Помните, есть лишь три вещи, которые ни в коем случае нельзя делать в Калейдо, Городе Тёплых Камней: приглашать в дом незнакомцев, провожать Блуждающее Море и смотреть в глаза эс-каррам. Нет сомнений, что первые два правила знакомы каждому добропорядочному людяю, а также всякому, кто дорожит своей головой (или тем, что находится на плечах вместо неё), и не нуждается в разъяснениях. Что до эс-карров... нет, пожалуй, я начну с самого начала. Иначе легко и напрочь потерять нить повествования!
Для начала позвольте представиться: Люминесценция Стеклянное Стекло, шестая (и нелюбимая) дочь в семье. Мой отец - весьма состоятельный людяй с полным славных подвигов прошлым (да-да, это именно он усмирил взбесившегося пуделя старой графини!), а матушка, дама изысканной красоты, некогда блистала при княжеском дворе (однажды она даже удостоилась чести нести сто пятую свечу на коронации!). Бесспорно, такое дитя ожидало блестящее будущее: но, чем старше я становилась, тем мрачнее становились лица окружающих: мой нос никак не хотел благородно загибаться вниз, кожа под подбородком лежала гладко, отказываясь надуваться восхитительным пузырем, а мочки, вместо того, чтобы свешиваться до самых плеч, игриво покачиваясь при ходьбе, оканчивались уродливыми обрубками. Разумеется, любая другая ранимая барышня на моем месте бы совершенно опустила руки и заперлась в какой-нибудь башне: но любовь к высокой литературе сослужила мне хорошую службу. Я поступила так же, как и легендарная людяйская Принцесса Жёванный Носок: однажды ночью позаимствовала некую сумму из сбережений моего драгоценного папеньки, и отправилась в далекое путешествие по миру. Господин Стеклянной Стекло настолько обрадовался внезапному исчезновению его уродливой дочери, что даже не стал начинать поиски. На первом же поезде я покинула Людвин, столицу небольшого людяйского княжества. А куда направляются все осколы, которым некуда податься?
Как говорила моя нянька-кряква, "куда угодно, лишь бы не в Страну, где Тепло"!
Мне совсем не хотелось повторить судьбу носковой принцессы (бедняжка плохо кончила, - по слухам, она пала так низко, что поедала собственные чулки), совсем напротив: я надеялась преотлично устроиться на новом месте.
...
Нельзя назвать Калейдо городом в полном смысле этого слова, ибо он содержит в себе нечто большее: уменьшенное многократно отражение всей нашей планеты, что зовется Калейдоскопом. Моя нянька-кряква родилась в Калейдо. Вечерами она часто исторгала из себя приглушенное бурчание, что складывалось в рассказы. Чаще всего она болтала о водорослях: старая кряква могла часами рассуждать об их полезных свойствах и изысканном вкусе. Но иногда удавалось услышать и настоящие истории:
Все началось с того, что дочь Бога разбила калейдоскоп. Однажды она оступилась и выронила из рук свою драгоценную игрушку; осколки разлетелись вокруг: в них отразилась вся вечность. И отразившись, не могла ни исказиться. Так родился мир: все живущие - лишь отражения в зеркальных стеклах, мужские и женские, страшные и прекрасные, простые и причудливые. Множество рас, народностей и племен рассеялось по планете, но произошли они от единой силы, и общее имя для них - осколы.
Нянька всегда останавливалась на этом месте и замолкала во время расспросов о башне Короля, башне Божьего сына, владыки живых. Очевидно, старая кряква была не чужда безбожным идеям секты Ожидающих Моря, что вполне нормально для её народности, в прошлом водоплавающей.
Общеизвестный факт: все жители столицы Мира - ужасные гордецы. По какой-то невероятной причине они считают свой город (и даже самих себя) особенными, приближенными к чуду, к Королю. Трудно не согласиться с ними; но утверждать, что башня Короля видна из Калейдо лучше, чем из любой другой точки нашего мира, по меньшей мере, глупо. Даже в Людвине, из окна моей комнаты, башня просматривалась отлично.
Планировка города, о котором я веду рассказ, весьма любопытна: улицы его в большинстве не имеют острых углов и прямых перекрестков. С высоты птичьего полета, он, верно похож на некое подобие огромного лабиринта, с большим числом витков и поворотов. Чем далее удаляешься от сердца Калейдо, тем извилистей становятся его улицы и тем проще заблудится в них одинокому путнику.
В первый же день моего прибытия в Калейдо я попала на праздник Тёплых Камней. Стоило мне лишь сойти с поезда, как многоликий и бурный поток людяев и тех, кого людяи называют иноземцами, подхватил мое юное тело и понес по лабиринту улиц, прямо к Площади Четырех Идолов. Шум и гвалт толпы был готов перекричать даже мысли, глубоко упрятанные в голове. Не оставалось ничего иного, как поддаться царившему вокруг действу, и даже более того, - стать его частью.
Находясь в особом состоянии радостного возбуждения, я, разумеется, и не пыталась запомнить путь, по которому меня тащат. Я смотрела лишь на силуэт башни. Она сияла и переливалась, как никогда раньше, даже в самый солнечный день. Башня была высока: так высока, что вершина её терялась в сиреневых облаках, что всегда собирались вокруг неё; а еще башня никогда не отбрасывала тени. Приблизиться же к ней было нельзя: он находилось отовсюду далеко и отовсюду близко. Десятки тысяч смельчаков во все времена пытались достичь заповедных стен; и всегда их попытки оборачивались провалом, а то и трагедией.
Все осколы: и людяи, и иноземцы на миг задержали дыхание, почувствовав внутри себя трепет и томление. Земля задрожала; даже стены домов, казалось, начали шевелиться и подергиваться.
"Уж не землетрясение ли это?" - с ужасом подумала тогда я.
Говорят, в этот особенный день граница между Страной, где Тепло и миром живых, сокращается. Если присесть на корточки и коснуться пальцами земли, можно ощутить тепло рук ушедших: ведь и они делают тоже, поднимаясь на самый верх своих пещер, таких горячих, что могут согреть даже мертвых.
Я повторила это действие машинально: не слишком-то верилось, что моя маменька, что живет теперь в подземной стране, захочет забраться так высоко ради своей непутевой Люминесценции. И все же сердце забилось чаще: камни мостовой и вправду были тёплыми! В книге Короля сказано: лишь ощутив это приятное тепло можно осознать весь ужас и холод Столь Далекой Пустоты, прячущейся за небесами, - места, куда уходят дети Моря и неправедные осколы.
Прошло немало времени, прежде чем я обрела способность связно мыслить. Я обнаружила, что сижу на краешке одного из великих фонтанов, а лицо моё залито слезами. Предо мной, наконец, предстал истинный Калейдо: обыденный, - но не менее причудливый. Никогда в своей жизни я не видела столько иноземцев: нужно было изрядно потрудиться, чтобы найти в этом водовороте удивительных существ хотя бы одно людяйское лицо. Все спешили куда-то по своим делам, кричали и смеялись, продавали и покупали, бежали куда-то и оживленно спорили, и, конечно же, никому не было дела до одинокой заплаканной девушки.
В Калейдо говорили на всеобщем, - те, кто имел на то физическую возможность; многие попросту изъяснялись жестами, щелчками или мычанием. Вот чинно шествует колонна Мягких Мо: телеса их необъятно огромны, а багровая кожа натянута наподобие диванной обивки; вот семенит морщинистая торговка-Трухля: локти её остры, словно ветки сухого дерева, но годичные кольца на шее говорят о том, что эта Трухля не так уж и стара; вот величаво плывут сквозь толпу женщины из народа Отёчниц: их опухшие, зеленоватые лица при каждом шаге колышутся, словно студень. Вот трехголовые Флу-флу - выкрикивают на разные голоса свежие новости, подсовывая каждому свежий "Вестник Тро". Всюду кружат Ур-гули, - наполовину птицы, наполовину крысы, то и дело пытаясь клюнуть исподтишка незадачливых осколов.
Рот мой от удивления раскрылся так широко, что пролетающий мимо ур-гуль лишь по счастливой случайности не запустил туда свой острый клюв. За моей спиной высились фигуры четырех каменных исполинов, - великих героев войны с Народом Моря. Трудно было поверить, что их возвели безо всякой магии: настолько колоссальными они казались.
Первый монумент, смотрящий на юг, изображал стройного Вихраста: его курчавые волосы спускались до самой спины волной. Всё в его облике: и раскосые глаза, и шерстяные заостренные уши, и острые плечи, и парадный фрак с манжетами, - всё стремилось ввысь, к небесам. Вытянутый, невероятно тонкий силуэт этого существа всё же отличался невообразимым изяществом. Вихраст, запечатленный в камне, в прошлом был лидером сопротивления осколов и трагически погиб в первом же сражении.
На втором постаменте восседал людяй, полненький, как пивной бочонок. Длинные мочки его ушей были обернуты несколько раз вокруг головы, словно тюрбан. Имя сего героя я знала даже лучше, чем своё: незабвенный Варинэль Первый, талантливый изобретатель и основатель Людвина. Героической гибели успешно избежал.
О третьем герое нельзя было сказать ничего определенного; впрочем, как и обо всех Тро. Никому достоверно не известен истинный облик представителей этой народности: тела их скрывает черный хитон, а на месте лиц красуется ухмыляющаяся круглая маска. Все Тро чрезвычайно образованны и умны; в народе говорят: легче подавится луной, чем переспорить Тро. Но, как бы то ни было, Тро, стоящий ныне на площади фонтанов смог договориться с Народом Моря, остановив самую кровопролитную и жестокую войну в истории Калейдоскопа. Отныне и навеки Тро главенствуют в Калейдо: это право подарено им самим Королем, и никто не может его оспорить.
Последняя фигура, изготовленная из черного, как океанская глубина, камня, высилась с северной стороны площади, на некотором отдалении от остальных, - словно одинокий утес, мрачный и смертоносный. Страх, необъяснимый, но естественный, как страх первых осколов перед огнем и громом, охватывал каждого смотрящего на эту статую.
Эс-карр. Высокий, худой, он стоял, чуть сгорбившись, пряча руки в рукава длинного плаща. Ускользающий взгляд: то равнодушный, то игривый; то грустный, то смеющийся. Можно лишь позавидовать таланту и бесстрашию того, кто решил запечатлеть Эс-карра в камне; и в тоже время не покидало ощущение, что древний скульптор неосознанно пытался "сгладить края", смягчить весь ужас оригинала.
Эс-карр, смотрящий на север. Молчаливая погибель. Левая рука Короля. Ходящий в ночь. Падальщик...
У Эс-карров было много имен и прозвищ, впрочем, верных лишь вполовину. Жестокие чудовища. Безжалостные убийцы, не знающие пощады. Если верить старым летописям, в прошлом Эс-карры вырезали целые города; лишь малочисленность этой народности спасала остальных жителей Калейдоскопа от вымирания. Сражаться на равных с Эс-каррами мог только Дракон после полного превращения.
Лишь благодаря вмешательству Эс-карров наш мир не превратился в новые охотничьи угодья Блуждающего Моря. Падальщики пришли на помощь в самый последний момент: весь Калейдо наполовину был залит водой, а жалкие остатки армии осколов уже не пытались сдерживать натиск водного народа. Всем известно, что один эс-карр стоит сотни бойцов: события, произошедшие в ту ночь, получили название "Великая жатва", время, когда Море потемнело от крови, крови морских пришельцев. После этого Король призвал эс-карров в свою башню и заключил с ними договор, запрещающий убивать без разбору. С тех пор падальщики живут в Калейдо, выполняя обязанности тюремных надзирателей и полицейских. По слухам, мифическая Ночь Жатвы - особая ночь для падальщиков, наступает раз в году и поныне. Пишут, что даже Тро не могут...
- Не бойся, он ведь давным-давно мертв.
Чей-то голос, звонкий и певучий, как хрустальный колокольчик, вывел меня из неприятного оцепенения. Я удивленно подняла взгляд на оскола, решившего заговорить со мной. Она сидела в фонтане, опустив ноги в ледяную воду. Капли непрестанно стекали по её лицу, но она словно не замечала этого. Заметив мой удивленный взгляд, странная девушка рассмеялась, высоко запрокинув голову. Совершенно, на мой скромный взгляд, неблагопристойным образом: но всё же в смехе этом не было ни грамма фальши.
- Леди, - строго сказала я, - Вы непременно простудитесь! Что вы вообще делаете в таком месте?!
- Я упустила своё Море, - тихо ответила девушка.
Она произнесла это таким тоном, словно это все объясняло. Вдруг она подалась вперед: наши глаза встретились. Я невольно отшатнулась, не имея сил выдержать этот удивительный взгляд: такая неисчерпаемая глубина пряталась в нём. Девушка протянула мне руку: на ладони, меж пальцев виднелись тонкие перепонки.
- Меня зовут Ре-ми.
"Вот это да! Она - из народа Вод! Настоящая! Здесь, в Калейдо!! Но ведь последнее Море ушло - уже давно!" - удивлению моему не было придела.
Её аквамариновая кожа была мягкой и гладкой, как шелковый платок. Совсем не этого я ожидала, читая старые летописи морского народа в родном Людвине.
После победы с водным народом был заключен мир, и Блуждающее Море покинуло Калейдоскоп: оно поднялось в небеса и исчезло, скрывшись в иных мирах. Но милость Великого Короля не знает границ: он не изгнал Море навсегда, но позволил Ему возвращаться в Калейдо; не редко и не часто, всего лишь на один месяц.
- Надеюсь, вам известно, что вся вода из фонтанов абсолютно не соответствует Нормам Чистости?!
- Она будет почище твоего платья! - улыбнулась моя новая знакомая.
Стыдно признаться: мой наряд и вправду оказался настолько грязен и измят, что, пожалуй, ни один добропорядочный людяй не согласился бы разделить с такой дамой трапезу.
С этой встречи и началась моя история, моя и Ре-ми.
Я прибыла в город Тёплых Камней совершенным ребёнком: но даже такому недалёкому существу рано или поздно приходится задуматься, чем же зарабатывать себе на хлеб.
Узнав о моей проблеме, Ре-ми сказала:
- Подумай: что тебе нравиться больше всего на свете? Если твои чувства искренни, то ты найдешь дело, которое тебя полюбит.
Ответить на этот вопрос было чрезвычайно просто: с самого детства моей первой и единственной страстью были книги. Не стоит и удивляться, что это благородное занятие быстро привело меня в лавочку господина Рука-Лицо. Этот милейший оскол содержал букинистический магазинчик в тихом переулке Длинных Ножей.
"Самые замечательные плохие книги! Если найдете книги хуже - вернем потраченные деньги!" - гордо гласила вывеска на входе. Хозяин лавочки, - пожилой оскол неизвестной мне народности, был влюблен в книги даже сильнее, чем я. Правда, любовь эта имела странный оттенок, позволяющий в какой-то степени усомниться в психическом здоровье сего господина. Всю свою жизнь он искал самые бездарные, отвратительные, глупые и бессмысленнейшие книги во всем Калейдоскопе (если у вас вдруг есть на примете одна такая, вы вполне можете принести её, получив за это немалые деньги. Но горе вам, если эта книга окажется недостаточно ужасной, или, не дай Великий Король, хорошей! Морщинистая рука, что покоится на гладком, как полено, лбу хозяина, тут же прыгнет вам на голову, а то и надает с десяток оплеух!).
На витрины этого примечательного заведения выставлялись настоящие "сокровища":
"Невероятно, но фрукт! Признание ожившей головотыквы"
"Шок! Диета Мягких Мо - минус четыреста килограмм в день!!"
"Под маской Тро - тайна раскрыта!"
"О проблеме писателей-лжецов: новый закон Тро"
"Философия ур-гулей: крошки чистого разума"
"Хроника ненужных мыслей: роман в шестидесяти томах"
...и множество других, ни на что не похожих произведений. Попадались и просто странные книги: чаще всего, их приносило в Калейдо Морем, но иногда - и чьим-то безумным воображением. Хозяин магазинчика брал их в руки с невероятной брезгливостью, - и ставил на самые дальние полки.
Моя старательность, а также чутье, как на хорошую литературу, так и плохую, сразу понравились господину Рука-лицо. К тому же, к старости он стал подслеповат, а ладонь, живущая собственной жизнью, и лазающая где попало по полкам, все же несколько растеряла былую резвость. Магазинчик не страдал от недостатка покупателей. Старый оскол часто говорил: "Поверьте, леди, - далеко не в каждом месте предлагают самый-самый товар! А самый плохой или самый хороший, - какая, в конце концов, разница?"
Время проносилось легко и резво, словно стая быстроногих коней, желающих догнать ветер. Я не считала часов и минут: каждый день сулил новые открытия и впечатления; подобно младенцу, только что вылезшему из утробы матери, я познавала мир с каждым вдохом, жадно и восторженно. Мы быстро сблизились с Ре-ми: казалось, с ней можно было говорить обо всем на свете... Обо всем, кроме Моря. В те мгновения на её бледно-голубом лице появлялась такая боль, такая горечь, что я сразу же переводила разговор на другую тему.
- Что есть Море? Какое оно, скажи? - спросила я однажды.
Ре-ми долго молчала.
- Задержи дыхание, закрой глаза, и зажми уши. Терпи столько, сколько можешь.
Я выполнила её просьбу, а после долго кашляла, жадно хватая воздух.
- То, что ты почувствовала - это и есть Море. Глоток ледяной воды для путника, измученного жаждой. Миг прозрения для слепого. Ускользающая улыбка, которую нельзя поймать, нельзя удержать внутри. Море - это надежда...
У господина Рука-лицо было несколько иное мнение:
- Море, Море... Видал я его. Сопляком еще был. Вот ужас-то. Ходят повсюду эти страшилища, с клешнями да щупальцами. Вечное перемирие, ага! Я бы с такими уродами и за один стол-то не сел.
Морщинистая Рука согласно крякнула.
Однажды мне удалось разговорить одного вихраста, случайно забредшего в лавку:
- Всё начинается с дождя: он идет десять дней, без перерыва. А после приходит шум. Осколы замирают и прислушиваются, пытаясь найти тот самый шум, сквозь шум ливня. И вот, около четырех утра, перед рассветом, Блуждающее Море падает на Калейдо, и город наш становится одиноким островом в бесконечности вод. Для остального мира он становится невидим и неосязаем: до него невозможно добраться, и нельзя покинуть.
- Как и до башни Короля! - удивилась я.
- Действительно, - согласился мой собеседник, - Но, быть может, это и есть дело Его рук, Его магия? Разве кто-то иной смог бы сделать такое? Ах, что это был за месяц! В небесах кружили чайки и косяки летучих рыб; воздух наполнялся солью и ароматом морских водорослей...
- Действительно, не продохнуть было от этой вони! - некстати влез господин Рука-Лицо.
- Странная музыка играла повсюду. А ярмарка! Сколько там продавалось отборного жемчуга, морских раковин и чудных вещиц! Весь город пел и переливался...
- Еще бы, столько рыбьей чешуи под ногами! - выругался старик, - А еще падальщики на каждом шагу, - бродят, как тени и народ пугают!
- В последний день дети Моря устраивали карнавал во имя Ушедших вод. А на закате Море поднималось и уходило прочь: словно испарялось в воздухе, вместе со всеми своими кораблями и обитателями.
- Да вот только смотреть-то на это нельзя! Говорят, что, заглядевшись, можно отдать Морю свое зрение.
-Горе тем детям Вод, что не успели вернуться назад! И по сей день они блуждают по Калейдо, одинокие и неприкаянные! Они ждут, - ждут до следующего раза. До следующего Моря...
"Не может быть! - подумала я тогда, - Не может быть, чтобы Ре-ми ждала своё Море больше пятидесяти лет! О, Великий Король...!"
И всё же, иногда, вечерами, моя новая подруга рассказывала о своем прошлом. Я ловила эти крупицы памяти: они были невероятно ценны. То, что мы знали о Блуждающем Море и его детях, - в большинстве случаев лишь легенды, такие старые, что просто не могут быть полностью правдивыми.
-Наша судьба - это имя, - сказала Ре-ми однажды, - Каждое из имен значит причину смерти, - или гибели. Мою мать звали Ге-Ва, Глубокая Вода, - она утонула, когда я была совсем маленькой...
Я всхлипнула. Как это ужасно!
-Лучшего конца и представить себе нельзя, - рассмеялась Ре-ми, - Мы все рождены с Моря, и великое счастье быть с Ним в свой последний час.
Мне было очень трудно это принять.
-А отец?
-Его нарекли Нон-Тихом, Ночным Сном; мне хочется думать, что его кончина будет такой же мирной, как и имя.
-Ре-ми, - я покачала головой, - Разве это правильно? Разве правильно наполнять свои сердца страхом, - с самого детства! Это жестоко...
-Я боюсь лишь одного, - уйти, не увидев Моря, - строго сказала моя подруга, - Мы не выбираем себе судьбы, и не выбираем имени, - нам дарит их случай. Осколы думают, что живут иначе, - но на самом деле почти не отличаются от детей Вод. Ничего нельзя изменить и предугадать, ни тебе, ни мне.
Ре-ми все же рассказала, что значит её собственное имя: "Одна-вторая". Странно, не правда ли? Что же это могло значить? Воистину, нет ничего пугающего в этих словах! Каково было бы Ре-ми, если б её звали, например "До-джи", - Длинная Сабля, или "Ри-кра", - Крик Боли?
Приближалась моя третья осень в Калейдо. И вместе с ней ко мне пришла Тайна. Тайна пряталась в Ре-ми: казалось, моя подруга пропиталась ею насквозь, как кружевная скатерть пропитывается запахом свежих персиков. Притом, тайна эта была не отвратительного свойства, вроде выводка крокотят в шкафу или пристрастия к одурительной слизи, а иного, романтического оттенка. Моя подруга краснела (правильней будет сказать - синела) по пустякам, роняла вещи и некстати смеялась. Короче говоря, вела себя как глупая влюбленная людяйская девчонка. Однажды я не выдержала и спросила её прямо.
Ре-ми улыбнулась, тепло и мечтательно, как в первый день нашей встречи:
- Ты права, во всем права! - вздохнула она, - Я и правда влюблена. Нет, я - люблю! Я безумно счастлива, и - безумно несчастна...
- Если какой-то мерзавец обесчестил тебя, и отказался жениться, придется познакомить его с одной очень тяжелой рукой, - нахмурилась я, думая о господине Рука-Лицо.
В ответ Ре-ми расхохоталась так звонко, что пара проходящих мимо горлоносов чуть не свернули свои длинные шеи.
- Если бы это было так! Но никто из осколов и смотреть не желает на нас. Выражать ненависть к детям Вод запрещено указом Короля и законами Либберы, но можно ли запретить перешептывание за спиной и взгляды, полные отвращения?
Ре-ми впервые говорила со мной так серьёзно.
- Для нас нет места в Калейдоскопе. Все эти годы я жила лишь потому, что ждала. Бывали минуты, когда мне казалось, что я умру раньше, чем дождусь.
Она все так же улыбалась, но голос её стал тих и печален.
- И вот я увидела тебя: людяйская девочка, что смотрела на меня иначе. Ты сочувствовала мне. Восхищалась мной! Разве могло такое случиться? А теперь я полюбила! Полюбила оскола... Ты - мой счастливый талисман!
В тот миг мои глаза наполнились слезами, и я почти готова была рассказать Ре-ми правду о себе, о своем прошлом. Ведь я - такая же изгнанница, как и она! Вот только у меня нет Моря, куда можно вернуться...
Но Ре-ми вдруг спрятала лицо в перепончатых ладонях, и прошептала:
-Ах, если бы ты знала, кто мой избранник! Если бы ты только знала...
И тогда стало ясно, что её ноша много тяжелее моей.
И она сказала. Она шепнула это слово мне на ухо, шепнула, и сразу отскочила в сторону, словно нашкодивший полупёс, ожидающий пинка.
-Нет, Ре-ми, - я с трудом подбирала слова, - Лучше и думать забудь об этом. Нет. Нельзя. Это просто невозможно.
-Все не так, как ты думаешь, - всхлипнула она, - И он - не такой, как остальные. Его зовут Ханц. Он сам сказал мне! Впрочем, имена для них ничего не значат, имена для них - лишь способ общения с остальными осколами.
-Неужто ты уже говорила с ним? Неужто наедине? О, Великий Король!..
Ре-ми выпрямилась и вдруг произнесла очень твердо:
-Я люблю его, а он любит меня.
Эти слова встали между нами, как каменная гряда, как бездонный ров. Если то, что сказала Ре-ми - правдой, то в опасности и моя жизнь. А может быть, и жизнь господина Рука-Лицо, и всех других, кто рядом. Мы обе знали: если я уйду сейчас, оставив Ре-ми наедине со своей страшной, чудовищной тайной, то не услышу ни слова упрека. Я сделала шаг вперед, и протянула руки. Дернувшись, Ре-ми бросилась мне на шею. Плечи её дрожали.
"Плачь, плачь, моя бедная подруга! Плачь, и всей соли Моря не хватит, чтобы утолить твою печаль!", - думала я тогда.
Ведь слово, что она сказала мне, состоит из шести букв.
Эс-карр.
Я долго перебирала в памяти время, проведенное с Ре-ми, пытаясь отыскать тот день, который стал отправной точкой катастрофы. И, как ни прискорбно, в том оказалась моя вина! Ведь это именно я устроила ту немыслимую прогулку в Бурлим-бурлей! Блуждать в лабиринтах Калейдо - удовольствие сомнительное. Но поиск самых замечательных плохих книг наполнял таким азартом, что я была готова забраться даже в Глубокую Глубину, - при условии наличия там чудовищно отвратительной книги.
Бурлим-бурлей - местечко достаточно темное: и в прямом, и в переносном смысле. Здесь проживали те, кто по каким-либо причинам, - идейным или физиологическим, не желал выходить на свет. С наступлением ночи в этом районе закипала настоящая жизнь: опасная, и быть может, не вполне законная, - но, тем не менее, привлекательная для многих горожан, жаждущих недорогих развлечений.
Лучики солнца почти не проникали на эти улицы; над головами высились пирамиды коробок, наскоро сколоченных досок и дурно пахнущих тряпок. Что-то шерстяное и круглое то и дело проскальзывало меж ног: оставалось надеется, что это были не крокотята. Ре-ми не отпускала мою руку и хмурилась, в мыслях наверняка поминая сию затею недобрым словом.
- Не стоит и волноваться, - уверяла я, - Калейдо - безопасный город, с нами ничего не может случиться!
Пожалуй, в тот момент мне стоило бы вспомнить одну из поучительных историй о Принцессе Жёванный Носок: летописи гласят, что она очень любила обниматься с незнакомцами, проповедуя идею вселенской любви; любила до тех пор, пока на пути этой благородной дамы не повстречался Добрый Душитель. Как ей удалось выжить, история умалчивает, но судя по тому, что носковая принцесса впоследствии все-таки умерла молодой (не стоит есть свои чулки, даже если очень голоден), тот неприятный случай не прибавил ей ума.
Двое незнакомцев неожиданно возникли на нашем пути, преградив дорогу. Выглядели они довольно непрезентабельно. Первый, - толстый, но невиданно резвый кишковорот, буквально подпрыгивал от нетерпения. Судя по всему, он недавно сбросил кожу, и сильно нуждался в свежей белковой пище. Второй, высокий широкоплечий задолбаец, качал огромной квадратной головой, издавая какие-то нечленораздельные звуки. Весь его вид говорил о том, что этот задолбаец уже весьма задолбан, и ритуальное вливание одурительной слизи прошло для него весьма успешно.
- Ой как! - прищелкнул языком кишковорот, - Какие замечательные птички прилетели в наше тихое местечко! Моё сердце готово выпрыгнуть из груди от радости!
Его сердце и вправду начало вылезать наружу, рывками подтягиваясь к подбородку. Мне сделалось дурно.
- Н-да-б-да! - согласился задолбаец.
- Вот только рыбьей требухе здесь ой как не место!
В животе у толстяка что-то угрожающе забурчало и зашевелилось. На лице Ре-ми не дрогнул ни один мускул.
- Да как вы только смеете! - вскричала я, - Разве вам не известно о законах Либберы, что запрещают расовую и видовую нетерпимость?!
- Ой, друг, - кишковорот хлопнул товарища по плечу, - О каких таких законах блибберы говорит эта птичка?
-Б-дааа! - задолбаец ощерился и наклонил голову вперед, словно морской бык на русалочьей корриде.
Невозможно было предсказать, что именно они собирались сделать с нами. Известно, что первым приходит на ум: но не во всех случаях особи разных видов могли осуществлять между собой плотскую связь. К тому же, сокращения желудка кишковорота становились все более интенсивными.
-Беги, - прошептала Ре-ми, - Они скорее поймают меня, чем погонятся за тобой.
Кто-то еще стоял в тени и смотрел на нас. Оттуда не доносилось ни единого звука; и всё же взгляд притаившегося наблюдателя был слишком осязаем, чтоб остаться незамеченным. Нечто темное сгустилось в обрывающейся тупиком арке: как будто дым или густой туман, а может попросту вечерний сумрак, упавший на Бурлим-Бурлей? По спине пробежали мурашки. Я успела заметить лишь высокий силуэт, прежде чем моя подруга оттащила меня к стене. Наши обидчики застыли. Идиот-задолбаец исторг из себя нечто, одновременно похожее на плач ребенка и мявконье крокота.
-Он из городской стражи! - радостно закричала я, - Сейчас он вас аресту...
Ре-ми зажала мне рот.
Крак-крак.
Словно скорлупа ореха треснула под ударом каблука. Звук, с которым раскрываются первые лезвия. Железный цветок на конце длинного морщинистого хобота.
Лезвия эс-карра.
Говорят, в тот момент еще можно убежать ведь он еще не может их выбрасывать. И вторые веки еще не открыты. Но кишковорот и задолбаец не двигались с места. Возможно, потому, что наблюдатель повернулся ним лицом: очевидно, взгляд эс-карра обладал неким гипнотическим действием. Зато Ре-ми воспользовалась моментом и помчалась прочь, увлекая меня за собой. Мы смогли перевести дух лишь когда перед нами замаячили цветные вывески переулка Длинных ножей.
- Он ведь нам помог, правда? - спросила я тогда.
- Конечно, - согласилась Ре-ми.
- Он их арестует, верно?
- Разумеется, - улыбнулась моя подруга. Вот только улыбка эта напоминала гримасу.
- Ты ненавидишь их? Это из-за того, что когда-то ваш народ и эс-карры...
- Что ты! Они всегда соблюдали законы Либберы.
После признания Ре-ми я думала: неужели ее избранником стал тот самый эс-карр? Неужели я так плохо разбираюсь в осколах, что не смогла разглядеть за маской презрения симпатию и сочувствие?
Жизнь стала похожей на каторгу: груз тайны, что моя подруга решила со мной разделить, лег непомерной ношей.
"Это не может закончиться хорошо", - твердила я про себя. И, к сожалению, оказалась права...
С каждым днем Ре-ми все больше впадала в пучину отчаяния: дочь Моря, всегда улыбчивую и мудрую, совершенно нельзя было узнать. Даже самый тупой задолбаец без труда догадался бы о причине этого состояния: связь с чудовищем, наделенным извращенным и страшным разумом, выматывала мою подругу; выматывала морально, и, очевидно (да простит меня Великий Король!), физически. Как-то раз, между мной и Ре-ми произошел один неприятный разговор. Добрые намерения иногда заставляют нас говорить жестокие вещи. В ответ на мои очередные обвинения, Ре-ми улыбнулась так вымученно, что захотелось заплакать:
-Глупая! Если бы ты только знала, какое это счастье - просто говорить с ним...
Стоит пояснить, что языком жестов все осколы овладевали еще в раннем детстве, - это было жизненно необходимо всем нам, живущим в столь разноликом мире. Булькающий язык людяев давался мне гораздо трудней, чем простой и логичный всеобщий. Неведомо никому, что представляла собой речь детей Вод, - но, возможно Ре-ми и эс-карр общались каким-то иным способом, более глубоким и недоступным обычному пониманию.
-Ах, о чём же с ним можно говорить!? О том, сколько осколов он убил? О прелести свежей крови и смертных муках? О пытках и способах казни?
Ре-ми ощерилась: тогда я впервые увидела её клыки:
-Ты... да разве дано тебе понять?! Ты всего лишь обычный оскол, как все они!! Что ты знаешь об этом? О нём?! О нас!..
Я отвернулась: хотелось закричать от обиды!
-Постой! Прости меня, я не хотела ничего дурного... - Ре-ми поймала меня за рукав, - Ты мой единственный друг, и я ценю это. Мы, народ Моря, это ценим, ценим всегда!
Решение проследить за моей бедной подругой было продиктовано не столько страхом, сколько отвратительным животным любопытством, съедающим все мысли и чувства. Мотылек летит на огонь, не зная, что он горяч; осколы же бредут в пасть дракона, пленившись сокровищами, и надеются, что дракон не проснется от их шагов...
Сейчас мне кажется, что Ре-ми знала об этих ночных похождениях, слыша стук неуклюжих шагов и порывистое дыхание своей преследовательницы; знала, но ничего не говорила - возможно, из вежливости, а возможно, ей было попросту все равно. Всякий раз моей подруге удавалось скрыться в темных лабиринтах раньше, чем я успевала запомнить маршрут. Удача улыбнулась мне лишь однажды - в тот раз, самый последний. Улыбнулась кривой, беззубой улыбкой прогнившего черепа.
Трудно поверить: сделав немалый круг, Ре-ми возвращалась в переулок Длинных Ножей! Нервно оглядевшись по сторонам, она вошла в подъезд низенького, кривоватого здания, которое старожилы любовно называли "танцующим домиком". (Поговаривали, что сие строение в прошлом было довольно неусидчивым: его стены еще помнили то время, когда все дома в Калейдо возводили из умного камня)
"Вот оно что! Как же хорошо! Нет никакого эс-карра, это всего лишь шутка! Ре-ми нашла себе обычного оскола! Возможно, он не в ладах с законом, - в том-то и причина её печали!"
Я на цыпочках покралась к низкому окну: за обрывками штор ничего не было видно. И все же нечто подсказывало мне, что Ре-ми именно здесь.
"Она говорит! Она с кем-то разговаривает, к тому же, - на всеобщем!" - возликовала я.
"Пожалуйста,- тихонько прошептала я, прислушиваясь, - Кто бы ты ни был, ответь ей!"
"Почему же? Почему она говорит, а он молчит? Разве это правильно?"
Интуиция людяев - самая слабая в Калейдоскопе. И все же, даже эти позорные крохи заставили меня почувствовать необъяснимый страх, - и за себя, и за Ре-ми. Он накатил внезапно, как холодные воды прилива, коснувшиеся голых ног.
"Глупая! - сказала я сама себе, - Калейдо - безопасный город, здесь ничего не..."
Окно резко распахнулось. Одно из стекол, не выдержав неистового напора, рухнуло вниз, в паре сантиметров от меня. Лишь невероятным усилием воли я смогла сдержать крик. Ре-ми облокотилась на подоконник. Её лицо в тусклом свете фонарей выглядело особенно бледным. Казалась, еще секунда, и она заметит чужое присутствие; но взгляд моей подруги был направлен высоко вверх. Вдруг Ре-ми шумно выдохнула, словно мать, только что разрешившаяся от бремени, и упала мне на руки. Сложно сказать, что более всего меня поразило: то, что тело девушки стало таким непривычно легким, или то, что кровь, стекающая на серые камни мостовой, была такой же алой и тёплой, как кровь людяев. Лицо моей подруги странно подергивалось; зрачки бешено вращались в глазницах, словно пытались узреть нечто, находящееся за гранью реального.
Ре-ми произнесла только одно слово: тихо, но отчетливо:
"Море".
Я опустила глаза вниз, тотчас же почувствовав накатившую слабость. Воистину, мне не стоило этого делать. О, Великий Король!..
"Одна-вторая!" Так вот что это значило! Жестокие Морские Боги, отчего вы не уберегли эту девушку, коль знали об её страшной судьбе?.. Бедное дитя Вод!
Моя дорогая подруга, разорванная надвое.
Она была еще жива: все же, физиология морского народа отличается от нашей; её тело раскачивалось из стороны в сторону, а может быть, это раскачивалась я, сотрясаясь от ужаса, охватившего сознание. Что-то неуловимое просвистело в воздухе, и шумное дыхание Ре-ми смолкло: на изящной девичьей шее появилось красное ожерелье, тонкое, как проволока. Я вскрикнула, высоко вздернув голову, - будто птица, заглотившая камень, и в то же мгновение мир вокруг стал тихим и очень темным.
...
Не хочу утомлять вас описанием тех месяцев слез и бессонных ночей на холодном чердаке господина Рука-Лицо: казалось, что рассудок готов был покинуть мой разум. Но, как бы то ни было, Ре-ми даже своей смертью умудрилась принести некое благо: это был последний раз, когда я теряла сознание от вида крови. И последний раз, когда я плакала. Позже кошмары отступили, но осталось боль и новое, незнакомое чувство - ненависть. Разумеется, того падальщика не наказали. А Тро даже развели вокруг этого происшествия целую дискуссию, но, как обычно, дальше разговоров дело не пошло: взбесившегося Эс-карра, конечно, искали, но искали вяло. Все понимали, что Ночь Жатвы закончилась, и новых поводов для волнений не будет, - до следующего года.
"О, Великий Король, ну почему же? За что эта бедная девушка должна была умереть такой жуткой смертью? И почему падальщикам сходят с рук их преступления?"
Эти мысли не покидали меня ни на секунду, более того, - они наполняли мое существование неким зловещим смыслом. В один прекрасный день я поняла, что готова абсолютно на всё, - лишь бы убить эс-карра по имени Ханц.
...
Сушеная голова прикатилась в один из первых зимних дней. Она проскользнула в приоткрытую дверь, прыгнула в руки и проскрежетала:
"Падальщики. Хочешь? Вечер вторника. В шестьдесят пятой арке Улья. Интересно?"
Посланница выронила пару желтоватых зубов и рассыпалась с чувством выполненного долга. Что поделать: головная почта - не самый надежный способ передачи сообщений.
"Неужели? - спросила я себя, - Неужели какой-то добрый оскол услышал мои молитвы, узнал мои чаяния?"
Господин Рука-Лицо не пытался меня отговаривать, а лишь бросил напоследок:
-Помни: враг эс-карров - не друг Калейдо!
Впрочем, едва ли его всерьез интересовала моя судьба: к сожалению, я была не самой отвратительной книгой, а всего лишь людяем, хоть и весьма уродливым.
Жизнь в Улье, беспокойном сердце Калейдо и месте служения Тро, - не прекращалась никогда. По слухам, Тро почти не нуждались во сне и отдыхе: денно и нощно они трудились ради благосостояния города и спокойствия его жителей. Как многие ноты вместе являют собой стройную симфонию, так и Улей состоял из множества частей и деталей, дверей и окон, балконов и лестниц. Это грандиозное строение издалека могло показаться хаотичным и даже вызвать раздражение; лишь приблизившись вплотную и коснувшись мягких округлых стен можно было оценить совершенство изменчивого порядка. Новые комнаты, башни и коридоры вырастали по мере надобности, а старые разрушались, превращаясь в клейкую массу и становясь частью фундамента. Я вспомнила, как впервые пришла сюда год назад, желая восстановить потерянный жетон личности - несомненно, теперь здесь все было совсем другим.
Мимо проскользнула разноликая стайка осколов, очевидно просителей или жалобщиков. Многие из них уже надели маски. Вход на территорию Улья был открыт лишь тем, кто "облачился согласно закону изменчивого равенства". Маски посетителей, в отличие от хозяев Улья имели желтую окраску и иную форму. Накинув на себя костюм, схожий с тем, что обычно носили Тро, я вошла внутрь. Считать арки, попадающиеся на глаза, оказалось непростым делом. И все же я не ошиблась: в названном месте - нешироком углублении с липкими стенами, поджидал хозяин головы. Заметив меня, он вежливо приподнял маску.
Лицо этого оскола покрывала гладкая и очень белая, словно пролившаяся на снег молоко, кожа. Глаза, красные и выпуклые, как окровавленные гнойники, выпирали прямо из верхней части лба: оттого казалось, что это существо смотрит на всех сверху вниз. Искусственный нос каким-то чудом удерживающийся на тонких завязках, то и дело съезжал к подбородку. Передо мной, несомненно, был людяй; но в его облике угадывалось что-то удивительно неестественное, неуместное и дикое: как жаба в супе, как эс-карр на свадьбе.
- Не бойтесь, милейшая барышня! Я уродлив телом, но не духом, ох-ёх!
Мягкий, вкрадчивый голос, - с едва уловимым акцентом высокого Людвина.
- Зовите меня Дружок Почти, - мой собеседник поклонился, впрочем, весьма неуклюже, - Нет-нет, не надо представляться! Ваше имя мне известно. Одно время о вас говорил весь Калейдо! Остаться в живых после такого...
К горлу подступил комок. Хватит ворошить прошлое!
- Вы хотите убить эс-карра? - спросила я.
Дружок Почти закашлялся; нос слетел с лица и шлепнулся на землю.
- Кхе-кхе... да вы не из робкого десятка! Надо же! Убить? Упаси Король, я же всего лишь людяй!
- Не слишком-то вы и похожи на людяя.
- Как и вы, ох-ёх! - он гаденько усмехнулся, - Очевидно, ваша матушка была той еще шалуньей!
Возможно, в другой раз в ответ на эту грубость я разразилась бы целой тирадой, но теперь...
- Дорогой господин, - отчеканила я, - Возможно, мне стоит сожалеть, что я не доложила о сушеной голове в полицию?
- Ни в коей мере! Проклятое ехидство... поверьте, я глубоко сочувствую вашему горю! Более того - мне и самому однажды пришлось пережить подобное, - он вздохнул, - Расскажу-ка я все по порядку. Было это, дай Великий Король памяти, пять годков тому назад. Ехал я к Грибной Бабушке, через горы. Дорогой папенька, на свою беду, приболел. А в Людвине хороших лекарей днем с огнём не сыщешь, ох-ёх!
- К той самой Грибной Бабушке, что в народе зовут Тетя Ядовидда? - я удивленно приподняла бровь.
- Клевета, сущая клевета, - Дружок Почти замахал руками, - Милейшая женщина! Но в тот злополучный день до нее я так не добрался. А потом...
Людяй простер руки в стороны и вытаращил глаза; так сильно, что они, казалось, вот-вот вылетят из орбит, как пробки из бутылок.
Я зевнула:
- И? Что, ваша лошадь переела Бабушкиных грибов и решила, что она дракониха?
Дружок Почти разочарованно выдохнул. По-видимому, он рассказывал эту историю уже не в первый раз:
- Э-нет, таким меня сделала вовсе не строптивая кобылка! Это сделал ОН. Падальщик, ёх! Просто высокий путник, идущий по горной тропе, подумалось мне... Как же он славно режет! Сразу и не понимаешь, чего именно ты лишился: руки, ноги, а может уже головы? Как же я кричал, ох-ёх! Славные горы! Я, видно, уже и сознания лишился, когда ЕМУ на голову посыпались камни.
- Разве Эс-карра может убить простой камнепад? - недоверчиво спросила я.
Дружок Почти крякнул:
- Это был совсем не простой камнепад, ох! Я и сам едва не отправился в Страну, где тепло. Хорошо, что один умелец-швейка подобрал моё тельце!
Швейки были лучшими в мире хирургами: обладая некой магией, эти существа умудрялись зашивать даже самые безнадежные раны. Впрочем, у этих операций имелись определенные побочные эффекты...
Мой собеседник демонстративно задвигал челюстью, словно объясняя свое вынужденное уродство.
-Мне очень жаль, - обронила я.
- А мне-то как жаль! Вот бы всех эти падальщиков засосало в Столь Далёкую Пустоту! Но, к сожалению, - он развел руками, - Я слаб. Но вы, дорогуша, можете многое! Хотя бы воздать по заслугам тому, кто так обошелся с вашей подругой!
- Но каким же, о, Великий Король, образом?.. - я грустно усмехнулась.
Дружок Почти подскочил и крепко сжал моё лицо в своих бородавчатых ладонях:
-Ох-ёх! Да вы та, на кого эс-карр закрыл глаза!!!
И самое страшное то, что слова этого грубияна не лишены правды! Если падальщик убивает, - он убивает всех, кто рядом. Жажда крови у эс-карров так сильна, что они попросту не могут сразу остановиться!
Есть одна легенда, - о Стране Зимы, стране, что раньше звалась Страной Лета. Звалась до той поры, пока в одно тихое утро её не посетил эс-карр. Он вошел в первый попавшийся дом, попросив кружку воды; но ребенок, что нёс её, поскользнулся. Лишь одна капелька крови упала на кожу падальщика; и всё же он не сумел совладать с собой. Почти все жители страны погибли; и женщины, и старики, и младенцы, - чудовище не пожалело никого из них.
Вы, верно, уже читали эту историю: разумеется, в авторской редакции Тро. Вот только называется она иначе: "Притча о наказании страны Мерзавцев". В магазинчике господина Рука-лицо как раз завалялась пара экземпляров этой книги...
- А если и так... Что я могу?
- На этот счёт не волнуйтесь! У меня есть кое-что особенное, глядите-ка...
Он запустил руку под плащ и вытащил некий предмет, завернутый в темную ткань.
-Спокойно, милая барышня! Это как раз оно, только кричать не стоит, ох-ёх!
"Да о чём этот Дружок Почти вообще думает? - крутилось в моей голове, - Шар Невве-Хуу? Быть может, один из последних оставшихся?!!"
-Знали бы вы, какую сумму мне пришлось отдать за него на черном рынке, - хохотнул уродец-людяй, - И, наконец, настало время воспользоваться этим легендарным оружием!
Дружок Почти нервно огляделся по сторонам:
- Дело-то нехитрое! Взять, да и бросить его к ногам падальщика по имени Ханц! Бросить, и отбежать в сторонку, ох-ёх! И этот милый шарик все сделает сам!
- Но ведь это же просто невозможно!! И незаконно, в конце концов...
- А разве законно желать смерти эс-каррам? Нашим помощникам и защитникам, ех-хе-хе!
Он откровенно издевался.
- Убийство эс-карра вообще не считается преступлением! Ни в одном из кодексов Тро об этом не написано! - отрезала я.
- Ну, разумеется! Это то же самое, что наказывать за проникновения в башню Короля, ёх! Если вдруг у вас получится - это изменит мир! Все узнают, что и падальщики не бессмертны!
Шары Невве-Хуу... Стеклянные сферы, где прячется частица Столь Далекой Пустоты. Страшное оружие детей Моря. Символ войны и смерти. Лучшие умы Калейдоскопа бились над тайной шаров; до сих пор она не отрылась никому. Лидеры всех рас и народностей подписали соглашение о недопустимости использования Невве-Хуу. Быть может, в секретных хранилищах Тро и хранится пара таких шаров. Но здесь?..
- Кажется, вы говорили, что готовы пойти на жертвы? По мне, так это меньшее из зол!
Выйдет ли? Получится ли?.. Во время последнего сражения это оружие не спасло армию детей Вод от почти полного истребления.
Я поделилась с Дружком Почти своими сомнениями.
В ответ он хохотнул и поднес стеклянную сферу прямо к моим глазам. Внутри находилась тьма, густая и непроглядная, темнее самых черных чернил, самой безлунной ночи. Тьма в своей истинной форме: тьма как отсутствие света, как мир оскола, лишенного глаз. Невве-Хуу, изображенные в учебниках истории, были совсем другими: гораздо более прозрачными, не такими черными.
- "Убийца Звезд" - его имя! Такая "игрушка" сможет прикончить падальщика, уж поверьте старику! Я бы и сам это сделал: вот только боюсь, кровожадный эс-карр Ханц не подпустит меня так близко!
- Но позвольте, - удивилась я, - Тот эс-карр пропал; невозможно, чтобы убийца, находящийся в розыске так просто гулял по Калейдо! Как же мы найдем Ханца?
Дружок Почти расхохотался:
- В розыске? Я видел, как он выходил из полицейского управления. Ваш "преступник" спакойненько продолжает себе работать; и убей меня Король, если Тро об этом не знают. Эс-карры слишком ценные сотрудники, чтобы списывать их из-за такого пустяка.
- Пустяка?..
- Да в каком мире вы живете, дорогуша? Тро относятся с пониманием к их природе: просто никто вам не скажет это прямо.
- Как? Зачем?..
- Очевидное дело. Думаете, просто управлять городом-государством без нормальной армии? С эс-каррами Калейдо диктует условия другим странам; и они вынуждены с нами считаться. В прошлые времена даже наличие одного падальщика в городе внушало уважение. А сколько их в Калейдо, ох-ёх? В конце концов, они же не режут всех подряд!
- Ну что ж... - я протянула руку, - Во мне больше нет страха и сомнений!
В глазах моего собеседника мелькнуло торжество. Быть может, он был рад избавиться от опасного Невве-Хуу, свалив вину на другого? А, все равно...
Ладони обожгло холодом: на миг показалось, что кожа покрывается ледяной коркой, а кровь застывает прямо в сосудах. Шар был тяжел, чудовищно тяжел...
-Не уроните его раньше времени, ёх! - хихикнул Дружок Почти, - Иначе нам обоим конец.