ветки и сучья в охапку синтетическим шпагатом. Сносила нелёгкие связки в одну кладку. Кроем глаза она настороженно поглядывала на солдата, который брёл напролом через бурелом, словно хотел нарочно заблудиться в лесу. Спрятаться, затеряться. Он явно не выискивал кого-то, а шёл в самую чащу. Испуганно застыл, когда выбрался на бабкину елань, поляну со старательно уложенными охапками сучьев, хвороста и прочего лесного опада.
Не поймёшь, кто больше кого испугался, бабка или военный. Они с минуту молча глазели друг на друга, потом солдат спросил:
-- Деревня далеко, старая?
-- Да какие сейчас деревни, милок.
-- Обыкновенные деревни.
-- Были, да все повывелись.
-- А ты сама из какой деревни?
-- Городская я. Работаю по сбору лесного опада. Другой работы в городу нема. Там одни безработные и ворьё.
-- А почему балакаешь, как деревенская, а не городская?
-- Так неграмотная, как все теперь в городу.
-- Могла бы с экрана послушать, как грамотные люди говорят.
-- Так на экране только голые девки сиськами трясут да песни орут на иномове. А ты откуда такой грамотный?
-- Родом из войскового поселения. Солдатский сын.
-- Из казаков, что ли?
-- Кто такие?
-- Были в старину у нас такие наследственные вояки.
-- Не слышал про них.
-- А бахвалишься, что грамотный. Сказки о них сказывают, в былинах поминают.
-- Нам запрещали касаться прошлого. В старые времена всё было плохо. Зато теперь всё хорошо. Нас с детства только грамоте и военному делу учили. В городах не живал. Городского люда не знаю.
-- Какие там люди, сынок. Одни индивидуи и индивидуйки. Всяк всякому готов глотку перегрызть за миску бесплатного супа.
-- А чем в городе вас кормят?
-- Известно чем. Пищевая нефтехимия и хлеб из целлюлозы. Паёк для настоящей человеческой еды выдают только тем, кто работает, как я. Иной городской индивидуй рук работой за всю жизнь не замарает. Вот и давится бесплатными пищехимикатами.
-- На кого трудишься, бабка?
-- На пана, известно кого. Утром меня завезли на этот участок. Вечером придёт трактор с прицепом за дровами и меня заберёт.
-- Паёк тебе дают. А пожрать что есть?
-- Съела всё. Вот сухарь последний.
-- Последний не возьму.
-- Да бери!
-- Не, грибов соберу. На костре поджарю.
-- Так грибы ведь тоже панские. За сбор накажут.
-- А кто тут пан?
-- Пана тутошнего нема, он за тёплыми морями нежится. Управитель всем заправляет. А ты с войны убёг?
-- Убёг. За десять лет навоевался до рвоты.
-- Тогда тебе прямиком на север. Там лес гуще. Ни охотников, ни собирателей лесного опада. Грибников тожить не бывает. Ты только костерок-то разводи небольшенький. А то над лесом дроны лётают. Тебя заметят и карателев по следу пустят.
Лес дремучий. Не всяк отважится скрываться в большом лесу. Может статься, и не выйдешь на дорогу. Оголодаешь, не останется сил, чтобы выбраться из цепких еловых лап.
Избушку на курьих ножках не встретишь, лешего, обросшего мхом, тоже. А вот испугаешься скрипа дерева, расщепленного молнией или ветром в бурю, хруста ветки под ногой и даже стрекота сороки. Нервы на пределе, глаза и уши насторожены, как у дикого зверя. Человек в плену у леса.
Не крикнешь "ау!", как в старину. Тогда добрая душа могла отозваться и указать верный путь. Ныне в лесу меньше всего опасаешься клыкастого зверя, а больше боишься зверя двуногого. За войну озверели люди.
За деревьями леса не видно, а на поляне всё как на ладони. На лесную поляну из леса выходишь, как из заключения в одиночной камере. Дышится легко на свободе.
Тут уже ты не один. Стрекочут кузнечики. Щебечут пташки. Давно забыли опылять с самолёта леса инсектицидами, чтобы вытравить энцефалитного клеща. Комаров и мошек для малых птах по лесам в изобилии. Звенит лес птичьим пением. В траве снуют полосатые цыплятки-тетеревятки из позднего выводка. В три прыжка сиганёт через поляну заяц, а за ним рыжей молнией пробежит лиса. Высунет из чащи на поляну рогатую морду лось, высматривая нежную сосновую поросль.
Вечером, когда низко стелется туман, лесные поляны как бы становятся похожими на призрачные озера. А в жаркий полдень на поляне колышется марево восходящих потоков нагретого у травы воздуха, как еле заметное пламя газовой горелки.
* * *
Голодный солдат бухнулся на колени и жадно слизывал фиолетовые брызги черники. Сбил первый голод и огляделся. На лесной опушке ещё не вспыхнули костры рябины красной. Ягоды горькие-прегорькие, но набьют голодный желудок досыта. А вон и лещина. Орехи ещё не спелые, но и такие очень вкусны своей молочной сладостью. На запивку хороша кристально чистая холодная вода из лесного родника. А на десерт пойдёт и бересклет. Двойные или счетверённые красно-оранжевые ягодки с чёрными блестящими зрачками. На вкус - гадость, но желудку в радость. Ещё и гроздья калины. На сладкое - ирга, северная черешня. Вот и подкрепился до завтрашнего дня. Грибов - хоть косой коси. Но грибной шашлык на завтрак. Пора подумать о ночлеге.
* * *
Могучий дуб над холмом. Зелёный, как весной. Так и останется зелёным до холодов. В морозы листья пожухнут, но облетать до самой весны не станут.
Широкое дупло в стволе дуба. Надёжное убежище для беглеца. Место спокойного сна. Гималайских медведей в наших краях нет. Если кто и угнездился в дупле, так только белочка. Но с нею легко поладить.
Забрался солдат с ногами в трухлявое дупло да и провалился в темноту под землю.
Зажмурился от жгучего света электрического фонаря и услышал голос:
-- Не бей его! Опусти топор. Это не каратель.
* * *
-- Я в берлоге? - спросил солдат у двух бородатых теней.
-- Тут не берлога, а волчья нора для большого выводка. Волков мы согнали.
-- А чего ради вы в волчьей норе сховались?
-- Самое глухое место. С неба нас не увидят.
-- Могли бы избу срубить или землянку вырыть на худой случай.
-- Валить деревья закон запрещает.
-- Так глухомань тут ничейная.
-- Эт-та ты зря... У всякой леса свой хозяин есть. И у земли тоже. С беспилотника засекут вырубку - нацгвардейцы тут как тут с карательной командой.
-- А чья это земля? Чей лес?
-- Да бес его знает. Но хозяин есть, будь спокоен... Зови меня Борз, - сказал длинный с топором.
-- Это по-каковски?
-- По-таковски... Я настоящий "борз" -- "без определённого рода занятий", -- сказал Борз. - Зато у меня паспорт с пропиской в деревне Ольховка.
-- И много народу в деревне осталось?
-- А знаю? Семь лет там не был. Наверное, пусто место. Деревню за открытое неповиновение властям давно нацгвардия сожгла. Мужики отказались за правильного кандидата голосовать. Но дом, где был сельсовет, остался. С флагом, я мимо пробирался, из кустов подсмотрел. И на карте моя Ольховка до сих пор помечена.
-- А куда ты пробирался?
-- Шатаюсь по заработкам от лесовика к лесовику. Кому забор подправить, кому колодец выкопать. Работать на беглецов запрещено, но дороги мне не заказаны. Топаю по закону. Если патруль на государственной дороге остановит, меня не тронет, потому как я при паспорте.
-- Бабка встречная говорила, что деревень в округе нет.
-- Отстал от жизни. Деревень вообще больше нигде нет. Всех в города согнали. Кому повезло, те в лесу попрятались.
-- На кой властям всё это?
-- Чтоб держать население под строгим присмотром.
-- Как так?
-- Так, по конституции.
-- Не понял?
-- Чего тут непонятного! Деревня порождает вольного хозяина. Хозяин порождает род. Несколько родов это уже племя. Сольются племена, вот тебе и новый народ. Причём своевольный. По своей воле жить хочет.
-- И чем плохо?
-- Растёт народонаселение, вот что плохо, нам учёные говорят, -- буркнул Борз, длинный, как жердь.
-- В мире перенаселение, -- пояснил плотный коротышка. -- Земля не выдержит, так нас учат.
-- Городские тоже порождают детей.
-- Ага, сколько? - спросил Борз. -- Треть гомосексуальных семей. Ну, трансгендеры, трансекститы, трансвеститы. Треть -- чайлдфри, бездетные. Оставшаяся треть родит в городе только одного ребёнка. А деревенский наплодит чёртову дюжину детишек. Откуда на всех земли наберёшься?
-- Да вон вокруг одни пустоши на сотни километров. Ни одного хозяйства.
-- Хозяин у всякой пустующей земли есть.
-- Да покажи хоть клочок!
-- Клочков больше не бывает. Только латифундии по десятку, а то и сотне тыщ гектаров.
-- Чего за ради?
-- Землю по новому закону имеет право купить лишь богатый. Только наследный землевладелец сумеет правильно распорядиться огромными просторами, а не всякая рвань.
-- Так нет хозяйств, всё заросло. Корчевать снова лес надо, так-то вот!
-- Потому как перенаселение, сказано дурню.
-- Прогрессивная экономика ждёт быстрых и больших денег, -- вдумчиво втолковал плотный коротышка солдату, как разговаривают с тупыми или иностранцами. -- На малоплодной земле не разживёшься и денег казне с налогов не дашь... Меня зови Бомж. Я лицо "без определённого места жительства". Без паспорта, но со справкой, что я натуральный бомж. Бездомный бродяга, утративший законное право на жильё. Мне жить дозволено скрытно - на чердаке, в подвале.
-- Ты раньше кем был, Бомж?
-- Учителем.
-- Бомжевать тебе больше нравится?
-- Ой как нравится! Прихожу однажды из школы, а в моей квартире -- чужие люди. Замок на двери поменяли. И суют мне под нос дарственную, будто бы я им квартиру подарил по щедрости душевной.
-- Мог бы в суд подать.
-- Какой там суд! На бумаге моя электронная подпись. Мои банковские реквизиты и паспортные данные. В наших судах правды, как у змеи ног, не сыщешь. Выставили меня судебные приставы на улицу. Ни мебели, ни денег, ни шмоток. Тёплыми вещами уже со свалки разжился. Вот эта волчья нора под дубом теперь моё жильё.
Солдат провёл пальцем по лезвию топора.
-- Ну и острый же он!
-- Ещё бы! - хмыкнул длинный Борз. - Я им бреюсь.
-- Это у тебя не топор, не колун, а настоящая боевая секира.
-- Секира - не секира, но дрова колет исправно. Вражину так пополам могу разложить. Я и тебя этой штукой чуть не грохнул. Принял за нацгвардейца или карателя.
-- У них совсем другая форма.
-- Какая мне разница -- военный и всё!
-- Ты ж сам в военной форме. Жим-жим не играет в военной форме ходить? Ну, в натовке?
-- Бродяги все в натовках ходят.
-- Где покупают?
-- Ха, покупают! с мёртвых миротворцев стаскивают. Сам-то ты кто, на нашу голову свалившийся?
-- Я просто дезертир.
-- Деза, значит.
-- Деза так Деза. Называйте, как хотите.
-- Ты, Деза, кто по званию?
-- Выше всех - рядовой! Из военной школы при войсковом поселении. Дезертировал из штрафной роты интернационального легиона.
-- Попался в штрафники на мародёрстве?
-- Ротному капеллану по морде дал.
-- Кому - кому?
-- Попу, вот кому.
-- Батюшке? Да как можно! И за что?
-- Научал нас заповеди - "око за око, зуб за зуб". У настоящих христиан такого нет. Неправильно это. Христос заповедал прощать обидчика.