Учиться нам нужно, учиться и учиться...
А. П. Чехов "Моя жизнь (рассказ провинциала)" глава 6.

- Госпожа Ариа, - после завтрака окликает меня очаровательная молодая служанка из новеньких, пока неопытных, старательно пряча в изумрудных глазах искорки неукротимого веселья, - тебе пришло письмо!
- Правда? Мне? - растерявшись переспрашиваю, встряхнув головой чтобы избавиться от проплывающих перед мысленным взором чуть ли не лопающихся от сока золотистых яблок из нашего южного сада.
- Тебе, тебе, - утвердительно кивает она, скрывая затаившуюся в уголках губ улыбку, и опускает в мою ладошку туго скрученную трубочку свитка, сантиметров двадцати длиной, перехваченную алой шелковинкой, концы которой скреплены не меньше чем полудюжиной массивных сургучных печатей.

Подношу пергамент весьма официального вида к глазам и читаю: "Получатель: Ариа Скартакс, дочь барона Хефри Скартакса", а ниже: "Отправитель: Канцелярия Первой Королевской школы волшебства". Заинтригованная - ну действительно, зачем бы им присылать мне письмо, взламываю защитные тёмно-коричневые бляхи одну за другой, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. Быстро сдёргиваю ленту, что крепко обнимает свиток, разворачиваю желтоватый, толстый, упругий листок и пробегаю по нему взглядом, выхватывая суть написанного. Поверить не могу - школа приглашает меня на обучение дабы я приступила к освоению колдовства в кратчайшие сроки. Надо же, именно так и написано - "в кратчайшие сроки!" Сердце громко ухает в груди, ноги становятся ватными, а мой радостный визг, полагаю, заставляет вздрогнуть весь замок.
- Что случилось, госпожа Ариа?! - вмиг побледневшая служанка аж слегка приседает, а в яркой зелени её глаз, которая ещё секунду назад скрывала в глубине радостные искорки, поселяется испуг.
- Представляешь, первая из королевских школ волшебства приглашает меня обучаться магии! - захлёбываюсь я от восторга, - не какому-нибудь там дурацкому знахарству, а самому что ни на есть настоящему колдовству!
Девушка облегчённо выдыхает и снова пытается скрыть уже начавшую проступать сквозь испуг улыбку.

Не подумайте чего, знаю уже, что это ещё не высшее училище магии, а тем более не университет чародейства. Всего лишь первая ступень, когда выясняется наверняка, будет ли из ученика толк или ему уготована незавидная участь деревенского знахаря, а то и вовсе целителя-травника - тоже, конечно, нужная и важная профессия, от настоящей магии, правда, весьма далёкая. Вот ведь, как бывает - пару месяцев тому назад, папа заставил меня почти час провести в обществе омерзительно жирного лукавого старика, который допрашивал меня обо всех подробностях моей жизни и к тому же постоянно трогал моё тело склизкими сосисками толстых волосатых пальцев. Экий гадкий, тьфу, даже вспоминать противно. Только думаю именно эта встреча и привела в конце концов к моему попаданию в школу волшебства.

Разве могут занять много времени сборы у девчонки, которая всю жизнь носилась по окружающим полям и взгоркам наперегонки с чумазой деревенской ребятнёй промеж разгребающих землю своими узловатыми лапами кур да украшающих пятачками грязные лужи поросят? Нет, конечно. Потому на следующее утро отцовская карета с золочёным гербом нашего баронства на дверцах уже запряжена тройкой лошадей и ползёт по змее, что сначала извиваясь окольцовывает поросшую лесом невысокую гору, а затем, вытягиваясь в струнку, поднимается на взлобье небольшого холма. На вершине её землистое тело, подёрнутое пыльным саваном, любезно оборачивается королевским трактом, вымощенным крупными булыжниками глубоко вросшими в землю. И вот лошади уже с громким цоканием опускают подкованные копыта на отшлифованные тысячами ног и колёс камни. Ещё когда я только садилась в экипаж, то нетерпеливо приникла к окну, будто надеясь, что принявшая меня на хвост змея гордо приподнимет его и как бы невзначай перенесёт прямо на вершину пригорка, где тяжестью гранита расплющивает ей голову столь желанная каменная лента. Однако ничего такого необычного не случилось... Извозчик решительно поднял кнут; мамочка, в последний раз звонко поцеловав меня, спустилась с подножки, и карета, очнувшись от охватившего её во время долгих семейных проводов сна, нехотя тронулась с места.

Вот и грунтовая дорога из имения отстаёт от колёс экипажа и постепенно окончательно теряется из вида. Теперь рядом с каретой неспешно идёт пустырь, покрывая окружающие холмы и пригорки, тёмные волны вереска с которых то и дело накатывают на уходящие к вершинам зелёные языки легкомысленных перелесков, перемежаемых тут и там голубыми пятнами озёр. Пустырь этот время от времени хмуро заглядывает в окна, словно суровый, но назойливый мужчина. И мне почему-то опять хочется тех светлых, радостных бабочек в голосах родителей, которые обтрепались от долгой жизни рядом и стали какой-то молью. Только вот бабочек этих как-то больше нет и не предвидится... Потом и мужчина куда-то пропадает, а тракт плотно сковывают подступающие всё ближе и ближе невысокие горы. Ровные корабельные сосны залихватисто съезжают с тех гор и струятся навстречу случайному путнику, стоя ровными рядами так плотно друг к другу, что свет с трудом пробивается между ними. Когда-то покрывавший их зелёный колючий мех давно облез, обнажив высокие, ровные лучины медно-рыжих стволов, которые перетекают в пушистые головки хвои где-то там, в недостижимой для простых смертных вышине. И кажется путнику, будто сосны эти столь высоки, что скребут вершинами далёкую лазурь подёрнутую поседевшей ватой облаков и что пожалуй только парящая в небе уставшая птица может воспользоваться их гостеприимством, оседлав ветку-другую. То тут, то там сквозь неплотно сомкнутые кроны случайно пробивается нескромный одинокий лучик и заставляет стройные стволы кое-где отливать золотом и багрянцем.

Понемногу горы оборачиваются рыхлой, напитанной водой низиной, которая заставляет сосны незаметно отступить на пригорки в глубине наполняемого сыростью леса, а потом и вовсе исчезнуть. Освободившееся место занимают ёлки, а когда и для них становится слишком влажно, они сменяются осинами, стоящими сплошной бурой стеной неприветливой чащобы. Кто-то из подруг помнится болтал, что именно в таких заболоченных осинниках и поселяется "чёрная жуть", время от времени вылезая оттуда ядовитой хмарью. Глядя на то, как полусгнившие деревья цепляются друг за друга мёртвыми руками сухих веток, тянущимися к небу в бессильной мольбе, волей-неволей чувствую как щупальца страха мерзким холодком опутывают меня, спазмами отзываются в животе. Незаметно помрачневший воздух постепенно заполняется запахами сырой земли и гниющей древесины, из-за чего уже не просто страх, но безотчётный ужас гусиной кожей пробегает по телу и заставляет вздрагивать от каждого шороха. Пугающий лес теперь почти подступает к дороге, отгораживаясь от неё только небольшими зарослями орешника в которых тут и там попадаются светлые вкрапления молодых берёзок. Кустарник в поисках места посуше кое где подбирается по песчаной насыпи к самому тракту, образуя непроходимые заросли. Но разве такие кустики смогут остановить "чёрную жуть"?

За двенадцать лет своей жизни я впервые еду так далеко без родителей. Может быть, именно поэтому, мне хочется выглядеть не по-детски серьёзной и взрослой, так что приходится взять себя в руки, хотя в экипаже со мной только дочь кузнеца из ближайшей деревни. Её взяли ко мне в прислужницы давно, очень давно, ещё когда мне едва стукнуло четыре года и с тех пор она стала для меня ближайшей подругой - с ней можно поделиться самым сокровенным, о таком не поговоришь даже с мамочкой и папочкой. Спасибо нашей молодой управляющей, красивой девушке, взятой тогда отцом из той же деревни, дабы немного разнообразить ему постель - это она подобрала мне служанку. Стараюсь отогнать испуг, убеждая себя, что уж королевский тракт сразу очищается от любой угрозы как только та возникает, будь то разбойники или колдовство, да и не могут сосновые боры существовать так близко от обиталища "чёрной жути". Немного успокоившись, вспоминаю, как мы с подружкой играли и веселились в замке, как резвились в окрестностях, где все нам были рады и каждая встречная крестьянка норовила угостить чем-нибудь вкусненьким. А стоило моей жизни перешагнуть пятилетний рубеж, чуть более старшая и по моему тогдашнему мнению опытная новобретённая подруга предложила "попробовать". Именно так - "попробовать" произнесённое заговорщицким шёпотом, испуганно оглядываясь по сторонам.

Признаюсь, к тому времени различия между мужчиной и женщиной уже не были для меня страшной тайной за семью печатями. Отец, обладая некоторой широтой взглядов, не всегда обременял своё мускулистое тело одеждой, которую в основном использовал только для защиты от холода. Также как он поступало большинство обитателей замка - от обычных служанок до папиных жён и наложниц. Однако тогда это не вызывало никакого интереса или стыда - так было всегда: чего же тут особенного? Я и сама не раз пробегала голой от купальни во дворе до своей комнаты, совершенно не переживая по этому поводу, даже если встречалась по пути с кем-нибудь из охранников замка или собственных двух старших братьев. И вот в один из тех дней, когда небо прижимается к земле чёрной уродливой тушей, хмурясь набрякшими влагой тучами, и безостановочно плачет горючими слезами дождей, я не успела сбежать из дома и в очередной раз после обеда оказалась в кровати. Спать совершенно не хотелось, тут-то я и вспомнила о заманчивом предложении подруги и. Поколебавшись немного, всё-таки решила на него согласиться. Позвав её к себе, спросила серьёзно ли она предлагала "попробовать" и что для этого нужно? В ответ Сслужанка лишь предложила раздеться и довериться ей. После согласного кивка, меньше, чем через минуту, она оказалась рядом без одежды, начав настойчиво стаскивать тонкую ткань моей ночной рубашки. Честно скажу, я не сразу поняла, зачем она стала тереться об меня всем телом, но увидела, что ей приятно, а потом и сама почувствовала, что меня охватила странная, но сладостная какая-то дрожь. Тут она попросила потрогать её уже чуть выпуклую грудь, которая придавала подруге некоторую женственность. Потянувшись пальцами, я осторожно дотронулась до набухшей на глазах розовой горошине у самой вершины, ощущая лёгкий трепет внизу живота. Служанка, в свою очередь, стала ласково гладить меня, рассказывая о том, зачем нужна "щёлка между ног", и о том, как всё это работает и для чего используется.

Я чувствовала себя глупо, но рука подруги, поглаживая кожу спускалась всё ниже и ниже по телу, доставляя неведомое раньше блаженство. Очутившись между моих ног, она начала так нежно трогать меня, что я буквально млела от каждого прикосновения. Шустрые пальчики легко скользнули туда, где всё уже жарко пульсировало и сжималось в предвкушении дальнейших удовольствий и нежно, мягко потеребили. "А-а-а-а-аххх!.." - захлебнулась я от охвативших эмоций и тут же зажмурилась, судорожно сжав простыню. После первых ласк, я впала в какое-то сладкое оцепенение - чувствовала что-то восхитительное. Несколько минут я, расслабившись, наслаждалась этими новыми острыми ощущениями, а потом мне захотелось как-то отблагодарить подругу. Моя ладошка скользнула вниз по её животу, гладкость кожи сменилась едва заметной тёплой влажностью у неё между ногами.

Впервые в жизни я собственными глазами так близко увидела то самое место у другой девочки. Зрелище сначала захватило меня крепкой петлёй любопытства - у себя-то ничего особенно там и не разглядишь. И тут моё сердце почему-то затрепыхалось пойманной птичкой. Не то, чтобы я никогда не видела не одной голой женщины, но что там рассмотришь сквозь густые заросли тёмного курчавого меха? Это же в конце концов не мужчины с болтающимися между ног длинными и толстыми хоботами, что отлично видны безо всяких на то усилий... По-детски худенькие ножки подруги образовывали спереди, где сходятся глубокую развилину, которую иногда можно разглядеть сквозь кудряшки и у взрослых женщин, если на них нет одежды. Но чуть я нажала на неё пальцами, как внутри открылся цветок нежно-розовых тонких влажных складок, соединяющихся наверху небольшим выпуклым узелком. Прикоснулась к этому маленькому зёрнышку и почувствовала как служанка легонько вздрогнула, а затем глубоко вздохнув, плотнее прижалась к тронувшему её пальчику. Впрочем, руки подруги тоже не давали покоя, в свою очередь нежно поглаживали и трогали наиболее приятные места у меня там, вызывая непередаваемый трепет где-то внизу. Аккуратно разведя в стороны нежно-розовые створки, заметила между ними небольшую дырочку, в которую, наверное, с трудом пролезет только один мой палец. Внимательное разглядывание строения промежножья служанки усилило приятные ощущения, а рука, что при этом трогала меня, добавила к ним дополнительных красок. Мы довольно долго занимались изучением друг друга, в основном дотрагиваясь до наших нежных раковинок, как вдруг я почувствовала разрастающийся между ног горячий ураган, заливший всё моё тело и без сил откинулась на постель. Очнувшись, ощутила себя довольно странно, как-то по-другому - словно я стала взрослее.

Скорость кареты меняется и это буквально вырывает из пучины приятных воспоминаний, оставляя затвердевшие камушки торчать на вершинах только теперь начавших расти у меня холмиков. Выглядываю в окно и замечаю, что экипаж , казалось кравшийся из засады огромной рыжей, оскалившейся козлами, собакой, долг которой - беречь да опекать меня во время длительного пути в столицу, выпрыгивает из леса и, заметно прибавив ходу, опережает конную стражу, несясь по сияющим на солнце булыжникам тракта, который тащит по обочине крылья из аккуратных деревенских домиков серого камня, зажатых между двумя курганами, откуда скатываются петляющие среди деревьев ручьи. Домики с огородами и садами вокруг них, как будто обсуждают что-то неведомое, собравшись у дороги во впадинке, а некоторые карабкаются вверх по пологим склонам словно перья огромной птицы. Мало-помалу попадающиеся поначалу тут и там заборы и живые изгороди, разделяющие крестьянские наделы, сменяются стенками того же серого камня. Они обрамляют отходившие от тракта грунтовые дороги, замыкают в себе давно заколосившиеся поля, убегают вверх по бесконечным склонам пригорков. Ограды эти виднеются повсюду, расчерчивая перемежающиеся равнинами холмы самым причудливым образом. Повернув раз, другой карета минует ещё с километр пути посреди цветущего луга и останавливается у широких ворот, прилепившихся к самому тракту. Распахнутые настежь створки открывают внутренности просторного двора, испуганно затаившегося за частоколом толстых жердей. Среди невысокой травы вальяжно разлёгся добротный двухэтажный дом из тёмно-коричневых валунов, кое-где подёрнутых зелёным пушистым мхом. Дверцы экипажа растворяют с наружной стороны и, нарядившийся по случаю визита в столицу, возчик предлагает "молодым особам", то есть нам с моей служанкой, пройти на постоялый двор пообедать. Только после этого живот ясно даёт понять, что незаметно подкравшийся голод не тётка и ноги сами несут нас с подружкой к двери, в сопровождении охранников и кучера, чтобы унять громкое возмущённое бурчание пустых желудков. Возле порога положив морду на лапы валяется лохматый толстый пёс размером с годовалого телёнка, и при этом как-то неубедительно изображает крайнюю степень оголодания. Он бросает ленивый взгляд на нас, пару раз приветливо взмахивает хвостом, некоторое время со скучающим видом наблюдает за мухой, что кружит у его носа, наконец вяло клацает зубами в неудачной попытке поймать докучающую ему крылатую зверюгу, жужащую приглушённым басом, и опять погружается в свою собачью нирвану. Возница делает широкий шаг переступая через покрытую шерстью тушу, а псина даже ухом не ведёт - тоже мне охранник нашёлся.

Несмотря на то, что по-хозяйски Расположившаяся на первом этаже постоялого двора харчевня оказывается на удивление чисто выметенной, а столы тщательно выскобленными, внутри чувствуется не очень-то приятный запах прогорклого жира, перегара и кислой браги. Однако прислуживающие гостям девушки на редкость приветливы и обходительны, а кружевные переднички на них сияют белоснежной чистотой. К нам тут же подлетает одна из молоденьких работниц, всем своим видом показывая готовность принять заказ. Мы с подружкой не берём ничего необычного, обед как обед - суп, запечённое на углях мясо, картошка, овощной салат и немного лёгкого вина. Сопровождающие нас мужчины не отказывают себе в пиве, овощном рагу и таком же мясе, дополнительно сдобренным острым соусом. Пока жду заказ, отпиваю из только что принесённого высокого стакана небольшой глоток фруктового сока с мякотью, с интересом окидывая взглядом зал. Совершенно устрашающих размеров камин напротив ровно гудит, распространяя вокруг себя волны душного жара. В пасти его, куда кажется не особо пригибаясь мог бы заехать всадник, распластались яркие языки пламени и пожирают поленья с тем же смаком, с каким огромная собака обгладывает сочную кость. Занимая едва ли не половину стены, он величественно взирает вокруг до блеска начищенными мраморными плитами облицовки и скалится витиеватой кованной решёткой, что закрывает алое сердце огня. Одиночество часов на специальной широкой полке рядом с ним скрашивает коллекция золотистых статуэток искусной работы, изображающих почти обнажённых танцовщиц в разных позах. "Хм-м-м, надо же, а дела у владельца видно идут неплохо, если он смог позволить себе так оформить зал", - размышляю продолжая отхлёбывать сок.

Место справа от огня оккупирует молодой парень, мускулистое тело которого плотно обливает куртка из кожи архима¹. Как-то я увидела почти такую же в оружейной отца и пристала к нему с расспросами, а что собственно простая кожаная одежда делает среди мечей и доспехов? Тогда-то папа и рассказал мне, что по молодости ему повезло добыть пару молодых архимов. Шкура у этих зверюг - что надо, даже магии не боится, не то что какой-то там стрелы из лука. Арбалетная - и то не каждая пробьёт. И меч не очень-то прорубает. Добыть такую ох как нелегко, а тут ему на целую тужурку хватило. "Интересно, а этот красавчик сам зверюгу завалил или купил у кого шкуру?" - размышляю, ёрзая от любопытства, пока разглядываю его. Он с аппетитом доедает остаток овощного рагу, при этом громко выскребает почти пустую миску, совершенно не обращая внимания на то, как к этому относятся окружающие. Полностью рассмотреть наклонённое вниз лицо не удаётся, хотя мне оно кажется каким-то грубоватым. Но широкие плечи, крепкие руки - всё это производит впечатление и в голове начинают крутится разные мысли. И тут он поднимает оказавшиеся карими глаза и его взгляд останавливается на мне. От этого в животе разливается нежное тепло и начинается что-то вроде лёгкой щекотки, на редкость приятной. Похоже, парень что-то замечает в моих глазах, потому что неожиданно улыбается, и от этого по спине бодро галопирует эскадрон пьяных мурашек. Почему пьяных? Да потому что они разбегаются по всему телу, до самых кончиков пальцев. Трезвые мурашки так себя не ведут... Неужели он всё понял? От испуга дыхание начинает прерываться, сердце совершает хаотичное движение по всей грудной клетке, гулко ударяясь о рёбра, а руки и ноги холодеют.

Быстро перевожу взгляд на удачно подвернувшуюся девушку за боковым столиком у правой стены и сосредотачиваюсь на ней, чтобы немного прийти в себя. Одета она весьма откровенно, и даже та одежда, что имеется на ней не столько скрывает что-то сколько подчёркивает все достоинства фигуры. Незнакомка поедает клубнику, обваленную в сахаре, элегантно приоткрывая рот для каждой следующей порции. Её рука подносит ягоды одну за другой к пухлым губам, попутно вызывая настоящие землетресения пышных холмов, которые едва не вываливаются из глубокого декольте. Слева от камина сидят несколько женщин, возможно путешествующие вместе. Если так, то командует, вероятно, всей этой компанией дама, одетая весьма вычурно - полностью скрывающее тело шерстяное платье, тёмно-коричневого цвета с отложным воротничком, украшенное крупной брошью. Пожалуй я впервые вижу такое странное одеяние, как правило женщины наряжаются куда более откровенно, показывают так сказать товар лицом, стараясь привлечь этим немногочисленных мужчин в надежде хотя бы на единственный миг счастья в их часто беспросветной жизни. Потому начинаю разглядывать эту даму внимательнее и сразу замечаю морщинки, уже проложившие себе тонкие, пока едва заметные тропинки из уголков глаз. Да, время безжалостно прикоснулось к её лицу и ей уже было бы неуместно обнажать себя, выставляя напоказ кожу которую тронули первые признаки увядания. Рядом с ней - женщина помоложе в куда более откровенном наряде. Глубокий вырез, что демонстрирует все достоинства без утайки, должен по её мнению привлекать внимание окружающих. Парочка вошедших в возраст замужества девушек за тем же столом весело пересмеиваются, стреляя вокруг озорными глазками. Они похоже не чужие друг другу - в лицах угадывается что-то неуловимо общее: толи двоюродные, толи и вовсе родные сёстры.

Тяжёлые тёмно-бордовые гардины плотно охватывают окна за спинами посетительниц и создают в зале приятный полумрак. То тут, то там на стенах шипят и потрескивают факелы, не столько расплёскивая свет, сколько придавая помещению сказочное очарование. Две полуобнажённые подавальщицы, одетые в костюмы жительниц подземелий, которые лишь выгодно подчёркивают их достоинства, приносят наш заказ, отвлекая меня от весьма интересного занятия - разглядывания интерьера и постояльцев. Моя охрана жадно пожирает взглядами изгибающихся в полумраке работниц, ставящих на столик нашу еду. Действительно хороши, ничего уж тут не скажешь. Их прелести не оставляют равнодушным и моё сердце, заставляя его биться чаще. Особенно вот эта бесстыдно маячащая прямо перед глазами розовая капелька соска, что выступает из под глубокого декольте у наклонившейся поставить передо мной тарелку, девушки. Пока любуюсь прелестницами, пропускаю самый захватывающий момент - в зале затихают разговоры и все посетители, которые перед этим набивали животы, с испугом смотрят на ввалившуюся в дверь компанию воинственно настроенных мужчин. Вооружённые до зубов бандиты быстро и умело разбегаются по залу, перекрывая все пути отступления и в середину выходит огромный верзила, весь покрытый шрамами и плотно упакованный в металлическую коробку доспехов.
- Дамы и господа, - начинает он на удивление учтивым голосом, - прошу всех оставаться спокойными, если никто не будет пытаться проявить героизм, то все останутся целы. Мне нужны только Ваши кошельки и золотишко, украшающее очаровательные шейки и столь же очаровательные ушки милых дам.
Помедлив ещё с минууту, во время которой окидывает глазами присутствующих, он плотоядно облизывает губы и, усмехнувшись, добавляет:
- Ну и некоторое количество этих самых дам, чтобы порадовать сегодня нас с друзьями своими... - и замявшись на секунду заканчивает: - привлекательными формами.

В принципе в его требованиях нет ничего особенного - отдаться этим мужланам многие из женщин и сами будут рады. У тех из них, кто не будет упираться, хотя бы будет шанс отведать мужской ласки, а то ведь другой возможности может и не представится... Тут оценивающий взгляд атамана останавливается на мне и до моих ушей доносится:
- Вы, парни, как хотите, а я, пожалуй, выберу для себя вот эту сочную молодуху... - и кивок в моём направлении уже не позволяет сомневаться в том, что речь идёт обо мне.

Тотчас желание рассуждать дальше трусливо испаряется от грядущих вполне практических проблем. Не то, чтобы я не знала, что случится через мгновение, но как-то не так я представляла себе свой первый настоящий раз с мужчиной.
- Девочку ты не тронешь, - раздаётся рядом спокойный голос одного из моих охранников.
- А ты мне запрети, - атаман разбойников с нарочитой медлительностью вытаскивает из ножен меч и, взмахнув им, делает шаг по направлению ко мне.
В следующее мгновение грохот ломаемых стульев, звон выхватываемого оружия, яростные крики охранников и бандитов буквально оглушают, а в довершение всего - резки рывок за руку, вынуждающий подняться, заставляют сердце испуганно скакнуть к горлу, а потом юркнуть в пятки. Оказывается кучер с кнутом в одной руке другой выдёргивает меня из-за стола и кричит сквозь грохот начинающегося побоища, чтобы я бежала за ним к карете. Шустро перебираю ногами вслед за ловко отбивающимся своим импровизированным оружием возничим, в надежде, что удастся избежать уготованной мне атаманом разбойников участи. Как-то мне совсем не верится, что он может доставить кому-нибудь кроме себя неописуемое блаженство. Перед выходом кто-то замахивается топором на извозчика, который явно не успевает увернуться, но в туже секунду лицо напавшего приобретает удивлённое выражение и из живота показывается заострённый конец меча, выплёвывающий красную струю. Мгновение спустя, разрубленное пополам тело радостно выплёскивает прямо мне на ноги дымящиеся свежей кровью сизые змеи кишок. Густая волна утробного смрада от извивающихся на полу внутренностей, непонятно когда успевших обильно перемешаться с пылью ударяет в нос. Сверху делает последние рывки красный комок сердца, словно пойманный в силки зайчонок и замирает уже навсегда, а я застываю каменным изваянием, кажется не в силах сделать хотя бы шаг. Всё моё существо сжимается испуганной мышкой, с трудом понимая, что происходит вокруг. Никогда и подумать не могла, что смерть так проста и обыденна - раз и всё, нет больше человека, словно и не было никогда...
- Девочку спасай! - как будто издалека слышу истошный вопль охранника.
- Ариа, бежим! - опять дёргает мою руку возница.
"А ведь и меня бы так могли..." - навязчиво крутится в голове. Чуть не поскальзываюсь на кишках в луже крови, но стараюсь успеть за тянущим меня к выходу кучером, хотя задрожавшие вдруг ноги едва слушаются.

Выскочив из дверей, мы сталкиваемся нос к носу с двумя молодыми парнями. Судя по всему атаман оставил их тут сторожить, чтобы никто из посетителей не смог сбежать. Растерявшийся извозчик не успевает даже замахнуться, как мне на лицо летят кровавые брызги, а голова несчастного, ловко отрубленная мечом, скатывается под ноги, разбрасывая вокруг красные капли. Из обрубка шеи с шипением ударяет вверх алый фонтан и тут же превращает мой наряд в мокрую окровавленную тряпку. Обезглавленное тело ещё несколько мгновений покачивается, пока мощный поток постепенно ослабевает, а затем медленно кренится в мою сторону, угрожая сбить с ног. В конце концов оно всё-таки падает на землю, едва не задев меня, и содрогается несколько раз в последнем порыве - жить! Жить во что бы то ни стало! Не успев даже толком испугаться, чувствую как меня хватают чьи-то руки и грубо волокут в сторону ограды словно какой-то мешок, совершенно не обращая нимания на то, что вмиг ослабевшие ноги уже не слушаются совсем. Хоть я, как и все отпрыски отца, владею кое-какими видами холодного оружия, но одна против двух здоровых парней, да ещё и без меча, даже просто выстоять точно не имею никаких шансов, а про победу и говорить нечего. К тому же всё происходящее лишает тело, которое бьёт крупная дрожь, способности двигаться. Потому даже не сопротивляюсь, покорно позволяя делать с собой всё что им придёт в голову - разделить судьбу несчастного кучера прямо сейчас мне как-то не очень хочется. Не успевают они дотащить меня куда хотели, как из дверей харчевни вылетает атаман и орёт во всю глотку:
- Эту девку оставьте мне! Там, - взмахом руки он указывает на дверь, - ещё полно разного бабья, выбирайте любую по вкусу.

Трава, внезапно ппринимающая меня в свои объятия, больно заломленная рука, да чья-то грубая ладонь, которая крепко захватывает моё плечо и вот я уже лежу, удерживаемая прижатой к земле так, что нет возможности даже шевельнуться. Как назло, твёрдые комья и мелкие острые камни впиваются в лицо, грудь, живот и ноги. Кто-то с лязгом подходит ближе и голос атамана уже ггораздо спокойнее произносит:
- Ладно, дальше я сам с ней управлюсь, иди в харчевню, развлекись всласть.
- Ты уверен? - судя по всему спрашивает удерживающий мою руку бандит, - а вдруг она чего такого выкинет?
- Беги, беги скорее, а то глядишь тебе как в прошлый раз бабы не достанется, - смеётся атаман, - уж как-нибудь я с ней справлюсь. Добро бы баба, а то - так, хлипкая девка.
- Хорошо, хорошо... Тогда пойду, - радостно тараторит надсмотрщик.
- И приятеля с собой забери, может и на его долю свежатинки хватит. А то уже все мужики скоро на вас косится будут...

Молодой бандит отпускает руку и она в последний раз взрывается болью, бессильно падая вдоль тела. Облегчённо вздыхаю и наслаждаюсь медленным возвращением ощущений в кончики пальцев. Хруст шагов быстро удаляется, подсказывая, что парень торопится выполнять указания старшего.
- Ну что же, посмотрим, что тут мне досталось, и стоишь ли ты затраченных усилий, - слышу я заинтересованное бормотание и чувствую, как меня переворачивают на спину.
Всё ещё дрожу, словно осиновый лист. Опускаю веки, тщетно надеясь что всё как нибудь само рассосётся, но тут же понимаю, что так ещё хуже. Открываю глаза и вижу омерзительную изрубленную в капусту рожу разбойника, которая нависает прямо надо мной. Такое впечатление, что вместо лица у него одни шрамы. Нос торчит набок, плохо зажившее ранение через левый глаз оставившее его навсегда полузакрытым, десяток грубо зарубцевавшихся следов от ударов меча на щеках и подбородке, один из которых проходит от правой брови, причудливо изгибаясь через всю скулу, по пути рассекая промежуток между носом и губами. Повреждение, видимо, срослось кривовато, и верхняя губа поднимается, обнажая неровные зубы. Пугала на крестьянских наделах и то выглядят лучше. Жадные руки рвут начавшую высыхать одежду и обнажают моё беззащитное тело.
- А ты, оказывается, не только личиком вышла, - хриплый голос дополняет отвратительный вид атамана, который продолжает срывать с меня последние окровавленные тряпки, пожирая моё тело горящими жадными глазами.

Он быстро освобождается от грохочущего панциря, то и дело щёлкая какими-то неведомыми мне застёжками и кидает сначала железяки, а потом и кожаную сбрую поддоспешника на землю рядом. Всего через пару минут надо мной уже совершенно голый мужик, тело которого не лучше лица - шрамы пересекают его во всех направлениях, часть груди и живота скрывает под собой едва заживший страшный ожог. Однако взгляд мой намертво примерзает к вздымающейся из густых чёрных зарослей огромной дубине, что мерно раскачивается между мощными столбами изуродованных старыми ранами ног. "Он же меня разорвёт в куски!" - сжимаюсь в комок и чувствую как стучат зубы и меня колотит крупная дрожь. Мгновение спустя сильные руки чуть не раздирают мне в стороны крепко сжатые ноги. От ужаса и боли всё тело немеет. Не могу отвести взгляда от его изуродованных глаз, которые излучают какую-то невероятную мощь, полностью парализующую волю. Открываю рот пытаясь что-нибудь закричать, просить пощадить, однако не удаётся произнести ни единого звука. Испуг сдавливает горло словно кто-то накидывает на шее петлю и туго затягивает. Ещё мгновение и вся эта исчерченная шрамами туша наваливается сверху, так прижав своей тяжестью, что трудно вдохнуть.
- Даже не пытайся вырваться, красавица, - шепчет он мне в ухо, вдавив меня всем телом в землю.
"Вырваться?" Руки и ноги ослабели и обмякли. Чувствую, как трясутся колени. "Разве я могу освободиться?" От панического страха сводит живот, в ушах шумит ветер, а в голове бушует ураган. И тут приходит боль... Боль... Только боль!.. Ничего кроме боли... Невыносимой боли от дубины рвущей тело... Нет сил даже на крик, только слёзы сами наворачиваются на глаза... Ужас и безисходность... Даже голову повернуть невозможно... Мутная пелена застит взор... Чувство будто мне загнали между ног раскалённую кочергу и разрывают ей тело на части... Кажется эта пытка никогда не кончится!.. Жизнь рассыпается мгновениями, словно цветные стёкла в витраже. Мгновение - ощущаю тяжесть здоровенного тела. Мгновение - слышу тяжелое дыхание. Мгновение - чувствую запах мужского пота. Мгновение - вижу пошедшее красными пятнами лицо. Мгновение - капельки пота срываются вниз.

Не успеваю приспособиться, чтобы ритмичные движения туши не доставляли таких мучений, как на лицо выплёскивается что-то вязкое с явственным запахом крови и я вижу голову атамана падающей рядом со мной. Откатившись в сторону, она замирает, уставившись перед собой затухающими в удивлении глазами. Может мне это кажется? Однако тело сверху резко дёргается и наконец замирает придавив ещё сильнее, но хотя бы перестаёт раздирать внутренности. Наверное я должна была бы испугаться пуще прежнего, но после всего пережитого, места для переживаний уже нет. Лишь лежу раздавленным насекомым, борясь за глоток другой воздуха, неумолимо проигрывая накатывающейся дурноте. Сколько прошло времени я так и не поняла, но тяжесть на мне исчезает, позволяя хоть немного отдышаться. Окружающий мир постепенно возвращается, но лишь как бессмысленный хаос ощущений и звуков. Кровь молотом стучит в ушах, сердце колотится, кажется у самого горла. Грудь моя часто вздымается, нос жадно втягивает воздух, а я пытаюсь не обращать внимания на заполняющую ноздри вязкую жидкость и нестерпимое желание откашляться. Слышу далёкие голоса, хотя звон в ушах и мешает понять смысл произносимых слов. Глаза щиплет, скорее всего от попавшей в них крови. Чьи-то крепкие твёрдые руки поворачивают меня на бок и аккуратно обтирают какой-то тряпицей лицо. Немного отдышавшись, не могу больше сдерживаться и захожусь в громком непрекращающемся кашле, который кажется сейчас вывернет наизнанку мои внутренности. Чуть успокоив дыхание, чувствую, как те же руки возвращают меня обратно на спину.
- Кто-нибудь, принесите чистой воды и побыстрее! - неожиданно громыхает густой бас, заставляя меня непроизвольно вздрогнуть.
Пытаюсь всё-таки хотя бы приоткрыть глаза и вижу сквозь красную пелену как чья-то крупная тень нависает надо мной.
- Девочка, - рокочет тот же бас, обладатель которого с трудом угадывается в склонившейся надо мной тени, - сейчас ппринесут воду и я обмою тебе лицо. Тебе надо будет вдохнуть и ненадолго задержать дыхание, сможешь?
- Да, - с трудом разлепляю спёкшиеся губы и снова опускаю измученные веки, горящие огнём.
- Вот, - неожиданно произносит столь же незнакомый, но на этот раз женский голос.
- Давай сюда! - командует тень надо мной.
- А полотенца нужны?
- Пригодятся, давай их сюда тоже.
Что-то плюхается на землю рядом с моей головой и тот же испугавший поначалу бас просит:
- Ну давай, девочка, вдохни поглубже и задержи дыхание.

Насколько получается, стараюсь не дышать. На лицо льётся вода, а крупные твёрдые пальцы ловко приоткрывают сжатые веки и струя попадает под них, заставляя меня быстро моргать. Несмотря на мучительность процедуры, сразу становится легче, глаза перестаёт жечь, а закрыв и снова открыв их пару раз, понимаю, что ясность зрения вернулась. Кожу больше не стягивает - по-видимому умелая ладонь полностью смыла кровь. Пытаясь рассмотреть добровольного спасителя, вижу того самого парня, что ел в харчевне. Да, уж теперь-то удаётся разглядеть его получше. Передо мной настоящее мужское лицо: довольно грубое с резко очерченными скулами, ямочка на подбородке, крупный нос с горбинкой. Щёки затеняет щетина, густые тёмные чуть вьющиеся волосы слегка растрепаны и стянуты ремешком сзади. С виду он совсем не стар, скорее весьма молод, однако какая-то ранняя усталость жизни уже коснулась его умных карих глаз и придала ему ту импозантность, от которой теряют головы некоторые девчонки. Взгляд настороженный, изучающий или он всегда такой?
- Девочка, дай мне тебя осмотреть, - указывает парень своей здоровой лапищей вниз.
Взгляд опускается вслед за его мозолистой рукой и, поняв, что он имеет в виду, я чувствую как холодок страха вёртким полозом скользит от шеи к пояснице, рождая мелкую знобливую дрожь. Испуганно сжимаюсь. Неужели мучения ещё не закончились? Что им всем ещё мало? И этому тоже надо?
- Девочка, я хоть и немного, но владею силой целителя, - настаивает мой спаситель, - не пугайся, всё будет хорошо.
Кто-то берёт мою ладонь и я слышу голос моей служанки:
- Ариа, позволь ему, расслабься... Он поможет...
Напряжённо киваю, пытаясь последовать совету подруги, но получается плохо.
- Девочка... Ариа, - ласково обращается ко мне парень, - не бойся, раздвинь пожалуйста ноги, мне нужно взглянуть что у тебя там творится. Обещаю, буду очень осторожен.

Пытаюсь развести их, но тело пронзает сильная боль. Вскрикнув, снова зажмуриваюсь. Чувствую как мой спаситель с величайшей осторожностью, так, словно новорожденного котёнка, трогает меня между ног. Каждое прикосновение отзывается резью, но стараюсь по возможности вытерпеть.
- Воды мне, - раздаётся короткая команда и через мгновение между ног стекает приносящая облегчение прохлада.
- Ну как? - похоже переживает моя служанка.
- Не очень хорошо, - кратко бросает в её сторону парень и обращается уже ко мне: - Ариа, мне нужно проверить всё ли в порядке внутри. Может быть больно, потерпишь немного?
Судорожно киваю вместо ответа, чувствуя, как от страха болезненно напрягается живот и зажмуриваюсь ещё сильнее.

Палец незнакомца очень медленно, будто опасаясь, заползает внутрь, но несмотря на это боль острой стрелой пронзает всё тело. Рефлекторно сжимаюсь, сдавив ногами вторгшегося в святая святых чужака.
- Ариа, потерпи, я знаю, что больно, но попробуй... - сдавленным голосом просит мой нечаянный спаситель.
Пытаюсь взять себя в руки, но получается не очень. Парень легонько шевелит внутри пальцем, однако каждое его движение отдаётся острой резью.
- Потерпи, милая, - продолжает упрашивать он, - чуть-чуть осталось, - и отвернувшись командует: - подайте кто-нибудь мою котомку.
- Это какую, - спрашивает приносившая воду работница.
- В харчевне лежит, кожаная такая, на ней вышита змея, - и добавляет враз изменившимся голосом: - бегом давай, не видишь что ли как девочке больно.
- Сейчас, - испуганно пищит девушка, срываясь с места.
- Потерпи, - продолжает уговаривать меня парень, - чтобы мне снова не лезть туда и не делать тебе ещё хуже.

Сжимаю зубы и стараюсь хотя бы не плакать, что удаётся с большим трудом. Между ног будто вновь вставлена раскалённая кочерга, но теперь она хотя бы не двигается. Через несколько минут прибегает посланная моим спасителем работница харчевни с кожаным мешком в руках:
- Эта?
- Да, - кивает он, - открой её и покажи мне. Я скажу что достать.

Девушка ставит котомку перед парнем на землю и развязывает тесёмки, распуская горловину. Он заглядывает внутрь и приказывает:
- Достань вот эту баночку из коричневого стекла и открой крышку.
Выполнив указание, работница подносит к его рукам открытый пузырёк. Парень зачёрпывает содержимое и начинает немного двигать пальцем, что-то делая у меня там. Промежность снова взрывается нестерпимой болью, но в этот раз быстро проходит.
- Потерпи, потерпи, - продолжает он увещевать меня, - сейчас станет легче. Это очень хорошее средство и, пожалуй, единственное, которое сможет тебе помочь при таких повреждениях.

Не вытаскивая из меня пальца, парень смазывает другой рукой всё у меня снаружи, вокруг. Я с блаженством чувствую, что боль полностью отступает. Как мало надо человеку для настоящего счастья - чтобы просто ничего не болело.
- Ариа, - нахмурив брови обращается ко мне мой случайный спаситель, - этот урод порвал тебя внутри и снаружи тоже умудрился немного попортить.

Потом он рассказывает, как попробовал смазать разорванное заживляющей мазью, которую обычно используют для лечения самых серьёзных ранений и объясняет что мне теперь для полного выздоровления стоит поберечься ну хотя бы пару дней и поменьше ходить.
- Ариа, - добавляет он, - я сейчас отнесу тебя в харчевню, чтобы ты отлежалась пару часов и мазь получше впиталась, а там мы решим, как будет разумнее поступить дальше.
- Хорошо, - блаженно вздыхаю, ведь как же всё-таки здорово, когда ничего не болит.

Крепкие руки легко подхватывают меня и я плыву по направлению к распахнутой двери постоялого двора. Через несколько шагов чувствую, как меняется направление и, открыв глаза, убеждаюсь, что мы уже на ступенях крыльца. Внизу в луже крови валяется обезглавленная собачья туша чуть ли не в обнимку с мёртвым телом кучера, а рядом - покрытая шерстью отрубленная голова. Так вот почему никто даже не гавкнул при нападении... Жалко всё-таки, хоть и животное. уроды! Парень со мной на руках переступает через порог и входит внутрь.

Весь пол покрыт тёмно-бардовым густым желе и усеян изуродованными телами как моих охранников так и бандитов. Вспоротые животы, вывалившие наружу своё окровавленное сизое содержимое, над которым с громким басовитым жужжанием уже начинают виться огромные зелёные мухи, разрубленые головы, куски которых валяются тут же выделяясь белыми осколками костей. Взгляд выхватывает то отрубленные вместе с ладонью пальцы, всё ещё сжимающие бесполезный теперь меч, то обрубок ноги, обутый в крестьянский чувяк. Хоть мне не раз приходилось видеть как закалывают кабанчиков или бычков, да и мечами отец учил махать не для красоты и имелось в виду умение убить человека, но всё же от вида останков человеческой плоти, разбросанных тут и там обломков костей, рубленой требухи, распространяющей удушающую вонь, меня передёрнуло и недавно съеденный обед решил попроситься обратно - еле удержала. Чтобы не видеть всё это закрываю глаза.

1. Архим - животное внешне напоминающее варана, только значительно крупнее. Обладает твёрдой чешуёй, позволяющей использовать изделия из его кожи в качестве доспехов, обладающих хоть и немного меньшей защитой, нежели железные, но при этом значительно меньшим весом и значительно большим комфортом в носке. Крайне сложен в добыче, потому изделия из его кожи ценятся крайне высоко и стоимость такого доспеха может превосходить стоимость железных лат в разы. Как правило носится либо людьми могущими себе позволить купить такой, либо теми, кто добыл такой самостоятельно и служит подтверждением высокого воинского искусства.