В хижине тепло. Над горами поднимается луна, и светлая дорожка пролегает поверх длинных волос Гая. Словно олень с белой полосой на лбу, думаю я, глядя на лицо брата. Я люблю его, как легко догадаться.
В единственной комнате почти нет мебели - лишь горный воздух, свежий и чистый, как родниковая вода. Мы сидим у огня в совершенной тишине, пока камин не прогорает до углей.
Уже нельзя делать вид, что ничего не происходит.
- Мы больше друг друга не слышим, - говорит наконец Гай.
Говорит вслух, хотя этого и не требуется. И так все прекрасно понятно.
Мой брат, мой друг, моя вторая рука. Я никогда не была в одиночестве, сколько себя помнила: мы всегда были вместе, заканчивая мысли друг друга, и ничто не могло нас разделить. Даже смерть, как оказалось.
А теперь мы сидим напротив друг друга и каждый не знает, что думает другой. Словно попутчики в тесном купе, откуда нет выхода.
- Гай, это временно... - начинаю я.
- Нет. Мы уже разные, Рен.
Я вспоминаю, как мы с хохотом запрыгивали в электричку. Как безошибочно выбирали друг за друга музыку, делали заказы в кафешках, обменивались майками, джинсами, клетчатыми рубашками и сотнями мелких привычек, фразочек и жестов, что понимали лишь мы. Я и Гай.
Мне безумно хочется вновь стать той Карен. Вот только есть одна маленькая проблема.
- Люди рождаются разными, - негромко говорит Гай. - Но они к этому привыкают. Строят отношения, узнают друг друга получше, делятся мыслями, оставляют записки на кухонном столе. У нас все наоборот. В принципе я бы с этим смирился: так тоже можно жить. Но...
- Я знаю. Все, что происходит со мной, отражается на тебе.
Два сознания, погруженные в виртуальность в одном теле. Хижины вокруг нас не существовало, как не было и луны, веток розмарина на кухонном столе, поцарапанного карниза. Настоящее тело Гая лежало и смотрело сны в виртуальности, а я была всего лишь подгруженным к его голове после автокатастрофы пассажиром.
И страх, что меня вот-вот снова выбросит из машины, ест меня изнутри.
- Я справлюсь, - вырывается у меня. - Любую фобию можно уговорить.
Гай медленно качает головой.
- Ты мне не веришь?
- У меня на руках данные, Карен. Мы выживем только в одном случае: если наше тело накачают успокаивающим до состояния овоща. Иначе - аритмия, остановка сердца, гроб.
Луна светит в окно. Лицо Гая спокойно, но я знаю, чего это ему стоит. Сейчас его сжигает совсем другой страх - что моя фобия, дающий всплески адреналина все чаще, исчерпает срок, отпущенный его перегруженному мозгу, и усталые сосуды наконец откажут.
- Иррациональная боязнь, - говорит Гай. - Я бы хотел передать тебе свои ощущения: ты в безопасности, я здесь, я буду рядом - но из-за фобии ты меня не слышишь. Замкнутый круг.
Я поднимаю взгляд на брата.
- И что мы будем делать?
Гай встает.
- Может быть, есть еще один вариант. Слишком рано, но я... посоветуюсь. Собственно, я это и хотел тебе сказать. Продержись еще месяц, ладно? Возможно, есть способ нас разделить.
Он кивает и, не прощаясь вслух, выходит из хижины. Приветливый, разумный, спокойный, беспокоящийся о своей сестре - и совершенно чужой.
Когда-то я приняла виртуальность сразу. Мир, где можно слетать на Марс и раздвинуть границы черных дыр, построить тысячу дворцов, выбирать погоду, как плащ с легкомысленным рисунком - что может быть ближе?
Я знаю, почему Гай чувствует себя здесь как дома.
Здесь просто очень хорошо.
Но каждую ночь, когда утихали радости и споры, будь то на платформе антиграва или в подводных тоннелях, я тихо начинала сходить с ума.
А как еще быть? Когда ты сидишь в кресле, читаешь книгу, принимаешь ванну, ложишься в постель - и всё это время, каждую секунду, знаешь, что этого нет, и вся твоя жизнь - вымысел?
Я представляла, что меня вышвырнет обратно. Что асфальт под ногами исчезнет, пойдет волнами лицо Гая, небо расколется темнотой и ветер засвистит в ушах в бесконечном падении. Или наоборот: я открою глаза, и окажется, что открывать их некуда.
Конечно, я была не одна. Но большинство остальных приходило в норму уже после второй или третьей ступени реабилитации - или покидали виртуальность. Ведь им, в отличие от меня, было куда идти.
Почему с Гаем не произошло того же? Потому что у него, в отличие от меня, было тело? Потому что он был мужчиной? Потому что я сильнее боялась умереть, и это выяснилось только здесь?
Я не знала. Я все сильнее замыкалась в себе, все больше молчала, и все чаще ловила на себе взгляды Гая - пока мы не очутились в горной хижине.
И вот теперь он говорит, что нас можно разделить.
- Клоны, - спокойно говорит Гай. - Точнее, один клон. Для тебя.
Мы идем по стеклянному коридору, проходящему между двумя небоскребами сквозь облака. Налево прозрачная труба уходит вниз головокружительной американской горкой. На моих глазах девчонка лет пятнадцати с довольным уханьем отгибает мембрану люка, впрыгивает внутрь и понеслась вниз. Я сдерживаю завистливый вздох. Когда-то нас с Гаем не оторвать было от аттракционов; сейчас я бы не села даже на карусель.
- Клон? Это возможно?
- Это реально, - мягко говорит Гай. - Это самое главное.
- А риски?
- В случае успеха мы получим для тебя новое тело. Твое сознание загрузили в мою голову - это значит, что его вполне можно перенести в пустую. В случае неудачи мы просто не проснемся.
Я смотрю на брата. Тот отвечает спокойным взглядом.
- А ты?
- Останусь собой. Я бы не прочь стать моложе, красивее и без пломб где попало, но увы.
Я моргаю.
- Погоди. Ты сказал, что нужно подождать месяц... хочешь сказать, что мое тело уже готово? А как насчет спросить меня?
- Никак, извини. Юридически тебя не существует, а я имею право выгнать тебя из своей головы в любой момент. Де-факто, разумеется, решаешь ты. Я только напомню, что без пересадки мы проживем от силы месяцев шесть-восемь.
Я вздрагиваю. На секунду - на одну секунду - мне кажется, что это возможно. Что Гай и впрямь выгнал бы меня из своей головы в никуда. Я разучилась доверять? Любить?
- Меня гораздо больше волнует то, что ты замкнулась в себе и перестала искать варианты, - тихо говорит Гай, будто прочитав мои мысли. - Это болезнь, Рен. Но она пройдет.
Мы молчим, стоя у прозрачной стены. Внизу буйная зелень сменяется радужными кругами антигравов и вертикальных морских волн, омывающих левый угол небоскреба, и у меня вдруг сжимается сердце, когда я думаю, что это никогда не станет моим. И Гая тоже: он просто не выдержит повторного подключения после операции.
- Как это будет? Я засну и проснусь?
- Тебе нужно будет оставаться в сознании, пока они переносят тебя в новое тело. Будет больно довольно долго, но там тебе об этом расскажут подробнее, - Гай кивнул на темные двери в конце коридора. - Как и мне о моей роли. Готова?
Он стоит и смотрит, ожидая ответа, и до меня не сразу доходит, что мой брат и правда не знает, что я скажу на самый пустяковый вопрос. Что самый близкий мне человек теперь до конца жизни будет разговаривать со своей сестрой, как безукоризненно вежливый страховой агент за барьером письменного стола.
- Конечно, - выдавливаю я. - Чем раньше, тем лучше.
Нас берут на операцию.
Мы обнимаемся на прощание в крошечном саду, где цветут маргаритки. Два блестящих лифта увезут нас к дублерам настоящих операционных через три минуты, но эти последние мгновения - наши.
Гай молча прижимает меня к себе, и я заглядываю ему в лицо. Ради меня он отказался от обычной жизни, а теперь ему придется вычеркнуть и виртуальность. Я хочу сказать, что понимаю, но знаю, что не найду слов.
И других таких нужных здесь слов не найду, наверное.
- Прощай.
- Увидимся на другой стороне, Рен.
А потом боль отступает, и я наконец-то начинаю слышать.
- Все, - мягко произносит женский голос. Это Нина. - Уже все. Ян?
- Мозг еще несколько минут будет фиксировать остаточные явления, - сообщает неизвестный мне Ян. - Но в целом сканирование закончено. Поздравляю.
Я мысленно перевожу дух. Наконец-то.
- Готовьте манипуляторы, - командует голос. - Медленно и осторожно!
Сквозь слой воды я слышу далекий механический гул. А в следующий момент меня поднимают в воздух.
Меня оглушает какофония: писк зуммеров, миллионы ледяных иголок, вонзающихся в кожу, голоса - и на миг я мечтаю нырнуть обратно в теплое водяное убежище. Каждым участком кожи я чувствую, как на меня обрушивается свет. Гул работающих турбин разбивается о барабанные перепонки, я почти вскрикиваю от боли и неожиданности - и понимаю, что все это время что-то мешало мне говорить. Теперь же во рту и в горле царит блаженная пустота. Мышцы сокращаются, легкие перерабатывают воздух: я дышу самостоятельно.
Вокруг по-прежнему темнота. Наконец меня опускают спиной вниз на жесткую кушетку и я наконец-то могу шевелиться, хотя ноги и руки слушаются с трудом.
Я вспоминаю последний разговор с сестрой. Та кукольная маска спокойствия, что мне приходилось носить - меня передергивает от мысли, что Рен смотрела на меня и видела только ее. Но стало бы ей легче, покажи я свой страх? Ей, которую почти съела фобия?
- Не спеши. - Нина оказывается рядом. - Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?
Я хочу покачать головой, но Нина понимает меня и так.
- Попробуй что-нибудь сказать. Не напрягай связки, говори шепотом.
- Я ничего не вижу, - еле слышно шепчу я.
- Зрение скоро подключится, дай себе пару часов. Нагрузка на нерв была изрядная.
Она берет меня за руку. Что-то с ее пальцами не так, но я не могу понять, что.
- Назови последнее, что ты помнишь. Перед сканированием.
- Копию операционной в виртуальности. Помню, как Рен... - я запинаюсь. Пальцы Нины сжимаются так резко, что у меня перехватывает дыхание.
И я наконец понимаю, что с ее пальцами не так.
Они такие же, как и мои.
- Ты Гай, - говорит Нина мертвым голосом.
Мне не нужно объяснять, что происходит.
- Вы скопировали мою собственную память и личность вместо того, чтобы перенести сюда мою сестру, - холодным женским шепотом говорю я. - Ваш эксперимент не удался.
- Он удался, но...
- Но в мире теперь существует два меня. И ни одной Карен.
Я и правда проснусь в собственном теле пару суток спустя, запоздало понимаю я. Как мне и обещали. Просто это буду не я. Не то "я", что живет за этими глазами. Не то "я", что смутно припоминает боль и иглы в висках и стеклянный контейнер с бурлящей водой.
Это будет тот я, который расстался с сестрой в виртуальности и все еще верит, что увидит ее вновь. Я, у которого еще не разбито сердце.
И не будет разбито, холодно понимаю я. Он никогда не узнает, кто на самом деле перед ним. Просто его сестра, у которой, какое счастье, больше нет фобии.
Я скоро увижу его. Его - не себя.
Но я помню камин в горной хижине. Помню стеклянный лабиринт в облаках и неуверенную улыбку Рен на стене, тонущую в солнечных бликах. Помню, как ставил электронную подпись на контракте. Помню, как сестра обняла меня на прощание.
И это уже не я? Совсем не я?
Нина выпускает мою руку.
- Убедись.
Моя рука неуверенно двигается. Я ничего не вижу, но пальцы скользят по кушетке... по другой руке, по моему плечу...
- Нина, - предостерегающе говорит Ян.
- Пусть она убедится.
Я касаюсь горла, на котором никогда не было адамова яблока. Мои пальцы спускаются на грудь... точно такую же, что коснулась меня в виртуальности, когда мы обнялись.
Это она. Карен. Только ее больше нет.
- Гай... мне очень жаль.
Я качаю головой и закрываю глаза.
Когда я просыпаюсь, в комнате царит темнота. Я моргаю, но очертания кровати не спешат обрисовываться.
- Ты ничего не видишь, - раздается негромкий женский голос. Не очень приятный. - Это нормально. Скоро пройдет.
- Нина? - сонно спрашиваю я. Пытаюсь говорить вслух, но получается лишь шепот. - Это ты?
- Она внизу, в лаборатории. Как ты себя чувствуешь?
- Немного болят глаза. - Я приподнимаюсь, напрягая зрение. - Это точно ненадолго?
- Ты скоро в этом убедишься.
Я опускаюсь обратно на подушки и облизываю языком губы: настоящие, сухие... мои, и меня охватывает облегчение. Все хорошо, у меня есть тело, оно мое и только мое, я больше не в виртуальности... и я больше не боюсь.
У меня только один вопрос.
И он уже почти срывается с моих губ, но я не решаюсь. Если все хорошо, узнаю и так. Если плохо... лучше не знать как можно дольше.
- Который час? - вместо этого спрашиваю я.
- Раннее утро. Спи, если хочется.
Меня и вправду тянет в сон, но вместо этого я смотрю на потолок невидящими глазами. Меня немного знобит, и я плотнее закутываюсь в одеяло. За ночь подушка нагрелась, и я тянусь было перевернуть ее, но слишком тяжело шевелиться.
На лоб ложится прохладная ладонь.
- Тебя лихорадит. Хочешь пить?
- Немного.
Та, кто разговаривает со мной, сдвигается, и я понимаю, что она сидит на краю постели. Булькает вода в графине.
Она вкладывает мне в пальцы стакан. Я с трудом приподнимаюсь, и поперек спины тотчас ложится твердая, почти мужская рука, не давая мне упасть.
Я допиваю воду.
- Спасибо.
- Не за что.
Мне кажется, что ее ладонь чуть вздрагивает перед тем, как она ее отводит.
Я закрываю глаза. Сверху теплое и уютное одеяло, но меня знобит, словно я в арктической пустыне. Словно я жду плохих новостей.
"Увидимся на другой стороне", - сказал Гай. Где он сейчас? На другой стороне? В соседней палате?
Я все еще боюсь задать вопрос.
Потому что если бы все было в порядке, мне бы уже сказали ответ.
Почему я еще не заметила, как этот неприятный, чуть гнусавый голос напоминает мой?
- Карен? - упавшим шепотом говорю я.
- Все в порядке, Гай, - откликается она с едва заметной задержкой. - Я здесь.
Шок проходит через меня волнами.
Карен.
Еще одна Карен. Нас двое. Она - в моем теле, и я... я...
Я, кажется, начинаю дрожать. Еще секунда - и дрожь перейдет в рыдание. Я с трудом передвигаю руку и касаюсь своего тела - тела Гая.
Гая, который отдал все, чтобы я жила. Значит, я - эта вторая Карен - должна быть уверена, что Гай жив и любит ее.
Я закрываю глаза, вспоминая своего брата таким, каким я видела его в последний раз, среди маргариток. И мысленно киваю ему. Все будет хорошо.
- Все будет хорошо, Рен, - говорю я чуть хрипловатым голосом Гая. - Теперь мы вместе.
Нас выписывают через неделю, назначив мне - телу Гая - изнурительный курс физиотерапии. Я не возражаю.
Она никогда не узнает, звучит постоянным рефреном у меня в голове. Никогда.
Когда нас вывозят на колясках, мы с другой Карен обмениваемся взглядами. Я вижу в ее глазах такую любовь, что мне становится неловко.
Я беру ее за руку - и вдруг понимаю, что сейчас ей так же холодно и пусто, как серому ноябрю за окном.
И в эту секунду, кажется, мы полностью понимаем друг друга.