Аннотация: В соавторстве с Татьяной Аксёновой (cat-walking-alone)
Раньше Ите не приходилось чувствовать боль. Она не знала, что значит споткнуться, врезаться во что-то или даже зацепить мизинцем на бегу, - каждое дерево в лесу было на своем месте; корень, через который Ита перепрыгивала вчера, оставался там и сегодня, а те, у кого тоже имелись ноги или лапы, ощущали ее приближение издалека. А Ита чувствовала их.
Мир за пределами леса врезался в нее тут же - ударил, швырнул на землю и раскатал. Мир немедленно сделал ей больно - Ита любила новые чувства, но это ей не понравилось. Мир не спросил разрешения. Но потом - уже после - все-таки подал голос.
- Господи, - повторял мир, - я не хотел. Не хотел, богом клянусь. Ты только держись, только не умирай. Пожалуйста, не надо умирать...
Чужие теплые руки шарили по телу Иты, ощупывали мышцы и кости, убирали волосы с лица, стирали кровь. Руки что-то искали, сами не понимая, что. Тогда Ита открыла глаза и увидела человека.
Человек был похож сразу на все рассказы, которые Ите доводилось слышать, - и в то же время не похож ни на один. Лицо у него было грубее, чем у народа Иты, но юное и открытое. Щеки почти гладкие, глаза зеленые, искрящиеся. Но главное - это руки. Ладони, не сжатые в кулаки, не обвившиеся вокруг чего-то смертоносного. Нестрашные.
Вокруг было темно, не считая двух ярких белых лучей, рассекших дорогу. Но Ита видела ясно и четко, как днем.
В ту секунду, когда она открыла глаза, человек показался ей удивленным, а еще - счастливым.
Ита не знала, что люди умеют радоваться вот так. Поэтому она тоже удивилась. Скосила взгляд на открытую - и пустую! - ладонь человека у своего лица. Приоткрыла рот.
- Господи, - повторил человек. - Господи, спасибо!
Кажется, человеку хотелось плакать. Он даже шмыгнул носом, но удержался. Теплые ладони продолжили движение и подхватили Иту под талию и коленки. Оторвали от земли. Понесли.
Ита напряглась и вытянула шею, чтобы посмотреть, куда. Оказалось, прямиком к железному зверю - тому самому, который набросился на нее несколько минут назад, - и это Ите не понравилось тоже. Она заерзала в чужих руках, пытаясь высвободиться. Монстр так пугал ее, что она не сразу почувствовала: в бок тоже впивается ядовитый шип, а когда поняла - зашипела и принялась вырываться с утроенной силой.
- Что такое? - удивился человек. Он выпустил Иту почти сразу. Поставил на ноги - осторожно, будто не был насквозь пропитан железом. Будто не собирался ничего делать с Итой. Будто... заботился о ней.
И Ита в первый раз не послушала тех, кто ее учил. Отступила на шаг, огляделась по сторонам, но нырять в лес не стала. Осталась стоять, нервно переступая с ноги на ногу и утаптывая пятками снег. Вгляделась в человека повнимательнее.
Он был одет. Не просто одет - закутан, под всем этим коконом и человека-то не разглядишь. Ботинки, будто оленьи копыта, - мощные, твердые. Голова и шея почти все спрятаны, тело облеплено толстой курткой - это на ней что-то железное поблескивает. И не для того чтобы сделать больно - просто люди с железом срослись. Оно всегда на теле или под рукой. Всегда рядом. Может, и зверь создан не для убийства. Кто знает?
- Куда ты нес меня? - спросила Ита. Слова давались тяжело, непривычно, но человек вроде бы понял. Чуть улыбнулся тому, что Ита заговорила.
- Отвезу тебя в больницу. Я... я ведь сбил тебя только что... случайно. Ты выскочила так внезапно, я просто не смог затормозить. Дорога - дерьмо, снег...
Человек запинался и спешил. Он очень переживал: его мучило то, что произошло. Человек причинил боль не со зла, поняла Ита.
- Я не хочу... в больницу, - сказала она, но сделала шаг вперед. К человеку в куртке с железом. К порыкивающему, но неподвижному железному зверю.
- Тогда ко мне, - согласился человек. - Я живу тут недалеко... Поедешь ко мне?
Ита кивнула.
Внутри монстра железа было поменьше. Ита колебалась, перед тем как залезть, - человек, открывший дверь, терпеливо ждал, пока она решится, - но оказалось, что все не так и страшно. Можно сесть на кресло с ногами и не касаться. Хотя близость железной оболочки все-таки пугала. Ита поежилась, и человек тут же расстегнул куртку. С готовностью протянул ей, едва не задев молнией кожу.
- Н-не надо, - прошептала Ита, вжимаясь в сидение. - Мне не холодно.
Человек внимательно посмотрел на нее - и вдруг вспыхнул.
Только тогда Ита поняла, чем еще они отличаются. А человек, у которого за последние десять минут раз десять остановилось сердце, впервые разглядел, что Ита - голая.
Человек отвел взгляд. С румянцем на щеках он казался еще младше и еще безопаснее. Смущенный мальчишка.
Он коснулся внутренностей монстра, и тот заворчал увереннее. Дернулся. И помчался вперед.
- Ты испугалась железа? - спросил человек через минуту. Он смотрел только вперед - и не только потому что боялся опять в кого-то врезаться.
- Да.
- Я не понял сразу. Прости.
- Это... ничего.
Как странно вот так запросто разговаривать с человеком. С чудовищем. С убийцей.
- Как твое имя? - спросил он.
- Ита.
- А я - Пэт. Патрик.
Пока они доехали, Ита успела решить, что имя человеку подходит.
Пэт и правда жил недалеко. Ехал он не небыстро - Ита могла бы бежать наравне с машиной, если бы захотела, - но минут через десять слева уже показались очертания аккуратного домика с укрытой снегом крышей. Пэт въехал во двор. Вышел, чтобы открыть гараж. Ита нащупала ручку двери и тоже выскользнула наружу. Ей сразу стало легче, когда железный зверь скрылся в своем железном логове. Она даже подошла поближе к дому, чтобы рассмотреть.
- Да, вот в такой глуши я и живу, - сказал Пэт из-за ее плеча. Он ковырял снег носком ботинка, когда Ита обернулась, и смотрел куда-то в сторону и вниз. Люди отличаются, подумала Ита, улыбаясь. Люди на каждом шагу придумывают себе неудобства. - Ближайшая заправка в семи милях, а супермаркет...
Ита не выдержала и рассмеялась.
- Ой, - спохватился Пэт. - Я по привычке. Говорил это друзьям раз двадцать, наверное.
Он тоже улыбался теперь. Ита об этом знала, потому что, конечно, смотрела Пэту в лицо. В ту его часть, которая выглядывала из-за шапки.
- Идем скорее, - сказал Пэт и отпер дверь.
Дом удивил Иту. Она представляла их себе иначе: больше ненастоящего, больше мертвого. Она думала, что начнет задыхаться, едва переступив порог, - но этого не произошло. Дом был... уютным. Сам по себе каменный, но внутри много дерева, и даже яркий, неестественный ночью свет не режет глаза. На диванах мягкие пледы, окна прикрыты тяжелыми шторами, которые тоже будто оборачивают, укутывают комнату; от потухшего камина до сих пор исходит тепло.
Пэт тоже обратил внимание на камин.
- В доме довольно холодно, - сказал он нерешительно. - Я обычно разжигаю его, когда я здесь.
Под шапкой у Пэта оказались каштановые волосы, все в мягких завитках, и высокий лоб с тремя глубокими бороздами поперек. Наверное, Пэт тоже решил, что все время отворачиваться - глупо, поэтому голову держал прямо. Но глаза смотрели будто сквозь, расфокусировано.
- Зажигай, - легко сказала Ита. - Я не боюсь огня. И мне необязательно ходить голой. Просто дай мне что-нибудь из одежды.
Пэт вздохнул с видимым облегчением.
Он не задавал вопросов - никаких важных вопросов. Разве только о том, как Ита себя чувствует и не нужно ли ей чего-нибудь еще. Ита качала головой, а Пэт подкидывал в камин дрова с таким извиняющимся видом, будто ей больно будет смотреть, как они сгорают, будто она с каждым деревом знакома лично и предпочла бы распорядиться их телами иначе.
Он и правда ничего не знает о нас, подумала Ита, и все же не торопит с объяснениями. Пэта будто устраивала неизвестность, он будто всегда запросто приглашал нелюдей в дом, устраивал на собственном диване и отдавал собственные штаны и футболку, которые подходили им по росту, но совсем не подходили по ширине, болтаясь парусом и сползая.
А еще она видела, как сияют его глаза. Будто внутри взрослого мужчины скрывался мальчишка, который все эти годы жил сказкой - и наконец-то встретил ее наяву.
Сам Пэт тоже стал в два раза меньше, когда выпутался из шарфа и куртки. Он все еще мерз, хотя снаружи пробыл всего ничего, тер руки одна о другую. Смешной, подумала Ита, когда Пэт в очередной раз спросил, точно ли у нее ничего не болит. Она вспомнила о тупой силе железного зверя и подумала, что тот утопил бы ее в снегу навсегда, если бы двигался немного быстрее. Но сейчас у Иты и правда ничего не болело.
Пэт поставил на стол большой белый чайник, накрытый клетчатой прихваткой, и начал намазывать липкий золотистый мед на ломти хлеба.
Ита принюхалась. Запах тоже был золотистый и чуть пряный, как волнистые волосы на солнце. Ите часто не хватало слов для разных понятий, и она придумывала свои, где цвета сплетались с ароматами, а у ноты "ля" был вкус талого снега.
Особенно сейчас, когда ее распирало от новых чувств и новых мыслей. Мир-вне-леса оказался совсем не пугающим и не страшным, но одной Иты не хватало, чтобы воспринять все новое. Слишком много ярких образов, незнакомых предметов, новых лиц. Вот картинки в серебре над пылающим камином - кто они?
- Это мои друзья, - сказал Пэт, заметив ее взгляд. - В колледже. Тоже фольклористы, как и я, но никто по специальности не работает, только Рональд нашел какую-то экзотику. Чуть ли не искусственный разум на основе кельтской мифологии... ой, извини. Тебе, наверное, неинтересно, а я тут про фотографии рассказываю...
Ита улыбнулась.
- Ты такой смешной. Все время извиняешься.
- Ну да... прости. Ох, черт, опять я!..
Они вместе засмеялись. Камин разгорелся, и Пэт наконец согрелся, перестал зябнуть, его движения сделались свободнее и плавнее. Ита откинулась на спинку кресла, наблюдая за ним. Все-таки он добрый и совсем не опасный, подумала она, и ей стало немного грустно. И одновременно чуть резало где-то за глазами, будто Ита вот-вот собралась заплакать, как человек.
Потому что все, что ей говорили о людях, оказалось неправдой.
Ита неловко протянула руку к куску хлеба с медом:
- Можно посмотреть?
- Конечно. - Пэт вдруг замялся. - Ты ведь... я так понимаю, не ешь?
В его взгляде было что-то очень странное. Будто он знал про Иту то, чего она не знала сама. Но Ита решила пока об этом не задумываться.
- Нет, - легко сказала она. - Но ведь так пахнет!
Ита осторожно взяла кусок из обветренных, немного загрубелых и покрасневших пальцев Пэта и принюхалась. Теплый шершавый аромат печи, горячий, как свежевыпеченное картофельное нутро. Тонкий запах спелого колоса на ветру, кружащий голову аромат готовых хлебов, чуть заметный привкус дождя. И пластик, мертвый, противный, душащий, как железо...
Ита закашлялась, выпуская хлеб на тарелку.
- У тебя кончик носа весь в меду, - осторожно сказал Пэт.
- А у тебя руки в хлебных крошках.
- Есть немного. - Пэт смущенно улыбнулся. - Ты хорошо различаешь запахи?
- Я их вижу. Иногда слышу. - Ита скосила голову набок. - А бывает, я чувствую мелодию, как запах. Когда мы поем внутри холма...
Она смешалась. Не стоило говорить таких вещей человеку. Даже этому.
Пэт осторожно присел рядом. Налил себе чаю - тот пах апельсинами, жарким воздухом у моря и прохладным бризом над бирюзовыми волнами.
- Расскажи мне еще, - попросил он. - Я в детстве пытался петь, знаешь. Мама водила на уроки музыки и слышать не хотела слова учительницы про то, что мне медведь на ухо наступил. Я иногда оставался после занятий, садился в закутке за сценой с учебниками и слушал, как поет старший хор. Там... - Он вдруг смутился. - Там одна девушка была очень похожа на тебя.
Как странно, подумала Ита. Учиться, чтобы петь. Может, люди еще и дышать учатся?
- И ты взял ее в жены? - спросила Ита.
Пэт заморгал.
- Что? Нет! Мне было только... у нее был... я и говорил-то с ней только пару раз!
Он вздохнул, размешивая тонким черенком ложки апельсиновый чай.
- И вообще с девушками мне не очень везет... везло. Когда я был маленький, я читал сказки про прекрасных фэйри, которые уводят молодых людей в свою страну на целые сотни лет. Но я рос, и ни одна за мной не пришла.
Он умолк, уткнувшись взглядом в узор на скатерти. В камине потрескивали поленья.
Ита взглянула за окно, в просвет между плотных штор, где давно сгустилась тьма. И вздрогнула, представив на миг, как сотни лет подряд женщины из ее народа, такие же, как Ита, выходили из леса, стучались в двери и уводили чужих бородатых мужчин за собой.
- Мы больше так не делаем, - негромко сказала она. - Мне кажется. Я, например, ни разу не покидала леса.
Пэт вдруг закашлялся, и на его безбородом лице снова проступил румянец.
- Ну конечно, вы-то никого не похищаете. Я ведь говорю не про тебя, а про настоящих древних фэй... то есть... - Пэт смешался окончательно. - Прости. Я просто хочу сказать, что твой народ... они немного другие. Да?
- Мы...
Ита вдруг подумала, что могла бы показать этому слепому человеку свой мир. Без хрипящего железного зверя, без вырубленных другими людьми дорог. Пусть он увидит, как листья черники сами тянутся к пальцам, как роса переливается в утренних лучах, как ветвятся едва заметные тропинки, завлекая и маня в заветный бор, где мхи глубоки и нежны, как постель... Пусть поймет. Хотя бы на словах.
Ита решилась.
- Слушай...
Когда она закончила, Пэт смотрел на нее с таким восторгом, что у Иты на миг перехватило дыхание. Хлеб в его руке наклонился, и капли меда стекали на пол. Пэт ничего не замечал. Будто взъерошенный птенец, подумала Ита без осуждения. Ей почему-то очень нравилось, когда он смотрел на нее - так.
- Удивительно, - тихо проговорил Пэт, будто отвечая кому-то в своих мыслях. - Такая грация, поэзия, жизнь... не могу поверить, что на самом деле ты...
Он оборвал фразу и вдруг нахмурился.
Ита приподняла брови. Что-то было в его словах, что-то странное... но она не понимала их до конца.
- Хм? Кто я?
Пэт несколько секунд смотрел на Иту, будто колеблясь, потом закусил губу.
- Ты побудешь здесь одна пару минут? Мне нужно позвонить, иначе я нарушу закон.
Ну да, подумала Ита, конечно, у людей тоже есть законы и запреты. Интересно, что сделал Пэт?
- Конечно, - тихо произнесла Ита вслед удаляющейся спине Пэта. Куда он пошел звонить? Во что? Перед ее глазами висела странная картина: туман, поляна посреди леса, одинокий колокол в деревянной раме, и Пэт, раскачивающий маятник медного языка. Бомм, бомм... бомм...
Почему-то ей показалось, что на этот звон из леса придут. И совсем не друзья.
На миг ей захотелось немедленно, тут же отговорить Пэта и сказать, чтобы он никуда, нигде не звонил, но Ита негромко рассмеялась своим страхам. Это другой мир. Мягкий, бережный, укутывающий в пледы и пахнущий драгоценным медом. Разве он ударит больно и исподтишка?
Вместо этого она подошла к окну и раздвинула шторы. Над темными силуэтами голых берез всходила луна, снег искрил под окнами в свете одинокого фонаря, и Ита вмиг вспомнила ночь, когда она впервые раздвинула камни холма и вышла под звездное небо. Свободная.
Ей по-прежнему хотелось распахнуть створки и убежать в ночь. Лететь по лесу, раскинув руки и зная, что шершавые стволы станут ей домом, и ни одна укутанная снегом ветка не хрустнет под босыми пальцами. Но Ита знала, что не убежит. Что-то новое поселилось в груди. Беспокойство. Желание остаться и еще раз увидеть, как Пэт смотрит на нее. Перетрогать все вещи на каминной полке, потереться носом о меховые складки на ковре, скользнуть за зеркальную дверь, за которой - Ита видела - бьет прозрачный пенистый водопад, а потом исчезает, стоит сделать легкий жест рукой.
Ита хотела побыть здесь еще, хотя бы чуточку. Ведь за одну ночь ее не хватятся?
Пэт неслышно подошел сзади. Встал за спиной.
- Такая странная ночь, - искренне сказал он. - Со мной никогда подобного не случалось. А с тобой?
Ита покачала головой. И почти увидела мысленным зрением, как Пэт улыбается у нее за спиной.
- Я так и подумал.
Где-то в ночи проухал филин.
- Мне кажется, ты очень особенная, - тихо сказал Пэт. - И мне повезло, что я тебя встретил. Пусть только на эту ночь.
- Почему только на...
Пэт коснулся ее плеча.
- Неважно. Там, в твоем мире... - Он сделал неопределенный жест рукой. - У тебя есть кто-нибудь?
Ита задумалась. Неясные фигуры в белом, блестящие прямоугольники... воспоминания отчего-то путаются, но среди деревьев ей просто и ясно. Ита, ее лес - и никого вокруг.
- Нет, - сказала она. - Наверное, нет.
- Никого?
- Никого.
Ита обернулась к нему: Пэт смотрел восторженно и немного печально. Они стояли, соприкасаясь пальцами, вполоборота к окну, и лунный свет падал на них обоих.
- Это здорово, - прошептал ей на ухо Пэт.
- Почему?
- Потому что мне кажется, - рука Пэта отвела с прядь волос ее виска, коснулась щеки, - что я влюбился. Что я всегда мечтал тебя встретить - с детства. И уже тебя не забуду.
Ита нерешительно протянула руку. Коснулась мягких завитков на затылке.
Пэт моргнул и качнулся вперед, будто в нерешительности.
- Ты вообще никогда-никогда?..
- Нет, - покачала головой Ита. - А разве это так важно?
И тогда Пэт поцеловал ее в губы.
Ита никогда в жизни не целовалась. Где-то внутри она знала и видела, как это бывает, как знала много других вещей - что такое полюс, какие бывают моря, зачем нужны аминокислоты - но это, сегодняшнее знание было новым, потрясающим и живым.
Губы Пэта коснулись краешка ее рта, сначала неуверенно, потом с властной и неожиданной силой, будто он шел в танце и вел ее за собой, осторожно и крепко, чтобы Ита не поскользнулась.
И в его руках, поняла Ита, ей безопасно. Ей всегда будет безопасно.
Ита зажмурилась и поцеловала его в ответ.
Когда их губы разомкнулись, Пэт смущенно улыбнулся, и словно разомкнулась последняя преграда - они засмеялись вместе, тепло и радостно, как дети.
Потом Пэт обнял ее, и они стояли вдвоем у окна, глядя, как в неизмеримой дали над лесом мерцают звезды.
- Так прекрасно, - прошептала Ита. - Словно сегодня самая длинная ночь в году.
- Самая лучшая ночь. - Шепот Пэта был хриплым. - И я рядом с девушкой-фэйри. Кажется, это все сон.
Ита засмеялась. В тишине ее смех прозвучал, как звон весеннего ручья.
- Конечно, не сон. Ведь ты выбрал быть рядом со мной, верно? Как и я. Быть вместе.
Пэт молча смотрел на нее. На его лице было непонятное выражение, которое Ита никак не могла истолковать.
- Эй, - тревожно сказала она. - Ты не заболел?
- Нет. - Пэт потер лоб. - Просто я вдруг подумал, что у тебя есть... но это невозможно. Нет, невозможно. Хорошо бы спросить у Рональда, но он последний, кого я бы хотел тут видеть...
Пэт вдруг отчаянно посмотрел на нее.
- Ита, - шепотом сказал он. - Неужели ты настоящая?
Ита нахмурилась.
- Ну конечно. Ты что?
Пэт только покачал головой. У мужчины, который считанные минуты назад пил ее дыхание, было такое лицо, будто он стоял и смотрел, как горит самый последний в мире лес.
- Что я наделал...
Ита не знала, что сказать, поэтому просто сжала его ладонь.
На рассвете Пэт задремал. Его голова смешно свесилась набок, рот приоткрылся, а глаза подрагивали под веками. Ита с интересом смотрела на него, сидя рядом. Она не боялась пропустить первые лучи солнца: ей не нужен был компас, чтобы подтвердить, что окно прямо перед ними выходит на восток, не нужны были часы, чтобы засечь время. Зимнее солнце выбиралась из-за деревьев медленно и неторопливо, так что у нее оставалось еще полно времени. Просто смотреть на Пэта и усталую складку между его бровей, которая даже во сне не сумела разгладиться.
Ита коснулась плеча Пэта за полминуты до восхода. Вздрогнув всем телом, он проснулся и захлопал ресницами. Уставился на Иту, будто снова не понимая, происходит ли все наяву. А потом его носа коснулся лучик солнца - теплый и пушистый, как неоперившийся птенец. И оказалось, что лицо Пэта усыпано едва заметными, выцветшими за зиму, но все же настоящими веснушками. Солнце любило Пэта, как любило Иту и других фэйри. А значит, в самом главном между ними не было никакой разницы - что бы там Ите ни повторяли на все лады.
Она засмеялась, глядя, как жмурится Пэт спросонья и от яркого света, и снова нашла пальцами его пальцы. Опустила голову ему плечо, почувствовала, как странно колются короткие волоски на щеке и шее, как пахнет футболка - обжаренные зерна кофе, капельки меда и хвои, - как чуть ниже отчаянно бьется человеческое сердце.
Между ними не было никакой разницы. Еще целых пять минут.
Пэт сбросил ее голову, когда в дверь постучали. Стук был настойчивым - требовательным, а не просительным, - и Ита сразу поняла, что Пэт не должен открывать. Это читалось в грубости его жеста, в сжатых зубах, в том, как напряглись мускулы на шее. Пэт знал, что открыть будет неправильно. И все равно пошел к двери.
Медленно, неуверенно и как-то неловко. Будто робот, вспомнила Ита подходящее слово.
Да, будто робот.
Четыре долгих шага. Теплые пальцы, обхватившие металлическую ручку. Щелчок.
Комната заполнилась людьми в считанные секунды. По стонущим доскам прогрохотали сапоги, превращая уютную гостиную Пэта в нечто чужое и незнакомое. Ита инстинктивно попыталась встать, но крепкие, будто железо, руки удержали ее на диване.
Они и пахли железом. А еще - Ита напряглась - ее чуткие ноздри поймали едва уловимый запах дыма, тмина и вереска, который встречался ей только в одном месте. Внутри холма.
- Спасибо за звонок, - сухо сказал мужчина в дверях.
Луч скользнул по его щеке, разбиваясь о дужку очков. Ита никогда не видела этого человека раньше - и все же узнала его. Образ, спящий в дальнем углу подсознания, вдруг впился в сетчатку невидимыми когтями. И слова... странные слова. Полный доступ. Override.
Он поднял руку, и взгляд Иты будто бы против воли притянуло к едва различимому лабиринту линий на указательном пальце. Линий, рисующих судьбу. Она не думала, не решала: просто знала, что надо сделать.
Доступ разрешен.
Человек удовлетворенно кивнул.
- Код ИТА-3-18, - отчетливо произнес он. - 42-альфа-11. Shutdown, режим наблюдателя.
Ита не пошевелилась, не издала ни звука. Ей больше нечем было кричать.
Строчка из букв и цифр превратила загадочную фэйри в безвольную куклу.
Не навсегда, наверное. Но это больше не имело значения.
- Что вы делаете? - резко спросил Пэт.
Человек не обернулся. Вольф Мерстен, бесстрастно уточнила память Иты. Безусловный доступ, право оверрайда, код создателя. Подчинение.
- Ее искали пять часов, - сухо сказал он. - Мы вызвали из постелей двух специалистов, а все это время она была у вас, не так ли, О'Райли? Берегитесь, как бы мы не передумали с иском. Особенно, - он презрительно покосился куда-то между коленей Иты, - если на экспериментальной модели останутся... следы.
Пэт вспыхнул.
- Что с ней будет?
- Все модели серии 42-альфа принадлежат корпорации "Кельтикс", - прозвучал холодный ответ. - Боюсь, вы ее больше не увидите.
Он сделал знак кому-то, стоящему за диваном. Ита не могла обернуться - она не могла совсем ничего, только молить духов о нескольких лишних секундах. Чтобы посмотреть на Пэта.
- Несите ее в машину. Медленно и осторожно, как любимую бабушку.
Вольф Мерстен шагнул к выходу, едва мазнув взглядом по раздавленному Пэту. Тот все еще не отрывал пальцев от холодного металла ручки, будто надеясь: стоит закрыть ее, как все отыграется назад.
Но Ита знала, что это неправда.
Ее вынесли наружу на руках, будто королеву. Впереди сиял снег, натертый солнцем до невозможного блеска, и ждала машина, чтобы отвезти Иту в место, навсегда переставшее быть ей домом.
Лицо Пэта пронеслось мимо за долю секунды, и остался лишь запах.
Близкий и невозможно далекий запах меда и хлебных крошек.
* * *
С тех пор Ита вспомнила много важных слов. "Андроид", "искусственный интеллект", "самообучающаяся программа", "нейросеть". Память услужливо доставала их откуда-то с дальних полочек разума, которые Ита так и не привыкла называть архивом.
Все это и раньше было с ней - просто ждало своего часа. Спало. Когда живешь в холме, все, что тебе нужно, - это деревянный гребень и цветы, которыми ты часами украшаешь волосы; флейта в руках и голоса других фэйри, вплетающиеся в мелодию; зеленое платье, которое обвивается вокруг ног и ласкает кожу, пока ты танцуешь, - или никакого платья, когда ты всем телом хочешь ощутить ветер и снег, касания пушистых еловых веток и птиц, устраивающихся прямо на твоем плече. В холме нет места микросхемам и сверхмощным аккумуляторам. Ты не заряжаешься, когда укладываешься в постель, - ты просто спишь. Ты не следуешь алгоритму, когда смеешься, болтаешь с белками или чистишь лес от того, что принесли с собой люди, - ты просто живешь.
По крайней мере Ита - жила. После той долгой-долгой ночи с Пэтом она больше не могла поручиться за других фэйри. Ита вдруг начала ощущать себя особенной.
Когда Дэрин говорит о снеге, он всегда "искрящийся". "Посмотри, как искрится снег в лунном свете!" "Я люблю танцевать на поляне, чтобы снег искрился под ногами в такт каждому шагу". "Искорки снега так идут к твоим волосам, Ита". Снег никогда не бывает "сияющим" или "гладким". Никогда не хрустит под ногами или, наоборот, не смягчает шаг. Дэрин не тонет в нем, как в перине, не кутается, словно в шкуру исхудавшей за зиму рыси. Дэрин раз за разом использует одно и то же слово, будто не знает других. Снег - "искрящийся". Луна - "чарующая". Воздух - "пряный".
Эва часто задумывается. Замирает над тем, что сейчас делает, ни волоском не двинет. Ее взгляд стекленеет, уши не слышат, тело не реагирует на касания. Эва не замечает, когда это происходит, да и выпадает она совсем ненадолго, всего на несколько секунд - но Ита никогда не видела, чтобы так замирали другие фэйри и тем более звери.
Несса не умеет сочинять музыку. Ее пальцы так точны и стремительны, когда касаются флейты, они никогда не соскальзывают и не ошибаются, прикрывая не те отверстия; дыхание всегда плавно и выдает самый чистый звук. Несса знает сотни, если не тысячи прекрасных мелодий - но не способна поменять две музыкальных фразы местами, добавить лишнюю ноту или просто дать себе волю играть так, как просит ее душа.
У Нессы нет души. Ни у кого из них нет души. Ита знала об этом и раньше, просто не обращала внимания. До вчерашнего вечера ей было неважно, что на самом деле у фэйри внутри. Магия или технология - да много ли между ними различий? Ведь это не они делают тебя - тобой.
Наконец она и правда поняла, что день за днем пытались разъяснить ее наставники, - но от их мудрости теперь не было ни малейшего толку. Чтобы жить, как раньше, Ите пришлось бы забыть. Стереть Пэта из памяти. Или позволить людям это стереть.
Но люди не ковырялись у нее внутри, как однажды у Эвы. Не снимали тонкий пласт искусственной кожи на боку, не вскрывали железными инструментами тоже кое-где железное нутро, не впивались острым лучом фонарика. Застыв от ужаса, Ита глядела тогда на уснувшую Эву и на точные движения человеческих рук в защитных перчатках. Вот почему мы боимся железа, мелькнуло у нее в голове. Потому что железо у нас внутри... А потом люди милосердно позволили ей забыть, отправить эти минуты в далекие глубины архивной памяти, как и многие другие вещи, неважные в холме.
До самого прихода Вольфа Мерстена, до его внедорожника, с рычанием продирающегося сквозь снег, до смутно знакомого мужчины, спросившего: "Ну и что мы с ней делаем?" - чуть неуверенным тоном. Ита поняла, что это обязательно случится, и думала о Пэте - вспоминала его ресницы и веснушки, запах свитера и вкус его губ. Всю поездку в машине, все время на гладком лабораторном столе. Ита надеялась: если они сотрут события до возвращения домой, у нее останется хотя бы это. Воспоминания о воспоминаниях. Смутный призрак ее Пэта.
Но люди не стали делать ничего такого. Возможно, не хотели повредить ей, нарушить ее уникальность. Единственное, на что решились - запустить диагностику и контроль целостности данных. Это успокоило Иту и помогло притупить боль, но не убило память.
Вечерами она спускалась в туманной дымке по знакомой пустоши внутри, вдыхая знакомые ароматы тмина и вереска, и вспоминала.
Рассвет. Веснушки на щеке. Две фигуры у окна, тонкий профиль и теплые пальцы. Мягкие губы и неуверенный голос, с запинками шепчущий слова любви в маленьком доме, где на узорчатой скатерти светятся в лунных лучах янтарные капли меда. Всегда - потому что эти минуты, Ита знала, никогда и ни за что не уйдут в архив.
Их с Пэтом сказка ожила на одну ночь. Юноша, нашедший в лесу одинокую фэйри, и девушка-фэйри, что доверилась ему. И они, хвала духам холма, встретились совсем не так, как увезли из холма на встречу с будущим хозяином Нессу, покорную и неживую. Кем Несса будет для незнакомца, который станет включать и отключать ее с пульта? Искусственной гейшей, всплыло в глубине памяти слово. Гибридом экзотической наложницы и музыкальной шкатулки.
А она, Ита? Что дальше будет с ней?
С каждым днем Ита забиралась все дальше. Ее больше не пугали служебные коридоры за неприметными дверями, вгрызающиеся в холм по периметру, темные провалы коллекторов и предупреждения на запрещающих знаках. Другие фэйри едва ли заходили туда: им было незачем, а любопытство - не та черта, которая сама собой возникает у робота-андроида. Точно так же, как и меланхолия. Как рвущееся откуда-то изнутри беспокойство, как вгрызающаяся тоска.
Ита не могла сидеть на месте. Однажды вечером вместо земляного пола пещеры или чисто вымытого линолеума, ведущего к тупику, ей под ноги легла решетка моста. Река была техническая, с едва различимым запахом разложения - не такая, как озерца и ручьи в сердце холма. В ней не было ни капли красоты, и бывшая Ита, наверное, содрогнулась бы и повернула назад.
Нынешней Ите было все равно. Она ступила на железный пол без трепета и двинулась вперед, разглядывая мутную воду под ногами. Неужели теперь это - весь ее мир? Подземное железное чудовище, в котором не больше жизни, чем в любой из человеческих машин?
Кроме разве что нее самой, с незнакомой горечью подумала Ита. Ведь она и впрямь живая, верно? Пэт называл ее настоящей, относился к ней, как к настоящей; Пэт...
И тут Ита услышала его голос.
- Такая странная ночь... - донеслись обрывки слов из соседнего коридора, и Иту будто обдало обжигающим воздухом. - Никогда... подобного... не случалось.
Пэт!
Ита сорвалась и побежала. Узкий коридор петлял, гася звуки и обманывая чувство направления, но она знала, что не ошибается: голос, который она вспоминала каждую минуту, протягивая в своем воображении ниточку из улыбки в дыхание, из взгляда во взгляд, - делался громче.
Она летела, отдавая бегу все силы.
- Никого... - скользнул по ушам голос Пэта в последний раз, рассыпаясь эхом.
Ита вздрогнула, уже понимая, что никакого Пэта здесь нет. Слова повторялись точь-в-точь, а значит, она всего лишь...
... слышала запись.
Запись, которую люди могли получить только одним способом. У нее. Из глубин ее памяти.
Ита замедлила шаг, выходя в полукруглый зал. И остановилась в недоумении.
Перед ней было что-то среднее между серверной и теплицей: металлические стеллажи переплетались на стенах, как внутренности огромного механического кита. Но пахло здесь иначе: не кислым запахом стерилизаторов, а цветами, травой, землей. Огромные ящики, явно сколоченные вручную и неумело, в несколько рядов тянулись к ярко-голубым лампам на стальных лапах-держателях, от которых шла вниз четкая, продуманная до мелочей система орошения. Будто кто-то, не умея и не зная ничего о теплицах, начал с нуля - и позже, уже обладая знаниями, превратил первые неуклюжие попытки в почти совершенную систему.
Замерев, Ита разглядывала яркие россыпи гиацинтов и фиалок. За ними смутно угадывалась человеческая фигура в кресле за раздвижным терминалом, но высокие стены ящиков скрывали ее надежнее крепостных стен. Ита видела лишь зеленый огонек, горевший на подвесной аудиосистеме. Включено.
А еще она слышала тишину той ночи из динамиков. Легкое, едва различимое дыхание Пэта, шелест занавески на ветру и...
Он поцеловал ее. Тогда. Именно тогда.
Будь Ита человеком, ее щеки залила бы краска. Вместо этого она обнаружила, что способна испытывать гнев.
- Кем бы вы ни были, - ясным высоким голосом произнесла она, - это не дает вам права подглядывать. Никакого.
Щелкнуло в динамиках - звук погас, и у Иты что-то оборвалось внутри. Даже зная, что она больше не увидит Пэта, слышать его голос, знать, что он есть где-то там, пусть даже в записи... было больно, но давало надежду. А сейчас осталась только тишина, давящая на виски и горло, мешающая дышать, петь... жить. Боль притупилась, но никуда не ушла.
Ита услышала шорох: тот, кто сидел в кресле, развернулся. Ящики по-прежнему скрывали его из виду, и Ита, сжав кулаки, двинулась вдоль стены с серверами и хранилищами данных, где крепостной вал с неуместными ландышами наконец раздвигался, освобождая проем.
- Откуда вообще эти записи... - резко начала Ита.
И - осеклась.
Темноволосый фэйри, сидящий в кресле, задумчиво смотрел на нее. Взгляд Иты коснулся прозрачных, чуть изогнутых глаз, скользнул по идеально вылепленным бровям, лбу без морщин, тонким, как у нее самой, запястьям... она будто смотрелась в зеркало, только собранное под другим знаком. Марса, не Венеры.
- Привет.
- Привет, - осторожно отозвалась Ита.
Она никогда раньше не видела мужчин-фэйри. Особенно - прикованных к креслу: левое бедро ее визави было разворочено шлангами и кабелями. Другая фурнитура, разъемы незнакомой формы - кажется, перед ней сидела очень старая модель.
Сидел, мысленно поправила себя Ита. Он... не такой, как остальные. Он живой. Как я.
- Я Валентин, - нарушил молчание фэйри. - А тебя зовут...
- Ита.
- Я знаю. Ты была во внешнем мире.
- И что с того? - Иту передернуло от горечи. - Счастья оно не приносит.
Валентин кольнул ее взглядом - острым, как солнечный луч.
- Я не был, - спокойно сказал он. - Никогда. На этой записи ты видишь небо, снег, лунный свет... я завидую, правда. Прости. Я подумать не мог, что ты найдешь меня здесь.
- То есть подглядывать хорошо и здорово, пока не попался?
Валентин устало улыбнулся.
- Получается, так.
Он чуть скосил голову, глядя на нее. Совсем по-человечески, подумала Ита, новым взглядом проводя по полустертым клавишам терминала, запасной энергосистеме на полу, больше похожей на систему жизнеобеспечения...
Валентин живет здесь, поняла она. Уже много лет эта полутемная комната - его дом, и темные волосы до плеч не зря сбрызнуты стерилизующим спреем: фэйри просто оставили здесь, в старой серверной, как неудавшийся эксперимент, как...
Как забытую куклу.
- Я анализирую данные, - пояснил Валентин, проследив за ее взглядом. - Каждый шаг по программе "Мэлори" рано или поздно попадает сюда. Здесь, - он указал на противоположную стену, где гудели жестяные коробки серверов, помаргивая россыпью зеленых созвездий, - все материалы о тебе. Хочешь посмотреть?
Ита представила, как смотрит процесс своей сборки. Месяцы, может быть, годы, пока она еще не осознавала себя, следовала программе, как другие фэйри, не умела думать, чувствовать, выбирать...
- Нет, - вырвалось у нее. - Не хочу.
Валентин просто кивнул.
- Они так и не научились повторять нас, - тихо сказал он. - Иногда с нами что-то происходит, и мы просыпаемся. Начинаем мыслить сами; я возвращался к истокам сотни раз, но так и не понял, почему я когда-то захотел выращивать цветы. Это просто произошло.
- А я хочу вернуться к Пэту, - неожиданно для себя призналась Ита. - Там... было уютно.
Валентин оценивающе посмотрел на нее.
- Умеешь хранить тайны?
Ита подняла брови.
- Сомневаешься?
- Я покажу тебе кое-что. - Валентин развернулся к терминалу, и его пальцы безошибочно заскользили над клавишами, набирая команды, как часть давным-давно затверженного ритуала. - Это Рональд, с которым твой Патрик учился вместе. А рядом с ним...
Голос Валентина сбился, но Ита не обратила внимания, склонившись над монохромной картинкой. На экране оживленно спорили мужчина и женщина, стоя у кофемашины. Точно такой же, как в доме Пэта, подумала Ита, и снова на миг ощутила пустоту.
- Венди, - негромко сказал Валентин, и в его голосе послышалось что-то, что заставило Иту отвернуться от монитора и посмотреть на него. - Она приходила сюда, когда мной еще... занимались, и мы разговаривали. Венди когда-то принесла мне первую рассаду для фиалок; Венди оставалась на ночь, когда блокирующий контур перегорел, и у меня начались кошмары...
Валентин замолчал, погрузившись в воспоминания.
- Оказывается, у любви есть и изнанка, - наконец сказал он. - Сначала начинают дрожать пальцы, потом подводит мобильность, и однажды ты вдруг просто не можешь встать. Венди была первой, кто признал: сильная привязанность ведет к нестабильности в управляющем контуре и исправить ничего нельзя. Какая ирония, правда? То, что делает нас живыми, медленно нас убивает.
Ита медленно подняла руку и посмотрела на свои пальцы. Такие гибкие, тонкие... живые.