После того дикого сеанса психотерапии прошло около трех недель. За это время я написала отчет по малоизвестному трактату Плутарха, продублировала в нескольких сценах актрису на съемках фильма "Скалолазка. Последний из седьмой колыбели". О чем фильм, правда, так и не поняла. Про роддом что ли? Причем там скалолазка?
Леху я почти не видела с того раза. Он много работал, у них в конце месяца много бумажных хвостов вылезает... А может, пил. С него станется окунуться в это занятие с головой.
Маме стало хуже. Если раньше она ела самостоятельно, то теперь потеряла к пище всякий интерес, поэтому ее приходилось кормить насильно. А еще она стала закрывать лицо бабушкиной шалью. Я читала об этом.
В древности в жизни каждой молодой девушки производился важнейший обряд ритуальной смерти, символизирующий окончание девичества и вступление во взрослую жизнь. Ее облачали в белый похоронный саван, а лицо закрывали материей, чтобы его никто не видел. Родственники и близкие плакали и прощались с ней... Этот ритуал проводится до сих пор, возможно вы о нем слышали. Его называют свадьбой. В наше время мрачная инициация приняла атмосферу праздника, саван частично утратил первоначальную функцию и стал просто красивым свадебным платьем с фатой. Но в случае с мамой не было намеков на праздник. Шаль, которую она натягивала на лицо, выглядела настоящим саваном. Я не знала, что с этим делать.
Жизнь неспешно текла, неуклонно двигаясь к роковой дате семнадцатое июля. В этот день мой начальник Семен Капитонович справлял юбилей. Ему исполнилось шестьдесят пять. Хорошая дата, но речь не о ней. В тот день случилась катастрофа, которая перетряхнула мою жизнь основательней, чем когда бы то ни было.
Я не хотела идти на юбилей, не с кем было маму оставить, потому что бабушка жила на даче - той, что возле железнодорожной ветки, по которой гуляют убойные товарные составы. Но Семен Капитонович сказал, чтобы я приходила вместе с мамой. И мне будет легче, и она развеется.
Справляли в Кунцево, в каком-то кафе, переделанном из столовой. Столы были составлены буквой "Т", причем юбиляр почему-то восседал у ее основания. Маму я посадила между собой и Верой Шабровой, с которой мы тысячу лет назад пережили невероятные приключения во Франции и Новой Зеландии . Мама ничего не ела, а только стреляла по сторонам диковатым взглядом, пугая гостей. Впрочем, в остальном она вела себя смирно.
Когда прозвучал второй тост за здоровье юбиляра и опрометчивое пожелание "еще долгих, долгих лет руководящей работы", вызвавшее икоту у директора, у меня в сумке зазвонил телефон.
- Ален, ты где сейчас?
Голос Овчинникова из трубки звучал немного взволнованно.
- На юбилее у своего начальника, - ответила я, заткнув мизинцем левое ухо, потому как в зале грянуло: "пейдодна! пейдодна!"
- У Семена Капитоновича?
- Что?.. А, да.
- Я сейчас приеду. Нужно с тобой срочно поговорить. Где это?
Я объяснила. Он повесил трубку даже не попрощавшись. Вот чудной!
Прошло часа два, за окнами стемнело. Зажглись фонари и окна многоэтажек. Признаться, я даже забыла про Лехин звонок. Было весело и шумно, еда не кончалась - прямо как у героев, пирующих в Вальхалле. Несколько раз под всевозможные тосты я опрокидывала в себя содержимое бокалов. Потом еще отдельно выпила с Верой, отдельно с Шурой Дементьевой, потом с незнакомым брюхастым человеком, который не знаю кто такой. Потом меня заставил себя уважить сам юбиляр... Когда поддатый тамада остервенело впился в клавиши гармони, ноги потянули меня из-за стола в пляс.
Выбивая каблуками из линолеума всю душу под "семь-сорок", я заметила в дверях знакомое Лешкино лицо. Оставив пляшущий круг, вся разгоряченная, я подошла к нему неровной походкой.
- Ты каким ветром? - с искренним изумлением спросила я.
- Умеренным, с порывами... Я ж тебе звонил!
- Ах да!
Мы стояли возле пустого гардероба. Леха был в пиджаке и при галстуке, нарядный такой, прямо как Сергей Зверев. Симпатичный до чертиков... Мне сразу захотелось, чтобы он пригласил меня потанцевать.
- Слушай, я вот чего...
- Ой, я забыла о маме! Надо проверить, как она там.
Я выглянула в шумный двигающийся зал, при этом меня качнуло.
- Да вон она, вместе с Верой. Алена, выслушай меня!
Я обернулась к нему. Он выглядел взволнованным. Покусывал нижнюю губу, мял пальцы.
- Ты это... я тут долго думал и решил... выходи за меня замуж.
И посмотрел на меня очень искренне. Пожалуй впервые за долгое время я не нашла в его взгляде ни издевки, ни насмешки.
Из зала лилась гармонь. Я тупо пялилась на неровно завязанный узел его галстука и пыталась понять, что подвигло Леху на такое заявление, но никак не могла сосредоточиться. Поэтому единственное, что я произнесла в ответ:
- Как... Опять?
- Я понял, что люблю только тебя.
Все вино, которое я выпила сегодняшним вечером, разом ударило в голову. Ничего себе он выкатил!
- Ты с ума сошел, Овчинников.
- Нет, я все обдумал. Вот смотри. Мы уже давно разошлись, но все равно постоянно вместе. Мы не можем жить друг без друга. Для себя я это понял. Теперь хочу убедить тебя.
- Я не могу снова за тебя замуж.
- Почему?!
- Ну не знаю... так не бывает. Люди если расходятся, то насовсем. А у нас с тобой что получается? Поженились, развелись, снова поженились - прям анекдот!
- Мне в следующем году квартиру обещают. И перевод на перспективную работу, можно сказать повышение...
- Нет, ты не понимаешь. Все это мы уже проходили. Когда мы поженились, то были полны надежд и планов. Потом они развеялись. Снова погрузиться в них? Для меня это как надеть вчерашние трусики...
Леха напряженно сощурился, словно в глаз угодила соринка.
Господи, что я несу?
- Извини, ужасное сравнение. Просто я хотела, сказать, что мне хочется чего-то нового, свежего, чистого...
- Я новый, свежий и чистый, - холодно ответил он.
- Сомневаюсь. Я этого не ощущаю. Все осталось по-старому. И потом, чувства... они должны измениться не только в тебе, но и во мне...
- Они изменилось. Иначе не было бы того, что произошло между нами на даче! Все это не просто так! Ты любишь меня и хочешь быть со мной, только почему-то кривляешься.
Вот как? Он думает, что знает обо мне больше, чем знаю я сама?
Эта меня разозлило. Кровь хлынула к лицу.
- Ты слишком самоуверенный тип.
- Да? - завелся он. - И кто это мне говорит? Та самая Алена Баль, которая пением буковок совершает переворот в современной психотерапии?
Он использовал запрещенный прием. Я моментально протрезвела, грудь наполнилась холодной яростью.
- Верни костюм в пункт проката и больше не трать деньги на ерунду. Владелец магазина "Винный мир" уже заждался своего постоянного клиента. Ему как раз не хватает последней сотни на новый "порш", на который он накопил с твоих денег.
- Когда ты в следующий раз попросишь встретить тебя в аэропорту, то будешь очень удивлена, потому что на парковку вместо меня подъедет вот такая фига!
Он растопырил руки, пытаясь ее изобразить размер.
- Вали отсюда, Овчинников, - сказала я, - не порти людям праздник.
- Уже отвалил. И можешь не сомневаться, больше не привалю! - Он театрально повернулся ко мне спиной и решительно направился к выходу. Через два шага он развернулся и продекламировал:
- Значит, я остался прежним? Как вчерашние трусики? Что ж, желаю удачных поисков нового и свежего белья.
Теперь он точно собирался уйти и непременно ушел бы, если бы не натолкнулся в дверях на возвращающегося с улицы юбиляра.
Семен Капитонович был добр, пьян и сочился радушием.
- Лешенька! Как хорошо, что ты пришел!
Мой руководитель знает меня буквально с институтских пеленок и был на моей свадьбе. Неудивительно, что он знаком с Лехой.
- Нет, спасибо! - буркнул Овчинников. - Мне некогда, у меня дела.
- Интересно, что какие такие дела? Неужто они более важные, чем мои шестьдесят пять, которые бывают один раз в жизни!
Леха замер на секунду. А затем так улыбнулся Семену Капитоновичу, что у меня свело желудок. Чтоб я никогда больше не лазала по горам - эта сатанинская улыбка предназначалась мне.
Я вернулась за стол. Семен Капитонович усадил Леху на свободное место в другой части стола. Я старалась не смотреть в его сторону, а занялась мамой, которая пальцами катала по тарелке красную игру, словно играя в автогонки.
- Лешка пришел? - удивленно спросила Вера.
Я коротко глянула на Овчинникова, который с ходу вписался в коллектив и опрокинул три стопки подряд.
- Ага, - тяжело ответила я. - Пришел.
- А чего это он пьет?
- Боже мой, он пьет! - притворно охнула я, хлопнув ладонями по щекам. - Какое откровение! Вера, ты, как настоящая подруга, раскрыла мне глаза.
Вера некоторое время с сомнением смотрела на Леху.
- В том-то и дело, - сказала она. - У меня дядя работает у них в отделении милиции. Так он говорит, что Лешка полгода как завязал.
Теперь настала моя очередь воззриться на Овчинникова, который на другом конце стола, вздернув стопку к потолку, изрекал какой-то длинный красноречивый тост. Пиджак висел на спинке стула, галстук съехал набок. Сам он выглядел уже порядком поддатым.
- Целых полгода даже капли в рот не брал, - говорила Вера. - На всех вечеринках и шашлыках сидел в сторонке и потягивал минералку. Говорят, даже не кодировался. Просто сказал, что больше не будет. Ему все поражаются. Более того, на работе стали больше ценить. Он единственный, кто у них английским хорошо владеет, поэтому ему повышение предлагают, что-то с Интерполом связанное.
Я отвернулась от Овчинникова и стала кормить маму салатом. Но Леха не вылезал из головы, да еще рябил в глазах. Его было видно, пожалуй, из всех концов зала. Эдакий яркий, затрапезный - он привлекал внимание всех гостей. Чтобы отвлечься от него (а может, чтобы досадить) я пригласила на медленный танец скучающего мужчину, который сидел рядом с матерью Семена Капитоновича - глухой девяностолетней бабушкой.
Танцуя с ним, я вдруг обнаружила, что мужчина очень даже ничего. Подтянутый, крепкий. Практически принц, только волос у него на голове сохранилось мало, и он все время их поправлял, чтобы они не обнажали лысину.
- Я поддерживаю форму, - говорил он. - Бег каждое утро, три раза в неделю тренажерный зал. Правильное питание. И никакого алкоголя - это мое правило!
- А вы кто Семену Капитоновичу?
- Племянник. Двоюродный... Вообще, я считаю, что мужчина должен уметь постоять за себя. И защитить женщину, которая с ним... Кстати, вы замужем?
- Нет, - ответила я, глядя на Леху. - Не замужем.
Овчинников уже сидел один. Он несомненно знал, где я нахожусь, потому что демонстративно не смотрел в нашу сторону. Угрюмо чокнувшись с графином, он опрокинул очередную стопку. Добром это не кончится. Я должна что-то предпринять, остановить Овчинникова, пока он еще соображает. Потому что когда он кончит соображать, то упьется в бревно.
Когда медленный танец закончился, я решила подойти к нему, но "почти принц" утащил меня на свежий воздух.
Маленькую улицу, обрамленную тополями, освещал ряд фонарей. Справа возвышалось какое-то производственное здание, снаружи освещенное прожекторами и похожее на гору. Вдалеке горели окна многоэтажек Кутузовского проспекта и сияла неоновая реклама.
Перед входом, над которым светилась огромная вывеска "К..фе" пахло табаком. Кто-то из наших здесь курил, вон даже чинарики в урне остались. По аллее гуляла парочка влюбленных с включенным радиоприемником и дама с болонкой на поводке.
"Принц" полез обниматься.
- А ты крепкая, - сказал он, жарко дыша на ухо. - Аэробикой занимаешься?
- Кое-чем другим, - ответила я, отпихивая его локтем.
- Что такая грустная? - не унимался он. - Если кто обижает, ты мне скажи. Я разберусь.
- Очень мило с вашей стороны.
- Ага, положись на меня. Или ложись. Га-га-га!!
Он попытался поцеловать меня, но я выскользнула из объятий.
- Какие цветы! - восхитилась я тюльпанами, посаженными на газоне перед зданием бывшей столовой.
От тюльпанов действительно шел одуряющий запах. Я протянула руку и сорвала один...
В ту же секунду вывеска "К..фе" над нами погасла, а следом исчез свет в столовой. Магнитофонная музыка оборвалась на середине куплета. Из темного зала, где проходило торжество, раздался свист как в кинотеатре и пьяные крики "Э-э! Чубайс, верни свет!", разбавленные женским хохотом.
А тем, кто находился снаружи, было не до хохота. Из радиоприемника влюбленной парочки слышался только треск, сколько бы они ни вращали колесико настройки. Болонка залилась сумасшедшим тявканьем, а ее хозяйка испуганно воскликнула:
- Смотрите! Смотрите!
Сначала погасли фонари на нашей улице. Следом за ними вырубились прожекторы, освещавшие фасад производственного здания. А затем свет пропал в многоэтажках Кутузовского проспекта. На моих глазах Москва квартал за кварталом погружалась во тьму. Стоя с тюльпаном в руке, я чувствовала, как в меня вползает липкий страх.
Гости высыпали из кафе. Я видела только их темные силуэты. Кто-то освещал пространство перед собой зажигалками и подожженными салфетками, но эта кустарщина не развеивала мрак, в который погрузилась столица. Никто больше не свистел, страх вошел и в трезвого, и в пьяного, когда они увидели, что творится вокруг.
Из-за производственного здания послышался грохот. Сначала тихий и далекий, он усиливался, становился громче. К нему добавился почти животный вой. Кто-то помянул ураган. Не знаю. В кромешной тьме эти звуки казались предвестниками смерти. Я не верю в предрассудки, хотя случалось сталкиваться с неведомым и таинственным. Но эти звуки отдавали первобытным ужасом, от которого стыла кровь.
- Боишься? Не бойся! - обнадежил меня "принц". - Подумаешь, свет пропал. Подстанция накрылась.
Хотелось бы в это верить. Всеми фибрами души. Но внезапно поднявшийся ветер разбил в прах зыбкие надежды.
Вздрогнула почва, словно при землетрясении. Из недр столовой донесся звон разбитого стекла - чей-то фужер соскользнул на пол. Глаза привыкли к темноте, и я стала различать людей вокруг себя. Вот Семен Капитонович, носится среди гостей, пытаясь всех успокоить. Вот Леха... да, кажется, он... оперся спиной на стену, потому что с трудом стоит на ногах. Вот Верочка Шаброва, умничка такая, держит за руку мою маму...
Мама смотрела на небо. Туда, откуда раздавался грохот. Мне было трудно разглядеть в ее лицо, но почему-то я была уверена, что она смотрит туда точно зная, что должна увидеть.
Я снова глянула на небо, но не успела толком ничего разобрать, потому что на площадку перед кафе вдруг накатился резкий порыв ветра. Он расстегнул чей-то пиджак, сорвал платок с женской головы, повалил кого-то на асфальт.
Меня толкнуло в грудь, и я опрокинулась на газон с тюльпанами. Поломала многие стебли и испачкала руки в земле. Вой и грохот, идущие с неба, заглушили все вокруг. Из-за здания кафе, загородив звезды, выплыла громадная темная туша.
Новоявленный принц, который зачесывает на лысину редкие волосы и обещал разобраться с теми, кто попробует меня обидеть, дал деру, едва летающий монстр завис над площадкой перед столовой. Видимо, выражение "разобраться" обладает именно таким смыслом, это я по наивности думала, что оно означает защиту.
Гости бросились врассыпную, потому что эта штука в темном небе, громыхающая как сатанинская колесница, ввергала в панику и шок. Вскоре перед кафе осталось лишь трое. Девушка, лежащая в цветах, то есть я. Застывшая как соляной столб мама; ветер развивал подол ее платья и косынку с плеча. И еще остался гость по имени Леха, который был пьян и в силу этого не мог оторваться от стены.
Темная летающая машина стала опускаться на площадку перед кафе. Раздался треск ветвей, поломанных тяжелым бортом. Все-таки это был вертолет, но с неосвещенной кабиной и без прожекторов.
Когда шасси коснулись асфальта, люк на борту отодвинулся и из него появился человек. Я тотчас узнала его, несмотря на темноту. Валящий с ног ураганный ветер не причинял ему неудобств, а отсутствие света беспокоило не больше, чем неурожай в Ямало-Ненецком автономном округе. Он шел твердо, целеустремленно, ничего не боясь.
Левиафан шел ко мне.
Могучий, жуткий, но не обликом, который сейчас не разглядеть, а исходящим от него ужасом, проникающим в тебя и сковывающим члены. Темной аурой, над которой витает знакомый запах одеколона. Когда-то нравившийся мне, сейчас он сидит в памяти рядом с образами ночных чудовищ и маньяков из подъезда. Если что-то в окружающем мире мне напоминает этот запах, я неосознанно пытаюсь бежать или спрятаться.
Когда Левиафан проходил мимо мамы, их взгляды встретились. На какой-то миг мне показалось, что они знакомы. Стоп. Конечно! Моя мама столкнулась с ним на сухогрузе "Бельмонд". Она вообще многое видела и знает, только эти знания закопаны в ее голове.
Занятая этими мыслями я не заметила, как Левиафан очутился рядом со мной. От страха я не могла пошевелиться. Еще недавно все, что связано с ним, казалось мне далеким, существующим не в этом мире. А сейчас он стоял надо мной, и я не представляла, что он собирается делать.
Лопасти вертолета вращались с грохотом. Каждый удар по воздуху бил по моей голове и мыслям. Воздух выл диким зверем. Левиафан поглядел на меня сверху вниз, и я опять не увидела его лица.
- Я пришел за тобой.
Адский грохот не заглушил его слов, хотя мне очень хотелось, чтобы это произошло.
Он наклонился и взял мое запястье. Вмиг внутри меня все умерло. Он пришел за мной, как и обещал Глеб Кириллович.
- Пожалуйста, не надо! - взмолилась я.
Легко, без малейших усилий он поднял меня на плечо. Мама согнулась в поясе и испустила истеричный вопль, словно пыталась прогнать им демона, похищающего меня у нее на глазах. Левиафан коротко взглянул на нее. И, больше не обращая внимания, направился к люку твердой походкой.
Парализованная ужасом и ворочая только глазами, я вдруг увидела, как Овчинников оторвался от стены кафе. Не знаю, что он собирался сделать, но в его движениях читалась решимость.
Он бросился к нам.
Левиафан притормозил, чтобы взглянуть на Леху. Видать, ему стало интересно. Он не предпринял ни малейшей попытки, чтобы защититься.
Сделав несколько шагов, Леха повалился на асфальт. Для решительных действий он был слишком пьян, и ноги не удержали его. Левиафан разочарованно отвернулся и продолжил путь к вертолету. А я смотрела на Овчинникова. И видела, что когда он поднял голову, глядя нам вслед, на его лице блестели слезы. Он скреб руками асфальт, пытаясь ползти, но сделать что-либо с таким количеством алкоголя в крови было невозможно. И он это осознавал.
А затем я погрузилась в абсолютную тьму. Мы вошли в люк. Сквозь грохот я услышала отчаянный мамин крик, который впервые за долгое время оказался уместным:
- Алена-а! За что тебя отняли у меня?
Люк захлопнулся. Я лежала на холодном полу, в темноте, не в силах пошевелиться. Словно в гробу, опущенном в землю.
Тело налилось тяжестью.
Вертолет оторвался от земли.
- Зачем я вам понадобилась? - взмолилась я, обращаясь к темной пустоте вокруг себя. - Я ничего не ищу, я не стою у вас на пути! Отпустите меня!
Пустота ответила гнетущим молчанием.
Чьи-то холодные неприятные пальцы ощупали мою левую руку и поймали локтевой сгиб. Спустя секунду ледяная игла проткнула вену. Последнее, что я помню, прежде чем смежились веки, - как в груди захватывало дух от быстрого подъема.