Аннотация: Внимание! Книга содержит грубые выражения или нецензурную лексику. Не предназначенно для прочтения лицами не достигшими 18 летнего возраста
'Не бывает абсолютно счастливых людей, бывают люди, которые не подозревают об ожидающих их проблемах'
Анатолий Симачинский
Пролог
Вот так всегда: никогда не знаешь, когда найдёшь, когда потеряешь. А главное, где придётся в следующий раз упасть с такой неимоверной силой, что сам того не осознавая, окажешься на самом дне. Один мой очень близкий человек всегда говорит: 'Допуская ошибку - никогда не понимаешь, в какой именно момент она произошла, и что теперь делать'. Золотые слова. Многого, не осознавая, я и мне подобные, допускают их тоннами за секунду. Это прекрасно. Нет ничего, более прекрасного, чем допускать ошибки снова и снова. Ведь никогда, даже на мгновение не можешь предположить, какая из оплошностей станет фатальной, и в твоей душе останутся только слёзы, сожаления, пустые, но такие громкие слова. Но ты их больше не слышишь. Фатален именно тот момент, когда ты проводишь всё своё время в пустой суете, занимаясь, так называемыми 'крысиными бегами'. Ты делаешь массу бесполезных движений не только для общества, но и для себя самого, останавливаешься в шаге от пропасти и понимаешь, дальше конец. Тебя уже ничего не спасёт: ни твой статус, ни деньги, ни слава - НИЧЕГО. Ты обречён так же, как и миллионы других, закончить свой бег у той финишной прямой, что и все. И это печально. Печально то, что дистанция, которую ты, так или иначе проходил на протяжении всей своей жизни, оказалась такой никчёмной, что перед самой финишной чертой, тебя мутит и выворачивает с такой силой, что блюёшь прямо себе под ноги, а потом спотыкаешься, падаешь, и приземляешься лицом в то, что осталось после тебя у самого финиша. Ты такой же, как и все.
В тебе присутствует вечная уверенность в том, что тебя это не коснётся, а значит можно делать то, что пожелаешь на протяжении долгих лет, расплачиваясь деньгами, и всё тем же статусом: можно ненавидеть своих близких, изменять жене, прятаться от родительских обязанностей, напиваться до чёртиков, гадить соседу под дверь, лгать, лицемерить, предавать...Боже! Да можно просто идти по улице, и не заметить, что кто-то просит твоей помощи, проигнорировать просьбу утопающего и продолжать читать лекции о благородстве и человеколюбии. Можно читать молитвы прихожанам, уезжая под конец службы на 'Лексусе' или 'Рэндж Ровере', и ждать пока те же прихожане, дадут тебе следующее пожертвование. Можно смотреть, как умирает нищий под окнами больницы и спокойно говорить о ненавистной тебе клятве Гиппократу, можно перед 'Судным днём' дать людям гречки, консерв и много ложных обещаний. И всё это ради того, чтобы выбрали на сей раз тебя, и придя ко власти, обокрасть вскоре всю страну до копейки, спокойно поглядывая на то, как очередное стадо, которое в очередной раз спокойно доедает свой весьма 'скудный паёк', верит во всё, что ты сказал. Всё это, конечно, можно. Жаль только что финал у всех у нас один но, увы, не все это понимают. А зачем? Когда господь дал всё. Не время для того, чтобы оборачиваться назад и со страхом смотреть по сторонам, ожидая падения. Не настолько глуп, даже самый примитивный из 'Homo Sapiens Sapiens', чтобы имея в руках ключ от счастья, им, не воспользоваться.
Но об этом судить не мне, и даже не всемогущим олигархам, бизнесменам и политикам, что в принципе, одно и тоже. Не главе даже самой финансируемой и 'глянцевой' церкви, и даже не Максу Громову. Что касается последнего, то ошибки и финал, как главный постулат этого времени, Макс осознал лучше любого другого. Жаль, что для этого пришлось упасть с такой неимоверной силой, что оказавшись у самого дна, нужно было приходить в себя, как будто после затяжного запоя, когда фаянсовому унитазу готов отдать не только внутренности, но и душу...Но к чему громкие слова и пафосные речи? Всё слишком просто. Слишком много денег, слишком мало любви. Хотя опять же, не мне об этом судить.
Глава первая
Время остановилось. Оно больше не имело власти над Максом. Оно вообще больше ничего не значило. Раньше, он готов был драться как сумасшедший, за каждую минуту и секунду, а теперь... теперь, спрашивает самого себя, кому это нужно?
Мрачный коридор. Здесь все стены окутаны неприкосновенным молчанием. Молчанием, которое будоражит, но по-настоящему не трогает, не задевает.
Плитка пронзает. Нет, не страхом, и даже не ужасом, а диким и безмолвным молчанием, и ты это чувствуешь. Каждая клеточка твоего тела, также как и этот коридор, пропитана страхом проронить хотя бы слово. Да и к чему все эти слова, когда красноречивей любой сказанной фразы или даже целого монолога: кричит, вопит, проезжающая мимо каталка с санитарами и торчащими из под простыни холодными, синими ногами с порядковым номером. И какая теперь разница, кто под той самой простынёй, что он или она успели сделать, а что нет?
Финишную прямую, они уверенно пересекли, а теперь вот, лежат на металлическом столе патологоанатома, который без особого желания вскрывает тело когда-то, кем-то горячо любимого, а может на оборот, ненавидимого вся и всеми. Вскрывает, всё по той же старой схеме, которую прописали уже как полстолетия назад. Вот живая, но в тоже время совсем нерадушная правда.
Еще одна нерадушная правда заключается в том, что такого странного, мерзкого, тошнотворного запаха Максу раньше никогда не приходилось чувствовать. Временами запах менялся: его палитра переливалась с неимоверной скоростью. Казалось, что все запахи перемешались воедино и какой-то псих-модельер или того хуже, психопат работающий здесь, собирает со всех своих 'клиентов' запахи, для того, чтобы в конечном счёте создать новую линию духов, чьи ароматы будут продаваться, как настоящий брэнд на современном рынке для весьма глупых, но в тоже время богатых моделей и богем. Духи, за которые будут платить тысячи долларов, а на упаковке будет написано: 'Остерегайтесь подделок. Настоящий товар подкреплен голограммой'! Ну, чем вам, уважаемые, не продолжение романа Патрика Зюскинда в наше время?
Запахи были настолько мощными и своеобразными, что заставили Макса искать что-нибудь знакомое в каждом из них. Ему даже на секунду показалось, что он уловил Её запах. Он был родом из ниоткуда. Тошнотворное веяние даже преподнесло ему аромат каких-то духов. Возможно, это Её запах? Но как знать? Он раньше об этом никогда не задумывался, а теперь пытался во что бы то ни стало найти, разыскать ароматы знакомого и такого родного ему человека... Разыскать и запомнить их, хотя бы сейчас. Но тщетно.
Он не помнил, как она пахла при жизни. Ему всегда казалось, что это абсолютно лишнее. Запахи вообще в его жизни не пользовались авторитетом. Не это по его глубокому убеждению, играет главенствующую роль в жизни каждого: если от человека с которым был знаком Макс, исходил приятный аромат - здорово, нет, ну и пусть...
Теперь Макс глубоко сожалел о том, что никогда раньше не интересовался этим, что ни разу за всю свою сознательную жизнь и ту, которую он провёл под градусом, не поинтересовался Её ароматом, не подарил ей духов. Тогда бы он точно знал, чем она пахнет, и не страдал бы с такой силой здесь, в этом богом забытом месте и явно окрещённом Дьяволом или Люцифером. Хотя стоило ли врать, что он забыл тот запах? Он попросту его не знал и не хотел знать. Его вообще не волновала Её жизнь, не говоря уже о каких-то мифических ароматах. Стыдно даже самому себе в этом признаться, но это правда.
Мимо одинокого молодого человека постоянно мелькали люди в белах, и всё также невероятно разящих какой-то мерзостью, халатах. Мелькали, ни на секунду, не останавливая свой взор на нём...Тут такие правила: ни любви, ни жалости - ничего! Человеческие чувства вон за той дверью, а здесь уж извольте быть каменным человеком без лишних эмоций. Это, наверное, единственный изъян их весьма непрестижной, но в то же время, такой необходимой работы. Работы, которой больше, чем идёт летоисчисление дней существования человечества в нашей эре. Эта работа, наверняка родилась вместе с первым убийством и первой смертью. Когда работаешь с молчаливыми и совсем несвежими телами, наверняка, приходится непросто. Еще хуже, когда тело изуродовано или изувечено: тогда 100% работаешь с куском материала, а не с человеческим телом, ведь сложно поверить в то, что, то, что томиться у тебя на твоём рабочем месте, было когда-то человеком с такими же эмоциями и переживаниями, как у тебя. Работая здесь, с годами понимаешь, что жизнь - это то, что спокойно блуждает за пределами этого кабинета, а смерть, вот она: молчалива, глупа, нелепа, ожидаема и наоборот, жестока.
Послесмертная философия, чёрт бы нас всех побрал...
Мысли Макса уходили далеко от реальности, он уже начал слышать даже смех. Возможно, парень сходил с ума, ведь каждые десять-двадцать минут, мимо него 'проходила' смерть. Каждая встреча с ней была какая-то особенная, и в то же время, самая, что ни на есть банальная: санитары, каталка, тело.
Смерть сопровождала каталку, ровно до того места, где был кабинет патологоанатома. Она как будто решила проконтролировать, дабы не один из клиентов этого весьма печального заведения, не покинул своё ложе, избежав финишной прямой. От такой картины оставаться в здравом разуме было сверх героической миссией, к тому же человек здравомыслящий, без особой надобности, сюда и не забредёт. Судьба же, с Максом была куда менее снисходительна, и с каждой утраченной здесь минутой, он чувствовал, как сейчас начнёт кричать от безысходности, и как его крик останется никем не замеченный, а потом, он просто упадёт на пол, потеряв сознание.
Здесь, время вообще не имело власти над людьми. Странно, ведь за стенами этого помещения бурлит жизнь: у каждого свои радости и горести, и никто даже на секунду, не задумывается над тем, что в обязательном порядке посетит этот коридор, и смерть обязательно сопроводит его прямо к кабинету главного эскулапа этого храма мрачной тишины.
Макс, сам когда-то неоднократно проходил мимо этого места, и даже не думал о том, что настолько долго задержится там. Всё в мире относительно: относительно офиса, какой-нибудь главенствующей нефтяной компании, это место было абсолютно пустым и никому ненужным. Правда, и офис любой нефтяной компании, отдыхал в стороне со всей своей никчёмной политикой курса доллара за баррель нефти, который изо дня в день шатался, как работник завода после зарплаты, по сравнению с этим местом. Курс в этом здании был, куда более стабильней любой лакмусовой бумажки, которой судя по всему, хозяйка-смерть уверенно разжигала доменную печь для кремации.
Порой, Макс идя по улице, как и миллионы других задирал голову, чтобы посмотреть на сумасшедшие высокие здания корпораций с высокобюджетным капиталом, даже не подозревая о том, что истинные дела происходят тут, в этом холодном, полупустом подвале. Неизвестно сколько бы еще томился Макс в этой богадельне, если бы не подошедший к нему тип в белом халате.
- Громов? - слышит он. - Громов, я спрашиваю?
Макса, как будто контузило, причем серьёзно.
- Ну, - мямлит неуверенно Макс.
- Я спрашиваю, Громов ты или нет?
Макс окончательно отключился от реальности. Ещё полчаса назад он был Громовым Максимом Алексеевичем, а теперь он человек без каких-либо опознавательных фамилий и имени. В этот момент, Макс ощутил какую-то дрожь и даже страх, чего раньше с ним никогда не бывало. Макс пытался ответить хоть что-нибудь этому мужику в халате, но не мог, он будто бы потерял дар речи.
Он начинает рвать. Рвать без остановки, причём с каким-то энтузиазмом, как будто пытаясь избавится от пороков и грехов, а судя по резко разливающейся внутренней жидкости по полу - грехов у него не мало.
- Ну, и что с тобой делать?
- Инна! Инна, твою мать! Принеси тряпку, чтобы убрать здесь всё. Да, и нашатырь захвати, тут сейчас пацан кони двинет.
От этих слов человеку в халате стало даже как-то весело. Он ещё никогда не представлял, что может получить труп прямо на своём рабочем месте. Хотя слабонервных, как Макс, всегда хватало, чего уж тут говорить.
'А что забавно, весьма забавно...', - подумал он. Через минуту прибежала хрупкая медсестра или санитарка, бог их разберет теперь, с тряпкой и куском ваты. При этом, одной рукой она вытирала всё то, что оставил бедолага, а другой, пыталась привести в чувство Макса с помощью ваты, предварительно смоченной спиртом.
- Так лучше?
- Да, - ответил Макс.
- Ну вот и славно. Громов, ты? - вновь зарядил мужик всё в том же омерзительно белом халате.
- Да, это я.
- Ну я вскрытие провёл, вот заключение. Можешь забирать тело.
Так о его матери еще никто не отзывался. 'Тело'. Это было просто непостижимо. Когда-то его родную маму называли по имени, а теперь, обращаются, как к неживому существу. Максу показалось, что он не сдержится и повторит процедуру с демонстрацией своего внутреннего мира, но, увы, рвать было нечем.
- Тело, надо забрать до пяти. Я тут ночевать с ним не буду - снова бросался словами выпивший, сужя по перегару несущему от него, эскулап. - Я бы с удовольствием, конечно, посидел тут, но мне за это не доплачивают. Да, и еще...Я там ее немного приукрасил с ребятами, так что неплохо было бы... - в этот момент глаза мужика в халате остановились на его собственном кармане. - Я, конечно, не настаиваю, но чисто символически было бы...
Рука Макса спокойно переложила сотню со своего кармана в карман доктора - тот лишь улыбнулся в ответ на такой жест.
- Ты тело готов забрать?
- Да, - неуверенно отвечает Макс.
- Ну тогда подгоняй машину под выход, а санитары помогут погрузить тело.
- Машину? - снова призадумался Макс.
- Нет, крейсер, ****ь! Пацан, скажи, ты совсем тупой? Ты тело на своём горбу понесёшь?
- У меня нет транспорта.
- Там на выходе два мужика маячат - как раз для тебя! Скажешь, что тебе нужно, они помогут. Все понял?
- Да, в принципе.
Максу казалось, что он знает всё на свете, что может выйти из любой ситуации, какой бы ужасной она ни была, но теперь он был полностью парализован. Всё, что Макс пытался делать сейчас, больше напоминало шаги годовалого малыша, который пробует сделать их впервые, но постоянно падает.
Как же это тяжело, когда вокруг никого, кто бы мог вот так просто, сейчас ему помочь...НЕТ НИКОГО. Сознание уже не принадлежало Максу. Он был отключён от всего мира и лишь изредка приходил на эту грешную землю непонятно зачем. Ему бы сейчас позавидовали все люди, пытавшиеся в своё время достичь нирваны или подобного состояния. Он его, судя по всему, уже достиг. Правда, цена, увы, велика. Но вы ведь и вправду кричали, как и Макс, что готовы многим пожертвовать ради этого состояния, постоянно балуясь алкоголем и наркотиками в клубах, причём делая это, всегда вместе, не так ли?!
Как оказалось, договориться с водителем - задача простая. Тебе даже не надо ничего выдумывать, что-то объяснять. Он в курсе дела: сначала задаток, остальная сумма после доставки - всё просто. До чего дошёл наш высокоинтеллектуальный потребительский мир, со всеми прелестями капиталистического мышления, когда за определённую сумму тебе доставят не только свежую пиццу или какой-нибудь другой товар, но и тело - также быстро и качественно.
Собственно само тело уже давно было в машине. Впервые Макс, если и не остался доволен, то уж точно, понимал, что хоть что-то сделал правильно. Ему даже как-то стало легче...Хотя и это было слишком громко сказано.
Макс впервые за эти пару дней взглянул на свой мобильный: там была масса пропущенных звонков от разных людей, и такая же масса непрочитанных смс. Кто-то был важен для него, а кто-то непонятно зачем набрал его номер, наверняка для того, чтобы сказать какую-то очередную глупость и спокойно повесить трубку, оставив еще один след на сердце Макса.
Раньше, он и дня не мог прожить без своего мобильного, теперь даже этот кусок пластмассы, начиненный современными технологиями вместе с полным безлимитным пакетом от оператора, стал для него попросту чужим и ненужным. Каждый раз, когда по телефону у него спрашивали: 'ну как ты?', он даже не знал, что отвечать, поэтому вместо ответа просто вешал трубку.
Теперь всё по-другому: после такого вопроса он начал изощряться и даже придумывал весьма, как ему казалось, забавные ответы, в стиле: 'норм, ща готовлюсь к 'пати', 'В отличии от неё, еще живой', 'могло быть и хуже' и так далее. Насчет последнего, то Макс неоднократно задумывался над тем, а могло ли быть ещё хуже? Ответа само собой, он не находил, но это не главное. Как уже говорилось выше: 'всё в мире относительно', а это значит лишь то, что оценка 'хуже' не имеет границ.
Время остановилось. Оно больше не имело власти над Максом. Оно вообще больше ничего не значило. Раньше, он готов был драться, как сумасшедший за каждую минуту и секунду, а теперь. Теперь, спрашивает самого себя, кому это нужно?
Макс снова выключил телефон, чтобы просто его не видеть. Не видеть времени и социума, в котором прятался...
Глава вторая
Дом был пуст, и пустота эта чувствовалась в каждом его углу. Теперь он представлялся Максу просто громадным. Пустота оседала в каждой его комнате, и казалось, что кто-то просто приютился в одном из закаулке какой-нибудь комнаты, и сейчас выскочит ему навстречу...
На многие из вещей этого дома, Макс смотрел теперь по-новому, если не сказать больше, с удивлением. Всё было не таким как раньше, всё имело другие формы и очертания, всё было просто чужим. Вещи, которые пылились столько лет на своём месте, стали настоящим открытием для него, и он это, увы, понимал. На секунду он даже подумал о том, что вообще впервые здесь, но это было всего лишь заблуждением.
Впервые после смерти матери, он строго оценил весь тот интерьер, который был присущ его дому столько лет, и сделал просто фантастический вывод: всё это убого. Мебель стояла не там, шкафы не вписывались в обстановку, техника была разбросана как попало.
Его это выводило из себя, выводило из равновесия. Что-то с новой силой заговорило в нём. Но менять он ничего не желал: на это у него не было ни сил, ни тем более желания. Вообще желание делать хоть что-либо было теперь чуждым для Макса. Он это прекрасно понимал. Но стоит ли так об этом переживать? В конце концов, его теперь никто и никуда не гонит, что вовсе не радовало Макса. Он понял, что может погрузиться в апатию или депрессию без ведомой на то причины и никто ему ничего не скажет. А ведь раньше, об этом он мог только мечтать. Теперь Макс был сиротой, что тоже вызвало в нём целую бурю эмоций, причём не только негативных...
Дом пустовал. В саду никого. Через пару лет здесь вообще невозможно будет жить. Дом покроется паутиной и трёхмерным слоем пыли. Сад зарастёт до такого состояния, что там заведётся какая-нибудь живность и он превратится в дикий уголок живой природы среди высокоразвитого индустриального города. 'Джунгли в самом центре цивилизации' - звучит неплохо. Но мысль об этом недолго занимала Макса. Он остановил свой взгляд на картине, которую страшно ненавидел все эти годы...'Ночь утех'. Тупая и примитивная мазня, какого-то маргинального художника, чьи картины из-за раскрученной рекламы расходятся втридорога. Он достоверно не знал, как эта картина приютилась в его доме, но ненавидел он её страшно. На полотне, на шёлковом ложе, изображены обнажённые парень и девушка, которые находятся в шаге от того, чтобы совокупиться и устроить звериный секс на всю ночь. Они находились в едином порыве. Судя по всему, жутко пьяные, по-другому, Макс почему-то этого не представлял. Вокруг них были рассыпаны фрукты, стояли надпитые бокалы вина.
'Ну хоть с названием автор не прогадал', - пронеслось в голове у Макса.
Та картина вызывала у Макса только отвращение и отаянную агрессию. Картина, которая столько лет провисела в Её спальне и была неприкасаема, как священная корова в Индии, теперь может пасть жертвой сумасшедшего сироты, который уже потянулся сдирать её со стены.
Картина мирно лежала на полу. Макс почему-то даже не задумываясь, спокойно расстигнул джинсы и немного покачав головой по сторонам, просто начал поливать ее. Такого кайфа он уже давно не испытывал, лужа стремительно растекалась по полотну, от чего делала его всё более и более ущербным. Макса этот процесс довольно сильно возбуждал, он даже успел представить за этим целую философию культурного мира: теперь каждый, приходя на выставку или вернисаж, мог сорвать ненравившуюся ему ту или иную картину и просто помочиться на неё, причём делать это чисто с эстетических побуждений, выражая тем самым своё 'недовольство' данному произведению. Это был полномасштабный культурный переворот, который изменил бы мир и живопись. Все бы тогда потянулись со всей силой выражать свой протест не только картинам, но и другим уже заевшим современную культуру видам искусства: музыке, архитектуре, писательству. Чистейшей воды гедонизм...
Раньше Максу, могло бы здорово влететь за такой проступок, его могли даже запереть в 'психушку', но теперь он чувствовал себя одиноким повелителем ситуации: он мог бы сжечь дом, если бы ему это понадобилось. Но к чему это? Сейчас самое время скорбить, пускай и в одиночку. И нечего размениваться на такие приятные, но в то же время, бесполезные мелочи.
Многое теперь будет по-другому, но понять это будет возможно только спустя некоторое время. Только спустя какие-то дни, а то и месяцы он сможет по-новому взглянуть на всё, что произошло после смерти самого близкого ему человека. Только после того, как он перестанет хаотично набирать номер мамы и не понимать, почему она в сотый раз не берёт трубку. Он сможет всё осознать, как только поймёт, что остался на этой войне один, и лишь тогда всё станет 'формально' легче. Я не случайно сказал 'формально', ведь всё в этой жизни притирается и даже забывается, но лишь 'формально'.
Макс, правда, тогда этого еще не знал и не осознавал.
Что дальше? Все самые непростые потрясения и удары в сердце, ждут Макса впереди. А за воротами уже стояла машина с телом мамы.
Глава третья
Дом уже не казался настолько пустым. По нему полным ходом без устану, маячили соседи, родственники, и те, кто не был безразличен к подобным сценам. Макс тут был чужим, он не понимал смысла ритуала, проходящего в его доме:
'Суета, да и только!', - подумал Макс. Больше чем эта суета, его раздражали те ритуалы, которые проводили над его мамой. Но что он мог поделать? То, что уже веками существует и действует вне зависимости от его желания и личного мнения, в этом мире, видимо так и останется вечным правилом.
Церемониал, который проходил у него дома, его абсолютно не будоражил: за последнее время вообще не было ни единого события или происшествия, которое могло задеть Макса, что называется 'за живое'. Так или иначе, суета не для него...
На все вопросы в стиле: '...а где находится то или иное?', 'куда нужно поставить то или иное?', - обходило Макса стороной.
'В конце концов, не лучше ли напиться?!', - это была лучшая идея Макса за сегодняшний, и без того, бездарно прожитый день. Запой, абсолютно не новое состояние молодого человека. В дни, когда жизнь итак лишает все пути к отступлению, лучше всего напиться и идти напролом. Лучший выход из любой, пускай и самой отвратительной жизненной ситуации: взять бутылку (по возможности не одну), и ударить со всей силой и по своим принципам, и по социальной морали.
Запой в одиночку - лучший способ поэкспериментировать, причём от души. По мнению Макса, запой: самый удобный способ исповедаться самому себе в своих же грехах и проступках, и таким образом, стать чище. Ни одна, даже самая задушевная в мире беседа с церковным настоятелем (если, конечно, она не подкреплена алкоголем), не способна разбудить дремлющую силу подсознательного так, как это делает алкоголь. Ведь бутылка не задаёт вопросов, не ставит тебя в глупое положение, а главное: она точно знает тебя лучше любого другого, и знает то, что ты сейчас по-настоящему желаешь. Еще одна грязная правда жизни.
Путь к изнурительной 'попойке' пролегает прямиком через местный магазин, где уже знакомая продавщица средних лет, отпустит тебе бутылку коньяка, даже не спрашивая есть ли тебе 18. Твой изнурительный вид и впитавшие уже энное количество спиртного, глаза - обо всём слишком много говорят, слишком много. Ты спокойно расплачиваешься и жалеешь, что на прилавке полностью отсутствует виски и прочие 'весёлые' напитки, которых сколько не пей - увы, мало. Жалеешь что 'отцовский напиток', тебе сегодня не вкусить. Продавщица, в свойственной ей манере, жалеет только об одном: 'такой молодой, а уже пьет! За что ж его так судьба?'. Произнося эту фразу, она аккуратно кладёт деньги в кассу и только улыбается тебе в след, дабы хоть как-то сгладить и без того непростую ситуацию.
'Опиум в массы - господа! Опиум в массы!'. Дальше по накатанной: рюмка за рюмкой, мысли по кругу, стабильность и отречённость от реальности, блаженство, расстройство, апатия, полная депрессия, пьяный бред, потеря памяти и наконец-то похмелье. Ну вот ты и прошел обряд очищения и исповедания.
До того, как Максу предстояло пройти весь круг катарсиса, нужно было ещё о многом подумать. Думать - это основное занятие Громова за эти последние дни. Оно не требует ничего кроме орудия мышления: мозгов, которых в нашей стране, как не парадоксально, становится всё меньше и меньше, ну и собственно говоря, темы, для того чтобы было над чем пораскинуть мозгами. Тем было немало: 'что дальше?', 'какой сейчас курс евро к гривне?', 'как это не существовать в принципе?', 'кто победит в нашей стране на следующих парламентских выборах?', 'когда уже перестанет щемить внутри без повода?', 'какой размер груди у Леночки (секретарши в его офисе)?', 'что хотела сказать ему мама в свои последние дни?', 'сколько сейчас стоит отдохнуть в Турции?', 'почему ему всё время врали, что с мамой все в порядке?'.
Слава богу, что вопросы отходят на второй план, ведь их становится всё больше и больше, а ответов, как это не странно - меньше. Да что там меньше - их нет ВООБЩЕ!
- Уважаемый господин Громов! Не все вопросы требуют ответа по своей сути, понимаете?
- Нет, конечно, - отвечает растерянный Макс.
- Ну, как же?! Вот смотрите: в случае с Леночкой, тут всё более, чем логично. У неё 3-й размер. Понимаете, это как математика. А в случае с тем: почему вы ничегошеньки не знали о вашей маме, то тут извольте...
- Как это извольте? - снова в недоумении спрашивает Макс.
- Господин Громов, будьте благоразумны, хоть немного! Вы, пардон, '****ский мудак', который за всё время пребывания мамы в критическом состоянии, так и не поинтересовались, что с ней. Понимаете меня? Если честно, я вообще ума не приложу, что сподвигло вас, столь занятую персону, поднять свою задницу и приехать на похороны? Поверьте, они состоялись бы и без вашего участия. Но вы здесь, чтобы показать всем в последний раз, какой вы заботливый сын, и что вы скорбите вместе со всеми. Чтобы сыграть роль скорби и получить за это приз зрительских симпатий, ведь так?!
- Не знаю, - совсем теряется молодой человек.
- Вы еще и лицемер, господин Громов! Но это вам не театр! Так что лучше успокойтесь. Ваши слезы скорби нужны здесь ровно столько, сколько необходимо присутствие миротворческого союза НАТО в Афганистане. Лучше бы вам узнать какой нынче курс евро по соотношению к гривне, оно и проще, да и никто не уличит вас в том, что вы - лицемерная скотина. Так будет проще, уж поверьте. Или вы, извольте полюбопытствовать, с чем-то не согласны?
Вот теперь Макс растерян полностью. Как можно быть несогласным со своей совестью и подсознанием, да еще простите, пьяным подсознанием? Разве не ради этой правды он сегодня уже успел напиться?
- Да, и еще уважаемый мой господин Громов...
- Я вас покорнейше слушаю, - оживился Макс.
- Перестаньте носить маску этакого чертового эстета. Её либо носят постоянно, либо не напяливают вообще. Потому что пьяный и лживый эстет - это несовместимо. Надеюсь, вы меня поняли?
Содержимое обеих бутылок было уже на дне. Впрочем, как и сам Макс. От такого общения со своим внутренним 'Я', в самый раз отправляться вдогонку за своей мамой. Но кто в молодости, простите, не был настолько печален, что сотворив очередную глупость или наступая на первый взгляд, на ничем неприметные грабли, не хотел красиво попрощаться с реальностью раз и навсегда? Чем Макс был хуже? Впрочем, опять вопросы, а подсознание уже успело его покинуть, так что лучше всё закончить прямо сейчас.
'Добавки господа! Я требую продолжения банкета!'
Ну, вот бутылка коньяка в кармане молодого парня - так значительно лучше. Пора домой. Хотя там тебя кроме деревянного гроба и горячо любимого в нём человека, никто не ждёт. 'Ох, и печально-то господа, ох и печально!', - мысли в одностороннем порядке курсируют внутри Громова. Они как будто требовали нормальной дорожной развязки и прочного speedway, но это было нереально. Когда не хватает сил для того, чтобы хотя бы немного поддерживать себя в порядке, думать о чём-то в логичном и нормальном ключе, очень непросто.
Макс достаточно крепко держит под курткой бутылку холодного коньяка, хотя это еще открытый вопрос: кто кого сильнее держит - Макс коньяк или наоборот? Путешествие подходит к концу. Вот он дом. Внутри никого. Вечерний час и дом покрыт сумраком. Картина из очередной книги Стивена Кинга: мрачно и ужасно, а особенно, когда понимаешь, что внутри нет ни одной живой души.
От одной только мысли, что Максу нужно переночевать в одном доме с покойником, пускай и настолько родным, его бросает в ужас:
'Бояться нужно живых', - убил бы ту сволочь, которая это сказала', - продолжает про себя парень. 'Ведь я невероятно боюсь, и этот страх не под моим контролем', - проскальзывает в голове у Макса. Безвыходная ситуация, не помогает даже алкоголь. Придётся ночевать на пороге, ведь просится к кому-то на один вечер, не хочется. Придётся мило расположившись на улице у входной двери, спокойно попивать бутылку коньяка и ждать благословенного сна. 'Нужно закрыть дверь, так надёжней', - размышляет Макс.
Дверь на замке, сердце тоже. Открыт только рот и бутылка коньяка: идеальное сочетание двух близких друзей. Тихий вечер. Нежный ветер. Это уже другая история, в которой не Макс ведёт свои мысли, а мысли ведут его за собой, ведут в неясность и полную сюрреальность. Прекрасно когда есть место, где можно спрятаться от всего на свете, даже от хозяйки смерти...
На улице тихо и светло, вокруг полным-полно народу. Все счастливы, в особенности, те двое. Это молодая мама и малыш лет пяти. Они вместе смеются, радуются каким-то мелочам, оба невероятно довольны всем, что происходит вокруг. И только Макс среди всех этих людей, выглядит грустным и подавленным. Он хочет подойти к молодой семье, но не может. Он чувствует что уже где-то видел этих двоих, но не может вспомнить где. Он снова пытается подойти к ним, но с каждым его шагом, малыш начинает всё громче и громче плакать глядя на Макса. Мама видя, что её ребёнок плачет, начинает отгонять от себя парня, приказывая ему уходить. Макс пытается еще пару раз подойти, но люди недовольны тем, что делает молодой человек и начинают хором его ругать. Макс идёт к ближайшему магазину, хватает, даже не взяв сдачи, бутылку виски и падает в тот же момент, как успевает сделать всего пару глотков. Сознание ведёт его дальше...
Глава четвертая
- Боже, он живой? Что с ним?
- По-моему, он мертв...
- Мертв? Быть этого не может?
- Он вовсе не мертв! Он просто...просто...Да он пьян!
- Сам бутылку коньяка! Болван!
- И, по-моему, не одну?!
- Ну и перегарище!
Над Максом вздымалась буря. Уйма людей пытались привести его в чувства:
- Я же говорила, что нельзя его оставлять одного. Парень в таком состоянии!
- Он просто алкоголик! Вот и все!
- Дура ты!
- Сама ты дура! Нужно его срочно подымать, похороны ведь через час!
Макс с трудом приходил в себя, все-таки катарсис не остался для него без последствий.
- Максим, мальчик мой! Как ты?
- Хуже не будет, - уверено, но все еще тяжело проворчал Макс. - Который час?
- Так уже без пяти одиннадцать. Похороны-то через час!
- Да хоть через два! - завопил недовольно Громов. - У меня жбан раскалывается. Пить хочу...
- Пить надо меньше!
- Закрой свой рот, старая карга! Бедный мальчик, так напиться. Ну зачем? Зачем спрашивается? - разрываются спешные вопли над парнем.
Кстати, в роли 'старой карги' выступала тетушка Макса - вдова, чьи нравы и воспитание абсолютно не позволяли видеть мужчину пьяным и воспринимать секс до замужества, хотя в молодости тетушка не один раз грешила с жившими по соседству с нею молодыми студентами, когда сама еще тетушка только закончила университет, отправившись преподавать в местную школу учителем зарубежной литературы. Муж ее, Викентий Сергеевич, будучи инженером-механиком скончался, после очередной ссоры и измены жены, так и никогда не узнав, что он у нее далеко не первый! Ко всему прочему, тетушка терпеть не могла своего племянника, который был как заноза в ее весьма, обвисшей, за это время, заднице. Дело в том, что Макс никогда не слушался, да и ненавидел, тетушку, но это было полбеды. Истинной причиной ненависти к своему близкому родственнику стала передача в наследство Максу золотого кулона его бабушкой (тетушкиной мамой), который, нахер, ему был не нужен, но мать запретила его отдавать своей старшей сестре и попросила оставить у себя. Ну, а второе и весьма банальное: Макс был просто истинно похож на своего отца, который до замужества на его матери, неоднократно имел связь с маминой сестрой, а потом объявил красиво и лаконично, что он женится на маме Макса. Ну, и разве после этого невозможно понять растройство тетушки?!
Но Макса все эти бразильские мыльные сцены покинули весьма давно. Сейчас пришло время скорбить, а как простите можно скорбить, когда ты даже костюм на себя еще не напялил? Все-таки скорбить нужно красиво.
'Дерьмовое утро', - стоя около умывальника подумал Макс. 'Столько марафета и ради чего? Мать-то, все равно, его не увидит. Какая к черту разница, во что, и как сегодня одеться, когда речь идет о последней встречи с его мамой?'.
Макс опять негодовал. В былые годы, все, что ему не нравилось или было на его взгляд неверным, в тот же момент исправлялось его мамой. А теперь позвольте спросить: кто будет все менять? Ну вот кто?
- Макс, давай быстрее. Скоро мы выходим!
Накинув на себя мятую рубашку и черный костюм, Макс почувствовал, что собирается не на похороны, а как будто в школу, когда мятая рубашка и нечищеная обувь была протестом против всего мира. Времена идут, но ничего не меняется. Протесты и средства все теже.
Гроб и тело покинули дом и уже больше никогда сюда не вернутся и это даже, было, по мнению Макса, весьма печально. Макс в тот момент, когда выносили тело его мамы, вдруг подумал, о том, что он мог передумать и вернуть маму домой, навсегда поселив ее в этом доме. Макс на секунду вспомнил, о традициях в Японии по поводу покойников и живых. Вспомнил, о том, что родственники умершего строят там возле дома саркофаг или усыпальницу, ради того, чтобы дух умершего всегда витал возле них и охранял живых от всяческих бед. В тоже время, таким образом сохраняется связь живых и мертвых, сохраняется семейная связь...
'Саркофаг у меня точно уже есть!', - с улыбкой задумался Максим. Всю жизнь, его дом напоминал ему именно саркофаг и не иначе. Это был огромный склеп, под которым были похоронены все его мысли, эмоции переживания, идеи, радости и прочее. Он жил, как в тисках пока не переехал в другой город и не почувствовал себя в новой роли - роли свободного человека. Дома все было настолько зажато и некомфортно, не смотря на сумасшедшую квадратуру его домашнего логова, что порой Макс просто уходил из дому, даже не понимая причины своего поступка. Сколько его мама не пыталась создать здесь неповторимый уют и прочую хрень, Макс только больше и больше угнетался, отчуждался от всего, не видя для себя ни малейшего будущего и развития в этих стенах. Бесила и та чертова картина, на которую он весьма изрядно оправился и многое другое...Макс вспоминал, что дом всегда требовал невероятного ухода за ним и средств, но чтобы ты в нем не делал, тебе приходилось делать это вновь и вновь. И так день за днем...Дом вытягивал с него последнее и физически, и морально, а взамен? Взамен, наверное, Макса радовало одно: все четыре стены стояли прочно, крыша не протекала...весьма внушительно.
Ностальгия в такие дни ни к чему! Макс в последний раз осмотрел дом перед выходом. И на какое-то время остановился в маминой спальне. Глаза долго окидывали стены и мебель в комнате, пока Макс глазами не уперся прямо в то место, где лежала мамина косметика...
- Макс нам пора. Давай выходи! Ты слышишь?
На столе стоял одинокий, красивый флакон духов. Она пользовалась 'Шанелью' - неповторимый запах. Макс заплакал...
Глава пятая
Колона неспешно двигалась непонятно куда, все время петляя по дороге. Тянувшееся количество людей за машиной было весьма внушительным. Еще большим было количество людей-зевак, которое шло на встречу колоне и пыталось пристально поглядеть в содержимое гроба, увидеть - ну кто же там.
Машины мирно уступали дорогу колоне. Иногда спереди доносилась жалобная мелодия, которая ни в коем случае, ни на йоту, не настраивала на мысли о вечном, что довольно пестро было видно по лицам 'скорбящих'. Макса, по обе стороны, окружили родственники в черном, которые, как будто пытались предотвратить его попытку к бегству с этой колоны, постоянно отворачивая лицо от Макса - все-таки, непобежденный перегар с утра, давал о себе знать. Многое в этом маршруте было понятно и в то же время оставляло за собой какие-то вопросы. Ну вот, например, один из них: 'почему колона не может двигаться просто на машинах до кладбища, а необходимо обязательно топтаться туда пешком? И почему мы, в конце концов, идем дорогой, которой мама при жизни ходить абсолютно не любила? ПОЧЕМУ?'
Благо, что все вокруг настолько глупы, что неспособны об этом думать и лишь в невзначай помышляют о том: 'как нам всем плохо, что она умерла!'. 'Браво, господа! Браво, лицемеры!', - спешно думал Макс. Завывание спереди, кто-то еще очень фальшиво воет сзади - это та, мелодия, на которую его мама теперь заслужила. При чем выли так, как будто не скорбили об умершей, а просто остались голодные в преддверье аппетитного ужина. Все это было тем самым театром, о котором, так много Макс судачил сам с собой. Но и Громова, так просто не удивить - все это, конечно, красиво и даже несколько благородно, с такой силой убиваться по тому, кого не видел годами и не видел бы еще столько же, но все же...Вокруг не было ни единой души с кем бы ему сейчас хотелось перекинутся хотя бы словом, ради приличия... а так хотелось. Сам Макс не хотел признаваться в этом себе, но правда и в этот раз была неизбежна и более того наивна: так хочется просто поговорить. НО НЕ С НИМИ!
Все они бывшие актеры погорелого театра, которые остались без работы и пришли за своим куском хлеба к нему в дом, в тот момент, когда ему и так нелегко. Деловые и не очень, умные и тупые, богатые и дешевые и просто никто - люди, которых он впервые сегодня видел. Целая плеяда тех, кого хочется послать и тех, с кем хочется просто переспать (были и такие!). Противных и чем-то привлекающих. Но ни одного человека, с которым можно поговорить. Все это, как никогда наталкивает на откровенную печаль и тягу к рюмке.
'Ваше здоровье, господа лицемеры!'
Играть в этот спектакль становилось все сложнее и сложнее, да о чем тут вообще говорить - это было невыносимо скучно. Благо дело, что колона подходила в притык к кладбищу и уже некоторые сопровождавшие ее, успели зайти непосредственно вовнутрь. Вскоре, после долгой суеты к кладбищу, двинулась и сама машина с гробом.
Все собрались возле огромной ямы, которая должна была стать в скором времени последним пристанищем покойной, что тоже было весьма грустно. Сырая и ничем непримечательная дыра соответствующей глубины, вскоре будет заполнена гробом, засыпана земляною насыпью и оплакана всеми присутствующими. Ну а потом, позвольте, очередь следующих и так далее.
Пока все присутствующие ожидали машину началась невероятная борьба за место около 'сцены': многие друг друга пихали, пытались оказаться ближе всех к основному 'месту события', некоторые теснились к Максу, другие вздорили, утверждая, что именно они стояли тут первые - со стороны, конечно, это было весьма и весьма...
Вот интересный у нас все же народ - интересный, как не крути. В любом месте, при любом событии, каждый из присутствующих хочет быть главным действующим лицом и не иначе. Каждый хочет сверкнуть в новом свете, чтобы в этой толпе говорили только о нем, и не важно, что, главное - пусть говорят!!! Не важно и место, где происходит весьма унылый пиар: свадьба, день рождение или похороны...ну и пусть похороны. Главное - ПИАР! В какой-то момент даже кажется, что люди готовы на все, даже занять место покойного, лишь бы на них обратили внимание. Разве это не может не пугать?! Как по мне, то даже очень. В наше время все мероприятия напоминают площадку для чьих-то громких слов или широких улыбок на камеру, где каждый хочет быть, безусловно, гвоздем программы. Все транслируется веб-камерами на весь мир, повсюду маячат журналисты с назойливыми вопросами, о том: Кто? Где? Как и с кем? А главное всегда присутствует человек, который обязательно скажет, что это мероприятие полное говно, и что лучше бы он остался дома и смотрел по кабельному 'Discovery channel' с пивом. Обязательно после таких пати всплывет грязная правда, о том, что было во время того или иного события, после чего чьи-то рейтинги поползут вверх, а чьи-то - вниз с закономерной геометрической прогрессией. Все закономерно.
Здесь же было приятно только одно, что на всю эту промо-рекламу родственники и близкие Макса не только не потратятся, но и не посчитают ее нужной, ведь те, абсолютно ничего не смыслят не в рекламе, не в самопиаре.
Макс себя пытается успокоить, чтобы не сорваться на одном из присутствующих и поэтому просто пытается отвлечься и ничего лучше, чем пялится, на одну из присутствующих здесь особей, не находит. 'Кто она? Никогда ее раньше не видел', - оценочно выдавал Макс, - 'Она, конечно, ничего. Но, по-моему, ей только перевалило за 18?! Хотя, кто в таком случае даст гарантию, что в свои ранние года она уже не потеряла до этого свою невинность? Тем более в таком быдло-месте, где на девушку примерно такого кроя смотрят, как на секс-приданное. 'Вот, что действительно плохо, - продолжал Громов, - так это то, что я сейчас по не многу превращаюсь именно в такого местного представителя совсем неблагородной субкультуры'. Юное создание, которое томилось около ямы, чем-то смахивало на героиню, какого-то любовного романа Дюма: много пафоса, много женственности, много красоты, всего слишком много...кто-то даже сказал бы, что в избытке.
'Вы все еще верите в любовь? Тогда мы едем к вам!'
Макс судорожно уже пытался найти любой другой объект для слежки, но девушка была, как магнит: тянула со зверской силой, тем более, что своими карими глазами она упиралась точно в Макса и его поникший образ. Макс в этот момент таял, как мороженное в жаркое лето, при этом представляя, как он утопает в ее сладком ротике. 'О, фантазии! О, женщины!', - приговаривал про себя Громов. Все кончилось одномоментно: машина подъехала к месту собравшейся толпы, примерно в тот момент, когда Макс не побрезговал своим взглядом раздеть ее ровно по пояс.
- Давайте, аккуратно выгружаем!
- Осторожно. Вот так, давайте!
- Ну, все! Слава богу, станови! Потихоньку, все отлично!
Суета опять набрала оборот. Казалось, что это не кончится НИКОГДА. Многие из тех, кто здесь присутствовали, могли бы с радостью делать вид занятых и очень огорченных людей, но, в сущности, получалось одно и то же - суета. Все подходило к логичному концу. Затаилась тишина и мелкий шепот меж присутствующих. В конце концов, человек в темном костюме и с седыми, но очень густыми волосами потребовал минуту внимания и сначала как-то неловко, но потом весьма уверенно и лаконично начал читать все, что было изложено у него на бумаге. Макс сначала не сразу узнал, кто этот седоволосый оратор, но присмотревшись не смог прогадать - мамин коллега по работе. Мама всегда о нем отзывалась очень тепло Максу, и наоборот - очень холодно сотруднику о Максе, что уже, конечно, значение большого не имело. В руке у седовласого мужчины был некролог, непонятно кем написанный и при каких обстоятельствах, но при этом написанный очень художественно, как говорится - под заказ. Каждое слово некролога внимательно вкушалось среди слушателей - это был монолог, ода последнему дню страдающих и верующих, который, по-настоящему, вызывал восторг и содрогание одновременно. У всех, кроме Макса. Он, как и все, слушал каждое слово, которое говорилось о его матери, пытался уловить все, что было произнесено вслух, но все тщетно...Было четкое ощущение, что некролог читается про абсолютно постороннего ему человека. Человека, которого, как оказывается. он не знал. Жил рядом и не знал. Или стоп... 'Может они абсолютно ничего не знают о ней? Может это они пришли на похороны абсолютно постороннего им человека? Как знать.'.
'Она красиво улыбается, нежно смотрит на все кругом...', - думал про себя Макс, не отводя глаз от той самой юной особы с карими и жгучими глазами
- А теперь почтим уважаемую, Ларису Сергеевну, минутой молчания. Пусть земля ей будет пухом, - сказал напоследок седоволосый.
Все покорно стали смотреть вниз. Каждый думал о своем. Макс думал, что на этом все закончится - финита ля комедия! Последний дубль и каждый, наконец-то, снимет свою маску или просто покинет сцену. Тут и так хватило фальши на два спектакля вперед, так что, не вам ли угодно молчать, дорогие?! Минута явно затянулась несколько дольше, но ведь никто особо и не спешил, так что торопить кого-то - было лишним. Все вокруг томилось тишиной. 'Это прекрасно', - подумал Макс. От этого некролога Макс и так себя чувствовал весьма неловко, если не сказать больше - это был очередной гвоздь в крышку гроба его лучших человеческих чувств. Молодая госпожа, которая так жадно поедалась взглядом Макса, уже успела покинуть подиум еще до того, как сам гроб погрузился в истоки небытия. Многие последовав ее примеру, тоже, покинули это место, оставив, только самых близких к этому действию людей.
Гроб неспешно уходил под землю.
- Все мы оттуда вышли - туда и возвращаемся, - сказала напоследок тётушка Макса
- Бог дал - Бог взял! - добавил, кто-то со стороны.
Каждый, попрощался сначала с покойной, потом с Максом. Все говорили друг другу утешительные слова, о том, что все мы не вечны и просто уходили каждый восвояси. С Максом остались, лишь тетушка и еще несколько родственников. Правда, и им делать тут тоже особо было нечего, у каждого из них были свои дела.
Макс спокойно пятился к выходу и думал, о том, что завтра отъезд в столицу и снова работа. Потребуется много сил, нужно отдохнуть, хотя все же очередная опустошенная бутылка горячительного была бы куда к стати, чем просто сон. Такая была у него дома в наличии, вот к ней он, собственно говоря, и шел. Развалистая походка, унылые глаза, пафосно-красивый и ничтожный в то же время вид - вот она, главная фишка Макса, по которой его можно было узнать в этом городе. Такие отличительные внешние знаки были тут только у него.
Еще один день пережит! А сколько еще таких придется пережить? Сколько?
...Вы много думаете о том, что вам сейчас хуже всех? Наверное. Вы даже готовы поспорить? Чудно! Поздравляем, вы в плену иллюзий! Ну что вы?! Не расстраивайтесь. Вы такие не одни! Уж поверьте. Да и кто из нас не любит быть самым несчастным и ждать, что вот сейчас его придут и пожалеют, успокоят и скажут, 'все будет хорошо! Я тебе обещаю!'. Ну, правда, прекратите!
Максу тоже сейчас хотелось хоть немного утешения и даже далеко не от бутылки с коньяком. Ему хотелось большего, уж поверьте! Проблема была в том, что последний человек, который мог его пожалеть, пожалеть по-настоящему, сейчас лежал за его спиной на глубине около двух с половиной метров под землей. Теперь, вам, наверняка, стало легче?!
Макс был, как зомби. Все, что его тянуло дальше по этой безмерной грешной земле это бутылка дома и желание по скорее покинуть этот город. Благородно, да и только.
Глава шестая
Ожидание томит. Томит просто не реально. Ожидание на вокзале в одиночку - томит вдвойне. Самое глупое человеческое занятие за всю историю его и так несовершенного существования - это ожидать. Ожидать новостей, беды, смерти...ожидать поезда. Это просто ужасно. Вокруг полно народу и каждого в этом месте заботят, пожалуй, только одни и те же вопросы, о том, 'успеют ли они на поезд? Какой у них вагон? Какое у них место? Когда прибытие обратно' и самое главное: фраза, которая стала короновать любую поездку в любой город на любом поезде: 'Боже, как здесь ужасно!'. Макс, конечно, вне этих правил, явно не был. У него тоже в голове были те же вопросы, он заботился о том, что и все, дабы не промахать свой поезд и тому подобное. Но в придачу к этому, Макс, был весьма наблюдательным молодым человеком. Все, что прошло мимо его любопытных глаз и не затронуло его - просто не существует.
Макса волновали многие детали, с которых, по сути, и вырисовалась целостная картина всей нашей жизни. Он, как художник, который пристально пытался увидеть, то, что так или иначе пыталось скрыться от него. Он всегда находил эту деталь. И каждый раз, когда он ее находил - он был недоволен. Ему всегда казалось, что она должна быть особенной и непревзойденной, а оказывалось, увы, совсем иначе. Деталь, как деталь. Да, он увидел, что-то новое, но так и не понял ее особенность, необходимость в целой картине. После таких длительных экспериментов удивить хоть чем-либо молодого парня было, в принципе, невозможно. От этого мир казался ограниченным набором слайдов, которые повторялись с ошеломляющей скоростью. Вокруг Макса мелькало столько людей, что если представить жизненную историю каждого из них - получилась бы старая, добрая советская энциклопедия в десятках томов. Все они имели свою деталь, которая раз от раза все же, да повторялась. 'Что-то в этом мире явно не так?!', - любил повторять Макс.
'Большому кораблю - большое плаванье!'.
Вечерние поезда самое лучшее из того, что когда-либо приходилось встречать Максу. Это, то место, где жизнь не имеет ни временных, ни коммуникационных границ. Жить в поезде, наверное, невозможно. Проводить день ото дня в месте, где кардинально изменить свою жизнь ты не в состоянии - наверное, паскудное чувство. Максу же напротив, это место нравилось, как никакое другое. Дело в том, что Громов успокаивал себя постоянно в том, что чтобы не случилось в его жизни, изменить он этого не в состоянии, пока он находится в поезде. Тут можно только думать, пить и мечтать. Причем мечты имеют такую же скорость, как и сам состав локомотива - они спешно пронзают расстояние и спешно разбиваются в тот момент, когда ты прибываешь на конечную станцию. Чудно, не правда ли? Нет ничего лучше, чем просто отключиться от всего и погрузиться гораздо глубже, чем в рядовые, обыденные проблемы бытового характера - без надобности, тут тебя, никто и не побеспокоит. Поезд - лучшее место для сбора всех положительных мыслей и расставания с печалью. В Максе печали сейчас было предостаточно! И дело было не просто в смерти его матери. Все гораздо хуже!
В последнее время, Макса взвинчивало одно и тоже чувство. ЧУВСТВО ВИНЫ. Как же это херово, когда чувствуешь, что виноват! Это примерно также, когда кому-то, что-то должен - невыносимо. Макс был виноват перед многими в последнее время и даже перед теми людьми, которым не ответил на звонки. Он был виноват перед мамой, которая, так и не увидела своего единственного сына - ХУДШЕГО ИЗ МУЖЧИН перед своей кончиной, не успев сказать, наверняка, какую-то важную истину, правду, которая так и останется загадкой на всю оставшиюся жизнь Макса. Сколько ее там еще осталось? Вина - убыточное чувство! Вина - чувство невыносимое! Когда перед кем-то виноват, то лучше сразу покаяться в чем бы то ни было, а не то сам себя разрушишь, так толком этого не осознав.
Правда, вина - это всего лишь чувство, а любое чувство. даже самое глобальное, не имеет силы над человеком, если тот едет в поезде. Чувства Макса, само собой, притупились (чувство вины, тоже, позвольте заметить). Намного больше, чем что-то внутри Макса будоражило, то, что было снаружи. В плацкарте было отвратительно. Хотя и это далеко не самый печальный факт этого вагона и этого места. Печальный факт - здесь полным полно скучных и убогих, закомплексованых людей, которые, как и миллионы других, не всегда отдают себе отчет, что же, на самом деле происходит вокруг них? Первым Макс увидел молодую пару, которая сидела напротив: светловолосая девушка и такой же светловолосый паренек. Они много ворковали о своих, видимо, очень важных делах и не отлипали, в прямом смысле этого слова, друг от друга ни на секунду. 'Банальная пара', - выкинул про себя Максим. - 'Все уже и так ясно'. Возле Макса, также, приютилась еще одна девушка. Странная, как показалось сначала Максу. Очень симпатичная и очень странная. Говорить, почему женское творение господа было симпатичным, не имеет ни малейшего смысла. Есть такое понятие 'гармония' - в голове Макса понятие 'гармония' выглядело примерно так, как выглядела именно эта девушка. В ней все было гармонично. Почему странная? Пардон, а вы видели девушку, которая вслух поет песню, при этом абсолютно не смущается окружающих? Правильно, нет! Причем пела она так себе, да и репертуар у нее был какой-то попсовый?! Что-то из Запада и что-то явно попсовое.
Максу она сразу понравилась. По статистике, именно такие девушки при знакомстве дают 'зеленый свет' на то, чтобы потерять десяток минут на секс. Статистика - штука железная, по крайне мере в жизни Макса. В то же время, Макс был очень взбудоражен и озадачен тем, что девушка при виде него, вечно морщилась и делала вид, что он, наверняка, последний в ее личном списке самцов в этом году, с которым она, наверняка, переспит - для Макса это было, сродни кровной обиды. 'Кругом одни огорчения', - подумал Громов, - 'одни огорчения. Может ей зарядить, что я сирота? Что жизнь не сложилась, и вот теперь, он потерял голову от этой симпатяшки около него? А что?! Было бы весьма круто!', - снова о своем начал Макс, - 'Бабы на это ведутся!'. Проблема была ровно в том, что перед ним сидела далеко не 'баба', а очень обворожительная девушка, которая не дает ему покоя, а ему с ней ехать еще всю дорогу, всю ночь. И чтобы найти ключ к этому замку, придется очень сильно постараться, а учитывая внутреннее состояние Макса, его весьма отвратительный шарм и прочие мелочи, которые только минусовали все его достоинства - задача усложнялась
Ожидание, конечно, томит, но рядом с таким созданием ожидание - это смерть!
Поезд тронулся, все началось, как в первый раз. Та же дорога, которая по деталям преподносит Максу уйму нового и в то же время веет покрытой плесенью ностальгией.
- Ваш билет, пожалуйста.
Макс протягивает билет уже далеко не молодой проводнице, которая внимательно смотрит то на билет, то на молодого человека. Перед ее взором предстает молодой парень лет 23-24, с темными волосами и светлыми, лунными глазами, которые искажают уверенный и циничный взгляд. Улыбки на лице нет вообще. Лицо парня, как будто только, что пережило очередную боль и застыло примерно в тот момент, когда она ярче всего была видна на нем. От этого взгляда проводницу, словно прошибло электрическим током, и она быстро стала осматривать билеты остальных пассажиров - они на вид были все намного приятнее, нежели Макс. Сам же парень сидит и тайком, даже какой-то украдкой, наблюдает за так понравившейся ему девушкой.
- Скажите, а пить у вас в поезде разрешается?
- Категорически 'нет'!
- Думаю, что сегодня мы немного изменим правила, - при этих словах у Макса на лице появляется еще и циничная улыбка.
- Это мы еще посмотрим, - отстреливается проводница.
Все в вагоне около них лишь поспешно улыбаются и щурятся от радости.
- Конечно, посмотрим! Жаль я этого сам не увижу.
В этот момент все просто взрываются от смеха, хот сам Маским брезгливо воспринял собственную фразу и не придал смеху ей ни малейшего значения. Проводница тоже начинает хохотать и лишь по-детски машет указательным пальцем. В поезде, особенно, около Макса обстановка становится все как-то теплее. Молодая пара не перестает ворковать и постоянно находит все новые, и новые темы для разговора, хотя очевидно, что через пару лет, тем для разговора у них не останется вообще. И это только в том случае, если их тандем не развалится до этого, и если в списке предложенных тем для обсуждения не начнут фигурировать такие как: глобальное потепление, популяция северно-южных оленей и развитие Месопотамской цивилизации в ранний период...
- Послушай дорогой, я хочу в Грецию! - затягивает девушка.
- Зачем?
- Ну ты даешь! Как это 'зачем'? Нам нужно этим летом где-то отдохнуть вместе. Греция - отличное место!
- Ну, может быть?! - безразлично отвечает парень.
- Да я тебе точно говорю, - продолжает настаивать девушка.
- Там Света и Костя отдыхали и сказали, что это не отдых, а сказка!
Лицо парня в несколько слоев скрутилось, съежилось и стало напоминать что-то совсем невообразимое, как только в словах девушки стали фигурировать имена 'Светы и Кости'. Видимо, таким образом, парень, выразил необратимую любовь и истинно прекрасные чувства к этим двум.
- Я подумаю, - ответил парень. Хотя на его физиономии вырисовывался несколько другой ответ: 'В гробу я видел Свету с Костей и их Грецию, а если не заткнешься, то и тебя заодно!'.
- Я подумаю, милая, Я подумаю, - неодзначно добавил парень.
И так было ясно, что Греция была далеко не самым ближайшим финансовым планом молодого человека, что деньги он, наверняка, хочет потратить на новое PSP или новые часы, а может и парфюмы? А девушка, тем временем, просто сияла от его слов, он подарил ей надежду, что возможно даже, наверное, скорее всего, при определенных обстоятельствах все же увидит Грецию и всю ее, безусловно, неописуемую красоту.
Вот, кто явно не излучал безмерного сияния, так это Макс. Он не знал с чего начать: с бутылки коньяка или девушки? А может сделать микс в одном бокале? В любом случае он не узнает успешного алгоритма действий, если тут же не начнет действовать.
- Вы неплохо поете, стоит отметить, - начал с ходу Макс.
- Спасибо, - девушка тут же замолчала и вновь продолжила смотрела в окно
'Только спасибо? Этого мало!', - подумал Макс
- Скучновато как-то. Вы не находите?
- Как обычно, - без лишнего энтузиазма ответила девушка.
- Не скажите. Вот у меня на похоронах даже было как-то поживее!
В этот момент Макс осознал, что сказал, просто вселенскую глупость. Причем сказал он это настолько громко, что даже лица ближайшей парочки стали знаком вопроса. Макс сразу побагровел и стал меняться в лице.
- Ну я хотел сказать, что на последних похоронах, которых я был, там было весьма даже...
От этих слов девушка начала хохотать от души. Это сразу же немного облегчило ситуацию и Макс даже почувствовал, вновь, старую уверенность. 'Только бы глупость не сказать опять', - пытается успокоить себя Макс.
- Забавная у вас, видимо, жизнь, если вы постоянно на похоронах?! У вас профессия такая? - насмешливо интересуется девушка.
'Так вы еще и глупая, мадмуазель? Ну, я вас поздравляю, господин Громов - ДЖЕК-ПОТ!'.
- Нет, просто жизнь такова. Она сурова! Просто в данный момент, понимаете ли...
- Не стоит. Меня это не касается. - на полпути отсекла Макса девушка, продолжая, при этом, смотреть в окно. - Не будем! Мне, если честно вообще не интересно, что происходит у вас в жизни, и сколько вы уже посетили траурных процессий. Думаю, что молчанье будет лучшим диалогом. Вы как считаете?
- Ваше право, - ели выдавил из себя Макс. Это было фиаско. Фиаско, которое, так или иначе, следовало омыть коньяком, дабы хоть как-то скрасить для себя этот момент.
- С вашего позволения я выпью.
- Как знаете Мне фиолетово! Вот, если еще молодые люди не против, - произнеся эту фразу, она уверенно перевела свой чудный взгляд на молодую пару. Те всем своим видом показали, что никоим образом не против. Тем же видом, они (а точнее, девушка), показали, что кампанию Максу тоже не составят.
- Ваше здоровье, господа!
'Ну вот и понеслась', - отрезал сам себе Макс. - 'Хотя огромного значения это уже не имеет. Забавно, что с ней все закончилось, даже толком и не начавшись. Хотя это даже не забавно - это, попросту, обидно. Стоит отметить, что не многие девушки умеет обрывать атаки парней, вот так, по всем фронтам и направлениям. Сложно представить, что я - Макс Громов остаюсь в полном одиночестве с коньяком среди всех этих людей. Хотя мне ли привыкать в этом случае? Одиночество и алкоголь с недавних пор уже мои постоянные и лучшие спутники, если не сказать больше - они мои лучшие друзья. Нет, конечно, после Марка и Саши. Странно осознавать, что девушку, которую я только что, так сильно пожелал, так лихо меня отшила - это больно, а еще это...', - Макс не успел закончить:
- И еще. Я вас не отшивала. Просто у меня и, правда, нет желания говорить обо всем этом.
- А вот это нечестно! Вы можете рыться у меня в мыслях, а я - нет! Несправедливость! - протараторил Макс своей спутнице. - И если у вас нет желания ни о чем говорить, давайте по-философски помолчим просто выпивая. На этой фразе глаза Макса стали ровно такие, кои они были в детстве: наивными и непосредственными.
- Пожалуйста, оставьте при себе эти дешевые подкаты! Просто, я по вас вижу, что от безысходности, мой дорогой, Дон Жуан, вы тут же кинулись топить поражение в бутылке.
- Слишком велика честь для вас, мy honey! Пил бы я сегодня, к вашему сведению, и без этого весьма скудного эпизода, так что простите, но далеко не вы мой раздражитель в этот вечер. 'Боже, кого я обманываю', - думал про себя Макс. - 'Конечно, и поэтому тоже. Ведь, когда девушка тебе говорит, что у нее нет желания общаться с тобой - это наводит на весьма неутешительные мысли'.
- Тем лучше. Меньше буду грузить себя всяким хламом. Спасибо, что очистили мою совесть, - ехидно ответила девушка.
- Скажите, быть брутальной - это ваше основное амплуа, или у вас в активе есть еще несколько ролей, например, тонкой, заботливой девушки, в которой я сейчас нуждаюсь.
Макс, наконец-то, увидел и ее деталь. Она раскрыта. Она разоблачена. Девушка была агрессивна и брутальна, лишь потому, что боялась мужчин (видимо ей уже приходилось встречаться с такими 'эстетами', как он - ХУДШИМИ ИЗ МУЖЧИН). Все девушки так делают - это нормально. Причем ее брутальность - это помесь каких-то грязных телевизионных, заезженных фраз и манеры, а ля 'кусаюсь'. Старомодно. Максу такие попадались через одну. Такое поведение, конечно, не наводит на положительный лад, но уж точно не оставит, ни одного вдыхающего ее феромоны самца, в покое. По крайней мере, стоит понимать, что первую полосу преград Макс прошел, а значит, сможет пройти и остальные. Ну ему-то так точно казалось.
Правда, с каждым новым присестом над коньяком ее деталь размывалась, становилась нечеткой, она была такая же, как и все. Это было невыносимо, слушать все, о чем она говорит, делать вид, что тебе интересны эти предложения, которые складывались с полуфраз не имеющие никакой информации. Ты просто глупый подкаблучник, который хочет завести ее в постель! Играя с ней, в подобные игры, приходится изощряться, делать над собой усилия, но коньяк побеждает. Он берет непросто верх, он тебя забирает с собой и говорит ей, 'Пока'.