Все мы заложники своего голода. Голод заставляет нас двигаться вперёд, заводить полезные знакомства, рваться к власти, искать любовников и работать, работать, работать... Всё это делает голод. И целую жизнь мы ищем баланс: удовлетворить ли его полностью или учесть мнение окружающих. Окружение тоже голодно. И опасно. Для людей всё кажется настолько многоступенчато сложным - социальные побудительные мотивы, любовь, забота о детях, стремление к власти... Поиск вечного баланса между голодом и страхом смерти. И как всё просто у нас. Ты хочешь есть и твёрдо знаешь, что это - нельзя. За то, что ты сдерживаешься большую часть жизни, тебе иногда позволяют... подачки. Тебя называют низшим, просто потому, что рычаги влияния на тебя - на виду. И слишком легко подставить тебя и использовать, не ставя в известность.
Я с ужасом жду предстоящего полнолуния. Слишком долго лишали меня разрешённой охоты. В этот раз я сорвусь. Дальше - показушное судилище Инков и смерть. Или что похуже. Инки изобретательны.
Озабоченные лица на переполненной станции подземки заставляют меня недовольно поморщиться. Опять застрял поезд.
"Утомили самоубийцы, - мелькает раздражённая мысль, - и всех задерживают, и машиниста напрягают. Кто их из-под колёс вытаскивать будет?"
Третий случай за месяц. Я выхожу с платформы и сажусь прямо на пол у стены. Несколько минут ничего не решат. Течёт ожидание, заполненное мельканием куда-то спешащих ног. Я бездумно наблюдаю за брючинами и туфлями на высоких каблуках. Обычные люди, обычные заботы. Они не задумываются о голоде или перекусывают на бегу. Им - можно. В том числе и бессмысленно убивать себя.
"Он мог бы придти ко мне", - невесело усмехаюсь я.
Медленно, словно нехотя, из тоннеля выполз поезд. Конечно, это - другой поезд, но толпа алчно качнулась вперёд, ожидая увидеть... Что? Кровь, вмятины на металле? Волна нездорового интереса снова вызывает мою кривоватую усмешку. Такой букет неоднозначных эмоций. Любой тёмный был бы счастлив. Но эмоции эфемерны. Их недостаточно. Можно научиться перебиваться и этим, многие используют только энергию эмоций - виртуозно, следует признать, но истинная трансформация требует большего...
Люди бросаются в открытые двери, отшвыривая друг друга, в общее настроение вплетаются нотки нездорового ажиотажа, и, вдруг, сознание цепляет отголосок намерения, заставивший меня резко вскочить и закрутить головой. В суетящейся толпе идет охотник, но мельтешащие люди не дают разглядеть его. Двери закрываются, так и не приняв всех желающих, и поезд, свистя на разгоне, исчезает в тоннеле. Целеустремлённый след охотничьих намерений медленно стирается. Нехороший он какой-то, нечестный... грязный. Я вздыхаю, след этой моральной грязи мне сегодня часто будет попадаться на глаза. Это след от желания унизить, растоптать, превратить в ничто... Сегодня это будет обращено ко мне, но ничего. Лучше быть униженным живым шакалом, чем гордым дохлым львом. По крайней мере, стоит попытаться убедить себя в этом.
Грохот металла, специфический запах стирающихся тормозных колодок, раздражённое, тщательно сдерживаемое нетерпение десятков людей, вынужденно стиснутых в замкнутом пространстве, отключают сознание не хуже изощрённых техник экзотических восточных учений. Переход я совершаю механически, не задумываясь о том, куда несут меня ноги. В голове крутятся детали предстоящего разговора. Я отгоняю их - мрачные несостоявшиеся вероятности не улучшают настроения, но они упрямо возвращаются, съедая остатки внимания. И в промежутках, так болезненно похожих на рекламные паузы, всплывает воспоминание.
Луна. Полная, идеально круглая Луна, злорадно наблюдающая за мной с недостижимых высот. Она ждёт. Она может позволить себе подождать ещё немного. Она дожидается всех.
Зоомагазин. Спёртый воздух, пропитанный бьющими в нос запахами кормов, о составе которых лучше не задумываться, перегретой жести крыши, кислой мочи унылых черепашек... Что я делаю здесь, в полумраке, мигании полумёртвой трубки дневного света, яростном шипении неисправного компрессора такого неуместного здесь домашнего холодильника, среди клеток с нахохлившимися, потускневшими птицами... А, вот оно! Я судорожно роюсь по карманам в поисках мелких купюр. Это просто Луна, и один из способов удерживать границу от неё, рекомендованный бдительной Инквизицией. Видно, настал срок напомнить им, слишком легко забывающим, каково это: постоянно сдерживаться и ждать. Ждать, когда лопнет граница и встанет выбор: свобода или жизнь. Жизнь или существование. Рабство или... я уже упоминала, что Инки изобретательны?
Каждый из нас чувствует свою тень. Это - совсем не то, к чему привыкли люди, тень Иного - друг, почти самостоятельная, всегда дружелюбная часть тебя. Я и в кромешной полночи, и в серой ноябрьской хляби безошибочно укажу местоположение тени. Это - дверь в Сумрак. Недружелюбный, но такой желанный. Место нашего могущества и проклятия. Мы сами сделали его таким.
Я вызываю тень, поднимаю её с пыльного асфальта, ощущаю её объём и встречаюсь с ней, проходя насквозь... Мир привычно блекнет, действительность словно останавливается, нет... притормаживает, оставляя мне больше времени для действий. Я исчезаю для мира, но он остаётся открытым передо мной. Неприметный жилой дом внезапно видоизменяется, превратившись в мрачную цитадель - московское хранилище Инквизиции. Я двигаюсь ко входу, поёживаясь на ходу, после ласкового летнего тепла в Сумраке особенно неуютно. И температура здесь ни при чём, хотя принято считать, что в Сумраке холодно.
На самом деле, ты каждый раз теряешь здесь частицу себя. Здоровья, жизни, памяти. Потому все Иные и собирают чужие эмоции, а некоторые и не только их. Чтобы защитить свою целостность.
На меня внимательно и недружелюбно смотрят глаза старого перевёрта. Третий уровень силы, на глаз оцениваю я. Ничего не добившийся в жизни, не проявивший себя на ином поприще, взятый на тёплое безопасное место... доживать свой никчёмный век.
Принято считать, что Инков 16, но это - неправда. 16 Иных имеют право принимать решения и выносить приговоры. Их 16 - имеющих неограниченную власть, отвечающих только перед собой и Сумраком. Но существует также масса других, как правило, не отличающихся выдающимися талантами, но умеющих быть покладистыми в отношениях с власть имущими, которые следят за архивами, поддерживают в порядке здание, занимаются отчётами Дозоров, аналитикой... Или караулят дверь, чтобы не украли. Их
тоже касается отблеск неограниченной власти. И мало, как мало тех, кто вышел из этого испытания неизменённым.
- Ты записана? - Перевёрт раздувается от собственной значимости.
Видно, работа при дверях Инквизиции является полной синекурой - он так и не удосужился проверить печати регистрации. Я вдыхаю и выдыхаю. В душе царит отрешённая безмятежность. Её не хватит надолго, за этой кажущейся лёгкостью придёт полная опустошённость, но охота окупит всё.
- Нет. - Я улыбаюсь.
- Тогда убирайся, тёмная. Здесь работают, а не выслушивают жалобы. - Его презрению нет предела. Ну, разумеется, ведь светлые в охоте не нуждаются. И цепко хранят свои секреты. Поэтому они называют своих зверей *магами* и ставят на порядок выше нас. Я бегло касаюсь ауры стража. Тускловато для Иного, скучно всё-таки у дверей сидеть. Рутина убивает.
- Уважаемый светлый, - чуть заметная пауза, - маг-перевёртыш, Пересвет. Мне, разумеется, не назначено...
Наконец-то он смущается. Сообразил-таки проверить печать, судя по тому, как глаза полезли на лоб. Но сдаваться не собирается, о чём недвусмысленно говорит выдвинувшийся вперёд подбородок.
- Однако, - я подпустила в голос вкрадчивых ноток, - уверена, что меня примут...
Я оборачиваюсь через плечо и использую свою последнюю лицензию на магическое воздействие. Жизнь на площади замирает на мгновение, кем-то незамеченное, для кого-то ставшее вечностью, когда сотни людей внезапно утрачивают мотивацию своих намерений. Страшная это штука - реморализация 1 уровня силы. Она выбивает из череды привычных поступков и вынуждает осознать, кто же ты есть. И задуматься над тем, чего ты стоишь.
- Ты подумай головой, - очень тихо говорю я, - много ли Иных приходят сюда по доброй воле, не влекомые повестками Дозоров?
Вряд ли Пересвет слышит меня. Площадь медленно оживает, люди ведут себя, как сумасшедшие. Истерические рыдания, просветлённые лица, яростный скрежет зубов, горячий стыд... Переоценка всего... Прощание с собой... Освобождение никогда не даётся легко. Светлые любят эту пытку, но вряд ли подобную выходку ожидали от Тёмной.
Радость моя, вот и всё -
Боль умерла на рассвете,
В нежных перстах облаков
Розовым шёлком струится ещё не родившийся день.
Вздох мой - как стало легко,
Воздух вливается в окна.
Время, мы вышли из дома -
Мы покинули город.
Мы стоим над обрывом, встречая рассвет.
Бездарный светлый перевёрт наблюдает возрождение жизни, не замечая ни меня, ни своего раскрытого рта.
Свет пронизал нас насквозь.
Мы прозрачны для света.
Мальчик, ты понял, что стало с тобой
В это утро? Ты понял...
Стараясь не потревожить отвлекшегося стража, я тихо иду внутрь здания. Лицензию жалко, но охота... надеюсь, окупит всё.
Внутри можно заблудиться, нужную дверь нахожу с третьего раза. Странное это место - здание Инквизиции: здесь современные учрежденческие коридоры, абсолютно лишенные индивидуальных черт, неожиданно сменяются на пропахшие крысами сырые катакомбы, освещённые коптящими факелами, и вновь превращаются во что-то совершенно футуристическое, металлически-светодиодное, но по-прежнему безликое. Или маскирующееся, в ожидании твоей роковой ошибки. Здесь ждут. Умеют ждать не хуже Луны. Здесь настолько озабочены сохранением баланса, что даже память об эмоциях и ничтожные следы любых чувств безжалостно уничтожаются опытными операторами ежечасно. Здесь - архив, хранилище статистики жизни Москвы-Иной. Но каким бы радостным или жестоким ни было событие, запечатлённое в папках инквизиторских дел, какой великой ни была бы награда или леденящим душу наказание - остаются только сухие выжимки отчётов. Прочитав их, ты не ощутишь ничего - эмоции вытерты и заблокированы. Во имя баланса, как говорят Инки. Во имя спокойствия, как говорят Светлые. И... я промолчу. Кого волнует мнение низшей?
Я тяну на себя обтянутую потрескавшимся дерматином дверь, киваю волшебнице 7 уровня силы, безуспешно сражающуюся со сложным сейфовым запором и потому не обратившую на меня никакого внимания. Без стука прохожу во второй кабинет.
И застываю, поражённая, забыв про незакрытую дверь, про предстоящее унижение, про заносчивых магов и мельтешащих людей, даже охота и голод на время отступают перед растерянностью. Привычный "бериевский" кабинет, заполненный мрачной громоздкой мебелью и тусклой лампой под стеклянным зелёным абажуром, сменился просторным - не менее 60 квадратных метров - продолговатым помещением с огромным окном во всю стену. И Москвы за окном нет.
Там бушует океан - тяжкая неуправляемая стихия, придавленная бешено крутящимся свинцовым небом. Причудливо разветвлённые молнии, - непрерывно соединяющие эти разные, но столь родственные стихии, оставляют на сетчатке глаз тающие лиловые и зелёные следы. Где-то далеко, у самого горизонта покачивается извивающийся столб тайфуна - красивый и обманчиво безопасный. Голова идёт кругом - приходит ужасное осознание того, что верх и низ неразличимы - по спине стремительно пробегает струйка пота, я нелепо взмахиваю руками и падаю, больно ударившись копчиком. Твёрдость пола приносит облегчение. За спиной кашляют.
- Сегодня ты узнала, как чувствуют себя Инквизиторы, - раздаётся знакомый голос.
Я застываю. Нет, Сумрак, только не это! Я надеялась встретить Прокурора или Дядю, но только не его. Я ни о чём не договорюсь с Мёртвым Рыцарем. Он выносил мне приговор.
С грохотом опускаются стальные жалюзи, отсекая меня от растерянности. Все несостоявшиеся вероятности, вся подготовка, все переживания напрочь вылетают из головы, оставив после себя звонкую пустоту. Я проиграла, не вступив в сражение. Но что
помешает мне поговорить? Я оглядываюсь. Мёртвый Рыцарь сидит в кресле, больше всего напоминающем глыбу подтаявшего льда, и смотрит на меня. Так смотрят на столб или автобусную остановку, но не на живых... Жуткий взгляд, ничего не выражающий.
Другой мебели в кабинете не наблюдалось. Предполагаете, что перед вами будут стоять навытяжку или раболепно согнувшись, в зависимости от ситуации и характера? Я сажусь по-турецки, скрестив ноги, и встречаю взгляд инка.
- Я продержалась два года, - голос звучит хрипловато, но, кажется, не дрожит.
- У тебя осталось ещё восемь, - в тон мне продолжает Мёртвый Рыцарь. Его задумчивость непробиваема.
- Ты знаешь ситуацию куда лучше меня. Твоих целей в том деле я не знаю до сих пор, а моих там не было. - Я расстегиваю сумочку, выпуская любопытную мышку, купленную в зоомагазине. Потешно принюхавшись к стерильному воздуху инковского кабинета, зверёк чихает и принимается умываться, ероша крошечными лапками длинные усы.
- Приговор вынесен и услышан. - Мёртвый Рыцарь являет собой само равнодушие.
- Я продержалась два года, - глупо повторяю я, не зная как перейти к главному, - но Луна в этот раз зовёт слишком сильно...
- Как романтично. Луна. Почему бы тебе не сказать прямо: я снова захотела убивать?
Я замираю. Да, в представлении заносчивых светлых мы - низшие, потому что убиваем один на один, а не стравливаем людей государствами. Но тёмный, а Мёртвый Рыцарь был тёмным, мог бы проявить больше понимания. Можно ли было поверить тогда, что в его приговоре столько ненависти - не личной, мы не были знакомы до суда, но к охотникам, а возможно, и к себе. Вынося незаслуженный приговор мне, он наказывал себя. За что? Если бы знать...
- Ты помнишь, как стала... этим, - брезгливость голоса Мёртвого Рыцаря заставляет меня вспыхнуть.
* * *
Память услужливо развернула картины прошлого. Выпускной вечер: как мне не хотелось идти на него, но расстроенное лицо мамы не позволило остаться дома. В тот день я неожиданно ощутила, как уходит время, бездумное беззаботное детство отступало, хотелось прочувствовать этот последний день самой, без яростно стремившихся во взрослую жизнь одноклассников. Слишком активно и радостно рвались они в будущее, уже толкаясь локтями в преддверии старта. Мне же хотелось проститься с прошлым. А для прощания необходимо одиночество - без нелепых любительских постановок и несмешного подобия КВНа, без впервые ОФИЦИАЛЬНО выпивших водки мальчиков и накрасившихся девочек, без халтурной рок-группы, неизвестной никому, кроме завуча и председательницы родительского комитета. Трудное это дело, в неполные 17 почувствовать себя одинокой в веселящейся толпе.
Я сидела за школой и играла со встреченным у помойки чёрным котом: ему так понравились сёмга и буженина с бутербродов. Он ловил мои пальцы быстрыми мягкими лапами, страшно щурил янтарные глаза и подставлял пушистый, накачанный уличными приключениями животик, требуя ласки. Я улыбалась, лениво размышляя, как буду объяснять маме наличие у нас в доме незнакомого кота, когда зверь неожиданно напрягся, изворачиваясь, в руку вонзились острые зубы.
Я вскрикнула, вскакивая. Размазанная чёрная полоса метнулась в ночь. Жестоко прокушенная рука, кажется, клыки зверя скребнули по кости предплечья, занимала всё
внимание, но троицу, вышедшую из-за угла школы, не заметить было трудно. Этих юношей я смело могла бы назвать своими врагами - о, как пыталась тогда классная убедить меня в их влюблённости. Ведь деткам КГБшных генералов, дипломатов и партийных руководителей можно всё, не так ли? У меня с того случая рёбра к перемене погоды ноют...
Запах спиртного бил в нос, хотя расстояние было приличным. Обливались они водкой, что ли?
-Это кто у нас здесь? - в пьяном кураже Нистрахова не смущал ни заплетающийся язык, ни такие же мысли.
Он серьёзно задумался и охарактеризовал меня. Вдруг показалось, что тухлое омерзительное нечто слетает с языка говорящего и повисает вокруг, отгораживая от окружающего пространства. Я попятилась, но грязный кокон растягивался, окутывая нас, в него вплетались ноты похоти, желания подчинить или уничтожить... Ноты предвкушения абсолютного торжества, сладкой безнаказанной вседозволенности, подстёгиваемые спринтерским желанием ощутить это немедленно, лишали воли, вовлекая в хоровод спланированных чужих намерений. Слишком мягка и открыта оказалась я, после доверчивой игры с котом, после того, как удалось вырваться из электронного грохота и остаться одной, вдалеке от потных неумелых рук, так жаждущих быстрого взросления.
- Ты пьян, Саша, - совершила я беспомощную попытку остановить предопределённое, - завтра тебе будет стыдно, остановись...
- У тебя не будет этого завтра! - выкрикнул он, огляделся в поисках одобрения друзей и бросился ко мне. Я отшатнулась, подвернула ногу в таких красивых, но неудобных новых туфлях, увидела стремительно приближающуюся тень (как можно увидеть тень в ночной полумгле?), окунулась в то, что приняла по незнанию за объятия ледяной эмоциональной отрешённости. Защитной реакции на стресс, как учили на уроках психологии.
Пульсировала раненая рука, холод алчно пил стремительно сворачивавшуюся кровь, движения нападавших замедлились, а намерения стали пронзительно ясны. Стало мерзко. Потом, волна неуправляемого горячего гнева затопила меня, и показалось, что руки превратились в когтистые лапы. Лапы очень большой чёрной кошки...
* * *
- Аналитики Ночного Дозора тогда долго рвали на себе волосы, - негромкий голос Мёртвого Рыцаря отрывает меня от воспоминаний, таких далёких и живых одновременно. Я вздрагиваю. В его руках, терзаемый нервными пальцами, словно живой крутится свёрточек грязной ветхой ткани...
- Там внутри 2 маленьких обломка мела, - пытаюсь спросить я, но вопроса не получается. Откровения Антона сделали артефакт слишком узнаваемым.
- Да, и это - узаконенная вероятность, запрошенная Ночным Дозором и подтверждённая Инквизицией. - Слова отзываются в моих ушах похоронным звоном. Один росчерк Мела Судьбы - и всё исчезнет. Успехи, неудачи, собственный опыт, гордость и позор станут ненужными, чужими, несущественными. Tabula rasa, другая жизнь, недостижимая мечта множества светлых и... мой персональный ужас.
- Но ведь только Великим можно, - лепечу я...
- И в исключительных случаях, - сухо заканчивает Мёртвый Рыцарь. Слишком сухо. Завидует, что ли? Или не хочет мне новой рисованной судьбы. Один росчерк мела, и я стану... кем? Что запросил Ночной Дозор? Они недавно потеряли своего бойца - неужели придётся патрулировать город на стареньком грузовике энергокомпании и арестовывать бывших друзей, да и вспомню ли я о прошедшей дружбе? Или просто потеряю это рельефное ощущение мира, забуду Сумрак, этот холод, в противостоянии которому проходит важная часть жизни каждого Иного, ехидно ухмыляющуюся вечно ждущую Луну, это проклятое нестерпимое желание...
- Всё-таки ты Тёмный, - вырывается у меня. - Светлый никогда не рассказал бы про
Мел ...жертве.
- Ты считаешь себя жертвой? - Мёртвый Рыцарь приподнимает левую бровь. Никогда не получался этот фокус! Но я могу показать другой.
Зачаточная трансформация. Я так надеялась обойтись без этого, после столь долгого воздержания риск неконтролируемой реакции возрастал неимоверно, но терять уже было нечего. Свою изобретательность они проявили сполна. Пора продемонстрировать свой примитивизм. Не отрывая взгляда от лица Инква, я откусываю принесённой мыши голову. Удлинившиеся клыки позволили умертвить зверушку мгновенно, но как же я понимаю кошек, складывающих убитых мышей у кровати хозяина. Мыши - это невкусно, хотя ради производимого эффекта стоит потерпеть. Смачно похрустывая, я изучаю напрягшееся лицо Мёртвого Рыцаря.
- Я пришла сюда, - я медлю, вытирая пальцы о джинсы, - чтобы вымолить лицензию на охоту. Любой ценой. А тут ты, да ещё с такими новостями... Сама не рада. Если моя судьба решена, я ухожу. Надо успеть насладиться последним днём в собственной шкуре. Спасибо, что поставил в известность о запросе.
- Ты не согласна с решением Инквизиции?
- Да, уже второй раз. - Крамольные слова слетают с языка сами собой.
Нет мне места ни среди Света, ни среди людей.
Радость моя - мы летим
Выше, и выше, и выше,
Города проплывают под нами
И птицы
С ликующим криком
Взмывают под самое небо,
Прощаясь с тобой.
Лицензии тоже больше не нужны. Порадую Свет.
Плачь - мы уходим отсюда, плачь!
С гулом рушатся времени своды,
От свободы неистовой плачь
Беспредельной и страшной свободы...
Сегодня я познаю истинный выбор Тёмных. Всё для меня. Навсегда. Наше *навсегда* коротко, но светлые лишены даже этого.
- Ты откажешься от применения Мела? - в безжизненном голосе Инка впервые проскальзывают ноты интереса.
- А это реально? - Быстро переспрашиваю я. Отрицательное покачивание головой. Не успевшая родиться надежда умерла. Я встаю. К чему вопросы? Пойду. Всматриваюсь в лицо Мёртвого Рыцаря ещё раз.
- Готовь отряд ликвидаторов.
- Стой, - голос Мёртвого рыцаря изменяется. В нём звенит - что? Возбуждение, плохо скрываемые ноты радости? "За что ты так ненавидишь меня"? - вертится на языке, но рот не открывается.
- Сделай одолжение... мне, - последнее слово даётся Инку с явным трудом. Я молчу, потрясённая. События развиваются слишком быстро.
- Думаю, это дело как раз по тебе, - продолжает Мёртвый Рыцарь, помедлив. - В метро погибают девушки. Непроявленные Иные. У двух была потенциально тёмная склонность, у одной светлая. Возможно, жертв было больше, но непроявленных - трое. У тебя на станциях голова не кружится?
Я мотаю головой. Вспомнилась аура охотника.
- Кто-то убивает потенциальных Иных?
- Это было бы славной охотой? - Мёртвый Рыцарь засовывает руку в Сумрак и протягивает мне большой конверт, густо усеянный страшного вида печатями. - Это вскроешь, когда почувствуешь, что достойна подарка. Я пока задержу применение Мела.
Мечтательная улыбка Мёртвого Рыцаря. Улыбка Иного, добившегося исполнения мечты. Чем я насолила тебе, Инкв? Небрежный ритуальный жест. Сумеречная метка Инквизиции, обязанная сковывать меня ещё долгих 8 лет, растворяется в небытии. Я снова свободна. Свободна - для последней охоты. И это замечательно, если не задумываться, что будет после.
Низшие не думают.
Жизнь на площади уже идёт своим чередом. Реморализованные разошлись, новоприбывших касается только след воздействия, просто улучшая или ухудшая настроение, это продолжится ещё несколько дней.
Я наблюдаю за людьми, такими потешно медлительными, если глядеть на них с 1 слоя Сумрака. Где-то среди них прячется убийца, но о чём это я? Среди них ходят сотни, тысячи убийц, но мне нужен только один. Охотник.
Пронзительно заскрипев тормозами, у дверей Инквизиции тормозит лихое такси. Из него легко выскакивает... я невольно жмурюсь и отшатываюсь в Сумрак. Ольга. Возлюбленная главы Ночного Дозора. Оператор Мела Судьбы. Великая волшебница Света.
Диковины второго слоя сумрака сегодня не восхищают. Мне нет дела до причудливо клубящегося стального тумана и разноцветных образов лун - животный ужас и стремление оказаться отсюда подальше побеждают любопытство. Но открыть портал - это расписаться в присутствии. Да и чем поможет расстояние? Для Мела границ нет. Мёртвый Рыцарь обещал задержать применение, но что он сможет противопоставить Великой? Хотя он же инквизитор, это должно уравнять шансы.
Ольга не идёт в здание Инквизиции, а переходит на 1 слой Сумрака, тревожно оглядываясь. Меня трясёт. Только бы не встретиться, почему-то встреча кажется непереносимой. Я поспешно опускаюсь глубже, но отголосок моего смятения привлекает Светлую. Она следует за мной, ещё не видя меня.
Кровь стучит в висках, лиловые вихри 4 слоя охватывают меня, высасывая жизнь. Бежать, но как? Неожиданно приходит в голову, что Великая с лёгкостью проследует за мной - её опыт манипулирования энергиями несравнимо больше и... Грохот собственной крови заглушает мысли. Ольга выходит на 3 слой и останавливается. Достаёт трубку мобильного телефона, по-прежнему озираясь. Я чувствую растущие клыки и шерсть. Твердеют кончики пальцев. Сумрак жадно пьёт - меня, не защищённую амулетами и чужой запасённой энергией, но лучше умереть здесь, размазанной по нестерпимому холоду, чем встретиться с Ольгой. Сколько я выдержу здесь: 4 слой покорился недавно и остаётся загадкой...
Наверное, так и приводят в исполнение приговоры трибунала Инквизиции - затаскивают на недоступный слой Сумрака и оставляют без помощи, наедине со страшной пустотой. Куда более жадной и голодной, чем любой из нас. Ольга раздражённо машет рукой и выходит из Сумрака, пряча телефон. Но я медлю, не решаясь последовать за ней, хотя жизненных сил остаётся всё меньше. Вспомнилась легенда о магах, зазевавшихся и ослабевших, не нашедших сил для выхода из Сумрака и оставшихся в нём. Сколько времени провела я в опасной нерешительности? Не знаю, Сумрак обманчив. Вряд ли долго, только Высшие способны проводить часы и дни в ледяных глубинах. Я как раз собираюсь подниматься в ласковый летний день, когда из едва различимого в багровых вихрях здания Инквизиции рвётся ослепительно-белая вспышка, напрочь игнорирующая вскинутую в попытке защитить глаза руку.. Я ещё помню вертикальный столб ослепительного света, прожегший все Сумеречные слои прежде, чем действительность перестаёт существовать.
"Больше не надо будет охотиться", - мелькает лёгкое поверхностное сожаление.
Усталость. Отступающий холод. Забытьё.
Плачь, мы уходим навеки, так плачь!
Небеса в ледяной круговерти,
Эти реки сияния - плачь!
Ничего нет прекраснее смерти...
Крепкая, нечеловечески холодная рука жёстко дёргает меня, уже безвольно обмякающую, вверх. Когтистая рука живого мертвеца. Я недовольно открываю глаза.
- Ты тяжёлая! - Жизнерадостная улыбка клыкастого рта Натальи Кошкиной выглядит впечатляюще. - И не надейся сачконуть и добиться, чтобы я несла тебя домой на себе!
Кто поверит, что можно так обрадоваться, увидев вампиршу в боевой трансформации? А мне было хорошо, действительно хорошо, только тело не слушается, словно постарев на 50 лет разом.
- Я стала человеком? - Накатывает тревожное понимание ситуации.
- Нельзя так долго находиться в Сумраке, пантера, - озабоченной скороговоркой отзывается Кошкина, - мозги вымораживает. Некоторым.
- Ауру проверь, - оказывается, я ещё способна на слабое подобие боевого рыка.
- А чего её проверять? - Кошкина беззаботно пожимает плечами, - Ты - это ты, вижу невооружённым глазом.
В её руках возникает склянка донорской крови.
- Глотни, - радушно предлагает Наталья.
Со спасителем не спорят, хотя кровь, это не совсем то, что мне нужно. После символического глотка становится легче.
- Здорово что-то у Инков рвануло. - Сообщаю я в пространство, возвращая пузырёк.
Наталья странно смотрит на меня, но я не придаю значения её взгляду. Мне легко. Я чувствую себя воспрявшей, свобода кружит голову не хуже выдержанного виски и, в конце концов, я же достойна подарка? Я вытаскиваю конверт и вскрываю его. И долго-долго разглядываю содержимое, не в силах поверить...
- Ну и подарочек, - беззвучно шепчут мои губы.
Несомненно, я видела такие штуки, в музее Иных Искусств выставлена парочка Индульгенций, погашенных ещё в стародавние времена. Только, вот незадача, действующих Индульгенций не существует. То есть я думала, что не существует. Мне подарен открытый лист, оправдывающий любые действия носителя. Хочешь устроить мировую катастрофу - спокойно приступай! Превратить Сахару в цветущий сад (идея, сродни мировой катастрофе) - запросто. Заставить правительство вернуть долги СССР населению (каждому 10-му, чтоб кулаки размяли) - легко. Знать бы только, как именно надо действовать. Я не политик и не учёный. Я даже не глава Ночного Дозора. Мне не спланировать столь абстрактного замысла.
Пожалуй, Мёртвый Рыцарь ничем не рисковал, вручая мне столь могущественную вещь. Я просто оборот, а не мечтающий о мировом господстве сумасшедший научник. Только почему он дал её мне? Такой оригинальный способ извиниться за 2 года незаслуженных издевательств? Не верю! Инку ещё и не такое с рук сошло бы! Или он настолько уверен в моей звериной сущности, что усомнился в моей фантазии? Или дело не такое простое, как кажется. Но тут ничего не сделать, придётся просто действовать по обстоятельствам. Поживём - увидим.
- Да не трое их было, пойми ты! - Хорошо иметь много знакомых. Причём разного возраста, социального статуса, мест работы и хобби!
Профессиональная гордость очень мешает милиционерам общаться с гражданскими девчонками на служебные темы. Мне никогда не удалось бы вытащить даже половину полученных сведений из офицера МВД. А вот поболтать за тортиком и бутылкой шампанского с Мариной, диспетчером Калужско-Рижской линии, мне ничто не мешало. Полный набор метросплетен у меня в распоряжении. Может, даже более полный, чем получила милиция. Самое забавное, что, попробуй я расспрашивать Марину о графике смены машинистов или расстановке поездов на ночь, то получила бы лишь недоумённый взгляд и шутливые обвинения в пособничестве терроризму. Ну, и лекцию о том, что метро - стратегический объект. Профессиональная гордость, что делать.
Если же подвести итоги нашей сумбурной беседы, а болтали мы часов, наверное, 6 кряду, то информация подбиралась любопытная. Систему гибели девушек можно было проследить, ориентируясь на события последнего года. Скорее всего, две или три погибли раньше, но общего смысла происходящего это не меняло.
До смерти последней троицы он двигался по часовой стрелке. Он никогда не убивал в пределах Кольцевой. Трёх неинициированных Иных он убил только в последний месяц, словно по наводке, поскольку до того убивал... как-то бесцельно, словно пробуя свои силы. Хотя нет. На всех умерших, кроме последней троицы, было надето что-то оранжевое. Оранжевое платье, оранжевая дублёнка, оранжевый пояс, оранжевый шарф, оранжевые гольфы, оранжевые стринги под слишком короткой юбкой... Три последних были убиты на Калужско-Рижской ветке. Но оранжевого в их одежде не было. Я задумалась. Как убийце удавалось загнать их на нужные станции? По крайней мере, на оранжевой линии? Я бездумно втыкала булавки в схему. "Рижская", "Шаболовская", "Алексеевская"... Тёмная, светлая, тёмная...
Примитивный какой-то маньяк. Но где он их находил? Вот загадка. И по-прежнему остаётся загадкой, как его выслеживать.
Я зажмурилась и представила метро. Безжизненный, полный смертельной усталости голос, рекомендующий отойти от края платформы, бьющий по ушам грохот поезда - звуку движения некуда деться в тесном тоннеле, синтетический дневной свет, в котором так трудно определяются расстояния, неизбежные запахи замкнутых пространств...
И что? Вырядиться как дорожный рабочий и начать шастать по подземному городу? Долго, утомительно и, главное, не обязательно результативно.
Убивает ли он на оранжевой ветке девушек в оранжевом? (На последней троице ничего оранжевого не было.)бивает ли он на оранжевой ветке девушек в оранжевом?вно. бземному городу? странств...ьющий по ушам грохот поезда - звуку
Убивает ли он девушек в повторяющихся предметах одежды? (До сих пор оранжевые вещи не повторялись.)
Убивает ли он светлых по направлению "Шаболовская" - "Битцевский парк", а тёмных - "Рижская" - "Медведково"? (И чередует ли он их в обязательном порядке?)
Клюнет ли он на меня? Или будет искать неинициированную светлую?
Загадки, загадки... Всё, что есть у меня, - невнятный, мельком замеченный след ауры, я даже не уверена, нужный ли...
И нельзя забывать ни на секунду: в этой игре я - жертва. По крайней мере, до последнего броска. Что сложнее - пробовать охотиться, не будучи охотником, или почувствовать себя беспомощной ведомой жертвой? Не знаю. Я - просто охотник. И в отличие от вампиров, никогда не баловалась играми с сознанием жертвы: Зов, вываживание, преследование и запугивание - не моя стезя. Выбор, засада, короткий прыжок и милосердный удар лапы: - что умею, то умею; изводить жертву ожиданием нечестно. Пусть уж лучше ни о чём не догадываются до последнего мига. Они и так отдают нам больше, чем готовы.
Звонок телефона вывел меня из задумчивости. Марина. Торопится поделиться простой человеческой радостью, благо мы только что разговаривали на эту тему.
Ещё одна смерть. "Ленинский проспект". Чему так обрадовалась диспетчер? Ответ элементарен: сегодня не её дежурство. Не придётся вручную рассчитывать новый график движения поездов. Что ей до смерти незнакомого человека? Как сказал кто-то из классиков: "Наступит день, и все мы умрём. Кто, если не мы?" Людям можно радоваться чужим неудачам и смертям. Ну или просто игнорировать их, занимаясь повседневностью. Сумрак не слышит их, только мох, синий мох отрастает на невидимых гранях реальности. Людские радость и злоба - эфемерны и тонки, они - еда наших магов. Редкий человек способен на целенаправленные глубокие чувства. Мы - Иные. Наши эмоциональные проявления опасны, во многом - для людей. Я вот должна бы сейчас обрадоваться: место определилось, а не могу. Мы - Иные. Нас исчезающе мало... А этой четвёрке Сумрака уже не увидать... Наша жизнь стала серее...
Если он не сменит схему убийств, то следующая станция - "ВДНХ". Залитое оранжевым светом, излюбленное место встречи массы людей. Здесь и отдыхающие, желающие развлечься и купить сувениров, и местные жители, и работники зоны отдыха, и транзитники, спешащие к загородным автобусам. Суета. Вопли детей, угрюмая завистливая сосредоточенность, яркие надежды, радость, вкрадчивость, страсть,
отчаяние... Желания всех сортов. Пронырливые торговцы краденым и пузатые бизнесмены. Маститые лохотронщики, наркоторговцы, ленивые уверенные в себе менты,
крысоватые девочки... Погруженные только в себя влюблённые, шумные стайки школьников... Золотая пара со снопом, венчающая триумфальную арку - символ страны,
которой нет. Бегающие огоньки казино... Грохот строительной техники... Хорошее место для смерти.
Он оценит.
Я сняла трубку и набрала номер. Хотелось получить ещё одну консультацию. Суккубочка Искра обладает достаточным для этого запасом знаний. И почти всегда хочет поговорить.
- Искра? Я хотела...
- О, это ты, дорогуша? Я так рада, так рада, ты так вовремя! Ты представляешь, эта мразь... - и понеслось. Я едва успевала вставлять междометия в непрерывный поток информации и впечатлений. Вкратце - Искре нанесли смертельное для суккуба оскорбление: увели из-под носа приглянувшегося парня. У неё, самой очаровательной и привлекательной! Может, она простила бы это Моночке или Димашке, но не какой-то неопределившейся! Иные лучше людей! К счастью, эта мерзкая человеческая самка так перепилась на вечеринке в "Совушке", что свалилась под колёса метро, даже не успев получить удовольствия. И кто только пустил её! И как на неё мог покуситься этот красавец, умник, настоящий супермен... В нем сразу чувствуется настоящая мужская мощь, эта необузданная стихия...
- "Совушка"? - Вырвалось у меня, - это же на Лубянке...
Это никак не укладывалось в схему!
- "Кузнецкий мост"! - Голос Искры капризно дрогнул. - Да ты что, не слушаешь меня?
- Что ты, ещё как слушаю! А заезжай-ка ты ко мне, заодно и поговорим... Я тут собиралась обратить на себя внимание...
- О! Лечу! Ты дождись меня непременно, ты же совершенно не умеешь одеваться! Я тебе такую штучку привезу, такую! Закачаешься просто!
Связь прервалась. Я отупело гляжу на трубку, не решаясь опустить её на рычаг. Трубка всё ещё у меня в руках, когда под окнами резко тормозит такси.
- Что ты делаешь? - Забавные розовые хвостики на искриной голове негодующе затряслись. Она была такая свеженькая, яркая, захватывающая. Как реклама отпуска в экзотической стране. Ощущение праздника только подчёркивалось сверкающими тенями, духами с пряно-морским ароматом и аляповатой бижутерией, приветствующейся именно на отдыхе. Крупные тяжёлые бусины и тонкие, звенящие металлические кольца подчёркивали искрину хрупкость. Я откровенно любуюсь: сохранить такие живые и любознательные глаза, открытые всем наслаждениям мира, - большое искусство.
Особенно, когда шагнёшь за столетний рубеж.
- В таком только уголь по ночам грузить! - Тараторит тем временем Искра. - Ты кого собралась привлечь в такой одежде? На тебя Ленин не покусится, хотя вон, сколько в мавзолее провалялся! Это я правильно сделала, что приехала, тебя же контролировать надо, ты ж без ухажёров останешься!
Она вытаскивает из сумки что-то невесомое, прозрачное, крошечное... Оранжевое. Хотя и не того, дешёвого китайского цвета курток дорожных ремонтников, этот благородный приглушённый оранжевый придаст теплоту незагорелой коже, но...
- Я вижу одну маленькую проблемку, - пытаюсь вклиниться я в очаровательный монолог Искры. Смысла слов я не улавливаю давно - да и важны ли они, когда вокруг царит пьянящая атмосфера начинающегося праздника, свободы радоваться жизни, желания поделиться лучшим, что имеешь... Суккуб работает всегда. Маг в состоянии контролировать свою привлекательность, а эти очаровательные тусовщики - нет. Все вокруг радуются и отдыхают. Головная боль приходит потом. Сперва - искренняя радость, изысканные наслаждения и сладкие сны.
- Это же твой, - я задумываюсь, подбирая определение, - жилетик? Хотя и с рукавчиками... А я немножко выше тебя. Примерно на голову, если быть точной. И размера на 2 больше...