Аннотация: Из одноименного цикла. Продолжение - "Четверг после новой эры".
Если вы политик, не кормите голубей в парке. Целее будете.
Особенно если вы не просто депутат, отрабатывающий мелкие взятки, а целый автор разрекламированного акта о генетической свободе. Тут вас только ленивый кому-нибудь не закажет.
Например, мне.
Я зевнула, глядя в потолок. Вот чего этому обрюзглому крикуну не сидится в каком-нибудь гольф-клубе, куда ни один снайпер не подберется, а женщинам вообще вход воспрещен? Нет ведь, шляется без охраны где попало, хотя слушания по законопроекту уже сегодня вечером.
Ну и идиот. Не доживет до слушаний - сам виноват.
Я спрыгнула с тахты и пошлепала босыми ногами на кухню делать себе бутерброд. Пожрать перед делом никогда не помешает: когда еще доведется. Помидоры, сыр, тонкий бекон и французский майонез: черт с ней, с фигурой, все равно она никому даром не нужна.
В окно плеснуло золотистой пыльцой. Пылинки, кружась, оседали на носу, плечах, на хрустящей корочке багета - и я тут же чихнула. Блин. Только аллергии мне сегодня и не хватало. Одуванчики цветут... хотя стоп, какие, на хрен, одуванчики в начале августа?
Я выглянула в окно. Район трущоб в Женеве очень похож на наши ярославские пятиэтажки - серые кирпичные дома, а на лужайке между ними сушится белье на веревках.
Вот у этой-то веревки прямо под моими окнами я и увидела невысокого парня, в волосах которого на глазах таяли золотые пылинки. Парень деловито кутался в мою простыню, словно в римскую тогу, и подбирался к джинсам, висящим по соседству.
- А ну брось!
Парень задрал голову. Был он, надо сказать, очень красив, я прямо позавидовала: пепельные волосы до плеч, серые глаза и тонкие правильные черты лица. Впрочем, нос ему пару раз уже кто-то ломал. И похоже, за дело, мысленно добавила я.
- О, привет, - легко кивнул он. - Я позаимствую твою футболку, ты не против?
- Еще как против!
- А если я скажу, что это дело чрезвычайной важности?
- Это какое дело? - поинтересовалась я. - Твоя голая задница?
- Да нет, просто спасаю мир, - отозвался он, таки стаскивая джинсы с веревки. - Сегодня ведь двенадцатое августа?
Мир спасает. Терминатор, блин. Джон Коннор без штанов.
- И что, если да? Ты откуда такой свалился, из вытрезвителя?
- Вытрез-витель, - задумчиво сказал он, и я вдруг заметила в его речи легкий акцент - словно он столько лет говорил на других языках, что почти забыл русский. - Хорошее слово.
Вот ведь псих на мою голову. А сдать его полиции - привлечь внимание. Особенно сегодня.
- Забирай джинсы, - обреченно сказала я. - Оставь простыню и иди на хрен. Еще раз увижу под окнами - вызову полицию, и тебя тут же отправят на малую родину.
- Боюсь, это невозможно, - с грустью сказал он. - Но спасибо за заботу. Кстати, я Крис.
- Лера, - буркнула я. - Иди уже отсюда.
- Валери, - поклонился он. - Я запомню.
Я с грохотом закрыла окно и вернулась к недоделанному бутерброду. Подумала, вернула продукты обратно и достала из корзинки яблоко.
Может, фигура еще и пригодится.
Выйдя из подъезда, я снова чихнула и с недоумением посмотрела на свою руку: на тыльной стороне осталась золотая пыльца. Та же, что была на кухне. Это еще что за хрень? Эдак если я на каждом месте преступления буду так чихать, меня любой студент за полдня вычислит.
Я заскочила в аптеку и купила антигистаминный спрей. Нет уж, не надо мне такого счастья.
Ничего спрей не помог: в автобусе я чихнула еще три или четыре раза, один - прямо на молодую парочку. Строгая дама с переднего сиденья посмотрела на меня с неодобрением.
Да ладно, хотела сказать я, это не заразно. Но промолчала: чем меньше народу меня запомнит, тем лучше.
Я выскочила из автобуса, поправила рюкзак и смешалась с туристами на набережной Монблан. Отступать придется другим путем: после выстрела здесь мигом выставят оцепление. Хотя у местной полиции и так забот невпроворот: возле здания ООН не прекращаются демонстрации, а в центре города с плакатами против ГЕНС ходит каждый пятый. Генетическая свобода, блин. Придумали, чтобы новым поколениям - крылья, жабры и жить по двести лет, а старое пусть сдыхает перед телевизором. Вот и огребайте.
Впрочем, в мутной воде рыба ловится лучше, а значит, будут заказы. И деньги. А деньги мне нужны. Жизнь спортсменки коротка, а на тренерскую работу и без меня довольно желающих.
Вообще в Швейцарии уважают стрелков. Мне повезло получить спортивную стипендию именно здесь... и еще больше свезло, что у ярославской однокашницы были контакты на стороне. Землячка землячке всегда поможет.
Год я подстраховывала Тоню перед тем, как решилась попробовать сама. Но Тоня-Антуанетта вышла замуж, уехала в Канаду, где ее муж мирно трудится в министерстве юстиции, и очень настойчиво попросила никогда ей не звонить.
Так что кукую тут в одиночку.
Я зашла в пустынный парк Мон Репо, уворачиваясь от разбрызгивателей. В такой ранний час тут было пустынно и очень тихо. Едва слышно плескались волны под набережной, и длинные тени платанов переплетались на траве, создавая причудливые силуэты.
Музей истории науки закрыли на реновацию. Экспозицию перевезли, а статуи, колонны и изящные балкончики на крыше, за которыми так легко укрыться - остались.
Отличное место. Свежий воздух, тепло, и прекрасный вид на озеро, платаны и любимую скамейку сенатора Дюкре. Там я и устроилась, забравшись наверх через слепую зону без камер.
И принялась ждать.
Парк постепенно заполнялся. Редкие бегуны сменились семейными парочками, появились дети на самокатах и пожилые швейцарцы с палочками. Свободных скамеек оставалось все меньше, и я напряглась. Нехорошо получится, если сенатору будет негде сесть.
Сзади раздался шелест. Я обернулась, но никого не было: лишь ветер, гнавший по крыше сухие листья. Впрочем, безопасную растяжку, которую я натянула при входе на крышу, не задели. Значит, и впрямь никого.
Тут я посмотрела влево, и все мысли мигом вылетели из моей головы.
Сенатор наконец-то показался на аллее, и шел прямым ходом к своей скамейке. Один из охранников оставался чуть позади в расстегнутом пиджаке, с рукой на бедре, и я насторожилась: почуял что-то? Но он тут же расслабился: мимо, хохоча, пронеслись друг за другом подростки-велосипедисты с тубусами за спиной.
А вот второй охранник подошел к сенатору и начал втолковывать ему что-то, указывая на мое здание. Наверняка просит его пересесть к воде, откуда я его не достану. Да черт тебя возьми, параноик, оно уже три недели на ремонте! Он что, новенький и мечтает выслужиться?
К счастью, сенатор, покачав головой, все-таки сел на скамейку, но охранник, кивнув партнеру, начал двигаться к музею через лужайку.
А вот это уже проблема.
Пора.
Я поймала голову сенатора в перекрестье прицела и выбрала ход спуска. Поправка на ветер, на высоту... прядь над лысиной развевается, словно ива на ветру...
И тут, едва я начала плавно дожимать спуск, мои глаза и лоб обхватила плотная ткань, полностью закрыв обзор. Я вздрогнула, теряя концентрацию, инстинктивно дожала спуск и всем телом почувствовала, как пуля уходит в никуда. Второго выстрела у меня не будет. Все, это конец.
Я выбросила вбок ногу и со злорадством услышала короткий стон. Есть! Я тут же перекатилась, рванув на себя штык-нож, повязка слетела с глаз, и я на миг застыла, удерживая на губах грязное ругательство.
- Ты!
- Я, - подтвердил Крис.
Он стоял на крыше в окружении римских статуй и голубого неба. По-прежнему босиком, в моих джинсах и футболке. Что было унизительнее всего, они шли ему куда больше, чем мне.
Как? Как он мог подобраться ко мне сзади? Да, я отвлеклась в миг выстрела, но ему нужно было так взобраться на крышу, чтобы я не услышала! Или он - диверсант-профессионал, и мне крышка, или...
Некогда думать. Я уже подхватывала рюкзак. Счет шел на секунды. Все нормальные люди, заслышав выстрел, улепетывают отсюда, что есть ноги, и у меня мгновения, чтобы слиться с ними. Прощай, моя ремингтонка, пусть твой следующий хозяин будет удачливее меня.
Я накинула крюк на балконную арматуру и заскользила вниз. Куртку я бросила среди деревьев, убедившись, что на меня не смотрят. Теперь редкие свидетели будут говорить, что видели фигурку в бежевой куртке, и моя майка не привлечет взглядов. Отпечатки с винтовки я стерла, но если хоть где-то остался волосок, мне хана. Впрочем, я аккуратна, и в базах меня нет.
Прорвемся... и если повезет, попробуем еще раз.
- Валери, - услышала я за спиной задыхающийся голос. - Постой, пожалуйста.
Я резко обернулась.
- Парень, ты допрыгаешься. Какого ... ты вмешался?
- Сенатора не убили.
- Что?
- Сенатора Дюкре не должны были убить здесь, - поправился Крис. - Я точно это помню.
- И поэтому ты решил поиграть в ангела-хранителя?
Крис невозмутимо вернул мой взгляд.
- У каждого свои недостатки. Ты вот убиваешь людей за деньги, но я же тебе ничего не говорю.
Я задохнулась.
- Да от меня в сто раз больше пользы, чем от тебя!
- Это в какой системе координат?
Крис спокойно смотрел на меня своими прозрачными серыми глазами. Слишком уверен в себе он был для сумасшедшего, вот что. Какого черта ему надо?
Уйти? Но он знает, кто именно покушался на сенатора Дюкре. Что куда хуже, ему известно, где я живу.
Заставить его замолчать? Но я никогда не убивала так, глаза в глаза... не смогу.
Значит, надо ему подыграть.
- Ладно. Допустим, ты не псих. Чем докажешь?
- Сенатор Дюкре вот-вот выступит в новостях, обличая своих убийц, - быстро сказал Крис. - Он скажет, что ему стало известно о новом штамме, о страшном вирусе. Именно поэтому я здесь. Валери, у меня всего один день, и это чрезвычайно важно. Мне нужна твоя помощь.
- Именно моя?
- Да. Потому что ты единственная, кто может найти заказчика.
Через полчаса мы сидели на увитой плющом веранде маленького итальянского кафе. Крис, как был, босиком, уплетал вторую порцию тальятелле с белыми грибами так, что за ушами трещало. Я мрачно помешивала трубочкой апельсиновый сок, сканируя окрестности. Внутри за раскрытыми французскими окнами галдели туристы, и красотка в телевизоре рекламировала зубную пасту.
- Через минуту начнутся новости, - сухо сказала я.
- Да. - Крис выглядел бледным и напряженным. - Ведущая будет в синем жакете.
Что ж, посмотрим, как он выкрутится, подумала я, мельком глянув на заставку новостей. Если все это чушь, я поднимусь и уйду. Без доказательств Крису никто не поверит. А Дюкре добью сама, едва он поедет на слушания.
Я снова взглянула через веранду на огромный экран телевизора. Картинка сменилась, и теперь на экране нервно улыбался сенатор. Выглядел он неважно: на лысине блестел пот, пальцы беспорядочно барабанили по столу. Зато ни царапины, с досадой подумала я.
- "Со мной связался аноним, который предоставил крайне убедительные доказательства..." - начал Крис.
- Со мной связался аноним, который предоставил крайне убедительные доказательства... - послушно повторил сенатор.
Я заморгала и перевела взгляд на Криса. Он что, его спичрайтер?
Крис, болезненно морщась, продолжил:
- "...Некая корпорация в преддверии ГЕНС вела работы над сывороткой, повышающей иммунитет и закрепляющейся в поколениях, как положительная мутация. Другими словами, богатырское здоровье для себя, детей и внуков. Но..."
- ...Они не добились цели, - продолжал сенатор, - и тогда, экспериментируя, ученые инвертировали эффект сыворотки и получили сильнейший вирус. Дамы и господа, мой источник утверждает, что этот штамм случайно вырвался на свободу.
Крис чуть отпил воды из стакана.
- Через пару секунд ведущая откроет рот, и ты увидишь следы помады у нее на зубах, - сказал он. - Если слов сенатора тебе недостаточно.
Я уставилась на экран. Прямо в глаза ведущей, которая, ошалело слушая сенатора, на миг забыла, где находится, бессознательно провела пальцем по губе - и на зубах осталась розовая полоса.
Крис продолжал переводить речь сенатора дословно вместе с репликами ведущей. Я уже не слушала, погрузившись в расчеты. Так. Вирус-шмирус, неважно. Главное, к этому старому пню уже не подобраться. Его уже берут в оборот спецслужбы, психиатры и прочая швейцарская бюрократия, и через пять минут его будет труднее застрелить, чем президента. Черт бы побрал этого сероглазого парня с переломанным носом, это мое первое проваленное дело, меня убьют, меня точно убьют, и что делать? Я уже взяла аванс. Вернуть его? Меня застрелят сразу же.
- Сейчас программу прервут по распоряжению сверху, чтобы вырубить бред перепуганного человека, - спокойно сказал Крис. - Они еще не знают, что это правда.
И верно: на экране телевизора улыбчивая девушка вновь рекламировала какую-то дрянь. В зале переговаривались по-французски взволнованные туристы.
Крис внимательно посмотрел на меня.
Этот парень знал наперед, что скажет Дюкре, какой жакет будет на ведущей, и где будет снайпер во время покушения. Есть черта, за которой бритва Оккама перестает работать.
- Теперь ты готова меня выслушать?
Я молча глядела на него.
Вообще-то я не была готова. Вообще-то у меня были дела покруче Крисовых заморочек про будущее и прочие чудеса с помадой. По-хорошему следовало бы залечь на дно, сменить квартиру и уйти из колледжа, потому что береженых бережет известно кто, а вот легкомысленные дуры живут недолго.
И именно это я и собиралась сделать.
- Слушай, - проникновенно сказала я. - Я верю, что ты спаситель человечества, который вылечит всех от проклятого вируса. Но мне - веришь ли, нет ли - пофиг. Дюкре жив, а мне пора валить. До свидания.
И встала. Красивые вьюноши из будущего со взором горящим - дело хорошее, но не тогда, когда речь идет о собственной шкуре.
Крис глубоко вздохнул, касаясь мочки уха.
- Извини.
- Да ничего, - махнула рукой я и зашагала от столика.
Точнее, попыталась. Правое запястье пронзило острой болью, такой, словно мне вот-вот отрежет руку циркулярной пилой. Я охнула, перехватывая кисть левой рукой.
- Мононити с силовым приводом безопасны, - негромко сказал Крис. - Но при резких движениях ощущения действительно не очень приятные. Еще раз извини.
Я с силой выдохнула воздух. Официанты начали на нас оборачиваться; нет, скандал закатывать не время и не место.
- Отключи ее... нет, ты этого не сделаешь, верно?
- Верно. И тебе никто не поверит, если ты позовешь на помощь, а вот я смогу много чего рассказать. Но пока ты в пяти шагах от меня, ты ничего не почувствуешь. Валери, мне очень нужна твоя помощь. И, как я сказал, у меня лишь один день.
Крис встал, очень спокойный и собранный, и я неожиданно подумала, что из парня вышел бы неплохой снайпер. По крайней мере, на цели он концентрируется капитально.
Жаль только, что эта цель - я.
- Идем, - коротко сказала я, бросив на столик деньги. - По дороге объяснишь.
То, что рассказал Крис, не укладывалось в голове. По его словам, штамм и впрямь существовал, и в будущем из-за него началось такое, что лучше уж восстание машин. Люди мерли, как мухи, от обычного гриппа, умирали в пятьдесят, в тридцать, потом в двадцать, женщины рожали в двенадцать и умирали все равно.
Поиск сыворотки не прекращался. Но ломать - не строить: первые поколения не успели. А последние - опоздали. Вся отрасль работала на генетиков, но когда те нашли противоядие, хромосомы обычного человека искорежились настолько, что сыворотка могла только замедлить процесс. Человечество никогда не стало бы прежним.
- И тогда они нашли другое решение, - сказал Крис. В его глазах было далекое выражение, словно он смотрел на экран телевизора за тридевять земель. - Темпоральная генетика. Опыленные.
- Опыленные, - бесцветно сказала я. - Это еще что за хрень?
Мы шли по набережной, вдоль деревянных скамеек и лебединых стай у пирсов. Впереди фонтан д"О разбрасывал бриллиантовые брызги по голубому озеру. Пользуясь тем, что Крис на пару секунд отвлекся, я начала осторожно и методично ощупывать запястье, пытаясь нашарить выпуклость или "застежку", и Крис словно невзначай взял меня под руку: я поморщилась, но стерпела.
- Каждый день я путешествую во времени и пространстве, - начал Крис. - От меня это не зависит, как восход солнца: генетики так сконструировали мое тело, что я исчезаю, едва мой день заканчивается. У меня нет ничего своего. У меня никогда не было друзей, которые пробыли бы рядом больше дня. Я не знаю, сколько нас: мы опыленные. Почти люди, но не совсем.
- И давно ты так прыгаешь?
Крис вздохнул.
- Я родился в будущем. Меня собрали из генома горстки "нормальных" людей; к тому времени их остались единицы. Первые два года я провел в стерильной камере перед экраном под действием закрепителей памяти, слушая вашего сенатора снова и снова. - Крис снова болезненно поморщился, и теперь я поняла, почему. - По версии моих создателей я обязан был прыгнуть в прошлое, сюда, ко времени, когда штамм едва изобрели, и отдать себя в руки генетиков, чтобы те выжали из меня сыворотку. Но что-то пошло не так, и я двадцать лет каждый день прыгаю по галактике, прибывая то слишком поздно, то слишком далеко, то слишком рано. Я видел... не самое счастливое будущее, Валери.
- И выжил? - хмыкнула я.
- Поневоле приходится читать людей.
Я представила маленького мальчика с пепельными волосами. Он сидит один в стеклянной комнате и смотрит на экран широко раскрытыми глазами, а голос на экране повторяет одно и то же. Как в старом анекдоте про заевшую пластинку: "Хочешь, я расскажу тебе сказку? Хочешь, я расскажу тебе сказку?"
Вряд ли это повторялось целыми днями, но... пожалуй, мне его даже жалко.
Опыленные, значит...
Я вспомнила золотистую пыль в его волосах. И на своем носовом платке.
В носу тут же некстати засвербело, словно я слишком долго сдерживалась и не чихала.
- Тогда скажи мне, Доктор Кто, - торопливо и в нос начала я, потянувшись в карман за салфеткой, - какого черта со мной происходит все утро? Я не могу перестать чи - ой!
Веер золотистых брызг окатил парочку на скамейке и проходящую мимо мамочку с коляской. Крис слабо улыбнулся, глядя, как я спешно вытираю нос свободной рукой.
- С сегодняшнего утра у тебя иммунитет к штамму, Валери. Тебя опылили. Их, кстати, тоже.
До меня наконец дошло. Вот что делает эта золотая пыльца. Это и есть сыворотка!
- То есть мне достаточно пройтись по вокзалам и аэропортам, и человечество спасено?
- Нет. Ты перестанешь чихать через час-два. Они - еще быстрее. Те, кого они "заразят"-
- Я поняла. А если собрать пыльцу в специальную баночку...
- Она разлагается за секунды, - покачал головой Крис. - Вот поэтому жизненно важно узнать, кто твой заказчик. Кто заказал сенатора Дюкре? Какая корпорация допустила утечку штамма? Кому смертельно опасны его обвинения? Я должен прийти к ним, чтобы они взяли мою кровь и создали прототип вакцины для всех. У компании, не создавшей штамм, не хватит знаний, чтобы разобраться за один день.
- А в будущем никто не знает, кто придумал штамм?
- Они очень хорошо замели следы. А лаборатории разгромила разъяренная толпа.
- И на все про все один день, - протянула я. - А через день ты исчезнешь.
- Я не вру, - спокойно сказал Крис. - Я действительно исчезну, а если меня убить, толку от моего трупа будет очень мало. Это еще одна вещь, которую мне вдолбили закрепителем: кончать с собой запрещается, пока миссия не выполнена.
Этот сероглазый парень держит меня на поводке, рассказывает невозможные вещи, тут же подтверждает их - и хочет найти моего заказчика, чтобы сдаться ему.
То, что вместе с ним сдадут и меня, его, похоже, не волнует.
- Слушай, откровенность за откровенность. - Я взглянула Крису в глаза. - Я хочу жить. Ты можешь меня хоть в клубок связать, но по мне, лучше человечество сдохнет, чем я. Тем более, что сдыхать оно будет медленно, еда-электричество будет, на мой век хватит.
Крис несколько секунд озадаченно смотрел на меня.
- Извини, - сказал он. - То, что ты говоришь, рационально и похоже на здоровый инстинкт самосохранения. Просто мне не приходило в голову, что ты откажешься, когда я объясню все. Глупо, да?
- Еще как.
Крис помолчал. Совсем рядом девчонки хихикали на пирсе, фотографируясь на фоне фонтана. Солнце начало печь макушку: приближался полдень.
- Посидим в тени? - предложил Крис. - Теоретически ты сейчас самый важный человек на Земле. Мне бы хотелось, чтобы тебе было комфортно.
- Умеешь ты говорить комплименты.
Мы пересекли шумную дорогу и зашли в тихий тенистый парк Ла Гранж. В дальней части парка среди редких сосен алели на солнце осыпающиеся кусты розария и галдели туристы, так что мы прошли наверх мимо столетних кедров, обошли древнеримскую виллу и молча направились в дальний уголок, к единственной скамейке возле пруда, притаившейся в корнях высокого бука.
Люблю это место. Когда я еще училась, я часто приходила с конспектами и мешком арахиса, и кормила застенчивых белок. Жаль будет, если я сюда не вернусь.
- Это, конечно, не мое дело, - негромко сказал Крис, - но как ты дошла до такой жизни?
- Наверное, просто повезло, - хмыкнула я.
- Я серьезно, Валери. Почему?
- Ну, расскажу я тебе слезливую историю о любимом дедушке, которого сбил пьяный чиновник, - раздраженно сказала я. - И прочую хрень про родную маму, которая забывала дочку в больницах и чуть не сдала в детдом. Отстань. Если брошу - не на что будет жить. Останется лишь вернуться, устроиться продавщицей или аппаратчицей на ярославский химический и загнуться в сорок семь от рака, потому что экология ни к черту, а доктора еще хуже.
- И еще без цели ты никто, - тихо сказал Крис. - А с ней ты что-то значишь.
Я изумленно перевела взгляд на него, но Крис уже отвернулся, закусив губу и углубившись в свои мысли. До меня запоздало дошло, что он говорит не обо мне.
Я закинула ногу на ногу, устраиваясь удобнее. Высоко в ветвях бука светило солнце, играя в пепельных волосах Криса, пронизывая каждый лист рассеянным светом, словно витраж в церкви. На воде качались кувшинки, и по темной глади пруда скользила водомерка.
Это жизнь. А там - смерть. И первое нравится мне гораздо больше второго.
Я покосилась на Криса. Двадцать лет прыгать туда-сюда, блин. Попадись мне такие создатели, послала бы ко всем чертям. А встретила бы их взрослой - застрелила бы, честное слово. Хуже моей воспиталки Тамары Петровны в детском садике, хотя казалось бы, куда хуже-то.
Но что бы с ним ни делали в детстве, Крис не передумает. Он нацелен на результат, как я.
Я прикинула расстояние между нами. Три шага. Крис сидит слева. Если я медленно отведу правое запястье в сторону...
Ой! Больно, сволочь, мать его!
- Я предупреждал, - негромко сказал Крис.
Я зашипела, баюкая больную руку.
Крис вздохнул, подсаживаясь ближе ко мне. Я не успела отстраниться, как он взял прохладными пальцами мое запястье и начал массировать. Боль ушла мгновенно.
- Двенадцатое августа, - сказал Крис, массируя мою руку. - Под любыми звездами я закрывал глаза и видел одно: стрелок в парке Мон Репо, время и место. Воображал, кем ты будешь. Бельгиец, француженка, наемник, фанатичка? Я не знал, кто ты, но я должен был тебя встретить.
Он помолчал. Потом бережно опустил мою кисть на скамейку и посмотрел мне в глаза.
- Я думал о тебе двадцать лет. Когда я очнулся этим утром и увидел электронные часы на остановке, это было, словно в жизни появился смысл. В моей жизни была лишь одна дата. И ты.
Очень романтично, хотела ехидно вставить я, но осеклась. Не в романтике было дело, а в жестком, напоминающем пытку программировании, которое никогда не выветрить из памяти.
- Вообрази, как я изумился, увидев девушку, чью одежду я...
- Нагло спер, - вставила я.
- ...Позаимствовал. - Крис помолчал. - Это не совпадение, Валери. Без тебя и впрямь ничего не получится.
Мы надолго замолчали. На пруд с хлопаньем крыльев и брызгами приземлились две утки, и селезень тут же начал охаживать самочку. Тень от скамейки стала чуть длиннее: солнце начало клониться вниз. День еще не прошел даже наполовину, но пора было что-то решать.
- Ладно, - наконец сказал Крис. - Доверимся математике. Даже если ты будешь убивать по человеку в день, тридцать тысяч - не самая высокая плата. Как тебе перспектива стать лучшим наемником в современной истории?
Я вздрогнула. Крис прочитал меня, как открытую книгу. Как?
- Да, - хрипло сказала я. - Я этого хочу. Но как?
Вместо ответа Крис откинул прядь пепельных волос с уха и показал мне внутреннюю сторону мочки, где поблескивал прямоугольник размером в четверть ногтя.
- Это контрольный пульт, - сказал он. - Режимов два: силовой и боевой, разберешься. Зона действия мононити - до трехсот метров. Разрез легко спутать с хирургическим, если тихо надрезать артерию, а не рубить головы. С ней ты выберешься отовсюду.
Я присвистнула.
- И когда ты мне ее отдашь?
- Когда мы будем внутри компании, создавшей штамм.
На случай, если я его обману. Логично.
- А если я... - начала я, не отрывая взгляда от его уха.
Крис вздохнул.
- Снять ее может только хозяин. Если меня убить или отрезать ухо, она выйдет из строя.
Любой другой на месте Криса пережал бы мне сонную артерию, дождался бы, пока я потеряю сознание, и отвез бы в уединенное место. А дальше можно брать эту самую мононить и воздействовать на ногти, корневые каналы, что угодно. Адская боль и никаких следов: я бы раскололась через полчаса.
Но Крис, кажется, на это не способен в принципе. Все, что он может - пообещать мне оружие и надеяться, что я от счастья не перережу всю Женеву.
Чего тебе хочется больше жизни, Валери?
- Я согласна, - услышала я свой голос.
Пятнадцать минут спустя мы поднимались вдоль туристической улочки от авеню Пикте-де-Рошмон. Мимо промчалась полицейская машина; я инстинктивно отвернула лицо, но успела выхватить взглядом из толпы черного парня, который лихорадочно прятал свой товар.
- Погоди, - остановила я Криса. - Я сейчас.
Свернутые купюры перекочевали из рук в руки, и в карман моих джинсов скользнул потрепанного вида смартфон. Я быстро набрала сообщение заказчику и нажала "отправить".
Телефон слабо звякнул: ответ пришел почти мгновенно. Н-да, подумала я, прочитав текст. Кажется, наградной знак лучшего киллера мне все-таки не выдадут.
- Через полчаса. Черный микроавтобус на улице Соре.
Я посмотрела на Криса. Тот ответил мне серьезным и понимающим взглядом.
- Ты понимаешь, какой это риск? - сухо спросила я.
- Тебе страшно?
- Конечно! Я еще не сошла с ума.
Пальцы Криса словно невзначай коснулись моего плеча. Я хмуро посмотрела на него, но он вдруг отвернулся, ювелирным жестом смахнул что-то с обувного стенда и рассыпался в извинениях, задерживая прохожих. Я не успела моргнуть, как на тротуаре образовалась настоящая пробка.
- Что за...
- Идем. - Крис снова взял меня под руку. На нем уже красовались замшевые мокасины на босу ногу. - Только не торопись.
- Да ты настоящий уличный воришка, - прошипела я.
- Валери, я с двух лет выпрашивал себе еду. Должны же у меня быть какие-то таланты?
Он посмотрел на меня с легкой, едва заметной иронической улыбкой. Я фыркнула.
- Ладно, настроение ты мне поднял. Возьми с полки пирожок.
До улицы Соре мы дошли пешком. Крис оглядывался по сторонам, как турист, и сиял, как медный грош. Мне очень хотелось запихнуть ему в рот лимон, чтобы он хоть немного скис. Кто гарантирует, что нас не отвезут прямо в лес и не закопают там, не завозя ни в какую лабораторию?
Хотя я ввела в сообщение те слова, которые просил добавить Крис. Нам поверят, что мы знаем про вирус. Может, даже создадут сыворотку. Только вот будь я на их месте, убила бы нас за это бы еще быстрее. Лучше прожить тридцать лет, но королем, чем пятьдесят, но в тюрьме.
Темный бронированный микроавтобус стоял на месте. Рядом светлели раздвижные двери многоквартирного здания, на углу тихонько чахла ольха. Обычный городской район. И обычная жизнь, вот только иногда она заканчивается. Я стиснула зубы, не поддаваясь панике.
В микроавтобусе было пусто. Я распахнула задние дверцы: глухая железная стена отделяла водительское место от пассажиров, напротив друг друга тянулись два диванчика.
- Ждут, что мы сядем и следят, нет ли наблюдения, - сказала я.
Крис кивнул и первым полез внутрь. Я, помедлив пару секунд, запрыгнула за ним. Перед смертью не надышишься. Села напротив и закрыла дверцы. Щелкнул автоматический замок: мы были заперты.
Несколько минут мы просидели в темноте и тишине. Потом Крис схватил меня за плечо:
- Слышишь?
Впереди хлопнула дверца. Послышался звук заводящегося мотора.
Я почти без чувств откинулась обратно на сиденье. Мне было страшно, как никогда в жизни. Зачем, зачем, зачем я послушала этого идиота, кляла я себя. Он же мухи не обидит, чтобы выбраться!
- Если хочешь, чтобы мы выжили, отдай мне хрень, - прошептала я. - Убьют же!
Крис лишь коснулся моей руки в темноте:
- Все будет хорошо, Валери.
- Хотя бы сделай так, чтобы я могла ее снять, - прошипела я. - Вдруг тебе раскроят голову?
- Ты очень боишься, - тихо сказал Крис. - Нужно было оставить тебя снаружи. Прости.
Он глубоко вздохнул, притянул мою руку к себе, и в темноте я почувствовала, как мои пальцы, переплетясь с его, касаются маленькой пластинки с едва заметными выпуклостями.
Жилка у его уха билась так же быстро, как мое сердце. Он тоже боялся.
- Все. Она настроена на тебя.
Микроавтобус шел ровно и плавно, но остановки на светофорах делались все реже. Кажется, нас вывозят из города, что означает одно.
- АИРТЕК, - негромко сказала я. - Только у них лаборатории за городом, у всех остальных представительства в Женеве. Ходили слухи, что АИРТЕК отвалил лоббистам немало денег, чтобы закон о генетической свободе приняли вовремя.
- Чтобы они тут же начали бы торговать сывороткой.
- Угу.
- Поэтому-то анонимный источник и написал сенатору, - пробормотал Крис.
Через десять минут микроавтобус резко повернул, и дорога пошла под уклон. Из щели под дверцами исчез дневной свет, сменившись мертвенно-бледным освещением: подземный гараж.
Микроавтобус плавно затормозил. Все, мы на месте.
Последний шанс, или меня убьют. Я рванулась к дверям, но в последний миг перекатилась в полумраке, вскинула руку и легко, словно елочную игрушку с ветки, сняла магнитную клипсу с уха Криса. Тот не успел отреагировать: задние двери микроавтобуса распахнулись, и я едва успела увидеть фигуры в масках и камуфляже, как нам на головы набросили мешки.
Мешки - это очень хорошо. Значит, нас берегут, и еще не решили убить.
Клипса запульсировала у меня на ухе. Кажется, ее нужно коснуться. Я подняла было руку, но ее тут же заломили за спину, защелкивая наручники, больно сдавившие запястья. Нас потащили по коридору; я слышала лишь дыхание и шаги.
- Лера, они обязаны синтезировать сыворотку, - послышался задыхающийся голос Криса. В нем была настоящая боль, и не оттого, что он ударился головой, когда его вытаскивали. - Пожалуйста, ничего не предпринимай-
Я услышала звук пощечины, и Крис умолк.
- Говорить по-французски! - последовал приказ.
Меня втолкнули в какую-то комнату и захлопнули дверь; я слышала, как Криса потащили дальше. Я ничего не видела, кроме кружка пола под ногами.
Секунду спустя я почувствовала, как из карманов вынимают деньги и смартфон. Кто-то закатал левую штанину и присвистнул, вытащив штык-нож.
После этого со мной тем более не церемонились. Заставили открыть рот, бесцеремонно ощупали за деснами. Быстро и умело срезали одежду, расшнуровали ботинки: через минуту я стояла полуголая на холодном бетонном полу. Обыск был противным и унизительным; когда палец в медицинской перчатке залез мне в белье, я извернулась, чтобы укусить, и получила оглушающий удар в лоб. После этого с меня спустили и трусы, заставили раздвинуть ноги, и обыск повторился издевательски медленно. Когда мне наконец разрешили надеть больничную рубаху, мое лицо горело, как на сковородке.
Крис, сукин ты сын, подумала я. Зачем я пошла за тобой? Зачем? В глазах некстати и по-дурацки защипало, и я немедленно чихнула, осыпая рубаху остатками золотой пыльцы.
Я всем телом почувствовала, как от меня отшатываются охранники. Кто-то очень быстро говорил по-французски с незнакомым акцентом, я поняла лишь "золото" и "вакцина". С меня торопливо сняли наручники и перевалили на каталку, наглухо пристегнув к ней ремнями. Рубаха задралась высоко до бедер, но никому даже в голову не пришло ее поправить. Кто-то подошел и равнодушно начал брать анализ крови, сжимая мою руку до синяков. Я закусила губу, чтобы не вскрикнуть.
Потом за дверью раздались голоса, и меня повезли дальше по коридору, пока каталка не въехала в огромный зал.
Сердце подпрыгнуло: я услышала голос Криса. Он монотонным голосом произносил названия соединений, которые мне вообще ни о чем не говорили. Наверняка тоже выучил их с каким-нибудь закрепителем памяти.
Секунду спустя ремни каталки отщелкнулись, и я не успела опомниться, как оказалась на жестком медицинском кресле. Кто-то с силой развел мои ноги в стороны и зафиксировал их ремнями и металлическими полукольцами, пока другой проделывал то же с руками. Тугой обруч безжалостно сдавил голову, и я тихо застонала. Главным образом потому, что до клипсы было не дотянуться.
- Без этой девушки у вас не было бы сыворотки, - холодно сказал Крис на отличном французском. - Помните об этом.
- Как угодно, - отозвался другой баритон, полный и бархатистый. - Шарль, проследи.
После этого меня не трогали. Обруч вокруг головы чуть ослабили, и я лежала и слушала, как пищат приборы. Крис вскоре прекратил диктовку, а обсуждения всяких вирусно-генетических хитростей на французском я не понимала совершенно.
У меня вообще никто ничего не спрашивал. Один раз без предупреждения я почувствовала в вене иглу, другой раз у меня взяли кровь из пальца, потом снова укололи чем-то и взяли кровь из вены. Больше не происходило совсем ничего. Я почти задремала, уткнувшись носом в плотную ткань мешка.
Меня разбудили резкие голоса прямо над ухом.
- Эта доза убила бы лошадь!
- Но в ее крови разложилась почти мгновенно. Дважды! Это иммунитет.
- Вы вкололи ей смертельно опасную дозу? - послышался очень спокойный голос Криса.