Аня никогда не была любимой внучкой. Одна бабушка любила двоюродного братца, сына непутевого Аниного дяди. Дядька тот и институт бросил, и жену, подался в кочегары-отшельники, пытаясь приобщиться к культуре андеграунда, да только остался просто кочегаром, не хватило запала до митьковщины и аквариумщины, впрочем, их тогда, кажется, еще не было. Вот пить научился творчески, на этом и исчерпав все таланты. Другую свою бабушку Аня помнила плохо. Воспоминания были ускользающими, как гаснущий перед спектаклем свет. Аня видела бабушку на сцене, та выходила в плавной партии королевы в "Спящей красавице". Бывшая балерина, артистическая натура со стальным характером. Тогда она боролась с тяжелой болезнью, никому не позволяя видеть себя слабой. А дед, с которым Анины родители съехались после бабушкиной смерти, больше любил четырех детей папиного брата. Скорее всего потому, что видел их очень редко. Они жили в далекой южной республике, лишь иногда шумной, суетливой толпой наезжая в гости. Аня своих кузенов и кузин не любила, все они были безнадежно младше, а потому никак не годились в товарищи для игр.
Зато Аня всегда была любимой дочкой, хотя совершенно этого не понимала. Родительская любовь была для нее так же естественна, как воздух, и потому особой ценности не имела. Аня просто представить себе не могла, как это папа, например, может отказаться играть с ней после работы, или сесть смотреть футбол, когда по другой программе показывали мультики. Такого просто не могло случиться, и поэтому родительская любовь не воспринималась маленькой Аней как какое-то особенное, не всем доступное, благо. А вот мелкие детские обиды: некупленные игрушки, часы, проведенные дома вместо прогулок, запоминались надолго. Но в таких вещах виновата была обычно мама. У нее на первом месте стояло развитие и воспитание дочки, а уж потом проявление нежных чувств. Опасаясь, как бы росшая одна в семье Аня не стала эгоисткой, мама постоянно собирала вокруг нее детские компании, требуя, чтобы дочка была радушной и нежадной хозяйкой, училась ладить с любым, даже несимпатичным ей, человеком. В своих методах воспитания мама была последовательна и усердна, даже чересчур. Аня ненавидела эти сборища, если, конечно, поводом был не день ее рождения, когда к не интересующим ее соседским мальчишкам и девчонками прилагались подарки, а все общение можно было свести к совместному поеданию разных вкусных вещей. В воспитательных целях мама иногда будила Аню рано утром, чтобы показать, как идут в детский сад ее приятели. Особенно впечатляющей картина была зимой. Плохо совещенный двор, снежная дорожка и маленькие тени в пальто "на вырост". Анечка залезала на спинку дивана и, прижимаясь коленками к теплой батарее, с интересом смотрела на сверстников, рано приобщившихся к общественной жизни. Подобной участи девочка не боялась. Она твердо знала, что такое ей не грозит, как бы мама ни стращала.
Конечно, в некоторых аспектах познания окружающей действительности Аня была девочкой отсталой. Но мама почему-то называла захватывающие истории, которые иногда приносила из большого мира лучшая Анина подружка, "туалетными", и запрещала Ане повторять некоторые слова из них, не объясняя, что они значат. А однажды мама сильно рассердилась, когда, гордая ранним умением читать, Аня громко произнесла короткое слово, криво написанное мелом на шатком заборе, огораживающем детскую площадку. И опять Аня не узнала, что же такого криминального она сказала. Но все эти загадки ненадолго задерживались в Аниной головке, ведь она была послушной девочкой. Если мама что-то запрещала, значит, так было правильно. В конце концов "товарищ волк знает, кого есть первым".
Вот так получилось, что только школа взялась за неблагодарное дело просвещения Анюты в вопросе различия полов и еще в тысяче других вопросов, следующих за этим. Первое, заставившее девочку задуматься, выражение было "международная жопа". Знавшая значение каждого слова в отдельности, Аня не поняла смысла их сочетания. На что бойкая одноклассница по-дружески объяснила, что "сзади все одинаковые, а вот спереди -- нет!". Аня подумала, что замечание очень верное, вспомнив, как однажды ходила с бабушкой в баню. Спереди все увиденные тети были на редкость разные. Так она авторитетно и заявила, услышав в ответ обидный смех. Оказалось, со слов все той же одноклассницы, что дяденьки спереди еще более разные, и именно поэтому они и дяденьки! Больше Аня в тот день ничего нового не узнала. Однако и на том этапе проблема половых различий не очень-то взволновала девочку. Но вдруг почему-то ей стало интересно разглядывать других девчонок в физкультурной раздевалке, или в медицинском кабинете, когда классу делали прививки.
Дальше всего в своих ранних сексуальных опытах Аня пошла с подружкой Ленкой. Это случилось в тот день, когда дождь не давал играть во дворе, и девчонки пришли к Ане домой. Придумался какой-то сложный сценарий, квартира превратилась в сказочное царство, по которому отважные путешественницы ходили в поисках не то сокровищ, не то пищи. Самым таинственным местом стала ванная. В ее темную тесноту, с поблескивающим боком раковины, длинной шеей крана и змеей душа, можно было отправиться с фонариком. А фонарик был не простой, нужно было сильно-сильно сжимать и разжимать ладонь на его теплой рукоятке, чтобы из его жужжащего тельца выползло щупальце слабого желтого луча света. В запертой изнутри, защищенной от дедушкиных посягательств, ванной быстро стало жарко, и Аня сняла футболку. В этот момент Ленка, зажужжав фонариком, направила пятак света на ее сосок, темный и маленький, как спичечная головка, и принялась пристально разглядывать его. Аня тоже заинтересовалась. "Знаешь, когда у нас груди вырастут?" -- Спросила Ленка. Аня покачала головой, но почему-то от такого разговора стало еще жарче. "Скоро, -- авторитетно сказала подруга. -- И еще волосы. Тут". Она протянула руку и через тонкие шорты коснулась Аниного лобка. Ощущение было странным, но неприятным Аня бы его не назвала. "А у тебя уже есть волосы?" -- Спросила Аня. Вместо ответа Ленка отдала Ане фонарик и, задрав юбку, стянула трусики. "Гляди!" Аня посмотрела и даже потрогала безволосую выпуклость с едва намеченной выемочкой посередине. "Теперь ты покажи! -- Скомандовала Ленка". Аня стянула шорты и трусики, приняв на себя свет фонарика и холод Ленкиных пальцев. По спине побежали мурашки, но одеваться совсем не хотелось. Аня была уверена, что если бы мама вдруг узнала о том, чем они занимаются с Ленкой, то не избежать было бы строгого разговора, а может быть и нескольких дней хмурого маминого молчания после выговора. Только от мысли о возможном наказании стало не страшно, а как-то холодно-щекотно изнутри, и воспоминание о запретном и приятном, связанное с собственной наготой и влажной темнотой ванной, осталось у девочки надолго.
Конечно, потом было многое. Сексуальное просвещение пошло семимильными шагами, и чисто анатомические аспекты быстро остались в прошлом, тем более, что Аня ходила в художественную школу и изучала самые выдающиеся тела мира, изображенные во всех подробностях, на плоскости и объемно. С вопросами деторождения она тоже потихоньку разбиралась, но как-то отстранено, холодно, так же безразлично, как читала учебник по биологии. Всевозможное наскальное творчество, оставленное на партах поколениями руководимых гормонами предшественников, Аню не очень интересовало. Хотя кое-что новое она из него почерпнула.
Классу к седьмому, вместе с первыми месячными, у девчонок наступил период всеобщей влюбленности. Кто-то сходил с ума от актеров, держа в заветной тетрадке купленную в киоске или вырезанную из журнала фотографию. Снимок передавался влажными руками под партами, а счастливая влюбленная не раз целовала дорогое изображение. Кто-то заинтересованно поглядывал на немолодого уже, лет тридцати, физика, толстенького с жидкой бородкой, чем-то похожего на портрет какого-то писателя, что висел в кабинете литературы без подписи. А особенно развитые одноклассницы обращали внимание на мальчиков из параллельных классов. Кто-то уже ходил парочками: она -- впереди, он чуть сзади, размахивая ее портфелем. А кто-то даже целовался на закрытой лестничной площадке за столовой. Также безнадежно, как актера или физика, можно было любить общепризнанного красавца Диму Новикова, десятиклассника, комсорга школы.
Но все это не привлекало Аню, казалось мелким и "туалетным". Она была девочкой начитанной и прекрасно знала, как и где встречают настоящую любовь: на темной осенней дороге перед старинным замком, как ее любимая героиня Джен Эйр, или в поместье своего дядюшки, как Лора Глайд из "Женщины в белом". Мама была, конечно, строгим цензором, но такую классику романистики Ане читать дозволялось, хотя между двумя "легкими" книгами необходимо было прочесть что-нибудь серьезное по искусству или истории. И вот у Ани, не привыкшей выставлять чувства напоказ, но переполненной почти эротическими мечтами, густо замешанными на гормональном безумии, все вылилось в бурный воображаемый роман с трагическим концом.
Осенью седьмого класса Аня завела дневник, тогда это делали почти все девчонки. Обычная тетрадка тщательно подготавливалась к почетной миссии. Счастливые обладательницы настоящих переводных картинок лепили их на клеенчатую обложку. Остальные довольствовались вырезанными из открыток зайчиками, розами и снегурочками, которых приходилось постоянно подклеивать, отчего обложка заветной тетради становилась негнущейся и грязной. Потом на каждой страничке рисовали картинку, тщательно копируя из какой-нибудь книжки красавицу-героиню или цветок. Позже появлялись записи. Девчонки писали всякую чушь, это Аня знала точно. Они переписывали друг у друга стихи о разбитых сердцах и одиночестве, рисовали целующиеся губы или складывали странички пополам, написав сверху "СМОТРЕТЬ НЕЛЬЗЯ!", а когда любопытствующие отгибали уголок, то получали по заслугам, читая: "Куда ты лезешь, ты, свинья, ведь здесь написано НЕЛЬЗЯ!". И у всех все было отвратительно одинаково!
Аня же вела дневник аккуратно, описывая в нем день за днем встречи с воображаемым Прекрасным незнакомцем. Аня даже не знала, кто это был. Какой-то все время меняющийся образ, то присваивающий себе внешность и жесты киноперсонажа, то приобретающий лицо мужчины с какого-нибудь шедевра мастера Возрождения, то говорящий голосом строгого диктора. Анин герой был разным и всегда новым. Он дарил ей цветы, приглашал на прогулки, жил где-то неподалеку, но обязательно в старинном особняке, приводил к себе домой, а потом целовал в губы, обнимал, раздевался и ложился на Аню, одетую в прозрачные материи, отчего ей становилось безумно хорошо. Это всезнающая Ирка из художки рассказала Ане, что на свиданиях мужчина обязательно ложится на женщину голый, и это им обоим очень приятно. Ирка даже видела такое, когда старший брат с женой как-то забыли закрыть дверь в свою комнату. Кое-что из сцен свиданий Аня сочиняла сама, абсолютно уверенная, что именно так поступают оставшиеся наедине любовники.
Анин роман с фантомом длился целую зиму. Она писала ему в дневнике страстные письма, и столь же пламенные ответы на его записки, когда Анино воображение запрещало им встречаться. Перечитывая в любимых книгах сцены поцелуев, Аня бесчисленное число раз повторяла их на страничках дневника, добавляя все новые, будоражащие воображение, подробности. Но все кончилось внезапно и стыдно.
Как-то вечером мама попросила Аню показать "ту красивую тетрадку", и девочка доверчиво продемонстрировала маме цветы и бабочек, порхающих по страницам. Мама же поступила вероломно. Делая вид, что рассматривает рисунки, она читала описания жарких свиданий с незнакомцем. Когда была перевернута последняя страничка, мама села, повернувшись лицом к дочке, и начала тихо и строго говорить. Половину того, что тогда сказала мама, Аня не слышала из-за гулких ударов сердца, бьющего, казалось, в барабанные перепонки. Она поняла только, что сделала что-то ужасно стыдное, и не то что писать, но и хранить такие записи в приличном доме ни в коем случае нельзя. Конечно, говорила мама, она понимает, что девочку сейчас интересуют Такие вопросы, но об Этом не говорят, а уж тем более не пишут. В пример пошла классическая литература. Анина тезка Каренина, оказывается, имела двоих детей, но написавший об этом великий Лев Толстой ни разу не упомянул, как мужчина ложился на Анну. Аню трясло. После маминой речи, она только и смогла спросить, что же ей делать, как уничтожить следы ее ужасающего пошлостью преступления. Мама посоветовала порвать странички на мелкие клочки и спустить в унитаз, где и место "туалетной" теме.
Аня так и поступила, надолго погрузившись после этого в мрачные думы о собственной неполноценности. Но природа брала свое. Аню ждала первая настоящая любовь.