Синицын Олег Геннадьевич : другие произведения.

Астровойны, роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 5.23*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Бездонные войны в далеком прошлом. Отгороженная от врага исполинским кольцом черных дыр цивилизация людей ведет мирную жизнь. Но миру пришел конец. Тысячу лет выжидали когда-то побежденные людьми орки, и вот настало время реванша... Неисчислимые черные звездолеты готовы перейти границу. Их ведут демонические супервоины. Они сильны, коварны, они владеют магией. Силам Бездны не могут противостоять ни пограничный астрофлот людей, ни паладины. Надежда осталась только на древние знания...
[]

Олег Синицын

Астровойны

фантастический роман

   Книга 1. Кровь сенобита
  
   Президентский дворец
   Столица союзного государства планета Гея Златобашенная
   Башни правительственных зданий, отделанные сусальным золотом, загораживали половину неба и в лучах красного гиганта Проциона пылали огнем. Их вид приводил в восторг любого провинциала, впервые попавшего в метрополию, и заставлял с дрожью прочувствовать всю мощь Тысячелетнего Союза, воплотившуюся в золоте, стекле и стали. Калигула и сам любил вечерами, выйдя на балкон, насладиться закатным солнцем, поразмыслить после государственных дел о чем-нибудь философском и вечном. Но сейчас вид золотых башен радости не доставлял. Короткое сообщение, которое зачитал Игнавус, вызвало в нем тревогу.
   -- Седьмая звезда в созвездии Волка? -- переспросил президент.
   -- Именно, -- с учтивым поклоном произнес престарелый советник, опирающийся на трость с костяной ручкой в виде змеиной головы.
   -- Погасла?
   -- В последние годы ее активность стремительно уменьшалась. Наши астрофизики так и не смогли разобраться в причинах столь уникального явления. По оценкам, в недрах оставалось еще достаточно водорода для термоядерных реакций на четыре миллиарда лет.
   -- Извини, Игнавус, но правильно ли я понял... Звезда та самая?
   Советник утвердительно качнул головой. В зале президентского кабинета повисло неловкое молчание. Калигула повел подбородком, словно высокий ворот мундира был туговат и давил на шею.
   -- А что вторая? Та, которая сокрыта в мрачных глубинах Хеля?
   -- Разрешения наших телескопов не хватает, чтобы разобрать точно. Но, судя по всему, та звезда в полном порядке.
   -- И что мы должны делать?
   -- Господин президент, сэр... прежде всего следует обратить особое внимание на границу. Если событие, на которое указывает потухшая звезда, случилось взаправду -- он не замедлит воспользоваться нашей бедой.
   Президент повернулся к окну, к пылающим башням на солнце.
   -- Игнавус, вы умный, образованный человек! Вы служите советником вот уже у четвертого президента. Неужели вы доверяете этим предрассудкам?
   Высокий, худой советник с аккуратной бородкой, собранной в клинышек, нерешительно кашлянул.
   -- Некоторые вещи, господин президент, существуют вне зависимости от того, верим мы в них или нет.
   Калигула перевел взгляд на размашистый герб Союза, возведенный высоко на стене, под самым потолком -- песочные часы под звездами и в окружении налитых колосьев. Часы символизировали галактику, которая своей формой их напоминала: две воронки, установленные навстречу друг другу. Звезды над ними копировали форму созвездия Волка. Того самого созвездия, в котором одной звезды уже не хватает.
   -- Так что мы будем делать, господин президент? Ползут слухи, граждане Союза волнуются. На границе неспокойно...
   -- На границе всегда было неспокойно!
   -- Сейчас в особенности. Поэтому мы должны выразить свое отношение к событию, о котором я сообщил.
   -- Комментариев не будет. Исполнительная власть не комментирует предрассудки. Для этого имеется Церковь Единой Веры. Кстати, появилось ли на этот счет мнение Верховного митрополита?
   -- Высочайшее духовенство совещается по этому поводу второй день, и на данный момент мнение церкви пока не сформировано. Но, я убежден, что свое решение они огласят в Храме Авогея, на ежегодной проповеди в день священного праздника Завоевания Небес.
  
  

Часть первая.

В ожидании мрака

  

1

   Материковые леса,
   планета Рох, пограничная система Союза
   Даймон сидел неподвижно, укрытый листьями молодой ольхи и практически слившийся с ними. Где-то далеко наверху кроны деревьев трепал ветер, но здесь было спокойно. Он прятался в листве, не смея шелохнуться, не смея хлопнуть себя по яремной вене, чтобы убить присосавшегося комара. Комар как прилетел, так и улетит, а покой подлеска вокруг заросшей тропы будет нарушен. Чуткий кентавр сразу почувствует неладное, и последнее, что услышит Даймон, -- дробный удаляющийся галоп. Такой исход будет означать лишь одно: полный и безоговорочный крах. Провал экзамена, который устроил ему отец.
   А подлый кровосос все никак не мог утолить жажду, и Даймон мысленно пообещал, что найдет тварь, куда бы ни унесли ее хлипкие крылья. Но сейчас предстояло сцепить зубы. В самом деле, если он не может терпеть животное, для лишения жизни которого требуется легкий хлопок ладонью, то что говорить об охоте на такого серьезного зверя, как кентавр. Ростом с человека, он, кроме лошадиного облика, морды и копыт, вдобавок располагал парой мускулистых лап, которыми разрывал пополам оленя, а, случалось, и заблудившегося путника.
   Поймать зверя предстояло голыми руками. Таково непреложное условие отца. "Автоматические сети и силовые капканы -- игрушки для туристов, что приезжают на охоту, купив путевку в турагентстве, -- говорил он. -- Ты -- потомственный Зверолов! Ты должен обладать всеми навыками и приемами, которые существуют для поимки зверя. Может оказаться, что в один прекрасный день весь этот технологический мусор исчезнет, и ты останешься один на один с лесом".
   Вот так, голыми руками, ни больше ни меньше, Даймону предстояло взять божью тварь, которая становится бешенной, когда чувствует опасность, и начинает колотить во все стороны копытами чугунной тяжести. Малейший просчет угрожает жизни охотника, поэтому у него есть только одна выверенная секунда и только один удар. Быстрый и тяжелый удар "молотом", основанием кулака промеж лошадиных глаз кентавра.
   Он так сосредоточился на предстоящем событии, что упустил момент, когда послышался топот, приглушенный травой. Даймон спохватился, занервничал. Если бы отец заметил это, то разгневался бы. Ротанг не уставал повторять, что чувства зверолова должны быть острыми, как лезвие клинка, и холодными, как его сталь. Ощущения же, которые сейчас испытывал юноша, образно напоминали разварившуюся картофелину.
   Даймон мысленно выругался, а беспокойный топот тем временем сделался ближе. Существо на тропинке находилось уже в десятке ярдов, летящий силуэт мелькал среди листьев.
   Мозг мигом просчитал расстояние и подал команду ногам. Юноша вылетел из зарослей с той стремительностью, которую не раз и не два тренировал отец, ставя сына меж раскачивающихся бревен, подвешенных на веревках.
   Вылетел Даймон как надо. По науке, которую разработал и отточил до совершенства древний род Звероловов. Кулак прочертил дугу и опустился на покрытую жирными волосами голову.
   Удар вышел знатным. Кентавр содрогнулся всем телом. Не задерживаясь, чтобы не попасть под двухсоткилограммовую тушу, Даймон перевернулся в воздухе и упал по другую сторону тропинки. Оглушенное животное шумно повалилось рядом.
   Все закончилось. Довольный и счастливый, он лежал на спине, глядя на высокие колышущиеся кроны. Неподалеку из кустов поднялся отец -- невысокий, но плечистый, с обритой головой.
   -- Молодец, Даймон, -- произнес он. -- Великолепное чутье и прекрасный удар. Браво! Двенадцать лет упорных тренировок, а все для того, чтобы вырубить заблудившегося коммивояжера.
   Даймон недоуменно поднял голову и, к своему ужасу, увидел растянувшегося поперек тропинки торговца, невесть как забредшего в эту глушь. Его узкое лицо с толстыми щеками походило на грушу, подбородок покрывала недельная щетина -- пестрая от вкраплений седых волос; длинные сальные волосы разметались по траве, глаза закатились. На бледном лбу багровел отпечаток кулака Даймона. Рядом валился опрокинувшийся самоходный чемодан, из которого высыпались информационные диски, а также старинные бумажные книги.
   -- Отец...
   -- Ни слова больше! -- Зверолов-старший склонился над торговцем, пощупал пульс, заглянул в зрачки. -- Как ты мог принять две ноги за четыре!
   Даймон взволнованно отер пот со лба.
   В дремучем лесу он ожидал встречи с кентавром, но не человеком. Люди здесь не появлялись. Лес раскинулся на огромной территории материка, и ближайший город находился милях в тридцати... хотя и не город это был вовсе, а селение, которое сформировалось вокруг гигантских планетарных орудий Пограничного Гарнизона. Сельчане, в основном -- фермеры, заботились о своих маленьких полях, разбитых на месте осушенных болот, и в лес ходили редко, справедливо его побаиваясь. Гарнизонные службы контролировали все воздушное пространство над материком, и лес их не интересовал. Поэтому в местах, где жили Звероловы, люди не встречались с незапамятных времен. В иные дни, когда Даймон не посещал Гарнизонное селение по нескольку месяцев, и чувство отрезанности от мира становилось острым, ему начинало казаться, что он и отец -- хозяева этих зеленых владений, которые простирались от тартарийского побережья до гряды Мохнатых гор.
   -- Он из Прейтона, -- произнес отец, заглянув в электронный бумажник торговца. -- Видимо ехал в Гарнизонное, чтобы продать какие-то из своих книг, но сбился с пути и угодил под твой бестолковый кулак.
   Зверолов-младший виновато переступил с ноги на ногу.
   -- К счастью, он жив, -- вздохнул отец. -- Возьми его на спину. Я соберу книги.
  
  
   Межконтинентальный экспресс,
   Гея Златобашенная
   Вагон для особо важных персон был искусно отделан красным деревом, платиной и бархатом. В просторном купе расположились всего семь человек, среди которых выделялась ослепительной красоты молодая девушка, одиноко пристроившаяся у окна. Задумчивая, в неброском декольтированном платье -- она походила бы на восходящую кинозвезду или выпускницу академии межзвездного бизнеса, но бриллиантовая диадема в ее волосах недвусмысленно указывала на принадлежность к высшему свету.
   Серафима, сиятельная дочь Великой Семьи Морталес, смотрела в окно, полностью отрешившись от негромкого спора наставницы и пресс-секретаря. Пожилая Нина Гата непреложным, как и всегда, тоном изложила свое крайне негативное отношение к региональной политике Союза, и неугомонный Антонио, считавший ее взгляды до неприличия ортодоксальными, тут же не упустил возможности съязвить по этому поводу. Как и всегда, Нина вспыхнула, сердито отвечала, иногда даже покрикивала на пресс-секретаря, но не могла заставить его умолкнуть. Четвертый человек в купе, высокий и мрачный лицом паладин Шахревар, в серебристых доспехах и шлеме, с увесистым бластером на бедре, молча стоял поодаль. Верный телохранитель матери никогда не садился в присутствии членов Семьи, мысли воина Святой Церкви были собраны, экстрасенсорные способности работали в полную силу, обеспечивая безопасность для сиятельной дочери и ее свиты.
   Берег континента с высотными зданиями остался позади, поезд на магнитной подушке летел над океаном по изящному, кажущемуся невесомым мосту на высоте полторы тысячи ярдов. Внизу проплывали сферы и колонны водных поселений, фабрики по выращиванию рыбы и водорослей, биологические лаборатории, фундамент которых упирался в морское дно. Серафима задумчиво созерцала постройки, но мысли ее были далеки от творений деятельных рук человеческих. Снова и снова она возвращалась к разговору с матерью, который состоялся вчера в их родовой усадьбе, что находилась в заповедных лесах Тероса на берегу волшебного по красоте озера Заболонь.
   -- Серафима, доченька моя, рада тебя видеть в это солнечное утро! -- сказала Фрея Морталес, когда дочь вошла в кабинет. Слуга почтительно закрыл за ней высокие двери.
   -- Доброе утро, мама. -- Девушка поцеловала мать в напудренную щуку.
   -- У тебя есть время до занятий? Тогда присядь. Я вот о чем хотела поговорить. Ты, конечно, знаешь, что завтра состоится ежегодная проповедь в честь священного праздника. На ней должны присутствовать представители всех пяти Великих Семей. Мужчины нашего рода не любили церковную напыщенность, поэтому сия обязанность досталась женщинам. Со временем стало традицией, что именно женщины демонстрируют духовность семьи Морталес. Двадцать четыре года мое имя в числе других значилось в списках почетных гостей. Но завтрашним вечером газеты и телевидение сообщат, что вместо заболевшей Фреи на церемонии присутствовала сиятельная Серафима.
   -- Мама, вы больны?! -- ужаснулась девушка.
   -- Конечно, нет. -- Она замолчала, о чем-то задумавшись. -- Ситуация на границе с Нижними мирами осложняется с каждым днем. В президентском дворце еще не понимают, насколько все серьезно, насколько опасны орки. Их считают тупыми и дремучими созданиями, не способными к организации -- по крайней мере, именно такими их характеризует Святое Писание. Но та планомерность и продуманность, с которыми враг испытывает прочность границ Союза, указывают на то, что времена изменились, а утверждения "Апокрифов" устарели.
   -- Ты полагаешь, что волнения на границе связаны с потухшей звездой в созвездии Волка?
   -- Трудно сказать. Не в этом суть. Угроза извне очевидна и реальна. В таких условиях нужно остановить крестовые войны, которые церковь развязала в планетарной системе Диких Племен. Угроза, исходящая из Хеля, намного страшнее упрямых язычников. Отец собирается проконсультироваться с остальными Семьями и подготовить нужные предложения президенту... Сама видишь, что дел невпроворот. Поэтому прошу тебя о помощи. Отправившись на Центральный континент, ты подаришь мне целые сутки рабочего времени, а сама получишь бесценную практику. Университет высшего руководства и правления, конечно, дает серьезные знания, но без практики ты можешь превратиться в куклу, подобно твоей двоюродной сестре, которая обязательно присутствует на всех светских церемониях, но не может решить ни одного серьезного политического вопроса.
   -- Мама, но как же быть? На церковной службе я буду чувствовать себя неуютно. Трудно демонстрировать то, чего нет в душе.
   -- Я тоже не верю во Всевышнего, доченька. Но официальные принципы нашей Семьи -- это поддержание общечеловеческой веры. Именно наша Семья, равно как и другие Великие Семьи, является эталоном морали и этики для всех людей, населяющих ближние и дальние звездные системы. Эти принципы выработаны много веков назад. Мы обязаны соблюдать их.
   -- Но как быть? Что отвечать на вопросы о потухшей звезде -- вдохновенном символе для многих людей? Меня буду спрашивать верующие, корреспонденты, сам патриарх поинтересуется. О чем мне говорить?
   -- Ради бога, только не о том, что у тебя пусто на душе. Подумай. Выбери тактику ответов. Помни о том, что я тебе говорила -- мы являемся эталоном, на нас смотрят миллиарды глаз. Именно в таких напряженных ситуациях оттачивается ум.
   Серафима поклонилась, чувствуя в груди волнение от важности поручения, снова поцеловала Фрею в щеку, хотя это было лишним проявлением чувств. Мама улыбнулась лишь уголками губ. Она уже погрузилась в текст документа, который читала до появления дочери.
   ...Вот и закончились морские поселения, которые тянулись не менее двух сотен миль. За ними последует полоса нетронутого океана, после чего опять возникнут белые росчерки гидропостроек, но ветвиться они будут уже от другого континента.
   По-прежнему не слыша спорщиков, столкновение которых принимало взрывной характер, Серафима дотронулась до губ, которые еще помнили тот поцелуй. "Ничего страшного, -- сказала она себе, -- церемония будет для меня важным опытом самостоятельности. Сизый перепел обучает птенцов полету, выбрасывая последних из гнезда. Полярная собака учит потомство плавать, бросая щенят в студеную арктическую воду. Вот и моя мама использовала этот педагогический прием, в надежде что полечу. Ничего страшного. Уже сегодня вечером я вернусь домой".
   В недолгой поездке Серафиме подумалось еще много о чем, но ни в одной из этих мыслей не было даже намека на то, что случится с ней в последствии. И уж тем более, она не могла предположить, что больше не увидит ни свой дом на острове Заболонь. Ни свою маму.
  

2

   Материковые леса,
   планета Рох, Пограничная система Союза
   Ферма Звероловов стояла на холме посреди небольшого поля, окруженного лесами со всех сторон. С крыльца открывался захватывающий вид на разудалые просторы, раскинувшиеся от одной стороны горизонта до другой. Такое расположение жилища было выгодным, позволяя по небесам читать погоду, по вспорхнувшим птицам следить за передвижением крупных зверей, по дыму, стелящемуся над вершинами деревьев, вовремя заметить пожар.
   Они вышли из леса с нехоженой стороны и стали подниматься к бревенчатым постройкам через заросли высокой травы; к этому времени года она как раз набрала сок и ярко зеленела, услаждая взор. В безоблачном небе радостно лучилось белый карлик, солнце Роха. Над горизонтом виднелся призрачный контур заорбитальной крепости Союза, вокруг него рассыпались светлые точки космических крейсеров Пограничного Флота.
   Планета Рох являлась одной из двух планет, что лежали на единой орбите белого карлика. Крохотная по космическим меркам звездная система Пограничная была стратегическим объектом Союза. Когда-то давным-давно она входила в состав Нижних миров, но тысячу лет назад во время Бездонных Войн люди отвоевали ее у орков.
   Представляя собой перемычку между двумя воронкообразными галактиками, Пограничная система (в простонародье: "Бутылочное Горлышко") являлась единственным путем, соединяющим территории людей и орков. Обходных путей не существовало: массивное кольцо из тысяч вырожденных звезд засасывало любой корабль, который рискнул бы пройти за пределами системы. Природа сама разделила добро и зло, Верхний и Нижний миры галактики, людей и орков, оставив им узкую тропинку для вероятных контактов. Эту тропинку войска Союза сторожили так же тщательно, как цепной пес охраняет хозяйскую калитку...
   Возле примыкающих к дому клеток Даймон остановился, чтобы поправить съехавшее тело коммивояжера. Почти все клетки были заполнены. Сиамские волки грызли стальные прутья, лесные козы били копытом и нервно блеяли, потому что сожрали всю траву, что была в кормушке; трехклыкий тигр бродил взад-вперед, заставляя животных из соседних камер жаться к стенкам. "Скоро предстоит поездка в Прейтон, -- подумал Даймон. -- Выполнены почти все заказы, которые принял отец". Вот именно: почти! Не было только кентавра. Не поймали. Вместо него Даймон тащил сейчас на плечах пожилого торговца книгами.
   Войдя в дом, они прошли в спальню.
   Отец и сын Звероловы жили небогато, обходясь минимумом удобств, которые предоставляла цивилизация. Робот-уборщик колесил по дому, собирая мусор и пыль, портативный ядерный генератор питал энергией стиральную машину и кухонный комбайн. В остальном семья обходилась ручными инструментами, оставшимися от предков.
   Едва бесчувственного торговца положили на кровать, как он открыл глаза.
   -- Где я? -- спросил старик, пытаясь подняться вопреки усилиям Даймона уложить его обратно.
   -- Все в порядке, не волнуйтесь, -- поспешил заверить отец. -- Вы на ферме звероловов. Меня зовут Ротанг. Это мой сын Даймон.
   Старик некоторое время смотрел на них, затем откинулся на подушку.
   -- Уф! Я Кристофер из Прейтона, -- представился он слабым голосом. -- Правда, обычно меня называют Суеверным Букинистом. Я направлялся в Гарнизонное селение, но сбился с пути. Мой гравилет угодил в болотину. Его засосало так быстро, что я едва успел вытащить чемодан с книгами... Книги! Господи, где мои книги?!
   -- Они здесь. -- Отец указал на чемодан, оставленный возле двери.
   -- Ох... Спасибо вам. -- Торговец замолчал. -- Что же случилось со мной?.. Помню, как я бежал от дикого животного. Я столкнулся с ним возле заброшенной тропинки. У него мощные ноги, круглые бешеные глаза, оно страшно гоготало мне вслед.
   -- Это был кентавр, -- объяснил Даймон и грустно вздохнул.
   -- А потом... Что же было потом? -- Суеверный Букинист задумчиво потрогал лоб, на котором все еще пламенел след кулака. -- Кажется, я наткнулся на дерево.
   -- На большое... -- произнес отец, глядя на Даймона, -- ...и очень деревянное дерево.
   -- Вы, наверное, голодны! -- с энтузиазмом воскликнул Зверолов-младший.
   Гравилет старика разбился больше двенадцати часов назад. Поэтому, хотя он в первый момент и взирал на жареную утку со стеснением, но умял ее за короткое время. Зверолов-старший сидел напротив, с другой стороны длинного обеденного стола, и задумчиво курил трубку. Он несколько раз пытался бросить дурное увлечение -- дым листьев одурмана вреден для печени, да и животные иногда чуяли впитавшийся в кожу запах, -- но не мог, как ни старался. Самый младший из находящихся в комнате, Даймон, присесть не смел и тихо стоял возле стены под тяжелым угловатым черепом латодонта, которого отец убил в стародавние времена.
   -- А что вы сами не кушаете? -- спросил Кристофер, дожевывая утку одной стороной челюстей. Зубы с другой стороны отсутствовали. Видать, достаток не позволял старику-букинисту обратиться к стоматологу, чтобы вырастить новые.
   -- Мы не едим по вечерам... Попробуйте вина из красноягоды.
   -- Право, мне как-то неловко, -- ответил старик, но бутыль вина осушил с ловкостью завидной. После этого откинулся на спинку деревянного стула и рыгнул, деликатно прикрывшись сморщенной ладонью.
   -- Вы по-прежнему желаете ехать в Гарнизонное? -- поинтересовался Ротанг.
   -- Даже не знаю. Думаю, нужно возвращаться домой, в Прейтон. Поездку в Гарнизонное придется отложить до лучших времен.
   -- От Южных Буровых в Прейтон раз в неделю летает пассажирский транспорт. Следующий рейс как раз завтра, в полдень. Я могу связаться с авиабазой, чтобы они приземлились на старой посадочной площадке и прихватили вас и ваши книги. Переночевать можно здесь, места в доме много.
   Старик посмотрел в окно, за которым распустился вязкий сумрак. Лишь на небе ярко светилась далекая заорбитальная крепость.
   -- Я вам бесконечно признателен.
   -- Не стоит.
   -- Ну что вы! Мне было суждено провести ночь в темном лесу. Вряд ли бы я дожил до утра с моей стенокардией. Я должен... просто обязан как-то отблагодарить вас!
   Отец как раз затянулся из трубки, а потому задержался с ответом, но поднял руку, показывая, что благодарности не требуется. И тогда Даймон не замедлил воспользоваться моментом:
   -- Мы давно не были в городе. Расскажите о новостях внешнего мира!
   Отец подавился дымом и закашлялся.
   -- Проклятый одурман, -- пробормотал он, очистив легкие. Влажными глазами взглянул на сына, но тот не спешил ловить очередной укоряющий взор. Даймону не терпелось услышать ответ букиниста.
   -- О, вы находитесь так далеко, что не можете принять сигнал?
   -- Тут глухие места. Гарнизонная антенна транслирует лишь в пределах фермерских поселений, а геостационарные спутники... вы же знаете, что они сплошь военные и направлены исключительно в сторону орков.
   Старик, на лбу которого красовался гомеопатический пластырь (Даймон собственноручно приклеил его), поежился.
   -- Орки, -- вздохнул он. -- Чернь. Мерзкое отребье. Выродившаяся нация рода человеческого. Если существуют дурные новости, то они обязательно связаны с ними.
   -- Не желаете ли одурману? -- предложил отец.
   -- Нельзя мне курить одурман, -- пробормотал Кристофер. -- Поэтому хочу его ужасно.
   -- Давайте сядем в каминной комнате, там удобнее курить трубку, можете мне поверить.
   Камин, сложенный одним из предков, на первый взгляд выглядел угрюмо -- темный, громоздкий, слегка неуклюжий. Но морозным зимним вечером, когда за стенами завывает вьюга, охвативший поленья огонь кажется третьим жильцом утопленной в глуши звероводческой фермы. И не найдется в доме другой комнаты, которая создавала бы подобный уют. Однако внимание старика приковал не камин. Едва переступив порог, букинист уставился на вытянутое зеркало в углу.
   -- Откуда у вас оно? -- спросил он, с некоторым испугом разглядывая массивную, но строгую оправу из окаменевшей лавы, изрезанную узорами в виде темных лилий, лепестков с острыми краями, стрел какой-то травы, не растущей на Рохе. За семнадцать лет своей жизни Даймон привык к зеркалу, оно было для него таким же близким, как и камин, растопленный зимним вечером. Но сейчас, взглянув на него свежим взглядом, он увидел темное чудище, закравшееся в угол.
   -- Зеркало? -- Отец вопросительно поднял правую бровь. Затянулся из трубки, затем изрек: -- Оно стоит здесь давно, еще со времен моего прапрадеда. По рассказам, он отыскал его в руинах поселений, на которых позже был выстроен Гарнизон. А что?
   -- Да так, ничего.
   Они опустились в кресла, накрытые медвежьими шкурами, причем старик сел в дальнее от зеркала. Он поблагодарил за трубку, которую ему протянул Ротанг, долго раскуривал, затем с первой выпущенной струей произнес:
   -- Новости-новости... Нерадостные новости появляются в последнее время. Хочется света и жизнелюбия, а вместо этого слышишь, что орки зашевелились по другую сторону границы. И не просто зашевелились. Они множатся подобно гнусу по весне. Говорят, собралось уже целая тьма.
   -- Кто говорит? -- с недоверием спросил отец. -- Разве кто-то умудрился побывать на другой стороне?
   -- Так-то оно так, -- мрачно ухмыльнулся старик. -- По собственной воле никто из людей туда не сунется, а если сунется -- назад дороги не сыщет... Но ведь в командовании Пограничного флота не дураки сидят. И не напрасно подтягивают в Бутылочное Горлышко все новые и новые крейсеры. -- Он сделал длинную затяжку, долго держал дым в себе, затем выпустил его и, окутанный сизыми клубами, произнес: -- Черная волна вот-вот обрушится берег человеческой цивилизации. Твари готовят вторжение в Верхние миры. Война грядет! Не та возня в системе Диких, которую затеяли церковники. Настоящая война -- лютая, злая. Такая война, какой не было тысячу лет. Война с Бездонным миром.
   До крайности заинтересованный Даймон вытянулся к старику, чтобы не упустить ни единого слова.
   -- Это кажется невозможным, но племена Мертвых Глубин объединились. Да-да, все объединились, кто раньше грызся между собой! И те, которые отрезают себе носы, и гнилозубые, и норманны-каннибалы, и даже создания, о которых в добром доме и говорить не хочется... Все они встали под начало Врага человечества -- того, чье имя скрыто в пылевых туманностях и недрах планет. Он, Владыка Хеля, поведет их... Темный Конструктор.
   Отец демонстративно кашлянул. Старик хлопнул ресницами, словно вырвался из забытья.
   -- Вы не верите, что во тьме Хеля существует Темный Конструктор? -- спросил он.
   Вместо ответа Зверолов-старший обхватил губами мундштук, всасывая дым. Его неторопливость в очередной раз послужила поводом для того, чтобы неугомонный Даймон озвучил свои неугомонные мысли:
   -- Вот бы началась война! Тогда союзные войска показали бы нечестивцам, где их место! А уж паладины и вовсе разнесли бы орков в прах и пепел!
   Отец резко поднялся с кресла. Его лицо, обычно спокойное, сейчас воспылало гневом.
   -- Зверолов-младший! Что несет твой поганый язык! Понимаешь ли, о чем говоришь? Война -- это зло само по себе. Потому что в первую очередь пострадают не орки, а жители мирных планет, которых коснутся битвы. Война не бывает правильной, она неправильна по сути, потому что приносит несчастья. Мы должны уповать на то, чтобы ее не случилось. А желание войны уподобляет тебя грязным оркам.
   Даймон пристыжено опустил глаза и отступил от кресла отца.
   -- Значит, вы не верите в Темного Конструктора? --заключил старик.
   -- Нет, -- скупо ответил отец.
   -- А я верю, -- с некоторым простодушием поведал букинист. -- Верю, что существуют высшие силы. Что наш бог -- Всевышний Авогей, а бог орков -- Темный Конструктор. Я верю в баланс звезд божьих.
   -- Что такое эти звезды? -- шепотом спросил из темного угла Даймон.
   -- Вот и видно, что вы не верите... -- усмехнулся старик. -- В "Апокрифах" говорится, что каждому богу сопутствует звезда. Звездой Темного Конструктора является лучащая мертвенный свет Таида, сокрытая от посторонних глаз на самом дне Нижних миров, в глубинах Хеля. Звезда Всевышнего нашего находится в огненном ядре Верхних миров, в созвездии Волка. Так вот, главной скорбной новостью для людей является то, что звезда эта погасла.
   -- Что это значит? -- спросил Зверолов-младший. Отец вытащил трубку изо рта и рассеянно глядел в пустой камин.
   -- Это значит, -- ответил старик, -- что бог наш Авогей мертв. И миллиарды людей Верхнего мира, верующих и неверующих, остались без поддержки и любви Создателя, на свои волю и разумение. Остались одинокими в недобрый час перед лицом Врага.
   Ротанг Зверолов с недовольством посмотрел на Суеверного Букиниста, но ничего не сказал.
  

3

   Храм Авогея, Центральный материк
   Гея Златобашенная
   Серафима глянула вниз с высоты посадочного блина, на который ее доставил аэролимузин. Десятки тысяч людей, заполонив улицы, несколькими шевелящимися потоками затекали внутрь храма, чтобы стать свидетелями ежегодной проповеди патриарха. С высоты казалось, что люди не по своей воле движутся к помпезной исполинской башне -- это она засасывает их в свои недра, словно ужасный хтонический змей. Золотая скульптура последнего, кстати, располагалась двумя ярусами ниже на широком карнизе. Придавив пятой змеиное тело, героического вида проточеловек с тщанием раздирал пасть чудовища.
   ...Аэролимузин епархии встретил их возле перрона межконтинентального экспресса. Через десять минут сиятельная дочь вместе со свитой была доставлена к храму, на одну из высотных площадок для особо важных персон. Ожидая представителя Церкви, здесь они задержались. Девушки-служанки контролировали разгрузку багажа. Пресс-секретарь проверял какие-то записи в электронном блокноте, Нина Гата расправляла складки своего платья, Шахревар задумчиво смотрел на исполинскую башню, уходящую в небеса...
   А Серафима не могла оторвать взгляда от колышущегося океана людей, в котором утопали основания башенных зданий. Она чувствовала, как в ней поднимается волнение перед неведомой силой, которая собрала в одном месте столь необъятную толпу. Нет, не могут так много людей прийти на проповедь исключительно "ради поддержания общечеловеческой веры", как выразилась мама. Все просто. Эти люди всем сердцем верят в покровителя Верхних миров. И вера их вызывает откровенную зависть.
   -- Не следует так долго смотреть вниз, о сиятельная ликом! -- произнесла наставница, закончив оправлять платье и приблизившись к Серафиме. -- Отойдите от края. Ваша жизнь представляет исключительную ценность для государства.
   -- Ведь это наши граждане, Нина, -- ответила девушка. -- Я просто хочу посмотреть на них. А еще бы я хотела спуститься к ним, побродить в толпе, заглянуть в лица...
   Услышав эти слова, Шахревар расправил плечи и настороженно повернул голову. Он, видимо, с живостью представил сиятельную дочь в плотной толпе и даже успел ужаснуться, что отразилось лишь в его стальных глазах.
   -- Этого не будет, -- отрезала наставница. В углах тонких губ проступили строгие морщины. -- Ваше место здесь, а место толпы там, внизу. К тому же, через несколько месяцев состоится свадьба, а ваш, так называемый, выход в люди может инициировать серию провокационных статей в желтой прессе. Если, не дай бог, вы окажетесь рядом с симпатичным незнакомцем -- и вовсе разразится скандал! А, смею напомнить, фамилия Морталес не попадала в скандальные заголовки вот уже триста двадцать пять лет!
   -- Спуститься вниз -- лишь моя мечта, а не желание, -- ответила Серафима со свойственной ей мягкостью. -- И, пожалуйста, Нина, не указывайте границы поведения, которые мне прекрасно известны.
   Упоминание о предстоящей свадьбе -- важном событии как в личном, так и государственном плане -- отвлекло Серафиму от раздумий о верующих. В памяти немедленно всколыхнулся светлый образ жениха, и она даже взгрустнула по нему. Русоволосый и светлоокий Уильям Харт, классический аристократ с безупречными манерами, являлся одним из тщательно отобранных молодых людей, кто был удостоен чести принять великую фамилию Морталес. Он много учился, в двадцать три года уже имел две ученые степени -- по философии и внутренней политике, говорил на нескольких галактических языках. По всем данным Уильям более остальных кандидатов подходил для статуса мужа Великой Семьи, что к тридцати годам автоматически возводило его в ранг законотворца и государственного деятеля Союза...
   Конец недолгой заминке в церемонии прибытия положил появившийся из ворот храма архиерей невысокого роста... хотя если выражаться точнее -- мелкий архиерей. Серафима оказалась на голову выше почтенного помощника митрополита.
   В силу положения, но скорее из-за преклонного возраста, архиерей ступал неспешно, а движения его были размеренными. Лишь похожие на пуговицы глаза живо оглядывали вновь прибывших.
   -- Сиятельная Серафима! -- произнес он высоким, иногда срывающимся на фальцет голосом. -- Ваша красота подобна солнцу. Невозможно выразить, какую радость мне приносит знакомство с вами.
   -- Я много слышала о вас, отец Левий, как о преданном слуге Господа нашего, -- отвечала Серафима с поклоном.
   -- Все мы преданы ему. -- Он смущенно кашлянул. -- От имени епархии примите глубочайшие извинения за досадную задержку. Почтенных людей сегодня прибывает так много, что мы не успеваем встретить каждого.
   -- Я никакой задержки не заметила, -- улыбнулась девушка.
   По длинному прямому коридору они направились вглубь храма. Серафима и архиерей неспешно шли впереди, свита следовала на некотором расстоянии, чтобы не мешать разговору высокопоставленных особ. Сиятельная дочь, правда, предпочла бы иметь рядом опытного пресс-секретаря Антонио, который становился умным и серьезным, когда это было необходимо. Без его поддержки она чувствовала дрожь в желудке и сухость во рту, которая мешала ответам.
   -- Вы удивительно похожи на свою мать, -- поведал Левий, не глядя на спутницу. -- И лицом, и станом, и речью. Надеюсь, что со временем вы станете достойной преемницей Фреи в делах высшего света и высшей политики... Я только что узнал о болезни вашей матери. Как она чувствует себя?
   -- Кризис миновал, но она еще слишком слаба, -- произнесла Серафима, изо всех сил сдерживаясь, чтобы на щеках не проступил румянец.
   -- Я буду молиться за нее, -- сказал архиерей. -- Видит Господь, что не существует в галактике женщины более чуткой и благонравной, чем Фрея Морталес.
   -- Ко всем достоинствам, она еще и замечательная мать.
   -- Иначе и быть не может. -- Левий повернулся к ней, настоятельно воздев указательный палец. -- Душу человека формирует кровь. А кровь Фреи подобна ихору, крови божьей -- искрящейся, серебристой, благостной. Таковы и дела вашей матери.
   -- Красиво сказано, святой отец.
   -- Сие есть непреложная истина... Кстати, о Господе нашем. Среди людей гуляют дурные слухи, связанные с угасшей звездой. Церкви Единой Веры не нравится ропот толпы. Поэтому на сегодняшней проповеди митрополит выразит наше отношение к данному событию и снимет все вопросы.
   -- Собирается ли выступить президент?
   Левий сбился с шага.
   -- В конфиденциальной беседе с митрополитом Калигула высказал следующее мнение. Что ему, дескать, безразлично, жив сейчас Авогей или нет, поскольку это не влияет на мощь Союза и его макроэкономику.
   -- Вот клоун!
   Серафима едва не провалилась сквозь от стыда пол. На мгновение она подумала, что слова сорвались с ее языка. Но оказалось, что сзади к ним незаметно подкрался Антонио и, услышав последние слова архиерея, отреагировал на них с присущей ему прямотой.
   -- Простите, что вы сказали? -- обернулся к нему Левий.
   -- Я сказал, что колонизаторская политика туманит взор уважаемого правительства.
   Они остановились возле дверей палат, в которых Серафиме и ее свите предстояло разместиться до начала церемонии.
   -- Каким будет ваше мнение о событии в созвездии Волка? -- спросил Левий девушку. -- Вы придерживаетесь такого же мнения, что и президент?
   -- Я считаю, что данное событие имеет слишком сложный характер, чтобы трактовать его однозначно. Вполне возможно, что имеются дополнительные обстоятельства, которых мы не знаем, но которые являются серьезным фактором для перемены нашего мнения.
   -- Э-э... -- озадаченно произнес Левий на высказывание начинающего политика и быстро подытожил разговор: -- Увидимся позже. Я должен встретить представителей других Великих Семей.
   На этих словах удалился.
   Свита проследовала в палаты, Серафима шла самой последней. Она думала о том, что за один разговор умудрилась солгать дважды. Первый раз о болезни матери, второй -- о своем отношении к угасшей звезде. Конечно, последнее событие, о котором все говорят, необычное и даже невероятное. Но ей, Серафиме, оно не казалось таким ужасным, что нужно бить в набат. Погасло одно из миллиона солнц, которые образуют плотное ядро в центре Верхних миров. Разве может это солнце повлиять на рост сельскохозяйственных культур и объемы межпланетной торговли? Конечно, нет. Даже президент Союза считает так же.
   Шахревар заглянул за портьеру, которая закрывала стенную нишу. Не обнаружив там ничего подозрительного, он прошел в комнаты.
   Однако, сам факт произнесения лжи не давал ей покоя. И Серафима напомнила себе последние слова матери о том, что сокрытие своего мнения есть не ложь, а государственная необходимость. Чувства и убеждения носителя великой фамилии касаются только его самого и не должны быть вынесены во свет. Исполнительная власть приходит и уходит, а фундамент Союза в лице пяти Великих Семей должен оставаться крепким и нерушимым.
   Именно пять высокородных династий решают что правильно, а что нет. Именно они формируют законы и контролируют деятельность правительства. Они имеют на это право и должны это делать в силу своей великой истории, глубокого ума и незапятнанной репутации. Люди всегда смотрели на них и брали пример. Давным-давно Великие Семьи определили, что вера в бога является основой союзного государства. Теперь их долг заключается в поддержании этого принципа. "Личным приходится жертвовать, -- говорила Фрея, -- но исключительно ради благополучия Союза".
   Пока девушка стояла в дверях и думала политической роли лжи, получилось так, что в палаты она вошла самой последней. И Нина Гата, и Антонио, и служанки, и даже телохранитель Шахревар оказались впереди. Стражники-крестоносцы закрыли за ней двери, и едва девушка собралась присоединиться к остальным, как рядом с ней послышался тихий голос:
   -- Фрея, постойте.
   Серафима замерла.
   Голос раздавался из-за портьеры, которую проверял телохранитель. Он был тихим и лишенным интонаций. Неизвестный называл имя матери, но несомненно обращался к ней.
   Она секунду раздумывала, стоит ли позвать Шахревара. Незнакомцы, возникающие за проверенной портьерой -- работа как раз для телохранителя. Но по какой-то причине, неведомой даже ей самой, девушка решила не делать этого.
   -- Я не...
   -- Пожалуйста, не перебивайте и выслушайте внимательно. У меня нет времени, а вопрос очень важный. Жизненно важный! Он касается будущего Союза.
   -- Я слушаю вас, -- ответила Серафима, стараясь держать себя в руках, хотя это было трудно.
   -- Я не открою лица. В настоящий момент моя личность не имеет значения. Скажу лишь, что я друг... -- Он замолчал, а она вдруг ощутила силу голоса, привыкшего повелевать, но сейчас растерянного. И это напугало девушку. -- Я долго думал, кому можно довериться. И понял, что среди всех государственных деятелей лишь вы, Фрея, являетесь олицетворением мудрости, нравственности и душевной чистоты. Вы всем сердцем переживаете за судьбы человечества. А потому вы единственная, кому я могу доверить эту вещь.
   Из портьеры появились руки в черных перчатках. В них находился круглый предмет, обернутый в темный бархат. Серафима не хотела брать эту вещь, которую протягивал незнакомец, но сама не поняла, как довольно весомый... скорее всего, шар очутился в ее руках. И едва пальцы коснулись мягкого бархата, едва они ощутили твердость предмета, скрывающегося под ним, как внутри себя Серафима почувствовала толчок. Словно кровь внезапно прилилась к голове и конечностям.
   -- Сохраните святыню, ибо я не в состоянии ее хранить, а большей ценности в настоящий момент не существует. Следующим моим словам вы не поверите, потому что я скажу безумную вещь. Поэтому просто запомните их, чтобы повторить, когда придет час. Это святыня, которая спасет род человеческий. Но как спасет -- решать вам. Я же не в праве советовать. -- Серафима услышала короткий вдох для новой фразы. -- Вы должны решить, что делать с ней. Используйте мудро и помните: больше нет.
   -- Я ничего не понимаю! -- дрожащим голосом произнесла Серафима.
   -- Когда вы сдернете ткань, то поймете. А когда поймете, то ужаснетесь, ибо настолько все плохо, да. Можете мне поверить, она настоящая, никаких сомнений! Поэтому берегите ее как собственных родителей и не передавайте никому!
   Голос исчез. Вслед за этим раздался чуть слышимый массивный скрежет.
   Некоторое время Серафима не могла сдвинуться с места, в голове почему-то гудело. Затем она повернулась к портьере и, прижав шар к животу, высвободила одну руку, чтобы отодвинуть тяжелую занавеску.
   За ней скрывалась стенная ниша, в которой разместилось большое, размером в человеческий рост, зеркало. Едва девушка протянула руку, чтобы дотронуться до него, как услышала позади голос Шахревара.
   -- Что-то случилось, госпожа?
   Серафима провела кончиками пальцев по холодной поверхности, которая отражала ее побледневшее лицо. Затем заметила между оправой зеркала и стеной едва заметную щель.
   За зеркалом находился потайной ход.
   -- Я ощутил эмоции, -- сказал паладин. -- Чужие и взволнованные.
   -- Тебе показалось, -- ответила она. -- Кто-то прошел по коридору, только и всего.
   Никого нет за портьерой, ничего не произошло. Словно мимолетный сон налетел и испарился. Только после этого сна у нее в руках остался укутанный бархатом шар, от которого исходило загадочное тепло.
  
   Отрешенная и задумчивая Серафима вошла в палаты. Служанки распаковывали вещи. Пресс-секретарь Антонио расположился в кресле и курил. Наставница нервно бродила по комнате.
   -- Что у вас в руках? -- удивленно спросила Нина Гата, едва увидев вошедшую Серафиму.
   -- Вам нет нужды знать об этом, -- ответила девушка.
   Подозрительный взгляд наставницы метнулся в сторону Шархевара, который следовал за наследницей Великой Семьи, но по лицу паладина прочесть что-либо было невозможно. Нет сомнений, что позже, при встрече один на один, Нина Гата попытается выведать все, что ему известно. Однако сейчас, на глазах у сиятельной дочери, устраивать допрос было неприлично.
   Серафима собиралась пройти в комнату, отведенную специально для нее, но Нина перегородила путь, встав так близко, что на девушку дохнуло ароматом приторно-горьких духов, которыми пользовалась наставница.
   -- Немедленно покажите, что у вас в руках, маленькая леди. На правах смотрительницы ваших манер, я обязана это знать.
   Серафима не сошла с места, хотя ей очень хотелось отступить, сделать шаг назад. Она посмотрела в худое лицо наставницы.
   -- Пропустите меня.
   -- Сначала вы снимете бархат с этой вещи.
   -- Я не могу этого сделать.
   -- Тогда это сделаю я!
   -- И вы не страшитесь того, что откроет бархат? Я, например, не готова снять его. А вы, значит, готовы?
   Нина окаменела, совиные глаза от удивления расширились. "Если она подберет слова, -- подумала Серафима, -- то я больше не смогу противиться ее воле".
   И это должно было случиться. Тонкие губы наставницы шевельнулись, готовые выдать фразу, на которую у девушки не окажется ответа...
   -- Наставница Гата не убоится заглянуть даже в глотку хтонического змея, если почует интригу в его желудке.
   Это был Антонио! Язвительный Антонио, добрый спаситель. Он прочувствовал угрозу и выдал шутку в нужный момент -- не раньше, не позже. Фраза угодила точно в цель. Она отвлекла внимание наставницы от Серафимы, переведя его на давнего врага.
   -- А вот за эти слова, протогиреец, ты заплатишь! -- сдавленно прошипела Нина, пронзив пресс-секретаря беспощадным взглядом. В ответ Антонио беззаботно улыбнулся и выпустил в воздух струю дыма.
   Признательная другу до глубины души, Серафима сорвалась с места, прошла мимо наставницы, едва зацепив ее плечом. Нина Гата обернулась, но не нашла в себе смелости, чтобы выкрикнуть что-то в спину наследнице Великой Семьи. А через несколько секунд Серафима находилась в спасительных покоях.
  
   Она сидела на краю широкой словно поле, застеленной кровати. Шар, завернутый в бархатную ткань, лежал на коленях. Сжимая его ладонями, Серафима ощущала легкое, покалывающее тепло, исходящее от таинственного дара. Еще она чувствовала непонятное шевеление, словно под тканью находился живой человеческий эмбрион в плаценте. Сравнение вызывало в ней некоторое отвращение, но девушка не могла от него избавиться.
   Однако, странными были не только внешние ощущения. Внутри нее вдруг распустились чувства, которые не могли быть вызваны мирной обстановкой покоев. Во-первых, было пьянящее головокружение и запах цветов. Во-вторых, она испытывала блаженство, как если бы находилась рядом с матерью, и возбуждение, словно возлюбленный Уильям касался ее руки. И эти чувства пугали больше того, что ощущали ладони.
   Снять бархат она так и не решилась. Даже когда через час появившийся Шахревар сообщил, что церемония начинается, Серафима продолжала сидеть на краю кровати с таинственной святыней на коленях...
   Храм Авогея напоминал ракету, нацелившуюся к небесам. Такая форма имела определенный смысл, который заключался в устремлении к богу для воссоединения с ним. Каждое священнослужение проводилось исключительно в то время, когда шпиль храма оказывался нацелен на созвездие Волка, появляющееся на небе.
   Внутри башня Господа была полой. Верующие размещались на множественных внутренних балконах, свернутых в кольца. Читающий проповедь архиерей, а в особых случаях сам митрополит, располагался наверху под самым сводом в кафедральной кабине. Произносимые им фразы катились вниз, с каждым ярдом усиливаясь за счет прогрессирующей акустики, которую формировали внутренние стены и специальные резонаторы. Людям, которые устраивались на нижних балконах, каждое слово казалось громом, срывающимся с небес. Церемония производила на верующих воистину потрясающий эффект.
   Именная ложа Морталес находилась достаточно высоко. Отсюда превосходно просматривалась расписанная маслом и украшенная статуями кафедральная кабина. Серафима поглядела вниз и провалилась взглядом в пропасть колодца, стены которого шевелились от бесчисленных людей, устраивающихся на балконах.
   Шахревар закрыл двери за ее спиной, и девушка осталась в ложе одна. Приближенные Серафимы -- все, кроме телохранителя -- устроилась двенадцатью ярусами ниже. Свита не имела права размещаться так высоко. Здесь полагалось находиться лишь избранным.
   В соседних ложах стали появляться члены других Великих Семей: создатели законов, судьи норм и права, хранители морали и этики. Чуть ниже усаживались видные военные, члены кабинета министров и президентской администрации. Напротив Серафима увидела худощавую фигуру Игнавуса, который нес службу советника вот уже у четвертого президента Союза. Являясь человеком необычайной мудрости и глубокого ума -- он знал все нюансы правительственной упряжи и законов, а кроме всего прочего был блестящим ученым -- исследователем экстрасенсорных способностей паладинов.
   Посетители верхних лож почтенно кивали и улыбались, приветствуя друг друга, в том числе и Серафиму. Девушка кивала в ответ, но улыбаться не могла. Голова продолжала кружиться, и она отошла от перил, чтобы не опрокинуться через них.
   В кафедральной кабине появился сам почтенный митрополит. Он спустился откуда-то сверху в закрытом лифте с жемчужными крестами на стенах. Едва он встал на свое место и поднял руку, как гомон человеческой толпы на ярусах стих, хотя некоторое время еще слышалось эхо, катящееся вниз. Но вот смолкло и оно. Митрополит, проведя рукой по длинной седой бороде, словно проверяя на месте ли она, произнес громогласно:
   -- Приветствую вас, дети божьи! -- Его низкий и приятный голос покатился вниз торжественно и зычно. -- Приветствую вас в день святого праздника Завоевания Небес! Великий день, когда Господь наш освободил Верхние миры от Нечестивца; когда своим огненным мечом сбросил Зверя в Бездну и отправил следом все его мерзкое отродье!
   Серафима медленно перевела взгляд с кабины митрополита на собственные руки, которые ощупывали золоченую тесьму, что стягивала бархат.
   -- И сегодня, в торжественный час, в души наши вместо радости закралась гнетущая тревога. Солнечный свет загородили облака. Светлый праздник оказался вытеснен из наших сердец суетным смятением. О чем я? Я говорю о слухе, который будоражит людей и сбивает их с пути истинного. Слухе о погасшей звезде божьей!
   Говорили, что в молодости митрополит исследовал разночтения Святых Писаний, задумывался над сущностью бога и даже пытался построить новую концепцию церкви. Но прошло время, и, двинаясь на вершины церковной иерархии, он сделался тем, кем должен был стать в бюрократическом аппарате, перемалывающем мысль -- непримиримым догматиком веры и лидером крестовых походов.
   "А стоит лишь потянуть за конец тесьмы, чтобы бархат слетел и обнажил то, что прячется под ним, -- подумала Серафима, -- что невидимыми щупальцами ворошит душу и кружит голову. Всего лишь потянуть за тесьму, это так просто".
   -- И я счастлив сегодня за вас, дети божьи, -- вещал митрополит над ухом, хотя девушке казалось, что его голос удаляется. -- Счастлив, потому что подданные Тысячелетнего Союза явились в храм, чтобы продемонстрировать единство и веру всем отлученным, всем язычникам и всем неверующим! Явились в храм, чтобы выразить благодарность тому, кто сражался за нас и прогнал Зверя в пучину.
   Серафима потянула за тесьму. Та легко поддалась.
   -- Сегодня всех нас мучает тревожный вопрос: правда ли? Правда ли то, о чем говорят на улице мегаполиса и на далекой космической станции? Правда ли то, о чем шепчутся домохозяйки и властители межзвездных концернов? И я отвечу, отвечу на этот вопрос. Вы должны закрыть глаза, отрешиться от всего. И вы почувствуете. Почувствуете то, что чувствую я... Его присутствие! Благословение рода человеческого. Оно не исчезло, ибо погасшая звезда -- это испытание на веру, которое он устроил нам! Отбросьте страхи и сомнения! Бог наш Авогей ЖИВ!! ОН С НАМИ!!
   Серафима сдернула бархат и почувствовала, что не может вздохнуть, словно воздух в легких превратился в ледяную глыбу.
   С первого взгляда она узнала то, о чем читала столько раз. Открытие повергло в такой ужас, о котором она не подозревала, что подобный может таиться в ее сердце. Ужас напоминал холодных змей, расползающихся по телу, оплетающих и сдавливающих члены. Все представления перевернулись в один миг. Серафима вспомнила слова незнакомца о том, что она сразу поймет, насколько все плохо. Теперь было ясно, что слова эти сколь справедливы, столь и беспощадны.
   Глазам ее предстал прозрачный шар, в котором искрилась и двигалась густая серебристая масса, пару часов назад описанная архиереем Левием.
   В сосуде колыхался благостный ихор. Кровь бога Авогея.
  

4

   Планета Виа Прима,
   система Диких Племен
   Тяжелый крейсер "Каратель" повернулся степенно и грациозно, словно огромный кит, который уверен в своей мощи и неуязвимости. Хромированным боком со щелями для взлета истребителей, а также торчащими на нем пушками и турелями, он лег на верхние слои атмосферы планеты, которая на первый взгляд казалась каменистой и лишенной жизни. Но только на первый взгляд.
   Виа Прима была оплотом непримиримого народа, которого правительство Союза называло Дикими Племенами, а Церковь Единой Веры -- язычниками. Поверхность планеты раскалывали глубокие трещины и ущелья. Иногда они тянулись на многие мили, иногда углублялись почти до окаменевшего ядра и служили пристанищем для озлобленных аборигенов.
   Телескопы крейсера были устремлены к участку поверхности, называемому равнинами Зондера, на котором два автоматических зонда двигались по краю узкого, но глубокого ущелья. Картинка транслировалась в боевую рубку "Карателя", где за изображением внимательно следили диспетчеры, операторы, наводчики и сам капитан крейсера. Однако, кроме них в помещении находился еще один человек. Закинув ногу на ногу, он сидел в дальнем углу, скрытый полутьмой. Именно из его уст раздался короткий приказ:
   -- Вход.
   Коротким щелчком клавиши диспетчер отправил команду на сотню миль вниз, к поверхности планеты. Поймав ее практически мгновенно, машины соскочили с края ущелья и нырнули в темный скалистый разлом. Теперь они мчались над раскрытой пропастью, все более уподобляясь прозвищу, которое ненавязчиво приклеилось к автоматическим зондам -- мертвяки.
   Капитан и его помощники уже не отрывались от огромного панорамного экрана. В его левом углу вспыхнули прямоугольники окон, в которых замелькали инфракрасные и рентгеновские изображения с бортовых камер зондов. На изображение основного экрана легла серебристая сетка. Анализируя в режиме реального времени каждую скальную неровность, компьютер тут же выдал длинный бегущий список. Он искал скрытые зенитные точки, замаскированные гнезда истребителей и просто людей с переносными ракетницами. И, как всегда, опоздал со своим анализом.
   Появившаяся из ниоткуда огненная стрела врезалась в левый зонд и, подбросив его, разорвала на части. Не потерявшие скорость полыхающие обломки еще долго катились по стенам ущелья. Второй истребитель резко рванул вверх, уходя из-под целой копны жарких лазерных лучей.
   -- Цель зафиксирована! -- проворно выкрикнул сержант-оператор.
   -- Залп, -- негромко произнес из своего угла человек, скрытый тенью. -- Накрыть ублюдков.
   Обращенный к планете борт крейсера полыхнул огнями стартовавших ракет. Идеальным строем, образующим "галку", они за считанные секунды прошили атмосферу и ювелирно обрушились на стену ущелья, где пряталась огневая точка.
   Клубы взрывов взметнулись к небесам.
   Никто из людей в боевой рубке не испытывал иллюзий. Ракеты взорвались в верхней части ущелья, у самой поверхности. Зенитная установка была уничтожена, хотя Дикие иногда успевали откатить орудие в глубокие тоннели. В любом случае, обнаружена лишь вершина айсберга. Аванпост. Дальше, на глубине могут находиться другие зенитки, за которыми в толще скал скрываются протянувшиеся на десятки миль подземные коридоры, залы и ангары с техникой, летательными аппаратами и даже боевыми звездолетами.
   Штурмы ущелий нахрапом, которые предпринимались поначалу, с проникновением вглубь на тяжелых судах и высадкой десанта, каждый раз заканчивались разгромом союзных войск. Осознав всю бесперспективность массированных атак, руководство флота перешло к тактике "последовательной зачистки". Работали по таким крошечным объектам, как наружные зенитные установки. Уничтожали их, уничтожали заградительные заслоны, проникали глубже, высаживали десант, уничтожали второй эшелон... пробирались и пробирались вниз до тех пор, пока ущелье и поселения в нем не оказывались под полным контролем.
   -- Еще один проход новой парой, -- произнес человек из угла.
   Капитан подал знак диспетчеру. Два новых зонда отделились от "Карателя" и устремились к поверхности планеты.
   -- Господин адмирал! -- раздался негромкий голос оператора связи. -- Срочное послание из столицы, закрытое на ваш личный шифр. Вам угодно посмотреть его здесь или в личных апартаментах?
   Человек в кресле некоторое время сидел неподвижно, затем поднялся и вышел из тени. Он оказался невысоким и коренастым, с узким прищуром глаз уроженца морозной планеты Алгор и выдвинутой вперед нижней челюстью.
   -- В апартаментах, -- ответил он и обратил взгляд на капитана "Карателя". -- Примете на себя командование операцией. Полностью пройти ущелье истребителями. Высадить десант, зачистить края. В помощь десанту -- два паладина, по одному на край. Далее по этапам стандартной процедуры. Действуйте энергично и безжалостно.
   Два десятка офицеров подскочили со своих мест и вытянулись в струнку, провожая адмирала, покидающего боевую рубку "Карателя". Выйдя через центральный шлюз, алгорец долго шел по коридорам крейсера. Войдя в адмиральские покои, тщательно запер дверь, прошел в кабинет и, идентифицировав свой ДНК прикосновением к детектору, включил экран связи.
   Присланная с Геи шифрограмма оказалась короткой.
   "Командующему Крестоносным флотом адмиралу Михаилу Балнигану. Сверхсрочно! Сверхсекретно!
   Вы призываетесь на прием к президенту в связи с назначением на должность главнокомандующего Вооруженными силами Тысячелетнего Союза.
   Глава администрации верховный советник Игнавус".
   Он выключил экран и удалил сообщение. Повернулся к огромному от пола до потолка зеркалу в тяжелой оправе. Подошел к нему и стал рассматривать свое отражение так внимательно, словно пытался увидеть что-то за ним, в глубине.
   -- Началось, -- негромко произнес адмирал.
  
  

5

   Ферма Звероловов,
   Планета Рох, пограничная система Союза
   Это была лишь палка, выточенная из древесины железного дуба, тупая с обоих концов. У основания она имела нечто вроде рукояти с ободом, который обозначал границу охвата. "Выше брать нельзя, -- говорил отец, -- выше начинается клинок, острый как бритва". И Даймон воображал его. Смотрел на потемневшую древесину, на закругленный конец -- и представлял изящный клинок из дамьянской стали, слегка выгнутый, совсем чуть-чуть: он гудит, когда ведешь ладонью по одной из сторон, и издает благородный звон от щелчка ногтем. Стороны отполированы точно зеркало, чтобы видеть врага позади себя, обух стройный, как девушка, а лезвие... о, лезвие заслуживает целой поэмы! Один раз и навсегда оно заточено филлийскими мастерами под углом, про который написаны целые трактаты и который выверен до тысячных долей градуса. Подобное лезвие рассекает кости и плоть с такой же легкостью, как проходит сквозь воздух.
   Все это Даймон видел в своей деревянной палке, при помощи которой отец обучал его забытому искусству фехтования. В мире больше не существовало мечей, последний филлийский мастер умер с проклятиями полторы тысячи лет назад, когда монарх Северных Созвездий приказал переплавить все известные катаны. Зачем они нужны, когда есть реактивный пистолет или бластер? Кто пойдет с мечом против огнестрельного оружия, бьющего точно и с расстояния? Так и умер филлиец, унеся в могилу секрет изготовления катаны. А следом могло уйти в небытие великое мастерство владения этим оружием, если бы не род Звероловов.
   "Фехтование -- это древнее искусство, -- говорил отец. -- И, как любое искусство, как картина эпохи ренессанса или статуя ветхих времен, оно должно быть сохранено. Поэтому учись фехтованию, Даймон, чтобы хранить его, нашу реликвию. Ты должен передать эти знания своим детям, чтобы и они тоже хранили и передали детям своим".
   -- Ну что, мой друг? -- шепотом произнес Даймон, обращаясь к палке. Он бережно опустил ее на специальную подставку, стоящую на самом видном месте в его комнатенке. -- Встретимся завтра. И пусть тебе придут сладкие сновидения.
   За окном стояла ночь. Даймон вышел в тесный коридор, бесшумно приблизился к двери отца -- благо был этому обучен самим отцом -- и некоторое время прислушивался к звукам, доносящимся из комнаты родителя. После этого, не включая свет, прошел через весь дом, через темную кухню, где споткнулся о робота-уборщика и едва не распластался по полу. Прошел мимо каминной комнаты и оказался, наконец, возле двери гостиной, за которой находился букинист Кристофер.
   Нерешительно потоптавшись у порога, юноша осторожно постучал.
   -- Да-да, войдите! -- невнятно раздалось изнутри.
   В столь поздний час букинист спал, и Даймон, без сомнений, разбудил его. Старик тер глаза и сторонился зажженного светильника, горящего лишь над кроватью. Остальные части комнаты окутывал ночной мрак.
   -- Молодой Зверолов! -- удивился Кристофер. -- Какая забота привела вас сюда?
   -- Я надеялся поговорить с вами. Завтра утром не получится, а в полдень вы нас покинете.
   -- Да, я намереваюсь вернуться в Прейтон. Нужно собрать денег на новый гравилет. Без транспорта торговать книгами затруднительно. Я должен вернуться в Прейтон. Ваш отец обещал помочь мне добраться до города.
   -- Без сомнений он выполнит обещание. Я пришел поговорить с вами кое о чем. С глазу на глаз, чтобы не слышал отец. Видите ли, он не верит в потусторонние силы, которые управляют человеческими душами.
   -- Да уж, -- ухмыльнулся Суеверный Букинист, -- я заметил.
   -- Не верит, а потому ничего мне не рассказывает! Не рассказывает о Нижних мирах, не рассказывает о Хеле, об орках... о Темном Конструкторе. А мне необычайно интересно знать! Страсть как хочется узнать обо всем, что находится там, по другую сторону границы. В Мертвых Глубинах.
   Старик несколько раз моргнул, стряхивая остатки сна, спустил худые ноги с кровати и посмотрел на Даймона, потирая щетину.
   -- Жажда знаний, -- произнес он, ткнув в направлении юноши худым пальцем. -- Вот что мне нравится в людях! Жажда знаний заставляет их покупать книги.
   -- Так вы расскажете? Простите, что я пришел посреди ночи. Но отец не позволил бы мне...
   -- Конечно, я расскажу! Как я могу утаить знания от страждущего, словно воду от пилигрима, заблудшего в пустыне! Не стой же!
   Даймон присел с другого конца кровати на самый ее краешек, туда где заканчивалась область света, где за спиной начинался щемящий сумрак.
   -- Есть разные свидетельства о Нижних мирах. Есть, например, священное писание "Апокрифы" ... Ты читал их?
   Даймон отрицательно помотал головой.
   -- И правильно. В этом фолианте много всего намешано: не поймешь, что правда, а что вымысел переписчиков, борющихся со своей бурной фантазией. "Апокрифы" не дают точного представления. Но существуют другие сведения, которые хранятся в архивах Великих Семей и правительства. Стародавние свидетельства очевидцев, которые побывали за Черным Кордоном и вернулись обратно -- живые и не повредившиеся рассудком. Это протоколы допроса орков, плененных во время последней войны. Рядовые в силу своей ограниченности рассказали немного, но и эти данные важны для понимания атмосферы, которая царит в их треснувшем мире. А еще существуют запрещенные церковью книги. Гримуары. Они имеют весьма туманное происхождение. Наиболее известны "Скрижали голода". В моем багаже находится трактат одного теолога, изданный около трех веков назад. Сам он бывший священник, за еретические мысли проклятый самим митрополитом Иоанном Седьмым. В своем труде теолог делает ссылки на эту книгу, приводит цитаты и некоторые иллюстрации.
   -- Что находится там, внизу, за стеной черных дыр?
   -- Там находится галактика. Она чем-то напоминает нашу, но она мрачная и бездонная. Ее населяют разные твари, которые произошли от людского рода. Да-да, в это трудно поверить, но орки являются выродками племени человеческого, их кровь потеряла пигментацию и сделалась серой и грязной. Давным-давно, в начале времен они изувечили свои гены множественными кровосмешениями и ритуальными пытками.
   -- Зачем? -- ужаснулся Даймон.
   -- Чтобы внешней и внутренней бесчеловечностью походить на бога своего -- того самого, которого называют Темным Конструктором. Тысячу лет назад племена орков были разрозненны и постоянно грызлись между собой. Это помогло объединенным силам звездных государств освободить планеты Бутылочного Горлышка и сбросить чернь в их логово, в пространство за кольцом из черных дыр... Ходят слухи, что за последнюю тысячу лет Темный Конструктор объединил племена орков под своим началом. Зачем? Для чего? Думай сам, я все сказал. -- Старик заговорил шепотом. -- А еще, как нарочно, произошло то, что вселило тревогу в людские сердца. Погасла звезда Авогея Всевышнего, покровителя людей и защитника света. Невероятное, невозможное событие, но оно, увы, случилось. И если взаправду бог Авогей мертв, то нет сомнений, что именно Зверь приложил к его гибели свою грязную лапу. Уж слишком все совпало -- объединение племен и погасшая звезда, которая является главным символом на гербе Союза.
   -- Что же будет дальше? -- с тревогой спросил Даймон.
   -- Предположить нетрудно. Владыка Хеля решил вломиться в мир людей. Для чего ему это нужно? Сей вопрос более сложный, чем кажется на первый взгляд, но не так важен в настоящий момент.
   -- А что важно?
   -- Грядущая война, которая потрясет Тысячелетний Союз. А, знаешь ли, очень неприятно и жутко остаться в такой войне без поддержки бога.
   -- Но армии Союза непобедимы, -- возразил Даймон. -- И Бутылочное Горлышко принадлежит нам. У черни нет ни единого шанса для вторжения.
   -- Только на это и приходится уповать.
   -- Что же такое Хель?
   -- Это конец Нижних миров. Скопление звезд, лучащих темный свет. Не черные дыры, нет! Темные звезды. В книгах сказано, что за ними спрятана Бездна, чьей владыкой и является Темный Конструктор. В ней обитают проклятые мертвецы и ужасные хтонические чудовища. Последним не нужен воздух, они живут в космосе -- сосут плазму темных солнц и пожирают души мертвых, которые бродят по окаменевшим планетам Баратрума. Возможно эти чудовища и выдумка: книги описывают их довольно туманно, и вполне может оказаться, что данные твари являются фантазией переписчиков. Но есть другие существа, которые чаще упоминаются в гримуарах и священных писаниях. Это преданные слуги Темного Конструктора, его элита, супервоины. Их называют сенобитами. Жестокие и коварные демоны, наделенные сверхъестественной силой. Эти создания ужаснее даже хтонических чудовищ, потому что совсем недавно были людьми... лучшими из людей. Их украли из Верхних миров, а затем утопили в ледяных глубинах Хеля. Пытками Зверь сломал их тело, а хитрыми уловками перекроил душу и перестроил сознание. Он выкачал из них человеческую кровь и заменил ее на мерзкую плазму, приготовленную из растопленных кристаллов туманностей Хеля и трупной вытяжки. Он превратил людей в монстров, жестокость которых не знает границ.
   -- Сенобиты, -- зачарованно повторил Даймон.
   -- Они управляют племенами черни, они ведут на битву сонм гадких звездолетов, они выполняют личные поручения Темного Конструктора... Тут у меня есть картинка.
   Букинист распахнул книгу, ветхие пыльные страницы зашелестели под его пальцами. На каком-то развороте он остановился.
   Старый потемневший рисунок изображал облаченных в черные одежды существ. У них были лысые черепа и белые бескровные лица.
   -- Из сенобитов выделяются двое. Первый, это Рап, правая рука Темного Конструктора. Фанатично преданный своему хозяину -- он главный исполнитель воли Зверя и его карающий меч. У него отрезаны губы и длинная коса до пояса. Он страшен, он ненавидит людской род и обладает небывалым могуществом. Победить его невозможно... Вот рисунок из "Скрижалей голода", выполненный по рассказам дагарского мальчика, который видел сенобита издали и чудом остался в живых.
   Карандашный рисунок являлся лишь легким наброском, но при взгляде на изображение существа, затянутого в узкую сутану с широким подолом, становилось не по себе и хотелось чем-нибудь накрыть картинку. Пугали оскаленные зубы, лишенные прикрывающей их плоти; череп был лысым за исключением затылка, на котором уцелевшие волосы собирались в длинную черную косу. Взгляд был беспощаден к любым проявлениям жизни. В руке, испещренной симметричными шрамами и рубцами, сенобит держал угловатый крюк.
   -- Что это? -- спросил Даймон, указывая на крюк.
   Старик глянул на картинку.
   -- Какой-то инструмент, который запомнил мальчишка. Его назначение неизвестно. Для оружия слишком мал. Вероятно, предназначен для пыток невинных существ. -- Он перевернул страницу, и на Даймона уставилось лицо, с дьявольским старанием изувеченное симметричными шрамами, разрезами и насечками.
   -- А это Натас, сладкоголосый обольститель. Он строит планы, анализирует данные, поступающие из разных концов галактики. Он идеолог и главный служитель культа. Он более древнее существо, нежели Рап, но сила его меньше. Недостаток ее он компенсирует хитростью и коварством.
   -- А где изображение их хозяина?
   -- Таких изображений не существует. Личность Темного Конструктора остается загадкой. Одни, кто его видел, ослеплены тьмой и сошли с ума. Другие превратились в его рабов. Скажу более, никто даже не ведает его настоящего имени! Оно сокрыто в недрах окаменевших планет и толще времени. Ни орк, ни человек не должен знать его. Как только ты произнесешь имя полностью -- голосом или в мыслях -- Зверь немедленно явится, чтобы забрать твою кровь. И это еще не самое худшее, что он может сделать. -- Суеверный Букинист закрыл книгу, словно опасаясь, что из нее может восстать нечто ужасное. -- Не стоит о нем говорить. Много веков назад один молодой священник, баловавшийся изучением гримуаров, так часто поминал Нечестивца и рассуждал о нем, что однажды случайно произнес имя правильно и полностью. Повелитель Мрака явился к нему и... ничего хорошего из этого не получилось. Так что, имя Зверя -- опасная тайна. Оттого существует много прозвищ, главное из которых -- Темный Конструктор.
   -- А за что его называют так?
   -- Более всего остального он испытывает страсть к плоти человеческой. Он перестраивает ее, пользуясь самыми варварскими средствами. Он называет ее "чудесной глиной".
  
   После разговора с букинистом, Даймон долго не мог уснуть, ворочаясь на жестком топчане и вспоминая то одни, то другие слова и фразы старика. Утром Даймон проснулся с красными глазами и тяжелой головой. На гимнастике отец заметил странное состояние сына, но ничего не сказал.
   Ротанг, как и обещал, по радиостанции связался с транспортным диспетчером. Он попросил, чтобы рейсовый аэробус приземлился на старой посадочной площадке в лесу и забрал пассажира до Прейтона. Диспетчер, молодая девушка почти с детским голосом, пообещала выполнить просьбу, но предупредила, что транспорт задержится минут на десять.
   Был полдень, когда Звероловы и старик-букинист добрались до бетонной площадки, устроенной в двух милях от фермы посреди леса. Ждали они недолго -- вскоре из-за вершин деревьев выплыл транспортный аэробус с крыльями обратной стреловидности, он опоздал ровно на десять минут, обещанных диспетчером. Пока судно выполняло вертикальную посадку, завывая антигравитациоными установками, отец пожал старику руку и пожелал удачи, а Даймон передал чемодан.
   -- Спасибо вам за приют! -- прокричал старик сквозь шум. -- Будете в Прейтоне, обязательно загляните в мою лавку. У меня есть очень интересные книги по философии Шульганга и Таффа, которые, я уверен, вам понравятся, мистер Ротанг.
   -- Непременно загляну, -- пообещал Зверолов-старший.
   -- Да, и вот еще что, -- сказал старик, задумавшись на секунду. За его спиной транспорт уже встал на плиты, на белоснежном фюзеляже открылся люк, из которого робот-стюард опустил трап. -- Я бы на вашем месте избавился от зеркала каминной комнате. Расколите его.
   -- Зачем? -- спросил отец.
   -- В одной книге я прочитал, что давным-давно Темный Конструктор изготовил зеркала, которые обладают чудесными способностями. Правда, он не смог эти способности раскрыть. Много лет прошло с тех пор, никто не ведает, что стало с зеркалами... Вдруг ваше зеркало одно из тех? Вдруг Зловещий Деспот нашел им применение как раз сейчас, когда нити событий сплелись в клубок?
   Даймон почувствовал, как у него мурашки побежали по коже.
   -- Спасибо за предупреждение, -- сказал отец. -- Мы подумаем.
   Больше старик ничего не говорил, только кивнул на прощание и вошел в аэробус. Люк за ним захлопнулся, гудение усилилось, и планетарный транспорт плавно пошел вверх. Глядя на поднимающуюся в небо машину, Даймон представил, что она стартует прямо в космос. И тогда он спросил отца:
   -- Почему Звероловы должны обязательно жить в этом лесу? Что нас держит здесь? Почему мы не можем переселиться на другие планеты?
   Отец сурово посмотрел на него.
   -- Повторный экзамен по кентавру будет завтра. Тренировок сегодня не назначаю, ты должен настроить себя на экзамен.
   -- Ты не ответил мне.
   -- Выкинь из головы дурные вопросы и начинай готовиться к завтрашнему испытанию. Не то опять вместо кентавра свалишь какого-нибудь хорошего человека.
   Слова отца обидели Даймона, и он, насупившись, шел почти до самого дома, пока в нем родились нужные слова:
   -- Мне надоел лес, надоели звери. Неужели так будет продолжаться всю жизнь? Силки, клетки, кормежка. Сколько можно!.. Я хочу большего. Хочу улететь куда-нибудь. Как мой брат...
   -- Твой брат глупец. Вместо того, чтобы постигать мудрость и философию, он сбежал из дома и записался в крестоносцы. Ради каких идеалов он отправился на войну в систему Диких? Ради веры? Нет. Ради горстки церковников, которые бесятся от того, что им подчинены не все уголки союзных территорий, что не на всех планетах торчат башни Авогеевых храмов.
   -- Зато он увидит мир. И потом, он пишет, что скоро станет паладином. А мне суждено умереть от скуки в этой глуши! Я никем не стану!
   -- Да-да, суждено умереть от скуки в этой глуши! -- раздался позади него дразнящий голос.
   Даймон обернулся и обнаружил позади себя очкастого страуса с длинной шеей и примечательными кривыми ногами.
   -- А вот и наша пустоголовая курица, -- сказал юноша. -- Где тебя носило целую неделю, Лола?
   -- Зато он увидит мир! -- откликнулась птица. -- Силки, клетки, кормежка...
   Можно сказать, что Лола являлась для Звероловов домашним животным. Когда Даймону исполнилось семь лет, он нашел в лесу яйцо. Движимый любопытством, юный натуралист поместил яйцо в самодельный инкубатор и через несколько дней получил смешного длинноногого цыпленка. Птица росла, в общем-то, неплохая, иногда только воевала с роботом-уборщиком, а иногда миграционный инстинкт уводил ее в лесные дебри, откуда Лола возвращалась, едва передвигая лапами и жутко голодная. Самостоятельно добывать пищу птица не умела. Отец шутил по этому поводу, что Лола до сих пор считает, будто толченый орех вырастает из миски, в которой он появляется каждое утро.
   Как у большинства очкастых страусов ее органы речи были устроены так, что она могла повторять человеческие фразы. Их сути птица, естественно, не понимала, но запоминала исправно и при случае долбила по ушам с завидным постоянством.
   Метнув на Лолу укоризненный взор, Даймон повернулся к отцу.
   -- Я хочу, чтобы ты мне ответил.
   -- Мне нечего ответить на вопросы, которые напоминают пустую болтовню этой курицы. Материковые леса есть твой дом, твоя жизнь. Куда ты хочешь отправиться в космос? Чем будешь заниматься? Тоже запишешься в крестоносные рыцари и уйдешь на войну в систему Диких Племен? Прекрасная перспектива сложить голову во славу жадных церковников.
   -- Почему, есть другие профессии. Разведка дальних планет, пилотирование звездолетов, межзвездная торговля...
   -- Значит, в то время, пока я обучаю Зверолова-младшего уникальным искусствам, в голове у него крутится межзвездная торговля? Значит, когда ты сидишь в засаде на кентавра, то думаешь о продаже панталон?
   -- Прекрасная перспектива! -- возопила птица прямо над ухом.
   -- Послушай, кривоногая! -- сказал Даймон, угрожающе направив на Лолу палец. -- Не вмешивайся в разговор людей. Заткни свой говорливый клюв и позволь нам обсудить серьезные вещи.
   Сведя глаза в кучу, страус внимательно изучил вытянутый палец Даймона, а затем самым нахальным образом цапнул за него. Не дожидаясь, пока рука взбешенного юноши как обычно ухватит ее шею, болтливая птица унеслась в направлении дома, громко треща ломаемыми кустами.
   -- Я тебе покажу, поганица! -- прошипел юноша. -- Завтра в твоей миске будет неурожай толченого ореха!
   -- Вот видишь, -- сказал отец. -- Ты даже с птицей не можешь управиться. А что говорить о звездолете... Готовься к экзамену. Если сдашь его с первой попытки, то отправимся в метрополию. Я обещаю.
   -- Ура-а!! -- завопил Даймон так громко, что напуганные птицы вспорхнули с ветвей. -- А если не получится с первой попытки -- полетим в столицу?
   -- Не раньше, чем через полгода.
   -- Почему?
   -- Ну, я сам столько лежал в гипсе, когда не сдал экзамен. Копыта у кентавра знаешь какие тяжелые?
  
   Экзамен Даймон сдал с первого раза. Удар его был сильным и точным. Потеряв сознание, кентавр рухнул мордой в примятую траву и не подавал признаков жизни до самых сумерек, что позволило доволочь его до фермы и поместить в клетку. Отец был доволен и сказал, что помнит о своем обещании и что они обязательно отправятся на Гею Златобашенную. В предвкушении своего первого межзвездного перелета Даймон прожил три недели. На тракторе они съездили в Прейтон, где сдали животных заказчикам -- кому для дома, кому для дрессировки, кому для охраны фермерского скота. Несколько экземпляров даже взял Прейтонский зоопарк. Сумма кредитов, перечисленных на счет отца, оказалась аж шестизначной, и в кассах космопорта отец купил два билета на небольшой лайнер, который раз в полмесяца совершал прямой рейс в столицу Союза.
   До даты, указанной на билетах, оставалось пять дней. Они вернулись на ферму, и Даймон неожиданно вспомнил слова букиниста, которые старик произнес перед отлетом.
   -- Пап, -- сказал он. -- Может, нам все-таки стоит расколоть зеркало?
   Они стояли в каминной комнате и глядели на свои худые и немного вытянутые изображения -- зеркало всегда было слегка кривым.
   -- Ты же знаешь, что я не верю ни в Авогея, ни в Темного Конструктора, -- ответил Ротанг. -- К тому же, я сомневаюсь, что в этом зеркале таится угроза.
   -- Но времена сейчас тревожные, и лишняя предусмотрительность не повредит.
   Отец пожал плечами.
   -- Я не готов так сразу разбить зеркало, которое является частью нашего дома на протяжении нескольких веков. Давай вернемся к этому разговору после возвращения из столицы.
   Но вернуться к разговору они не успели, как, впрочем, не успели и улететь в столицу. За день до рейса, когда Даймон находился в каминной и, как обычно, разговаривал с орудием своих тренировок по фехтованию, он внезапно заметил странную перемену в окружающей обстановке. Несмотря на солнечный день за окном, воздух в комнате вдруг потемнел, сделался густым и сладким. Даймон отложил палку и, оглядевшись, обнаружил то, что заставило сердце замереть.
   Гладь зеркала помутнела. Мебель и стены комнаты по-прежнему отражались в ней, но отражение самого Даймона вдруг исчезло, словно стертое ластиком. Словно зеркало растворило изображение живой плоти.
   Пока юноша испуганно соображал, что все это может означать, откуда-то раздался удар колокола. А следом из зеркала вышли три существа.
  

6

   Храм Авогея, Центральный материк
   Гея Златобашенная
   Неистовая речь митрополита прокатывалась по башне, заполняя все ее пространство. Каждое слово звучало веско и пронзительно. Люди на балконах, оробевшие от мощи богослужения, затаили дыхание. Серафима сидела в своей ложе ни живая ни мертвая. На ее коленях покоился шар, в котором шевелилась и поворачивалась серебристая, вспыхивающая искрами кровь бога.
   В первый момент она не поверила. Несомненно, она узнала все признаки, о которых читала в "Апокрифах" -- и подвижность, и серебристый цвет, и искрение, -- но все равно не поверила. Шутникам и шарлатанам не стоит большого труда, чтобы сфальсифицировать подобные черты.
   Но если у нее на коленях искусная фальсификация, то что делать с трепетом и небывалым блаженством, которые она испытывала, когда прикасалась к ней? Ни волнующий баритон митрополита, ни исполинские размеры храма и десятки тысяч верующих в колодезной пропасти не могли пробудить в ней подобного чувства. Это сделал прозрачный сосуд, в котором двигалась и переливалась неизвестная субстанция.
   "Можно обмануть глаза, -- вспомнились слова Фреи, -- Можно обмануть разум. Но чувства обмануть невозможно. Они подобны маленькому детектору лжи, сидящему в тебе. Нужно быть чуткой и прислушиваться к его словам. И тебе отроется много интересного об окружающем мире".
   От того, что ей открылось, Серафима испытала страх. Ведь до этого она не верила в существование Всевышнего. И вдруг, в одно мгновение, все ее представления рассыпались, точно хрустальная ваза, опрокинутая на мраморный пол.
   Итак, допустим... только допустим, подумала она, что у меня в руках находится выпущенная кровь бога. Бога, который, если верить словам митрополита из кафедральной кабины, жив и подвергает сынов своих испытанию на веру. Может ли такое быть, что (она приподняла шар) довольно весомая часть божьего тела, оказавшаяся у меня, является долей этого испытания? Бог решил проверить своих подданных и выпустил из себя кровь, а после этого потушил звезду, символизирующую собственную жизнь. Правдоподобный вариант?
   -- Вряд ли, -- едва слышно произнесли губы девушки.
   Человек, доверивший Серафиме эту святыню, сказал, что больше нет. Ихора больше нет, не существует на свете. Значит, и в теле Авогея тоже...
   Она на миг представила, что случится, если люди в храме узнают, какую ценность и какое важное доказательство держит сейчас в руках Серафима Морталес. Наступит паника, хаос. Тысячи верующих будут в безумии метаться по балконам. Многие, лишившись разума, кинутся вниз. Ужаснувшись представленной картины, она поспешно натянула бархат на стеклянный сосуд, тем самым укрыв его свечение.
   Что же случилось? Почему это произошло? Что за человек приходил к ней, и каким образом к нему попал святой ихор? Мучительные вопросы меркли перед единственным главным...
   Что делать ей?
   Серафима часто задышала, потому что воздуха в груди перестало хватать. В глазах защипало -- вот-вот покатятся слезы, и она испугалась, что люди обратят внимание на плачущую дочь Морталес, придут ее утешить и заметят святыню. В один миг случится то, что она представляла себе и чего так боялась.
   Нет. Никто не должен знать, чем она обладает. Именно об этом говорил незнакомец. Люди не готовы принять доказательство гибели Авогея. Никто не должен знать, разве что... В самом деле! Святыня предназначалась не ей, не Серафиме. Произошла ошибка. Таинственный незнакомец не ведал, что вместо благочестивой Фреи на мероприятие прибыла ее дочь.
   Она дотронулась до сережки, включив встроенный микрочип переговорного устройства.
   -- Антонио! Ты слышишь меня?
   Пресс-секретарь, чье ложе находилось несколькими ярусами ниже, откликнулся после короткой паузы:
   -- Что... что случилось? Неужели я храпел! Быть такого не может... Алло?
   -- Антонио, будь добр, немедленно соедини меня с матерью.
   Голос протогирейца сделался серьезным.
   -- Что-то случилось? -- Он замолчал, а затем медленно произнес: -- Это связано с тем предметом, которой был у вас в руках?
   Догадливость Антонио сейчас была очень некстати.
   -- Соедини меня с матерью, -- с трудом произнесла Серафима, едва сдерживая рыдание, готовое прорваться в ее речь.
   -- Да, сейчас сделаю, -- ответил Антонио и исчез.
   В ухе повисла тишина, которая показалась Серафиме чересчур долгой. Что-то было не так, она это чувствовала. Пауза затянулась. Митрополит продолжал вещать из кафедральной кабины, и слова его уже казались Серафиме пустыми, бессмысленными, а потому нервировали ее.
   -- Моя госпожа, -- раздался обеспокоенный голос Антонио. -- Связи с усадьбой нет. Не представляю, в чем дело.
   Серафима подняла глаза и посмотрела на худого старца с бородкой ученого, который восседал в ложе напротив и вслушивался в речь митрополита.
   -- Знаешь что, -- прошептала она. -- Тогда свяжи меня с Игнавусом
   -- Секунду.
   Она неотрывно смотрела на советника президента и увидела, как он встрепенулся, как дотронулся до мочки уха. Затем поднял глаза.
   -- Серафима Морталес? -- услышала она.
   -- Здравствуйте, советник. Простите, что потревожила вас в столь неподобающий момент, но именно сейчас мне необходима ваша помощь.
   -- Что случилось?
   Серафима уже открыла рот, но тут внезапно сообразила, что важные слова, которые спадут с ее губ, пронесутся через несколько передатчиков, ретрансляторов и пару спутников. К каждому из этих устройств может быть приложено человеческое ухо. Неважно -- газетчика, прослушивающего телефонные переговоры в поисках сенсации, или простого техника, до которого слова долетят невзначай. В обоих случаях пара подслушанных фраз породят слух, нарастающий как снежный ком. Более того, Серафима вдруг поняла, что просто не может сказать: "Знаете, Игнавус, а бог Авогей мертв. Мне это известно, поскольку я держу в руках приблизительно полтора литра его крови". Нет, эти слова невозможно произнести вслух! Даже в мыслях она опасалась повторить их.
   -- Мы можем встретиться? -- попросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
   -- Когда?
   -- Прямо сейчас.
   -- Во время церемонии?
   -- Дело не терпит отлагательств.
   Игнавус на мгновение задумался, но затем ответил, и этот ответ понравился Серафиме деловитостью.
   -- Хорошо. Сможете найти мои апартаменты?
   -- Да.
   -- Приходите туда. Я сейчас буду.
   -- Спасибо. Спасибо вам огромное!
   -- Не за что. Я чувствую беспокойство, которое вас охватило, и понимаю, что помощь вам действительно требуется.
   Он кивнул ей, она кивнула в ответ, и, пригнувшись, чтобы никто не видел, вышла из ложи. Шахревар, который стоял в пустом коридоре и охранял вход, был немало удивлен, увидев госпожу, ибо Серафима покинула проповедь в нарушение церемониального протокола.
   -- Не спрашивай ни о чем, -- сказала она, -- мне нужно попасть в покои Игнавуса.
   Слегка замешкавшись, паладин кивнул. Он дотронулся до шлема, и над его правым глазом вспыхнул экран, размером с монету. Пока телохранитель искал в компьютере нужную информацию, девушка обнаружила, что бархат съехал и из-под него струится мерцающее сияние. Она спешно отвернулась, чтобы Шахревар ничего не заметил, и укутала сосуд. Однако, бархат не держался. Тесьма, которая его стягивала прежде, осталась в ложе. Девушка секунду размышляла, стоит ли возвратиться за ней, затем все же повернулась к дверям, дабы осуществить намерение, но тут Шахревар произнес своим рокочущим голосом:
   -- Маршрут определен. Прошу вас!
   Он указал на пустой коридор, лежащий перед ними.
   На миг девушка растерялась, нерешительно взглянула на двери. Затем отвернулась от них и зашагала в указанном направлении.
   Она миновали двух высоких стражей, неподвижно стоявших на развилке, и повернули налево. Серафима лишь мельком глянула на непроницаемые лица воинов церкви, на татуированные кресты на скуластых щеках. Что теперь будет с этими солдатами? И вообще, что будет с храмом и полчищами священников разных мастей?.. Если никто не узнает об ихоре, то все останется как есть. И в храмах по-прежнему будут вещать проповеди во имя господа, которого уже нет.
   Но, быть может, подумала она, доверить святыню тем, кто должен хранить ее по праву? Отдать митрополиту и снять с себя тяжкий груз ответственности! Все что связано с богом, является делом церкви. А тут не просто вещь, относящаяся к богу -- тут частица бога! Пусть решают, как поступить с ней. Открыть людям правду? Или похоронить правду в глухом хранилище?
   Для реализации последнего решения в Верхних мирах имеются весьма подходящие места. Например, мама рассказывала о планете Темных Роз, расположенной на окраине галактики, где находится тайный бункер, ризница, в которой святые отцы прячут от глаз людских некоторые удивительные вещи, способные потрясти Верхние миры.
   Они прошли мимо длинной фрески, на которой благородные крестоносцы, используя высоковольтные бластеры, доносили до язычников слово Господа. При виде этой картины мысли Серафимы приняли другой оборот. Она сразу вспомнила тупую и бессмысленную политику, при помощи которой церковь пыталась покорить систему Диких Племен. И войну против неугодных, которой все закончилось в итоге. И она испугалась, серьезно испугалась того, что церковь не сумеет разумно распорядиться святыней.
   Нет, отдавать ихор митрополиту нельзя. Вообще никому нельзя отдавать! Именно об этом говорил незнакомец. А еще он говорил, что только она должна решить, как использовать ихор. И решение это должно быть мудрым.
   В данный момент мудрого решения в голове Серафимы не было. Она понятия не имела, как использовать ихор. А потому ей срочно был нужен совет Игнавуса.
   Шествующий впереди Шахревар вдруг остановился. Какое-то мгновение он стоял неподвижно, прислушиваясь к тишине коридора, а затем обернулся, глядя куда-то за ее плечо.
   -- Что случилось?.. -- начала она и подавилась словами.
   Взгляд Шахревара был необычным и пугающим. Лицо окаменело, зрачки расширились и сделались огромными, словно пытались проглотить весь свет, исходящий от потолочных ламп. Веки конвульсивно подрагивали.
   Девушка обернулась, но увидела позади себя только голые стены и пустой изгиб коридора.
   -- Встаньте за спину.
   -- Что случилось?
   -- Встаньте немедленно!! -- рассердился Шахревар.
   Таким строгим Серафима видела паладина, наверное, впервые в жизни. Прижав шевелящийся сосуд к груди, она скользнула за широкую спину воина и, как оказалось, вовремя.
   Из-за поворота появился облаченный в доспехи крестоносец. В его движениях было нечто неестественное, не свойственное людям -- то ли в походке, то ли в положении рук, сжимающих увесистый излучатель. Забрало шлемофона опущено, скрывая лик.
   Сзади послышался глухой звон доспеха.
   Еще один крестоносец с излучателем на плече возник с другой стороны коридора. Шахревар и Серафима оказались в окружении. Телохранитель попятился, тесня сиятельную дочь к стене. Его голова поворачивалась от одного воина к другому.
   -- Охрана Великой Семьи Морталес! -- грозно предупредил он. -- В чем дело? Немедленно опустите оружие!
   Далее все произошло стремительно. Причем настолько, что Серафима не успела опомниться.
   Раскаленные очереди с двух сторон хлестнули по Шахревару. Они должны были разорвать сначала его, а затем и девушку за спиной...
   Паладин выставил перед собой ладони.
   Огненные струи, почти добравшиеся до жертвы, резко изменили траекторию. Яркий свет стеганул вверх, прямо перед лицами.
   Над Серафимой оглушительно лопнул плафон, в который угодили разряды. На голову посыпались искры и осколки светопроводящего пластика. Коридор немедленно погрузился во тьму, свет остался лишь вдалеке -- блеклый и подрагивающий. Полупрозрачный дым затянул пространство между стенами. Сильно запахло озоном.
   Девушка со страхом смотрела на одну из фигур на фоне далекого света. Нападавшие явно не ожидали, что их атака будет отбита, к тому же, опустившийся сумрак смутил их. Но замешательство длилось недолго.
   Один из агрессоров, тот, что появился первым, выхватил короткий тесак и кинулся на них со звериной решимостью. Из-под забрала раздался нечеловеческий рык.
   Шахревар лишь посмотрел на чужака.
   Невидимый удар -- и нападавшего смяло и отбросило к стене точно куклу. Но это было не все. Из его промежности, из подмышек, изо рта вырвались языки пламени, которые охватили врага в один миг. Крика не было, потому что инициированный процесс самовозгорания в первую очередь изжарил легкие и внутренности.
   Пламя пожрало человека за считанные секунды и унялось. Второй нападавший не двинулся с места, заворожено глядя на обугленного и скрюченного напарника, подвергнутого пирокинезу. Не мудрствуя, Шахревар прошиб второго из бластера.
   Серафима увидела, как темный силуэт опрокинулся навзничь. Слетевший с плеча излучатель глухо брякнулся на мраморные плиты пола.
   -- Останьтесь, пожалуйста, на месте, -- попросил паладин.
   Девушка рассеянно кивнула. Менее всего ей хотелось сейчас куда-то идти, особенно -- к распластавшимся телам, одно из которых превратилось в груду дымящегося угля.
   Шахревар приблизился к застреленному чужаку. Присел возле него и, подсвечивая крохотным фонариком, поднял забрало убитого. Некоторое время изучал лицо, затем вернулся к Серафиме.
   -- Орки. В сердце Союза... Неслыханно.
   Серафима обмерла. Орки? В метрополии? Но откуда? От Нижних миров Гею отделяют сотни населенных планет и Бутылочное Горлышко, набитое эскадрами кораблей Пограничного флота. Каким образом орки просочились сквозь них и оказались в Храме Авогея?
   Шахревар тем временем внимательно изучал содержимое экрана, который вспыхнул над его правым глазом, и теребил сенсорную панель управления, вмонтированную в шлемофон над бровью.
   -- Связи нет, -- обеспокоено произнес он. -- Ни с комендантом храма, ни со службой общественной безопасности. Похоже, нас отгородили от внешнего мира.
   -- Зачем? -- Серафима машинально потрогала сережку. Ее передатчик тоже был глух. Связь пропала даже с Антонио. -- Кому это потребовалось?
   -- Очевидно тем, кто послал их. -- Телохранитель указал подбородком на распластавшиеся тела. -- В храме оставаться опасно. Здесь происходит нечто кошмарное. Кто-то глушит наши передатчики, преследует нас, пытается убить. В этих коридорах мы похожи на мышей, загнанных в трубу с запаянным выходом.
   -- Но я должна встретиться с Игнавусом! Мне необходимо обсудить с ним очень важный вопрос...
   -- Боюсь, госпожа, времени для обсуждений уже не осталось. Прежде всего нам следует позаботиться о сохранности вашей персоны, а уж потом разбираться в обстоятельствах покушения. Нужно немедленно покинуть храм Авогея. Это сейчас главное.
   Они вышли на свет, оставив далеко позади участок коридора, где выстрелами были повреждены потолочные плафоны и где на полу остались два орочьих трупа. Серафима все еще думала, как ей поступить и следует ли прислушаться к словам паладина, когда им навстречу из-за поворота неожиданно вышли другие люди.
   Девушка вздрогнула, приготовившись к самому худшему. Рядом напрягся Шахревар.
  
   Быстрым шагом из-за поворота появилась ее свита: наставница, пресс-секретарь, служанки. Все они выглядели озабоченными, кроме достопочтимой Нины Гаты. Она выделялась среди остальных особенной озабоченностью.
   -- Возмутительно! -- провозгласила она, как только увидела девушку. -- Какой позор, о сиятельная дочь Серафима Морталес! Как вы могли... как только посмели покинуть столь важную церемонию в самом ее разгаре! За двадцать четыре года ваша мать ни разу... я повторяю, ни разу осквернила своей неучтивостью священный праздник и преподобных отцов!
   Она еще что-то говорила быстро и гневно, на щеках выступили красные пятна, а глаза выкатились из орбит. Глядя на ее лицо, Серафима вдруг почувствовала слабость. Голова закружилась -- то ли от речи наставницы, то ли от событий, после которых на сетчатке еще горели пятна от вспышек, а ноздри еще чувствовали запах гари.
   Антонио оказался единственным, кто заметил, что лицо Серафимы сделалось подобным мелу.
   -- Помолчите, Нина!
   -- Не смейте перебивать меня, нечестивый секретарь! -- с возмущением воскликнула наставница.
   -- Я поражаюсь вашей способности извергать пустую ругань. Вы только посмотрите на девушку! Ей настолько плохо, что она сейчас упадет в обморок.
   Едва он произнес фразу, как именно это и случилось. В глазах у Серафимы помутнело, сознание на короткий миг заволокло туманом. Девушка покачнулась, и сосуд, который она так тщательно хранила и прятала, выскользнул из бархата.
   Искристое сияние озарило лица людей.
   Шар, наполненный ихором, грохнулся на пол.
   Казалось, он сейчас разобьется, а искрящаяся жидкость растечется по мраморным плитам и осквернит себя прикосновением к обуви. Но шар выдержал столкновение, издав лишь каменный стук.
   Серафима замерла, не делая ни единой попытки броситься следом, чтобы подобрать реликвию. При полном бездействии остолбеневших людей, в опустившейся тишине шар со скрежетом покатился по плитам и исчез в распахнутых дверях какой-то церковной комнаты.
   -- Что это? -- вырвалось у одной из служанок.
   Свита стояла неподвижно, напоминая голографическую проекцию, спроецированную посередине храмового коридора. Никто не шевелился. Все уставились на дверной проем, в котором исчез серебрящийся шар. Нина Гата замерла с открытым ртом. Антонио глядел исподлобья. Взгляд Серафимы сделался каким-то обреченным и мертвым.
   И только Шахревар не смотрел туда, куда были обращены взоры остальных. Его взгляд приковала настенная икона ветхих времен. Длиннобородый человек с нимбом над головой, воздев мускулистую руку, намеревался сверкающим мечом разрубить нечестивца, который вонзил в его печень вороненый кинжал. Противника видно не было, он остался за рамкой. Зато с доисторической примитивностью художник изобразил кровь, струящуюся из раны. Он показал ее серебряной фольгой, осыпанной мелкими алмазами.
   -- Святые праведники! -- выдохнула Нина Гата, проследив за взглядом телохранителя.
   Первым пришел в себя Антонио.
   -- Я подберу, -- поспешно сказал он и уже собрался броситься в комнату, как Серафима тихо произнесла:
   -- Нет.
   Она подняла голову. Ее скулы напряглись и сделались более очерченными.
   -- Я сама.
   -- Вот, значит, как? -- прошипела Нина, вытянувшись к Серафиме. -- Вот как? Наследница Великой Семьи похитила величайшую святыню и прячет ее от праведных отцов? Неслыханное святотатство! О, какое крушение родовых норм и морали! Как вы посмели совершить подобное. Ваша мать умрет от позора, узнав об этом! Как вы могли, о сиятельная Серафима, докатиться до подобного бесчестия?
   -- На сиятельную дочь было совершено покушение, --сообщил Шахревар негромко, заставив наставницу застыть с раскрытым ртом.
   Не глядя на Нину Гату, ибо было совершенно не до нее, Серафима прошла в комнаты, которые оказались безлюдной канцелярией. Свита проследовала за ней. Опустившись на колено, девушка подобрала шар с пола и быстро обмотала его тканью.
   -- Нужно отдать ее Церкви, -- пришла в себя наставница. Ее голос раздавался из-за спин. -- Это будет правильный поступок. Только правильными поступками вы сможете вернуть утраченную чистоту.
   -- Спасибо за ценный совет, Нина, -- ответила Серафима, поднимаясь. -- Но я уже приняла решение.
   -- Нужно отдать ихор церкви! -- повторила Гата. -- Неужели вы не понимаете...
   -- Тихо! -- резко сказал Шахревар.
   Он стоял в дверном проеме, пристально вглядываясь в глубину коридора. Затем закрыл створки дверей и задвинул архаичный засов.
   -- Приближается кто-то еще, -- несколько отрешенно пояснил он. Серафима обнаружила, что зрачки его снова раскрылись на ширину радужной оболочки.
   -- Кто приближается? -- спросил Антонио.
   -- Не знаю. -- Шахревар смотрел в пустоту, словно увидел в ней что-то. И видение потрясло его. Он помотал головой, словно попытался сбросить наваждение. -- Проклятье! Этот "кто-то" намного сильнее, чем орки, которые напали на нас... Нужно выбираться из этой комнаты. Немедленно!
   -- Что ты видел? -- не унимался Антонио.
   Не ответив, паладин подошел к окну и нажал незаметную кнопку на подоконнике. Лист стекла, толщиной в несколько дюймов, поплыл вверх. Шахревар высунулся из окна и огляделся.
   -- Справа в двадцати ярдах находится посадочная площадка для аэролимузинов. Нужно пройти по карнизу, чтобы добраться до нее. -- Он повернулся к свите и сунул в руки опешившего Антонио свой бластер. -- Я подгоню одну из машин к окну. Двери в канцелярию довольно прочные, они выдержат взлом. Сами не открывайте их, что бы ни случилось. Ждите меня. Я вернусь буквально через минуту.
   С этими словами он вылез наружу, навстречу головокружительной пропасти.
  
   Для крупных ботинок Шахревара карниз оказался узковат -- не помещалась и половина ступни. Вдобавок к этой неприятности мешали доспехи, скоблящие по стене, вдоль которой он двигался. Преодолеть пресловутые двадцать ярдов оказалось сложнее, чем он предполагал. Каждый шаг был опасен, а пропасть терпеливо ждала его ошибки.
   На далеких улицах, что опутывали подножие башни, теперь не было ни души. Толпа исчезла, переместившись в храм. Высотные корпоративные здания лежали у его ног и казались брошенными, сегодня у служащих был выходной. Шахревару показалось, что он находится один на пустой стене в опустевшем городе.
   Где-то на середине пути соскочила нога, и бронированные латы потянули вниз. Рыцарь с трудом удержал равновесие, вцепившись в настенный рельеф, изображающий небесную обитель. Как оказалось позже, он фамильярно ухватил за крыло одного из божьих ангелов. Какого конкретно, разглядеть не успел. Главное, что ангел выполнил заложенную в него функцию по спасению человеческой души и вытащил рыцаря из пропасти.
   Наконец карниз закончился, и Шахревар оказался над площадкой для аэролимузинов. Совершив прыжок, который для обычного человека мог закончиться смертью, паладин благополучно приземлился на бетон, подбежал к первой же машине и, забравшись в салон, обратился к оторопевшему водителю со словами:
   -- Охрана Великой Семьи Морталес. Запускай двигатели!
  
   Ситуация, в которой очутилась свита Серафимы, с самого начала казалась Антонио абсурдной. Божья кровь и вызывающее покушение на наследницу Великой Семьи выглядели как фантасмагорический спектакль на подмостках Президентского театра. Более того, появилось ощущение, что актеры спустились со сцены и вовлекли его в действие. Это случилось, когда Шахревар всучил ему бластер.
   Сорокадвухлетний выпускник академии межзвездных отношений ни разу в жизни не держал в руках боевого оружия и даже не знал, как им пользоваться. "Хотя, -- храбрясь подумал он, -- человек, который владеет яаутзинским наречием и с первых слов понимает двойной подтекст речи министра финансов, наверняка сумеет разобраться в примитивной железяке". Но при взгляде на ребристое цевье и бугры, под которыми прятались кнопки, эта уверенность куда-то испарилась.
   Люди в комнате не сводили глаз с дубовых створок, запертых на засов. Чье присутствие ощутил Шахревар? Неужели тот, кто находится сейчас в коридоре, ужасен настолько, что спастись от него можно лишь через окно? Возможно ли, чтобы сканеры, детекторы, тысячи охранников, секретные службы допустили присутствие в храме такого существа? Если да, то как это возможно?
   Серафима стояла отдельно от всех, крепко прижимая к груди укрытый бархатом шар. Лицо ее оставалось бледным, и Антонио видел, что девушка с трудом сохраняет невозмутимость, стараясь не показать окружающим, насколько ей тяжело.
   За дверью послышался осторожный шаг, заставивший людей в комнате вздрогнуть. Покрывшийся испариной Антонио стал суетно осматривать бластер, разбираясь с включением и управлением.
   Кто-то толкнул створки снаружи, проверяя, заперты ли они.
   "Слава богу, -- подумал Антонио, -- что в этот напряженный момент не проронила ни слова мерило манер и нравственности, досточтимая Нина Гата, карга старая. С нее станется завопить во весь голос, только уши затыкай".
   Он наконец разобрался, где находится предохранитель, и убрал блокировку. Бластер едва слышно загудел, набирая мощность для выстрела. Антонио поднял ствол, надеясь, что нацелился на дверь. Но вместо требовательного стука, вместо тяжелых ударов, взламывающих створки, он вдруг услышал голос, которого уж никак не ожидал услышать. Он вздрогнул при звуках человеческой речи, а кожа покрылась мурашками.
   -- Серафима, доченька, -- раздался с другой стороны нежный и сладкозвучный голос Фреи. -- Ты здесь? Открой, пожалуйста. Открой дверь.
   Сердце Антонио сжалось. Он узнал этот голос, узнал его переливы, оттенки и малейшие интонации... Одно только смущало. Фрея не могла находиться в храме. Никак не могла. Она осталась в своем особняке, на берегу озера Заболонь. Он прекрасно знал это, и поэтому ему стало жутко. Какое-то существо -- по словам Шахревара, более сильное, чем орки -- стояло сейчас за дверью и с потусторонним сходством имитировало голос матери Серафимы.
   -- Девочка моя, открой дверь, -- снова произнесла Фрея.
   И неожиданно для всех Серафима шагнула к дверям.
   -- Госпожа, -- зашептали служанки, не решаясь дотронуться до высокородной особы, чтобы остановить ее. -- Госпожа, не делайте этого!
   Серафима сделала еще один шаг. Ее глаза неестественно блестели, губы шевелились, бормоча что-то неразборчивое.
   -- Отопри дверь, Серафима. Отопри.
   -- Не смейте делать этого, маленькая леди! -- сдавленно произнесла наставница и вцепилась в плечо Серафимы.
   Ее действие послужило примером. Служанки схватили сиятельную дочь за одежды. Девушка начала вырываться одними плечами и телом, не в силах, однако, помочь себе руками, что сжимали сосуд с ихором. По лицу было видно, что Серафима готова отодвинуть засов и впустить того, кто стоял за дверью. Антонио стоял с поднятым бластером, сжимая рукоять обоими руками, и не знал, что ему делать, ибо в этой противоестественной ситуации требовалось нечто иное, нежели оружие.
   Неизвестно, чем бы все закончилось. Но тут из распахнутого окна послышался вой двигателей, и в комнату ворвался небольшой вихрь. Рядом с окном повис аэролимузин, из роскошных недр которого выпрыгнул Шахревар.
   С одного взгляда оценив обстановку, а может быть что-то учуяв при помощи своих ментальных способностей, он обхватил Серафиму вокруг пояса и, водрузив на плечо, с легкостью переместил в лимузин.
   Существо за дверью тут же изменило тактику, и створки сотряс мощнейший удар.
   -- Быстрее! -- призвал Шахревар, который опять оказался в комнате. Он стал помогать женщинам взбираться на подоконник, и уже с него перемещаться в салон летающей машины. Дамы слегка путались в платьях, и еще пугались пустотной щели между подоконником и плавающей подножкой лимузина. Но узкую полосу, сквозь которую открывался душераздирающий вид на отвесную стену, перешагнули все. Предпоследним в салон переместился Антонио, вцепившийся в бластер мертвой хваткой, а следом -- Шахревар.
   -- Отчаливай! -- крикнул рыцарь пилоту и захлопнул дверцу.
   Габаритный аэролимузин весьма проворно развернулся возле стены, на секунду задержался... и темной молнией рванулся в небо.
  
   -- Куда лететь? -- спросил пилот.
   Шахревар вопросительно посмотрел на Антонио, Антонио посмотрел на Серафиму, оказавшуюся в дальнем углу салона.
   -- Домой, -- еле слышно обронила она.
   -- Хватит топлива до Западного континента? -- поинтересовался телохранитель у пилота.
   -- Лимузин не предназначен для полетов на такие дистанции.
   -- Великая Семья Морталес отблагодарит вас. Нам необходимо добраться до дома без лишних пересадок.
   -- Там в салоне находится Серафима Морталес? --украдкой спросил пилот.
   -- Да, сиятельная дочь, -- ответил паладин с некоторой гордостью.
   -- Я восхищаюсь ее матерью, -- произнес пилот с трепетом в голосе. -- Она удивительная женщина! Добрая, заботливая, красивая... Денег не нужно. Я постараюсь без осложнений доставить дочь Фреи Морталес на Западный континент.
   -- Мы будем вам очень благодарны. А теперь, если не возражаете, мы хотели бы остаться наедине.
   -- О, конечно!
   Пилотская кабина отделилась от салона поднявшейся перегородкой, гасящей не только звук, но и всевозможные волны принимающих и передающих устройств.
   -- Оно разговаривало голосом Фреи! -- было первое, что сказал Антонио.
   -- Это был сенобит, -- ответил Шахревар. -- Не самый сильный, иначе бы двери его не сдержали.
   -- Что ты видел?
   -- Жуткое видение, которое от него исходило... Мне не хочется об этом говорить.
   -- Что происходит? -- дрожащим голосом произнесла Нина Гата. -- Что за содом творится в столице? Куда катится мир!
   Антонио пожалел, что в салоне нет еще одной перегородки, чтобы отделить высокоморальную наставницу.
   -- Сенобит, -- задумчиво произнес пресс-секретарь. -- Разве они существуют?
   -- Кто-то в них верит, кто-то нет... -- Паладин снял шлем, под которым оказались короткие взъерошенные волосы. -- ...а кто-то слышит из-за двери их голос. Нам повезло, что это был не Рап.
   -- Нам очень, очень не повезло, -- негромко произнесла одна из служанок. Все обернулись к ней, а она влажными глазами помотрела на Серафиму. -- Это был Натас. Я читала о нем в книгах Ирахиля. Он соблазняет нас голосами наших близких. -- Она сглотнула. -- Но пользуется он лишь голосами мертвых...
   -- О, Боже! -- воскликнула Гата и картинно всплеснула руками.
   -- Значит ли это... -- Антонио не смог закончить фразу, потому как увидел, что Серафима вздрогнула на последних словах служанки, словно ее укололи в самое сердце. Глаза девушки широко раскрылись, а в следующий миг она лишилась чувств.
  

7

   Система Диких Племен
   Первым признаком новой должности явилась усиленная охрана адмиральского шаттла. Три боевых корабля и двенадцать истребителей -- с таким сильным эскортом Балниган еще не летал. Бортовые орудия сопровождающих могли разнести вдребезги средний крейсер, хотя противника такой величины в Верхних мирах больше не существовало. Последний крупный звездолет был уничтожен в системе Диких Племен четыре месяца назад. Тот знаменательный день был памятен каждому военнослужащему, поскольку именно с того дня Крестоносный гвардейский флот наконец получил полное господство над космосом язычников.
   Адмиральский шаттл и его эскорт отошли на значительное расстояние от Базы -- циклопического куба с тремя глубокими верфями; на стапелях одной из них сейчас проходил капитальный ремонт крейсер "Красный Волонтёр". Поверхность Базы густо покрывали орудийные башни, тарелки проекторов силовых полей, катапульты гравитационных арканов, всевозможной конфигурации антенны. Кроме военных сооружений на борту находилась малая установка, которая создавала в космосе протяженную зону для входа и выхода из подпространства -- так называемую, реперную точку.
   Обычно, установки для поддержания реперных точек строили на поверхности планет, и в первый год конфликта военные техники так и сделали. На Виа Прима выросла изумительная по изяществу башня со множеством устремленных в космос антенн. Однако, после взрыва сейсмической бомбы, когда часть антенн обрушились, отчего в подпространстве сгинула целая эскадра, стало понятно, что для нормальной работы нужно либо уничтожить всех аборигенов, либо переместить станцию от них подальше. И хотя командованию флота безумно нравился первый вариант, реальным оказался лишь второй. Так, на Базе появилась малая реперная установка. Для вялотекущей войны, а значит нечастых передвижений судов, ее мощности вполне хватало.
   Пока эскорт приближался к расчетной точке, Балниган попросил организовать ему связь с Корневым штабом Вооруженных сил Союза. Связь была предоставлена через главную антенну Базы. Заместитель начальника штаба Майкл Григ, высший офицер с шеей атлета и с прямым внимательным взглядом, на экране выглядел слегка растерянным.
   -- Вы знаете, кто я? -- спросил Балниган.
   -- Да, господин адмирал.
   -- Через двенадцать часов я прибуду в метрополию. Сразу по прибытии я хочу получить подробный отчет о положении дел в Бутылочном Горлышке. Количество кораблей и крейсеров, их дислокация, расположение заорбитальных крепостей и планетарных орудий. Кроме того, мне нужны стратегические планы обороны -- как общие по флоту, так и объектные.
   Напор, с которым адмирал произносил эти слова, привел офицера в чувство.
   -- Осмелюсь заметить, что полномочия старого главнокомандующего еще не утратили силу, а потому у вас нет прав, чтобы требовать подобную информацию.
   -- Приказ о моем назначении уже подписан президентом, и я, адмирал астрофлота Михаил Балниган, с девяти часов утра являюсь главнокомандующим войсками Тысячелетнего Союза!
   -- Приказ пока не поступил в штаб.
   -- Мне повторить еще раз? Или процитировать положение устава о трибунале?
   -- Вы мне угрожаете?
   -- А разве похоже, что поздравляю с днем рождения?
   -- Я буду вынужден доложить об этом разговоре Игнавусу, -- холодно ответил офицер. -- Приказ еще не поступил, а, следовательно, вы еще не включены в перечень допуска.
   -- Вы подчиняетесь не гражданскому лицу, а военному начальству. А с девяти утра таким начальством являюсь я!! -- Его и без того узкие глаза превратились в щели. -- К моему прибытия на Гею вы исполните приказ. Иначе, клянусь, я отправлю вас под трибунал за то, что вы препятствуете обеспечению безопасности союзных территорий!
   Григ замешкался после этих слов.
   -- Это не так.
   -- Вот и докажите, -- произнес Балниган; его угрожающий тон неожиданно исчез. -- Подготовьте доклад.
   Растерянный офицер отдал честь и вырубил передатчик. Некоторое время адмирал о чем-то думал, размеренно цокая холеными ногтями по темной матовой столешнице. Через шесть минут шаттл и его эскорт достигли реперной точки и вошли в подпространство, держа курс на Гею Златобашенную.
  

8

   Ферма Звероловов,
   Планета Рох, пограничная система Союза
   Под тревожный звон неведомого колокола из зеркала вышли три создания и, казалось, заполнили собой всю каминную комнату. Три высокие фигуры, мрачные и темные, без приглашения вошли в тихий дом Звероловов, и сердце Даймона почувствовало злокозненность их намерений.
   Двое первых в рогатых шлемах были ужасны. Но лишь когда третье существо, чью голову скрывал капюшон, ступило на дощатый пол каминной комнаты, он ощутил, как исчезли все запахи. Именно при виде третьей фигуры его охватил безотчетный страх. Он хотел бежать без оглядки, но не чувствовал ног.
   Пришедшие из зеркала существа заняли комнату с безразличностью агрессоров, уверенных в своей силе. Первый из них, с темным отвратительным ликом, взял Даймона огромными ручищами за голову и приподнял над полом. Зверолов-младший закричал, но крик этот был слабым и жалким, а затем и вовсе потух, когда сильные пальцы раскрыли его челюсти.
   -- Катаргат, повелитель, -- со смирением сказала тварь в рогатом шлеме.
   Послышался неспешный и тяжелый шаг, под которым скрипнули половицы. Даймон увидел рядом с собой существо, лицо которого пряталось под капюшоном. Исходящий от него ужас, подобный густому смрадному запаху, стало невозможно переносить. Из глаз Даймона покатились слезы, он мычал и стонал, безуспешно пытаясь вырваться из железных рук, раздирающих его рот.
   Ледяные пальцы повелителя пришельцев опустились в его уста, и от соприкосновения с ними сразу отнялся язык. Пальцы бесцеремонно просунулись глубже, в гортань, что-то нащупывая, а в следующий миг юноша ощутил режущую боль, прострелившую от трахеи до поясницы. Он задыхался, конвульсии сотрясали его тело, но в глубине его сознания бился мучительный вопрос: что эти нелюди делают с ним?
   Существо в капюшоне выдернуло из Даймона длинную нить, похожую на опустошенный кровеносный сосуд. На конце нити трепыхалось нечто нежное и алое, напоминающее кусочек живой плоти. В тот же миг Зверолов-младший ощутил, как страх и боль исчезли, а на их месте поселилась пустота.
   Он смотрел на существ, занявших дом его предков, и не видел в их поведении ничего предосудительного. Он ничего не почувствовал, даже услышав шаги вбежавшего в комнату отца. Глаза Ротанга вспыхнули, а кулаки сжались, когда он увидел сына, поднятого над полом. Казалось, что Зверолов-старший сейчас набросится на тварь в рогатом шлеме, видит Господь, он бы сделал это молниеносно. Но вместо этого он покорно опустился на колени и позволил направить на себя черный ствол бластера... Но Даймону все казалось безразличным. Его чувства замерли, притаились, словно в ожидании чего-то важного и великого, стоящего над жизнью и смертью.
   Даймон ощутил, как его ступни коснулись пола. Огромные руки чернолицего отпустили его голову, и юноша теперь стоял, не смея шелохнуться, ощущая внутри себя гнетущую пустоту. Существо в капюшоне коротко глянуло в сторону отца, затем вытащило из складок мантии длинную прозрачную колбу и погрузило в нее живой комок, вырванный из чрева Даймона. В этот момент капюшон съехал с головы, и взору открылось страшное лицо, покрытое мелом; открылись ряды зубов, над которыми не существовало ни щек, ни губ -- лишнюю плоть безжалостно обрезали в незапамятные времена. Глаза были черными, словно угли. Даймон лениво подумал, что такое лицо можно увидеть лишь один раз в своей жизни -- перед смертью. И неужели этот момент наступил сейчас?
   -- Рап, отпусти моего сына, -- произнес отец без страха в голосе. -- Умоляю тебя!
   Сенобит безучастно взглянул на Ротанга. Он либо не понял слов, либо они показались ему жалкими и недостойными ответа.
   -- Мы сделаем все, что ты прикажешь, -- не унимался отец. -- Только верни душу моему сыну!
   На этот раз слова Ротанга зацепили сенобита. И он решил ответить. Из его горла вылетел раскатистый множественный бас:
   -- Это еще не душа, человек. Но фокус воли, координирующее средоточие души.
   Он убрал частичку плоти и души Даймона в складки мантии. Шевельнул рукой -- и его помощник, тот, что прежде держал юношу, опустился на одно колено и склонил голову. Второй орк упер ствол бластера в лоб Ротангу. Даймон стоял неподвижно в центре комнаты, не зная, что ему делать, и совершенно ничего не чувствуя.
   -- Войди через церковь Престола Авогея, -- обратился Рап к своему помощнику и протянул ему приплюснутый перстень: -- Этим снимешь печать.
   Орк с почтением принял перстень и спрятал его в небольшую сумочку на крепком поясе. Рап указал на Даймона, и ноги юноши сами поднесли его к повелителю пришельцев, в конце пути уронив на колени. Глянув вниз, Даймон заторможено отметил, что, в отличие от остальных, сенобит не отбрасывает тени, хотя нельзя сказать, что Рап являлся призраком. Наоборот, он казался донельзя материальным, мелкие тени исправно присутствовали на складках плаща и на лице. Вот только на полу тени не было.
   -- Ты проведешь Баструпа в недра орудийного форта, -- произнес Рап.
   Чувства Даймона взорвались после этих слов. Вот чего он ожидал -- приказа! Слова прогремели в его голове и загорелись огромными пылающими буквами. Они терзали Даймона, и стегали его, и уже гнали на исполнение чужой воли. Но Рап сказал не все.
   -- Ты будешь выполнять все приказы Баструпа, -- продолжал он, обращаясь к коленопреклоненному Зверолову-младшему. -- Я ставлю его господином над тобой, и теперь ты привязан к его воле и к его жизни. Если он погибнет, ты умрешь тоже. Это все. Отправляйтесь.
   Ноги опять понесли юношу. Он обнаружил, что уже следует за высоким орком, который направился к выходу. Проходя мимо стоящего на коленях отца, Даймон увидел, что тот взирает на него с затаенной жалостью и болью. Но кроме жалости в глазах Ротанга по-прежнему полыхал неукротимый огонь.
  
   По словам отца, гравилет покупал еще дедушка Даймона, а потому машина была довольно обшарпанной и не летела быстрее сорока миль в час. Они двигались по лесной просеке, кусты и молодая поросль шаркали по днищу.
   Минут за тридцать они преодолели Западную и Пригорную части материкового леса, разделенные мелководной речушкой, которую отец почему-то называл Разлучницей, хотя на картах она значилась как Лесной Пилигрим. Оказавшись у подножия Мохнатых гор, в изобилии поросших соснами и елями, Даймон направил гравилет через седловину между пиками Козлиный и Святая Грейс, и этот путь занял еще около двадцати минут. Спустившись с другой стороны горного хребта, они оказались в Гарнизонной лесополосе -- поясе чахлых низкорослых деревьев, которые окружали фермерские поля, селение и сам орудийный форт.
   Во время путешествия пришелец молча сидел рядом с юношей. Буйство природы не вызвало в нем любопытства, единственный интерес он проявил, когда они проезжали мимо развалин древних поселений орков, едва различимых среди деревьев, травы и мхов. Он угрюмо глядел на вросшие в землю массивные обломки, накренившиеся постаменты, на которых когда-то стояли циклопические статуи.
   -- Еще далеко? -- спросил Баструп.
   -- Нет, мой господин. Сразу за полями, -- ответил Даймон, ничуть не удивляясь собственному раболепию. Проблема заключалась в другом.
   Все, что было нужно опустошенному Даймону, это приказ своего господина. Основной, провести Баструпа в недра форта, который отдал Рап, по-прежнему пламенел в его голове, но после часа пути приказ сделался непонятным и туманным. И юноша хотел получить более конкретные указания. Каким образом проникнуть в форт? Что считать его недрами? Ответить на эти вопросы было некому. Демон-сенобит посадил его мысли и чувства на короткий поводок, который передал в руки страшного чернолицего воина. Но тот, в отличие от Рапа, не до конца понимал, как воспользоваться душевной пустотой Даймона, а потому, вместо емких и четких толкований основного приказа, вдруг пустился в какие-то разглагольствования:
   -- Как чувствуешь себя куклой, человек? Поганые ощущения, правда? Ты даже высморкаться не можешь без моего повеления. Ничего, недолго тебе осталось. Проникнем в форт, сделаем дело, а затем повелитель выпустит душу из твоего бестолкового тела. Он не оставляет жизнь людям, которые имели несчастье видеть его.
   Даймон не понял эту речь. В ней отсутствовали команды, и он не находил в ней приказа для себя. От этого юноша беспокоился и взволнованно дергался, вследствие чего дергался и гравилет.
   Лесополоса быстро закончилась. Они летели над грунтовой дорогой, ведущей к селению, по обе стороны тянулись зеленые поля. А впереди возвышались высокие и неприступные стены форта, над которыми в небо вздымались две исполинские трубы. Гарнизон был создан исключительно ради этих орудий -- двух планетарных пушек, способных контролировать целый сектор космического пространства. Их выстрелы сокрушали крейсер любой величины и рассеивали эскадры легких судов. Кроме заорбитальных крепостей -- плазменные орудия Роха и другой планеты, Вох, являлись важным элементом защиты Бутылочного Горлышка.
   Солнце клонилось к закату, белоснежные стены форта окрасились в кровавые цвета, когда Даймон и Баструп въехали в селение, раскинувшееся у подножия форта.
   Улица, на которую влетел гравилет, была практически пуста, если не считать гарнизонного патруля, который двигался навстречу. Один из солдат поднял ладонь, призывая остановиться.
   Орк молниеносно очутился под приборной доской и яростно зашипел:
   -- Немедленно отделайся от них. Наговори чего-нибудь, чтобы пропустили. Иначе всех пожгу -- рта раскрыть не успеют.
   Даймон интуитивно ощутил в этих словах приказ, но конкретной сути опять не понял, поэтому подъехал к солдатам с широкой улыбкой во весь рот.
   Солдаты гарнизонного патруля выглядели мирно. Шлемофоны висели на поясах, бронежилетов не было и в помине, у каждого из нагрудного кармана выглядывала распустившаяся светлица -- садовый цветок с мягкими розовыми лепестками и нежным запахом. За века в окрестностях форта не произошло ни единого инцидента, и хотя в настоящее время угроза со стороны Нижних миров сделалась более ощутимой, патрулирование прилегающих к Гарнизону территорий оставалось легкой прогулкой и замечательным отдыхом.
   Солдат было двое -- молодой, с дерзким пытливым взглядом, и пожилой, с вечной улыбкой на устах и вздернутыми бровями. С пожилым Даймону приходилось раньше встречаться. Молодого видел впервые.
   -- Так это Даймон, сын Зверолова! -- воскликнул пожилой солдат со свойственной ему дружественной улыбкой. -- А мы подумали, не к ночи будет сказано, -- нелюди какие пожаловали!
   -- Здравствуйте.
   -- А чем ты занимаешься, сын Зверолова? -- подозрительно спросил молодой солдат.
   -- Мы с отцом ловим зверей, -- пришибленно ответил Даймон.
   -- Привез какую-нибудь новую тварь? -- спросил пожилой, постучав стволом реактивного ружья по борту гравилета. Прячущийся орк угрожающе шевельнулся.
   -- Нет, -- ответил юноша
   -- Нам до чертиков понравилась сумчатая собака, купленная в прошлый раз. До чего же умная! Не можем нарадоваться.
   -- Да, они очень умные и ласковые, -- кивнул юноша.
   -- А куда ты направляешься, Даймон? -- прищурившись, спросил молодой солдат.
   -- В церковь Престола Авогея, -- выдал Даймон первое, что пришло в голову.
   -- Для чего?
   -- На исповедь.
   -- Ты еще спроси, для каких целей человек в сортир ходит, -- бросил пожилой солдат напарнику. Молодой обиженно посмотрел в ответ, а тот еще раз улыбнулся Даймону и дружески хлопнул ладонью по борту. -- Лети, парень! Счастливого пути!
   Даймон надавил на педаль, и солдаты остались позади. Орк поднялся из укрытия,
   -- Я бы показал ему "тварь", если бы не приказ повелителя... Зачем ты сказал про церковь?
   -- Не знаю.
   -- Дрянная кукла! -- Он забормотал, обращаясь к самому себе: -- Не нужно было тащить с собой куклу. От нее одни неприятности. Сама думать не умеет, только приказы подавай.
   Они повернули за угол и обнаружили, что улица перегорожена. Пожилая женщина в длинном платке, накинутом на плечи, перегоняла через дорогу стаю домашних крысокошек. Услышав гул приближающейся машины, она подняла голову и требовательно помахала рукой, подзывая к себе. Орк снова нырнул под приборную панель.
   -- А это кто такая? -- с остервенением зашипел он, больно сдавив коленку Даймона.
   -- Римма, жена свекловода. Ее кличут Паучихой. Она хозяйством не занимается. Предсказывает погоду, лечит ревматизм и вытаскивает камни из почек. А еще коллекционирует крысокошек и имеет трех дочерей, одна из которых...
   -- Заткнись. Я устал от твоих знакомых. Поскорее сделай так, чтобы эта швабра убралась.
   Даймон остановил машину возле женщины.
   -- А ну-ка, Зверолов-младший, -- произнесла Римма, положив локоть на борт гравилета, -- поведай мне, каким ветром занесло тебя в Гарнизонное на ночь глядя? И где твой отец?
   -- Отец остался дома. Я ненадолго. Туда и обратно.
   -- Зачем?
   -- Я должен добраться до церкви, -- ответил он и получил чувствительный удар по чашечке рукоятью бластера.
   -- И с какой же целью?
   -- Исповедоваться.
   -- Исповедоваться? -- нахмурилась Римма. -- Очевидно, конец света пришел, коли Звероловы к церкви обратились.
   Глаза Даймона испуганно забегали, сам он покрылся испариной, но не от смущения, а от непонимания, что же ему требуется.
   -- Здоров ли ты, юноша?
   -- Да, -- поспешно ответил Зверолов-младший, хотя выглядел он измученным.
   -- Кстати, тут ваша очкастая курица носилась по окрестностям. Небось, сбежала опять? Поймать, если случай представится?
   -- Да.
   -- Зайдешь на кружечку раге? С дочерью моей опять повидаешься.
   -- С удовольствием, -- улыбнулся Даймон и почувствовал в коленке такую острую боль, что тут же продолжил: -- Но в следующий раз.
   -- Какой-то ты чудаковатый сегодня, Даймон!
   Даймон тупо улыбнулся, не зная, как ответить.
   -- Впрочем, все вы, Звероловы, чудаковатые. Хорошо, что у тебя с моей дочерью ничего не вышло. Не хватало мне получить чудаковатых внуков. -- Крысокошки начали мяукать, женщина шикнула на них и легонько хлопнула прутом по земле. -- Не успеешь домой до темноты. Заходи, когда исповедуешься. Если докричишься до этого глухого суслика в сутане.
   И, по-мужски хохотнув, она погнала крысокошек на окраину, где стоял дом свекловода. Орк выпрямился, глянул вслед Римме, по кличке Паучиха, и произнес:
   -- Гони к церкви.
   Впервые за сегодняшний вечер фраза понравилась Даймону. Он просто влюбился в нее. Приказ был кратким, совершенным до божественности. В нем отсутствовала неопределенность, его совершенно не требовалось домысливать. Любовно шепча эти слова, словно обсасывая конфетку, Даймон надавил на педаль.
   Гравилет спрятали в высокой жгущейся траве, которая заполонила территорию старого церковного кладбища. Пока они добирались до здания, несколько раз споткнулись на буграх забытых могил. Над их головами возвышались усыпанные огнями стены форта.
   -- Вот она, Церковь Престола Авогея, -- послушно сообщил Даймон, когда они добрались до крыльца. Ему было приятно произнести это, ведь он еще на шаг приблизился к исполнению главного приказа.
   -- Не смей упоминать при мне это поганое название! -- неожиданно взревел Баструп, воткнув ствол бластера Даймону в ребра. -- Ты хотя бы знаешь, какие слова произносишь всуе? Тебе хотя бы известно, кто такие престолы? Нет? А вот мне довелось однажды с ними столкнуться. Они испепелили целый флот звездолетов. ФЛОТ! Немногие выжили в том побоище, я был в их числе...
   Он убрал пистолет и осклабился. Под мерклым светом заорбитальной крепости, которая заменяла луну, его жуткое лицо с тяжелым лбом, провалившимися глазницами и почти отсутствующим носом сделалось еще страшнее.
   -- Но больше такого не повторится, -- произнес он, постучав в дверь церкви. -- С тех пор одни престолы распылились, другие провалились в вечный сон. Так что не будет вам помощи, краснокровые, не будет...
   Дверь распахнулась, в проеме показалась фигура старого священника.
   -- Кто пришел на порог храма господнего в столь поздний час? -- осведомился он старческим ломающимся голосом, и в следующий момент рухнул на пол с перерезанным горлом.
   -- К тебе, пес, пришла кровавая старуха, -- сказал Баструп в коченеющее лицо мертвеца, вытирая нож о его одежду.
   Даймон услышал в глубине себя далекий возмущенный вопль. Он был коротким -- кольнул и исчез. Чей это был крик? Неужели его? Похоже на другого человека. Сам Даймон не мог возмутиться, потому что ничего не чувствовал. Да и задача у него сейчас другая: он должен выполнить приказ.
   -- Чего озираешься, как затравленный? -- окрикнул с порога орк. -- Затащи внутрь эту дохлую шавку, чтобы с улицы не видели! Да пошевелись же, кукла гребаная!
   Даймон втащил старика внутрь, закрыл дверь. Потом зачем-то сложил ему руки на груди.
   Внутреннее убранство маленькой церкви было небогатым. Первым делом Баструп сорвал крест с алтаря, бросил на пол и ударил по нему каблуком. Посчитав миссию святотатства выполненной, он стал вышагивать по каменному полу, что-то бормоча под нос, кажется, считая плиты. Затем остановился и встал на колени.
   -- Какие же вы, люди, недалекие! Строите свою богадельню на фундаменте древнего храма орков. Желаете унизить чужую веру, топтать ее ногами. А только неведомо вам, что фундамент является частью комплекса, и в нем спрятаны сюрпризы, которые только и ждут своего часа.
   Он достал из кармана фонарик, испускающий фиолетовый свет, и направил луч на половые плиты. Две из них, клацнув, неожиданно поднялись в воздух с приглушенным гудением. Они повисли в полуметре над полом, открыв темное жерло неизвестного колодца. Из отверстия дохнуло холодом, сыростью и гнилью.
   Если формой человеческих храмов являлась башня, обозначающая устремление к созвездию Волка, к богу, то орочьи святилища имели форму глубоких колодцев, которые символизировали устремление к Бездне и ее хозяину, живущему там. Согласно "Апокрифам", орки совершали над колодцами кровавые обряды и еще живых жертв сбрасывали вниз.
   Пока Даймон стоял на краю и смотрел на рукотворную бездну, оставшуюся от прежних хозяев планеты, Баструп установил на стенке колодца автоматический бур, который сам засверлился в каменную кладку. Снаружи осталось лишь прочное стальное кольцо. К нему орк прицепил миниатюрный карабин с нанонитью, тянущейся к его поясу -- под одеждой пряталась катушка. Закончив приготовления, он сгреб Даймона за отвороты куртки и подвесил над пропастью колодца.
   -- А может бросить тебя вниз, в объятия Баратрума? -- спросил он.
   -- Нет! Невозможно!! -- взмолился Даймон. -- Я еще не выполнил приказ!
   Баструп как-то странно посмотрел на него, сказал что-то совсем непонятное на своем наречии и, продолжая держать Даймона за грудки, прыгнул в колодец. Тяжелые половые плиты над их головами опустились на свои места, тьма накрыла две падающие в бездну фигуры.
  
   Почти сразу после того, как Даймон и Баструп покинули дом, Рап множественным голосом приказал:
   -- Вон из комнаты.
   -- Изжарить его, повелитель? -- с надеждой спросил оставшийся орк дрожащим голосом. У этого чернолицего носа не было вообще, на его месте зияла дыра, края которой шевелились при дыхании.
   Демон не удостоил помощника ответом. Словно не слышал. Он накинул капюшон, полностью скрыв лицо, и опустился на колени. В этом положении замер -- огромная фигура, закутанная в черную, как ночь, мантию. Чернолицый некоторое время испуганно смотрел на своего хозяина, затем вытолкнул Ротанга в соседнюю комнату и тихо-тихо закрыл дверь. Последнее, что увидел Зверолов-старший -- остроугольные темные знаки, из ниоткуда возникшие на полу перед Рапом.
   -- Ну что, краснокровый? -- спросил орк, толкнув Ротанга к стене. В его глухом, бубнящем голосе все еще чувствовался страх после общения с сенобитом. -- Готовься к смерти.
   Он еще раз боязливо оглянулся на дверь, затем наклонился и зашептал:
   -- Недолго вам, людишкам, ходить неприкаянными. Скоро к вам придет новый бог, наш великий и всесильный Повелитель Мрака. Скоро, скоро наши армии перейдут границу, черная волна накроет Верхние миры. И померкнут звезды, и кровь потемнеет в ваших жилах, а в сердцах поселится вечный страх.
   -- Можешь не стараться в словоблудии, я все равно не верю в богов, -- ответил Ротанг.
   -- Веришь или нет -- путь один! -- шептал чернолицый. -- Вот этой самой рукой я вспорю твое брюхо и вытащу внутренности.
   -- И этим меня не проймешь. Я не боюсь смерти, мой разум подготовлен к ней. Если она случится, то мой дух возродится в новом человеке, и этот человек найдет тебя, куда бы ты ни спрятался, поганый орк!
   Подобный ответ несколько смутил чернолицего. Он отстранился, но затем о чем-то сообразив, вновь приблизил лицо к Ротангу.
   -- Бесстрашный, да? Но я знаю, чего ты боишься. Ты боишься за своего сына! Вы, людишки, привязаны к своим родственникам. Жены, дети, семьи... В них ваша слабость! -- Он вытер огромным запястьем дыру на месте носа. -- Когда твой сын вернется, я выпотрошу его первым. Прямо у тебя на глазах. А затем вкушу его плоть.
   Ротанг жестко посмотрел охраннику в глаза. Взгляд был таким пронзительным, что орк на мгновение отпрянул и растерянно выставил перед собой ствол бластера.
   -- Не смотри на меня так, человечишка! -- сквозь зубы произнес он.
   -- Чем тебе не понравился мой взгляд?
   -- Перестань так смотреть! Смотри по-другому!
   -- Я по-другому не умею.
   -- Я сказал, перестань! Я вырву твои глаза вместе с головой!
   Ротанг перевел взгляд на противоположную стену. Туда, где висела голова убитого им ластодонта. Крупное животное, двенадцать тонн живого веса, от его поступи сотрясается земля, его челюсти способны размолоть камень.
   -- Ты еще жив только потому, что повелитель каким-то образом собирается использовать тебя и мальчишку, --говорил чернолицый, скалясь. -- А потом он заберет вашу кровь, а мы заберем ваши внутренности. О, да! Они вкусны, внутренности человека, особенно легкие и печень.
   Ластодонт -- крупное и сильное животное. Не такое умное как кентавр, но свалить его тоже непросто. Многие охотники погибли, раздавленные тяжелыми ступнями и распоротые рогами. Но Ротанг убил ластодонта.
   -- От ваших тел останется только кожа, -- не унимался охранник. -- Душу заберет повелитель, а плотью полакомимся мы! Не будет никакого духа, который переселится в нового человека!
   Изготовленный из железного дерева кол, которым был убит ластодонт, висел на стене прямо под головой животного...
  
   Спуск более походил на свободное падение, к счастью он оказался недолгим. Метров через двадцать на поясе орка пикнул альтиметр, и катушка перестала разматываться, остановив погружение в холодную бездну. Их подбросило, отвороты куртки едва не выскочили из пальцев Баструпа, но на счастье чернолицый обладал недюжинной силой и сумел удержать Даймона.
   Они повисли над бездонным колодцем, раскачиваясь из стороны в сторону. Свободной рукой Баструп достал фонарь и посветил на стены. В одном месте каменной кладки чернел проем, по краям которого тянулись надписи на неизвестном языке. Качнув Даймона, орк бросил его в этот проем и влез следом. Усевшись на краю, отцепил от пояса катушку с нанонитью и оставил ее на полу, для надежности придавив камнем. По всей видимости, возвращаться предстояло тем же путем.
   Они двинулись по узкому коридору, потолок которого был таким низким, что приходилось пригибать голову. Пахло плесенью и тленом. Под ногами хрустели кости мелких животных и не только их. Однажды луч фонаря высветил раскроенный человеческий череп.
   Коридор закончился глухой стеной, сложенной из крупных камней. В первый момент Даймону показалось, что их путь завершен. Но когда он поднял голову, то обнаружил уходящую наверх шахту.
   -- Еще один колодец, -- констатировал юноша и удостоился очередного тычка.
   -- Тупая кукла! -- разгневался Баструп. -- Храмовый колодец -- бездонный! А это обычная шахта, которая имеет начало и конец.
   -- Как это -- бездонный? -- не понял Даймон.
   Орк не ответил. Встал под жерло шахты и, ухватив юношу за волосы, подтащил к себе. Сверкнул под ноги фиолетовым лучом, и плита, на которой они стояли, резво понеслась вверх.
   Стены мелькали перед лицом Даймона. Ему очень хотелось коснуться проносящихся камней и ободрать кожу, чтобы вернуть в себя хотя бы боль. Только вряд ли она вернется. Его чувства остались в стеклянной колбе сенобита, а сам он ощущал себя как после изнурительной пытки, когда дух сломлен, а болевой порог пройден. Дальше только смерть, а надежда заключается в том, что до смерти осталось немного...
   Они поднялись из пола в неосвещенном зале с высокими потолками. Справа и слева высились стеллажи с масляными деталями, инструментами, полуразобранными деталями роботов, технологическими гайками и шпильками. Механический склад. Угрюмая архитектура зала и мрачные рельефы на стенах недвусмысленно указывали на то, что и он является орочьей постройкой, которую люди использовали для своих надобностей. Сомнений не оставалось: лазутчики оказались в неприступном форте, но в недрах ли его?
   -- Ты ведь не продашь меня? -- неожиданно спросил Биструп.
   -- Нет, мой господин.
   -- Даже не пытайся навредить мне, гребаная кукла. Если я погибну, ты тоже погибнешь. Слово повелителя Рапа сковало нас ментальной связью. Если поток из моего мозга прервется, твое сердце лопнет, а легкие хватит паралич... Пошли!
   Склад не охранялся. Они покинули его без малейших проблем и двинулись по хорошо освещенным коридорам, которые были построены уже людьми. Несколько раз орк находил расставленные датчики слежения и ловко ослеплял их при помощи оптики, излучающей высокочастотные волны. Дважды, когда в конце коридора появлялись служащие Гарнизона, лазутчики прятались в стенных нишах или за статуями полководцев времен Бездонных Войн. Баструп злобно хрипел, когда солдаты в форме союзных войск проходили мимо. Ему до дрожи в загривке хотелось пролить кровь, но важность миссии обязывала держать себя в руках.
   Преодолев коридоры, лазутчики по аварийной лестнице спустились к центральной галерее, что тянулась до парадных ворот форта. Из нее доносились голоса людей и чеканная поступь охраны. В галерею Баструп не пошел. Ему была нужна неприметная дверь у основания лестницы.
   Ткнувшись в створку и убедившись, что она заперта, темнолицый орк натянул перчатки и с величайшей осторожностью достал баллончик с аэрозолем. Короткого нажатия и вспорхнувшего следом облачка песчаной пыли оказалось достаточно, чтобы стальной двухдюймовый лист рассыпался на бурые хлопья. Они еще падали, похожие на ссохшуюся листву, когда Баструп, а следом и Даймон вошли внутрь.
   Перед ними предстал массивный мост, пролегающий над каменными резервуарами, заполненными водой. Фактически, лазутчикам открылось подземное озеро, разбитое на прямоугольные сегменты. Его питали множественные ручьи, что спускались по скалистым стенам подобно слезам.
   -- Вот они, недра форта! -- с трепетом поведал Баструп. -- Хранилище Грабба! Источник воды для могучей крепости Аман-Гуул, которую уничтожили люди. Они опять использовали старый фундамент для возведения своего форта! Как и всегда. Человеческие достижения стоят на твердыне цивилизации орков.
   Выводы чернолицего не сильно беспокоили Даймона. В его груди разлилось блаженное тепло: главное повеление сенобита выполнено. Однако блаженство длилось недолго. Наркотический голод тут же потребовал новый приказ, и юноша не замедлил его получить:
   -- Стой здесь, -- повелел орк. -- Если тебя поймают, ты не должен проболтаться обо мне.
   -- Ты заложишь бомбу или отравишь Хранилище? -- неожиданно для себя спросил Даймон. На самом деле, это был не его вопрос, а вопрос того человечка, который сидел внутри и казался чужаком. Крик которого он слышал в момент убийства глухого священника.
   -- Не то и не другое, -- ответил орк и перемахнул через перила в воду.
   Всплеск был громким, брызги поднялись до днища моста, темная вода поглотила чернолицего воина.
   Оставшись в одиночестве, Даймон обхватил себя руками, словно спасаясь от холода. Нижнюю губу пробила нервная дрожь. Ему не хватало хозяина, ему было без него плохо. А еще юноша боялся, что хозяин утонет в недрах Хранилища Грабба и потянет его за собой на тот свет.
  
   Удерживая воздух в груди, Баструп мощными рывками продирался сквозь толщу воды. Ему было необходимо достичь дна. Раз в тридцать лет внутренности резервуаров вылизывали гидры -- туповатые подводные роботы, собирающие иловые отложения, -- но до ближайшей чистки оставалось еще лет пять, и поэтому вместо дна перед орком открылось мутное вязкое поле.
   Слой ила не стал серьезной помехой, ибо лазутчика вел потаенный маяк, слабый сигнал от которого от поступал прямо на сетчатку левого глаза. Орк изменил угол погружения, и красный огонек переместился от края глаза у центру, указав на выступающий со дна бугор. Баструп подплыл к отметке, разгреб ил. Когда взвесь осела, перед ним открылся короткий каменный столб, к которому цепями был прикован инженер проекта Кайл Грабб.
   Перед затоплением резервуара после обязательных ритуальных пыток в мышцы еще живого существа впрыснули реагент, обративший кости и плоть в подобие твердого полимера. Инженер остался на дне в качестве оберега, которому доверили хранить тайну недр. И он хранил ее в течение десяти веков, каждые тридцать лет тщательно очищаемый от ила туповатыми гидрами.
   Для Биструпа была важна не мумия, а сооружение, к которому она прикована. Рядом с головой, лежащей как на плахе, рядом с распахнутыми от предсмертной боли устами на вершине столба был отпечатан неприметный круг с рельефом. Именно к этому кругу орк приложил перстень, данный повелителем. И как только он сделал это, по толщам воды прокатился едва слышимый гул. Иловое поле вздрогнуло и подернулось ленивой мутью, когда под его слоями на дне передвинулись исполинские шоры.
   Биструп отнял перстень. Дело сделано.
  
   -- Стой! Ни с места! Руки на голову!
   Даймон растерянно обернулся и обнаружил на мосту солдата, который взирал на юношу сквозь оптику реактивной винтовки. Цель была уже захвачена, оставалось только спустить курок, чтобы реактивный патрон нашел жертву, в какую бы сторону та ни пытался бежать...
   -- Даймон?
   Стрелок опустил ружье, и юноша узнал в нем пожилого патрульного, которого встретил полчаса назад в селении. Смена закончилась, и он, возвращаясь в казармы, видимо обнаружил взломанную дверь.
   -- Это ты, Даймон? Как... как ты здесь очутился?
   Он подошел, гулко стуча по мосту коваными подошвами. В этот раз улыбки на его лице не было. Держа ладони на макушке, Даймон растерянно озирался, стыдясь посмотреть солдату в глаза.
   -- Как ты очутился в охраняемом помещении, я тебя спрашиваю? -- строго поинтересовался патрульный. -- Это не шутки! Что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, что поселенцам проходить в форт категорически запрещено!
   Даймон не знал, как поступить. В поисках подсказки, он глянул вниз, туда, где исчез его хозяин. И этот взгляд не остался незамеченным.
   -- Там кто-то есть? -- спросил солдат, сменив тон. -- Кто-то прыгнул в воду?.. Постой-постой. Тогда, в гравилете... ты ведь был не один, верно? Кто-то прятался под приборной доской, я это почувствовал, но подумал, что очередное животное. И этот "кто-то" привел тебя сюда. Я прав?
   Юноша молчал, не зная, что ответить. Но запертый в глубине сознания человечек надрывался от крика: да, да, конечно прав! Орки во главе с сенобитом проникли в дом Звероловов! Захватили в заложники отца, а сына превратили в безропотного зомби! Они что-то затевают в этих резервуарах, но это не бомба и не яд. Это "что-то" очень-очень важно, ведь диверсию возглавляет сам Рап -- правая рука Темного Конструктора.
   Мысли оказались настолько сильными, что были готовы сорваться с языка. И Даймон уже открыл рот, как вдруг воздух содрогнулся от визжащего удара...
   ...А в следующее мгновение пожилой солдат рухнул к его ногам с обугленной дырой в груди. Многолетняя привычка не пользоваться бронежилетом сыграла с ним злую шутку. Мокрый с ног до головы Биструп, который стоял за его спиной, опустил бластер и произнес в затылок трупу:
   -- Будешь знать, как называть меня "тварью"!! -- Он гневно взглянул на Даймона. -- Подбери его ружье... Живее!
   Даймон опустился на одно колено, чтобы исполнить приказ, как внезапно обнаружил новую угрозу. На другом конце моста стоял второй солдат. Молодой напарник патрульного. Он был сосредоточен, ствол нацелен на огромного чужака в рогатом шлеме. По лицу солдата было видно, что он не настроен для переговоров -- просто не готов к ним. Заступая на дежурство, он даже не мог предположить, с кем придется столкнуться посреди размеренной убаюкивающей службы. Поэтому ему будет намного удобнее сначала размазать орка по мосту, а затем ломать голову над объяснительной для внутреннего расследования.
   Баструп замер, глядя на испуганное лицо своего подопечного. Быть может, даже успел о чем-то догадаться, хотя вряд ли.
   Коротко скрипнули фермы моста.
   Даймон могучим броском запустил в солдата обоймой, сорванной с пояса мертвеца. Бросок получился настолько молниеносным, что солдат не успел продавить спусковую скобу. Обойма врезалась ему в лицо, винтовка вывалилась из рук. Удар перекинул солдата через перила, отправив в темную холодную воду Хранилищ Грабба.
   Биструп обернулся. Оценил опасность, которая угрожала ему, и с удивлением посмотрел на Даймона.
   -- Да ты, малец, опасен! Я расскажу об этом случае повелителю. Возможно, он не сразу выпустит твою кровь. Ты можешь пригодиться ему в качестве глины.
  
   За окном брезжил рассвет. Ночь закончилась, а вестей от ушедших в Гарнизонное не было. Ротанг всю ночь просидел возле стены, обхватив колени руками и не смыкая глаз. Зато его охранник не ведал покоя. В поисках интересных трофеев он перевернул всю комнату: выпотрошил ящики комода, сбросил с полок книги. Он не отказался бы пошарить и по другим комнатам, но боялся оставить пленника одного.
   Орк совершенно не волновал Ротанга. Его беспокоил безгубый сенобит за дверью. С тех пор, как они покинули каминную комнату, из-за нее не донеслось ни звука. Тишина стояла такая мертвая, словно за дверью никого не было, хотя это не так. Однажды, когда ночь сделалась особенно темной, щель под дверью вдруг осветилась холодным голубоватым сиянием, а в комнату дохнуло запахом ванили, которая вызвала в отце Даймона жестокую тоску о прошлом. Никуда сенобит не исчез. Он до сих пор сидел на полу в окружении странных знаков, а, может быть, поднятых элементов мироздания...
   -- Твой сын наверняка мертв, -- сказал орк, ухмыляясь. -- Так долго он не нужен Баструпу. Скоро придет и твоя очередь.
   -- Помолчи.
   -- Тебя освежуют очень аккуратно, можешь мне поверить.
   Из соседней комнаты раздался низкий рокот. Дверь затряслась, задрожали стены и доски пола. Откуда-то, не из этого мира, послышались далекие крики отчаяния, стоны и вопли, но рокот сделался еще громче и перекрыл их. И тогда Ротанг сказал орку:
   -- Я решил, что не буду возрождаться в новом теле.
   -- Почему?
   -- Потому что я убью тебя прямо сейчас.
   В который раз за сегодняшнюю ночь орк направил ствол бластера в лицо человеку, полностью уверенный в собственном превосходстве. Но сейчас темный глазок уставился в пустоту. И безносый охранник слишком поздно осознал промашку, потому что в следующий миг его рука оказалась выдернута из локтевого сустава.
   Не успел болевой импульс докатиться до мозга, как Ротанг схватил голову орка и рывком свернул могучую шею, упреждая вероятный вопль.
   Хрустнули лопнувшие позвонки.
   Подхватив обмякшее тело, Зверолов бесшумно опустил его на пол. Некоторое время он прислушивался к рокоту за дверью, затем удовлетворенно кивнул.
   Решительным шагом Ротанг приблизился к стене и сдернул с крючьев кол. Древко удобно легло в ладони, словно прошло не шестнадцать лет, словно только вчера он пронзил незащищенную панцирем шею ластодонта. Он крутанул кол через запястье, конец стремительно описал полный круг. Балансировка по-прежнему прекрасная.
   Ухватив оружие так, чтобы без промедления нанести удар, он вернулся к двери в каминную комнату и распахнул ее...
   В лицо ударил яркий белый свет, который струился из раздвинувшегося перед сидящей на полу фигурой неведомого пространства. Какие-то секунды сияние слепило, а затем сникло. Пространство захлопнулось, на том месте осталась лишь бревенчатая стена, которая и должна была там находиться.
   -- Поднимись Рап, бывший рыцарь и полководец Верхних миров! -- без малейшего страха в голосе произнес Зверолов-старший. -- Встань ко мне лицом!
   И Рап встал. И сбросил капюшон. Ротанг увидел обритый круг волос на литом затылке, которые собирались в косу и уходили под одежду.
   -- Верни душу моего сына, и ты сможешь уйти!
   Изуродованное лицо повернулось к человеку.
   -- Ты не смеешь приказывать мне, -- поведал демон множественным голосом. -- А соглашений я не заключаю.
   -- Здесь нет источника твоей силы. Здесь только лес, а он напитывает силой меня! -- Он направил острие кола на сенобита. -- Отдай фокус воли! И отправляйся прочь!
   Глядя на Ротанга так, словно увидев нечто, демон медленно вытащил из закрепленных на спине ножен огромный меч с обоюдоострым клинком и пилообразными зубьями у его основания.
   -- Я слышал о тебе, человек. Значит, здесь твое прибежище? Оно станет твоей могилой.
  
   Обратно они бежали тем же путем, которым пришли к подземному озеру. Теперь Биструп не обращал внимания на датчики слежения, а, завидев людей, без раздумий заливал пространство перед собой плазмой.
   В механическом складе они заблокировали дверь тяжелым контейнером и встали на плиту-лифт. Баструп стрельнул под ноги уже знакомым фиолетовым лучом, и плита провалилась, унося их в глубокую шахту -- все дальше удаляя от погони.
   В подземном тоннеле, они бежали, сгибаясь в три погибели. Исходящий из-под каблуков хруст древних костей катился перед ними, похожий на призрачного проводника, восставшего из мира мертвых. Они бежали в такой спешке, что Даймон не заметил, как тоннель закончился. Он уже падал в бездонный колодец, когда орк схватил его за шиворот...
   Под сводами маленькой церкви Даймон оказался первым. Он вылез из колодца и огляделся украдкой. В церкви Здесь ничего не изменилось. Солдаты Гарнизона еще не добрались сюда, и у лазутчиков оставалось немного времени, чтобы покинуть храм.
   Баструп вылез из колодца следом, отстегнул катушку. И при первом же шаге поскользнулся на крови, которая растеклась из тела убитого священника.
   Взмахнув руками, он опрокинулся на спину. И рухнул не на пол, а в черное колодезное жерло. Душа священника нанесла ответный удар, отомстив за смерть хозяина.
   Баструп повис, уцепившись за край колодца -- скользкий и перемазанный в крови. Выбраться орку было не суждено. Его пальцы сползали, но он успел прохрипеть:
   -- Что ж, не повезло тебе, краснокровный. Погибель пришла раньше, хотя все равно шансов не было... -- На темных губах появилось подобие улыбки. -- Никто кроме меня не поймет твое отчаяние, ибо никто не поймет куклу -- только другая кукла...
   На этих словах он сорвался, обломав ногти. И падал без крика и вопля, глубинное безмолвие колодца нарушали только шаркающие удары о стены, которые вскоре стихли.
   Вот оно! Случилось!!
   Даймон испуганно отскочил от края и, затаив дыхание, стал прислушиваться к себе.
   Сердце работало, легкие вздымались. Организм пока не начал умирать, и, вероятнее всего, потому, что Баструп еще жив. Он еще падал! Ведь храмовый колодец очень глубокий...
   -- Бездонный, -- выдавили губы Даймона.
   Он вылетел на улицу, начисто позабыв о гравилете. Ему было плохо. Ему требовался приказ, но хозяин сгинул, и помощи ждать было неоткуда. Неизвестно, сколько времени будет падать орк. Но именно столько отпущено Даймону для жизни.
   Сегодняшней ночью небо над Гарнизоном было черное и непроглядное. Форт гудел и светился огнями. Два патрульных катера кружили над селением, ощупывая улицы лучами прожекторов. Даймон бежал между домов без оглядки, совершенно не представляя, куда бежит и зачем. Возле окраины селения он налетел на околицу и, с грохотом разломав ее, провалился в кусты. И надо было такому случиться, что околица оказалась ему до боли знакомой. Именно здесь он провел долгие вечера с девушкой, которая потом сообщила, что не хочет выходить за него замуж, так как любит другого. "И вообще, -- подытожила она, -- ты дикарь и живешь в глухом лесу".
   На шум из дома выскочил фермер-свекольник и его жена, страстная любительница крысокошек. Пара питомиц тоже прибежали следом.
   -- Ох, вот так дела! -- пробормотал свекольник, озадаченно почесывая бороду.
   -- Нечего охать! -- одернула его Римма и наклонилась над распластавшимся юношей. -- Что случилось с тобой, Даймон? Постой, что это... кровь? Ты ранен?
   Даймон что-то залепетал в ответ и задергался в нервных судорогах. Он не узнал женщину, которая так и не стала его тещей.
   Она провела ладонью по его лбу, векам, пощупала какие-то точки за ушами и под волосами.
   -- Что-то с тобой не так, -- задумчиво произнесла она. -- Надо перенести его в дом. Адам, поддержи с той стороны, а я возьму с этой... А вы что уставились?! -- Вопрос Риммы относился к дочерям, которые столпились на крыльце. -- Идите все прочь!
   Перенеся юношу в спальню и уложив его на кровать, она прогнала всех из комнаты, включая недоуменного мужа и шипящих крысокошек. Заперла дверь, затем проворно разрезала одежду Даймона и сбросила ее на пол.
   Теперь, когда он остался абсолютно голым, стало ясно, что кровь была только на руках и коленях юноши. Столь же ясным стало то, что кровь была чужой. Теперь Римма ощупала юношу тщательнее. Начав с головы и шеи, она прошлась по телу, коснулась мошонки, изучила руки, бедра, икры, голени, закончила на пятках. Все это время Даймон нервно дергался и шептал, чтобы ему отдали приказ. Римма добросовестно выполнила просьбу и приказала ему заткнуться, пока она занимается делом. Однако, это не подействовало, и Даймон продолжал будоражить ее и себя бестолковым бормотанием.
   Закончив обследование, она встала над ним, задумчиво растирая свои ладони маслом с едким запахом.
   -- Сдается мне, Зверолов-младший, что болезнь твоя не в физическом теле. И где ты успел подцепить такую мерзость!
   Едва она отвернулась, чтобы окунуть в таз с холодной водой полотенце, как случилось то, что было отсрочено, но должно прийти неминуемо. У бездны все-таки оказалось дно, и Биструп его достиг.
   Даймон выгнулся на кровати, пронзенный нечеловеческой судорогой. Сердце сдавили железные тиски, стремящиеся не просто остановить его, но расплющить, разорвать в клочья.
   Римма бросила полотенце. Обхватила голову юноши и заглянула в его широко распахнутые глаза.
   -- Ментальная струна... И тащит она тебя туда, где все занавешено мраком!
   Она просунула ладонь под голову Даймона и, несмотря на нестерпимую боль в груди, он почувствовал это прикосновение. Ему даже показалось, что пальцы прошли сквозь кожу темени и кости черепа, коснувшись нежной мозговой ткани. Мало сказать, что ощущение было не из приятных -- он почувствовал, как за его мозг ухватились щетинистые паучьи лапы.
   Жена свекольника, по прозвищу Паучиха, предугадывающая погоду и неурожай, а иногда изымающая камни из почек, резко выдернула руку из головы Даймона. Сложенные в щепоть пальцы сжимали невидимую глазу струну. В другой руке появились ножницы -- те самые, которыми Римма срезала одежду. Лезвия с лязгом сошлись между щепотью и затылком юноши...
   И все исчезло. Даймон почувствовал, как боль отпустила. Железные тиски плавно разошлись, и сердце усиленно заколотилось, наверстывая секунды вынужденного простоя. Он сделал вдох полной грудью. А затем провалился в беспамятство.
  
   И пришло к нему видение, ясное и светлое, словно он находился в сознании. И увидел Даймон залитую солнцем ферму и просторы материковых лесов, с которыми связано его будущее. Увидел заполненные животными клетки. Пришло время продажи, и Звероловы опять получат отличный куш. Как им везет в этот год!
   Словно в подтверждение, он увидел улыбающегося отца. Ротанг стоял посреди зеленой поляны. В руке он держал кол, которым убил ластодонта -- примитивное оружие долгие годы висевшее в гостиной. Отец оглядывался на Даймона и улыбался, хотя во взгляде была стылая грусть.
   Эти картинки вдруг закружились и провалились куда-то, скорее всего в колодец, что спрятан под церковью Престола Авогея. Вместо них перед глазами появилось необычное дерево. Широкий кряжистый ствол исчезал под разлапистой кроной. Могучие корни свивались кольцами и двигались словно живые... Дерево и в самом деле было живое, поскольку в складках коры открылись большие водянистые глаза, а под ними разверзлось отверстие, напоминающее рот. Дерево выглядело как умудренная годами женщина. Ее грустный взгляд был обращен на Даймона.
   Рот шевельнулся, и он услышал грудной голос, исполненный заботы:
   -- Бедный юноша. Я знаю, как тяжело тебе. Но будет еще тяжелее... Что бы ни случилось дальше, найди меня в реальности!
  
   Кто-то усердно щипал его за палец на ноге. Юноша открыл глаза и увидел протянувшуюся из окна мохнатую шею.
   -- Лола, -- укоризненно пробормотал он и дернул ступней. Птица отпустила палец.
   -- Из ребенка ты вырос в замечательного неудачника, сынок!
   Фраза принадлежала отцу. Даймон не помнил, когда Ротанг сказал это и говорил ли вообще, но если она прозвучала из уст птицы, значит, говорил. Лола много чего помнит. Ее голова напоминает мусорный контейнер, набитый подслушанными фразами.
   Комната опустела. Он не представлял, когда ушла Римма и долго ли ее не будет. Собственно, его волновало не это. Небо за окном озарилось первыми лучами солнца, а это значит, что Зверолов-младший провалялся в забытьи не менее четверти суток.
   Едва вернулось сознание, как с неумолимой жестокостью накатились тоска и обреченность. Римма спасла его жизнь, освободив от узды зависимости, которая потянула Даймона следом за орком в миры мертвых, возможно даже в Хель. Римма обрезала рабский поводок, сохранив юноше жизнь, но освободить его не смогла. Тело до последнего волоса, до последнего нерва осталось в нестерпимом ожидании приказа. И приказ мог дать только изначальный хозяин. Повелитель ужаса и теней, демон синевы по имени Рап.
   -- Лола, подружка моя, -- прошептал он, слезая с кровати. -- Ты нужна мне.
   Лола быстро бегала. Гораздо быстрее, чем летал гравилет. Года четыре назад в подростковом возрасте, когда азарт и бесшабашность Даймона пребывали в зените его деяний, он попытался прокатиться на спине своей подружки. Эксперимент закончился вывихнутым плечом и сломанной ключицей. Бестолковая курица не умела ездить с седоком и не хотела этому учиться. С тех пор он предпочитал пользоваться гравилетом, а птицы если и касался, то исключительно, чтобы дать ей подзатыльника.
   На полу в ворохе распоротой одежды Даймон отыскал свой ремень. Выбравшись через окно, он вскарабкался на Лолу. Та недовольно крякнула (экспериментатор за годы прибавил в весе), но затем успокоилась, потоптавшись по цветникам Паучихи. Даймон привязал ремнем левую руку к основанию шеи страуса, правой крепко ухватился за этот узел и глянул на стены форта, которые поднимались в небо над крышами домов. Патрульные катера продолжали кружить над селением, но они находились на далекой западной окраине.
   Он наклонился к уху Лолы и произнес:
   -- Привези меня домой, цыпочка. Очень тебя прошу. Впервые в жизни это настолько важно. Привези меня домой! -- И глубоко вздохнув, Даймон врезал пятками по бокам в перьях.
   Лола подскочила от такой обходительности. Еще раз крякнула. А затем, опрометью бросилась через фермерские поля в направлении Мохнатых гор, виднеющихся вдали.
  
   Комендант орудийного форта, полковник астрограничных войск -- человек с благородным лицом уроженца Геи и маниакальной педантичностью во всех делах -- старательно мерил шагами свой кабинет, расположенный в одной из настенных башен. Двенадцать шагов в одну сторону, двенадцать в другую. За длинным панорамным окном виднелась внутренняя площадь и исполинские стволы, направленные в небо.
   "Как такое могло произойти? -- терзал он себя вопросом бессмысленным вопросом. -- Как?"
   Переполох, который случился в стенах форта шесть часов назад, хотя и относился к чрезвычайным происшествиям, описанным в инструкциях, но в голове не укладывался. Вражеские лазутчики появились на Рохе впервые за тысячу лет. Погиб один военнослужащий, трое ранены.
   Он уже доложил о происшествии командующему флотом. Поднятый с постели адмирал Грон, седовласый, с окладистой бородой и длинными усами, на экране видеофона выглядел серьезным, ни капли сна в глазах. Солдаты флота уважительно именовали его "старый боевой конь".
   -- Твою отставку не приму, даже не рассчитывай, -- ответил Грон на последние слова рапорта. -- Не нужен сейчас новый человек на твоем месте. Аккуратно и быстро проведи расследование. Попытайся выяснить, что было нужно тварям. Через полтора часа в помощь прибудут эксперты из прокуратуры флота. Очень жду твоего доклада, потому как общая картина складывается нехорошая. Чернь активизировалась возле систем Сонга и Крутаны. Из подпространства появляются новые и новые боевые звездолеты. Из Нижних миров к этим приграничным системам тянутся вереницы транспортников. На своих позициях мы способны отразить атаку любой мощи. Но враг тоже не дурак, и в безнадежную атаку не полезет. Что-то готовится, Георгий, и инцидент в твоем хозяйстве может стать ключом к раскрытию замысла темнокровых.
   Явившийся с докладом офицер застал коменданта рассматривающим гравюру, на которой корабли звездных государств спускались на поверхность Роха, поливая укрепления орков безжалостным огнем. В небе над стальными фюзеляжами раскинул руки призрачный силуэт -- так художник изобразил помощь, исходящую от звездного покровителя людей. Офицер нерешительно кашлянул, общая на себя внимание.
   Глаза прибывшего были красными после ночных поисков, клок паутины на плече и легкий запах плесени свидетельствовали о том, что он побывал в катакомбах. Комендант поставил ему стул, но офицер не стал садиться. Оба остались на ногах.
   -- Значит так. Мы нашли подземный проход, которым воспользовались диверсанты. Очевидно, что еще орки прорубили его в стародавние времена. Он берет начало в церкви Престола Авогея и выводит прямо в механический склад.
   -- О, Боже!
   -- Они дошли до резервуаров с оборотной водой, но там их спугнули патрульные, возвращавшиеся из селения.
   -- Тот, который остался в живых, пришел в себя?
   -- Да. Он рассказал, что диверсантов было двое. Один -- орк. Самый настоящий: огромный, чернолицый, с отверстием вместо носа. Второй оказался человеком, личность которого установлена. Это Даймон Зверолов.
   -- Даймон? -- Комендант вздрогнул. Повернулся к клетке с канареечной свиристелью -- райской птицей, которая вот уже два года услаждала своим пением слух педантичного начальника. -- Сын Ротанга?
   -- Именно. И к сожалению. Он помогал орку.
   -- В его участие невозможно поверить.
   -- Как и во все, что случилось. Он прилетел на гравилете поздно вечером, в селении их встретил патруль. Машину мы обнаружили за церковью, а в самой церкви нашли убитого священника.
   -- Еще и священник...
   -- Да. На полу остались две пары следов. Очевидно, что орк прилетел вместе со Звероловом. Он прятался в машине, поэтому патруль не заметил его.
   -- Куда же они подевались теперь?
   -- Крепость прочесана полностью. Здесь их нет. Также мы прочесали дворы и овраги селения, обошли дома, расспросили жителей. Два боевых катера осуществляют постоянный контроль с воздуха. Никто не видел ни Даймона, ни орка. Они как сквозь землю провалились.
   -- Какие-нибудь следы диверсии?
   -- Ничего. Розыскная группа тщательно изучила их путь. Мы обследовали все объекты, которые могли подвергнуться диверсии. Не найдено ничего! Абсолютный ноль. Я полагаю, что целью являлись стратегические орудия или генераторы. Чтобы выйти к ним, лазутчики пытались пробраться в центральную галерею, но что-то их спугнуло, и они оказались возле резервуаров с оборотной водой.
   -- Нужно исследовать резервуары. Пусть техники Селлинджера запустят робота с "видеоглазом". Также, необходимо взять пробы воды, и пока лаборатория не сделает анализ, следует отключить оборотную воду по всему гарнизону.
   -- Будет сделано.
   Комендант опять взглянул на свиристель в клетке.
   -- Еще одно. Следует немедленно направить к дому Звероловов отряд быстрого реагирования. И еще один для прикрытия первого. Объясните бойцам ситуацию. В окрестностях или на самой ферме они могут столкнуться с врагом.
   -- Слушаюсь! Разрешите идти?
   -- Не смею задерживать.
   Офицер ушел, а комендант еще раз убедился, что длина кабинета составляет двенадцать шагов. Он остановился у противоположной стены и спросил, обращаясь к свиристели:
   -- Зачем они приходили в форт?
  
   Рап мотнул головой, и взвившаяся в воздух колючая коса хлестнула Зверолова по глазам. На секунду он лишился зрения, именно в этот момент сенобит обрушил на Ротанга свой страшный меч.
   Вздрогнули стены. Загудел воздух.
   Лишь интуиция позволила отцу Даймона сбить клинок и выскочить из-под лезвия. Но конец меча все же достал, вспоров плоть над ребрами
   Зверолов негромко охнул. Внезапный паралич охватил левый бок от подмышки до поясницы, настолько ледяным оказалось лезвие. И все же он нашел силы для ответа.
   Удар колом был стремительным и точным. Но кроме своего умения Ротанг вложил в него исполинскую силу, взятую у корней деревьев, агрессию, заимствованную у тысяч зубастых йодаков. Разящую мощь бивней ластодонта и яд плотоядных цветов. Все они, весь лес, раскинувшийся от Мохнатых гор до тартарийского побережья, вздрогнули от неожиданного толчка, когда часть энергии, в которую вложены качества этих существ, вдруг ушла из них. Ушла, сливаясь в невидимый единый поток, который устремился в центр лесной долины, к одинокому дому, стоящему на холме, концентрируясь в едином человеке. И человек передал эту силу своему оружию.
   По древу пробежали цепи молний, сливаясь к острию. Кол завибрировал и загудел, на его конце появилось ослепительный белый шар. И Зверолов-старший вложил в удар все, на что был способен.
   Кол насквозь пробил живот сенобита в том месте, где располагалось средоточие энергии -- аккумулятор, собирающий и распределяющий энергию окружающего мира. Конец кола вышел из поясницы и разбил колбу, подвешенную на ремне.
   Выпорхнув из осколков, нематериальный кусочек плоти Даймона отлетел к двери.
   Черные глаза на мелованном лице даже не вздрогнули. Не обратились к орудию, что пронзило его живот. Они неотрывно смотрели на Ротанга, сжимающего древко.
   -- Жалкий человечишка! Неужели ты веришь, что сила лесной жизни может противостоять смертоносному холоду Бездны и мощи темных солнц Хеля?
   Ротанг ошибся, и понял это слишком поздно. Он рассчитывал поразить демона в ту область, где у людей находится средоточие энергии: мизерное у обычных, объемное и плотное -- у паладинов и знахарей. Но сенобит уже многие сотни лет не был человеком. Темный Конструктор основательно перестроил его тело, и средоточие энергии Рапа уже находилось не здесь.
   -- Ни одно существо не смеет прикоснуться ко мне, -- произнес демон. -- Ни один человек не смеет видеть меня. Я пожру твою душу, дикарь!
   Ротанг оглянулся. Возможно, надеялся занять еще какие-то силы у зеленого мира, своего старого друга. Но вместо этого увидел сына, который вполз в комнату. Голого, измученного, жалкого. Но живого. И сердце отца наполнилось радостью. Именно тогда сенобит обрубил кол, и Зверолов-старший отшатнулся, потеряв упор.
   Рап вытащил из себя обрубок. Сухая рана затянулось на глазах, дыра в кожаных одеждах исчезла. Он отбросил отсеченную жердь, на которой не было ни единой капли крови -- известной по "Апокрифам" темно-синей, почти черной крови сенобита. Адской смеси, сваренной Повелителем Хеля.
   Кровь Рапа, самая сильная из всех, за все времена еще ни разу не была пролита.
  
   Розоватый и полупрозрачный фокус воли бился о холодный пол, нитевидный отросток извивался и дрожал. Даймон полз к этой частице собственной души. Он порезал ладони о разбитую колбу, но не замечал этого, как не замечал, когда ветви хлестали его по лицу, когда он мчался на очкастом страусе сквозь лесные чащобы. Он полз, а его уста шептали: приказ, приказ.
   Оказавшись в доме, он хотел броситься к ногам повелителя, но запертый в глубинах мозга человек неожиданно активизировался. Сделался сильным. Он вылез из своей темницы, и голос его прогремел в ушах, призывая направиться к розовому пучку, бьющемуся о половицы.
   Оказавшись подле него, Даймон пересохшими губами обхватил теплый шевелящийся комок, похожий на живую устрицу. Фокус воли проворно скользнул в трахею и глубже. Длинный хвостик стремительно втянулся в уста юноши. Вмиг Даймона пронзила знакомая боль, начинающаяся от позвоночника, только на этот раз это была боль соединения. И Даймон, что был заперт клетке сознания, вырвался на свободу. Занял тело целиком. Слился с наркоманом, который просил приказа и не мог без него жить, и поглотил этого наркомана.
   Зверолов-младший завопил от боли, когда чувства и ощущения, острые от вынужденной паузы, хлынули в него. Боль, страдание, жажда, горечь, стыд, холод, вкус крови во рту. И только запахов не было, присутствие Рапа убивало их. И вновь родившийся в Даймоне человек завопил во все горло, подобно новорожденному. Вопль этот явился жутким фоном к той сцене, которая разыгралась в каминной комнате.
  
   Исход теперь был ясен Ротангу, ибо не мог он противопоставить что-либо страшной силе демона. Слишком велик просчет. Обрубок в его руках мог послужить лишь в качестве недолгой защиты. И остаток кола выдержал первый удар сенобита и со звоном отразил его.
   Меч Рапа убрался для нового замаха.
   В недолгом промежутке до следующего удара Ротанг оглянулся. Он пробежал взглядом по стенам родного дома, задержался на кресле, в котором любил неспешно потягивать из трубки дым одурмана. Посмотрел на неуклюжий камин, огонь которого на протяжении многих лет скрашивал ему долгие зимние вечера. Он взглянул на лес за окном, прекрасный в лучах утреннего солнца, и увидел над вершинами деревьев в рассветном небе несколько точек. Они увеличивались, превращаясь в катера. К несчастью, помощь пришла слишком поздно... Взгляд остановился на сыне, и Ротанг с облегчением нашел в его глазах вернувшийся блеск и желание.
   С этой мыслью и улыбкой на устах он принял второй удар. Такой сильный и неистовый, что сенобит лязгнул зубами, а длинная коса взметнулась змием. На этот раз обрубок сдался под натиском лезвия, выкованного из металлов, которые Зверь изъял из недр темных солнц. Жердь лопнула и пропустила варварскую сталь. Лезвие демона разрубило Ротанга от плеча до промежности и глубоко ушло в пол.
  
   Нечеловеческий крик заполонил углы дома. Даймон слышал его, ужасался заложенному в нем страданию и безысходности, но не мог представить, что источником крика является он сам.
   -- НЕ-Е-ЕТ!!!
   Он кричал и не мог остановиться при виде распавшегося надвое тела отца. Горечь и боль ворвались в него, кромсая недавно возрожденную душу. И невозможно передать всю глубину трагедии, которую он пережил в тот момент. Впрочем, не только он. В тот день на многих деревьях увяли листья, а сосны сбросили хвою. Лес скорбел о гибели своей неотъемлемой части.
  
   Алая кровь дымилась на огромном лезвии, вонзенном в пол. Капюшон полностью свалился с лысого черепа сенобита, отчего стали видны зубы, сомкнутые в неизменном оскале. Черная коса раскачивалась за спиной, подобно маятнику. Сковывающий ужасом взгляд был направлен на юношу, обливающегося слезами.
   Сенобит выдернул меч из половиц. Воздел его, собираясь расправиться со следующей жертвой, ибо нет на свете людей, которые видели Рапа при жизни, и не должно таких существовать!
   Где-то далеко -- скорее всего, не в этом мире -- тревожно ударил колокол.
   Их разделяла пара шагов. Два жалких шага отделяла Даймона от смерти, и в тот момент он настолько устал, что был готов принять неизбежное...
   С улицы донеслось утробное завывание. Катера союзных войск приземлялись на лужайке перед фермой. Раздался топот спрыгивающих на землю солдат и лязг передергиваемых затворов.
   Услышав это, Рап не тронулся с места. Короткое мгновение он еще раздумывал, сделать ли ему два шага, чтобы убить обнаженное человеческое существо, с ужасом прибившееся к полу. Потерять секунды и показаться еще большему числу людей, с которыми у него нет времени разбираться. Недопустимо, чтобы они знали, что Рох посетила столь важная персона. Слишком рано людям это знать. Они примутся с утроенной тщательностью расследовать события в Гарнизоне и, возможно, отыщут то, чего отыскать не должны. А сенобиту сейчас требовалась тайна. Пускай недолгая, на два-три дня, но именно сейчас. А затем это будет неважно, потому что планета перейдет в руки орков...
   И он ушел туда, откуда появился. В зеркало.
   Шагнул и растворился в нем, оставив Даймона в одиночестве. Словно не было никого в комнате. Никогда не было. Словно страшные следы оставила неукротимая бесплотная сила, подобно урагану ворвавшаяся в дом.
  
   Влетевшие в каминную комнату бойцы специального отряда наблюдали воистину ужасающее зрелище. Кровь, человеческие останки, а возле них -- нагой и грязный юноша, лицо которого залито слезами.
   Представшая глазам картина не растрогала солдат. Они уже знали, что молодой Зверолов причастен к смертям в орудийном форте, а потому не сомневались, что и в этом преступлении повинен он -- ведь в комнате больше никого не было! И они приняли на веру первую мысль, которая пришла в их головы. И ужаснулись гадкому лицемерию юноши.
   Среди них был молодой солдат, с которым Даймон столкнулся в Хранилище Грабба и в которого метнул обойму. Именно он первым поднял ствол реактивного ружья.
   -- Это он, продажный змееныш! Это он убил священника и старину Дьюка!!
  
   Даймон смотрел на лица солдат и не видел в них сострадания. Более того, молодой, с разбитым лицом, направил на него автоматическую винтовку и был готов спустить курок. Видя, что спасения нет, в полном отчаянии юноша бросился туда, где находился единственный выход.
   Он бросился в зеркало.
   И зеркало не отвергло его, а приняло. Раздался хлопок, свет померк в глазах, и Даймон провалился в темную пустоту неведомого пространства.
   А на бесконечно далекой планете Рох, в доме Звероловов, солдаты вдавили курки. Очереди реактивных пуль устремились вслед сбежавшему юноше и раскололи зеркало. Стеклянные лоскуты посыпались на пол. В них, кроме стен, теперь отражались и живые существа. Мрачное чудо завершилось. Колдовская сущность зеркала разрушилась, и оно превратилось в самые обыкновенные осколки.
   Путь назад для Даймона оказался отрезан.
  

9

   Президентский дворец
   Столица союзного государства планета Гея Златобашенная
   Легкий ветерок, врывающийся в президентский кабинет через распахнутую балконную дверь, вносил оживление в почти музейную обстановку зала: трепал занавески, шевелил строгие флаги Союза и Геи, стоящие по обе стороны от высокого президентского кресла. Его холодок пришелся особенно кстати, когда Калигула, вдруг потеряв уверенность в ногах, оперся на стол и переспросил Игнавуса осипшим голосом:
   -- Покушение?
   -- На сиятельную дочь Серафиму Морталес. В храме Авогея, посреди церемонии.
   -- Немыслимо!
   -- Обнаружены трупы двух орков, которых, по всей видимости, обезвредила охрана девочки. -- Игнавус поежился, посмотрел на распахнутую балконную дверь. -- Она жива и могла бы многое прояснить в том, что случилось. Вот только найти ее пока не удается.
   -- Как они проникли в храм? Как... такое вообще возможно? Чернь! В сердце Геи! Как, Игнавус?
   -- Спецслужбы сейчас занимаются этим вопросом. Надеюсь, что в ближайшее время у нас будет надлежащая информация. Крестоносцам удалось схватить третьего орка, но, к несчастью, при задержании ему отстрелили половину черепа. Он умер, но его реанимировали. Сейчас диверсант находится в полной зависимости от аппаратов искусственной жизни. Допросить его невозможно. Министр внутренней безопасности просил вашего разрешения о проведении процедуры мозгового сканирования. Согласно закону о правах человека, статье 168 "О неприкосновенности личных воспоминаний", в экстренных случаях доступ к памяти гражданина может осуществляться лишь по вашему указанию...
   -- Орки не граждане Союза. И уж тем более не люди. Пусть сканирует.
   Игнавус поклонился и без промедления отдал указание через передатчик в перстне, а Калигула уставился на крохотную чашечку с остывшим кофе в углу стола. Больше всего на свете ему хотелось сейчас проглотить эту порцию, почувствовать бархатный вкус, прийти в себя. Но чашка, прыгающая в пальцах, могла выдать его волнение советнику, что было бы крайне нежелательно.
   Звонок видеофона застал его на пике внутренней борьбы. Лампочка интеркома вспыхивала на линии экстренной связи с губернатором Западного континента. Тревожный перезвон нарушал тишину кабинета, но Калигула не двигался. Ему очень не хотелось загружать себя еще одной проблемой. И только поймав упрекающий взгляд Игнавуса, он нахмурился, неуклюже протиснулся между столом и креслом, чтобы дотянуться до клавиши.
   -- Господин Президент! -- На экране появилось взволнованное лицо губернатора. -- Случилось ужасное, господин Президент! Немыслимое! Великая Семья Морталес...
   -- Да, я знаю. На Серафиму совершено покушение.
   -- Серафима?.. О, нет! Речь о Фрее!
   Калигула почувствовал, как задрожали колени.
   -- Что? -- спросил он потерянным голосом.
   -- Мне трудно говорить об этом. Невозможное, ужасное событие! Сегодня днем досточтимая Фрея была найдена мертвой. Она утонула в заводи озера Заболонь, на котором находится усадьба Великой Семьи.
   Президент медленно опустился в кресло, почувствовав, как непроизвольно дернулось левое веко. Стоящий напротив советник сильно побледнел.
   -- Ее обнаружил садовник... Миледи лежала на дне возле самого берега! Глаза были открыты, словно она разглядывала облака сквозь пленку воды... Это ужасно! Что нам делать, господин Президент?
   -- Ее муж... Аркелл уже знает?
   -- Близкие пока не в курсе. Но я спрашиваю о другом. Доставать ли нам ее?
   -- Она что, до сих пор лежит в заводи? -- ужаснулся Калигула.
   -- Ни у кого не хватило мужества... никто не смеет взять на себя ответственность. Это же великая Фрея! Богиня человеческого рода! Что нам делать, господин президент?
   -- Мне необходимо провести консультации, -- сбивчиво ответил он. -- Я перезвоню... Ждите моего звонка.
   Губернатор собирался спросить о чем-то еще, но Калигула избавился от неприятных вопросов, проворно выключив видеофон.
   -- Серафима, Фрея...-- пробормотал президент, с удивлением трогая левое веко, тик в котором усилился. -- Что это? За что эти бедствия обрушились на нас? И что нам делать, Игнавус?
   Худощавый советник помотал головой, стряхивая наваждение. Затем, тяжело опираясь на трость, приблизился к столу.
   -- Первым делом, нужно достать из воды тело сиятельной дочери. -- Игнавус глянул на пронзительную синеву неба за окном. -- Боже, я не представлял, что когда-либо произнесу подобные слова!
   Он повернулся к президенту и заговорил по-деловому:
   -- Достать тело Фреи, поместить в криогенный саркофаг. Все сделать в строжайшей тайне и с величайшим почтением.
   -- В строжайшей тайне?
   -- Огласка не желательна. Сообщение о гибели всеми любимой Фреи на фоне других недобрых вестей -- вы прекрасно знаете каких! -- вызовет панику. А нам меньше всего сейчас требуется подобное развитие событий, когда враг стоит у ворот.
   В распахнутую балконную дверь влетел порыв ветра. С хлопком расправились алые флаги Союза и Геи, получившие свой цвет во времена, когда государь Мирогор завоевал Пограничную систему; величественные гербы на полотнищах открылись. Игнавус поглядел на них, сухо сглотнул.
   -- Нужно отыскать Серафиму, -- продолжил он, когда ветер улегся, а флаги опустились. -- Она звонила мне прямо на церемонии, просила срочной встречи. Ей что-то известно.
   -- Отдайте распоряжения службам, -- слабым голосом произнес Калигула.
   -- Уже отданы, -- склонил голову Игнавус.
   -- Требуются чрезвычайные меры безопасности в столице. Смерть Фреи -- еще один акт диверсии против нас. Совершено покушение на членов Великой Семьи! Не где-нибудь в провинции, а на Гее! Нужно немедленно найти, откуда исходит угроза! Немедленно!
   -- Без сомнений, господин президент, -- согласился Игнавус. -- Наши спецслужбы уже занимаются поисками. Одновременно Служба общественной безопасности усилила охрану высших государственных и политических лиц. И, я полагаю, на данный момент этих мер предостаточно. Ибо существует другой, не менее, а то и более важный вопрос, который неотделим от последних событий... Бутылочное Горлышко. Ситуация вокруг него становится все сложнее. Враг подтягивает к границе новые и новые звездолеты.
   Президент устало выдохнул.
   Вступая в должность, которая даровала и новые возможности, и власть, и почести, он меньше всего задумывался, что размеренный уклад жизни галактического государства может быть подорван. Калигула в своем роде был человеком неординарным и даже талантливым, он разрешил многие сложные вопросы политического, экономического и социального характера. Но даже на миг он не мог представить, что в его правление случится событие, которое имеет страшное название, пришедшее из ветхих времен.
   Война с Бездной.
   -- Делайте, Игнавус, что считаете нужным!
   -- Осмелюсь напомнить, господин президент, -- опешил старик, -- что я не силовой министр, а только советник. Но сегодня в столицу прибывает новый главнокомандующий армиями Союза -- Михаил Балниган. Он назначен вами в соответствии с представлением Великой Семьи Деламура. На два часа дня в вашем расписании намечена аудиенция с ним.
   -- У меня нет настроения для встреч.
   -- Но, господин президент... -- Игнавус на мгновение потерял дар речи. -- Вы обязаны встретиться с Балниганом. Вы должны сделать так, чтобы он прочувствовал серьезность ситуации, вы должны указать на приоритеты. Ведь он получит в свои руки огромную власть. Фактически, станет вторым человеком в государстве! В настоящих условиях его полномочия будут весьма широки. В его распоряжении окажется маневренность тысяч боевых кораблей, огневая мощь космических станций и крепостей, корпусы пехоты и десанта. Вы обязаны обратить его особое внимание на обстановку в Бутылочном Горлышке.
   -- Хорошо, -- с неохотой произнес Калигула. -- Я жду его в два.
  
   Заоблачные здания жались друг к другу. Вдобавок их густо оплетали дороги, переходы, монорельсы и подвесные сады, превращая деловой центр Геи в настоящие джунгли. Банки и корпорации расширялись преимущественно вверх, поэтому небоскребы достигли таких размеров, что планетарным техникам пришлось наращивать над ними атмосферу.
   Пока лимузин скользил сквозь джунгли делового центра, сквозь его соты и тоннели, Шахревар беспокойно крутил головой во все стороны. Чувственные сенсоры паладина не успевали отследить все потенциальные угрозы, исходящие от множественных зданий и автоматической техники. Лишь когда заоблачный район остался за хвостом, телохранитель вздохнул свободнее.
   -- Быть может, все это наши домыслы? -- шепотом спросил его Антонио, очнувшийся после долгой паузы. -- Наши кошмарные иллюзии? Невозможно представить, чтобы Фрея была мертва! Сейчас мы вернемся домой, а она там. Живая и такая же милая, как всегда. Ну, скажи?
   Рыцарь не ответил, уставившись в окно. Антонио оглянулся на сиятельную дочь, которая сидела без движения в дальнем конце салона, не показывая лица из тени. Ее руки крепко сжимали укутанный бархатом шар. Ладони будто слились со святыней. После того, как Серафима пришла в себя после обморока, она не проронила ни слова. Антонио представил, что творится сейчас в душе бедной девушки.
   -- Я тебя очень уважаю, Шах, -- продолжил он. -- Ты доблестный воин и могучий экстрасенс. Но, быть может, ты ошибся? Не было никакого сенобита за дверью?
   -- Я не ошибся.
   -- Но откуда ты знаешь. Потому что он имитировал голос Фреи? Но ведь его легко подделать!
   Не отрываясь от окна, словно не желая показывать лица, рыцарь ответил:
   -- Это был сенобит. Монстр, в основе которого лежит ужас Мертвых Глубин. От него исходил... запах свежей смерти. И еще от него пришло видение. Я увидел Фрею, хотя в первый момент не понял, почему распустились ее волосы, а глаза были затуманены... Она лежала под водой с открытыми глазами, а волосы шевелило подводное течение.
   Антонио вдруг услышал над ухом сдавленное сопение, повернул голову и обнаружил рядом лицо наставницы, которая незаметно приблизилась к ним, вслушиваясь в разговор. Глаза ее были выпучены, верхняя губа подергивалась от возмущения.
   -- Как вам не стыдно замарывать свои уста разговорами о нечестивых созданиях, коих отрыгнули Нижние миры! Где ваша совесть?
   -- Моя совесть на месте, -- ответил Антонио. -- Но мы должны разобраться в случившемся, чтобы понять, что делать дальше.
   -- На нас лежит траур по безвременно усопшей матери и великой женщине, -- яростно заговорила Гата. -- Разговоры о демонах не должны осквернять его!
   -- Но ведь еще неизвестно! -- возразил Антонио. -- Зачем кому-то могло понадобиться убивать Фрею? Сейчас мы вернемся домой и...
   Он не успел закончить, потому как со своего места неожиданно поднялась Серафима. Ее лицо появилось из тени: оно вспухло от слез, глаза покраснели. Но сейчас девушка не плакала.
   -- Они полагали, что ихор был передан моей матери, поэтому она... погибла. Когда стало ясно, что ихора у нее нет, они напали на меня. -- Она взглянула на шар, который держала в руках. -- Им нужна святыня.
   -- В таком случае, моя госпожа, -- сказал Шахревар. -- Нам категорически нельзя возвращаться домой.
   -- То есть как? -- удивилась Нина Гата. -- Мы не вернемся домой?
   -- Враг охотится за ихором, в этом не остается сомнений. Святыня настолько важна для орков, что они не боятся раскрыть своих агентов и тайные пути проникновения в столицу, которые, я уверен, после инцидента в храме будут немедленно вскрыты. Те, кто управляет орками, готовы пожертвовать стратегическими тайниками не для масштабной диверсии, а для овладения ихором. Сиятельной дочери угрожает серьезная опасность.
   -- Я хочу... -- начала Серафима, но споткнулась, когда слезы вновь начали душить ее. -- Я очень хочу увидеть маму в последний раз.
   Сердце Антонио сжалось после этих слов.
   -- Я сожалею, моя госпожа. -- Шахревар обращался к ней, заглядывая в глаза. -- Но нам нельзя ехать туда, где нас ждут. Вы меня понимаете?
   Серафима покорно опустила голову.
   -- Вы не можете согласиться! -- ужаснулась наставница. Шурша кружевным платьем, она приблизилась к девушке сбоку, пристально заглядывая в ее лицо. -- Как истинная дочь, вы должны соблюсти церемонию траура! Или у вас нет души?
   -- Не считайте свою скорбь больше моей... -- Девушка запнулась. Антонио подумал, что она заплачет, но Серафима подняла голову, и ее глаза были сухими. -- Но Шахревар прав.
   -- Вам нужно связаться хотя бы с отцом, -- предложил Антонио. -- Он даст совет и обеспечит необходимую защиту.
   -- Нет! -- неожиданно жестко ответила Серафима. --Уже погибла моя мама. Я не хочу, чтобы опасность угрожала кому-то еще! Тем более -- отцу! Ихор останется у меня, и я буду хранить его до тех пор, пока нам не откроется его предназначение.
   -- Правильно, -- своим незабываемым шипящим голосом произнесла Нина Гата. -- Кровь Божью необходимо схоронить. И лучше церкви это никто не сделает! Нужно отдать ихор Церкви. В руки самому митрополиту. Только так. Другого выхода нет.
   -- Вы уже позабыли, дражайшая Нина, что именно в церкви было совершено нападение на Серафиму? -- язвительно поинтересовался Антонио.
   -- Я уже решила, что не доверюсь епархии, -- негромко, но твердо заявила Серафима.
   -- Может, закопать его на одной из окраинных планет Галактики? -- робко предложила одна из служанок.
   -- Спрятать в каменоломнях Сенны! -- сказала другая.
   -- Нет никакой гарантии, что враг не обнаружит его, -- ответил Шахревар. -- Шар лучится энергией, я чувствую ее поток. Даже скрытый от глаз в темных шахтах -- для существ, обладающих сверхъестественным чутьем, он будет таким же заметным как светлячок в глубокой ночи.
   В салоне повисло сдавленное молчание. Новых предложений не поступало, варианты неожиданно закончились. Казалось, что выхода нет. И тогда снова раздался голос Шахревара:
   -- В Верхних мирах не существует более безопасного места, чем межзвездный город паладинов Ковчег Алых Зорь. Только посвященные рыцари смогут защитить святыню. Они -- столпы союзного войска, его сила и доблесть. Оплот морали и государственности. Все свои достижения в раскрытии тайн мироздания они посвящают Союзу и Авогею.
   -- Гм-м... Предложение интересное, -- оживился Антонио. -- Формально паладины являются одной из ветвей Церкви Единой Веры, но митрополиту не подчиняются, потому что образуют суверенное государство, входящее в состав Союза. Пусть карликовое, с населением в полсотни элитных рыцарей -- зато настоящее, с собственным президентом, роль которого исполняет Глава Ордена.
   -- И я хорошо его знаю, -- заметил Шахревар. -- Нам будут рады.
   -- Еще бы. Ведь Ковчег -- твоя вторая родина!
   -- Не только. Паладины сочтут за честь оказать помощь дочери Великой Семьи.
   -- Но Ковчег сейчас базируется в системе Диких Племен, -- вспомнил Антонио. -- А в этом дивном уголке, напомню, идет жестокая война с язычниками.
   -- Это так, -- согласился паладин. -- Вместе с Крестоносным Флотом паладины ведут там болевые действия. Но Ковчег Алых Зорь неприступен. Пятьдесят посвященных рыцарей способны дать отпор целой армии агрессоров, что не раз демонстрировали. Город паладинов -- самое надежное место в галактике. Сиятельная дочь и ее бремя будут там в безопасности. Могу поручиться за это своей честью. Что скажете, моя госпожа?
   Все выжидающе посмотрели на Серафиму.
   -- Этот вариант выглядит самым оптимальным, -- ответила она и опустилась в кресло.
   -- Отлично. -- Паладин поднял руку, призывая присутствующих в салоне ко вниманию. -- Прошу всех выслушать меня! Я сожалею, но в интересах безопасности в систему Диких отправится вся свита. Мы совершим этот рейд в строжайшей тайне. Вы не сможете сообщить о себе родным и близким, вы пропадете на время, но лишь до той поры, пока мы не окажемся на Ковчеге. Оттуда вы сможете послать весточку.
   -- Как мы доберемся туда? -- спросила Нина Гата. -- В зону боевых действий пассажирские лайнеры не летают.
   -- Я позабочусь об этом, -- ответил Шахревар, заглядывая в окно. -- Вот, кстати, и Александрийский космопорт... Значит так, отключите средства связи и встроенные микрокомпьютеры. Снимите знаки принадлежности к Великой Семье. Госпожа, вы должны убрать свою диадему и прикрыть лицо вуалью. Сейчас мы приземлимся на многолюдной Семиарочной площади. До посадки в космолет запрещаю любые разговоры, которые могут привести к спорам и конфликтам. Особенно это касается вас, досточтимая наставница. -- Он повернулся к довольному Антонио. -- И вас, уважаемый пресс-секретарь.
  

10

   Между входом и выходом был секундный интервал, в течение которого Даймон оказался в необозримой пугающей Пустоте. Здесь не было ни цвета, ни света -- раздавался лишь заунывный далекий звук, похожий на мужской хор, тянущий единственную ноту. Даймон не ведал, что это за Пустота, но успел ощутить под собой глубину вселенских пространств, тысячи массивных звезд и невероятные расстояния, через которые перешагнул одним махом, как через трещину в земле. Он с ужасом подумал, что может и не достигнуть выхода, что пята провалится и он полетит в пропасть, уподобившись пылинке в недрах циклопического мироздания...
   Но этого не произошло. Пяту встретила невидимая опора. Возможно, она была уже в другом мире -- в том, куда вело зеркало. Осознав это в последний момент, в юноше взыграло дурацкое любопытство, и он оглянулся...
   Он не мог знать, что хождение через зеркала ограничено строгими правилами. Не оглядываться, не смотреть по сторонам, не тормозить и не потерять рывок, с которым ты шагнул в магическое устройство. Ученые издавна называли изнанку вселенной подпространством. Мистики и маги -- надмирьем. Но сколько бы названий ни имела Пустота -- люди и орки использовали не больше десятой доли процента от ее возможностей. Она не позволяла взять больше и оставалась непостижимой и манящей глубиной, в которой любопытные твари исчезали навсегда.
   Задержись Даймон еще на мгновение, разложи в голове еще одну мысль -- он бы упустил зону выхода, а повторно найти ее будет просто невозможно. Но он успел выйти, и прежде чем сделал это, то увидел вдалеке, как завеса пустоты раздвинулась, открыв впечатляющую колоннаду древнего строения. Между колонн горел костер, его тонкое как игла пламя уходило наверх, за пределы зрения. А еще Даймон понял, что горит он издавна, со времен, когда вселенная умещалась в наперстке.
   Возле костра стояла фигура, наполовину скрытая мраком. В ней были и ужас, и величие, и едва уловимая печаль. Не человек и не зверь. Существо, чья плоть соткана из звездной пыли. Даймон хотел рассмотреть больше, но не успел, потому что в следующий миг вывалился из зеркала и распластался на шлифованном каменном полу.
  
   Он поднял голову, чтобы оглядеться. Страшный убийца должен находиться рядом, он вошел в зеркало на десять секунд ранее. Вместо того чтобы бежать как можно дальше, Даймон отправился следом. Иного выхода не было. На Рохе его ждала смерть. Здесь, впрочем, тоже, хотя он успеет сделать несколько глотков воздуха чужого мира.
   Он лежал на краю скального обрыва, а перед ним, насколько хватало глаз, раскинулось то, что в первый момент показалось самым огромным залом. Тяжелый бугристый свод пестрел огнями, синие квадраты пола уходили за горизонт. И только когда он моргнул, когда случайный морок испарился, а наваждение ушло, Даймон понял, что именно предстало перед ним. И захлебнулся от паники.
   Не было никакого зала. Он видел бескрайнюю равнину, небо над которой заслонили тысячи звездолетов, вооруженных, смертоносных, с пылающими опознавательными знаками. Поверхность равнины до самого горизонта покрывали синие полчища орков, разрезанные тонкими линиями между подразделениями. Они стояли смирно, не издавая ни единого звука, точно мертвые, лишь мрачные знамена покачивались на слабом ветру. Кое-где из масс поднимались резные каменные столбы. Даймон взглянул на ближний, который находился от него ярдах в двадцати, и ужаснулся. Отвратительные каменные рожи и черепа, громоздящиеся друг на друге, были политы стынущей человеческой кровью.
   Бесчисленные армады смотрели на него, на скорчившегося юношу -- жалкого, пыльного, чумазого, исхлестанного ветвями, с кровоподтеками на голых плечах. Орки застыли, словно ожидая чего-то. И в следующее мгновение он понял.
   Над притихшей равниной грянул повелительный и проникновенный глас. Юноша повернул голову и увидел неподалеку скальную кручу, на которой, воздев руки, стоял сенобит. С далекого расстояния Даймон не разглядел лицо, но он сразу вспомнилась картинка, которую показывал букинист, а в голове всплыло имя.
   Натас.
   Сладкоголосый обольститель и главный служитель культа. Второй помощник Зверя. Именно он обращался с речью к бесчисленным войскам.
   Слова чужого языка были непонятны, но орки в синих доспехах слушали затаив дыхание. Из ностальгической печали голос Клементия извлекал страсть и ненависть. Вскоре интонации увлекли Даймона, потянули за собой и вонзились в сердце. В одно мгновение тело покрылось мурашками, а из глаз покатились слезы, но это было не все. Раздавшийся следом призыв вознес эмоции на самую вершину, и полчища взорвались громовым ревом. В экстазе Даймон вскинул руку и закричал вместе со всеми, его слабый крик влился в рев толпы, душа разрывалась от желания броситься в бой во имя произнесенных, пусть даже непонятных, слов. Он кричал в поддержку, вполне осознавая, что громады войск готовы ринуться на его родину, в Верхние миры.
   ...Буравящий затылок взгляд вырвал из плена слов и заставил обернуться. Позади Даймона вытянулся длинный ряд зеркал, каждое из которых было подобно тому, что стояло в доме Звероловов, -- с оправой из магматических пород, расписанное фантастическими узорами. Перед зеркалами возвышалась знакомая фигура. Капюшон отброшен за спину, в опущенной руке страшный меч, конец которого касался пола. На лезвии еще пламенела кровь отца Даймона. Увлеченный напутственной речью Натаса, юноша совершенно позабыл об опасности, которая исходила не от полчищ орков. Она была здесь, рядом, в образе демона с изуродованным лицом.
   Беспощадный взгляд Рапа пронзал насквозь.
   В этот раз Даймон не мешкал. Он действовал стремительно. Спасли инстинкты, которые развил в нем отец за время долгих тренировок, -- своеобразная частичка Ротанга, оставшаяся в нем, а может, рука помощи, протянутая из мира мертвых.
   Пока ужас не заставил его безвольно приползти к сенобиту, Даймон бросился к зеркалам. В том, из которого он пришел, тело отражалось, а это значило, что оно закрыто для перехода. Из глубин мозга поднялось слово "запечатано". И юноша выбрал соседнее, не только потому, что оно находилось ближе. Наверху его тяжелой рамы, на полированной табличке темнел силуэт дерева с развесистой кроной.
   Даймон метнулся к этому зеркалу. Ртутная плоскость провалилась под ним. Он зажмурился и... вывалился на слоистые крошащиеся камни. Не оглядываясь, тут же вскочил, потянув за собой увесистый камень.
   Не раздумывая, Даймон ударил. Лист амальгамированного стекла со звоном рассыпался на осколки. Теперь путь назад отрезан. И в мир, небо которого загородили бесчисленные звездолеты. И к Рапу. И уж подавно к ферме Звероловов и прошлой жизни.
  

Часть вторая

Могильщик

  

1

   Президентский дворец,
   Гея Златобашенная
   Дворцовый камердинер с поклоном отворил высокие двери, и Балниган вошел в просторный зал президентского кабинета. Ни в облике, ни в движениях адмирала не проявлялась робость, свойственная всем, кто по государственным или иным делам оказывался под величественными сводами. Более того, он двигался с такой решительностью, что Калигула неосознанно вжался в кресло, почувствовав себя лишним в собственных апартаментах.
   Балниган остановился в нескольких шагах от стола, собранного из редких пород деревьев системы Жерали. Далекому предшественнику Калигулы его подарил жералийский король в момент вхождения системы в состав Союза. Лучшие плотники королевства в течении восьми месяцев трудились над уникальной столешницей, поверхность которой была покрыта сложным узором, изображающим куст со вьющимися ветвями и налитыми ягодами. Куст символизировал Верхние миры, точнее Союз и входящие в него звездные государства. Ягоды отображали богатство и плодородие союзных систем.
   -- Вы можете сесть, -- предложил Калигула, указав на кресло в другом конце стола.
   -- Спасибо, я постою.
   Ему сразу не понравился прищуренный взгляд Балнигана. Калигула понимал, что это впечатление -- ерунда, мелочь. Какие еще могут быть глаза у жителей планеты, на которой царит вечный холод? И все-таки он не мог отделаться от мысли, что адмирал щурится специально, дабы не выдать во взгляде каких-то замыслов.
   -- Что ж, -- рассеянно произнес Калигула, -- разрешите от имени правительства и Великих Семей поздравить вас с назначением. Мы надеемся увидеть на этой должности достойного приемника предыдущего главнокомандующего.
   -- Благодарю за доверие, господин президент. Я приложу все силы, чтобы оправдать его.
   Сказано было угодливо, и ответ Калигуле понравился. Он продолжил небольшую речь, которую специально заготовил для встречи. Перед ним на столе лежал электронный блокнот, и президент периодически поглядывал в записи:
   -- В ваши руки переходит управление флотом и армиями Союза. Происходит это в напряженный момент, когда со стороны Нижних миров исходит реальная угроза. Назначая вас на эту должность, мы надеемся, что граница останется запечатанной еще на тысячу лет и что любые поползновения орков будут жестко пресечены. Союзу Звездных Государств не нужна вторая война, которая будет высасывать средства из казны. Нам нужно развитие, особенно в последние годы, когда наметился спад в росте экономике.
   Записи закончились. Балниган молча взирал на президента исподлобья. Калигула чувствовал, что сказал мало, и усиленно вспоминал мысль, которая крутилась в голове во время прочтения текста.
   -- По поводу боевых действий в системе Диких... -- вспомнил он. -- Многие политики высказывают мнение, что необходимо начать переговоры с непримиримыми племенами. Что вы думаете по этому поводу?
   Жесткость и напор, которые он получил в ответ, обескуражили президента и вогнали в кресло еще глубже. Он с грустью подумал, что вместо решения приятных вопросов распределения средств ему приходится общаться с вояками, у которых в голове только бои и бомбардировки.
   -- Никаких переговоров быть не должно! -- заговорил Балниган, багровея и еще больше щурясь. -- Даже никаких мыслей на эту тему! Дикие Племена заслуживают только одного. Тюремных катакомб! А по кое-кому, я говорю об их предводителе по имени Визирь, вообще плачет виселица, вид которой многие забыли!.. Мы должны выжечь скверну каленым железом. Мы должны довести войну в системе Диких до победного конца. А политики... они всегда лезут не в свое дело и не понимают, о чем говорят.
   Президент незаметно перевел дух. От таких речей у него начиналась мигрень.
   -- Нет. Конечно же! Мы не начнем переговоры, -- поспешил заверить он. -- Это лишь предположения, витающие в высшем обществе. Мысли. Я просто хотел услышать ваше мнение... даже не мнение, а просто намеревался проинформировать...
   Балниган пристально наблюдал за президентом, путающимся в собственной речи.
   -- Вернемся к вопросам о черни, -- нашелся Калигула. -- Вы с курсе, что в столице произошли две покушения на высших государственных лиц?
   Балниган изумленно вскинул брови, и президент уловил в этом изумлении едва заметную фальшь. Создалось впечатление, что адмирал уже знал о покушениях. Тем не менее, Калигула продолжил:
   -- К сожалению, это так. Одно из них просто ужасно... Я сейчас не в праве рассказывать об этом, потому что продолжается следствие. Но из случившегося следует, что активность орков заметно усилилась. Они что-то готовят. И вы знаете, откуда они начнут вторжение.
   -- Я в первую очередь займусь проблемами Бутылочного Горлышка, -- произнес Балниган обнадеживающе. -- Предстоят перестановки в Корневом штабе, на мой взгляд некоторые офицеры не соответствуют занимаемым должностям. Затем я проведу коррекцию в войсках Пограничного Флота, чтобы усилить оборону прохода. Действовать нужно быстро, и я намерен заняться этим немедленно. Поэтому, смею вас заверить, у орков нет шансов! Вы можете смело заниматься проблемами экономики.
   Сказано было проникновенно, простые и решительные слова опять понравились Калигуле, хотя что-то в них кольнуло.
   -- Что ж, действуйте, адмирал. Великая Семья Деламура отзывалась о вас, как о грамотном и решительном военачальнике.
   -- Вы увидите, что я не подведу вас, господин президент, -- с поклоном ответил свежеиспеченный главнокомандующий.
  
   Запершись в своей библиотеке, Игнавус в третий раз просматривал файл обследования дома Великой Семьи Морталес, который ему прислали из министерства общественной безопасности. Беспристрастная камера двигалась по пустым комнатам, фиксируя каждую деталь, будь то брошенная в кресло шаль или неприкрытая дверца шкафа. Голос эксперта за кадром раздавал сухие комментарии.
   Званые гости в тот день не посещали усадьбу. Система безопасности воздуха и периметра не отметила нарушений или попыток проникновения. И все-таки кто-то чужой побывал в доме. Об этом свидетельствовали уничтоженные видеозаписи внутренних камер, а также всех систем регистрации и архивов.
   Тело сиятельной дочери достали из озера и поместили в саркофаг, сохраняющий биологические ткани от неизбежного разрушения. Судебный врач не нашел другой причины смерти, кроме очевидной. Фрея захлебнулась. Саркофаг всю ночь простоял в доме, и теперь предстояло решить, что с ним делать. Скрывать убийство Фреи можно будет очень недолго. Через день или два информация просочится наружу. Первыми встрепенутся журналисты, когда миледи не появится на открытии центра детской биоимплантации, в строительстве которого принимала живейшее участие. Затем загудит недовольная общественность...
   Аркелл уже знал. Эту тяжкую миссию Игнавус взял на себя. Вечером он специально отправился в Батигу, где проходил очередной совет Великих Семей.
   Информация о смерти жены и пропаже дочери стали ударом для великого мужа. За время короткого монолога Игнавуса волосы отца полностью поседели, а на щеках проступили морщины, в мерклом свете похожие на трещины. Он, конечно, не пошел на вечернее заседание, и президентскому советнику пришлось самому выдумывать причину, которую он передал через слуг.
   ...А следователь, комментирующий съемки, тем временем сообщил, что сканеры обнаружили свежий след на ковре в спальне. Судя по давлению на ворс и размеру ступни, он не принадлежал ни Фрее, ни Серафиме, ни прислуге. След нашли рядом со старинным двухметровым зеркалом. Именно ради этого эпизода Игнавус прокручивал файл в третий раз.
   Звонок интеркома оборвал размышления. Советник с сожалением отметил, что забыл выключить связь с внешним миром. Он некоторое время раздумывал, подходить ли к пульту, но все решил взгляд на информационную строку.
   -- Адмирал Грон! -- приветствовал Игнавус бородача, появившегося на экране. -- Давненько от тебя не было известий.
   -- Добрый вечер, Игнавус... Или что там у вас?
   -- Утро. Приветствую тебя, Генри! Как дела?
   Адмирал отвечал с задержкой. Несмотря на то, что они разговаривали по правительственному каналу связи, собеседник Игнавуса находился на другом конце галактики.
   -- Ты наверняка читал о наших делах в бюллетене, который мы отправляем во дворец каждую неделю.
   -- Интереснее это узнать не из сухого донесения, а от живого человека. Тем более, старого друга.
   Адмирал Грон тщательно разгладил усы.
   -- Что ж, вот тебе более чем живой ответ. Неважные дела, советник. Я бы даже сказал -- скверные дела! Никто не ведает, чем занимались орки последние десять веков. Но если ты спросишь меня, то я отвечу так: они штамповали боевые звездолеты. Они их производят с такой же скоростью, как мы производим женскую косметику. Две опорные системы, находящиеся возле границы, просто кишат ими! Они заполонили весь космос возле планет. Мы видим скоростные суда, суда с тяжелой артиллерией, крейсеры новой конструкции -- судя по внешним признакам, с усиленной броней и усиленными защитными полями... Паршивое чувство возникает, когда разглядываешь все это в телескоп. Чувство о том, что мы можем не удержать проход в Верхние миры.
   -- Какой прогноз дают компьютеры?
   -- Они уже не дают прогноза, потому что невозможно подсчитать количество вражьих войск. Да, у нас выгодная позиция и крепкая оборона. Планетарные орудия, заорбитальные крепости, крейсеры, линкор "Союз Нерушимый". Флот способен отразить невероятный натиск. Но, знаешь, всему есть предел. И даже компьютеры не скажут, каков он. Выдержим ли мы, если враг двинет свои армады на Бутылочное Горлышко?
   -- Полагаешь, что нужно усиливать контингент?
   Опять пауза в передаче сигнала.
   -- Не знаю, о чем думает этот бесхребетный Кинцил и его Корневой штаб. Но я бы сделал это. Наши подвижные силы уже несопоставимы. У орков многоцелевых звездолетов, которые мы только видим, уже в пять раз больше, чем всех наших судов.
   -- Можно подтянуть какие-то силы из приграничных районов, -- произнес Игнавус, размышляя. -- Перебросить часть флота из системы Диких... Впрочем, этим вопросом вплотную займется наш новый главнокомандующий Михаил Балниган.
   -- Его уже назначили?
   -- Вчера. Разве он с тобой еще не разговаривал?
   -- Пока нет. Но мы исправно посылаем в Корневой штаб отчеты о положении дел, и он наверняка прочтет их и поймет всю серьезность положения.
   -- Будем надеяться. Звони мне, если возникнут какие-то сложности. В свою очередь, я поговорю с Балниганом и постараюсь выяснить, какие меры он планирует предпринять для разрешения кризиса.
   -- Спасибо, Игнавус... -- Он вдруг вспомнил. -- Да! Я ведь зачем звонил. У нас произошло одно очень неприятное происшествие. Я сделал доклад в верховную прокуратуру, а теперь хочу рассказать и тебе. На Рохе была предпринята попытка диверсии. При пособничестве человека, местного жителя, в укрепленный форт, в котором расположены планетарные орудия, проник орк.
   Рука Игнавуса опустилась на стол.
   -- Погиб один из наших солдат, но диверсия сорвалась. Однако, суть не в этом. Помощник орков, человек по имени Даймон Зверолов, скрылся от нашего преследования в зеркале.
   -- В зеркале? -- удивился Игнавус.
   -- Точно так. В самом обыкновенном зеркале, которое стоит в каждом доме. Словно растворился в нем. Зеркало, к сожалению, не сохранилось, солдаты его уничтожили по неосторожности. -- Адмирал на мгновение задумался. -- Мы не могли понять, каким образом орки умудрились попасть на Рох. Через подпространство это сделать невозможно, ведь черным звездолетам нет доступа к системе наших реперных точек. Пробрались незамеченными на замаскированном судне? Невозможно! Повсюду радары и пространственные сканеры... Но когда мы узнали о зеркале, родилась идиотская мысль. А что, если враг открыл способ телепортации?
   -- Исследования наших ученых в этой области зашли в тупик. Если им это удалось... Господи!
   -- Ты можешь поминать бога, а мы на всякий случай переколотили все зеркала на флоте и в селениях Пограничной системы. Домохозяйки были очень недовольны, ну да неважно... Даже если это предположение бредовый домысел, даже если не существует никакой телепортации -- мы хотим исключить любые варианты, включая самые неправдоподобные.
   -- Вы докладывали в министерство общественной безопасности об этой, скажем так, возможности?
   -- Да, я отправил им письмо.
   -- И как они отреагировали?
   -- Сказали, что рассматривают его.
   Растерянно попрощавшись с адмиралом, Игнавус отключил интерком и, откинувшись на спинку кресла, долго сидел неподвижно. Затем встал, подошел к одному из стеллажей. Достав с полки ветхий том, открыл его на середине и некоторое время читал. После этого вернул на место. И посмотрел в сторону зеркала, которое издавна находилось в библиотеке и являлось ее частью на протяжении многих веков. Откуда оно взялось? Кто привез, для каких целей установил в здесь?
   Пожилой советник долго смотрел на свое отражение. Затем медленно приблизился к нему, дотронулся до стекла морщинистыми пальцами. Зеркало не отреагировало на прикосновение, и тогда Игнавус поднес к нему свою трость с костяной рукоятью в виде змеиной головы. На любопытные вопросы о ней советник неизменно отвечал, что мастер изготовил для него по древним манускриптам точную копию головы Сигизмунды -- мудрого существа, которое не брезговало помогать людям и делилось с ними сокровенными знаниями. Неловко усмехнувшись, он заканчивал объяснение фразой: "Я всегда хотел иметь под рукой мудрость великой змеи".
   Некоторое время костяные бусины глаз рассматривали свое отражение. Затем, отодвинувшись, с размаха врезалась в зеркальную гладь.
   Дождь звенящих осколков посыпался к ногам, а Игнавус со всей стариковской мочи бил еще и еще, пока от зеркала ни остался монолит оправы.
   Опустив трость, он оглядел поверженное стекло. Ссутулился. Затем вернулся к интеркому и, придавив клавишу, произнес:
   -- Соедините меня с президентом. Вопрос срочный.
  
   Семиарочная площадь, на которой они высадились из лимузина, вела к Музею галактических искусств, многоярусному парку, гипермаркету, уходящему в землю на ту же глубину, на которую он поднимался ввысь. Рядом располагался магнитодорожный вокзал и монорельс, а чуть дальше -- Александрийский космопорт со полусотней посадочных площадок.
   Серафима очень боялась, что их узнают, но все прошло гладко. Хотя людей на площади было много, все спешили по своим делам и не обращали внимания на буднично вышагивающую по брусчатке группу женщин и мужчину в камзоле. Единственное, на что оглядывался народ, -- серебристые доспехи Шахревара. Впрочем, телохранителя вполне можно принять за получившего увольнительную крестоносца, хотя блеск его брони не мог быть таким причудливым.
   На ночь они остановились в отеле Александрийского космопорта, расположенного на высоте пятисот ярдов над поверхностью Геи. Оставив Серафиму и свиту на попечение Антонио, Шахревар сразу покинул их, отправившись на поиски космического транспорта. Вечер прошел спокойно. Нина Гата больше не вступала в споры с пресс-секретарем, в руках которого вновь оказался бластер паладина.
   Когда пришла ночь, и Серафима удалилась в спальню, выделенную специально для нее. Имитатор атмосферы наполнял ее запахом соснового бора, чуть слышно гудела картина, в которой менялись слайды живописных пейзажей, через приоткрытое окно доносился вой взлетающих и приземляющихся лайнеров и грузовых кораблей. Там, снаружи, Гея продолжала жить своей жизнью метрополии и столицы межзвездного государства.
   Она знала, что не уснет, поэтому даже не стала ложиться. Шар с ихором уложила на горку из подушек. Выпустив его из рук, она вдруг поняла, что больше не хочет прикасаться к нему. Ей не хотелось снова переживать чувства, которые он возбуждал. Они усиливали тоску по матери и теребили душу обманчивой благодатью.
   И ей вдруг нестерпимо захотелось избавиться от ихора. Отбросить подозрения и отдать кому-нибудь. Кому угодно! Хоть представителям церкви, как того хочет наставница. Тогда не придется лететь в систему Диких Племен. А шар перестанет ее мучить.
   Сидя на краешке кровати, она думала об этом всю ночь и под утро даже собралась поговорить с Антонио. Но тут вернулся Шахревар. Его решительность заставила позабыть о провокационных мыслях.
   -- Немедленно собирайтесь, -- сказал он. -- Я подыскал корабль.
   В утренней прохладе нестройной вереницей они спешили в дальний конец взлетного поля. Массивные бетонные плиты проплывали под ногами, красный гигант Процион на четверть вылез из-за горизонта, освещая спящий континент. Шахревар вел свиту к небольшому шаттлу, похожему на угрюмую, чем-то обидевшуюся на жизнь улитку. И чем ближе они к нему подходили, тем яснее виднелись щели в обшивке.
   -- Это что, космический корабль? -- возмутилась Нина Гата. -- Да это металлолом! Неужели нельзя было найти что-нибудь получше?
   -- А он не развалится, когда мы взлетим? -- осторожно поинтересовался Антонио.
   -- Он как раз то, что нам нужно, -- ответил Шахревар сразу обоим. -- Никто не заподозрит, что сиятельная дочь покинула Гею на дряхлой посудине.
   Посадочный трап был опущен, но возле него их никто не встречал. Не сбавляя шага, Шахревар поднялся в темный проем люка. Следом прошла Серафима, за ней -- все три служанки. Антонио почтительным жестом предложил наставнице пройти вперед. Нина пристально на него глянула, сунула в рот мятный леденец и, звонко стуча каблуками, деловито зашагала по трапу. Пресс-секретарь оглядел пустой космодром, вздохнул и взошел на борт последним.
   В шлюзовом отсеке и начинающимся за ним коридоре тягостные впечатления усилились. Стеновые панели были обшарпаны и грязны, металлические элементы кое-где покрылись ржавчиной, в некоторых углах виднелась паутина, а еще...
   -- Что это за запах? -- настороженно спросила наставница, потянув носом воздух.
   -- Это, дорогая Нина, запах куриного дерьма! -- ответил Антонио, радостный от возможности поведать это наставнице.
   -- Последние два года судно перевозило на Гею несушек с орбитальной плантацию, -- подтвердил паладин.
   -- Какая вонь и какой позор! -- с пафосом провозгласила Нина, закрывая нос надушенным платком. -- Куриный перевозчик недостоин принять наследницу Великой Семьи!
   -- Оставьте, Нина, -- безжизненным голосом отозвалась Серафима. -- Мне все равно, на чем мы полетим.
   -- Вам не должно быть все равно! Это вопрос семейных традиций и имиджа!
   Серафима не стала спорить, на это у нее не было сил.
   -- Здесь две каюты, -- объяснил Шахревар. -- Серафима и ее наставница могут разместиться в одной из них, остальные женщины в другой. Я и Антонио будем ночевать на капитанском мостике. Кстати, вот и он.
   По короткой лесенке они поднялись на центральную палубу, накрытую прозрачным колпаком, сквозь который очень удобно обозревать космос во все стороны. Перед доисторическим пультом располагались два кресла, в одном из которых мирно дремал бородатый старичок в засаленном кителе.
   -- Позвольте представить нашего капитана, а заодно борт-инженера и навигатора.
   Громоподобный глас Шахревара заставил старичка встрепенуться и впечатляюще грохнуться об пол. Он тут же вскочил и напялил на голову откуда-то взявшуюся фуражку, отчего лицо полностью скрылось под ней, а снаружи осталась торчать только борода.
   -- Капитан Олос! К взлету готов, принять-отставить, заноси в отсек, не кантуй, дубина...
   -- Извините, милейший, -- осторожно поинтересовался Антонио. -- Вам известно, как добраться до Системы Диких?
   -- Это просто, как яйцо снести! -- ответил он и неожиданно рявкнул куда-то в сторону: -- Не кантовать, я сказал!
   -- Тесное общение с несушками оставило глубокий след на его психике, -- поделился Антонио мнением с паладином. -- Или это ты над ним поработал?
   -- Нет, он еще до встречи со мной был таким. Но вы не волнуйтесь. Мне его рекомендовали. Он всегда летает один, и ни разу не сбился с курса.
   -- Он хотя бы понимает, что везет людей, а не курятину? -- спросила Нина Гата.
   -- А вас я попрошу, -- ответил капитан, -- не трогать груз немытыми руками.
   -- Боже, за что нам такое наказание! -- устало произнесла Нина и покинула мостик, скрывшись в одной из кают. Через пару секунд она решительно вышла из этой каюты и переместилась в другую. На центральной палубе остались только капитан Олос, Шахревар, Антонио и Серафима.
   -- Быть может, -- спросил Антонио, обратившись к Серафиме, -- вам будет удобнее расположиться в каюте?
   -- Спасибо, Антонио, но я останусь здесь.
   Из динамиков раздался голос диспетчера космопорта.
   -- "Куриный тягач"! "Куриный тягач"! Воздушный коридор свободен. Можете взлетать.
   Пальцы капитана пробежали по клавишам. Набирающий обороты двигатель загудел, стены мелко завибрировали.
   -- Взлет, -- сообщил Олос и врезал кулаком по заглубленной квадратной кнопке.
   "Улитка" оторвалась от бетонной площадки и медленно, с неохотой, стала подниматься в ясное утреннее небо. Стены башенных зданий некоторое время загораживали обзор, а затем как-то резко и неожиданно осталась внизу. Взорам открылись позолоченные вершины, простиравшиеся повсюду, насколько хватало глаз. Между них зеленели сады, которые обволакивала туманная дымка. Вдалеке виднелся край бирюзового океана.
   Серафима отрешенно смотрела на уходящий вниз бесконечный город.
   -- У меня такое ощущение, что я больше не вернусь на Гею. -- Она приблизила лицо к стеклу, почти коснувшись его кончиком носа. -- Или, по крайней мере, этот мир уже не будет таким родным и добрым, каким я всегда его помнила... каким оставляю его сейчас.
   Шахревар помрачнел, он видимо тоже подумал о чем-то подобном. Антонио повернулся к Серафиме и взял ее ладонь.
   -- Не нужно так говорить, милая госпожа. Вы не знаете этого наверняка. Человек волен предполагать, но наверняка знать будущее никому не дано.
   -- Я чувствую это, Антонио. Увы, ничего нельзя поделать с моими чувствами.
   Постепенно набирая скорость "Куриный перевозчик" прошел стратосферу. Небо вокруг них потемнело, проступили звезды и созвездия. Справа выделялось ядро Верхних миров -- скопление огромных солнц и бушующей реликтовой плазмы, оставшейся с момента рождения вселенной.
   В отличие от спящего города там, внизу, околопланетное пространство кишело жизнью. Космос пересекали вереницы транспортных судов, орбитальные станции озарялись сотнями огней. Быстроходные патрульные корабли сновали между потоками, а фоном ко всему этому служили гигантские сторожевые крепости, колоссальные в своих размерах, построенные еще в годы Бездонных Войн. Орки тогда не дошли до главной планеты, хотя очень стремились.
   Прильнув к стеклу, Серафима неотрывно смотрела на удаляющуюся планету -- огромный золотистый шар, подернутый дымкой облаков.
   -- Поверните, -- вдруг тихо произнесла она.
   -- Что... мы что-то забыли?
   Антонио приблизился к девушке. Шахревар тревожно поднялся из кресла.
   -- Поверните назад... Немедленно!! -- Ее лицо исказилось от гнева. Она вдруг со всей силы ударила ладонями по стеклу. -- Я хочу увидеть маму! Поверните назад!!
   Она с такой силой била по прозрачной стенке, что та вздрагивала и издавала удивленный гул. Изрядно напуганный Антонио обхватил девушку, прижав ее руки к телу, и лишь тогда со стыдом понял, что впервые в жизни принял в объятия сиятельную дочь Великой Семьи.
   Но Серафима ничего не понимала, а только вырывалась из его рук, заливалась слезами и жалобно повторяла:
   -- Немедленно поверните корабль. Я хочу увидеть маму! Я обещала ей, что вернусь домой!
   В этот момент "Куриный тягач" подошел к реперной точке. Капитан Олос откинул на пульте блокирующую крышку с черно-желтыми полосами и большим пальцем утопил кнопку, которая находилась под ней.
   Взвизгнули включившиеся гипердвигатели, космос перед кораблем-"улиткой" раздвинулся. Звезды и вереницы транспортных судов размазались в светящиеся полосы, а затем исчезли.
   "Куриный тягач" вошел в подпространство.
  
   -- Сколько сейчас времени?
   -- Пять утра.
   -- Так рано... Что вы хотели? Нашлась сиятельная дочь Серафима Морталес?
   -- К сожалению, нет. Но я узнал нечто другое. Мне стало известно, каким образом орки проникли в Храм Авогея и усадьбу Мортелес.
   -- Говорите.
   -- Вы можете мне не поверить, потому что это кажется невероятным... Я сам толком не верю. Но все факты указывают на единственную возможность, к тому же имеется информация о похожем случае неподалеку от орудийного форта на Рохе.
   -- Да, мне докладывали попытке диверсии на Рохе. Предательство! Этот ничтожный изменник объявлен в розыск.
   -- Однако, следует обратить особое внимание не только на факт диверсии, но еще и на то, каким образом орки проникли на пограничную планету. Адмирал Генри Грон предположил, что они применили телепортацию.
   -- Не может быть... Невозможно!
   -- Я вполне разделяю ваши чувства.
   -- Даже мы не смогли открыть эту технологию. Что говорить о чернокровых выродках!
   -- И тем не менее, все на это указывает. Для телепортации орки использовали специальные зеркала... Одна малоизвестная легенда гласит о том, что давным-давно Темный Конструктор изготовил устройства, которые способны за доли секунды переносить живую материю на огромные расстояния. Однако, устройства почему-то не работали... Альтернативный источник утверждает, что Зверь вовсе не сам их создал, а украл у истребленной цивилизации Отцов -- протолюдей, которые стояли у истоков Вселенной... Тем не менее, тысячу лет назад, когда войска звездных государств потеснили орков за кольцо черных дыр, Темный Конструктор видимо уже был на пути к открытию чудесных способностей. А потому, когда орки уходили из Бутылочного Горлышка, повелел оставить там часть зеркал. Людям понравились "орочьи зеркала", и они растащили их по разным уголкам Верхних миров. И ни один из этих людей не задумался о том, что орки не пользуются зеркалами. Что им чужды понятия красоты и эстетики! Их ужасная религия запрещает глядеть на себя, чтобы не видеть своего удручающего облика и, самое главное, своих глаз, через которые открывается душа... Так вражеские зеркала рассыпались по галактике людей и слились с обычными зеркалами, потому что отличий между ними практически не было.
   -- Я не верю в эту сказку.
   -- В самом деле, звучит фантастически. Но ради безопасности Союза мы не имеем права игнорировать такой вариант.
   -- Если это правда... где искать Зверевы зеркала?
   -- Вот это самое трудное.
   -- Нужно создать научную группу для изучения зеркал в Храме и усадьбе Морталес.
   -- Боюсь, что пока мы будем разбираться, уйдет драгоценное время. Враг может воспользоваться зеркалами в любой момент. Требуются экстренные меры.
   -- Что же нам делать?
   -- Есть только один способ, -- сосредоточенно произнес Игнавус. -- Поэтому я и позвонил вам, господин президент.
  

2

   События на Рохе и прыжки через зеркала отняли все силы, но Даймон не уснул и не потерял сознания -- лишь около часа провалялся на камнях, крошащихся от порывов ветра с неведомой равнины. Воздух был свинцовым, с низким содержанием кислорода, отчего юноша долго привыкал к новому дыханию. На блеклом сиреневом небе не виднелось ни солнца, ни облаков. Он не мог даже вообразить, куда его занесло.
   Зеркало рассыпалось вдребезги, остался лишь массивный остов, вплавленный в невысокий скальный утес. Он подумал, что так и надо было поступить с самого начала: взять и разбить зловещий артефакт, оказавшийся в их фамильном доме. Тогда несчастья не случилось бы. И отец остался бы жив...
   Каждый раз, когда он думал об этом, горло сжималось от невыносимой горечи. Ему не хотелось вспоминать последние мгновения отца, но подлая память раз за разом подсовывала картинку, на которой сенобит опускал свой меч.
   Наконец он нашел в себе силы, чтобы поднять голову и оглядеться. Вокруг него простиралась равнина, усыпанная обломками древних, крошащихся скал. Не видно ни кустика, ни травинки -- только камни и бурая бесплодная земля. Ни намека на присутствие воды. Если здесь и гнездилась жизнь, то она искусно пряталась от чужаков. Бесплодная равнина станет могилой для Даймона. Бегство из-под меча Рапа и кажущееся спасение обернулись временной отсрочкой приговора.
   -- Все против меня, -- пробормотал пересохшими губами юноша. -- Я проклят.
   Он с трудом поднялся. Недостаток кислорода давал о себе знать тяжелым дыханием, ломотой в суставах и головокружением. Медленно переставляя отяжелевшие ноги, Даймон просто двинулся вперед.
   Он умет жить в лесу, умеет добывать пищу, может разводить костер без атомной зажигалки и находить воду. Но на сухой обветренной равнине все эти навыки бесполезны. Для чего он целых три месяца практиковал способы свежевания звериных туш, когда природа не удосужилась завести на этой планете даже инфузорий?
   Даймон сделал десять шагов, остановился и обругал себя последними словами, которые знал.
   Чем бы он ни занимался, какую бы механическую работу ни выполнял -- отец всегда требовал думать, наблюдать, анализировать все, что видит юноша. "Каждую секунду, -- говорил Ротанг, -- твой мозг должен расследовать многоходовые комбинации, которые оставляет лес. Почему воробьиная стая переместилась на нижние ветви? Почему свернулась листва? Почему тени одних деревьев двигаются медленнее теней других? Расследуя эти вопросы, ты вступаешь в новую область, когда чувствуешь лес, понимаешь каждое его действие, становишься его неотъемлемой частью. Да, становишься лесом. Достигнув этого единства, ты сможешь пользоваться силой леса, занимать часть его могущества и использовать в своих целях. Это похоже на магию паладинов, но они используют силу космоса, космического ветра, туманностей и планет -- силу базиса. В отличие от них, ты используешь силу жизни. Поэтому, Даймон, всегда и везде -- наблюдай, думай, анализируй".
   Оказавшись здесь, Даймон забыл это важное правило. Пусть даже леса не было и в помине, следовало озадачиться простым вопросом. Почему зеркало привело на эту планету? Что оркам было здесь нужно?
   На камнях не сохранилось ни оттисков ботинок, ни других отпечатков -- ветер стер все следы. Юноша было опечалился, оперся на скалу и неожиданно обнаружил, что это не скала вовсе, а заметенный песком титановый элемент некоего аппарата.
   Даймон спешно принялся отбрасывать песок и вскоре отрыл кабину одноместного катера -- сверхмалого судна класса S-GS. Он был сконструирован для полетов внутри планетарных систем, но оснащался и гипердвигателем. Назывался такой катер -- космолет. Даймон понял, что ему представился шанс выбраться из могилы.
   Он долго искал кнопку открытия кабины и, обнаружив ее, испытал неописуемый восторг, сравнимый лишь с радостью пещерного человека, впервые добывшего огонь. Едва он опустился в упругое, обтянутое черной кожей кресло, как пульт осветился, индикаторы уровня топлива подпрыгнули, показывая заправленные баки, датчики состояния двигателей загорелись зеленым цветом готовности.
   Из динамиков послышался низкий и гортанный голос, агрессивно выплевывающий слова на языке орков:
   -- Джарруба!! Макана Тау табана ...
   -- Уважаемый, а нельзя ли говорить на человеческом языке? -- попросил Даймон.
   -- Ой! Кто это? -- голос мгновенно изменился, превратившись в задорный тенорок. -- Как ты оказался здесь? А ну кыш отсюда! Здесь тебе не место.
   -- Мне некуда идти, -- ответил юноша. -- Тут кругом только скалы и ветер.
   -- Это верно... -- с долей сочувствия произнес голос, но затем спохватился: -- Но все равно, я предназначен для своего хозяина. А ты не он. Поэтому проваливай! Давай-давай, вылезай из кресла!
   Зашитая в процессор летательного аппарата программа вела себя с экспрессией настоящего человека. Даймон смутился, но вылезать из кресла не хотел.
   -- Я не уйду. Мне некуда идти. Я хочу улететь с этой планеты, и ты как раз для этого подходишь, разговаривающий космолет.
   -- А я никуда не полечу, -- заявила машина.
   -- А если я расколю твои сенсорные экраны? Могу пообещать, что сделаю это очень ловко.
   -- Я никуда не полечу без разрешения своего хозяина.
   Даймон на миг замешкался с ответом.
   -- Твоего хозяина? Ты говоришь о высоком существе в черном плаще, которое не отбрасывает тени?
   -- Если бы я мог заглянуть внутрь себя, то с удовольствием бы ответил, как выглядит мой хозяин. Но я слышал только голос, а голос у него множится, словно несколько глоток вещают одновременно.
   Зверолов-младший вспомнил этот голос и содрогнулся.
   -- Тот хозяин больше не придет.
   -- Это почему? -- осторожно спросил космолет. Индикаторы на приборной панели едва заметно моргнули.
   -- Я уничтожил тропинку, по которой можно прийти сюда.
   -- Ты меня обманываешь?
   -- Нет.
   -- Вот так нолики с единичками... Ты знаешь, что это значит?
   Прозвучало угрожающе. Даймон поежился.
   -- Нет.
   -- Это значит, что ты освободил меня!! -- радостно завопил процессор. -- Как тебя зовут?
   -- Даймон.
   -- Ты будешь зваться Даймон Освободитель!
   -- Нет, я был и останусь Даймон Зверолов.
   -- Звучит, как кличка примата. Как ты сказал? Даймон Мухобой?
   -- Ты прекрасно слышал.
   -- Прости. Просто "Освободитель" звучит намного лучше! -- Чувствовалось, что искусственный разум соскучился по собеседнику. Его голос искрился радостью. -- Ты правда человек?
   -- Да.
   -- Настоящий?
   -- Вроде бы.
   -- Давно я не встречал людей. Когда-то, лет триста назад, я служил им, но потом меня выкрали сквернословящие недоросли.
   -- Орки?
   -- Не знаю, они не представились. Долгие годы они крутились по окраинам Верхних миров, таскали на прицепе какие-то бочки, контейнеры, затем проиграли меня в карты. Потом я снова возил контейнеры, затем меня продали. И вот попал сюда.
   -- А что это за место? -- спросил Даймон.
   Разговаривая с приборной доской, он чувствовал себя глупо. В какой-то мере это напоминало шизофрению -- древнюю болезнь, о которой он читал в одной из книг отца. Если бы не голос из динамика, получалось бы, что Даймон разговаривает сам с собой.
   -- Поганое местечко, -- ответил процессор. -- Дыра самая настоящая. Западная окраина Верхних миров. В далекие времена эта планета сорвалась с орбиты в системе Дельта-213, и теперь болтается неприкаянная между двух звезд на стыке их гравитационных полей. То в одну сторону потянет, то в другую... Кстати, звезды эти нейтронные, и свет идет не от них, а от светящейся туманности, что лежит позади. Именно она изолирует эту окраину от Верхних миров. -- Машина вздохнула. Или Даймону это почудилось? -- Когда планета находилась в своей системе, здесь жили люди. Но после катастрофы они ее покинули. Животные и растения погибли, только воздух и остался. А кому он нужен, спрашивается?
   -- Послушай, разговаривающий космолет...
   -- Не называй меня так. У меня есть имя. Зови меня --Ветра Гончий!
   -- Как ты сказал? Какой-какой Пончик?
   -- Все-таки отомстил, да? -- обиженно взвился процессор. -- Зараза ты. Я, между прочим, это имя целых двенадцать лет подбирал!
   -- Извини, не удержался. Послушай, Гончий, я вот что хотел спросить. Твой хозяин здесь часто появлялся?
   -- Только однажды был. Отвратительный тип. Многих я слышал, но этот... как тебе сказать... в его присутствии мне чудится гарь, которая бывает на гибнущем корабле -- знаешь, когда плавится обшивка и сгорает изоляция.
   Откровения процессора напомнили Даймону о собственной трагедии. Он поспешил сменить тему.
   -- Куда ты летал с ним?
   -- Туда! -- Машина высветила на небольшом дисплее космическую карту. -- В пространство за этими нейтронными звездами. Космос там особенно темный и суровый, оттого путь кажется длиннее, чем пролетел на самом деле. За ними ничего нет, только голая пустота, галактика здесь заканчивается. Хочешь поглядеть на окраинный космос? Жуткое зрелище, прямо мороз по коже.
   -- У тебя нет кожи.
   -- Это образное выражение.
   -- И что же там, между нейтронных звезд? -- взволнованно спросил Даймон.
   -- Заброшенная космическая станция. Старая, вся в трещинах, дырявая насквозь. Металлолом. Таких тысячи в галактике. Но в этой есть что-то странное.
   -- Что? -- Пальцы Даймона впились в приборную доску.
   -- Э-эй! Полегче! -- воскликнул процессор. -- Если б я знал! От нее исходят какие-то излучения. Когда мы летели, некоторые мои узлы начали сбоить, напряжение гуляло, программа стала глючить.
   -- И что было внутри станции?
   -- Не знаю. Я лишь причалил в разрушенном доке и выпустил хозяина. Где он был, что делал -- мне неведомо.
   -- Отвезешь меня туда?
   -- А зачем тебе?
   Он поглядел на свои голые коленки, втянутый от голода живот и проступившие сквозь кожу ребра. Жалкое зрелище. Весь он, от макушки до пят, представляет собой образное выражение. Зачем ему лететь на эту станцию?
   -- Я не знаю, зачем мне туда нужно. Но отвезешь?
   -- Ты освободил меня от страшного хозяина. И за это я готов ради тебя на все, Даймон Зверолов! Эх, давно я не поднимался в небо. Пристегните ремни, попросите у стюардессы леденец. Мы взлетаем!!
   Даймон поспешно протянул ремни через безволосую грудь и защелкнул замок. Повернул голову, желая еще раз взглянуть на каменистую равнину, послужившую для него временным пристанищем, но тут включились двигатели, и вокруг космолета поднялся песчаный вихрь.
   -- Ты готов? -- просил процессор.
   -- Ага.
   -- Тогда поехали! -- И, презрительно игнорируя притяжение планеты, космолет ринулся в сиреневое небо.
  
   Калигула появился на экранах галактики ровно в восемь утра по центральному времени. На нем был строгий мундир, за плечами развивалось знамя Союза. Взгляд президента был тверд, а вид решителен. Миллиарды людей прильнули к экранам, оторвавшись от мехаизированного плуга и электронных консолей, от завтрака и эндоскопии желудка, от получения кредитов и ссоры с любимым супругом.
   -- Граждане Тысячелетнего Союза! Братья и сестры! -- произнес президент. -- Обратиться к вам меня вынуждают чрезвычайные обстоятельства, в которых оказался род людской. Отнеситесь к моим словам со всей серьезностью, ибо они покажутся вам необычными и даже странными. Но поверьте, что у нас нет другого выхода... Вы прекрасно знаете, какие ужасные твари обитают за пределами нашей галактики и насколько черны их прокаженные души. Из священных писаний вам известны гнусные цели, которые они ставят перед собой еще с тех времен, когда вселенная была юной. У черни есть единственная мечта -- выбраться из своей дыры, которую они называют Бездной, перейти барьер черных дыр и ступить на человеческие земли. Нужно им это не ради новых открытий или познания мира. Им это нужно исключительно для захвата Верхних миров, для порабощения человечества и подчинения людей своему темному богу.
   Президент перевел дух.
   -- Я вынужден сообщить вам, что угроза вторжения сделалась реальной. Она встала перед нами подобно уловским мертвецам, которые бездумно и озлобленно уничтожали людей только потому, что не знали другого пути существования. Да, угроза реальна. Армия и флот Тысячелетнего Союза по-прежнему стоят на защите человеческих территорий и не допустят, чтобы враг перешел границу. Но угроза вторжения придет не оттуда. Она придет изнутри, из Верхних миров. Она уже рядом с вами, а, быть может, рядом с вашими престарелыми родителями или вашими детьми.
   Изумленный вздох прокатился по сотням населенных планет, и даже вечно холодный космос услышал его и запомнил навеки.
   -- Мы одна семья, -- продолжал президент, -- Мы живем в едином мире. Президент и правительство, Великие Семьи, союзные армии не допустят вторжение извне. Но вторжение готовится из наших домов. Помогите отвратить его! Угроза исходит от зеркал!! Да-да, самых обыкновенных зеркал, которые стоят в магазине, в офисе, на улице, в вашем доме -- везде! Орки способны использовать их, чтобы проникнуть на наши земли... Граждане Тысячелетнего Союза, я обращаюсь к вам за помощью! Внимательно оглянитесь вокруг себя, отыщите зеркала... и разбейте их! РАЗБЕЙТЕ! Сделайте это прямо сейчас, не медля, -- во имя себя, во имя детей, во имя будущего человечества! Разбейте зеркала, помогите нам защитить Союз!
   Когда закончилась речь, повсюду опустилась тишина. Сказанные президентом слова были ужасающими, шокирующими и... абсурдными. И люди подумали, что президент не в себе. А потому люди не поверили Калигуле и не стали делать то, о чем он просил.
   Но замешательство в домах и на улицах, в небоскребах и космических станциях длилось лишь до того момента, пока откуда-то не донесся одинокий удар и последовавший за ним стеклянный звон. Кто-то не стал задумываться и разнес ближайшее зеркало попавшейся под руку пепельницей.
   Крохотного камешка оказалось достаточно, чтобы сорвать лавину. Услышав звон, люди решили -- а вдруг? Быть может, президент прав, и от зеркал таки исходит угроза? И теперь они размышляли и обсуждали, а сообщение президента передали вновь, и за окном послышался новый звон.
   И в какой-то момент это случилось. Люди бросились громить свои отражения.
   На несколько часов цивилизованные планеты Союза погрузились в звенящий хаос. Били все зеркала, которые попадалось на глаза: в комнатах, в парадных, на лестницах, на дверцах шкафов, на стенах супермаркетов. В парикмахерских, в салонах красоты; обзорные зеркальца на аэротранспорте, крохотные зеркала в женских косметичках. Над городами поднялся звон -- серебристый, звучный, заливной. Среди него по улицам неслись постоянные напоминания из громкоговорителей:
   -- Уважаемые граждане... приказ, подписанный президентом Союза... уничтожить все зеркала...
   Кое-кто в азарте поколотил лишнее. Досталось оконным стеклам и хромированным панелям, досталось аквариумам, здорово побили витрины и застекленные картины в рамах. Оказались расколоты даже телевизионные панели, из которых вещал президент. Это были несколько часов всеобщего хаоса и всемирного звона.
   Когда бить стало нечего, погром прекратился. Битва закончилась полным поражением зеркального воинства. Лишь изредка звон повторялся, когда кто-то находил зеркало на пыльном чердаке или на внутренней стороне шкафной дверцы. Да специальные группы еще несколько суток распиливали зеркала из металла и других небьющихся материалов.
   Однако, тот звон, стоящий над планетами, уже было невозможно повторить. Но космос запомнил и его. Древняя пустота всегда интересовалась сигналами, передаваемыми от звездолета к станции, от планеты к планете; внимательно прислушивалась к вибрациям планетарных атмосфер и все запоминала. Если бы кто-то смог найти способ обратиться к ней и выслушать ответ, он сделался бы обладателем самых сокровенных знаний, хранящихся с древнейших времен.
  
   ******************************
   ВОПРОС N1.
   Уважаемый читатель! После прочтения данного отрывка, что Вы думаете? Какие мысли, предположения или подозрения зародились в Вашей голове?
   Буду очень рад, если Вы отметите этот момент!
   ******************************
  
   Потерянная планета, брошенная людьми и жизнью, осталась далеко позади. Сияние пылевой туманности за спиной тускнело. За искривленным пространством, выдающим себя мутной синевой, прятались две плотные нейтронные звезды. Космолет двигался между них словно по узкому мостику над пропастью. Стоит сместиться влево или вправо -- и тебя утащит гигантская гравитация.
   Гончий нес Даймона в пустоту, возле которой не было ни звезд, ни созвездий. Вокруг простирался густой черный космос. Даймон так долго смотрел вперед, что ему стало казаться, словно они не летят, а погружаются в океанскую впадину рекордной глубины.
   За последний час полета Гончий не проронил ни слова, спуск в никуда угнетал даже его искусственный разум. Несколько раз космолет менял угол полета, лавируя в невидимом, изгибающемся как червяк коридоре. Он следовал курсом, которым его провели однажды в режиме ручного пилотирования. Траектория отображалась на экране, и катер повторял ее с машинной четкостью.
   -- Вот оно, началось! -- вдруг сказал Гончий. -- Чувствуешь?
   И Даймон почувствовал. Нечто. Сначала головокружение, которое вскоре прошло, хотя, возможно, он просто привык к нему и перестал замечать, когда новые чувства захлестнули его. В пространстве тесной кабины раздался шелест родной листвы. Затем его окатило ароматами утреннего луга. Потом был густой, состоящий из многих оттенков, запах лесной чащобы и свежий ветерок, который играет с тобой, когда стоишь на холме возле дома. Затем все исчезло, и в нижнюю часть живота врезались невидимые ножи -- юноша даже вскрикнул от пронзительной боли. Потом боль ушла, сменившись звоном в левом ухе. Сколько Даймон ни старался, стуча по нему ладонью, выбить звон не мог.
   -- Странные излучения, очень странные, -- говорил процессор с опаской. -- Много я парсеков налетал, всякое видел. И около планетарных трансформаторов оказывался, и возле сверхновой однажды ... Но с такими излучениями ни разу не сталкивался. А идут они оттуда! -- Даймон был уверен, что если бы Гончий смог, то указал бы пальцем на точку, появившуюся из мрака. Освещенная далекой туманностью, точка росла, превращаясь в космическую станцию.
   Судя по угловатой конструкции, построена она была на заре времен -- возможно даже в ту пору, когда звездные государства людей воевали между собой (было и такое). Она могла служить как научной лабораторией, так и базой для рабочих, добывающих полезные ископаемые в астероидных полях. Сейчас уже трудно сказать, чем она являлась, потому что из опознавательных надписей на обветшалом борту осталась только громадная буква "О". В стенах чернели провалы, а разошедшаяся по швам обшивка загибалась наружу. Вокруг плавали спутанные жгуты технического кабеля, в невесомости похожего на водоросли.
   При виде разрушенной станции Даймон почему-то заволновался, а испускаемые ей незримые потоки возбудили в юноше новый спектр чувств и воспоминаний. Они терзали его и вонзались крючьями в душу; он чувствовал невыносимую боль в животе и тупые толчки внутри черепа. Юноша уже несколько раз думал о том, чтобы вернуться и попробовать пройти сквозь пылевую туманность. Быть может, ему удастся выбраться к людям, а не пробираться между двух смертей к третьей.
   Но возвращаться было поздно. Станция уже заняла половину обзора и продолжала стремительно увеличиваться.
   Гончий нырнул под плавающим обломком какой-то башни и устремился к темному провалу, в котором угадывался посадочный док. Чем ближе они подлетали, тем отчетливее виднелись глубокая коррозия и трещины, прорезающие металл.
   -- У тебя есть скафандр? -- вдруг спохватился Даймон. -- Как я пойду без скафандра!
   -- Нет у меня скафандра, -- ответил космолет. -- Но ты не волнуйся. Там воздух есть.
   -- Да? Ты уверен? -- Даймон поглядел на щели и дыры, сквозь которые проглядывались внутренние ярусы и переборки.
   -- Может и не уверен. Но мои анализаторы уверены на двести процентов.
   Человека и космолет накрыла мрачная тень, когда они оказались в огромном тоннеле. Гончему пришлось включить фонари, и два белых луча высветили разрушенный пирс. Габаритные огни пирса были разбиты, площадку густо усеивали плетения трещин.
   Космолет лихо подрулил к площадке. Не успел Даймон опомниться, как крыша над ним поднялась. Гончий неучтиво дал понять, что ему безразличны сомнения юноши в том, имеется ли здесь воздух.
   К его удивлению, из ушей и носа кровь не пошла, глаза остались в орбитах, а грудь не раздулась. Даймон сделал вдох и убедился, что воздух за бортом не отличался от того, который синтезируется в кабине космолета. Даже более, воздух на заброшенной станции был наполнен свежестью.
   -- Трап и оркестр почему-то задерживаются, -- сказал Гончий. Его голос гулко разнесся по пустому доку. -- Поэтому спрыгивай сам. Не бойся, тут и гравитация есть.
   Даймон перекинул ногу через борт, немного посидел в таком положении, оглядываясь на едва различимые в полутьме контуры дока, потом спрыгнул на пирс. Не удержал равновесие и упал на колени. После продолжительного полета мышцы одеревенели, а ноги превратились в негнущиеся жерди.
   Он поднялся, все еще неуверенный. Голова продолжала гудеть, хотя к остальному он попривык, даже к ножам в животе. Пятитонный космолет висел за левым плечом, носовые прожекторы были направлены на дальнюю стену дока, в которой они высветили темный прямоугольник прохода.
   -- Тебе туда, Освободитель.
   -- Ты не улетишь? -- вдруг спросил Даймон. -- Не бросишь меня здесь?
   -- Как ты мог подумать такое! -- с укором ответил Гончий, моргнув прожекторами.
   -- Прости. Просто мне страшно.
   -- Не тебе одному. Мне тоже не по себе. Возвращайся скорее!
   Ощущая под ступнями мелкий песок и чешуйки осыпавшейся с потолка краски, Даймон поплелся вперед. Он вошел в луч света и долго двигался за собственной тенью, которая вытянулась от его ног до самой стены. Проход оказался началом коридора, ведущего вглубь станции. Когда-то он закрывался пузатыми дверьми с круглыми иллюминаторами, но сейчас они валялись измятые и покореженные то ли взрывом, то ли какой другой силой.
   Коридор оказался темным, но, едва Даймон вошел в него, как ощутил под ступнями что-то мягкое, словно пол устилала пушистая ковровая дорожка. Он не стал опускаться на колени, чтобы ощупать странное покрытие, а двинулся вперед, в темноту, в направлении далекого пятна света. Шел долго, упрямо втыкая ноги в пол, сжимая зубы от головной боли, усиливающейся с каждым шагом. Если она будет нарастать такими темпами -- там, в конце пути от него останется мокрое место.
   Но этого не случилось.
   Едва юноша вышел из коридора, как боль испарились, словно ее не было. Даймон оказался в просторном помещении, которое когда-то было техническим ангаром, а сейчас полностью потеряло любые его признаки.
  
   Бывший ангар зеленел и цвел. Стены, покрытые мхами и вьюнками, лишь в некоторых местах открывали свою стальную основу. Пол покрывала густая трава, которая и показалась юноше в темном коридоре пушистым ковром. А посреди этих джунглей возвышалось широкое дерево с пышной кроной и увесистыми складками коры. То самое, которое Даймон видел во сне и которое призывало его. Тяжелые корни, распластавшиеся поверх травы, шевелились и поворачивались, человеческие глаза смотрели с теплотой.
   -- Наконец ты пришел, -- сказало дерево, ловко двигая складками коры, точно губами. -- Я так этому рада, Даймон!
   -- Откуда... откуда вы знаете мое имя?
   -- Мне известно многое, мой мальчик. Подойди ко мне ближе, да не бойся корней. Присядь на траву. Она мягкая, и ей будет очень приятно оказаться кому-то полезной.
   Потрясенный Даймон прошел между двух шевелящихся отростков, опустился на шелковистую траву и почувствовал небывалое облегчение. Такое, как если бы все несчастия вдруг ушли, а он вернулся бы в родной дом к отцу... Он чувствовал, что оказался в гостях у доброго друга. Пусть даже излучения, которые исходят от него, чрезмерно жестоко встречают гостей.
   -- Но как? -- задал он вопрос, который мучил его больше остальных. -- Как вы живете здесь? Откуда здесь воздух? Ведь кругом дыры в обшивке!
   -- На станции сохранился источник гравитации, --ответило дерево. -- Он удерживает воздух, который я обновляю все время. Меня зовут Иггдрасиль.
   Ей было много лет. Если бы не стальные стены, возведенные людьми, можно было сказать, что Иггдрасиль произрастает здесь испокон веков. Как она появилась здесь? Вероятно, человек, который прибыл с одной из населенных планет, принес на своей одежде семя. Он обронил его, и оно удивительным образом проросло, пуская корни в стали и полимере, обвивая провода и заимствуя энергию генераторных установок. А может быть, неизвестный человек специально привез росток, который холил и лелеял, который рос после смерти хозяина и превратился в столь могучее и потрясающее создание. В итоге люди покинули станцию, а дерево осталось, год за годом продолжая расти и наполняться мудростью времен.
   -- Ты голоден? Возьми яблоко.
   Перед ним опустилась ветвь. Листья раздвинулись, обнажая налитой плод. При виде его, желудок сжался, а пересохший рот наполнился слюной. Обнаженный, сидящий в густой траве Даймон протянул руку и сорвал единственное яблоко.
   Он с жадностью вгрызся в плод, отхватывая приличные куски. Они хрустели на зубах, а струйки сладкого сока бежали по подбородку. С каждым проглоченным кусочком не только унимался голод, но неожиданно наполнялось силами тело.
   Вскоре, когда от яблока остался только черешок (Даймон не заметил, как проглотил даже косточки), он почувствовал себя сытым, отдохнувшим, готовым прошагать столько миль, сколько потребуется.
   Он откинулся на корни, которые изогнулись в форме спинки кресла. Странно, но нагота вовсе не смущала. Более того, он чувствовал себя вольно и естественно, словно всю жизнь так ходил. Он не испытывал стеснения, даже представляя дерево в образе женщины. Наоборот, в ее обществе он чувствовал себя зверем, который родился и взрослел среди лесных дубрав.
   -- Я сожалею о смерти твоего отца, -- произнесла Иггдрасиль.
   -- Когда я увидел тебя во сне... Ты уже знала, что мой отец погибнет. Ведь так?
   -- Бедный мальчик. Как тебе досталось! Кто мог предположить, что разлом между Верхними и Нижними мирами пройдет по твоей судьбе! Нелегко это вынести.
   -- Ты знаешь всё?
   -- Не всё, но многое. Очень многое.
   -- Тогда скажи, что мне делать? Я потерял отца, свой дом и все надежды на будущее. Мне больше нет места на этом свете!
   Большие студенистые глаза глянули на него удивленно.
   -- Твой путь только начинается, Даймон. Трудный, полный боли и страданий -- но великий путь!
   -- Разве? Откуда ты знаешь?
   -- Мне нашептал космический ветер. Он всегда приносит вести, он все знает. Частицы и энергия, из которых он состоит, проносятся над планетами. Они улавливают каждое произнесенное слово, впитывают в себя и несут по галактике. Они пролетают между огромных масс, которые гнут и выворачивают наизнанку не только пространство, но и время. И космическому ветру открываются удивительные вещи -- элементы прошлого и будущего.
   Даймон прижался к корням, словно пытался убежать от неумолимых слов. Но Иггдрасиль продолжала.
   -- Я знаю твою судьбу. Она великая и славная, преисполненная ратных подвигов. Через горы и пропасти, через мучительный выбор и страшные откровения она проведет тебя к главной цели твоей жизни. К сражению с Темным Конструктором.
   Даймон опешил от этих слов. Издал сдавленное кудахтанье.
   -- Мне? -- только и смог выдавить он.
   -- Тебе, и никому другому.
   -- Но как я смогу... Ведь я боюсь! Смертельно боюсь, даже его слуг!
   Иггдрасиль ответила с грустью. Двигающаяся кора, образующая рот, сложилась в линию печали.
   -- Ты, наверняка, еще не видел, что принесла тебе смерть отца? Взгляни сюда.
   Травы перед ним раздвинулись, открыв маленький пруд с темным дном. Даймон подполз к нему на четвереньках, и увидел в зеркале воды свое отражение.
   В первый момент он не понял, что изменилось в его лице. И лишь чуть позже обнаружил посереди лба три темные точки, собранные в треугольник. Он потер лоб, но точки не исчезли. Они не прощупывались подушечками пальцев и напоминали родимые пятна.
   -- Что это? -- спросил он, удивленно подняв глаза на морщинистый ствол Иггдрасиль.
   -- Знак.
   -- Знак чего?
   -- Избранности. Тебе суждено освободить Верхние миры от орков.
   -- Освободить Верхние миры? -- удивился Даймон. -- Но они свободны!
   -- Они падут, -- задумчиво произнесла Иггдрасиль, и Даймон почувствовал, как по позвоночнику прокатился мертвящий холодок.
   -- Я сожалею, -- продолжала она, печально глядя на юношу. -- Но это в самом деле так. Покровитель Верхних миров Авогей Всевышний мертв. И теперь у людей нет поддержки, чтобы остановить полчища орков. В этой войне людям не суждено победить. Многие их творения будут уничтожены, а сами они окажутся на краю смертельной пропасти. Будет тяжело. Но для того ты и призван, чтобы не позволить оборваться линии жизни человечества. -- Следующие слова она опять произнесла задумчиво: -- Ведь род людской не ошибка Создателя -- он красит мир.
   -- Я ничего не понимаю! -- растерянно вопрошал Даймон. -- Как я могу противостоять оркам? Как я сражусь с Темным Конструктором?
   -- Для этого ты откроешь его имя. И тогда Зверь явится к тебе.
   Ветви дерева встревожено зашелестели. Складки задвигались, ствол Иггдрасиль со скрипом наклонился, чтобы приблизиться к юноше.
   -- Его имя -- сокровенная тайна, мой мальчик. Но мне известно, как найти составляющие. Слушай внимательно и запомни мои слова. Его имя состоит из трех частей. Трех! Чтобы получить каждую, нужно приложить невиданные усилия -- как твои личные, так и множества других людей. Многие важные и трагические события подвигнут тебя к разгадке. Но главное состоит в этом.
   Она провела ветвью перед лицом Даймона.
   -- Одна часть имени лежит в крови его слуги, Рапа. Другая спрятана в прошлом. А третья... третья самая интересная из всех. Она сокрыта в Бездне, и найдешь ты ее лишь когда спустишься в зловещий Хель.
   -- Я ничего не понял, -- ответил Даймон, ежась от страха.
   -- Поймешь, когда придет время. -- Дерево отстранилось. -- Время и события делают свое дело исправно. Уже сейчас ты знаешь многое, мой мальчик, просто тебе нужна подсказка. И я помогу. Назови самое сильное чувство, которое владеет тобой сейчас.
   Даймон задумался. Больше всего ему хотелось забиться в какой-нибудь угол и не вылезать из него. Ему вовсе не хотелось вершить дела, о которых вещала Иггдрасиль.
   -- Отмети шелуху и временные чувства, которые завладели тобой, -- подсказала она. -- Произнеси сокровенное. Что тебя гложет? Что не дает покоя?
   -- Сенобит! -- с неожиданной для себя злостью ответил Даймон. -- Я его ненавижу. Я хочу его убить.
   -- Рап силен, -- вздохнула Иггдрасиль. -- Самый могучий воин Темного Конструктора. В битве на одной из планет Сонга, когда Союз предпринял неудачную попытку вторгнуться в Нижние миры -- да-да, было такое, всего двести лет назад! -- многочисленный десант союзных войск оказался встречен небольшим отрядом орков, во главе которого стоял Рап. Оружие людей не причиняло ему вреда. Огненные лучи прошивали его насквозь и не убивали. Со своим черным мечом он проходил сквозь строй людей, оставляя позади вереницы трупов. Одним движением руки он обрушивал на землю боевые катера, а взглядом переворачивал самоходные орудия. Он бьется неистово, он владеет магией. Силу свою он черпает напрямую из Бездны, из того же источника, что и его повелитель. Убить его невозможно. Но тебе нужно заглянуть в его кровь.
   -- Как же быть?
   -- Тебе поможет меч, нареченный Эффоссором. Последний филийский мастер изготовил его из стали мертвого корабля, прибывшего из надмирья. Ты найдешь меч на седьмой планете в системе 13-13. На ее серой, как мокрый пепел, поверхности виднеется пятно, похожее на отпечаток четырехпалой длани. Два пересохших русла когда-то огромных рек образуют на этой длани линии судьбы и жизни. На месте их пересечения стоит белая гора. Поднимись на нее, и на вершине ты найдешь меч, который поможет справиться с Рапом.
   -- Как я попаду в эту систему? Тут есть реперные точки для гиперперехода?
   -- Они тебе не понадобятся. Пройди сквозь светящуюся туманность -- ту, что лежала за спиной, когда ты летел сюда. Она перенесет тебя.
   Даймон долго молчал, глядя на темный пруд, окруженный зеленью. Затем спросил угрюмо и с некоторой обидой:
   -- Рап тоже приходил к тебе. Ведь так?
   -- Он был здесь, -- не стала отрицать она. -- Видишь?
   Иггдрасиль указала на черные, словно выжженные пятна посреди травы.
   -- Это его следы. Он стоял здесь. Я до сих пор не могу возродить мураву в этом месте.
   -- Чего он хотел?
   -- Он забрал один из моих корней. -- И Даймон только сейчас увидел короткий обрубок у основания ствола. -- Он сказал, что когда придет в следующий раз, то заберет все корни Иггдрасиль для своего повелителя. -- Она опять с грустью улыбнулась, и от этой улыбки у юноши зашлось сердце. -- Это будет моей смертью после тысяч лет жизни.
   -- Он не придет, -- с детским упрямством сказал Даймон. -- Не сможет. Я разбил зеркало и угнал его катер!
   -- К сожалению, сюда можно добраться и другими путями. Когда орки войдут в Верхние миры, для Рапа не составит труда найти сюда дорогу. Поэтому жить мне осталось недолго, мой мальчик. И мы должны успеть.
   -- Что успеть?
   -- Загляни снова в пруд... Там, на дне лежит это. Достань.
   Заторможенный Даймон снова наклонился к заполненной водой воронке. На этот раз он не стал изучать свое отражение, а глянул сквозь него. И то, что увидел на дне, поразило его. Юноша отпрянул, налетев на ветви.
   -- Не бойся, -- сказала Иггдрасиль. -- Возьми его.
   Напряженно дыша, он сунул в пруд руку и вытащил на свет обрубок кола. Не было ни малейших сомнений, что это тот самый кол, которым его отец безуспешно атаковал сенобита. Та заостренная часть, которая проткнула Рапа и которая затем была им отрублена от основы.
   -- Как он оказался здесь?
   -- Неважно -- как. Важно -- зачем! Возьми булыжник, что лежит возле пруда. Теперь подойди ко мне... Ближе.
   Даймон вплотную подошел к стволу мудрой и древней Иггдрасиль. В одной руке он держал обрубок кола, в другой -- увесистый камень.
   -- Повернись, мой мальчик, и прижмись ко мне спиной. Плотнее. Еще плотнее.
   Он сделал то, что она просила, и почувствовал кожей жестковатую в трещинах кору.
   -- А теперь, -- сказала она, -- упри заточенный конец в живот и забей кол так, чтобы он пронзил тебя насквозь и вошел в ствол. Приколоти себя к вселенскому древу!
   Даймон резко отскочил. Несостоявшиеся орудия пытки вывалились из пальцев на траву.
   -- Что ты мне советуешь? Я должен убить себя?
   -- Ты не умрешь. Будет очень больно, ужасно больно, но ты не умрешь. Ты должен простоять девять дней, испытывая муки. Когда твоя кровь сольется с моими соками, когда она девять дней будет омывать два организма, тебе перейдут мои знания, и ты получишь силу. Нечеловеческую силу. Магическую кровь, которая сможет тягаться с кровью сенобитов.
   -- Я этого не хочу.
   -- Но ты должен, -- обеспокоено произнесла Иггдрасиль. -- Иначе все, о чем мы говорили, не имеет смысла. Бесполезно сражаться, бесполезно собирать настоящее имя Темного Конструктора. В этом случае Бездна победит.
   -- Нет! Я не хочу! -- закричал Даймон, отступая к проходу, который уводил в док. В его голове творилось нечто невообразимое. Разум отступил при осознании дикой пытки, которой собиралась подвергнуть его дерево.
   -- Даймон, послушай меня... -- Она попыталась подобрать слова, чтобы вразумить его.
   -- Я не хочу ничего слушать! -- истерично завопил он. -- Я не хочу спасать мир! Я хочу покоя!
   -- Тебе не будет покоя.
   Он уже бежал по темному коридору, когда вслед раздались последние слова вселенского дерева:
   -- Очень жаль, Даймон. В следующий раз, когда ты придешь сюда, ты найдешь только замороженный космическим холодом безжизненный ствол.
   Голос еще звучал в ушах, когда он вылетел на причал, под белый свет прожекторов Гончего.
  

3

   Корневой штаб, Искусственный спутник Геи Златобашенной
   -- Господин главнокомандующий?
   Начальник Корневого штаба и десяток его офицеров вздрогнули и стали спешно подниматься из кресел, когда в распахнутые двери совершенно неожиданно, на сорок минут раньше, чем обещал, решительно вошел адмирал Балниган. В помещении оперативного зала сразу установилась гнетущая тишина -- даже перестали гудеть консоли и охлаждающие устройства.
   Не сказав ни слова, главнокомандующий миновал замерших по стойке офицеров, в том числе заместителя начальника штаба Майкла Грига, с которым совсем недавно имел очень неприятный разговор. Прошел мимо начальника штаба Кинцила -- полноватого дюрассийца с бегающими глазками, оказавшегося на этой должности слишком рано для своих лет. Остановился посреди зала и, заложив руки за спину, оглядел прищуренным взглядом карты и схемы, высвеченные на многочисленных экранах.
   -- Господин главнокомандующий, -- повторил Кинцил. -- Мы рады приветствовать...
   -- Оставьте церемонии, -- оборвал его Балниган, поворачиваясь к столу оперативных совещаний. -- И удалите лишних людей.
   -- Извините, но здесь нет лишних. Все офицеры имеют необходимый допуск для...
   Балниган пристально посмотрел на дюрассийца, отчего последнему от стыда захотелось куда-нибудь провалиться.
   -- Мне нужны только вы. Остальных не смею задерживать.
   Зал снова погрузился в тишину, пока оторопевший начальник штаба приходил в себя. Офицеры уже поняли, что будет лучше, если они побыстрее уберутся, но, как люди военные, двинуться без команды не смели.
   -- Все свободны, -- придушенно произнес Кинцил.
   Они покинули зал бесшумно, словно посреди камерного концерта или похорон. Двери за ними плавно закрылись, полотно сканера пару раз обежало помещение в поисках "жучков", контроллер безопасности издал мелодичный сигнал, докладывая, что все в порядке. Балниган опустился в кресло, а Кинцил так и остался стоять, переживая о первом впечатлении, которое произвел на нового начальника. Мясника с Крестоносного Флота, вставшего во главе Союзных войск только потому, что имел влиятельного покровителя в одной из Великих Семей.
   -- Я полагал, -- натужно улыбнулся Кинцил, -- что вам будет интересно познакомиться с офицерами штаба.
   -- В этом нет нужды.
   -- Желаете чаю, кофе?
   -- Нет, -- резко отозвался Балниган. -- Сразу к делу. В отчете, который составили для меня ваши аналитики, отсутствуют цифры. Что за скрытность? Сколько войск находится в Бутылочном Горлышке?
   -- Извините, но мы не хотели усложнять доклад лишними цифрами.
   -- Они не лишние... Так я слушаю.
   Дрожащими пальцами Кинцил пробежался по кнопкам, и над столом выросла голографическая карта галактики. В серебристой пыли, имитирующей звезды и звездные скопления, горели три точки, обозначающие группы Союзных войск. Одна из них, в самом низу, показывала Первый Союзный Флот, имеющей еще название Пограничный. Вторая точка, хорошо знакомая Балнигану, рдела на восточной окраине галактики и обозначала Второй Флот, Крестоносный и Гвардейский, ведущий боевые действия в системе Диких Племен. Третья, чуть выше и в стороне от ядра галактики -- Резервный Флот, расквартированный в окрестностях Геи. Крошечный, не обладающий огневой мощью Первого флота и маневренностью Второго. Несколько геостационарных баз, оставшихся с давних времен, два парадных крейсера, десяток штурмовых судов и три истребительных звена -- вот и вся охрана столицы, да и то, как считали многие, избыточная.
   Кинцил переместил курсор в виде пылающего, очевидно божьего, перста к югу и увеличил район Приграничья. Проходящий сквозь стену вырожденных звезд тоннель Бутылочного Горлышка предстал в удобном для глаза сечении. Скопища черных дыр сверху и снизу напоминали тяжелые платформы, между которыми расположилась хрупкая система с белым карликом, двумя планетами друг напротив друга. Казалось, в любой момент платформы сомкнутся и расплющат хрупкое творение природы, хотя астрофизики утверждали, что подобное невозможно.
   -- Первый оборонительный эшелон Бутылочного Горлышка, -- начал доклад Кинцил, -- образуют четыре заорбитальные крепости, стоящие на краю прохода. Их совместный огонь пресекает любые атаки со стороны Нижних миров. Каждая из крепостей -- неприступная цитадель. Она располагает полным комплексом оружейных средств, мощными лобовыми полями, броней, боезапасом на долгий период ведения боевых действий. На каждой также располагается около двух сотен истребителей ближнего боя.
   -- Во второй оборонительный эшелон входят сдвоенные плазменные орудия, установленные в укрепленных фортах каждой из планет. Это самые мощные средства поражения, которое только существует на свете. Их всего четыре -- по два на каждой планете. Планеты вращаются вокруг светила и вокруг собственной оси, область обстрела все время меняется, но в комплексе орудия расставлены так, что охватывают своим огнем все внутреннее пространство тоннельного прохода. Они превратят в пепел врага, который прорвется сквозь первый оборонительный эшелон. Энергетические установки каждого из орудий позволяют производить выстрелы мощностью в миллион гигаватт, их скорострельность достигает сорока выстрелов в час. Форты защищены силовыми полями, пробить которые возможно лишь долгой и целенаправленной орбитальной бомбардировкой.
   -- В третий оборонительный эшелон входят передвижные средства Пограничного флота. Это в первую очередь сверхтяжелый линкор "Союз Нерушимый", на котором базируется штаб флота. Пять эскадр по двенадцать крейсеров в каждой. Около полутора тысяч кораблей: многоцелевых и специальных, оснащенных ракетами, гаубицами, торпедами, силовыми арканами. До трех тысяч истребителей, сосредоточенных на линкоре и заорбитальных крепостях. Все корабли флота перемещаются в соответствии с генеральным планом обороны и могут менять его только по прямому приказу из Корневого штаба. -- На лице Кинцила появилось самодовольное выражение. -- Как видите, при таком плотном сосредоточении войск мы способны не только отразить любые поползновения, но можем нанести значительный урон наступающим войскам.
   -- Все это замечательно, но все неправильно.
   -- Что неправильно? -- удивился Кинцил.
   -- Необходимо вывести из Горлышка половину флота.
   В первый момент Кинцил не понял фразу главнокомандующего. Потребовалось время, чтобы ее смысл добрался до начальника штаба.
   -- Зачем? -- спросил он подавленно, не зная, как успокоить забегавший взгляд.
   -- Чтобы создать глубину обороны, -- ответил Балниган и откинулся на спинку кресла.
   -- Но тогда мы потеряем плотность в стволе прохода! -- Начальник штаба заволновался. -- Оставшиеся войска могут не сдержать натиск вражеских армад и тогда...
   -- Подготовьте план-график для вывода лишний соединений за пределы тоннеля, -- не слушая, произнес Балниган.
   -- Но как... Ведь существующая система обороны защищает нас уже тысячу лет!
   -- Она устарела.
   -- Но еще государь Мирогор, один из мудрейших полководцев древности, завещал, чтобы мы создавали необходимую плотность войск в тоннеле, дабы удерживать проход из Нижних миров и не позволять врагу проникнуть на просторы Союза.
   -- Вы ясно меня слышали? -- Балниган заговорил жестко и отрывисто. -- Это приказ. Выполняйте немедленно. В течение одного или двух дней лишний флот должен быть выведен. Каждый второй корабль. И никакой огласки, все производить в строжайшей тайне.
   -- Зачем вы делаете это? -- со страхом воскликнул Кинцил.
   -- Я руководствуюсь интересами Союза.
   -- Ослабление границы с чернью не может быть в интересах Союза! -- с паникой в голосе воскликнул Кинцил. -- Это предательство!
   Балниган вдруг проворно вскочил с кресла. Не успел Кинцил закончить фразу, как новый начальник отвесил ему крепкий удар в челюсть. Удар был настолько сильным, что дюрассиец припал на одно колено, а его помутненный разум еще не осознал, что сейчас произошло.
   -- Прекрати истерику, размазня, -- сжав зубы, прошипел Балниган, презрительно глядя сверху вниз. -- Полагаешь, что, отрастив задницу в штабном кресле, можешь суждения выносить? Может, вместо патетики расскажешь, как высокие покровители тащили тебя за уши на это место? -- Балниган обвел яростным взглядом вокруг себя. -- Теперь, Кинцил, будешь работать на меня. Будешь делать то, что я скажу... Выполняй приказ. Иначе твоя карьера, завершится так же стремительно, как и началась. Тебе это понятно, боров из штабного кресла?
  
   Подпространство, "Куриный тягач"
   Восемь часов полета через подпространство в тесных, пахнущих пометом отсеках "Куриного тягача" были тягостными. Антонио надеялся подремать, но с непривычки не смог уснуть в кресле. Шахревар тоже не спал. Он без устали глядел на проносящуюся за стеклом кабины волокнистую тьму, пытаясь найти в ее хаотических плетениях некий порядок. Антонио где-то читал, что паладины ищут порядок во всем, нащупывая нити управления физическим миром. Случалось, что некоторые сходили с ума, упрямо выделяя систему из того, в чем ее не было... Один лишь капитан Олос давно выделил свой порядок и беззаботно дрых, уткнувшись лбом в пульт так, что защемил козырек, и капитанская фуражка приподнялась над макушкой, обнажив среди мятой седины пятак лысины.
   Первый час Серафима сидела с ними. Она была молчалива и удручена, иногда Антонио замечал, как она делала сдавленный выдох, чтобы укротить подступающее к горлу рыдание.
   -- Оно движется, -- однажды тихо поведала девушка, имея в виду святыню, который держала в ладонях. -- То, что находится внутри шара, все время движется. Оно не ведает покоя, и все время стремится к изменениям.
   Антонио тайком взглянул на ее бледное усталое лицо.
   -- Я боюсь, -- продолжила она. -- Ихор спасет род человеческий, и мне сказали, что я должна сама решить -- как он это сделает. Я держу в руках спасение Союза, но даже представить не могу, как его использовать! Это такая ответственность... я боюсь этой ответственности. Я боюсь, что сделаю неправильный выбор.
   -- Мы, ваши преданные слуги, Серафима. И мы всегда поможем!
   Это оказались не те слова, которые хотела бы услышать девушка. Антонио и сам понял, что в данной ситуации любые слова были лишними. Нужно лишь обнять девушку, прижать к груди и позволить наплакаться вдоволь. Но он, не отец и не жених, не смел сделать этого. И Серафима окончательно замкнулась на себе. Тот гнетущий час, который она провела на капитанском мостике, показался пресс-секретарю бесконечным. Потом девушка удалилась в свою каюту, из которой через двадцать минут выскочила Нина Гата.
   Скрестив руки на плоской груди, покрытой темным кружевным платьем, наставница некоторое время нахмуренно взирала на поток разрываемого кораблем подпространства. Затем изрекла:
   -- Если бы рядом с ней находились цветы, они бы увяли.
   На протяжении следующих часов Антонио даже через переборку чувствовал тоску Серафимы, и поэтому был очень счастлив, когда "Куриный тягач" наконец вынырнул из подпространства.
   Наглое рыжее солнце стрельнуло в кабину ослепительным лучом, пробудив капитана и рассеяв угрюмость на корабле.
   Первое, что предстало перед ними, была кубовая станция Второго Союзного флота. Огромная, неприступная, ощетинившаяся лазерами и турелями. Рядом с ней степенно разворачивался крейсер, на борту сиял начищенный герб Союза. Неподалеку выверенным строем пронеслось крыло из истребителей.
   Все, кто находился на капитанском мостике, ощутили гордость за Крестоносный флот и Тысячелетний Союз. На память пришли славные победы, одержанные в древности. И они вспомнили, что сопровождают не просто великосветскую особу, а наследницу Великой Семьи.
   Их было пять, справедливых и достойных, стоящих рядом с государем Мирогором у основания Союза. Своими усилиями, авторитетом и честью, они сделали объединенное государство таким, каким он существует по сей день. Они написали конституцию и приняли первые законы. От них пошли пять исторических династий -- пять Великих Семей. Основателем семьи Морталес был Клементий Справедливый, чей дар переговорщика позволил прекратить разрушительную войну с людьми Северных созвездий и сплотиться против мерзкой тьмы, наползающей с юга. Он был одним из тех, кто сражался бок о бок с государем Мирогором за овладение Бутылочным Горлышком.
   Вспоминая об этом, Антонио расправил плечи. Какой бы убогой ни выглядела посудина, на которой они прибыли в систему Диких, свита Морталес обязана помнить, что они сопровождают особу, в которой течет кровь исторических героев.
   -- Внимание! -- раздался из динамиков голос военного диспетчера. -- Вы оказались в закрытой зоне, находящейся под контролем военного флота. Если ваше судно относится к Вооруженным силам Союза, пожалуйста, в течение двадцати секунд передайте кодовый пароль. В противном случае вы будете конвоированы на станцию.
   Угроза прозвучали весомо. Антонио, который никогда не оказывался в важных местах или на величественных церемониях без чьего-либо разрешения, почувствовал себя неуютно, гордость за Серафиму слегка притупилась, он стал растерянно оглядываться и обнаружил, что приказ из динамиков не произвел впечатления на телохранителя. Показавшийся пресс-секретарю почему-то высоким как никогда, облаченный в доспехи паладин склонился над пультом и произнес с немалым достоинством:
   -- Говорит воин Святой Церкви, ветеран астровойн и кавалер ордена Небесной звезды, Мастер Огня и паладин, Магистр высшей степени посвящения Шахревар Разящий. Каким бы неказистым ни показался вам этот корабль, на его борту находится дочь Великой Семьи Морталес -- сиятельная Серафима! Мы направляемся с государственной миссией на Ковчег Алых Зорь, поэтому просим коридор для прохода и эскорт сопровождения.
   В подтверждение слов, Шахревар передал на базу свой личный удостоверяющий код. Ответ последовал после продолжительной паузы, видимо диспетчер, как и люди на мостике "Куриного тягача", был впечатлен перечислением титулов телохранителя. Антонио в тот момент с уничижением подумал о том, что иногда называл Магистра и кавалера ордена Небесной звезды по-простецки Шахом.
   -- Ваш код соответствует высшему списку секретности. С величайшим почтением рады приветствовать сиятельную дочь и ее свиту! Добро пожаловать в систему Диких Племен!
   Шестерка истребителей, напоминающих наконечники стрел, отделились от Базы и проворно заключили шаттл в надежное кольцо охраны. Глядя на их изящные обтекаемые контуры и ряды звезд на бортах, каждая из которых означала уничтоженного врага, Нина Гата выдохнула с облегчением.
   -- Наконец, святыня и девочка оказались в безопасности.
   Перелет до города паладинов, находившегося в данный момент на окраине звездной системы, занял еще около двух часов. Кортеж обогнул планету Виа Прима, ущелистый оплот воинственных язычников, пересек пустой космос, затем долго летел вдоль плотного, искрящегося хвоста кометы Ветреница, которая имела орбиту в половину диаметра галактики. Отделившись от нее, они совершили полвитка вокруг безымянной планеты, за которой и находилась конечная цель путешествия. К этому моменту из своей каюты появилась Серафима. Ее бледное лицо озарилось надеждой, когда она увидела висящий в космической тиши гигантский каменный плот.
   Если в космосе Верхних миров и существовало чудо, то им несомненно являлся город паладинов Ковчег Алых Зорь. Широкую скалистую долину, которая в незапамятные была частью погибшей планеты Эо, накрывал силовой купол, удерживающий воздух. Под ним возвышались постройки из кирпича и камня, некоторые весьма древние. Но, пожалуй, самым замечательным являлся цвет скал и сооружений -- ярко-красный, горящий, цвет живой человеческой крови. Легенда гласила, что взошедшая заря вылилась на долину и застыла на поверхности камней в скорби, когда древний демон Аман-Кууб -- не сенобит, но исчадие, восставшее из Хеля -- разрушил планету, на которой скрывался раненый Авогей. Это происходило в те времена, когда адские силы захлестнули обитель богов. Темный Конструктор, обратив свой лик к Бездне, вырезал род проточеловеков, убил Создателя и стал тем, кем он является в настоящее время. Планета Эо обратилась в пыль, от нее осталась лишь долина, скованная магическим духом присутствовавшего на ней бога. Вот в таком священном месте и находилась обитель рыцарей-экстрасенсов.
   Многими веками позже здесь поселились монахи, которые научились ловить космический ветер и дрейфовать от планеты к планете. Во время древнего конфликта на юге монахи воспользовались своими экстрасенсорными способностями и отразили натиск орочьих звездолетов, защитив от разорения мирную планету, после чего получили статус закрытого рыцарского ордена. Они развивали свои знания, прослыв магами и исследователями непознанного и мистического. Но почести и уважение, воздаваемые сегодня, пришли к ним во время Бездонных войн.
   В батальоны космической пехоты обязательно входило по одному представителю Ковчега. Подобно искрам они зажигали в солдатах веру и отвагу, вели в бой, неистово сражались и были единственными, кто мог противостоять первым сенобитам. Орки боялись монахов до безумия и при виде их часто пускались в бегство. Ковчег уже не дрейфовал в свободных потоках, его транспортировали военные буксиры, а горстка рыцарей на нем зажигали звезды, выкашивающие вражеский флот, и поднимали бешеные бури, рвущие на части десант черни. Ковчег был непременным участником самых крутых сражений. Именно в Бездонных войнах монахи заслужили почетное звание -- паладины...
   Красные скалы и утесы космического плота во многих местах утопали в зелени садов и лужаек. Громада Ковчега надвигалась, занимая весь обзор. Стали видны детали храмов, крупные статуи и даже крошечные фигурки рыцарей, работающих в поле. Паладины не использовали роботов и обходились минимумом технологических вещей, чтобы работающие механизмы, энергетические поля и потоки позитронов не отвлекали их от исследования космоса и его нематериальной жизни.
   Возле атмосферного купола истребители отделились от шаттла. Они передоверили судно охране Ковчега. Возле каменного причала, который помнил шаги многих великих людей, их уже встречала небольшая процессия из трех рыцарей в серебристых кирасах.
   Капитан Олос посадил шаттл чересчур жестко, но тут же сообщил, что груз доставлен не колотым и в лучшем товарном виде. Первым на красно-бурые плиты сошел Шахревар, за ним Нина Гата, полной грудью вдыхающая ароматы цветов и трав. И только после них, скромно, как подобает истинной Морталес, по трапу спустилась Серафима. При виде ее, встречающие рыцари припали на одно колено и склонили головы. Самого первого из них девушка не раз видела на экранах визора и энциклопедий.
   Глава Ордена паладинов Артур Мудрый был в преклонных годах, но единственным признаком сего являлась насквозь седая голова и глубокие морщины на лице. В остальном он выглядел атлетом, находящимся в отличной форме. В его фигуре ощущались сила и пружинистость, в лице явственно отражались незаурядный ум и опыт прожитых лет. Мужественная, аккуратно остриженная бородка подчеркивала его стать неувядающего воина.
   -- Сиятельная Серафима! -- произнес он, не поднимая головы. Голос его был бархатным и притягательным. Каждое слово верховного паладина было веским и основательным. -- Для нас огромная честь принять наследницу великой фамилии.
   -- Пожалуйста, поднимитесь, -- попросила девушка.
   Глава ордена и рыцари за его спиной встали с колен.
   -- Ваша красота ослепительна, о Серафима! -- произнес Артур Мудрый. -- В наших садах растет дивный цветок Лауры, он цветет раз в год, и в это время к нам приезжают многие достойные люди, чтобы насладиться его дивной красотой. Но, я уверен, что рядом с вами, едва распустившись, цветок поблекнет от зависти.
   -- Рада знакомству с Вами, благородный рыцарь, -- произнесла Серафима, ни взглядом, ни румянцем не выказав своей реакции на комплимент. -- Мы прибыли с важной миссией.
   -- Рыцари Ордена готовы ее исполнить. -- Он повернулся к другим спутникам Серафимы. -- Госпожа наставница. Господин пресс-секретарь. Добро пожаловать на святую землю Ковчега Алых Зорь.
   Нина Гата и Антонио приветственно склонила головы.
   -- Прошу вас, пройдемте в кельи, там вы сможете отдохнуть после перелета, а затем мы обсудим вопросы, связанные с вашей миссией.
   -- Нет, -- ответила девушка. -- Сначала мы должны все обсудить.
   -- Как вам будет угодно, -- поклонился Артур Мудрый.
   В сопровождении рыцарей Серафима и ее свита по каменным плитам двинулись к высокой пирамиде с усеченной вершиной, что стояла в центре долины. На месте остались только Глава Ордена и Шахревар.
   -- Безумно рад тебя видеть, брат мой, -- произнес Артур, коротко обняв рыцаря. Их бронированные латы встретились с глухим стуком. -- В Верхних мирах наступили тревожные времена, и нам нужно о многом поговорить.
   -- Очень нужно, -- сдержанно улыбнулся телохранитель.
  
   Процессия неспешно двигалась к пирамиде, а вокруг лежала умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и стуком каблуков по плитам. Серафима украдкой оглядывала обитель паладинов. В юности она прочла множество книг и просмотрела множество фильмов о Ковчеге и его рыцарях, но все эти знания не шли ни в какое сравнение с личными впечатлениями от посещения исторического места. Здесь все было пропитано духом великих событий: каждый камень, каждая скала помнили и битвы в Бутылочном Горлышке, и сражение с демонами в двенадцатом веке до новой эры, и, несомненно, истекающего кровью Авогея, последнего проточеловека, несущего доброту Создателя.
   Дорога нырнула в зеленую аллею, по обеим сторонам которой в окружении тополей белели горделивые статуи античных героев и богов. Предок Серафимы, князь Клементий Справедливый, стоял бок о бок с государем Мирогором. Она на мгновение задержалась у постамента основателя Великой Семьи; взгляд мраморной статуи был устремлен поверх ее головы, в нем была задумчивость и печать тех ужасных событий, через которые ему пришлось пройти.
   Алею сменило небольшое поле, и она увидела справа двух рыцарей в рубахах навыпуск, сосредоточенно окучивающих какие-то овощи. С подобной задачей вполне могли справиться сельскохозяйственные машины, но, как упоминалось ранее, рыцари старались не пользоваться техникой, а, кроме того, хозяйственные работы издавна входили в комплекс подготовки паладина, и отказаться от них -- означало отступить от традиций, кои, как эта земля, почитались священными.
   За полем они увидели одну из четырех охранных колонн -- высоченный столб, на вершине которого, запрокинув голову и расставив в стороны руки, стоял погруженный в транс паладин. Антонио подумал, что не удержался бы на этом пятачке, даже встав на колени. "Слава богу, -- вздохнул он с облегчением, -- что меня никто туда не звал"... Выискивая чужих, Страж Ковчега при помощи внутреннего сканера обшаривал заданный сектор пространства. Газеты писали, что лучшие военные радары по своим характеристикам не могут даже приблизиться к дольке нейронов, расположенной в правом полушарии мозга паладина.
   Глава Ордена и Шахревар двигались в десятке метров позади процессии, что позволило им перекинуться несколькими фразами.
   -- Она бесподобна, -- произнес Артур Мудрый, глядя вслед Серафиме. -- Ее красота и внутренний мир уникальны.
   -- Да, очень милая девушка. Серафима в будущем способна стать великим государственным деятелем.
   -- Уже известен тот счастливец, который примет великую фамилию и будет носить звание мужа?
   -- Это Уильям Харт, очень достойный молодой человек из благородной семьи. Они будут великолепной парой. Совместным трудом они способны принести огромную пользу нашему государству.
   Артур деликатно перевел разговор на другую тему.
   -- Как твои дела? Как чувствуешь себя в роли телохранителя?
   -- Служить Великой Семье Морталес огромная честь... Но иногда меня одолевают сомнения. Мне кажется, что я мог бы принести больше пользы здесь, участвуя в боях.
   -- Твоя помощь в войне против Диких Племен пришлась бы кстати. Но ты, как и мы, стоишь на страже государственности. Ты охраняешь Великую Семью, мы сражаемся за целостность человеческих территорий. Обе эти функции важны.
   -- Ты прав, важны. И не далее как вчера я в этом убедился.
   Они замолчали, проходя мимо группы обнаженных по пояс и сидящих на коленях рыцарей, расположившихся на овальной скале. Медитация способствовала поиску новых источников. От каждого из них, будь то поток космических частиц, астероид или планета -- они тянули к себе связь, незримый проводок, через который могли перекачивать энергию. Паладин -- это своеобразный трансформатор, провода от которого раскинуты до нескольких источников. В нужный момент рыцарь брал энергию того источника, который был мощнее или находился ближе. Но на всякий случай имел запасные варианты, и эти варианты опутывали всю планетарную системы.
   -- А скажи, брат мой Шахревар, -- как-то буднично произнес Артур Мудрый, -- в руках сиятельной дочери находится кровь бога?
   Вопрос обрушился на телохранителя подобно молнии.
   -- Ты почувствовал священный ихор?
   -- Еще до того как появился ваш корабль.
   -- Сейчас я его тоже чувствую сильнее, -- признался Шахревар. -- Но на Гее почему-то не сумел распознать.
   -- И это странно, что ты не почувствовал такой мощный знак нашей силы.
   -- На Гее происходит много чего странного, -- напряженно сказал Шахревар. -- Поэтому мы здесь. Чтобы обезопасить святыню и сберечь жизнь ее хранительницы. Раз ты все понял, то объявляю тебе официально: в руках дочери Великой Семьи находится доказательство смерти человеческого бога.
   Глава Ордена устало закрыл глаза и некоторое время шагал, не разбирая дороги, но не сошел с каменных плит, сквозь швы которых пробивалась трава.
   -- Господь наш Авогей мертв, -- с вздохом произнес он. -- Это самое тяжкое испытание за всю историю рода человеческого. К сожалению, у нас даже нет времени скорбеть об умершем боге, который на протяжении долгих веков являлся нашим защитником. Я крайне огорчен получить подтверждение факту, на который указывала погасшая звезда.
   -- Как подобное могло случиться, Артур? Неужели наш бог оказался настолько слаб, что не смог противостоять лиходею?
   -- Одно из двух. Либо пришло его время. Либо Зверь оказался настолько хитер, что даже Господь не разгадал коварный замысел.
   -- Значит ли это, что если погиб бог людей, то и его подопечным не суждено более занимать место под звездами? И тогда Верхние миры затопит тьма из Хеля?
   -- К сожалению, век паладина ограничен, чтобы обрести способность глубокого провиденья. Слишком мало лет нам отпущено для жизни. Согласно "Апокрифам", лишь мифическое древо, которое живет многие тысячелетия, получило подобный дар. Я не могу сказать тебе, брат, что произойдет в будущем. Но, полагаю, нам придется очень тяжело.
   Процессия достигла подножья пирамиды и остановилась. Гигантское древнее строение, сложенное из тесаных валунов, не скрепленных раствором, встало над ними подобно откормленному великану. Серафима, по крайней мере, восприняла ее как нечто живое. Глава Ордена предложил девушке руку, и она вложила тонкие пальцы в его мозолистую ладонь. Шахревар предложил руку Нине Гате. Процессия двинулась вверх к темному проему треугольных храмовых врат.
   Возле врат они разделились. Один из паладинов увел сопровождающих лиц в специальные покои. Глава Ордена, Серафима, Шахревар и оставшийся паладин зашли в высокий храмовый зал, стены которого украшали живописные фрески. У дальней стены на возвышении стоял огромный крест, высотой с десяток метров -- древний символ бога Авогея, символизирующий его фигуру с распростертыми руками.
   -- Мы прибыли к вам с печальной миссией, -- произнесла Серафима, обращаясь к Артуру Мудрому.
   -- Мне известно о ней, -- понимающе кивнул Глава Ордена. -- Орден паладинов предоставит надежное убежище святыне и ее хранительнице, дочери Великой Семьи.
   Серафима с облегчением вздохнула, потому как ей не пришлось говорить тяжкие слова.
   Рыцарь продолжал:
   -- Мы поместим святыню в надежное хранилище, где содержатся многие реликвии и останки великих монахов... Этот крестоносец будет помогать вам во всем.
   Спутник Артура шагнул вперед, и теперь девушка разглядела его. Молодой человек, лет двадцати пяти, имел развитую как у остальных рыцарей фигуру, волевое лицо и непокорный взгляд.
   -- Он проходит посвящение в паладины, но уже демонстрирует весьма выдающиеся способности. Его зовут Думан. -- Молодой человек поклонился. -- В довоенной жизни он носил фамилию Зверолов.

4

   -- Ну что там, что там было? Расскажи! -- нетерпеливо воскликнул Гончий, когда они оказались на приличном расстоянии от заброшенной станции. Ее слабо освещенный силуэт медленно уменьшался на экране заднего вида.
   -- Ничего там не было, -- отозвался Даймон угрюмо.
   -- Как это "ничего"! -- не унимался процессор. -- Прежний хозяин туда ходил, теперь ты ходил. Скоро на эту заброшенную станцию запустят рейсовый лайнер, а ты мне твердишь, что там ничего нет!
   "Ничего там не было", -- повторил Даймон про себя. Именно так он решить относиться к тому, что увидел и услышал. Такая позиция позволяла хотя бы ненадолго отогнать страх, который не отпускал до сих пор. Все что он увидел -- сон. Или галлюцинация. Не существует многовекового дерева, проросшего на заброшенной станции, знающего все и вся, заглядывающего в будущее.
   Словно из мести за крамольную мысль, излучения с новой силой врезались в него. Тело отозвалось судорогами, готовыми разорвать мышцы, в темени запульсировала боль. В кабине вновь поплыли звуки и запахи, навеивающими тоску по родному дому. Катер прошел сквозь одну из струй, которые Иггдрасиль называла "космическим ветром".
   Почувствовав настроение хозяина, Гончий не стал больше его пытать, а лишь прибавил скорости. Чем больше они удалялись от станции, тем пронизывающие тело потоки становились слабее. Боли отпустили Даймона, и он еще раз упрямо объявил себе, что ничего не было. Ни пророчеств о завоевании Верхних миров, ни откровений о трех слагающих имени Зверя. Не было речи и о...
   Он вдруг остановился в своем перечислении.
   -- Куда мы теперь, друг? -- вкрадчиво поинтересовался Гончий. -- Но, надеюсь, у тебя нет суицидного желания вернуться на потерянную планету с сиреневым небом?
   Вытянутое облако туманности тускло светилась впереди. Планета, упомянутая процессором, выглядела на ее фоне черным кругом.
   -- Тебе знаком сектор 13-13? -- спросил Даймон.
   -- Впервые слышу. А что там? Там весело, много людей и машинного масла?
   -- Понятия не имею. Но это единственное место, куда мы попадем, если пролетим сквозь эту туманность.
   -- Не очень-то я уверен в этом предприятии. К тому же, что-то мне подсказывает... какое-то странное чувство... что мои баки с топливом наполовину пусты.
   Даймон глянул на индикаторы.
   -- Кроты с канарейками! -- обреченно промолвил юноша. -- Неужели не дотянем до туманности?
   -- До туманности, может, и дотянем. Но если лететь сквозь нее придется чуть дольше, чем я планирую, то мы застрянем там и будем кувыркаться в этой светящейся пыли, пока у тебя не закончится воздух, а у меня не сядут аккумуляторы.
   -- Может, все-таки попробуем?
   -- Ибо сказал Великий и Мудрый Автоматический Станок, имя которому Штампующий Заготовки: человек создал машину, человек управляет машиной и смерть ей придет от руки человека! -- неожиданным басом произнес Гончий, а затем переключился на свой обычный тенорок: -- Получается, что если ты человек, а я -- машина, то ты есть мой бог. Что прикажешь, то я и буду делать. Скажешь лететь -- полечу.
   -- Гм, -- произнес Даймон, задумавшись над этим философским построением. Затем потер лоб, тряхнул головой и произнес с вдохновением:
   -- Лети вперед, Гончий! Лети, насколько тебя хватит. Ибо назад пути нет!
   -- Тебе жертву надо принести? -- предельно серьезно спросил процессор. -- Ну, там какой-нибудь важный электронный блок замкнуть накоротко?
   -- Что ты! -- ужаснулся юноша.
   -- Я пошутил.
   -- Лети давай, -- угрюмо промолвил Даймон.
   -- Можно подумать, что я не лечу, а исполняю бальные танцы.
  
   В туманность они вошли на двадцати процентах заполненных баков. Гончий заботливо поднял светофильтр, но свет из лучащихся недр проникал не только сквозь них, но даже сквозь опущенные веки. Спасли ладони.
   Странная это была туманность, не сгусток пыли и не скопище частиц, разрываемых термоядерными реакциями -- только чистый холодный свет без всякого источника. Даймон не мог сказать, сколько времени они двигались: час или день? Пытка светом казалось бесконечной, но продолжалась она до тех пор, пока Гончий не произнес с присущей ему фривольностью:
   -- Вроде куда-то прилетели.
   Даймон отнял ладони от лица и перевел дух.
   Наконец они оказались в космосе, усыпанном звездами как полагается -- обильно и в достатке. Справа лежало неизвестное солнце, испускающее длинные и резкие лучи. Слева две планеты: гигант с шевелящейся туманной поверхностью и десятком спутников, а так же бледный серый шар, не слишком привлекательный в своей бледности.
   -- Ты уже вычислил, где мы?
   -- Сектор 13-13, -- с издевкой ответил Гончий. -- В моем справочнике двухсотлетней давности других данных нет.
   -- Которая из планет седьмая?
   -- Вот эта, бледнолицая.
   Большая часть неброского шара была погружена в тень. Даймон долго и пристально вглядывался в темную область.
   -- Как у тебя с топливом? -- спросил он. -- Доберемся до планеты?
   -- С топливом беда. -- Гончий вдруг замолк, его электронные мозги что-то отвлекло. -- Та-аак... А вот и люди появились. Только не такие веселые, как бы мне хотелось.
   -- Где?
   -- Смотри на одиннадцать часов. Судно. С тяжелым вооружением.
   Даймон глянул в указанном направлении и увидел далекую точку, которая в отличие от идеальных звезд имела угловатую форму и тусклое отраженное свечение. Юноша подумал, что если видит корабль, значит расстояние до объекта не запредельное.
   -- Это люди, -- с надеждой произнес Даймон. -- Наконец-то!
   -- Хочу сказать тебе... -- признался Гончий. -- Я очень боюсь на пиратов наткнуться.
   -- Пиратов давно нет в Верхних мирах.
   -- Да? А кто, по-твоему, меня в карты проиграл?
   Цифры на дисплее перекинулась, показывая, что дистанция до неизвестного судна уменьшилась.
   -- Оно движется по направлению к нам! -- удивился Даймон.
   -- Какой ты проницательный! -- съязвил процессор и продолжил уже серьезно: -- Они поймали нас лучом радара и теперь летят сюда, включив маршевые двигатели. Орудия у них на бортах очень серьезные. Что будем делать?
   Даймон еще раз глянул на точку, словно мог таким образом оценить ее намерения.
   -- Лети к бледнолицей планете.
   -- На ней не спрятаться, -- предупредил Гончий, -- Их магнитосканеры мигом нас обнаружат. А мне топлива едва до поверхности хватит, даже полвитка сделать не смогу.
   -- Лети! Видишь сбоку планеты пятно в форме ладони? В нем два пересохших русла. Попытайся попасть в точку их слияния!
   Ирония Гончего исчезла, словно ее не бывало. Голос процессора звучал серьезно и напряженно.
   -- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
   -- Не надейся. Я лечу туда от безысходности. Просто другого пути нет... У меня вообще ничего нет. Меня лишили всего. Есть только этот путь на седьмую планету в системе 13-13 и на это пятно в виде ладони.
   -- Тогда вперед! -- воскликнул Гончий и рванулся к планете, выжимая из двигателей последние усилия.
  
   Тяжеловооруженный средний корабль "Вектор" обнаружил этот рывок и воспринял его так, как должен был -- как попытку к бегству и косвенное подтверждение преступных намерений неизвестного судна. Патрульный Союза увеличил ход, стволы его орудий пришли в движение, готовясь к вероятной атаке. По палубам прокатился вой серены, оповещающий о чрезвычайной обстановке, заставляющий вскакивать с коек солдат Крестоносного флота.
  
   А Гончий тем временем ворвался в атмосферу с той стороны Безымянной планеты, где стояла ночь. Ярким болидом пересек ночное небо, вложив остатки топлива в торможение. Это удалось, и Гончий планировал с пустыми баками над бесконечной тундрой сколько мог, но так и не дотянул до пересечения двух мертвых рек. Шасси у него не было, поэтому космолет рухнул на жухлую траву и, пропахав днищем около полумили грунта, застыл как вкопанный, подобно человеку, отдавшему все силы и упавшему на финише.
   Даймон вывалился из кабины в густую ночь. Голова кружилась, тело не слушалось, в глазах еще плясали языки пламени. Он лежал на холодной земле, приходя в чувство, вдыхая новый воздух и новые запахи. Снова. За последние двадцать четыре часа он побывал в таких местах необъятного мира, о которых его предки даже не помышляли.
   -- Прости, друг, -- сказал Гончий. В его недрах что-то хлопнуло, над консолью вспыхнул и погас сноп искр, оставив на сетчатке глаза пятно, а в ноздрях едкий запах расплавленного пластика. -- Не хватило меня капельку. Чуть-чуть не дотянул. Придется дальше тебе отправиться одному.
   Даймон поднялся на колени и прижался к фюзеляжу, пытаясь обнять его выпуклый борт.
   -- Спасибо тебе за все, Гончий. Ты сделал все что мог.
   Гончий замолчал, индикаторы на пилотской консоли светились уж очень бледно.
   -- В принципе, ты можешь отправиться с комфортом! -- изрек процессор. -- Только придется поломать голову, как толкать пятитонный комфорт, у которого пустые баки и неугомонный язык, хе-хе!
   Он еще находил в себе силы шутить.
   Юноша поднялся на ноги, по-прежнему держась за борт, словно боясь отпустить его и потерять что-то из своей души.
   -- Я вернусь... -- пообещал он и добавил, впервые пробуя это слово на вкус: -- ...вернусь, друг.
   Даже если что-то и гудело в его недрах, то после того, как прозвучало это слово, любые звуки исчезли. Даймон подумал, что Гончий затаил дыхание. Совсем как человек.
   Он хлопнул ладонью по борту и пошел вперед, поклявшись себе не оглядываться. Но пройдя сотню ярдов, все-таки не выдержал и обернулся. В темноте виднелась лишь тускло освещенная кабина. Она удалялась от него, как горящий свет в окошке родного дома.
   Русло пересохшей реки лежало впереди, на северо-западе, Даймон знал направление с точностью до градуса. Еще в шесть лет отец научил его находить магнитный полюс планеты. Он научил сына включать внутренний компас, когда, поворачиваясь к северу, чувствуешь легкую тяжесть в лобных долях и пульсацию в висках, которая точно лампочка, включающаяся при обращении к правильному ориентиру.
   Шаг незаметно ускорился, ускоренный шаг превратился в бег. Молодой и выносливый, подкрепившийся чудесным яблоком Иггдрасиль, вкус которого еще держался во рту, Даймон мог бежать бесконечно долго -- предела он не ведал.
   Приблизительно через час тьма стала рассеиваться, а еще через некоторое время над плоской тундрой зарделось небо. И он увидел вдали гору, стоявшую в месте слияния двух пересохших русел. Когда-то давным-давно белоснежный камень горы с ювелирной заботой шлифовала кудесница-вода. Но затем она ушла, и дно двух рек поросло приземистой травой и чахлым кустарником. Однако, как и все в этом мире, вода оставила о себе память. И над пустой равниной поднималось нерукотворное чудо, похожее на идеальной формы гигантский клык, торчащий из земли.
   Путь до белой скалы предстоял неблизкий, но юноша приготовился преодолеть его за один переход, без остановок. И только он настроился на это, только собрал в кулак волю и силы, как путь ему преградила проклятая богом тварь.
   Даймон не видел, откуда появился волк -- существо очень похожее на знакомого хищника из материковых лесов Роха. Волк уперся лапами в землю и низко наклонил голову. Шерсть на облезлом боку торчала клочьями, в оскаленной пасти проглядывались гниющие клыки. Желтые глаза с набухшими пепельно-синими капиллярами упрямо буравили человека, давая понять. Что проход закрыт.
   Даймон остановился.
   "Если ты столкнулся нос к носу с хищником, -- учил отец, -- не пытайся заигрывать с ним, не пытайся бежать, не пытайся убить. Хищник -- часть экосистемы, такая же неотъемлемая, как и человек. Попытайся понять животное, влезь в его шкуру. Что его беспокоит? В каком он сейчас настроении? Что хочет от тебя? Защищает ли выводок, спрятанный в кустах, или вышел на охоту? Попытайся его понять, найди подход и заговори с ним, но дай почувствовать, что ты не жертва. Тогда никто не пострадает, и вы разойдетесь миром".
   И Даймон попытался следовать совету отца. Он заговорил на языке волков Роха, затем перешел на поскуливание иодаков, воспроизвел сигналы других хищников, надеясь обнаружить реакцию, которая ему понятна. Но ни на один из звериных языков волк не отозвался. Оскалившись, он застыл в угрожающей позе, в любой момент готовый броситься на человека. И только когда юноша замолчал, "волк" издал грудной протяжный храп, от которого зашевелились волосы на затылке.
   Этот храп был ему хорошо известен, его единственной причиной являлся лютый голод, который испытывает зверь. Голод, заставляющий животных искать новые территории и новые источники пищи. Иногда такими источниками становились люди. Года три назад, когда иодаки вышли из Пригорных низин, перебрались через перевал и стали нападать на одиноких фермеров, работающих в поле, староста Гарнизонного попросил Ротанга разобраться с этой проблемой. Зверолову-старшему пришлось применить все свое умение, чтобы уничтожить хищников, попробовавших человечины, и переманить остальную стаю в дальний конец леса.
   Нет смысла искать понимания у волка, который издает подобный храп. В этом случае все советы, вся философия отца катилась в тартарары. Голод животного был жутким, ослепляющим, и никакими разговорами успокоить его невозможно. К тому же Даймон неожиданно обнаружил, что зверь был мертв.
   Справа и слева появились другие твари. Они вылезали из каких-то ям, стряхивали с себя землю, обрывали зацепившиеся за ноги коренья. В утренних сумерках казалось, что мерзких животных оставляет после себя отступающая ночь. Голодные хищники обступили человека, а Даймон продолжал смотреть на первого из них. Волк был мертв, поскольку его хребет был сломан в двух местах, а из-под лохмотьев шерсти торчали голые ребра. Гнездившаяся в нем жизнь была не той, что заставляет биться сердце или наполняет зеленью распускающийся лист. Это была проклятая жизнь.
   Мертвых голодных псов, почуявших живое мясо, с каждым мгновением становилось все больше. Они подбирались к ногам, и Даймон с ужасом взирал на стаю, возникшую вокруг него из ниоткуда. На оголившиеся черепа, дыры на месте глаз, на десятки проеденных спин, сквозь которые виднелась земля.
   Единственный выход -- это бежать. И бежать придется изо всех сил.
   Он рванулся вперед, перепрыгнув через одни спины и с хрустом наступив на другие. Подгнившие, но еще твердые челюсти лязгнули над икрами, едва не отхватив кусок. Но Даймон уже оказался вне круга и, набирая скорость, понесся по равнине.
   Белая гора теперь казалась непоправимо далекой. В окружающей тундре не было укрытия, поэтому лишь на вершине "клыка" он мог искать спасение. Если только волки не догонят раньше.
   Даймон не оглядывался, но прекрасно слышал голодный храп у себя за спиной, который раздавался так близко, что подвернутая щиколотка бросила бы его в самую гущу стаи. Страх сбил дыхание, и Зверолов-младший все никак не попадал в ритм шагов. Это высасывало силы.
   Раз-два, раз-два...
   Тундра проносилась под ногами, и казалось, что он не касается ее. Если бы так было на самом деле!
   Острый шип какого-то растения вонзился в ступню, и теперь каждый шаг доставлял мучительную боль.
   Раз-два, раз-два...
   Дыхание неожиданно выровнялось, но это далось ценой потери такого количества сил, что начали заплетаться ноги. Гора по-прежнему оставалась далекой, практически недоступной для него. И Даймон вдруг поверил, что смерть к нему придет именно здесь, на безымянной планете.
  
   Изнурительный бег от голодной смерти продолжался больше четырех часов. Измотанный, задыхающийся, с содранными в кровь ногами Даймон удирал от неутомимой стаи, еще больше разъярившейся от продолжительной погони. Несколько раз он запинался о кочки и едва не падал в распахнутые пасти, но каким-то чудом удерживал равновесие и после нескольких пьяных прыжков все-таки находил шаг.
   Невысокая белая гора, похожая на клык, оказалась возле него совершенно неожиданно. То ли потому, что Даймон давно не поднимал голову, чтобы глянуть вперед, то ли с расстоянием на этой планете было что-то не так. Но факт оставался фактом: плоская бесконечная тундра вдруг кончилась, и юноша, потеряв опору под ногами, рухнул вниз с крутого берега.
   Он покатился по обрыву, напарываясь на кусты и ударяясь о кочки, но это своеобразное соединение с землей позволило ему отдохнуть от бесконечного бега.
   Дно встретило камнями. Падая, Даймон сильно ударился лбом о булыжник, но к счастью не потерял сознания.
   Он спешно перевернулся на спину и сквозь застилавшую глаза пелену увидел, как первые из волков перевалили через край обрыва. Он поднялся, зная, что должен бежать -- гора здесь, прямо перед ним, -- но поскользнулся и снова упал.
   Снова поднялся. Сделал десяток нетвердых шагов. И когда рука коснулась белоснежного камня, его догнал волк.
   Даймон жалобно закричал, когда тварь вцепилась в бедро и повисла на нем, выдирая клок мышц. Увесистым кулаком он сбил с себя волка, а затем отбросил еще одного, несущегося следом. Тот отлетел, извиваясь в воздухе, и шмякнулся на камни, но через секунду вскочил на ноги. Мертвым тварям невозможно причинить вред. Даймон понимал это. Его силы ничто по сравнению со страшной мощью, что подняла мертвых и наделила их неуемным голодом.
   Увидев, что основная стая уже летит с обрыва, юноша вскочил на белую скалу и стал быстро взбираться по кем-то выдолбленным ступеням. Позади него на девственной глади оставался кровавый размазанный след. Поднявшись ярдов на пятнадцать, он глянул вниз.
   Волки окружили основание скалы. Они жадно слизывали его кровь с камней и даже устроили драку. Кровь обильно сочилась из бедра, и у Даймона не было даже рубахи, чтобы перетянуть рану. Он стал карабкаться дальше, а терпкие горячие капли падали вниз, на головы и в раскрытые пасти.
   Вскоре он позабыл о прокушенном бедре и волках. По крайней мере, голодный рев внизу сделался далеким и не относящимся к нему. Вслушиваясь в священную тишину, Даймон полз по скале к небу и вскоре очутился на вершине.
   Смрадный ветер, прокатывающийся над тундрой, здесь ощущался особенно сильно. Пересохшие русла предстали воочию -- два пространных рукава, раскинутые в стороны.
   В центре крохотной площадки стояла скульптура ангела с закрытыми глазами. Даймон с удивлением разглядывал тонкую работу, выполненную из цельного куска мрамора и предельно точно отображающую детали: сложенные за спиной кожистые крылья, скрещенные в идеальной геометрии руки, шерсть на груди и внизу живота. Однако больше всего юношу поразил лик, который даже близко не походил на те женоподобные изображения, которые так часто встречаются на фресках авогеевых церквей. Лицо внушало страх, но не уродливостью своей, нет. Ужасом и свирепостью первобытной вселенной, опасным умом, которому приходилось бороться с порождениями Баратрума.
   Огромный, раза в полтора больше Даймона, ангел стоял на коленях. А перед ним находилось нечто настолько прекрасное, что при виде этого юноша сам опустился на камни, точно перед богом.
   Филлийский меч -- катана -- был вонзен в белую скалу наполовину, слегка выгнутое лезвие с изяществом держало диск гарды, двуручная, оплетенная рукоять смотрела вверх. Рука неизвестного с легкостью всадила меч в белую скалу, на поверхности не осталось ни сколов, ни трещин -- только ровная щель, принявшая последнее изделие филлийцев, дошедшее до наших дней.
   Забыв обо всем, Даймон бесконечно долго смотрел на меч. Впервые в жизни он видел настоящее оружие, чьи братья по кузнице верой и правдой служили многим воителям древности. Палки и выструганные имитации, с которыми он сталкивался прежде, были лишь для того, чтобы не утратить искусство владения катаной. Но теперь он понял, что без самой катаны это искусство лишь выцветший, потрескавшийся раритет.
   Много времени прошло, прежде чем зачарованный Даймон смог оторваться от любования уникальным мечом и взглянуть на него по-новому. Теперь он смотрел на рукоять, покрытую шероховатой кожей морского ската и оплетенную шелковым шнуром. Она так и звала взять ее в руки.
   И когда он все же осмелился, когда протянул к ней пальцы и бережно охватил рукоять, чувствуя исступленный восторг, он обнаружил рядом движение. На первый взгляд ничего не изменилось на крохотном пятачке белой скалы, возносящейся над тундрой. Равнинный ветер все также развивал волосы Даймона. Поднявшееся на небо солнце по-прежнему светило холодно. И только свирепый херувим напротив него открыл глаза.
   Напуганный Даймон заорал, но этот крик сразу унес проворный ветер. Вцепившийся в рукоять обеими руками, Зверолов-младший не мог оторвать взгляда от нечеловеческих очей, похожих на два вставленные в глазницы сосуда, наполненные гранатовой кровью. Откровение пришло поздно: перед ним было вовсе не изваяние, а настоящий помощник бога -- древний, стоявший у начала начал.
   Взгляд ангела приковал, притянул и втащил в себя. И Даймон провалился в этот взгляд.
  
   Исчезла тундра, растворились озаренные рассветом небеса. Ушел волчий лай, сменившись степенной тишиной, лежащей в основе всех звуков на свете. Все это выместила уже знакомая Пустота. Даймон стоял в ней, и сердце обмирало, когда он глядел вокруг себя. Стоило ему потерять равновесие или сделать шаг в сторону -- он сразу полетел бы в пропасть надмирья и падал бы целую вечность. К счастью под ним осталась белая скала, и юноша впился в нее ступнями, держась изо всех сил за этот последний кусочек человеческого мира. Руки отчаянно сжимали катану, вонзенную в скалу.
   Из ниоткуда налетел ветер. Он не трепал волосы, не заставлял кожу покрываться мурашками, а мышцы подрагивать от холода. Он проходил сквозь тело, протекал сквозь плоть и кости; заставлял сердце обливаться кровью и выветривал мысли из головы. Он даже коснулся души, высекая из нее далекую горькую тоску.
   Однако, Даймон оказался здесь не для того, чтобы прислушиваться к себе. Существовало другое, нечто более важное.
   Он повернул голову и увидел.
   Существо, сотканное из звездной пыли, стояло прямо над ним -- древний и могучий исполин. При взгляде на него Даймона пронзил леденящий ужас. За спиной исполина ввысь поднимался столб пламени -- чистого, холодного, пронзительного.
   Позади раздался грохот, гулко прокатившийся по Пустоте. Даймон оглянулся... и обнаружил позади себя второго, чье тело обвивали ветры и молнии. От него исходил ужас еще более нестерпимый.
   Два жутких исполина окружили его, словно людоеды прокравшегося в их дом воришку-пацаненка. От них исходило напряжение, которое до предела насытило электричеством пространство между ними. Ткань Пустоты надрывно гудела, бухала, и вот-вот угрожала исторгнуть молнию небывалой силы.
   -- Вы охраняете меч? -- в отчаянии закричал Даймон. -- Если да, то я не стану его брать!
   Порыв ветра ударил в него и прошел насквозь. Юноша всей душой пожалел, что забрался на эту проклятую скалу...
   В ответ на свой клич он услышал слова. Их низкий рокот пронесся сквозь пустоту, сквозь переполнявшее ее напряжение и врезал по барабанным перепонкам. Понять смысл ответа было невозможно, ибо язык исполинов был невероятно древним. Эти слова могли разом как оживить природу, так и умертвить ее. Язык страшный и во многом непостижимый для человека.
   Напряжение вокруг усилилось, гудение сделалось невыносимым. Даймон всей душой желал понять, что именно сейчас было произнесено и было ли это ответом ему?
   В этот момент существо, стоящее позади, подняло руку. Ветер надмирья ударил в лицо, сбрасывая юношу со скалы. Даймон страшно закричал, еще крепче вцепился в рукоять катаны и...
  
   ...и вырвался из плена красных глаз херувима.
   По инерции его бросило назад. Мышцы напряглись, превратившись в натянутые жгуты. И следом за собой Даймон выдрал меч из скалы. Он выдрал его с такой силой, что камень лопнул, и в воздух взлетела белая крошка и пыль. Они на некоторое время окутали юношу, подобно облаку.
   А когда облако рассеялось, миру явился стоящий на коленях человек, предано сжимающий рукоять меча. Несмотря на измученный вид, несмотря на раны, он совсем не походил на того юношу, который спасался бегством от стаи мертвых волков. Он выглядел уверенным. Сквозь пыль и кровь, которые покрывали его тело, вдруг проступили гибкие мышцы, в глазах обнаружилась упрямая дерзость.
   Меч предано лежал ладонях, и Даймон наслаждался творением молота, огня и дамьянской стали, совершенно позабыв о тех двоих, которые остались по ту сторону мира. Как яркий сон после пробуждения уходит в небытие, оставляя в душе беспричинная грусть и тоску, так и в памяти Даймона не осталось воспоминаний от сна наяву, ибо чудесный меч всецело поглотил их.
   Сделав легкий взмах, он испытал вожделение от того, с каким послушанием клинок повторяет движение кисти, как легко гуляет по воздуху, а рукоять удобно лежит в ладони. Он любовался формой, любовался, как солнечный луч играет на зеркале, как задумчиво гудит клинок, когда заточенная кромка режет налетающий на нее ветер.
   -- О, ты прекрасен, жнец! -- произнес Даймон растроганно. -- Как зовут тебя? Хотя, постой... Иггдрасиль, кажется, упоминала. Твое имя -- Эффоссор. Могильщик! Кого же ты отправляешь в могилу?.. Ты был предназначен для великих кормчих и их великих дел, но случилось так, что они не могут принять твою помощь. Позволь же мне владеть тобой, Эффоссор, великий меч! Я молод и неопытен, я не был в бою. Но и тебе пока не довелось почувствовать вкуса крови...
   Он замолчал, а затем прошептал, наклонившись к клинку:
   -- Я хочу отомстить за смерть отца. Поэтому мне нужен такой друг, как ты.
   Неизвестно, услышал ли клинок его слова. Холодная, без единой царапины сталь лишь отражала небеса и часть равнины. В почтенном вожделении юноша прикоснулся к ней губами и поднялся на ноги. Пусть неловко, с трудом распрямив прокушенное бедро, но встал в полный рост и поднял меч. Клинок поймал солнечный луч и ослепительно вспыхнул. Небеса и тундра увидели стоящего на вершине горы голого человека с полыхающим мечом в руке.
  
   Волки слизали с основания скалы всю кровь, до которой смогли дотянуться. Проглоченные капли только раздразнили стаю, похороненную много лет назад свирепым метеоритным дождем. Твари в бешенстве стали рвать загривки друг другу, но это не приносило облегчения. Мертвым волкам становилось только хуже, и только кровь, лакомая кровь могла принести облегчение.
   Они вдруг застыли в недоумении и прекратили драку, когда сверху, прямо в середину стаи спрыгнул человек. Они расступились, образовав вокруг него плотное кольцо, из которого уже не было выхода. Сладкий одуряющий запах, идущий от царапин на теле и, особенно, от прокушенного бедра, ослепил их на короткую секунду и не дал броситься на него в первый момент. А еще, они не сразу поверили в свое счастье.
   Какой беспечный, какой опрометчивый этот выкормыш с плоскими зубами, вставший против сотен клыков. Усталый, измученный, испускающий запах страха -- такого же сильного, как в те часы, когда они преследовали его.
   И волки издали удовлетворенный рык, от которого содрогнулась земля.
   Даймон вцепился в рукоять Эффоссора, содрогаясь от нешуточной дрожи, которую возбуждали слоновьи дозы адреналина, гуляющего в крови. Сейчас он уже не был уверен, что поступил правильно, когда решил броситься в середину голодной стаи.
   Пауза оказалась короткой. Огромный волк, раза в полтора больше любого другого, вожак с квадратной головой и коренастыми лапами, долго не раздумывал. Он стремительно прыгнул на человека, наметившись вырвать горло.
   При виде летящего на него чудовища, все сомнения Даймона исчезли. И вернулись знания и навыки, заботливо вложенные в него отцом. Юноша закричал в ответ на атакующий рык зомби. Словно тень метнулся в сторону. Взятый обратным хватом великий меч невидимкой скользнул из-под руки.
   И дважды хлестнул по чудовищу.
   Останки вожака посыпались на спины мертвых.
   Стая взревела и бросилась на человека. Рычащий трухлявый поток повалил со всех сторон. Позабыв о кровоточащем бедре и не переставая кричать, юноша закружился в забытом таинственном танце. Меч парил вокруг него, выписывая сложные и непредсказуемые фигуры. И без жалости рассекал кости и трухлявую плоть. Разрубал черепа. Вспарывал животы. Досталось многим из тех, кто не пустил человека по-хорошему и погнал его через тундру. Многие из них не досчитались лап, голов и других частей тела.
   Однако, даже великий меч был не в состоянии остановить разъяренных мертвецов, в которых страх не заложен изначально. К тому же их было слишком много: они валили и валили на Даймона, и, казалось, что потоку не будет конца. Сеча могла закончиться очень плачевно. Но в конфликт вмешалась третья сторона.
   В пылу сражения ни волки, ни Даймон не обратили внимания на густую тень штурмового катера, накрывшую их. И пока они бились, с четырех сторон на дно высохшей реки спустились крестоносцы с тяжелыми, оттягивающими ремни излучателями, кабели от которых тянулись наверх, на борт судна. Опустив забрала бронированных шлемофонов, десант Крестоносного флота принялся без разбора заливать плазмой копошащуюся кучу.
   Яростный огонь заполонил все вокруг, в мгновение ока обращая волков в пепел. Ослепленный вспышками остаток стаи бросился врассыпную.
   Несколько раз жаркие лучи прошли рядом с Даймоном. А он, жмурясь от вспышек и ничего не понимая, стоял над мелькающими у него под ногами серыми спинами и, подняв меч, ожидал новой атаки.
   -- Смотрите, там человек! -- заметил кто-то.
   -- Голый... Вряд ли человек. Это Дикий!
   -- Точно, Дикий.
   -- Но они не появляются на этой планете.
   -- Этот появился.
   -- Вчера Крайчек не вернулся с боевого вылета. Он один из тех, кто убил нашего Крайчека!
   -- Размазать его! -- гаркнул чей-то взбешенный голос. -- Испепелить Дикого! Одной тварью будет меньше,
   -- ОГОНЬ!!
   Бьющие с нескольких сторон плазменные очереди теперь скрестились в одной точке. Волки давно сбежали и были забыты. Единственная цель, которая занимала солдат больше всего, -- снести голову обнаженному юноше.
   Но странное дело. Убойные потоки ионов, в других обстоятельствах способные крушить деревья и скалы, не брали человека! Не могли достать. Он двигался настолько стремительно, что закрадывалось подозрение о его нечеловеческой сущности.
   -- Да пали же в него! Отстрели ноги!
   -- Попасть бы... Какой он верткий!
   Уходя от выстрелов, юноша крутился, извивался, прыгал по рассыпающимся трупам. А затем, неожиданно для всех, оказался возле одинокого воина, который стоял позади остальных и задумчиво наблюдал за развитием событий.
   Оглушенный и разъяренный резней, Даймон обрушился на этого стоявшего в стороне воина. Клинок врезал по плечевому доспеху.
   И пружинисто отскочил, оставив длинный царапок на слое антирадиационного напыления.
   В голове у Даймона просветлело. Он поднял глаза и обнаружил перед собой умиротворенный взгляд, отливающие серебром латы и гравировку распятия на них. Вот так. Зверолов-младший собирался разрубить не кого-нибудь, а самого настоящего паладина...
   Невидимая рука выдернула Эффоссор из пальцев. А следом направленный рыцарем бесконтактный, но плотный удар опрокинул юношу на землю.
   Солдаты обступили поверженного голодранца. Раструбы излучателей уставились ему в голову.
   -- Ну все, ущельный человек. Допрыгался.
   -- Что будем с ним делать?
   -- У него точки на лбу. Он точно Дикий!
   -- Я не Дикий, -- упрямо пробормотал юноша, все еще не понимая, что происходит вокруг. Бой с волками для него не закончился, и трухлявые тела продолжали мелькать в глазах. -- Я не Дикий... Я -- Зверолов!
   Последняя фраза заставила солдат умолкнуть. В опустившейся тишине слышался лишь гул катера, висевшего над головами.
   -- Он сказал, его зовут Зверолов? -- наконец спросил один.
   -- Зверолов... -- задумчиво произнес другой. -- Уж не тот ли это роханский предатель, на которого объявлен галактический розыск?
   -- Не может быть. Как он оказался здесь, за три тысячи парсеков от Пограничной системы?
   -- В любом случае его нужно доставить на Базу...
   Между солдат завязалась небольшая перепалка о том, как лучше поступить с мальчишкой, но закончилась она внезапно, когда откуда-то со стороны прозвучало проникновенное:
   -- Нет.
   Солдаты с удивлением повернулись к паладину. Они привыкли внимать ему, потому что в трудные минуты он всегда был с ними. Он первым шел в бой, заслонял от огня и не позволял пасть духом под массированным обстрелом. Солдаты Крестоносного флота уважали рыцаря Святой Церкви.
   -- Мальчишка отправится не на Базу, -- сказал посвященный член Ордена паладинов. -- По крайней мере, не сейчас.
  

5

   Ковчег Алых Зорь
   Шахревар и Артур Мудрый снова встретились только по истечении нескольких часов. За это время телохранитель успел сопроводить сиятельную дочь Морталес в подземелья храмовой пирамиды, где они вместе с молодым рыцарем Думаном поместили ихор в специальную камеру. Камер в том подвале было много, и больше половины содержали удивительные артефакты, попавшие к паладинам в разные периоды истории Верхних миров. Шахревар знал лишь о некоторых, но даже этих небогатых знаний было достаточно, чтобы относиться к древним предметам с почтением и даже страхом... Вернувшись из подземелий, телохранитель позаботился о том, чтобы Серафима с максимальным удобством разместилась в своих покоях и, убедившись, что его помощь больше не требуется, удалился для встречи с Главой Ордена.
   Встреча состоялась в Тронном зале. Эта каменная пещера приобрела столь торжественное название лишь потому, что в ней стоял высокий деревянный трон, на котором было положено восседать правителю суверенного государства. Но Артур Мудрый занимал его нечасто -- в основном, во время официальных церемоний, когда Ковчег посещали высокие гости. В остальное время, как подметил Шахревар, Глава Ордена старался держаться от трона подальше.
   В помещении было сумрачно, солнечный свет попадал в зал только сквозь узкое окно. Артур Мудрый стоял перед ним с закрытыми глазами, подставив лицо теплым лучам. Шахревар вошел тихо, но каждый шаг кованного сапога гулко и загадочно разлетался под сводами зала.
   -- Редкие мгновения, дарующие покой, -- произнес Глава Ордена, не оборачиваясь. -- Скоро все изменится.
   -- Я полагаю, изменения происходят быстрее, чем ты думаешь, Артур. Хочу тебе рассказать, что прямо в столице, в коридорах святого Храма на нас было совершено нападение со стороны чернолицых.
   Артур медленно опустил голову и, открыв глаза, тяжело посмотрел вокруг себя.
   -- Вижу, Зверь осмелел, -- чуть слышно произнес он. -- Зла в Верхних мирах становится все больше. Последний раз такое творилось, когда он пошел войной на тогда еще независимые звездные государства... Ты уже слышал о зеркалах?
   -- Да. Думан мне рассказал. Невероятно. Получается, что мы спаслись чудом?
   -- Орки могли хлынуть сквозь зеркала, и сдержать их мы бы не сумели. К счастью, нашелся достойный человек, который вовремя раскрыл угрозу и сделал все, чтобы предотвратить ее.
   -- Ты говоришь о президенте Союза?
   Артур Мудрый вышел из потока солнечных лучей и приблизился к Шахревару.
   -- К сожалению, наш президент не слишком сведущ в делах подобного рода. Он в них просто не верит! По слухам, угрозу зеркал выявил советник Игнавус. Пожалуй, единственный в верхах Союза, кто способен оценивать новые обстоятельства и принимать правильные решения.
   -- Меня всегда нравилась его рассудительность и трезвый ум, -- согласился телохранитель.
   -- Так вот, я заговорил о зеркалах потому, что полагаю -- они лишь крохотная часть тех неприятных сюрпризов, которые приготовил для нас Зверь. Беда в том, что ответить ему нечем.
   -- Нашу армию ему не одолеть. Да и паладины не останутся в стороне.
   -- Нам всем будет очень тяжело. Наш бог мертв, Шахревар! -- с горечью сказал Артур Мудрый. -- Мы остались одни. Разве ты не почувствовал, как его поддержка исчезла?
   -- Нет, -- произнес рыцарь с заминкой, которая выражала его недоумение.
   -- Это потому что ты жил в столице, среди зданий и миллионов людей. Здесь, в тиши, эта потеря чувствуется острее. Сила, которую дает нам космос, резко уменьшилась. Из потока она превратилась в тонкую ленту. Стало труднее выполнять элементарные вещи... К счастью, наука не стоит на месте. Нам удалось найти дополнительные источники, а один ученый муж, долгое время занимавшийся исследованием нашей силы, создал эликсир, принимая который, мы можем пользоваться этими источниками. Теперь мы черпаем силу из других мест, хотя даже эта помощь едва позволяет выйти на прежний уровень.
   -- Я хотел бы узнать подробнее о новых источниках.
   -- Обязательно, друг мой. Завтра же.
   Шахревар повернулся на каблуках, совершил несколько задумчивых шагов по залу и вернулся к иерарху.
   -- Значит, гибель Авогея повлияла на мощь паладинов -- на тех, кто стоял на ступеньку ближе к нему. Коснется ли эта трагедия обычных людей?
   -- Она уже повлияла на людей. Может, они этого и не замечают, но один лишь слух о смерти Авогея осел в их крови подобно капле яда -- не смертельной, но вредоносной. И настанет время, когда она покажется себя. То же касается наших армий. Мы увидим эффект, когда начнутся боевые действия. Не раньше... Бог приносит удачу. Если сойдутся два равных по силе флота людей и орков, то флот людей априори проиграет. Не вовремя сядет аккумулятор боевого излучателя, бракованная торпеда сдетонирует именно на борту ключевого корабля, инфаркт хватит полководца в решающий момент сражения. Бог черни живет и здравствует, поэтому перевес в удаче на их стороне. И это только часть преимуществ черни перед нами. Представь, какую силу получат сенобиты!
   Шахревар внимательно посмотрел на Артура Мудрого.
   -- На Гее я столкнулся с Натасом.
   Седые брови Главы Ордена приподнялись от удивления.
   -- Да, -- продолжил Шахревар. -- Черный демон пробрался прямо в Храм Авогея. Теперь я знаю, что сделал он это при помощи зеркал. Какое счастье, что путь этот теперь закрыт. Но я хотел сказать вот о чем. Я мог с ним сразиться. Но выбрал путь бегства. Да, я был вынужден спасать сиятельную Серафиму, но сейчас меня мучает совесть. Я не перестаю думать о том, что может быть следовало принять бой?
   -- Оставь свои терзания. Сила сенобитов сейчас настолько велика, что ты наверняка бы проиграл. Натас хотя не Рап, но тоже силен. Малейшая оплошность -- и ты мог оказаться в плену. А это хуже смерти, ибо сенобит по имени Шахревар будет для нас кошмаром. Охота на великих людей продолжалась всегда. Однако, если в лапы Темного Конструктора попадет человек со способностями паладина -- демон из него получится просто невероятный.
   Они подавленно замолчали.
   -- Что же нам делать? -- спросил Шахревар. -- Мы беззащитны перед грозным врагом, облаченным в черные доспехи, наполненного силой черной крови, устраивающим тысячи ловушек?
   -- Неспроста в этот час к нам попала кровь Господа, -- с расстановкой произнес Артур Мудрый. -- Это дар. Божья кровь дана, чтобы противостоять необъятной мощи Бездны. Вопрос лишь в том, как распорядиться святыней?
   -- История не знала подобных прецедентов. В "Апокрифах" тоже ничего не описано. Возможно ли использовать ихор во время битвы? Чтобы повысить удачу? Чтобы минимизировать преимущества врага?
   -- Сомнительно. Разве что использовать ее как символ, как знамя. Но это решение неправильное.
   Шахревар задумчиво прошел взад-вперед.
   -- А что если какой-нибудь очень достойный человек выпьет божью кровь?
   -- Трудно сказать, будет ли от этого эффект. Человек получит часть божьей души, возможно исцелится от каких-то своих болезней. Но он не получит ни силы бога, ни его влияния. К сожалению, и это неверный выбор.
   -- Что же тогда?
   -- Я не знаю, -- развел руками Глава Ордена.
   Телохранитель вздохнул.
   -- Значит, дочери Великой Семьи предстоит нелегкое решение.
   -- На порядок тяжелее, когда знаешь, что это решение судьбоносное. -- Верховный паладин собирался произнести что-то еще, но вдруг уставился на входную дверь. Через несколько секунд она отворилась, и в тронный зал размеренным шагом вошел паладин Донован.
   Приветственно кивнув Шахревару, он приблизился к Артуру и что-то зашептал ему на ухо. Пока это происходило, телохранитель с интересом разглядывал необычный царапок на плечевом доспехе вновь прибывшего. Не след реактивной пули, не прочерченный лазерным лучом -- а словно след древнего оружия, которое не находит применения многие века.
   -- Вот это неожиданность! -- обескуражено промолвил Артур Мудрый, выслушав Донована. Тот поклонился в ответ. Шахревар терпеливо ждал, когда его друг пояснит свое восклицание.
   -- Воинами Союза пойман роханский предатель, -- наконец произнес Артур.
   -- Кто это?
   -- Ты не знаешь? В Бутылочном Горлышке орки вторглись в орудийный форт. Им пособничал человек, который сумел скрыться от правосудия. Служба общественной безопасности объявила розыск по всей галактике. И вот патрульные обнаруживают его на одной из планет системы Диких Племен!
   -- Командующий флотом разрешил содержать его у нас, пока не прибудут следователи из военной прокуратуры, -- произнес Донован.
   -- Его поймали на территории Диких, -- задумчиво произнес Артур Мудрый. -- Сомнительно, чтобы Дикие были связаны с орками. Но нужно немедленно допросить роханского предателя.
  

6

   Отсек лобового наблюдения,
   Космическая крепость "Северный Хозяин",
   Бутылочное Горлышко
   К своему третьему дежурству лейтенант Патрик уяснил, что смотреть сквозь широкое лобовое окно, сразу за которым начинается космос Нижних миров, было гораздо увлекательнее, чем обозревать многочисленные мониторы, показывающие участки планетарных систем Сонга и Крутаны в различных ракурсах.
   Две первые смены он не отрывался от экранов, как и было предписано инструкциями. Молодой лейтенант разглядывал оплот врага и тихо поражался скоплениям далеких судов, которые напоминали рой насекомых, облепивших планеты; удивлялся нечеловеческой конструкции звездолетов, странной манере полета и бесконечным передвижениям. Но плоские картинки быстро приелись, и Патрик все чаще отрывался от дисплеев и глядел в окно.
   Обозревать открытый космос не электронным, а живым глазом было намного интереснее. Взгляд охватывал весь масштаб передвижений. Представляя себя аналитиком, от которого зависят ни много ни мало судьбы человечества, Патрик тщательно разбирал эти передвижения и пытался вскрыть стратегические планы врага.
   Нужно сказать, что анализ не входил в перечень обязанностей Патрика. Отдел анализа и прогноза располагался двумя палубами ниже. Патрик же -- наблюдатель, дозорный, вперед смотрящий. А еще... "Мы последние люди, -- говорил старший, который прослужил в отсеке наблюдения больше двадцати лет, капитан-лейтенант с крупным носом и скучающим взглядом. -- Верхние миры заканчиваются мной и тобой. Можно сказать, что галактика -- это огромная равнина, а мы сидим на ее краю, свесив ноги в бездну, и следим, чтобы оттуда не вылезла химера... Вот такая картина, но если она производит на тебя впечатление, то ты полный кретин".
   Кретином младший офицер себя не считал. Чтобы сесть на край и свесить ноги, понадобилось полгода основательной подготовки. Он штудировал техническую астрономию, секретные каталоги вражеских боевых судов, методы локации, устройство систем сигнализации; проходил тесты на внимательность, остроту зрения и быстроту реакции, сдавал экзамены. Возможно, через двадцать лет он тоже будет считать кретинами пялящихся на экраны новобранцев. Но сейчас Патрику казалось, что ему поручена весьма ответственная миссия, от которой зависят судьбы миллиардов.
   "Западный Хозяин" являлась одной из четырех исполинских крепостей, которые составляли первый рубеж обороны Бутылочного Горлышка. Крепости возвел еще государь Мирогор. Хотя с тех пор их несколько раз перестраивали и реконструировали -- внешний вид боевых станций остался таким же суровым, как и тысячу лет назад. В боковые иллюминаторы Патрик мог видеть крепости на севере и юге. "Восточный Хозяин" лежал вне пределов прямой видимости, но его показывал один из экранов. Сверху станцию огибала полусфера абсолютной черноты, которая поглощала даже отблески света. Она казалась близкой, рукой подать, но на самом деле глазом невозможно определить границу, за которой начинается искривленное пространство и непреодолимая гравитация, создаваемая скоплением схлопнувшихся звезд. Экипажу звездолета, который окажется за этой границей, больше не суждено увидеть свет.
   Пограничная система лежала позади, но вездесущая электронная оптика не оставляла без внимания и ее. На одном из экранов лейтенант Патрик наблюдал белого карлика, на другом -- планету Рох, которая находилась сейчас неподалеку от "Западного Хозяина". Левее планеты выстроились мощные эскадры крейсеров, правда, за сутки их количество по каким-то причинам уменьшилось. Позади крейсеров виднелось широкое днище линкора "Союз Нерушимый", на борту которого находился командующий флотом адмирал Грон.
   Вызванный для какого-то инструктажа, старший дозора покинул кресло час назад и до сих пор не вернулся, поэтому Патрик оказался в лобовом отсеке один на один с Мертвыми Глубинами. И вот уже около часа он наблюдал странную картину. Передвижения черных звездолетов возле Сонга и Крутаны неожиданно потеряли неорганизованность. Нет, они по-прежнему выглядели хаотичными, но теперь повторялись с определенным периодом. Они убаюкивали и вводили в некий транс. Патрику даже показалось, что бурлящие потоки кораблей формируют какие-то знаки.
   Он долго и пристально глядел сквозь лобовое окно. И когда подумал, что сможет прочесть эти знаки, все изменилось.
   Хаос исчез, неожиданно превратившись в четкие выверенные построения. А далее произошло то, чего молодой человек никак не ожидал, планируя свою жизнь. Он полагал, что служба в дозорных будет недолгой. Он проявит себя, сверкнет чудесами исполнительности и поднимется на верхнюю ступеньку. Он не задержится в лобовом отсеке наблюдения, как его неудачливый напарник, отдавший дозору двадцать бесславных лет. Нет, Патрика ждет большое будущее. Возможно, контр-адмирала. Или даже, командующего флотом.
   Но, глядя в лобовое окно на орочьи армады, он вдруг понял, что начиная с этого момента у него нет будущего. Водоворот грядущих событий сметет все его мечты и надежды. И ему не стать вице-адмиралом. По крайней мере тихой и размеренной службы не будет точно. Думая об этом, Патрик даже не догадывался, что слишком оптимистичен в прогнозах на свое будущее. Судьба лишит его не только карьеры. Лейтенанту не суждено встретить даже свой двадцать второй день рождения, до которого оставалось пятнадцать дней.
   Вереницы кораблей надвигались прямо на растерянного дозорного. Бесчисленные армии звездолетов, несущие десятки тысяч орудий, миллионы тонн боеприпасов и бессчетное число жестоких, жаждущих человеческой крови выродков. Патрик долго и заворожено смотрел, как от Сонга и Крутаны растягивались четыре гигантских щупальца, похожих на щупальца осьминога, который собирается схватить тебя. Каждое щупальце составляли строгие цепи судов, двигающихся с завидной синхронностью, ведомых чьей-то грамотной, талантливой рукой. Именно нечеловеческая организованность ужасало более всего.
   И все-таки Патрику удалось проявить себя. Сверкнуть. Его имя даже осталось в истории, как имя первого человека, который поднял тревогу.
   Посчитав движения противника подозрительными, добросовестный компьютер подал предупредительный сигнал. Оглушительный рев сирены едва не вогнал Патрика в гроб. И он вспомнил свою задачу, которая состояла в том, чтобы человеческой рукой подтвердить заключение электронного мозга о начале агрессии. Сигнал уже дошел до начальника разведки и коменданта, они уже знают, что это либо сбой, либо... чтобы подтвердить последнее "либо" и нужен дозорный.
   Подняться из кресла Патрик не смог -- его парализовал страх. Пришлось вывалиться со своего места. Рухнув на пол, молодой лейтенант ползком добрался до щита, который стоял рядом с пустовавшим креслом напарника. Именно старший из них был обязан выполнить эту процедуру, но именно его не оказалось на месте.
   На щите находилась единственная кнопка, закрытая стеклом и опломбированная личной печатью коменданта "Северного Хозяина". Даже не вспомнив о специальном молоточке, висящем сбоку, Патрик двинул по стеклу кулаком, разодрав кожу и окропив панель брызгами крови.
   Кулак продавил заветную кнопку.
   Коридоры станции взорвались воем тревожных сирен, заставив вздрогнуть солдат, техников, наводчиков, офицеров. Заставив отвлечься от дел, подняв с кроватей, оторвав от еды, заставив выскочить из душа. Теперь об агрессии знали не только начальник разведки и комендант. Теперь знали все.
   Пульт в отсеке наблюдения ожил.
   -- Запад! Север! Юг! -- причитал встревоженный голос соседнего наблюдателя. -- Вы тоже это видите? Боже...
   -- Восток! Запад! Север! Вы уверены, что это не провокация? Ведь может быть провокация! Невозможно, чтобы...
   Патрик сидел на полу среди осколков стекла и с замирающим сердцем смотрел, как четыре щупальца рассыпались на мелкие звездочки и заняли весь обозреваемый космос.
  
   Бокал вина выскользнул из пальцев, когда взревели сирены. Отметив, что багровое пятно растеклось по белой скатерти, комендант крепости "Северный Хозяин" рывком поднялся из-за стола и включил ближайший монитор. Вид надвигающихся вражеских армад заставил его покачнуться.
   -- Дьявольское отродье! -- пробормотал он сквозь зубы.
   Забыв о салфетке на груди, комендант бросился в боевую рубку. Коридор казался бесконечным. Он даже успел запыхаться, когда влетел в просторный зал, расположенный на вершине крепости.
   Здесь уже находились офицеры многих служб. Они спешно устраивались в креслах, включали экраны, принимали рапорты. Все экраны транслировали изображение вражеских звездолетов, но если поднять глаза, то их неплохо было видно и сквозь панорамное окно во всю стену.
   -- Дистанция? -- с порога выкрикнул комендант.
   -- Три тысячи.
   -- Численность?
   -- Приближается к двадцати тысячам единиц!
   -- Ого-го! -- озабоченно произнес он. -- Это не провокация... Всем внимание! Объявляю боевую тревогу!! Перевести генераторы на полную мощность! Приготовить орудия! Включить силовые поля! Открыть торпедные шахты! Все истребители вывести в космос! Доложить об исполнении!
   Станция задвигалась, забурлила. Орудия пришли в движение, ракетные установки повернулись. Вздрогнуло пространство, когда включились лобовые энергетические щиты. Словно мошкара высыпали истребители, окружив "Северного Хозяина" с боков.
   -- Что-то происходит, -- сообщил офицер, отвечающий за анализ поступающих данных. -- Движение теряет динамику.
   Он посмотрел на коменданта и задержался взглядом на его кителе. Комендант опустил глаза и сорвал с груди забытую салфетку.
   -- Немедленно мне связь с адмиралом Гроном!
  
   линкор "Союз Нерушимый"
   Лицо Балнигана заполняло весь экран, плавающий над интеркомом. Оно было таким большим, что адмирал Грон мог разглядеть каждую пору на подбородке нового начальника.
   -- ...и выстроились фронтом перед входом в Бутылочное Горлышко, -- завершил доклад командующий флотом. -- По самым приблизительным подсчетам: около тридцати тысяч звездолетов. В настоящий момент передвижение врага завершилось. Вражеский фронт застыл на расстоянии двух тысяч миль от наших передовых укреплений.
   -- Остановились? Вот и замечательно, -- произнес Балниган. -- Продолжайте выполнять приказ.
   -- О чем вы?
   -- О выводе излишних войск!
   На короткий миг седовласый адмирал потерял дар речи, чего не случалось с ним за всю жизнь.
   -- Господин главнокомандующий, сэр... К фронту вражеских кораблей каждую минуту подтягиваются новые и новые силы. Сомнений быть не может, орки готовятся к агрессии. Они вышли на рубежи. Следует ожидать скорой атаки.
   -- Вы старый боевой конь, адмирал. Вам многое довелось повидать. Вы должны понимать, что это акт психологического устрашения.
   -- Какое, к дьяволу, устрашение! -- разъярился командующий Пограничным флотом. -- Их столько, что они продавят нашу оборону одной своей массой.
   -- Не продавят.
   -- Требуется не только остановить вывод войск... Наоборот. Я считаю, что нам нужны подкрепления. Как воздух необходимы.
   -- Три сотни многоцелевых судов и четыре крейсера будут доставлены из системы Диких Племен в ближайшее время.
   -- Этого совершенно недостаточно! И потом... -- Бородатый адмирал споткнулся. -- Зачем менять пестик на тычинку? На эту гигантскую перестановку мы потратим уйму времени, а всего-то требуется не выводить войска из Бутылочного Горлышка! Кроме того, пропускная способность реперной точки в системе Диких сильно ограничена. Она не пропустит сразу такое количество кораблей.
   -- Это не ваша забота.
   -- Моя забота держать тварей, а как я могу делать это без войск! -- вспылил Грон.
   -- Вы слышали приказ? -- с угрозой произнес Балниган. -- Я дважды не повторяю.
   -- А я плевал на ваш приказ! Я не буду выводить войска! Вы это слышали?
   В запале адмирал врезал кулаком по клавише соединения. Экран, витавший над интеркомом, растворился в воздухе. "Старый боевой конь" тяжелым взглядом обозрел кабинет, собираясь с мыслями.
   Скорая возможность агрессии не вызывает сомнений. Маловероятно, что орки собрали на границе тридцать тысяч кораблей для проведения фестиваля. Сосредоточение таких сил может означать только одно. И просто удивительно, как в Балниган не хочет замечать этого!
   -- Что происходит, черт возьми? -- пробормотал он.
   Инцидент в орудийном форте по-прежнему не давал покоя адмиралу. Расследование не выявило причин, семидесятистраничный рапорт, который лег на его стол, подтверждал объем проведенных поисков, но не давал ответа на главный вопрос. Для чего враг приходил в форт? Что было нужно безносым тварям?
   Все еще гневаясь после разговора с главнокомандующим, он прошелся по кабинету и остановился возле стола. И когда, после тягостных раздумий, он решился набрать номер советника президента, входная дверь с шуршанием убралась в стену. И на пороге возник его помощник.
   -- Я не звал тебя, Тибериус, -- произнес адмирал раздраженно.
   Помощник не обратил внимания на эти слова и вошел в личные покои командующего флотом, а следом за ним вошли четверо штурмовиков -- рослых, в полном обмундировании, с опущенными забралами, бластерами в руках; зеленый индикатор на стволах сигнализировал о готовности к бою.
   Грон понял, что опоздал.
   -- Адмирал Грон, -- официальным тоном произнес помощник, обращаясь к нему, словно к чужому. Словно не служил восемь лет под его началом. -- По приказу главнокомандующего Вооруженных сил Тысячелетнего Союза вы заключены под стражу. Заключение продлится до трибунала, который состоится в ближайшее время.
   -- В чем состоит моя вина? -- спросил адмирал дрогнувшим голосом.
   -- Невыполнение приказа и неподчинение командиру. Вашу вину рассмотрит трибунал. До его сбора вы будете изолированы в тюремном блоке линкора.
   Адмирал поглядел на интерком теперь уже с сожалением. Ему не хватило минуты, чтобы связаться с Игнавусом. Единственный человек, способный повлиять на положение дел, не ведает о произволе, который творится в войсках и угрожает жизнеспособности Союза!
   Работающий в дальнем конце кабинета монитор показывал черные звездолеты, замершие перед входом во владения людей.
  
   Ковчег Алых Зорь
   Темница располагалась неподалеку от храмовой пирамиды в тополином парке. Для содержания редких пленников паладины не пользовались силовыми барьерами или гравитационными клетками. На Ковчеге имелась неглубокая пещера, выход из которой был перегорожен надежными стальными прутьями. Других охранных мер не требовалось: сбежать с космического плота, не потревожив экстрасенсорных чувств кого-либо из паладинов, было невозможно.
   Артур Мудрый, Шахревар и Донован остановились возле решетки и некоторое время разглядывали сквозь нее пленника. "Роханский предатель" лежал на границе света и тьмы, стиснув пальцами окровавленное бедро. Диковатый взгляд метался по сторонам.
   -- Найдите для него одежду и осмотрите рану, -- распорядился Глава Ордена.
   Донован покорно склонил голову.
   -- Его нашли в таком неприглядном виде?
   -- Точно так. Он отбивался от огромной стаи проклятых волков. С ним было вот это.
   Артур Мудрый с удивлением принял Могильщика, которого протянул ему паладин. Пока Глава Ордена рассматривал клинок, Шахревар обратил внимание, что юноша, завидев меч, несмело пополз к решетке, отчего солнечный свет осветил его полностью.
   -- Катана, -- со вздохом произнес Артур. -- Сколь древнее, столь и бесполезное оружие.
   Он провел ладонью по клинку.
   -- К тому же, в ней нет отпечатка чьего-либо духа. К ней никто не прикасался, она холодна и пуста...
   -- Боже мой, какое варварство! -- услышал Шахревар знакомый голос. Он повернулся и обнаружил рядом с собой Нину Гату, разглядывающую обнаженного юношу сквозь прутья. Рядом с ней стоял смущенный Антонио, за его спиной -- служанки. Возле темницы очутилась вся свита сиятельной дочери, за исключением самой Серафимы. Они, очевидно, вышли на короткую прогулку и, завидев рыцарей, не замедлили приблизиться. Их присутствие было нежелательным, но не Шах, не Артур Мудрый не стали попросить посторонних удалиться.
   -- Это один из нечестивых дикарей? -- с неприязнью поинтересовалась сухопарая наставница.
   -- Мы сейчас попытаемся это выяснить, достопочтимая Нина, -- негромко ответил Шахревар.
   Артур Мудрый вернул меч Доновану; телохранитель обратил внимание, каким жалостным взглядом проводил юноша удаляющийся клинок. А Глава Ордена тем временем, взмахом ладони заставил отвориться решетчатую дверь. Он вошел в пещеру с мрачным видом, его серебристые доспехи отливали на солнце, напоминая жидкую ртуть. Следом вошел только Шахревар, все остальные остались снаружи.
   Он лежал на каменном полу забитый и жалкий. Артур и Шахревар возвышались над ним -- два статных рыцаря в крестовой броне, и взгляд пленника бегал от одного к другому.
   -- Здравствуй, юноша, -- обратился к нему иерарх. -- Меня зовут Артур Мудрый. Я возглавляю орден паладинов, в чьем плену ты сейчас находишься. А как зовут тебя?
   Пронизанный безумием взгляд остановился на говорившем.
   -- Тебя зовут Даймон, верно? Даймон Зверолов?
   Юноша задумался над вопросом.
   -- Ты с планеты Рох, которая находится в Приграничной системе. Ведь так? Как ты очутился в системе Диких? -- Снова в ответ безмолвие. -- Ты попал сюда через зеркало? Где оно?
   -- Нет. -- В голосе Даймона послышалась легкая хрипота, после нескольких часов молчания. -- Зеркала нет.
   -- Тогда как ты попал сюда?
   -- Меня перенесла Иггдрасиль.
   -- Иггдрасиль? Мифическое древо? Для чего, позволь спросить?
   -- Не знаю... -- Было похоже на правду. Юноша не умел лгать, это было видно по глазам.
   -- И все-таки? -- с нажимом произнес Артур Мудрый.
   Даймон ответил с неохотой.
   -- Верхние миры падут, мир обрушится... А я должен найти Рапа...
   При упоминании имени сенобита Артур едва заметно вздрогнул, а Шахревар так крепко сжал кулаки, что хрустнули суставы. Даже встревоженный воздух, казалось, загудел от негодования.
   -- Святые угодники! -- послышался снаружи голос Нины Гаты. -- Мерзкий сквернослов! Чтоб у тебя язык онемел!
   -- При чем тут Рап? -- спросил Артур Мудрый, сощурившись.
   -- Он пришел в мой дом. И убил моего отца.
   -- Ты видел сенобита?
   Пленник неровно кивнул.
   -- А он тебя?
   Снова кивок.
   -- И после этого ты остался жив?
   -- Он, кажется, торопился.
   -- Сенобит не оставляет в живых свидетелей своего появления, -- с прохладой произнес Артур.
   -- Я не лгу!! -- взмолился Даймон.
   -- Где ты должен найти его?
   -- Не знаю. Просто должен...
   -- Для чего?
   -- Иггдрасиль сказала, чтобы заглянуть в его кровь.
   По лицу Главы Ордена было трудно понять, о чем он подумал в этот момент, но, похоже, не поверил. И следующий вопрос был задан жестче.
   -- Ты был вместе с орками на Рохе? Отвечай!
   -- Я не хотел... -- Юноша вдруг заплакал, слезы потекли из глаз, но они ни у кого не вызвали жалости.
   -- Зачем вы с орками ходили в орудийный форт?
   -- Я не знаю.
   -- Мне придется еще раз повторить вопрос. -- Голос верховного паладина уже гремел. -- Зачем вы ходили в форт?!
   -- Я правда не знаю! Я не видел, что делал Баструп!
   -- Ты помогал чернолицым. Ты их прятал, сражался бок о бок... Вместе вы убивали патрульного! Бесполезно отпираться, потому что есть свидетели. Неужели после всего этого ты будешь утверждать, что не знаешь, зачем они приходили в Гарнизон?
   -- Я не хотел! Они меня заставили!
   Артур Мудрый так резко наклонился к Даймону, что тот отпрянул -- незримый поток воздуха ударил ему в лицо.
   -- Тот, кто достоин называть себя человеком, положит жизнь, но не подаст руки чернолицым. Потому что он знает -- эта слабость может обернуться тысячами и тысячами других человеческих жизней... Ты отвратителен. Ты не имеешь права носить свою фамилию. Ты позоришь своего брата, которого мы знаем только с лучшей стороны.
   Он выпрямился, поглядел на Шахревара, который, закусив губу, о чем-то думал.
   -- Утром мы отправим его на базу Крестоносного флота, а к следователям прокуратуры. Хотя, трудно сказать, что они сумеют вычленить из этого бреда.
   -- Я могу многое рассказать! -- вдруг заговорил Даймон. -- Они ходят через зеркала! У них много зеркал! Они могут попасть куда угодно!
   -- Нам об этом ведомо, -- холодно ответил Артур.
   -- Постойте! Послушайте меня! Скоро на Верхние миры обрушатся неисчислимые армии. Они уже стоят у границ. Я видел их!
   -- Об этом нам тоже известно. Ты не поведал ничего нового.
   -- Предатель!
   Юноша резко обернулся к Шахревару, из уст которого прозвучало слово.
   -- Меня заставили, -- беспомощно пролепетал он. -- Я не мог поступить по-другому... они убили отца...
   Паладины обошли ползающего Даймона и оставили темницу. Решетка за спиной Артура Мудрого захлопнулась, и Даймон кинулся на нее, выставив на обозрение свою наготу.
   -- Постойте!..
   -- О, нет! -- воскликнула Нина Гата, заслонив глаза ладонью. -- Господи, уберите же его!
   -- Пойдемте отсюда, досточтимая наставница, -- произнес Антонио, беря Нину под руку.
   Повернувшись, он вдруг обнаружил, что все это время за их спинами стояла Серафима. Она смотрела на юношу, в ее взгляде сквозило замешательство.
   -- Моя госпожа! -- удивился Антонио, беря под руку и ее. -- Вам не следует здесь находиться.
   -- Кто это? -- только спросила девушка.
   -- Роханский предатель. Говорят, при его пособничестве орки убили человека и проникли в пограничное укрепление. Пожалуйста, пойдемте отсюда.
   Девушка опустила взгляд. И свита направилась прочь от зарешеченной пещеры.
  
   Ему хотелось рассказать о многом, когда он кинулся к решетке. Мысли вдруг пришли в порядок, и он понял, что может все объяснить этим могущественным паладинам. Но едва Даймон ткнулся лбом меж двух холодных прутов, как увидел нечто, что заставило позабыть о намерениях. Треснутые губы юноши изумленно раскрылись.
   Среди разного рода людей, собравшихся возле темницы, он увидел девушку столь невероятной красоты, что, казалось, подобной не может существовать в человеческом мире. Казалось, будто ангел спустился с небес... но не тот страшный херувим, на которого Даймон наткнулся на безымянной планете, а тот, каким юноша представлял ангелов в фантазиях.
   Ее хрупкий стан был облачен в скромное платье. Изгиб тонкой шеи подчеркивали собранные на затылке волосы, а посадка головы казалась просто божественной. Над челом в дивных светлых волосах горела бриллиантовая диадема. Движения девушки были изящными, и он влюбился в каждое из них. Ему вдруг жутко захотелось увидеть, как она повернет голову и посмотрит на ветку, согнувшуюся от тяжести слив. Как, заинтересовавшись, слегка наклонит голову...
   Девушка опустила хрупкую ладонь на руку невысокого мужчины в камзоле, расшитом ажурными узорами, и они вместе отправились к храмовой пирамиде. Даймон хотел до конца смотреть ей вслед, но фигуру быстро загородили другие люди.
  
   -- Зачем Донован привез его сюда? -- спросил Шахревар, когда они удалились на достаточное расстояние от темницы.
   -- Донован проявил сочувствие. С того момента, как стало известно о предательстве брата, Думан не находит себе места. Донован знал об этом. И он посчитал, что прежде чем предателя отправят в Центр, братья должны встретиться... Вот, кстати, и Думан.
   Молодой крестоносец стоял перед ними, но смотрел не на Главу Ордена, а в сторону темницы. Выглядел он невозмутимо, лишь в глазах бушевало смятение.
   Артур Мудрый опустил ладонь на его плечо.
   -- Сочувствую тебе, Думан.
   -- Я могу поговорить с ним?
   -- Да. Но уже завтра он отправится на Базу в распоряжение следователей из Службы Общественной Безопасности.
   -- Хорошо. Я это учту.
  
   Гея Златобашенная
   Серебристый лимузин советника президента, окруженный катерами охраны, стремительно мчался вдоль горного хребта, который облепили многоярусные конструкции научных институтов и обсерваторий. За последние двести лет зданий выстроилось так много, что они полностью покрыли горы, не оставив даже свободного кусочка. А когда-то эти хребты были укутаны вековыми снегами, которые играли на солнце чудным перламутром.
   Короткий импульс, исходящий от перстня на указательном пальце, оторвал Игнавуса от созерцания проносящихся за окном стен, куполов и пандусов. Советник помассировал переносицу и включил переговорное устройство. Над пальцами вспыхнул экран, размером с ладонь.
   -- Досточтимый Игнавус. Простите, если потревожил...
   Возникший на экране офицер был знаком советнику. Не раз и не два ему приходилось общаться с ним, бывая в Корневом штабе по различным вопросам. Грамотный и деловой человек, по-хорошему прямолинейный. Он должен был стать начальником штаба, но не получилось. В кресло сел откуда-то взявшийся дюрассиец Кинцил.
   -- Не извиняйтесь, мой друг, -- ответил советник. -- Я полагаю, что ваше дело очень серьезное, коль вы решились связаться со мной.
   -- Крайне серьезное, -- взволнованно выдохнул офицер. -- Я полагаю, что могу обратиться только к вам. Только вы сможете решить, как поступить в данной ситуации. Дело в том, что оборонительные рубежи Союза находятся в серьезной опасности!
   Советник нахмурился и взялся пальцами за седую бородку.
   -- Слушаю очень внимательно.
   -- Досточтимый Игнавус. Наверняка вы уже знаете о последних событиях в Бутылочном Горлышке.
   -- Да, главнокомандующий сообщил президенту об усилении активности черни.
   -- Усиление активности? Он назвал это так! -- Офицер на мгновение потерял дар речи. -- Орки встали стеной на расстоянии двух тысяч миль от входа в Бутылочное Горлышко! Тридцать тысяч кораблей!
   -- Цифры он не приводил.
   -- Главнокомандующий сообщил далеко не все. Наверняка вы не знаете о том, что отдан приказ о выводе половины Пограничного флота из Бутылочного Горлышка.
   -- Продолжайте, -- строго произнес советник.
   -- Каждый второй крейсер, каждый второй солдат, каждый второй истребитель должен быть выведен за пределы Пограничной системы. И это в тот момент, когда враг остановился в двух тысячах миль. Адмирал Грон... вы ведь знаете его?
   -- Да, конечно, он мой старый друг.
   -- Адмирал Грон противился выводу войск. В результате несколько часов назад по приказу Балнигана его арестовали.
   Дыхание Игнавуса оборвалось.
   -- Вы должны понимать, что, обращаясь к вам, я прыгаю через голову, -- говорил офицер, волнуясь. -- Даже через две головы. Но начальник штаба, как мне кажется, не осознает, что происходит вокруг него и какие приказы он подписывает. А между тем ситуация выглядит следующим образом. Орки остановились перед границей. И чего-то ждут. Чего? Что если они ждут того момента, когда наши силы ослабнут? Когда можно будет навалиться шквалом, смести наши укрепления и ворваться в Верхние миры!
   -- То есть, -- собираясь с мыслями, произнес Игнавус, -- в тот момент, когда враг встал перед границей, главнокомандующий выводит войска?
   -- Я не знаю, на что думать! И не в моих полномочиях обвинять Балнигана в непрофессионализме и слепоте. Но его действия на новом посту просто ужасают. Я не хочу думать о худшем...
   -- Хорошо, что вы позвонили. Я немедленно свяжусь с ним.
   -- И, пожалуйста, поспешите! Счет идет на часы.
   Пообещав офицеру хранить его имя в тайне, Игнавус набрал личный номер Балнигана и долго ожидал ответа. Не дождавшись, дал отбой и набрал приемную. На экране появился офицер астрофлота, выполняющий обязанности секретаря.
   -- Я могу поговорить с главнокомандующим? -- осведомился Игнавус.
   -- В настоящий момент главнокомандующий отсутствует.
   -- Где его можно найти?
   -- Он выполняет инспекционный облет.
   -- Инспекционный облет где? -- Игнавус не выдержал, повысив голос.
   -- Это секретная информация.
   -- Я советник президента. Я имею право знать.
   -- Не в моем праве открыть эту информацию.
   Фраза прозвучала с вызовом. Игнавус нахмурился.
   -- Знаете, что я думаю? -- произнес он. -- В данный момент Балниган находится в своем кабинете, но по какой-то причине приказал никого с ним не соединять. Мне легко это проверить. Я уже подлетаю к зданию Министерства обороны.
   Здесь Игнавус слегка лукавил. До Министерства обороны не меньше часа полета. Однако, секретарь оказался не из пугливых. Его ответ вверг Игнавуса в шок.
   -- Все службы уже переведены на режим военного положения. Без специального пропуска вы не войдете в здание.
   Он не помнил, как отключил связь. Происходило нечто, неподвластное устоявшемуся ритму жизни столицы. Нечто выбивающееся из этого ритма. И это напугало советника. Некоторое время он нервно крутил трость, разглядывая змеиную голову. Затем напряженно вздохнул и снова включил переговорное устройство.
   -- Да?
   -- Простите меня. Но возникла чрезвычайная ситуация, о которой вы должны знать немедленно.
   -- Слушаю.
   -- Дело касается наших войск в Бутылочном Горлышке. Как вам известно, два часа назад армады орков подошли к границе на расстояние выстрела. В то же время мне сообщили, что адмирал Балниган отдал приказ о выводе с границы некоторой части войск.
   -- Кто вам сообщил об этом?
   -- Преданные офицеры, которые считают, что по каким-то причинам -- сейчас трудно разобраться каким -- адмирал Балниган поступает неразумно. Его действия наносят ущерб обороноспособности Союза.
   Даже на крошечном экране было заметно, как президент Тысячелетнего Союза побледнел.
   -- Что же нам делать?
   -- Действовать нужно стремительно. Необходимо отменить приказ.
   -- Я свяжусь с Балниганом.
   -- Вы только потеряете время. Его невозможно найти.
   -- Тогда говорите, Игнавус. Вы наверняка уже что-то придумали.
   -- В конституции содержится пункт, который мы почти забыли. Он применялся в те времена, когда государь Мирогор управлял не только Союзом звездных государств, но и войсками коалиции. В мирное время пункт три-один-девять потерял актуальность и благополучно забыт, но я думаю, что сейчас настал момент вспомнить его. А гласит он о том, что президент Союза помимо всего прочего является верховным главнокомандующим. Он обладает полномочиями отдать собственный приказ, который никто не в праве отменить.
   -- Что я должен сделать?
   -- Отдайте прямой приказ Пограничному флоту: немедленно прекратить вывод войск! Кроме штаба флота приказ получит каждый корабль, каждая космическая станция, каждый гарнизон. Более того. Вы прикажете стянуть к границе все резервы, какие мы только успеем за это время. Они не посмеют вас ослушаться.
   -- Как это все суетно!
   -- Господин президент, сэр. Похоже, ситуация складывается так, что на какое-то время вам придется принять командование Вооруженными силами Союза.
   Калигула устало накрыл рукой глаза.
  
   Ковчег Алых Зорь
   -- Думан... -- облегченно пробормотал Даймон, когда старший брат приблизился к решетке. Слезы вдруг полились из глаз, и он не мог удержать их. -- Думан! Думан!
   Крестоносец просунул руку сквозь прутья и обнял брата. Несмотря на разницу в семь лет, они были очень похожи. Только Думан был повыше и лучше сложен, да еще в лице присутствовало нечто такое, что характеризует человека повидавшего мир. Можно сказать, Думан был сложившимся мужчиной, в отличие от его младшего брата.
   -- Что случилось, Даймон? Боже мой, что случилось? Я места себе не нахожу с того момента, когда услышал об ужасных событиях на Рохе.
   -- Наш отец, Ротанг... -- всхлипнул Даймон. -- Он мертв.
   Взгляд крестоносца растерянно скользнул по лицу юноши. Думан на короткий миг наморщил лоб, словно от нестерпимой головной боли, еще крепче стиснул шею брата, упершись лбом в его лоб -- грязный в разводах и прилипшими волосами. Некоторое время он стоял так, затем отстранился от решетки. Ничем другим больше не показал своей горечи, ее след остался лишь во взгляде.
   -- Кто это сделал?
   -- Рап, -- выдохнул Даймон.
   -- Сенобит? -- нахмурился Думан. -- Откуда он взялся?
   -- Он пришел в наш дом. Ты помнишь старое зеркало? Он пришел из него и привел орков. Они пленили отца, а меня заставили провести их в форт. Я не хотел помогать. Но Рап овладел моей волей. А когда я все-таки сбежал от орков и вернулся домой -- я увидел, как отец сражался с Рапом...
   -- Никто не может сражаться с Рапом.
   -- Но отец сражался. Правда, демон оказался сильнее... -- Даймон поднял на собеседника мокрые глаза. -- Они заставили меня. Я не мог противиться. Почему паладины обвиняют меня в гибели солдата из форта? Ведь не я убил его!
   -- Это сейчас не важно.
   Юноша с болью посмотрел на брата.
   -- Ты мне не веришь?
   -- Не знаю, -- ответил Думан. -- Но это ничего не значит. Я попытаюсь тебя вытащить. Поговорю с Главой Ордена.
   -- Почему ты мне не веришь? Думан, ты единственный, кто у меня остался! Единственный близкий мне человек. Почему ты не веришь?
   -- Не распускай сопли! -- сурово сказал крестоносец. -- Вспомни, чему учил нас отец. Попытайся держаться с достоинством. Хотя бы во имя него.
   Даймон шмыгнул носом и поспешно стер слезы. В душе бушевало смятение, но теперь появилась надежда. Теперь рядом с ним был старший брат. Даймон безраздельно доверял ему и, когда смотрел на родное лицо, ощущал благодарную теплоту в груди.
   -- Я постараюсь... постараюсь держаться с достоинством.
   -- Держись, брат.
   К темнице приблизился незнакомый паладин, который принес пенное мыло, полотенце, сотканное из трав, и чистую одежду. Когда он передавал эти вещи пленнику сквозь решетку, Думан отстранился.
   -- Я еще вернусь, -- сказал он.
   -- Я верю только в тебя! -- прошептал напоследок Зверолов-младший, прижимая одежду к груди.
  
   Некоторое время Даймон лежал на деревянном топчане, прокручивая в голове разговоры с братом и Артуром Мудрым. Иногда его глаза наполнялись влагой, но он тут же вспоминал слова Думана о том, что нужно держать себя в руках, и замирал. Молчаливый паладин, который принес одежду, промыл и заштопал раны на ногах. Теперь ступни были обклеены пластырем, а на прокушенном бедре белела квадратная мономолекулярная заплата.
   Пролежав без движения больше часа, он вдруг обнаружил, что до сих пор прижимает к груди чистую одежду и мыло. Запах немытого тела неожиданно сделался острым и нестерпимым, и Даймон почувствовал, что противен себе.
   Он помылся в ледяной воде, которая катилась по темной стене в дальнем углу пещеры. А когда натянул чистую одежду, то обнаружил, что дурные мысли исчезли вместе с грязью, а их место заняла тоскливая грусть и воспоминания о родном доме. Следующие несколько часов он просидел в тени, на полу, прижавшись к стене и откинув голову. Он даже не поднялся, когда принесли ужин. И оставленный возле решетки поднос с кашей, овощами и киселем простоял до утра.
   Возможно, он просидел бы в задумчивости целую ночь, но к вечеру, когда Ковчег накрыла тень ближней планеты, к нему явился неожиданный гость.
   Точнее, гостья.
  
   Министерство обороны
   Оставив охрану возле дверей, Балниган не вошел, а ворвался в помещение своей приемной. Секретарь вскочил со своего места с опозданием, на что удостоился пронизывающего взгляда.
   -- Вам несколько посланий, в том числе от Тибериуса. Вице-адмирал просил связаться с ним немедленно.
   -- Давно?
   -- Час назад.
   Балниган взглянул на экран, который непрерывно транслировал сигнал, получаемый из Бутылочного Горлышка. Черные орочьи звездолеты стояли неподвижно, напоминая сеть, растянутую в космосе руками того, чье имя никто не ведает.
   -- Немедленно ко мне начальника штаба, -- распорядился он, думая о чем-то.
   -- Слушаюсь! -- Секретарь вытянулся. -- Еще одно сообщение. Два часа назад звонил советник президента.
   -- Что ему было нужно?
   -- Он искал вас. Говорил, что дело срочное. Угрожал.
   -- Козлобородый вечно сует нос в чужие дела. Если будет звонить -- меня нет.
   -- Слушаюсь!
   Его кабинет представлял собой круглый зал, стены которого защищены многослойной броней. Балниган побывал в нем лишь однажды. Вчерашним утром. Всего двадцать минут. С тех пор присесть не пришлось.
   Он плюхнулся в кресло, тяжелые ладони опустились на столешницу с такой силой, что вздрогнула старинная лампа, оставшаяся от его предшественника, старого адмирала Тартуро. Хрустальные сферы, разрисованные розами, не только светились, но и, как утверждал прежний главнокомандующий, создавали излучение, которое успокаивает нервную систему.
   Первым делом Балниган по шифрованному каналу соединился с вице-адмиралом Тибериусом, преданным ему человеком, который теперь исполнял обязанности командующего Пограничным флотом.
   -- Мой адмирал! -- произнес Тибериус, как только узнал его на экране интеркома. -- Я искал вас, но не мог найти.
   -- В чем дело?
   -- Я и мои люди в растерянности. Мы не понимаем, что происходит. Почему мы должны выполнять обратную перегруппировку через тридцать минут после начала маневра? Мы сожгли горы топлива, а в результате вернулись на те же позиции.
   -- Ничего не понимаю. О чем ты говоришь?
   -- О президентском приказе.
   -- О КАКОМ ПРИКАЗЕ?
   Тибериус на мгновение замер.
   -- Вы не в курсе?
   -- Стал бы я спрашивать, если бы знал, в чем дело!
   -- Да, конечно... Из президентского дворца поступил удостоверенный электронной подписью приказ: всем войскам занять предписанные позиции в Бутылочном Горлышке.
   Балниган не вымолвил ни слова.
   -- Согласно Конституции, -- продолжал Тибериус, -- у президента имеются полномочия, чтобы отдать подобный приказ. Я не мог вас найти, и поэтому мы были вынуждены подчиниться и вернуть войска на позиции... Адмирал! Вы слышите меня? Адмирал!
   Балниган не слышал. Его яростный взгляд гулял по стенам кабинета, пока не остановился на лампе, которая должна успокаивать нервную систему...
   -- Адмирал?
   Лампа с грохотом разлетелась о стену. Ее сердце, электронный блок, который должен испускать лечебные лучи, свалился на пол, и Балниган несколько раз со всей силы опустил на нее каблук.
   Тяжело дыша, но почувствовав себя легче, он вернулся к столу, над которым витал экран, показывающий побледневшего Тибуриуса, наблюдавшего всю сцену от начала и до конца. Словно ни в чем не бывало, словно пол за его спиной не был усыпан осколками и крошками микросхем, главнокомандующий с невозмутимым видом опустился в кресло.
   -- Вы меня знаете, Тибериус?
   -- Как никого, мой адмирал!
   -- Вы мне доверяете?
   -- Безгранично. Я весь в вашем распоряжении!
   -- Тогда слушайте. Первое. На командном пункте линкора отключить все устройства правительственной связи. Прекратить передачу в президентский дворец сигналов с видеокамер заорбитальных крепостей. Отключить всю связь с внешним миром на крейсерах и в гарнизонах. Вы должны слышать меня и только меня. Никого другого! Это понятно?
   -- Так точно.
   -- Второе. Президент недееспособен. Не перебивайте! Я повторяю: президент недееспособен. Это нелегко признать, но, к сожалению, он не понимает, что делает. Он дилетант. Он ничего не смыслит в военных вопросах и руководствуется исключительно советами лживых помощников. Вам понятен этот пункт? У вас есть по нему вопросы?
   -- Нет, мой адмирал. -- Голос Тибериуса едва заметно дрогнул. По его глазам было видно, что он представил масштабность событий, которые разворачиваются прямо сейчас. Возникают именно из этого разговора. События, которые перевернут все с ног на голову. И уже не будет того Тысячелетнего Союза, который знали жители Верхних миров. Он закончился прямо сейчас, в этом разговоре.
   -- Третье, -- бесстрастно продолжил Балниган. -- Немедленно. Срочно. Молниеносно. Выполнить дозаправку и осуществить приказ четыре-семнадцать.
   -- Вывести войска, -- произнес Тибериус, сглотнув. -- Мой адмирал, я хотел бы заметить...
   -- Вы меня знаете?
   -- Как никого, мой генерал!
   -- Вы мне доверяете?
   Он потушил экран первым. Не долго думая, набрал следующий номер. Возникший в окне офицер, узнав адмирала, тут же склонил перед ним голову.
   -- Я весь во внимании, господин главнокомандующий.
   -- К черту церемонии, Курц. Как дела?
   Офицер поднял голову, пронзительно-голубые глаза глянули на адмирала по-свойски, словно между ними была некая тайна.
   -- Язычники упираются всеми конечностями. Ты их знаешь. Не хотят из своих трещин вылезать. Но у нас приготовлены подарки. Многотонные подарки с нейтронной начинкой.
   -- Как идет план?
   -- Начали. Но это небыстро, ты знаешь.
   -- Вот что мне нужно. Немедленно и в строжайшей секретности отделите гвардейскую десантную дивизию.
   -- И куда их? -- тихо спросил Курц.
   -- Сюда, -- также тихо ответил Балниган.
   -- Куда "сюда"?
   -- На Гею.
   Офицер Курц покачнулся словно от ветра, затем слегка оттянул воротник.
   -- Круто, -- произнес он охрипшим голосом. -- Какова тактическая цель?
   -- Четыре центра служб правительственной охраны. Главная трансляционная антенна. Президентский дворец. На заполнение объектов даю тридцать минут после выхода из подпространства.
   -- Сэр, позвольте заметить, что это называется государственным переворотом.
   -- Это называется наведением порядка. Демонтажем старого, работающего неправильно государственного аппарата! -- Он стал говорить, вперившись в экран жестким взглядом. -- Они лезут в военные дела, понимаешь? Сопливые гражданские крысы, рулевые экономики, мать их, которые даже не нюхали гари пожарищ и запаха озона, после применения ионизирующего излучения. И они лезут управлять армией! В условиях угрозы вторжения извне это неприемлемо. Поэтому я беру на себя ответственность за все, что происходит в Верхних мирах. Я сожалею, что приходится вводить военное управление, но это жестокая необходимость. Гражданское правительство будет низложено, должность президента упразднена. Великая Семья Деламура будет на нашей стороне... Так что, Курц? Ты за порядок или против него?
   Офицер Курц вдруг улыбнулся, и улыбка эта не была выражением чистой живой радости. Это была коварная улыбка, за которой скрывались и удовольствие от нарушения запрета, и некий замысел, и соучастие, и нетерпеливое ожидание скорых перемен и нового, лихого времени.
   -- Мне нравится наводить порядок, -- ответил он.
   -- Отлично. Обращение к гвардейцам я передам сразу, как только вы появитесь в реперной точке возле Геи. Действуй!
   Он успел сделать еще несколько звонков, когда секретарь доложил, что в приемной его ожидает начальник Корневого штаба. Балниган думал секунду, затем произнес в интерком:
   -- Пусть войдет.
  
   Ковчег Алых Зорь
   Странный пленник с самого начала не давал покоя Серафиме. Ей почему-то казалось... нет, она была уверена, что грязный юноша, похожий на дикаря, разрешит ее от мысленных терзаний. Почему-то она считала, что именно он сообщит ей некое откровение, которое укажет как распорядиться кровью божьей, ибо этот вопрос не давал ей ни покоя, ни сна. Она пыталась не показывать своего волнения, когда приблизилась к решетке в первый раз -- когда возле нее было много людей и когда девушку увел Антонио. Вторично она пришла сюда, убедив внимательную свиту, в том числе и Шахревара, будто ей необходимо уединение, а потому должна гулять одна в тополином парке. Шахревар не проявил беспокойства, прекрасно понимая, что враг или диверсант не сможет пробраться в обитель паладинов. Так девушка оказалась возле темницы.
   Она тихо приблизилась к стальным прутьям, пытаясь разобрать за ними в темноте, где находится пленник. И обнаружила его темную фигуру возле стены. Она не знала, как будет разговаривать с дикарем, поймет ли он ее. К тому же, девушку смущало воспоминание о его наготе. От ветра шелестели листья тополей, райский свист невидимой птицы иногда перекрывал этот шелест.
   -- Здравствуйте, -- произнесла она негромко. В каменном мешке ее нежный голос казался чужим, пришедшим из другого мира. -- Извините, что беспокою вас. Или отвлекаю от раздумий... Меня зовут Серафима.
   Пленник вздрогнул при звуках ее голоса. Она по-прежнему не видела лица, но поняла, что он не ждал гостей.
   -- Что вы хотите? -- спросил он, и она почувствовала волнение в его голосе.
   -- Я хотела бы поговорить с вами. Вы не могли бы... оказать мне эту услугу?
   Он поднялся. Медленно приблизился к прутьям. Каждый его шаг совпадал с ударом ее сердца, но девушка не отстранилась от решетки.
   Когда пленник вышел на бледный свет далеких факелов, полыхающих на гранях храмовой пирамиды, ее дыхание на миг прервалось. За решеткой стоял не тот грязный и обнаженный дикарь, которого она видела несколько часов назад. Это был юноша -- и вовсе не мерзкий и отвратительный. Ее взгляд на миг задержался на коротких темных волосах, собравшихся сосульками на лбу, на сдвинутой переносице и неправильном изломе губ. В скулах и надбровных дугах юноши ощущалась физическая сила. И только в глазах лежала грусть.
   Юноша остановился в двух ярдах от решетки и смущенно уставился в пол. А Серафима, позабыв обо всем, смотрела на его крепкие плечи и испытывала внутри себя необъяснимое волнение.
   Некоторое время они молчали.
   -- Так о чем вы хотели поговорить? -- спросил он, и Серафима обнаружила, что вместо того, чтобы задавать вопросы, все еще пожирает пленника глазами. Она смутилась, но, как опытный политик, сумела скрыть это смущение.
   -- Вы можете открыть свое имя? -- спросила она. -- Я чувствую себя неловко, когда общаюсь с человеком, имени которого не знаю.
   -- Даймон.
   -- Даймон, -- повторила она тихо. -- А меня зовут Серафима.
   -- Вы это говорили.
   -- Да, -- рассеяно ответила девушка. -- В самом деле, говорила.
   -- Зачем вы пришли сюда? Ведь я предатель и убийца. -- Он говорил это с некоторой наивностью, и в голосе не было обиды и горечи. -- Именно так меня все называют.
   -- Возможно, они неправы, -- осторожно заметила девушка. -- Я считаю, что нельзя заявлять так категорично, не зная причин и обстоятельств. В министерстве юстиции есть опытные люди, которые во всем разберутся и вынесут свое заключение.
   -- Наверное, -- согласился он, тщательно рассматривая пол. -- Наверное, во всем разберутся. Я надеюсь на это.
   -- А вы и вправду жили на Рохе... Даймон?
   -- Если вам не трудно, называйте меня на "ты".
   -- На "ты"? -- удивилась Серафима. -- Хорошо. Я постараюсь. Ты жил на Рохе?
   -- Вместе с отцом и братом.
   -- А ваша мать?
   -- Она погибла, когда мне исполнился год. -- Он замолчал, а затем добавил: -- Ее пронзил бивнем ластодонт. Это огромное животное, которое редко забредает в наши края, но в тот раз почему-то забрело. А мать как раз вышла из дома в поисках травы для отвара. Отца дома не оказалось, он ушел с братом в лес.
   -- Простите... -- смутилась девушка. -- То есть, прости.
   Она тут же вспомнила о гибели собственной матери. Снова зашлось сердце и защипало в глазах.
   -- Я сказал что-то не так? -- озабоченно спросил юноша, не поднимая глаз.
   -- Нет... Все хорошо. Значит, вы жили с отцом?
   -- Да, он меня вырастил. Он обучал нас с братом ловле зверей. Мы потомственные звероловы. Наши предки и предки наших предков занимались только этим.
   -- А зачем вы ловите животных? -- Ей было трудно продолжать диалог, потому что воспоминания о Фрее не отпускали.
   -- Ну... -- замялся Даймон. -- Чтобы продавать. Людям нравится держать дома пушистую кошку или поющую птицу.
   Он замолчал и вдруг произнес:
   -- Ты очень грустная.
   -- Нет, -- ответила она. -- Это только так кажется.
   -- Не кажется. Я чувствую твою грусть. И она похожа на мою, которую я испытал, когда погиб отец...
   Он приблизился к решетке и впервые взглянул на девушку -- нерешительно и коротко, словно боялся обидеть ее. Затем уставился куда-то в сторону и свистнул -- негромко и мелодично. Девушка не успела опомниться, как в сумрачном воздухе захлопали крылья, и на ее плечо опустилась дивной красоты птица -- та, что пела среди темных деревьев.
   -- Это ты сделал? -- удивилась Серафима, разглядывая птицу. Перья щекотали шею и забирались в ухо, но это было скорее приятно, чем доставляло неудобство.
   -- Почеши ее под клювом, -- посоветовал Даймон, держась за решетку. Стальной прут рассекал его лицо на две половины.
   С опаской глядя на птицу, сидевшую на плече, Серафима провела ноготком по розоватому пушистому зобу. И тут же птица громко запела, нарушая покой святой долины. Серафима от неожиданности вздрогнула, но тут же с удовольствием засмеялась. Она наблюдала за тем, как вздувается грудь птицы, как раскрывается клюв, из которого льется песня. Даймон тоже улыбался, но только смотрел не на птицу, а на девушку. Он любовался ее лицом и был счастлив, что сумел хотя бы на время изгнать грусть из ее сердца.
   Это продолжалось недолго. Наголосившись вдоволь, птица вспорхнула с плеча Серафимы и исчезла в вечернем воздухе. Девушка проводила ее с улыбкой.
   -- Как я могу помочь тебе, Даймон?
   -- Наверное, никак.
   -- Я обладаю некоторой властью. В моих силах ходатайствовать перед судом.
   -- Это все бессмысленно.
   -- Почему?
   -- Мир людей скоро обрушится.
   Словно невидимый поток воздуха оттолкнул Серафиму от решетки.
   -- Откуда тебе известно об этом? -- настороженно спросила она.
   Юноша пожал плечами. Легко и непринужденно, будто подросток.
   -- Какая разница! -- ответил он. -- Беда в том, что это случится непременно.
   -- И все же -- откуда? -- повторила Серафима, испытывая после слов юноши неприятный озноб.
   -- Я видел звездолеты, заполонившие небо. Я видел армии, покрывавшие бесконечную равнину. Я слышал неистовую речь Натаса. Орков невероятно много, они сильны и коварны. Людям не удержать границу.
   -- Быть может, это был сон? -- вкрадчиво спросила Серафима.
   -- Мне бы очень хотелось, чтобы это был сон. Но, к сожалению, это была кошмарная явь.
   -- Хорошо. Даже если ты видел бессчетные армии, то у нас есть кому им противостоять. Человеческий флот могуч. Он сдержит любой натиск орков.
   -- Я ничего не знаю о флоте. Я знаю, что мир людей падет. И сказало мне об этом дерево на заброшенной станции. Дерево, которое видит будущее.
   -- Иггдрасиль? Вселенское древо?
   Безумие юноши внезапно сделалось для нее ясным и очевидным. И она вдруг поняла, что он все-таки дикарь и, вероятнее всего, убийца, пусть даже такой притягательный. Ей захотелось немедленно уйти -- подальше от него и страшных слов.
   Но она осталась. Покойная мать наставляла в любых обстоятельствах быть терпеливой и вежливой. "Даже когда твой воздушный катер объят пламенем и стремительно мчится к земле, -- говорила она, -- даже тогда нужно быть вежливой с соседом по креслу". И Серафима предприняла еще одну попытку, чтобы поговорить с опасным пленником.
   -- Что еще тебе поведала Иггдрасиль? -- спросила девушка, ощущая себя доктором в клинике для душевнобольных.
   -- Что бог Авогей мертв.
   Ее пронзило, словно электрическим разрядом.
   Юноша не гадал, не предполагал. Он говорил убежденно, словно собственными глазами видел ихор, тайно хранимый от всех.
   -- Бог покинул людей, а потому у нас нет защиты перед чернью. Иггдрасиль сказала, что в этой войне людям не суждено победить. И род человеческий окажется на грани гибели.
   Она больше не могла здесь оставаться. Доктор из нее не получился.
   -- Извини... Даймон. Я вспомнила, что должна немедленно идти. Мне нужно...
   -- Подожди... -- взмолился он. -- Послушай! Со мной был меч, по имени Эффоссор. Его забрали паладины, но, мне кажется, он им не нужен. Ты не могла бы найти мой меч? И сохранить его у себя до времени.
   -- Не могу этого обещать, -- холодно произнесла девушка.
   Сухо попрощавшись, она ушла. Незамеченной вернулась в свои покои и долго не могла уснуть. На этот раз она думала не об ихоре и, к своему стыду, не о судьбах человеческих.
   Из головы никак не выходил облик безумного юноши.
  
   Искусственная луна, Корневой штаб
   Майкл Григ спешил к причалу. Он двигался по коридору широким шагом, периодически поглядывая в иллюминаторы на свой служебный шаттл. Странно, что еще не подошло боевое охранение. Согласно последнему предписанию, исходящему от администрации президента, запрещалось передвижение высших должностных лиц Союза без охраны. Но сопровождение отсутствовало, и подобная задержка уменьшала шестичасовую паузу в бессменной рабочей неделе, которую он взял, чтобы появиться на десятилетии сына. Он рассчитывал повидать Максима, вручить ему подарок -- управляемую модель боевого звездолета, съесть кусочек торта, выпить по бокалу шампанского с женой и переброситься с ней парой слов ни о чем. Или просто послушать ее голос, любую болтовню об учениках или гербариях.
   Больше месяца он не мог выбраться домой, работа накрыла подобно гигантскому валу. После сегодняшних событий в Бутылочном Горлышке он полагал, что в ближайшее время найти еще один интервал в своем графике, чтобы появиться на Гее, будет весьма сложно. Поэтому он так тщательно выкраивал "окно".
   Рядом шаттлом покачивался напоминающий сонную рыбину пассажирский транспорт, который два раза в сутки ходил на Гею. Он должен был отчалить еще десять минут назад, но впервые с незапамятных времен расписание было нарушено. Сменный персонал, который должен был на нем улететь, столпился возле Седьмого причала.
   -- Рейс отменен, -- услышал Григ чьи-то слова, когда проходил мимо. -- Никто домой не отправится.
   -- А что случилось? Что случилось? -- заволновался народ.
   -- Говорят, какой-то приказ.
   Грига встретил офицер охраны, который должен был находиться не здесь, а на судне сопровождения.
   -- Я сожалею, -- сообщил он. -- Но все рейсы с искусственной луны задерживаются до особого распоряжения.
   -- В связи с чем? Я не слышал ни о каком приказе.
   -- Он поступил полчаса назад.
   -- От кого?
   Офицер выразительно указал глазами на потолок. Григ почувствовал внезапный укол мигрени и схватился за висок.
   Случилось нечто неординарное, если Кинцил отдал такой приказ. Но что могло случиться? Последние часы замначальника провел в координационном центре, и никто лучше него не мог знать, что армады орков застыли перед границей, более не провоцируя союзные войска. Нелепо из-за этого отменять рейсы на Гею, нелепо нарушать режим сменности персонала.
   Уважительно склонив голову, офицер охраны покинул его. Грег ответил рассеянным кивком и включил передатчик, вмонтированный в браслет. Что бы ни произошло, домой он уже не попадет. Нужно сообщить об этом жене, чтобы не ждала и не волновалась. А Максима поздравить хотя бы по связи.
   Виртуальное меню передатчика оказалось недоступным. По всей видимости, не работал центральный контроллер, который управлял антеннами и отвечал за связь искусственной луны с внешним миром.
   Нужно признаться, что Грег слегка растерялся. Он впервые очутился в такой ситуации, которую иначе как полной блокадой назвать невозможно.
   ...Секретаря на своем месте не оказалось, дверь в кабинет была приоткрыта. Григ вошел неслышно и застал начальника штаба развалившимся в кресле.
   Из облика Кинцила исчез весь лоск, которым он в избытке сочился еще несколько часов назад. Лицо выглядело нездоровым. Верхняя пуговица кителя расстегнута, воротничок рубашки неряшливо выправлен. На рабочем столе беспорядочный ворох полупрозрачных файлов, которые венчала на три четверти опустошенная бутылка дюрассийской водки.
   Маслянистые глазки лениво повернулись в сторону вошедшего помощника.
   -- Закрой дверь, -- произнес Кинцил.
   -- Где ваш секретарь? И вообще, что происходит в штабе?
   Кинцил облизнул губы, и Григ с немалым стыдом отметил, что начальник штаба находится в непотребно скотском состоянии -- унизительном и недостойном высшего офицера Союза.
   -- Не пререкайся, -- отозвался он. -- Я пока еще твой начальник. А и в самом деле, где мой секретарь? Ах да, я ж его отослал в...
   -- Что происходит? -- жестко спросил Григ.
   Кинцил потянулся к бутылке и плеснул из нее в заляпанный стакан.
   -- Что происходит? -- переспросил он. -- Мы в состоянии войны. Чернь стоит у границ Бутылочного Горлышка. Ты разве не в курсе?
   -- Мне об этом прекрасно известно, -- с раздражением ответил заместитель. -- Но причем тут отмена полетов? Почему никто не может покинуть луну? Что происходит?
   -- Все офицеры должны оставаться на базе. Это приказ. Все военные объекты переведены на особый режим функ... функционирования. Мы в состоянии войны!
   -- Какой войны! -- Григ не выдержал и повысил голос. -- Война еще не началась! А между тем, радисты доложили мне, что блокирована связь с Первым и Вторым флотом. Осмелюсь напомнить, Кинцил, что Корневой штаб является мозгом и координатором всех войсковых действий. А кого мы будем координировать, когда у нас нет никакой связи с внешним миром! Почему блокирована связь?! И что, наконец, за бедлам вы устроили в своем кабинете?
   -- Возвращайтесь в координационный центр. И ни о чем не беспокойтесь. За нас уже побеспокоились... Все будет в порядке. -- Кинцил отхлебнул из стакана, проглотил порцию, поморщился. -- Вы ничего не понимаете, Григ. Мы сейчас ориентированы на единственную задачу. Обеспечить прибытие войск.
   -- Каких войск? Куда?
   -- Возвращайтесь на свое рабочее место и ни о чем не беспокойтесь. Все под контролем. -- Он снова отхлебнул из стакана. -- Все под контролем...
   В центр по координации он вошел еще не остыв после разговора с начштаба, а потому позволил себе накричать на дежурного офицера, который заикался и путался в объяснениях.
   -- Был п-приказ, двадцать минут назад. П-принять войска и разместить на орбите.
   -- Какие войска? Где принять?
   -- Принять здесь, -- ответил офицер. -- Г-гвардейскую дивизию.
   -- Корабли гвардейской дивизии лягут на орбиту Геи?
   -- К-кажется, да.
   Григ вдруг почувствовал, что ему тоже хочется расстегнуть верхнюю пуговицу кителя. Перед глазами возник явственный образ надвигающейся катастрофы.
  
   Ковчег Алых Зорь
   Хотя для сиятельной дочери были подобраны самые богатые покои, в их убранстве все же сквозил рыцарский аскетизм. Пол из бурого камня был настлан грубым вязаным ковром, стены укрыты примитивными гобеленами. Окно узкое, а из мебели только кровать, тумба и небольшое зеркало -- естественно, разбитое.
   Днем Серафима не обратила на это ровным счетом никакого внимания, и только сейчас, бесплодно пытаясь уснуть, лежала с открытыми глазами и оглядывала интерьер, который Нина презрительно окрестила "мужицким люксом".
   Разглядеть удалось не все. Свет плафона возле кровати не доставал до дальней части комнаты, и противоположные углы были погружены во тьму. Серафима помнила точно, что когда вошла сюда днем -- там было пусто. Лишь на гобелене красовался вышитый рисунок Великой змеи Сигизмунды и ее дочери Марии.
   Теперь ей казалось, что в углу что-то находится. Разглядеть это что-то было невозможно, нужно встать и включить общий свет -- тогда будет ясно, что в углу никого нет. Все, что она видит, есть плод ее воображения.
   "Ого! -- вдруг спохватилась она. -- Никого! Я перешла на одушевленные местоимения!"
   В груди поднялось волнение, и Серафима уже собралась выполнить задуманное, когда темнота в углу шевельнулась. Часть тьмы отделилась от основной массы и едва заметно выдвинулась к свету. Сгусток не рассеялся, а лишь слабо колыхался. Девушка теперь отчетливо видела, что это все-таки не "что-то", а "кто-то".
   Она судорожно сглотнула.
   -- Кто бы вы ни были -- я вас не звала.
   Сгусток тьмы плавно покачнулся. Как человек, который собирался двинуться на зов, но затем остановился.
   -- Серафима, -- тихо раздалось из темноты, и девушка узнала голос матери.
   -- Нет, -- в ужасе пробормотала она.
   Из темноты появилась рука. И девушка узнала ее: и перстень, и широкий рукав платья. Она даже почувствовала запах духов, который исходил от Фреи в то памятное утро.
   -- Нет! -- уже громче произнесла девушка. -- На Ковчеге не может быть сенобита. Ему сюда не пройти.
   -- Поверь мне, Серафима... -- просил сладкий голос. -- Позови меня.
   Серафима оглянулась на разбитое зеркало. Ее лицо отражалось в отражалась в нем, рассыпавшись на десятки кусочков.
   -- Шахревар! -- жалобно протянула девушка.
   Гудок аппарата связи прозвучал громко и тревожно. Серафима подпрыгнула на кровати. Зыбкая тьма всколыхнулась, и тянущаяся из нее рука исчезла.
   Сиятельная дочь быстро поднялась с кровати и включила свет. Как она и ожидала, угол оказался пуст.
  
   Аппарат связи трезвонил настойчиво и даже нагло. Периодически оглядываясь на дальнюю часть комнаты, девушка подошла к интеркому и включила его.
   -- Простите меня, Серафима, -- раздался в ухе голос Антонио. -- Но я не мог сдержаться... Соединяю.
   Над стоящим на тумбочке интеркомом вспыхнул экран. В первый момент девушка не узнала человека, который появился перед ней -- настолько он постарел.
   -- Доченька!
   Ее глаза невольно увлажнились.
   -- Папа...
   -- Как я рад, что с тобой все в порядке! -- трогательно произнес глава Великой Семьи. -- Я так счастлив, что ты просто не представляешь! С того момента, как я узнал о происшествии в Храме Авогея, я не нахожу себе места. Не хватало... -- Голос великого мужа дрогнул. -- Не хватало потерять еще и тебя.
   -- Значит, мама...
   Он пристально смотрел на нее, прежде чем ответить.
   -- Мамы больше нет.
   Она выдержала прямой взгляд. Не опустила глаза и не заплакала, хотя очень хотелось.
   -- Я это чувствовала, -- произнесла она тихо. -- Но все-таки надеялась, что мои чувства меня обманывают.
   -- Где ты сейчас? Я забыл спросить Антонио.
   -- На Ковчеге паладинов.
   Аркелл на мгновение задержался с ответом.
   -- Как неожиданно... Впрочем, это лучше решение из всех.
   -- Да, это была мысль Шахревара.
   -- И весьма мудрая мысль! Даже в страшных битвах, когда войска звездных государств несли колоссальные потери и сдавали планету за планетой, лишь Ковчег оставался неприступен для врага.
   -- Я могу увидеть маму?
   -- Похороны через шесть дней... Но мне не хотелось бы, чтобы ты сейчас возвращалась на Гею. Обстановка здесь какая-то нервная. Пока оставайся на Ковчеге. Ты сможешь?
   -- Да, папа... Ты сейчас в усадьбе?
   -- Довольно тяжело находиться здесь, -- вздохнул отец. -- Но, согласно обычаям нашей семьи, мама будет похоронена на родовом кладбище... Мне понадобится от тебя небольшая помощь. Через Антонио я перешлю список родных и близких, приглашенных на похороны. Проверь его, а то я боюсь, что по рассеянности мог кого-нибудь пропустить.
   -- Хорошо.
   -- Вот, -- задумчиво произнес Аркелл. -- И оставайся пока на Ковчеге. За день до похорон пришлю за тобой корабль.
   -- Я точно успею?
   -- Точно. Не сомневайся.
   Повисло неловкое молчание. Ни отец, ни дочь не могли подобрать темы для продолжения разговора. Впрочем, Серафиме было достаточно того, что она просто видела Аркелла. Пусть даже он находится на расстоянии многих световых лет -- все равно ей казалось, что он рядом, только протяни руку. Насколько же прав был Антонио, что позвонил ему!
   -- Кстати, твой жених тоже беспокоился о тебе, -- вспомнил Аркелл.
   -- Уильям? -- оживилась Серафима. -- Как он?
   -- Как и я, не находит себе места. Забросил учебу, отменил все политические встречи. И прямо таки поселился в кабинетах Службы общественной безопасности, которая проводит расследование. Мне нравится этот деятельный молодой человек.
   -- Да, он такой! -- улыбнулась Серафима, испытывая гордость за своего возлюбленного.
   В последние сутки ее угнетало одиночество. Девушке казалось, что со смертью матери жизнь закончилась или, по крайней мере, подошла к этой черте. Но теперь, после разговора с отцом, она поняла, что вовсе не одинока. Что есть близкие, которые сильно и искренне переживают за нее -- отец, милый Уильям... Как она могла позабыть о них?
   И зачем, когда есть они, она искала ответа на мучащий вопрос у опасного пленника?
   -- Пап, -- нерешительно начала она. -- Я хочу рассказать тебе о... вещи, которая оказалась у меня.
   -- Знаешь, доченька... -- Из облика отца исчез государственный деятель. Наружу проступил усталый пожилой человек. -- ...в последние сутки я стал каким-то рассеянным. Без конца думаю о тебе и о том, что случилось с Фреей. И забываю, где оставил сюртук или в какой карман положил авторучку. Сегодня я не мог вспомнить имя водителя, который служит у нас двадцать лет... Поэтому, давай, ты расскажешь мне о своей вещи чуточку позже.
   Серафима сконфуженно замолчала. В самом деле, если она расскажет отцу об ихоре, то лишь загрузит его еще одной проблемой, с которой он вряд ли справится до похорон. Ему и без того тяжело. Очень жаль, но на помощь отца в этом тонком вопросе рассчитывать не приходится.
   -- Да, и еще, -- вспомнил Аркелл. -- Тебя ведь искал Игнавус. Он говорил, что вы должны были встретиться в Храме, но ты внезапно исчезла.
   -- Игнавус! -- Надежда вспыхнула подобно лучику солнца. -- Да-да! Я просила его о встрече, но то ужасное нападение все расстроило.
   -- Советник просил тебя немедленно с ним связаться. Он курирует расследование, и очень хотел бы поговорить с тобой о том, что ты видела и знаешь.
   -- Я обязательно позвоню ему.
   Прощание получилось скованным.
   Завершив связь, Серафима попросила Антонио соединить ее с президентским советником. После некоторой паузы, во время которой девушка задумчиво бродила взад вперед возле кровати, пресс-секретарь сообщил, что Игнавус недоступен.
   -- Он находится где-то на Центральном континенте. Но его передатчик выключен.
   -- Соедини с ним, как только он появится.
   -- Уже полночь. Вы не будете спать?
   -- Нет. Я должна немедленно поговорить с Игнавусом. И ты знаешь о чем.
  
   Искусственная луна, Корневой штаб
   Все каналы связи обрублены. Все корабли прикованы к пирсам и не отойдут от них, пока Кинцил не отменит свой приказ об изоляции Корневого штаба. А он этого не сделает, потому что плотно сидит на крючке у главнокомандующего. Две тысячи офицеров, не считая персонала, заперты на искусственной луне как в тюрьме. Среди них -- он, Майкл Григ, пожалуй, единственный из всех, кто понимает весь ужас ситуации, но ничего не может поделать.
   После шокирующей информации, которую поведал ему заикающийся офицер, Григ долго бродил между мониторов и карт, делая вид, что просчитывает варианты наступления орков. Люди, находящиеся в координационном центре, тоже пытались работать, хотя на отрезанной от мира луне это занятие выглядело бесполезным.
   Однако, Грига сейчас заботили не орки. Он думал лишь о том, как связаться с советником президента. Поиски решения были лихорадочными, потому что протекали в жутком цейтноте. Преданные Балнигану гвардейские корабли вот-вот выйдут из подпространства, и уже ничто не спасет Союз от мятежа.
   План родился, как всегда это бывает, неожиданно.
   Григ сказал офицерам, что отправится в архив, чтобы поднять старые данные по Сонгу и Крутане. Какое-то время его не будут искать, и он надеялся, что успеет...
   Вместо архива он спустился на средние палубы, расположенные в той части искусственной луны, которая обращена к Гее... Можно заблокировать связь. Можно поставить на прикол суда и окружить охраной пирсы. Но системы аварийного спасения работают всегда и отключить их невозможно.
   Движимая гидравликой, створка поехала вверх и сорвала обе пломбы. Майкл отпустил кнопку и заглянул в ячейку. Внутри включилось освещение и загорелись мониторы. Спасательная капсула готова к приему пассажира. Убедившись, что его никто не видит, заместитель начальника штаба залез внутрь.
   Конечно, существовал определенный риск. На всех объектах Союзного флота объявлено военное положение, и операторы наружных лазеров имели все полномочия для уничтожения судна, оказавшегося рядом с луной без необходимой санкции. Они могли испепелить модуль. Но Григ все же надеялся, что молот войны еще не успел пройтись по людским мозгам. Он полагал, что после веков мира и спокойствия в сознании еще не выработался нервный инстинкт, заставляющий без раздумий палить по нарушителям. В том числе по стартовавшей спасательной капсуле. А вдруг это самопроизвольный старт? Вдруг в ней остался техник, который проводил осмотр и ненароком зацепился за спусковой рычаг? Подобные недоразумения случались не раз. На это Григ и рассчитывал.
   ...Катапульта выстрелила капсулу со скоростью реактивного снаряда. Луна в заднем иллюминаторе стремительно уменьшалась. Вслед никто не палил, приемник был глух. Минуты две после катапультированная Григ напряженно ждал строгого голоса, который сначала поинтересуется, что произошло, а затем пригрозит стереть в космическую пыль. И лишь чуть позже он вспомнил, что связь с наружными объектами обрублена полностью. Единственный "живой" канал будет работать только на гвардейцев, прибывших из системы Диких.
   Через четыре минуты приемник все-таки ожил. На счастье это оказался диспетчер Александрийского космопорта.
   -- Нет, никаких крушений, -- ответил Григ. -- Обычная неполадка. При плановом осмотре самопроизвольно сработала катапульта.
   -- Мы постараемся эвакуировать вас как можно скорее. К сожалению, придется доставить капсулу на Гею, а не в Корневой штаб.
   -- Ничего страшного. Только у меня будет небольшая просьба. Пожалуйста, накройте меня лучом связи, чтобы я мог связаться с абонентом в столице.
  
   Президентский дворец
   Игнавус шел быстро, почти бежал по дворцу. Наконечник трости звонко стучал по жемчужному мрамору, плащ развивался за спиной. Он едва заметно прихрамывал на левую ногу, отчего поспешность старика вызывала жалость и сочувствие. Придворные слуги, много лет знавшие советника президента, с нескрываемым удивлением глядели ему вслед. Подобную торопливость они видели впервые.
   Запыхавшись, он влетел в президентский кабинет и в первый момент обомлел, потому что в огромной зале Калигулы не оказалось. Лишь спустя секунду Игнавус обнаружил колыхающиеся занавески и распахнутую балконную дверь.
   Круглая площадка висела над пропастью, прикасаясь к стене здания лишь в одной точке. Калигула стоял на противоположном конце и, сложив руки на груди, смотрел на горящие золотом башни, которые рядами уходили к горизонту. Ветер был сильным, порывистым. У атмосферных техников что-то нарушилось в их гигантском комплексе управления погодой.
   Игнавус осторожно ступил на площадку, его трость цокнула о плиту.
   -- Игнавус? -- спросил президент, не оборачиваясь.
   -- Да.
   -- Ты никогда не думал, что в совершенстве нашей цивилизации таится некий вызов первобытному могуществу космоса? Ведь технологии людей подобны его стихиям, только они кроме всего прочего развиваются. И в итоге, технологии человека воцарятся повсюду и станут самыми могучими стихиями в космосе. Осознание этого окрыляет, не правда ли?
   -- У нас случилась беда, господин президент.
   Калигула резко обернулся.
   -- Огромная беда, -- продолжил советник. -- И пришла она не из Нижних миров.
  
   -- В боях против Диких его отличала жесткость и даже жестокость. Именно эти качества продвинули его на самый верх. Этот человек решителен, для достижения цели он не остановится ни перед чем. В войсках, в Корневом штабе, в правительстве и даже в Великих Семьях у него много знакомых, друзей и почитателей. Его влияние на всех этих людей огромно... Сейчас он управляет космическими флотами и гигантскими армиями. В его руках сосредоточена вся сила Союза. Если он отдаст команду, то эта сила будет брошена против нас. Я думаю, он уже сделал это.
   Я не могу позволить, чтобы мои слова бросили тень на кого-то из уважаемых людей. Но мне очень не нравятся многие совпадения. Почему Великая Семья Деламура так настойчиво добивалась назначения Балнигана? Почему Балниган принял командование именно сейчас, когда орки встали у ворот нашего государства? После того, как было совершено чудовищное убийство Фреи Морталес? Когда диверсанты орудуют в столице Союза! Почему? Кто является центром? Кто направляет их?
   Тяжко и больно говорить об этом, но все сводится к простому выводу. В верхушке Союза притаился враг. Предатель. Трудно сказать, на какие посулы Темного Конструктора он польстился, но его задача -- взять власть и создать все условия для вторжения чернолицых.
   -- Есть доказательства?
   -- Изолирован Корневой штаб. Отрублены все каналы правительственной связи с войсками и вновь отдан приказ об ослаблении контингента в Бутылочном Горлышке. Кроме того, менее чем через час на орбиту Геи лягут десантные корабли с отборными гвардейскими частями, вне всяких сомнений призванными захватить президентский дворец. Против армии не устоит ни Служба общественной безопасности, ни ваша президентская охрана. Он возьмет власть в свои руки, распахнет врата и впустит орков в Верхние миры. Возможно, ему предложено стать комендантом бывших союзных территорий.
   Калигула растерянно поглядел вниз, через перила. Глубина пропасти подчеркивалась вереницами огней, уходящими вниз по стене здания. Левую часть лица пробил судорожный тик.
   -- Выхода нет?
   -- Он есть. Единственный. Не свойственный людям, удостоенных чести править державой с великими традициями. Это силовой метод. Мы должны немедленно изолировать Балнигана.
   -- Переступить закон, -- отстраненно произнес президент.
   -- Нужно действовать быстро. У нас есть пятьдесят минут, пока гвардейцы Крестоносного флота не оказались на орбите Геи. Мы изолируем Балнигана. Когда десант выйдет из подпространства, вы сообщите им, что они призваны для охраны столицы. Не больше. Балниган болен, во время его отсутствия обязанности главнокомандующего будет исполнять заместитель начальника Корневого штаба. Это грамотный, преданный Союзу офицер, по имени Майкл Григ.
   -- Но как арестовать главнокомандующего? Здание министерства неприступно... Я вызову его во дворец, и мы арестуем его здесь
   -- Он не приедет, слишком далеко все зашло. Он сразу поймет. -- Игнавус нахмурил брови в задумчивости. -- Но у меня есть идея.
  
   Он успел сделать все, что возможно сделать из кабинета в министерстве обороны. Гвардейцы уже находились в пути. Адмирал Ветер, командующий резервным флотом, что был расквартирован в окрестностях Геи, ждал лишь сигнала, чтобы оцепить планету кораблями. Дозаправка Первого флота произведена и вывод кораблей должен вот-вот начаться. Корневой штаб подготовлен к реорганизации. Ему оставалось только покинуть министерство и отправиться на искусственную луну, которая станет его постоянной резиденцией. Оттуда он свяжется с Великими Семьями и поставит их в известность о том, что президент низложен...
   Звонок интеркома застал врасплох. Балниган вздрогнул.
   -- К вам пришел советник президента, -- сообщил секретарь, при этом голос его звучал неуверенно.
   -- У меня нет времени для встречи с ним. Не пускайте его в здание.
   -- Он уже здесь, в вашей приемной.
   -- Как он вошел, черт возьми?
   -- Я не знаю... не знаю, как его пропустила охрана...
   Адмирал поглядел на часы.
   -- Он один?
   -- Один.
   -- Хорошо, пусть войдет.
   Открылись двери, и на пороге возник опирающийся на трость Игнавус. Костяная рукоять едва заметно светилась, отчего казалось, что старца окутывает призрачное серое сияние.
   -- Какого дьявола администрация вмешивается в военные дела? -- начал без предисловия Балниган. -- И что за приказы поступают во флот от президента?
   -- Нам все известно, адмирал, -- произнес старик, неспешно двигаясь вдоль стены.
   -- Что вам известно?
   -- О ваших планах.
   Прищуренный взгляд вонзился в Игнавуса. Ладонь опустилась в выдвинутый ящик стола.
   -- Последнее время я замечаю, что вы, советник, без должного на то права постоянно вмешиваетесь в дела армии и флота. И мне это не нравится. -- Он направил на Игнавуса никелированный ствол излучателя. -- Очень сильно не нравится.
   Старец остановился. На его лице не отразилось испуга.
   -- Когда основы государственности оказываются под угрозой, мы вынуждены вмешаться.
   -- Основы государства -- это тысячелетняя рухлядь, которая в новых условиях требует коренной перестройки. И, уверяю вас, я займусь ею сегодня же.
   -- Что ж, -- произнес советник, разглядывая трость. -- В таком случае, мне больше не о чем с вами разговаривать.
   Он повернул змеиную голову, раздался щелчок. Глаза-бусины погасли. Серый свет исчез и открыл находящихся в комнате, но невидимых до сего момента, элитных бойцов президентской охраны.
   Удар приклада выбил излучатель из руки Балнигана. Адмирал упал на колени, а шесть чутких стволов скорострельного оружия нацелились в голову мятежного главнокомандующего.
   -- Михаил Балниган! -- холодно произнес Игнавус. -- Вы арестованы по обвинению в государственном мятеже! С этого момента ваши полномочия по управлению армиями Тысячелетнего Союза прекращаются.
   Балниган тяжело дышал, оглядывая стволы, направленные ему в лицо.
   -- Военной диктатуры не будет, -- добавил Игнавус напоследок.
   Низложенный главнокомандующий вдруг ринулся к нему, несмотря на угрозу получить в голову смертельный разряд. Его руки метнулись к морщинистому горлу старика.
   Охрана замешкалась. Перед проникновением в здание министерства они получили четкое указание взять адмирала живым. Спустить курок никто не решился, а потому казалось, что коренастый алгорец сметет умудренного годами советника.
   Трость из вишневого дерева взметнулась в воздух, неожиданно превратившись в изящный клинок. Игнавус стремительно вскинул ее над головой, словно занося для удара...
   Только удар был уже нанесен.
   Правая рука Балнигана развалилась в локтевом суставе. Отделенное предплечье ткнулось в толстый ворсистый ковер кабинета.
   Охрана повалила адмирала на пол, пытаясь наложить на руки силовые оковы и, одновременно, остановить кровотечение из обрубка. Справившись, они подняли его, оглушенного болевым шоком, на ноги. А тем временем трость-оборотень вернула первоначальную форму, потеряв всякое сходство с клинком. Игнавус бросил в Балнигана горсть серой пыли и повернул костяную рукоять.
   Серый поляризованный свет плавно укрыл шестерых солдат и пленника. Секретарь в приемной видел только, как одинокий Игнавус появился из дверей и неспешно направился к выходу из здания.
  
   Линкор "Союз Нерушимый"
   Все экраны в командном центре демонстрировали единственную картинку: стену из тысяч и тысяч черных звездолетов, стоящих напротив входа в Бутылочное Горлышко. Адмирал Грон, выпущенный из-под стражи, предпочитал не глядеть на экраны. Он бродил по палубе, хмуро опустив голову, и задумчиво почесывал знаменитую бороду.
   Сразу после освобождения с ним связался Игнавус, который сообщил, что президент отстранил Балнигана от должности, следствием чего и стало возвращение Грона на командную палубу линкора. Новый главнокомандующий пока не назначен, его обязанности исполняет Майкл Григ.
   -- Бразды правления Пограничным флотом вновь в твоих руках, -- поведал советник. -- Кроме своих войск ты получишь в распоряжение корабли Крестоносного флота, которые подтянутся не сразу, а как позволит реперная точка в системе Диких. Действуй в соответствии с планами по обороне, реагируй на оперативную обстановку, не забывайте докладывать во дворец -- мы все-таки беспокоимся... Все приказы Балнигана следует считать незаконными.
   -- Где он сейчас?
   -- Под охраной в надежном месте. Забудь о нем. Своими действиями он едва не превратил Тысячелетний Союз в развалины.
   Седовласый Грон нахмурился еще больше.
   ...Этого невысокого, с редкими волосами полковника он ждал. Появившийся в командном центре начальник аналитического отдела начал с ходу:
   -- Мы вычислили потенциальные векторы атак чернокровых. Быстрые и маневренные суда сосредоточены перед четырьмя заорбитальными крепостями. Особенно их много напротив "Западного Хозяина". Целых пять тысяч, за которыми устроилось полсотни броненосцев Р'уагов.
   -- Занятно-занятно, -- пробормотал Грон. -- Они собрались атаковать крепости?
   -- В этом есть логика. Быстрые корабли могут прорваться сквозь заградительный огонь в тыл крепости, где вооружение и силовые поля не такие мощные.
   -- У них нет шансов. Если кто-то и прорвется сквозь адово пекло, которое устроят гаубицы и зенитки, -- их встретят истребители. Да и крейсеры поддержат огнем. Нет. Какой-то абсурдный план.
   -- Тем не менее. В этот у них не так много тяжелых орудий. Они учли опыт предыдущей войны и прекрасно понимают всю бесперспективность атаки заорбитальных станций в лоб. Расчет сделан на быстроту и маневренность.
   -- И как глубоко они собираются развить наступление?
   -- Об этом красноречиво свидетельствует состав второго эшелона. Десятки тысяч кораблей снабжения и обеспечения. Танкеры, заправщики, грузовые суда. Тысячи транспортников с десантом.
   -- Глубокое вторжение в Верхние миры, -- подытожил Грон.
   Аналитик ответил утвердительным взглядом.
   -- Господин адмирал, -- доложил со своего места дежурный офицер. -- Все корабли вернулись на свои предписанные планом позиции.
   Грон кивнул.
   -- Пришло сообщение с Воха! -- громко произнес радист. -- Из подпространства появились крейсер "Грозный" и пять ракетных кораблей.
   -- Ага, -- пробормотал Грон. -- Вот и боевые части из системы Диких. Их опыт будет очень кстати. Диспетчер! Подтягивайте их в центр прохода.
   -- Слушаюсь!
   -- Мне нужно идти, -- сказал аналитик, пряча в карман блокнот. -- Еще много работы.
   -- Погоди. -- Грон наконец оторвал пальцы от своей бороды. -- Удалось ли проанализировать их переговоры?
   -- Переговоры сплошь технические. Правда, орки еще транслируют религиозную проповедь Натаса. -- Он несмело улыбнулся. -- Но чтобы ее анализировать, требуется психиатр с крепкими нервами. Не всякий может вынести ту жуть, которую говорит сенобит.
   -- Меня интересует, почему чернокровые не нападают?
   -- Совершенно никакой информации по этому поводу. Абсолютный ноль. -- Он аккуратно поправил редкие волосинки, сбившиеся на лоб. -- Я полагаю, если не нападают, значит, чего-то ждут.
   -- Логично, -- хмыкнул Грон. -- Но каждый час промедления на руку нам, а не им. Они теряют преимущество внезапности, а к нам подтягиваются корабли.
   Полковник аналитической службы лишь развел руками.
   После этого разговора Грон связался с капитанами головных крейсеров, с комендантами станций и наземных гарнизонов и получил от них доклады о полной боевой готовности. До заседания оперативного штаба оставалось десять минут. Он покинул командный центр и спустился в тюремный блок, в котором содержался сначала он, а теперь -- его бывший помощник вице-адмирал Тибериус.
   Когда престарелый адмирал вошел в камеру, мятежник поднялся с табурета и вытянулся в приветствии. Грон подумал, что армейскую дисциплину невозможно выкорчевать из офицера Союза. Вложенная однажды, она останется в его алой крови до самой смерти.
   -- Балниган больше не командует Вооруженными силами, -- сообщил Грон, пристально глядя на бывшего помощника.
   Кадровый военный Тибериус, сын знатного маршала, ни взглядом, ни жестом не выдал своих чувств.
   -- И где он сейчас? -- лишь спросил бывший помощник.
   -- Его взяли под стражу. Это все, что мне известно.
   -- Зачем вы пришли?
   -- Я пришел сказать, что не в обиде на тебя, Тибериус. Ты выполнял приказ. Я не представляю, как поступил бы сам на твоем месте.
   Тибериус покорно склонил голову. Когда он вновь поднял глаза на Грона, в них отражалась тревога.
   -- Что снаружи? Как там орки?
   -- Все по-прежнему. Стоят и ждут. Но нет сомнений, что они готовят агрессию.
   Пленник кивнул.
   -- Да, -- сказал он, -- быстрые маневренные корабли, которые двинутся в прорыв в районе крепостей, десант вторым эшелоном. Битва будет жаркой. Надеюсь, что мы не даром готовились к этому наступлению тысячу лет.
   -- Я пришел сказать, Тибериус, что не стану отправлять тебя под трибунал. Сейчас на счету каждый офицер. И мне не хочется, чтобы талантливые люди гнили в тюрьме из-за единственной нелепой ошибки.
   Тибериус молча смотрел на командира.
   -- Я не могу оставить тебя на прежней должности, -- продолжил Грон. -- Поэтому ты отправишься на передовой рубеж. Комендант крепости "Северный хозяин" станет моим помощником, а ты займешь его место. Станция знакома тебе лучше, чем кому-либо другому, ведь ты командовал ею четыре года.
   -- Адмирал... Грон... Я не знаю, как благодарить вас. Спасибо!
   -- Не стоит... Я хорошо знал твоего отца. Это был очень ответственный человек. И я хорошо знаю тебя. Ты его достоин.
   -- Я готов искупить вину. Готов отдать свою кровь во благо человечества!
   -- Твоя кровь нам еще понадобится. Держи сектор. Не позволь оркам прорваться.
   -- Меня они не пройдут! -- произнес Тибериус с упрямой злостью.
  
   Полчища мрачных звездолетов замерли в ожидании. Броню покрывали цепи остроугольных узоров-оберегов, а головки нейтронных торпед в пусковых шахтах венчали руны силы и меткости. Борта маневренных кораблей, которые первыми ринутся в бой, обмазаны жертвенной кровью. Их носы, из-за агрессивно выдвинутых орудий похожие на жала гигантских ос, были направлены на исполинские крепости.
   Миллионы орков прильнули к иллюминаторам, с нетерпением ожидая начала наступления. Они жевали галлюциногены, с нижних палуб раздавались мученические крики последних приносимых в жертву рабов, а из динамиков внутренней связи рвалась неистовая проповедь Натаса, второго помощника Темного Конструктора.
   А его первый помощник, надменный и ужасающий Демон Синевы, стоял на носу корабля на пустой палубе, накрытой прозрачным куполом, отчего казалось, что стоит он в открытом космосе. С отрешенностью Рап разглядывал пока еще человеческие владения -- освещенный белым карликом туннель в абсолютной черноте, забитый крупицами кораблей. Несмотря на свет ламп, сенобит не отбрасывал тени, хотя, его подданные шептались, что тень все-таки существует. Вопреки природным законам, образует ее не белый свет, и падает она не в этот мир.
   Бесконечно долго продолжалось ожидание, и все это время Рап стоял неподвижно, даже не покачнулась коса. Наконец, один из экранов возле его ног озарился, показывая, как в глубинах Хеля вспыхнула сверхновая и накрыла темным мертвенным светом окружающие созвездия.
   Повелитель подал знак. Время пришло.
   Рап достал из складок мантии угловатый крюк. Черные безжизненные глаза взглянули на обточенный кусок стали с осторожностью. Сенобит поднял шлифовальный камень и несколько раз медленно прошелся по нему крюком, снимая невидимые глазу шероховатости.
  
   Ковчег Алых Зорь
   Связи с Игнавусом по-прежнему не было. Оставив все попытки уснуть сегодняшней ночью, Серафима еще раз подозрительно глянула в угол и, не выключая общее освещение, покинула комнату, в которой ей было немного не по себе.
   Прогуливаясь по коридору, она оказалась на крохотном балконе, с которого открывался вид на долину Ковчега. Прижавшись к перилам, она смотрела на усеянное звездами небо; подставив лицо освежающему ночному ветру, наслаждалась тишиной, которую даровал ей этот безмятежный край.
   Позади раздался тихий шаг. Сиятельная дочь обернулась.
   На балкон вышел Думан -- статный, плечистый крестоносец, будущий паладин. Родной брат заключенного где-то там внизу странного юноши по имени Даймон.
   -- Простите, если напугал вас, о сиятельная Серафима.
   -- Не напугали. Что же вы не спите?
   -- Сон не дается, -- ответил крестоносец. -- Впрочем, как я вижу, вы тоже не в постели.
   -- Я ожидаю звонка с Геи, -- нашлась Серафима.
   -- А я никогда не был на Гее, -- как-то просто признался Думан. -- У нас с братом вся жизнь прошла на лесной ферме в Пограничной системе.
   Серафима с интересом повернулась к нему.
   -- Там хорошо, -- задумчиво продолжал Думан. -- Там тишина и покой. Так же как здесь. Но я сбежал из дома, потому что не мог больше выносить эту заунывность. Мне нравится находиться в окружении людей, нравится учиться у них, ощущать масштабность событий, в которых я участвую. Хотя я иногда скучаю по тем временам, когда мы жили с отцом и братом.
   -- Что вы думаете о своем брате? Какой он?
   -- Какой Даймон? Гм... Он добрый. Помню, когда ему было семь лет, отец заставил его ловить кроликов. Так вот, маленький Даймон не только никого не поймал, но еще выпустил из клеток всех зверей, которых мы с отцом собирали на продажу две долгих недели. Как сейчас помню его взгляд, наивный такой. Даймон еще сказал: "Почему они должны быть в клетках? Ведь на воле им лучше!"
   -- Вы верите в его предательство? -- осторожно спросила Серафима.
   Думан глубоко вздохнул. Чувствовалось, что тема затронута для него нелегкая.
   -- Я не могу судить о его предательстве, поскольку меня не было рядом в тот момент. -- Он посмотрел на утопающую в тени долину Ковчега. -- Вот вы спрашивали, какой он, Даймон? К тому, что я уже сказал, добавлю, что Даймон юноша чувственный и неокрепший. Смерть отца -- тяжелый удар. Мой брат, возможно, не перенес этого удара. А потому не смог противиться врагу и поддался его злостной воле... Я хочу поговорить с Артуром Мудрым, чтобы он ходатайствовал перед военной прокуратурой. Надеюсь, что следователи проявят к моему брату милосердие.
   Он замолчал, уставившись на звездное небо. Серафима думала, стоит ли ей задавать следующий вопрос. И решилась.
   -- Да, -- как бы вдруг вспомнила она. -- А тот меч, который находился при вашем брате...
   -- Катана? -- уточнил Думан. -- Искусно сделанная игрушка. Но абсолютно бесполезная.
   -- Да, наверное... -- согласилась Серафима. -- Вы случайно не знаете, где она сейчас находится?
   -- Артур Мудрый велел мне отнести ее в запасники. Паладины не практикуют фехтование, они предпочитают более мощные и действенные искусства.
   -- Нельзя ли взглянуть на нее? Я увлекаюсь рисованием. А катаны, как я слышала, имеют столь совершенную форму, что даже карандаш не в силах повторить ее.
   -- В этом нет никаких препятствий. Я принесу вам ее утром...
   Серафима вдруг услышала в ухе короткий треск, вслед за которым раздался голос Антонио:
   -- Моя госпожа! Серафима!
   -- Извините, Думан... Да, Антонио. Я слушаю.
   Чтобы не мешать ей, тактичный Думан вежливо поклонился и покинул балкон. Серафима поспешно кивнула ему на прощание, но все ее мысли уже были заняты тем, что сказал пресс-секретарь:
   -- Моя госпожа, связь с советником президента установлена.
  
   Орудийный форт, планета Рох
   В эту ночь форт не спал. Казармы были пусты. Солдаты высыпали на стены и с тревогой смотрели в ночное небо, которое заполонили тысячи светящихся точек. Вместе они образовывали массивное цунами, которое нависло над планетой и вот-вот готово рухнуть, чтобы поглотить все живое.
   Комендант форта, как и все, тоже смотрел на небо, только из окна своего кабинета длинной в двенадцать шагов. Запущенные час назад генераторы все еще выходили на номинальную мощность, но их низкий гул уже пробрался сюда, сквозь толщи железобетонных перекрытий. Комендант смотрел на полчища звездолетов, заполнивших небо, и ободрял себя мыслями о том, что у чернолицых нет шансов. Им не пройти. Только безумцы двинут корабли под жарящие выстрелы заорбитальных крепостей и планетарных орудий.
   Но что, если они пробьют оборону именно этим безумством?
   Смена в диспетчерском зале внимательно изучала показания телескопов и все данные, которые поступали с заорбитальных крепостей. Плазменные орудия были развернуты в сторону центрального сектора и в любой момент были готовы к обстрелу заданной площади. Каждый из операторов знал свои обязанности назубок и ждал, когда черные звездолеты тронутся со своих мест. Но никто из них не обратил внимания на крохотный параметр, показывающий уровень оборотной воды в одном из подземных бассейнов.
   Бассейн стремительно опустел. Там, куда спускался Баструп, на дне располагались несколько зеркал. Включившись, зеркала за несколько мгновений переместили все двенадцать тысяч тонн воды на планету системы Крутана, а следом через них в Гарнизон вошли пять десятков подготовленных орков. Высокие, чернолицые, злобные, в заговоренной броне и с непривычно тяжелыми для человека бластерами, по складным лестницам они поднялись на мост и вышли из хранилищ Грабба в центральную галерею.
   Охрана галереи пала, не успев подать сигнала тревоги. Парализованные ужасом часовые даже не смогли оказать сопротивления. Нападение было настолько неожиданным и стремительным, что солдаты гибли, не понимая, откуда пришла агрессия в виде темных безносых воинов, похожих на восставших мертвецов. Они не сражались и не воевали. Они шли убивать людей, не испытывая страха и жалости, добивая раненых. Через пятьдесят секунд центральная галерея оказалась под контролем орков.
   В галерее орки не задержались. Разделившись на четыре группы, они без особого сопротивления и почти одновременно захватили гигантские залы с генераторами, комнаты технического обеспечения, взорвали тарелку связи. Контроль над оружейной был установлен после недолгого боя, а затем все четыре группы вышли на стены к безоружным солдатам.
   Жители селения услышали выстрелы и отчаянные крики. Выглянув из окон, они увидели вспышки на стенах, вслед за которыми в лучах прожекторов замелькали падающие тени. Тела сброшенных солдат рухнули кому-то в огород, кому-то пробили крышу. Шокированные сельчане долго не раздумывали. Погрузив на гравилеты самые необходимые вещи, собрав детей и престарелых родителей, они поспешили через поле в лес, прилегающий к Мохнатым горам.
   Все, кто находился на стенах, пали. Последним оставался капеллан форта, который только вчера вернулся с Геи, выполняя особую миссию. С ним орки разделались особенно жестоко. Его привязали ракете и запустили в небо. Пролетев немного, ракета рухнула в поле и взорвалась. Капеллан погиб, унеся с собой тайну миссии.
   Закончив расправу на стенах и перебив последние посты, орки вошли в незащищенную диспетчерскую. Вся операция по захвату форта заняла не более четырех минут. Четыре минуты, за которые пал орудийный форт, четыре минуты, с которых начались катастрофические астровойны, впоследствии названные войнами за кровь.
  
   Командир отряда, высокий и плечистый, с длинным конским хвостом на островерхом шлеме, вошел в кабинет растерянного коменданта. Человек не ожидал столь быстрой развязки. Он полагал, что черные корабли будут долго взламывать оборону людей, а в космосе вспыхнут жаркие баталии. Возможно, гарнизону предстоят изнуряющие бомбардировки и длительная осада. Он ожидал вторжения из космоса, но оно пришло изнутри -- оттуда, чего он так и не понял, в чем не разобрался.
   Орк сделал шаг вперед и вырос над человеком. На его поясе висел изогнутый нож, на лезвии которого еще дымилась людская кровь. Сквозь проем распахнутой двери были видны другие орки, уродующие мертвых и живых.
   -- Форт пал, -- сообщил орк грудным и таким хриплым голосом, что резало слух. -- Крепость Аман-Гуул вернулась в наше владение. Встань передо мной на колени, краснокровый, ибо ты теперь раб, как и все ваше заносчивое человечество.
   Коменданту еще не приходилось разговаривать с кем-то из Нижних миров. Голос педантичного уроженца Геи дрожал, но ответил он достойно:
   -- Я не преломлю коленей перед ублюдками, и только смерть заставит меня сделать это. Но даже уничтожив тело, ты не заставишь меня покориться. Как и миллиарды людей Верхних миров.
   -- В этом ты ошибаешься, -- произнес орк и двинул коменданта ногой в грудь.
   Полковник астрограничных войск упал спиной на рабочий стол, на файлы с документами, на шифровки и радиограммы, на перекидной календарь, с пометкой: "Обследовать хранилище Грабба". А в следующий миг на бумаги хлестнула кровь, когда нож орка пронзил его чрево и глубоко вошел в столешницу.
  
   Низкорослый и проворный Джаруб сбросил броню и, вскочив на гигантский ствол планетарного орудия, принялся карабкаться по нему на небо. Чем выше он взбирался, тем воздух становился прохладнее, а ветер сильнее. Джаруб хрипел и задыхался, напоминая измотанного пса, но все-таки добрался до жерла.
   Он ухмыльнулся, выставив напоказ кривые зубы, выпрямился во весь рост и раскинул в стороны руки. Форт, широкая долина и лесные просторы за грядой гор -- все человеческие владения лежали у него в ногах. Сбылась мечта всей ничтожной жизни. Он задрал голову к темному небу и радостно возопил на полную мощь гниющих легких. А далеко внизу, в настенной башне, командир орков доказывал мертвому коменданту свое превосходство, вгрызаясь в его дымящееся сердце.
   Задребезжали стекла в рамах картин. За стенами взвыли генераторы: наконец-то они вышли на максимальную мощность. Стерев кровь с верхней губы, командир захватчиков глянул в окно.
   Планетарные орудия повернулись.
   Стоящий на конце гигантского ствола ритуальная жертва Джаруб перестал вопить и зажмурился.
  
   С борта флагмана было видно, как атмосферу Роха озарила вспышка. Ослепительный болид, оставляя за собой рваный след ионизированных газов, поднялся с планеты и в мгновение ока расчеркнул космос. Он прошел вблизи линкора, отчего огромное судно покачнулось, стронутое отдачей, а люди, находившиеся возле иллюминаторов, на какое-то время ослепли.
   Странный инцидент вызвал замешательство на капитанском мостике флагмана и остальных кораблей. Никто даже не понял, откуда был произведен выстрел. Однако, почти тут же растерянность сменилась ужасом, поскольку даже без компьютерных расчетов и моделей все увидели, куда направляется тяжелый плазменный сгусток.
   Плазма с легкостью прошила не защищенную излишней броней и силовыми полями тыловую сторону "Западного Хозяина". Прожигая переборки, испепеляя приборы и, словно разъяренный зверь, пожирая людей, плазма вошла в отсек боезапаса, плотно забитый снарядами для противостояния длительной осаде...
   Взрыв разорвал неприступную ранее крепость словно картонную коробку. В первые мгновения элементы корпуса еще виднелись в просветах, а затем вспухшее огненное облако поглотило и их. Облако накрыло и часть истребителей, что находились рядом. Остальных взрывная волна разбросала по космосу.
   Растерянные солдаты и офицеры Союзного флота наблюдали на экранах и в иллюминаторах, как облако огня растаяло. На его месте остался изломанный и почерневший остов "Западного Хозяина". Внутри него продолжало что-то взрываться. Вокруг плавали полыхающие обломки.
   Орочьи звездолеты, сосредоточенные в западном секторе, вздрогнули, когда включились их двигатели. Из шестигранных дюз вырвались длинные реактивные струи. Словно облако гнуса, звездолеты рванулись в направлении образовавшейся дыры в обороне людей.
   И наступил хаос.
  
   *************************
   ВОПРОС N2.
   Драгоценный читатель! Если Вы добрались до сего момента, пожалуйста, выскажитесь по следующему поводу: что, по вашему мнению, будет дальше?
   Буду крайне признателен!
   **********************
  
Оценка: 5.23*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"