Весенний воздух, увлажненный медленно тающим снегом, будоражил неясные желания, смутные надежды и жажду творчества. Тонкая душа тринадцатилетней Любочки Карповой отзывалась на пробуждение природы и гормональный разгул то слезами, то мечтами. Особенно хорошо мечталось вечерами. Они уже были светлыми и прозрачными, как Любочкины чувства к Алику Петрову из девятого "а". Алик, конечно, жуткий подлец, как сказала Любочкина подруга Надя, но сердцу ведь не прикажешь. Помахивая папкой с нотами, Любочка медленно шла домой, аккуратно обходя уродливые, нелепые в своей неуместности плевки снега на тротуаре, последние следы зимы. В такт шагам начали складываться слова:
"Я люблю тебя очень, а ты меня - нет"
Любочке стало очень грустно, и она позволила себе красиво всплакнуть, подняв круглое личико к розовеющему небу. Ах, как это сладко, плакать о любви, но нужно скрывать свои чувства. Она будет, как леди Маргарет из романа "Безмолвная страсть", до дыр зачитанного всеми девчонками в классе, потому что там было очень подробно описано, как садовник Мэтью целовал, и не только, эту самую леди. Любочка прятала книжку от мамы, и сейчас же покраснела, вспомнив о ней. Тут же родилась вторая строчка.
"Я от всех укрою свой секрет"
Любочка решила не упускать вдохновенье. Она присела на тонкую металлическую перекладину косого заборчика, огораживающего чей-то палисадник. Достала нотную тетрадь и записала первые две строчки стихотворения. Получалось очень хорошо! А главное, теперь, с ручкой в руках, Любочка уже не могла остановиться и выплеснула, наконец, сокровенное, глухо бродившее всю зиму где-то в глубинах девической души.
"Что мечтаю, чтоб только меня целовал,
Ведь люблю тебя и хочу, чтобы обо мне ты мечтал."
Написав это, Любочка улыбнулась. Все! Самое пугающее уже сказано, теперь вперед, вернее, вниз, в сладкое, порочное нечто, поддаваясь зову юной плоти. Но нужные слова путались, разбегались, не складывались. Да и не знала Любочка всех нужных слов. Промучившись минут пятнадцать, она почувствовала, что сидеть на чужом заборе становится все неудобнее, да и холодно, а теплые, шерстяные колготки, на которых настаивала мама, Любочка не надела. Слишком уж они детские, в рубчик. Девчонки в тонких сеточках засмеют. Но стоило отвлечься на быт, как вновь подлетела муза. Одну за другой Любочка быстро набросала четыре строчки.
"Мы с тобой улетим на крыльях любви,
Туда где только облака видны,
Мы будем друг друга тогда обнимать,
И ты мне скажешь, что любишь меня лишь опять."
Стало сладко и горько сразу. Сладко от томления, согревающего живот пониже пупка лучше всяких рубчатых колготок, а горько от того, что подлец Алик курит, наверное, сейчас в дворовой беседке с Лариской из параллельного. Они целуются, это Любочка знала точно. Она тоже с ним целовалась, зимой, на новогодней дискотеке. Мальчишки тогда пили пиво под лестницей, и от Алика бражно пахло, он давил на Любочкины крепко сжатые губы, пыхтя и липко обхватывая ее бедра широкими ладонями. Любочка прерывисто вздохнула. Тогда было и противно, и страшно, и приятно. Но все это случилось один раз. А хотелось бы, хотелось... Вот оно! Любочка быстро записала еще одно четверостишье.
"И нашему счастью не будет конца.
Ты дотронешься до моего лишь лица,
И я буду счастлива с тобою вновь,
Потому что воскреснет наша большая любовь."
Любочка шумно выдохнула, поежилась и снова подняла глаза к небу, ставшему фиолетовым. Непрошеные слезы облегчения катились по щекам. В сумке завибрировал мобильный. Мама.
-- Любка, ты где?
-- Иду домой, -- сглатывая остатки романтики, ответила Любочка.
-- Давай быстро, ужин второй раз греть не буду!
Любочка неловко слезла с неудобного забора и, вырвав листок со стихами из нотной тетради, сунула его в карман куртки. Сегодня вечером надо будет кинуть стихотворение в блог. Она уже предвкушала отзывы виртуальных подружек, ее будут утешать и восхищаться. Слава стоит неразделенной любви!