Аннотация: Все смотрели "Город грехов"? Гениальный фильм. Первая сцена мучит меня вот уже почти год. Наконец я решила избавиться от очередного камня на душе... Опять любимый фотохром плюс красный цвет.
Я не дьявол и не смерть, я просто убийца.
...Пустой балкон -- огромная пустынная площадка, отделанная белым мрамором.
Там, за границей ночной темноты, за чертой запаха ночной прохлады -- музыка, шум разговоров и смех, лёгкий звон хрусталя и постукивание каблуков. Там сумасшедшие брызги красок, лихорадочно-яркий свет, там жизнь в самом глупом и праздном своём проявлении, красочная жизнь...
Здесь нет жизни.
Здесь царит ночь.
Здесь не холодно. Ночь тёплая, мягкая, она убаюкивает...
Я жду. Стряхиваю пепел с длинной сигареты, которую забываю подносить к губам. Смотрю на тлеющий кончик и жду.
Тонко вьётся дымок -- шершавый и хрустящий, словно песок на зубах. Горький -- и сладкий до приторности. Я выпускаю догорающую сигарету из пальцев и всматриваюсь вдаль, чтобы не видеть, как огонёк погаснет, не долетев до земли.
Я так высоко, а перила низкие, словно хозяева пожалели денег на мрамор или решили не мешать суицидникам. Да и не удержали бы их высокие перила... шаг?
Музыка неуловимо меняется. Хороший оркестр, дорогой. Мелодия становится мягче, тягучее, приглушённее, окрашивается в тёмно-красные тона... какой-то блюз. Я уже жалею, что выбросила сигарету -- и что в моём бокале шампанское, а не виски, стучащее о запотевшие грани стакана кубиками льда.
Я слышу пронзительный голос саксофона, и с наслаждением следую за его рассказом. Саксофон виртуозно стонет, одной необрывной линией, матово-золотистой под моими веками на фоне тёмной бархатно-синей ночи.
...Я слышу шаги за своей спиной -- и сразу узнаю его. Сердце на мгновение замирает.
Он не спешит.
Я не спешу тоже. Мечтательно прикрываю глаза, растягивая мгновение неведения, пока моя фантазия господствует над сознанием, дорисовывая его образ. Это лучшие мгновения нашей мимолётной жизни -- когда мы ещё не знаем, но уже мысленно придумываем картинку, мечтая, обдумывая мельчайшие детали... растягивая удовольствие.
Шуршит алым шёлк моего платья -- соблазнительно и тепло, маняще. Я небрежно разворачиваюсь вполоборота, томно опускаю глаза, прячась за ресницами -- и наблюдаю за ним.
Он роскошен. Сейчас я ещё вижу только тёмный силуэт -- краешком глаза. Но я уже восхищена им.
Я знаю, зачем он пришёл -- за мной. Я ждала его сегодня; уже подошёл срок.
-- Я ждала.
Я оборачиваюсь и осматриваю его полностью -- и я не разочарована.
Он и вправду роскошен. Он двигается длинными плавными линиями -- высокий брюнет в блестящем, словно стекло, чёрном смокинге. Он как ожившая мечта рассказанного саксофоном блюза, элегантный... и хищный. Я ловлю себя на том, что кусаю губы.
Он как раз то, что надо.
Он не отвечает, только молча улыбается и склоняет голову. Мы безмолвно любуемся друг другом.
-- Пора, -- наконец произносит он, и его голос бросает меня в дрожь ужаса, судорогой сводящую челюсти.
Такой томный, бархатный, такой горький и сладкий одновременно...
Я первая делаю шаг навстречу. Он чуть улыбается, и от этой полуусмешки дребезжит сердце, а по телу пробегает тошнотворно-жаркая, дурманящая, сладкая слабость.
-- Я хочу подарить тебе желание, -- шепчет он мне в ухо, и я чувствую, как медленно, как неотвратимо-сладостно сжимается от ужаса сердце.
Я тянусь к нему губами, впитывая в память его запах -- шероховатый, неровный, -- приятно-тёмный вкус кожи, сминаю пальцами белоснежную роскошь его рубашки.
Дыхание обжигает мне щёку; крепкие и широкие ладони обжимают спину, скользят по гладкому, тонкому шёлку, обласкивая каждый изгиб моего тела. Он осторожно касается моих губ, но не медлит, почти сразу углубляя поцелуй.
Я тихо вздыхаю -- прямо ему в губы. У него божественные губы, и то, что они творят с моим ртом, лишает меня возможности самостоятельно держаться на ногах.
...Мои колени подгибаются, но я осознаю причину слишком поздно -- уже после того, как он отстраняется. Я не слышала звука выстрела, да и боли почти не чувствую, только слабость и лёгкое, немного даже приятное головокружение. И ещё расползающееся по груди и животу пятно.
Я не лгу себе -- это кровь.
Пахнет едким дымом -- не сигаретным, пороховым. У порохового дыма, увы, совсем нет манер...
Закладывает уши -- и приходится сглатывать ком в горле.
Его губы были сладкими -- и горькими. Наверное, какой-нибудь анестетик. Похоже на морфий...
Он бережно поддерживает меня, опуская на пол. Холод, идущий от мрамора, мгновенно расползается по телу, захватывая ноги, руки, тугим обручем перехватывая грудную клетку.
Солёный привкус крови во рту -- его нет, я зря боялась. На языке только вкус сигареты и привкус его губ. И морфия. Как раз то, чего я хотела.
Он смотрит мне в глаза -- я вижу в них отблеск вечеринки. Там -- жизнь. Я улыбаюсь.
...Пытаюсь улыбнуться -- лицо не слушается меня, оно уже тоже, как и всё остальное, сковано холодом. Только где-то глубоко внутри бьётся последний тёплый комочек -- но и он угасает, забирая у меня слух и зрение...
Я знала, что сегодня меня убьют. Я понимала, кто и за что. Я догадывалась, как. Моё преступление (против Синдиката) было слишком изящным, чтобы меня можно было наказать менее элегантным способом.
Я вспоминаю, что всё ещё улыбаюсь -- последний раз в моей жизни. Наверное, эта усмешка существует только в моём воображении, наверное, её нет на моём лице -- но я ещё помню, что это -- улыбка.