Осень иногда умеет выглядеть даже более жизнерадостной, чем весна. На днях я, наконец, пересёк лес и оказался в небольшой деревне со старыми деревянными домами. Улицы её выглядели так, словно на них очень долго ничего не менялось и не происходило. Меня встретили дым из печных труб и пара лежавших посреди дороги больших собак. Рядом с ними прошагал кот, но они лишь с безразличием посмотрели на него. Кот напомнил мне Фердинанда. У него тоже серая шерсть и круглая злая морда. И где, интересно, этот бедняга сейчас? Узнать бы, что с ним стало.
Установившийся покой ощущался физически, витал в воздухе вместе с дымом. Затем из-за облаков показалось Солнце, и всё преобразилось. Да, осень умеет быть светлой и жизнерадостной.
В таких деревнях обычно доживают свой век старики и никому ненужные пьяницы. Даже те, кто молод, обычно уже ничего хорошего не ждут. Здесь всё медленно умирает в окружении деревенского уюта. Всё стирается и превращается в серость, хотя почему-то именно от подобных мест ждёшь чего-то исключительного и наделяющего надеждой. Добравшись до таких отдалённых и позабытых уголков, ожидаешь найти тихое укромное место, где жизнь тайком набирается сил для очередного бунта. Но если я здесь, то, возможно, именно так и обстоит дело. Ведь я и есть жизнь. Я и есть бунт.
Ян наблюдал за двумя девушками, сидящими за столиком в углу. Одна из них рыдала, спрятав лицо руками, другая пыталась утешить её. Через пять минут к девушкам присоединилась пара парней. Они начали успокаивать плачущую и о чём-то расспрашивать её. Ян усмехнулся, решив, что может пасть жертвой их пьяного рыцарства, поскольку причиной для рыданий стал именно он.
Когда перед этим Ян вместе с другими празднующими возвращался за общий стол с просмотра фейерверков, то одна из знакомых девушек схватила его за рукав и попыталась затащить в туалет. Ян, однако же, этого не позволил и теперь наблюдал, как она рыдает из-за глупого конфуза за столиком в углу в окружении сочувствующих.
Оскорбившаяся женщина обладает иллюзией достоинства. Вместе с иллюзией женской слабости они образуют опасный коктейль для наивных мужчин. Они могут по ошибке решить, что здесь требуется их защита и опека.
Почти все собравшиеся выпили уже достаточно много алкоголя. Ян перестал ощущать на себе косые взгляды или же просто не обращал на них внимания, поскольку и сам выпил немало. Он не хотел посещать празднования по поводу выпуска из университета, а теперь и вовсе сожалел, что пришел сюда. За весь вечер он перекинулся со знакомыми лишь парой слов и ощущал себя бельмом в глазу. Всё вышло довольно скучно и унизительно. И рыдающую девушку ему стало жаль, но извиняться перед ней он не собирался.
Закончившееся обучение на архитектора сейчас - после получения диплома - Ян окончательно считал пустой тратой времени. Когда он поступил учиться в университет, то не сомневался, что это что-нибудь ему даст, но с каждым годом учёбы всё больше разочаровывался. Теперь Ян не знал, чем ему заниматься дальше.
Парни за столом с плачущей девушкой начали метать мстительные пьяные взгляды в сторону Яна. Он подмигнул им, откинулся на спинку кресла, ослабил галстук и расстегнул воротник - в помещении висела духота, пропахшая едой, вином и потом. Сомнительно, что они решатся подойти к нему и спровоцировать конфликт. Даже пьяными они должны отлично понимать, какие проблемы сулит им конфликт с Яном.
В последнее время Яном всё больше овладевала растерянность из-за мысли, что любое дело, за которое он возьмётся, принесёт такое же разочарование, как и затея с университетом. Однако проблема коренилась в чём-то ином, а вовсе не в разочаровании учёбой. У Яна ко всему пропал интерес. Порой у него опускались руки и хотелось провалиться сквозь землю. Он ощущал себя зажатым в угол, хотя причин для этого не находил.
Девушка прекратила плакать и уже хохотала над шутками одного из парней. Иногда Ян завидовал людям, способным так легко переключиться с одних эмоций на другие, хотя и подозревал, что в подобных эмоциях нет глубины и подлинных переживаний. Смех не означает, что человеку весело, а слёзы вовсе не служат признаком разочарования или горя. Они лишь часть публичного представления, и идут не изнутри человека, а обитают где-то за его пределами. Чужие эмоции. В итоге вся компания поднялась и двинулась к выходу. Парни без труда получили своё, не поднимая лишнего шума. Ян с облегчением вздохнул, поблагодарив их за развязку.
Отец рекомендовал Яну не задерживаться долго на торжествах. Отец никогда не приказывал и ни к чему не принуждал Яна, а лишь советовал и рекомендовал; никогда не упрекал, если Ян наносил вред, поступая по-своему. Он оберегал Яна от собственного влияния. "Люди становятся глупыми, когда чужая воля подменяет их собственную", - порой повторял он Яну. И отец прекрасно понимал смысл своих слов. "Человек-власть", "деспот", "тиран", - так часто называли его журналисты в своих статьях. Отец Яна обладал большим влиянием и колоссальным капиталом и прекрасно умел их использовать.
Утром Яну предстояло участвовать в благотворительной акции, организованной отцом. Ян осмотрелся вокруг, намереваясь отправиться домой. Кто-то из людей танцевал, кто-то сидел за столом и, обливаясь потом, громко рассказывал о своих планах на будущее. Духота стала ещё более густой. В памяти Яна неожиданно начали оживать пейзажи с кленового луга. Так они с отцом называли место, куда ездили отдыхать, когда Ян ещё был ребёнком. Кленовым они называли луг за то, что прямо посреди него стоял одинокий пышный клён. Высокие травы, река, лес с высокими соснами и мягким мхом словно выразительные сновидения проносились перед внутренним взором. Они вспыхивали как разожжённые алкоголем огни в затемнённом помещении зала. Ян отчётливо видел мельчайшие детали, ощущал свежесть и ароматы леса, осязал дух того места, хотя прошло уже около десяти лет с тех пор, как он посещал его в последний раз. По коже пробежал мороз, с лица пропало выражение презрения. Он поднялся и направился к выходу. "То, чего я действительно хочу. Нужно обязательно побывать там. Как можно быстрее", - решил Ян, думая о кленовом лугу.
На улице его ждала короткая летняя ночь, подогреваемая красным призраком зари. Ян достал из кармана телефон, чтобы вызвать машину, но передумал. Ему захотелось немного пройтись по пустующим улицам.
"Завтра меня ждёт трудный день", - размышлял он. На благотворительной акции в местном онкологическим центре предстояло встретиться с больными раком детьми. Ян представлял, какие тяжелые впечатления оставит встреча, но отказываться уже поздно. Он хотел понять, что до него хотел донести отец, предлагая участвовать в мероприятиях.
А раз уж предстоит тяжелый день, то можно заодно сделать то, на что он никак не решался - объявить своей подруге Софии о расставании. Ян не знал, нужно ли верить слухам об её изменах, но для него представлялся отличный повод, чтобы порвать отношения. Когда они познакомились, то София казалась ласковым прекрасным ангелом, однако вскоре Ян увидел её настоящую. Нет, в душе она представляла собой вовсе не дьявола. Неплохо, если бы сложилось именно так. София оказалась скучной, глупой и вульгарной бабой. Её ничего не интересовало, кроме однообразных развлечений, алкоголя и наркотиков. Она очень быстро надоела Яну. Иногда он не понимал, как она выносит саму себя.
"Следует встретиться с ней в людном месте и сказать, что мы расстаёмся. Так всё пройдёт быстрее и без глупых сцен", - планировал Ян. Затем он снова начал думать о встрече с детьми, но скоро надоедливые мысли, наконец, отступили. Ему нравилось шагать по безлюдному тротуару навстречу заре. Ян испытывал приятное чувство, ощущая землю под ногами, и ему не хотелось останавливаться. Так он дошел до окраины города. Далее начинались поля. С них доносилось звонкое птичье пенье, не смолкавшее даже по ночам. По краям полей темнел лес.
"Дальше нельзя, - озадаченно подумал Ян, чувствуя невидимую границу перед собой. - Что случится, когда узнают, что ночью я шатался по полям за городом?" Впереди простиралась чужая среда, где его не должно быть. Отчаянный протест неожиданно обжег Яна. Мучившая теснота стала совсем невыносимой, и ноги сами пошли вперёд - в поля, где всё ярче разгорался костёр ночной зари. Прочь от презираемого города.
До начала благотворительной акции оставался всего час. Ян быстро переоделся и спустился вниз. Ожидавший в прихожей отец раздражённо оглядел Яна с ног до головы.
- Там будет много фотографов, - рассержено сказал он.
- Я готов, - ответил Ян. - Ты сам видишь, что я трезв и нормально выгляжу.
Они вышли из дома и направились в ожидавший их автомобиль.
- Ты можешь объяснить, какого чёрта ты делал в этой глуши? - спросил отец, когда они уселись на заднее сиденье.
Яну пришлось вызвать машину, когда он понял, что ушел слишком далеко от города и может не успеть на собрание. Отец, конечно, узнал у водителя, где он нашел Яна рано утром.
- Мне как-то тесно, - решил открыться Ян. - После торжественных мероприятий захотелось прогуляться. Так я дошел до полей, что за городом, а затем решил пройтись по ним. Что в этом плохого?
Отец хотел что-то возразить, но остановился. Злоба с его лица исчезла, уступив место усталости и тоске.
- Остановите машину. Дальше мы дойдём, - через несколько минут потребовал он у водителя.
- Прямо здесь? - спросил водитель.
- Да.
Отец и Ян выбрались из автомобиля и пошли по тротуару в сторону небольшого парка.
- И что там?- спросил отец.
- Где?
- В полях, где ты блуждал ночью.
Ян с интересом посмотрел на него и подумал, что и отец мучается от той же самой тесноты.
- Там трава с росой. Обувь моментально промокает. Лес поблизости. Птицы. Много птиц. Они поют всю ночь. Воздух словно взрывается от их пения. Оно несётся буквально отовсюду. Ещё я нашел там небольшой пруд с лягушками. В общем, ничего особенного, но это был один из лучших моментов за несколько лет жизни. Там я не чувствовал тесноты.
- Тесноты? - уточнил отец.
- Может быть, это и не теснота. Что-то идёт не так. Что-то не так с этим городом и людьми или со мной. Я оказался в непонятном тупике.
- Раньше я считал, что подобные впечатления гнетут меня из-за наступления старости, а сейчас ты в точности описал их.
- Какие-то невидимые границы вокруг нас. Через них почему-то очень сложно переступить. Мы сами лишаем себя того, без чего жизнь теряет смысл. Мы даже и не замечаем их. Почему так получается?
- Мы слишком быстро ко всему привыкли, потому что для нас доступно многое из того, о чём большинство людей может лишь мечтать. Мы пресытились, - сказал отец.
Ян прикусил губу и пожал плечами.
- Мне кажется, дело в чём-то другом. Всё гораздо сложнее. Не сомневаюсь, что то же самое гнетёт и простых людей, не обладающих предоставленными нам возможностями.
Отец задумчиво кивнул. Беседа прервалась, и они какое-то время шагали молча.
- Я собираюсь расстаться с Софией. Прямо сегодня, - посвятил Ян отца.
- Ага, - с бесцеремонной усмешкой отозвался отец. - Я же тебе сразу говорил, что она тебе не пара. Давно уже следовало отвесить этой дуре пинка под зад.
На миг перед Яном блеснула уверенность в том, что он на верном пути и обязательно найдёт выход. А когда есть уверенность, то трудности преодолеть гораздо проще. Ян с удовольствием рассматривал заливаемый солнечным светом парк. Они с отцом шагали между клёнами и липами, ещё свежими от весны. Утро выдалось не таким тяжелым, как он ожидал. Оставалось только перетерпеть встречу с пациентами.
На набережной у старого причала часто прогуливались влюблённые парочки. Летними вечерами здесь всегда многолюдно. Ожидая Софию, Ян рассматривал отражения городских огней, скользящие по тёмной поверхности реки.
День выдался очень жарким. Город разогрелся, как доменная печь, но к вечеру пришла прохлада. Жар оставлял стены домов, асфальт, автомобили.
Из-за бессонной ночи и усталости всё выглядело расплывчатым, окутанным туманом, и только плывущие по воде огни казались настоящими, пронзительно реалистичными. Разноцветные осколки реального мира, случайно угодившие в затянувшееся сновидение. Далёкого, необычного, влекущего мира, такого же безмятежного и холодного, как и огни.
- И что ты опять задумал? - раздался за спиной рассерженный голос.
Ян развернулся и увидел Софию. Его в очередной раз удивило, как быстро мужчины привыкают к женской красоте. София обладала редкой красотой и привлекательностью, но сейчас Ян видел в ней только набившую оскомину обыденность.
- Чего ты молчишь? - нервно спросила София.
По телефону Ян предупредил её, что им нужно поговорить о разрыве отношений.
- Мы расстаёмся, - спокойно сказал Ян.
София нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
- Ты окончательно спятил?! - крикнула она.
На глазах у неё навернулись слёзы. Ян понял, что ошибся, когда решил, что в публичном месте София не закатит истерику.
- Ты спишь с другими мужчинами, - негромко сказал он.
- Ну и что?! Чего в этом такого?! - выпалила София.
Ян с недоумением посмотрел ей в глаза. Как только его угораздило связаться с совершенно чужим человеком? У них с Софией не было ничего общего. Абсолютно бесполезно. Бесполезно что-то объяснять и пытаться найти общий язык. Она не понимает и не слышит его точно так же, как и он её.
- Я знаю, что я скучный тип, поэтому ты и шлялась по другим мужикам. И я не собираюсь меняться и из кожи вон лезть, чтобы хоть как-нибудь развлечь тебя. Мне надоело. Но нашу проблему можно легко решить - с сегодняшнего дня мы не знаем друг друга. Можешь не устраивать концерты. Всё кончено. Извини, если обидел тебя, - холодно сказал Ян.
София с ненавистью посмотрела на него, переваривая сказанное.
- Ты не скучный. Ты - ненормальный. Тихий сумасшедший. Ты ещё наворотишь дел! Ты - инвалид! Мразь! - сорвалась на крик София.
Ян усмехнулся и от смущения надул пузырь из жвачки. София вдруг подскочила к Яну и отвесила крепкую пощечину. Ян удивлённым взглядом проводил вылетевшую изо рта жвачку.
- Неплохо, - заключил он. - Это единственное, что у тебя хорошо получилось за весь период нашего знакомства.
София развернулась и быстро пошла прочь, громко всхлипывая.
- Всё в порядке! Скорая не нужна! - предупредил Ян глазевшую на него компании из нескольких человек. Компания двинулись дальше по набережной, а Ян засунул руки в карманы и развернулся к реке.
"Не очень хорошо получилось, - решил он. - И с Софией, и с той девушкой в банкетном зале. Они глупые, но не стоило обижать их. Мне следует вести себя по-другому, более тактично".
Отражения на воде снова увлекли внимание. Спокойное протяжное эхо разноцветных огней и ещё что-то. Яну показалось, что он смутно видит какую-то сложную разгадку в выложенной на воде световой мозаике, и это поразило его. Не намёк на разгадку, а то, что он в ней так сильно нуждался.
"Родина нуждается в тебе!" - гласил мобилизационный плакат. Ян посмотрел на бегущего в сторону огненного зарева солдата с широко раскрытым ртом и грустными героическими глазами. Политика мало интересовала Яна, но он знал про то, что скоро разгорится локальный вооруженный конфликт на территории соседней страны. Политики обещали, что не допустят участия в войне, однако на деле всё активнее готовились к нему. Отец рассказывал Яну о том, когда война начнётся, сколько она продлится и чем закончится. В основном, результат был известен заранее. Неизвестными оставались только мелочи. Ради них и требовалось убить тысячи людей, оказавшихся не в то время и не в том месте.
В холле музейного центра плакат смотрелся глупо и неуместно, поэтому он и привлёк внимание Яна. Подобные плакаты сейчас пестрели по всему городу, но здесь он смотрелся лишним. Ян отметил, что содержимое плаката не вызывает ожидаемых авторами чувств. Враги находились не в той стороне, где разгорался пожар. Врагов Ян видел в дурно нарисованном угловатом уродливом солдате с бульдожьей челюстью, в тех, кто призывал идти убивать.
Над тротуаром блуждал прохладный сухой ветер. Выйдя из музейного центра, Ян посмотрел на пасмурное небо и неспешно направился домой. Он вспомнил обстоятельства расставания с Софией. "И почему она меня назвала инвалидом?" - подумал он. София, конечно, ляпнула очередную глупость, но в каком-то смысле попала в цель. Его изоляция усиливалась, и невидимая стена, отделявшая от людей, росла всё выше и выше.
От удивления он замер на месте, когда увидел на пустующей детской площадке совсем юную девушку, сидящую в инвалидной коляске. Ему показалось, что кто-то читает мысли в его голове. Девушка сидела к Яну спиной и не видела его. "Мы, пожалуй, могли бы найти общий язык. Мы могли бы поговорить", - решил он, набираясь решимости для того, чтобы подойти к ней.
- Привет, - поздоровался он с девушкой.
Для лета девушка была слишком тепло одета. Чрезмерно белая кожа контрастировала с красным цветом куртки, больше подходившей для зимних холодов.
- Привет, - чуть искаженным голосом ответила она.
В её глазах Ян заметил мольбу, словно она просила о пощаде.
- Кажется, где-то тут рядом находится музей. Не подскажешь, как к нему пройти? - спросил Ян.
- Чуть дальше. В той стороне, - девушка подняла руку и указала направление.
- Ты бывала там?
- Да.
- Сейчас там должна проходить выставка древнегреческой живописи.
- Мы ездили на неё с отцом.
- Ты гуляешь одна?
- Нет. Мама зачем-то отошла домой, - девушка указала на многоквартирный дом перед собой. - Скоро вернётся.
- А друзья? У тебя есть друзья? - спросил Ян.
- Нет.
Ян задумался и посмотрел под ноги.
- Хочешь дружить со мной? Мы могли бы стать друзьями, - предложил он.
Девушка замешкалась, на её лице отразились страх и недоверие.
- Нет, - ответила она.
Ян смутился и снова опустил глаза, чувствуя, как им овладевает жгучий стыд. В этот момент к ним подошла женщина. Она зло посмотрела на Яна и, ничего не сказав, покатила коляску с девушкой в сторону дома.
- Дебил, - зло выругал сам себя Ян.
За ужином Ян рассказал отцу о том, что видел на выставке. Отца это не очень заинтересовало, он выглядел мрачным и отстранённым.
- София назвала меня инвалидом, когда мы расставались, - переменил тему Ян.
- Ну и что? - недоумевающее ответил отец.
- Именно так я себя и ощущаю. Инвалидом. Я похож на психа? Что со мной не так?
Отец поднял голову к Яну и усмехнулся.
- Со стороны ты прекрасно смотришься. Не понимаю, о чём ты.
Такой ответ разочаровал Яна.
- Когда я возвращался с выставки, то встретил на детской площадке девушку в инвалидной коляске. Я подумал, что мы с ней хорошо поняли бы друг друга и решил познакомиться.
- И как успехи? - с явным интересом спросил отец.
- Ничего не вышло. Я только напугал девушку, а потом её увезла мать. Глупо и оскорбительно получилось.
Отец откинулся на стуле и задумчиво насупился.
- Да, пожалуй, это было ошибкой, - начал отец.- Я всегда надеялся, что ты рано или поздно продолжишь моё дело. Сейчас же я надеюсь, что ты не станешь таким, как я, и не пойдёшь по моему пути. В моей жизни наступило время, когда следует подводить итоги, и мне почему-то кажется, что я должен был жить иначе.
Капитал, организации, влияние - они быстро исчезнут, когда я перестану вкладывать в них силы. Нельзя победить хаос, какой бы властью ты не обладал. Рано или поздно всё развалится и переродится во что-то иное. И что мне до них, когда я окажусь на кладбище? У меня в последний год появилось скверное ощущение, что большая часть моей жизни прошла впустую. Словно это и не жизнь, а изматывающее сновидение, в котором я наблюдал за самим собой со стороны.
Но ты умеешь жить, у тебя есть эта редкая способность. Способность жить. Тебе не стоит отказываться и корить себя за неё, чтобы приспособиться к другим людям. И я бы хотел иметь её и совершать те же ошибки, что и ты, но моё время истекло. Тебе немного не хватает уверенности, но со временем этот недостаток сам по себе пройдёт. Оставайся собой, поступай, как считаешь нужным, и не слушай чужих советов, если они тебе не по душе.
Яна удивила такая речь, удивили мысли отца о смерти. Ему показалось, что отец заранее подготовил её и что-то недоговаривает, но затем его начала гложить память. Призрак из прошлого настойчиво стучался в дверь, и Ян вспомнил. Вспомнил, кто ещё говорил ему: "Не становись таким, как я"; вспомнил подстреленного грабителя, умершего на полу их дома.
Глава 2. Эхо
Ян являлся средним ребенком в семье. Старшего брата звали Артуром, младшую сестру - Луизой.
В ряду наиболее ярких стояло воспоминание о том, как Ян и Луиза забирались на мансарду и подолгу смотрели на далекую дорогу, убегавшую за зеленые невысокие холмы, убаюканные мягким теплом солнца. Когда на дороге виднелся автомобиль, то они вместе придумывали то место, куда он ехал. Воображение рисовало им простой, но удивительный и светлый мир, спрятанный за холмами. Он излучал веселое сияние, от которого белел горизонт, и дышал на них кисло-сладким ароматом стоящей поблизости яблони, согнувшейся под тяжестью плодов. Оба ребенка тогда были уверены, что и сами отправятся в тот большой и радостный мир, где и для них припасено немало интересного. Тогда на пустой мансарде, где стояло лишь старое позабытое пианино, хрустальный шар судьбы особенно ярко вспыхивал от разноцветных зарниц фантазий и нетерпеливых надежд, прерывающихся лишь на ночной стрекот кузнечиков и прохладу, росой опускавшуюся на замершие в ожидании осени астры. Где-то рядом блуждала и ночь.
Перемены начались с того дня, когда незнакомый человек пришел к ним домой и спросил каждого из детей, с кем бы он хотел остаться после развода. Артур и Луиза сказали, что с матерью, а Ян ответил, что с отцом. Затем был долгий и сложный судебный процесс. После него их дом опустел. Ян остался один с отцом, и это вызывало неоднозначные чувства. С одной стороны он был расстроен из-за того, что их с Луизой разлучили, хотя они и пообещали друг другу как можно чаще видеться. С другой стороны, он испытывал облегчение, что теперь в общении с матерью и старшим братом не будет необходимости. В этих отношениях царило странное равнодушие.
С матерью Ян видел редко. Она очень часто пребывала в разъездах. Стыд беспокоил его как за то, что он не испытывал к ней привязанности, так и за то, что ему приходилось их изображать в моменты редких встреч. Когда Ян уже повзрослел, то иногда удивлялся тому, что его вообще могло что-то связывать с этой глупой и заносчивой женщиной. Помимо равнодушия здесь присутствовала еще и слегка ироничная горечь.
Брата и сестру такие мысли, казалось, не волновали. Брат недалеко ушел от матери и уже в юном возрасте предпочёл развлечения всему остальному. Ян этого не понимал, и со стороны вращение карусели забав казалось ему утомительным и однообразным. Сестра же не задумывалась о неприятных вещах. Их для неё не существовало.
После развода конфликт отца и матери не прекращался еще три года, и его последствия больше всего ранили именно Яна. Как-то раз перед Рождеством он в одиночестве наряжал домашнюю елку, когда в дверь позвонили. С удивлением Ян увидел перед собой мать, когда открыл дверь. Она была сильно пьяна, а опухшее багровое лицо и красные глаза делали ее когда-то красивую внешность безобразной и отталкивающей.
- Позови отца, - высокомерно сказала она после секундного замешательства.
- Его нет и долго не будет, - ответил Ян, надеясь, что на этом их общение завершится.
- Ян, почему ты сказал, что хочешь остаться с отцом, а не со мной? - в её озлобленном лице появилось что-то рыбье.
- Не знаю, - смущённо ответил Ян. Ему хотелось, чтобы сейчас мать со стороны увидела, насколько отвратительно она выглядела, тогда бы у неё не возникало вопросов.
- А я знаю. Ты просто предатель. У таких, как ты, в жизни не бывает ничего хорошего. Понял? Ты предатель и ничтожество...
Ян захлопнул дверь перед ней. Снаружи доносились истеричные ругательства. Ян выключил свет, а после побежал на второй этаж и закрылся в своей комнате.
Безмятежный сад детства впервые изуродовала ненависть. С малых лет зная, что окружающий мир клокочет от переполняющих его ненависти и злобы, каждый раз совершаешь открытие, когда неожиданно понимаешь, что и именно тебя тоже кто-то ненавидит от всей души. Именно тебе кто-то желает зла, хотя ты можешь даже и не догадываться об этом. Кто-то хотел бы видеть, как ты страдаешь, пусть ты и не сделал ничего плохого. Яна сжигали обида и отвращение к матери и самому себе.
Ян долго сидел в своей комнате и ждал, когда раздастся звук машины отца, но он задерживался. Стрелки часов приближались к восьми вечера, на улице давно стемнело, и Ян решил посмотреть, ушла ли мать. Он подошел к ведущей вниз лестнице и ощутил поднимающийся снизу страх темноты, после чего вернулся в свою комнату, открыл окно и слегка высунулся, чтобы рассмотреть входную дверь. Холодный ветер ворвался в комнату и побежал по полу и стенам. Внизу никого не оказалось. Улица перед домом пустовала, только вдалеке виднелось, как на катке катаются несколько детей. Оттуда же доносилась музыка. "Вальс цветов", - вспомнил Ян, и увидел, как прямо перед ним пролетела большая снежинка. Затем еще и еще одна, все больше крупных хлопьев медленно опускалось на сугробы, крыши домов и кроны деревьев. Легкость и свежесть наполнили воздух. Сквозняк принялся шелестеть бумагами на столе и скинул с него карандаш, графитовый стержень которого сломался от падения. Еще пару минут назад терзаемый обидой и страхом ребенок сейчас с нарастающей радостью наблюдал за тем, как в свете уличных фонарей парил снежный пух. От обиды не осталось и следа, теперь стало спокойно и весело. Предчувствие чего-то хорошего, вдохновленное музыкой и снегопадом, согревали детское сердце. Поэтичный дух зимнего вечера всегда застает врасплох.
Об этом конфликте Ян никому не рассказывал. Все это казалось слишком унизительным и невероятным. Мать тоже никому не рассказывала. Через пару месяцев она начала лечиться от алкоголизма. Возможно, она и вовсе не помнила о произошедшем.
Яну нравилось учиться в школе. Нравилось, что учеба шла хорошо, что его уважали не только за влиятельного отца, но и за личные качества. Еще ему нравилась тишина во время сложных контрольных и экзаменов. Он любил в такие моменты оторваться от задания и кинуть взгляд поверх голов, а затем посмотреть в большое школьное окно, где над лиственницами сияло глубокое, умиротворенное небо. Иногда на нем белели полосы, оставленные самолетами. Конечно же, они все летели в те сказочные счастливые города, когда-то придуманные Яном и Луизой. Так сложилось единственное представление о будущем. Где-то Яна уже ждал один из прекрасных городов. Только он не связывал личное будущее с продолжением отцовского дела, хотя его и прочили в продолжатели.
Отец тоже не настаивал на этом, он говорил Яну о том, что тот должен сам выбирать для себя судьбу. Будучи властным и порой тираничным человеком, в отношениях с сыном он становился очень деликатным и не позволял себе навязывать что-либо. Когда у них происходили конфликты по поводу поведения Яна, то отец просто высказывал свое мнение и пояснял, почему он считает его верным, но решение всегда оставлял за сыном. Если Ян ошибался в выборе и понимал, что отец оказался прав, то это и являлось лучшим поводом для признания его авторитета и опыта.
Теперь они общались больше, чем раньше. Летом на выходных они часто уезжали с ночевкой в стоящий в лесу охотничий домик. Он стоял на берегу реки, где сутками отец и Ян вместе рыбачили и охотились. Ян вспоминал только с воодушевлением, и всегда ждал, когда они уедут снова, чтобы на берегу реки в очередной раз увидеть, как все вокруг переполнено жизнью, и сходить к одинокому старому клену, красовавшемуся посреди небольшого луга.
Но более всего он ждал момент заката, когда солнечный свет ложился на высокую стену соснового леса, и стволы раскрашивались в яркий красный цвет. Уходя вглубь леса, свет терял силу и приобретал выраженные линии и насыщенный оттенок. Тающие кляксы света, расплесканные по лесной мгле, навевали воспоминания о том, чего Ян еще не знал. Воспоминания походили на позабытый сон, когда чувствуешь оставшиеся после него яркие впечатления, но не можешь вспомнить его содержание. Сознание скользит по ним, но не может ухватить. Так они вываливались из памяти, словно драгоценные камни из рук, оставляя после себя невесомую завороженную грусть.
Яну как раз исполнилось пятнадцать лет, когда они с отцом в очередной раз поехали к кленовой лужайке. На дорогу уходило около часа и уже в пути их застал дождь. Под вечер погода совсем испортилась, и около полуночи раздался грохот на крыше охотничьего домика. Порыв ветра сорвал часть покрытия, после чего с потолка начала капать вода.
- Наш корабль идет ко дну, - спокойно произнес отец, направив луч фонарика на потолок.
- Пора эвакуироваться, - ответил Ян без энтузиазма. В такую беспокойную ночь жутко даже выходить на улицу.
- Надеюсь, дорогу не перегородило упавшим деревом, иначе придется возвращаться сюда и ждать до утра.
Они быстро собрались и побежали в машину. До дома они добрались без проблем, и ветер уже начал стихать. В пути Ян с интересом рассматривал ночной город, он казался ему совершенно незнакомым и чужим. Пожалуй, именно пасмурный вид безлюдных улиц и послужил обложкой для нового этапа жизни, начинавшегося прямо сейчас. Светлый город мечты начал отдаляться и растворяться в тяжелом от сырости мраке, угрюмо выглядывающем из встревоженных закоулков.
Автомобиль остановился рядом с домом. Отец захватил охотничье ружьё, и они с Яном пошли в дом, но перед дверью отец с недоумением остановился. Замок на ней был выломан, а дверь чуть приоткрыта.
- Кто-то побывал у нас дома. Подожди здесь, Ян, на всякий случай, - отец быстро расчехлил карабин и зарядил его.
Ян остался стоять у двери, а отец вошел в дом. Через пару минут в доме послышались шум и сразу за ним выстрелы. Ян заглянул внутрь и увидел, как отец вышел из своей спальни и направился к телефону.
- Что произошло? - Спросил он у отца.
Отец растерянно посмотрел на него, но в этот момент ответили на его звонок.
- В моем доме находится тяжело раненный человек. Я ранил его из охотничьего ружья. Мой адрес...
Любопытство победило, Ян пошел к спальне и заглянул внутрь. На полу лежал окровавленный мужчина с сжатым в ладони ножом. Он выглядел как жуткий хищный зверь, угодивший в капкан. В перекошенном от боли и страха лице присутствовало что-то нечеловеческое и отталкивающее, но по-настоящему пугало его надрывное, отчаянное дыхание. Ян пожалел, что пришел сюда и хотел уйти, когда услышал, что мужчина пытается что-то говорить.
- Что? Я не понял, что вы сказали, - нерешительно спросил Ян.
- Не бойся, - с большим трудом прохрипел он. - Я тут вам испачкал пол.
Ян понял, но хотел переспросить, от чего сдержался, видя, с каким трудом ему даются слова. Такой несуразной и жалкой казалась эта забота об испачканном кровью поле.
- Скоро приедут медики, - сказал он, чтобы успокоить мужчину.
Тот ничего не ответил. Глаза его уставились в пустоту, а лицо стало более расслабленным. Через несколько секунд мужчина снова начал пытаться говорить. Речь стала нечленораздельной, из-за чего он остановился, но затем, собравшись с силами, ясно сказал:
- Парень, не становись таким, как я.
Ян с удивлением присмотрелся к лицу раненного, увидев исчезающую гримасу боли. Затем комнату наполнили звуки разбивающегося о стекло дождя и тикающих на стене часов. В комнате повисло мутное облако смерти. От нее исходил пронизывающий холод, заставивший все вещи перед глазами уменьшиться и стать тусклыми и незначительными. Все казалось чужим, отталкивающим и бесцветным.
- Тебе не следовало приходить сюда, - раздался позади голос отца.
- Кажется, он умер.
Издалека уже доносился нарастающий вой сирены. Его увертюра смерти билась о стены, словно выброшенная на берег рыба, переполняя пространство напряжением.
Ян считал, что он стал участником трагедии, носил на себе ее печать. Он последним разговаривал с умершим человеком, оказавшимся отчаянным подонком. Его уже давно разыскивала полиция. Ян никому не рассказывал о произошедшем разговоре. У него появилась ещё одна тайна.
Жизнь быстро вернулась к норме, но Ян так и не пришел в себя. Все валилось из рук, и ничего не ладилось. Он не мог ни на чем сосредоточиться и понять беспокоившие его чувства. По ночам сводил с ума страх темноты, и снились кошмары. В них почти всегда присутствовал убитый отцом преступник. Чаще всего снились похороны, где он оживал и начинал колотиться в гробу и кричать, но его все равно закапывали. Иногда Яну снилось, как он бродил по большому полю и находил могилу преступника. Из-под земли доносился его голос - он просил принести шоколадных конфет. Такие сны становились настоящей мукой, все внутри холодело от ужаса. Ян вскакивал с кровати, включал свет и больше не пытался заснуть. К счастью, отец не стал дожидаться, пока все пройдет само собой, и отвел его к психотерапевту.
Наступила осень. Летом Ян снова побывал в знакомом поле, но уже не нашел там ничего, кроме разочарования. То, что воодушевило его в ту ночь, куда-то ушло. В начале осени, когда город обезлюдел из-за дождей и холодов, он увлёкся изучением городских улиц. В любом городе найдутся богом забытые улицы, неизвестные даже старожилам. В пасмурную погоду вероятность того, что к тебе привяжется какой-нибудь ненормальный человек, очень сильно уменьшается. Когда начинал моросить дождь, Ян, накинув дождевик, отправлялся в старые кварталы на краю города, где жили никому ненужные люди.
По металлическому каркасу будущего здания стекали капли воды, подгоняемые тряской от товарного поезда. Уползая прочь от города, локомотив тащил за собой пару десятков цистерн. За железной дорогой располагался большой завод. Из его труб поднимался дым, смешиваясь с угрюмыми дождливыми сумерками. Проехавшие в сторону завода грузовики обдали Яна облаком выхлопных газов. Он решил, что зашел достаточно далеко, и уже пора возвращаться.
На другой стороне улицы он нагнал одетого не по погоде прохожего. На нём висели одетая задом наперёд майка с небольшим выцветшим пятном крови и грязные джинсы. Ян задержал дыхание и поспешил обогнать попутчика, потому что от него воняло, но тот вдруг окликнул его.
- О, привет, Ян. Чего тут делаешь? - послышался знакомый голос.
Ян остановился и посмотрел на прохожего. Артура с трудом можно было узнать. Он выглядел как старик.
- Привет, - подавляя отвращение, ответил Ян.
- Лет пять тебя не видел. Чего-то ты похудел, - с насмешкой заявил Артур.
Ян пожал плечами и подумал, что именно от Артура такое замечание неуместно. Артур походил на скелет, при этом его лицо опухло и заплыло жиром. Вены в локтях покрывали следы от уколов, голова почти облысела, а во рту темнели гнилые зубы.
- Извини, я спешу, - сказал Ян и развернулся, чтобы уйти.
- Слушай, у тебя нет мелочи?
Не веря своим ушам, Ян снова окинул взглядом Артура. На секунду показалось, что он просто обознался. Ян не любил Артура, но его безобразный вид сильно подавлял.
- Нет денег. У меня карточка.
- Пойдём до магазина сходим. Тут рядом. Там банкомат.
- У меня нет времени, - времени у Яна хватало, но ему хотелось поскорее отвязаться от брата.
За спиной ещё долго слышался брюзжащий голос. Артур с ненавистью выкрикивал ругательства. Всё вокруг давно пребывало в тяжелом упадке, но Ян заметил его только сейчас. Впервые в жизни им овладело тяжёлое предчувствие краха, но проблема заключалась вовсе не в Артуре.
Вечером за ужином он рассказал отцу о том, что видел Артура.
- Мы его уже месяц разыскиваем. Хочу отправить его в клинику для наркоманов. Луиза уже там дожидается его, - говорил отец.
- Я знаю. Ты не даёшь им денег? Он просил у меня мелочь.
- Даю, но не понимаю, куда они их девают. Они умудрились залезть в долги. Ко мне уже давно обращаются кредиторы и предлагают погасить долги Артура.
- И ты соглашаешься?
- Покрываю долг, чтобы кто-нибудь не убил его, но не полностью, чтобы никто больше не связывался с ним.
- Он кошмарно выглядит. Похож на больную бродячую собаку. Жутко видеть его таким. Вот Луизу по-настоящему жаль, хотя раз уж и она теперь тоже овощ...
Беседа давалась отцу тяжело. Ян давно считал, что отца уже не связывают какие-либо чувства с Луизой и Артуром, однако, глядя на его помрачневшее лицо, он понял, что ошибался.
- Ему и Луизе, вероятно, уже не вернуться к нормальной жизни. И просто бросить я их не могу. Покажи завтра охраннику, где видел его. Может, нам удастся его выловить, - заключил отец.
Поймать Артура не удалось. Через две недели в трущобах нашли его труп. После расставания с Софией Ян вернулся в дом отца, а теперь из-за предстоящих похорон он собирался поселиться на несколько дней в гостинице. Ян не желал видеть многочисленных родственников и незнакомых людей на панихиде. Артур давно стал обычным чужаком, и Ян не испытывал горя из-за его кончины, поэтому выслушивать соболезнования и делать скорбный вид было для него невыносимо.
На похороны Ян тоже не пришел, что стало поводом для язвительных заметок в газетах. Но всё же изображать горе, когда его не испытываешь, более неприлично, чем стать жертвой злословия.
Главного партнёра отца и его заместителя звали Кэндзи. Он ещё в молодости уехал из Японии, где и родился. Кэндзи прозвали "лисом" не только из-за того, что во внешности его присутствовало что-то лисье, но и из-за необычайной изворотливости и расчетливости в делах. За ним прочно закрепилась репутация скрытного злого гения. В бизнесе он нередко проявлял жесткость и цинизм, если того требовал результат.
К деньгам Кэндзи относился с иронией и снисходительностью. Ему и его внукам-двойняшкам уже давно не грозила бедность. Построение схем, развитие и власть увлекали его сами по себе.
Кэндзи очень молодо выглядел для своих пятидесяти лет. Он мало улыбался, но ироничное выражение лица обычно говорило о том, что его забавляет всё происходящее, но особо не трогает.
Однако, что касается отношений с близкими людьми, то вряд ли получилось бы отыскать более верного и надежного человека. Отец доверял ему настолько, что позволял Яну, когда тот был ещё ребёнком, путешествовать вместе с Кэндзи, его женой и дочерью.
Наиболее отчётливо запомнились поездки в Японию. Кэндзи родился в небольшой живописной деревне на берегу океана. В ней они жили во время отпуска. По утрам Кэндзи, его дочь и Ян пешком отправлялись в дорогу, чтобы взойти на гору. Обычно путь занимал немало времени из-за рыбаков. Узнав Кэндзи, они стремились обменяться с ним парой слов. Он вёл себя с ними очень уважительно и не отказывал в общении. Вряд ли катящиеся на велосипедах или идущие пешком старики, знавшие Кэндзи с пелёнок, догадывались о том, каким влиянием он теперь обладает. Сам Кэндзи старательно скрывал это.
- Вот этому человеку вчера исполнилось сто два года, - как-то раз указал Кэндзи Яну на одного из идущих к морю рыбаков.
Они шли на гору, чтобы увидеть "благополучие". Взобравшись на самый верх, они оборачивались к океану.
- Вот это и есть благополучие, - Кэндзи провёл рукой, указывая на океан и небо, когда они пришли сюда в первый раз. - Если бы не оно, то у меня ничего не сложилось бы. Без благополучия ничего не получается, как ни старайся.
Каждая деталь учила почтению и безмятежности. Ян видел не просто красивый пейзаж. Море, горизонт, сонные небольшие лодки, чистое безмятежное небо, пасущееся у подножья горы семейство коз и Солнце обладали невыразимым своеобразием. Ян видел нечто живое, единое, величественное, наполненное светлой утренней энергией.
И каждое утро они отправлялись на гору, чтобы увидеть благополучие. Ян вспоминал те времена с благодарностью. Теперь от них сохранился лишь привезённый из Японии камень с иероглифом, значившим "благополучие".
Ян искренне радовался тем редким в нынешнее время моментам, когда удавалось встретиться с Кэндзи, но не в этот раз. В последний день января днём Кэндзи позвонил ему и попросил встретиться вечером.
Зима выдалась необыкновенно тёплой. Снегопады часто сменялись дождями, и повсюду на улице лежала снежная слякоть, из-за чего Ян забросил свои прогулки. Настроение его стало ещё мрачнее.
Он размышлял над предстоящей встречей. Судя по всему, предстоял серьёзный разговор. Яна смущало, что Кэндзи собирается говорить о делах в отсутствии отца. Отец уехал из страны и намеревался вернуться лишь через неделю. Не зная, к чему склониться, Ян поначалу предположил, что речь пойдёт о махинациях за спиной отца, но затем всё-таки решил, что Кэндзи вряд ли способен на предательство.
В половине восьмого, как и договаривались, Кэндзи приехал домой к Яну. Ян никогда не видел Кэндзи уставшим, но сегодня он выглядел именно так. В руках он держал большой запечатанный конверт.
- Привет, Кэндзи. Хочешь чаю? - поприветствовал его Ян.
- Привет, Ян. Я буквально на десять минут.
Они прошли в библиотеку, служившую отцу кабинетом, и уселись за стол.
- Неприятно, что мне приходится сообщать тебе об этом, - начал разговор Кэндзи, пододвигая к Яну конверт, - но твой отец хотел, чтобы именно я поговорил с тобой. Он мёртв. Сегодня днём он совершил эвтаназию.
Ян опустил глаза к конверту, не прикасаясь к нему, и пожал плечами. Если Кэндзи сказал о том, что отца уже нет в живых, значит, так оно и было, но Ян не почувствовал ничего - ни удивления, ни горя, ни страха. Но это вовсе не безразличие. Ян вдруг осознал, что уже давно сломлен и ни во что не верит. Что-то с ним не так. Он даже и не мог вспомнить, в какой момент тяжелая подавленность незаметно овладела им и вытеснила всё эмоции. Ян чувствовал себя сгоревшей спичкой. Ему захотелось остаться одному.
- Зачем? - единственное, что спросил он.
- Он неизлечимо болен. Был неизлечимо болен. Времени ему отводили совсем немного и он решил не затягивать.
- А почему он сам не сказал мне?
- Решил, что так для тебя всё пройдёт легче. И для него. Я, если не считать врача, единственный знал обо всём, но он мне запретил рассказывать. Опасался, что ты начнёшь отговаривать его. Так всё прошло бы гораздо тяжелее.
- И что теперь делать?
- Всё зависит от тебя. Всё, что у него имелось, он завещал тебе. Мы заранее обо всём позаботились. Никаких проблем не возникнет. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.
- Плохо, что от меня так много зависит. Я сейчас не очень хорошо себя чувствую, - признался Ян.
- Скоро всё наладится. В конверте письмо и бумаги. Он просил передать их тебе. Завтра утром я заеду к тебе, и мы обсудим похороны и остальные детали. Нас ждёт несколько трудных дней.
- Пожалуй, так. Спасибо за помощь, Кэндзи. Это странно, конечно, но сейчас мне больше не на кого положиться.
Ян пытался собраться с мыслями, но ничего не получалось. Часы показывали уже два ночи, когда Яну казалось, что ещё нет и одиннадцати вечера. Стены начали давить на него, воздух, казалось, стал густым и застревал где-то в горле. Ян неосознанно оттягивал воротник свитера, пытаясь избавиться от удушья. Не вытерпев, он оделся и вышел из дома.
На улице моросил мелкий дождь. Редкие порывы ветра сдували с голых крон деревьев снопы крупных капель. Они громко разбивались о тротуарную плитку. Ян медленно шагал, рассматривая отражения фонарей на мокром асфальте пустующей дороги. Фальшивый безжизненный мир, удерживающий его в заложниках, вновь пронзали миражи ночных огней из иной реальности. На миг Яну стало легче, он ясно ощутил поразительную обнадёживающую новизну той сверхреальности, но всё тут же пропало. За спиной послышался вой сирен, и через несколько секунд мимо промчались две пожарных машины. Красные отблески маячков проскользили по стволам деревьев, растревожив мглу парка. Впереди виднелось зарево пожара. Город охватила лихорадка.
Незнакомые люди и многочисленные родственники ошеломляли Яна. Они что-то говорили, обнимали, целовали его. С таким же успехом они могли разговаривать и обниматься со статуей, но всё же Яна задевало то, что они нарушали его личное пространство. Лишь мать вывела его из оцепенения. Она разговаривала с ним словно близкая подруга. "Неужели она всё забыла?" - с удивлением задавался вопросом Ян. Часто бесстыдство и близорукую тупость ошибочно принимают за доброту и чистосердечие. Внутри Яна начал разгораться звериный гнев, ему захотелось придушить мать, но тут в доме загремел голос нового гостя.
Предки отца происходили из Шотландии. О некоторых из них сохранились мрачноватые упоминания в истории, как об удачливых флибустьерах. Во времена колонизации Америки они промышляли в Атлантике и прославились грандиозным грабежом. По сей день в Шотландии проживало большое количество ближних и дальних родственников. Крупный, весёлый, басистый, чуть грубоватый и всегда энергичный дядя Яна по имени Юэн как раз только что прилетел оттуда. Его сопровождала жена, брат и два племянника.
От дяди пахло спиртным. Во время перелёта он не терял времени даром. Дядя сказал пару слов соболезнования, похлопал Яна по плечу и пробежался глазами вокруг.
- Где у вас тут можно сделать привал? Хочу вздремнуть пару часов.
Вечером Яна проснулся от громких песен внизу.
Посреди гостиной в ряд стояли несколько столов. Перед ними сидела уже довольно сильно пьяная компания. Большую часть людей Ян видел впервые. С первого взгляда стало ясно, что здесь всем заправляет дядя Юэн. Он сидел в центре, оперевшись на рыжего племенника с одной стороны и уже почти спящего брата - с другой, и пел громче всех. Его лицо раскраснелось от веселья и спиртного. Всех сидящих за столом охватило веселье.
Поначалу Ян разозлился, но, увидев, что в пьяной поющей компании не осталось и намёка на изматывающую похоронную скорбь, чуть расслабился.
- Присоединяйся к нам, Ян! Чувствуй себя как дома! - сострил Юэн, прервав пение.
Ян не испытывал любви к алкоголю, особенно крепкому, но сейчас ему хотелось отключиться и забыть обо всём. Дядя Юэн устроился рядом и подливал в его бокал виски, привезённое с собой.
- Мы привезли тебе превосходный подарок! - басил Юэн.
Довольно быстро Ян опьянел и начал молоть чепуху. Юэн пригласил Яна в гости в Шотландию, и Ян согласился и даже предложил отправиться прямо сейчас, однако Юэн напомнил, что утром им предстоит побывать на погребении его отца. Тогда Ян предложил выпить ещё. Он осознавал, что его за это ждёт расплата, но возможность избавиться от уныния и навязчивых мыслей оказалась более ценной. Ян представлял, как они вместе с Юэном пойдут по стопам предков и станут грабить испанские корабли в Атлантическом океане. Он поделился затеей с дядей, и тот не раздумывая согласился участвовать в предприятии. А раз уж они решили стать пропащими пиратами, то ни к чему жалеть себя и думать о завтрашнем дне. Откуда-то взялась шумная волынка, окончательно лишившая Яна рассудка.
Затем Яна кто-то долго тормошил и одевал. Среди серых лиц промелькнуло лицо Кэндзи, и Яна хлестнул стыд. Его куда-то везли, снова будили, вытаскивали из машины под невыносимо холодный моросящий дождь, потом могучий дядя Юэн чуть ли не на себе волочил его. Ян немного пришёл в себя только из-за того, что его начало тошнить. Впереди стоял гроб с телом отца, вокруг замерли толпа влиятельных богатых людей в дорогих траурных костюмах и стоявший особняком священник. Они молча наблюдали за тем, как Яна рвёт на землю перед гробом.
Юэн с хохотом потащил его из толпы в сторону машин. По пути Ян думал о том, что больше никогда не выйдет из дома, никого не пустит к себе и не станет ни с кем разговаривать, а ещё прекратит читать журналы, смотреть телевизор, пользоваться компьютером и телефоном. Когда он выспится, то обязательно выгонит из своего дома всех гостей, закроется и отключит электричество. Что может быть лучше жизни затворника? К чему бессмысленные хлопоты, пустые разговоры и никогда не кончающиеся мнения идиотов? Пошло оно всё к чёрту.
Глава 3. Пытка утром
Прошло несколько месяцев со времени похорон. Незамеченная зима, снаружи льнувшая к стенам и окнам, уже подходила к концу.
Ян, как и намеревался, отключил электричество в доме и не отвечал на телефонные звонки. Он разговаривал только с Кэндзи, но японец не слишком донимал Яна, понимая его состояние. Ян долго не мог переварить унижение, не мог представить себя лишённым достоинства. Никогда с ним не случалось подобного, но угнетающие воспоминания и размышления о дне похорон в итоге отступили. Пожар унижения угас, после чего вернулись безнадёжная молчаливая депрессия и отчаяние.
Днём в дверь часто стучали, иногда перед окнами возникали тени людей. Стук в дверь вселял непонятную тревогу. Ян не мог пошевелиться до тех пор, пока всё не стихало. Откроешь и дневной свет ослепит, собьёт с ног, лишит последних сил. А что говорить людям? Ян не сможет и слова выдавить из себя. Никакие усилия не заставят его говорить. Да и о чём говорить? Если бы действительно нашлось что-нибудь важное, то Кэндзи позвонил бы.
Он ждал наступления ночи. Ждал, пока всё это исчезнет, утонет во мгле. Тогда приходили редкие хорошие воспоминания. Они возвращали его к жизни на пару коротких часов. Ему грезился полуденный простор над кленовым лугом, сверкающим от ярких весенних красок. Он вспоминал благополучие над океаном и вечерние огни, скользившие по поверхности спящей реки. Откуда доносился этот вечерний мотив? Он мечтал раствориться в нём. Раствориться в невесомости электрического освещения, в прохладном вечере, лёгким тёмным пером парящем по пустынным улицам.
Но наступало утро, и следовала расплата. Изнуряющая серость наваливалась на него, душила, изматывала. Свет заполнял комнаты подобно серой пене. Она забивалась в уши, глаза, рот. Ян не мог видеть и слышать, ему становилось тяжело дышать. В это время им полностью овладевала ненависть. Она сжигала любой образ, принесённый мыслью, любое воспоминание. Ян возненавидел всех знакомых людей. Ему хотелось стереть в порошок всё, что он когда-либо видел. Затем приходило осознание того, что причина происходивших с ним бед, только в нём, и обвинять он может только самого себя. Тогда ненасытное ожесточённое пламя обращалось к нему. Он сгорал в костре ненависти без всякой надежды на спасение. Ян не хотел спасения. Поглощавшее его безумие приносило необъяснимое удовольствие. Он хотел сгореть дотла. Чтобы ветер после развеял кучу пепла. Чтобы не осталось ничего. Это доводило его до полного бессилия. Ян подолгу смотрел в потолок и не мог пошевелиться.
Ледяная тревога раздирала рассудок. Часами он лежал, обмотав голову одеялом, и ждал, пока это всё прекратится. Яну мучительно хотелось спать, но не мог заснуть. Иногда он проваливался в сон, но и сквозь него просвечивал тоскливый обескровленный день. Ему снился один и тот же сон. Он видел в нём тень отца, стоящего перед окном. Он стучался и требовал впустить, но Ян не решался пускать в дом мертвеца. Стук стихал, но теперь звуки доносились из спальни. Его отец уже находился там. Он беспомощно извивался на полу, на том самом месте, где когда-то умер подстреленный им вор. Его тело больше напоминало обмотанные в лохмотья тело древней рептилии, чем человека. На обезображенном сером лице белели безумные глаза. От увиденного Яна парализовал колючий ужас. Отец что-то пытался сказать, вместо этого раздавались злые хриплые стоны. Но и их можно было понять. Отец требовал дать ему шоколадных конфет.
Ян выныривал из сна как задыхающийся человек выныривает из воды. Жадный вдох, растерянный взгляд по сторонам. Всего лишь дурной сон. Напряжение и страх первых секунд стремительно отступают, но за ними медленно возвращаются тревога и бессилие. Он снова вернулся в невыносимый тягучий день. Реальность не так страшна, как сон, но от неё никуда не деться. От нарастающего отчаяния начинала кружиться голова. Яну хотелось вырваться из собственного тела. Вынырнуть из него, как из мучительного кошмара.
Так повторялось день за днём. Ян чувствовал себя выброшенной на берег медузой, поджариваемую солнечными лучами. Вещи растворялись в бесцветной пелене, реальность утратила всякое значение. Ян боялся думать о будущем, но точно знал, что никогда не выйдет на улицу и не впустит никого к себе. Он забаррикадировал вход в дом, поставив перед ним шкаф. В этом отсутствовал какой-либо смысл, но ему казалось, что так он будет чувствовать себя спокойнее, чего не произошло. Все силы уходили на то, чтобы справится с утренней пыткой. После неё оставалось лишь истерзанное пожаром пепелище. В минуты облегчения рассудок обречённо пытался собрать то, что осталось от него, чтобы следующим утром беспощадный серый призрак рассвета вновь всё разрушил и растоптал.
Звонки. Кто-то начал беспрестанно звонить ему. Номер знал только Кэндзи, поэтому Ян не отвечал. На несколько дней они приковали к себе внимание. Ян ждал, когда его телефон зазвонит снова, и он звонил. Кто-то хотел сообщить очередную дурную весть, намеревался сделать его жизнь еще хуже.
- Привет, Кэндзи. Как у вас дела?
- Привет, Ян. Ты очень кстати. Я как раз собирался позвонить тебе.
- Что-то важное?
- Не очень. Необходимо, чтобы ты ознакомился с парой доверенностей и поставил подпись.
- Так это ты звонил вчера?
- Нет.
- Кто-то беспрестанно звонит мне, но номер мне незнаком. Я думал, что это ты.
- Ты давал кому-то свой номер?
- Нет.
- Тебе следует сменить оператора. Возможно, они продали кому-то твой номер. Когда мы встретимся? Лучше не откладывать.