Проехать город по диагонали, на велосипеде можно было бы минут за пятнадцать. Стало быть, по окружной в три раза больше времени, а учитывая не идеальность окружности - в четыре. Примерно час, плюс маленькая поправка. Так рассуждал Вова, когда говорил со своими друзьями Катей и Саней.
- Ну, попробуй, а мы засечем время, - сказала Катя.
- Тебе дня не хватит, - сказал Саня. Он был старше Вовы на два года - разница в возрасте не позволяла ему говорить хоть, сколько не авторитетно, временами друзья даже обижались на него за это.
- Посмотрим! - с жаром возразил Вова.
Он решил начать от моста. В спину дул теплый весенний ветер. Из-под земли лезла трава, пахло прелыми прошлогодними листьями, грело солнце.
Он въехал на мост и покатил вдоль перил, которые замелькали, превратившись в завораживающий калейдоскоп.
Вдоль реки тянулся кустарник. Листья едва начинали распускаться, и было отчетливо видно, как вдоль берегов равномерно, будто централизованно и с какой-то целью разбросаны полиэтиленовые пакеты, блестящие бумажки, пластмассовые бутылки. В камыше сидел мальчик с самодельной удочкой.
Речка, повернув, исчезала за деревьями.
Вова запустил секундомер на своих электронных часах.
Сегодня он первый раз после долгой зимы сел на велосипед. Он даже не стал смазывать цепь, так не терпелось прокатиться. Ноги, отвыкшие за зиму вращать педали, нехотя давили на них.
В конце моста, грохоча, Вову обогнал грузовик. Вова всегда в такие моменты начинал нервничать, и руль водило из стороны в сторону. Казалось, вот-вот, водитель крутанет руль немного вправо и в спину врежется стальной бампер машины, ломая позвонки, без капли сострадания.
Он остановился и подождал, пока осядет пыль от грузовика.
Съехал с моста.
Дорога пошла с горки. Ехать было приятно, деревья и поляны вокруг начинали зеленеть. Было так хорошо, от этого теплого солнца, от этого ласкового ветра, от привычного сиденья и от секундомера на руке, что Вова стал напевать.
Он крутил педали и напевал песенку про дороги и друзей. Слов он не знал, он просто пел, и от этого пения становилось еще радостнее.
А дорога плавно текла от поворота направо под колеса велосипеда и дальше к мосту.
Казалось, что так будет продолжаться вечно.
За поворотом панорама резко расширилась. Натужно тарахтели трактора, выбрасывая вверх, струи серого дыма. Их было пять. Они ползали по склону огромного котлована. Котлован был настолько глубок, что дно его, Вова увидел только когда подъехал вплотную к сетке огораживающей зону котлована. Эта бездонная яма была наполнена мусором, который тракторы впрессовывали в склоны. У противоположного края самосвал сбрасывал мусор вниз.
Из ямы поднималась отвратительная вонь.
Казалось воздух вокруг и все с чем он соприкасался становилось скользким и вонючим, как стенки помойного ведра.
Вова заворожено смотрел на бездонную яму мусора, на ворон, что кружились над ней, было почему-то обидно.
Стараясь не дышать, он проехал мимо. Воняло повсюду. Он давно уже проехал свалку, а запах продолжал преследовать его.
Вова шумно выдохнул через ноздри, чтобы избавиться от запаха, но ветер дул по-прежнему в спину и он продолжал вдыхать жирный смрад.
Весенний день перестал быть радостным.
Учителя в школе говорили про цивилизацию, научный прогресс - Вова и так не склонен был доверять им до конца, теперь же он понимал, что все это чушь.
Он свернул с асфальтовой дороги на грунтовую, ведущую в рощу.
Запах мало-помалу развеялся как облако мошкары и когда Вова смог свободно дышать, вокруг него серели стволы деревьев и прошлогодние листья густой чешуей покрывали землю. Ветра не было, солнце согревало землю, от чего она пахла.
Тропа шла через рощу, таким образом, получалась некоторая дуга, которая удлиняла путь, но ехать было легко, дышалось свободно. Вова нажал на педали. Велосипед заскрипел во всю несмазанной цепью и понес как птица меж деревьев, ускоряясь с горки.
На поляне раздавались басовые удары из колонок автомобиля. Бутылка описав дугу над автомобилем ударилась об дерево и разлетелась на блестящие в солнечных лучах осколки.
Вова видел, как у дерева искрится дождем зеленое стекло, как бессознательно падают из жирных рук бумажки. У автомобиля раздавался женский смех, пахло жаренным мясом.
Он надавил на педали и вскоре, музыка стала не слышна за стеной деревьев и свистом ветра в ушах.
Вова стал замечать как, то тут, то там разбросаны бумажки, полиэтиленовые пакеты, бутылки, как в лучах солнца блестят вмятые в тропинку стекла.
Он выехал из рощи и снова оказался на асфальтовой дороге - она шла в горку, и от сюда было видно, как поднимается сизый дымок над мусорным котлованом.
Вова спешился.
Асфальт уже был теплым - солнце щедро дарило земле тепло. Ветра не было. Пахло свежей, едва пробивающейся травой и теплой влажной землей.
До самой вершины холма он дошел пешком.
А на верху сел и с веселым предвкушением надавил на педали.
Ветер ударил в лицо, зашумел в ушах, одежда на теле затрепыхалась как живая. Казалось вот-вот и руль дернет в сторону, и движение продолжит только Вова. От этого захватывало дух и хотелось нажать на педали посильней.
На ровной дороге он перестал крутить педали и расслабился. Велосипед несся по асфальту, позволяя закрыть глаза и наслаждаться полетом. Вова так и поступил. Ему было хорошо, не смотря ни на что.
Белоснежные перины облаков плыли по синеве, от куда-то сверху слышалось пение птиц. Не останавливаясь, Вова снял курточку и остался в одной футболке. Тело возликовало от солнечных лучей и покрылось мурашками от прохладного воздуха.
Дышалось легко. Хотелось петь.
И Вова запел.
Э-э-э-э-х, что за жизнь,
В этот новый день
Или, слышишь, крест сними,
Или же трусы надень...
Пропел он и рассмеялся. Эту песню он слышал пару раз из колонок компьютера старшего брата, но запомнил хорошо. Она была очень веселой и потешной, - пелось про серьезные проблемы упадка духовности. Это поражало. Но долго слушать эту музыку Вова не мог. Становилось тоскливо, как на сдвоенном уроке по истории.
Велосипед, утратив инерцию, стал сбавлять ход. Вова надавил на педали и помчал по ровному асфальту.
Через пару минут его обогнал самосвал, рыча и громыхая. Дышать стало практически невозможно.
Даже когда самосвал скрылся из виду, и все утихло, еще некоторое время Вова ехал медленно, стараясь не дышать смесью пыли и дизельного выхлопа.
Вова въехал на мосток. Мост проходил над ручейком. Но ручья Вова не видел. Он был скрыт под еще сухой лентой камыша, которая тянулась от куда-то из далека, и пройдя под мостом уходила куда-то в такую же неизвестность.
Он просто знал, что ручей есть, хотя и сомневался в этом.
Он остановился. Слез с велосипеда и прислонил его к перилам. Спрыгнул с насыпи и оказался у плотной стены камыша. Камыш был тугой, и чтобы раздвинуть его Вове пришлось помогать себе ногами, приминая к земле хрустящие стебли.
Когда средь камышей он увидел противоположный склон, стало понятно - никакого ручья уже давно нет.
Он взобрался по склону к дороге, сел на велосипед и покатил дальше по окружной.
Дорога изгибалась и уходила в поля, чтобы соединиться с автомагистралью. Но автомагистраль уводила от города, а секундомер на руке показывал, что хорошо было бы преодолеть уже большую половину пути.
Вова свернул на грунтовую дорогу и затрясся по кочкам. Ехать было весело. Вова стал нараспев вещать про птицу-говоруна, которая отличается умом и сообразительностью, а голос дрожал от тряски, и даже не нужно было для этого бить себя по груди.
Надавив на педали, он начинал вилять по дороге объезжая кочки и рискуя перелететь через руль от резкого поворота.
Когда дорога стала ровней и впереди показались многоэтажки, в нос ударил резкий запах гниющей плоти.
Вова остановился у огромной фиолетово-розовой кучи, вокруг которой роились уже проснувшиеся мухи. Он хотел подъехать ближе, но это было невозможно - слишком уж воняло.
С дороги было плохо видно, но Вова разглядел - это были куриные головы. Недалеко от города была птицефабрика, а это по все видимости складировались издержки производства.
Стало противно.
Вова поехал дальше. Особого энтузиазма крутить педали больше не было, но нужно было закончить начатое.
Вдоль дороги были свалены стекла, разбитая кафельная плитка, подоконники и рамы. Город ремонтировался, обновлялся и облагораживался и это было отлично видно по мешкам сбитого асбеста, кучам побитого кирпича, старым ваннам и унитазам.
Вова въехал в город, он не объехал его до конца - оставалась еще четверть пути, но ехать по промышленной зоне Вова перехотел.
Дымящие фабрики, серо-черную траву и реку шлама впадающую в отстойное озеро, которое парило даже в лютые морозы Вова уже видел раньше - на сегодня впечатлений хватало.
- Эй пацан! - Вова обернулся. Под деревом сидели два человека. Их серые лица говорил о том что ничего хорошего в них уже не осталось.
- А ну-ка подойди, - человек встал и жестом призывал Вову.
Вова их знал. Это были те, кто днями просиживает под подъездами определенных домов, кто собирается возле таксофонов гурьбой, после которых в телефонных будках остаются надписи типа "Саня+Женя=2 штучки сегодня", кто оставляет в подъездах свои шприцы.
- Иди не бойся!
- Зачем? - спросил Вова. Ему стало так страшно, что ослабли колени.
- Да иди тебе говорю, - продолжал человек, - я кое-что спрошу у тебя.
Человек стал подходить. Это было что-то ужасное - худой, с синяками под глазами, в которых не было ничего человеческого.
Другой продолжал сидеть под деревом.
Деньги, ему нужны были - деньги или что-то ценное - Вова очень хорошо понимал это. Еще ему мог пригодиться велосипед - он был в хорошем состоянии, прошлого года выпуска. К тому же в кармане лежала мелочь - нужно было купить хлеба.
Вова вскочил на велосипед. Ноги не слушались. Он стал нажимать на педали, но велосипед как сонный, очень медленно поехал по разбитой дороге.
Дорога, исчерченная трещинами, местами совсем переставала быть, и вместо асфальта красовались ямки - большие, а иногда и не очень.
Колесо попало в одну из них, и велосипед встал.
Вова обернулся - человек, уже было потерявший надежду обсудить с Вовой законы судьбы, заметил замешательство и рванул, как только мог. Он бежал по дороге, а Вове казалось, что это происходит в фильме с замедленной съемкой.
Тяжелая поступь, напряжение воли, отразившееся на лице, звериный взгляд. На мгновение Вова потерял всякую ориентацию в пространстве и способность двигаться. Страх парализовал конечности и шею. Вова только и мог, что продолжать смотреть. А человек медленно, будто сквозь толщу воды приближался и казался гигантским.
Усилием Вова выкатил велосипед из ямки.
Нажал на педали и словно резиновый мяч по песку тяжело поехал. Когда шлепающие удары ног по асфальту стали слышны уже в каких-то трех-четырех метрах, Вова стал набирать скорость.
Звук погони стал отставать, и через некоторое время Вова осмелился обернуться. Человек шел за ним и что-то кричал.
Вова остановился.
- Что? - крикнул он в ответ.
- Ты попал пацан! - крикнул человек и стал медленно приближаться. - Тебе кранты.
- Почему? - крикнул Вова.
- Потому что ты сыкун! - человек продолжал медленно приближаться.
Вова заметил этот маневр.
- А пошел ты! - крикнул он и снова надавил на педали.
Позади послышался звук шлепающих подошв, но Вова уже собрался, поэтому быстро набрал скорость и покатил дальше.
Дорога свернула в частный сектор. Вдоль дороги теснились заборы, калитки, за ними дома. Асфальт исчез.
На дороге ребята играли в футбол. Вова осторожно их объехал.
Проезжая по обочине, он вдруг вспомнил, что за промышленным кварталом, который он решил пропустить - была еще пара улиц.
Он завернул в переулок и поехал в сторону фабрик и заводов. С обеих сторон переулка шел деревянный забор, который менял свой цвет и форму через каждые десять метров.
Вова выехал на прямую улицу. Она тянулась вдоль грунтовой укатанной дороги, и конец ее растворялся так далеко, что силы зрения не хватало, чтобы разглядеть дома в конце.
Где-то посередине улицы толпились люди.
Когда Вова подъехал ближе, он разглядел цыганок в пестрых юбках с черными до синевы волосами и детей. Дети что-то кричали, их лица и руки были грязными, но женщины не обращали на них внимания.
- Молодой человек! - женщина говорила с сильным цыганским акцентом, - остановись, я тебе что-то скажу.
Вова не хотел останавливаться, но остановился. Женщина подошла к нему. Было слышно, как звенят на ее платье монеты.
- Ты не бойся, - сказала женщина, - он тебя больше не тронет.
- Я не боюсь, - как можно тверже сказал Вова, и в этот момент почувствовал как страх начинает сковывать руки, делает ватными ноги.
- Тебя зовут Вова, - сказала женщина.
- От куда вы меня знаете, - у Вовы кружилась голова, он попытался сконцентрировать внимание на женщине, но все стало вдруг уходить в туман.
- Я все знаю, - голос женщины звучал глухо, и все окружающие звуки стали слабыми и далекими.
К женщине подбежал мальчик.
- Дай ребенку монетку, - сказала женщина.
Вова полез в карман, нащупал монеты.
- Я не могу, мне нужно хлеба купить, - сказал он и вынул руку из кармана.
Женщина стала быстро-быстро говорить. Вова уже не понимал, про что она говорит, ее голос звучал внутри головы, в нем слышались повизгивания.
Он точно помнил - в кармане лежали деньги - бумажка и три монеты. Он сделал усилие и повернул голову в сторону детей, они пытались отнять монеты у мальчика, который подбегал к нему.
В кармане бумажка не нащупывалась.
- Не жалей , - говорила женщина, - деньги вернутся - счастье будет. Позовешь на помощь почернеешь.
"Что со мной?" - пронеслась мысль в голове у Вовы. Он по прежнему стоял перед женщиной. Велосипеда не было.
- Велосипед! - Вова хотел крикнуть, но получился сдавленный шепот.
В голове плыл густой туман. Вова тряхнул головой, пытаясь вернуть себе привычное ощущение реальности.
Он вдруг заметил, что стоит во дворе своего дома возле подъезда.
"Как?" - прозвучало в голове.
- Спокойно, - женщина схватила его за плечо и впилась черными воронеными глазами в мозг Вовы, - мы должны помочь твоей матери, у нее очень тяжелая болезнь.
Мать Вовы действительно в последнее время болела, но дела шли на поправку.
- Слушай меня, - говорила женщина, наклонившись к нему вплотную, - черная беда стоит за тобой, отогнать ее можно только колдовством.
Вове казалось, что его мозг нагревается и поворачивается.
- Болезнь заползает внутрь, болезнь становится судьбой, нужно сжечь болезнь, я могу помочь, но нужно спешить.
Вова почувствовал, что сейчас, буквально уже теперь будет поздно, что уже не успеть, все предрешено.
- Гнилая боль точит сердце, смерть ходит вокруг, решайся.
- Да, я, да.... - бормотал Вова, он не ощущал своего тела, он не понимал что происходит.
- А теперь слушай, - женщина наклонилась к Вове, от нее пахло дымом и табаком.
Она стала быстро-быстро шептать, отчетливо проговаривая слова, но Вова не понимал их смысла. Поток речи уносил в глубокое и темное пространство, в ушах шипело.
Вова видел мать. Такую, как всегда, немного грустную, в кухонном фартуке. Она вытирала руки полотенцем, и с легкой улыбкой звала к себе Вову.
Вова видел черного слизкого червя, червя с пятиэтажку, он нависал над Вовой, он был за спиной у мамы. Червь разевал огромную черную пасть готовую всосать в себя все, весь мир.
И вдруг, золотое свечение стало проступать по телу червя, как огненные расколы в земле. Золотые искрящиеся трещины ширились и разбегались, опутывая черное желеобразное тело гигантской твари, свечение наполняло объем, свечение жгло глаза.
С хрустом, червь взорвался золотым огнем и Вова ослеп.
Прошло какое-то время, прежде чем он стал различать окружающую обстановку.
Он был у себя дома.
Привычная обстановка, все те же ковры, шкафы и стулья, все тот же родной запах. Но как-то неуютно и тревожно.
Все как всегда - тиканье часов, шум водопроводных труб, приоткрытая дверь в туалет, но что-то не так.
Ничего необычного - разбросанная одежда в комнате Вовы, школьный рюкзак, большой будильник у кровати. Будильник показывает без пяти три - скоро придет мама.
Мама... Что-то с мамой, но что?
Вова почесал затылок. И вдруг, вспышка, озарение.
Болезнь! Мама и болезнь!
А еще колдовство. Надежное колдовство. Срочное колдовство. Необходимое колдовство.
Маму нужно было спасти. Срочно!
Вова заметался по квартире.
Золото! Спасти может лишь золото. Нужно немного золота. Совсем чуть-чуть. Лишь бы отступила болезнь, лишь бы снова вернулся покой. Немного золота и всего один раз, и все будет как прежде - вернется покой, снова мир станет приветливым, опять будет радость и веселье.
Цыганка ждет - добрая женщина, она поможет, она знает как. Нужно золото. Немного золота и все встанет на свои места.
Вова заметался по квартире. Времени мало. Нужно спешить. Успеть, успеть бы.
Он открыл шкаф с праздничной посудой.
Хрусталь поигрывал рассеянным светом квартиры, переливаясь с голубого на оранжевый.
Там, среди фарфоровых тарелок и стеклянных подносов, среди стаканов и рюмок стоял фужер для шампанского. В нем, как в раковине устрицы лежало золотое обручальное кольцо.
Золото!
Вова взял фужер и перекинул на руку.
Как только кольцо коснулось руки, в голову вдруг стали вползать голоса. Далекие, неотчетливые, но настойчивые и истерические.
Стало просто невыносимо.
Вова держал в руке обручальное кольцо своей матери, готовый заплатить им за исцеление своей матери, но какая-то нитка внутри тянула за сердце и мешала это сделать.
Нужно идти.
Вова зажал в ладони кольцо, поставил фужер обратно и закрыл шкаф.
Внутренний голос велел положить кольцо обратно. Внутренний голос протестовал. Но Вову тянуло прочь из квартиры. Сопротивляться было невозможно.
Вова застонал. Он уже вышел в прихожую и остановился. Казалось, что все происходит во сне, а он лишь наблюдает за происходящим.
Вот он, не разжимая ладони с кольцом, натягивает один кед, вот он одевает второй. Больше не за что зацепиться, Вова открывает дверь в подъезд. Происходит что-то не правильное. Нога ступает за порог. Нужно остановиться и подумать, но нет сил. Вторая нога переступает порог. Вова в подъезде.
Он обернулся чтобы закрыть дверь. Потная ладонь сжимает дверную ручку. Она металлическая блестящая и холодная. В ней отражается обхватившая ее ладонь. Дверь медленно закрывается и Вова видит как обстановка квартиры исчезает за сужающейся щелью. Он пытается жадно выхватить детали обстановки, а рука продолжает отрезать его от родного пространства.
И вот за почти закрытой дверью, когда уже невозможно разглядеть что-либо, Вова вдруг видит взгляд. Добрый и ласковый взгляд. Он зовет его обратно домой. Он разрешает вернутся.
Вова начинает открывать уже почти закрытую дверь.
Над дверью в комнату родителей висит икона. Николай чудотворец глядит внутрь Вовы, освещая сумерки теплым светом.
По спине Вовы пробежал холодок. Подъезд увлекает его, заставляя закрыть дверь и бежать. Срочно бежать. Бежать, как можно быстрей, чтобы успеть, чтобы....
Николай Чудотворец смотрит на Вову суровым взглядом - Вова быстро заходит в квартиру и закрывает дверь.
Прислонившись к ней спиной, он стоит и смотрит на икону. Где-то на улице включают гигантский магнит, и Вову вдавливает в дверь.
Кажется, еще чуть-чуть и дверь слетит с петель и полетит вместе с Вовой вниз по лестнице ускоряясь.
Вова жадно глядит на икону. Будто бы прося помощи, он буквально пожирает взглядом каждый ее миллиметр. В голове звучат голоса. Они приказывают.
Под иконой висит бумажка, на ней, старославянским шрифтом отпечатана молитва.
Вова делает шаг, и он дается ему с трудом. Он начинает читать в слух.
Персохший язык не слушается.
- Отче наш, - произнес Вова, и почувствовал как магнит сбавил мощнось на одну пятую.
- Сущий на небесах, да святится имя твое, - Вова предсавил святящееся слово Бог и почувствовал что никуда уже идти не нужно. - Да будет воля твоя, - произнес он.
Туман в голове стал рассеиваться, мебель ковры и двери перестали находиться в отдаленности. Вова возвращался в квартиру.
- Да прийдет царствие твое на земле как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день, - он вдруг вспомнил про хлеб который должен был купить.
Вспомнил и про детвору среди которой исчезли деньги на хлеб.
- И прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим. И не веди нас во искушение.
- Эй, что такое, - послышался голос цыганки с улицы.
- Но избави нас от лукавого, - громко произнес Вова, - Ибо твое есть сила и слава во веки веков. Аминь!
Он почувствовал, как с плеч валится камень, как становится легче дышать, как возвращается воля.
Он вернулся к шкафу с посудой и положил кольцо обратно.
Но оставался маленький маячок в голове, который то мерцал то пульсировал то пищал - на улице его ждала цыганка.
Вова подошел к окну. Вот она! Стоит у подъезда, ждет. В нетерпении оглядывается. Вова пошел в ванную, набрал ведро воды и вернулся к окну.
Око за око - подумал он, приоткрыл окно и с размаху отправил воду из ведра в сторону цыганки. Вода обретя свободу рассыпалась на сверкающую серебристую ленту, раздробилась в пыль и с громким шлепаньем накрыла цыганку.
Цыганка вскрикнула, а Вова захлопнул окно. Дышалось легко. С улицы слышались проклятия, но это была не угроза, а скорей агония.
Он сходил в комнату, принес лист бумаги, ручку, записал текст молитвы и положил бумажку в карман.
Вова чувствовал что в нем зарождается какая-то сила.
Он сел в кресло и стал думать о велосипеде, деньгах на хлеб, споре с друзьями, и о том что он расскажет родителям.