Тот, кто страшится волн и огня
И ветров, гудящих вдоль звездных дорог,
Будет волей ветра, волн и огня
Стерт без следа, ибо он чужой
Одинокому мужеству бытия.
У.Б.Йейтс (перевод Г.М.Кружкова)
Риану снятся корабли.
Ему снова двенадцать, легкий парусник-экраноплан скользит над травой, Риан сидит у руля, а Нил стоит, упершись коленом в палубу, и натягивает шкоты. Ветер ерошит волосы, скрипит гик, переваливаясь с борта на борт, внизу качаются холмы Клент-Хиллз, пахнет клевером и мятой, а позади утренний бриз раздувает яркие спинакеры и белоснежные гроты соперников. Третья Бирмингемская воздушная регата в полном разгаре, и их парусник летит впереди, непобежденный - и недостижимый.
- Кубок уже наш, - убежденно говорит во сне Риан. Он помнит, что тогда сказал именно это.
- Ага, - отзывается Нил. - Вот только что скажет отец, когда узнает, что мы угнали опытный образец и подделали разрешение...
- Позавидует!
Нил глядит на него и хохочет. Они так непохожи: Нил Вудз, темноволосый и худой, сын фабриканта и изобретателя, изнеженный, как девчонка, способный с закрытыми глазами выбрать нужную вилку для гороха, рябчиков, или чего там едят эти проклятые англичане - и Риан, светловолосый, крепкий, сероглазый, сын автомеханика и сбежавшей десять лет назад стриптизерши, ирландец до мозга костей, с талантом, о котором не знает ни один человек в мире.
Но оба мечтают летать, и эта страсть к полету и парусу их объединила. Особенно сейчас, когда Риан сидит у руля на угнанном экраноплане, напряженно следя за яхтами конкурентов, а Нил стоит безо всякой опоры, подставляя лицо ветру.
Впереди открывается вид на радужные флаги финишной прямой. Риан глядит вниз: до земли всего шесть метров. Невысоко, но это полет. Ему двенадцать, он летит на лучшей в Англии воздушной яхте, и каждая секунда кажется вечностью.
Риан навсегда бы запомнил этот день, даже если бы не обладал способностью запоминать все события собственной жизни с абсолютной точностью - от аромата клевера до вкуса имбирного пива из свежесрубленного соснового ящика, собственные ладони, перепачканные смолой, блеск в глазах друга и нагретую солнцем палубу под босыми ногами.
- Когда-нибудь наши экранопланы по-настоящему взлетят, - вдруг говорит Нил. - Не на пару метров, а под облака.
Риан хмыкает, но видя серьезное лицо друга, не говорит ничего вслух. Еще не хватало испортить момент и помнить об этом всю жизнь.
И тут руль внезапно дергается в его руках. Что-то выстреливает в днище, палуба шатается, и экраноплан резко теряет скорость. Но не это пугает Риана так, словно он средь бела дня увидел фэйри: Нил теряет равновесие, и промахнувшись мимо торопливо выставленной Рианом руки, летит за борт.
Риан О'Доннелл, двадцати семи лет, специалист по решению проблем, а по совместительству - аферист и промышленный шпион, приходит в себя оттого, что кто-то выливает щедрую порцию ледяной воды ему в лицо. Риан инстинктивно дергается и понимает, что накрепко привязан к жесткому и неудобному стулу без обивки, а вода, надо сказать, хлещет прямо в глаза.
- Хватит, - слышится властный голос.
Риан открывает глаза, моргает слипшимися мокрыми ресницами, оглядываясь в полутьме. Похоже на какой-то склад. У грубой кирпичной стены, сложив руки на животе, стоит громила в пластиковой маске, у его ног валяется пустое ведро. Риан пытается заглянуть себе за спину, но тут же получает чувствительный тычок.
- Ничего личного, О'Доннелл, - произносит сзади тот же голос. - Но нам не хотелось бы, чтобы ты знал, где находишься.
- Кто вы?
- Зови меня Мерфи. Тебя привезли сюда, пока ты спал, и увезут так же - если договоримся.
Риана режет холодным осознанием угрозы.
Трехлетний Риан заревел бы и побежал к отцу, в теплые руки, пахнущие дешевым виски и машинным маслом. Двенадцатилетний попробовал бы пнуть громилу - и тоже опустил бы руки.
Но Риану О'Доннелу двадцать семь, и дьявол его раздери, если он собирается расстилаться ковриком перед каждым сукиным сыном, вздумавшим напоить его водичкой.
- И о чем мы будем договариваться? - вальяжным тоном спрашивает он. Если бы он мог, Риан закинул бы ногу за ногу.
Ответ звучит, словно удар чугунной гирей по черепу:
- "Вудз индастриз".
Вудз.
Компания Нила.
- Неудачники, - небрежно пожимает плечами Риан, стараясь, чтобы голос звучал по-прежнему беспечно. - Что у них было, новый экраноплан? Который даже испытаний толком не прошел?
В голосе похитителя взблескивает насмешка:
- Ну, тебе ли не знать. Ты ведь работал на них еще в университете, пока лучший друг не выгнал тебя с треском за продажу ценных сведений ИРА.
- Откуда вы знаете?..
- А ты еще не понял, О'Доннелл? Dtuigeann tЗ?
- Я тебя понял, друг, - хрипло отвечает Риан на том же языке.
ИРА. Шинн Фейн. Из своих, из тех, кто тоже хочет видеть Ирландию свободной.
Риан шевелит связанными руками, чувствуя, как веревки все сильнее впиваются в кожу.
- Тебе нечего бояться, Риан. Но думаю, меры предосторожности ты поймешь. В конце концов, твой собственный отец предал нас.
В этот миг Риану хочется провалиться сквозь землю.
- Заткнись!
- Ну, не будем об этом. Лучше поговорим о твоем необыкновенном таланте. Парень, ты правда помнишь, как родился? И каждый разговор дословно? Все, что с тобой случилось?
Откуда он знает? Риан не проговаривался никому и никогда, даже отцу, только -
- Что, будешь запираться? - с сочувствием уточняет Мерфи.
- Нет, - наконец выдавливает Риан. - Но на кой хрен вам это мое умение? Чертежи "Вудз индастриз" с одного взгляда я все равно не запомню.
- А это и не нужно. Тебе придется немного поработать по специальности, Риан.
- Это как?
- Ты ведь слышал, что произошло с твоим бывшим другом, Нилом Вудзом? Исчез в горах после обвала, больше похожего на взрыв; тело так и не нашли. Очень печально.
Лицо Риана замыкается и сереет. В глубине души он никогда себе не простит, что вместо того, чтобы броситься в аэропорт и присоединиться к поисковой группе, он пошел и напился вдрызг.
А на следующее утро оказался здесь со связанными за спиной руками.
- И?
- Ты вернешься из мертвых и займешь его место.
Риан моргает. Этого он не ожидал.
- Ты был его лучшим другом, - невозмутимо продолжает Мерфи . - С твоей-то памятью воспроизвести его манеры - пара пустяков. Уверен, ты справишься.
- Но фото, видео, знакомые... - Риан осекается. После смерти отца Нил жил затворником, работая из дома. Социальными сетями не увлекался, интервью не давал... а времени прошло изрядно, так что дело может и выгореть.
- Не волнуйся, это ненадолго. Перенесешь штаб-квартиру в Белфаст, прокатишься с ветерком на новом экраноплане, чтобы инвесторы писали кипятком, подпишешь все бумаги и тихонько свалишь. Пару миллионов на спокойную старость тебе оставят.
Что с ним сделают, если он откажется, Риан даже не спрашивает. Мягкостью методы работы ИРА никогда не отличались.
- Вы хотите, чтобы я притворился Нилом - и украл его компанию для вас?
- Для Ирландии. Страны, которая поет у тебя в крови. Или я неправ?
Риан вспыхивает.
- Хотите потратить деньги Нила, чтобы протолкнуть референдум о независимости?
- Это огромный куш, О'Доннелл. Хочешь, чтобы его разработками воспользовались конкуренты за сотую долю от реальной цены? Растащили бесталанные коллеги?
"Я хочу узнать, что стало с Нилом", - очень холодно думает Риан. "И если ты, сукин сын, хоть как-то с связан с тем несчастным случаем в горах..."
- Я согласен, - говорит он вслух.
Бирмингем, пятнадцать лет назад
Воспоминания. Яркие, словно осенние листья на солнце. Невыцветающие, неумолимые, они никуда не исчезают, и именно поэтому Риан считает свой дар проклятием.
Двенадцатилетний Риан сидит в приемном покое госпиталя уже четыре часа. Внешне это мрачноватый светловолосый мальчишка без единой царапины, рассматривающий одни и те же узоры на бежевой плитке пола. Только в начале часа, когда по телевизору начинают передавать новости об утренней регате и медсестры шепчутся, указывая на него, он чуть заметно сжимается.
А внутри перед глазами Риана один и тот же образ: его лучший друг Нил, который падает с высоты и разбивается снова, и снова, и снова, и снова...
Ему хочется угнать еще одну воздушную яхту и улететь на Северный полюс. Если он и разобьется в пути, это будет только к лучшему.
Мистера Вудза-старшего Риан замечает сразу. Коренастый темноволосый мужчина с сединой в волосах идет рядом с хирургом по коридору, держась уверенно и отчужденно, и выглядит куда солиднее невысокого лысеющего врача.
- Нужно время, чтобы мы могли сказать что-то наверняка, - доносится до Риана голос хирурга. - Мальчику необходим полный покой, так что с визитами друзей придется подождать.
- У моего сына нет друзей, - сухо говорит тот.
- А парнишка в коридоре? - вспоминает хирург. - Высокий такой, белокурый, на немца чем-то похож?
- На немца? - Мистер Вудз желчно улыбается. - Не обольщайтесь, доктор. Немцы - законопослушный и работящий народ. Ни один немецкий подросток не пойдет на опасную авантюру ради собственного тщеславия, наплевав, что его товарищ, возможно, окажется в инвалидной коляске.
Риан вспыхивает и поднимается, сжав кулаки. Сквозь годы двадцатисемилетний Риан пытается его предупредить, но воспоминания не меняются. Никогда.
- А этот еще и ирландец, - продолжает отец Нила. - Причем худшего сорта: сын алкоголика, да и сам уже пьет пиво по подворотням. В профсоюзе говорят, его отец работал на ИРА в Ольстере и сдал своих подельников правительству, чтобы не оказаться в тюрьме, а сам бежал сюда. Кровь доносчика, что вы хотите.
Кулак Риана впечатывается в скулу Вудза-старшего с такой силой, что тот отлетает к стене. В этот миг Риану плевать, что он бьет отца лучшего друга - его, Риана О'Донелла, причислили к роду доносчиков, и этого довольно, чтобы месить врага-англичанина в пыли, пока тот не возьмет свои слова обратно.
Но этой возможности ему не дают. Двое охранников быстро и профессионально заворачивают Риану руки за спину.
- Выведите это вон, - брезгливо говорит Вудз. - И чтобы я его тут больше не видел.
Нил возвращается в школу в середине следующего триместра, и Риан приникает к окну вместе со всеми, когда во дворе появляется фигурка в темном пальто, с костылем-тростью в правой руке.
Когда Нил неловко усаживается рядом, Риан неслышно выдыхает с облегчением.
- Я изучил отчеты о нашей аварии, - как ни в чем ни бывало начинает Нил, словно последних недель неизвестности вовсе и не было. - По-моему, при сборке заложили слишком малый запас прочности в генераторы. Я на досуге сварганил модель, один к сорока - прогоним ее по маршруту на выходных?
Глаза Риана загораются.
- А твой папаша не будет лезть в эти дела? - между делом уточняет он.
Нил качает головой.
- По-моему, он махнул на меня рукой. Он давно уже не занимается изобретениями: для отца это бизнес.
- А для тебя?
Нил бросает короткий, но выразительный взгляд на костыль.
- Я не хотел бы управлять империей, - помолчав, говорит он. - Но я хочу летать. Не глядеть на далекую землю через мутный иллюминатор, а подставить лицо ветру. Мне нужна свобода. Рука на руле, яхта в высоте, парус на солнце.
Риан мечтает о том же самом, но черта с два он в этом так откровенно признается.
- Я бы тоже не прочь полетать мыслями в облаках, - мрачно говорит он. - Только вот обычному ирландцу не скопить на твою воздушную яхту, и даже учеба в университете стоит столько, что даже если последние штаны заложишь - не выучишься.
Нил задумчиво и немного озадаченно смотрит на друга:
- И что ты предлагаешь? Устроить в Ирландии коммунизм?
- Хотя бы начать с независимости. У ИРА и Шинн Фейн почти получилось. - Риан сжимает кулаки, вспоминая отведенный взгляд отца, когда сын, долго колебавшись, наконец рассказал об обвинениях Вудза-старшего. - И я сделаю все, чтобы им помочь, когда закончу университет. Может, даже раньше.
Нил долго-долго молчит.
- Знаешь, - наконец говорит он. - Единая Ирландия - это здорово. Но не тогда, когда свобода начинается со взрывов.
Бирмингем, наши дни
Лимузин останавливается у стеклянной башни "Вудз индастриз", и Риан О'Доннелл в который раз поражается контрасту между чистым, ухоженным Бирмингемом и израненной черной розой Ирландии, такой живой в его памяти. Каменистые холмы, сизые волны бьются о прибрежные скалы, виски О'Нила на Фоллз Роуд, и стены, изрисованные лозунгами. "У англичан нет права на Ирландию, не было, и никогда не появится!"
Я вернусь, в очередной раз мысленно обещает себе Риан.
Правда, вернется он не вполне собой. Легкую светлую щетину заменила темная борода, скрывающая широкие скулы; серые глаза спрятались за голубыми контактными линзами. Риан впервые рад, что за пятнадцать лет, прожитых в Бирмингеме, ирландский акцент отлип от него напрочь: нет, сэр, только безукоризненное английское произношение с легким налетом "бруми", навсегда запомнившимся миру в песнях Оззи Осборна. Не хотите ли чаю?
Предупредительный шофер распахивает дверцу, и Риан изящно(этот маневр ему пришлось отрабатывать раз тридцать) взлетает на брусчатку, лишь самую малость опираясь на костыль. И уверенной, приковывающей женские взгляды походкой шагает к раздвижным дверям.
В просторном кабинете, который когда-то принадлежал Вудзу-младшему, вокруг горящего камина сидят трое. Эмили Ридженс-Дуайт, временный председатель совета директоров. Дик Квинн, главный конструктор предприятия, хотя, как Дик с горечью признается себе, должность его скорее номинальная. И Рейнольд Уолтерс, почетный член совета директоров и давний друг семьи.
Эмили вытягивается в кресле, гибкая и сильная, как хищница, готовая к прыжку. Восемь лет назад, когда Риан О'Доннелл еще вкалывал на "Вудз индастриз", тридцатидвухлетняя Эмили единогласно считалась первой красавицей фирмы. Она хорошо помнит Вудза-младшего, хотя они почти не пересекались. Красивый мальчик, жаль, застенчивый из-за хромоты.
А вот его друг... о, тут совсем другое дело. До встречи с ним Эмили Ридженс ни у кого не забывала трусики на люстре, да и позже подобного с ней не бывало. И после всего у парня хватило нахальства переключиться на ее же секретаршу! Почему привлекательные мужчины порой бывают такими кретинами?
- Господа, давайте начнем, - сухим официальным тоном заявляет она. - Нам пора принять официальное решение о смене руководства.
- И кто же, интересно, будет за него голосовать?
В дверях кабинета стоит... Нил Вудз. Сильно похудевший, обросший, как дикарь, но конечно, Эмили тут же его узнает: и эти голубые глаза, и то, как он едва заметно, но с нажимом опирается на костыль, и иронические нотки в хрипловатом голосе.
Дик вскакивает, расплескав чай по полированному столику.
- Мистер Вудз! Мы... вы... Нил, это правда вы?
Нил разводит руками.
- Иногда я и сам в этом сомневаюсь. А вы?
Рейнольд Уолтерс медленно встает, дрожащими пальцами ставит чашку("Паркинсон, ранняя стадия", автоматически отмечает Эмили, мысленно ставя галочку), шагает вперед и заключает молодого человека в объятья.
- Нил, мальчик мой... это чудо.
На полсекунды Нил замирает, очень похожий в этот миг на нашкодившего мальчишку, которому и не хочется обманывать старика, а приходится. Но его лицо тут же расслабляется. Несмотря на бороду, его линия скул стала жестче, решительней, и кого-то очень ей напоминает...
Да нет, бред. Хотя...
Эмили злорадно осклабляется. Нет, конечно, это Нил Вудз, сомнений нет. Но вздорный мальчишка доставил ей немало проблем, и если он не ответит на ее вопросы из глупой щепетильности, она здорово его скомпрометирует.
- Простите за вполне законное недоверие, мистер Вудз, - сладким тоном пропевает она, подходя к письменному столу, - но я должна убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете. Вы знаете, что лежит в правом верхнем ящике?
Лицо молодого человека не меняется, но он мягко отстраняет Уолтерса и усаживает старика в кресло.
- Конечно, Эмили. Мое завещание.
Эмили продолжает сладко улыбаться.
- Разумеется. Эту традицию завел еще ваш дед, и менеджменту компании хорошо о ней известно. Но что написано в завещании, мистер Вудз? В этом закрытом конверте?
Эмили смотрит ему в глаза, как леопард, почуявший добычу. Как тигрица, встретившая соперника на водопое. Наманикюренные пальцы с силой впиваются в бронзовую ручку ящика - и Эмили с торжеством извлекает широкий желтоватый конверт.
- Мисс Ридженс, вы забываетесь, - предостерегающим тоном говорит Вудз.
- Я думаю, власти меня поймут. Затраты на оформление я вам возмещу.
Одним движением острого ногтя Эмили надрывает плотную бумагу.
- Имя, мистер Вудз! Имя!
Бирмингем, восемь лет назад
Риану девятнадцать, и он пьян. Точнее сказать, он нажрался в стельку.
Отец бы, наверное, не одобрил, но ровно год назад он по пьяни врезался насмерть в фонарный столб. И Риану определенно есть что сказать по этому поводу.
- Вот к-какого они начали взрывать, а? - заплетающимся голосом спрашивает он у Шеймуса, бессменного бармена. - Если б не они, разве отец меня сюда привез? Мне двенадцать было - семь лет прошло, а они все воюют! Лоялисты, мать их, весь Белфаст перекопали траншеями и колючей проволокой! Им Ирландия нужна мертвой! Им только и надо, чтобы шла эта долбаная война, а Биг Бен их деньгами заваливал!
Шеймус сочувственно кивает, продолжая протирать стаканы.
Риан опрокидывает в себя очередную рюмку виски и качается над барной стойкой, как самолет над посадочной полосой. Он давно подозревает, что Шеймус связан с радикалами, но сейчас ему плевать, кто за кого. Он просто хочет высказаться.
- А я? Работаю на англичан! На англичан, Шеймус! Ты вообще п-понял, как это произошло?
Следующая рюмка наконец-то производит желанное действие, и Риан со вздохом отрубается. Он не видит, как Шеймус быстро и тихо подает кому-то знак, и Риана оттаскивают за свободный столик в углу. По пути чья-то рука профессионально скользит ему в карман, и вытаскивает оттуда белую пластиковую карточку без надписей.
Нил вне себя.
- Ты понимаешь, что они сделали, украв твой пропуск?
- Слушай, ты можешь говорить тише? - морщится Риан. Он стоит посреди кабинета Нила, яркое утреннее солнце светит мимо раздернутых штор из зеленого бархата, и ужасно трещит голова после вчерашнего, плавно переходящего в сегодняшнее.
Нил с тяжелым вздохом опускается в мягкое полукресло.
- Могу. Но толку-то?
Риан наклоняется было, чтобы сесть, но вместо этого, воровато глянув наверх, стаскивает что-то темное и кружевное с низко висящей люстры и прячет в карман.
Нил с иронией смотрит на Риана:
- Ты и здесь успел? В моем кабинете? Серьезно?
- Дурное дело нехитрое, - пожимает плечами Риан. Украдкой ловит свое отражение в зеркале: нахальный белокурый мошенник, высокий и широкоплечий. Именно то, что кружит им всем головы. А, Нилу с его вечными чертежами не понять!
- Ты понимаешь, что в компании тебе теперь не удержаться? Отец подписал приказ, едва услышал новости. Твой рабочий стол уже опечатан.
- Найду другую работу.
- В нашей индустрии - не найдешь. Все разработки компании украдены, О'Доннелл! - Нил впервые называет его не по имени. - Это не какие-то чертовы убытки, это уволенные люди и разоренные семьи! Инженеры лишатся платежей за дом, и их семьи окажутся на улице, потому что в пятьдесят семь другую работу найти, знаешь ли, несколько тяжелей, чем в двадцать!
Риан закладывает руки в карманы. Если бы он видел себя со стороны, он бы напомнил себе быка, роющего копытом землю в предвкушении корриды.
- Сдается мне, - с расстановкой говорит он, - что ты тоже не об инженерах думаешь. Просто папочка не даст денежек на следующую игрушку. А Шеймус и его братья - не то, чтобы я был с ними заодно, но они думают не о себе, а об Ирландии.
Он выдыхает эту фразу, как вызов на дуэль. И ответный выпад следует немедленно:
- Правда? - очень тихо спрашивает Нил. - А ты, Риан - думаешь?
- Каждый день.
- И что ты предпринимаешь по этому поводу? Кроме того, что время от времени строишь планы съездить туда на недельку?
Риан закусывает губу. Нил не знает, что Риан действительно думает об Ирландии. Каждый день, во снах и наяву, в мечтах и красках. Как разбил коленку на брусчатке у ратуши, как впервые поцеловал девчонку в аллее за школой, как забегал с приятелями в запретные протестантские районы; он помнит, какая на ощупь трава, а на вкус морская пена, он - Риан, которой запоминает все, и часть его боится возвращаться в Ирландию именно поэтому: вернувшись, он будет видеть перед мысленным взором лишь колючую проволоку, стены и боль гражданской войны, а у вкуса пены на губах навсегда появится привкус дыма. Так что, черт подери, не Нилу его осуждать, даже если все, что Риан пока сделал для Ирландии - мертвецки напился и позволил себя ограбить.
- Черт с тобой, - резко говорит Риан, - я расскажу все, но если перебьешь хоть раз, второго раза не будет. Так что слушай, черт тебя подери!
И рассказывает Нилу о своем даре. Все, что он знает сам.
Когда Риан замолкает, Нил стоит, широко распахнув глаза, и опирается на стол.
- То есть все, что я говорю и делаю в твоем присутствии...
- До мельчайшей детали. - Риан криво усмехается. - "Это не просто мечты, Риан. Сейчас нам не подняться выше шести метров над землей, но однажды мы будем повелевать облаками". - "Мы?" - "Ты лучше всех знаешь, как я хочу в небо. Если со мной вдруг что-то случится, я хочу, чтобы ты закончил мое дело за меня".
Двое юношей стоят и молчат, погруженные в ясный апрельский день три года назад.
- Простите, - раздается новый голос. - Мистер Вудз?
Риан оборачивается и видит сухопарого мужчину с типичной английской внешностью в форме майора.
- Вам нужен мой отец, - устало говорит Нил. - Его кабинет на этаж выше.
Майор проговаривает какие-то извинения и исчезает за дверью, но Риан уже не слушает.
- Военная разведка? Вы натравили на Шеймуса английскую военную разведку?
- Он подданный Великобритании, - сухо говорит Нил. - И совершил преступление, украв секреты оборонного значения на британской земле. Думаю, административно-территориальную принадлежность Бирмингема ты оспаривать не будешь?
Хрупкое доверие, что было между ними минуту назад, разлетается в стеклянную пыль.
- Да какого черта! - орет Риан. - Когда мне было двенадцать, эти людоеды в форме развязали войну на моей земле, которая длится до сих пор! Попомни мое слово, они и подстроили те взрывы, что потом приписали ИРА! И ты с отцом позвал их сюда? Ты знаешь, что они переворошат все ирландские кварталы из-за твоих чертежей? Каждый волосок, упавший с головы хоть одного ребенка из тех домов, будет на твоей совести! У тебя никогда не было ничего святого, ни родины, ни любви, одни сплошные бумажки! Дай тебе волю, ты бы всех ирландцев из Бирмингема сплавил в американские трущобы!
- А что ты сделал для Ирландии? - кричит Нил в ответ. - Посмотри на себя, Риан, на свой дорогой костюм и безупречный английский, и скажи мне, чем ты отличаешься от англичанина! Скажи, чтобы я поверил!
Худшее оскорбление для ирландца - назвать его доносчиком.
Но еще хуже - сказать, что он перестал быть ирландцем.
И, сказав это, сказать правду.
Риан помнит все. Но этот момент он мечтает забыть.
Забыть и стереть из памяти, как он молча и страшно бьет лучшего друга, а тот отлетает в стенке, поднимает дрожащую руку к лицу и с неверием глядит на окровавленную ладонь.
Риан изо всех сил врезает левой рукой в зеркало. Так, чтобы поверхность пошла трещинами, а кулак заныл до дикой боли.
- Иди к дьяволу, - бросает он, выходя.
Не думать о белом медведе невозможно. Стоит Риану захотеть что-то забыть, память тут же начинает сводить его с ума. Поэтому девятнадцатилетний Риан включает телевизор на полную громкость, поет, считает вздохи, устраивает драки у окрестных пабов - что угодно, только бы избавиться от непрошенного зрелища.
Вернувшись из офиса с окровавленными кулаками, забыв даже забрать чек, Риан садится у стены, закрывает глаза, и начинает дышать и считать. Один, два, три - задержать дыхание до восьми, вдох. Один, два, три - восемь, выдох.
Ему удается продержаться полчаса. Для Риана это рекорд.
Потом зрелище искалеченного лучшего друга, который снова и снова вытирает кровь с лица, становится невыносимым, и Риан откупоривает виски.
В два часа ночи соседи вызывают полицию, чтобы О'Доннелл выключил наконец свой проклятый телевизор. Поэтому когда в четыре утра кто-то стучит во входную дверь, Риан даже не пытается приподняться. Просто вытягивает руки для наручников, но, не удержавшись, падает с дивана на ковер.
- Я смотрю, ты даже дверь не запираешь, - слышит он изрядно знакомый голос.
Риан приоткрывает левый глаз.
- Нил?
- Мне пришло в голову, что с твоей способностью все запоминать ты уже достаточно предавался самобичеванию. - Нил проходит в комнату и садится на единственный целый стул. - Ты как, Ри?
- Уходи.
Нил моргает.
- Что?
- Ты слышал. Ты был моим лучшим другом, но, - Риан приподнимается на ковре, - я - так - не могу. Перед глазами каждую минуту стоит эта хрень, и пока ты рядом, она и будет стоять!
- Риан, послушай...
- Ты меня послушай. Я скорее спущу тебя с лестницы, чем снова буду строить с тобой модельки экранопланов, пить пиво и хвастаться, как отодрал во все дырки твою секретаршу. И мне плевать, как это звучит - трезвый я тебе такого, может, и не сказал бы, а сейчас говорю. Уходи и не возвращайся.
Скрип двери. Тишина. Риан устало закрывает глаза.
Все. Нет у него больше друга.
- Ты гораздо талантливее пустых драк и дешевого виски, - тихо говорит Нил от дверей. - Когда-нибудь ты это поймешь. Я только надеюсь, будет не слишком поздно.
Бирмингем, наши дни
Восемь лет спустя в кабинете Нила висят те же бархатные шторы. По-прежнему горит огонь в камине, дорогой дубовый стол ничуть не изменился, и даже зеркало, при виде которого у Риана на миг перехватывает дыхание, висит на стене, безмятежно отражая присутствующих. Вот только люди совсем другие.
Эмили Ридженс, его бывшая любовница и порядочная стерва, стоит, как хозяйка, посреди кабинета, и требует от него секрет, известный одному Нилу.
- Имя, мистер Вудз! - звонко зовет она. - Вы же не хотите, чтобы мы усомнились в вас так скоро после нежданного возвращения?
Риан закусывает губу. Нил не написал еще завещания до их страшной ссоры, это Риан знает точно. А после нее, должно быть, родился совсем другой Нил - отшельник, потерявший за считанные годы друга и отца.
Но Риан не колеблется.
Больше всего на свете его друг хотел летать. И он знал, что Риан не взял бы ни фунта для себя, но потратил бы последний шиллинг, чтобы исполнить его мечту.
Дьявол все раздери, если бы он только был жив!
- Моему школьному другу из Ирландии, - легко говорит Риан. - Мистеру Риану О'Доннеллу. Признаю, не самое мудрое решение с моей стороны. Надо бы переписать эту бумажонку.
Он глядит на Эмили, замирая внутри. Риан готов поклясться, что ее ноздри раздуваются от предвкушения торжества.
Он пошел ва-банк. Вот сейчас она вскроет конверт, и...
- Действительно, мистер Вудз, - холодно говорит Эмили, пробежав взглядом по содержимому листка. - Такой поступок разумным не назовешь. Как хорошо, что никто из нас этого конверта не видел... и никогда не признается в его существовании.
И с улыбкой швыряет завещание в камин.
За окнами темно, но двадцатисемилетний Риан О'Доннелл по-прежнему сидит в знакомом до боли кабинете, прихлебывая виски, и разбирает файлы Нила. Времени у него в обрез: Мерфи уже прислал своих людей с подготовленными бумагами, и с утра они должны вылететь в Белфаст. А там - шампанское, пробный полет, инвесторы в восторге, и он, Риан, тихонько отойдет на второй план.
Риан мысленно рвет на себе волосы: если бы он вырвал у Эмили завещание! Но пронырливая зараза сожгла единственную бумагу, дающую ему право на дело Нила, и остается одно: афера, которую задумал Мерфи.
Белфаст! Уже два месяца ни единого выстрела, и полным ходом - после стольких-то лет! - готовится референдум о независимости. Неужели Ирландия будет единой, и англичане больше не вмешаются? Риан искренне верил, что прошлый референдум пятнадцать лет назад задушили именно они, развязав четырьмя взрывами гражданскую войну.
Но сейчас в Ирландии спокойно. Скоро, совсем скоро его страна будет свободной.
Именно поэтому он и согласился помочь Мерфи. Согласился, еще не зная, что Нил хотел оставить ему компанию. Риан всю жизнь мечтал о парусе и полете, но его любовь к Ирландии ближе и дороже. Чтобы провести такую же предвыборную компанию перед референдумом, как англичане, нужны деньги. Они покажут новый экранолет Нила всему миру, и клеймо сына предателя смоется с Риана навсегда.
На мониторе наконец высвечиваются данные по последнему проекту, и у Риана щемит сердце. Вот почему Мерфи так хочет завладеть "Вудз индастриз"!
Нил сделал это.
Как Нилу удалось обойти эффект Вентури, до Риана с наскоку не доходит, но результаты испытаний превосходят самые смелые ожидания: новый экранолет поднимается почти на двести метров над землей.
- Нил, сукин ты сын, - шепчет Риан. - Как тебе это удалось? Я бы никогда не смог...
- А ты не пробовал пить поменьше?
Риан роняет стакан с остатками виски. Вместо зеркала в проеме стены стоит его зеркальное отражение: худощавый молодой человек с уложенными темными волосами, в прекрасно сидящем костюме, с тростью в руке. И не скажешь, что пару дней назад его взорвали, а скажешь - сам себе не поверишь.
- Изыди! - выдыхает Риан. - Beir uaim thЗ!
Нил критически оглядывает свои рукава, которые почему-то не дымятся.
- Не сработало, - заключает он. - Святой водой побрызгать?
Риан вскакивает из-за стола, чуть не опрокинув монитор, и хватает друга за плечо.
- Какого черта ты не сказал мне?
- Потому что нас обоих убили бы, - очень сухо говорит Нил. - За тобой следят.
- А здесь что, не следят?
- Про этот проход никто не знает. - Нил косится на руку на своем плече, и Риан отступает на шаг. - Идем. Хочу тебе кое-что показать.
Риан спускается вслед за Нилом по полутемному проходу. Горит лишь аварийное освещение; охраны нет.
- Это технический ход, - бросает Нил, не останавливаясь. - Для эвакуации в случае захвата.
- Неплохо. И куда он ведет?
- В ангар. Мы собираемся украсть мой новый экранолет.
Риан останавливается.
- Чего?
Нил оборачивается со ступеней.
- Я не знаю, на кого ты работаешь, - спокойно говорит он. - Допускаю, что тебе угрожали. Но каким идиотом надо быть, чтобы согласиться на пробный полет в Белфасте? Где небо закрыто, и гражданская война разгорится от любой непотушенной спички?
- Ты хочешь сказать...
- Что на борту экранолета почти наверняка будут бомбы или химикаты, которые распылят с высоты, если мы это не остановим.
Святая дева Мария...
Риан бросается вниз, перепрыгивая через три ступеньки.
Охранник моргает, увидев двух одинаковых Нилов Вудзов - одного с бородой, одного без.
- Проверка постов, - любезно сообщает тот, что без бороды. - Не хотите ли чаю?