Заложники
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Опубликован в журнале "Полдень, XXI век".
|
- Но почему мы? Обычно ведь берут, понимаешь, всяких других...
- Другие кончились.
Виктор Шендерович. "Куклы"
Чиновник не был злодеем. Так, усталый отец большого семейства, снулый, как дождь за окном.
- Снова вы здесь, Соколов, - чиновник поморщился. - Давайте ваши бумаги. В этот раз ничего не забыли?
Я пожал плечами. В центре усыновления не задают вопросов просто так. Лучше промолчать. Одинокие выпускники приютов и без того группа риска...
Пуговка в ухе негромко пересказывала последние новости. "Матч на звание чемпиона мира по шахматам состоится в Эдинбургском замке. Двенадцатилетний Алексей Авдеев - самый молодой претендент на корону со времен..."
- Забыли, - удовлетворенно сказал чиновник. - Повернитесь вправо. Ага, значит, имплантат в ухе носим, а в анкете не указали. Нехорошо... А вы знаете, что почти все носители со временем глохнут на левое ухо?
- Что?
- Вот-вот. - Он вздохнул. - Раньше телевизоры не выключали, а теперь... эх. Без чужого голоса жить не могут. Холодно стало...
- Осень, - тихо сказал я.
- Да, осень... Проходите.
Вдоль прозрачных стен располагались уютные кресла. Первый этаж ломился от мягких игрушек: редко на каком диване не валялся забытый плюшевый мишка или смешной розовый заяц. То ли организаторы испугались, что внутри будет пахнуть одиночеством и больницей, то ли просто решили подзаработать. Так или иначе, за стеклянными перегородками расположился огромный и радужный "Детский мир". Лучший в городе, как говорят.
Мне здесь покупать нечего. Да и возраст не тот: местным детям десять лет и больше, требуется осознанное согласие на усыновление, письменного заявления достаточно, чтобы начать процедуру по лишению матери и отца родительских прав. Все согласно федеральным законам: логично, сухо, безжалостно.
И наоборот - так же.
- Я не понимаю, Лена, как ты можешь быть против, - послышался взволнованный голос. - Мы с отцом не для того тебя рожали, чтобы вырастить эгоистку!
- Мам, ну нас и так в комнате уже двое! Зачем тебе еще?
- Во-первых, не мне, а нам всем. Во-вторых, ты уже через три года поступаешь, Маришка одна остается. А в-третьих, ты думаешь, они там по двое в комнате живут?
- Да хоть по семеро!
Мимо, скрипя кедами по блестящему полу, пронеслась долговязая девчонка. За ней, удрученно, "на публику", покачав головой, прошла к лифтам полная женщина. Последним плелся лысеющий мужчина за руку со светловолосой малышкой лет семи. Про таких девчушек говорят: "колокольчик". Глаза голубые, а у родителей и старшей дочери - темные...
Обычное дело.
В пуговке щелкнуло: блок новостей закончился, и ведущий перешел на обычный утренний треп. "Семь часов пятьдесят минут в Твери, и с вами, как всегда, ди-джей Гильотен, лучшее средство от головы: первое лезвие бреет чисто, второе - еще чище! А скажите, дорогие мои, многие ли из вас помнят, что сегодня Родительский день? Да, всякое бывает, не хочу вам портить настроение с утра, но многие детишки остаются без родителей просто потому, что папе с мамой они больше не-нуж-ны. Пишешь заявление в районную комиссию, подписываешь отказ от прав - и вуаля, ни забот, ни алиментов, можно продавать фазенду и двигать в Штаты. Хотя цены на нефть сами знаете какие, так что можно и не дергаться. Так вот, о детишках: областной центр усыновления напоминает, что..."
Я убрал звук. Не сегодня.
Не сейчас.
Я подошел к терминалу. На экране сменяли друг друга детские фотографии. Возраст, имя, увлечения, успеваемость, хронические болезни... В мое время этого не было, и, наверное, к лучшему. Я и так не мог побыть один. Ни в учебной аудитории, ни в туалете, где закрывалась только одна дверь из четырех, ни в комнате, ни на подоконнике. А знать, что кто-то то и дело смотрит твои данные, разглядывает лицо, читает детские стихи... Нет, спасибо.
Дверь женского туалета приоткрылась. Сначала на свет выползла моющая машина, потом ножка в изящной туфельке на высоком каблуке, и наконец - неопределенного возраста блондинка в халате уборщицы. Воровато оглядываясь, она покатила поломойку к лифтам.
Я моргнул. Это с каких пор технички носят туфли из крокодиловой кожи?
У лифтов почти никого не было. Я поискал взглядом блондинку, но она исчезла. Бродил с сумрачным видом черноволосый мужчина с рюкзаком, и чуть поодаль сотрудница центра что-то втолковывала мальчику лет десяти.
- Ну хорошо, - донеслось до меня. - Но только пять минут, Саша! Зайдем, посмотрим, и сразу назад. Обещаешь?
Саша энергично кивнул.
Двери лифта звякнули, открываясь. Я пропустил остальных вперед и замер на пороге. Ехать, не ехать? Ведь если начистоту, разве я могу что-то дать такому ребенку? Ему нужна семья...
- Молодой человек, вы заходите? - окликнула меня сотрудница центра. "Пичугина Светлана Витальевна", значилось под ее фото.
- Да, конечно... Простите.
Она мельком глянула на мой пропуск визитера и тут же заулыбалась.
- Вы Родион Соколов! А я смотрю, где-то я вашу фотографию видела... Мы с мужем в прошлую субботу были на вашей выставке. На следующей неделе ребят поведу. Саша, правда, уже не пойдет, разве что с родителями. - Она счастливо засмеялась. - Сегодня последнее собеседование. Документы уже готовы.
Черноволосый мужчина вздрогнул и дернулся, будто собираясь выйти. Светлана не обратила на него внимания.
Двери сошлись за моей спиной, и лифт начал подниматься.
- Замечательно. - Я неловко улыбнулся. - Долго они готовили документы?
- Ну что вы! Меньше недели. Справки уже год как собирать не надо, просто проверили по базе. Главное, чтобы человек был хороший. - Она профессионально цепко обежала меня глазами и снова улыбнулась, теперь уже дежурной улыбкой. - Вам нужна помощь?
- Если только показать, где будет консультация.
- А мы туда и едем, - кивнула она. - На крышу. Там раньше был зимний сад, а теперь конференц-зал. Саша очень хочет посмотреть на город сверху: он никогда не был на крыше небоскреба. В первый раз действительно дух захватывает.
Лифт остановился на сороковом этаже, и мы направились ко второму блоку. На указателе горела табличка: "Этажи 41-80".
- Подождите, пожалуйста, - окликнул нас черноволосый мужчина. Повернувшись к нам спиной, он доставал что-то из рюкзака.
Светлана обернулась.
- Да?
Ей в лицо смотрел пистолет.
- Кто побежит, стреляю сразу, - сухо произнес черноволосый. - Руки за голову.
За спиной у него с мелодичным перезвоном закрылись дверцы лифта.
В первую секунду меня хлестнул незнакомый жар: в грудь, в уши, в ошеломленные глаза. Я медленно поднял руки за голову. Светлана с каменным лицом сплела пальцы и оперлась на стену. Мальчишка с упрямым видом скрестил руки на груди. Черноволосый мужчина молча указал на коридор.
В лифте никто не произнес ни слова. Лишь на табло с щелканьем менялись числа. "60... 61... 62..."
- Вам это даром не пройдет, - вдруг сказал Саша. - На крыше стекло. Его разобьют и кинут гранату с газом. Или посадят вертолет и всех эвакуируют, как когда китайцы на президента покушались!
- Саша, солнышко, помолчи, - тихо сказала Светлана.
- Стекло бронированное, односторонней прозрачности, - сверкнул зубами мужчина. - Я долго готовился.
Двери с похоронным звоном раскрылись. В углу холла стояла знакомая моющая машина. На ней лежал свернутый фиалковый халатик.
- В зал, - коротко сказал черноволосый.
- Как вас зовут? - спросил я. На его груди не было пропуска.
- Виктор. - Он усмехнулся. - А фамилия - Авдеев. Слышали?
Я нахмурился. Где-то, кажется, да...
- Вперед. - Он махнул стволом пистолета. - Лифты сейчас...
Над лифтами зажглась красная лампочка.
- Перестанут работать, - закончил Виктор. - Маленький подарок от моих друзей из солнечного Китая. Проходите.
Светлана с молчаливым достоинством, не опуская рук, двинулась вверх по ступеням. Саша с обожанием посмотрел на нее, хмуро - на террориста, и побрел следом. Я замыкал шествие.
Наверное, настоящий мужчина развернулся бы, ударил Виктора в висок локтем, вышиб взмахом ноги пистолет и удерживал негодяя до приезда милиции. Наверное, я когда-то слишком серьезно воспринял совет "не геройствовать". Наверное, у меня просто не хватило бы сил. Наверное.
Конференц-зал напоминал пустую аудиторию, только без парт. Экран на стенде, узкий столик с ноутбуком, пластиковые стулья. В третьем ряду сидела давешняя блондинка, теперь уже в строгом брючном костюме. Увидев меня, она улыбнулась и приложила палец к губам. И побледнела.
- Всем встать, - отчетливо произнес Виктор. - И уберите затемнение. Я хочу видеть, что происходит вокруг.
Последние слова он адресовал парню-технику, что крутился у ноутбука. Парень разом спал с лица и набрал какую-то команду. Вокруг посветлело: потолок и стены медленно становились прозрачными.
Я обвел взглядом зал. Ф-фух, пусто...
Нет. От окна обернулась знакомая полная дама. Ее старшая дочь, Лена, мрачно смотрела в светлеющее стекло. Младшая щебетала, прижимая к себе плюшевого слона. Отец девочек уныло листал яркий журнал.
- Артур, - дрожащим голосом пролепетала женщина. - Посмотри...
- Тань, ну что еще? - Ее муж поднял голову.
И выронил журнал. На пол посыпались фирменные пакетики и пробники. Светлана поморщилась.
- Все стулья - к той стене. Если не хватит одного ряда, ставьте сверху. - Виктор посмотрел на нас. Мы не шевелились. - Я говорю по-китайски?
- По-русски, - механически ответил я.
- Но вы не понимаете, - довершил он. - Хорошо. Мальчик, подойди сюда.
- Не смейте, - прошептала Светлана.
Саша шагнул раз, другой. Взгляд его не отрывался от руки с пистолетом.
- Хорошо... Видишь девочку с плюшевым слоном? Подведи ее ко мне.
- Только попробуй!
Полная женщина рывком засунула дочь за спину.
- Мужики вы или кто? - выкрикнула она. - Одного полудурка со стволом прищучить не можете! Здесь дети, понимаете вы! Нет?!
- Если вы мне помешаете, - спокойно сказал Виктор, - я убью их всех. А потом подойду к вам. Трудно начать, а продолжить совсем не сложно.
- Таня... - Артур осторожно погладил жену по плечу. Та стряхнула его руку.
- Мариша, не подходи к нему, - высоким голосом сказала она. - Дядя тебя обидит. Не надо к нему ходить.
Девочка недоуменно моргнула. Саша на негнущихся ногах двинулся к ней.
- Достаточно, - произнес Виктор, когда до девочки осталось несколько шагов. - А теперь возьми у нее слона и вернись с ним.
Мальчик выполнил его просьбу. В зале стояла мертвая тишина.
- Он живой, - тревожно сказала Маришка. - Я его с ложки кормила. Не обижайте его... пожалуйста.
- Извини, Мариша, - ровным голосом сказал Виктор. - Но бездушная игрушка - лучше, чем твоя мама, верно?
Он отработанным движением вскинул оружие и выстрелил слоненку в голову. Раздался негромкий хлопок.
- Он живой!! Не надо!
Девочка бросилась к игрушке. Серый плюшевый слон лежал на полу, раскинув лапы, словно и впрямь стал на миг живым существом.
- Ты. - Виктор ткнул пальцем в парня-техника. - Вниз, живо. Расскажи им все и добавь, что в этом рюкзаке хватит взрывчатки, чтобы обрушить пару этажей. Если через пятнадцать минут мне не позвонят, я буду знать, кого в этом винить.
Парень, явно не веря своему счастью, на полусогнутых ногах попятился к выходу. Дверь за ним закрылась, и мне показалось, что мы остались без воздуха.
- А теперь, - обвел нас взглядом Виктор, - может быть, кто-то еще откажется двигать стулья?
Желающих не нашлось.
Я таскал мебель медленно, через силу. Внутренний голос шептал: пока мы переносим стулья, мы живы. Остальных, похоже, обуревали те же чувства. Светлана то и дело подчеркнуто вытирала пот со лба, блондинка еле двигалась. Маришка беззвучно плакала на полу. Ее отец подошел было к ней, но, наткнувшись на взгляд Виктора, увял и, сгорбившись, подхватил четыре стула разом.
Когда посреди зала остался лишь один стул, Виктор жестом остановил нас.
- Сумки, телефоны, бумажники, куртки, пиджаки - к стене, - негромко сказал он. - Весь пол в вашем распоряжении.
- Стулья же есть, - грубовато сказала долговязая девчонка.
- Лена, не начинай, - почти шепотом попросила ее мать.
Я расстегнул пальто и бросил его на растущую груду вещей. Бумажник, телефон, ключи, паспорт... На пол упала визитка мэра. Выпросить у Виктора звонок, что ли? "Доброе утро! У вас в приемной висит моя картина, помните? Не хотите ли еще одну? Только вот есть одно затруднение..."
Ах, да: секретарь не соединит. Мэр Твери не ведет переговоров с террористами.
Я уселся на пол и скрестил ноги по-турецки, сминая брюки. Каждое движение давалось с трудом: мышцы отказывались повиноваться.
Виктор быстро двигался вдоль внутренней стены, приматывая к ней скотчем горчичного цвета бруски. Остальные разместились в нескольких метрах от меня.
Мать прижимала к себе младшую девочку. Ее старшая дочь сидела поодаль, уткнув нос в колени. Светлана, помедлив, сняла элегантные туфли и опустилась на пол, подобрав юбку. Артур и мальчик Саша остались стоять.
Я повернул голову. За стеклом начинался нормальный мир. Пасмурное утро, сонный еще проспект Чайковского, невидимые пешеходы на Трехсвятской. И все это - даже городские голуби, даже ошалевшие от высоты вороны - далеко внизу: не достать, не угнаться.
Я вспомнил свою первую и единственную поездку в Нью-Йорк. Как я забрался на небоскреб, несмотря на пасмурную погоду. Мне не нужны были бинокли: я хотел видеть небо, цветущие вишни в Центральном парке, клочки облаков, пушистые издалека и такие холодные вблизи, Таймс-сквер и Гарлем. Чудо, которого я был лишен все шестнадцать лет в приюте. Чудо, которое я хочу подарить...
- Родители, когда приходят сюда, думают о хорошем, - раздался голос над ухом. - Они сидят на вершине мира, и мы заставляем их верить, что мир изменится.
Блондинка в крокодильих туфлях серьезно смотрела на меня.
- Вы ведь тоже за этим пришли? Изменить мир?
Я не успел ответить. На ноутбуке, забытом у стенда, запищал зуммер. Видеоконференция?
Виктор нажал кнопку.
- Да?
На большом экране появился человек. Седоватый, мужественный, спокойный. Если бы он снялся в роли главы штаба по освобождению заложников, я дал бы ему "Оскара" не глядя.
- Я готов вас выслушать, Виктор, - проговорил он.
- Вы уже знаете, кто я. - Виктор усмехнулся. - Хорошо...
Он щелкнул какими-то клавишами, потом замер.
- Мне нужен честный ответ, - медленно произнес он. - В этом зале есть следящие камеры?
- Ваши друзья их отключили, - быстро ответил человек. - Будет лучше, если вы вернете изображение, Виктор. Что произошло? Что толкнуло вас на такой шаг?
- Я сейчас выдам вам своих сообщников. - Виктор скрестил руки на груди, не выпуская пистолет. - Тао Хо и Су Фань, двое студентов стоматологической академии. Где их искать, вы знаете. Я бы не стал проверять общежитие, а сразу погнался в Шереметьево.
- Конечно, мы проверим ваши сведения, - кивнул человек на экране. - Может быть, кому-то нужна медицинская помощь? Среди вас есть пострадавшие?
- Все целы. - Виктор покачал головой. - Правда, слону не повезло.
- Пожалуйста, повторите...
- Плюшевые игрушки не чувствуют боли, - перебил Виктор. Голос его опасно взвился. - В отличие от детей. Я хочу видеть сына.
- Виктор, ваш сын подписал отказ от прав. Я бы рад помочь вам, но если он сам не пожелает с вами встречаться...
- Значит, объясните ему, что восемь человек умрут, если у него не найдется времени поговорить с отцом, - отрезал Виктор. - И его опекунам скажите то же самое. У вас полчаса.
Он вдавил клавишу так, что ноутбук жалобно пискнул. Экран погас.
- Усыновители, - процедил террорист, проходя вдоль стенда к стеклу. - Туристы. Сейчас я вам устрою... консультацию.
- Виктор, ваш сын любит вас, - быстро сказала Светлана. - Все дети, даже те, кто расписывается в бланках отказов, помнят родителей. Природу не обмануть.
- Тогда почему они подписывают бланки? - опасно спокойным тоном спросил Виктор. - Почему поворачиваются спиной?
- Я могу объяснить.
Виктор со слабым интересом посмотрел на нее.
- Хотите меня переубедить? А что ж, попробуйте.
- Давайте зайдем с другого конца, - Светлана запнулась, но лишь на мгновение. - С чего все началось? Возьмите обычную девушку, каких тысячи. Несколько лет она работает, копит на квартиру. И вдруг узнает, что ждет ребенка. Молодой человек вмиг испаряется или уговаривает ее "подождать". Что она сделает? Окажется на улице без работы, с долгами? Нет, сделает аборт. Потому каждой матери и выплачиваются послеродовые компенсации, потому и идут кампании против наркоманок и алкоголичек. Та девушка родит здорового ребенка, получит сумму, которой ей хватит года на четыре, и потом уже решит, воспитывать его или сдать в интернат. Причем, заметьте, общество ее не осудит. Так кому стало хуже?
- Я понял, - вежливо произнес Виктор. - Должно быть, вы так и поступили. У вас все?
- Выбирать может каждый, - настойчиво продолжала Светлана. - Взрослого человека нельзя заставить жить с нежеланным ребенком: он искалечит его и себя. Бюджет захлебывается от нефтяных денег, алиментов платить не нужно. Но если вы хотите дышать полной грудью - дайте воздуха и сыну. Право на выбор имеет каждый.
- Вы понимаете, что такое ответственность за другое живое существо? - тихо-тихо спросил Виктор. - Знаете, как легко манипулировать детьми? Убедить ребенка, что ты один желаешь ему добра, а папа висит у него гирей на шее? Или согласиться на такой невинный, такой безобидный укольчик?
- Виктор, но кому и зачем нужно манипулировать...
- Очень талантливыми детьми, - подчеркивая каждое слово, произнес Виктор. - Гениальными детьми, любящими своих родителей.
Он кивнул вниз, на памятник Афанасию Никитину.
- Лешка когда-то считал меня таким. Первопроходцем, благородным героем, путешественником. Через площадь от памятника стоит церковь - в ней когда-то был шахматный клуб. Потом здание вернули церкви, детей, конечно, выгнали на улицу. А лет восемь назад открыли новый кружок, на Трехсвятской. Туда я Алексея и привел.
Алексей Авдеев, вспомнил я утренние новости. Самый молодой претендент на звание чемпиона мира по шахматам...
- Вам помогли китайцы, потому что Тао Ван - чемпион мира? - незнакомым голосом спросил я. - Они надеются устранить соперника через вас?
- И поэтому я не стал их выгораживать, - кивнул Виктор. - Тао Хо, троюродный брат чемпиона... как нехорошо.
- Так что произошло? - подала голос мать девочек. - Как у вас сына увели?
"Увели". Все, Стокгольмский синдром. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша... Я тряхнул головой. Нет, все правильно, это я идиот. С преступником нужно говорить, его нужно убеждать, успокаивать, принимать его сторону.
Виктор долго молчал. Прошло минуты три, прежде чем он открыл рот - и запищал зуммер.
- Вы связались с Алексеем? - резко спросил Виктор у человека на экране.
- Мы работаем над этим. - Голос седоватого человека звучал уверенно. - Виктор, мы пойдем на уступки, но нам нужно что-то и от вас.
- Конечно. - Виктор щелкнул переключателем, и большой экран погас. - Я дам вам еще час. Целых шестьдесят минут, в течение которых вы сможете подумать о своей карьере и о том, что с ней будет, когда обломки этого здания накроют весь квартал. Я не требую вертолета, чемодана денег и созыва внеочередной сессии ООН. Я просто хочу поговорить с сыном.
- Еще один такой щелчок, и с вами перестанут разговаривать, - заметила Светлана, когда Виктор отошел от ноутбука. - Если вы не начнете освобождать заложников, они пойдут на штурм.
- Они даже не эвакуировали всех людей из здания, - поморщился Виктор. - Не пойдут.
- Так расскажите про сына, пока есть время. Что с ним?
- Замолчите. - Он вдруг поднял руки к голове, словно защищаясь от боли. - Замолчите!
- Виктор, я пытаюсь вам помочь...
На Светлану зашикали. Девушка опустила голову.
- До него вот-вот дойдет, что он сотворил, - тихо проговорила блондинка рядом со мной. - И тогда он распояшется.
Я посмотрел на нее. Ей было около сорока, может быть, даже больше. И ей было очень страшно.
- Вы-то что здесь делаете? - Я перевел взгляд на ее туфли. - Играете в Золушку?
- Я больше подхожу на роль злой мачехи, - грустно улыбнулась она. - Хотя для интернатских детей все мачехи добрые, лишь бы взяли в семью. Вам, например, хотелось найти родителей?
Я моргнул.
- Постойте. Как вас зовут?
- Анжела.
- Родион. - Я невольно посмотрел в сторону пальто, где остался именной пропуск. - Анжела, откуда вы знаете, где я вырос?
Она проследила за моим взглядом.
- Вот оттуда, - кивнула она. - На вас пальто такого же кроя, как когда-то у моих ребят. Помню, я сама ездила на фабрику: проверяла ткань, беседовала с мастерицами... Я угадала?
- Да, - помолчав, согласился я. - Другие мне просто... не подошли.
- А еще я видела ваши картины. "Сквозь трамвайное стекло" - это ведь вы?
- Я шесть лет водил трамвай. Как раз в позапрошлом году, когда я ушел, с Тверского проспекта сняли последние рельсы. Отложилось в памяти, наверное.
- Шутите? Вместо того, чтобы рисовать?
- Чтобы не умереть с голоду, - пожал плечами я. - Вы ведь и сами пошли в уборщицы не от хорошей жизни, верно? Или...
Анжела покачала головой, вглядываясь в Виктора. Тот, хмурясь, набирал что-то на ноутбуке. Рядом лежали пистолет и спутниковый телефон.
- Неужели трансляцию в сеть устроит? - почти с любопытством сказала Анжела. - Ребята в прошлый раз до такого не додумались.
Я вопросительно поднял брови.
- Я была старшей воспитательницей, когда в "Архимеде" начался бунт. Разбудили среди ночи: еле успела халат накинуть. Согнали всех в столовую... страшно, темно... холодно очень; зима была.
Она обняла себя руками.
- Почему? - Я бросил взгляд на Виктора. - Почему дети на такое пошли?
- Им было одиноко, - просто ответила Анжела. - Хотели изменить законы, чуть ли не жаловаться президенту собирались. Мне кажется, им хотелось домой, к родителям. Или просто в семью. Вы же знаете: усыновят десять, двадцать ребят, но всегда найдется и тридцать пятый, и сорок шестой...
- Я, наверное, был семьдесят девятым, - кивнул я. - И вы тоже?
- Хм? Нет, я потребовала, чтобы меня вычеркнули из списков. - Анжела совсем по-детски покраснела. - Ждала маму...
- Простите...
- Ничего. Так вот, в новостях сказали правду: жертв при штурме не было. Ребят разоружили, все отправились в разные интернаты. Но один, Юра, не выжил: порок сердца. Он жил в той комнате, где все началось. Не стал брать в руки оружие, но и не донес: пошел в столовую вместе со всеми. А потом... просто не поднялся с пола.
- Мне жаль, - тихо сказал я. - Он для вас что-то значил?
Анжела покосилась на меня с каким-то боязливым уважением.
- Как вы сразу увидели, - произнесла она удивленно. - Да. Я его любила. Взрослая женщина - пятнадцатилетнего мальчишку. Он меня утешал там, в столовой, а я его поцеловала... и еще один раз, на прощание. В интернат, конечно, я потом не вернулась: куда уж мне. Желтый штамп, один шаг до пожизненного надзора.
Я закрыл глаза. Как же хорошо, что у нас в интернате этого не было. Не было, не было, не было...
- Вы меня презираете, - утвердительно сказала Анжела.
- Нет. Но вам лучше поискать себе другого собеседника. Когда нас освободят, я сообщу в службу безопасности. Вам не место рядом с детьми.
- Да, я в вас не ошиблась, - грустно усмехнулась она. - Уж кто-кто, а вы бы на месте Юрки точно донесли...
По стеклянной крыше беззвучно побежали струи. Снова дождь...
Я вспомнил себя в пятнадцать - мальчишку, прижимающегося лбом к стеклу. Если бы кто-то взрослый и понимающий коснулся его плеча и предложил любовь - любую любовь вместо одиночества... Да еще в год, когда голова кружится от запаха духов, а гормоны сходят с ума...
Меня снова передернуло.
- Анжела, я вырос в приюте. Вы же знаете, что из детей там можно веревки вить. Когда мне было пять, нам читали вслух. Знаете, как плотно все сгрудились вокруг воспитательницы? Как бились, чтобы их погладили по голове? Это рай для манипулятора. А потом, двадцать лет спустя...
- Внутренняя боль выплескивается по-разному, - она кивнула. - Кто-то кричит, что ему не надо ни семьи, ни детей, кто-то становится женоненавистником, кто-то плачется подругам, кто-то замыкается в себе. А кто-то, как вы и я, возвращается по своим следам. Хотя сделаем ли мы кого-то счастливее - бог весть. Я думаю, что тепла и нежности хочется всем, но...
- Не такого, какое вы хотите дать, - жестко заключил я.
- Я вам не нравлюсь... Хорошо. А хотите знать, почему я здесь?
Ответить я не успел.
- Время вышло. - Виктор встал. - У вас десять минут.
- На что? - испуганно спросила Татьяна.
- Попрощаться. - Виктор пожал плечами. - Написать записку... хотя она может и не уцелеть.
- Вы идиот, - хрипло сказала долговязая Лена. - Нормальный мужик давно бы поймал сына в чате. Или сообщение по мобильнику прислал бы.
- Девочка, ты думаешь, Алексей сидит в этой вашей помойке? У него нет ни профиля в социальных сетях, ни электронного адреса, ни телефона. Если к ворам в руки попадает бриллиант, его прячут.
Виктор медленно обошел стол и взял в руки пистолет.
- Подождите! - Артур, отец Лены, успевший было присесть, поднялся. - Я понимаю, у вас ребенок, но и у нас дети! Отпустите хотя бы мальчика с Маришкой. Что они вам? Может, мы и виноваты, что голосовали за эту власть, что не обращали внимания... но дети-то за что страдают?
Его ноги дрожали и разъезжались; рубашка, надетая поверх мешковатых брюк, казалась чудовищным клоунским пончо.
- С какой стати! - Лена вскочила. - Сначала я должна всем с ней делиться, а теперь ее отпустят, а мне умирать? Лучше бы сразу сдали меня в приют, меньше мороки и вам, и мне!
Она шагнула вперед, закрывая собой сестру.
- Раньше меня она отсюда не выйдет. Хотите - убивайте. Мне теперь все равно.
Ее мать шумно глотала воздух, опираясь растопыренными пальцами о пол.
- Сядьте, - бесцветным голосом сказал Виктор. - Все трое.
Он не успел ничего добавить. Татьяна поднялась, молча, яростно двинулась на старшую дочь и с силой ударила ее по лицу. Еще раз. Еще.
Ноги не слушались, но я добрел к женщине через весь зал и ухватил ее за плечи. С тем же успехом я мог бы пытаться удержать амурского тигра.
Артур мягко, но твердо взял жену за локти. Он явно был слабее ее, но она послушалась сразу. Из глаз Лены лились слезы.
- Мама, - тихо позвала Маришка. - Ты чего Лену бьешь?
- Доченька. - Татьяна разрыдалась, опускаясь на колени возле младшей дочери. Та неуверенно обняла мать в ответ. - Доченька...
Я опустился на пол. Болела спина, и ныло под лопаткой. Нужно было послушаться врача и начать делать гимнастику... Впрочем, уже неважно.
- Пять минут, - сухо произнес Виктор. - Я отправил вызов в штаб. Если они не идиоты, вы останетесь в живых.
Он вернулся за стол. Набрал цепочку цифр на телефоне, и на всех брусках, примотанных к стене, зажглись алые огоньки.
- Ждите.
Задрожали пальцы. Почему, я же не должен, я взрослый мужчина, я не должен бояться, откуда этот холод, сердцебиение, дрожь...
Не надо. Нельзя себя накручивать.
Я задрал голову. За стальными перекрытиями по-прежнему маячило равнодушное небо. Вдалеке кружил вертолет, но, возможно, он не имел к нам ни малейшего отношения.
Попискивание ноутбука, приглушенные рыдания, шепот в углу... Светлана с застывшей улыбкой кивает Саше, а рука сжимает блузку на груди, чтобы не выпрыгнуло сердце.
Как же страшно...
Я поднес руку к уху. Когда ушла Юлька, я целый год засыпал только под бормотание наушников, с включенным светом. Десять лет прошло. Теперь вот пуговка.
"Одиночное сообщение в сети о том, что террорист удерживает на крыше центра усыновления восемь заложников, из них трое детей, не подтвердилось. Власти города отказываются от комментариев. Между тем квартал оцеплен, и из небоскреба продолжают выходить люди..."
Не хочу. О своей смерти я предпочел бы узнать не из новостей.
"Впрочем, все мы смертны. Помните закон Ломоносова-Лавуазье? Если где-то убыло, значит, где-то столько же прибыло. Хороший был человек Лавуазье, а туда же: закончил жизнь на гильотине. Что не мешает нам лишний раз помянуть его добрым словом: кабы не он, откуда бы мы знали, куда деваются наши денежки! На спорт они деваются. Если кто не знает, претендент на звание чемпиона мира по шахматам - наш земляк, тверичанин Алеша Авдеев. Увы, матч пришлось отложить на две недели из-за его болезни. Пожелаем же юной тверской звездочке скорейшего выздоровления, и прервемся на рекламу. С вами ди-джей Гильотен: не берите в голову!"
Я коснулся мочки уха нетвердыми пальцами. Звук угас.
Виктор задумчиво смотрел на меня. Услышал что-то?
- Ваш ребенок болен, - сказал я. - И вы хотите его спасти.
- Браво. - Виктор развел руками. - Интересуетесь шахматами?
- Слышал... краем уха.
- Три года назад экс-чемпион мира Дмитрий Яковенко давал в Твери сеанс одновременной игры. Лешка один у него выиграл. Тогда за ним и началась... охота.
- То есть им заинтересовались тренеры, рекрутеры, детские психологи? - уточнила Светлана. - Но что же в этом плохого?
- Ребенок не создан для таких нагрузок, - равнодушно сказал Виктор. - Сначала я его даже поощрял. Ездил с сыном по стране, возил за рубеж. Радовался, когда он побеждал на турнирах и давал пресс-конференции. Ждал в коридоре, когда нас вызывали на очередное медобследование.
Я напрягся. За Яковенко трон захватили китайцы - после того, как приняли закон об отказе от прав, в новом поколении ярких звезд просто не стало. Пловцы, стрелки, балерины... но не шахматисты. За юного гения обязаны были взяться всерьез.
- А потом нам предложили поучаствовать в тестировании нового препарата, - буднично продолжил Виктор. - Полная безопасность, никаких противопоказаний... Фантастическая скорость: после первой инъекции Алексей обыграл суперкомпьютер за двадцать ходов. После второй у него начались кошмары. А третью я запретил.
- И тогда у вас отобрали сына?
- Не сразу. Его обрабатывали по меньшей мере полгода. Я, идиот, ходил за ним хвостом: думал, не достанут. - Виктор на секунду прикрыл ладонью лицо. - Довольно. Ради Лешки я подожду еще четверть часа, но у меня хватит сил выстрелить.
- Вот только зачем? - прошептала Светлана.
- А задайте себе этот вопрос. Направите ли вы пистолет на чужих людей, если от этого зависит жизнь вашего ребенка? Или проживете еще сорок лет с чувством вины?
- Но есть же и другие пути. Пикеты, голодовки, марши протеста...
- Да? - Виктор с любопытством посмотрел на нее. - И что, помогает?
Светлана промолчала. Виктор несколько секунд смотрел на нее, потом кивнул и вернулся за стол.
Я обхватил руками колени. Подумать бы о чем-нибудь хорошем, светлом...
Передо мной остановились знакомые каблуки. Анжела опустилась рядом.
- Не прогоняйте меня, а? - попросила она. - Совсем плохо одной. Трясет, как выброшенного на мороз щенка... простите за экспрессию.
- Садитесь. - Я подвинулся.
- Вы, должно быть, отчаянно смелый человек, - задумчиво проговорила Анжела. - Верите, что с вами ребенку не будет хуже, чем в интернате. Чем с родным отцом. А ведь мальчик будет сравнивать, нет? Или девочка?