Уйти в никуда, вернуться ниоткуда
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Первая часть из четырех...
|
Часть первая
Книга - это зеркало; и если в него смотрится обезьяна,
то из него не может выглянуть лик апостола.
(Георг Лихтенберг).
Первая ступень
1
Залив растворимый кофе кипятком, он бросил в чашку два кубика рафинада, осмотрелся в поиске чайной ложки. Ложки как обычно на столе не оказалось, рядом с сахарницей лежала жёлтая пластмассовая одноразовая вилка. Ничего, подумал он, взяв вилку и окунув её в чашку, на безрыбье и рак щука. Размешав сахар, делал Андрей это нарочито осторожно, он сел за свой рабочий стол, расправил плечи, потянулся и удрученно посмотрел в монитор. Впереди восьмичасовой рабочий день, а он уже на пределе, выдохся. Однообразие убивало, каждый день был днём сурка. Андрей просыпался от трели мобильника без четверти семь, готовил себе невкусный завтрак - на вкусный не хватало ни времени, ни, что случалось намного чаще, желания - проглатывал свою, способствующую развитию гастрита стряпню, садился в машину и мчался в издательство.
Минут по сорок, а иногда, когда особо "везло" и по часу, он простаивал в пробках, проклиная столичные дороги, машины, а заодно и водителей.
В кабинете Андрей появлялся в начале десятого, готовил себе кофе, потом шёл курить, и уже там, в курилке, пытался взять себя в руки, настроиться на позитив и побороть раздражение.
Андрей Гуров органически не переваривал графоманов, но, к сожалению, они об этом не знали, поэтому на его электронную почту ежедневно приходило несколько рукописей от новых авторов, мечтающих стать именитыми писателями. Писали все. Без исключений! Подростки, едва закончившие школу и получившие аттестат, студенты и даже те, кому было далеко за пятьдесят.
Самотек! Андрей побаивался это слово.
Гуров считал, что редактор должен четко придерживаться двух правил: во-первых, редактору необходимо убить в себе читателя, во-вторых, умудриться найти из множества рукописей ту единственную, которая действительно что-то из себя представляет. Не просто текст, набор букв и бессвязных предложений, а настоящую вещь достойную издания.
Хотя с другой стороны издать можно что угодно, даже слабый, сырой текст, при правильном к нему подходе в конечном результате может получиться вполне читабельным романом. Но делать из дерьма конфеты Андрей не любил, он был максималистом, самотёк делил на две категории: писанину графоманов и стоящие вещи. К сожалению "стоящие вещи" попадались не так часто, как того хотелось бы Гурову. Возможно, ему просто не везло на талантливых авторов, а возможно он слишком высоко ставил планку.
Гуров придерживался мнения, что редактору не обязательно читать рукопись целиком, чтобы иметь представление о её качестве, иногда вполне достаточно прочитать "по диагонали" и сразу станет ясно "ху из ху".
Но порой было жалко тратить время даже на чтение "по диагонали"; сырые, невычитанные рукописи с первых строчек резали глаз грубейшими ошибками, от которых сразу хотелось отгородиться каменной стеной. Такие рукописи безо всякого сожаления отправлялись в "корзину".
Но! Помня о втором правиле, Андрей читал весь самотёк, а после, когда спустя время, как правило - месяц, начинались звонки от авторов, тактично отвечал, что их рукописи не подошли. Звонившие реагировали на отказ по-разному: одни извинялись и вешали трубки, вторые начинали допытываться, что да как, третьи требовали, чтобы Андрей зачитал отрицательную рецензию. Рецензий не было, Гуров избавлял внештатных рецензентов от чтения слабых текстов.
Многие считают работу редактора лёгкой, не подозревая, что занимаясь чтением чужих рассказов, романов и повестей, редактор - живой человек, а не робот - пропускает всё через себя. А от этого здорово устаешь. Не физически - морально.
Проверив почту, Андрей обнаружил три новых письма с прикрепленными файлами. Рукописи! Две были отправлены ночью, третья в семь утра. Авторы не дремлют.
Сделав большой глоток из чашки, Гуров открыл первое письмо. В теме значилось: "Новый автор. Вадим Лазарев".
Из сопроводительного письма Андрей узнал, Лазареву было двадцать восемь лет, он жил в Москве и написал роман объёмом шестнадцать авторских листов.
Редактор поморщился и на миг прикрыл глаза. Захотелось курить. Авторы! Что за люди. Неужели, прежде чем отправлять рукописи, им лень зайти на сайт издательства и ознакомиться с требованиями для новичков. Ведь ясно же сказано, рукописи, относящиеся к жанру которым занимается редактор Гуров, принимаются к рассмотрению, если их объём не более четырнадцати листов.
Синопсис отсутствовал, что окончательно добило Гурова. Достав из пачки сигарету и зажигалку, он вышел в коридор.
Вернувшись, Андрей сел за стол. Минутой позже на мониторе появился текст. Первая глава романа Лазарева.
Три главы Андрей читал взахлеб, глаза жадно впитывали ровные строчки, и совсем не возникало желания сделать перерыв, покурить или выпить кофе. В какой-то момент Гурову показалось, что он сидит не за столом в кабинете, а находится там, в романе Вадима Лазарева. У Андрея с детства аллергия на тополиный пух, и что удивительно, когда в романе герой не спеша шёл по дороге, отмахиваясь от летавшего пуха, Гуров начал чихать.
"Убить" в себе читателя Андрей не смог. Он по-настоящему был увлечен чтением рукописи пришедшей самотёком.
К реальности Гурова вернул Антон, тряхнув коллегу за плечо и кивнув в сторону двери.
- Пойдём, покурим, - Антон лениво подошёл к выходу и обернулся. Андрей продолжал сидеть за столом.
- Позже, - отрешённо ответил он, продолжая читать.
После пятой главы Андрей сделал небольшой перерыв. Приготовив кофе, он отошёл к окну, прокручивая в голове сюжет Лазарева. Бесспорно, сюжет интересный, читателю понравится. Здесь нет тяжеловесных фраз, нет пустоты и безликости. Когда читаешь, перед глазами мелькают картинки, идёт видеоряд, Андрей читал и одновременно смотрел фильм. Фильм, в котором нет ничего лишнего. Точно - ничего лишнего. Это главное. Роман написан таким образом, что читатель постоянно находится в напряжении. Прочитав одну главу, хочется читать дальше. Здесь есть живое действие, оно не даёт скучать, должно быть, автор действительно талантлив, если ему удалось заставить Андрея видеть героев романа такими, какими их представлял он сам. Почему-то Андрею показалось именно так. Может, он и ошибался, но чутье подсказывало, что Гуров прав на все сто.
Почему он чихнул, когда героя "атаковал" тополиных пух, почему обернулся вместе с героем, услышав сзади женский крик? А Андрей действительно обернулся, не здесь, а там. Он был там, вместе с героем. И он отчётливо видел женщину, слышал её крик. Она была одета в жёлтый сарафан, а кисть правой руки испачкана кровью...
Стоп. От впечатлений надо избавиться. Андрей подошёл к столу. Ему захотелось увидеть Вадима Лазарева.
Тем же вечером Гуров дочитал роман. Сделав исключение из правил, он взял папку с отпечатанными листами домой. Никогда прежде Андрей так не поступал, работой он занимался исключительно в рабочее время, тогда как свободное время тратил на личную жизнь.
В первом часу Гуров закрыл папку, борясь с желанием незамедлительно набрать номер Лазарева.
Он ему позвонит, обязательно позвонит. Но только не сейчас. Глупо идти на поводу у эмоций.
Андрей начал ходить по комнате. Для того чтобы успокоится ему требовалось немного сгустить события, грубо говоря, добавить в бочку мёда, ложку дёгтя. Ну, подумаешь, удачно написанный роман, размышлял Гуров, не более того. Не шедевр. Потенциальный бестселлер? Вполне возможно. Если издательство возьмется за раскрутку, а, по всей видимости, так и будет, то роману Лазарева обеспечен успех. Ну и что? А ему, Андрею, какое до этого дело? С какой стати он так завёлся, можно подумать никогда прежде не читал ничего более интересного.
Нет, здесь дело в другом, совсем в другом. Но в чём?
Куда-то подевалась пачка сигарет. Не найдя её, Андрей открыл новую. Вышел на балкон, закурил, сел на край продавленного кресла.
Странные мысли проносились в голове, Гуров никак не мог остановить их бурный поток и ухватить ту, которая не давала покоя. Выкуренная сигарета не помогла - Андрей продолжал накручиваться.
Вначале третьего он стал ненавидеть Лазарева. Зачем он написал этот роман, зачем отправил его в издательство, и почему рукопись попала именно к нему? Странная штука, до сегодняшнего дня Гуров ненавидел графоманов, и вот, пожалуйста, новый автор прислал своё произведение. То самое, достойное произведение, которое так стараются отыскать среди тонны макулатуры редактора. Он его нашёл! Казалось бы, надо порадоваться за автора, что в принципе он и сделал. Но теперь, когда стало ясно, какая именно мысль заставила радость обернуться разочарованием и злобой на самого себя, Гуров сник.
Он всегда старался жить в ладах с совестью, подлостей никому не делал, врагов не наживал, так неужели сейчас, в эту самую минуту, сидя на тёмном балконе и дымя очередной сигаретой, он решиться сделать то, о чём впоследствии может пожалеть?
А он пожалеет, если решится, то обязательно пожалеет. Разумеется, не сразу, но со временем совесть не даст спокойно жить.
Наравне с графоманством Андрея бесило собственное чувство справедливости. Зачем оно ему нужно, что он от этого имеет? Как ни старайся, а для всех всё равно не станешь хорошим, хоть из кожи вылези - не получится. Так может, не заниматься самоедством и поступить так, как подсказывает... А что подсказывает, спросил сам себя Гуров. Совесть? Нет, навряд ли, совесть как раз кричит, надрываясь, чтобы он одумался. Тогда что же? Жадность? Алчность? Азарт?
Андрей достал из бара бутылку коньяка. Пил Гуров крайне редко, даже в компаниях, когда был подходящий повод, предпочитал пить сок. Но сейчас сложилась неординарная ситуация, сейчас можно было себе позволить рюмку коньяка. Андрею необходимо принять правильное решение, вернее ему необходимо заставить самого себя поверить в то, что решение, которое он уже принял, и вряд ли его изменит, и есть правильное.
Актёру, чтобы выйти на сцену и с блеском сыграть роль, нужно в неё вжиться. Вот и Андрей пытался вжиться в роль, которую намеривался сыграть в ближайшие дни. А когда именно, завтра или послезавтра, он ещё не решил.
Коньяк обжог горло. Как бы сказал дед Андрея - не пошло. Пришлось вновь закурить. Теперь Андрей курил на кухне, идти на балкон не хотелось.
Утром Андрей приехал в издательство в хорошем настроении, его не смогла испортить даже огромная пробка, в которой он простоял дольше обычного. Перебросившись несколькими фразами с Антоном, Гуров приступи к своим прямым обязанностям. Вадиму Лазареву он не позвонил. Не понёс его рукопись и главному редактору, как планировал ранее. Он забыл о Лазареве. На время. На пару-тройку дней.
До шести часов Андрей браковал присланные ему "шедевры". Правда, справедливости ради стоит отметить, что одну рукопись он всё-таки отправил на мейл рецензенту.
В седьмом часу, покинув издательство и подойдя к машине, Гуров достал из кармана мобильник.
- Вечер добрый, - сказал он в трубку несколько секунд спустя, сев на водительское место. - Это Гуров.
Была среда. Третье число.
2
Сегодня с замком пришлось повозиться: ключ свободно входил в отверстие, но поворачиваться в ту или другую сторону не собирался. Вадим посчитал это счастливым знаком. С пятой попытки замок поддался, ключ пару раз повернулся, раздался щелчок, после чего Лазарев положил связку в карман и торопливо подошел к лифту.
Из дома он вышел с большим запасом времени, но, несмотря на это шёл быстро, будто опаздывал. До издательства можно было добраться или на метро - предстояло проехать пять остановок плюс одна пересадка - или на автобусе. Правда, у метро было одно большое преимущество - поезда никогда не стоят в пробках, чего не скажешь о наземном транспорте. Прежде чем спуститься в подземку Вадим остановился у табачного киоска. Курить он бросил около года назад, причём бросил резко, не растягивая процесс отвыкания от никотина на долгое время. Просто вечером выкурил последнюю сигарету и дал себе слово, что больше не сделает ни одной затяжки.
Слову своему сам не поверил, так как уже не единожды бросал, но через пару-тройку дней чиркал зажигалкой. А тут вдруг получилось. Неизвестно, как и почему, но Вадима совсем не тянуло покурить. Прошёл день, второй, неделя - тяги не было. Некоторый дискомфорт в виде лёгкого головокружения, кратковременной депрессии и раздражения он ощутил спустя полтора месяца, но его успокоили, сказав, что это вполне естественно - организм много лет получал дозу никотина и вдруг её перекрыли. Недомогание прошло дней через тридцать, с тех пор Вадима тошнит от табачного дыма и вида сигарет.
Сегодня захотелось затянуться. Нестерпимо! Прям до зубного скрежета. Нервы были на пределе, нужна была отдушина, а никакой другой отдушины кроме сигарет Вадим не знал.
Борясь с желанием протянуть в окошко купюру и получить вожделенную пачку, Вадим резко подался в сторону и быстро зашагал к лестнице.
В метро было душно, но немноголюдно. Вадим встал в центре станции и зачем-то обернулся назад. У него появилось ощущение, что за ним наблюдают, он затылком чувствовал на себе чей-то колкий взгляд. Может, смотрел тот старик или тётка с саженцем смородины? В желудке кольнуло. Опять появилась неуверенность и апатия.
Из тоннеля с рёвом вырвался состав. Двери открылись, Вадим ступил в вагон - будто оказался в парной - и сел на крайнее сидение. Спать свершено не хотелось, но он закрыл глаза. Когда глаза закрыты, думается намного лучше, ты только слышишь, но ничего не видишь, и мысли в голове прокручиваются более чётко.
Сейчас Вадим думал об издательстве, он вспоминал свой вчерашний разговор с редактором и неописуемую радость, которая последовала сразу, как только из трубки донеслось низкое: "Ваша рукопись нам подходит". А ещё говорят, понедельник тяжелый день, да ничего подобного. Ему позвонили вчера, а вчера был понедельник, восьмое число.
Рукопись подошла! По спине Вадима пробежались мурашки. Он ещё до конца не осознал, что едет на встречу с редактором, казалось, что это сон, который вот-вот кончится.
Лазареву было двадцать восемь лет, а писать он начал в девятилетнем возрасте. Отец с матерью подарили на день рождения интересную книгу, Вадим уже и не помнит её названия, но суть в том, что после прочтения он твёрдо для себя решил стать писателем. Не откладывая дела в долгий ящик, начал писать в ближайшие выходные. Мини повесть была написана примерно за неделю. Вадим был горд и единственное, что его несколько угнетало, была странная реакция родителей. Они мило улыбались, трепали сына по волосам и совсем не высказывали той признательности, которой он от них ждал.
Вадим писал повести, рассказы, иногда детские сказки. Он давал их читать друзьям, и они - Вадим был уверен, что друзья говорят чистую правду - просили написать продолжение. В подростковом возрасте тяга к сочинительству не пропала, напротив, она усилилась в несколько крат.
В аттестате Лазарева было всего три пятерки: по русскому языку, литературе и физкультуре. В семнадцать лет, уже учась в институте, Вадим написал свой первый роман. Полноценный! В нём было двадцать глав, закрученный сюжет и весьма необычная развязка.
- Ты бы не занимался ерундой, - сказал тогда отец.
- Вадик, зачем тебе это надо? - чуть виновато спросила мать.
С тех пор Вадим никогда не давал родителям читать то, что писал. А зачем? Они всё равно не оценят, не похвалят, не поддержат. Для них он обыкновенный бумагомаратель, которому от нечего делать нравится изводить бумагу.
Институтские друзья над Лазаревым посмеивались, дали кликуху "Писатель". А он был рад, рад без памяти. Писатель - это ведь звучит.
Короче говоря, ни один человек не поддержал Вадима в его стремлении когда-нибудь стать писателем. Для его окружения писатели были какими-то неземными существами, которые вроде как и живут среди обычных людей, но рождаются и умирают точно не на нашей планете.
После института Вадим стал офисным работником. Одним из тысячи.
Но писать продолжал несмотря ни на что. В двадцать два Вадим женился. В двадцать пять развёлся. За три года семейной жизни Лазарев не написал ни строчки. Зато потом в буквальном смысле сорвался с цепи. За два года он написал четыре романа. Они уже были отредактированы и готовы к отправке, как вдруг в компе появился вирус. Он уничтожил жёсткий диск вместе с четырьмя рукописями. Ни на флешки, ни на съёмном диске копий рукописей не было - Вадим об этом не позаботился.
Удар ниже пояса! Вся работа пошла коту под хвост.
Но Вадим был оптимистом, он усмотрел в исчезновении рукописей добрый знак. Значит, так тому и быть, рукописи уничтожены, но он-то остался.
Лазарев начал новый роман. Девять месяцев писал, четыре месяца редактировал, после отправил в издательство.
И вот, вчера раздался звонок от редактора. Ему назначили встречу. Вроде бы жизнь прекрасна.
О встрече он никому не сказал, пока не сказал. Боялся, что сглазят, позавидуют, не так подумают и всё пойдёт насмарку. Хотя бояться вроде и нечего. Ему позвонили из издательства, ему дали зелёный свет, его ждали.
Сомнения возникли из ниоткуда. Просто возникли и всё. Вадим вспомнил разговор с редактором, кажется он - от волнения имя не запомнилось - представился Андреем, и пришёл к выводу, что тот говорил не совсем обычно. Голос вкрадчивый, острожный, слова нарочито растягивались и между ними делались убийственные паузы. Возможно, Вадим излишне драматизирует, а возможно и нет. И потом, с какой стати Андрей предложил встретиться не в самом издательстве, а в открытом кафе неподалеку.
Неужели подвох? Чья-то дурная шутка? Может, ему звонил не редактор, а кто-нибудь из недоброжелателей? Решили прикольнуться, поиздеваться, а чем можно задеть за живое человека, который мечтает издать свой роман? Правильно, звонком якобы от редактора.
Кафе. Открытое кафе не давало покоя. Ну, почему же именно в кафе?
Вадим открыл глаза. На следующей станции ему выходить. Тело сделалось чужим, ноги отяжелели, в желудке продолжало остро колоть. И опять захотелось курить, Вадим явственно ощутил, как берёт сигарету, как мнёт её между пальцами, прежде чем прикурить, он чувствовал её вкус, чувствовал, как после глубокой затяжки дым наполняет лёгкие.
Его начал бить кашель. Вскочив с места, Вадим подошёл к двери и в этот момент состав оказался на станции.
Часы показывали без двадцати два. Встреча назначена ровно на два. Как убить эти двадцать минут, чем себя занять, чтобы окончательно не свихнуться. Двадцать минут это так мало, всего лишь двадцать раз по минуте. За это время можно успеть выкурить четыре сигаретки... Вот, снова мысли о сигаретах, сегодня они его не покинут, будет идти борьба, а кто окажется победителем сказать затруднительно.
Из метро Вадим вышел взмыленный и дерганый. Всё! Надоело сопротивляться, нервы едва не лопались. Вытащив деньги, он подошёл к киоску.
- Эл-Эм синий, - сказал он скучающей продавщице.
- Синего нет, - ответила она прокуренным голосом и в подтверждение того, что сама является злостной курильщицей, начала кашлять.
- Давайте красный, - Вадим огляделся по сторонам.
Тётка в киоске почему-то медлила. Она будто знала, что Лазарев не курил больше года, и специально тянула время, чтобы дать ему одуматься. Но он уже твердо решил - одну сигарету выкурит точно.
Получив пачку и сдачу Вадим отошёл на несколько шагов от киоска, сунул деньги в карман и уставился на сигареты. Выходит, они взяли над ним верх, он боролся, сопротивлялся, но в итоге проиграл борьбу. Ладно, об этом сейчас думать бесполезно, в конце концов он не виноват, что ситуация сложилась именно так, а не иначе. Сегодня ему можно покурить, день ведь неординарный.
Часы показывали тринадцать пятьдесят две.
Вадим видел то самое открытое кафе, в которое ему предстояло отправиться. Видел, но идти туда не спешил. Ноги приросли к асфальту.
Открыв пачку, он достал сигаретку и положил её в рот. И тут до него дошло, что с собой нет зажигалки. Он выбросил её ещё год назад, в тот вечер, когда пообещал себе не иметь дело с сигаретами.
Чёрт! Все против него. Время - без пяти два. Пора идти. Поколебавшись, Вадим бросил в урну сигарету, а спустя секунду туда отправилась и пачка.
Нет, этот бой он всё-таки выиграл.
В кафе было немноголюдно, за одним столиком сидела симпатичная блондинка с коренастым парнем, за другим расположился жилистый мужчина с лицом покрытым оспинами, за третьим двое мужчин. Один молодой, на вид лет тридцать-тридцать пять, светловолосый, одет в серый костюм в полоску. Второй значительно старше, лет пятидесяти, холённый, в дорогом костюме. Они о чём-то увлеченно разговаривали, но в какой-то момент светловолосый бросил взгляд на Вадима, осёкся и прищурил глаза.
На всякий случай Вадим обернулся назад. Нет, сзади никого не было, тот мужчина смотрел на него.
Когда он встал из-за столика и начал приближаться к Лазареву, Вадим понял - это Андрей. Редактор.
- Вадим?! - уверенно спросил мужчина, приблизившись к Лазареву вплотную.
- Да. А вы Андрей?
- Будем знакомы, - Гуров протянул руку.
Обменявшись крепким рукопожатием, они, не сговариваясь, пошли к столику, за которым сидел незнакомец. На его лице блуждала лёгкая, едва заметная улыбка. Как только Вадим оказался от незнакомца на расстоянии полутора метров, Андрей поспешил его представить:
- Знакомься, Вадим, это Владимир Эдуардович.
3
Отказавшись делать заказ, Вадим выжидательно посмотрел на Андрея. В его глазах застыл немой вопрос, а Гуров, делая вид, что не замечает пристального взгляда Вадима, пытался выглядеть эдаким весельчаком. Совершенно не к месту он рассказал анекдот про двух писателей, неестественно рассмеялся и начал вертеть в руках пластмассовый стаканчик. Владимир Эдуардович, кстати, Вадим так и не понял, кто он такой и почему пришёл вместе с Андреем на встречу, продолжал хранить молчание. Но в отличие от Гурова, который чувствовал себя не в своей тарелке и излишне дергался, держался очень даже уверенно. Владимир Эдуардович пристально смотрел на Вадима и не отводил взгляда даже тогда, когда Лазарев осмеливался смотреть на него.
Всё это выглядело странным и немного нереальным.
- Значит, вам понравился мой роман? - не выдержав гнетущей паузы, спросил Вадим.
- Роман неплохой, - тон Андрея сделался суровым. - Конечно, он требует серьёзной доработки, но думаю, как раз с этим у нас не возникнет проблем.
- Какой конкретно доработки? - Вадим был готов впитывать каждое слово Гурова.
- Для начала придётся немного сократить объём.
- Но это невозможно! - выкрикнул Вадим и вздрогнул от собственного крика. Ему сделалось неловко за секундную слабость, щёки запылали, на висках выступил пот.
Зачем он закричал, почему не смог сдержаться?
Владимир Эдуардович брезгливо отодвинул от себя стаканчик с нетронутым кофе.
- Молодой человек, - он смотрел на Вадима снисходительно. - В этой жизни нет ничего невозможного. Вы конечно со мной поспорите, ведь писатели любят отстаивать свою точку зрения. Я прав?
Вадим промолчал, но ему определённо польстило, что его назвали писателем.
- Неужели не будите спорить? - наигранно удивился Владимир Эдуардович.
- Вадим, - Андрей не дал Лазареву ответить. - Роман сократить необходимо, это одно из наших условий. Кроме того, вам придётся оживить главного героя.
- Но...
- Финал должен быть позитивным.
- Насчёт главного героя согласен, я сам хотел оставить его в живых, но под влиянием обстоятельств... Короче говоря, здесь полностью с вами согласен. Недели за три я справлюсь.
Андрей надул щёки, на несколько мгновений задержал воздух, а потом резко выдохнул.
- Три недели, так три недели. Издадим мы вас в покете, тиражом пять тысяч экземпляров.
Пока Андрей говорил, Владимир Эдуардович наблюдал за реакцией Вадима. Наблюдал и ждал. Чего? Пока было неизвестно.
Но реакции не последовало, Вадим молча кивал.
- Ваш герой должен стать сквозным, чтобы получился цикл романов, - продолжал Гуров. - Сколько времени уходит на написание рукописи?
- Месяцев шесть, плюс два на редактуру.
- Неплохо, - Андрей посмотрел на часы.
- А быстрее писать вы можете? - спросил Владимир Эдуардович.
- Может быть. Я не ставил себе цели написать роман за пару месяцев.
- Вадим, - Владимир откинулся на спинку стула. - Расскажите немного о себе. Ну, так, вкратце.
Лазарев заерзал. Чего он не терпел, так это когда его просили вкратце пересказать собственную биографию. Ну не умел он умещать свою жизнь в два-три предложения. Что можно сказать о себе, если коротко? Родился в Москве, учился в Москве, женился в Москве и развёлся там же, так что ли? Намного проще отвечать на конкретные вопросы.
По всей видимости, Владимир уловил ход мыслей собеседника, и поинтересовался его семейным положением.
- Был женат, потом развёлся.
- Что так? - хмыкнул Андрей.
- Не важно. - Владимир дал понять, что вопросы здесь будет задавать только он. - Живёшь один?
- Пока да.
- Родители есть?
Вадим насторожился. Какой-то неправильный разговор у них получается. Больше смахивает на допрос.
Гуров в очередной раз посмотрел на часы.
- Так у тебя есть родители? - повторил Владимир Эдуардович.
- Есть, - Вадим не узнал собственный голос.
- А работаешь где?
- Последние шесть месяцев занимался романом.
- Значит, постоянной работы нет? - почему-то обрадовался Андрей.
- Я хочу быть писателем, - осторожно, но твёрдо сказал Лазарев.
- А жить на что будешь? - Владимир засмеялся, но глаза оставались серьёзными. - У нас ведь все писатели нищие люди, у них денег нет. Издатели, - он кивнул в сторону Гурова, - платят им копейки. На пальцах обеспеченных писателей пересчитать можно. Писать можно, когда у тебя солидный счёт в банке, а писательство это хобби. По-другому никак, извини, друг.
- Что, настолько всё фигово?
Владимир развёл руками.
- Ты у Андрюхи спроси, много он знает писателей, который бутерброды с икрой едят.
- Знаю некоторых, - протянул Гуров.
- И сколько им годков, под восемьдесят наверное? Писать ещё в совке начинали. Так это совсем другое дело.
- Есть и молодые, довольно известные, - Вадим назвал несколько фамилий.
- Бабла они в свою раскрутку сколько вложили, ты в курсе? Или думал, пришли в издательство и их сразу раскручивать начали? Нет, Вадик, нечего, что я так фамильярно? Не знаешь ты изнанку издательской кухни. Хорошая рукопись, даже гениальная рукопись ещё не гарант того, что её автор станет богатым и знаменитым. Вот ты, например, хочешь стать богатым?
- Скорее да, чем нет.
- Молодец. А знаменитым?
- Как карты лягут.
- Ответ неправильный. Если станешь богатым, придёт и слава. Когда есть деньги, карты ложатся по твоему желанию. Что, не веришь?
Вадиму уже поскорее хотелось закончить разговор и отправиться домой. Судя по всему, время поджимало и Гурова. Без двадцати три, он встал и заискивающе покосился на Владимира.
- Мне пора идти. Вадим, значит, мы договорились: рукопись надо сократить, героя воскресить из мёртвых. У тебя три недели.
- Вы не сказали, до какого объёма сократить роман?
- До четырнадцати авторских. Владимир Эдуардович, жду вечером вашего звонка. - Протянув руку сначала Владимиру, а потом и Вадиму, Андрей поспешил уйти из кафе.
Оставшись к Лазаревым наедине, Владимир Эдуардович спросил, торопиться ли Вадим домой. Дать положительный ответ Вадим постеснялся, пришлось заверить, что во времени он не ограничен.
- Отлично. Тогда, может, отметим начало твоего сотрудничества с издательством? Есть одно достойное местечко, можем туда отправиться, ты не против?
- Владимир Эдуардович, а вы кто? Простите за вопрос, просто...
- К издательскому бизнесу не имею никакого отношения. У меня другой бизнес, - он ткнул палец вверх. - Надёжный бизнес, ты меня понимаешь?
Вадим не понимал, но чтобы не выглядеть глупцом, быстро закивал.
В кафе Владимира привёз личный шофер, который всё это время сидел в дорогой иномарке, дожидаясь хозяина.
Достойным местечком оказался ресторан в центре Москвы. Цены здесь были заоблачные, и Вадим несмело напомнил Владимиру, что в настоящий момент не имеет постоянной работы.
- Расслабься, я приглашаю. Кстати, забыл спросить, свой роман ты разослал в несколько издательств?
- Нет, только в одно.
- Почему же в одно?
Вадим пожал плечами.
- Прозвучит самоуверенно, но я чувствовал, что его примут.
- А в Интернете отрывки не размещал, во всяких там живых журналах, блогах, сайтах?
- Нет.
- Точно? - в голосе Владимира появились отсутствующие ранее металлические нотки.
- Зачем мне размещать отрывки в Интернете, я не любитель этого дела.
- Ну, допустим, а кто вообще кроме Андрея успел прочитать роман?
- Никто.
- Что, и друзьям не давал читать?
- Им не интересно, - ответил Вадим, осмотревшись по сторонам.
- А родители?
- Они тем более не читают мою... писанину.
Владимир Эдуардович засмеялся. Вадим засмеялся тоже. Теперь ему сделалось легко, и даже этот странный человек, который почему-то ходит вокруг да около - Вадим не сомневался, что Владимиру от него что-то нужно - неожиданно показался простым и компанейским.
Интерьер ресторана был выдержан во французском стиле, скорее всего классическом, о чём свидетельствовали мраморные колонны цвета слоновой кости, античный декор стен - настенная живопись, фриз под лепнину, облицовка и хрустальные люстры.
На узких окнах висели жаккардовые занавески с растительным орнаментом. Рассеянный мягкий свет исходил от светильников в виде треснувших эллипсов.
Пол был выложен терракотовой плиткой, на нём стояли большие вазоны - расписанные мифологическими сценами - с белыми и красными цветами.
Овальный столик был покрыт кружевной золотистой скатертью и сервирован белыми изящными тарелками лиможского фарфора, серебряными столовыми приборами, бокалами из тонкого хрусталя и льняными салфетками.
В зале чувствовалась элегантная роскошь. Но Вадим среди этой роскоши чувствовал себя явно лишним. Начали одолевать сомнения, зачем он здесь, что последует дальше, и не придётся ли ему потом жалеть о своём согласии отправиться с Владимиром Эдуардовичем в ресторан, в котором чашка кофе стоит безумно, а главное, неоправданно дорого.
- Вадим, советую заказать говядину под сливочным соусом. Они умеют её готовить. Надеюсь, ты не вегетарианец? Нет? Тогда делай заказ.
Минут через десять Владимир пригубил вино и как-то уж очень обыденно сообщил:
- Пора поговорить о главном. Ты как, крепко собираешься ухватиться за издательство или сам ещё не решил?
- Я-то ухвачусь крепко, ухватятся ли они за меня.
- А ты как думаешь?
Вадим медлил с ответом.
- Ну, смелее.
- Всё зависит от продаж и тиража, если...
- Вадик, опять ты завёл старую пластинку. Тираж, продажи. Запомни, продать можно любую книгу. Абсолютно! Напиши её левой пяткой, сделай миллион ошибок, а из неё всё равно получится бестселлер.
- Сомневаюсь.
- Ты не сомневайся. Деньги решают всё.
- Согласен, но у меня денег нет, поэтому придётся надеяться на удачу.
Владимир Эдуардович хмыкнул.
- Вот ты считаешь себя писателем, пишешь романы, а на деле совсем не ценишь свой труд. Почему так наплевательски относишься к писательству. Что значит, надеяться на удачу, а если её не будет, похоронишь свои романы на пыльных полках книжных магазинов. Ты же там был, видел огромный ассортимент книг любых жанров, магазины ломятся от книг. Но! Покупают, я бы даже сказал, раскупают далеко не всех. Про золотые полки что-нибудь слышал?
- В основном там бренды.
- Все остальные запрятаны так, что искать будешь, не найдёшь. Тебе это надо, Вадим?
Лазареву сделалось смешно.
- Владимир Эдуардович, давайте на чистоту, вы пытаетесь меня отговорить издавать свой роман?
- Ни в коем случае!
- Тогда к чему этот разговор?
- Андрей сказал, тебя издадут пятитысячным тиражом. По-твоему, пять тысяч - много? Можешь не отвечать, это мизер. Это тираж, который способно продать любое издательство. Способно, но не продают. Книги могут лежать на складе, а автору будет сказано, что их не берут поставщики.
- А причина? - насторожился Вадим.
- Причина банальна до безобразия, - Владимир Эдуардович начал со смаком жевать кусочек говядины. - Видишь в чём дело, ты никому неизвестен, следовательно, своего читателя у тебя нет, тираж маленький, продвижения нет, рекламы - ноль. Вывод: издать - издали, а продать не смогли.
- Бывают исключения из правил.
- Бывают, но очень редко. Пойми, Вадик, книга - это товар! А товар должен хорошо продаваться, иначе, зачем он вообще нужен. Ты написал книгу, отправил её в издательство и надеешься, что они начнут продавать твой товар. В принципе всё верно, задача писателя - писать, задача издателя - издавать. Но вас слишком много, - в глазах Владимира Эдуардовича сверкнул недобрый огонёк.
- Кого, нас? - не понял Вадим.
- Писателей. Каждый думает, что его рукопись гениальна, каждый грезит о многомиллионных тиражах, а лавры достаются единицам. Ты же не хочет стать писателем-однодневкой или вечным пятитысячником? По глазам вижу - не хочешь. Так борись за место под солнцем.
Вадим опять засмеялся.
- С кем бороться, Владимир Эдуардович, вроде пока на дуэль никто не вызывал.
- Ты напрасно иронизируешь, сейчас ты молод, у тебя много амбиций. Да, да, не улыбайся, отлично знаю, о чём ты грезишь. Уже сейчас ты уверен, что пройдёт время, и ты станешь известным писателем. Признайся, есть такие мысли?
- Я их и не скрываю.
- А теперь представь своё состояние, когда надежды не оправдаются. Пройдёт год, два, десять, а ты так и останешься Вадимом Лазаревым - писателем, чей тираж не превышает пяти тысяч экземпляров. Что тогда, Вадик?
- Вы драматизируете, почему всё самое плохое должно произойти со мной? Я не причисляю себя к гениям, но и к графоманам тоже не отношусь. Многим нравится мой стиль и я...
- Постой! Ты же сказал, что роман никто кроме Андрея не читал, - Владимир Эдуардович напрягся.
- Да, - замялся Вадим. - Вернее, нет. Я вспомнил, что перед отправкой рукописи давал её почитать Лёвке.
Лицо Владимира сделалось бордовым, на лбу заиграли желваки. Отбросив в сторону вилку, он сжал кулаки.
- Что ещё за Лёвка? - в голосе слышалась неприкрытая ярость.
- Левка Родман мой друг.
- И что он сказал?
- Сделал пару замечаний, но в целом ему понравилось. Его мнению я доверяю, Левка читает двадцать четыре часа в сутки, сколько его помню, он постоянно держит в руках книгу.
- И на работе читает?
- Лёвка инвалид, передвигается на инвалидной коляске, работает на дому.
- Вадик, Вадик, и что мне с тобой делать, сначала говоришь одно, потом выясняется совсем другое. Ну, хорошо, давай поедим спокойно. Мне надо подумать.
Вадим не поинтересовался, о чём собирался думать его собеседник. А если честно, уже было неинтересно, для себя он решил, что видит Владимира первый и последний раз. Скользкий тип, пронеслось в голове, с таким лучше не встречаться и никаких дел не иметь.
Когда принесли кофе, Владимир Эдуардович вальяжно развалился на стуле и, чувствуя себе хозяином положения, впрочем, он им никогда не переставал быть, сделал следующее заявление:
- Вадим, я хочу предложить тебе сделку. Как ты уже догадался, я человек обеспеченный, могу многое себе позволить, и в первую очередь могу помочь тебе. Я имею в виду материальную помощь.
- Вы, мне? Помочь материально? С какой стати?
- Не верится, да?
- Бесплатный сыр только в мышеловке.
- А кто тебе сказал, что сыр будет бесплатным? Отнюдь, за него тоже придётся заплатить. Тебе!
Вадим резко встал.
- Вы меня с кем-то спутали, - зло бросил он, собираясь покинуть ресторан.
- Сядь! - Владимир Эдуардович схватил его за руку.
- Руку уберите!
- Вадим, сядь на место, - его тон стал мягче, но в глазах читался приказ. - Мы недоговорили.
- Не о чём больше говорить.
- Продай мне свой роман! - выпалил Владимир, в упор глядя на Лазарева.
Сначала Вадим подумал, что ослышался, он даже на всякий случай зачем-то обернулся назад. Потом медленно сел на стул, встретился взглядом с Владимиром и по выражению его лица понял - тот не шутил. Он говорил на полном серьезе.
- Я хорошо заплачу, - медленно, растягивая каждое слово, сказал Владимир Эдуардович. - В обиде не останешься.
- Зачем вам мой роман? - спросил Вадим, вместо того, чтобы послать этого самодовольного типа к чёртовой матери, встать и уйти.