Симонова Дарья Всеволодовна. Тетя Пеларгония и тайна рода. Часть 2

Тетя Пеларгония и тайна рода

Часть вторая.

1.Прыжок через козла или новые травмы

Неуверенным в себе людям кажется, что за нечаянную удачу придется заплатить. И я к собственному неудовольствию примыкаю к этому нерешительному большинству. Безнаказанность - свойство везунчиков и счастливчиков. Они воспринимают фарт как должное, не рефлексируют в слезах перед сном - и все получается! Ну, может не все, но почти. И этих легких и воздушных граждан, конечно меньше, чем прочих, что приготовились понести наказание за праздник души.

Возможно, я ошибаюсь. Бывает кому-то везет, везет, а потом бац - и нет человека. Может, лучше золотая середина, этакая фортуна на пол-ставки, дабы не мозолить глаза темным мстительным силам? Эти философские опилки завелись в моей голове отнюдь не случайно. Жизнь сделала леденящий душу виток, который заставил меня основательно осмотреться по сторонам и жадно вникать в подробности чужих биографий. Однако все по порядку. В результате бурных драматичных поисков я нашла человека, о котором... даже не мечтала. Его образ никогда не забредал в мои недевичьи грезы. И это к лучшему, иначе я его не встретила бы. Принцип визуализации желаемого, как я уже упоминала, для меня не работает. Сбывается лишь то, о чем я не подозреваю. Так что жизнь для меня - сплошной сюрприз разной степени тяжести. Не скажу, что мой муж - кладезь невероятных добродетелей, однако он - то, что доктор прописал моей неспокойной и морально-материально неустойчивой натуре. Именно поэтому я была обязана насторожиться. Во-первых, потому что повезло. Во-вторых, потому что гипотетический доктор не замедлил воплотиться в реальности. И прописывал он очень неприятные вещи. Но пока до докторов дела не дошли, я пребывала в эйфории. По прогнозам моих подруг такого мужчину мне было не найти. И как тут было не вспомнить мою дорогую тетушку, знатную истребительницу женской дружбы. Ведь нашелся же! Хотя к моменту истины я уже настолько устала от поисков под патронажем Пеларгонии, что подумывала о поиске не мужа, но биологического отца будущего ребенка. Заливаясь слезами, я зависала над телефоном, раздумывая, кого предпочесть для этой деликатной миссии. И страшный вывод давил на меня, словно могильная плита на заживо погребенного - предпочесть было абсолютно некого! Мое женское самолюбие ныло от такого поражения, и я ничего не могла поделать. Может, моей ошибкой было стремление искать кандидатов в прошлом? Обратиться с такой просьбой к тому, с кем ты уже был близок - это казалось мне куда более естественным, чем искать сочувствия у телесно незнакомых мужчин. Еще шарахаться начнут. Впрочем, все персоналии из моего не сказать, чтобы длинного "донжуанского" списка не оправдывали надежд на корню. Они были либо заняты, как мой бывший муж, либо по тону, каким они отвечали мне по телефону, становилось ясно, что ловить тут нечего. И я заливалась слезами дальше. Так бы вся истекла, если бы не завязался случайный разговор с моим Никитой.

Произошло это благодаря моим друзьям-художникам, соблазнившим меня забытым грехопадением - уличной торговлей. Я решила - все равно крупных заказов нет, и теперь я - с незначительной физиологической поправкой - старая дева, позорно проедающая родительские деньги. Надо соглашаться! Тем более, что вместе стоять на паперти веселее. У ребят было насиженное местечко в бойком центре, которое они застолбили чуть ли не пятнадцать лет назад. Я любила это безалаберное богемное семейство. Мы могли не видеть друг друга годами, а потом внезапно встретиться и, обнявшись, разрыдаться. И друг друга пожалеть, и приютить, и помочь, чем Бог послал. Вот и теперь они протянули мне руку помощи, хотя я даже не знала, о чем прошу их, набирая номер в три часа ночи. Это был очередной приступ одинокого отчаяния, и я решила, что если мир еще не собрался окончательно сбросить со счетов меня, дурную, но все же небесталанную Веронику, то Одинцовы мне ответят. Они не спят, они богема, художники, у них грязная посуда, бешеные коты и неоплаченные квитанции. Но в этом доме всегда открыта дверь. И вот Светка, прослушав мою ночную исповедь, пригласила меня тряхнуть стариной.

- Мы тоже сейчас на мели. Да что говорить - нынче у всех все плохо, - успокоила меня подруга старым и надежным способом, - Поэтому бери свои платки и палантины и... как говорится, не догоним, так хотя бы согреемся.

И мы действительно согрелись в прямом смысле этого слова. Погода стояла отменная - бабье лето в зените. И, несмотря на то, что на мой специфический товар собирались скорее зрители, а не покупатели, настроение мое поднялось до совместимых с жизнью значений. К тому же светин супруг Паша, как иллюзионист кроликов, извлекал из закромов бутыли с крымским вином, присланные родней. Пашино распитие Светлана строго контролировала, и львиная доля божественного напитка доставалась нам. К вечеру мне уже было море по колено. За неделю нашей веселой торговли я с трудом продала два маленьких шейных платочка, зато, как водится, наслушалась обещаний прохожих о том-де, как завтра-послезавтра или после дождичка в четверг у меня непременно купят "мою красоту".

Поэтому, когда со мной заговорил смущенный интеллигентный мужчина, я не приняла его намерения всерьез. Вопрос о том, буду ли я завтра на этом же месте, вызывал у меня в зависимости от кондиции легкое раздражение или приступ неуклюжего черного юмора о том, что одному Богу известно, где я буду завтра, - может, на том свете! Подобные сентенции и обрушились на ни в чем не повинного Никиту - а это был именно он, только я еще этого не знала и не считала нужным соблюдать политес. Мою интуицию усыпил "Черный доктор", и, наверное, это лучшее, что может сделать алкоголь. Ведь иначе мое невыдающееся предвидение заставляет меня трепетать даже от самого мимолетного мужского взгляда, и подозревать в любом, кто сел напротив в троллейбусе, "еще неведомого избранника", которому суждено стать жертвой моей истерической жажды семейного счастья.

Итак, я пропустила обещание Никиты мимо ушей. В конце концов, если мужчина интересуется шелковыми палантинами, значит, у него есть жена или подруга. Утешать себя предположениями о подарке мамочке или сестрице - малодушие. Узость мышления помешала мне предугадать, что у этого человека с тонкой акварельной улыбкой есть не подруга, но друг. Друг, у которого целая пачка подруг и родственниц всех возрастов и мастей! И честный Никита на следующий день привел с собой этот долгожданный источник моего коммерческого успеха. Записной дамский угодник купил у меня целую коллекцию! Как выяснилось позже, у него в анамнезе имелись супруга, две ее заместительницы, мама, мачеха и три дочки. Мы - все трое - расстались, страшно довольные друг другом. Точнее я-то ликовала, а вот что думали два товарища - это еще вопрос. Но, судя по последующим событиям, наши чувства с Никитой были схожи. Меня вскоре после их ухода забрала легкая грусть. Захотелось, чтобы они пришли снова. То был уже не коммерческий, а человеческий интерес. Мне думалось о том, как же полнокровно живут люди - и как прозябаю я! Не то, чтобы мне хотелось завести целый мужской гарем, но пример столь щедрой во всех смыслах судьбы не давал мне покоя. И потому, когда через день я снова увидела проходящего мимо меня Никиту, я, неожиданно для себя, издала приветственный вопль. А он шел и, как потом признался, слегка косился в мою сторону, и боялся признаться себе, что хочет продолжить знакомство.

- И чего же ты боялся? Мезальянса с женщиной из низшего торгового сословия? - ухмылялась я, когда мы уже были вместе. Но все это было позже, а в тот момент я и сама чего только ни боялась. Даже рисовала себе картины, как проведу свои последние годы в доме престарелых. Одинокая лысеющая бабушка. А-а-а, помогите!

Так что Никита весьма кстати проходил мимо меня во второй раз, и в третий, и в пятый. Потому что он работал недалеко. И мы с ним перекидывались парой слов, и потом он нерешительно уходил, потому что не знал, как завести разговор о главном. Скажем, о том, не против ли я безобидного приглашения... куда-нибудь. Никита очень дотошный и ему, как и мне, мешает досадное приложение к мозгам под условным названием думалка-тормозилка. Она генерирует несуществующие или возможные препятствия любым замыслам и идеям. Но в сильной личности быстро побеждает азарт исследователя и стратега, что выгодно отличает мужскую природу от женской. Поэтому Никита с пятого раза все-таки решился позвать меня в кафе "Донна Клара". Правильный выбор! Мы с Одинцовыми туда не совались - не наша ценовая категория. Словом, никитин подарок оказался таким, каким и должен быть, - сама я не решилась бы на шикарные штруделя по себестоимости трех домашних обедов.

Впрочем, первое, что я сделала вместо благодарственного кокетства - вывалила всю правду о своей хандре и даже оросила ее слезой. Последнее время это вошло у меня в дурную привычку, однако менее всего уместно демонстрировать свое уныние мужчине, которому хочется понравиться. Прекрасно это понимая, я все же низверглась в исповедь, и более того - испытывала упоение и облегчение от этого. Наверное, в начале нашего знакомства, я видела в Никите, прежде всего, доброго человека. А позже на питательной почве доверительного катарсиса зародилась любовь. Таким образом, я опровергла бредни о том, что женщины любят одних негодяев. Никита, в свою очередь, опроверг стереотип о первом свидании. Согласно ему, барышня должна выглядеть с пугающей целлулоидной безупречностью, для чего мне пришлось бы использовать накладные грудь и челюсть, а также парик и еще Бог знает какие искусственные приложения к моей натуральной программе. Кроме того, женщина должна быть, как деньги в известной пословице, - must be fanny. Веселой, порывистой, энергичной, заводной, здоровой - и внимание! - при этом вести себя естественно. Нисколько не притворяясь! При всем желании мне все равно не стать такой нано-куклой, поэтому я даже не пытаюсь. Но в тот день на мягких креслицах, обшитых - как выразился Никита - мехом искусственной зебры - я расклеилась не на шутку. И не увидела в глазах напротив ни испуга, ни осуждения, ни брезгливого желания поскорее улизнуть от плаксы. Как можно не полюбить человека слушающего!

Впрочем, сочувствие бывает ложным, как я не раз успела убедиться. Ложным или даже губительным. Один Вампир Аркадьевич чего стоит - а ведь этот по-своему добрый самаритянин тоже мне сопереживал. Бремя того сопереживания и по сю пору предмет моих застольных анекдотов. Никита же просто слушал, не перебивая, а потом со своей честной утиной улыбкой сознался, что если бы меня никогда не мучили суицидальные пропасти переживаний по поводу своей тяжкой и изломанной женской судьбы, то, значит, я была бы самкой другого вида. То есть животным или инопланетянкой. Мудрые слова умиротворили душу. Порой для этого надо всего лишь перестать стыдиться того, что ты самка человеческого племени. С этого разговора Никита стал мне необходим, как воздух. Девичья гордость и прочие условности были снесены лавиной моего стремления слышать и видеть своего чудного нового знакомого. Потому я смело звонила первой. И я была вдвойне благодарна Нику за то, что его образ не терзал меня любовной горячкой. Когда-то, на заре моей юности, план по горячкам я уже выполнила.

Такова вкратце история нашего знакомства. Моя неугомонная тетя Пеларгония долго не доверяла моему самостоятельному выбору. Мне кажется, виной тому сожаление о ее несостоявшемся протеже из Туманного Альбиона. Но с ним мы друг другу совсем не приглянулись, хотя Пеля списала это на мою привередливость. Вот уж чем я не страдаю, когда речь о выборе спутника жизни. Но Пеларгония считает мою внешнюю сговорчивость лишь прикрытием для глубинных противоречий...

Как бы там ни было, когда тетка встретилась с Никитой, она зарыла топор недоверия и благосклонно расправила бровь. Тем более, что он внес тонкое дополнение к рецепту яблочно-апельсинового варенья. Сим завитком кулинарные познания Никиты исчерпывались, что к лучшему. Во-первых, как убедила меня в свое время тетка, мужчине, если он не повар, ни к чему увлекаться кухней. А во-вторых, Пеларгония не потерпела бы конкурентов.

Итак, мне было впору кричать "Бинго!". Впрочем, я долго не решаюсь рассказывать о приятных переменах на личном фронте. Чтобы не сглазить, конечно. Многие на моей памяти пренебрегали этой старомодной осторожностью и садились в лужу. Теперь я знаю, что и моя заячья опасливость, и самоуверенная откровенность моих бойких подруг - это, в сущности, две стороны одной медали. И в том, и в другом случае перед нами, господа, женщина невротической конституции. Так объяснил мне Ник, который преспокойно стал знакомить меня со своими друзьями, в то время как я не торопилась ввести его в свой круг.

- Понимаю твою предусмотрительность, - добродушно язвил Никитос. - Выдерживаешь испытательный срок. Вот лет через двадцать уже можно будет представить меня подругам первой очереди.

Я была благодарна ему за снисхождение к моему болезненному максимализму, который помогал мне работать, но мешал жить. Втайне мне не просто хотелось представить любимого человека своим близким. Мне хотелось безоговорочного триумфа! Реванша после развода и наглядного свидетельства моего счастья и процветания. Желательно предъявить еще и парочку свежерожденных отпрысков-погодков... Словом, ирония Никиты насчет испытательного срока имела под собой почву. Он попал в точку! Ибо что касается отпрысков, то именно они и не торопились с появлением на свет, являясь причиной моей нарастающей меланхолии.

Хотя еще совсем недавно я зубоскалила по поводу затертого сюжетного хода, когда героиня фильма или книги - у которой, казалось бы, все должно быть по высшему разряду - начинает буксовать на дороге к материнству. И если это не таинственные болезни, так непременное падение с лестницы во время беременности, после которого она непременно становится бесплодной. Спрашивается, почему? Понятно, что необратимость - выгодный сюжетный ход, который дает возможность вывести на сцену зловредных плодовитых соперниц. Но почему сочинителей не смущает, что сей мелодраматический загиб давно уже приелся? И как только мы, простые смертные, видим на экране пару в счастливом ожидании, так инстинктивно подозреваем недоброе. А теперь внимание! Позволю себе высказать мою скромную психологическую гипотезу. Мне думается, что подобные сюжеты закрепляют в подсознании женщин негативные клише по отношению к своему сокровенному предназначению. Терпеть не могу патетику, но циничней сформулировать не в силах. Словом, подобные сценарии способствуют падению рождаемости. И не надо после этого переводить стрелки на воинствующий феминизм! И вкупе с ним на чахлую репродуктивную функцию современного сапиенса. А что ей остается, этой функции, если целыми днями алчные фармацевты пытаются нажиться на ней, рекламируя по всем информационным каналам пилюли от импотенции и женских болезней, а по вечерам происходит закрепление пройденного материала посредством сериально-кинематографической лапши. И вся эта мешанина фонит и разлагается в нашем мозге, а после воздействует непосредственно на "запугиваемые" органы. Человек, конечно, не блоха и ко всему привыкает, однако впечатлительных и ослабленных личностей пропаганда скручивает в бараний рог. Может, хватит заниматься избиением невинных младенцев посредством лестниц и без участия оных?! Обратимся лучше к Святому Писанию, где Сара родила в сто лет. И еще неизвестно, случилось бы это чудо, если бы нынешние врачи запугали бы ее патологиями старородящих и прочими неприятными даже на слух терминами вроде "онкомаркеров"... Впрочем, не буду забегать вперед.

Такова моя гипотеза, которая произросла, как грибок, на моих душевных ранах. Ведь я как раз принадлежу к тем, кого легко запугать, в том числе и неприятными словами. Хотя свою уязвимость я обнаружила недавно. Так случилось, что в первом браке я не мечтала о ребенке. Мне было безмятежно и легко, и я отдалась на волю случая. Но случай не произошел. А после отношения потрескались, как керамическая ваза, и тогда я было загрустила эгоистично о том, что ребенок многое мог бы изменить. В то же время мне совсем не хотелось, чтобы самый любимый на свете человек решал бы для меня прикладные задачи. Браки заключаются и распадаются, а дети навсегда, и что эту воду толочь в ступе. Все равно же не получилось! Однако когда у меня "не получилось" в первые полгода нашего счастливого союза с Никитой, мне стало не по себе. Тут я уже старалась во всю. И в моей голове зашевелились те самые не раз высмеянные мною сюжеты о падающих и больных страдалицах. Только теперь мне было не смешно.

Никита взирал на мою панику с заботливой тревогой орнитолога, исследующего поведение дикой утки в неволе. Он совершенно не понимал, куда я спешу. Он считал, что всему свое время и на все божья воля. И вообще, "давай расслабимся и посмотрим вот этот фильм". И... "ведь ты же так мудро приводишь в пример библейскую Сару". Хорошо ему, у него уже есть сын. А мне почему-то не хотелось ждать до ста лет.

И я, инстинктивно сжимая органы репродукции, решила обратиться к отечественной медицине. Лучше бы я затеяла в нашем дворе строительство трассы для Формулы-1. По крайней мере, отделалась бы меньшим испугом. Надо заметить, докторов я боюсь ужасно. Они это чувствуют, и запах страха будит в них хищнический инстинкт. Выходит, я сама виновата в своих страданиях. Но чтобы перейти от поведения жертвы в полноценное наступление с элементами астрального карате и психологического айкидо, мне потребовался длинный тернистый путь. Моим первым заблуждением, которое весьма усложнило и удлинило это путь, стал принцип "никому ни слова". В смысле, самым близким людям. Я решила, что раскрывать карты сейчас бессмысленно. Только добавить им лишнего напряжения. Моя мама ждет-не дождется от меня внуков, о чем мудро помалкивает. Но косвенные признаки того налицо: все эти любовные припасания детской одежды моих племянников - они для моего будущего чада, конечно. "Тебе еще пригодится", - вскользь произносит она и бросает на меня моментальный испытующий взгляд. До недавнего времени я игнорировала эти знаки внимания, а теперь одно напоминание о них вызывало душевный всхлип. Нет, родные не должны знать о моих печалях. Вот когда я выиграю эту партию у судьбы, то захлебываясь от счастья принесу им в клювике благую весть. О, нет ничего приятней этой миссии, хоть она и длится всего миг! Я чувствовала себя так, словно мой будущий ребенок - спаситель человечества.

Разбушевавшийся материнский инстинкт затмил мой разум. И я не стала спрашивать у родни, к какому доктору лучше обратиться. Я самостоятельная единица и у меня полно знакомых. Им наверняка есть кого порекомендовать. Я должна решить проблему сама. Никита, услышав обрывки моих энергичных телефонных переговоров, вздохнул и тихо спросил, не нужна ли его помощь. Предложил посоветоваться со своим другом-кардиологом, у которого обширные связи в медицинских кругах. Я вскричала: "Ни за что!". Не хватало еще, чтобы окружение моего мужа, то есть потенциально враждебный лагерь, пронюхало о моей неполноценности. Такова была глупая гордыня, которая довела меня впоследствии до цугундера.

Но все по порядку. У меня есть одна давняя знакомая, которую знаю с детского сада и которая для меня - добрый и злой гений одновременно. Некая Юля Берельс или Юка, как ее называли в отроческие годы. Воплощая собой своеобразное и вместе с тем виртуозное умение жить, она восхищает меня, но это восхищение, как сырники, щедро политые сметаной, сдобрено тоской. Потому что я не умею так же. И даже не хочу! Парадокс в том, что она вовсе не идеал моей жизни. И я бы с удовольствием наблюдала за ее житейскими триумфами издалека, а лучше было бы и вовсе столкнуть ее в реку забвения. Но, увы, как только я попадала в серьезные житейские катаклизмы, передо мной неотвратимо вставала необходимость связаться с ней. Она непременно знала нечто важное, что было необходимо мне прямо сейчас. Несколько раз в трудный час волевым усилием я останавливала руку в судорожном захвате телефонной трубки - чтобы хоть раз не обращаться к этой всезнающей жрице. Но потом, после нарезания нескольких кружков ада в их демо-версии, я все равно набирала роковой номер... Понимаю, что мое драматизированное упрямство выглядит странно. Казалось бы: приспичило - звони, раз уж есть такая незаменимая фигура. Но загвоздка в том, что этой фигуре за участие в моей судьбе приходится слишком много платить. В смысле - терпеть ее саму. Экземпляр невыносимый! Но очень полезный. Это как голодание и уринотерапия для любителей экстремальной народной медицины.

Много дней и ночей я примирялась с тем, что мне придется снова звонить Юке. Я представляла, как она возьмет свою излюбленную покровительственную ноту, поначалу с ленцой и даже показной неохотой. Зато потом разгонится, и тогда полетят мои клочки по закоулочкам. Меня заклеймят как бестолковую, неорганизованную и преступно непрактичную особу, которую неизвестно как Земля носит. Точнее, Земля-то от нее не переломится - все равно она скоро чуть-чуть сдвинет набок свою кору и сбросит лишний биоматериал в космическую помойку. Прискорбная участь постигнет всех тех, что не подлежат апгрейду. То есть безнадежно отставших от времени непрактичных особ. Потому что лучшие представители человечества к этому времени найдут инопланетное пристанище. Но им придется пройти строжайший отбор. Юка, без сомнения, в списке кандидатов. Она так решила, о чем и сообщила мне в нашу последнюю встречу. С прищуром эксгуматора она вертела в руках новую, похожую на болид зубную щетку чуть ли не с интернетом и web-камерой. Юка - женщина серьезная, и она пользуется только самыми передовыми технологиями. Она даже своих рыб в аквариуме обучила синхронному плаванию. Высмеивать Юку, обзывать ее сумасшедшей и более изобретательно над нею глумиться не имеет смысла. Отдача замучает. Юлина риторика непотопляема, и спор с ней выиграть нереально. Я давно перестала хихикать над ней, а вот в слезах уходила от нее частенько. Никита называет Юку Дама-Луноход. Как только он с ней познакомился, сразу испугался. Однако я знаю одну сокровенную тайну нашей "передовицы". Совершенная Модель Человека хлебнула когда-то простых земных печалей, что дает ей шанс быть милосердной к нам, устаревшим версиям образа и подобия Божьего.

Официальная история умалчивает о том, что в детстве Юка была чахлой некрасивой девочкой. Я помню ее с детского сада - она ходила в очках, и один глазик был закрыт марлей. За ней всегда приходил папа. Это был крупный мужчина с седой шевелюрой, который, крякнув, садился в раздевалке на маленький детский стульчик, расписанный под хохлому, и грустно смотрел на свою дочь, пока она пыталась одеться без его помощи. Так он воспитывал в ней самостоятельность. Или, можно сказать, так закалялась сталь... Мы с Юкой не то чтобы дружили. Просто наши параллели жизни шли близко друг от друга, пока мы были детьми. Если честно, я ее пылко жалела, и даже рыдала от этой жалости на мамином плече. Более того, об одиннадцати годах я даже сочинила сказку про обездоленную сиротку, прототипом которой была Юка. Этот андерсеновский эпистолярный посыл с моей стороны имел единственную цель - придумать для Юки счастливый поворот судьбы. Просто диву даюсь, как меня штормило из-за той тщедушной девочки! Мама не уставала умиляться моей впечатлительности. Но время шло. И однажды я, сентиментальная плакальщица, поняла, что сия маленькая собачка совершенно не желает оставаться щенком. А также в ее планы не входит всю оставшуюся жизнь подпитывать мои душещипательные сюжеты.

Юка отшвырнула очки, стремительно округлилась в нужных местах, лихо выкурила сигарету прямо на крыльце школы и прямо с выпускного вечера отправилась под венец! После чего до меня порой стали допрыгивать черти, которые водились в том тихом омуте. А именно: Юка разбила машину... Юка избила мужа мухобойкой... Юка открыла первый в городе секс-шоп. И, наконец... родила ребенка из пробирки. Потому что иначе у нее не получалось. Но это тогда. Теперь у нашей нано-сироты из моей с треском устаревшей сказки уже двое детей, и младший был зачат самым обыденным способом. Все это я знаю из первоисточника. Потому что спустя несколько лет после окончания школы мы с Юкой неожиданно прониклись доверием друг к другу. Правда, для меня это доверие оборачивалось моральными травмами, но нельзя отрицать и того, что Юлька всегда мне помогала. И при этом ворчала и поносила меня ужасно. Такой уж у нее характер. Наверное, это наследие прошлого. Гордецы не прощают тех, кто их жалел. С другой стороны, возможно, именно благодаря моим детским гуманитарным порывам Юка решила со мной дружить. Прочих-то гостей из прошлого она поганой метлой прогнала, а я вот нежданно удостоилась, сама того не желая...

Теперь для меня имел значение только один факт: Юлька испытывала те же трудности, что и я. И успешно их преодолела. Я пока не готова к "пробиркам", но моя неугомонная подруга, конечно же, в курсе самых свежих технологий в деликатной сфере зачатия ребенка. Уверена, что она давно считает "пробирку" прошлым веком.

- Привет тебе, заблудшая душа! Скажи, а ты спецом себе мужа подыскала, чтобы вы синхронно звучали - Ника и Ник?

Вот, с ходу начинает издеваться!

- ... нет, правда, я только что узнала, что в семье должна быть гармония имен. Правильные акустические вибрации приносят удачу. Знаешь, я давно замечала, что когда называют тебе чье-то имя, а в голове тут же промелькнет: "О, это не мой вариант" или наоборот, смутно зашевелится теплое предчувствие.

Я терпеливо прослушала энергичную лекцию об акустических вибрациях. Переключать Юку на другую тему - дело не простое, да я и не решалась начать о своем. Пока она вдруг сама не спросила, когда ждать пополнения в нашей семье.

- Не затягивай с этим. Ты не из тех, кто спохватываются после сорока и справно рожают, одной ногой занимаясь фитнесом, другой - управляя бизнесом. Это не твоя история. Я, конечно, не знаю, что у тебя за муж... - Юка сделала многозначительную паузу, которую я, видимо, должна была заполнить подробным досье на Никиту. Но я вдруг подумала - с какой стати?! Опять ей что-нибудь не понравится. Пристальное внимание к имени перекинется на рост, вес, возраст, масть, род занятий, а главное - достаток. Мне надоело сносить юкины придирки. В конце концов, она вольна пропустить мою просьбу мимо ушей. И, положа руку на сердце, помощь мне не особенно обременяет ее. Просто у нее обширный круг знакомств и она умеет свои связи использовать. Неужели за это я обязана платить своим душевным равновесием?

И я без всяких предисловий выложила свою печаль. Юка среагировала моментально и... неожиданно. Она быстро спросила:

- Вы спите головой на север?

В первую секунду я непроизвольно задумалась, в какую сторону мы спим, а вот во вторую секунду я запоздало сообразила, откуда ветер дует. Нашу премудрую царевну охмурили фэн-шуем! Кто-кто, но она, казалось, застрахована своим отточенным рацио от подобных перекосов. Однако и на старуху нашлась проруха. Не устаю я удивляться нашему неугомонному россиянину: ежели он чем-то увлечется, так лоб не только себе расшибет, - всем оказавшимся в радиусе километра мозги на локоть намотает. Вот долетел до нас с китайской стороны фэн-шуй. Внедрился в массы, вошел в моду. И нет, чтобы наш соотечественник тихо копошился в своем гнезде, расставляя мебель, согласно потокам энергии ци, навешивая, где положено, висюльки и фигульки, подкладывая под коврики монетки и расчищая завалы в зоне любви и брака. Так ведь ему непременно надо втемяшить с неофитским рвением эту философию ближнему и дальнему. Объяснять им часами с пеной у рта, что зря они, сердешные, надрываются на работе. Бросить пора это дело! Ведь достаточно найти в своем жилище зону богатства, посадить там фигурку волшебной жабы - и бабло хлынет рекой. И нечего хранить эту кружку с трещиной, даже если она любимая или память о покойной бабушке. Все треснувшее подлежит беспощадному уничтожению. Или, скажем, картина, к которой совершенно зря привязались домочадцы. На ней изображен закат, что не по фэн-шую. Только рассвет! Скидки на красоту, ценность и прочие достоинства не принимаются.

Одним словом, наши увлекающиеся сограждане со свойственным им напором демонстрируют антидаосский подход в пропаганде даосских ценностей. И Юка не стала исключением. Даже версия о созвучиях имен, оказывается, тоже имела отношение к фэн-шую. И вообще теперь все имело к нему отношение. Свое благосостояние и семейное счастье Юка, - как она теперь понимает, - обрела благодаря учению древних китайцев. Точнее тому, что много лет до того, как узнала о нем, интуитивно ему следовала! По молодости она столько настрадалась от докторишек, которые пытались навязать ей страшные диагнозы и убедить в бесплодии. За это их надо лишить практики, а лучше упрятать за решетку. Ну, конечно, не всех, - ведь нашлись истинные профессионалы, которые помогли ей родить первенца. Конечно, на это ушло немало денег, спасибо мужу, - но ничего бы не помогло, если бы Юка...

- ...не кастрировала бы своего кота и не подвесила бы его причиндалы над супружеским ложем как амулет плодородия, - выпалила я.

Со мной такое бывает. Когда меня хотят подмять под идеологию, будь то сетевой маркетинг, теория о паразитах, хатха-йога, или тот же фэн-шуй, - я долго и терпеливо слушаю, усыпляя бдительность пропагандиста. А потом взрываюсь, последствия чего непредсказуемы. Могу и в морду дать - в крайних случаях. А могу и вот так посмеяться над святым. Я ведь сама не могу смириться с тем, что животных калечат в угоду человечьему удобству - но и запашок кошачий меня повергает в бегство. В общем, мне жалко и людей, и животных, и потому я от себя никак не ожидала импровизированного цинизма. Юка, как ни странно, и глазом не моргнула. Железная женщина продолжила обращать меня в свою веру. Я могла бы вежливо распрощаться, придумав неотложное дело. Но здесь другой случай - моя подруга детства давно и прочно оказывала на меня влияние. И просто отмахнуться от ее даже самых бредовых измышлений я не могла. Как ни крути, Юка олицетворяла для меня успех. Грешным делом, иногда я ностальгирую по тем временам, когда это черно-белый гений моей жизни был тщедушной девочкой, и не она меня, а я ее учила прыгать через козла... как забыть эту школьную физкультурную экзекуцию!

- Эх, знала бы ты, через скольких козлов я с тех пор перепрыгнула! - кровожадно вздохнула Юка, когда я пришла к ней в гости перенимать фэн-шуйский опыт. Клянусь, я совсем этого не хотела, но сомнамбулически приняла приглашение. Совершенство юкиного дома снова резало мне глаза. Технические параметры я даже не брала в расчет - тут я по определению ей не конкурент. Но эти уютные интерьеры - книжные шкафы со стеклянными дверцами, сквозь них просвечивают манящие корешки любимых с детства книг, кресла обволакивают по фигуре, словно сделаны по отпечатку твоего габитуса, оконные рамы уютного коричневого оттенка, приятно оттеняющие заснеженный пейзаж за окном... А эти дубовые столы под старину, сидя за которыми поневоле приосанишься под воздействием профессорских флюидов обстановки... А первоклассное угощение и неземной коньяк, от которого чувствуешь приближение волшебника! Я не вынесла этой демонстрации земного рая и совершила непростительный проступок - пустила слезу в логове врага. Юка не стала добивать меня как слабую и нежизнеспособную особь. Она попыталась меня утешить - что немногим лучше.

- Ты не паникуй раньше времени. Подожди еще лет пять. И вообще на детях свет клином не сошелся. Одна моя тетка - у нее тоже детей не было. Ну и что?! Жила себе припеваючи. Пятерых мужей сменила, на яхте ходила. Знаешь, она мне была даже ближе чем мама.

- Почему была?

- Она давно живет в Америке.

И этот последний аккорд благополучия должен был меня утешить! Смешно. Подле меня еще пуще заметалась серая тень тоски. "Ну что это за подруга! - думала я в сердцах. - Могла бы сказать, мол, не переживай, я тоже была в положении, когда... не могла попасть в положение, и поэтому я знаю, что делать! Вот тебе телефон хорошего доктора, он обязательно поможет...". Примерно такую фразу я услышала бы от нормального утешающего человека. Юка, конечно, не желала мне откровенного зла. Но если существует термин "геббельсовская пропаганда", то вполне правомерно к нему добавить "берельсовское сочувствие". Плодом этого сочувствия был подробный план перепланировки и "переначинки" нашей с Никитой съемной квартиры. Эту бумажку я собиралась в гневе смять и выбросить, как только окажусь за переделами юкиного жилища, но прощались мы долго и, конечно мучительно для меня. А гнев, как известно, невозможно отложить на полчаса, и потому злополучная бумага задержалась в моей сумке.

Возвращаясь домой, я чувствовала себя бессильно остывающим вулканом. Остывающим на время. "Подумаешь, счастливая тетя в Америке! - булькали во мне остатки "лавы", - У меня, между прочим, тоже есть тетя. Наша незабвенная Пеларгония! И уж она непременно что-нибудь придумала бы... если бы была в теме". Самое интересное, что до сего момента я о Пеларгонии не вспоминала очень долго. Оно и понятно - счастливый эгоистистичен. А я до недавних пор была безмятежно счастлива. И только когда надо мной нависла угроза никогда не покатать колясочку с младенцем по сосновым тропам нашего парка, - тут в моих мыслях мелькнула добрая фея. Но я даже поленилась ее проведать, справиться о том, как пышно увядают ее стены в ремонте, затеянном вдохновенным и неторопливым, как песня о Сулико, Мерабом... Нет, меня волновало только собственное увядание - я стала чувствовать как с каждым днем старею, и, как принято говорить, мои биологические часы тикают все громче. Звать на помощь Пеларгонию я посчитала неуместным. Она в том возрасте, когда уже внуков нянчат, а не детей рожают. Вряд ли у нее есть что сказать мне на сей счет. Никита научил меня принципу искать ответа у тех, для кого данный вопрос тоже актуален. Или был актуален недавно, а не тридцать-сорок лет назад. Вот я и поплелась к Юке. Но уж если у этой продвинутой пользовательницы всех сущих хай-фаев и вай-фаев на уме бытовая китайская магия, то что мне может предложить старушка Пеля Антоновна? Смешать кровь молодой куропатки с толченым рогом алтайского оленя и пить три раза в день, выходя на перекресток, стоя на одной ноге, закинув левую грудь на правое плечо, как делали первобытные кормящие женщины? И так полгода? Словом, пока я усвоила только один урок - все теперь в жизни наоборот. Люди с самыми экзотическими потребностями вроде разведения розовых фламинго легко находят себе компанию. Но тот, кто не может получить самого необходимого, насущного и элементарного, - он чертовски одинок на этом свете.

2. Странные сказки

- Какая ностальгическая задница! - послышалось восклицание из-за моей двери, когда я уже собиралась ее открыть. Точнее в расстройстве искала ключ и со слезным прищуром оглядывала свою среду обитания. Странные вещи творятся у меня дома в то время, как я сгибаюсь под тяжким авторитетом новой философии! Мне срочно расхотелось хандрить, и я в нетерпении нажала кнопку звонка.

- Надеюсь, это Ника! - знакомый оперный тембр вызвал у меня смесь досады и смутной радости. Пеларгония! Что-то затевает, явилась без меня, без предупреждения, не вовремя... и все же истории с ее участием просто не могут закончиться плохо!

И через секунду историй мне хватило по самое "не грусти". Пока я давила слезу у Юки, неутомимая тетушка решила сделать мне сюрприз. То есть поделиться своим ремонтом. Мир продолжает планомерно сходить с ума из самых добрых побуждений. Пеля привезла мне в подарок... этажерку. Всякий раз когда я бывала у нее, не могла нахвалиться на эту старинную, но прочную и прочную и удобную вещицу. Мне она очень пригодилась бы, так сказать, по профилю - хранить наброски и акварели, а внизу можно хранить шелк, потому что там к этой необычной меблишке имелись два ящика. Словом, занятная безделица авторской, как утверждала Пеля, работы. Автор, как водится, неизвестен. Вот я нахваливала его творение, нахваливала - и поплатилась. Творение переехало ко мне, внезапно и бесповоротно, застав меня тепленькой. Точнее холодненькой - с улицы - и мокренькой. От снега и от приступа слезливости. Теперь мне предстоял большой круговорот мебели в нашей отдельной взятой квартире. Получается, что Юка наколдовала мне перестановку, чем как раз сейчас был занят Никита, немного растерянный от теткиного напора, но улыбчивый и покорный. Он всегда так ведет с родственниками - моими и своими. А потом, когда встреча на высшем уровне позади, маска политкорректности разбивается о мою голову. Точнее о мои уши. Никита выходит на балкон и снимает напряжением воем непобежденного буйвола. Нельзя не согласиться, что такой способ разрядки - наименьшее из зол, ведь ни один, как говорится, кролик во время этого сеанса не страдает. Разве что случайный прохожий, храни его душу, получит легкую контузию...

Но пока Никита вполне миролюбиво вытирал пот со лба. Наша комната напоминала поле недавнего погрома. Посреди нее возвышался человек в каракулевом жилете и с не менее каракулевой прической. Он напоминал известный кучерявый обелиск в честь русско-грузинской дружбы. Это был Мераб, тетин супруг.

Не иначе это у него чья-то филейная часть вызвала приступ ностальгии, решила я. Никите чужд подобный эпатажный экспрессионизм в присутствии пожилых родственников. От Пеларгонии всего можно ожидать, но что в том толку - голос-то был явно мужской! В общем, хотела бы я знать, что такое ностальгическая задница и что она делает в моем доме! Это пожелание я немедленно высказала, и весь груз вопросительной интонации я обрушила на душку Мераба. К счастью, мой новоиспеченный дядюшка был туговат на ухо и так и остался возвышаться с недоуменной улыбкой на лице. Вместо ответа он радушно и сипло поздоровался со мной. Зато остальные присутствующие категорически не страдали нарушениями слуха, и в их улыбках недоумение смешивалось с чем-то явно нелестным для меня. С этаким шаловливым щадящим глумлением над сумасшедшей. Оказывается, ничего подобного той фразе, что так заинтриговала меня на пороге собственного дома, никто не произносил! То есть мне померещилось.

Короткая и бурная дискуссия на тему моих скабрезных галлюцинаций привела нас к примирительному выводу о том, что услышанная мною фраза прозвучала из-за соседней двери. Видимо, с моим слухом тоже все не слава богу, раз я не могу определить источник звука. Что, похоже, послужило для Мераба поводом проникнуться ко мне робким чувством солидарности. Он заботливо поднес мне штрафной фужер с домашним вином, присланным с родины. Хотя я бы предпочла что-нибудь покрепче. Потому что теперь в каждом углу мне мерещились пышные рубенсовские женщины. И это меня удручало и даже пугало. И уже совсем не радовала этажерка! Оставалось признать свою полную несостоятельность в деле домоводства. Пассивную роль в ведении хозяйства и... биологическую неполноценность.

Нет, так просто я не сдамся! Как человек упрямый, доверчивый и непоследовательный - эти три несмешивающиеся свойства с рождения распирают меня, как лебедь, рак и щука, - я парадоксальным образом впитала юкины фэншуйные заповеди. Одна часть моей натуры раскатисто попирала эту китайскую ересь, а другая с проворством мелкого грызуна спешно припасала в норках памяти зерна бытовой мудрости. Третья часть натуры с усмешкой наблюдала за обеими и смаковала их единоборство. Вот она-то, смакующая и насмешливая, решила посмотреть, что будет, если импровизированные интерьерные перемены уложить в прокрустово ложе восточной науки. Так, спать надо головой на север, значит диван долой с прежнего места! И вообще, где у нас зона любви и брака? Туда нужно привлечь энергию ци красивыми безделушками, например, идиллическими фигурками утки и селезня... а у нас вместо них - человеческий череп! Это все Никита - хотел сделать мне приятное и притащил от друга-нейрохирурга "бедного Йорика". Это, говорит, бесценный подарок. Ты, говорит, художник, тебе пригодится. И я была ему благодарна до сегодняшнего дня. А теперь страстно желала откомандировать Йорика на антресоли. Вдруг все из-за него?! Ну кто знает?

На удивление стремительно развивается паранойя у упрямых и доверчивых натур. Потом на помощь, по идее, должна придти спасительная непоследовательность - но пока ее и конь не валялся. Я вошла в раж. Зато все остальные впали в ступор. Потому что только я понимала смысл предлагаемой мною перестановки. Раскрасневшись, я шумно настаивала на том, чтобы никитин компьютер со всем сопутствующим техническим хламом срочно переехал куда-нибудь в прихожую или на кухню, потому что он категорически мешал моему фэншуйному проекту. Политкорректность Никиты, свойственная ему в присутствие пожилых родственников, громко затрещала по швам. И его можно понять - в собственном доме плющат! Да еще без всяких на то оснований, а если учесть, что Никиту и без того припахали из-за внезапной этажерки, то можно представить масштаб моей вредности в его глазах. Но не могла же я ему объяснять при свидетелях, в чем благая платформа моего помешательства. Представляю себе это выступление:

- Дорогой, я хочу грамотно переставить диван, чтобы забеременеть!

Остается только гадать, что ответил бы Никита и как прокомментировала бы мои намерения Пеларгония. И тем не менее как бы нелепо ни звучали твои объяснения, они необходимы! Скольких войн и трагедий избежало бы человечество, если бы люди вовремя умели друг с другом договориться...

Кстати о моей славной тетке: она на мои бесчинства реагировала на удивление медитативно и задумчиво. Мы словно поменялись с ней ролями: у меня заработало недоброе шило в ненужном месте, а тетя Пеля притушила свой фитилек и терпеливо, как химик-испытатель, ждала осадка после взрыва в колбе. И вскоре мило попрощалась, прихватив смущенно улыбающегося Мераба. Своим поспешным уходом они словно извинялись за "причиненный" мне подарок. Бог ты мой, как все неловко получилось!

Словом, я умудрилась обидеть всех. Даже бедного Йорика. Никита молча ушел курить на балкон. Он даже ни разу не издал свой коронной вопль раненного слона! А это плохой знак. Обняв череп ни в чем не повинного человека и моля у него прощения, я тихо пустила слезу.

- Пошли перекусим, погромщица, - сдался Никита через полтора часа. - И хватит душу бессмертную терзать!

Это он, конечно, не про меня, а про Йорика. Но я все равно была ему благодарна. Тем более, что ему предстояло полночи слушать мои излияния. Про Юку, про фэншуй, про голову на север, про ци и ша, про инь и янь. И про то, что надо что-то делать, - хотя бы двигать диван! - иначе ждать, как Сара, до ста лет...

- Оставь ты, наконец, в покое Сару! - вздохнул Никита. - Она просто легендарное свидетельство того, что женщина своего все равно добьется. Особенно, что касается деторождения.

- Может быть, и добьется. Но сколько таких историй - женщины годами лечатся, мучаются, глушат себя гормонами. Может, Сара тоже долго лечилась...

- Не думаю. Она просто мудро применила принцип насморка, который, как известно, проходит за неделю, если его лечить, и за семь дней - если не лечить. Закон Паркинсона: через сто лет регулярной половой жизни даже мумия забеременеет. И вообще, если тебе так хочется лечиться, давай все же обратимся к Ботику. Он же врач - найдет тебе кого-то из своих.

Ботик - это тот самый друг-нейрохирург и человек, подаривший Йорика. Ботик - это его задорная фамилия. На сем задор кончается. Ботик худощав, большеглаз и беспощаден. К роду людскому. Это последний человек, к кому бы я могла придти со своей деликатной проблемой. Но Никита никому не дает старого друга в обиду. Он считает, что если человек говорит жесткую правду в первые десять минут разговора типа "У вас ишиас, эмфизема и порфирия", любит лысых кошек породы сфинкс, а также если он держит дома в назидание потомкам коллекцию предметов, извлеченных из различных полостей человеческих тел, то это делает его не монстром, а профессионалом. Ник считает Ботика выдающимся представителем своего поколения. Ботик врач от Бога. Сдается мне, Боги у нас с Ботиком разные...

Что ж, не все герои - симпатяги, вроде Гагарина.

А диван мы все же переставили по фэншую. На всякий случай. Никита сказал, что иррациональное действие для невротика как плацебо - может сработать. Я заснула быстро и жадно, хотя во сне ко мне пришла Пеларгония и, фонтанно жестикулируя, объясняла мне что-то о записной книжке. Записную книжку мы нашли в пыльном углу комнаты, когда отодвинули диван. Видимо, хозяйская. Квартиру-то мы снимали. Книжка как книжка. Раритет по нынешним временам. Люблю коллекционировать такие вещицы без всякой цели.

Утро меня разбудило приятным ощущением новизны, какое часто дает смена интерьера. В честь хорошего утреннего настроения, что редкость у сов, я позволила своему самолюбию убедить себя, что я сама же и есть источник живительных интерьерных перемен. А Юка и тетушка - лишь статисты в театре моей титанической интуиции. И будто в подтверждение сего самодовольства раздался звонок моей сестрицы. Она в последнее время не часто меня вспоминала, и вдруг у нее созрело занятное предложение для меня.

- Ты ж художник у нас как будто... - сказала она, причмокнув в трубку брауншвейгской колбасой. Моя сестра не умеет говорить по телефону без гастрономического допинга, так уж повелось. От того с ней невозможно расплакаться о смысле жизни. Это вам не Пеларгония, для которой пища - священный ритуал.

- Как будто! - усмехнулась я едко и жизнерадостно. - Что, забор тебе на даче покрасить?

- Нет, проиллюстрировать книгу странных сказок.

- Странных - это по-нашему! - парировала я. И навострила уши.

И моя сестрица поведала мне дивную историю о том, как в издательство, где она работала, прислали один роман, которым теперь зачитывалась вся редакция. А все благодаря сестрице - это она, как рецензент, выудила его из гремучего потока душераздирающих сюжетов. Роман был - вот удивление! - о любви. Канва его складывалась по типу "жизнь с замечательным человеком". Муж писал о жене, о жене небезызвестной, чье имя не раскрывалось. Нет, это была не забытая звезда экрана прошлых лет. Это была не очень удачливая писательница, которая не договорилась со славой. И слава ее не приласкала. Но она была талантливая, со сложным - естественно - характером. И страдающая. И любящая, и одинокая, как все одаренные люди. Все довольно типично, если бы в текст романа не были бы органично вписаны фрагменты из ее прозы. Обычно это портит композицию.

- Ты знаешь, надо быть виртуозом, чтобы написать такую вещь интересно. А у него получилось! Точнее, у них. Он соединил себя и ее в слове. Такое посмертное соавторство. Она умерла уже, а он чувствует себя виноватым. Не признавал, не ценил - обычное дело. А его жена писала оригинально и пронзительно. Может, это не такая уж и редкость, но однажды она создала шедевр - сборник "Странные сказки". Многим, кто читал, нравилось, но их нигде не опубликовали. Не формат. Она расстроилась, заболела и в итоге... в общем, муж решил в память о ней написать такой необычный мемуар с вкраплениями.

- Зачем же такая половинчатость? Взял бы, да и принес в издательство сами сказки!

- В том-то и дело, что сами сказки сгинули! Текст утрачен.

- Странно. Но, может, это элементарная мистификация. Не было никакой жены, и никаких сказок, просто это такой литературный прием. А ля второй том "мертвых душ". Тебе ли не знать! Если б они существовали, их можно было найти за пятнадцать минут в сети.

- Может быть, и так. Никто не скажет наверняка. Автор за границей. Мое дело - рекомендовать рукопись. С писателями общаются другие сотрудники. Но здесь особый случай. Взбудоражились все! Веришь ли, - мы все зачитываемся этой вещицей! Наш заполошный патрон решил сделать из нее нечто вроде сенсации. Сначала он так же, как ты, был уверен, что найти потерянный текст - не проблема. Замыслы были - откроем рубрику "Пигмалион": неизвестные утраченные творения и не менее утраченные творцы. Сдвоенные издания. Двойная прибыль, однако, - пусть и деньги долгие. Словом, хромая коммерческая мысль у нашего шефа заплясала краковяк. Он-то полагает, что в издательском процессе главное - издательский процесс. То есть все, что после литературы. А тут на этапе литературы все застопорилось. Сам муж-мемуарист - фигура темная и несговорчивая. Твердит из-за океана, что тексты жены утрачены, - причем, сознается, что он их и утратил из-за невыносимой ностальгии. О, у главного теперь день начинается с переписки и тяжелого философского запора... Чего они там только не перетерли. А воз и ныне там.

- Погоди-ка, если тексты утрачены, откуда же отрывки, которые цитируются в романе? Муж наизусть их выучил, как школьник "Слово о полку Игореве"?

- Говорит, что эти отрывки - все, что сохранилось на поврежденном твердом диске. Он, дескать, начал их набирать, потом стал от этого болеть, потом "заболел" компьютер... словом, мистика там из всех дыр лезет. А кое-что он действительно запомнил - ведь эти самые сказки много лет были предметом семейных обсуждений, прибауток, ссор, примирений. Он донес лишь флер необыкновенно обаятельного текста. Но целиком такие вещи запоминают лишь феномены-мнемоники.

Эта сумбурная история меня вдохновила. Даже из тех сказочных отрывков, которые сохранились, было ясно, что это шедевр.

- Знаешь, всякое сравнение произведений в корне порочно, - разгорячилась сестрица. - Но я не удержусь и скажу, что это наш ответ мумми-троллям! Или "Ветру в ивах". Помнишь эту медитативную вещь?

Я помнила, и меня зацепило. Я закричала "Да". В смысле - конечно, хочу иллюстрировать такие сказки! Тем более, что наших сказок давно не встречала. Тем более что вообще ничего никогда не иллюстрировала. Это особое искусство, в котором я новичок. И если мне будет оказано доверие - я в лепешку разобьюсь, но не подведу! Только вот задача сюрреалистическая - рисовать иллюстрации к книге, которой нет. Но зато открывался простор для творчества!

Меж тем, как я узнала, главного редактора штормило по части принятия решения. То он не верил в смерть автора "Странных сказок" и искал его среди знакомых, известных и не очень писательниц. То он подбивал их же реставрировать утерянный текст, то есть был готов пойти на подлог. Почему бы не выдать отсебятину за оригинал, если мемуарный муж за океаном? Даже если он примчится - ничего не докажет. Потом шеф дал слабину и заявил, что будем издавать в том виде, в котором есть. Но и это было лишь промежуточным эквилибрирующим решением. Шеф моей сестры - большой оригинал. Вычурный и обаятельный безумец. Это я знала по ее рассказам. И получила возможность убедиться воочию.

Через день я была удостоена его аудиенции. Большая честь для рядового художника, да еще и без опыта иллюстрирования. Но ведь случай особый! Шеф явился мне во всем блеске своих причуд. Клетчатые брюки, остроносые английские ботинки, рыжий зародыш бороды - просто девонширский эсквайр! Не хватает только переваливающегося бассета рядом. Впрочем, люди, пробуждающие во мне английские ассоциации, после "брачной кампании" Пеларгонии неизбежно меня настораживают. Хорошо, что хоть имя у редактора, прямо скажем, не гармонировало с его наружностью. Звали его Лука, в связи с чем он изъял из широкого пользования свое отчество. Объяснял равнением на тезку-евангелиста. Дескать, он же не подписывается Лука, например, Абрамович. "А мне тем более не пристало!".

- Вот так, скромно потупившись, наше Высокоблагородие примкнуло к не последнему на нашей планете авторскому коллективу, - съязвила сестрица как-то на корпоративе. Уши Высокоблагородия уловили колкость, и он долго корил неучтивую подчиненную в том, что она сделала смысловую ошибку. Называть синоптиков авторским коллективом неверно. "Вам виднее!" - потупилась сестрица. Я тоже, входя в кабинет, на всякий случай потупилась, потому что не знала, чего ждать. Вдруг я сболтну какую-нибудь евангелическую глупость!

Но мы на удивление прекрасно поладили. Лука, которого некоторые назло евангелическим аллюзиями называли Лукас или попросту Лукреций Борджиа, сразу объявил, что никогда не знает, какие вопросы задавать людям творческих профессий, и всегда распознает их по запаху.

Я инстинктивно к себе принюхалась. Но Лука-то о возвышенном, не то, что я.

- Совместное творчество сродни любви, здесь все на интуиции, - сказал он, держась за печень. - Вы, должно быть, понимаете, что от вас требуется?

Вопрос прозвучал с резкой сменой интонации - с лирики на экспрессию.

- В смысле, что нарисовать?

- В смысле, как! - поправил меня Лука и насторожился, как хищник. Я испугалась, что он сейчас скажет, что я ему не подхожу "по запаху", и начала быстро излагать на ходу рождающуюся концепцию. Я ведь прочла роман за те полтора дня, что у меня были. Не могла оторваться. Он был написан с той дивной шероховатостью стиля, которая дает ощущение натуральности. Как нефильтрованное пиво: пьешь и чувствуешь - живое! И, конечно, жгуче захотелось прочесть сказки целиком. Я уже видела, как нарисую некоторых сказочных героев. Одна парочка особенно меня очаровала - Профурсетка и Профурсет. Ночью, накануне визита к Луке, я придумывала, как изобразила бы этих персонажей. Между прочим, с драматической закваской оба, несмотря на кошачье легкомыслие имен! Все это я и изложила редактору, преимущественно в наречиях и междометиях, приложив руку - как и он - к животу. Говорят, что копирование жестов означает симпатию к собеседнику. Лука вдруг прервал меня не относящимся к делу вопросом:

- Правда, что вы портреты на шелке рисуете?

- Да! - отрапортовала я, и зачем-то добавила. - Вам нужен семейный портрет?

- Мне нет! От меня недавно ушла жена, - неожиданно признался Лука.

- Ничего, - оптимистически махнула я рукой, - еще вернется!

Лука снова потер печень и поморщился.

- Ладно. Будем считать, что мы договорились, - миролюбиво согласился он без комментариев о семейных превратностях. - Для начала нарисуйте десять иллюстраций.

- Хорошо. Только вот преимущественно к сказкам - или к общему сюжету?

Меня до сего момента мучил этот вопрос. Потому что до сих неясно, в каком виде выйдет книга! Но Луку это, похоже, не смущало. Он сказал - куда рука потянется, то и живописать. Потом разберемся. Он сказал, что мы пока проходим стадии развития эмбриона, и каким он родится, станет ясно только после родов.

- У вас есть дети? - спросил он, видимо, чтобы удостовериться, что я в теме эмбрионального развития.

- Нет! - звеняще ответила я.

- Ничего, - оптимистически махнул он рукой, спародировав меня. - Еще будут!

И лихо, по-мефистофельски расхохотался. "О! Начал бредить", - подумала я, памятуя о сестрицыных предостережениях. Тут в кабинет постучала и вошла вкрадчивая секретарша.

- Марина! - возмущенно воскликнул Лука. - Вы подстриглись?!

Марина лучезарно кивнула, ожидая похвалы.

- Вам нравится? - спросила она без затей.

- Нет! Душа ж ведь обнажилась. А ее надо кутать, кутать!

Марина на удивление спокойно приняла новость. Наверное, привыкла к причудам шефа. Зато я сильно задумалась. "Бесноватый он у вас какой-то!" - пожаловалась я сестре. Но ведь она меня предупреждала.

- Ты пока легко отделалась. Подожди еще! Одна наша авторица после таких посиделок слегла в клинику неврозов.

- Что же он с ней делал?

- Он ее не печатал. Три года за нос водил. Этого достаточно для нервного человека.

"Ладно, на сегодня хватит нервных историй", - решила я. И поплелась домой в раздумьях. Я собиралась засесть за иллюстрации, но работа не шла. Никита задерживался. Я решила ходить в магазин и к его приходу сделать что-нибудь на твердую "четверку" по вкусности. На пятерки я не зарюсь - есть в мире кулинары позабористей моего. На лестничной площадке я столкнулась с нашим соседом. И сразу вспомнила про вскрик о ностальгической части тела. Едва сдержав смешок, я стала оглядывать ничего не подозревавшего о моих мыслях сосредоточенного мужчину с решительным взглядом и некоторой небрежностью в одежде, которая, впрочем, ему шла. В нем было что-то от хорошего доктора, который нарасхват и устал смертельно, а все ж больного не бросит. Сумрачный лик мастера, за которым - благородная душа. Короче, все как в моем любимом стихотворении Блока: "Простим угрюмство, разве это - сокрытый двигатель его...". Вот на какие поэтические настроения вдохновил меня этот человек, сам о том не подозревая. Воистину - из какого сора произросли эти стихи!

Вечер изрядно заматерел и окреп, а Никиты все не было. И тут случилось удивительное - мне позвонила плачущая Пеларгония! Моя несгибаемая и неунывающая тетка просила меня о помощи! Я, конечно, рванула к ней.

Бывают дни, когда и самых несгибаемых оптимистов скручивает в бараний рог. В частности, Пеларгонию скручивал суставный недуг, а от него она признавала одно лекарство - черную редьку. Бедняга была даже не в состоянии натереть ее и привязать к больным местам. А Мераба не было дома, что показалось мне странным. Но первые два часа мне было не до него. Дрожащими руками я делала перевязки и изо всех сил заставляла себя поверить в то, что средство народной медицины поможет. Для меня, признаться, все эти примочки и притирки из той же серии, что и незабвенный фэншуй. Но если человек верит, то ему и мухи маринованные помогут. И я покорно терла редьку и сооружала из нее повязки, призвав всю свою небогатую сноровку. При этом, конечно, я пыталась продвинуть средства традиционной медицины. Пеларгония со стоном их отвергала и умоляла меня о милосердном акте эвтаназии. Что и говорить, гильотина, несомненно, гарантированное средство от человеческих недугов. Но мой долг состоял в том, чтобы противостоять пораженческим настроениям и вернуть Пеларгонии ее природную жизнерадостность. Для этого необходимо снять "верхушку" боли, а потом отвлечь веселой погремушкой, как младенца. Надо срочно вспомнить смешную историю! Может быть, о том, как Никита во времена первого брака бросал курить, и вместо новомодного тогда антиникотинового пластыря по ошибке наклеил противозачаточный пластырь жены? И как его замучили токсикоз и головокружение - словом, недвусмысленные симптомы того, что пластырь не работает! Врач-убийца Ботик срочно решил писать статью на этом благодатном материале и уговаривал друга поносить пластырь месяцок-другой. Принести себя, так сказать, в жертву науке Н-да! Мне лично от таких историй совсем не весело. Никуда мне не деться от больной темы. Даже посторонние люди вроде Луки это чувствуют...

Все же моя тактика принесла плоды, и Пеларгония, едко смердящая редькой, приняла ненавистное обезболивающее и медленно возвращалась к жизни. Я даже начала немного гордиться своими житейскими целительскими способностями, хотя все лавры достались ядреной овощной примочке! И тут хлопнула входная дверь. Пришел Мераб. Гримаса ослабевающей муки на тетушкином лице претерпела моментальную метаморфозу. Но вместо умиленной радости, которую я ожидала увидеть, мимика Пели Антоновны отразила бессильный и беззвучный гнев.

- Явился с дискотеки, трясогуз ностальгический! - прошептала Пеларгония со злым отчаянием.

- Откуда вернулся?! - я не поверила своим ушам. - Мераб ходит на дискотеки?

Перед моим мысленным взором возникла величественная и абсурдная картина: скульптурные формы нашего знатного прораба в синей форменной тужурке от ЖЭКа в мерцании танцпола. Феерическая эклектика. Видимо, я пропустила несколько ключевых глав из семейной жизни моей неугомонной тетки! До сего момента Мераб только пел. Теперь он еще и танцует. Впрочем, это вполне естественно для грузина.

Мераб из прихожей сразу прошел на кухню. Оттуда послышался звук льющейся воды, а через минуту мы увидели сияющего прораба с блюдом мандаринов. Увидев меня, он лучезарно поздоровался и поставил перед нами фрукты. Похоже, он совершенно не подозревал, что на него точили зуб. Пеля, впрочем, тоже старалась не выдавать своего мстительного настроя. Мераб нежно спросил ее:

- Как ты?

И Пеля в ответ проскрипела, что уже лучше, что так кстати приехала Ника, которой сейчас уже поздно ехать домой, и она останется здесь. При этом Пеларгония выразительно зыркнула на меня, и я, конечно, согласно кивнула. Мераб смиренно удалился что-то шкурить на кухне - у тети шел ремонт. "Что все это значит?!" - только и оставалось ответно прошипеть мне.

Когда Пеларгония обижается, она говорит путано. Из ее скорбного повествования я поняла только одно - в местном ЖЭКе бывают корпоративные вечеринки. Что само по себе не великий грех. Пеларгонию возмущало другое: корпоративы проходили не в окрестностях дряхлого конторского стола, покрытого липкой клеенкой - как положено в жилконторе по теткиным представлениям, - а на бойком мероприятии под названием "Дискотека 80-х" в соседнем Доме культуры. Надо заметить, что дряблый совковый пафос этого заведения не слишком обскакал пресловутую клеенку, но местный очаг культуры все же решил урвать клочок лавров у шоу ретро-звезд, которое показывают по телевизору в Новый год. Однако Пеларгония и это мероприятие считала опасным для хрупкой морали тружеников жилищного хозяйства. А если сказать проще, то она ревновала Мераба. Одно дело, он пропустил бы пару рюмок водки с докторской колбасой в стае своих подчиненных сантехников и электриков, а другое дело - дискотека. Кто знает, какая ему под руку попадет... ностальгическая филейная часть! Может, все-таки таинственная реплика в тот вечер вылетела из уст нашего "танцора диско"? Когда я об этом заикнулась, Пеля подняла на меня полные слез глаза, и я поняла, что ирония не уместна.

- Послушай, тетя, но ведь это прекрасно, что ты ревнуешь Мераба. Такая похвальная пылкость чувств в твоем - уж прости! - возрасте. Вот, например, я - типичный представитель очередного потерянного поколения. Никита неизвестно где задерживается после работы - а мне даже в голову не приходит ревновать. Согласись, это тоже нездорово.

Пеларгония на пару секунд задумалась, а потом тихо и доверительно потребовала:

- Расскажи мне все!

И я, увидев, как загорелся неугомонный глаз моей стремительно отзывчивой родственницы, рассказала все. Потому что есть древнейший надежный способ поддержать приунывшего товарища - поведать о собственных неурядицах. Я поведала не только о своей репродуктивной проблеме, но и о потерянных странных сказках. Пеларгония, выслушав меня, завистливо вздохнула:

- Какая у тебя интересная жизнь...

- Местами, конечно, интересная. Но другими местами - паническая. Я боюсь, что не смогу родить, - теперь уже мой голос слезно подрагивал.

- Подожди, с тобой мы разберемся. Главное, чтобы проблема была в тебе, а не в Никите, - махнула рукой Пеларгония. - Мужчины делятся на две категории. Одни - профессиональные больные-ипохондрики. Твой муж явно не из них. Он относится ко второй группе - их к врачу не затащишь. С ним было бы сложно. Но ты говоришь, что у него есть ребенок. Отлично! Главное, чтоб ему контрацептивный пластырь не наделал вреда! - хохотнула Пеларгония, и ее прежней меланхолии как не бывало. Вот что значит подбросить покровительственной натуре свежую беспомощную жертву!

- Ника, - деловито затараторила тетка, - я уверена, что ты зря себя взбудоражила. Но, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Итак, нам нужен хороший доктор. Но это только полдела. Нам нужен подходящий доктор. Врачи как туфли. Бывает, что и фасон, и кожа высшей пробы, и размер, какой надо, - а не твое, и все тут! Метафизика в медицине не менее важна, чем физиология. Одним словом, Ника, - приготовься к трудностям. Перед нами практически невыполнимая миссия. Но где наша не пропадала! - Пеларгония затрепетала, словно гончая, почуявшая, что вот-вот возьмет след. Предвкушая очередные приключения духа, организм моей тетушки срочно отменил собственную безвременную кончину от ревности и артрита.

- Только предупреждаю - никакой огласки! Все строго между нами! - я постаралась вложить в интонацию всю дарованную мне Создателем способность к жестким переговорам. Пеларгония только крякнула, широким жестом сбросив с себя кашемировый плед:

- Так вот почему ты не хочешь обратиться к собственной сестрице! Не хочешь огласки. А ведь ей наверняка есть что предложить. Двое детей, как-никак...

- Вот именно, что двое детей! - буркнула я. - И никаких, заметь, затруднений. У нее просто не было причин искать хорошего врача. Она обошлась своими силами. Как всякая здоровая женщина.

- Нет здоровых, есть недообследованные, как говорил мой незабвенный папа.

К двум часам ночи Пеларгония чувствовала себя как минимум поступившей в ординатуру. Папины гены вкупе с вулканическим темпераментом окрылили Пелю Антоновну настолько, что она лихо ставила диагнозы и прописывала лечение по телефону своим многочисленным знакомым. Говоря точнее, она не ставила диагнозы, а отменяла их, категорически советуя наслать на "эту колченогую троечницу-врачиху" ответную порчу. В перерывах тетка оправдывалась, что, мол, хочешь заполучить нужную информацию - будь добр выслушать чужую исповедь. Многим бедолагам просто некому рассказать о своих болячках. И с какой радостью они изливают свои печали тому, кто готов их активно слушать, - утешать, советовать и взбадривать. А что касается опровержения страшных диагнозов - так это в большинстве случаев вздор! И нет никакого прегрешения против истины.

Хотела бы я быть также неколебимо уверенной в лучшем исходе! Но у меня ни генов, ни метафизики пока. А тетушка знай наяривала. И все ради того, чтобы помочь мне! Я была смущена и благодарна. И мне хотелось, чтобы вся эта кутерьма вокруг моей проблемы поскорее закончилась. Чтобы я оказалась в числе счастливого большинства женщин, - здоровых или недообследованных, как будет угодно, - но ставших матерями волею самого естественного на свете случая. Эх! Пытаясь отвлечь себя от грустных мыслей, я рисовала на попавшемся мне под руку листке картинку под названием "Трясогуз - друг Профурсета". Уж очень мне понравилось это словечко, которым тетя Пеля сгоряча наградила мужа. В духе "Странных сказок", однако.

3. Люди в модных халатах

Я ушла от Пеларгонии поздним утром, оставив ее продолжающей энергичные изыскания. Можно было подумать, что она ищет Авиценну наших дней. Неужели хороший врач - такая редкость? Была суббота. Мераб покорно делал ремонт и улыбался, являя миру негрузинское трудолюбие. Пеларгония любой национальный колорит свернет в бараний рог. Или это любовь? Любовь и ревность. Вернувшись домой, я обнаружила Никиту в меланхолически горизонтальном положении перед неподобающим его интеллекту сериалом.

- Вот ты лежишь, а некоторые, между прочим, с утра пораньше занимаются ремонтом. Представляешь! Я ни на что не намекаю, просто констатирую факт.

Прощебетав еще минут пятнадцать, я, наконец, заметила, что Никита не в настроении. Прямо скажем, непривычно для себя мрачен и задумчив.

- Ремонтом, говоришь, некоторые занимаются, - пробормотал Никита с легкой издевкой. - Может, они вину свою хотят загладить, а?

- Вину в чем? - недоумевала я.

- В супружеской измене, например, - ухмыльнулся Никита. - На дискотеке.

Я подозреваю себя иногда в идиотической доверчивости, но, видимо, делаю это недостаточно часто. Пеларгония опять меня надула. Она придумала всю эту комбинацию с натиранием редькой и экзотическим адюльтером с единственной целью - чтобы я поделилась с ней своими печалями. А то ведь родственница моя ненаглядная заскучала. Давненько ей не приходилось вызволять бедных Лиз из кризиса. Последний раз полгода назад устроила внучатую племянницу на работу. Но это ж сущая мелочь для феи такого масштаба! Королевство маленькое, разгуляться негде...

Надо признать, что старая плутовка разбирается в элементарной психологии. Со мной ведь и вправду достаточно поделиться печалью - и я с готовностью выложу в ответ свои неудачи. При этом буду чувствовать себя утешительницей, то есть расти в собственных глазах. Психотерапевтический эффект налицо! Не то, что с Юкой. После доверительных бесед с такими триумфаторшами самооценка падает ниже плинтуса. А от этого, между прочим, укорачивается продолжительность жизни. По данным американских исследований, даже голливудские звезды, которым ни разу не дали Оскара и не номинировали на него, умирают раньше, чем награжденные. Что говорить про нас, кому даже почетные грамоты выдавали только в детстве.

Удивительно, что Пеларгония открыла свои тайные планы Никите. Нечто новенькое в ее тактике. Возможно, тетка заделалась двойным агентом, и мой муж теперь тоже под ее покровительственным колпаком. Что-то он подозрительно не в духе.

Никита раскололся быстро. Считается, что мужчинам свойственно держать переживания в себе. Но это если только за откровения им ничего не светит. А я пообещала испечь вишневый пирог. И еще оставить в покое и дать досмотреть неподобающий интеллекту бандитский сериал. Подкуп удался, и Никита поведал мне, что вчера заезжал к Ботику. Рассказал ему "о моем детородном неврозе". И тот по садистическому обыкновению запугал друга по части мужских болезней. А еще сказал, что женщина, которая не может забеременеть от мужа, будет искать контактов на стороне. Такова физиология человеческой самки.

- Физиология! - задохнулась я от возмущения. - А как же метафизика?!

Но Ботику чужды житейские воззрения моей тетки. Он гнусно материален.

- Зачем ты с ним откровенничал?! Мы же так не договаривались!

- Он, во-первых, мой друг. Во-вторых, врач. С кем мне еще откровенничать? - оправдывался Никита.

- Может, он и друг, и врач, но не человек!

- Не смей обижать моих друзей!

- Твои друзья - мои враги!

- Я же для тебя старался, глупая ты женщина... в конце концов, не Ботику же предлагалось тебя лечить. Он просто посоветовал бы хорошего врача.

- Но он вместо этого он подсадил тебя на комплексы.

- Ботик никогда не действует нахрапом. У него научный подход. От него непременно будет польза - но не сразу. А что ты хочешь? Быстро делается только халтура.

Наша перепалка перечеркнула всю субботу. Вишневого пирога Никита так и не дождался. Я, по правде говоря, путаюсь в рецептах. Пеку с мамой, которая всегда подскажет. И вообще, какая может быть вишня зимой?!

Только замороженная. Ее-то и принес на следующее утро молчаливый и гордый Никита. Он решил, что раз я вероломно нарушаю обещания, он будет сам печь себе пироги. Ужасное оскорбление для моего самолюбия. Ужасное, но справедливое. Никите было за что отыгрываться - ему втройне не повезло. И друг вогнал в тоску, и с пирогом обманули, и в придачу разыгралась ссора. А я, вместо того чтобы пойти на примирение, как полагается мудрой жене, закрылась на кухне. Вроде как поплакать и поработать. Но никакая работа в голову не шла. Вместо странных сказок рука выводила сюжеты из странной были. В результате родилась нетленка на злобу дня под названием "Танцующий прораб". Одним словом, меня сковал творческий и семейный застой. А утром мне стало некогда мириться, потому что я летела на всех парусах к человеку, которого заранее наделила всеми мыслимыми свойствами спасителя.

Дело в том, что минувшей печальной ночью раздался нежданный звонок Юки. Она решила сжалиться надо мною и, помимо феншуя, наделить благами современной медицины. И мое незрелое доверие всему, что предлагала эта железная особа, распалилось с новой силой. Не выспавшись и бросив Никиту наедине с демонстративными кулинарными намерениями, я устремилась к рекомендованному Юкой специалисту. У которого вот прямо в это воскресенье образовалось "окно", благодаря чему он может меня принять вне плана. У специалиста был один недостаток - он был женщиной. По мнению Ботика, женшина-доктор не доктор и не женщина. Но я решила сокрушить философию старого циника собственным опытом. И, главное, - вызволить Никиту из-под пяты предрассудков.

Я не запомнила имени-отчества приветливой и энергичной особы в белом халате модного фасона. Потому что провела в клинике часов пять и поняла, что если выберусь оттуда хотя бы без суицидальных намерений - то мне можно будет поставить зачет по стрессоустойчивости. У меня заподозрили столько заболеваний, что Ботик с его безобидными эмфиземами и порфириями показался мне сущим ангелом. И я заплатила за это массированное запугивание весьма неожиданную сумму. Хотя Юка меня предупреждала, что визит будет недешев. Да и модные фасоны медицинских халатов не предвещали щадящей ценовой политики...

А жаловаться-то мне было некому! С Никитой я решила выдержать молчаливую паузу. Себе ли в наказание или ему в назидание - не ясно. Пеларгония тоже под запретом, потому что она скажет, что я сама виновата, коль не дождалась ее сигнала и ее доктора. Не просто хорошего, а подходящего! Воистину, моя тетка снова была права. Но теперь поздно каяться, если я решила действовать без ее помощи. Оставалось одно - уйти с головой в работу. И начать лечение, которое мне прописала модная и настойчивая докторица.

Дней через десять она мне позвонила и обрушила на мою голову новую порцию кошмара. Мои анализы были из рук вон плохи. То есть я прожила тридцать лет и не знала, что мои патологии практически несовместимы с жизнью. Что во мне тучами роятся вредоносные бактерии. Что еще немного - и было бы совсем поздно. Добило меня слово "онкомаркер". Его значение у меня намного выше нормы, и... далее мое сознание спуталось в панический колтун. Разве могла идти речь о детях при таких заболеваниях!

Теперь молчание было выше моих сил. Ужас прорвал плотину моего оптимизма, и я, рыдая, набирала номер Юки. Как говорится, ее мопед, с нее и спрос! Меня уже не пугали ее критические выпады. Я была человеком, который кричит SOS.

Впервые за много лет я слышала озадаченное молчание всезнающей Юлии Берельс.

- Видишь ли, - неохотно выдавила она из себя после вздоха. - Я у нее лечилась давно. Попала к ней случайно. Работала она тогда в обыкновенной районной консультации. Потом вкалывала в роддоме. А сейчас решила постричь купоны в дорогой клинике. Считает, что заслужила. И небезосновательно. Насчет анализов я бы на твоем месте не дергалась раньше времени. Меня тоже стращали всякой гадостью. Как видишь, жива до сих пор.

Железная Юка снизошла до суховатых утешений. Пыталась убедить меня в том, что зло в системе, а не в отдельно взятом враче. Пусть так, но меня эти доводы не утешали. Вот так живешь себе, живешь, и вдруг выясняется! Но не может ведь эта система обмануть меня сразу по всем моим анализам! Значит, и впрямь плохи мои дела. Я чувствовала себя словно в дурном сне, который еще сама же себе накликала. Когда Никита пришел с работы, я была готова огласить весь репертуар музыкальных композиций, который следовало играть на моих похоронах.

- Я же тебе говорил -- не торопись, - вздохнул мой муж. - А ты, знай, твердила: не могу ждать, как Сара. Теперь будешь меня слушаться?

Я понуро кивнула. Что из того, что буду слушаться? Все равно самое страшное я уже узнала. Как говорится, поздняк метаться. Мне остается участь юкиной американской тетки за вычетом ее капиталов и продолжительности жизни. Правда, у меня есть Никита. Если бы не он, то я со своим паникерским характером приступила бы уже к прощально-благодарственным письмам родным и близким. Но Никита сказал панике жесткое "нет". На следующий же день мы отправились в клинику модных халатов. Перед входом в кабинет Ник попросил меня остаться в коридоре. Не скрою, я испытала великое облегчение, хотя и запротестовала для вида. Мне вовсе не хотелось выглядеть недееспособным инфантилом, которого домочадцы не подпускают к газовой плите и к собственной истории болезни. Но встречаться с омолодившимся вариантом старухи с косой мне тоже не улыбалось. Именно так я теперь называла про себя энергичную докторицу, которая, словно коробейник шелковые платки - например, моего изготовления, - распушила передо мною ворох экзекуторских анализов. По их результатам пациент скорее мертв, чем жив. Словом, эта женщина впервые заставила меня задуматься о ландшафтном дизайне собственного захоронения!

- Что ж, пользительные философские мысли, - усмехнулся Никита перед тем, как исчезнуть в кабинете-преисподней. Я не стала отвечать - пускай издевается, лишь бы вернулся в прежнем тонусе, а не скорбно потупившим очи пред смертельно больной супружницей...

Как только он исчез за дверями, я встала за ними, пытаясь хоть что-то расслышать из судьбоносного разговора. В надежде, что до меня долетят отзвуки интеллигентного боя, Никиты с медицинским гламуром, я напрягала слух по максимуму. Но ничего, кроме ручейка доброжелательной беседы, мои уши не улавливали. Никита журчал радушно, словно встретил давнюю приятельницу. Когда он, наконец, вышел, я собралась с духом и посмотрела в его глаза. "Пейте, девушка, козье молоко", - сказал он мне с усмешкой.

Я не тот человек, кто во что бы ни стало будет докапываться до страшной правды. Я решила, что если Ник ни на йоту не потерял своей обычной иронии, значит все не так страшно, как мне кажется. Подозревать в своем муже киллера наподобие мистера Смита я не стала. Такой боевик нам не нужен. Никита тем временем прочел мне назидательную лекцию о необходимости критического подхода к любой информации. О том, что услышав неприятную приставку "онко- " следует плотно изучить вопрос, а не жаловаться сарафанному радио в спазме ужаса. А также необходимо применять на практике азы элементарной психологии. И вообще, если регулярно шевелить мозгами, сие на пользу всему телу, и даже диаметрально противоположным органам.

- Вот смотри - перед тобою женщина средних лет. И средних же способностей, - объяснял мне Никита механизм своих мирных переговоров с докторшей.

- Откуда ты знаешь, что средних? - удилась я. - Когда-то она умела лечить, чему Юка - живое подтверждение!

- Вот именно, что когда-то. В те дивные годы она любила свое дело. Ей хотелось развиваться. В конце концов, надо было зарабатывать репутацию, чтобы пошла добрая слава среди пациентов. И слава пошла, в результате чего к ней попала ты. Но тебе не суждено было войти в ту же реку. Дамочка, как ты сказала, успела поработать в роддоме. И перед ней открылись два пути - либо пожизненная каторга в стационаре, либо стрижка купонов в платной клинике. Первый путь тернист для человека, преданного делу. Тернист и бесславен. Врачей с большой буквы мало и их, конечно, вспоминают добрым словом, но прибыль от того невелика.

- Неправда! - возмутилась я. - Когда у меня отчим лежал в больнице, врачи открыто оглашали добровольно-принудительную сумму. И больные покорно передавали ее в конверте. Особенно зав. отделением отличился. Ему приходилось отстегивать просто за его должность.

- Как и всякому чинуше. Но не всем повезет возглавить отделение. Тот, кто врач от бога, тебя спасет инстинктивно, независимо от конверта. Таким трудягам некогда заниматься карьерой. И бабла им перепадает меньше, чем прочим - закон местных джунглей. А вот амбулаторная халява в модном, как ты говоришь, прикиде - местечко потеплее. Здесь ведь спасать никого не надо и плавать по уши в крови. Да и производители разных пилюль тебя стремятся прикормить. Прописываешь, какие надо, колеса. Назначаешь побольше ненужных, но дорогих обследований. И прекрасно себя существуешь. Но у некоторых свербит неутоленное профессиональное эго. Это те, которые еще помнят клятву Гиппократа. Совесть уже засохла, но еще не отвалилась. Вот это очень опасные звери. Они алкают лавров. Им хочется увидеть в пациенте почти неизлечимого, стоящего одной ногой в могиле доходягу - и спасти его! Почувствовать себя героем. Происходит это на бессознательном уровне, и обычно этим грешат женщины после сорока. За плечами потоки больных, сутки без продыха, сформированный профессией сложный характер... ты либо святой, либо мизантроп, либо равнодушный. Святых единицы. Равнодушных мы распознаем сразу и считаем их отменными сволочами. А вот мизантропам отдаемся вслепую. А зря. Такие доктора и находят у нас самые жуткие заболевания и принимаются лечить с пугающим рвением.

Никита еще долго квалифицировал врачей, попадающихся на нашем пути. Я не успевала выразить восхищение его недюжинному уму. Благоверный парировал, что ум тут не причем, просто человек с высшим образованием способен освоить любую новую дисциплину.

- Даже гинекологию? Впрочем, моя тетка тоже так считает.

- Собственно, почему нет. Я вот полночи читал про эти онкомаркеры и в очередной раз понял, насколько важно в лечебной науке правильная трактовка данных. А эта тетя трактует их очень грубо, на что я ей очень корректно указал. И ей ничего не оставалось, как корректно согласиться и прощебетать, что ты ее неправильно поняла. Чтобы тебя не залечили до смерти, нужно подавлять докторишек интеллектом и непринужденной логикой. А ты, дорогая моя, ведешь себя как жертва. И как тебя не запугать! Это же инстинкт хищника.

Никита был прав. Буду вырабатывать характер и пить козье молоко, потому как оно - единственная рекомендация бравой докторицы, которую мы не подвергли сомнению.

Таким образом, в моей жизни наступил крайне напряженный период. Мои дни состояли из напряженного поиска сюжета для иллюстраций к сказкам и размышлений на тему "подходящего доктора". Также между делом мне приходилось разрисовывать платки, но я чувствовала, что мое верное ремесло обижается на меня за то, что я задвинула его в разряд необязательных. Пеларгония затаилась, и я ее не тревожила лишний раз. С одной стороны, я была не прочь получить от нее добрую весть. С другой - боялась новой осечки. Что если врач с ее стороны тоже окажется мизантропом или равнодушным? Не зря тетка называла нашу миссию по поиску подходяшего доктора практически невыполнимой. Эти мысли постепенно уводили меня в сторону метафизики и далее в мистику. Мне все больше казалось, что к моей цели ведут потаенные тропы и что надо дождаться знака свыше. Хотя так и до фэншуя можно докатиться! Что я и сделала, повертев в руках записную книжку, что нашлась под диваном в результате нашей Большой и нервной перестановки. Не погадать ли мне на ней, подумала я. Открывая книжку наугад с третьей попытки, я наткнулась на запись, повергшую меня в мистический восторг. "Виктор Юрьевич, гинеколог"! И ведь не зря мне однажды приснился сон, в котором Пеларгония настоятельно советовала не выбрасывать эту находку. Сон в руку. И да здравствуют реликвии!

Недолго думая, я набрала телефон неведомого Виктора Юрьевича. Несмотря на ликующее предчувствие метафизики, я не особенно надеялась найти по этому номеру того, кого искала. Телефоны меняются, а люди переезжают. Но здесь я попала в "десятку"! Мне ответил мужской голос, который с легкой иронией подтвердил, что он пока еще Виктор Юрьевич и не подвергся "идеологическим переименованиям". "Шутит! -мелькнуло у меня в голове. - Значит, не мизантроп!" Далее я бойко наврала, что его номер мне дала некая Алла Геннадьевна, моя добрая знакомая, а в действительности хозяйка квартиры, и, соответственно, могу ли я попасть к нему на прием. Виктор Юрьевич усмехнулся:

- Деточка, простите, а ваша Алла Геннадьевна еще жива?

- Жива и в добром здравии, надеюсь, - оторопела я.

- Я искренне этому рад, - заверил Виктор Юрьевич. - А то я подумал, кто же это меня рекомендует, по прошествию стольких... Мне ведь 85 лет. И лет двадцать я уже не работаю.

- Господи, а голос у вас такой молодой! - вырвалось у меня

- Это потому что я грехи замаливаю.

- Какие грехи? - я почувствовала, как по телу поползли "детективные мурашки", всегда предшествующие моему знакомству с чужими тайнами.

- Всех не перечислишь, деточка. А вам, что же, гинеколог понадобился?

- Да, очень. Может, вы мне порекомендуете кого-то из ваших коллег? - набравшись смелости, попросила я.

- Как говорит герой одного фильма, сейчас нет хороших мастеров. Или я их не знаю. Ищите сами. Рано или поздно найдете, никуда не денетесь. По голосу у вас не должно быть серьезных проблем ниже пояса. Всех благ вам, деточка!

В трубке послышались гудки, а я осталась в восторженном оцепенении. Вот бы и вылечиться по голосу! Как было бы чудно. Впечатлениями от короткого разговора я завалила Никиту так, что он заснул, не раздеваясь. Перед этим, правда, слабеющим голосом, он заверил, что рад позитивным метаморфозам в моем настроении. Чем бы дитя ни тешилось! Если меня так воодушевляют разговоры с докторами на пенсии и диагностика по телефону - флаг мне в руки. Хотя - тут Никита грустно зевнул - мне не помешает, как в анекдоте про Бога и невезучего, купить-таки лотерейный билет.

Намек был понят. Невезучий молит Бога, чтобы он помог ему хоть раз выиграть в лотерею. Проходят годы, и однажды с небес раздается усталый голос: "Да помогу я тебе, помогу, только купи ж ты хоть раз лотерейный билет!". В моем случае лотерейным билетом было то самое действие, которое в нашем языке не имеет благородного глагола и приводит к появлению на свет детей. Никитос, как всегда, зрел в корень: с тех пор как я озаботилась продолжением рода, мой эротический пыл заметно иссяк. И в том не было парадокса. Ведь раньше секс был удовольствием, а теперь - источником напряженного ожидания и, как выразился бы Ботик, ежемесячной фрустрации. Мне был категорически необходим психоаналитик. Точнее, его облегченный вариант - бабник Илюша.

У Никиты, к моему глубокому удовлетворению, кроме Ботика, есть еще друзья. Иные, так сказать, избранники. Например, Илюша, благодаря которому мы с Никитой и познакомились. Точнее - благодаря илюшиной любвеобильности. Именно он в тот памятный день купил у меня кучу моих палантинов, дабы одарить своих жен и пассий. Неудивительно, что впоследствии мы сдружились. Илья был мне симпатичен веселым нравом и легкостью, с которой он сокрушал общественные стереотипы. А я была симпатична Илье просто в силу принадлежности к женскому полу. Он был из тех дамских угодников, что не прикладывают особых усилий, ухаживая за женщинами. Дамы сами зачарованно идут к ним в сети. Илья утверждает, что этот эффект - дело наживное. Опыт и навык. Собственно о ремесле обольщения написано и спето немало. Илюша себя считает рядовым ходоком. Ему в голову не приходит хвастаться своими успехами. Он вообще не понимает, по какому поводу все шушукаются. Никита называет его "любитель виски и Юрия Антонова". Третья слабость Илюши становится очевидна присутствующим после первой рюмки. И что характерно - в силу особенностей его подкожного обаяния, никому не приходит в голову пожаловаться на его домогательства или, напротив, на сопутствующее донжуанству быстрое охлаждение к покоренной высоте. Он ухаживает широко и по-отечески покровительственно. Казалось, что Илюша, словно Будда, может находиться одновременно в нескольких местах. "И все места - ниже пояса", - добавляли завистники. Но разве это важно?! Главное, что Илья умел приходить на помощь и без всякого интима. Он был единственным другом Никиты, которого я рискнула сделать своим конфидентом. Всем прочим, особенно морально безупречным, я не доверяла.

Илюша назначил встречу в "Донне Кларе" - том самом кафе, куда меня впервые пригласил Никита. Приятное местечко с неприятными ценами. Разумеется, Илюша опоздал, хотя заведение находилось рядом с его работой. Таков стиль нашего серцееда. Бог с ним - в конце концов, это я прошу внезапной помощи и могу подождать. И само по себе опоздание не причисляю к смертным грехам. Так я уговаривала себя, пытаясь побороть отчаянное смятение. Оно началось с тихого космического шелеста у меня за спиной. Обернувшись, я увидела, что это всего лишь муха, ползающая по фольге распахнутой плитки шоколада. На муху с дружелюбной задумчивостью взирал... Вампир Аркадьевич. Рядом с ним сидела дама. И, клянусь, не меньшей симпатией смотрела на отважное насекомое.

- Гиперборейская зимняя особь, - произнесла спутница. - Значит, здесь живое место.

Вот оно как - живое место! А я полагала, что мухи слетаются на гниль. Но что с меня взять - с приземленной натуры! Меж тем беседа за соседним столиком перешла с мух на попугаев. Спутница моего неуемного знакомца поведала, как страдают птицы от бытовой химии. На днях один волнистый попугайчик скончался от ядовитых испарений "Тефали". Разве можно ставить клетку с птицами на кухне?! Ведь под этим тефлоном чистый кадмий. Человек-то большой и когда еще отравится, а вот пернатые крошки... Под зоофилические сетования дамы, наконец, явился запыхавшийся Илюша. "Срочно и тихо пересаживаемся!" - прошипела я. Но спинным мозгом я чуяла тщету запоздалого побега - узрел меня, узрел, назойливый апологет женского счастья. Ну и пусть. Главное - излагать свою проблему подальше от него. Не хватало, чтобы он меня слышал так же отчетливо, как я - его бальзаковскую натуралистку.

Илюша, конечно, отзывчивый, но у него вечно нет времени. Еще бы - работа, семья и внеурочные, так сказать, упражнения! Надо было изложить свои беды быстро и четко. На многолетний психоанализ с фрейдистской кушеткой времени не было. И, собравшись с духом, я выложила интимнейшие переживания с армейской скоростью. Отрывисто и буднично, как донесение с поля боя. Собственно я и чувствовала себя, словно во враждебном лагере. Все здесь не располагало меня к откровениям. И даже Илюша сник, выслушав меня. Он тянул коварную паузу, к тому же избегал моего взгляда.

- Ты меня озадачила, - протянул он печально. - Я ведь абсолютно не компетентен в этих вопросах. Я боюсь всего женского - правда! Я могу посоветовать тебе, дорогая моя Вероника, - он поизносил мое имя с ударением на букве "о", чтобы посмешить меня воспоминанием об актрисе Веронике Кастро, звезде старого латиноамериканского "мыла", - я могу тебе посоветовать лишь два пути. Первый - вообразить, что детей ты иметь не сможешь никогда и смириться с этим. Тихо-тихо, не протестуй. Это всего лишь обманный прием для судьбы. Ты перестаешь ее теребить, и она...

- Знаю, знаю! - бесцеремонно перебила его я. - Надо перестать хотеть слишком сильно - тогда все и случиться. Может, сразу перейдем ко второму пути?

- Он, в сущности, вторая сторона той же медали. Надо представить, что у тебя наоборот, есть все то, о чем ты мечтаешь.

Я разочаровано размешивала сахар лилипутской ложечкой в кофейном наперстке. Кто придумал такие порции? По мне, так эта коммерческая расчетливость, переходящая в мизантропию, минуя стадию скупости. Мне очень жаль, но, оказывается, даже Илья мыслит приевшимися клише. Он хочет впарить методы визуализации. А я уже устала объяснять, что со мной они не работают. Сейчас он станет убеждать меня том, что я просто не стараюсь. Что не шлифую любовно мельчайшую деталь желаемого объекта. Я сникла. Уж если Илюша боится всего женского, кто же тогда тот храбрец, что сумеет меня приободрить?

- Я не знаю, что еще тебе сказать, Ника, - бормотал Илья, чье обаяние неумолимо меркло, как хрустящий капустный лист, опущенный в кипяток. - Я думаю, что все образуется. Но семья и любовь, и дети - это не такое простое и естественное сочетание, как кажется. Знаешь, у меня это так и не получилось совместить. Как женщину-максималистку этим тебя не утешить. Я ведь не зря говорил - представь, что у тебя все есть - или ничего нет. Философски это одно и то же. И это самое сексуальное состояние, поверь мне. Всем самым счастливым я обязан дивной пустоте не-имения и недеяния! И прежде всего рождением. Чтобы у тебя появился младенец, надо самой стать немного младенцем. Просто оставь Богу возможность сделать тебе сюрприз! А то ты все ждешь и ждешь, - а он, естественно, все медлит и медлит. Потому что ему интересно завернуть сюжет. Чтобы потом было о чем рассказывать, понимаешь? Ты никогда не задумывалась, почему весть о беременности накрывает зачастую в самый неподходящий момент, нагромождая целую цепь метаморфоз? Божественная игра, только и всего. И с тобой сейчас тоже играют. Отдайся этой игре - и все.

Как видно, поскреби меркнущее илюшино обаяние - и обнаружишь мудрость. И, несмотря на то, что я рассчитывала на нечто более практичное и менее трансцендентальное, градус моего настроения пополз вверх. И я решила послать свои тревоги подальше. Наш разговор потек в иные сферы. В какой-то момент мимо проплыли несравненный учитель жизни и его спутница. Она была в охотничьей шляпке с попугайским пером. Задорная дама - и внешне интересная! Я прониклась порывистым уважением к нашему Аркадьевичу. Наверное, он поумерил свое назидательное занудство, и теперь у него нет отбоя от женщин. И жадным его не назовешь -- "Донна Клара" не место для скупердяев. Словом, мой обновленный старый знакомый в новом качестве и без нелепых головных уборов казался на удивление симпатичным мужчиной. Может, Вампирушка только на заре отношений вредничает и показывает весь ассортимент своих ядов, - а после успокаивается и окружает женщину неподдельной заботой? Вроде бы он декларировал даже любовь к детям... Сдается мне, что я сухарь с убогой интуицией!

Не прошло и четверти часа, как жизнь подкинула мне новую порцию вопросов. Вампир, словно уловил энергетической антенной ростки моей запоздалой симпатии, и вернулся! С ним, однако, была новая дама. И здесь уже любовью к пернатым не пахло. Образно выражаясь, пахло, скорее, керосином. Эта особа была не чета предыдущей. Женщина-облако, иначе не скажешь. И по конституции, и по белокуро-кудрявой масти. Но если у Маяковского было облако в штанах, то здесь нам явилось облако в платье. Точнее, в балахоне. Я не сразу поняла, в чем его пикантная особенность. Она не бросается в глаза, но открывается внимательному взгляду. А у меня взгляд на такие вещи не просто внимательный - профессиональный. Создатель этого шедевра нанес на ткань силуэты обнаженного тела. Тела, скажем так, рубенсовских пропорций. Причем и спереди, и сзади. Тонкая нездешняя работа. Чтобы носить сей лютый креатив, необходима, по меньшей мере, склонность к провокации. Видимо, дама на отсутствие таковой не жаловалась, иначе не вела бы себя столь свободно. Представьте себе, что у вас большой обвисший живот со складками. И вы его еще прорисовываете на одежде и гордо несете в люди. Вот это реконкиста! А что уж говорить о филейной части. Нелепая мистика "ностальгической задницы" продолжала преследовать меня с пугающим упорством.

Но каков Вампир Аркадьевич! Не успел распрощаться с одной, вернулся с другой, и ведь одна другой сексбомбистее, - если такое слово имеет право хотя бы на одноразовое использование. Впрочем, фасончик у дамы, конечно, на любителя, зато натура незаурядная. Молодец, Вампир, не снижает градус абсурда, что еще больше поднимает градус моего настроения. И вообще с градусами нынче полный порядок, резюмировала я, заметив, что Илюша элегантно наполнил наши опустевшие бокалы из собственных коньячных запасов. Наверное, чтобы подсластить мне пилюлю своего отказа.

-- Ника, я был бы рад тебе помочь. Но как? Если начну спрашивать у своих, нет ли у них на примете женского доктора, они ж сразу встанут на дыбы! Мол, а зачем тебе? А для кого? А что там случилось? Все женщины, даже агнцы во плоти, ревнивы и подозрительны. Они будут думать, что я хлопочу за свои грехи. Некоторые не покажут вида, но нанесут ответный удар, когда я буду беззащитен и слаб.

-- Например, сдадут тебя, восьмидесятилетнего, в дом престарелых, - с досады вырвалось у меня. - Хотя эта месть под силу самым терпеливым.

Все ясно -- Илюша не хочет нарушать хрупкое паутинное равновесие своих опасных связей. В конце концов, я всего лишь жена друга, с которой у него ничего не было и не будет. Человек пятого круга, как говорит Никита. То есть совершенно неактуальная персона. Кто будет рисковать из-за нее! Его женщины могут подумать, что он ищет врача для своей очередной пассии, которая хочет избавиться от нежелательной беременности. И самое обидное, что они будут вдвойне неправы! Несправедливость на каждом шагу. Даже в мусорных газетах в разделе о медицинских услугах обводят в рамочку, прежде всего, зловещий козырь "Аборт в день обращения". Оно и понятно -- дурное дело нехитрое. Ребенка в день обращения никак не организуешь.

Илья слушал меня с посильным сочувствием. Его краткие формально-утешительные реплики не вдохновляли. Они напоминали ворчание недовольного пассажира, который сам машину не водит, но знает, как лучше.

- А что если для начала сунуться к доктору по прописке? Я понимаю, в районных поликлиниках большей частью сидит медицинский отстой, но бывает, что в помойной яме блеснет алмаз! Стоит попробовать его поискать - это хотя бы не в убыток. Смотри, как надо делать: зашла в кабинет, посмотрела врачу в глаза, поняла, что она мымра, распрощалась и вышла из кабинета. И к другому!

- Это несомненно ценная рекомендация, Илюша, но только придется ограничиться одной мымрой. Потому что на одном участке - один врач. Можно, конечно, ждать, пока она заболеет или выйдет на пенсию, но ведь с мымрами - как с Рабиновичем: не дождетесь!

- Никс, ты же все отвергаешь. Если ты не будешь смотреть на проблему позитивно, что вряд ли у тебя что-нибудь получится!

Когда человеку нечего предложить, он советует смотреть на проблему позитивно. И далее по списку: не вешать нос, не падать духом, держать себя в руках и не предаваться унынию. Напоминает поучения нашего славного Вампира, который ухаживал за дамой в "голом" платье и угощал ее шоколадкой, недоеденной любительницей попугаев. Пожалуй, рано его реабилитировать! Остается только заметить, что некоторые люди, которых мы считаем никудышными и сумасшедшими, весьма неплохо устраиваются в этом мире. Есть повод задуматься. Может, начать чудить? Напялить нелепые одежды и выйти в свет с кубинской сигарой в уголке рта, напевая "В бананово-лимонном Сингапуре"... Я рассталась с Илюшей на странной ноте. Вроде бы разочарованная. Но и смутно вдохновленная на безрассудства.

4. Два скупердяя находят друг друга

- Я знаю, что я всего лишь твоя двоюродная тетя, - начала Пеларгония свою речь в восемь утра. Что ж, ее уверенности стоило позавидовать. Лично я в этот момент не вполне твердо знаю, что я Вероника, а уж сведения о том, чья я тетя загружаются в мои мозги гораздо позже. Меж тем Пеля Антоновна продолжала. О том, что она давно догадывалась, что в моей семье не все гладко. Но теперь ее догадки подтвердились! Раз уж я встречаюсь с подозрительными типами с дурной репутацией.

- Ты, наверное, еще досматриваешь авантюрный сон обо мне, - попыталась я скрыть свою досаду по поводу ранней побудки. И тут я в очередной раз убедилась, как опасно недооценивать случайные встречи. Вампир Аркадьевич не просто донес в тот же вечер о наших с Илюшей посиделках в укромном кафе. Он, оказывается, был знаком с Ильей. Потому что именно к этому человеку ушла его четвертая жена.

- Пеля, родная, перестань бредить! - не выдержала я напора утренних сенсаций. - Во-первых, к Илюше никогда не уходила ничья жена! У него есть своя, и он ее менять не собирается, несмотря на любвеобильность...

- Ага, значит, ты уже успела проникнуться теплыми чувствами к этому похотливому негодяю, - удовлетворенно заключила Пеларгония.

- Что за вздор?! - от праведного гнева я взбодрилась и ринулась в словесную баталию, как тигрица. - Я тебя не узнаю! Почему ты поверила этому нудному, вредному и гнусному субъекту, который, да будет тебе известно, теперь меняет женщин как перчатки. Так что насчет похотливости - чья бы корова мычала!

Пеларгония величественно и зловеще умолкла, но только лишь затем, чтобы набраться сил для новой атаки.

- В таком случае, - да будет тебе известно, - это для него не женщины, а пациентки.

- О, старый Вампир переквалифицировался! Думаю, что следующей новостью станет извести о том, что он секретный гинеколог. И именно к нему ты собираешься меня направить.

К моему облегчению, наш бдительный друг пока не замахнулся на клиническую медицину. Он занял куда более комфортную нишу. Аркадьич теперь лечил женщин от депрессии. Удивительное дело! А я думала, что он скорее способен вогнать в депрессию! Но, видимо, мои воззрения устарели.

- Видишь ли, с тех пор как ты дала ему отставку, он пошел в гору, - назидала тетя Пеля. - Парень с головой ушел в эти интернет-знакомства, хотя я его и уговаривала этого не делать. Но мальчик хотел взять реванш. Он был так обижен на тебя...

- Ты еще обвини меня в жестокости! Сама же его обозвала Вампиром... А теперь, значит, он мальчик-божий одуванчик!

- Я не собираюсь тебя не в чем обвинять. Я просто рассказываю тебе, как дело было. Знаешь, оказывается я была не права. Он нашел свое счастье на этой помойке.

- Поздравляю его от всей измученной души! Только вот не пойму, - ты же сказала, что у него не женщины, а пациентки.

- Потому что не дослушала меня! В это трудно поверить, но мой соседушка пользовался огромным успехом у женщин после 45. Естественно, поначалу он со всеми встречался. Но это было несколько накладно.

- Да уж, о его сказочной щедрости мне не забыть!

- Да погоди ты! Кроме денег, это еще отнимало много времени и сил. Ты ж понимаешь, Вампирушка словоохотлив, и с ним женщины размякали, откровенничали, рассказывали о себе много лишнего. В общем, плакались и изливали душу. А он их жалел. Так он превратился в народного утешителя.

- И теперь ему платят за это деньги?

- Нет, с чего ты взяла. Он безвозмездно. Из любви к искусству, так сказать. На общественных началах. Согласись, в этом теплятся зачатки благородства. Немногие нынче готовы выслушать и посочувствовать.

- М-да, - мне вспомнилась переходящая, как вымпел, шоколадка. - Сочувствие, поставленное на поток. Тут еще надо разобраться, кто кому сочувствует... Неужели ты звонишь мне, чтобы поведать эту трогательную историю о превращении вампира в донора? А также, чтобы спасти меня от порочных связей... Только передай своему дорогому соседушке, чтобы в следующий раз врал про своих жен более правдоподобно. Фабулу бы оттачивал.

И я победительно повесила трубку. При всей любви к дорогой тетушке, я не стану страдать от того, что она так легко и непоследовательно поддается тлетворным влияниям. Впрочем, уснуть снова мне так и не удалось. Во-первых, Никита вскоре встал на работу. А, во-вторых, в мою еле теплящуюся жизнь ворвался еще один голос. Это была моя сестра. Она на удивление ничего не ела во время разговора. Она кричала SOS. Точнее, это был коллективный крик о помощи. Потому что Лука, чудаковатый издательский тиран, был на днях зверски избит. Женщиной. Той самой писательницей, которую он не издавал.

- Чем же она его избила? - зачем-то поинтересовалась я.

-- Никто не знает. Лука так и не показывался на работе. Просто позвонил среди ночи нашей бухгалтерше. И сказал, что уходит в подполье. Представляешь?! У нас столько проектов встало - просто катастрофа! Его надо срочно привести в чувство. Что у тебя с картинками к "Странным сказкам"?

Честно говоря, иллюстрации у меня рождались медленно. Не то, чтобы мне было не до них. Да и рисовала я с удовольствием. Просто, будучи не вполне уверенной в себе как в иллюстраторе, я делала по несколько вариантов одно и того же сюжета. На это уходило много времени. А еще этот "детский" вопрос, доконавший меня в последние дни! Словом, вместо десяти иллюстраций у меня было готово только пять.

-Срочно рисуй остальные! - закричала сестрица, чем не на шутку меня испугала. - Луке необходимы положительные эмоциии. Ты уж постарайся!

-Неужели я -- единственный источник его положительных эмоций?!

-Нет. Но все наши утешения Лука проигнорировал. Понимаешь, после этого избиения у него началась депрессуха. Кризис. Ему мерещится... божья кара!

-Он что, религиозен?

-Не он, а его бывшая жена. Достала его своим фанатизмом. Крышу ему свернула, а мы страдаем, - неожиданно закончила сестра. Узнать подробный анамнез Луки мне не удалось: сестрица просила срочно засесть за работу и сделать до завтрашнего дня хотя бы еще пару набросков. А все интригующие подробности позже!

Любопытство, как и красота, - страшная сила. Страсть как люблю чужие семейные истории и тайны! Я жадно нырнула в работу. Не люблю авралы, но без них творческий процесс не обходится. Обязательно в какой-то момент придется напрячься и сделать за сутки то, на что рассчитывал потратить неделю, а, может, и месяц. Сюжеты и образы для картинок выстраивались в моей голове в очередь уже много дней, но чтобы их воплотить, требуется уже усидчивость и терпение. Их подстегивает перфекционизм, который порой вообще перекрывает кислород творческому порыву. Ибо совершество недостижимо! В противовес таким помехам и необходим аврал. Это шоковая терапия, которая необходима для того, чтобы художественный продукт, наконец-то, увидел свет. Аврал -- это, образно говоря, родовспоможение. Вот и сейчас не могу избавиться от своей навязчивой идеи, от чего и лезут в голову акушерские аллюзии...

Я трудилась сутки, с коротким перерывом на сон. У меня вышло целых шесть вариаций на тему "Странных сказок", причем в разных техниках. Я была горда собой и одновременно измучена сомнениями. Что если моя работа не понравится? К тому же сейчас, когда Лука лег на дно, издание книги наверняка под большим вопросом. Но теперь, когда я приложила свою руку к этому замыслу, будет очень обидно, если мои усилия окажутся напрасными. Меня тошнило от кофе и от досадных предчувствий, которые натягивались в моем сознании, как струны. Сестра подозрительно не брала мобильный. А когда она все же соизволила ответить, то все мои струны враз оглушительно лопнули. Лука решил отложить "Странные сказки" до лучших времен! Он, видите ли, пересмотрел всю свою жизнь и понял, что все его стратегии потерпели фиаско. Особенно гуманитарные и некоммерческие. За свои высокие порывы он только и получил, что мухобойкой в глаз... Хотя он был честен с той сумасшедшей, и издал ее первую книгу. А про вторую он не обещал. Очень специфическая проза! Совершенно не понятно, как ее продавать. Тем более, что первая книга оказалась...

Слушая последние новости о главном редакторе, я чувствовала, как с меня стремительно осыпается штукатурка надежд.

-Зачем же тогда я старалась! - вырвался у меня вопль отчаяния. - Получается, что все мои картинки можно выбрасывать!

-Ничего не надо выбрасывать, - нервно увещевала сестрица. - Все еще может понадобится. Просто не сразу. Куда-нибудь пристроим со временем. А ты думаешь, нам всем легко?! Знаешь, сколько уже подготовленных к печати рукописей бесславно кануло в Лету? И все из-за смены настроений нашего начальства -- не говоря уже о том, когда меняются не только настроения, но само начальство. Привыкай!

-Спасибо тебе на добром слове, систер-твистер. Возможно, теперь и я не прочь избить твоего шефа каким-нибудь антикварным рожком для обуви.

-В этом ты не одинока. Можешь даже присоединиться к сегодняшней вылазке наших храбрецов...

-Что, Луку уже хотят избить его же сотрудники? - изумилась я.

-Нет, это было бы слишком просто, - с мечтательным садизмом отозвалась сестра. - Задача гораздо сложнее -- вернуть нашего чудака в рабочий ритм. Чтобы издательская машина снова завертелась. Иначе нам всем придется искать другое место работы. Что нынче - не самое веселое развлечение. А мне еще детей кормить.

"А мне еще их рожать неизвестно как!" - уже привычно шевельнулась во мне моя паранойя. Но от нее меня тут же отвлек вихрь новой интриги. Итак, Лука время от времени начинал хандрить и чудить. Раньше его эскапады были приурочены к сезонным обострениям, и сотрудники имели возможность к ним подготовиться. Лукреций мог разгонять тоску игрой в гольф, охотой на кабана или заплывом на яхте вдоль Лазурного берега, но больше, чем на две недели он не сбегал. И главное -- он держал руку на пульсе издательского процесса и возвращался со свежими идеями. Потом его подкосил развод. Жена, суровая женщина строгих правил, интеллигентно предложила ему гореть в аду. Лука описывал ее зловеще-уважительно. Говорят, она считала книгоиздание небогоугодным делом. В общем, от дамочки попахивало инквизицией.

-Однажды я сама слышала, как она, придя к нам в издательство, плющила шефа, - вспоминала сестрица. - И вправду -- интеллигентно! Сказала, что у него вместо Святой Троицы - Фрейд, Гребенщиков и Довлатов. Все -- законченные безбожники и негодяи. И вообще он сам -- Лука от лукавого.

-Может, надо было отнестись к ней с юмором? Впрочем, это был бы юмор висельника.

-Давай-ка ты напрямую будешь ему давать советы. Сегодня к нему направляется делегация отчаянных. Надеются его вразумить. Хочешь - присоединяйся к ним! Внештатников тоже берут. Вообще берут всех -- Лука любит массовку и масштаб. Заодно возьми свои творения, продумай пламенную речь в защиту "Странных сказок". Скажи магическую фразу "Я думаю, что это Великая книга..."

Об этой фишке я уже была наслышана. Лука -- человек высокого полета. Его приступы сплина, которые после развода стали носить все более разрушительный характер, всегда начинались с тоски по Великой книге. Она выражалась примерно так: мы печемся о сиюминутно выгоде, о мелком и материальном. Мы промышляем бульварным чтивом и терпим убытки из-за нераскупленного нон-фикшн. Когда же нам, наконец, пришлют Великую рукопись, которая изменит мир?! И мы будем, ликуя, душить в объятиях ее автора, как это делал Белинский с юным Достоевским, когда впервые прочел его "Бедных людей"...

На днях к Луке обманом пробрался коммерческий директор издательства. По доброй воле шеф его не впускал -- пришлось просочиться вместе с разносчиком пиццы. Лукреций не дрогнул, и сказал: "Раз пришел -- будешь со мной пить!". "Да пожалуйста!" - легкомысленно согласился коммерческий, надеясь, что, остаграммившись, они быстрее придут к соглашениям по острым вопросам. Незванный гость на втором дринке потерял бдительность, и, когда услышал знакомую песню о Великой книге, только досадливо отмахнулся. Мол, кончай, Лукреций, свою пургу гнать. Ну какая сейчас может быть Великая книга?! Брось ты лохматить Федора Михалыча. Не пишут теперь Великих книг.

Вот так, походя, коммерческий осквернил святое. Лука его и раньше недолюбливал за приземленность. Недолюбливал, но слушался, потому что в рыночном чутье коммерческому не откажешь. Но теперь шеф не отказал себе в удовольствии высказать все, что думает об "ожиревшем баблоборце" и "гнусном литературном вивисекторе, который не дает хода талантливому живому слову". После яростной обвинительной речи коммерческорму было указано на дверь. Он пытался героически противостоять гонениям. Даже вставал на колени, по собственному признанию. Но Лука был непоколебим. Поняв, что коллега не намерен покидать его дом, Лука принялся... метать с балкона яица. Коммерческий, будучи уже в приличной кондиции, не сразу сообразил, что стрельба ведется аккурат по его новому авто. Пришлось с воем ретироваться.

Вот в какую горячую точку мне предстояло попасть. Но меня это только взбодрило. Может, я действительно из тех, кому нужен постоянный экстремум. Мне об этом в последнее время твердит Никита, а я только отмахиваюсь. Или дело в божественной игре, о которой говорил Илюша и в которуя я научилась играть? Хотелось бы верить. Я собиралась "на дело" и размышляла о целительной роли адреналина. Еще несколько дней назад я была депрессивной особой с претензией на оригинальную художественую манеру. Теперь мне по боку личные трагедии и я стремительно расчехляю перья для абсурдной вылазки к сумасшедшему редактору. Уж меня он явно не ждет! Но вдруг именно это и нужно? Я читала, что некоторые душевные недуги лечат с помощью элементарного эффекта неожиданности. Вроде того, как приходит к тебе налоговый инспектор и вдруг начинает танцевать ламбаду... Может, напялить нелепую шляпу по примеру Вампира Аркадьевича?

В странном опереточном угаре я собралась и, наконец, захлопнула за собой дверь квартиры. Первое, что мне попалось на глаза, - кипа машинописных пожелтевших текстов на подоконнике подъезда. Я сразу вспомнила разговор с сестрицей и весь мой веселый запал как рукой сняло. "Рукописи, бесславно канувшие в Лету...". Откуда они здесь? Кто-то из соседей решил избавиться от хлама, и выложил тексты, как старую одежду для малоимущих? В следующую секунду стало ясно, кто этот добрый самаритянин. Наш сосед с "ностальгическим недоразумением"! На моих глазах он вынес новую порцию рукописей, и, тяжко вздохнув, побрел восвояси. На сей раз он был в клетчатой рубашке и трениках -- а в таком облачении любой человек кажется мучительно знакомым. Внезапно мне захотелось сказать ему что-нибудь теплое и одобрительное. Наверное, нелегко расставаться с мечтами о славе. Быть может, эти мечты и есть "ностальгическая з..."? Всю эту цепь необоснованных предположений я успела нагородить, пока сосед следовал обратно к своей двери. А он, как мне показалось, хотел ответить на мои незаданные вопросы. Но постеснялся. И я пообещала себе непременно заглянуть в отверженные тексты. Непременно! Как только вернусь от Луки.

Группа отчаянных добровольцев, желающих вернуть шефа в рабочий тонус, приняла меня с выжидательным восторгом. Не знаю, что им наговорила про меня сестра, но они почему-то ждали от моей скромной персоны живительного катарсиса. Словно бы я знала способ возращения разных начитанных сумасшедших на круги своя! Всю дорогу они возбужденно галдели, как голодные птенцы, и спрашивали у меня о чем угодно, только не о моих иллюстрациях, папку с которыми я с судорожной нежностью прижимала к груди. Когда мои новые знакомые поняли, что я не имею ни малейшего опыта работы переговорщиком, они сникли и чуть не забыли меня в троллейбусе. Я обнаружила, что мы вышли на остановке Пеларгонии. А еще -- что мне навстречу движется благодушная улыбка Вампира Аркадьевича. Только его не хватало!

-Ника, не убегайте! Вы мне необходимы, как воздух, - услышала я к своему ужасу. И мой одышливый вероломный кавалер начал в своей излюбленной манере излагать текщую автобиографию, совершенно не обращая внимания на происходяшее. За неимением мухобойки пришлось слушать и одновременно не отставать от инициативной группы. Естественно, я припомнила Вампиру Аркадьевичу его "донос" Пеларгонии о нашей с Илюшей встрече. В ответ на меня обрушилось знакомое словесное недержание. Тут же я вспомнила, что таким людям бесполезно и даже опасно объяснять, в чем они не правы. Очень быстро тебя самого выставят злодеем, повинным в геморрое тети Хаси из Ростова. За время нашего спора Вампир сумел гомогенно смешаться с нашей делегацией, да так ловко, что скоро сотрудники издательства стали обращаться к нему, а не ко мне. Он покорил их быстрым ориентированием на местности и неумолкающим энтузиазмом. Этот человек был готов идти куда угодно и пудрить мозги кому угодно. Завидная универсальность! Конечно, все сразу поверили в его переговорные способности. Таким образом к Луке мы ворвались уже чуть ли не во главе с моим эксцентричным знакомцем.

Но это обстоятельство моментально померкло для меня, потому что нам открыла...Юка! Она не сразу выделила меня взглядом. Надо заметить, взгляд был мутным и блуждающим. Но прежде изумления, меня осенила догадка. Ну, разумеется -- мухобойка! Это любимое оружие Юлии Берельс против мужчин. Как я могла забыть!

-Юка! Как ты сюда попала?! Что с тобой? - выпалила я. И это была толька жалкая крупица всех вопросов, которые я хотела задать. До сего момента я и не подозревала, что Юля пишет книги. Она, вроде, была не по этой части. Юля тем временем осматривала меня со смесью тревоги и надежды. Колготки на ней пустили несколько "стрелок", на шелковой блузке темнели разводы. Словом, никакого фен-шуя.

-У тебя нет еды? - услышала я тихий вопрос, и поняла, что дело плохо. Потому что я решительно ничего не понимаю в происходящем и совершенно не при чем. Меж тем я окружена людьми, которые подозревают меня в пособничестве врагу. Ведь почему-то я знакома с этим монстром в женском обличии -- значит, со мной дело нечисто. "И откуда вообще взялась в наших рядах эта лазутчица?" - читала я во взглядах боевых товарищей. И мне стало обидно до чертиков, что фразу "Все смешалось в доме Облонских" придумала не я.

К моему облегчению все бросились искать Луку и обнаружили его спящим. Пока делегация громко и зловеще над ним шепталась, а Вампир с веселым интересом осматривал интерьеры, я взялась за Юку. Я пообещала, что устрою ей пир, если она мне все расскажет. Она в ответ только усмехнулась, и сказала, что ей теперь все равно, потому что ее неминуемо отдадут в руки правосудия. А что будет с детьми?! И Юка разревелась. Она этого не делала с шестого класса. Итак, злой гений моей жизни был размазан по стенке.

-Я пью третий день, - начала Юля свое скорбное повествование. - Сперва мне казалось, что я его уговорю... точнее, он хотя бы объяснит мне, почему не хочет издать мою книгу! Что в ней или во мне не так!

-Погоди, давай с самого начала. Ведь была первая книга? И она вышла. О ней никто не знал! Почему? Потом, как выяснилось, ты попала в клинику неврозов. И когда ты все успеваешь -- растить детей, сходить с ума, заниматься бизнесом?!

-Первая... одно название, что книга. Это просто брошюрка об экзотических комнатных растениях, - простонала моя раскисшая подруга. - Затеи моего мужа. Он хотел открыть такой магазинчик, издавать попутно книги. В общем, первую мы, можно сказать, писали вместе. И Лука пообещал, что после этой дурацкой брошюрки издаст мой роман. Про жизнь. Но комнатные растения расходились хуже, чем он ожидал. Прямо он не говорил, но мы с мужем догадались. Потом Лука начал юлить и спрашивать, нет ли у меня еще каких-нибудь магазинов...

-А у тебя же есть! Секс-шоп! Куда круче комнатных растений. Тема благодатная, пойдет на "ура"!

-Секс-шоп давно прогорел, - одернула меня Юка. - Не могу же я писать о том, что так и не получилось развить. Хотя Лука все подкатывал с этим гнусным предложением. Но я же перфекционист! И вообще -- не мое это, понимаешь?!

Юка залилась слезами. Хотя мне по старой подлой привычке хотелось ей ответить, что зря она так думает. Если уж секс-шоп может быть чьим-то призванием, так перфекционистка Юлия Берельс для этого самый подходящий персонаж. У нее есть твердая несокрушимая убежденность в пользе того, чем она занимается. Дар железного убеждения и умение продать снег зимой. Я не знаю, почему ее лавочка прогорела, но я прекрасно себе представляю, как Юка решительно и авторитетно впаривает всем слоям населения интимные игрушки, и ни один покупатель не уходит без покупки. Даже если человек -- приверженец строгих миссионерских традиций по части занятий любовью, он купит юкину безделушку хотя бы ради фен-шуя. Уж она об этом позаботится!

Вот как я представляла юкино призвание. Что касается литературы, то Лука не оригинален. Любому редактору средней руки известно, что брюшюрка про секс-шоп прибыльнее "романа о жизни". Хотя это как написать и как подать. Меня же больше интересовало другое: каким образом Юка, совершившая нападение на несчастного Лукреция, умудрилась пробраться к нему домой?

-Все очень просто -- я позвонила, чтобы в очередной раз узнать судьбу своего романа. Лука был уже в легком подпитии и неожиданно пригласил домой. Я подумала, что в непринужденной домашней обстановке, немного выпив, мы...

-Вот и коммерческий директор так думал! Но Лука, видно, тот еще кремень. Алкоголем его принципы не сломишь, - вставила я шепотом.

-Не кремень он, а интриган! - воскликнула Юка, не взирая на то, что мы, хоть и затихарились на кухне, но за тонкой стенкой к нам прислушивался враждебный лагерь. - Знаешь, как он умеет садистски менять тему! Вначале мы болтали вполне дружелюбно. Но постепенно я понимала, что мне в очередной раз показывают шиш, и при этом ласково гладят по плечу. Знаешь, я ведь хотела его всего лишь легонько стукнуть по лбу, а не расчитала усилие и плохо прицелилась...

-Непреднамеренность злодеяния смягчает меру пресечения, - некстати съязвила я.- А что же вы делали потом, после рокового удара? Разве тебе не захотелось ретироваться? Или просить прощения? Я бы на месте Луки не стала задерживать в своем доме человека, который заехал мне в глаз.

-Я сказала ему, чтобы он тоже меня ударил для равновесия. Я ведь немного занималась восточными единоборствами, - припомнила Юка славное прошлое... - И потом слово за слово, мы помирились. И стали болтать дальше. Ты знаешь, я так давно не говорила с интересным человеком. Детей-то я накануне к маме отправила, так что... знаешь, если бы Лука не впадал в свои микро-депрессии, когда он принимался звонить на работу и жаловаться на жизнь, на фингал под глазом, который поставила ему я и на козни вселенной, - то можно было бы сказать, что я отлично провела время. Знаешь, мне кажется, я его добила. Он меня напечатает! Я его, можно сказать, довела до издательского оргазма. Теперь он не сможет мне отказать!

-Слушай, у вас тут какое-то издательское садо-мазо происходит! Скачки температуры от любви до ненависти и обратно. Пойду-ка я тоже поколочу его маленько, может и мне перепадет...

От всего услышанного меня даже слегка затошнило. Одному Богу известно, что здесь происходило в эти дни. Может, и вправду у Луки никакой не кризис, а плановый запой редактора, во время которого он генерирует новые идеи и освежает стратегию? Но не успела я оправиться от встречи с Юкой и от ее ключевой роли в переполохе, я увидела, что другой мой знакомый с не менее болезненной репутацией тоже неплохо устроился. Заглянув в комнату я увидела картину маслом -- и в прямом, и переносном смысле. На стене висело полотно в раме, которое изображало танцующую стриптизершу. Весьма оригинальный треш в классическом исполнении! Под портретом в кресле комфортно восседал Вампир Аркадьевич и вещал о пользе двухнедельного голодания. При этом он с аппетитом уплетал нарезки-закуски и попивал сразу из нескольких бокалов. Буквально всюду стояли початые бутыли с алкоголем. Всклокоченный, с лихорадочным блеском в глазах Лука внимал своему незванному гостю, словно пророку. Судя по всему, в его "троице" ожидалось прибавление... Высокий порыв делегации сотрудников заметно сдулся. Кто-то уже прикладывался к бутылке, кто-то с любопытством осматривал квартиру шефа. Юка мечтала о борще. "Так, может, его сварить", - вяло отозвалась я, сама понимая тщетность такого совета. Из овощей у Луки, как мы уже выяснили, одна брюссельская капуста. Идти в магазин поздно -- с едой сюда уже точно не пустят. Ведь редактор с каждой минутой проникался "голодным" методом борьбы с депрессией. Кроме того, речистый Вампир уже набрасывал план упражнений, куда входили жестокие прогрессивные приседания и утренние пробежки босиком по снегу. Словом, действительность искрилась всеми гранями абсурда.

Мне тоже кто-то что-то налил. Атмосфера в стане издательских работников заметно потеплела. Я и Юлька без церемоний уселись на ковре, и вскоре вплелись в общий разговор. К слову сказать, Юку никто особо не осуждал. Подчиненные относились к Луке как к взбалмошному ребенку, которого не грех порой и отшлепать. Если ему досталось, то наверняка он сам виноват. И незачем былое ворошить. Сейчас главное -- совместными усилиями вывести его из ступора. Впрочем, беседа вскоре вышла далеко за рамки рабочих проблем. И неудивительно -- дом главного редактора располагал к праздному времяпрепровождению. Я бы на месте Луки тоже здесь впала в комфортную хандру. Однако судьба "Странных сказок" все еще была мне небезразлична. Мои новоиспеченные товарищи по борьбе махнули рукой -- мол, забудь, тема прошлая. И без сказок хватает недоделок. Тут принялись вспоминать, у кого какой макет в печать до сих пор не подписан и какой серии перекрыли кислород. Я же, хватанув для куража крепкой настойки, решила: "Сейчас или никогда!"...

Лука посмотрел на меня туманным взором счастливого ребенка, увлеченного новой игрушкой. Он силился вспомнить, кто я, но я поспешила ему на помощь.

-Мне передали, что вы уже отказались от идеи этого издания. Но, может, вам мои иллюстрации пригодятся для...

-Всенепременнейше! - оскалился Лука. - Показывайте! Вдруг из ваших картинок получатся комиксы. Ну что-нибудь позитивное, детское... о!

Лука быстро и небрежно просмотрел моих с любовью прорисованных трясогузов, профурсетров и прочих персонажей и... под ними отыскал затесавшегося в компанию "Танцующего прораба". Именно он и привлек его внимание. Я попыталась объяснить, что это незапланированный бонус и вообще из другой оперы. Но Лука, не слушая меня, он на вытянутой руке разглядывал портрет нашего Мераба, и взор его прояснялся.

-Господи, он напоминает моего дедушку! Я оставляю его себе! Что вы хотите за этот портрет? Может, вон тот подсвечник? Он старинный...

От сестры я знала, что Лука при всей своей чудаковатости и непосредственности чудовищно скуп и очень не любит платить людям. Они с Вампиром батьковичем, похоже, родственные души. Поэтому я нисколько не удивилась предложенному ченчу. Великодушно отказавшись от замусоленного воском антиквариата, я поняла, что ловить мне больше нечего. Иллюстрации к сказкам и вправду никого больше не интересуют, как и сами сказки. И я напилась вместе со всеми. Последнее, что помню, - это как два верстальщика поспорили, станет ли кот справлять нужду в свой лоток, если туда пописает человек. То есть немного. Так, слегка набрызгает... Они решили это немедленно проверить, тем более что и кот у Луки наличествовал. А ведь он все слышал! В смысле кот, а не Лука. Полосатый красавец сидел на подоконнике, посматривая то на птиц за окном, то на нас, людей. Неизвестно, что изумляло его больше. Упомянутый спор не мог оставить его равнодушным. Он уставился на обидчиков взглядом самурая. В общем, пора было сваливать. Тем более, что компания основательно запамятовала о цели своего визита. Например, мы с Юкой азартно разрабатывали новую концепцию позитивного секс-шопа. Упор на йогу, фен-шуй -- куда без него -- и другие полезные для здоровья практики. Мы были в восторге от себя! Я жалела только об одном -- что не успела сделать Луке очень личное признание, что... его "троица" у меня тоже в большом почете. Без всякого религиозного пафоса, разумеется. Однако если человек совсем не разделяет вот эти три мои душевно-интеллектуальные симпатии, то друзьями нам не бывать. А если при этом человек имеет обыкновение справлять нужду в кошачий лоток -- то пусть о дружбе со мной и не мечтает! Придя домой, я выложила это ценнейшее наблюдение Никите. Потом решила станцевать ему стриптиз. Не зря же мы глазели на фривольный портрет в доме Луки, не зря строили оздоровительные бизнес-планы! Может, мне показалось, но Никита явно был доволен новыми направлениями моей самореализации...

5. Волшебное кувыркание

-Как ты можешь жить без моего харчо?! - свирепо вырвала меня из уютной дремы Пеларгония. В последнее время она взяла за правило будить меня. В этом всегда есть смысл -- без вмешательства извне я могу впасть в спячку. Нынешнее пробуждение было ознаменовано не только воплем тети Пели, но еще отсутствием электричества. Плюс легкое головокружение после вчерашних возлияний. Так что я была немного дезориентирована вопросом про харчо. Даже не знаю, как я живу без него! Никита спал, а я привыкала к мысли, что придется принимать душ при свечах. Пеларгония меж тем сообщила, что нашла пару кристальных кандидатур, которые достойны быть допущены к моему телу. Не сомневаюсь, что эти уникальные эскулапы прошли проверку не менее жесткую, чем в разведывательной школе ЦРУ, но сейчас мне было не до них. Надоели врачи и застрявшая, как пуля, в мозге идея-фикс о безотлагательном деторождении. Страшно утомительно хотеть чего-то одного без перерыва на другие желания! Я пообещала Пеларгонии непеременно сделать набег на ее харчо, но позже -- когда выясню, с какой стати у нас отключили свет. До нашего ЖЭКа было не дозвониться и своего прораба в личном пользовании, как у тетки, у меня не было. Пришлось призвать на помощь таких же страдальцев, лишенных "лампочки Ильича".

Я постучалась в соседнюю дверь, которая давно меня интриговала ностальгией в неожиданных частях тела. Потустроннее пространство отозвалось нервическим "Щас!" и надолго затихло. Потом дверь стремительно распахнулась, я увидела своего всклокоченного старого знакомого в неизменной униформе соседа а ля арбатский дворик 50-х годов -- майка, треники, энтузиазм -- и... через мгновение на него сверху обрушилось что-то тяжелое. Человек упал замертво. Меня обуял ужас. Что делать?! В моей нервической голове начал складываться сценарий фильма ужасов: человек почти погибает в завалах собственного архива. Его спасает... кто? Конечно, соседка, вовремя позвонившая в его дверь. И за это он сообщает ей секрет... чего?!

Порядком надоели эти секреты. К моему великому облегчению, бедолага быстро очухался. Фырча и отплевываясь от пыли, он начал выкарабкиваться из-под засыпавших его старых папок. С энергичным раздражением отвергнув мою помощь, он лишь обратился ко мне с неожиданным настоятельным советом:

-Девушка, никогда не храните ностальгический хлам. Иначе вас накроет ностальгическая...

Договорить ему не довелось -- это сделала за него я. Хотя он хотел сказать "лавина". Но меня настиг катарсис -- наконец, смачный символ разгадан! А я-то, примитивная особа, все истолковала буквально, и в честь мифической "задницы" пририсовала "Танцующему прорабу" окружение пышных гитароподобных женщин. Луке, похоже, они и приглянулись -- нечего было врать про дедушку! Ни малейшего генетического соответствия! Хотя, как известно, от тайны рода не зарекайся.

А мой сосед раскрыл мне свою нечаянную тайну, которая не имела никакого отношения к роду и племени, но терзала меня столько дней. Когда-то он работал в журнале. Было это на грани 80-х и 90-х. Когда оковы идеологии спали с печатных органов, и в органах началась оргия...

-Это я образно, - ухмымлялся соседушка. - Чудное было время! Мы тогда по молодости, по горячности хотели создать великий журнал. Хотели открывать новые неизвестные таланты... нам рукописи присылали даже с Дальнего Востока! Но всех не напечатаешь. Да и разногласия по поводу форм и содержаний захлестнули нас основательно. Постепенно журнал менял концепцию, уходили старожилы, приходила новая метла... в общем, сами понимаете. Когда я уходил, я еще был полон надежд на продолжение моей редакторской стези. Надеялся создать с коллегами другое издание и -- кто сейчас в это поверит! - приволок к себе в дом те рукописи, которые мне нравились. Потом с журналом не сложилось. И я придумал себе такую миссию -- пристраивать талантливые тексты. Скажу честно -- лишь один драматург с моей помощью стал известным сценаристом. Мой "толчок" не прошел для него даром. В прочих случаях -- лишь единичные публикации, толком вспомнить нечего. Я оказался не слишком удачливым литературным агентом. Но для того времени мой результат очень неплох.

Я горячо согласилась с ним. Действительно, где еще найдешь редактора, который из любви к искусству пристраивает рукописи совершенно незнакомых ему людей! При этом еще и хранит столько лет эту кучу пожелтевшей пыльной бумаги у себя дома...

-Представьте себе, такая уж у меня натура -- не люблю выбрасывать. Как подумаю, сколько здесь труда человеческого! С трудом решился на "чистку рядов", кое-что стал выносить, а потом меня такая тоска взяла! Словно я предаю свое предназначение хранителя. Жена меня столько лет пилит за это, но я, как герой сопротивления, стою на своем. Чертова моя обязательность... Иногда мечтаю о том, чтобы все вернулось. Сам давно работаю бухгалтером. И нет предпосылок к переменам! Но если вспоминаю наше журнальное время -- тоска берет, как старого рецидивиста. Ностальгия -- это мой способ не сойти с ума. Цифирь бухгаолтерская никак не убьет мечту...

Я слушала соседа, и понимала, что именно такого хранителя не хватало в истории со "Странными сказками".

-Если бы среди ваших рукописей оказалась одна потерянная книга, - вздохнула я. - Но чудес не бывает.

На сем мы расстались. Электричество вскоре вернулось, и я уткнулась в бытовые хлопоты, раздумывая о нечаянном соседском откровении. Впрочем, моему лирическому настрою активно мешала Пеларгония. Ей не терпелось по старомодному обыкновению увидеть меня, накормить до отвала и без спешки выбрать идеологически выдержанную фигуру доктора, которому можно было бы доверить самое дорогое. Мне же хотелось отмокнуть в прямом и переносном смысле. Вчера мною был пережит на самый заурядный день... Но тетушка считала иначе. Она была уверена, что мне предстоят куда более важные дни. Ведь надо выбрать время, чтобы оценить пятерых врачей и выбрать достойнейшего.

-Пятерых?! Но речь шла о двух! Тетя Пеля, они у тебя размножаются, как кролики. Ты предлагаешь мне посещать докторов чесом?

-Тех двоих отобрала я сама. Но их вообще-то пятеро -- чтобы было из кого выбрать, - невозмутимо отбила мою атаку Пеларгония. - Вдруг тебе понравятся остальные трое. Видишь, какую я провела работу. И ты хочешь ею пренебречь?

Каверзный вопрос. Мне захотелось спрятаться от тетиной опеки под никитино крыло. Он уже проснулся и, судя по ироничной гримасе, уже понял, кто меня мучает. И зачем только я рассказала тете Пеле о своей проблеме! Сама напросилась на помощь и теперь уворачиваюсь от нее. Мне грозит обвинение в черной неблагодарности. Надо срочно придумать уважительную причину для постыдного бегства!

-Придумай, пожалуйста, от чего человек не может немедленно приехать на суп харчо и заодно откладывает визит к пяти гинекологам! - слезно попросила я Никиту. И услышала в ответ аплодисменты моему ребусу. Если бы я услышала только их, то мы бы вместе посмеялись, и я отправилась бы принимать душ и готовить завтрак. Но я услышала еще кое-что. А именно -- что Ботик подыскал мне еще одного доктора. Это был уже шестым по счету. Матерь божья! Мне, видно, суждено скончаться от ужаса прямо в смотровом кабинете. В очень несветской позе!

"Типун тебе на язык", - отмахнулся от моего кудахтанья Никита. Он считал, что прежде всего я должна уважить кандидатуру его дражайшего друга. А "вся эта продозрительная компания из пяти старух"... - так он называл теткиных тщательно отобраных медицинских особей, - вся эта камарилья подождет. Он был уверен, что большая часть из них -- престарелые дамы, которые в силу возраста считают органы репродукции досадным излишеством. Поэтому обращаться к ним чревато.

Страшно подумать, какой абструкции подвергла бы Пеларгония моего мужа за такую клевету. Даже не знаю, на чьей я была бы стороне, чего Никите знать не обязательно. Впрочем, надо срочно сделать правильный выбор. Не то, чтобы я поверила в опасных для здоровья старух. Однако почему-то мне не улыбалась мысль знакомиться с теткиными кандидатами. Может, потому что я боялась повторения опыта с юкиной докторшей. Или просто... стала бояться себе подобных. То есть женщин. В последнее время я особенно остро -- в который раз, однако?! - ощутила, что мужчинами мне веселей и безопаснее. Счет 1:0 в пользу мальчиков. Пускай это банальный закон притяжения противоположностей, но его осознание примирило меня даже с Ботиком и с перспективой посетить его приятеля в белом халате. А еще хотелось уважить Никиту. Ведь все, в чем он меня убеждает, рано или позно оказывается для меня очевидной истиной. И, собственно, при чем тут Пеларгония? Даже в деле сводничества она не стала судьбоносной фигурой. Я сама себе "устроила" знакомство с будущим мужем. Приосанившись и собою загордившись, я сказала Нику шумное "да". Ботиков эскулап будет допущен до тела!

-Ты не спеши, - смутился Никита. - Нет гарантии, что именно это доктор поможет. Просто я думаю, что в данном случае позитивный исход более вероятен.

-Можешь не умничать! - великодушно разрешила я. - И не давать задний ход. Я прощаю твоего Ботика за все, что он тебе наговорил про меня. Если ты, конечно, еще помнишь об этом.

Никита благоразумно промолчал. Я тем временем принялась за меры утешения Пеларгонии, они же меры предосторожности. Ведь моя тетушка, обидевшись, могла натворить дел. Мне хотелось одновременно отблагодарить старушку за хлопоты и при этом отсрочить визит к ней. И я не придумала ничего умнее, как вовлечь тетку в свои акутальные переживания. Позвонив ей, я трагическим голосом изложила историю напрасных иллюстраций, избиения Луки моей старинной подругой и нашего фэншуйно-философского тупика. Пестрый коктейль моих проблем был приправлен свежей идеи прогрессивного магазина для взрослых... На последней теме Пеларгония глухо закашлялась и вдруг неожиданно попросила дать почитать эти самые "Странные сказки". Точнее книгу с их вкраплениями.

-Вот ты все никак не доберешься до своей старой тетки, а мне мой неугомонный сынище купил ноутбук. Приезжал тут на недельку. И теперь у меня "лампочка Ильча" - в смысле, интернет. Я могу получать от тебя письма, которых ты, конечно же, не напишешь!

-Нет-нет, напишу! - взвыла я от радости. - Срочно высылаю текст. Хотя... тебе будет удобно читать с экрана? Это же целый роман.

-Ничего, как-нибудь справлюсь, - ворчливо парировала Пеларгония. - У меня пока еще оба глаза свои, не стеклянные.

Отлично! Пеля Антоновна успокоена и обезврежена. Похоже, она поняла, что мне не до врачей, тем более в таких немилосердных количествах. Хорошо, что она не знала, что вскоре я буду трястись в автобусе, дабы посетить рекомендованного Ботиком доктора. Три дня перед этим я занималась взбадривающим аутотренингом. В результате невыспалась и тряслась от ужаса. Утешала я себя только одним -- пусть лучше так, чем эйфория, которая потом разобъется вдребезги о какое-нибудь страшное медицинское словцо! Ожидай худшее -- тогда хотя бы не разочаруешься. Клиника, куда меня направил Ботик и где он собственно и работал, находилась на окраине города. И оказалась довольно мрачным заведением. Вот уж где напрочь отсутствовали модные халаты! Местные тараканы, как видно, еще при Колчаке размножались. Стены навевали мрачные мысли о репрессиях и пытках. Удивительное дело: это болото считалось одной из лучших клиник в городе. Запыхавшийся Ботик встретил меня у входа и без лишних предисловий отчеканил: "Идем к доктору!". Жаль, что это слово не имеет строго литературной формы женского рода. А то я подготовилась бы лучше. Это был не доктор. И даже просторечное "докторша" здесь было неприменимо. Сие пренебрежительное словцо может звучать с доверительным и даже с ласковым оттенком. Здесь же о доверии не могло быть и речи. То существо, которое встретило меня в кабинете, напоминало вялую пиранью на пенсии. Оно даже не подняло голову, когда я с ним поздоровалось. Оно принадлежало к особям женского пола, но... что там говорил Никита о престарелых дамах, которые в силу возраста считают органы репродукции досадным излишеством? Это еще полбеды, что в силу возраста. Передо мной восседала особа, которая вышеозначенные органы считала своим наказанием с самого рождения. Точнее, с того самого дня, как решила посвятить себя деликатной миссии гинеколога. Профессию она выбрала явно не по любви. Что касается расчета, то и он ее давно не радовал.

Моя мама наверняка сочла бы мои выводы поспешными -- она всегда их полагает таковыми, если дело касается врачей. Но, клянусь, я еще не встречала таких монстров! На меня никогда не смотрели с такой холодной ненавистью... Впрочем, ненависть -- человеческая эмоция. Дама в белом халате с пресной незапоминающейся фамилией демонстрировала скорее равнодушную фиксацию внимания спрута на своей очередной мелкой жертве. Словом, Ботик по сравнению с этой персоной -- просто душа компании и массовик-затейник. Теперь понятно, почему так непрост его характер, и почему наш кардиологический гений до сих пор ходит в холостяках. Если проводить львиную долю жизни среди таких жутковатых теток, поневоле придешь к целибату. Друга надо спасать!

Но сначала мне предстояло спасти себя. Я вовремя вспомнила дражайшего Илюшу-бабника, который советовал ретироваться, если врач показался опасным для здоровья. В данный момент опасность была налицо. Беги, Лола, беги! - прикричала я себе внутри. Но слинять было не так-то просто. Ботик успел сообщить мне, что почитаемый коллегами "доктор" с трудом выкроил для меня время. И якобы быть принятой им -- большая честь. Все равно что "вам отрубит голову самый уважаемый в городе палач". Пока я лихорадочно строила план побега, докторища уже начала сквозь зубы вытягивать из меня анамнез. Услышав, что я не первый раз замужем, она скептически поджала губы и уведомила меня, что "мое бесплодие тянется гораздо дольше, чем полгода". На секунду я потеряла дар речи, а потом собралась с духом и выпалила, что если у нее не тридцать детей, а всего-то один-два, то ее бесплодие длится в любом случае гораздо дольше моего. Это если следовать ее же логике!

Пиранья воззрилась не меня, не мигая. Ей было лень вдаваться даже в собственную логику. Даже не хочется вспоминать, что она мне наговорила, когда непривычным усилием воли заставила себя ответить на мой выпад. Впрочем, "доктор" не проявила новаторства на ниве ненормативной лексики. Бесцветная косноязычная серость! А вот я для самой себя раскрылась с новой стороны, вывалив на бедную женщину все, что у меня наболело по означенной теме. Захлебываясь в проклятьях, я даже пожалела эту отвратительную особу. Немудрено, если слышишь о ком-то "биомасса среднего рода", сочувствовать объекту критики. Я сочувствовала, но остановиться не могла. Пришла в себя только будучи выведенной под руки из кабинета. Не помню, кто были добрые самаритяне, приводившие меня в чувство. Помню только, что я рыдала и кричала, что рожать детей в стране, где такие страшные врачи, - партизанский подвиг. Но пассаран!

Не помню, как добралась домой. Лишь одна мысль, как тихая погремушка голодного младенца, на жалкие секунды отвлекала меня от отчаяния. Я все-таки не далась этой мегере! И она не успела запугать меня еще крепче, чем импозантная и энергичная врач по юкиной рекомендации. О, та бойкая мамзель дала бы мне куда более энергичный отпор, чем сонная пиранья. Во всем ищи хорошее... и я заливалась слезами.

Понимая, что скоро вернется Никита, я решила оттянуть все объяснения и раскаяния на неопределенный срок. И сбежала к Пеларгонии. Куда мне еще сбегать? Только в теплое южное гостеприимство, только туда, где все тревоги растворяются в ядреном харчо...

Зря я искала в тетушкином взгляде злорадные искры. Тетка вела себя в высшей степени благородно и демонстрировала милость к падшим. Она даже не навязывала свой виртуозный суп. Слушала меня и даже не перебивала. Только выдыхала свое привычное "кукла моя...". Как бы я ни была расстроена, я заметила, что тетушка ведет себя подозрительно. Где былая ревнивая бдительность к выполнению ею данных указаний? Почему она не попрекает меня своими пятью докторами, которыми я легкомысленно манкировала и была наказана за это? Я не сразу решилась спросить, но все решилась. И увидела небывалое зрелище -- смущенную Пелю Антоновну.

-Пять докторов -- это было некоторое преувеличение. Только не ругай меня!

Я! Ругать мою реактивную тетю?! С чего бы... Так-так, похоже, тетушка опять темнит. Вместо того, чтобы раскрыть мне интригу с "преувеличением", Пеларгония стала усиленно расхваливать роман, присланный мною. Она прочла на одном дыхании. Наконец, она встретила достойную книгу в потоке современной макулатуры. И ее не будут издавать! Как жаль. Впрочем, в нашей стране все стоящее непременно должно вылежать свой срок на полке... Собственно, какая может быть перспектива у отечественного продукта, если ключевые посты занимают англоманы вроде "этого безумного Луки".

С Англией у тетки были свои счеты. Она "отняла у нее сына" - так патетически восклицала Пеларгония в минуту душевной непогоды. Но откуда она знала о пристрастиях незнакомого ей редактора? Впрочем, как я могла забыть, откуда ветер дует! Драгоценный Вампир Аркадьевич наследил. Пеларгония с радостью переключилась на своего соседа, и в красках рассказала о его триумфальном возвращении из логова страдающего редактора. Разумеется, по версии неугомонного пожирателя чужой энергии, Лука был им исцелен и возвращен к жизни. Я привычно пропустила эту версию мимо ушей, ибо все, что говорит Вампирушка, имеет к истине весьма опосредованное отношение, а порой и вовсе ей перпендикулярно. Зато Пеларгония не уставала удивляться, насколько открыто и странно живет "этот Лука". Всех впускает, со всеми пьет и слушает всяких проходимцев!

-Ты знаешь, что наш Вампирка заставил его голодать и кувыркаться?

Про голодание я помню, а вот теорию целебного кувыркания слышала впервые. Оказывается, чтобы расстаться с депрессиями и множеством других недугов -- тетя долго оглашала список -- надо тысячу раз кувыркнуться. Какая прелесть! В утверждении даже мерцала некая логика -- после хорошей встряски шейных позвонков и вестибулярного аппарата организму уже точно не до таких мелочей, как меланхолия и отвращение как всякого рода труду. Я представила, как Лука страрательно кувыркается под руководством Вампира Аркадьевича, и по душе забегали тонизирующие мурашки. Гинекологические кошмары начали отходить на второй план. Комический эффект усиливала Пеларгония, которая пыталась донести до меня все тонкости кувыркательной методики -- и при этом старалась сохранять неофитский блеск в глазах. Я, хохоча, предложила ей тут же испробовать новый способ на себе, а заодно и Мераба привлечь к оздоровительным процедурам. Какое же это неувядающее чудо -- человеческая доверчивость! Ведь сколько раз Пеларгония убеждалась в том, что Вампира Аркадьевича не стоит воспринимать всерьез, - а вот опять попалась на крючок.

Целебный хохот поднял мне настроение и была готова провести дознание в деле таинственных пяти докторов. Но Пеларгония уходила от ответа, стараясь переключить мое внимание на литературу. Дескать, Аркадьич видел уже изданные "Странные сказки"! Где-то, случайно, на витрине... Конечно, он мог напутать, - а я уверена, что так и было! - но в Луке сама вероятность такого исхода возбудила издательский азарт. И он помчался на работу. Вот как надо выводить людей из депрессии! Волшебные кувыркания и уколы в область самолюбия.

-Боюсь, мне это не поможет, - вспомнила я о своих бедах. - Никита с Ботиком меня убьют за выходку в клинике. И никто-никто больше не возьмется мне помогать.

-И это к лучшему, кукла моя! - пропела Пеларгония. - Потому что у тебя свой путь. Только ты можешь найти подходящего тебе врача. Этот закон я долго вынашивала. Смотрела на твои метания, обзванивала знакомых. Господи, да я полгорода на уши подняла! И у меня действительно пять кандидатур. Но моя чуйка мне подсказывает, что они нам не подходят, понимаешь! Да может тебе вовсе не нужен врач! Все произойдет в свое время. А ты своей суетой только отпугиваешь ангела...

Я чувствовала долгожданное успокоение. Мне было нужно именно сейчас услышать эти слова. Хотя Никита говорил их и раньше, но чтобы понять простые истины, я должна была созреть. Набить шишек, наступая на любимые грабли. Тетка права -- у каждого большого события в жизни есть свой ангел. И ему не надо мешать.

С этого момента все пошло иначе. Я вернулась домой, и Никита вовсе не гневался на меня. Ботик сам позвонил ему с долей покаяния. Дело в том, что к страшной докторше давно никто не ходил из-за ее характера. Ботик решил, что у меня, возможно, получится с ней поладить. Она невыносимый человек, но врач хороший. И... грозная особа готова принять меня снова! Потому что у меня перспективный случай. Самый прекрасный исход для доктора -- рождение здорового ребенка. Что же касается поведения и реплик "пираньи" -- стоит их правильно толковать. Профессионал всегда знает: если тебя критикуют -- значит, с тобой хотят иметь дело. А вообще пиранью недавно бросил муж, и потому она достойна снисхождения. Словом, образ врага основательно смягчился. Бывают же такие метаморфозы!

Истинные подробности чудесного исцеления Луки я узнала от сестрицы. Оказывается, она не звонила мне, потому что... боялась. Ведь я привела в дом редактора человека-катастрофу! Лука вернулся к работе вовсе не обновленный голодом и прочими веселыми упражнениями Вампира Аркадьевича. Лука от него просто сбежал. И три дня потом рассказывал сотрудникам, что более надоедливого человека в жизни не встречал. "Уникальный пациент! Впервые вижу, что своим присутствием человек может просто задушить. А также умудриться запачкать всю посуду в доме, читая лекции об оздоровительном голодании", - вспоминал редактор с выпученными глазами и дрожью в голосе. Дрожь дрожью, а свою нечаянную миссию Вампир Аркадьевич выполнил -- Лука вернулся! О чем я не преминула напомнить. Сестра неохотно согласилась.

Через неделю мы встретились с ней в издательстве. И повод был триумфальный. Мой неугомонный сосед постучался ко мне накануне и молча протянул одну из своих папок. Вид у хранителя неизданных рукописей был донельзя изможденный. "Это оно?" - только и сумел он выдавить из себя. Я открыла папку. У меня в руках были "Странные сказки". Руки мои затряслись от счастья. Но какова ненасытная моя натура! Тут же к странным сказкам у меня родился странный вопрос. Что если за такую удачу мне больше ничего хорошего не будет? Ведающий судьбами подумает, что на мою долю радости достаточно, и... не выполнит самого заветного желания. У меня еще остался этот смешной аттавизм сознания -- я боюсь расплаты за нечаяную удачу.

-Вздор, - ответила мне на это сестрица. - Это совсем не твоя удача. К тому же она вилами на воде написана. Нашего Лукаса пока штормит, и совершенно неизвестно, выйдет ли эта книга вообще, даже несмотря на твоего волшебника-соседа.

Может, Луку и штормило, что неудивительно после тысячи кувырков, но в редакции решили устроить праздник в честь чудесной находки. Гвоздем программы стал мой замечательный сосед, в честь которого импровизационно спели одноименную песню. Лука, отъедавшийся после лекций о голодании, потчевал хранителя деликатесами и строил планы о будущем сотрудничестве. Забегая вперед, скажу, что одиозная книга в ее первоначальном замысле сдвоенного издания все же вышла. Только вот из всех моих иллюстраций туда вошли лишь две. И хотя они попали на обложку, результат, мягко говоря, отличался от моих ожиданий. Так что сестрица права -- моя удача при мне. Впрочем, не буду распространяться, чтобы не сглазить.

Москва, 2010

Оставить комментарий © Copyright Симонова Дарья Всеволодовна (simonova_dasha@mail.ru) Размещен: 02/02/2011, изменен: 02/02/2011. 151k. Статистика. Повесть: Проза Скачать FB2		Ваша оценка:

Симонова Дарья Всеволодовна : другие произведения.

Тетя Пеларгония и тайна рода. Часть 2